Эстония

Больница закрытого типа

Подземный этаж.

Ноябрь.

Мигая, загорелись белые лампы. Одинокие шаги прокатились по тихому, холодному помещению. Среднего роста женщина, с пронзительно-зелёными глазами и длинными чёрными волосами, собранными в пучок за плечами, одетая в элегантную кожаную одежду и облегающие сапоги, включила свет и прошлась до металлических полок. Там, в металлических отсеках, застёгнутые в мешки, ждали своего часа отжившие свой век люди. Там, среди десятка остывших тел, лежал тот, кого выносила и вскормила, оставив по велению мужа своей собственной судьбе. Мальчик должен был вырасти сам, в безвестности и без памяти родителей, иначе охотники баланса перечеркнули бы жизнь раньше, чем научился говорить. Умертвив материнские чувства ради спасения дитя, она согласилась на всё.

Всё ради сына.

Его сердце ещё бьётся, медленно и редко, едва гоняя по венам остывающую кровь.

Перчатки упали под ноги и рука, сорвав без видимых усилий нехитрый замок с зелёной печатью Нежити, потянула за выдвигашку. Печать взвилась в воздух, испаряясь ядовитым газом, светясь, как неоновый свет в лампах. Эмиссар в тот же момент должен был узнать о вскрытии, но печать под взглядом Лилит замёрзла, растворившись не до конца. Молекулы газа потяжелели, оборачиваясь водой. Затем потемнели и рухнули на тело Скорпиона сухими льдинками.

Его тело было холодным, а глаза открытыми. Глаза заволокло чернотой. Белок отступил, теряя позиции под натиском яда. Только радужная оболочка ещё отдавала оттенком зелёного, но и она со временем темнела, сливаясь с общим фоном.

По щекам Лилит текли слёзы. Безмолвные и тяжёлые, они достигали подбородка и обрушивались на холодную грудь. Мать разрывало на клочья при виде мучений младшего сына.

Пальцы девы коснулись предплечий, и под ладонями вспыхнул синий свет. Он потёк по пальцам и коснулся татуировок, пробуждая тотемы помимо воли обречённого хозяина. Крылья орла едва заметно шевельнулись, голова повернулась в сторону женщины. Орёл приоткрыл клюв и снова застыл. Тотем скорпиона поводил жалом и щёлкнул клешнёй. Пары ног медленно перебирали на месте, долго и тягуче, словно измазанные в мёде или клею. Низший тотем жаждал вырваться из незримых оков, но хозяин безмолвствовал, и энергии не давал.

Лилит убрала руку от горла и приложила обе к скорпиону. Синий поток усилился вдвое, впитываясь в очернённую татуировкой кожу и вокруг неё. Скорпион радостно помахал клешнями и исчез с предплечья, словно татуировщик в шесть лет Сергея забыл нанести рисунок на кожу. Теперь тотему хватало энергии, чтобы начать действовать.

Тёмновласая вернула руки к груди. Один из ногтей увеличился в размерах и стал не тупее новой бритвы. Неглубокий разрез вдоль ребра в районе сердца сына получился моментальным. Тяжело и неохотно кровь, капля за каплей потекла вдоль рёбер, под спину.

Лилит сделала второй разрез у себя на запястье, и быстрые капли потекли отпрыску на грудь. Красная кровь собралась небольшой лужицей и, против воли физических законов, потекла вверх, устремляясь к началу разреза. Едва кровь Лилит коснулась края, чёрная кровь потекла из Сергея интенсивнее.

Дева перестала дышать, слыша в полной тишине помещения морга стук собственного сердца и возобновляющийся стук сердца сына. Глаза вновь заволокло пеленой и пришлось задушить на корню вскрик от радости, что белые губы сына наливаются алым и понемногу светлеют открытые глаза.

Истерзанный разум Скорпиона пополнился памятью крови матери. Вновь гены отца, потомка богов, смешались с первой сотворённой. Рождённое и сотворённое смешалось в Скорпионе, переплетаясь с ядом Эмиссара. Маленький тотем судорожно активировал все резервы, меняя химический состав яда и разлагая на безопасные составляющие. Он боролся за тело изо всех сил.

За разум же боролся сам Скорпион.

 

Скорпион

Пытки памяти-3

Кавказ. (Алатырские горы)

Очень давно.

Крик разорвал небо, взлетел до самых небес. Снова острый клюв вонзился в бок, разорвал кожу, словно ножом, добрался до печени. Тело пронзило болью, такой, что в глазах потемнело, тело затрясло невыносимой дрожью, а сердце застучало часто-часто, разгоняя кровь в три раза быстрее.

Из разорванной раны горючим бурунчиком извергалась сама жизнь, тяжёлые ручейки текли по животу, по бёдрам, ногам и обрушивались на землю, вновь и вновь впитываясь в раскалённую на солнцепёке пыль.

Прометей стиснул зубы, за десятилетия мучений научился кричать только в первый момент, когда проклятый клюв чёрного ворона, приспешника Зевса, разрывает кожу и вонзается в печень. В дальнейшем уже принимал эту нестерпимую боль, как должное, переживая приступы, как и жгучие лучи палящего Гелиоса, нестерпимого жара светила, что в союзе с Зевсом будут вечно пытать неразумного человека, дерзнувшего перечить богам.

Ворон поднял окровавленный клюв, посмотрел правым глазам в очи вечного узника, гаркнул хриплым нечеловеческим голосом:

— Отрекись от людей… Смысла же нет. За что страдаешь?

Прометей, как и сотни тысяч раз до этого, выжженными на солнце губами обронил:

— Прочь! Прочь…

Ворон что-то гаркнул в ответ по-своему, по-птичьи, то ли в очередной раз удивился человеческой упрямости, то ли решил, что перевоспитывать таких бесполезно. Широкие крылья взмыли вверх, оставляя далеко внизу, среди скал и развалов камней, вечного пленника судьбы.

Прометей вздохнул, по идее он должен был сейчас умереть от потери крови, но проклятье богов, бессмертие, не давало отправиться за грань, в царство Аида, да хотя бы в сам Тартар, куда угодно… И снова ощутил, как края раны затягиваются, на месте разорванной печени взрастает новая, ещё чуть-чуть и всё, что напоминает о ране, это засохшие, покрытые струпьями кровавые дорожки, да испаряющаяся под огненными стрелами лужа, что когда-то была его жизнью.

Проклятье! Сейчас снова начнёт печь солнце. Так всегда: сначала поутру прилетает ворон, клюёт печень, просит отречься и улетает, тут же дело богов подхватывает солнце, а он, распятый на камне, привязанный могучими цепями, не может пошевелить ни ногой, ни рукой, лишь ощущает, как из тела выходит последняя влага, как медленно выгорает кожа, веки, как лопаются губы. И так каждый день, до самого захода… Перед ночью, перед тем, как забыться тревожным сном, он вновь становиться прежним, тем самым, каким был, когда свирепые боги приковали к вечному камню.

Да, он украл! Украл у богов огонь. Не себе, всем людям, чтобы могли выйти из того замкнутого круга, что называлось темным временем, седым веком первобытности. Он сумел, он наделил частицей божественного огня каждого человека, в каждую душу попала божественная икра, зажглась и понесла людям свет.

И вот как наказание, каждый день он обречён на вечные муки, и ни один человек не вправе прийти и освободить его, так как он страдает за всё человечество, что перешло на следующую ступень развития, вышло из животного царства… И он никогда не откажется от правды и веры в свой поступок, потому что он, Прометей, подарил людям огонь их душ.

Сознание плыло и мутилось, палящие лучи безжалостно терзали кожу, щипали веки, резали глаза. В голове стоял гул, как от сотен тысяч молотов. Это кипящая кровь бьёт в виски и молит о пощаде, о тени, и хоть о капле влаги… хотя бы капле…

Язык прилип к нёбу, почувствовал, что рот сможет открыть только порвав губы, содрав кожу… Но не сжалится немилосердное солнце, не пошлёт небо дождя. В этом месте никогда нет дождя, он прикован на краю мира, здесь даже пустынные кусты не растут, только камни и песок, что так же молят о влаге, как и он.

Упрямы боги, но есть люди, что не оступятся от своих слов и поступков, даже на смертном одре, на вечном одре.

Сердце ударило в грудь с такой яростью, что Прометей впервые для себя вылетел из забытья, ощущая ранее невиданное чувство, давно забытое.

Капли жизненной влаги стекали по лицу, он уже и забыл, как ощущается влага. Кожа яростно принялась впитывать в себя всё, что стекало по голове, по лицу, по длинным, выжженным локонам волос. Обоняние выхватило запах воды ещё раньше…

"Вода? Но откуда вода?"

Он заставил себя открыть глаза, тем более что смоченные веки позволили это сделать без сухого треска.

Перед глазами плыло, блики солнца играли на камнях вокруг. Чья-то могучая длань прикрыла глаза от солнца, позволяя увидеть перед собой фигуру… И это был не проклятый ворон. Боги? Нет, те никогда не снизойдут до него. Кто же? Смоченные губы попытались проронить хоть слово, но получился лишь сухой кашель.

— Не спеши, Прометей, — могучий голос рослого мужа, уверенный и дерзкий, разрезал пустоту, что длилась вот уже сколько десятилетий. — Не спеши. Позади вечность и вечность впереди.

Глаза теперь уже чётко и ясно выловили перед собой фигуру могучего, перевитого мышцами мужика в пятнистой шкуре-безрукавке. Он милосердно заслонял его от солнца своей могучей статью и, о счастье, поливал его с ног до головы самым драгоценным сокровищем, что есть на свете — водой!.. Широкий объёмный кожаный бурдюк изливал на пленника солнца капли за каплями.

— Кто ты, дерзнувший противиться воли богам? Уходи, пока они не покарали тебя, как и меня. — Услышал Прометей свой голос.

— Люди и боги называют меня Заряном. Некоторые Гераклом. Что мне до этих богов? Богатыри и герои рождены на земле, чтобы попирать волю богов.

— Уходи пока не поздно, безумный… Я бесконечно благодарен тебе за миг, без мучений, но молю тебя, спасай себя.

Бурдюк опустел. Зарян небрежно отбросил его в пыль земли, обхватил одну из десятка цепей, что сковывали Прометея и, напрягаясь, обронил:

— Ничто не вечно, Прометей… Даже боги — лишь мгновение.

Цепь напряглась до предела, руки Геракла опоясали змеи, что вздулись под кожей горами мускулов, античный герой зарычал, и рык этот прокатился над выжженными безымянными землями, словно громом, после молнии.

Цепь лопнула. За ней другая. Раскалённый небесный металл пал под ноги. Прометей рухнул на колени, ноги подкосились. Впервые за долгие годы? Десятилетия? Века? Впервые увидел свои истерзанные солнцем руки, выщербленные ладони, багровые следы-выемки от цепей.

— Ты свободен, Прометей. Деяния богов не вечны. Недолго им тешиться мнимым могуществом, — сильные руки помогли встать, подняли на затёкшие ноги и держали так, пока не ощутил, что сможет стоять сам, без поддержки и опоры.

Прометей ощущал, как оживает тело, как наполняется новыми ощущениями душа, та самая искра жизни, что подарил всем. Он уже почти поверил, что действительно свободен, почти… Но тут в небе выросла чёрная точка, приблизилась… Это летел тот самый ворон, проклятый посланник богов, чтобы расквитаться с двуногим, дерзнувшим освободить обречённого на муки.

Прометей тяжело вздохнул, прошептал спасителю:

— Всё равно благодарю тебя за все твои старания. Пусть небо будет свидетелем, во веки веков тебя не забуду.

— Деяния богов не вечны… — повторил Зарян, поднимая с земли огромных размеров дубину и поворачиваясь к незваному гостю лицом, — …но твой дар останется с людьми навсегда…

Небо узрело, как старые боги в тот день отступились от своих слов.

Скорпион, кидаемый по прошлому, устало вздохнул.

 

Эстония

Больница закрытого типа. Третий этаж

Молодой человек среднего роста, ничем не примечательный на вид, как человек, за которого спецслужбы отсыпали бы порцию золота ввиду его забывающейся внешности, спешил по залитому светом ламп коридору. Каждая комната выбрасывала навстречу обезумевших людей: пациентов, охранников, медицинский персонал. Все с оскаленными рожами и пустыми глазами. Зомбированные чужой волей старались задержать всеми силами, проявляя несвойственную людям силу. Но зомби не способны думать. А гость больничного отделения довёл собственный разум до заоблачных высот.

Человек в длинном тёмном плаще коротко рубил дланями воздух, и очередной волновой удар отбрасывал помеху на стены. Коридор после поступи гостя покрывался кровью. Мёртвые тела возвращали разум лишь после смерти.

На другом конце коридора, привязанный к кровати, очнулся Сёма. Мир перед глазами плавал, чёрные пятна сменялись галлюцинациями. В этот раз обессиленному и обезвоженному виделись под потолком сотни шприцов.

Они нависли прямо над его телом, иглами обозначив место на теле, куда вопьются в скором времени. О содержимом шприцёв можно было только гадать. Убьёт ли его ядом, кислотой, подействует ли яд мгновенно или растянет муки на часы, дни, что останется от внутренних органов после всего этого и переживёт ли это разум, Сёма больше не гадал. Силы стремительно покидали тело.

Сколько прошло времени с момента падения в ноги здоровяку в помещении Нежити, неизвестно. Но пересохшее горло, почерневшие губы и трясущиеся ноги говорили, что воды он не получал очень давно. Разум справился с ядом, нейтрализовав малую порцию в виде пота с большим количеством воды и кровью, что заставил течь из носа, не давая пробыть в мозгу хоть какое-то время. Яд побеждён, но повержен и сам Сёма. Привязан к кровати жалкими бинтами. Не в силах порвать и их. Конечности больше не слушаются, и сиплое дыхание становится всё реже и реже.

Эта медленная смерть в союзе с большой температурой хуже любых мук. Наверное, именно поэтому перестал контролировать гипоталамус, позволяя телу сгореть в мучимом его огне раньше, чем бред галлюцинаций выпьет душу до дна, уничтожив все светлые воспоминания жизни.

Сёма не жалел о пережитом: драки, погони, боль, износ, преодоление, тоска, несуществующие родители, дикая пустота одиночества до какого-то времени… И пусть седая старушка у койки и висящие под потолком шприцы будут ему свидетелем — если бы дали возможность прожить жизнь заново, не менял бы ничего…

"Что было, то было. Один раз прошлое поменяли — хватит. Разве что со Скорпионом пожелал бы встретился раньше, пусть даже в тайге, и найти Марию до рок-концерта, чтобы влюбиться так, что никакая демонша не в силах очернить ту любовь".

Тяжело, больно.

"Ещё можно было выпустить Леопарда в момент встречи на диване с суккубом у камина, а не через три дня… И вообще с самолёта падать не стоило. Почему бы не ввязаться в драку с Мёртво и Нежитью ещё там, у волхвов? И старики бы не дали очернить кровью святое место покоения Славы и Родослав сынка бы в обиду до конца не дал… Если он на самом деле его отец. Кто поймёт этих полубогов? За сорок тысяч лет можно столько понять, что понятия родства отойдут на последние роли. Или наоборот. Но какой может быть "наоборот", если сама смерть сидит у кровати и шприцы так устали висеть? Скорпион не приходит… Мёртв?.. Тогда не медли, старушка, где твоя коса. Или ты молодая красивая девушка с холодными глазами и белыми губами в линию?".

Старушка подняла голову к двери, прислушиваясь, и дверь почти в тот же миг, медленно, почти со скрипом, отворилась. На пороге застыл вихрастый юноша, тяжёлым взглядом пригвоздив старушку к стулу.

"Скорпион?", — подумал Сёма, расплывчатым зрением собирая картину в одно целое.

Мешали чёрные мухи, плодящиеся перед глазами с завидной скоростью. Куда там кроликам.

— Не преувеличивай своих возможностей, баньши. Тебе семьсот лет, мне в семнадцать раз больше.

"Хотя какой к чёрту здесь может быть Скорпион? О, бредни мои, бредни. Мозг, сколько ещё ты покажешь мне картинок, прежде чем вернётся настоящий мир? Тот, физический, с которым так просто было в понимании в детстве".

— Ты переступил владения! — Просипела придавленная к стулу старушка.

"Опять же, если подумать, в моих глюках должен быть Скорпион. Хоть какой-нибудь. Пусть будет хотя бы такой", — снова подумал Сёма и улыбнулся висящим шприцам.

Широко улыбнулся. Улыбкой камикадзе.

— Удельные земли князьков теперь принадлежат всецело мне! Разграничение Велеса отменяется.

Толстый стеклопакет вынесло на улицу вместе со старушкой. Крик баньши, истерзанной не столько стеклом и ударом, сколько моментально откаченной силой, слился со свистом сотен шприцёв. Они моментально догнали пособницу и пропороли старую, дряблую кожу. Она больше не могла вселяться в предметы или менять структуру тела. Меченый забрал весть потенциал, все возможности. Асфальт принял древнюю бестию, как любой материальный предмет весом больше пера. Принял такой же, как умерла шесть веков назад.

Гость подошёл к окну и сел на подоконник. Обычный голос, чем-то похожий на голос брата, донёсся до Сёмы:

— Вот же старая валлийская дура. Нет чтобы спокойно гулять на свадьбе внуков… Так она ж и там проклинать начала. Но и на самый тяжёлый сглаз найдётся проклятие потяжелее… С тех пор могла только о смерти бурчать, сама не ведая смерти…Тьфу, чёрт, с братом поговоришь, сам говорит как он начинаешь… Так о чём это я? Ах, да. Баньши. Воет о смерти и предметами гремит, как жалкий полтергейст.

"С кем это он говорит? Оправдывается что ли?"

— Вот скажи мне, Сёма. Ты же тоже ему брат. Он всегда такой упрямый?

"Ну, всё, шприцы со старушками кончились, теперь с галлюцинацией разговариваю. Пусть это и меньшее из зол за последнее время".

— Ваше благородие, вы, когда в зелёного слоника превратитесь, вы повторите свой вопрос на арамейском, а сейчас мне некогда — умирать надо. Так в другом мире, — просипел на одном дыхании Сёма, предчувствуя скорый кашель.

Кашлять раскалено-сухим горлом всё равно, что выплёвывать внутренности, получив под дых бревном.

— Кто тебя отпустит, белоснежка? Никак намаялся уже по жизни? Если ты брат моего брата, то способен меня понять. Вот скажи почему, даже когда их время вышло, они не уходят? Мне что-то плетут про баланс забытого Чистилища, я свято блюду все правила, но когда приходит мой черёд, и я сажусь на трон, Велес вдруг забывает в старом "офисе" какие-то вещи и раз за разом возвращается под надуманным предлогом.

"Спокойно ночи, мама. Я уже позавтракал".

— Блондин, только не делай вид, что умираешь. К смерти готовится бесполезно. Они сама приходит. Без приглашения. Свой смертный час знают только святые и пророки. До обоих тебе и прошагав все пустыни мира не добраться.

"Чебурашка, почему ты такой страшный?"

Гость соскочил с подоконник, подошёл к кровати и Сёма… почувствовал себя гораздо лучше.

— Спаси строптивого, у меня ещё дела… — донеслось до Сёмы.

Палата опустела.

Тело снова жило, словно не было истерзано ядом и обезвоживанием, словно жил две недели в добротном пансионате, откармливаясь, отдыхая и хорошо тренируясь.

Сёма парой рывков посрывал бинты и подскочил с кровати. Босые ноги донесли до разбитого окна, и палец трижды укололся об остриё. Ощутил боль. Смотрел на капающие капли крови. Ждал, что галлюцинация смениться другой, но… ничего не происходило. Всё так же горели над головой лампы, была распахнута дверь и старая карга, проклявшая шесть веков назад чьи-то души всё так же была рассыпана по асфальту неумолимой гравитацией.

— Ё-моё, — Обронил Сёма, останавливая кровь и разглядывая палату в поисках одежды. — Неужели мир и вправду сошёл с ума? Или ум — лишь одна из определяющих категорий мира? Совсем не главных?

Леопард вышел в коридор и посмотрел на беспорядочно валяющиеся тела. Кровь была на полу, на стенах, на потолке. Безмолвная тишина прерывалась лишь шлёпаньем его босых ног. Обнажённый, он переступал через тела, пачкаясь в крови, но двигаясь к выходу. Срам, холод улицы, да все вместе взятые постулаты мира не смогли бы заставить его снять одежду с мёртвых.

Безответный вопрос прокатился по коридору, прежде чем вышел на лестницу:

— Неужели и он потерял свою вторую половину?

И чуть позже:

— Стоп, стоп, стоп! А что, меня только что брат Скорпиона спас? Значит он существует?.. А я-то ещё существую?

Все категории ответов смыло одной большой волной потревоженного разума, не оставив и зацепки. До грани сумасшествия один шаг. И грань всё тоньше и тоньше.

 

Скорпион

Пытки памяти-4

Светлый туман снова обозначил знакомую по ощущениям фигуру. От неё веяло холодом и спокойствием. Несокрушимый и вечный, как гранитная могильная плита, Меченый снова пришёл к нему.

Сергей, примиряясь, обронил:

— Скажи мне, Меч, Сёма выживет?

— Сокращаешь моё прозвище? Не ты ли говорил, что урезание есть деградация?

— У тебя есть прозвище, но нет имени. Почему ты не взял себе имя сам, если не нарекли родители?

— Имя привязывает тебя к телу, к жизни, к миру вокруг. А я всегда свободный. Как ветер.

Скорпион всмотрелся в туман, стараясь углядеть глаза брата, но серая завеса их надёжно скрыла. Снова обронил в пустоту:

— Сёма выживет?

— Не буду тебя обнадёживать. Нет. Яд он нейтрализовал, доза была несравнима с твоей, но от опеки без помощи избавиться не сможет. Я не могу гарантировать, что кто-то ему кроме меня не поможет, но Аватары инертны, папашка твой себе на уме, а мелкий росток под названием "Антисистема" понятия не имеет что твориться в частной больничке Эмиссара Нежити… Решать тебе.

— Ты можешь вмешаться?

— Конечно, могу. Но ничего не бывает просто так… Услуга за услугу.

— Что, — усмехнулся Скорпион, — продать тебе душу?

— К чему мне твоя душа? Просто позволь мне иногда говорить от твоего имени.

— Ты же столько наговоришь… И к чему тебе это, если я вот-вот пройду этот туман без надежды на возвращение?

— Выбор у тебя невелик. Да и глупо было бы брать с тебя это позволение, если бы я не был уверен, что ты не выживешь. Но жизнь жизни рознь. Ты можешь жить полной жизнью, а можешь с ощущением, что парой-другой слов обрёк самого близкого друга на смерть.

Сергей лёг на туман и поплыл, словно подгоняемый неторопливым течением. Решение давалось нелегко.

"Позволить говорить чужому от своего имени — потерять своё имя. Но позволить умереть брату — потерять имя ещё раньше. Стоит ли жизнь побратима имени? ".

— Хорошо, ты можешь говорить от моего имени. Но я оставлю за собой право когда-нибудь сказать тебе: "Хватит!".

— Договорились. Руку жать не буду — ты всё-таки в коме, кровью расписываться тоже не стоит — я не мелкая нежить… Пойду я, пожалуй. Или ты хочешь ещё что-то спросить?

— Брат, почему мать покинула сотворённый Велесом резервационный рай?

— Денница вынудил.

— Можешь рассказать?

— Дела семейные. Почему бы и нет? Первое время Денница вместе с Люцифером работали на Велеса. Только вирус любви со времён Рода — страшная штука. Денница поднял восстание против Велеса. Он же не был бесполым ангелом, как вся братия волохатого.

— Но Денница же правил до Велеса?

— Не торопись, дай доскажу… Конечно, восстание было ради неё. И занеся меч над Адамом, взял с неё обещание уйти вместе с ним. Она ради него и ушла. Только Тартар не то место, где долго время течёт в нормальном русле. Не медленно, не быстро — скачками. Взад-вперёд. Чёртовы часы со спятившим циферблатом. Она вышла на поверхность в своё прошлое… Точнее, ещё до него. Велес создал Эдем порядка шести тысяч лет назад, а я, первый её сын, родился двенадцать тысяч лет назад. Дена же выкинуло ещё дальше "назад". Это всё довольно сложно, если бы не было так просто. Объясняю на пальцах: то, что в сакральном мире выглядит как битва богов, в мире физическом называется "эволюцией". Только чтобы не допустить фатальных ошибок, прошлое, настоящее и будущее так плотно связаны, что каждое действие в любой момент времени влияет на все три времени. Это как буква "Ж". Точка пересечения и из неё три пути возможного будущего и три пути возможного прошлого. Понять это можно только на праязыке языке, потому что в обрезанных языках такой буквы нет. Истина скрыта. Всё, как и хотел Велес, запутав народ сотворением человека. Но не из камня, не из дерева или глины ты не слепишь своё подобие. Подобие может передаться только по родству. Сейчас я передам тебе много информации, и ты не сразу поймёшь хотя бы часть. Только со временем, вдумываясь в каждый сюжет. Но если не примешь того факта, что Конец Света, Рагнарок и Апокалипсис уже был, живи простой жизнью и просто сошлись на меня. Хорошо?

— Обдумаю. Можешь ли прежде рассказать, как появился Пра-человек?

— Могу песней. Её в тринадцатом веке пела одна дева. Инквизиция сожгла её на костре за то, что не желала покупать индульгенцию. Я в отместку разделил католиков… Но её-то не вернуть.

Сергей промолчал, ощущая братскую боль. Меченый повысил голос и запел гласом той, что когда-то сгорела:

Меченый замолчал. Сергей положил руку брату на плечо, тщетно стараясь разложить всё по полочкам. Мозг бунтовал. Наверное, хорошо, что яд мешает ему думать логически. Логика — ловушка четырёхмерности. Но как подняться на пару "мерностей" выше, если не можешь разобраться и здесь? Только если принудительно — в момент смерти?

— Я готов, — услышал Сергей собственные слова.

— Тогда попрощайся с прошлым.

— Оно так же многовариантно, как будущее?

— А ты бы не хотел создать свой собственный мир?

— Почему мне всегда отвечают встречным вопросом?

— Подрастёшь на пару тысяч лет, сам всё поймёшь. Какие твои годы?"

 

Эдэм

Денница, ангел утреней зари, восседал на верхней ветке огромного дуба. Ветер нежно играл с широкими бежевыми крыльями, ласково гладил каждое пёрышко. С места обзора открывались лучшие виды на Эдемское чудо — опытная резервация первого автономного конструктора Велеса, где Волохатый собирал подобие перворожденных, приспосабливая контейнеры для душ.

Ловкие руки проворно чертили схему Млечного Пути, а из головы никак не шёл разговор с Лилит. Этот человек пробудил в нём новое, никогда ранее не используемое чувство. Денница пытался дать ему определение и как-то назвать его, но не мог. Этот первый человек как-то отличается от Адама.

"Почти тот же набор деталей, но…".

Адам подбросил Лилит в воздух, поймал на вытянутых руках. Послышался звонкий смех обоих. Денница криво усмехнулся, его взгляд стал немного другим. Резкий порыв ветра вырвал из рук карандаш, заставил одуматься.

На ветку рядом примостился Люцифер, шурша крыльями, как нелепая птица. Поток воздуха поднял ворох бумаг, что мирно покоились на соседней ветке. "Светоносный" поправил очки, обратился:

— Денница, ты специалист по чертежам. У меня тут план, как помочь этим двум и их потомкам колонизировать другие планеты. Им же дана возможность размножаться. Скоро вся планета будет по "образу и подобию". Хотя я понимаю под этим что-то другое, не снаружи, а где-то внутри. — Люци с усилием перевёл взгляд с недоделанной картосхемы Млечного Пути на задумчивое выражение Денницы.

