В три часа ночи Мишеля разбудил стук ставни. Он раздраженно перевернулся на другой бок в надежде заснуть снова, но стук повторился. Окончательно пробудившись, инспектор встал, вышел на балкон и облокотился о перила.

Из-за лунного света ночь была очень светлая. В бассейне блестела вода, а в саду четко вырисовывались контуры кустарника, обрамлявшего территорию имения. Хотя ветер не дул, воздух был наполнен прохладой и сыростью. Мишель зажег сигарету, и в это время шум возобновился. Удивляясь, как такое могло произойти в безветренную погоду, он попытался определить, какие ставни стучат. Это оказалось бесполезно, поскольку звук раздавался в другом крыле дома.

Инспектору не хотелось ни одеваться, ни спускаться, и он стал внимательно смотреть на небо, где сияло множество звезд. Как и в детстве, он пытался отыскать на небе какие-нибудь созвездия, но, поняв, что все позабыл, отказался от этой затеи и обратил внимание на тени, отражавшиеся в бассейне.

Внезапно он услышал всплеск, потом другой — как будто в бассейн бросали камешки. Сначала Мишель подумал о лягушках, потом оставил эту мысль. Звук повторился. На этот раз сомнений не было: в бассейн что-то бросали! Чтобы проверить, кто там, он начал одеваться, как вдруг почувствовал, что шею внезапно свела судорога. Ощущение было крайне болезненным, и Мишель сел на край кровати, пытаясь сделать себе массаж. Напрасно — боль становилась все более сильной. Он захотел встать, но тут же вынужден был отказаться от этой мысли — ноги не держали его!

Мишель лег. Его голову словно заключили в железные тиски, и его охватил страх. Он вспомнил о том, что рассказывала ему Мюрьель о колдовстве. Кто знает? Быть может, он находился под влиянием злых чар?

Где-то вдалеке продолжала равномерно стучать ставня. Мишель стал думать, как вести себя дальше: звать на помощь было вроде нелепо, с другой стороны, боль и судорога не имели никакого реального объяснения. Это зло приходило извне, медленно поражало его, а он не сумел ему противостоять. Он протянул руку к выключателю, чтобы зажечь лампу, стоявшую у изголовья. Свет мог бы его успокоить. Но лампочка перегорела.

Собрав все силы, он потянулся к ящику стола и вынул пистолет. Ощущение оружия в руке придало ему сил. Тем не менее он был вынужден отложить пистолет из-за нового приступа головной боли.

Повернувшись, Мишель заметил, что в проеме окна появился силуэт, который прошел мимо него: В комнате определенно кто-то находился!

Нет! Это невозможно! Он бредит! И однако…

Какая-то тень мелькала то тут, то там. Она походила на мужчину… Или на женщину? Он больше ничего не понимал…

Мишель попытался сделать хоть какое-нибудь движение, крикнуть. Бесполезно. Живым оставалось только сознание в его неподвижном теле! И он по-прежнему видел тень, которая двигалась рядом с ним…

В конце концов Мишель забылся, провалившись в темноту.

На следующее утро Мюрьель встала довольно поздно. Она решила ознакомиться с некоторыми документами в Интернете, связаться со своей лабораторией, а потому Жером ушел в клинику без нее.

Она работала в гостиной, когда деревенский колокол пробил полдень. Ей показалось странным, что Мишель до сих пор не проснулся. Какое-то время она колебалась, но потом все-таки решила к нему подняться.

Поскольку на стук никто не ответил, она открыла дверь. Мишель лежал на постели абсолютно обнаженный и умоляюще смотрел на нее широко раскрытыми глазами. Она быстро подошла к нему и укрыла одеялом.

— Что происходит?

— Не знаю, — еле слышно прошептал он. — Меня парализовало.

— Я позову доктора!

Он жестом остановил ее, и слабая улыбка появилась на его губах:

— Нет. Теперь мне лучше…

— Скажете тоже! Вы похожи на мумию…

Она потрогала лоб Мишеля, проверяя, нет ли у него температуры. Он тут же почувствовал, как его охватило блаженство. Волна горячего тепла проникла в тело, и он стал возвращаться к жизни.

— Оставьте руку в таком положении. Мне так лучше.

Она улыбнулась:

— А не смеетесь ли вы надо мной, инспектор? Предупреждаю вас, я уже не в том возрасте, когда играют в доктора…

— Нет. Если бы у меня были виды на вас, я бы взялся за это по-другому.

