Хабаровск

Скрежетом тормозов взорвалось тихое декабрьское утро возле фотоателье на окраине Северного микрорайона. Белая "Газель", каких вдоволь катается по транспортным маршрутам города заехала на бордюр прямо перед ступеньками входа в офис. Дверь распахнулась, и вооруженные люди в чёрных масках и серых комбинезонах с нашивками зверей; волков, медведей и тигров, посыпали десантом наружу. Всего шесть человек, не считая водителя. Последним коснулся отчищенного от снега асфальта Даниил Харламов "Медведь". Куратор "звериных" троек ликвидаторов.

Машина отъехала за угол, десант приник к стенам, пока первый высадившийся лепил пластид на бронированный замок. Странное двухэтажное здание с вывеской частного фотоателье имело дверь, что в пору крупным, богатым складам или ювелирным лавкам. Затемнённые окна с двойными стеклопакетами тоже берегли хозяев от проникновения не хуже стальных решёток. Но что самое странное — в архитектурных архивах план здания не имел подземных этажей, хотя аппаратура Антисистемы, сканирующая здание намедни, показывала обратное.

Направленный, приглушённый взрыв выдрал замок. В проход бросили световую гранату. Хлопок и четверо вместе с Харламовым вломились в приоткрывшуюся дверь. Ещё двое побежали вокруг здания к чёрному выходу чуть ранее.

Длинный стол в коридоре с двумя(!) охранниками, режущимися в карты. Хорошая реакция — после взрыва похватались за пистолеты. Но после вспышки один свалился со стула, второй взял под прицел стену над дверью. Вломившиеся первыми парни быстро успокоили прикладом в челюсть.

— Тоха, стереги охранников, — бросил Даниил, с двумя "тиграми" прорываясь дальше. — Цербер, в левую комнату, Сыч, направо, — вновь обронил Медведь и плечом протаранил дверь напротив.

Второй коридор оказался пустым и уже три двери вели по комнатам. Ближайшая дверь была приоткрыта и являлась санузлом.

— Бер, слева кабинет секретарши.

— Справа — комната с фотоаппаратурой.

Сыч и Цербер выросли за плечами.

Дверь сбоку вылетела вместе с "медведем" Орком.

— На чёрном один. Мор остался стеречь. Под крыльцом вишнёвая Ауди ТТ.

— Три охранника для фотоателье — перебор. Убили звуки и вперёд.

Последняя дверь была металлической, а вот замок имела не важный. Сыч потянулся за пластидом, но Даня сурово сдвинул брови. Волкодлак, тяжко вздохнув — взрывать он любил с детства — достал нож и в одно мгновение оттянул язычок замка.

В обширном помещении было темно.

— Не включать свет, — прошептал Медведь, разглядывая серые контуры заставленного помещения.

Замерли, слушая звук собственных сердец и приглядываясь.

— Ага, вот оно, Сыч, подержи автомат, не сдержусь же, — Даня подошёл к столу на колёсиках и пинком отправил его подальше. Рука зашарила по полу, нащупала кольцо, рванул вверх. Только сейчас команда увидела едва заметный свет сквозь щель в полу. Главный положил в ладонь нож и нырнул вниз, скатываясь по почти отвесным ступенькам, как с горки.

Внизу было одно большое помещение, залитое ярким светом, заставленное огромной кроватью, диванами, напичканное звуко- и видео- аппаратурой. Нож применять не пришлось. Четверо взрослых, включаю женщину в строгом пиджаке с молодой обнажённой дамой за одним столом, оператора и голого мужика на диване в маске зайчика опасности не представляли. Для спецназа, но не для голых и полуголых детишек, на первый взгляд от шести до двенадцати лет, стоящих и сидящих на диване, у кровати и просто на полу перед столом с двумя женщинами. Всего восемь душ. Восемь неокрепших детских психик. Восемь искалеченных мировоззрений.

На шкафах вдоль стен валялась одежда, в ряд стояли изделии из латекса, кожаное и цветастое бельё, мази и карнавальные маски, там стояли пачки и коробки с едой. Рядом с четырьмя двухъярусными кроватями в углу стояли горшки и вёдра с водой. Словно дети вовсе жили в этом помещении. Стоял запах пота и прелости, немного пахло плесенью. В помещении было относительно тепло, на полу валялись грязные ковры. Два плазменных телевизора и гора DVD-дисков стояли в другом углу рядом с компьютером.

Ликвидаторы попрыгали вниз. Лица от увиденного посуровели, скулы сжались и побелели костяшки на прикладах автоматов. Мужик на диване невольно замер, останавливая половой акт с зарёванной девчушкой лет семи. Оператор оторвался от камеры, недовольно бурча:

— Ну, чего замер, мачо? — и он повернулся, разглядев в обречённых глазах педофила то ли отражение застывших у входа-выхода бойцов, то ли собственное печальное будущее.

Сыч, самый молодой из группы, зашагал к "мачо".

— Стоять! Не при детях! — Обрубил Даня и тронул усико микрофона. — На посту — охранников в последнюю комнату в дырку побросать. Водитель — свяжись с базой, пусть присылают автобус со здравницы, захватить много тёплой одежды и бригаду психологов и… пару канистр бензина. Здание заминировать. — Медведь повернулся к своим. — Парни, поднимайте детей наверх.

— Да что?! Да кто вы такие! Что здесь делаете!? — Первой пришла в себя хозяйка "фотоателье", поднимая крик в надежде, что если не ошеломит, то голос охране подаст… Или ещё кому-нибудь.

Как лепёшки попадали сверху один за другим трое охранников ателье. Хозяйка осеклась. Вторая женщина, "укротительница малолетних мальчиков", завизжала.

