Тот же кабинет К у з н е ц о в а. Однако в этом видении помещение выглядит гораздо богаче и современнее. И еще одно отличие: огромное количество пустых бутылок разных форм и расцветок. Они стоят и лежат везде, где только можно. На окно по-прежнему опущена тяжелая штора. В воздухе висит застарелый табачный дым. По полу разбросаны книги, бумаги и разная бытовая дрянь. На диване лежит нечто, скрытое дорогим покрывалом. Сам К у з н е ц о в, одетый в шелковый японский халат и карикатурную адмиральскую фуражку, пытается в кресле атаковать полураздетую Б е а т у.

К у з н е ц о в. На абр… даж! Ор-рудие — к бою! Виват!

Б е а т а. Ну, пойдем в кроватку. Пупсик! Здесь неудобно.

К у з н е ц о в. За… ряжай! Пли!

Б е а т а. Матросик!

К у з н е ц о в (мрачно отваливаясь). Не. Не могу. На флагмане ордера падает флаг.

Б е а т а. Не мое, конечно, дело, но… Капитан явно перебрал рому.

К у з н е ц о в. Скорее, не добрал. (Тяжело встает, запахивает халат, ковыляет к столу. Там наливает полстакана водки, сам себе командует «Опро-кинь!», выпивает одним махом, занюхивает рукавом.)

Б е а т а (морщась). Хоть закуси. С чего гуляем-то?

К у з н е ц о в. С Ленфильма звонили. Берут-таки. Кретины.

Б е а т а. Военно-морскую сагу?

К у з н е ц о в (раскуривая трубку). Сериал. Хотят к Победе успеть. Сегодня аванс плюхнулся. Аж круги пошли!

Б е а т а. Здорово!

К у з н е ц о в. И зонги берут. На столе там… почитаешь потом. Вот что имя делает. И еще… Даже не знаю, говорить ли…

Б е а т а. Говори!

К у з н е ц о в. Номинирован на нобелевку. Сообщат со дня на день.

Б е а т а. Да ты что! А твои и не знают. Где они, кстати?

К у з н е ц о в. В Сочах. Должны скоро приехать. Я купил Павлу лендровер и отправил на лето всю эту кодлу. Чтоб не мешали.

Б е а т а. Хочу на море. Кузнецов, после Швеции, отправь меня на море?

К у з н е ц о в. В шкатулке возьми.

Б е а т а. Мне много надо. Я дорогая.

К у з н е ц о в. Вот и возьми.

Б е а т а. Дашь двести тысяч?

К у з н е ц о в, не отвечая, берет в руки шкатулку из карельской березы. Она похожа на прежнюю, только раза в два больше. К у з н е ц о в открывает ее, достает две банковские пачки, брезгливо их осматривает, потом ковыляет к креслу, на котором висит сумка Б е а т ы. Сопя, открывает ее, кидает в сумку пачки и со щелчком закрывает.

Б е а т а (вскакивает и бросается на шею К у з н е ц о в у). Офицерик! Где ваша шконка? Я вам справлю удовольствие!

К у з н е ц о в (напевает). В кейптаунском порту… C какао на борту…12 Пара-ра, ра-ра-ра…

Б е а т а и К у з н е ц о в исполняют танец в нэпманском стиле. В руках у них (там, где в двадцатые годы танцующие зажимали носовой платок) — шкатулка. По полу катятся пустые бутылки.

Б е а т а (напевает). У них походочка, как в море лодочка… Кузнецов, я верну, ты не сомневайся!

К у з н е ц о в. Пара-ра, ра-ра-ра… Пустое. Подарок.

Б е а т а. Нет слов! Я в шоке!

Закончив танец эффектным па, К у з н е ц о в, задыхаясь, в поту, падает в кресло и подносит шкатулку к глазам. Б е а т а продолжает танец, размахивая над головой своей сумочкой.

К у з н е ц о в. Все-таки я раб привычек. Отполированная карельская береза — это бла… ха… родно. Это стильно.

Б е а т а. Похоже на золото! Или на янтарь.

К у з н е ц о в. В молодости ей тоже нравилось. Мы открывали ее, эту пустую коробку, садились и придумывали, на что потратим первую тысячу баков. Это у нас такая игра была — «если бы мы выиграли тысячу долларов».

Б е а т а (останавливаясь). Правильно я тогда тебе позвонила.

