Петербургский предзимний двор. Серые промозглые сумерки, падает редкий снег. Кое-где в окнах теплятся свечки. Й о г а н крутит ручку шарманки, заунывные звуки сливаются с порывами ветра. Перед музыкантом, сжимая в руке узелок и кутаясь в салоп, стоит К а т я. Больше никого «концерт» не прельщает. К р и с, почти не узнаваемый в образе кавалергарда, сидит неподалеку на каменной тумбе и пытается раскурить трубочку. Мимо пробегает Д е в а с помойным ведром в руке. Мельком взглянув на К р и с а, в недоумении останавливается и вглядывается. Потом возвращается на исходную позицию и снова, теперь уже медленней, минует красавца-кавалергарда. К р и с отворачивается, но Д е в а упрямо заходит с другой стороны. К р и с слезает с тумбы и начинает нервно прохаживаться по двору. Д е в а с ведром неотступно следует за ним. В какой-то момент К р и с резко останавливается и Д е в а налетает на него сзади, слегка проливая содержимое ведра на шинель офицера.

Д е в а. Ай! Прощения просим!

К р и с (отряхиваясь). Вот дура!

Д е в а (не веря своим глазам). Да ведь это Пашка…

К р и с (сквозь зубы). Иди, куда шла… Какой я тебе Пашка?

Д е в а. Как есть — Пашка… Матушка наша, пресвятая Богородица… Зачем-то усы наклеил… И бакенбарды! (Осторожно.) Пашенька? А ты ли это, голубчик?

К р и с. Дура, пошла вон.

Д е в а. Еще краше стал!

К р и с. Прибью. Отчепись.

Д е в а. Люди добрые! Что же это деется? Был Пашка, стал ахфицер! Ай, красавчик! Ай, кавалер! (Торопливо, рукавом, чистит полу шинели.) Что же ты, Пашенька, меня позабыл-позабросил? Как в службу вступил, так и зазнался совсем? Маруську-то бросил свою! Совести у тебя нет, Пашенька!

На звуки скандала оборачиваются и Й о г а н, и К а т я.

К р и с. Да не ори ты! (Тише, с нажимом.) Так надоть.

Д е в а. Ага, как прижметь тебя, так ты сразу, на кобелиный манер — хвост трубой и ко мне домой! А как благородным заделался, так и не ровня я тебе! Не признает! Дурой ругат! «Надоть» ему! Люди добрые!

К р и с. Не моги соваться. Здеся дело того… осударево.

Д е в а. Знаем мы про энти дела-то ваши! Вона, стоит — глазами зыркает! Дела твоя!

К р и с. Уйдешь ты или нет, дура несчастная!

Д е в а. Пускай сперва она сгинет, шаромыжница! Подстилка колдовская!

Распахивается дверь и во двор из дома выдвигается городовой Михеев. Недолго думая, П а ш к а хватает Д е в у и начинает ее целовать, одновременно отворачиваясь от полицейского.

М и х е е в. Хм… Однако. Впрочем, не воспрещается.

Вслед за М и х е е в ы м из двери выходят санитары и П о п р и с к и н в смирительной рубашке поверх драной шубы.

С а н и т а р (подталкивая). Иди, иди… Чучела.

П о п р и с к и н. Попрошу не оскорблять.

С а н и т а р. Скажи — нежные какие. А сам недолечимшись.

П о п р и с к и н (устало). Я здоров. Сколько можно твердить?

С а н и т а р. Здоровые по улицам в подштанниках не бегають.

П о п р и с к и н. Из вашей недужницы не токмо в подштанниках — без оных сбежишь. Аспиды окаянные.

С а н и т а р. Иди, иди… Сицилист.

П о п р и с к и н. Что ты понимаешь… Взяли сонного, из постели. Приспешники. Сутки после вашей эскулапии отсыпался. Не то искали бы вы меня сейчас… в Америке.

С а н и т а р (М и х е е в у). А говорит — излечился. Дурак, он и опосля бани чешется. (Второму санитару.) Опять в обход придется идтить. Склизко под воротами-то… уроним.

М и х е е в. Самый это у меня подлый двор. Летом — грязь, лужа непролазная, зимой вот — лед. Ну, я ему задам. Здеся ждите. (Двигается в сторону дворницкой, минует П а ш к у и Д е в у, подозрительно их оглядывая.) Хм. Однако… (Стучит в подвальную дверь.)

П о п р и с к и н (санитарам). Руки-то зачем было вязать?

С а н и т а р. Положено.

П о п р и с к и н. Еще бы и ноги в кандалы заковали.

М и х е е в. Дворник! (Стучит в дверь.) Отворяй, полиция! (Пауза.) Дрыхнет, сукин сын.