Группе стоило немало побороть себя, пока в течение десяти минут дети одевались в то, что осталось от истерзанной одежды и один, за одним исчезали в проеме в потолке. Они ни мало повидали в свои годы. К чему видеть ещё больше?

Тоха и Мор наверху остались с детьми ожидать автобуса. Крышка люка плотно прикрылась, оставив охрану, оператора, обоих педофилов и хозяйку наедине с группой озверелого от всего этого вида спецназа.

— Сыч, "зайчик" и оператор твои. Цербер, Орк, охранники ваши. — Сухо обронил Харламов, добавляя. — Я же побеседую с дамами этого "бизнеса".

Автоматы с сухим стуком опустились на пол. Трое подняли головы, смотря в глаза нелюди и… просто дали волю внутреннему зверю. Охранники знали, кого прикрывают, оператор знал, что снимает, "актёры" — какую дьявольскую пьесу играют. Хозяйка же…

Парней было бессмысленно останавливать.

Даня направился прямиком к женщинам.

— Нет! Нет, о боже, нет! — хозяйка отбежала в угол и сжалась в маленькое ничто, обхватив ноги руками. Вторая осталась за столом, погрузившись в ступор.

Медведь молча присел на корточки перед хозяйкой. Та визжала, скрываясь на крик, шептала, кричала вновь, делала попытки схватить губами за пах, одновременно срывая с себя пиджак и расстегивая блузку.

— Я дам вам денег! Всё отдам. Трахните меня! Все вместе! Только не убивайте! У меня дети! Пощадите! Я сделаю всё. Всё!

Даня скривился, как хлебнул скисшего молока. Схватив мразь за волосы, потащил к телевизору. Ткнув первый попавшийся диск в привод, включил телевизор… Наверное впервые в жизни испытал состояние аффекта. Не контролируемый холодный гнев расчётливого боя или бессознательные рефлексы боя скоростного, но просто вспышка перед глазами и включение сознания через несколько минут.

Даня моргнул. Руки были залиты кровью. Голова хозяйки подпольной педофильской киностудии была вплющена в кинескоп взорвавшегося телевизора. Пахло горелым, валил дым. Видимо замкнуло электричеством. Осмотрелся. В лужах крови валялись избитые насмерть оператор, "зайчик" и охранники, у половины на головах горшки и вёдра. Спецназовцы тяжело дышали, приходя в себя и оттираясь от крови у лестницы. В живых осталась лишь поседевшая женщина, трясущаяся так, что вибрировал стул. Сидела и безмолвно ожидала участи. Впервые перед глазами не телевизионный образ с милицейским захватом, долгие допросы, суд, несколько лет судимости, тёплые нары и снова свобода. Нет, перед глазами носился вихрь ужаса: хруст костей и крики боли, полные неверия в возмездие.

Даня достал из кармана на ноге пистолет, подошёл к столу и сел напротив. Пистолет лёг в ладонь. Вдох-выдох. Заминка. Никогда не убивал женщин. Даже таких. Обойма выскользнула в руку, патроны посыпались на стол. В обойме остался только один. Щелчок. Обойма в пистолете. Медведь поймал взгляд.

— Ты умрёшь не сейчас, ты умерла гораздо раньше. Я могу повторить действо как с твоей хозяйкой или ты сделаешь всё сама. У тебя есть выбор.

Пистолет лёг посреди стола.

— Только твой выбор ограничен тремя секундами… Раз…

Наверное, это был первый выбор в жизни женщины, когда она не сомневалась. Совсем. Хлопок и мозги по стене напротив — так закончилась жизнь маньячки-педофилки.

Даня, вздыхая, надавил кнопку на левом плече, стянул маску и сиплым голосом проговорил в усико микрофона:

— Группа, закончить съемку.

Пять рук взметнулись к плечам, отключая мини-камеры без звука. Шесть безмолвных операций по ликвидации подобных студий по всей России эффекта не дали. О них просто никто не знал, органам правопорядка же запрещали оглашать информацию по ходу следствия, да и после его закрытия под страхом увольнения. Но сегодня Совет Старейшин одобрил съёмку ликвида. И уже к вечеру видео с подробной информацией разлетится по Интернету, нанося упреждающий удар тем, кто творит зло. Насилие тех, кому меньше шестнадцати — тотальное зло. Трижды задумаются услышавшие о возмездии и трижды на три те, кто увидят его.

Люк приподнялся. Руки передали две канистры с бензином. Прежде, чем здание разнесёт заложенной взрывчаткой, всё выгорит дотла, сжигая саму память о проклятом месте.

Даня вылез из подземного помещения последним. Пальцы чиркнули спичку и вспыхнувший коробок, пылая небольшим зарядом, полетел вниз. Лужа бензина вспыхнула. Огнённая змея побежала в разные стороны, цепляя по пути без разбора ковры, пол, вещи, мебель, стены и окровавленные тела творящих зло.

Через тридцать шесть секунд, когда последний автомобиль отъехал, палец опустил тумблер и дом взлетел на воздух. Но никто из ребят не смотрел в заднее стекло.

 

Индия

Дели

Солнце светило в глаза так, что даже неподъемные веки сдали позиции. Сёма, скрипя как несмазанная пружина, повернулся на спину. В пору было скулить, как побитой собаке. Зудели сбитые колени и локти. Лоб, запёкшись кровью, чесался. От движения ног болью играли связки в паху.

"Это ещё что? Я на шпагат без разогрева садился?"

Сжав зубы, Сёма приподнялся на колени. Растянутые связки немилосердно взвыли. В свете, проникающем сквозь огромную дыру в стене, плавала пыль, мелькали встревоженные лица индусов. Блондин, стараясь не обращать внимания на коренное население, пытался собрать в голове картинки прошлых дней.

"А собственно, где я?"