— Надеюсь.

Он приподнялся на локтях. Голова болела, но это не шло ни в какое сравнение с той болью, что он пережил ночью.

— Будьте любезны, дайте мне две таблетки аспирина и витамин С. Все это есть в ванной.

Пока Мюрьель ходила за лекарствами, он попробовал пошевелить ногами, руками, потом ему удалось сесть на край кровати. Смущенный оттого, что оказался перед Мюрьель полностью обнаженным, он поспешил одеться.

Постепенно ночные кошмары всплыли в его памяти. Сначала это было чередование образов и криков, одно страшнее другого. Настоящий фильм ужасов! Потом в середине дьявольского круга Антонен, Вероника, Матильда, Тома, Пьер, Ноэми, Элен, Мюрьель, Жером и он спорили из-за чемоданчика, а доберманы яростно кусали тех, кто пытался вырваться из круга. На заднем плане за огненной стеной находился некто, кому словно доставляло садистское удовольствие наблюдать за этой безумной картиной.

Мюрьель вернулась со стаканом воды и таблетками. Мишель разом их проглотил.

— Извините, что застала вас без одежды, — смущенно проговорила она. — Я думала…

— Не важно, — перебил он ее. — Надеюсь, теперь вы будете звать меня по имени и говорить мне «ты»!

— О'кей!

Мишель встал и поведал о том, что с ним приключилось.

— Сожалею, — сказала она, — но думаю, это колдовство.

— Колдовство или нет, но за всем этим скрывается злоумышленник, которого я намерен вывести на чистую воду!

Он направился к двери.

— Почему бы вам не остаться в постели? — предложила Мюрьель.

— Мне лучше продолжать двигаться. И потом, необходимо кое-что проверить.

Как только Мишель спустился вниз, он подошел к бассейну. На воде плавали фотографии, а приборы и инструменты, которые позавчера находились в чемоданчике Мюрьель, покоились на дне.

— Значит, я не бредил, — констатировал Мишель.

— Черт побери! — воскликнула Мюрьель.

Она быстро сняла брюки, свитер и нырнула в воду в одном нижнем белье. На ней был великолепный гарнитур серого цвета, вид которого тотчас вывел Мишеля из состояния летаргии. «Очевидно, — подумал он улыбаясь, — даже колдовство не может погасить желание…»

Через несколько минут, вытащив все из воды, Мюрьель вышла из бассейна, сбегала за пеньюаром и принялась рассматривать снимки как ни в чем не бывало. Это были именно те фотографии, которые она сделала на мосту.

— Вот мои доказательства! — убежденно воскликнула она, протягивая их Мишелю.

Вода повредила снимки, но на них все-таки можно было разглядеть световые вспышки, указывающие на места скопления энергии.

— Тому или той, кто это сделал, на них абсолютно наплевать! — сказал он после тщательного изучения.

— Это верно! — согласилась Мюрьель. — На это первый раз, когда он или она открыто вмешивается в нашу работу.

— Ты права, и я рассматриваю это как объявление войны.

— Но ведь мы принимаем вызов, не так ли?

— Да! Хотя думаю, мне придется денек отдохнуть.

— Я позабочусь о тебе, — шутливо произнесла она, делая акцент на слове «тебе». — Все складывается удачно, так как я решила заняться кое-какими исследованиями на компьютере.

— И что ты будешь делать?

— Подключусь к банку данных и буду ждать информации от моих коллег из лаборатории.

Во второй половине дня, прочитав старый роман Тито Тапена, Мишель захотел прогуляться и предложил Мюрьель составить ему компанию. Она согласилась при условии, что ей больше не придется карабкаться на гору Монвайан.

— Не беспокойся, — успокоил ее Мишель, — у меня на это нет ни сил, ни желания.

Они вышли на дорогу и покинули поселок. Стояла жара, но небо было затянуто облаками. Какое-то время они шли молча, любуясь дикой красотой пейзажа. За исключением нескольких полей, природа, казалось, осталась девственно нетронутой. Как только взгляд устремлялся чуть дальше линии горизонта, повсюду виднелись леса и буйная растительность.

Мишель первым начал разговор:

— Я видел, как ты работаешь. Это впечатляет. Ни одного слова, ни минуты передышки.

