Суббота. Кабинет К у з н е ц о в а в его петербургской квартире. Жилище носит следы «былой роскоши», хотя уже давно нуждается в ремонте. Впрочем, почти везде — идеальный порядок. Он даже на письменном столе, где виднеется стопка общих тетрадей и лежит огромная толстая книга. Здесь же — включенный планшет с физиономией Павлика на дисплее. В углу стоит платьевой шкаф с зеркалом. Окно занавешено тяжелой шторой. Рядом с диваном — большое старое кресло. Посередине кабинета стоит круглый стол, покрытый скатертью. К у з н е ц о в в футболке и трениках лежит на диване, сложив руки под головой. У него на животе — раскрытая книга, страницами вниз. Он тупо смотрит в экран планшета, из которого вещает блогер Павлик.
П а в л и к. Здорово, френдЫ! С вами снова я — Павлик из Хабаровска. Йо! Йо-йо! (Делает реперский жест.) Ну, о чем будет сегодняшний базар? Только не о политике, ну ее в жопу. (Пи-ик.) Даже моя любимая женщина… Марго, иди сюда, поздоровайся с френдами.
На экране появляется Р и т а, машет рукой и исчезает.
Так вот, даже моя любимая и правильная женщина ненавидит политику и все это говно, которое вам вешают на уши из зомбиящика. И вообще сегодня же — суббота! (Пи-ик.) Мы все отдыхаем и не думаем про гребаную работу и мудацкое начальство. Или там про чертовы тучи беженцев, которые вдруг повалили в Европейский союз, все там окончательно засрали, а наши авиаторы, не долго думая, взяли да и вломили черножопым от всей широты русской души. Лично мне на это все (пи-ик!), хотя, конечно, Европу жалко.
В кабинет входит Ж е н а, одетая для прогулки.
Ж е н а. Опять лежит. Как ни зайду, он все лежит. Выключи идиота.
К у з н е ц о в (нажимает на паузу, лицо П а в л и к а замирает с разинутым ртом). Хочу и лежу.
Ж е н а. Лежи, лежи. Самому не стыдно?
К у з н е ц о в. Может человек устать?
Ж е н а. От чего ты устал? От лежания своего?
К у з н е ц о в. Неважно.
Ж е н а. Устал он. Пусть дуры по двум работам носятся, а мы будем валяться. (Ж е н а открывает шкаф, достает шкатулку из карельской березы, извлекает из нее купюры, пересчитывает, часть нервно засовывает в сумочку. Потом, со шкатулкой в руках, подходит к К у з н е ц о в у.) Вот все, что осталось.
К у з н е ц о в. Никто тебя не заставляет. По двум работам.
Ж е н а. Давай вот я тоже лягу и буду лежать? (С грохотом ставит шкатулку на стол.)
К у з н е ц о в. Давай.
Ж е н а. А жрать ты что будешь?
К у з н е ц о в. В кафе схожу.
Ж е н а. Куда? В кафе? А на какие шиши?
К у з н е ц о в. Скоро гонорар придет. Они обещали.
Ж е н а. Гонора-ар? Опять пятьсот рублей?
К у з н е ц о в. Мне хватит.
Ж е н а. Дурак ты, Кузнецов. Ну и дурак. Рассовал все по банкам и улегся. Писатель…
К у з н е ц о в (с вызовом). Да, писатель!
Ж е н а. Ему хватит. А мне? Обо мне ты подумал? Обо мне, о Ритке? Знала бы я, в кого ты превратишься…
К у з н е ц о в. Всю жизнь я о вас думал. Мне бы рассказы писать, а я все о вас думал.
Ж е н а. Был раньше нормальный мужик. Без закидонов! Потом его из начальников поперли, так он обиделся, возомнил себя непризнанным гением и лег. (Берет книгу с живота К у з н е ц о в а). Данте. «Божественная комедия». Молодец… Книжечки почитываем. Отлично…
К у з н е ц о в. Посуду помыл. Ковер пропылесосил. Хлеб принес.
Ж е н а. «Хорошо при свете лампы книжки умные читать»… Ну-ну. А кто работать будет?