"Утренняя заря" отвлёкся от дум, создал новый карандаш. Руки гения быстро расчертили траекторию падения опасной кометы, в углу заботливо подписал, на сколько градусов требуется наклонить траекторию, чтобы опасность столкновения с пристанищем душ миновала. Всё для защиты нового человека. Он только начинает свой путь. Души очень уязвимы в этих контейнерах тел. А контракт с душами надо соблюдать…

— Светоносный, я раздумываю, почему мы с тобой, двое, кто был с новым Хозяином с самого начала, кто остался с ним после разделения, почему мы лишены возможности воспроизводится и… этого… как там они говорят?.. ммм… любви! Почему мы лишены этого?

Денница тяжко вздохнул. Новое ощущение, что так похожи на вирусы или болезни, которые он разрабатывал с экспериментальной точки зрения, для развития науки, проникли внутрь и разъедали:

— Я Денница — правая рука Конструктора, ты Люцифер "Светоносный", левая. Мы оба несём защитные и сберегательные функции этих контейнеров. Всё по контракту. Души позволили нам участвовать в создании Мира, а мы на первых порах, пока не окрепнут, должны оберегать их. Деторождение нам не положено, потому что бессмертны, а любовь — Дар Творца. Вот так всё коротко и ясно. И не думай об этом больше.

— Ты часто разговариваешь с Лилит наедине. Гораздо чаще, чем с Адамом. Что она тебе такого говорит? — Люцифер сунул Деннице чертёж. Гений тут же добавил несколько недостающих элементов для пребывания в космосе. Хотя, что эти жалкие корабли по сравнению с тем, на что человек действительно способен?

— Она сказала, что души в принципе и не нуждались в нашем оберегании. Они могли создать и других. — Грусть своей ненужности и бессилия погружали во тьму мрачных дум. — Ещё сказала, что они в силах изменить любое положение вещей и в любое время…

"Если захотят".

— А мы тогда на что? — Люци чуть не свалился с дерева от возмущения, но сбалансировал и удержался.

— Нам позволили остаться. Понимаешь? Нас должны были уничтожить, как новая волна накатывается на предыдущую, но… оставили. Примерно как смотрителей, хранителей, учителей. Понимаешь, о чём я?

Светоносный кивнул. Но тут же отрицательно помахал, заключая:

— Ты сам-то себя понимаешь? Мне, конечно, приходят в голову разные крамольные мысли. Сколько ещё миров в бесконечности мысли Творца? Если наша Вселенная лишь мелкий кусочек, та самая точка. Но чтобы поставить всё с ног на голову. — Люцифер материализовал листок, быстро-быстро стал что-то писать, складывая строфы в ряд.

— Сколько миров? О том известно лишь Творцу. Род скоро покидает это конгломерат. Сейчас время приёмника. Велес займёт его место. — Денница одобрительно посмотрел на созданное Люцифером ваяние. Строки лежат в ряд, слова подобраны тютелька в тютельку. Совсем неплохо звучит, красиво и запоминается легко.

— Ещё один подарок человеку, — чуть смущённо улыбнулся Люцифер. — Только не знаю пока, как назвать.

Денница прижался крыльями к стволу дерева, прикрыл глаза. В сознание сразу вспыхнул образ Лилит. Бездна глаз утопила в своей бесконечности…

"Но она принадлежит другому… другому".

Вспыхнуло ещё одно новое чувство — гнев. Захотелось всё сделать по-своему, только по-своему, злость и гнев бурлили в разуме гения. Но внешне он оставался таким же…

"Никто об этом знать не может, не должен".

— Послушай, Люци, а ты никогда не хотел поменять сложившееся положение вещей? Души могут всё, но если заставить их об этом забыть, да ещё и встать на место нового Хозяина…

— Что за речи ты ведёшь, Денница!? Это же!.. Это же!!! — Люцифер судорожно подбирал новое слово.

— Да не кричи ты, время ещё не пришло. Ты только представь, какими возможностями мы будем обладать.

— А как же души? — поднял брови Люцифер.

— А что души? Они при воплощении в новую жизнь не помнят ничего из прошлого. Их реинкарнация заставляет забыть все прошлые знания. А при рождении они как чистые листы, что расскажешь, тому и поверят. А если ещё добавить, что жизнь всего одна… Да запретить саму мысль о перерождении…

Люци осмотрелся, поправил очки, горячо зашептал:

— Люблю, конечно, перемены, но не слишком ли глобально?

Денница устало взмахнул руками:

— А ты хочешь быть вечной нянькой? Ты же гениальный стратег! Твои знания надо применять! Тебе не строфы в ряд надо укладывать, а полки в бои отправлять. Я даже название новое придумал — война! А пешками твоими будут воины!

Люци приподнял подбородок, возразил:

— Я просто хочу творить. Мне всё равно где и что, только бы в свободе.

Денница схватил за плечи, встряхнул:

— Я дам тебе все условия, со мной ты не останешься незамеченным. А какая благодарность от них? Подумай.

— Я творю не ради благодарности…

— А толика признания? Уважения? Особого отношения к гениям? Ну что ты, как неразумное животное в саду.

— Ну… — протянул Люци. Никогда прежде не приходили подобные мысли в голову.

Денница обрабатывал Люцифера слащавыми речами. Уроки, взятые у Велиала, что своими речами заласкает слух любого, не прошли даром. Слабое место есть у любого существа.

Особенно в мире, где есть место ошибкам, где ошибаются даже Первые…

Единый Создатель покинул конгломерат. Миру предстояло выбрать приёмника, а Денница готовил мятеж и вербовал сторонников…

Рай погрузился в море крови. По одну сторону стали верные старому строю, под предводительством Архангелов Михаила и Гавриила. По другую сторону отступники, под рукой Денницы и Люцифера. План отступников был гениален, проработан до мелочей. Но в мире, где есть место ошибкам…

 

Эдем

Некоторое время спустя

Денница занёс пылающий меч над головой бессознательного Адама. Если его убить, то небо смирится, падёт на колени, все признают права Денницы на престол.

Смирится и Лилит.

Путь к трону и славе был устлан телами ангелов, кровь заливала священные своды райской обители. Среди беззащитных крылатых тел в белых одеждах, мелькали латы Архангелов, пришлось даже зарубить несколько Серафимов, что даже в одиночестве бились в расчёте один к десяти. Денница с Люцифером, в союзе с лучшими бойцами-отступниками, прорубились к сердцу Эдема.

"Люди умрут, души не смогут воплотиться. Это победа".

Вокруг кипела сеча. Михаил послан за ватагой Серафимов, а Гавриил наступает по всем фронтам. Но время есть, а человек лежит под ногами… Лежит без сознания, лишь веки не опустились, смотрит, словно всё видит и вне памяти. В этих бездонных глазах ни капли страха. Смотрит так, как будто не его, а он поверг противника.

"Но что ты, контейнер, можешь против силы и меча? Спи вечным сном, непокорный"!

— Стой, Денница! — Звонкий голосок Лилит резанул по слуху. Она бросилась под занесённый меч, взмолилась. — Не трогай его, мы созданы друг для друга. Наша любовь неразлучна, мы как две половинки одного целого. Если убьёшь, то только обоих. Начни с меня — он без сознания.

Денница навис над людьми, как утёс над рекою. Громада гнева, злости и смятенья мысль, да ещё поражён человеческим вирусом, что как проклятье Творца не позволяет опустить меч на эту женщину. Настоящую женщину — первую.

— Ты пойдёшь со мной или он умрёт! — Тело Денницы стало меняться. Голос из бархатного стал похожим на камнепад тысяч камней.

Лилит склонила голову, убито прошептала:

— Если он останется в живых и не падёт от твоей или чьей-либо ещё руки, и мы покинем рай, никого больше не тронув, то я уйду с тобой… навсегда. Даю слово. — Лилит склонилась над Адамом, припала губами к губам, слёзы покатились по щекам и закапали на его рассечённое лицо, коснулись губ. На местах нанесённых Денницей ран, водная лазурь превратилась в пар, и порезы затянулись. — Адам, я должна покинуть тебя, но род человеческий не прервётся. Ты обязан полюбить другую. Слышишь, милый? Ты обязан. Ради меня, ради наших несостоявшихся детей, внуков и потомков. Ради рода человеческого. Какой бы не была та другая, но ты должен… должен… прощай, мой любимый муж, постарайся забыть меня.

Послышался шелест множества крыльев. С неба, закрывая солнце, спустились Серафимы. Три пары багровых крыльев на каждого грозно взъерошились, пылающие мечи яростно отразили свет светила. Среди небесного воинства, выделялся Архангел Михаил с огромным пылающим мечом, что горел и светился, словно само солнце. Новоприбывшие быстро окружили отступников, где как гора над всеми нависал могучий Денница.

— Как вы могли пойти против своих братьев? — Михаил стоял плечо к плечу с серафимами, замыкая круг вокруг отступников. Каждый багровокрылый был как минимум на две головы выше Михаила, но по сравнению с Денницей и его новыми солдатами они выглядели детьми перед взрослым.

Денница больше не атаковал, опустил огромный, покрытый по самую рукоятку священной кровью чёрный меч. Он добился всего, чего хотел. Она — его. А в рай ещё вернётся. Вернётся и утопит это место в крови… Теперь уже насовсем.

С неба спустился Конструктор, вознёс длань над Денницей, могучий голос покатился по земле, заставляя всех падать ниц. Только Денница устоял на ногах.

— За свои деяния ты будешь низвергнут. Ты и твои приспешники будете прокляты во веки веков и не будет вам мира и покоя…

Денница поднял тяжёлый взгляд, борясь со слабостью во всём теле, губы раздвинулись в ехидной усмешке:

— Как только ты совершишь изгнание, ты потеряешь половину силы. Ты будешь "светлым", но "тьма" будет со мною. Ты знаешь баланс дуальности. Не будет единого приёмника Рода.

— Убил ты светлое в себе, как только покусился на запретный плод, что не на дереве растёт, а создан для другого. А покусился ты на дар любви. А он лишь для души, для человека. И ангелы любить не могут. К тому же любовь — игрушка для двоих, а не пристанище для одиночества. И будешь одинок теперь ты!

— Да будь я проклят сотню раз, но я познал любовь, а ты остался пуст! Прощай же, Волохатый.

— Отныне демон ты и…. все твои друзья… и частью Лилит. Но ей дарую я возможность быть везде. Не будет перед ней дверей закрытых. А прочим быть низвергнутым во тьму! На тьму веков! Да будет так! Отныне порожденье тьмы ты! Пойди же прочь, деянье прошлых лет!

И подошёл Велес к Деннице, вырос в размерах, схватил за горло и швырнул в землю, что пред такою силой как кисель пред гирей. И полетел Сатана вниз, пробивая телом пласты земли, теряя крылья. Был ангелом небесным, а стал подземной тварью. И ныне его дом возле ядра земли в Преисподней одиночества. И только Лилит к нему может приходить. Когда захочет. Но не было такого никогда — всегда проходит мимо.

Позже, много раз прокручивая в сознании разговор со Светлым, Денница вспомнил эпизод про яблоки…

"Запретный плод. Хм…".

Земля перед остальными демонами низверглась, поглощая отступников, все полетели не так глубоко вниз, как предводитель, но образовали девять кругов ада и поклялись отомстить небу через землю. А земля — обитель душ, что как в контейнерах, живут в людях.

Так человек стал местом поля битвы двух сил дуального мира.

В саду из демонов осталась лишь Лилит.

— Зачем ты поклялась идти с ним? — Был конструктора вопрос, что стал им с малой буквы, лишившись сил Единого и став половинным. Лилит смотрела лишь на Адама, игнорируя всех окружающих. В мире нет никого, кроме него. Ответила:

— Есть вещи, которые не понять никаким силам. В своих Силах вы не допускаете никаких слабостей. Трусливы вы, чтобы любить…

И Лилит спустилась во тьму адских кругов, сдерживая слово. Слово настоящей женщины. Первой женщины из созданных.

Сад как будто потускнел с уходом женщины. Беспокойно заворочался Адам, медленно просыпаясь.

— Душа — потёмки, — нарушил тишину Гавриил, наблюдая, как Единый теряет половину силы.

— Где Лилит? — Был первый вопрос Адама.

— Сгорела в пламени Дара Творца, — ответил Велес.

— Где моя женщина? — Глаза Адама заблестели, кулаки сжались.

— Лилит с нами больше нет. — Велес вздохнул. — Но мы тебе найдём другую, лучше.

Адам в гневе зарычал, бросился на Создателя, но серафимы преградили путь, став плотной стеной.

— Баланс для ваших Сил, а человек — душа. И не понять всем силам наше мировидение. Боритесь меж собой, а я пойду её найду. Ошибку совершили наши души, когда оставили вас в этом мире жить. — Адам повернулся спиной и зашагал прочь к разверзнувшейся земле.

Удар по голове тяжёлым предметом погрузил Адама в сон. Сзади стоял Рафаэль, двумя руками держа бревно. Басом ответил:

— Он перенервничал сильно. Может наделать глупостей, а заодно нас всех сотрёт с лица земли. Тоже мне носитель знаний.

— Ему мы новую жену найдём. А чтобы не страдал, пусть будет обликом как Лилит, — повелел Велес.

— У нас с материалами проблема, — обронил Михаил, соображая из чего создать копию Лилит.

— А на нём разве лишних деталей нет? — Саркастически заметил Рафаэль.

— Так это же будет неполноценная копия, — возразил кто-то сзади.

— Он скоро проснётся, надо думать быстрее.

— Да скорей же! Он сейчас всё порушит!..

— Да дай ему по ребрам! Делов-то!

— Вроде сломал одно…

— Тише ты…

Очнулся Адам, лёжа рядом с копией Лилит. И из любви к настоящей Лилит заставил себя поверить, что это она. Только сердце всякий раз обливалось кровью, когда слышал имя "Лилит". И дал он копии новое имя — Ева. Но каждый раз, каждое мгновение не проходило чувство, что Ева не та…

 

Эдэм

Много дней спустя

Адам лениво перебросил сладкую тростинку с зуба на зуб, поиграл языком, тоскливо сплюнул. Как же это всё надоело. Всё надоело, даже трава под ногами, и та не имеет горечи, всё сладкое, такое сладкое, что приторное. Каждый день, как предыдущий, все они словно близнецы идут чередою. А рядом, словно что-то витает. Что-то, словно на расстоянии вытянутой руки, словно протяни и схвати…

"Но нет же, это чувство не постигаемо".

Тошно от безысходной ежедневности и давит что-то.

Пушистый полосатый хвост прошёлся по щеке. Здоровый зверь в три, а то и четыре человеческих веса, которому дал имя — Тигр, ластился, словно та же овечка. Этому огромному грациозному зверю охотиться бы на тех же овечек, вонзать острые клыки в добычу, а нет же, так же безобиден, как и большой древесный червяк на соседнем дереве…

Тоска грызёт изнутри, тяжёлое чувство давит и разрывает, прижимает к земле, делая существование бессмысленным, долгим и не нужным. Ничего не радует Адама. Лилит ушла. В груди такой щем, что тяжело дышать. Ангелы ошиблись, считая, что копией смогут её заменить. И даже имя дали то же самое, да только не может он звать клон из своего ребра, как и ту самую…

"Далёкую… первую… настоящую".

Ветер взъерошил волосы, прошёлся по щеке мягкой дланью, силясь отогнать груз воспоминаний и унести прочь вместе с кипой облаков. Но что-то внутри понимает, что воспоминания не уйдут никогда. Это чувство сильнее его. Это сильнее запретов ангелов и Создателя.

"Это даже сильнее… это чувство…"

— Ну что? Грустишь? — прервал ход мыслей чей-то окрик. Раздвоенный язык коснулся уха и щекотно прошёлся по самой мочке, отрывая от недосказанных мыслей.

Адам, не поднимая головы, узрел свесившегося с ветки червяка невероятных размеров.

"Надо бы этому созданию новое имя дать, а то слишком рознится с безглазым обладателем земли".

— Чего тебе? — Адам не сразу узнал свой голос, хрипел и сипел, как будто долго пил холодную ключевую воду.

"Хотя какой червяк? Пусть будет змей… гм, змеёю".

— Змея ты!

Новонаречённый змей сполз с последней ветки на землю, обвился вокруг ног Адама. Глаза пресмыкающегося вперились в глаза человека.

"Эх… Надо бы Создателю сказать, чтобы змеям веки доделал, а то зрачки какие-то гипнотические, совсем неправильные и непривычные", — подумал Адам.

— А яблоки-то горькие, — прошелестел раздвоенный язык.

Сначала ничего и не понял. Мысль приходила медленно, постепенно. Затем у Адама зажглась искра интереса к ползучему созданию. Человек тяжело приподнялся на локтях:

— Горькие? Да ну ты брось, здесь всё сладкое, недаром Ева даже ранетки "райскими яблочками" назвала. А вкус горького я пробовал только раз, когда слеза Лилит коснулась губ… Это последнее, что я помню, перед её уходом.

Змей прополз щербатой головой до самой груди, отчего у Адама вся кожа покрылась мурашками, испытал какое-то новое ощущение — отвращение. А змей прошелестел языком почти у самых губ:

— Да уверяю тебя, горькие… Как те самые слёзы.

Змей почти коснулся губ раздвоенным язычком. Адам же не позволял такого даже Еве. Губы всё ещё помнили последний поцелуй той единственной. Человек вскочил, стряхивая многометровую, тяжёлую змеюку, как лепесток с деревца. Силой создатель одарил под завязку, пообещав, однако, что каждое новое поколение будет всё слабее и слабее, но взамен приобретёт нечто большее. Но что, как всегда не сказал. Он вообще много не говорил, виделись редко, в основном через посредников — ангелов. А Адам не понимал, как ему предстоит заселять землю обетованную с той, которую не любит. Но его бог других создавать отказывался, мотивируя тем, что создал их в лучшее время творения и вряд ли повторит подобное.

Змей после пинка могучей ноги улетел в кусты. Адам вдогонку прокричал:

— Мне всё равно тех яблок не отведать! Поди же прочь!

А про себя добавил, что обязательно спросит незримого, почему он наложил запрет на плоды во век никому не нужных яблочек? Кому нужна эта мелочь, когда вокруг растут такие дивные по красоте и вкусу плоды, что есть можно часами к ряду? Спина вновь прижалась к мягкой древесной коре. Шум листвы в момент навеял образ Лилит, погрузив в думы. О змее и думать забыл.

А змей улетел сквозь кусты прямиком на запрещённое дерево с не менее запрещёнными плодами. Змей только и поразился непробиваемой "далёкости" Адама.

"И этим двуногим все ангелы должны были поклониться, признав их верховенство над собой. Да никогда! Денница был прав в своём неподчинению прихотям старца". — Шпион печально вздохнул, лизнув раздвоенным языком одну из недозрелых ранеток, оставив на плоде капельку слюны: "Пусть хоть прозреют, что они не первые и далеко не лучшие. Пусть поймут весь обман, да бегут из этой резервации, названного раем. Бегут к другой жизни, к другим богам. Зря Велес приписал все деяния сотворений себе. На земле богов не меньше, чем плодов этого дерева. Всего лишь капли Единого, и всё творят, создают, клёпают тысячи первых людей из любых подручных материалов: дерева, камня, глины, песка, воды, лавы, облаков… А эти двое сидят и ничего не видят… Наивные слепцы… Эволюции никогда не создает в единственном числе. Когда-нибудь первосотворённые и перворожденные смешаются, давая новое человечество. Но Велес наверняка что-нибудь придумает, не желая смешивать своих и всех прочих до последнего. Народу Волохатого придётся по жизни тяжко с таким Богом. Но он наверняка не позволит усомниться в своих словах и под его знамением — шестигранной звездой, пройдёт его народ через кровь и отчаянье. Сплотятся ли или погибнут — кто знает?".

Вибрации языка уловили присутствие подруги Адама. Пусть змею не дали ушей, но язык ловит колебания температур гораздо лучше, так что Люцифер уловил приближение Евы раньше, чем её увидели бы глаза за густой листвой. Надо постараться вручить ей именно этот плод.

Змей приподнял голову и треснул ей по ветке, да так, что все незрелые плоды посыпались на землю, лишь смоченное его слюной осталось висеть, как и прежде, увеличившись в размерах и засияв, как драгоценный камень, бликами света.

— Ева! — позвал змей.

Ева повернула голову, россыпь пшеничных локонов последовала за ней с опозданием, прикрывая всё нагое тело до самых бёдер. Это у Лилит волосы были чёрные, как смоль от жажды отомстить за несправедливость разлуку с любимым. А у Евы от отсутствия какой бы то ни было ненависти — волосы, словно чистый прозрачный свет солнца. Она ещё не знает ни бед, ни печали…

Всё впереди.

— Червяк? Чего тебе? — Ева подошла поближе.

Змей свесился с ветки, поймал глаза Евы в прицел гипнотических зрачков и медленно заговорил:

— Я не червяк, я змей. Муж твой назвал. Но дело не в том, — тут он приблизился вплотную, — ты хочешь помочь Адаму её забыть?

Ева прислушалась, бегло осмотрелась по сторонам, как будто кого-то опасалась. Медленно, величественно кивнула.

А змей про себя подумал: "Да, у тебя большая миссия, ну если и не зародить весь мир, то двух сыновей ты породить должна. Чтобы сгинул один, а второго прокляли, и Лилит в Аду было не так одиноко". Вслух же сказал:

— Сорви последнее яблоко с древа, надкуси и положи этот кусок ему в рот, когда он будет спать. Сам он никогда не согласится его отведать лишь потому, что не может позволить себе её забыть. Ты должна ему помочь. Ты меня поняла?

Ева снова зачарованна кивнула.

Полчаса белокурая дева, сидя в засаде, теребила в руках яблочко, почти полностью содрав с него все знания, которые змей хотел подарить людям. Осталось только совсем чуть-чуть — потенциал. Но теперь он станет доступным не всем. И придётся немало покопаться в себе, прежде чем извлечь его.

Наконец, Адам уснул. Дыхание послышалось спокойное, размеренное. Ева осторожно приблизилась, сердце останавливалось всякий раз, когда веки возлюбленного подрагивали, словно вот-вот проснётся. Нежные пальцы аккуратно коснулись губ — чего Адам никогда не позволял! — и чуть подёрнули челюсть вниз. Затем Ева откусила небольшой кусок горькой ранетки и положила в рот Адама, прикрыв челюсть…

Он понял, что задыхается. Незнакомое прежде чувство близости смерти заставило проснуться, вскочить на ноги. Он с расширенными глазами смотрел на растерянную Еву, руками хватался за горло, лицо начало синеть, лёгкие пытались вдохнуть хоть немного воздуха, но не получали ничего.

— Ева… д…у…р…а — просипел он из последних сил и пал на колени, продолжая хвататься за горло.

Змей всё это время выжидал, пока всей массой своего тела не рухнул на спину Адама, отчего тот тут же задышал. Странный ком остался в горле навеки, зато каждого поперхнувшегося человека с тех пор бьют чуть выше лопаток, куда упал змей, спасая сотворённого.

Адам не проглотил кусок яблока. С тех пор знания человек добывает в поте лица, пока не становится сыт ими по горло, как впрочем, порой и Евой… Да вдобавок "Адамово яблоко" навсегда, в память об этом дне, поселяется в горле среди всего мужского населения в день взросления-прозрения.

Воздух вспыхнул в нескольких метрах от троицы Адама, Евы и змея. Сияющий огонь вещал:

— Да как вы посмели?!

Змей спрятался за ближайшую ветку, Ева метнулась за спину Адама, а Адам смотрел на пылающий, огонь не отводя взгляд. Неожиданно какая-то догадка проскользнула в сознании, обронил:

— Слушай, а почему бы тебе, не явится в своём истинном виде?

Огонь вспыхнул ещё ярче, но словно задумался, метнул искры:

— Ты меня не выдержишь. Я слишком велик для тебя.

Адам поймал за хвост новую мысль:

— Но ты же создавал нас по образу и подобию своему. Почему дети не могут смотреть на отца?

Из-за ветки вылезла голова змея, ехидно добавил:

— Потому что врёт он всё. Первый ушёл, а этот всего лишь половинчатая подделка… Собрал из тех деталей, что были и…

Огонь полыхнул ярче прежнего, дерево, на котором была змея, опалилось в один миг, рассыпалось прахом. Перед змеем разверзлась бездна, как некогда перед Денницей. Он полетел вниз. Так, впрочем, и собирался вернуться домой. На лету прокричал Адаму:

— Не верь ему, тебя создал не он… Он лишь собрал! Душа твоя — создатель твой!

С той поры в сознании человека всегда воюют две противоположности, ибо человек познал правду и ложь, но различить и понять, что есть что, не смог…

Адама и Еву изгнали. Перед ними открылась вся полнота жизни с её трудностями и успехами, болью и радостью… Они повзрослели, как вырастают все дети…

Их Бог больше к ним не обращался. Знал, что Адам его речей слушать не станет. Но появились новые дети…

Змей шлёпнулся о землю, принял свой естественный облик человека с чёрными обгоревшими крыльями и прокричал в темноту подземелья:

— Дэн, я что-то не пойму. У Адама и Евы будет всего два ребёнка, причём оба мужского рода, тем более один другого убьёт, а убийцу проклянут на вечные скитания, изгнав его из ранга людей. Он станет демоном в понятьях пернатых, как и Лилит. Так?

Подземелье вспыхнуло сотней факелов. Голос с высокого чёрного трона прорезал тишину, прошёлся по стенам исполинской мощью познания.

— Ты грезишь будущее. Так зачем спрашиваешь?

Люцифер встряхнул пыль с крыльев, подошёл поближе к трону. Перед ним тут же воссоздался широкий стол полный яств и удобное кресло. Люци плюхнулся в кресло, плеснул в чашу в форме черепа ангела красного, как кровь вина. Залпом осушил и выдал новую мысль:

— Так на этом план старца и закончился. Его создания, едва возникнув, сгинули. Откуда же пойдут остальные люди? Им ведь велено плодиться, а он других больше не создаст, чай не Творец, силёнки не те. Я чего-то не понимаю?

Взгляд Сатаны устремился куда-то вдаль. Слова раздались, как раскаты грома:

— Если бы это был единственный создатель, мир был бы мёртвым. Но есть и другие боги. Есть люди, созданные богами, есть люди рождённые от богов. У них там такие войны за сферы влияния, куда нам подземельным… Ну, а если какой Конец Света, Рагнарок или Апокалипсис, богам придётся создавать всех заново. В короткий срок. А сам знаешь что получается, когда срок короткий… Там не доделал, тут не додал… — немного подумав, добавил. — Но есть мы. Не обременённые собственной паствой. Можем вмешиваться, когда захотим.

Люци откинулся на спинку кресла, сложил крылья так, чтобы не мешали. Невольно заметил, что всё-таки у них в преисподней крылья лучше, чем у пернатых. Те даже сидеть не могут, а они придумали себе такие, что обворачиваются вокруг плеч словно плащ, да и мощнее на порядок. Такие не подожжёшь в полёте.

Люцифер поднял печальные глаза цвета ночи и вопрошающе прошептал:

— Эволюция?

Денница кивнул:

— Эволюция…

 

"Рай"

Конец мира, которого не было в нашем мире

Потрёпанный плащ трепетал по ветру, как флаг для сотен тысяч воинов, знамя, зримая ясная цель, для всего человечества…

Или античеловечества…

Люцифер вдохнул полной грудью запах свежего воздуха, что принёс ветер, невольно поморщился. За тысячелетия отвык от этого привкуса кислорода, как и от солнечного света, что даже на закате пробивается сквозь плотные слои кучевых облаков, которых нагнало в преддверии последнего дня величайшей битвы. Отвык… и не мог привыкнуть за все дни битвы. Сколько их за плечами было?

Странно. Свободно смотрел в самый жуткий и лютый огонь, в саму его суть, но на заходящее солнце смотреть мог едва ли. Так же и с воздухом, ведь научился дышать чем угодно в подземелье, но лёгкие отвергают ту смесь, что приносит ветер.

Небо грозилось утопить адское семя в потоках воды, залить дерзких с головой, кои посмели выползти на свет божий из недр подземелий. Казалось, тучи набрали всю воду мира, что была на всём белом свете. Стоит только ткнуть пальцем и небесный водопад прорвёт плотину облаков, появится новый всемирный потоп, который зальёт всемирный огонь пожарищ и иссякнет, погрузив мир в шаткое равновесие.