— Это осталось еще с университетских времен. В физике нельзя быть невнимательным…

— Над чем ты работала после обеда?

— Я пыталась систематизировать информацию о сатанинских сектах, замеченных в окрестностях, и понять сущность их деятельности.

— Нашла что-то любопытное?

— Прямых доказательств нет, но я начинаю составлять фоторобот нашего… противника. Я бы предположила, что он все-таки мужчина. К тому же, опираясь на те материалы, которые прочла, могу заключить: он явно не аристократ, а человек попроще. Если не сказать — деревенщина…

— Интересно, — прокомментировал Мишель, лукаво улыбаясь. — Мы продвигаемся…

— Я знаю, ты недоверчиво относишься к моим рассказам, но не теряю надежды тебя переубедить и так или иначе доказать полезность моего метода. Как бы там ни было, наш мужчина, кажется, обладает очень мощным энергетическим полем. Он может перемещать собак в пространстве, погружать некоторых людей в состояние летаргии, применять телепатию, проникать в чужое сознание, и в твое, между прочим…

— А что ты думаешь о состоянии Вероники?

— Не знаю. Мне пока не удается установить связь между ней и незнакомцем. В одном я совершенно уверена: она медиум.

— Да? — крайне недоверчиво пробормотал Мишель. — Однако ты согласна, что это нас не сильно продвигает вперед?

— Верно. Но мои пробные шаги стоят твоих, не так ли?

— Один — ноль в твою пользу… — Внезапно он остановился, вспомнив, что дом Эмиля находится лишь в нескольких десятках метров от них. — Послушай, я об этом не подумал, но, возможно, было бы полезно пойти и поговорить с ним. Как считаешь?

— Не хотела бы вам мешать…

— Ты еще сомневаешься? А ведь колдуном может оказаться именно он!

Миновав высокую зеленую изгородь из орешника и шелковицы, они оказались у небольшого старого дома. Его фасад был обвит лозами дикого винограда. По обе стороны застекленной входной двери стояли каменные тумбы. Правда, дверь была закрыта, так же, как и окна. Вокруг царила полная тишина, прерываемая лишь неясными звуками, доносившимися с реки.

Мишель согнал с окна огромное количество мух и несколько раз постучал в дверь. Ответа не было.

— Может, Эмиль пошел прогуляться? — предположила Мюрьель.

Мишель недоверчиво посмотрел сквозь кружевную занавеску, которая скрывала комнату от взглядов посторонних.

— Боюсь, он отправился в куда более длительное путешествие, — сказал он, резко распахивая дверь.

Эмиль лежал на выложенном терракотовой плиткой полу кухни с проломленным черепом. Мюрьель едва не вскрикнула, увидев труп.

— Я не знаю, сделал ли это твой колдун, но если так, то он совершил первую ошибку… — сказал Мишель.

— Как это?

— Теперь я наконец смогу начать официальное расследование этого проклятого дела.

Ругая себя за то, что не захватил мобильный телефон, Мишель закрыл дверь, и они поспешно направились к дому Жерома.

Часом позже в доме Эмиля уже распоряжались жандармы под командованием Вердье в сопровождении судебно-медицинского эксперта и специалистов из лаборатории. Во дворе ждала машина «скорой помощи», чтобы отвезти тело в морг для вскрытия.

Мишель тоже был там. На этот раз официально. Предупредив Вердье, он позвонил Барнье в Париж и попросил его использовать свое влияние на регионального начальника уголовной полиции, чтобы расследование поручили именно ему.

Сейчас, когда бюрократическая машина была запущена, Мишель почувствовал себя намного увереннее. Теперь он сможет действовать по своему усмотрению!

А пока он ходил по дому и ждал заключений специалистов. Им не потребовалось много времени, чтобы установить время и причину смерти.

Эмиль был убит вчера вечером, около двадцати трех часов. Судя по всему, убийца схватил его за горло и бил головой о край стола, пока несчастный не повалился на пол.

Между тем медицинский эксперт не был категоричен в выводах. Только вскрытие позволит узнать, что же произошло на самом деле.

В доме было множество отпечатков, но надо было ждать результатов экспертизы, чтобы выяснить, кому они принадлежат.

Получив эти далеко не полные сведения, Мишель прошелся по дому, заглянул в кухню, где нашли тело убитого, и в проходную комнату. Ему хотелось проникнуться обстановкой этого места, понять, как жил Эмиль. Если судить по первым сведениям, полученным от мэра, это был мягкий и словоохотливый человек. Уже очень давно Эмиль остался один и жил на свою пенсию.