К у з н е ц о в. Это было весело. «Забавно», как говорит мой дебильный зятек. Мы только-только поженились, денег не было ни копейки, но нам нравилось — целоваться над этой шкатулкой и придумывать про штуку баков.

Б е а т а. Не хочешь еще выпить? (Быстро наливает себе и К у з н е ц о в у.)

К у з н е ц о в (продолжая вертеть шкатулку). Поначалу, сколько бы я не крутился, здесь почти ничего не задерживалось. Испарялось! Кстати, знаешь, как у Данте называлось вдохновение? «Испарение сердца». Хорошо, да?

Б е а т а подносит К у з н е ц о в у полстакана и вилку с наколотым анчоусом. К у з н е ц о в берет стакан, отводит руку с анчоусом и с командой «Опро-кинь!» выпивает.

К у з н е ц о в. Министром финансов всегда была она. Я определял количество денег на глаз. Мне что-то выдавали на обед и сигареты, и этого вполне хватало. И все шло нормально. А потом — да! Позвонила ты, ее лучшая подруга.

Б е а т а (залпом выпивая свою порцию). Ладно, Кузнецов. Эту историю я слышала много раз.

К у з н е ц о в. Знаешь, я долго не мог поверить. Это ведь было не просто цинично. Это было подло. Запредельно подло. Не могла моя Дашка так поступать.

Б е а т а (напевает). «Они пошли туда, где можно без труда, достать себе и женщин, и вина…»

К у з н е ц о в. Ты позвонила, и я вдруг насторожился. Стал считать и следить. И к своему ужасу установил, что раз в месяц, почему-то строго по четвергам, из шкатулки пропадают деньги. Непонятно, на что. Иногда двадцать, иногда тридцать тысяч. Я пытался спрашивать у нее, куда они исчезают, но она почему-то впадала в ярость, называла меня жмотом и неделями не разговаривала.

Б е а т а. А начались эти подтыривания почти сразу после того, как вы поженились. Твой друг был неотразим. Но очень не любил зарабатывать. Он жил за счет своей мощной потенции и твоего неуемного донкихотства. И это продолжалось годами. Пока ты тратил силы на проклятых и нелюбимых работах, дабы обеспечить семью. А он жил только для себя, что-то свистел в газетах и думал, что считается великим русским писателем. А потом, когда начал стареть, просто стал ее шантажировать.

К у з н е ц о в. Я до последнего надеялся, что она отдает деньги больной сестре. Или жертвует на хосписы, не знаю.

Б е а т а. А мне было каково? Все знать и покрывать. Как же — была лучшая подруга…

К у з н е ц о в. Ты, вроде, и сейчас…

Б е а т а. Да ведь и ты не развелся.

К у з н е ц о в. Нет. Потом была мерзкая сцена, два полустарика изобразили что-то вроде драки, а затем напились до полусмерти. А она сидела и тупо смотрела перед собой. И снова все пошло по накатанной.

Б е а т а. Вы всё друг другу простили.

К у з н е ц о в. Нет. Я не простил. Я вычеркнул его из друзей. А ее — из любимых. Но снова перестал считать. И стал спать с тобой, ее лучшей подругой.

Б е а т а. Отомстил… (Пауза.) Ты не слышал — вроде дверь стукнула?

К у з н е ц о в. Плевать. Просто я понял, что шкатулка из карельской березы не может быть источником счастья. Здесь нужно что-то другое.

Где-то в коридоре раздается торопливый топот, слышатся возбужденные невнятные голоса. Б е а т а вскакивает и лихорадочно ищет, чтО можно было бы накинуть на свой великолепный бюст. При этом в одной ее руке — забытая шкатулка. К у з н е ц о в только презрительно поднимает бровь и окончательно утопает в кресле, скрещивая руки на груди. Распахивается дверь и в кабинет «уточкой» протискивается Р и т а. У нее — огромный живот, растрепанные волосы и круглые испуганные глаза.

Р и т а. Папка! Ты здесь? Мы в аварию попали! Хорошо, что пристегнулись! У самого дома, представляешь? (Замечает Б е а т у.) Ой… Тетя Беата?

Б е а т а (нервно). Здравствуй, Риточка…

Р и т а. Здравствуйте, тетя Беата…

К у з н е ц о в. Привет. Вернулись? Чего так рано?

Вваливается П а в л и к.

Р и т а. Папка, ты на мой живот посмотри!