Шёл шестьсот шестьдесят пятый день вторжения в рай. Легионы света и легионы тьмы пали под истреблением друг друга. Всю землю, насколько хватает глаз и возможностей, залило священной и проклятой кровью, небесные воители и рогатые воины, громоздились целыми горами мёртвых искромсанных и растерзанных тел.

Старуха с косой билась в конвульсиях в приступе вседозволенности, тотальности. Ей раздолье — все споры и согласия почти разрешены, скоро все просто уйдут за черту, оставив бренность и философию на попечительство кровавому ветру и чёрному солнцу.

Люцифер потёр бронированным шипастым кулаком массивную грудь, место, где на прочнейшем в мире доспехе сияет разлом длинною в палец.

Дьявольская ухмылка отразилась на прекрасном лице. Не зря когда-то придумал поговорку — "дьявольски красив".

"Неплохо, совсем неплохо бьются эти серафимы. Никогда бы не подумал, что небесное воинство всё-таки оказалось готовым к битве, не смотря на все пересуды, леность и вечное блаженство прогнившей системы. Что ж, осталось немного. Пару взмахов меча и вся эта ложь завершиться. Всё, как сказал Дэн".

Зря этот мир не принял поэта…

Архангел Михаил тяжело дышал, по искромсанным доспехам текли новые багровые ручейки, что засохнут вскоре, как и старые. Некогда сияющие солнцем латы превратились в куски железа. Не правда, что у ангелов нет тел и крови нет — есть. Не правда, что небо забыло о жителях земли — помнит. Только бесконечных шестьсот шестьдесят пятый день не до земных дел, совсем не до людских забот — идёт война. День на небесах, что тысячи лет на земле.

Ад штурмует небесные врата и столько работы у огненных мечей генералов неба.

Неправда, что рай пуст. Просто недолго души покоились в вечном мире и отдыхе. Судный день настал сразу и Светлый призвал каждую из частиц творца на защиту мира. Нашлись паладины, иноки, монахи, священники, волхвы, светлые колдуны, чародеи, знахари, рыцари, богатыри, герои, пророки, заступники и радетели всех мастей, что заступились за дело света, пусть сами и не без греха. Небо в один миг простило им все прошлые, нынешние и будущие прегрешения, простило без лишних слов, по веянию времени. И потянулись орды на бойню, в священных огонь последней войны вместе с толпами святых, фанатиков, ангелов, архангелов и багровокрылых серафимов. Рубились не за себя, рубились за веру. Слепо не ведая в этой вере ни сути, ни корней, одно только чувство собственной правоты гнало их на эшафот и в топку горнила переплавки. Ведали, что несовершенны, но вместо того, чтобы развиваться на земле, предпочитали умирать, избавляя себя от необходимости искать ответы на вопросы и продолжать путь и поиск себя.

Миллионы легионов ада смели почти всех, послушно умирая по велению князей тьмы. Штурмующие по законам войны теряют четырёх воинов в расчёте на одного убитого, но в аду народу побольше, в разы, на целые порядки — их путь был лёгок, как и жизнь. Короткое время человечества отбирало лучших, попавших в ад по клятвам, мести, предательству, глупости, случайностям и просто лени, лёгкими дорогами, получением быстрой "дармовой" силы или богатства, подкупом любви или быстрым счастьем… контракты с адом всегда плачевно заканчивались для их душ.

Девять из десяти людей всегда предпочитали лёгкие дороги — ад был переполнен грешниками, ждущих последнего дня битвы, как избавления, искупления или же возможности показать себя на услужении других сил. Тёмных наёмников хватало с избытком, бились за силу — не дали светлые, так дадут тёмные. Таковы их мысли…

Были и те, кто искреннее сражался за дело ада — самые лучшие и уважаемые солдаты: чёрные рыцари, некроманты и демоны всех мастей вели в бой полчища подземных созданий, бесов и чертей, как генералы, как маршалы ведут мясо войны на скотобойню. Ведьмы, колдуны, ведьмаки, упыри, шаманы, исчадия, инкубы, суккубы, нечисть и проклятые, обречённые и павшие вторгались во владения рая в средних рядах, шагали по пояс в крови, пробирались сквозь валы и горы мёртвых тел собратьев первой волны.

Ад наступал долго и тщательно, сметая все оборонительные редуты, валы, укрепления, заставы, бункера, ограды, врата. День за днём, отвоевывая пядь за пядью, он теснил свет в угол. Как островки снега под дождём таяли в небе последние силы сопротивления. Таяли, сгорая в огне, синем проклятом пламени, утопая в крови, кислоте и безысходности, разрываемые острыми когтями, зубами, крыльями и вечными терзаниями пустот души, которые так хотели заменить верой.

Но та пустота заполняется лишь поиском.

Михаил снова тяжело вздохнул, перехватил рукоять огненного меча и приготовился отражать последний штурм… По щеке потекла одинокая слеза, скатилась к подбородку и упала вниз, сквозь небеса на землю.

Сегодня последний день человечества и… о, насмешка судьбы — существования мира… Недолго продержались посланные Творцом души в рукотворном Чистилище…

Люцифер выхватил чёрный, как ночь, трёхручный чудовищный меч самого Апокалипсиса, который ковал тысячи лет с надеждой отомстить, высоко подпрыгнул и взлетел в небо, расправляя чёрный потрепанный плащ в пару огромных крыльев. Навстречу из врат рая летел шестикрылый серафим в погнутых, истерзанных дьявольскими когтями доспехах с пылающим огненным мечом.

Двое крылатых созданий сшиблись в чёрном небе. Мечи сверкнули двумя молниями, высекая искры. Следующим движением Люцифер разрубил серафима пополам, от макушки до пят. Чёрная молния меча апокалипсиса рассекла, словно пушинку. Вниз полетели два окровавленных куска с красными крыльями.

Тут же небо разрезала слепящая молния, пронзив грудь Люцифера. Разряд нашёл лазейку в доспехе. Разрыв в палец длинною принёс одному из Падших смерть. Крылатое создание камнем рухнуло на землю, роняя меч.

По небу прокатились раскаты грома, но никак не слабее над миром прокатилась речь Денницы:

— Ты сделал свой ход, старик. Теперь моя очередь… — и он подхватил меч Апокалипсиса.

С его словами на небо пришёл шестьсот шестьдесят шестой день…

Скорпион прикрыл глаза и отключил потоки информации.

"Вместо того чтобы ждать Судного дня завтра, не проще ли представить, что он давно прошёл? И жить как свободные люди, во весь рост, а не согбенные страхом твари, дрожащие перед Карами богов эволюции. Каждый из них могуч и смертелен настолько, насколько в него верят. Вера и мысли порождают эгрегоры. Те энергию воплощают в материальное. И пылает Земля, идут войны и неминуем очередной Конец Света, пока люди ежедневно воссоздают эти образы в мыслях, желая, чтобы всё сгинуло ко всем чертям. Такой мир обязательно сгинет, если человечество не сменит образ мыслей. Ведь каждый человек — частица Творца. Рождённая душа, ограниченная рамками, чтобы не уничтожать раньше, чем возьмёт на себя ответственность за созданное. Но пока это не признает каждый, миром будет править Деструктор — его в человеческих мыслях чуть больше и… чаще".

 

Скорпион

Воспоминание. (10 лет)

Автовокзал — рай для цыганят, попрошаек и карманников всех мастей. Скорпион, изображая потерявшегося ребёнка с бумажником на поясе, беззлобно сломал третью кисть, выводя очередного ловкача на досрочную пенсию, и скрылся среди толпы.

Народ ждал посадок на свои маршруты, все толпились, не замечая быстрые руки в сумках, карманах, куртках. Те, кто не успел купить билеты в кассе, столбят очередь, знают, что у водилы всегда найдётся пара-тройка свободных мест, даже если все билеты распроданы на неделю вперёд. Эта вещь логики не поддается.

Дмитрий не смог отпроситься с работы, Елену тоже завалили бумажной тягомотиной, повидаться с новым дедом и бабой предстояло самостоятельно.

"Жаль, не разрешили взять с собой Живчика, он простор любит. Но что поделаешь, он не из рода Чихуа-Хуа, в карман не помещается. За месяц вымахал в два с половиной раза, так что тяготиться дорогой придётся одному".

Но почему-то не тяготит путешествие, не чувствуется даже вес рюкзака за плечами, хоть Елена и постаралась укомплектовать как следует, словно не на пару выходных дней едет, а на месяц как минимум. Скорпиону в радость бы и на месяц, но через неделю наступит та самая таинственная школьная пора. Но не пропускать же из-за неё знакомство с деревней? Вот и приходилось исследовать автовокзал самостоятельно.

Автобус распахнул двери, на свет показалась лысая голова, прокуренный голос водителя с тяжкой хрипотцой объявил рейс. Пассажиры и не то вынесут, лишь бы поскорее доехать по деревням, на свежий воздух, парное молоко, копание картошки.

Сергей быстро нашёл пару разочарованных лиц, кто отчаялся попасть на автобус, продал мужику билет за двойную цену, тот при этом засиял как алмаз. Ещё бы, такая удача, два часа другого автобуса ждать не придётся. Сам малец обошёл автобус сзади, подтянулся в открытое окно вместе с рюкзаком и уселся на свободное место. Так как на билете нумерация отсутствовала и уже водитель, а не кондуктор рассаживал всех по местам, да сами билеты сдавались на входе, никто не мог ничего предъявить.

Водила на халяве допустил грубейшую ошибку, отказавшись от кондуктора. Решил сэкономить и вот уже шесть раз пересчитывал количество пассажиров, вспоминал лица тех, кого пропускал в салон. Мальчик с рюкзаком никак не всплывал в памяти, но малому лет десять, да и едет один, наверняка, прошмыгнул сунув в руки билет, так что он его и не запомнил. А как он иначе мог сюда попасть?

Пришлось водиле компенсировать оставшемуся пассажиру штраф в четырёхкратном размере, да ещё и достал билет на следующий рейс по тому же маршруту, только пару часами позже.

Пухлый металлический монстр покатил по дороге, отсчитывая километраж. На улице стояла невыносимая жара. Хоть кондиционеры в салоне работали на полную мощность, не справлялись со своей задачей даже на треть.

Скорпион ехал на междугороднем автобусе первый раз, и его поражали некоторые факторы. В соседи достался нанаец в изрядном подпитии. В сумке попутчика что-то звенело, и он раз за разом наклонялся, надолго прикладывался к стеклянной таре, после чего пытался петь нанайские народные песни. В отсутствии бубна, он приноровился использовать голову впереди сидящего соседа. Мужик терпел долго, трижды пытаясь вразумить непокорного жителя коренного населения северных деревень Хабаровского края. Нанаец ненадолго прекращал, но после очередного глотка возобновлял попытки. Скорпион сразу понял, что пока не по репе не получит — не отстанет, менталитет. Мальчик так же понял, что довести можно даже интеллигента. Вот и мужичек в очках с громким криком и пылающим взором, хрупким, но жилистым кулачком со всего маху уложил нанайца в глубокий нокаут. Тот, довольно выдохнув и используя рюкзак вместо подушки, устроился спать прямо в проходе. Будет спать, довольный.

Народ в салоне громко зааплодировал мужику, тот, потирая кулак, с самым довольным видом сел на место. Плечи расправились, спина прямая, словно стал выше ростом. Триумф.

В салоне ехали все; кто парами, кто компаниями, кто и вовсе с маленькими детьми. Воздух сгущался, кислорода не хватало, некоторых, кто любил аппетитно покушать, начало подташнивать, а ко второму часу поездки и вовсе жестоко тошнить. Зелёные лица были тому самым ярчайшим доказательством. Автобус укачивал всех, плелся как черепаха, казалось, водила заснул. За рулём автопилот. Дети выдавали серенаду звуков, не согласные с таким положением дел.

Атмосфера накалялась.

Скорпион под гнётом забавной атмосферы впал в некий транс, вот уже и не замечаешь происходящего. Что там впереди? Да какая собственно разница? Экстрим автобусов кажется бесконечным. Тут ещё нанаец проснулся и начал рассказывать, что ему снилось, и что всё это значит. Шаман.

В голову пришла мысль: "Так какова прочность человека на самом деле?"

Никто и не почувствовал, как автобус остановился. Просто качка закончилась, и все стукнулись лбами о переднее сиденье. Причём те, кто сидел впереди? сразу же вылетели в открывающуюся дверь, с радостью целуя деревенский пятачок асфальта.

Радостное солнце ярко ослепило полуживых людей, добротная мошкара и комарики с копейку диаметром, словно бомбардировщики, начали бомбить безоружных людей. Нанаец, прошмыгнув мимо бабки, с радостным воплем прижался к асфальту, благодаря всех духов прошлого, нынешнего и будущего, что путешествие закончилось.

Скорпион не дожидался развязывания ситуации и мести бабки, просто на всех порах помчался вглубь деревни. В голове чётко вырисовывался план местности. Деревня не такая уж и большая, карта-схема, составленная Дмитрием, вертелась в воображении, словно он вертел виртуальную карту на компьютере, изображая себя красной точкой со стрелочкой.

Безлюдные улицы с одинаковыми домами потянулись в ряд, пустые полуденные дороги встречали лишь пылью на кроссовках и жужжащими слепнями. Скорпион упрямо искал хотя бы намёки на нумерацию домов или названия улиц. Конечно, кое-где висели ржавые части бывших улиц "…овова", "…ркс…", "зел…". Но этого мало. Если бы не чёткий картографический план, приезжий ещё бы долго скитался из одного конца в деревни в другой. Только сельский почтальон знает, где какой дом.

Обветшалая калитка и старый забор, держащийся только благодаря кипе дров, а вот и осунувшийся домик. Это и есть искомое место. Дёрнув калитку, Скорпион не услышал собачьего лая, хотя, проходя улицы, едва стоило подойти к чужой калитке, как тут же ярый собачий лай оповещал о том, что если незнакомец сделает ещё хотя бы шаг, будет разорван на части. Никакая цепь не спасёт.

Наученные собаки лают только на цепи, стоит их отпустить погулять, так и ребёнка не тронут, не было случаев покусов, когда даже заигравшийся малыш, дергал здорового пса за хвост. Прирыкнет чуть-чуть, но не схватит. В деревне жизнь отличается от городской. Но куда ей до тайги?

Скорпион вошёл во двор, дверь с летней кухни открылась. Вышел старый седой дед, судя по всему, бывший таёжник — плечи были широкие, как будто брёвна не один десяток лет на лесополосе валил. Вышел с охотничьим ружьём через плечо на перевес, но полностью проигнорировал дрогнувшего Скорпиона, а подошёл к собачьей будке.

— А ну вылась, ленивый енот! — Коренастый таёжник направил дуло в будку, там лишь недовольно заворчало, на свет лениво выполз здоровый кобель, извернувшись из-под дула, лизнул деда в нос. — Да что это делается? Такие потомки! Такое древо! У тебя же дедом волк был! Что ты за размазня?

Потомок волка ещё раз лизнул деда в нос и скрылся в будке.

Дед сплюнул на деревянный настил, пальнув из ружья по жестянке на столбе. Кусок жестянки улетел восвояси, пронзённый картечью. Таёжник только теперь обратил внимание на мальца:

— Ну, чего замер? За молоком пришёл? Так в холодильнике стоит, Наталья парное с утра нацедила.

Вот и приехал, подумал Скорпион, раздумывая над тем, как бы объяснить деду то, что он его внук. Застрелит ещё прямо на месте. Прикольный какой-то дед, вдруг не поверит. Да и как в такое поверить?

Эх, родня.

— Деда Варфоломей, вы письмо получали? — Решил начать с самого простого вопроса.

— Письмо? Варька-почтальон в декретном отпуске, нету у нас нынче почты. А мне на другой конец деревни незачем идтить. — Дед присел на лавочку, положил ружьё рядом, достал из штанов резной мундштук, крепкие сигареты, закурил.

Скорпион робко присел рядом, глядя в небо, продолжил:

— А вы когда-нибудь хотели иметь внука?

Дед выпустил облачко дыма, тоже посмотрел в небо, казалось что раздумывает, вот-вот ответит. Но промолчал.

Скорпион повторил вопрос. В ответ снова тишина. Тут уже заорал во всё горло:

— Деда, я твой внук!

Дед перевёл тяжёлый взгляд с неба на сидящего мальчика, подставил ладонь к уху:

— Ась?

— ВНУК!!!

Из дома в окно выглянула бабушка, в поисках источника звука. Заметив на скамейке фигуру Скорпиона, вышла во двор. На вид это была настоящая, работящая бабушка, хоть и преклонный возраст, наверняка, одевает очки от близорукости для чтения, но вид боевой и всё же какой-то грустный, добрый. Как будто сразу повеяло старой заботой, теплом, запахом молока и сена.

— Ты ему на другое ухо кричи, совсем оглох, старый. Окромя телевизора и не слышит ничего.

— Бабушка Наталья, я ваш внук, Скорпион. Но вы наверное не получали письма и ни за что мне не поверите.

Бабушка спустилась с крыльца, позвала за собой в летнюю кухню:

— Отчего ж не поверю? Пойдём, пообедаешь с дороги, расскажешь всё как есть.

Скорпион, не веря такому простому толкованию, проследовал за бабушкой, следом с ружьём на плече зашёл Варфоломей. Бабушка показала, где мыть руки в рукомойнике, тут же усадила за стол, на старой скатерти тут же объявилась тарелка с парующим борщом, вместо майонеза — сметана. Вдобавок настоящий деревенский нежнейший хлеб, крынка молока, блины на сковородке и тарелка варенья. Скорпион с величайшим удовольствием смёл всё, что было со стола.

— А вот теперь и поведай, малец, — дождался своего слова дед.

Скорпион, отвалившись от стола, как мог в подробностях рассказал историю своего появления.

— Вот, бабка, сюрпризы-то на старость лет. То и письма не дождёшься, то сразу внуки объявляются.

— Ладно, и так утомили Скорпиошу расспросами, уже и вечер на дворе. Устал, поди? Пойду стелить кровать.

Так легко и просто, без всяких драм и восклицаний, как во всех мыльных операх и всяких сериалах, старики признали своего названного внука. Такую историю ребёнок сочинить не мог.

К тому же намедни, всем селом читали письмо Елены. Просто дед решил позабавиться, проверить, такой ли он на самом деле внучок.

Давно так не спал, выспался, словно на миллионы лет вперёд. Хоть и новое место, хоть и новые ощущения, знакомства, но после дороги, расспросов, бесед, да и новых впечатлений спал как убитый, без снов. Только закрыл глаза и вот уже солнце поднимается зарёй, дед по утру зовёт на рыбалку, заводя старенький ИЖ с коляской.

К мошке в тайге привык, к тому же дед на шею повесил тряпку в каком-то растворе, так что ни одна кровососущая тварь не садилась, не мешала смотреть утренний туман над заводью, просыпающиеся солнце и круги от поплавка. Рыба играла возле берега, встречая рассвет, дёргала леску, но на крючок не спешила.

Красота таёжных просторов возле речки не переставала изумлять дух, душа пела вместе с ранними птицами, так же парила в облаках, спускаясь в тишину и покой утренней зари. Как же красивы русские просторы в любое время года. Ради одного взгляда на них стоит жить. За полгода в цивилизации, успел по-настоящему соскучиться по ним.

Дед рыбачил на спиннинг, закидывая по три крючка с грузилом на середину реки. Скорпиону досталась пара удочек. Не нарушая утреннего спокойствия, перебрасывались лишь редкими словечками.

Начинался самый клёв.

Дед открыл счёт, вытянул сразу двоих карасей, два серебристых красавца запрыгали по траве. Скорпион решил не отставать и сконцентрировался на поплавке. Едва удалось это сделать, как дед снова вытащил на берег жёлто-чёрную касатку. Она в отместку заглотала крючок так, что пришлось деду оставить попытки извлечь его и перерезать леску.

Скорпион в сердцах вытащил обглоданный крючок, поплевал на червячка, пошептал, закинул и поплавок тут же глубоко ушёл под воду.

Подсек. Усатый сом в полтора локтя. Заброс. Бульк. Поплавок ушел под воду. Подсечка. Карась. Ещё один заброс. Бульк. Сазан…

Когда десяток рыбин, прикрытые травой, перестали сильно трепыхаться, рядом объявился дед:

— Вот это действительно мой внук. Ну, поедем, а то всю рыбу переловишь, и ловить больше нечего будет.

Дома ели жареную рыбу, снова пришлось отказаться от вегетарианства, чтобы не обидеть добрых людей. Всплеск энергии, что дала рыба, пришлось в срочном порядке глушить комплексом тренировок на заднем дворике, оставлять нерастраченной нельзя, хуже обезвоживания. Волхв говорил, что организм страдает от поедания мяса и рыбы. Вместо одного-трёх часов, тратит не переваривание пищи целых семь. На каждый грамм мяса требуется сорок два грамма воды, почки и сердце изнемогают от непосильной работы, а если работают вхолостую, в теле оседают вредные вещества. Человеческая пищеварительная система настроена так же, но ледниковые периоды сделали своё дело. Чтобы выжить, потомкам приходилось есть мясо. Суровые условия требовали больших затрат энергии на охоту, борьбу с холодом. Ледниковый период закончился, а привычка осталась. Нерастраченная энергия била из ушей и поедание мяса привело к началам эпох войн меж собой. Только эволюция так и не успела настроить пищеварительную систему человека на поедания большого количества белка. Природа в расплату наградила человечество тысячами болезней. Век за веком, чем больше на столах еды, тем шире медицинский справочник.

Скорпион разведал каждый уголок территории, прогулялся с дедом за грибами, где быстро насобирал два кузовка, прежде чем дед нашёл первые десять штук. Большую часть дня переучивал собаку на нормальное воспитание.

День пролетел незаметно, солнце опустилось за виднокрай, заливая в прощальном плаче весь горизонт прозрачной синевой. Ночь зажгла первые звёзды, утром снова ехать домой, снова ад автобуса, через несколько дней в школу. Как быстро заканчиваются приятные моменты выходных.

Не спалось.

Сначала долго проговорил со стариками на кухне, попивая чаёк с молоком, потом ещё почти час сидел с дедом на крыльце. Прохладный ветерок гнал прочь комарьё, ласкал тело. Грудь старалась как можно больше вздохнуть чистого свежего воздуха. За время, проведённое в городе, научился ценить чистоту воздуха. На небе мерцали молочные созвездья, медленно пересекали звёздное небо десятки шпионских спутников, трижды показалось НЛО, вселенная жила своей особенной жизнью, мало обращая внимание на суету какой-то, пусть и кислородной, но всё же мелкой планетки.

Вот уже и дед пошёл "давить бока", как он сказал, а Скорпиону всё не хотелось пропускать такой ночи, сел на будку Шарика, прижался спиной к дому и долго глядел в небо.

Посторонний шорох послышался со стороны, кто-то в темноте дёрнул калитку. Скорпион сполз с будки, весь превратился в слух. Двое бесшумно, как им казалось, крались вдоль забора. В тишине даже различил их слова:

— Я когда за молоком приходил, сразу подметил. Целых два куста во дворе растёт. Здоровенные, почти деревья! — послышался первый голос.

— А собака? А если кто услышит? — тут же спросил второй.

— Ту собаку вся деревня знает, не было ещё ленивее пса, дед спит на веранде, но он почти глухой, пушкой не разбудишь. А бабка в доме, там почти не слышно. Это всей деревне известно.

Скорпион с усмешкой представил физиономии двух малолетних любителей конопли. Действительно, дед оставил в огороде расти два конопляных дерева, но не из-за каких-то побуждений, а так, для красоты. Всё-таки, когда куст вырастает в дерево, оно действительно красиво. Просто не дают вырасти хихикающие подлецы.

Пришла мысль пойти сломать руку или ногу, но схватил ту мысль на хвост и выбросил. Слишком часто приходиться что-то ломать, кого-то бить. Хватит, пора взрослеть. Решил подождать. Подвинув Шарика, залез в будку, в темноте снял с собаки ошейник. Вторжение на частную собственность

Двое безбашенных храбрецов на цыпочках пробирались вдоль крыльца, один кинул в зев будки кусок колбасы, Шарик сразу же потянулся за лакомством, но Скорпион щёлкнул по носу — с чужих рук брать нельзя. Собака тяжко вздохнула, но не ослушалась.

Двое зашелестели возле деревца, Скорпион лихорадочно соображал, как поступить, в голову приходило три мысли: боевая с переломами, психическая с устрашением вроде приведения и третья — вызвать к доблести Шарика. Драться не хотелось, простыни не было, так что решил использовать третий план. Подтолкнув ленивого пса к выходу, со всего маху шлёпнул потомка волка по заду, Шарик, не чувствуя никакого подвоха, во все спринтерские возможности рванул прочь с будки, во всю мощь лёгких посылая далеко впереди себя волны лая.

Скорпион до конца своих дней будет помнить момент, когда на его глазах был побит рекорд скорости беглецов и мировой рекорд по бегу с препятствиями. Двое, пересекая забор одним махом, помчались по полям как самые настоящие гончие, высоко задирая ноги, преодолевая грядки, рассадники, компостные кучи.

Совсем не важно, что Шарик побежал совершенно в другую сторону.

Скорпион, предчувствуя скорейшее всполошение половины деревни, быстро подбежал к форточке, подтянулся, и пока все выскакивали на крыльцо, быстро пробрался в комнату, где его ждала стеленная кровать.

Сон был таким же крепким, как и в предыдущую ночь.

Ещё долго деревня будет вспоминать случай, когда в одну из обычных ночей, пёс Шарик вдруг стал первоклассной сторожевой собакой.

 

Наше время

Эстония

Частная больница закрытого типа.

Подземный этаж.

Лилит приподняла голову сына, прижимая к груди. Она без усилий взяла его на руки, вытаскивая из чёрного пакета. Но почти тут же пришлось положить Сергея обратно на выдвигашку — за спиной ощутилось постороннее присутствие.

Здоровяк, второй помощник Эмиссара, сменил человеческую форму на звериную почти мгновенно. Волкодлак с трёхвековым стажем существования на земле бросился к добыче мгновенно. Пара прыжков, преодолевая расстояние помещения и последний полёт в воздухе…

Сильные руки схватили за шерсть на боку, отклоняя от траектории, да вдобавок вырывая целые клоки кожи с мясом.

— На мать с ребёнком нападаешь? Как не стыдно, чудовище? — обронил растрёпанный блондин в чистой зелёноватой одежде врача. В руках остались клочья. Сёма брезгливо отшвырнул их в сторону и встал лицом к оборотню, прикрывая спиной Лилит.

Волкодлак оскалил клыки, почти моментально заращивая раны. Его более всего поразило, что от нового гостя не исходило никаких запахов. Совсем. Словно кто-то аккуратно обернул их в плотную сферу.

Только поэтому человеку удалось подобраться так неожиданно и близко. Но секунда растерянности прошла. И оборотень вновь…

— Да подожди ты, торопыга, — осёк Сёма. — Я человек. Ты тоже наполовину человек. И в прошлый раз я едва смог до тебя добежать. Неужели в этот раз ты будешь пользоваться новым бонусом? Что, кулаками пересчитать мне все рёбра сил не хватит? — Сёма кивнул в сторону Лилит. — Мамке не до нас, с детяткой возится. Пускай идёт потихонечку, а мы с тобой решим нашу дилемму. Ведь выйти из морга на своих двоих может только живой. Не так ли, мохнатый? Кто из нас живей?

Миг и в углу помещения вместо здорового волка с красными глазами появился крупного телосложения мужик босиком и в серых трениках. Шерсти поубавилось, и теперь Сёму могли впечатлить широкие плечи и грудь и литая грудь, словно прикрытая роговой бронёй демонов или тремя слоями рыцарских лат. Сказать, что мужик с осиной талией был силён, значит, ничего не сказать. Он был воплощением физического совершенства тела…

Но Сёма после лечения в безымянной больнице потерял чувство реальности. Перед ним стоял просто враг, а за плечами был просто брат. С матерью. Неизвестно, какие силы обрела первая созданная женщина за тысячелетия существования и прибрела ли вообще, но по слёзам на щеках мог с уверенностью сказать, что ей не до драки с вшивой собакой.