И собственный вопрос разлетелся по искореженному неведомым смерчем помещению. Взгляд невольно прошёлся вдоль округлых вмятин в каменном полу, одиночным ямкам и широким порезам, словно по каменному полу свободно гулял лазер.

"Это что ещё за джедаи порезвились?".

Взгляд уполз под потолок. Невольно присвистнул, стараясь представить, какая сила могла подбросить что-то вверх с такой силой, что камень продавило снизу вверх. И какова была плотность подбрасываемого тела, если оно не размазалось мокрым местом по потолку?

Сёма по стеночке заставил себя подняться. Вместе с болью в связки пришла судорога бессилия. Колени подкосились. Упал. Не делая больше попыток подняться, пополз на карачках. Хотелось поближе рассмотреть поверженное рассекающим ударом то ли меча, то ли ладони возвышение. Ведь возвышение и странные голубые глаза — последнее, что помнил перед мраком и пробуждением.

"Куда делся Скорп? Этот дым. Этот кумар, затмивший разум. Нет, сначала сон, вспышка… Глаза… Гипноз, чёрт побери! Старикан загипнотизировал меня, как жалкого школьника. Это какой силы должен быть гипнотизёр? Он…Он.", — Сёма дополз до "возвышения", которое после удара волной стало ниже по уровню, чем весь прочий пол. — "Он заставил меня сражаться. Я дрался. Но с кем? Где Скорп? Почему растянуты ноги, словно без разогрева влез в гравитационную комнату с силой притяжения в несколько единиц?".

В груди кольнуло. Стало холодно. На глаза навернулись слёзы. Предчувствие чего-то ужасного витало в воздухе, стремясь поразить в любой момент калёной стрелой или молнией.

"Жива, на кого же ещё ты мог меня натравить, если не на брата? Здесь не было врагов. Никто не дерзнул бы зайти на твою территорию. Ты… урод… ты заставил меня драться с братом. Где он? Если я жив, то он…".

— Скорп!!! — От гортанного крика и так единичные лица индусов попрятались вовсе.

Сёма сквозь боль подскочил. Ярость на Аватара придала сил. Сёма содрал с себя остатки верхней одежды и, оставшись в чём-то похожем на шорты, зашагал по помещению в поисках врагов или ответов. То ли боль притупилась, то ли гнев подстёгивал регенерацию — связки немного успокоились.

Остановившись у одного из пяти огромных окаменевших оружий, обращённых в камень, скукожившихся и уменьшенных, едва Аватар отпустил их из рук, Сёма уже не ощущал, как тело привычно поднимает температуру и сильнее начинает жечь истёртую кожу. Организм всегда хочет жить — сам о себе позаботиться, не стоит только мешать. Сам же Сёма вновь ощутил толчок в грудь — лежащие на полу каменные орудия на лезвиях имели высохшие капли крови.

"Могу поспорить, эти оружия не лежат здесь тысячи лет и специально их никто кровью не смазывает… Мы дрались на этих мечах и топорах? Но зачем пять? Нет, что-то не то…Скорп жив. А Жива… Кто знает? Да и чёрт с ним. Если правитель забывает о своём народе, происходит бунт. Ты, предводитель переселившихся с севера арийцев, слишком долго спал. Настоящее не принимает сна… Но откуда же это мерзкое ощущение? Что я сделал не так?"

Сёма взревел и обеими руками ухватился за рукоять секиры. Плечи напряглись, по торсу забегали змейки. Сквозь боль и на пределе сил, Леопард сделал рывок. Холодный камень нехотя поддался. Зубы сжались до хруста, последнее усилие и орудие взмыло в воздух, покачиваясь на трясущихся руках над головой. По ладоням, кистям и дальше до самых пят прошла вибрация, солнечное сплетение ощутило приятное тепло.

Камень пошёл трещинами, рассыпаясь кусками, опадая на пол крошкой. За какие-то мгновения вместе с облегчением блондин ощутил вместо камня в руках рифлёную рукоять, а по лезвию цельного обоюдоострого топора пробежал небольшой лучик, словно подмигивая новому хозяину.

— Слава Роду! — Неожиданно для самого себя выпалил Сёма и опустил обновленную секиру. Лезвие упёрлось в камень. И едва поражённый блондин чуть надавил сверху, облокачиваясь, неведомая сталь прошла камень, оседая вглубь. — Не похоже на то, что ты воронёная на сталь металл. Может быть метеоритное железо?

Секира безмолвствовала, согревая руку, словно состояла вовсе не из железа.

— Если ты признала меня в первом же нашем бою, то я дам тебе имя.

За спиной послышался шёпот. Сёма резко обернулся, невольно сжимая рукоять. С обоих дыр в помещение вошли двое здоровых четырёхруких существ. Со стороны востока здоровяк затмил собой всё солнце, погрузив утреннее помещение в полумрак.

Сёма попятился от прочих каменных оружий, выставив секиру перед собой. Двое: рыжий и смуглый, в шипастых в затемнённых доспехах огромными шагами преодолели пространство до разбросанных окаменевших артефактов. Рыжий подхватил мечи, смуглый оставшуюся секиру и булаву. Оба завертели головами, как небольшими башнями по сторонам. Взгляды остановились на Сёме. Полуголый, с глазами берсерка, тот стоял, сжав секиру и ожидая атаки. Моргая, глаза периодически показывали жёлтые зрачки леопарда. Готов в любой броситься на превосходящие силы.

Рыжий повернулся к смуглому, обронив громовым гласом:

— Старший брат будет недоволен.

— Жива рассердиться, — кивнул смуглый, поведя плечом.

Оба двинулись к Сёме.

— В-И-Р-А! — Закричал во всю мощь лёгких Леопард и рванул вперёд, подпрыгивая и занося секиру для рубящего удара сверху.