П а в л и к. Ведро паршивое! Чурка безглазая! Здрасьте, Борис Сергеевич. (Б е а т е, с удивлением и интересом.) Здрасьте. Забавно…

К у з н е ц о в. Что у тебя опять?

П а в л и к (возбужденно). Главное, от самого Адлера шли, как по зеркалу. Хоть бы царапина! Нет, только к дому подъехали, вот он, чувырло! Шаверма-пять-звезд! Выскочил, как из засады! Права у себя в ауле купил! (П а в л и к берет со стола одну из бутылок, с интересом изучает этикетку.)

Ж е н а (энергично входит в кабинет). Тебе сколько раз говорили: красный горит — стой! Зеленый горит — езжай! Ф-у-у, накурил-то как! Кузнецов, проветривать надо! …Беатка? Вот это номер!

Б е а т а. Здравствуй, Даш.

Ж е н а. Здравствуй, здравствуй… Мать моя, а бутылок-то! Вы что, вдвоем все выкушали? (Б е а т е.) Ты бы хоть прикрылась, милая, видок у тебя… Кузнецов, там мент у машины мнется, я договорилась. Денег надо. Мы-то потратили все.

Ж е н а привычно идет к шкафу, откидывает ногой пустую бутылку.

Ну и срач. А где шкатулка? Кузнецов, не дури, дай денег, он ждать не будет.

К у з н е ц о в (не оборачиваясь). Возьми, где обычно.

Ж е н а. Нет «где обычно». Никогда на место не поставишь. (Оборачивается и замечает шкатулку в руке у Б е а т ы.) Ну, ты, подруга, совсем обнаглела. Ну, ты змея… Стерва ты эдакая! (Наступает на Б е а т у, уперев кулаки в бока.) Нет, ну какова… Вор-ровка!

Р и т а. Мама!

Ж е н а. Успела хапнуть? Я еще твою сумку проверю. (Сквозь зубы.) Дай сюда! (Пытается отнять шкатулку у Б е а т ы, но та не отдает.) Дай, я сказала!

Б е а т а (неожиданно). Не дам! Это не твое!

Ж е н а. А чье? Твое, что ли?

Б е а т а. Борино!

Ж е н а. Шкура! Давай сюда…

Начинается отвратительная схватка за шкатулку. Женщины сопят, мычат, царапаются, бьют друг друга ногами. Падают со звоном бутылки, опрокидываются стулья, поднимается пыль.

П а в л и к. Оба-на. Забавно…

Р и т а. Мама! Тетя Беата! Вы что?

В какой-то момент шкатулка раскрывается, и фонтан купюр вырывается наружу. Ларец летит в сторону, женщины бросаются на колени и начинают судорожно собирать деньги. Слов при этом не разобрать, слышно только нечленораздельное мычание и визги.

Р и т а. Мама! Мамочка… Ой… Больно… Мама!!!

Р и т а хватается за живот и оседает на пол. П а в л и к впадает в ступор. Б е а т а и Ж е н а поднимают растрепанные головы. К у з н е ц о в вскакивает с кресла, но тут же, со стоном, валится назад.

Ж е н а. Что? Началось? Риточка, началось? А этот опять лежит?

Р и т а. Мама!!!

П а в л и к. У нее, по ходу, торкнуло. А чо делать-то?

Р и т а. Мама, спаси… Мама!!!

Ж е н а подскакивает к П а в л и к у, сует ему охапку собранных купюр.

Ж е н а. Марш вниз, к менту! Отдашь все. Скажешь, жена рожает! Пусть в больницу везет! На своей! Срочно! Беги давай!

П а в л и к. Может, «Скорую» вызвать?

Ж е н а. Какая, к херам, «Скорая»? У нее лезет уже! Бегом! Бего-ом!

П а в л и к убегает. Ж е н а, причитая, поднимает Р и т у и выводит ее из кабинета. К у з н е ц о в опять пытается подняться, но снова безуспешно. Б е а т а складывает доставшиеся ей деньги в аккуратную стопочку, кладет ее в шкатулку и ставит на стол. Потом идет к окну, поднимает штору и смотрит на улицу.

Б е а т а. Не дергайся. Все равно не успеешь, дедушка. Пить надо меньше.

К у з н е ц о в. Что там?