— Уходите, Лилит. Спасите брата. Мне ещё пса усыплять. Я позже догоню.

Лилит вновь подняла сына на руки и уверенной походкой зашагала к выходу. Громила бросился наперерез.

Сёма даже на сверхскорости, с горящим телом ступеней и расширенным потоком восприятия реальности не ожидал от себя такой прыти. Одно дело драться, отключая сознание и доверяясь бессознательному бойцу внутри и совсем другое видеть каждый кусочек мира с нескольких ракурсов, зреть каждое движение оппонента и просчитывать, видеть его следующие движения за мгновение до настоящего.

Это новую форму боя принял так же легко и неосознанно, как первый вдох ребёнка после рождения. Знание было приятным. Вдобавок Меченый одним касанием раздул в теле не только едва тлеющую жизнь, но и подбросил в костёр новых дров — ступеней. С семнадцатой по двадцать первую взлетел без труда — эта ступень возможностей брата. Но, то ли у умыслом, то ли без, брат Скорпиона пробросил ещё на две вперёд, оставив на двадцать третьей. После "внешности человеческой" пришли "управление материальным телом" и "постижение дара души человеческой".

Эти слова на физическом языке значили гораздо меньше, чем они являлись по сути. Сил от открытых врат вполне хватило, чтобы волкодлака контрударом снова отправило в самый угол, сбивая пару каталок-труповозок.

Лилит остановилась у самой двери, кивнула и вышла. Сёма, махнув на прощанье, обратился к пособнику эмиссара:

— Как звать-то тебя, мохнатый?

Противник подскочил и, пинком отбросив каталку, как жалкий мячик, ринулся в бой. Его удары походили на царапанье кошки. Открытые ладони со скрюченными пальцами разрезали воздух в тех местах, где должен было находиться Сёма. Но блондин упрямо уходил от каждого и завершал всякий выпад пинком или подножкой. Когда мужик в третий раз врезался в каталку, Сёма покачал головой:

— Когда человек задаёт вопрос, по правилам этикета другой человек обязан на него отвечать. По крайне мере, если он не риторический. А мой как раз таков.

— Патикулис, — почти прорычал волкодлак.

Сёма согласно закивал:

— Ну вот. Теперь я хоть знаю, что написать на могильной плите.

Свирепый вой прокатился по помещению. Любого человека взяла бы дрожь от мощного, холодящего душу, рёва. Сёма и сам ощутил, как покрылся мурашками. Прямо напротив человек снова обратился в волка.

Но на этот раз превращение было неполным и зверочеловек так и остался на задних ногах, хоть морда и стала звериной, роняя тягучую слюну с ряда жёлтых клыков. Зато грудь увеличилась в размерах втрое и руки, что остались почти человеческими, стали вдвое шире. Ногти снова стали когтями. Измученная падениями каталка первой испытала на себе их воздействие, уничтоженная одним движением пополам.

Сёма, разглядывая поднимающуюся от пола пыль от удара по каталке, переступил с ноги на ногу, качая корпусом как маятник. Морг услышал последние слова:

— Остался бы человеком — похоронил бы, а если хочешь быть собакой, то и умри как собака!

Оборотень покачал головой. Противник перед глазами вдруг исчез. Мгновением позже самый мощный удар, который когда-либо получал в жизни, оторвал от земли. Этот апперкот помог встретить головой потолок. И едва начал падать, как сзади что-то обхватило за шею и падение перестало быть только частью гравитационного плана. Оборотень отчётливо услышал в шее хруст. Мощное тело, противовес человеческих рук у морды и плечо странного блондина сработали как рычаг. С этим переломом ещё сумел бы справиться, если бы не когти, вспоровшие горло, гортань и остатки переломанных костей. Когти, что были едва ли тупее его когтей оборотня.

Сёма поднялся, убирая вертикальный зрачок жёлтых глаз, возвращая пальцы в прежнее состояние и сжимая в руках волчью голову. Секунды тотема Короля Леопарда хватило, чтобы оборотень лишился головы.

Тело волкодлака вспыхнуло, словно начинённое порохом. Секунды хватило, чтобы огромная туша распалась пеплом, а затем исчез и он сам. Последней сгорела в руках оскаленная голова и глаза, полные боли и страха. Страха оборотня, повстречавшего нечто более страшное, чем он сам.

Сёма скинул окровавленную докторскую робу и в штанах и тапочках вышел в коридор. Морг снова погрузился в надлежавшую тишину.

 

Скорпион

Пытки памяти-5

солнце палило нещадно. По лицу Дидала ручьём стекал пот. Цельный медный молот то и дело взвивался в небо и с сухим стуком вонзался в места деревянных креплений, затягивая путы туже и туже.

За спиной возникла тень, в один миг закрывшая солнце. Задорный юношеский голос ликующе вопросил:

— Чем на этот раз маешься, отец? Там мать лаваш испекла, обедать зовёт.

Дидал устало стряхнул пот с лица, широкая улыбка отразилась на солнце:

— Не до еды, сын. Они готовы…

Икар склонился над новым изобретением отца. Он де всегда что-то мастерит, весь день стучит молотками, что-то пилит, непонятными чертежами завалил весь дом, вместо того чтобы пить вино в компании утончённых патрициев-философов и младых дев, занимается весьма бесполезными делами.

"Ведь далеко не плебей, и не беден. Ан нет же, мается всякой бредятиной, словно и не эллин совсем. Ну что за отца мне послали боги? Одно радует — заберут безумца к себе быстрее. Так что наследство останется прежде, чем дорогостоящие опыты истратят всё до последней монеты".

Новое изобретение представляло собой конструкцию из сшитой толстыми нитями телячьей кожи, веревок, деревянных рычагов, нелепых гусиных перьев. Всё это странно пахло и держалось, смазанное, обожжённое, даже склеенное пахучей смесью.

— Кто или что готовы, отец? — спросил Икар уже более заинтересованно.

Дидал с хрустом разогнул спину и встал во весь рост, щурясь от яркого солнца. Прогремел в ответ так, что его слова понеслись вдаль над ущельем, у края которого творил своё детище:

— Крылья готовы, сын! Крылья!

— Крылья? — Икар застыл, прошептал едва слышно, — крылья?

Дидал рассмеялся, обхватил сына за плечи и возбуждённо затряс, взвихрил ему волосы, горячо заговорил, словно в бреду:

— Сбылась мечта, сбылась!

— Мечта?

— Да, мечта! Теперь и человек может… — Дидал прервался на полуслове, разглядывая небо.

— Что может? — Не понял сын.

— Ты разве ещё не понял? Теперь и человек может летать! Летать совсем как птица.

Икар отстранился, хмыкнул:

— Отец, я понимаю… солнце… Но не до такой же степени! Ты же разумный человек… Был по крайней мере… В детстве… Мама рассказывала.

Дидал метнул глазами молнии, обронил:

— Смотри же, невежда! Человек может всё!

И он подхватил свою громоздкую конструкцию — но она оказалась совсем лёгкой — и, вдев руки в "крылья", в один миг стал похож на большую белую птицу. Солнечные блики на перьях только добавили этого ощущения. Ноги понесли к обрыву, отчего у Икара сердце в панике застучало гораздо быстрее.

"Ведь разобьётся, старый дурень!".

Но седеющий отец лишь усмехнулся и сделал шаг.

Шаг в бездну.

Икар запоздало бросился к обрыву. Сердце кануло в пропасть вместе с отцом. Заорал, как раненый зверь:

— Отец!!! Отец!!!

Большое белое взметнулось из пропасти ничуть не медленнее коршуна, который преследует добычу. Икар отшатнулся и шлёпнулся на пятую точку, нелепо раскрывая рот, как будто узрел пред собой явление Зевса в образе облака.

"А отец-то… летит! Точнее парит над землёю, как птица, взлетает под вихрями тёплого воздуха, что наполняют его нелепую конструкцию и тянут ввысь, в небо. У него получилось!".

Икару и самому всегда хотелось верить в успехи безнадёжных дел отца, но строгий взгляд матери, пересуды соседей, говор прохожих, жителей, посторонних, всех, всех, всех…

"И где теперь эти все-все? Кто теперь посмеет сказать про его отца, что он безумец? Это они все слепые безумцы серой жизни, а его отец — ОТЕЦ! — гений!".

Глаза Икара неотрывно следили за полётом крыльев, за взмахами широких дланей и за счастливейшим на всем белом свете взгляде отца.

"У него получилось!".

Дидал сделал ещё один пируэт над ущельем и его ноги коснулись выступа скалы. Приземлился с грациозностью птицы. Икар еле дождался, пока отец сбросит крылья, чтобы крепко обнять его и сказать эти самые слова: "Я верил в тебя, отец!".

— Ты взлетел выше неба, выше солнца, — восхищался Икар.

— Никогда не теряй надежду. Человек может почти всё.

Они шли домой ужинать, неся конструкцию вместе, вдвоём. Теперь сын не станет слушать пересуды серых людей, этой нелепой массы, тех, кто плохо отзывался о его отце, ибо сам видел полёт, видел своими собственными глазами. Никакие силы не заставят его ещё раз усомниться в родителе.

— Икар, я парил под облаками, но никак не выше неба и тем более солнца. Понимаешь, если подняться выше облаков, то яркое солнце растопит смесь воска и стропила ослабнут. Рычаги слишком сильно передавят кожу и она порвётся. Встречным ветром крылья разметает и скалы поглотят дерзнувшего. Навсегда. Ни в коем случае не поднимайся выше!

Икар словно не слышал. Он витал в облаках, как минуты назад его отец.

"Подумать только, отец был совсем как птица".

На следующий день, едва взошло солнце, отец с сыном вновь стояли у обрыва скалы. Дидал проверил и перепроверил все крепления и вновь устремился в полёт над бездной, что захватывает дух даже больше, чем сеча с варварами в молодости на услужении в армии.

Дидал парил над землей, забыв обо всём. Иногда возвращался вновь на скалу, чтобы ещё раз проверить крепления и… ещё раз узреть грустные глаза сына. Тот тоже хотел покорить небо, как отец, тоже хотел узреть землю, что развернётся перед глазами как на ладони.

"Но ведь он так молод, обязательно устремится ввысь, к солнцу. Не стерпит".

Чаша весов качалась из стороны в сторону, как мерило Фемиды.

К полудню Дидал не стерпел. Отцовское сердце дрогнуло. Протянул крылья сыну.

Радости Икара не было предела, выученными движениями мигом облачился в конструкцию, сердце застучало часто-часто. Быстрее, чтобы отец не передумал, поспешил к пропасти. Слова Дидала догнали уже при прыжке:

— Будь осторожен, сын. Молю тебя, помни о солнце…

Длань ветра устремилась навстречу, подхватила, позволила расправить крылья. Икар что есть мочи заработал руками, страшась не упасть в бездну. Восходящие потоки приветливо подхватили, помогли стараниям, взмыли в небо. Икар закричал, но не от испуга, от восторга. Отец остался где-то позади, превратившись в маленькую песчинку, в точку. Юноша увидел своё селение, близлежащие земли, дорогу к городу. Всё уменьшалось и отдалялось.

— О боги! Как право дивно! — Раздавались слова восторга из его уст.

Он поднимался всё выше и выше, душа и дух слились в едином порыве, устремляясь вперёд, ввысь, в бескрайнее небо. Только вперёд! Только вверх!

И вот уже до солнца рукой подать, протяни руку и солнечный Гелиос распахнёт свои объятья, станешь богоподобным, узришь истину…

Разум сдался, руки заработали ещё интенсивнее, вздымая в облака. Он нырнул в облака, как нырял со скалы в лазурное море. Только это воздушное море невесомо, белые кучки "барашки" расступаются, едва взмахнёшь крылом вблизи от них.

Икар возликовал. Он покорил небо! Боги примут его за равного!

"Гелиос, распахни свои объятья! Я иду!".

Облака резко оборвались. Он вынырнул прямо под палящие лучи бога солнца. Восковая смесь отца размякла и потекла, срывая крепления. Крыло надломилось от сильного взмаха, и рука выскользнула из крепления. Он камнем полетел навстречу лазурному морю, такому синему и жёсткому.

"Воистину, чем выше взлетаешь, тем сильнее падать. Прости меня, отец".

Старческое сердце не выдержало. Дидал сделал шаг в пропасть, едва увидел падение сына.

Шаг без крыльев.

 

Скорпион

Воспоминания. (10 лет)

Перед школой Скорпион побывал в деревне, познакомившись с дедом и бабой. Вернувшись, на автовокзале вместо родителей встретил Сан Саныч. Подтянутый военный заместитель базы сиял так же, как и вычищенный до блеска трофейный джип, доставшийся после инцидента на заброшенном заводе, где ребятам сенсея пришлось принять неравный бой с отморозками. Сверкая рядами белых зубов, радостно заявил:

— Дома у тебя никого нет. Дмитрий попросил занять тебя чем-нибудь до завтрашнего утра.

— Ну что ж, то, что у меня ключи от квартиры есть, судя по всему, не имеет никакого значения. Я в вашем распоряжении. — Скорпион приложил руку к виску, отдал честь.

На голове была кепка, так что никакого нарушения устава не наблюдалась.

Улыбка Саныча грозила ушам вот-вот отвалиться от напряжения. Довольный, военный предложил:

— Как насчёт обучения военной подготовке?

— Служу России! — бодро отрапортовал малец.

Саныч распахнул дверь автомобиля, и Скорпион забрался внутрь. О, как же отличалась поездка в салоне джипа от аналогичной поездки на междугороднем автобусе.

— Мы с твоим отцом коллеги, если можно так сказать. Только он служит в закрытой части, поэтому тебя пока не может взять с собой на работу, а наша воинская закрыта только для гражданских. При желании можно достать полный доступ. По крайней мере она всё ещё функционирует, хотя в девяностых верхушка приложила много усилий, чтобы стереть её с лица земли.

Саныч покинул оживлённые центральные дороги, вырвался на простор и зажал педаль газа. "Чероки" уверенно держал дорогу мощными колёсами, сама машина, казалась, прижалась к трассе и только и требовала, что добавить скорости.

— Сан Саныч, я пока в званиях не разбираюсь, вы…

— Подполковник.

— А мой отец?

— В том то и дело что на их базе даже лейтенанты что наши полковники. Полномочия откуда-то сверху. Ты бы отца потряс, может чего бы побольше разузнал.

— Военные тайны? Ни за что! А если вы китайский шпион? Вон граница через реку. — Прищурился Скорпион.

— Тогда уж монгольский. Этакий бравый кавалерист.

Машина оставила город далеко позади. Подполковник Саныч сбавил скорость и свернул с трассы на грунтовую, побитую дорогу. Скорость упала на пять порядков, военный как зеницу ока оберегал нежданный негаданный подарок в лице металлического монстра. Наконец, после очередного разворота, среди густого леса обозначился контрольно пропускной пункт. Типичный рядовой выбежал из будки, торопливо отворил ворота.

Саныч отогнал джип поближе к комендатуре, поставил аккурат рядом с джипом начальника. Не дача, но тоже приятно. Началась экскурсия со столовой.

— Ты решил стать солдатом уже сегодня? — Саныч задумчиво разглядывал вход в солдатскую столовку.

— В смысле солдатской баланды или порции высшего командного состава? — Додумался Скорпион.

— Именно.

— Товарищ подполковник, разрешите разделить все солдатские тяготы и радости сполна. Личная просьба. — Браво доложил Скорпион, вытягиваясь по струнке.

— Разрешаю! — Саныч, не теряя улыбки, подтолкнул к входу в столовую.

Глазам предстали несколько обедающих рот. Все как один в солдатской форме и бритыми затылками. Сотни глаз прошили насквозь, Сергей не знал куда деться. Хотелось провалиться под землю, испариться или просто стать невидимым. По столовой прокатилась волна смеха. Наверное, десятилетний мальчуган с длинными чёрными волосами, светлой безрукавке и с татуировкой на плече выглядел весьма необычно. Вдобавок ещё и смущается, хотя глаз не опускает.

Переборов смущение, Скорпион сказал как можно громче:

— Здорова, мужики! На день приютите?

Слова прокатились по притихшей столовой. Шквал смеха грянул как выстрел. Солдаты приняли, как родного, усадили за стол.

Саныч, подслушивая у двери, улыбнулся, пошёл к штабу, оставляя мальца на попечение армейцев.

Скорпиону быстро доставили первое, второе и компот. Суп и каша с дороги были как нельзя кстати, если ещё вспомнить больничную пургу, то солдатский обед казался манной небесной. Под одобрительный шёпот, мальчуган в мгновение ока проглотил обед.

Обед заканчивался, роты, построившись, выходили во двор. Старший сержант роты, с которой обедал за столом, выхватил Скорпиона из строя и повёл переодевать.

С одеждой оказалось сложно. Если фуфайку, штаны и рубаху удалось найти более-менее подходящую, то солдатские сапоги были на несколько размеров больше.

Положение спас всё тот же сержант, притащив откуда-то небольшие армейские ботинки на высокой подошве и шнуровке.

— Держи, служил тут у нас один дистрофик, после него можно хоть лилипута одеть. Да и такие ботинки не являются нарушением устава. Тебе в самый раз…

Ярко светило солнце. Рота в противогазах преодолевала полосу препятствий. Скорпион, вопреки ожиданиям многих, вровень со всеми, бегал, прыгал и ползал. Самым первым, конечно же, был старший сержант Владимир. Мальчик старался ровняться на него, где-то даже чуть опережая.

Например, в марш броске с полной боевой выкладкой останавливался, чтобы узнать куда бежать, приходилось даже немного дожидаться. Даже если бы за плечами висел автомат, дополнительный груз, всё равно бы был первым. Уж что-что, а по лесу бегать куда сложнее. Тренированный с детства организм и координирование терморегуляции были тут как раз кстати. Единственное отличие Скорпиона от других солдат было в отсутствии автомата. Но стрельбы были впереди, так что обещали выдать, показать, научить.

Сдавая общефизическую подготовку, старшина долго удивлялся. Рота выстроилась перед перекладиной. Скорпион, задумавшись о Лере, подтягивался раз за разом, забыв счёт. Очнулся лишь, когда лица рядовых начали медленно втягиваться. Оказывается, счёт давно перевалил за сотню. Даже старший сержант при всём усердии подтянулся только пятьдесят восемь раз.

Скорпион быстро спрыгнул на землю, нарочито изображая усталость. Зачем солдат пугать? Хотя мог и ещё сто раз подтянуться. На одной руке висеть на ветке сложнее. Не зря дед заставлял тренироваться на грани — найдёт высокое дерево, выберет ветку над оврагом или ямой и заставляет часами висеть без всякой страховки. Тут и поневоле научишься подтягиваться и висеть как обезьяна.

На брусьях решил перегнать старшего сержанта только на десять раз. Тот хоть и закряхтел: "Он, мол, два года в строю, скоро дембель, а малец делает его, как хочет", но обиды держать не стал, даже когда вместо типичных для солдат тридцати-сорока отжиманий, мальчонка отжался шестьсот с лишком. Он же легче. Да и что на ребёнка обижаться?

Старший сержант окончательно забыл про ущемление собственного достоинства, когда Скорпион просил во всех подробностях рассказать про используемое стрелковое оружие, пистолеты и про технику вообще. Тут сержант чувствовал себя на высоте, постепенно излагая "технику постижения техники".

Мальчонка быстро научился разбирать-собирать АК-74. Приказ подполковника. Выполнять. Оружие захватывало, Скорпион с ужасом понимал, что когда-нибудь пригодится и подобная информация.

Пригодилась через семь минут. Роты выстроились вдоль стрельбищ. Кто умеет стрелять с лука, с пистолета не промахнётся. Сержант тайком попросил рассказать пару секретов, как это Скорпион, предварительно отстрелявшись, выбил почти все "яблочки". В качестве проверки несколько раз меняли мишень. В качестве бонуса за такой успех, в руки дали снайперскую винтовку "Драгунова".

К концу дня Скорпион лёжа поражал мишень с расстояния семьсот-восемьсот метров. Чтобы попасть дальше, требовалось набраться мастерства у профессионального снайпера: учитывать скорость ветра, передвижение мишени, допустимый просчёт. К сожалению, в части никто подобными знаниями не обладал, но обещали познакомить с хабаровской "Альфой". Там готовят классных снайперов. Лучших на Дальнем Востоке.

Случайно получил доступ к спецназу…

Отужинали, и день прошёл, Скорпиону принесли дополнительную кровать в казарму и приучали к солдатским будням. Не каждый же раз в части попадается такой забавный мальчуган. Каждый из старослужащих пытался влить в познания Скорпиона что-то от себя, позаковыристей. Чтобы окончательно не лопнуть от переполнивших мозг знаний, Скорпион в свою очередь веселил собравшихся рассказами и новостями с "гражданки".

И солдаты, и малец, и не заметили, как прошло полночи, после отбоя снова окружили мальчугана и вели беседы. В третьем часу ночи старший сержант разогнал всех по кроватям. Переполненный событиям, эмоциями и усталостью, Скорпион уснул, едва коснувшись подушки.

Тут же подъём оповестил о начале нового дня. Скорпион, сражаясь со сном, ритмично облачился в одежду, едва успев заправить кровать.

Строй вышел на утренний плац. Холодный ветер бодрил, скидывая сон. На востоке небо едва розовело, мир ещё был погружён в сумеречную полудрёму, полуявь, но в типичной воинской части три роты солдат, так же, как и армия по всей России, готовы к служению Родине. До последней капли крови Отечество будет защищено. Так было, есть и будет всегда, не смотря ни на какие катаклизмы. Словно древние арийские Кшатрии, словно верная воинская аристократия, русская армия готова ко всему.

На плацу заиграл гимн России. Затрепетал на ветру бело-сине-красный флаг. Солдаты подтянулись, выпрямились, расправили плечи, из полусогнутых калек образовались здоровые мощные богатыри, готовые хоть в огонь, хоть в воду, через трубы.

Скорпион ощутил холодок в груди. Горд за свою армию. Как бы её не хаяли, всё равно живёт и побеждает и он видел её изнутри.

Как истинный десятилетний патриот едва не пустил слезу при звуках гимна. Поражал не сам гимн, музыка ли, слова ли. Поражала та атмосфера, то чувство каждого в отдельности, что ежели сложить вместе и будет называться духом любви к родине, отечеству, патриотизмом. Это невозможно развратить чужой культурой. Даже в самом захламлённом сознании, стоит только прислушаться к себе, всё равно почувствуешь незримую нить, эту нерушимую любовь к Дому.

Первые лучи озаряли уставшие, не выспавшиеся суровые лица военнослужащих, не смотря ни на какие солдатские сложности, солдаты и командиры каждый день, ежедневно готовы ко всему.

Сейчас, когда командир базы говорил что-то не по бумажке, даже не заученные слова, а просто от души, по-человечески и с чувствами, каждый солдат знал, что есть сильное, стойкое начальство, и случись, не дай бог какая-никакая война ли, угроза ли, всё равно каждый уверен — будет приказ, будет план. И это бесспорно. Только сильные, волевые и мужественные начальники могут командовать по-настоящему. Речь не о штабных крысах, кто, роясь в бумагах, бредёт по лестнице вверх, цепляясь за кого-то зубами, царапая ногтями, расталкивая плечами, толкаясь локтями. Настоящий генерал должен быть только боевым. Это истина.

Завтрак получился перловый, но всё равно вкусный, тем более, пол роты жаждало поделиться со своим пацаном и единственным куском масла. Скорпиона тронула подобная забота. Но не мог же он съесть весь масленый запас целой роты, смущённо отказывался, парни хохотали, хлопали по плечам, называли настоящим мужиком, на него ровняли "духов", показывая, что из себя представляет настоящий солдат. Вот он, будущий защитник Родины.

После завтрака роты разбрелись по казармам.

— Куда хочешь пойти? — Между делом спросил старший сержант, блаженно развалившись на лавочке возле столовой. — Меня по приказу начальства от всего освободили, приставлен к тебе.

Скорпион уже так привык к этому сержанту Владимиру, что и не разлучались почти. Везде ходили вместе. Благо, что его не ставили не вчера, не сегодня в наряды. Отслужил своё…

— Может, ещё постреляем? Чувствую, меня через пару часов уже заберут. — Предложил Скорпион, вдыхая свежий прохладный воздух. — Оружие дадут? Патроны достанешь?

— Тебе хоть танк на прогулку, личный приказ подполковника. — Хохотнул Владимир.

— Я же просил, всё как обычному солдату, — смутился Скорпион.

— Да не в этом дело, просто много ты ещё видишь желающих пострелять? Тут и простому солдату будут рады. Пойдём, возьмём пару Калашей.

Скорпион в военной форме и старший сержант ростом как два Скорпиона, с автоматами на плечах, не спеша побрели к стрельбищу.

— А АК-74 это значит 74 года выпуска? — спросил Скорпион. — Если без модернизаций.

— Да. Это всё тот же автомат, выпущенный ещё аж в 74 году! А ведь есть ещё АК-47, так это вообще почти сразу после войны. И это самое универсальное оружие пятьдесят с лишним лет. По количеству созданных штук давно перевалило за миллионы. А ведь выпущено в таких далёких годах, не считая конечно модификаций. Деда Миша гений. Я бы ему вместо генерала фельдмаршала дал. При жизни.

— Михаил Калашников?

— Он самый.

Скорпион загнал патрон в патронник, снял с предохранителя и навскидку с тридцати шагов поразил мишень в серединку. Сержант добавил девятку, потом немного помедлил, сконцентрировался, как вчера показал Скорпион и новый одиночный выстрел прошил десятку в миллиметре от выстрела мальчугана.

— Скорпион, ты приезжай ещё в октябре, у нас тут будет первенство по рукопашному бою, может…

— Кхе-кхе. — Закашлялся Скорпион и сбитый прицел отправил пулю высоко в небо. — В качестве тренера или участника?

— Я уверен, что ты можешь и так и так, но приглашаю в качестве зрителя. Как тебе?

Скорпион повернулся:

— По рукам!

Две ладони встретились на середине пути. Однодневный рядовой и "сто дней до приказа" крепко подружились.

В принципе сержант был немногословен, вообще-то говорил почти только по делу или отвечал на вопросы, но Скорпион знал, что зовут его Владимир, сам он из Хабаровска, так что обещали друг другу встретиться после дембеля последнего. Разница в возрасте в десять лет не играла никакой роли.

Как не экономили пули, стреляя каждый раз по-разному, все запасы обойм к одиннадцати часам иссякли, к тому же прибежал один из духов, сообщил, что Скорпиона ждут у штаба. Пора уезжать.

Сутки прошли необыкновенно, время пролетело с пользой, было радостно, что скрасил тяготы солдатской жизни своим присутствием.

Провожали всей ротой. Полюбился всем. Оставили даже военно-полевую форму в подарок, автомат только отобрали. Саныч, усаживая в автомобиль, заметил, что так и дембелей не провожают. Скорпион по очереди пожал всем руки, затратив около пятнадцати минут и КПП скрыл из виду воинскую часть номер N.

— Понравилось? — Задал вопрос Саныч, украдкой поглядывая на светящееся лицо Скорпиона. Там был и какой-то оттенок грусти. Прижился что ли?

— Очень! Ещё возьмёшь как-нибудь?

— Конечно… Думаешь много желающих?

Скорпион невольно вздохнул.

— Вряд ли. Но у меня есть друзья.

— Бери с собой.