Член городской управы, казалось, был искренне огорчен гибелью Эмиля, как и Жорж Перрен, секретарь мэра, примчавшийся чуть позже.

— Боже мой! — повторял он. — Но кто мог желать зла такому милому человеку?

Мишель внимательно изучил две фотографии, прикрепленные к стене булавками. На одной из них Эмиль был запечатлен среди однополчан, на другой — он же держал руку жены в день свадьбы.

У кровати валялись местные газеты вперемешку с журналами ветеранов войны. В шкафах было кое-какое чистое белье, правда, с пятнами ржавчины. Над кроватью-качалкой висело распятие, украшенное веточкой самшита. На камине под стеклянным колоколом лежали орден Почетного легиона и военный крест.

Мишель бросил беглый взгляд на бумаги, разбросанные на письменном столе. Это были либо счета, либо рекламные проспекты. В ящиках стола за долгую жизнь скопилось множество ненужных вещей. Письма, какие-то предметы, неинтересные безделушки. Короче, ничего, что наводило бы на какой-нибудь след. Однако для полной уверенности Мишель решил вернуться сюда позднее.

Когда основные выводы были сделаны, дом стал потихоньку пустеть. Вскоре там остались только Мишель и Вердье.

— Какая нелепость! — воскликнул последний. — Прожить такую долгую жизнь, пройти несколько войн и погибнуть таким образом, от руки воришки-бродяги!

— Нет Думаю, он был убит по другой причине, — не согласился с ним Мишель.

Вердье недоверчиво покачал головой:

— Что вы имеете в виду?

— Я уверен, его смерть связана с делом Тома.

— Возможно, но это еще надо доказать… Кстати, чуть не забыл рассказать вам о чемоданчике. Ничего нет! Ни малейших следов. Только отпечатки пальцев его владелицы. Я вам его отдам. Он в машине.

Вердье вышел из дома. Инспектор посмотрел ему вслед: у этого человека была уверенная походка и прямая осанка. Неплохой парень, подумал Мишель, даже симпатичный…

Забрав чемоданчик, инспектор вернулся к Жерому, убежденный в том, что нужно действовать быстро, если они желают избежать новых трагических событий.

Когда Жером, вернувшись в Алее, узнал о случившемся, он был просто сражен. Хотя доктор не знал Эмиля близко, он часто встречал его, старик нравился ему.

Во время ужина разговор то и дело возвращался к расследованию, причем друзья единодушно признавали, что дело зашло слишком далеко.

Тем не менее, в отличие от Мишеля и Мюрьель, Жером отказывался видеть связь между событиями последних дней.

— Я не представляю, что может быть общего у Тома с Эмилем или Антоненом, — говорил он. — Для меня это отдельные события. Антонен болен, Эмиль мог стать жертвой грабежа или мести, причину которой мы не знаем.

Мюрьель и Мишель пытались доказать ему обратное. Мюрьель настаивала на возможном существовании сатанинской секты, а Мишель указывал на многочисленные совпадения, которые нельзя было считать простой случайностью. Ничто не помогало. Отвергая последовательно все их аргументы, Жером не сомневался в том, что они идут по неверному пути.

— Повторяю, для меня Антонен стал жертвой недуга, что вполне естественно в восемьдесят лет! Что касается Эмиля, то он был убит, но не известно — кем. И хотя случай с Вероникой меня озадачивает, я не потерял надежды найти ему научное объяснение. А что до ночных звуков и других угроз колдунов, то я нахожу это забавным, но меня это не убеждает.

— Все-таки непостижимо, что ты не хочешь ничего слышать! — воскликнул Мишель с раздражением. — Тем более что ты сам просил меня заняться этим расследованием и сам пригласил сюда Мюрьель.

— Да, конечно! Но я не подозревал, что вы будете нести полный бред. Если вас послушать, то создается впечатление, будто речь идет о широкомасштабном заговоре, организованном злобными силами, такими же мощными и невидимыми, как сам Господь.

Мюрьель и Мишель не стали больше настаивать на своем, тем более что инспектор отчасти понимал друга. Нередко во время допроса людей — иногда даже полицейских — многие отступают перед слишком смелой гипотезой, пытаясь найти произошедшему более привычное объяснение. У Жерома для этого были все основания: он психиатр и привык рационально подходить к обоснованию дисфункций сознания, то есть безумия.