Б е а т а. Грузятся. Гаишник руками машет, ехать не хочет. Павел таджику в глаз заехал. Дашка сама за руль полезла. Умора. (Б е а т а, напевая «Окончен школьный роман», находит, наконец, свой роскошный жакет и одевается.) Ну, вот и все. Погуляли. Теперь скоро не увидимся, дедуля. (Усмехается.) Мститель. Неуловимый. Ты бы поспал. Жена вернется — не даст из вредности. Это прием проверенный. (Идет к окну, опускает штору. Затем быстро выходит из кабинета.)

К у з н е ц о в. «Дедушка»… Ну вот ты и дед, Борис Сергеевич. Как там говорил… наш дорогой Мыкола Хохоль? «Все на свете прошибешь копейкой». (С трудом встает, шатаясь и хватаясь за сердце, идет к столу.) За это полагается, Борис Сергеевич. И не возражайте. (С командой «Опро-кинь!» выпивает еще полстакана.) Хорошо быть богатым и знаменитым. Можно все. Вот теперь я подарю им квартиру. Легко. Не пойму только, как этот тупица ребенка заделал? Как ухитрился-то? Ведь клинический идиот. Впрочем… Рубашку надо. Рубашечку… Потом эти. Цветочки. Что-то еще… А, денег медсестрам. Такси. Но сперва одеться…

Шатаясь, К у з н е ц о в подходит к шкафу, рывком открывает левую дверцу и в ужасе отшатывается. Ревет орган. В шкафу стоит давешний мертвый дед, увешанный орденами и медалями. Лицо у него серое, глаза закрыты. К у з н е ц о в издает хриплый звук, захлопывает дверцу, пятится, опрокидывая бутылки. Некоторое время стоит, опершись одной рукой о стол, другой — поглаживая сердце. Он тяжело дышит, по его лицу струится обильный пот. Смотрит на дверцу шкафа, которая с тонким, противным скрипом начинает медленно отворяться. Стуча палкой, из шкафа вылезает дед, и все так же, с закрытыми глазами, шаркает к К у з н е ц о в у. Тот в ужасе отступает к дивану.

К у з н е ц о в. Нет! Ты умер! Не подходи!

Из-под дивана вылезает голая женская рука трупного цвета и проводит по ноге К у з н е ц о в а.

К у з н е ц о в (вне себя). Кто здесь? (Пытается вырваться, но рука держит его крепко.)

Из кулисы в кулису пробегает огромный серый паук. За ним другой, поменьше. Через мгновение вся сцена покрывается пауками.

К у з н е ц о в. Не надо! Уйдите! Откуда вы взялись?

Кабинет наполняется странными, фантастическими звуками. С потолка, прямо на К у з н е ц о в а, падает исполинская змея, пытается его задушить. К у з н е ц о в борется с ней, принимая позы античного Лаокоона. Дед все также бродит по кабинету, натыкаясь на стулья и бутылки. Раздаются такты тяжелого рока в стиле Джо Кокера. Из-под дивана, в одном купальнике и шапочке с глумливым красным крестом вылезает М е д с е с т р а. Она карабкается на стол, хватает шкатулку, поднимает ее над головой и исполняет танец живота. Из-под стола, откинув скатерть, выбирается В р а ч-р е а н и м а т о л о г с газетой в руке. Он выходит на авансцену и читает загробным голосом.

В р а ч. На пятьдесят седьмом году жизни, после тяжелой и продолжительной болезни, скончался выдающийся российский прозаик, поэт и сценарист, автор любимых народом песен… Борис Сергеевич Кузнецов. Прощание состоится в Доме литераторов в среду в одиннадцать часов…

К у з н е ц о в. Врешь! Не возьмешь! (С трудом одолевает змею, сворачивает ее в клубок и бросается к окну, чтобы выкинуть на улицу. Рывком поднимает штору, но за ней, на подоконнике, в блатной позе на корточках, сидит С а н и т а р 1 и корчит мерзкие рожи.)

С а н и т а р 1 (спрыгивает на пол, на полусогнутых ногах, расставив руки, в позе урки наступает на К у з н е ц о в а). А вот сообщение ТАСС! Стокгольм! Нобелевский комитет по литературе присудил первую премию российскому поэту Арнольду Будете!

К у з н е ц о в. Да ладно… Это фейк! Какой еще Будете! Это смешно! С кем равняете…

Ухмыляясь, В р а ч берет со стола листы бумаги со стихами К у з н е ц о в а и поджигает их зажигалкой. М е д с е с т р а спрыгивает со стола и подставляет под пепел распахнутую шкатулку. Из кулисы в кулису пролетает стая летучих мышей. Под зловещие звуки органа на заднике возникает картина Иеронима Босха «Страшный суд». Распахивается дверь и в кабинет, крадучись, проникает С а н и т а р 2. Внезапно для К у з н е ц о в а он возникает прямо перед его носом и почти вплоть приближает к нему свое лицо.