К у з н е ц о в. Деньги у тебя есть.
Ж е н а. Какие деньги? Ка-ки-е день-ги?
К у з н е ц о в. Ка-ки-е я за-ра-бо-тал! Тебе чтО — мало?
Ж е н а. Это риткины деньги, охламон! На квартиру! Где она дальше жить будет, с этим своим Павликом из Хабаровска? Или тут навсегда останется? За стенкой? (Подскакивает к стене и с силой в нее колотит.)
К у з н е ц о в. Сдурела — в стенку стучать?
Ж е н а. Мое дело! Хочу — и стучу.
К у з н е ц о в. На квартиру пусть Павел зарабатывает. А то явился тут… на все готовое.
Ж е н а. Он себе на похороны — и то не заработает.
К у з н е ц о в раздраженно нажимает на «плей». Потирая ушибленную руку, Ж е н а подходит к шкафу. На экране оживает П а в л и к.
П а в л и к. И поскольку у нас сегодня законный выходной, мы с вами обсудим то главное, без чего у правильных чуваков не обходится ни одна суббота. Вы меня спросите: о чем это развел гундос наш незабвенный Павлик из Хабаровска? А я отвечу, френдЫ: конечно же, о пивасике! И мы начинаем наш всеми любимый еженедельный видеоблог «Павлик и пивасик»…
Ж е н а (под бормотание П а в л и к а). Хоть шкаф нормальный успели купить. (Приблизив лицо к зеркалу, начинает что-то рассматривать у себя под глазом.) Ты уберешь этого придурка или нет? Он меня в натуре достал. Как ты сходил?
К у з н е ц о в (снова нажимая на паузу). Плохо.
Ж е н а. А подробнее? Все надо клещами вытягивать.
К у з н е ц о в. Рак подозревают. На томограф направили.
Ж е н а. По страховке? Или опять плати?
К у з н е ц о в. Не знаю.
Ж е н а (обернувшись). То есть как это — «не знаю»? Молодец! Так узнал бы!
К у з н е ц о в. По страховке.
Ж е н а (снова вернувшись к зеркалу). Ну и сделаешь. Подумаешь, страхи. Все делают. И я делала.
К у з н е ц о в. Делала? А почему не сказала?
Ж е н а. Тебя пожалела. Ты же у нас — творец! Натура тонкая, впечатлительная. Когда хоть?
К у з н е ц о в. Послезавтра. Девять ноль-ноль.
Ж е н а (подводя губы). Не забудь — завтра у нас дача.
К у з н е ц о в. Завтра я не могу.
Ж е н а. Это еще что за новости? (Снова поворачивается к К у з н е ц о в у.)
К у з н е ц о в. У меня встреча.
Ж е н а. У тебя? Ха-ха.
К у з н е ц о в. По делу.
Ж е н а. Опять песню будешь продавать? (Ж е н а поправляет прическу.) Видела я сайт. Где ты часами торчишь.
К у з н е ц о в. Какой сайт?
Ж е н а. «Куплю-продам песню». Смех один. Дура какая-то пишет: «Я сочинила прекрасную песню. Правда, всего одну. Но она всем понравилась: маме, папе, дедушке и обеим бабушкам. Даже нашей кошке Марусе. Продам недорого».
К у з н е ц о в. Встреча на «Ленфильме». По сценарию.
Ж е н а. Какая по счету?
К у з н е ц о в. Не важно.
Ж е н а. Отвезешь и встречайся. Хоть до одури.
К у з н е ц о в. Павел отвезет.
Ж е н а. А он в твой полис вписан? Он вообще водить умеет, ты интересовался?
К у з н е ц о в. На электричке доедете. Ничего страшного.
Ж е н а. Чего-чего? Как ты сказал? На чем доедем?
К у з н е ц о в (неожиданно жалобно). Слушай, уйди, а?
Ж е н а. Что-о?