П о п р и с к и н. Поблагородней вас будет, господин опричник. Не знаете вы… своего народа-с. Страшно вы от него далеки.

С а н и т а р (коллеге). Наново, слышь ты, началося.

П о п р и с к и н. Простой человек шубу мне подарил, крайность мою наблюдая. А вам бы токмо хватать и таскать.

С а н и т а р. А вот запрут тебя в карцере и заткнёсся.

П о п р и с к и н. На испуг не бери! Весь ваш Петербург — один большой карцер.

С а н и т а р. Выздоровел он, гляди-ка…

П о п р и с к и н. А вся ваша Россия — один большой сумасшедший дом.

М и х е е в. Кого?

С а н и т а р (негромко). Молчи, дурак. Сами знаем.

Второй с а н и т а р. С тебя спросу нет, ты — психованный, а нам в участок потом — для чего не донесли.

С а н и т а р. Так что лучше уймись, полудурье. Или бешаным притворись, целее будешь.

М и х е е в (приближаясь). Тащи его, робяты, в желтый дом, покуда я добрый… Он еще и политический, каналья такая.

Д е в а (на мгновение освободившись от рук и губ П а ш к и). Ой, мамоньки… Дай хоть разочек вздохнуть-то, Пашка!

М и х е е в с удивлением оборачивается на возглас Д е в ы, но тут Й о г а н начинает крутить ручку сильнее и даже пытается что-то петь. К а т я неожиданно, во весь голос, ему вторит.

М и х е е в. А этим бы только горло драть!

П о п р и с к и н. Не драть, а нести в толщу масс высокое искусство!

М и х е е в. Пошли вон со двора, горлопаны! Не то в участок сведу.

П о п р и с к и н. Ну, конечно! Культура в несчастной России всегда кончается участком. Чем они тебе не угодили, тюремщик?

М и х е е в. Чтоб духу евонного здесь не было! (Санитары волокут П о п р и с к и н а мимо шарманщика.)

П о п р и с к и н. Благороднейший человек, артист! Прибыл к нам из далекой Пруссии. Он не только забавляет, о нет! Он пробуждает высокие чувства и помыслы. Ты его гонишь, прихвостень царский, а ведь это он, бедный музыкант, скромным трудом своим и сердца излечивает, и души людские! Не убоявшись инквизиции в белых халатах, проник в узилище и ценою собственной свободы… (М и х е е в настораживается.) Ты слышишь, острожная твоя душа? Одолел зловредную болезнь мою и… также потом… Куда ты меня тащишь, Навуходоносор? Пусти-и-и!

Й о г а н и К а т я потихоньку пытаются скрыться, однако М и х е е в проявляет внезапную прыть.

М и х е е в. А ну стой! Стоять, кому говорю! (Хватается за шарманку, отталкивая К а т ю.) Да тут целый заговор, как я посмотрю! (Дует в свисток.)

В это мгновение во двор входят Д а н т е с и К у п е ц. Мимо них волокут П о п р и с к и н а.

Д а н т е с (говорит по-французски). Э, да здесь скандал! Что это, Алексис?

К у п е ц (отвечая ему также на отличном французском языке). Не извольте беспокоиться, барон. Здесь это иногда бывает. Окраина, маргиналы… (М и х е е в у, переходя на русский.) Степаныч! Ты чего это развоевался?

М и х е е в. Здравия желаем! Непорядок, Лексей Лексеич. Сей шарманщик-то… вовсе и не шарманщик!

К у п е ц. Как так?

М и х е е в. Шпиён это! Спос… спес… Эх, мать… Шест… Как же его, едрить…

К у п е ц. Споспешествовал?

М и х е е в. Так точно!

К у п е ц. Проще реки.

М и х е е в. Так что помогал Поприскину из дурдома утечь.

К у п е ц. Ему-то зачем?

М и х е е в (понизив голос). Из немцев он.

К у п е ц. Ну и что?

М и х е е в. Вольнодумца ослобонил! Доставлю в участок. Про всякий случай.

К у п е ц (кивая на К а т ю). А эта?

М и х е е в. Песню орала не своим голосом. С ними она — заодно.

Д а н т е с. Тысяча извинений. Мой друг, нечаянная сцена затянулась…

М и х е е в. Пардон, мон шер. Одна секунда. (М и х е е в у.) Почему орала?

К а т я (неожиданно). Какое хамство!

Й о г а н. Я есть бедный музикмахер. Я пришель из Пруссия…

М и х е е в. Извольте видеть! Вместе, я извиняюсь, козла драли.

Й о г а н. Рюсски… плёхо зналь. Эта мэдьхен только помогаль…

К а т я. Во-первых, не орала, а пела. Во-вторых, право имею.

П о п р и с к и н (издали). Всех не пересажаете! (Санитары уволакивают его со двора.)