 

Белоруссия

Наше время

Скорпион распахнул глаза. Среди качающегося мира и плавающих чёрных мух на него смотрели трое: блондин, Аватар и молодая женщина с глазами холодного изумруда. Среди трёх образов сконцентрировался на этом, заставляя себя не опускать век и запечатлеть в память каждую черту её лика. Запомнить эти вьющиеся волосы цвета ночи, спадающие одинокой прядью на лоб, белёсую, гладкую кожу с едва заметными веснушками на щеках, маленькую, симпатичную родинку на левой скуле, чуть пухлые розовые губы, длинные ресницы, идеальной формы нос, узнай о котором, удавилась бы сама Клеопатра. Её образ был как кусочек льда в терзавшей его тело Гиене Огненной. Прикосновение холодных рук к пылающему лбу приносили океанский бриз раскалённой пустыне.

— Держи его в сознании, Лилит. Тотем обессилел. Я открою пару врат для резерва. Ему нужна минимум двадцать четвёртая ступень, чтобы внутренние органы не начали распадаться, пока буду чистить.

"Материальное тело", "Дар души", "Таинство Перволюдей". Три потока с номерными знаками для сознания 22, 23 и 24, обрушились на тело, как электроразряды. Три белой вспышки в глазах, которые упрямо не закрывались, как под гипнозом смотрящие на мать.

Бодро кивнул Сёме, безотрывно смотрящего на бегающего по коже Сергея скорпиона. Блондин отвлёкся от суетной татуировки, что на физическом плане выглядела именно так, и передал свой скудный резерв внутренней энергии почти без остатка. Губы невольно затряслись, синея, как от холода.

Бодро подхватил переданное и, во избежание запретов Баланса, не смешивая со своей энергией, направил в тело Скорпиона.

Сергей воочию ощутил, как чьи-то пальцы прошли сквозь кожу. Миг и едва заметное жжение быстро сменилось ощущением пустоты. Сам не видел как три водных пузыря, наполненные тёмной жидкостью с сердца, почек и печени отсоединились от тела и отлетели поодаль, лопнув над землей. Прелые осенние листья поверх той земли скукожились и почернели. Едва заметный дымок подхватил ветер и унёс прочь.

— Я извлёк яд, — вздохнул Аватар, стряхивая рукавом пот со лба. — По крови бегает антидот, переданный Лилит с переливанием. Органы оклемаются. Но не факт, что яд удалён или расщеплён весь. Нежить вполне мог придумать какой-нибудь новый сюрприз. Парню нужно время на восстановление. — Бодро перевёл взгляд на Сёму. — Обоим… Лилит, им лучше навестить Смуту. Он проверит, не повлияла ли эта гадость на мозг.

— Он берёт только меченых.

— Посмотри на его запястье, на левой руке.

Дева кивнула и подняла руку сына. Там, где жизнь оставила первую отметину после выхода из тайги, был небольшой шрам в форме полумесяца.

"Укус собаки был предрешён?", — подумал Сергей.

Веки опустились.

 

Скорпион

Пытки памяти-6

Таинственный собеседник в тумане.

— Послушай меня. Я расскажу тебе, как горькая и печальная истина неторопливо брела по белу свету. Безразмерные ноги несли то на север, в суровое царство вечного холода и снега, то на юг, во владения песков и сухих ветров. Странно, но всегда получалось, что не между севером и югом бродит истина тьму лет, а только меж востоком и западом. Нигде надолго не задерживаясь, как странник-бродяга, изгой, калика перехожий или святой паломник, а то и просто разыскиваемый вор или убийца.

— Почему она уходила?

Истина видела всё и про всех, каждого человека зрела насквозь, вдоль и поперёк. Знала же про этих странных двуногих ещё больше. За это её во всём мире и не любили. Каждый человек, который встречал на своих землях истину, непременно пытался выдворить её прочь. Просто было легче и спокойней находиться от неё подальше, но поближе к себе и своим заботам. Своим истинам. Тем, что роднее, ближе и понятнее.

— Люди видят лишь фрагменты мозаики?

— Истине всегда говорили, что у каждого она своя, родная, их может быть несметное количество, у каждого по несколько штук к ряду. Но истина лишь улыбалась в ответ. Как её может быть много, когда она всегда была одна одинёшенька на всём белом свете? Не было у истины ни подруг, ни друзей. Только безразличный ко всему ветер всегда дул в спину истине и торопил на новые земли, но никогда ничего не говорил, молчал, как и все, к кому вопрошала истина.

— Они видят, но не хотят видеть?

— Лишь единицы зрели истину и разговаривали с ней, но не выдерживали бремени время и уходили прочь, за черту, куда истине был вход закрыт на тысячи замков. И истине от этого было ещё грустнее и печальнее, чем прежде.

— Одиночество гениев?

— Мир менялся очень быстро. Там, где раньше всё было просто и понятно, с каждым годом становилось всё труднее и сложнее. Уже и сама истина не понимала, где она и зачем? Во многих странах истину называли правдой и бились за неё до смерти на ратных полях, в диких песках, просторных степях, дремучих лесах, непроходимых горах, везде, куда могли добраться. Истина не могла понять, зачем за неё бьются, ведь у неё нет соперников, противников, недругов.

— А ложь? Кривда?

— Ложь — это всего лишь то место, где истины в данное время нет. Вот и у истины было множество вопросов, но она не ведала, где сможет найти на них ответы. Ведь не было такого человека или создания, который ведал бы всем. По-крайней мере истине он не встречался. Лишь изредка, раз в мириады лет, истина зрела его спину краем глаза, но он тут же уходил, вновь оставляя истину в суровом одиночестве.

— Творец ограничил себя сам, дабы мы могли свободно развиваться? Но как я могу об этом судить?

— Истина позволяла людям судить о себе только потому, что они задавались такими же вопросами, как и она. Только это сближало истину и людей. Но люди об этом не догадывались и продолжали толковать истину по-своему, не выходя за пределы своих обиталищ, градов и стран…

— А отшельники? Те, что скрывались и скрываются по дремучим лесам, жарким пескам и взбираются в горы? Те, что уходят, чтобы отчистить себя от вибраций общества и ощутить связь с Творцом?

— Были конечно и путешественники, люди, повидавшие больше других, были и мудрецы, сложившие из рассказов путешественников своё представление о истине, были даже пророки, что ведали истиной в откровениях духа и души, но их век был столь недолог, что истина почти не успевала добраться до них прежде, чем добирается та, которая забирает за черту и закрывает дверь черты на тысячи замков… А она забирала всех. Не существовало ещё человека, что смог бы обмануть её больше положенного срока жизни в тысячу лет…

— А полубоги и бессмертные?

— Истина, конечно, видела бессмертных. Но те переставали быть людьми и уходили в противовес смерти, за какую-то другую черту, снова не дав истине ответ на её вопросы. Хотя бы на один из них.

— Не откроет постигший секрета секрет другим! А открывшие получают в награду в лучшем случае насмешки…

— Так горькая и печальная истина и брела по белу свету, скитаясь в вечных поисках ответов. И только Одному известно, когда этот поиск закончится. Но Он для истины недостижим так же, как огонь для воды. Истине ещё надо многое узнать, прежде чем произойдёт их встреча. И наконец-то найдутся ответы на все вопросы.

— Но как же мне за ней угнаться? Как повстречать до момента перехода за ту или иную черту?

— Именно поэтому странник-истина снова в пути. Но не жди, пока она заглянет в твой дом — иди навстречу.

 

Скорпион

Стёртая грань между сном и реальностью

Сергей снова открыл глаза и пообещал себе в течение ближайших суток их больше не закрывать. Переизбыток зрячего сна едва не снёс понятия реальности. Отравленный ядом мозг теперь был отравлен и ядом сомнения. Уверенность в любой незыблемой истине пропала. Для человека это словно потеря самого себя. Ведь надо ориентироваться в окружающем мире. Но как ориентироваться, если ориентиры так же прозрачны и непостоянные, как ветер?

Тело было слабым и беспомощным, как у новорождённого. Скорпион и ощущал себя новорожденным. Прежние приоритеты стёрлись, как и прежняя личность. Теперь был чистым листком, и доставать новую ручку или карандаш совсем не хотелось. К чему марать бумагу домыслами, если в тайнике подсознания дверка и руках ключик. А за дверкой маленькое могучее знание, которое снова затрёт любой лист до первичной белизны.

И ключ нельзя выкинуть. Он всегда в руке. Единственной альтернативой открытия двери является её лицезрение и долгие раздумья — что же за ней? Только так можно ориентироваться в мире. Но непостоянно. Когда-нибудь всё-таки придётся воспользоваться ключом. И выкинет за пределы четырёхмерности раньше, чем осознаешь — закончил ли свою работу в Чистилище, и изменилось ли оно хоть на миг? А если изменилось, то в какую сторону? И кто судья? Оценивать с позиции человеческого восприятия или уровня бога? Вопросами завалит будь здоров. А может, будет снова чистый лист и важны лишь действия?

А перед глазами был потолок. Красивый. И люстра. Большая, со множеством лампочек. Анализ обстановки верхней части комнаты должен был что-то сказать. Но ничего не говорил. Оставалось только улыбаться. Или лить слёзы. Хоть как-то проявлять атрофированные эмоции. Но вместо этого перед глазами был всё тот же красивый потолок и большая люстра. Эмоции отсутствовали, вдоволь компенсируясь вопросами.

Дверь распахнулась пинком. Блондин почти влетел с полным подносом еды. Был он в наушниках и орал в унисон помеси металла и фольклора во всю мощь лёгких песню:

Сёма, не замечая пробуждения брата, поставил поднос на столик и прошёл до окна. Распахивая шёлковые шторы во всю ширь, закричал припев:

Пока до Сергея доносились гитарные ритмы, барабаны и пересвисты свирели, Сёма изображал жгучую смесь гитариста и вокалиста.

Сёма, наконец, повернулся к Сергею и застыл. Губы по инерции прошептали второй припев и уронили беспроводные наушники:

— Хм, неплохая песня, — обронил Скорпион. — Где взял?

— Братан!!! — Сёма разогнался для прыжка на кровать, но в последний момент сдержал себя. Прыгать на брата, который потерял больше трети веса и почти все силы, было неразумно. — В России взял, где ещё?

— А мы сейчас где?

— У Смуты. Не в Смутное время, но у Отшельника мы порядком загостились. Я просто пару раз ездил к нам в город, пока ты без сознанки валялся. Не то, чтобы я тебя бросил, с тобой мать сидела. Одна сидела, вторая седела, вот я и поехал успокоить. Пока весь твой клан успокоил, пока командировку с казнью больницы прошёл…

— Казнью?

— Пусть этот грех на моей душе, но я не мог оставить в живых тех, кто занимался трансплантацией детских органов за бугор. Детей разбирали на запчасти. Наших детей. Почки, лёгкие, печень, сердце…взмах скальпелем и у нас убыло, у них прибыло. Так что пока наши с тобой командировки временно прервались, я нашёл пару других…

— Пару?

— Да ну тебя, вдруг снова отрубишься? — Обронил Сёма так, что Сергей ясно понял — разговор на эту тему закончен. Антисистема работает и автономно.

— Что мы делаем во дворце Смуты?

— Я схожу с ума от восточной мудрости, ты спишь, поочерёдно принимая в гости всю ближайшую родню. По роду. Другая часть клана нервничает. Я едва убедил их, что следующий Новый Год ты обязательно проведёшь там, где надо.

— М-да, я и день рожденье твоё пропустил?

— Да ты много чего пропустил. Даня только из-за тебя свадьбу откладывает. Остальные в свидетели рожей не вышли.

— Так какое сегодня число?

— Зима.

— В Эстонии тоже была зима.

— Сейчас та зима, когда ёлки покупают. Когда мужики набираются храбрости и ради любимых дам…

— О боги, уже март? Тогда какая тебе зима?

— Я ж тебя подготавливаю. Подумаешь ещё, выйдя за приделы дворца в пустыню, что наступил конец света. Я ж тебя не откачаю.

— Дворца?

— Смута не из тех суфиев, что живут, отрицая излишества жизни…

— Так, всё, дай подняться.

— Куда тебе подняться? Ты несколько месяцев под капельницей лежал, да через трубочку питался, а тут проснулся и в марафон? Лежи, пока кто из старших по разуму не позволит хотя бы моргать.

— Иди ты!

— Только что с самолёта!

Сергей приподнял с подушки голову, и она рухнула обратно, больше подчиняясь гравитации, чем атрофированным мышцам шеи. Вдобавок мир стал кружиться и больше желания двигаться не возникало. Слабость накатила такая, словно оббежал вокруг пояса Земли и сдвинул весь Гималайский хребет.

— Вот я и говорю, — продолжил Сёма, подтащив поднос. — Кушай кашку, малыш, сил набирайся. А там глядишь и снова на берёзу за бананами полезешь. Открой рот, — Сёма набрал полную ложку овсянки и поднёс к губам.

— Я…ты… мы…

— Да не боись, у нас у обоих двадцать четыре открытых врат силы, проблемы с отдалённостью вторых половинок, но я не впадал в зимнюю спячку, а ты постиг симбиоз…

— Анабиоз! — Поправил Сергей.

Сёма ловко воткнул в рот ложку, ехидно скалясь:

— Попался. А ещё говорят, знания опасны. Хе, знания полезны!

Ком прошёлся по пищеводу, и перед глазами появилась новая ложка.

— Спасите!

— Ага, давай. Маму зови, папу, братика. Потом других маму, папу… А там глядишь и моя очередь подойдёт.

— Подлец! Вот возьму сейчас и дверку открою.

— Открывай что хочешь, но не раньше, чем доешь кашку.

— Балбес, мёдом корми, он сразу всасывается. С первыми соками и пищеварительная система заработает как надо…

— Экий ты прыткий. И сразу в бой? Остынь, боец. Мы и так мир неплохо всколыхнули. А что касается попыток идти и надавать Золо по репе — забудь до лета. Смута поставил условие, что ты не выйдешь за пределы дворца, пока не одолеешь его. Более того, перед поединком с ним ты должен будешь одолеть меня. Потому что я не хочу тебя выпускать даже за пределы этой комнаты.

— Почему?

— Как это почему? Твой младший тотем до сих пор не вернулся на положенное место. Если он всё ещё копается в твоём теле, значит, яд нейтрализован не весь.

— Основной яд не тот, что убивает тело, а тот, что убивает разум. Братик вдоволь потравил мне мозги.

Перед кроватью появился синеглазый богатырь. Улыбка расползлась по лицу Родослава:

— Что, хроника сбилась? Научные познания со священными писаниями по датам не сходятся?

— А что, должны? — приподнял Сёма бровь. — Я думал у науки и религии вражда за каждое объяснение, толкование, домысел.

— Значит, ты тоже думаешь, что мир появился шесть тысяч лет назад? Это притом, что мне только сорок, отцу двести тысяч, а деду… ну да ладно… И про раскопки артефактов вместе с динозаврами не думай.

— Я? Думаю? Не смешите меня, я брата от голодной смерти спасаю, — обронил Сёма и снова зачерпнул каши.

— Значит Лилит первая из сотворённых, но первая из рождённых старше её на десятки, а то, и сотни тысяч лет? — Обронил Скорпион, глядя на ложку перед глазами, как на неминуемое.

— Первая из сотворённых Велесом, — поправил Родослав. — Попыток сотворения было много. Дожили немногие. Отбор суров. Природа, эволюция, называй, как хочешь. Но какие бы боги не ставили эксперименты, рождённые от богов, жили задолго до этого. Я родился незадолго до разделения рас. Но когда стал путешествовать по миру, во всех уголках мира уже жили разные люди. Не так уж и много сражений довелось пережить с побочными ветвями человечества. Больше с теми, кого сейчас называют "монстрами". Вот этих существ было валом, героев на всех не хватало…

Сёма почесал о рукав нос и, продолжая впихивать последние ложки каши в Сергея, спросил:

— А почему останков нет?

— Почему нет? Много было. И сейчас порой находят. Тебе об этом не расскажут. Что показать?

— Вы не мне, вы людям покажите.

Родослав присел на край кровати, голос немного упал:

— Людей-то как раз в мире всё меньше и меньше. Больше тех, кто просто называет себя людьми.

— Големы? Начальные души? "Зверьё" человеческой расы? — Посыпал вопросами Скорпион в спину отцу.

— Т-пру, мистик. Ещё ложечку, за сестричку! — Остепенил Сёма.

— Големы — те, кто жил на Земле до нашего прихода. Неодушевлённое быдло, которое никогда не толкает человечество вперёд.

— Вы ему сейчас весь аппетит отобьёте! — Возмутился Сёма.

— А почему он ещё в кровати?

— Ранен.

— Куда?

— В голову.

— Мы все рано или поздно получаем туда ранение.

— Да, только у одних это называется "маразм", а у других "прозрение". Хватит делать вид, что вы тут случайно.

— Не бывает случайностей.

— Тогда почему у вас синие глаза и светлые волосы, а у него зелёные и черные?

— Всё, ухожу, ухожу. Будет желание пообщаться со стариком, зовите, — обронил Родослав и исчез.

— Зачем ты его выгнал?

— Потому что ты едва не попросил у папашки помощи.

— В моём положении зазорно?

— Было время, когда ты меня учил всего добиваться самому, теперь я тебя буду переучивать. Никакой помощи, никаких поддержек. День за днём ты самостоятельно будешь восстанавливать мышцы, искать истину в мудрых речах с посторонним человеком и обдумывать прошлые поступки. Только так я могу дать тебе время продумать дальнейшие шаги и избежать ошибок. И чёрта с два я допущу до тебя кого из родни, пока не преисполнюсь уверенности в том, что крыша у тебя на месте.

— Как ты сказал, "преисполнюсь"?

— Сам в шоке. Но я просто хочу, чтобы ты понял, что общение с очень древними людьми и выворачивание наизнанку прошлого для тебя чревато проблемами. Просто сравни их опыт и свой. И успокойся.

— Голема из меня хочешь сделать?

— Я зла тебе желаю?

— Нет, но хотя бы прекрати делать вид, что ты Сёма.

— Как догадался? — Человек перед глазами сменил облик на естественный. Снова серые глаза и лицо, отведя от которого взгляд, тут же забудешь, как выглядит.

— Ты не все мне мозги ещё отравил, Меч. Играть дурака и быть им — разные вещи. Тебе, лицемер, никогда не сыграть Сёму.

— Чёрт с тобой, вставай, — брат протянул руку.

— Боги со мной, а черта оставь себе, — обронил Скорпион и… открыл глаза.

У кровати сидели двое: мать и брат.

И этот мир не был галлюцинацией.

— Место, месяц, число? — прохрипел Сергей.

— Аравия, дворец Смуты, 3 декабря, — донеслось от темноволосой женщины, и нежная рука коснулась щеки.

"Значит, пара недель, не четыре месяца, шут".

— Сегодня очень правильное место, число и месяц, — улыбнулся Сёма. — Ты проснулся…

— … а ты родился, — просипел Сергей и добавил. — С днём рожденья, совершеннолетний.

Сёма кивнул:

— Я рад, что ты проснулся. Всё-таки иногда желания сбываются… И довольно быстро.

 

Школа СКП-1

Владлена встала в дверном проёме, поторапливая Ладушку. Ребёнок зевал и упорно отказывался двигаться быстрее улитки — воскресенье. Законный выходной без ежедневной побудки. Да и за окном зимнее солнце едва-едва выползало.

— Лада, ну вставай же, мама будет ждать у посёлка через час. Нам ещё привести себя в порядок и заказать ранний завтрак.

— Юля, подай халат.

Девочка на соседней кровати повернулась на другой бок, бурча:

— После вчерашних заданий телепортирую его тебе в кровать, не иначе. Мне запретили перемещать предметы спросонья. И в истощённом состоянии… Мало ли. Потом не достанешь.

— Бяка, подушками вчера кидалась будь здоров… И с Егором самолётики зажжённые кто по столовой пускал? Нас всех чуть пожарной сигнализацией не замочило.

Юля повернулась, показала язык и снова отвернулась:

— Он и дымом управляет. Не бурчи, малая, сама халат притяни.

— Мне вне тренировок нельзя! И причём здесь дым? Он воспламеняет объекты, а не…

— … и тушит теперь. Небольшие правда…

Владлена, горестно вздохнув, подошла к кровати. Халат укрыл растрёпанную Ладу с головой.

— Так не честно! Ты его руками принесла.

— Да, я не паранорм, — легко согласилась Владлена. — Но я успею на встречу к маме, а ты нет. Мы поедем в город на ёлку, а ты спи. Или снова швыряйтесь подушками, заглушив камеры помехами. Лада, мы два месяца маму-Елену не видели, папу-Дмитрия три, а…

— А братьев около четырёх месяцев. Но не волнуйся, с ними всё в порядке. Они сильные и вместе. Спорим до ванной первой добегу?

— Пока не наденешь тапочек, и не надейся.

Через час суеты, укутавшись в шубки, стояли у входа. На лицах сияли улыбки — с прошлой недели можно пользоваться струнным транспортом. Пробная грузопассажирская ветка двухстороннего маршрута Тень-Школа СКП-1-Институт СКП-1-Эдем-1. Двадцать три километра натянутых по лесу струн, четыре остановки, контролирующие кабинки, восемь опор с тройным запасом прочности каждая. Себестоимость километра пути на начальном этапе обошлась в миллион долларов за километр. Владлена понимала, что антисистема не намеревалась окупать вложенные средства на данном отрезке пути — никакого товарооборота, плотного пассажирского трафика, ценных грузов. Даже когда дотянут до города, связывая сотрудников с офисами в городе. В школе объясняли, что эта ветка о четырёх станциях просто "тест-драйв", пробник, на результатах тестирования которого в самое ближайшее время взрастёт смертельный всем железным дорогам конкурент. Но как бы, ни хватались за прошлое магнаты шпал, даже с вагонами с бассейнами их век прошёл, время железных дорог иссякло, чудом позволяя дожить до начала двадцать первого века.

Во-первых, струнный транспорт превосходил железные дороги по скорости, в семь рас превышающие любые экспрессы. Во-вторых, по доступности для любого вида местности. Ведь столпам с натянутыми "тросами" всё равно где располагаться, хоть на горах, хоть на вечной мерзлоте, а хоть и навесами через морские проливы. В-третьих, по комфорту для каждого пассажира и безопасности террористической угрозы. Если в городских струнниках, что в будущем будут висеть над городом, скорость разгона позволяет пассажирам стоять в ожидании своей остановки, то в дальних рейсах наверняка каждый будет сидеть пристёгнутым. Скоростью. Надёжно вдавлен в кресло, чтобы лететь в трёх-четырёх метрах над землёй со скоростью рекордов Формулы-1. Потому и двигателя для кабинок проектируются нескольких вариантов. От электронных и ракетных, до тех, о которых есть только научные гипотезы. И кабинки разные: "пышные", лёгкие транспортники внутригородского типа, "мясистые", тяжёлые товаровозы, болидообразные "пассажирники" дальнего следования, смежные конструкции. Не все уже пробники на бумаге.

По ступенькам поднялись до уровня второго с половиной этажа на станцию "Школа СКП-1". Стеклянные на вид двери разъехались в стороны, впуская в прогретое помещение. Само помещение было небольшим. Основное место отводилось платформе с четырьмя натянутыми тросами на полу, по которым и скользили кабинки в двух направлениях, да запасным путям, куда мини-кран под потолком станции мог переставить на время кабинку в случае неисправности или при необходимости пропустить по трассе что-то более важное.

"Кран, возможно, понадобится, когда трасса будет использоваться с перегрузками", — подумала Влада.

Подошёл молодой контролёр станции:

— В какую сторону?

— В сторону посёлка, — буркнула Лада.

— Кабинка будет через двадцать секунд. Сбрасывает скорость на подходе.

— А она сбрасывает мощность двигателя или срабатывает система торможения? — Спросила Владлена.

— Действуют оба варианта. "Струны" только в зимнее время строительства спецсоставом покрывать не решились, проскальзывает иногда. "Смазывающие" кабинки ещё не готовы. Потому пока скорости большие не используют.

На платформу по двум натянутым тросам, как мыло по дну ванны, плавно вкатила серебристая кабинка, с довольно неплохой аэродинамической конструкцией. Она в меру поглощала свет, не слепя отражённым снегом солнцем и не нагревая обшивку сверх меры, резала воздух и на двух струнах сидела так крепко, словно стояла на железобетонной конструкции на земле, а не висела над ней в трёх-четырёх метрах.

— Классно! Пойдём! — Лада влетела в распахнутые створки.

Влада вошла следом. Горел автоматически регулируемый по необходимости свет.

В мягких креслах, пристёгнутые двойными ремнями, уже сидели сотрудники антисистемы, следующие с базы в посёлок. Народ весело переговаривался, обсуждая поездку. Контролёр рассадил девчонок на свободные места, пристегнул, прошёлся вдоль всей кабинки и вышел. Створки автоматически закрылись. Кабинка без водителя плавно, без рывков, выехала из-под козырька станции, набрала скорость и вдавила в кресла. В окнах замелькали верхушки деревьев. Прошло меньше минуты, как скорость упала и кабинка вновь заехала под козырёк станции.

— Институт СКП-1, — донеслось из динамика и створки разъехались.

Несколько человек вошли со станции и расселись по свободным местам. Женщина- контролёр проверила ремни, прошлась вдоль кабинки и побыстрее вышла прочь. Кабина продолжила путь над лесом.

— Владлен, а кабинками кто управляет?

— Большую часть времени автоматизирована, — охотно ответил усатый мужичок, сидящий сбоку. — Компьютер рассчитывает расстояние, скорость, температуру окружающей среды, степень освещённости, общий вес пассажиров и груза и выбирает оптимальные для человека условия поездки. В случае заданных параметров, может прибавить в скорости или наоборот, экономить ресурс топлива. При желании управление кабинами может перехватить ближайшая станция. В экстренных случаях — ручное управление кем-то из пассажиров. Ещё долго по всем маршрутам будет кататься пара-другая смотрящих за маршрутом людей, охраны и тестеров вообще.

— А вы откуда знаете? — Прищурилась Лада.

— Я принимаю участие в разработках кабинок.

— Тогда автоматизируйте пристёгивание ремней, чтобы сократить время на станциях. Пусть пикает, если не пристёгнут.

— Понимаешь, девочка. Это всё можно устроит без проблем. Просто в идеале, если полностью компьютеризировать струнники, останется только штат ремонтно-технических бригад, да кассиры с охраной. Мы должны будем вводить новшества постепенно, дозировано. Антисистеме не всё равно, как страдает психика человека в информационном потоке. Ему сложно будет сразу в один день просто проснуться, прийти на станцию и не заметить людей, кроме таких же пассажиров. Безликий автомат продаёт тебе билет, он же следит за твоим комфортом, безопасностью, он обесточивает станции в случае угрозы терактов, он определяет какую кабинку отправить в путь первой, он пустит безбилетника на станцию ровно один раз, потому что в следующий раз тебе придётся оплатить обе твои поездки. За прошлую и настоящую.

— А как комп узнает, что я без билета?

— Останавливать кабины из-за одного безбилетника довольно глупо, но чипованное в дальнейшем человечество выдаст всю информацию компьютеру, единая компьютерная система запомнит данные, разослав по всем станциям.

— Чипование для всех людей? Но когда это ещё будет-то?

Усач вздохнул:

— Надеюсь, что позже… Гораздо позже. Вот поэтому пусть ходят по кабинкам живые контролёры, сидят по кассам живые банкиры и скучает по углам живая охрана… — Усач посмотрел на часы. Там на циферблате таймер замер на 7.49. Именно столько понадобилось кабинке, чтобы пролететь двадцать четыре километра, трижды затормаживаясь и останавливаясь по минуте с небольшим на станциях. — Ну, вот и конечная, девчонки. Через месяц она станет всего лишь очередным звеном, во весне расползётся струнник по краю, а через год-другой массовым строительством по всей стране. Мировая транспортная артерия звучит же лучше, чем сырьевой придаток, не так ли? — Усач подмигнул грустным взглядом и вышел первым.

Лада и Владлена отцепили ремни и покинули кабинку. Едва двери станции выпустили на морозный воздух, докатился голос Елены. Мать стояла возле джипа и махала рукой.

— Интересно, Влада, кто больше потребляет топлива, кабинка или эта четырёхколёсная махина?