К у з н е ц о в. Ты не понимаешь, что мне плохо? Мне просто пло-хо сей-час…
Ж е н а. Некуда мне идти! Не-ку-да! Сколько ты мне всего обещал? Горы золотые! Три года еще до пенсии. Здоровый мужик! Он «устал»! Целыми днями валяется, ничего не делает, только ноет! Еще и «уйди»! Сам уходи, сволочь!
В дверь просовывается голова Р и т ы.
Р и т а. Опять ругаетесь, шнурки? Мам, это ты стучала? (Входит в кабинет — стройная, спортивная, в надрезанных джинсах. Встает рядом с матерью, смотрится в зеркало.) А ты скоро вообще?
Ж е н а. Иду-иду, уже иду…
Р и т а. Этот шарфик сюда не идет.
Ж е н а. Как это — «не идет»? Очень даже идет. Почему не идет?
Р и т а. Сюда надо бежевый. У тебя же есть бежевый.
Ж е н а. Сюда лучше красный.
Р и т а. Ой, нет.
Вваливается П а в л и к.
П а в л и к. Ну, вы скоро вообще? Здрасьте, Борис Сергеевич.
К у з н е ц о в (негромко). Стучать надо.
П а в л и к выходит из кабинета, стучит в дверь и снова заходит.
П а в л и к. Так нормально?
Молчание.
Р и т а. Папка, хорэ валяться, пошли с нами на аттракционы.
Ж е н а. У него уже скоро пролежни пойдут, у папки твоего.
Р и т а (хихикнув). Пролежни? А что это такое?
К у з н е ц о в. Что ты несешь при детях?
Ж е н а. Тебя не спросили.
П а в л и к. Во дворе чья-то новая бэха стоит. Главное, на том же месте, где Бориса Сергеевича водила ставил. Я уж подумал, его назад позвали…
Ж е н а. Ага, «позвали». Мы, Павлик, теперь все в искусстве. По самое «не могу».
П а в л и к. Стремно. Ладно, раскручусь — сами купим.
Р и т а. Вот именно.
К у з н е ц о в. С чего это, интересно? Уж не с твоего ли быдлячьего трепа? Вашим языком выражаясь? Блогер, етить…
П а в л и к. Это как сказать. На сегодняшнее утро — уже сто тридцать два подписчика. Людям интересно.
К у з н е ц о в. У этой страны нет будущего.
Ж е н а. Пафос диванного патриота. Паша хоть что-то делает.
П а в л и к (кивая на планшет). Вы же тоже… типа, смотрите.
К у з н е ц о в. Да я понять хочу! (Садится, нащупывает ногами тапки.) Я понять хочу — вы там придуриваетесь или в самом деле — козлы конченные? Я про стиль даже не заикаюсь, так в сортирах изъясняются или там у ларьков пивных! Но темы, интересы ваши… Это же… Это же…
П а в л и к. У ларьков? Каких ларьков?
Ж е н а. Они теперь в барах сидят. Ларьки — это из твоей совковой юности. «Папка»!
П а в л и к (с достоинством). «Идиоты», «козлы»… Знаете, не надо оскорблять, дорогой Борис Сергеевич!
Р и т а. Папка, ты просто продукт своего времени. Ты не понимаешь современную молодежь.
Ж е н а. Не понимаешь — не суйся.
К у з н е ц о в. Что я не понимаю? В каких барах какое пиво? Или его детский лепет о сирийской войне? Или о том, как надо телок ублажать, чтобы давали? Мне от его блогов уже блевать хочется!
Ж е н а. Выражения выбирай!
К у з н е ц о в. Я-то выбираю! А эти? Россия, родина — у них «рашка запердяевская»! А девушек как они кличут? «Давалка» — это еще самое мягкое. Нет, сказать тебе?
П а в л и к. Марго, твой папа сегодня не в адеквате. Я, пожалуй, пойду. На улице подожду.
П а в л и к решительно выходит.
Ж е н а. Ну, и чего ты добился?
Р и т а. Сейчас так все говорят. Ты, прямо, не от мира сего… Мама, пошли уже.
Ж е н а. Иди, Павлика догони. Наорать — это мы умеем. Я сейчас.
Р и т а выходит.