Рыжий, невероятно ловко для своей комплекции, подставил плечо под удар, и чуть сдвинулся. Секира по касательной высекла искру на доспехах и остановилась в шипах. От резкого движения отлетела вместе с хозяином.

Сёма, прокатившись по полу, поднялся. Глаза налились кровью. Облизнув рану на плече, оскалился и приготовился к новой атаке.

— Брату придётся смириться, — не следя за Леопардом, вновь обронил рыжий.

— Оружие признало другого, — кивнул чернявый. — Ничего не поделаешь. Такова воля артефакта.

Оба кивнули, и вспышка ослепила Леопарда. Новый удар с прыжка рассёк лишь воздух. Вибрация от удара железом о камни прошлась по всему телу. Откат отключил тотем, оставив с болью один на один. Сёма вновь провалился в темноту.

Дерзнувшие переступить разлом в стенах индусы, молча обступили тело. От глаз не скрылось, как поводил из стороны в сторону хвостом рисунок леопарда на коже человека, и жёлтые глаза всмотрелись в каждого, прежде чем потухнуть.

 

Хабаровск

— Пока, Марьяш!

— До скорого!

Подруг поглотил автобус, оставив на остановке среди мёрзнувших людей. Седьмая пара в институте выпустила к остановке остатки студентов и преподавателей. Последние огни аудиторий потухли. Все спешили первыми прорваться в автобусы, троллейбусы, чтобы быстрее оказаться дома в горячих ваннах, да за семейным столом. А если подъезжала маршрутка, народу набивалось столько, что в окнах

Маша вздохнула и спрятала лицо в воротник шубы. Мороз кусал щёки. Но не столько холодила погода, сколько холод внутри. Безжалостный и беспощадный, он накатывал всякий раз, когда оставалась одна, без подруг.

"Сколько прошло? Четыре месяца? Не обманывай себя. Четыре месяца две недели и два дня. Ты считаешь каждый день, сколько бы не заставляла себя буквально жить в институте, приходя к первой паре и уходя на последней. Ты получила все "автоматы", намозолила глаза всему преподавательскому составу, первой закрыла сессию и записалась на все дополнительные занятия и кружки. Но даже эта колоссальная нагрузка не может убить желание считать каждый день, пока Его нет".

Подошёл относительно свободный троллейбус. Из открытых дверей повеяло теплом. В конце концов, ехать на одной ноге на ступеньке лучше, чем мёрзнуть на остановке на двух. Через остановку кондуктор, вдавливая пассажиров, пробрался за билетиком. Маша подтянула сумочку и обомлела. Среди тетрадок, учебников, и косметички напрочь отсутствовал кошелёк и сотовый.

— Билетик берём, — буркнула кондукторша.

— А…эээ… у меня кошелёк вытащили, — ошарашено пропищала Мария.

— Девушка, не морочьте мне голову. Берём билетик или выметаемся.

Маша посмотрела по сторонам. Безмолвный народ без тени сочувствия витал в облаках так же, как она минуту назад. Все уже дома греются в ваннах, сидят в тёплой домашней одежде у телевизоров или спят на мягких кроватях.

— Правда вытащили!

— Так, выходим! — непреклонно отрезала кондукторша.

Маша попятилась к выходу. Ближайший народ посмотрел, как на "зайца". Ещё бы, с ежегодным ростом тарифов каждый становиться всё непреклоннее к халявщикам.

Троллейбус остановился на почти пустующей, тёмной остановке. До дома было ещё шагать и шагать по темноте и холоду. Не могла даже позвонить знакомым или домой, чтобы…

"А чтобы что? Выехали навстречу? Посочувствую и иди, скажут, домой, растяпа. В следующий раз будешь осмотрительнее. Родители ведь тоже с работы и устали. На три остановки и внимания не обратят. Час ходу… А вот Сёма бы обязательно приехал", — невольно подумала Маша.

С ней из автобуса вышло только двое мужчин. Причём вышли как-то странно. Слишком близко друг к другу и сразу же направились к ней. Маша замерла, сердце забилось быстрее. Приготовилась вспомнить всё из приёмов, каким учили ребята… Как всегда ничего не приходило на ум. Всё выветрилось. Перед глазами почему-то стояли лишь преподаватели за кафедрой, вещающие, как правило информацию, что забывалась сразу, едва стоило покинуть аудиторию.

Мужчины приблизились.

"Будь что будь, всё равно далеко не убегу".

Один пихнул другого, зло обронив:

— Ну, давай же, подонок. А то третий палец сломаю.

Парень с обломанным передним зубом сделал шаг вперёд, протягивая милый сердцу потёртый кошелёк и старенький сотовый.

— Извините…

Маша, обомлев, взяла украденные вещи и кивнула, не в силах из себя что-то выдавить.

— А теперь вали отсюда, урод. В следующий раз копчик прострелю.

Карманник отошёл на пару шагов и оглядываясь, побежал. Вскоре его поглотила тьма. Маша повернулась к спасителю, убравшему едва заметный пистолет во внутренний карман дублёнки. Парень виновато расплылся в улыбке:

— Да вы не бойтесь, Мария Григорьевна. Мы с напарником по строжайшему наказу Семёна и структуры в частности, день через день вас сторожим, сопровождая от дома до института и обратно. В последнее время совсем легко стало — вы приходите к первой паре и уходите после последней.

— Он… Он всё-таки и сейчас обо мне заботится?

— Конечно, Мария… Можно я буду звать вас просто Мария? Как сериал, поработивший мою маму на несколько лет. Как по часам сидела у телевизора. Я в армию уходил, она сидела, я отслужил и вернулся, а она всё сидит. Жуть, правда?

Маша кивнула. Его болтовня и беззаботный голос успокаивали.