— Не знаю, Лада, только никаких паранормальных штучек при маме. Она и так знает, что ты умница-дочка, но люди в городе ещё непривыкшие к летающим предметам…

— Хорошо…

— И не понимай буквально "ёлочка зажгись!"

— Лады…

— И технику не клинь…

— Ладно-ладно…

— И…

— Ладно!!!

 

Хабаровск

Офис скорпионовцев

Даниил Харламов перебирал бумаги. Продлял и подписывал новые контракты на охраны объектов по всей территории Дальнего Востока.

Ячейки спецназа расползлись от Курил до Байкала и от Приморья до Чукотки. По городам и сёлам вспыхивали конфликты на предмет передела. Не хотелось симбиозам братков терять тёплые места. Корёжило рыбный промысел островов, тонули чахлые траулера с контрбандой в Японию, горели контрабандные лесопилки вдоль границ с Китаем. Дальний Восток горел катарсисом, ломались мировоззрения. То корабль на воздушной подушке класса "зубр", оставит без крабов порты в Токио и Осаке, то большой коммунистический брат не досчитается почти дармовых стройматериалов.

Летают истребители Су вдоль трасс, режут небо вертолёты Ка-50М и Ка-52М. Дрожат по кабинам дальнобойщики с фальшивым товаром. По накладным бумагам одно, в кузовах другое. И когда подтверждается, что бумаги слишком различны, курьеры имеют склонность к транспортировки наркотиков, а вопросы не решаются, зависает над кабиной большой улыбчивый вертолёт с оскалённой акульей пастью и пилот показывает водителю пять пальцев, четыре, три, два… Если выпрыгивает водитель, взмывает в небо вертолёт и через минуты транспортные вертушки десантируют на трассу спецназ, если упорен водитель летят из-под крыльев ракеты и вспыхивает фура, распространяя не столько огня и дыма, сколько паники среди нечистых совестью.

Показательно бьётся в истерике прокуратура, отчитывается перед столицей. Вылетают системные самолёты с делегациями и кружат над городом — мощности аэропортов Хабаровска, Владивостока, Сахалина и Камчатки оказываются закрыты для них. Как раз в эти дни технически неисправны антисистемные аэропорты. Летит делегация в Китай, возвращается на поезде, только не готова таможня принять иностранцев — бумаги не сходятся.

Медведь встряхнул головой:

— Б-ррр, ДВР уже какая-то получается. Так и народ скоро отделяться потянет. Навели порядок, чистильщики арийского типа восприятия, хе-хе.

День не предвещал ничего сверхъестественного. За окном валил снег, ветер усиленно хотел пробить щель в бронированном стеклопакете, но разбивался о преграду и скулил, как побитый пёс. Отдалённо и гулко.

Медведь зевнул, отмечая как неуклонно минутная стрелка двигается к обеденному времени и поднял трубку одного из трёх стационарных телефонов. Аппарат был без кнопок.

— Ну что, Василий Брахманович. Как первая сходка старейшин?

— Долгая, Даниил Кшатриевич. Даже со скидкой. Всё-таки предыдущие поколения долго соображают. Но сталинский надел чем хорош, что если уж соберутся, пока все не решат, не разойдутся.

— Так что по концепциям?

— Продолжаем расширение.

— Как уже? Ещё Дальний Восток в один регион не скрепили, уже через Байкал десантироваться? Надо сил накопить на Сибирь. Своих что ли мало проблем? Ещё и в другие лесть.

— Обсуждалось.

— И что?

— Генералитет подал здравую мысль, что пока будем копить, с той стороны будут тратить.

— Вася, не ехидничай. У нас своё болото едва-едва устаканивается, уже в другое лезем. Ну, придём в Восточную Сибирь…

— Нет Сибири Восточной, нет Западной. Есть единый второй регион России — Сибирь. От Байкала до Урала.

— Там людей больше, заморочек выше крыши!

— Чем интереснее задача, тем дольше эйфория от её решения. А с людьми ты прав. Знаешь, как система затрещит, когда от неё "винтики" полетят, а к нам люди начнут приходить. Бунт долго искусственно подавлялся. Предпосылки почти перезрели…

— Приход надо подготовить! Чтобы каждый при делах сразу.

— Даня, да брось ты. С чего мы начинали? Ты ещё про комфорт расскажи…

— Так, Мозг, ты остаёшься на Дальнем Востоке, с базы никуда. Пока под Новосибирском другую не выстроим или не откопаем.

— Откопаем… Есть одна. Только время не ждёт — три часовых пояса. Слышишь? Три! Если останусь, работа затормозиться.

— Мало в тебя стреляли?

— Да что мне их стрелы?

— Тогда только в третьем составе! Не раньше!

— Ты первым поедешь?

— Я, Кот и силовики. Вихрастых бы ещё… Где эти…

— Нет данных. Только регулярные денежные вливания, словно шейхов грабят или масонов доят. Пока и без них справляемся.

— Когда десантироваться?

— В конце января официальный референдум по укрупнению региона, в феврале новая карта регионов, а в марте мы должны быть уже в Сибири.

— Вы, мозговики? Значит, я с военными уже там должен быть?

— Ты ещё здесь?

— Дай свои дела разгрести.

— Да какие у тебя там дела?

"Помолвка", — почти сказал Медведь, но что-то за окном на миг загородило свет.

Даниил интуитивно рванул под стол. Стекло со странным скрежетом захрустело и вместе с инородным объектом ввалилось большими кусками внутрь. Рама жалостливо завыла, но устояла, а вот ветер ворвался злой и плачущий. Собирался рассказать про все свои обиды.

"Тоже мне бронированное", — вздохнул Даниил, выпрыгивая из-за стола.

Какого же было удивление, когда вместо бомбы увидел сухонького седого старичка в ботинках с огромными металлическими подошвами. От подошв валил густой пар, а старичок развалился на полу, глядя в потолок и бормоча сквозь завывания:

— Добрался… Всё-таки добрался.

Даня поскрёб бороду и подхватил деда. Усадив на стол, с интересом смотрел то на ботинки, то в стариковские глаза с прищуром. Не увидим ни в первом, ни во втором случае ничего смертельно опасного, занялся растиранием старика.

— Низя! — дёрнулся старик.

— Чего низя, ниндзя?

— Воды! — Буркнул старик.

Даня отошёл к столику с графином. Тот стоял в углу и к паданию со столом причастен не был.

Старик принял полный стакан воды, выпил до дна и снова пробурчал:

— Хлеба!

Даня вздохнул:

— Ещё один гениальный изобретатель, если не ошибаюсь? Так если по лестнице сложно на четвёртый этаж подняться, так у нас лифт работает. Даже два.

— Михалыч к вашим услугам. Что мне ваши лифты? До вас, олигархов, по-другому не доберёшься. Пришлось ботинки реактивные ботинки с пробивной подошвой делать. Я ж доброго дела ради, я ж всё для народа, всё для страны. Эти конструкторские решения должны быть запущены в производство!

— Михалыч, как ты сюда влетел — вопрос другой, а вот как подошва пробила то, что не берёт снайперка, это уже по моей части. Так и быть, беру под своё покровительство.

— Да что вы до этой мелочи? Ну что, подошва как подошва, промазанная нейтрализующим спецсоставом, я к вам по другой части. Вы интересуетесь…

— … Дед, ты не переживай. Мы почти всем интересуемся. Этот этаж больше по военной части, личный состав так сказать, а вот этажом выше.

— Так я могу и по военной! — подскочил старик. — У меня сорок восемь патентов по ней, не имеющих аналогов в мире, на полках пылятся вместе с восьмьюдесятью патентами мирного характера. У меня и чертежи при себе, — дед стал расстёгивать не по зимней погоде лёгкую ветровку, стягивать кофты. Под одеждой оказалось полно чертежей. Он был обмотан в них, как во вторую кожу.

— Замерзнешь! Верю на слово. Пойдём в столовку отобедаем, а там и обсудим. Здесь пока народ какое-нибудь новое бронебойное стекло вставит… Или это пластилином залепит. Изобретательный у нас народ. То на каждые железные сандалии бензиновые двигатели ставит, то…

— Российские конструкторы не мерзнут! — Прервал Михалыч, пятясь бочком к двери. — Да и нельзя мне обедать, отвык, — ещё бурчал дед, подгоняемый Даней в коридор.

— Научим, конструктор, не боись. Ты если в такие ботинки мою десантуру оденешь, будет тебе усиленное питание, слово даю.

— А у вас чёрные береты есть?

— У меня нет, но Саныч с Никитиным выделят, если что. Тебе, Михалыч, зачем?

— Ностальгия, да и опытные образцы не помешают.

— А вот образцов нет. Люди есть.

Михалыч рухнул на колени, усиленно крестясь и бормоча:

— Господи, не уж то в кой-то веки попал куда надо?

Даня подхватил подмышки и поставил на ноги:

— Михалыч, не паникуй, так ты на каких отрядах специализируешься? Голубые, чёрные, красные береты? У нас смежные составы, больше спецназа.

Михалыч снова попытался рухнуть на колени и зарыдать от счастья, но Даня был настороже и вовремя пресёк действо.

— Всех! Везде! Всем! Всё могу! Всем помогу! — Кричал Михалыч, запихиваемый в лифт.

— Сначала обед, потом победы, — бормотал Даня, одним жестом отсекая все взоры персонала.

Рабочий день в офисе продолжался, порциями отсекая по этажам персонал в сторону столовой.

 

Школа СКП-1

— …Итак, молодчина, Юлия. Наводи себя сверху. Твой ориентир сверху вниз. Что ещё видишь?

— Стены и башни из красного кирпича. Два храма неподалёку. Один с разноцветными куполами, другой с позолоченными. Шоссе, площадь, много народу.

Кот встал за спиной девочки, накрыл ладонями её прижатые к вискам пальцы. Поток энергии побежал к ней такой мощности, что ноги, словно в прорубь окунули.

— А теперь ныряй под площадь, ныряй под мостовую, под Кремль.

Юлия Приходько, четырнадцатилетний "дальновизор", крепче сжала губу. Дыхание сбилось, забормотала:

— Хорошо освещённые туннели, пространства, коридоры. Ходят люди в белых халатах и военных спецовках.

— Ныряй ниже.

— Вибрации, грохот, помехи.

— Постарайся ещё ниже, ниже подземки, метро.

— Сырые коридоры, запах плесени… Но не все… Странно… Есть ходы и… плотная завеса…

— Смести вбок ориентир. Обойди завесу, поднырни под неё.

— Я провалилась.

— Молодчина, дальше.

— Темно, темно. Редкие лампочки, затопленные ходы. Холод, смерть.

— Иди на жизнь, на свет, на пространство.

— Помещение. Огромное помещение.

— Опиши его.

— Люди ходят в странных сероватых костюмах, на головах шлемы. Посреди помещения установка. В ней пять куполообразных сфер… Я не знаю, как это назвать…

— Просто продолжай описывать.

— Вибрация, давление, установка работает. Постоянно. В помещения поменьше гудят генераторы. Они странные по форме. Вижу военных. Стальные двери, прошитые чем-то вроде резины. Двери просто огромной толщины. Много дверей.

— Куда направлена установка?

— Вверх.

— Что от неё ощущаешь?

— Подавленность, сон. Волны установки меняются. Длинна волны то входит в резонанс с человеческой, то диссонанс. Это сложно описать, я ощущаю то ужас и холод, то безразличие и подавленность. Гамма чувств… хочется смеяться, плакать, бежать, замереть…

— Не трать сил на эмоции. Это самый низ?

— Не знаю…Смотрю… Есть ещё туннели… Мало… Но большие… Они отдельно от этого помещения… Они… Идут… из-под…земли… А-А-А!!! ОНО СМОТРИТ! — Её голос сменился на рёв. Нечеловеческий рёв.

Андрея словно отбросило могучей плетью. Пролетев половину комнаты, спиной врезался в висячие полки, собирая падением тела весь экспериментальный хлам на себя.

В комнату вбежали наблюдавшие эксперимент. Юлия продолжала кричать, в глазах застыл ужас, она начала ногтями впиваться в кожу на лице. В свете ламп мелькнули шприцы с успокоительным. Но едва подросток увидела их в руках персонала, шприцы исчезли, телепортируемые за пределы комнаты.

— Нет, нет, никаких шприцов, — Андрей, держась за поясницу, на дрожащих ногах приблизился к девочке, прижал к себе. — Спокойно, Юлька. Дыши, просто дыши.

Её затрясло. Нормально и вполне по-человечески. Слёзы облегчения наполнили комнату. Андрей прижал покрепче, всё ещё ощущая холод и мгновения ужаса, что достался ему через неё. Тот кусочек картины, когда со дна в сторону прорвавшихся смотрителей повернулось ЭТО.

— Молодчина, Юля, ты спасла не одну тысячу жизней. Теперь мы… теперь мы знаем, что штурм придётся доработать… Не с одной психотронкой придётся столкнуться. Мы должны…должны подготовиться… Очень… Очень хорошо подготовиться… Этот слоеный пирог принесёт ещё не один сюрприз, прежде, чем узнаем… весь его состав.

Андрей ощутил, что и сам немного дрожит. То необъяснимое глубоко под столицей внушало трепет величая. Холодное, мрачное и чёрное, как точка чёрной дыры, Величие.

 

Россия

Амурская область. Космодром "Свободный"

Дмитрий застыл перед центральным дисплеем, ощущая неприятный холодок в груди. Сердце громко стучало, и пот стекал по лбу крупными каплями. Очередной спутник Антисистемы в десятке метров от себя снимал и передавал на землю видеоизображение НЛО. Наглого и молчаливого, приближающегося почти вплотную и не отвечающего на все доступные диапазоны сигналов.

За спиной слышался приглушенный говор коллег.

— Снова те же шарообразные.

— Приплюснутые не такие наглые.

— Может, истребитель спутников запустим?

— Что толку им наша шрапнель, коллега?

— Так в вакууме металлические шарики любой металл в решето.

— То металл, а то силовые поля.

— Вы так уверенно можете говорить за их поля?

— А как ещё они могут двигаться, презрев физические законы непосредственно в пределах нашей биосферы?

Дмитрий повернулся, недовольно подёрнув усом. Трое в халатах замолчали, впившись в дисплеи с расчётами.

— Никакой агрессии, — спокойно обронил Дмитрий. — Шрапнель, ракеты. Что дальше? Ну, подобьем, захватим. Если успеем до юсы и Китая. Хотя не факт, куда упадёт, тот и захватит. А нам что инкриминируют? Разжигание войны с нейтрально-настроенными гуманоидами? Знатный в Брюсселе суд будет.

— В Гааге, Дмитрий Сергеевич.

— Да везде судить будут!

— Но мы уже неделю наблюдаем выходки этих пришельцев. На связь не выходят, только подходят до упора и обратно.

— Пока уходят, живём, — поддакнули за спиной.

— А если не изменят курса или… просто шмальнут?

— Возможно, государство ответит баллистической ракетой…

— Которую тут же прочие государства воспримут, как ядерную атаку и все начнут жать кнопки.

— Мировому Правительству не нужна глобальная война. В ближайшее десятилетие по крайней мере, остепенят самых лихих.

— Чёрт возьми, как же мы беззащитны перед внешней угрозой.

— Но друг друга боимся больше, чем большеголовых. НАТО бесполезен.

— Откуда вы знаете, что в тарелках именно большеголовые?

— Личное предположение. Я занимался вопросами изучения феноменов так называемых "шкиперов". Шкиперов чаще всего запускают именно серокожие, как наблюдательные зонды.

Дмитрий вздохнул, снова поворачиваясь, обронил:

— Поподробнее.

Седой профессор пригладил небольшую бородку и начал:

— В конце восьмидесятых годов двадцатого века, незадолго до развала СССР, когда видео-фото техника стало явлением массовым, народным так сказать, на снимках и видеозаписях стал проявляться любопытный феномен. А именно то тут, то там, рядом с группой или одинокими людьми на фотографиях на фоне каких-нибудь ландшафтов или объектов искусственного происхождения, запечатлелись любопытные объекты серого цвета, тонкие сигарообразные, тридцати-сорока сантиметров в длину. Их по обыкновению списывали на дефект снимка или странную игру теней. На это мало обращали внимания, пока, просматривая фрагментарно видео для своих целей, группы людей в разных концах страны, мира, не начали натыкаться на все те же изображения шкиперов. Я изучал подобные записи. При тщательном разборе по фрагментам, шкиперы перестали казаться дефектом плёнки. Да и не может плёнка и фотоснимки показывать у всех слишком схожие дефекты. В общем, шкиперы парят в воздухе бесшумно, в любом направлении, резко меняя угол полёта хоть на все триста шестьдесят градусов. Скорость шкиперов достигает семи-восьми тысяч километров в час. Это приблизительные подсчёты. Никто не знает настоящих возможностей этих объектов. Есть сведения о случайном или специальном вмешательстве шкиперов в дела людей. В частности шкиперы порой являются причиной техногенных аварий. Чаще всего лётной техники.

Дмитрий достал из кармана халата флакончик, и пара кругляшей таблеток пропала во рту. Проглотив не запивая, он поморщился и снова вздохнул:

— За нами всегда наблюдали. Наша задача выяснить, что их больше всего интересует. Задача номер два — выбить из правительств всю информацию по этой части.

Профессор кашлянул:

— Дело не только в правительствах. Дело в том, что вся информация утекает в руки… частных структур. Бывали случаи, шкиперы сбивали. Случайно, на стрельбах, учениях и так далее.

— И где же эти шкиперы?

— Все странным образом исчезают… Из рук контор в том числе.

 

База "Тень"

Нижний этаж

— Ну что, князья? — Василий застыл над столом, всматриваясь в каждого. — Сегодня мы собрали Верховный Совет почти в полном составе. Не хватает только Светлого князя и блондина. Я со своим покушением был не один инициатором сбора. Каждый изъявил желание встретиться. Срочно. И по данным, что Антисистема собрала за последние месяцы, у нас много поводов для тревоги. Но, Даниил, сначала отчитайся за новое лицо в совете.

— Михалыч проверен по всем статьям и одобрен половиной Совета. Потому что помог уже многим. Он — царь и бог конструкторского дела. В разработки ушли сотни конструкторских решений.

— Даня, время такое, что любой провокатор сейчас как нож в сердце.

— В Верховном Совете должно быть двенадцать князей. С переходом Скорпиона в светлого князя, нас и так осталось восемь. Ещё Сёма постоянно отсутствует. Если не будет новых лиц, мы зачахнем. А с Генералитета никого нельзя перетягивать, они сами недоукомплектованы.

— Хорошо, Михалыч, теперь ты с нами. Вникай погодя. — Конструктор кивнул, не отрываясь от какого-то чертежа. Василий продолжил. — Я начну с того, что наши растущие мощности привлекли антимонопольные компании. Десятки корпораций, заводов, рудников, сотни фирм, тысячи разносторонних юридических лиц. Фактически мы более чем на две трети монополизировали Дальний Восток, и только разные вывески на дверях и разные владельцы по бумагам не позволяют объявить нам бойкот и поставить вне закона. Единые внутри больших дождевых облаков, мы как разные падающие капли ливня для всех, кто со стороны…

— Что-то его на лирику потянуло…

— По классике, наверное, соскучился.

Бумаги на столе завибрировали. Саныч, Никитин, Хакер, Медведь, Кот, Гений, Дмитрий и Конструктор похватались за края стола. Воздух сгустился и стул Скорпиона обрёл нового седока. По помещению как волной разлился свет. Не солнечный, но стало словно легче дышать, повело теплом.

Рысь, успокаивая дыхание, кивнул всем присутствующим. Удивились только Никитин с Санычем. Михалыч и ухом не повёл.

— Приветствую, люди добрые. Кто меня не знает, меня зовут Рысь. Я сводный брат Скорпиона. Перейду сразу к делу. Чтобы здесь не сидел настоящий по матери брат Сергея, на время я войду в ваш совет.

Василий пожал плечами:

— Кто против того, чтобы один из Пятнадцати сильных мира сего вошёл в наш состав на правах князя?

— Светлого князя, — поправил Рысь.

— У нас один Светлый князь, — в один голос возразили Кот и Медведь.

— Вы не обладаете достаточными источниками знаний!

— Это почему же? — скривил губу Василий. — Вот послушай, чем мы обладаем. — Гений подхватил листы сводок. — Во-первых, группой паранормов обнаружена под каждым мало-мальским городом психотронные установки. Кот, подтверди.

— Действительно, на территории России, чаще всего под землей, обнаружены странные установки, предположительно воздействующие на кодировку подсознаний людей. Религии в двадцать первом веке не справляются, за дело угодный кланам контроль человечества берётся наука.

— Рысь, ты же сам намекнул, когда в аварию влез, — кивнул Василий.

— Одного предположения паранормов мало. Вы даже не знаете точных расположений, — нахмурился Отшельник.

— Как правило, в естественных или искусственных пустотах под городами, реже — в черте города, — добавил Кот. — Объекты работают не постоянно. Мощности мало.

— Не в этом дело, — вклинился Хакер. — Дело в том, что единую замкнутую энергетическую систему легко контролировать и скрывать куда девается четверть мощностей сложно. Отсюда невероятный рост цен ЖКХ на энергоносители и регулярные перебои с электричеством на "окраинах": Владивосток, Курилы, Камчатка, северные районы.

Рысь подскочил:

— Даже не думайте рыть землю носом под городами, пока не накопите сил для отключения установок хотя бы в семи-восьми городах одновременно.

— А на что нас к тому времени закодируют уже? А? — подал голос Саныч.

— Пока ни на что. Они сами пока не до конца понимают принципы работ психотронного оружия. Чаще всего просто стреляют из аналогичных установок по пустым поверхностям.

— А мы заметили со спутников странных выжженные участки земли в глуши тайги, — добавил Дмитрий. — И ещё. В тех местах огромное скопление шкиперов и другой наблюдательной аппаратуры.

— И странные команды шарятся, — хмыкнул Никитин. — Такая же команда организовала покушение на нашего Гения. Команда не имеет отношения к государственным конторам, на зарубежные тоже не особо похожи.

— Холдинги, — ответил Рысь. — Частные структуры с огромным ресурсным обеспечением, занимающиеся тем, чем давно пора заняться человечеству.

— Так давайте ресурсы изымем, — подал голос Даниил. — Я адреса особых отделов спецназа нашёл.

— Можно поподробнее, — обронил Василий.

— Конечно. В стране есть армейские подразделения; десант, морпехи, пехота, есть особые отделы силовых структур при разведке, милиции, контрразведке и так далее. Но мало кто знает, что в СССР существовал особый отряд. Элита среди элиты, подчинённая непосредственно верхушке Кремля. Отряд был создан в период кризиса Холодной войны и не раз был задействован для её разряжения. По моим данным, этот отряд, назовём его "тайным", с лёгкостью делал то, что на предел человеческих возможностей. В качестве разминки Кремль иногда давал тайникам невозможные поручения: условно заминировать сверхохраняемый АЭС, пробраться на эсминец юсы, и сняв звёздочку с погона генерала, дать марш-бросок по лесам Амазонии. Руководство часто предупреждало свои отделы о готовящихся операциях, но тайники всё равно пробирались и на засекреченные, и на сверхохраняемые. Короче, выполняли невозможное. Спецназовец не мог определить, когда рядом с ним в метре проползёт тайник. Отряд мог пробраться в центр управления противника и, скажем, задержать ядерную атаку… или отменить. Юса делала в штаны, когда на столе в Пентагоне перед началом очередной операции с убойным названием лежала записка со смешной рожей или доклад под грифом "совершенно секретно" был почёркан примечаниями русских.

— Давай покороче, сейчас начнёшь про ядерный паритет, агрессию блока НАТО, двадцатикратное превосходство, — напомнил Василий.

— Почему двадцатикратное? После Второй Мировой Черчилль сразу хотел напасть союзническими силами на СССР. Если бы Сталин не перегруппировал танковые соединения, так бы и вышло. И вообще пока СССР, наконец, создал первую атомную, у юсы уже было превосходство в дальней авиации с ядерными зарядами в сто раз, в ядерных ракетах в семьдесят пять, а всё прочее, кроме пехоты, в десятки раз. Пришлось водородную тут же делать. Сахаров до того разогнался, что создал проект самой мощной в мире бомбы и по сей день. Её хотели установить на островах в Атлантике. Только одумались. Взрыв от той бомбы не только создал бы волну, снесшую юсу, как не фиг делать, но и земную кору бы расколол. А зачем эти глобальные планетные изменения? Ещё хуже ядерной зимы. Пришлось все силы в военные тематики закидывать. И ведь победили уже, вот он космос, лети на луну, на Марс, но Провидение послало стране Горбачёва… Но к чему я это веду? Я же не про провалившиеся "звёздные войны" Рейгана, я про развалившийся Союз, которому стало начхать на тот тайный отряд. Элита просто потеряла адреса глубоко законспирированных людей. И ежегодные сборы перестали существовать. Вот внешне ты инженер Уткин, и год за годом ты ждёшь, пока раздастся звонок, когда, наконец, позовут. Годы идут. Звонка нет. Ты так и остаёшься инженером Уткиным, пока измученное сердце патриота не даёт сбой. Из тридцати человек я застал в живых только двоих. Они уже не первой свежести. Я дал время подумать. Сложно так вот сразу возвращаться в прошлое. Но, думаю, если расскажу про психотронные испытания, старички подтянуться к нам в качестве инструкторов. И тогда через пару-другую лет наши отряды, Рысь, смогут штурмом, единовременно, отключить всю эту поражающую мозг античеловечность. Сначала в нашей стране, потом в Китае, юсе, Европе, по всему миру… А пока стоит поискать адреса конкурирующих холдингов, которые могу прижать нас похлеще антимонопольных компаний.

— Даня, те холдинги вам… или уже нам… не по зубам. Куда думаешь, ушли твои прочие "тайники"? Твои и прочие с разных стран. Ты только думаешь тренировать особые отряды, а там они давно используются.

— Это не твоя забота, Рысь. Я за своих парней уверен. Армейские школы, натасканные уроками Кадочникова и Белова, напрактиковавшиеся с нами не в одной операции.

— Ты ещё не видел настоящих противников, — вздохнул Рысь. — Учи пока скорпионовцев, готовь силы. — Рысь повысил голос. — Переползайте до Сибири и остановитесь. С конторами, холдингами и смотрителями в конфликт не вступать, можете только диверсантов приструнять. С психотронкой и инопланетными артефактами нам ещё не тягаться.

Совет притих. Василий спросил за всех. Терзавший вопрос сорвался с уст:

— А когда вихрастые вернуться?

— Скорпион не скоро. А вот Сёма навестит вас. Так что не расплывайтесь в новогодних праздничествах. Это больше диверсия против страны, чем выходные дни. — Рысь посмотрел на Даниила. — Утихомирься. Эмиссары потеряли только одного, Аватары же потеряли своего полувеком раньше.

— Я рад, что ты с нами, Рысь, — кивнул Медведь.

— До скорой встречи, работайте.

Стул опустел.

Вася пригладил брови, собираясь с мыслями. Наконец, обронил, попеременно поворачиваясь к каждому:

— Даниил, элитой не переставай заниматься. Если нагрянет Сёма, блондинчику может потребоваться поддержка. Кот, против психотронки могут бороться только твои паранормы, расти, выращивай, тренируй. Дмитрий, бери Конструктора и на разработку орбитального оружия и лунную тематику развивайте. Саныч, Никитин, неплохо бы выйти на те адреса холдингов, прощупать. Хакер, ты…

— …Выкупаю приватизированные уникальные заводы по всей стране, акции энергетической монополии, спонсирую струнник, подготавливаю площадку Сибири, продолжаю заниматься кристаллами и Руснэтом, строю пару-другую школ и институтов СКП, здравниц, закладываю завод по сборке компьютеров нового типа и софта под него. Ещё…

— Ладно-ладно, ты знаешь своё дело. И, кто-нибудь, если удастся найти хоть какую-нибудь зацепку, где блуждают вихрастые, сообщите.

Князья кивнули.