Пауза.
Ж е н а. И чего ты на них взъелся?
К у з н е ц о в (тяжело ходит по кабинету). Он хоть куда-нибудь устроился? Недоносок…
Ж е н а. Я что тебе? Отдел кадров? Вот взял бы, да и поговорил с ним. По-мужски.
К у з н е ц о в. Говорил уже. Без толку.
Ж е н а. У тебя все — «без толку».
К у з н е ц о в. Я ему — возьмись за ум, прояви волю, характер. Сколько можно за юбку цепляться? И хрень в эфире пороть.
Ж е н а. А он?
К у з н е ц о в. «А чо делать», говорит, «если у меня нет ни воли, ни характера». Я, говорит, «не сильно целеустремленен. Зато у меня — сто подписчиков. И рекламку обещают».
Ж е н а. А ты ему опять денег втюхал.
К у з н е ц о в. Не ему. А им. Они без копейки сидели. Рита попросила.
Ж е н а. Лучше бы на улицу выкинул. Просто и без затей.
К у з н е ц о в. В шкатулке еще сто оставалось.
Ж е н а. В шкатулке — пятьдесят. Столько и было. Ну, я сейчас десятку взяла — с ними выйти.
К у з н е ц о в. Вчера же еще сотня была. Я пересчитывал.
Ж е н а. Ты еще и считать разучился. Полная деградация.
К у з н е ц о в. Хватит уже!
Ж е н а. И еще тебе новость.
К у з н е ц о в. Ну?
Ж е н а. Звонила Софья Исааковна. Гинеколог. Ну, ты знаешь.
К у з н е ц о в. Не знаю.
Ж е н а. Куда тебе.
К у з н е ц о в. Ну, что Софья Исааковна?
Ж е н а. Она говорит, что риткино бесплодие в принципе лечится. В Израиле. Но надо кучу денег.
К у з н е ц о в. Сколько?
Ж е н а. Ровно столько, сколько бы ты принес за последние три года. Если бы не валялся.
К у з н е ц о в (угрюмо). Продадим машину.
Ж е н а. Кому он нужен, твой рыдван.
К у з н е ц о в. Дачу продадим.
Ж е н а. Эту халупу? И половины не соберем.
К у з н е ц о в (зверея). Я почку продам. Я две почки продам. Сердце, легкие, печень. Слепую кишку! В доноры пойду. Завещаю скелет науке. (Кричит.) По вагонам пойду, твою мать, на панель выйду с гитарой!
Ж е н а (отчаянно). Иди работать!
К у з н е ц о в. Больше не пойду никогда!
Ж е н а. Гад! Гад! Еще и внуков у меня отнял! Бездельник! Паразит!
К у з н е ц о в. Я — писатель!
Ж е н а. Это одно и тоже!
К у з н е ц о в. Не одно и то же!
Ж е н а. Ты хоть что-нибудь заработал на своей писанине? Все, Кузнецов! Все!
Подает голос мобильный телефон К у з н е ц о в а. Тот смотрит на экран, вскакивает и с просветленным лицом нажимает кнопку вызова.
К у з н е ц о в. Да, Вениамин Павлович! Весь внимание. (Ж е н е.) Студия… Заткнись!
Ж е н а. Какая опять…
К у з н е ц о в становится похож на прежнего начальника, делает жесткий упреждающий жест, настолько волевой, что Ж е н а в удивлении умолкает.
К у з н е ц о в (во время монолога постоянно ходит по кабинету и жестикулирует). Да. Очень рад. Спасибо! Да. Два года работал. Как в забое! Вы мне льстите. Нет, в самом деле льстите. Ну, да… в общем. Что вы говорите! И сам Игорь Сергеевич прочитал… Я счастлив! Господи, наконец-то. Куда и когда приехать? Полянку, кстати, можно и в «Баку»… (Пауза.) Как… «не спешите». Почему? Вы же… Нет, там в основе реальные факты. Конечно, проверенные. Я же профессионал. Нас же учили… Почему? Да нет, что вы… Я… И что? (Пауза.) Отклонили? А на каком основании? Ведь Игорь Сергеевич…
Ж е н а молча вытирает слезы, вздыхает и с видом «я так и знала» решительно выходит.