"Сёма всё-таки и сейчас обо мне заботиться. Всё продумал наперёд. Я даже прощу ему эту слежку. Конечно, когда вернётся, своё получит за вторжение в приватную жизнь, но сначала… сначала отблагодарю… таких пирожков ему напеку…".

К остановке подъехала тёмная иномарка.

— А вот, Мария и такси прибыло. Это наши. Садитесь, не бойтесь. Довезут до подъезда. Ещё и проводят, — он ненавязчиво подтолкнул к автомобилю, открыл дверь и усадил в тёплый салон. — Можете звонить на Сёмин номер сотового, если что-нибудь понадобиться или будут неприятности в самом институте. Он пока при нас и мы с радостью поможем, пока блондин за пределами страны.

— Как вас зовут то? — успела крикнуть Маша.

— Чётный, — улыбнулся незнакомец и, попрощался, закрывая дверь.

"По числителю или знаменателю?" — едва не спросила Мария.

Автомобиль плавно тронулся, укачивая дорогой её и молчаливого водителя, который не спешил ловить в зеркало заднего вида её настойчивого взгляда.

"Ну, что ж. Этот салон лучше, чем в автобусе", — улыбнулась самой себе Маша, завидев знакомый дом и подъезд.

 

Тибет

Где-то в горах

Рука напряглась, поднимая большое медное кольцо. Стук железа о железо прокатился по темнеющей улице и всему монастырю. Сёма замер, стараясь вслушаться в шаги за большими, массивными вратами. Вира за плечами беспокойно потеплела, предчувствуя близость драки.

После драка с двумя неизвестными в Индии его подобрали местные жители. Посчитав его, то ли за святого отшельника, сражающегося с дивами, как индейцы называли демонов, то ли за посланника самих богов, окружили бессознательного всей возможной заботой. А его ночное бормотание на всех языках мира "отдыха, очага, одежды" принимали за заклинания против тех же злых духов. Но как бы то не было, через два дня, накормленный и одетый, Сёма с мешком припасов и секирой в перевязи за плечами, а так же вырезанным из редкого дерева посохом на дорогу, уже переходил границу страны. Никаких документов не потребовалось. Менталитет населения количеством более миллиарда многим отличался, по крайней мере порядком на границах. На одиноких людей мало обращали внимания. К растрёпанному отшельнику в потёртом, подвязанном халате, приготовившемуся к переходу в горы, пограничник отнёсся с симпатией. И вместо документов попросил у белобрысого благословения. Сёма, прошептав на монгольском "в лесу родилась ёлочка", бодро направился в земли Аватара Здравы. Выручать из неволи ныне почившего пленителя Духа и заодно спросить, куда делся брат.

Рука повторно подняла кольцо, опустила, и стук расплылся металлическим звоном. Одна из ворота, скрипя, подались внутрь. Тощий, лысый старикан протиснул голову в узкий проём, бурча на китайском:

— Туристов не принимаем. Это не Шао-Линь.

— Мне нет дела до туристов. Я пришёл к настоятелю, — ответил на языке собеседника Сёма.

— В ученики не берём, — не меняя хмурого выражения лица, обронил монах.

— Вам нечему меня научить. Я пришёл не за этим.

— Ты слишком горд своей миссией? Смири гордыню. Настоятель не принимает дерзких выскочек.

— Я отполирую твой череп, противный старикан, если не пустишь меня к настоятелю… Или кто там у вас?

— Хм, ты груб и настойчив. Может припадать тебе пару уроков?

Сёма развёл руки, скидывая почти опустевший походной мешок, и откладывая в сторону ветхий, весь в трещинах, с отполированной ручкой, посох. Отошёл назад, давая место драке, скидывая халат и бормоча под нос:

— Конечно, старикан. Преподай мне пару уроков.

Пыльный халат полетел в грязь выложенной камнем дороги. Сёма расправил плечи, поигрывая рельефным торсом.

Старичок хмыкнул и проворно скрылся за дверью. Оттуда едва слышно донеслось:

— Урок первый: избегай драки.

Сёма невольно открыл рот:

— Э, а ну вылазь. После теории учитель должен преподать ученику практику.

— Я уже победил тебя в уме, глупец. Зачем подтверждать ещё и наяву? — Донёсся едва слышимый писк из-за двери.

Сёма отвязал от мешка секиру, перебросил перевязь через плечи и взял разбег. Сгущающаяся темнота скрыла от глаз, как забор в три человеческих роста едва ощутил на себе поступь ног и странный блондин взглянул на старичка сверху вниз желтоватыми глазами, отражающими свет факелов внутри двора.

— А, злые духи! — Старичок засеменил вглубь здания, вопя, насколько позволяли лёгкие.

Сёма спрыгнул со стены и спокойно пошёл следом, напевая под нос стишок, который придумал, пока поднимался в недружелюбные горы.

Из здания с криками высыпал с десяток цветастых монахов. Мигом взяв "злого духа" в кольцо. Сёма продолжил бормотать стишок на русском языке.

— Он шепчет заклинания! Бей его! — крикнул один из молодых воинов, постигающих истину в закрытом монастыре. Народ дружно бросился на врага, едва не стукаясь головами от ретивости.

Сёма, крутанувшись, и немного смазано для стороннего взгляда поведя рукой, разрезал круг. Монахи попадали на землю, получив волновой удар.

— Что за дьявольская Чи<1>? Он демон! Нам не справиться с ним! — Снова закричал "заводила" и первым бросился бежать.

Сёма, не торопясь, побрёл дальше, на свет, продолжая бормотать:

Первое освещённое факелами здание встретило внутри довольно приличного помещения вроде тренировочной залы, доброй пол сотней монахов в тёмных балахонах. Руки каждого ощетинились оружие: посохами, загнутыми мечами, цепами, чаками, бамбуковым палками.