М и х е е в. А вон офицер девку тискает!

К у п е ц. Так что с того?

Д а н т е с. О, ля-ля! Где не встретишь наших повес. Салют, дружище! (П а ш к а, не отпуская Д е в у, вяло машет ему рукой.)

М и х е е в. Так подозрительно-с! Сам гвардеец, а простую девку на людях прихватил. Да еще как облапил-то… Непорядок!

К у п е ц. Ты что, брат, совсем ополоумел? Службы не знашь? (Тихо.) Ну, забрел корнет по этому делу… Благородным тоже ведь… надо.

М и х е е в. Так она его Пашкой кличет! А эти завопили на весь двор! Сговор это, Лексей Лексеич!

К у п е ц (холодно поглядев на П а ш к у и Д е в у). Значит, корнета звать Павел. А этих сведи в участок. За нарушение тишины и порядка.

К а т я (громко, по-французски, обращается к Д а н т е с у). Господин офицер! На ваших глазах происходит неслыханное преступление! Неужели вы, истинный аристократ и благородный дворянин, не вступитесь за несчастную женщину и бедного музыканта!

Д а н т е с. В самом деле, Алексис… Судя по всему, это дама из общества. Мадемуазель, вы — француженка? Аристократка?

К а т я (частит). О да, месье! Моя бедная мать была парижанка. Но проклятая революция в один миг разметала всю нашу жизнь, и вот теперь я здесь, в этой варварской стране, принуждена побираться по дворам, петь нелепые песни ради куска хлеба…

Д а н т е с. Бедное дитя! Прими же на первое время… (Дает К а т е немного денег.)

Й о г а н. О, vielen Dank, Herr Ofizier! Sie sind so freundlich… (О, большое спасибо, господин офицер! Вы так любезны… — нем. яз.)

К у п е ц (напряженно, М и х е е в у). Ну, видишь, Степаныч, все и устроилось… Иди, братец, ступай — проводи врачевателей. (Кивая на К а т ю и Й о г а н а.) А парочка сия — просто глупое недоразумение. Поприскин — вот это, брат, штучка. Слыхал, как он тут про дурдом шипел?

М и х е е в. Так точно! Разрешите идтить?

К у п е ц. Ступай, братец. (М и х е е в торопливо уходит вслед за санитарами и П о п р и с к и н ы м.)

Пауза.

К у п е ц (по-русски, сквозь зубы, К а т е и Й о г а н у). И вы… идите. Потом разочтемся… только на сей раз в деканате. А вы, Корзухина, сейчас же следуйте к своей гроссмутер. Принимайте гостя. (Теряя терпение, кричит.) Довольно уже по улицам шляться! Делом займитесь!

К а т я. Вы нас не пугайте. Нам тоже есть, что сказать. В вашем деканате.

К у п е ц. Что-что?

Д а н т е с (беспокойно, по-французски). Алексис, что все-таки происходит?

К а т я. Да вот, господин Пантелеев изволит хамить бедной даме.

Д а н т е с (укоризненно). Але-ексис…

К у п е ц (делая над собой невероятное усилие, пытаясь улыбнуться). Все в порядке, Жорж! Все в полном порядке. Проходите вон в ту дверь, нумер девятый. Поднимайтесь, я догоню.

Улыбаясь и что-то напевая, Д а н т е с уходит.

К у п е ц (не сдерживаясь). Вы что творите? Вы хоть понимаете, что вы делаете?

Й о г а н. Мы-то п-понимаем. Мы здесь п-практику проходим. А вот вы чем тут занимаетесь, это еще п-проверить надо.

К у п е ц. Мальчишка! Молчать!

К а т я. Вы не смеете на нас орать!

П а ш к а (отрываясь, наконец, от своей Д е в ы). Он еще командует… Слушайте, вы… Вы чему нас учили? Внедряйтесь, наблюдайте, живите… Делайте, что хотите, но исключительно по предписанным легендам! Только не вмешивайтесь в процесс! Так? А сами что делаете?

К у п е ц. Заткнись, идиот! Здесь местные!

П а ш к а (оглянувшись на Д е в у). Она дура, не поймет ничего! А вот вы, Пантелеев, отнюдь не дурак. Мы еще разберемся, зачем вы тут систематически спаивали Телушкина! До самоубийства его довели. Зачем приводили к нему этого писаку, гнусные слухи сочиняли. Зачем заперли в дурдоме несчастного Поприскина…

Й о г а н. Мы все д-доложим Совету института!

К а т я. Вы вступили в преступную связь с будущим убийцей Пушкина! Вы негодяй, Пантелеев! Что вы затеяли?

К у п е ц. Немедленно замолчите! Иначе…

К а т я. Ну что — «иначе»? Что? Что ты с нами сделаешь, сексот?