Послушайте… Да нет, это вы послушайте. И что? Но ведь это не аргумент. Ну… На курсах не учился, литинститут не заканчивал… И что? Да? (Пауза.) Непонятно. Непонятно. Нет, непонятно… Нет, ничего я переделывать не буду. Ну и ладно… Ну, что же… Спасибо, что позвонили. До свидания. До…
К у з н е ц о в выключает телефон, кладет его на стол. Пожимает плечами и как-то сразу «сдувается». Воровато оглядывается. Потом осторожно подходит к двери, выглядывает в коридор. Потом и вовсе выходит из комнаты, но быстро возвращается, идет к шкафу, вынимает из кучи белья бутылку коньяка и, давясь, пьет прямо из горлышка.
К у з н е ц о в. Ну и черт с тобой. Ну и черт со всеми вами.
Снова прячет коньяк в шкафу, оглядывается на дверь, грузно идет к дивану.
Не надо и не надо. Чего хвалили тогда?
На столе «оживает» планшет, раздаются квакающие звуки скайпа.
О, черт… Покой мне будет сегодня или нет?
К у з н е ц о в подсаживается к столу, нажимает на мышку. На экране появляется ухоженное и накрашенное лицо Б е а т ы. Оно же возникает на заднике сцены и как бы нависает над К у з н е ц о в ы м.
Б е а т а. Ой, Боренька… При-ивет! А где Дашка?
К у з н е ц о в. С детьми в парк пошла. На аттракционы.
Б е а т а. Ничего себе, детки. Одни карусели на уме. Внуками-то еще не порадовали?
К у з н е ц о в. Нет.
Б е а т а. Странно, пора бы уже. А вот моя дочь давно бы тебе внука родила.
К у з н е ц о в. Ты чего хотела-то?
Б е а т а. Да так просто. Вот тебя увидеть захотела.
К у з н е ц о в. Ну, смотри.
Б е а т а. А ее точно нет?
К у з н е ц о в. Точно. Я смотрел.
Б е а т а. Тогда ты должен мне спеть. Вдарь по проволокам!
К у з н е ц о в. Слушай, не до песен.
Б е а т а. А что случилось?
К у з н е ц о в. Ничего. Просто не хочу.
Б е а т а. Я обожаю твои песни. Ты — талантище. Твоя жена тебя никогда не понимала.
К у з н е ц о в. Все она понимала.
Б е а т а. Нет, правда. Я вчера в Концертном была, на бардах. Тоска зеленая. Выродился жанр. С полконцерта ушла. После тебя все плоско… Один только ботан там был — ничего. Фамилия у него смешная — Будете.
К у з н е ц о в (с интересом). Как ты сказала? Будете? И что — хорошие песни?
Б е а т а. Да ну… «Поэтом можешь ты не быть, а композитором — не можешь». Одна только штучка у него была ничего. Типа, «Замолви словечко» или «Спаси». Как-то так. Я тебе скину ссылку потом. Но ты все равно лучше. Ты просто не раскручен.
К у з н е ц о в. Не умею я крутиться.
Б е а т а. Тебе и не надо. Ты — творец! Ты должен сидеть и сочинять. Тебе бы хорошего продюсера.
К у з н е ц о в. Вот и стань моим продюсером. А то вы все хвалите, а как до дела…
Б е а т а. Нет, Боренька… Не буду я твоим продюсером.
К у з н е ц о в. Это почему?
Б е а т а. Потому что ты все свои гонорары будешь отдавать Дашке. Все опять пойдет в вашу общую шкатулку. А я на Дашку работать не хочу. Она и так все поимела.
К у з н е ц о в. Она уверена, что не все. А откуда ты знаешь про шкатулку?
Б е а т а. Она тебя поимела. А хороший мужик в наше время, как золотые кладовые в Эрмитаже. И вообще… Все не так распределилось.
К у з н е ц о в. Не понял.