Чуть позже друзья отправились спать. Жером пошел к себе в комнату на первый этаж, а Мюрьель и Мишель поднялись на второй.

Прежде чем расстаться, они договорились не закрывать двери и в случае необходимости звать на помощь.

Мишель заснул с величайшим трудом. Когда ему удалось отвлечься от мыслей о расследовании, перед ним возник образ Мюрьель, ныряющей в бассейн…

Постепенно он стал анализировать, что узнал о ней за последние дни.

Поздно ночью, выкурив полпачки сигарет, он пришел к выводу, что эта женщина притягивает его все сильнее с каждым днем и что пришла пора действовать. И чтобы обратить на себя ее внимание, придется, так или иначе, попытаться сказать ей о своих чувствах.

На следующее утро Мишель ехал в Генерарг, где жил бригадир Кастеллан, ответственный за расследование смерти Тома, и осыпал себя многочисленными упреками. Он действительно оказался очень плохим полицейским.

Он взялся за расследование не с того конца, как настоящий дилетант. И хотя сначала Мишель вообще не собирался браться за это дело, тем не менее он допустил грубые ошибки в тактике. Следовало начать с того, что он и собирался сделать: отыскать и допросить всех людей, причастных к так называемому самоубийству Тома, с тем чтобы нарисовать полную картину трагедии, произошедшей несколько лет назад.

И только потом, после получения необходимых сведений и показаний, целесообразно было бы встретиться с родственниками и допросить их более тщательно. Тогда бы ему удалось установить связь между всеми свидетелями и быстро добиться сколько-нибудь существенных результатов.

Потрясенная смертью Эмиля, Мюрьель предпочла остаться в Лазале, отменив тем самым визит к Веронике.

Надо было бы забрать машину, застрявшую на Орлином мосту, но она отказалась от этой мысли — слишком страшно возвращаться туда! С головой погрузившись в изучение мира колдовства во Франции, Мюрьель поняла, что это явление не только реально существовало, но и сильно недооценивалось. Сатанинские деяния совершались в сектах или тайных обществах, которые хорошо финансировались, имели разветвленную сеть и включали представителей практически всех слоев общества.

Если, как она думала, дело Тома связано с сектой, к тому же сатанинской, нужно проявлять бдительность. В противовес существующему мнению, в секту попадают не только простые люди, но также — и все в большей степени — индивидуумы с высоким умственным потенциалом, имеющие престижные профессии и определенное влияние в нравственной и политической сферах.

В то же время Мюрьель не оставляло чувство, что оккультные и агрессивные действия, жертвами которых стали она и Мишель, производились не одним человеком.

Располагая лишь обрывками информации, она не пыталась разрешить все проблемы разом. Как часто говаривал ее муж-американец — вероятно, это был единственный совет, который остался у нее в памяти, — нужно классифицировать все вопросы и выбрать, насколько это возможно, самые важные.

Однако существовал один вопрос, на который она все еще не ответила и который, казалось, был ключом к разгадке: что связывало Веронику и Тома, если дух последнего смог вселиться в сознание девушки?

Чтобы найти ответ, Мюрьель перебрала в памяти все известные факты: чтобы воспринять ауру Тома, Вероника должна была обладать качествами медиума. Это становилось возможным лишь в том случае, если ее объединяла очень крепкая, пусть бессознательная, связь с Тома. И если Веронике не удается высказаться до конца, или если Тома при помощи девушки не может этого сделать, это означает, что ему мешает другая, очень мощная энергетическая сила. Безусловно, тот, кто использует эту силу, тоже имеет эмоциональную связь либо с Вероникой, либо с Тома, а не исключено, что и с ними обоими.

Опираясь на эти данные, Мюрьель решила провести эксперимент и превратить Тома в своего непосредственного собеседника. Для этого она использует его собственные заявления, то есть несколько слов о картах, строчку из стихотворения Виктора Гюго и образ моста…

Она собиралась составить генеалогическую и реляционную матрицу всех тех, кто тем или иным образом был причастен к данному расследованию, ведь спиритические связи между людьми основывались на рационалистической логике повседневного опыта.

Прежде чем приняться за работу, она позвонила Эндрю. Была среда, и в этот час она могла свободно с ним поговорить.