К у п е ц (овладевая собой). Я прекращаю вашу практику. С этой же минуты. Вы немедленно возвращаетесь на Большую Землю и забираете документы из Института.

П а ш к а. Как бы не так!

К а т я. Засели здесь, как пауки! Вы не ученые, вы… Что, думаете, я не знаю, кто такой этот ваш Погост? Сказать вам?

К у п е ц внезапно делает странный жест рукой: резко выталкивает ее вперед — отрытой ладонью, прямо перед лицом К а т и. Не говоря больше ни слова, К а т я без сознания оседает на землю. Пользуясь общим замешательством, К у п е ц разворачивается и идет к двери. П а ш к а бросается к К а т е, поднимает ее голову, пытается привести ее в чувство.

Й о г а н (в спину К у п ц а). Стой, п-подлец! (Вынимает дуэльный по виду пистолет, взводит курок и целится в уходящего Пантелеева.) Ну, не подведи, Лепажик многозарядный, модернизированный!

П а ш к а. Нет! Позже! (Выхватывает пистолет, прячет его в кармане.)

Й о г а н. Уйдет сволочь!

П а ш к а. Оба немедленно сваливайте по запаске. И сразу в больницу! Капсула перехода в подвале. Держи ключ.

Й о г а н. А ты? (Принимает ключ, торопливо вынимает из шарманки прибор «Поющий дом», все это прячет в карманах.)

П а ш к а. Поквитаюсь и тоже уйду. Быстро, Йоги, я не знаю, что он с ней сделал…

К а т я (приходя в себя, слабо). Крис… Слушай…

П а ш к а. Молчи, молчи… Йоган тебя переправит.

К а т я. Я вспомнила…

П а ш к а. Силы не трать!

К а т я. Тот офицер… С тряпкой на голове… Ну, помнишь?

П а ш к а (Й о г а н у). Бери же ее!

К а т я. Я видела такое… в Академии художеств. У скульпторов… в классе.

Й о г а н. Что ты видела?

К а т я. Они так прикрывают… незаконченные работы.

Й о г а н (поднимая Катю на руки). Ты хочешь сказать, что…

К а т я. Это она творит… призраков. Это киборги… Шарлотта. В задней комнате, у себя… Она… Меня… никогда туда не пускала.

П а ш к а. Разберемся. (Й о г а н у.) Уходи уже!

К а т я. Крис… и еще. Зря ты меня хвалил.

П а ш к а (в отчаянии). Уходите уже!

К а т я. Плохо я учила… древние языки. Давно можно было… догадаться. Кирхгоф по-немецки — погост… Это — старуха.

Й о г а н (ошеломленно). Verdammt noch mal… Genau! (Проклятье… Точно! — нем. яз.)

П а ш к а. Вот мы сейчас и посмотрим! Разбежались!

Д е в а. Пашенька, родненький! Не надо!

П а ш к а (кричит от дверей). Квартального зови! В нумер девятый, с понятыми! (Исчезает в дверях.)

Й о г а н с А л е к с о й на руках быстро бежит к подвалу, П а ш к а исчезает во входной двери. Через мгновение во дворе появляется В а л е н ю к. Завидев Д е в у, направляется к ней.

В а л е н ю к. Поприскин, Антон Михайлович, не здесь проживают? Тот, что из сумасшедшего дома убёг?

Д е в а. Ой, страшно!

В а л е н ю к. Чего тебе страшно?

Д е в а. Смертоубивство! С пистолем! Дяденька, помоги!

В а л е н ю к. Да толком говори!

Д е в а. Все скажу, все! Домовладельца нашего, Лексей Лексеича Пантелеева, сей минут застрелять! И-и, горе! А все она, змеюка проклятая! Ён-то ее за колдовство взял и порешил, с места мне не сойти! А шарманщик-то и не шарманщик вовсе, а шпиён! И поволок-то ее, и поволок! А Пашка через нее, сучку, сей момент жизни решается! Был дворник, а стал ахфицер! Ой, горе-то!

В а л е н ю к. Ничего не понимаю.

Д е в а. Туды побёг! К Кирхофше, девятый нумер! Убью, кричит, не пощажу! А потом и себя! Пашенька, родненький! И-и-и… (Садится прямо на землю, хватается за голову и причитает.)

В а л е н ю к. Участок где тут у вас?

Д е в а. Да сразу же за трактиром! Квартальный тама, зови его, дяденька! И понятных зови, как Паша велел! Страхи-то какие, страхи-то, Господи помилуй! Ведь убьеть он его, как есть убьеть! Люди добрые! Помоги-ите!

На крики Д е в ы во дворе постепенно собирается народ. В а л е н ю к убегает.