Б е а т а. Моим мужем должен был быть ты.
К у з н е ц о в. Правда? А почему?
Б е а т а. Потому что я — beati. С латинского — блаженная, счастливая. Беатриче отсюда же. Мечта поэта.
К у з н е ц о в. Любопытно. А что это ты там говорила про шкатулку?
Б е а т а. Да так, ничего.
К у з н е ц о в. Ты откуда про нее знаешь вообще?
Б е а т а. Заладил: откуда, откуда. Ну, Дашка проговорилась. По пьянке. Она же мне все рассказывает. Она же подруга детства.
К у з н е ц о в. Ну, продолжай, продолжай…
Б е а т а. Ну, что, мол, когда вы поженились, ты ей эту шкатулку подарил. Из карельской березы. Все деньги на нее грохнул. Правда, тогда она была пустая, но со стихами. Точно не помню, но, типа, что эта шкатулка — источник вашего счастья, который никогда не иссякнет.
К у з н е ц о в. Трепло кукурузное.
Б е а т а. И с тех пор ты ей туда валил все свои зарплаты, премии, гонорары. И никогда не пересчитывал. Мол, все у вас — на доверии и любви. Между прочим, зря не пересчитывал.
К у з н е ц о в. Опять загадки пошли. Почему зря-то?
Б е а т а. Да ну, не хочу…
К у з н е ц о в. Нет уж, продолжай. Раз начала.
Б е а т а. Потому что, романтик, не все были такими добрыми и порядочными, как ты. Хотя в другом куда как преуспели. Деньги-то, они всем нужны. А ты все вкалывал и вваливал.
К у з н е ц о в. Ты меня, Беатка, задолбала своими намеками. Ты можешь ясно изъясняться?
Б е а т а. Ай, не хочу я. Противно. Последи лучше за источником своим священным. Хотя бы раз в месяц. И посчитай. Потом сам поймешь.
К у з н е ц о в. Чертовщина какая-то.
Б е а т а. Ну, что же.
К у з н е ц о в. Задала ты мне загадку.
Б е а т а. Она тебе хоть поесть-то оставила?
К у з н е ц о в. Не знаю. А что ты… (Б е а т а перебивает, предвидя очередной неприятный вопрос.)
Б е а т а. Она у тебя и готовить не умеет.
К у з н е ц о в. Я привычный.
Б е а т а. А то приходи ко мне на свининку? Я мяско пожарила — пальчики оближешь. И коньячок найдется. Приходи, а? Только без нее приходи. А то ты, дурак порядочный, вечно ее за собой таскаешь.
К у з н е ц о в. Подумаю.
Б е а т а. Ну, думай-думай. Мыслитель. Долго думать-то будешь, Боренька?
К у з н е ц о в. Я позвоню.
Б е а т а. Давай, позвони. Только не тяни. Ты полагаешь, мне больше не с кем свининку-то кушать?
К у з н е ц о в. Я так не думаю.
Б е а т а. Тогда пока, думатель. До связи. Я жду. Ба-ай…
К у з н е ц о в. Пока.
К у з н е ц о в некоторое время тупо смотрит в погасший экран. Потом находит ссылку Б е а т ы и включает песню Б у д е т е «Помолись за меня». Пока звучат проигрыш и первый куплет, берет в руки забытую шкатулку. Быстро пересчитывает несколько оставшихся купюр, мрачнеет. Спохватывается, достает из пиджака, висящего на стуле, пару смятых бумажек, разглаживает их и добавляет в общую пачку. Ставит шкатулку прямо перед собой и тяжело на нее смотрит. Неожиданно зевает. Потягивается. С раздражением выключает песню на середине. Подходит к дивану, берет «Божественную комедию», листает страницы. Потом ложится на диван в прежней позе, пытается читать, но быстро засыпает. Постепенно темнеет, и кабинет начинает заполняться странными звуками: шелест, невнятный шепот, приглушенный смешок, чьи-то торопливые шаги, далекая органная музыка… Скоро свет окончательно гаснет, а когда вспыхивает вновь, перед глазами зрителей возникает невероятная картина.