"Грозно. Пространства бы ещё раз в пять побольше", — подумал Сёма, продолжая напевать:

Вира взвилась в обе ладони. Зрачки отразились желтизной, сердце ускоренно забилось. Замах на полный круг был моментальным. Монахи взвились в воздух, сбитые воздушным резаком. Одежда на многих порвалась и на коже остались мелкие порезы, но ни одного убитого или раненого не наблюдалось.

— Пока мёртвых нет, — его голос прошёлся невольной дрожью по каждому в помещению. — Но предупреждаю, следующий, кто нападёт на меня, будет убит. Кто хочет накормить своим трупом смерть, действуйте.

Вперёд выступили двое. Сёма, мгновенно оглушив обоих плашмя секирой по голове, побрел через строй лежащих в страхе дальше, бормоча:

— Вот следующий точно будет убит.

Выпад сбоку. Копьё с красной тряпицей едва не прошило бок, вспарывая почку. Блондин, извернувшись, отобрал копьё и тупым концом врезал ретивцу в лоб.

— Убит будет следующий! Вы что китайского не понимаете? Или с вами на тибетском разговаривать?

Двойной выпад мечами. Пришлось от одного уйти, а под второй подставить секиру, отбрасывая наступающего так, что тот сбил с ног ещё двоих.

— Не злите меня! Мало того, что глухие, ещё и со зрением беда? Сейчас я вам диоптрии вправлю, слуховой аппарат поменяю!

Монахи расступились. Старичок, встретивший на воротах, упал к ногам, вертя в руках какую-то коробочку. Крышка слетела и старичок посыпал на и без того пыльные, разбитые долгой дорогой ботинки, серую пыль. Взметнув руки к небу, сложенные лодочкой, покачиваясь, запел:

— О священный порошок лотоса, упокой духа!

Сёма беззлобно щёлкнул старика по лбу, улыбаясь:

— Слушай, мне через два дня надо в России быть. Не хочешь к настоятелю вести, отдай Аватара Здраву, и разойдёмся миром.

Старичок, потирая лоб, залепетал:

— Что? Ещё один из России? Мы только дыру в стене заделали! — Старик поник, бормоча полушёпотом. — Что за загадочная страна порождает таких людей?

— Что? Здесь был кто-то ещё?

— Был, белый дух, двое! Волосы длинные, чёрные, вьющиеся! Злые, как тысячи демонов и сильные как стадо быков! Лазарет переполнен. Против тебя вышли только самые младшие монахи, те, кто остались способны стоять на ногах.

Сёма, почёсывая затылок, присмотрелся к воинам. Лица были покоцаны, многие в синяках. То, что принял за результаты тренировок, оказалось результатом недавнего сражения.

— Погоди, а почему монастырь целый? Если это те самые чернявые, вихрастые, камня на камне бы не оставили.

Старичок обхватил за ноги, едва не плача:

— Так ведь и не оставили! Как есть, камня на камен не было. И ворота, и здания, и внутри, и снаружи…и…

— А, ну эти могли… А вы строите быстрее молдаван что ли?

— Это всё Настоятель. Упросил священного духа воссоздать всё, как было. Велика карма его и да светятся все семь чакр золотом.

— Светится карма его, — хором повторили монахи в зале.

Сёма, прикусив губу, поднял старичка с колен. Наскоро отряхнув, поймал взгляд:

— Так, идём к настоятелю. А потом к духу сразу.

— Зачем же идти к нему? Он перед тобой, — нараспев ответил старичок, делая важное лицо.

— Да что ты мне мозги пудришь? С каких это пор настоятели у ворот дежурят?

— Святой дух повелел мне встретить белокурого воина.

Сёма недобро глянул на старичка, суживая глаза:

— Тогда к чему были все эти твои "уроки"? Сразу не мог открыть ворота?

— Ворота истины открываются не всем.

— Но дух же сказал тебе встретить.

— Встретить, но не впустить.

Сёма, вздохнув, зашёл с другого конца:

— А часто у вас выбирают новых настоятелей?

— После смерти старых.

Сёма замогильно захихикал:

— Выборы могут начаться прямо сейчас.

Настоятель побелел, залепетав:

— Великий священный дух ждёт белокурого воина.

Сёма, положив секиру на плечо, хмыкнул:

— Вот так бы сразу.

 

Обитель Здравы

— …Я одного не пойму. Почему ты носишь прозвище, как синоним здоровья, а мы сидим с тобой в дурманящем тумане, ещё и в полной темноте. Причём, я пришёл, только что, а ты сидишь здесь сколько-то там сотен лет. Или тысяч? Не важно, ты скажешь мне, куда ушёл Скорпион и я пойду следом. Мне надо догнать брата и всё ему объяснить.

— Ты сидишь здесь вторые сутки, блондин, и каждые полчаса задаешь мне один и тот же вопрос. Снова и снова я отвечаю тебе, что дым нужен, чтобы ты отключил стандартный набор схем в своей голове, а темнота, чтобы зрение не обманывало тебя и не мешало концентрации. И я не могу тебе указать на следы на земле, потому что они слишком сильно бросаются в глаза. И разве можно догнать того, кто никуда не идёт?

— Не сбивай меня с толку! Я знаю, на что способен мой мозг и мне не требуются вторичные вещества для усиления каких-либо функций. Всё что надо, он выработает сам. Творец со своей эволюцией не так глуп. Ты же ставишь ему палки в колёса, останавливая прогресс своим сидением на месте, в заточении, один на один с великими мыслями. К чему же потом удивляться несовершенству кармы, когда получаешь прикладом в лицо за своё бездействие?

— Все предрешено. Я вижу прошлое, настоящее и будущее. Река времени унесёт суетящихся врагов.