С а н и т а р 2 (голосом телевизионного диктора). Агентство РБК, со ссылкой на источники в Центробанке, сообщает об отзыве лицензии у сыктывкарского «Горбыль-банка». Регулятор извещает о начале следственных действий. Как сообщают осведомленные лица, среди прочих авуаров банк обслуживал стомиллионный вклад ныне покойного российского литератора Бориса Кузнецова. Теперь, в лучшем случае, наследники получат от Агентства по страхованию вкладов лишь положенные по закону миллион четыреста тысяч рублей.

Дед, сидящий в кресле, открывает глаза и долго, не мигая, смотрит на К у з н е ц о в а. Руки его лежат на ручке палки. Настает мертвая тишина.

О т е ц. Ничего не проходит зря.

К у з н е ц о в. А что я мог сделать?! Ты сам все запустил! Было уже поздно, поздно…

О т е ц. И закон вступил в силу, мальчиш.

К у з н е ц о в. Закон? Какой закон?

О т е ц. Закон отсроченного возмездия. Я же тебе говорил. Теперь — твоя очередь.

К у з н е ц о в. Я никогда не бросал тебя! Я ухаживал за тобой, я… Я должен был все время работать!

О т е ц. Когда-то ты сделал выбор. Я тебя не сужу. Ты не мог по-другому. Но глаза мне закрыл именно ты. Поэтому я пришел, чтобы сказать, что они ищут тебя. Спрячься, не открывай им двери…

Дед снова устало закрывает глаза и откидывается на спинку кресла.

Призраки окружают К у з н е ц о в а и начинают водить вокруг него гнусный хоровод с песней «Как на борины именины испекли мы каравай…» М е д с е с т р а подбегает к дивану и сдергивает с него покрывало. Оказывается, все это время под ним скрывался простой черно-красный гроб.

М е д с е с т р а (принимая цирковую позу). Опа!

Из гроба медленно вылезает человек, удивительно похожий на К у з н е ц о в а. Только двойник смертельно бледен, покрыт трупными пятнами и отвратительными струпьями. Из одежды на нем лишь большой набухший памперс. Из-под памперса свисает коричневая резиновая трубка. Из нее капает. Вытянув вперед руки, зомби идет прямо к К у з н е ц о в у. Достигнув хоровода, труп кричит: «Прочь, сволочи! Он — мой!» Призраки расступаются и замирают в почтительных позах. Свет меркнет.

Пауза.

В темноте раздается отчаянный и одновременно жалобный крик К у з н е ц о в а «Па-а-апа!». Слабый луч софита открывает нам его, сидящего на диване. В кабинете ночная тишина. Никого нет. Открывается дверь и вбегает Ж е н а — растрепанная и босая, одетая в белое платье Джеммы. Она бросается к К у з н е ц о в у, обхватывает его голову, гладит по плечам, садится рядом.

Ж е н а. Все, Боренька, все, маленький… Все-все-все, это был сон, только сон…

К у з н е ц о в (лязгая зубами, сотрясаясь). Страшно-о-о… Даша, страшно-о-о…

Ж е н а. Приснился кошмар, это бывает… (Обняв К у з н е ц о в а, начинает тихонько, как мать, его покачивать.) Сейчас все пройдет… Все-все-все…

К у з н е ц о в (всхлипывая). Я подлец. Даша, я подлец.

Ж е н а. Ну что ты, что ты… Все прошло. Я с тобой, не бойся…

К у з н е ц о в. В понедельник они меня приговорят. Это конец.

Ж е н а. И вовсе не обязательно. Врачи просто страхуются. Ну, хорошо: даже если чего-то найдут, мы же все равно вылечим. Если что-то и есть, то явно на ранней стадии. Ведь признаков-то особых нет, верно? Все-все-все… Не надо плакать… Все пройдет…

К у з н е ц о в. Я вас ограбил. Я подлец! Тебя, Ритку… Ты знаешь, сколько стоит лечение? Да ты знаешь… Ты все знаешь! Тварь я последняя… Слабая, мерзкая тварь.

Ж е н а. Все, маленький… Все, не надо плакать… Мы что-нибудь придумаем.