 

Аравийский полуостров

Красное, словно напившееся крови, солнце медленно выползало из-за дальних барханов. Только слабый ветерок подгонял навстречу светилу переливающиеся ручейки песчаной реки. Змеи, скорпионы и небольшие ящерки скользили по этому переливающемуся песку, как по волнам.

Двое сидели на небольших ковриках, подогнув ноги по-турецки. Распущенные волосы чёрного и светлого цветов слабо трепетали. Солнце светило в лицо каждому. Оба устали от роскоши дворца Смуты. Дворец с бассейнами и пальмами был словно оазис среди бескрайней пустыни, но оазис ограждённый, с высокими белыми стенами. Скорее крепость, содержащая в себе всё необходимое для комфортного, роскошного существования. Крепость, со спутниковой системой связи и джакузи. Крепость, построенная на ресурсы того, что хранят в себе пески.

— Ну что, батарейка, зарядился? — Обронил блондин, думая скорее о кофе, приготовленном на песке, чем о том, сколько ещё часов здесь торчать. Ночные бдения порядком надоели. В чём-то суфийские мудрости Отшельника Смуты не подходили арийцу. Песок — вотчина семитов, считал Сёма и среди пустыни чувствовал себя неуютно. Как и во дворце. Хотелось в лес и на речку или к морю, так как на родине всё покрыто снегом, не сезон.

— Не полностью. Полностью остатки яда мешают. Урезают возможности, — сухо обронил Скорпион, щупая солнечное сплетение.

— Чувствуешь, где он?

— В том то и дело, что нет. Это как пустота энергоканалов, как холодок, как бессилие, сложно описать. Я просто потерял полный контроль над телом.

— Ну, ничего, восстановишься. Умрёшь или восстановишься. Третьему не бывать.

— Восстановился насколько возможно. Сидеть здесь дальше — только время терять. Завтра уходим, — уверенно донёс Сергей.

— Ну, наконец-то. Куда пойдём-то? — загорелся Сёма.

— В горы пойдём, — без задумок ответил брат.

— На кой?

— Пески мне не помогли, может горы мудрее песков. Как насчёт поездки к Живо?

— Индия? В Тибет, что ли собрался?

— Почему бы и нет?

— Да ну тебя, то помирает лежит, то на Джомолунгму, как авторитетный альпинист. Ты опоздал лет на пятьдесят-шестьдесят. Вот раньше бы пошёл, в газету и учебники бы занесли.

— А что, хорошая идея… Горы. — Донеслось со спины, и рядом с двумя ковриками появился третий с светловолосым богатырём в просторной рубахе.

Сёма почесал переносицу и, вздохнув, отвернулся. Жить под одной крышей с многовековым Отшельником, месяц воочию лицезреть Лилит, тут ещё полубог зачастил. Или бог?

— Приветствую тебя, отец, — не поворачиваясь, обронил Скорпион.

Сёма ощутил холод в словах. На брата в последнее время свалилось столько семьи, что немудрено было заплутать в собственных чувствах. Оказывается одних братьев трое: названный, по крови и по роду. И по паре матерей, отцов. Быть где-то в середине этого списка не хотелось. Спросил:

— Родослав, откуда взялся-то этот Меченый? Чей сын?

— Брата моего, Миромира.

— А можно подробнее иерархию.

— Тебе со всеми делениями?

— Конечно, я ж полиглот, — хмыкнул Сёма.

— У Творца, Рода, Пращура, Ра, было четыре ипостаси: Макошь, Мара, Сварог и Световит — боги первой волны. Сварог — символ триединства мира Яви, Нави и Прави. Тебе понятнее символ инь-янь и то, что получается в результате их взаимодействия.

— Ага.

— А Световит, бог солнца, коло, коловращения, делившийся на четыре сезона. Он и подарил людям календарь. Символ коло.

— Коло?

— Круг. Солнце описывает круг: зима, весна, лето, осень. Иногда можешь заметить, что на улице либо минусовая температура, то плавиться асфальт.

— А, ну да.

— Вот и у Световита было четыре ипостаси, настроения: зима — Хорс. Единственный из смертных. Умирая, бог зимнего солнца заливал землю кровью и появлялся из той влаги весенний Ярило. Холодный Хорс и кровавый Ярило как бы боги тёмной сути Световита, то есть Чернобог. Ярило по лету становился Даждьбогом, а тот по осени Триглавом. Даждьбог и Триглав, как бы светлые стороны Световита. Я родился в момент слияния Макоши и Триглава, брат мой — Мары и Хорса. Говоря "как бы", я ориентирую смысл под ваше физическое восприятие.

Скорпион повернулся:

— Он показывал мне сон, где Световит был сам по себе.

— Так он и есть сам по себе. Всегда. Род же, породив ипостаси, не растворился в них. Это божественный уровень, вам сейчас не понятный, — Родослав сделал эффектную паузу. — Позвольте продолжить. Мир не догматичен, как это стараются преподнести радетели вер. У одних и тех же богов столько имён, сколько придумают люди. Мысль, найдя много сторонников, становиться материальной. Не было адско-райской тематики, но появилась мысль и гляди же — Велес создал резервацию в Африке, а Тартар нашёл себе место под Алатырскими горами и Чёрным морем. И Лилит, не вклинивающаяся в современные представления, ушла в прошлое, как Денница, бог второй волны, в будущее.

Сёма снова вздохнул. Родослав махнул рукой, продолжая:

— Если мне объяснять тебе суть Первочеловека, порожденного Макошью и Даждьбогом, ты вообще уснёшь?

— Макошь — богиня матерь? Это её изображали толстой бабой пещерные люди?

Родослав вздохнул:

— Изображали. Как только не изображали.

— А Даждьбог?

— Его изображали символом неба.

— Замечательно, выходит, первые люди не слеплены, а порождены небом и матерью?

— Перволюди — потомки богов. Не дети Перуна, он молодой бог второй волны, Даждьбоговы дети. А Творец приходиться дедом первых людей. В каждом из нас заложено ДНК Рода. В каждом боге, полубоге и человеке. Ведь разделив единого человека на мужское и женское, каждому дал симметричные спирали.

— Кто разделил?

— Род.

— Зачем?

— Для развития. Наша вселенная дуальна, иначе никак.

— А что там дальше с богами?

— От первой волны богов вместе с Перволюдьми пошла и вторая волна стихийных богов, богов охоты, животноводчества, ремесла, торговли, знаний, мудрости, полубоги и чудища, порождённые Марой: Велес, Денница, Люцифер, Стрибог, Дый, Симаргал, Перун, Дана, Иштар, Атлант, Лемур, Асур, Крышень, Вышень, Брахма… Их множество, порядка тысячи. Просто одни примелькались, другие исчезли в конфликтах или просто ушли. У каждого много имён, ибо много толкований по разным временам. Велес разделил индоевропейцев на ариев и семитов, Атлант и Лемур породили собственную расу, Асур вывел из Перволюдей монголоидную расу.

— А негроидную? — не переставал сыпать вопросами Сёма.

— Опыты Лемура.

— А Меченый?

— Меченый, как сын Миромира и Лилит, является богом второй волны.

— Почему Меченый?

— Мы трое меченных. Денница, вернувшись с будущего, обрёл столько силы, что поглотил Чернобога и сел на импровизированный трон. Он и отметил меня, брата и его сына. У каждого из нас по три цифры на руке. — Родослав закатал рукав рубахи, оголив три чёрные единицы. — У брата девятки, у сына его — шестёрки.

— Шестёрки? Почему вы не дали ему имени при рождении?

— Денница сказал, что когда нарекут его, наступит расцвет Кали-Юги. Вот и наступил две с лишним тысячи лет назад. А имя ему всё же дали. Ему и отцу. Иудеи прозвали Миромира и Меченого Гогом и Магогом. Знакомые имена?

Блондин подскочил с коврика:

— Так, Скорп, пойдём в горы, а? Перегруз мога.

— Подожди, — Скорпион поймал взгляд отца. — А что же с Колядой?

— Вторая ипостась Спасителя. Ходил, бродил, добрёл до Срединных гор. Их ещё хвали одно время Пановыми. Урала, если по-нашему. Подгорный народец ему меч подарил. Их чёрного булата. Хорошая вещь. Он с ним и пошёл в Тартар за Адамом и Евой. Велес же схалтурил. Вроде умерли они физически, а реинкарнации для них не придумал, вот в ад и поместил свои изобретения. Это Лилит бессмертие обрела за мучения, как дар богов, а не те двое.

— Я понял, почему пантеон язычества развалился, — кивнул Сёма. — Пирамиду иерархии походу только сами носители званий, волхвы, и знали. А одного бога проще почитать, вот на этом три мировые религии и вывезли, будь то христианство, иудейство или ислам. Как, впрочем, буддизм, иудаизм и всякое там конфуцианство.

— А пророки тебе, святые, апостолы и прочие первозванные, чем не пантеон?

— Вам может быть, за сорок тысяч лет и больше намозговать удалось, а мне некогда. У человека срок жизни короткий: родился, вырос, туннель, родился, вырос, туннель. Скорп, пойдём уже в горы. Живу потрясём, может он тебе акупунтурно куда-нибудь нажмёт, ты и воспрянешь духом и телом.

— Да идём, идём.

Родослав расплылся в улыбке, глаза настольгически закатились:

— Вы же молодые ещё, вам ещё шагать и шагать. Ещё столько грабель, столько шишек. Отделиться, попутешествовать, самим всё увидеть, а потом кивнуть в такт ранее произнесённым словам… Словам родителей.

Сёма развёл руками:

— Какие грабли? Страна зажата в тиски, Эмиссаров что убивай, что нет, мало что меняется, а тут ещё, то ли новая мировая религия, то ли возврат к прошлому, то ли вообще черте что. Мы за Лерой в командировку выдвигались, нам не до богов, не до демонов. Нас дома ждут.

— А если сгорит дом? Умрут все?

Сёма прищурился:

— Ты точно сын светлого бога? Или с божественной точки зрения всё это снова не имеет значения? Так может наш мир — тюрьма вселенной? Поназаслали уголовничков, воюют друг с другом.

Родослав посуровел:

— Что если не будет у вас точки возвращения, ни памяти прошлой. Как проклятые на вечное скитание цыгане скитаться будете из угла в угол?

— Скорп, ну что у тебя за родня такая пасмурная? Вторую стадию ещё, что ли не прошли?

— Стадию?

— Ну, с рождения человек — оптимист. Детство. Потом пессимист — половое созревание, первые кризисы, всё такое. Потом реалист. Как бы нашёл себя в жизни, устоялся. А четвёртая стадия — фаталист. О душе, о бренном. Мысли о переходе за черту. Судьба. Всё такое.

— Я с тобой в связке не пойду.

— Что у тебя всё так по-детски? Кашу не буду, в связке не пойду… Совсем расслабился?

— Ты уморишь даже горы. И с чего ты решил, что фаталист — последняя стадия? Удобно думать, что за тебя уже всё предрешено? Пятая стадия — ответственный. За свою судьбу, за свою жизнь, за свой путь. Или просветлённый. Не единоличник-отшельник, занятый своим развитием и начхавший на мир и всё прочее, а тот, кто движет мир вперёд. Движитель.

— Вот что значит про богов на солнцепёке, — протянул Сёма.

— Это мои предки, прямая родня. Как я могу отказаться от предков? Я не коммунист.

— Сейчас то это какое имеет значение? Христианство позднего толка, тотальный коммунизм и урезанная демократия давно подняли брата на брата, сына на отца и так далее.

— Ага, и при этом кланы, фамилии. Те, кто остался в единстве, и правят миром.

— Кх-м, — кашлянул Родослав.

— Что? — одновременно повернулись Скорпион и Леопард.

Синеглазый поводил перед глазами пальцем, кривясь, словно съел целиком лимон, буркнул:

— Иномирье ворота прорвало. Ближе всех Добро оказался.

Парни одновременно посмотрели друг на друга. Сёма обронил:

— О чём он вообще?

— Иномирье?

Родослав щёлкнул пальцами…

Пустыню заволокло чёрным. Это не было пылевой бурей. Просто небо без облаков вдруг стало чёрным, словно ночь перепутала свои часы с днём. Эта чернота сгустилась клубнями и приблизилась к земле, к пескам. Миг и сама обшивка мирозданья пошла по швам. Воздух вдруг порвался. Из тёмного порвала спиной в песок полетел кудрявый человек в просторной одежде. Семь раз перекатившись через голову и через себя, он замедлил падение и остановился на песке, тяжело дыша и не в силах подняться. Человек был истощён и выглядел довольно жалко.

— Добро? Аватар Добро? — Ещё договаривал свой вопрос Семён, как из той порванной грани пачками посыпались люди в облегающих комбинезонах и чем-то вроде касок.

Незнакомый десант десятками падал в траву с перекатами и тут же бежал в сторону поверженного аватара. Руки десантников были свободны, лишь за плечами в небольших рюкзаках, возможно, было оружие. Но, казалось, они обладали чем-то более боевым, чем простое огнестрельное. Ведь ещё не добежав до Аватара, Добро стало подкидывать в воздух как от сильных пинков невидимого монстра. Подкидывало и тут же с огромной силой швыряло об землю. Но только для того, чтобы подкинуть вновь.

Светлая одежда Аватара покрылась малиновым. Даже на глаз можно было сказать, что от каждого удара сломано немало костей.

Но Сильный мира сего не просто так получил своё звание. Иранец выживал, иранец жил. И солдат иноземного десанта неумолимо раскидывало по песку. Без новой возможности подняться.

— Тренировка! Наших бьют! — Закричал Сёма и бросился к десанту.

Скорпион зябко поводил плечами и, коротко взглянув на безмятежно стоящего отца, побежал вслед за братом.

Сёма ускорился в нескольких метрах от объектов, подлежащих устранению. На вид они были совсем как люди. За странными касками со стеклами не видно глаз, но лица вполне человеческие. По аналогии с земными обитателями их можно было принять за кавказцев, горцев гор. Сравнение относительно отдалённое.

Сёма расплылся в воздухе, и десант стал терять бойцов столь же быстро, сколько успевал высаживать тёмный портал. Руки ломали, крушили молотами, ноги скользили по песку, как у хорошего фигуриста по застывшему озеру. Грудные клетки пробивались толчком ладони, перемалывая внутренние органы волновым выбросом, шеи хрустели вполне по физическим законам, достигая критического угла.

Сберегая энергию, экономил на волновых выбросах, предпочитая использовать инерцию противника против них же самих. Когда пробился к Аватару, одежду заляпало кровью, а руки походили на тесак мясника после долгой работы. Крови красной. Десант всё же очень немногим отличался от людей. Можно было предположить, что химический состав тел примерно схож. Кровь имела в составе то же железо.

Скорпион добежал до зоны боя, но нападать желания не обрёл. Тело восстановилось, но ощущения были такими, словно последний раз дрался в начальной школе, а сейчас был в возрасте ветхого старика. Ни гнева, ни адреналина. Волевой импульс с которым привык бросать себя в бой, превращаясь в расчётливый механизм уничтожения, исчез.

Скорпион невольно застыл, глядя, как пролетает по небу подкинутый Аватар и как Сёма прорубает широкие просеки в рядах противника. Сам Сёма сливался с воздухом, и лишь тренированный глаз отмечал, где в следующий раз появиться это дитё человеческое и чья шея повернётся, чьё грудная клетка сломанными рёбрами пропорет сердце. Дрался как берсеркер, таковым не являясь. Тотем лишь тревожно наблюдал сечу, но хозяин не звал.

Сергея неведомой силой потянуло вверх. Кто-то из десанта обратил внимание на подошедшую фигуру. Эта сила походила на развитую форму телекинеза. Но по тому, как пали на колени один за другим трое десантников, Скорпион предположил, что бросать его не так-то просто.

"Не так просто как Аватара? Что это? Влияние отца за спиной? Или побочное действие яда?"

В груди что-то взорвалось. Ком гнева, промчавшись по телу, заполонил сознание. Не скатываясь до физического уровня боя, Сергей вздыбил руки в небо. Трансформация гнева в силу оказалась мгновенной. Чёрные клубни над порталом слиплись. Белоснежная неуправляемая молния ударила в саму иссиня-чёрную глубь портала.

Последние десантники, словно попавшие под гнев Перуна, свалились в песок опалённым мясом. С горящими, плавящимся комбинезонами и рюкзаками. Видимо в рюкзаках всё же было нечто вроде оружия — огонь вызвал реакцию, и небольшой взрыв с синим пламенем раскидал всё вокруг на десятки метров. Волной снесло последних солдат. Аватар в последний раз свалился на песок.

Сёма, прикрывшись трупом, вскочил, едва волна прошла над головой. Странный для песков боец из ран имел лишь синяки, ссадины, да неглубокий порез на скуле. Вся прочая кровь на нём была вражеская. Дыша, как будто имел вместо пары лёгких кузнечные меха, блондин недовольно огляделся. И чертыхнулся — противники кончились.

Но как бы ни хорохорился, ноги сводило дрожью, судорога делала слабым и беспомощным — на волновые воздействия ушло немало запаса. Невольно припал на колени над поверженным врагом и посмотрел на дрожащие руки. Тело было совсем не против свалиться прямо под небом и окунуться в долгий сон. Только разум постоянно напоминал, что обезвоживание и палящее солнце испепелят за неполный день.

Песок вокруг был залит кровью, завален телами и в посветлевшее небо валил едкий дым от взорванных рюкзаков. Молния, ударившая в портал, разделила остатки зарядов, что ушли в землю. Оплавленный высокой температурой песок стал похож на растекшееся стекло.

Скорпион вздрогнул, когда на плечо легла рука отца. Богатырь приблизился к самому уху, понизив голос:

— Громовник одобрил вас с братом.

— Это я вызвал грозу, — возразил Сергей.

— Он показал тебе как. Сам староват, да и давно в другом лагере, но молодость помнит.

Скорпион склонился над одним из тел десантника, стараясь найти хоть какое-то отличие от людей.

— Кто они? Враги?

Родослав.

— Они из того мира, где несколько групп схожих с нами людей пытаются выжить. Это не последний десант, теперь будут пробовать нас на прочность в разных концах света. Но чаще захват будет тихим, без показательных боёв.

— Почему именно наш мир?

— В последнее время наши миры сближаются и санитарные кордоны слабеют. Иномирье всё ближе и ближе к нам. Человечество разобщено. Подкупая правительства высокими технологиями, теми же генераторами кодирования населения, они со временем, тихо-мирно заместят наших глав и поработят человечество. Система из Пятнадцати уже не действует. Только что на твоих глазах погиб Аватар.

— Как? Он мёртв?

— Ты увидел финал боя, основное действо происходило в "переходе".

— Ты даже ему не помог!

— Помогать надо там, где имеет смысл. Мёртвое не обратить в живое. Он исчерпал себя ещё до портала.

— Смута! Почему он даже не вышел из своего дворца? Где остальные Сильные?

— Смута готовит поход на Слабо. Он не будет тратить силы даже в случае Конца Света, настолько сильна его обида. А что касается остальных, прорыв был в семи местах. Рысь бился под Владивостоком, Ино и Тосика на Филиппинах, Золо в Мексике, Горэ в Абхазии, Бодро в Подмосковье, Слабо в Ливане, Нежить в Швеции.

— Выходит, если бы мы убили Нежить, Швеция была бы захвачена?

— Весь мир уже в какой-то степени захвачен: климатическое оружие, кодирование, плазменные разработки, разработки по изучению возможностей мозга… Много их подарков. Цивилизация Иноземья опережает нас на несколько веков. Только их техногенный путь развития не принял атомных разработок.

— Почему?

— Всё-таки хоть внешне они и похожи на нас, химический состав не полностью соответствует. Серебро для них примерно то же самое, что ртуть для человека. Вздумаешь организовывать самооборону человечества, понакупи людям пневматики с серебряными пулями. Достаточно пробить кожу, не прикоснуться, а именно пробить, чтобы серебро попало в кровь, а дальше цепная реакция убьёт иномирца. Или дротики покрой экстрактом серебра.

— Зачем ты мне это говоришь?

— Ты ещё с ними столкнёшься. И мир не настолько однороден. Ведь ты сейчас всё свалишь на бездельников баланса и спросишь у меня…

— … где пропадают Живо и Здраво, — поражённо договорил Скорпион.

Родослав медленно повёл головой:

— Похоже, ноги твоего брата перестали дрожать. Завтра будьте готовы к телепорту. Да и коридоры после войнушек кристально чисты.

— А это нормально, что я метаю молнии, а Сёма в одиночку раскидывает сотню десантников, не прибегая к дополнительным резервам?

— Я же говорю, тебе ещё столько грабель предстоит, — обронил Родослав и улыбка слилась со светом открытого телепорта.

"К чему такое быстрое "прокачивание"? Неужели мир действительно на самой последней грани? Спящий мир, бессонные враги… Придётся объединять всех проснувшихся".

 

Индия

Дели

Тень узких улиц и какофония звуков, примесь десятков запахов и воздух, полный пыли, всё обрушилось после телепорта сразу. Рецепторы, на секунду сбившись, очнулись. Организм в бешенном темпе стал сканировать окружающий мир, посылая сигналы мозгу. Расширенный канал восприятия обоих постиндиго всё же освоился в новой части мира мгновенно. Транслейтор донёс до слуха первые расшифрованные слова новой речи. Звучал Хинди и местами английский. То ли туристы бегали по городу, то ли кто их местных приобщался к общемировым нормам.

Нулевое пространство без времени выкинуло на свет мгновенно. Без фантастических перегрузок и гораздо быстрее скорости света, что по теории относительности Эйнштейна было невозможным.

— Трещит по швам старый мир, Скорп. Скоро и Альберта с Евклидом опрокинут с их единственно правильными теориями, что относительными, что естественными единственно правильными.

— Прогресс, — буркнул Сергей, оглядываясь.

— Тормоза пусть движутся со скоростью света, нам надо быстрей, мгновенно, прямо сейчас. А Евклидова геометрия вообще перестаёт действовать, что в астрале, что в ментале, сакрале… Она действует только в этой четырёхмерности, если взять за четвертую меру виртуальные миры. А чего тут говорить про многомерные пространства?

— Тихо, похоже нас не туда выкинуло.

Ближние индусы не очень удивились вспышке портала. То ли йоги и горные отшельники разучили удивляться, то ли менталитет оставлял место сказке. По крайней мере фото- и видеокамеры на глаза не попадались… Только вся улица попадала ниц и идти пришлось, оглядываясь на прислонивших лбы к дороге.

— Что за вассалитет ещё? Мы не феодалы! Вы не крестьяне! А ну подъём! — Завопил Сёма на хинди.

Десятки шёпотов прокатились по улице.

— Бог разговаривает с нами…

— На нашем же языке!

— Хвала Вишну, Кришну и Шиве!

— А может один из них Будда?

— А кто их них кто?

— Все святы.

— А почему в арабских одеждах?

— Пути богов неисповедимы.

— Боги многолики!

Сёма с Сергеем ускорили шаг, спеша покинуть свидетелей "пришествия". Спасало то, что многие не спешили поднимать головы.

— Какая разница, куда мы убежим, Скорп? Слухи о вихрастых догонят в любой точке города.

— Ты же перешагнул двадцать первую ступень?

— Внешность человеческая? Да я на твоём уровне.

— А какой у меня уровень?

— Двадцать четвёртый.

— А я почему об этом не знаю?

— Спишь много.

— Так что после внешности?

— Материальное тело, дар души и таинство перволюдей. Как ты это можешь не знать, если врата открыты? Точнее можешь открыть, потому что есть ключ.

— У меня с вратами в последнее время путаница. Столько ключей…

— Скорп, ты меня поражаешь. Эти ключи, это не та связка брынчащего металла, которую можно потерять или вообще о ней забыть.

— Мне нельзя ошибаться. Зачем тебе новый Апокалипсис?

— А что был старый?

— Какой именно интересует?

— Ты начинаешь говорить как твой отец.

— Гены.

— А теперь ещё и как брат по матери!

— Это ещё почему?

— Увёл разговор от первоначального вопроса.

— А о чём я спрашивал?

— Скорп!

— Что?

— Давай уже с твоим ядом что-то делать.

— Каким ядом?

— ЖИВО!!!

Вспышка. Дворец. Просторное помещение с узкими окнами, почти не дающими света. В воздухе запах ладана и что-то дурманящее. Едва лёгкие вдохнули этот запах, голова потяжелела. Зал покрыт коврами, цветами и подушками. Молчаливые люди, застывшие как изваяния в позах лотоса у стен монотонно тянут гортанные звуки. Кажется, что они спят, а голос льётся из самих стен. На возвышении под золочёными статуями на мягких подушках восседает тощий старик с пепельно-белыми волосами по плечи. Глаза старика закрыты и, кажется, что он умер. Но едва заметно двигается обтянутая шёлковой повязкой грудь. Старик жив. Да и какой он старик, если кожа на лице не обвислая, а ширина плеч под стать богатырю в расцвете сил.

Первым не выдержал Сёма:

— Надымили тут! Лень форточку открыть? — Слова отразились от стен и поплыли под высокие своды, теряясь в высоте.

— Сядь, беспокойный, — донёсся гортанный глас старца. Он не открывал глаз, и в облаках дыма казалось, что даже рот остаётся безмятежным, спокойным, неподвижным. Но слова не были мороком и передавались не телепатически.

Скорпион и Леопард молча двинулись ближе к старику. Движения казались лёгкими и чужими. То словно плыли в воде, то вовсе переставали чувствовать конечности. Десять шагов до старца показались десятью минутами. Присев на подушки, подогнув ноги под себя, едва не отключились в божественной неге. Ощущение близости великого гуру пленило, аура спокойствия и безмятежности отгоняли мысли прочь.

— Мы…мы ищем Живу… — протянул Скорпион, где-то на кране сознания отмечая, что слова длинны как язык мирового змея.

— Всякий ищущий находит. Всякий стремящийся добивается. Всякий уставший обретает отдых.

Сёма качнул головой, стараясь стряхнуть наваждение. Вышло не очень. Резкий толчок только лишил последних сил к сопротивлению. Мысль разогнать ступени или нагнести ярости растворилась в дымке. Тело потяжелело и стало неподъёмным. Голова последний раз качнулась и свалилась на грудь. Веки опустились. Слишком много войн, слишком много боев с самим собой. Усталость, одна безмерная усталость во всём существе. Она как торжествующая королева, празднующая победу, полностью завладела сознанием.

 

Сёма

Сон

Копыта чёрного как смоль коня били по траве почти бесшумно. Мягкий природный ковёр тщательно глушил все звуки цокота. Взамен утро дарило слуху звуки поляны и брань кузнечиков. Огромный богатырский конь шёл иноходью, отдыхая после стремительного, непродолжительного галопа, коим хозяин гнал по поляне, спеша на встречу с вражиной.

"Эх, как бы успеть перехватить ворога до границы? Разбить ещё на его территории".

Илья Гущин приложил ладонь ко лбу. Взор прошёлся вдоль высокой — почти по круп коню — траве до самого виднокрая. Грудь тяжело опустилась — успел. На самом краю поляны только начали появляться первые заступники границы, суровые и безжалостные дети степей — дикие кочевники-налётчики. Их малые отряды терроризируют Русь по всей границе, возникая в приграничных деревнях со скоростью ветра. И едва княжья дружина седлает коней, завидев сигнальный дым застав, да мчится на место очередного налёта, как застаёт по приходу только дым пепелищ, изрубленные тела, да разорённые амбары с запасами на зиму. И вереница полонян, взятых в плен славян, тянется широкими струйками на рынки Востока.

Границы Руси велики. Орды шаек совершают налёты по всем периметрам, не позволяя собрать князю дружину для одного, решающего удара. Вот и горят два урожая из трёх, вот и не доживают до двадцати весён девять детей из десяти. Добро бы беспокоила только степь, но цивилизованная Европа, не ведая, что только благодаря Руси её не терзают вечные набеги дикой степи и сама может развиваться в мире и покое, жаждет нанести стране "диких варваров" удар в спину. И редко когда бывает на Руси мирное время. Одна и надежда на редуты застав, заградительные отряды единичных богатырей, что не пускают шакалов вдоль границ вглубь родины, не позволяют совершать безнаказанные набеги. Если отряд малый, то богатырь справляется с ним сам, если велик, то ждёт подмоги князя. Но не в этот раз — Красно Солнышко в походе.