— Река времени всех унесёт. Только ты не из тех, кто оставит на берегу хоть что-то приметное. Ведь ты заложник своего будущего. Всякий раз переживая его, всякий из вариантов, ты остаёшься стоять на месте в страхе сделать хоть шаг. Боишься ошибки. Её последствий. Как можешь ты называться Учителем вверенных тебе учеников? Неизменный деградирует настолько, насколько мчит вперёд та самая река времени свои волны. Ты смешён, Аватар. Горы Тибета дают тебе сил предвиденья. В других местах ты слеп. Самый большой стык земных плит, образующий гору, полон патогенных аномалий. Самое лучшее место для ловли глюков в мире. А ответ прост — кварц. Плиты, наползая одна на другую, заполняются кварцом. И эта "сила земли", воздействуя на окружающее пространство, помимо свечения в атмосфере и привлечения частых разрядов молний, воздействует на человека, как в Древней Греции на пифий, построивших храм предсказаний у ущелья, воздействовали ядовитые испарения. Вот чем вызвано твоё стремление оставаться на месте…

— Довольно! Бегущий к краю пропасти, ты допустишь много грубых ошибок!

— Я нахожу в себе силы признать их и снова двигаться вперёд!

— Тогда продолжай бег. И постарайся сделать свой самый дальний прыжок, отталкиваясь от обрыва. Это и будет твоей нирваной.

— Нирвана? Ты полвека дурачил своих соратников якобы тем, что в плену, но всякий раз, когда делались попытки тебя освободить, ты сам пресекал освобождение. Ты не помогал соратникам. Тебе было удобно спихивать всё на плечи друзей, отсиживаясь в плену. Но Дух мёртв, а ты всё ещё в плену. К чему это? Слава отключен, Добро убит в бою, Жива разоблачён… Я понял, он ушёл после того боя… Что-то в твоём дыме есть… Но, ты думаешь, у тебя есть хоть какое-то моральное право оставлять Бодро один на один с четверыми Эмиссарами? Выходи за пределы гор или я не изменю своего мнения, что ты слаб как… постой, а разве Горэ тоже зависим от Кавказа, как ты от Тибета?

Во тьме, в отключенных ощущениях, тёплой ладонью ощутилось прикосновение тёплого ветра и голос на самое ухо прошептал:

— Ты воин по сути и видишь войну во всём. Даже оставшись наедине со своими мыслями, ты продолжаешь бежать и махать кулаками. Но на секунду остановись и осмотрись. Разве в выжженной, безжизненной пустыне остались признаки войны? Мёртвым нет смысла поднимать друг на друга мечи.

— Значит, смирился?

Молчание.

— Не делай вид, что не расслышал.

Ни шороха, ни дыхания, не слышно даже стука собственного сердца.

— И не выставляй всё так, словно я разговариваю сам с собой.

Сёма в гневе открыл глаза: яркое солнце на безоблачном небе, он в "полулотосе" сидит на песке с секирой на коленях и вокруг, насколько хватает глаз, одна бескрайняя пустыня.

— Здраво, выбрасывать страждущего ответов в пустыню без его ведома не прилично. Обещаю, когда в следующий раз буду в Тибете, заберу у тебя сан Аватара. А ты, не живущий здесь, отправишься жить "там"!

Сухой ветер бросил в лицо горсть песка. Сёма, отплёвывась, посмотрел под ноги. Две пары следов были почти заметены. Взгляд пробежался дальше по цепочкам, уходящим за бархан.

— Хорошо, если это их следы, то я подумаю оставлять ли тебя в живых… — Прокричал Сёма, подскакивая и срываясь в бег. — Но Аватарой тебе всё равно больше не быть! Минздрав не признает!

Следы, следы, глубже и глубже. Сёма ускорился, взбираясь на бархан. Ещё выше, верх, вверх! Вот оно!

Сёма застыл. Да, двое брели по пустыне, спускаясь со склона: лысый мужик в белом длинном халате с незажженной свечой в руке и старуха с большим мешком за плечами. Мужик держал перед собой свечку и шагал прямо-прямо, словно по стрелке компаса, а бабка следовала за ним след в след.

Сёма, заложив секиру в петельку за плечи, побежал вслед за странными путниками негостеприимных земель. Они не отвечали на крики, не оборачивались. Догнал, поворачивая к себе бабку.

— Эй, да что с вами? Кричу вам кри… — Сёма осёкся. В пыльном, измождённом лице старой женщины узнал ту, что когда-то называл бабушкой.

Женщина безразлично окинула взглядом тусклых глаз, и резко сбросив руку, вновь повернулась к упорно бредущему мужику со свечкой. Тот шагал как робот.

Сёма, отлупив себя по щекам, обогнал обоих и встал на пути белохалатного.

— Я умер, и черти издеваются надо мной или это моя сумасшедшая бабка и её великий проповедник?

Мужик молча обогнул препятствие, как безликий камень и вновь вернулся на прежний курс. Бабка тоже собралась обогнуть Сёму, но он поймал её за руку, задерживая:

— Полгода я разными путями пытался найти тебя после исчезновения вашей группы из пятидесяти человек. А вы…а вы… кстати, где мы?

Бабка уверенно отпихнула его, словно была полна сил, как какие-то полвека назад и молча побрела за гуру. Или его свечкой.

— Старая карга, ты совсем спятила? Давно вы бродите по этой пустыне? Где все остальные люди?

Они молча удалялись.

Сёма, присев на песок, затёр виски, стараясь собрать вместе плавящиеся на солнце мысли. После дыма Аватара выходило не очень.

— Эй, песчаные чудища, скажите хоть где мы?

Мужик резко остановился. Бабка почти тут же свалилась на колени, шатаясь из стороны в сторону как маятник. Лысый поднял свечку к солнцу и стал махать руками, то ли танцуя, то ли плавая в воздухе.

Сёма заинтересованно приблизился к людям в состоянии транса, наблюдая довольно странный ритуал. Прошло минут десять, а они и не думали прекращать.