К у з н е ц о в. Я с крыши прыгну. Ничего не надо. Отдай все Ритке, пусть хоть она вылечится… Внука нам родит. То есть тебе… (У К у з н е ц о в а — снова истерика.) Всю жизнь только о себе думал… И вот она кончилась! Скотина… Отца — предал! Ничего не скопил! Ничего не оставил! Ничего не написал! А теперь и вас бросаю… Ничтожество, мразь!

Ж е н а. Не дури, Борька! Разве это главное? Деньги… Ха! Ну, жили мы раньше без них, так ведь еще лучше жили! И ничего не боялись! Ну, вспомни!

К у з н е ц о в. Молодые были…

Ж е н а. Мы и сейчас — ого-го! Вспомни, как мы смеялись над нашей шкатулкой! Ну? Вспомнил?

К у з н е ц о в. Помню. Да, любили… Она мне сейчас даже приснилась.

Ж е н а. А какая? Какая она была?

К у з н е ц о в. В смысле?

Ж е н а. Пустая или полная?

К у з н е ц о в. И такая, и такая. А что?

Ж е н а. В снах шкатулка означает душу. Если была пустая, ты совершил какой-то грех. Или прибытка не будет.

К у з н е ц о в. А полная?

Ж е н а. Тут двоякое прочтение. Если в ней были драгоценности — это к банкротству.

К у з н е ц о в. В ней деньги лежали.

Ж е н а. Значит, ты не забыл о душе. Думаешь о ней.

К у з н е ц о в. А если… Там, во сне, какой-то черт сыпал в нее пепел.

Ж е н а. Ой, это плохо. Это значит, что на душе у тебя черно.

К у з н е ц о в. Знак подавали, сволочи…

Ж е н а. Не придавай значения! Это все Беатка. Это она у нас сны трактует, дуреха. Делать-то ей больше нечего. Ни детей. Ни мужа… У нее есть такой сонник, мы иногда… заглядываем.

К у з н е ц о в (постепенно успокаиваясь). Она тут намедни тебе звонила… Какие-то гадости про тебя плела.

Ж е н а. Нашел, кого слушать! Это же Беатка! Дура дурацкая! Ее же всю жизнь жаба душит, что не она, а я за тебя вышла. Она мне и про тебя чего-то пела. Да разве я ей поверю? Бабская зависть — страшная вещь.

К у з н е ц о в (кладет голову на плечо Ж е н е). Дашка… Я от ужаса с ума схожу. Вчера, в диспансере, не поверишь — голоса слышал. Прикинь — натуральный ямб. Потом, вроде, хорей… Рехнулся, как трус последний.

Ж е н а. Ну, хочешь — я вместо тебя в понедельник пойду?

К у з н е ц о в (окончательно придя в себя). Ты что? И не вздумай! С мужиками в очереди сидеть!

Ж е н а. Я что тебе — девочка-припевочка?

К у з н е ц о в. Не предлагай даже. Позор какой. Скажут — забздел Кузнецов, жену подослал.

Ж е н а. Ладно. Но сразу позвони. Если что, я приеду. А сейчас постарайся уснуть. Хочешь, дам снотворное?

К у з н е ц о в. Давай. А что это на тебе?

Ж е н а. Что на мне?

К у з н е ц о в. Платье какое-то… странное.

Ж е н а (смеется). Это не платье! Это пеньюар такой. Италия. Нравится?

К у з н е ц о в. Красиво…

Молчание.

Ж е н а. Давно мы так… не сидели.

К у з н е ц о в. Тихо…

Ж е н а. То-то, что тихо. Поставь что-нибудь. Из нового.

К у з н е ц о в. Из нового? Нет ничего. Впрочем… Слушай, я там, в диспансере с одним поэтом познакомился. Начинающим. У него еще фамилия такая… смешная… Бывайте. Или Живите?

Ж е н а. Может, Живаго?

К у з н е ц о в. На пожелание похоже. Типа, вы-то все — будете. А я вот…

Ж е н а. В каком смысле — будем? Это тост такой?

К у з н е ц о в. Это фамилия такая. Вот, послушай…

К у з н е ц о в включает песню «Помолись за меня» с начала. И пока она звучит, на опустившемся полупрозрачном экране мелькают фотографии из семейного альбома Кузнецовых. Разные это фотографии — и свадебные, и детские, и трудовые… Вся прошедшая жизнь.