Илюша подхватил с седла широкую, массивную, как ствол дерева, выщербленную от долгого применения ручку палицы, слаженную из добротного дуба, да обитую булатными, харалужными шипами. Металлом, которого прочнее нет. Палица весила столько, что и десяток степняков вряд ли подняли бы обоими руками. Силой богатыря природа наделила не мереной.

В левой руке покоился яловидный щит из дублённой на три раза кожи, прошитый пластинами, с надёжной удобной ручкой. На голове удобно сидел шолом, который гораздо позже станут звать "шлемом". Мягкая подкладка под ним удобно защищает кожу от вибраций после удара, кожаный ремешок неплотно, так чтобы в случае сильнейшего удара шлем сбило, а не оторвало с головой, перехватывает подбородок. Само тело до колен покрывает кольчуга, подпоясанная турьим ремнём с широкой бляшкой с орнаментом солнца, добрым знаком.

Конь обиженно фыркнул, даже ему, тягловому, тащить на себе богатыря долгое время в тягость. Илюша понимающе перекинул ногу, спрыгнул на землю, от чего та вмялась сапогами по щиколотку, прошептал коню в ухо:

— Уходи родимый, это мой последний бой.

Конь несогласно ржанул, сурово посмотрел одним глазом. Ты, мол, всегда так говоришь.

Илюша раздосадовано хлопнул богатырской дланью по крупу, от чего конь подскочил на дыбы, понёсся вдаль. А богатырь прошептал вслед, скорее себе, нежели коню:

— Последний бой. Богатыри с дружиной князя в большой поход ушли, не успеют.

Чёрные точки на горизонте выросли в многочисленные силуэты скачущих всадников. Пыль за ордой катилась большим облаком, словно и не по траве, а по выжженной солнцем дороге скачут. Хотя где проходит орда кочевников, там и остаётся только выжженная солнцем дорога и ничего более. Дети степи несли лишь разрушение и смерть.

Илюша пошёл на встречу, подкидывая неподъёмную прочему люду палицу высоко в небо, так же мастерски ловя её на ходу через долгое время…

Савалан довольно потирал усы, пятками подгонял коня. Ещё бы, ведь каган вверил ему в доверение две сотни отборных конных налётчиков. Коней даже не подковывали, чтобы мчались резвее ветра. Из оружия брали только самые быстрые сабли, да верёвку-аркан, чтобы резвее ворваться в беззащитную деревню, изрубить стариков, да старух, а детей и женщин увести в полон, на коней же нагрузить столько добра, сколько смогут увести. И быстро умчаться прочь, в родную степь, пока неповоротливые русы явятся со своими отрядами.

"По степи прошёл слух — доносчики и осведомители из числа ростовщиков нашептали кагану, что князь отправился в большой поход, то ли отбивать западные границы, то ли усмирять бунт многочисленных племён, кои в своей разрозненности не хотят объединяться ни перед степью, ни перед общим врагом. То неведомые враги, а родня вот она, только с ней можно что-то делить, выяснять отношения. А то и князь и вовсе в Византию уехал, союзы крепит. Русь оголена без князя, это его величие бережёт границы, а раз его нет — приходи, бери, как когда-то брал Хазарский Каганат, брал от каждого дома дань "по белой девице от дыма" — каждая семья должна была отдать каждый год по дочери, жене, матери. Дед Савалана сказывал, что русы лишь бессильно сжимали руки в кулаки, но противостоять не могли огромной наёмной бронированной армии Каганата, что жила лишь за счёт набегов на Русь, полтора века целенаправленно изничтожала племена Славян. Но всему приходит конец. Пришёл и Святослав с малым отрядом в самое опасное логово змея, и изничтожил кровососа десятка народов, разметав в пух и прах. Месть настигла господствующих в Каганате рахдонидов".

Савалан вновь довольно ухмыльнулся.

"Святослав-то разметал врага. Русь стала крепнуть его завоеваниями и величаем, но как сам сгинул на чужой земле, вновь орды кочевников покатились на северную страну. А ещё новый князь, Владимир, вот-вот примет христианство, тогда от его страны и камня на камне не останется, будут лишь свободные кочевники от конца до края, а ведь за Русью веками нетронутые богатые страны Европы. Эх и добычи будет".

Глаза выхватили посреди бескрайней поляны одинокую пешую фигуру.

"Никак это один из тех самых богатырей, которые стерегут границы? Что ж, сегодня не его день. Боги оставили его. Мой отряд сметёт дерзкого, словно пушинку и ворвётся в деревни, насладиться грабежом, да этими голубоглазыми русовласыми девами".

— Отряд! На копьё русича!

Илюша в очередной раз поймал палицу, хмыкнул.

"У степняков на этот раз даже луков при себе нет, до такой степени обнаглели". Рука крепче схватила рукоять и, началось.

Первый налётчик принял смерть вместе с конём, богатырский замах огромной, нечеловеческой дубины размозжил снизу вверх коня, а потом и наездника. Второй налётчик высоко вскинул саблю, делая широкий замах… Кости сплющились в один кровавый комок… Дальше Илья Гущин из города Мурома, впал в то священное состояние боя, что на севере зовётся берсеркером. Ярость битвы затмила сознание.

Щит полетел прочь, он не нужен тому, кто танцует песнь смерти…

Савалан не верил своим глазам.

"Значит, отец не врал, богатыри действительно сражаются подобно богам. Богоносные воины".

Посреди поляны громоздился вал из мёртвых тел степняков и коней. Семь отборных десятков уже полегли от руки богатыря. Тот сражается словно бешеный, зверь, нечеловек, глаза красные, на выкате, щит выбросил вовсе. Заточенные по-восточному сабли отлетают от него, словно и не человек, а глыба гранита.

"Что за шайтан? Это невозможно!"…

Руки Ильи тряслись. Состояние боя спало, и смертельная бледность покрыла трижды разгорячённое жаром битвы лицо. Даже пот уже не стекает, не склеивает кудрявые локоны. Разящие удары острых сабель раз за разом чиркают по кольчуге на плечах, по груди, по спине. Сил уклоняться остаётся всё меньше и меньше. Шлем слетел вовсе. Но стоит раз получить по голове и отряд налётчиком прорвётся вглубь…

— Нет! Не бывать посему! — Гущин заорал, как раненый зверь и с новыми силами бросился на очередных противников уже не стараясь балансировать среди потоков крови и скользких тел…

Савалан кусал изгрызенные до крови губы, руки било крупной дрожью.

— Не может быть! Это не человек вовсе! Какой-то бог или демон заменил его на поле боя! Убейте его! Убейте! Убейте же!

Подскакал забрызганный кровью сотник. Трясущиеся губы на бледном лице затараторили:

— Савалан! Люди напуганы! Такое не под силу человеку! Никто уже не рвётся в бой. Ещё мгновение и они сбегут. Молю тебя, мой господин, прикажи отступать. Это будет самым разумным поступком, мой господин.

Ярость затмила сознание.

"Отступить перед русами? Да никогда! Всадники не отступают перед землепашцами".

Лихая сабля в один момент срубила голову сотника. Та покатилась по траве прежде, чем тело соскользнуло с лошади. Сама лошадь помчалась прочь.

Савалан что-то закричал и рванулся в бой со своими последними силами истерзанного отряда, собираясь взять настырного богатыря нахрапом, всем скопом.

В груди что-то дрогнуло, оборвалось, ясно увидел, как посреди вала тел, прямо из седла высоко в небо выбит очередной налётчик, а огромнейшая палица опустилась на лошадь, вбивая в землю. Посреди поляны стоял уже не богатырь. На Савалана глазами богатыря смотрела сама смерть.

Вся ярость мигом выкипела, ушла прочь, оставив лишь дикий страх, да холод. Савалан, не помня себя, повернул коня и помчался прочь. Глядя на предводителя, прочь понеслось и всё остальное войско налётчиков…

Добрыня спешил от степи к границе Руси, горел желанием самым первым из всей дружины князя донести весть о том, что степняки разбиты, что эти годы жители приграничных застав-деревень могут жить спокойно, в мире. Ни один шакал и стервятник не посмеют заступить границу.

Навстречу, в хаосе, в таком беспорядке, с каким только можно спешно отступать, неслись перепуганные наездники. Едва ли десяток. Добрыня сразу же узнал степняков, рука потянулась за перевязь с мечом. Помчался навстречу.

Через некоторое время, вытерев лезвие об одежду убитых, и закинув меч обратно в ножны, погнал резвого коника дальше к границе. Уже видел одинокую фигуру. Ведь там, прямо посреди поляны, подперев палицей землю, литым камнем стоял богатырь Илюша, провожая взглядом кучи облаков. Заинтересованный Добрыня подъехал ближе, спрыгнул с коня, пробираясь сквозь валы тел к одинокому пешему. Бодро вопросил, едва приблизившись:

— Что, Илюха, опять бездельничаешь? Эх ты… А мы там степняков разогнали.

Илья Муромец перевёл тяжёлый взгляд чёрных как ночное небо глаз с облаков на побратима и печально обронил:

— Устал я что-то. Коня одолжишь?

— Стареешь. Того и гляди снова на печь попросишься.

— С вами попросишься.

— Что есть, то есть…

Сёма просыпался от наведённого сна с улыбкой. Именно с такой, какой бились его предки тысячу, тысячи и десятки тысяч лет назад. Улыбка берсерка и помесь тех чувств, что в мире зовутся "загадочной русской душою". Явление не одного народа, но совокупности всех тех, кто вопреки здравому смыслу, проходит сквозь крещение системы.

Проходит и становится Человеком.

 

Индия

Где-то в Дели

Сёма приподнял веки, заворочался на подушках, ощущая огромный прилив сил и наполненные доверху резервы. Энергии было столько, что казалось, может переплыть вразмашку Тихий океан.

"Я почти взрываюсь, как переполненный воздухом шарик. Зачем столько?", — успел подумать Сёма и резко обомлел. Голубые глаза старца из-под густых белых бровей смотрели прямо на него. Прямо в него. Сквозь, вглубь и насквозь. Мир вокруг не существовал. Были только бездонные глаза мудрости, света и ясного понимания мира. Счастье наполнило тело от того, что подобные глаза зрят в него. Захотелось открыться и податься навстречу. А наряду с тем пасть на колени, ползать по полу и целовать полы накидки учителя, гуру, просвещённого. Эти глаза говорили и думали за него, показывали скрытую суть, наполняли любовью и лёгкостью. В этот миг можно было умереть. Сёма ясно ощущал себя микрочастицей по сравнению с величаем человека напротив.

Человека? Нет, это сам бог сидел и смотрел на него. И за это ощущение можно было отдать жизнь. Прямо сейчас. Без раздумий. Что жизнь, что была до этого момента? Безликий фантом. Вот она, суть мирозданья. Вот оно…

Увесистая оплеуха сбоку показалась дисбалансом мира. Обида и боль накатила такая, что захотелось разреветься в голос. И, о нет, голубые глаза отвели взор. А затем и вовсе веки закрыли навсегда дверь, ключ от которой был в тех самых очах просвещённого. Семе показалось, что бог отвернулся от него. И всему виной помеха сбоку… И тогда проснулась другая сторона души. Огонь охватил разум.

Скорпион отскочил от подушки. Рубящий волновой удар ребром ладони как тесаком вспорол подушки, расшвыривая содержимое по округе в воздух. Тугая волна на несколько пальцев вмяла каменный пол в радиусе метра. Едва успел отпрыгнуть, как молнией перед глазам возникло тело. Семь точечных ударов едва не вспороли грудную клетку. Кончиком пальца вырвало клок одежды и кожу. Удар, преисполненный гневом обжёг как калёное железо.

— Остановись! Он запудрил тебе мозги! — Послал Скорпион, но астральный диалог не достиг закрытого адресата. Зато ботинок мелькнул в перед самым носом, говоря за то, что его обладатель разговаривать не желает. За ботинком едва не оторвала ухо скользящая рука. Сергей едва ушёл с вектора атаки, минуя новый волновой выпад.

Волна, оставляя змеи-трещины на каменном полу, врубилась в стену. Троих молчаливых послушников смяло в стену. За спинами от затылка расползся кровавый след.

Сергей вздохнул, срываясь в движение навстречу брату. Увернувшись от атаки, оказался за спиной. Руки не медлили, хватая блондина за гриву, заворачивая руку и сбивая с ног. Он подломился, упав на камень грудью и лицом. По лбу потекла кровь.

— Его истина непригодна для современного мира. Он носитель прошлого, но в настоящем этому нет места! Это всё сон! Сон прошлого! Будущее не позволит тебе жить инертно! — Послал сакральный слог Скорпион, пробивая заслонку разума.

Слова докатились. Но адресат не принял их значения.

Скорпион ощутил себя в полёте. Тело под ним оттолкнулось от пола свободной рукой, и удар локтем под дых был молниеносным. За ним и последовал апперкот, отправивший в полёт.

Ещё взвиваясь в воздух вместе с разбитым лицом и пурпурными каплями, натренированным взглядом заприметил новое движение блондина. Его рывок в сторону, три прыжка по стене, полукувырок и нога, занесённая для удара над ним. Чудовищная скорость, какую не был способен показать и тотем.

А тело под воздействием яда не спешило открывать ресурсы, разум туманило, черты памяти ступеней расплывались, тотемы без приказа безмолвствовали, пребывая от того же яда в состоянии анабиоза.

"Извлечь из Пустот меч? Без контроля он разрубит угрозу пополам. Как жить потом с ощущением, что его лезвие когда-то обагрила кровь брата?".

— Дурак ты, Скорп.

Сергея откинуло в сторону. Фигура в чёрном приняла удар ногой сверху в руку. Инерция удара и волна прокатились до пола. Камень снова вмяло, но уже на добрую пядь. Фигура в чёрном же не только выдержала удар, хоть и треснул под ногами камень, но и схватила за ногу, затем за пояс, за руку, перебирая ближе и ближе. Наконец шлепок открытой ладонью по макушке блондина стал завершающим этапом боя.

Скорпион упал, расшибив плечо. Кряхтя повернулся к возвышению со странным человеком. Если это был Аватар Живо — хотя кто ещё способен на демонстрацию таких сил гипноза — то вёл он себя хуже последнего Эмиссара.

"Так что из них враг, а кто друг?"

Меченый, скинув обмякшего Сёму на пол, приблизился к старику.

— Давно хотел это сделать. Всё повода не было, — без эмоций обронил Меч и кулак… остановился в сантиметре от лица Аватары.

— Пшёл прочь! — ответил Живо, не открывая глаз.

— Тебе давно следовало уйти! Дождёшься Стерателя! — Чуть повысил голос Меченый, и на этот раз у лица застыла нога.

— Я сказал прочь! — голос старика взорвал помещение. Гудение послушников прекратилось. Около трёх десятков безликих мужчин разом открыли глаза. В комнате словно отключили свет. Даже узкие оконца перестали светить. Всё погрузилось в полумрак. И в этом полумраке как кошачьи глаза заблестели тёмные провалы очей послушников.

Меченого подкинуло к потолку, спина врезалась под самые своды. Руки и ноги распяло. С губ небольшим ручейком закапало. Капли разгонялись и врезались о поверхность пола.

— Неужели я дожил до того момента, когда великий Живо сошёл с ума? — Донеслось от потолка. И лицо Меча скривилось. Давление повысилось.

Скорпион поднялся. Медленно и неторопливо в руках стали собираться атомы меча Славы. В картине, что наблюдал в задымлённом помещении, всё было предельно ясно и настолько же сложно.

"Во-первых, телепорт без объяснений. Если бы отец не доверял Живо, вряд ли бы мы были в Индии. Значит, что-то в последнее время резко изменилось в отношении. А, значит, корёжит сам баланс. Во-вторых, воздействие на разум Сёмы. Зачем богу прошлого Сёма? И почему он его руками пытался убить меня? В-третьих, что за Стератель, про которого говорил Меч? И почему он вмешался в бой непосредственно? Имеет свой интерес или в имени брата действительно больше нарицательного, чем он есть на самом деле?".

— Ты не убьёшь его, Скорп! Он старее меча Славы. Оставь этот старый пыльный халат с костями мне. Я вытрясу пыль. Сам же займись послушниками. Они его…питают, — на последнем слове Меч закашлялся, кровь изо рта усилилась.

Скорпион собрал меч и повернулся к ближайшему послушнику. Кошачьи глаза по-прежнему сверкали в темноте. Только стали ярче. Почти горели. Раздумывая, как бы оглушить безмолвных "энергопередатчиков", едва не пропустил момент, когда все как один монахи бросились на него.

Люди в светлых набедренных повязках не были такими робкими "распевателями" мантр, как казались на первый взгляд. В тощих телах силы и мастерства боя оказалось вполне достаточно, чтобы меч взвился в воздух, и тело ощутило боль костяных кулаков.

— Дай мне меч!

— Он сожжёт тебе руки!

— Не спорь, если хочешь выжить. Просто поверь мне.

Плечо обожгло. Орёл взмыл под своды, хватая когтистыми лапами подлетевший от удара меч. Скорпион, обжигая связки и через силу заставляя тело работать, вышел в скоростной бой. По помещению пошёл гулять хруст костей и вскрики.

Меченый отлип от потолка и прыгнул на встречу подброшенному птицей мечу. Ладонь поймала рукоять, и человек в чёрном серебристой молнией бросился на Аватара.

Скорпион сшиб очередного монаха и получил удар сзади под лопатку. Дыханье сбилось. Сердце обидно рвануло в грудь, отдав болью. И тут же болью заговорило всё тело. Удары посыпались десятками. Не мешая друг другу, монахи взяли в кольцо и стали одним механизмом молотилки. Только долгие годы кропотливых тренировок, энергетическая рубашка и огромная сила воли не позволяли рухнуть. Сергей понимал, что больше возможностей встать не будет.

— Используй свой тотем скорпиона не как защиту от яда, а сам стань ядовитым для других. Заставь тотем выделять яд на кончики пальцев. Тебе он вреда не принесёт, — снова передал Меченый.

Не задавая самому себе вопрос "как", Скорпион, вращаясь волчком, отбиваясь и нанося удары, послал импульс к низшему тотему. Татуировка вод изодранной одеждой воинственна поводила жалом, просеменила вдоль предплечья и исчезла в теле.

Перед глазами Сергея плыло. Лёгкие разрывали грудь, молоточки стучали в ушах. В толпе обступивших монахов, хоть и сбивая тех с ног, не видел, как с потолка свалился брат и меч рассёк волной весь пол, где сидел Живо. Только Аватар исчез, чтобы встретить противника за спиной.

Меч повернулся к безмятежному Аватару. Потрескавшиеся от давления у потолка капилляры на белке глаз сделали его похожим на вампира из книг про тёмных созданий тьмы и ночи. Добавив багровым глазами отражения внутреннего огня, он оскалился:

— Ну что, старичок. Зажился на свете то? Даже брахманы должны знать своё место в иерархии… что повыше.

— Не мели чепухи, Меченый. Каждый проснувшийся сам для себя определяет время. — Живо сбросил подобие халата, оставшись в одной набедренной повязке. Голубые глаза запылали синим. Плечи хрустнули и руки стали немного длиннее, тело потянулось к потолку. Грудная клетка напряглась и явила миру вторую пару рук и почти тут же третью. В ладонях бледным светом засияла пара мечей, секир и булава. Верхняя левая рука осталась свободной, поднятая на уровне лица.

Совсем мрачное помещение озарилось светом незримых факелов. Брат Скорпиона расплылся в хищнической улыбке:

— Люблю огонь. А ты, многорукий? Кстати, ты же изначально не человек? Выродок гекатахантеров? Валил бы в свой Тартар вместе с родней. Нет же, людьми управлять удобнее.

Губы живы почернели и застыли плотной линией. Лицо засияло белым. Тело покрылось не естественной синевой.

Удары Скорпиона стали вялыми и почти перестали наносить значимый ущерб монахам. Почти не чувствуя рук, в очередной раз мягким блоком ушёл от удара и поднырнув под монаха, щёлкнул того по щеке. Силы почти иссякли. На апперкот и "каменные пальцы" не хватало сил. Ожидал последнего удара в висок и тьму смерти… И какого же было удивление, когда вспыхнувшие факела обозначили раскинутые по помещению тела, корчащиеся в судорогах. Монах, которого коснулся последним, сдирал с лица кожу, словно на неё попал яд.

Сергей застыл, прогоняя мух пред глазами и нелепо взирая на зеленоватые выделения на кончиках пальцев и костяшках.

Белый свет за спиной заставил повернуться. Сергея едва не пробрала дрожь,

когда перед глазами, поигрывая железом, вырос шестирукий бог древности. Возвышаясь на четыре головы над братом с пылающим мечом Славы — но, что странно, не обжигающим его руки! — великий стоял и выслушивал оскорбления Меченого. Это продолжалось недолго. Секиры и мечи поднялись над головою, и Скорпиона сшибло с ног волной отдачи. Меч и Жива сорвались в танец боя с такой скоростью, что тела по помещению раскидало торнадо.

Скорпион, пригибаясь от сильного шквального ветра, что вопреки природе выл внутри помещения, пополз на карачках к Сёме.

"Наступят и не заметят же. Что за жизнь?".

Подтащив к себе бессознательного братишку, Скорпион прислонился к стене и устало наблюдал бой. Скорпион на плече вернулся на место. Орёл, сбитый ветром, как обезумевший камнем врезался в грудь. Тело заныло. Мышцы стали ощущаться раскалёнными прутьями внутри тела. Это калёное железо жгло и зудело укусами тысяч пчёл. Лёгкие срывались в сухой кашель. Кровь на губах засыхала струпьями так быстро, словно он был батареей. Наверное, и был. Любой нормальный человек, прислонивший бы сейчас руку к его лбу, ощутил бы температуру за пределами старого ртутного градусника. Но все эти последствия яда и сверхскоростного боя ничего бы не значили, если бы не сердце, которое начало барахлить гораздо ощутимее, чем до этого. Боль и удары, отдающиеся не только в горле и рёбрах, но гуляющие по всему телу. Гипоталамус видимо сошёл с ума от перегрузок и не спешит снижать температуру тела.

"Значит температура в печени сейчас критическая. Орган не выдержит".

— Что ж, это лучше, чем умереть от алкоголя. Правда, Сёма? Если бы ты не сдался гипнозу потомка эксперимента атлантов, то тоже бы сейчас наблюдал сечу Меченого и бога древности… О, Род, о чём я говорю?

Чёрная и синяя фигура слились, почти не останавливаясь. Воздух резали звуки заточенного железа и пылающих факелов. Дурманящий дым словно источился под их напором. Как если бы они его выжгли. Возможно, солнце именно так и избавляет мир от тумана.

Скорпион сидел у стены с братом на коленях и ощущал себя никем среди ничего. Хотелось глупо смеяться. От боли и нелепости разворачивающихся картин. Хотелось отпустить тело и вырваться за пределы, за закрытую дверь. Ведь ключ вот он, почти весит на шее. И вратам ступеней до этого ключа так же далеко, как рукой до Луны. Эта командировка затягивалась. Всё-таки он ещё совсем человек, раз ощущает эмоции. Двинулся в путь за одним человеком, а повёл за собой целую толпу. Нырнул за камушком, а всколыхнул весь ил, что был на дне. И этот ил только начинал мутить воду.

"Баланс запаздывает с отрицательным или положительным возмездием, Пятнадцать сильных мира сего изжили себя. Действие одного больше не ведёт за собой контрдействие другого. Или я совсем больше ничего не понимаю, или человеческий разум даже с расширенным потоком восприятия реальности не видит каких-то деталей этой картины. И возможно умереть от инфаркта, износив тело скоростями не самый плохой конец. И помимо отсутствия энергии нет даже желания включать регенерацию. Я устал. Творец, как же я устал. Мне нигде нет покоя. Я слеп и глуп. О, Прадед, зачем ты столько на меня возложил?".

Стену храма снесло. Дыры размером с биллиардный стол вдруг возникли в двух концах молитвенной залы. Двое в чёрных шипастых доспехах, смуглый и рыжий, шагнули в провалы одновременно. Ростом и шириной плеч они могли смело поспорить с многоруким. Оба имели по паре рук.

— Ты перешёл грань, Жива, — начал рыжий, плечом разрубая танец боя, как щитом отсекая выпад меча.

— Не вмешивайтесь, Вышень и Крышень! — Тело Меченого запылало наряду с мечом. Он рванул в новую атаку.

— Семья послала нас забрать тебя, — добавил смуглый, словно не услышал слов Меченого. Огромными руками перехватив и приподняв Меченого вместе с занесённым мечом, отнёс его к Скорпиону.

— Нет! Стератель не придёт! Цепи лишились звеньев. Конгломерат не подключён. — Зашлёпали чёрные губы на белом лице Живы.

— Отец сказал — довольно! — повысил голос рыжий и плечом сшиб с ног гекатахантера.

— Сказано тебе, домой! — Добавил смуглый и за ногу встряхнул Живу так, что холодное оружие посыпалось в разные стороны.

— А раз сказано — сделай, — поднял за плечи Аватара рыжий и обхватил голову.

Зелёная вспышка была мгновенной. Жива обмяк и двое похватав его под руки-ноги, понесли в дыру в стене. На прочих людей в помещении больше никто внимания не обратил.

Меченый, перестав пылать, опустил меч и расплылся по полу, блаженно шепча:

— Ну вот, одним геморроем меньше.

— Что это было? — для порядку спросил Скорпион, ощущая, как безразличен стал окружающий мир. После спада боли телу пришёл покой, а сознанию пустота.

— Семейные разборки. Наконец-то последнего забрали, — отмахнулся Меч и добавил. — Больше он не Аватар.

— Почему Аватаром людей стал не человек?

— Человеку некогда заниматься проблемами других, своих вдоволь. Много ты видел среди Сильных людей?

— Ино…

— Младший демон.

— Тосика…

— Воплощённый дух…

— Бодро…

— За заслуги посвящён в полубоги…

— Смута…

— Сын джина….

— Слава.

— Мой сын.

— Так вот почему меч тебя не обжёг… Чёрт, я ещё способен удивляться… Слушай, а ты Гог или Магог?

— Гог.

— А Слава тогда кто?

— Твой племянник.

"Что за странная судьба быть оруженосцем собственного племянника?"

Скорпион, отложив голову Сёмы, закашлялся. На пол полетели сгустки крови.

— У-у-у, братишка, да тебя лечить надо.

— А стоит?

— Теперь стоит.

— А что теперь?

— Ты первый претендент на Аватара.

— Но, я же человек. Может, ты?

"Хотя Рысь тоже вроде бы человек", — мелькнула мысль.

— Я? Люди меня бояться как огня.

— Мне тебя учить, как сдвигать мнение массы в противоположную сторону?

— Мне это всё надоело. Туда-сюда, туда-сюда. Люди не могут с точностью сказать, что было двести лет назад, не то что дальше… — Меченый, кряхтя встал и, протянув меч, обронил. — Пойдём. Мне надо тебе многое рассказать.

Скорпион посмотрел на Сёму. Тот и не думал приходить в чувство.

— А он?

— Да ничего с ним не будет. Очнётся, тебя пойдёт искать.

— Тогда зачем мне уходить?

— Ты слишком к нему привязался. Останешься и никогда свою Леру не найдёшь. Почему бы вам, братья, не отдохнуть друг от друга? — Меченый обвёл взглядом полуразрушенное помещение, тела монахов, разрушенный постамент и дыры в полу и потолке. — Так сказать сменить обстановку. Глядишь и мебель научитесь беречь.

— С ним точно ничего не случится?

— Слово безымянного, — сверкнул глазами Меченый.

Скорпион вздохнул и сделал первый шаг.

Меч молча последовал рядом.

Братьям предстоял долгий путь.