— Слушайте, будете так обильно заниматься зарядкой на солнце — замёрзните.

Ноль внимания.

Сёма наклонился над старухой.

— Эй, дитя Ленина, откуда в тебе столько энергии?

Очередной вопрос остался без ответа.

— Вода есть? Я в рюкзаке пороюсь?

Бабка упорно качалась из стороны в сторону, ничего не отвечая.

— Я рад, что вы не против.

Сёма, приспосабливаясь к качающемуся рюкзаку, развязал тесёмки и стал извлекать предметы. Вскоре на песке в ряд стояли: утюг со шнуром без вилки, сдутый резиновый мячик, семь пустых пакетов, завёрнутых один в один, как матрёшки, погнутая медная палочка, фляга с дурнопахнущей жидкостью тёмного цвета, стопка тетрадок, две ручки и на дне рюкзака с килограмм чёрных семечек.

— Е-моё, да вы у джиннов клад вымутили? Или на обмен несёте?

Сёма, вздохнув, потянулся за секирой.

"Пара ударов по темечку и перестанут мучиться".

— И так, учитель, начнём с тебя. — Сёма встал сзади махающего мужика. — Если ты и вправду инопланетный посланник, секира при соприкосновении с твоим темечком не должна причинить тебе вреда. Меня поразит молния, убьют твои соплеменники или на крайний случай включиться чудо-щит. Так что не серчай. — Сёма замахнулся и… руки замерли. — Не, со спины как-то не по-арийски. — Сёма обошёл, став спереди. — Давай лучше в сердце и всё. Да? Ну, я вижу, что ты согласен. — Сёма вновь замахнулся и… замер. — Тьфу, чёрт. — Обронил секиру. — Шею тебе, что ли свернуть на раз-два? Откуда вы берётесь то а? Ты думаешь, ты утюгом инопланетян вызовешь? И семечками накормишь?

— Не терзайся чужими путями, — послышалось со спины. — Их настоящее так же неумолимо, как и твоё.

Сёма повернулся. Рядом со старухой сидел здоровый толстяк с заплывшим жиром лицом. Седые прямые волосы были едва ли по плечи. Старый потёртый плащ окутывал его всего по подбородок.

Сёма поскрёб щёку и кивнул:

— Да, да, да, вы совершенно правы, господин джин. Прошу прощение за этих чудиков, ваш украденный клад прямо за вами, можете забирать и уходить. Только на обратном пути вызовите пожарную. У меня жар.

— Не паясничай, Сёма. Никакого жара у тебя нет. Да и я не джин.

— Я смотрю, много людей знает моё имя. Своё не подскажите?

— Лич.

— Совсем Лич?

— Сёма…

— Всё, молчу.

Лич вздохнул:

— Что ты забыл в моей пустыне? Не часто странники тревожат мой сон.

— А что это за пустыня?

— Гоби.

— Гоби? — Сёма недоверчиво осмотрелся, словно только теперь поверил в песок. Заключив для себя, что он действительно может быть в Гоби, вздохнул. — Ну, этих Аватаров. Я никак не могу привыкнуть к их дыму.

— Тебя закинул ко мне Аватар?

— Да. Только непонятно зачем. Вместо моего брата я нашёл пару фанатиков поиска внеземных контактов. Понимаешь, они и на родине особо мозгами не отличались, но теперь совсем плохи стали.

— Пустыня влечёт много странных людей. Если хочешь уединения — иди в горы. Если понимания — в пустыню.

Сёма кивнул на старуху:

— Эта карга половину моего детства терроризировала мозг заветами Ильича, потом скиталась по всем курортам России, а потом просто исчезла вместе с новообразовавшейся сектой. Естественно в пустыню. Естественно за пониманием. Как же иначе?

— Это её путь. Ты же измучен своим.

— Есть такое. Можно спросить тебя, почему ты впал в спячку? Или что-то вроде этого. По слухам, ты спишь не первую сотню лет.

— Я не в спячке, просто не покидаю предел пустыни.

— Зачем?

— Здесь спокойно.

— Урбанистические тенденции надоели? Люди мелькают туда-сюда? Жуть, да?

Лич долго выдохнул, чуть позже обронил:

— Тебе рано слушать ветры пустыни. Уходи.

— Уходи? Куда? Я ищу своего брата. Меня забросили именно сюда.

— Его здесь нет.

— А ты знаешь, где он?

— Ты сам знаешь ответ. Покинь меня, Сёма. Есть место, где тебя сейчас ждут гораздо больше, чем здесь. Успокой свой разум. Твоё сердце там. Мы увидимся, когда придёт время.

— Но…

Вспышка света.

 

Россия

"Эдем-1." 31 декабря

Сёма, благословляя снег и ощущая, как секира примерзает к ладони, мог с закрытыми глазами бежать по знакомой дороге. Лич выбросил его в сотне метров от Эдема-1. Ощущая, после зноя пустыни кожу покалывает от перепада температуры, блондин сорвался в бег к родному дому.

Фигура в чёрном, появившаяся в двух метрах от него, прямо поперёк дороги, показалась чем-то бредовым и лишним в волшебном сне возвращения в родные пенаты. Совсем не так фантазировал возвращение.

— Сёма, сейчас ты просто должен мне поверить или всё закончиться очень плачевно.

— Что для тебя "всё"?

— Ты пройдёшь до дома Корпионовых и начнётся цепная реакция никому не нужного варианта будущего. Твой друг Кот вместе с Ладой лишаться памяти, переоценив свои силы на одной из открывающихся баз Антисистемы в Сибири. Оружие иномирья в руках конторы затрёт им человеческую матрицу мозга. Даниил прозевает покушение на свадьбе и, защищая невесту, примет телом два десятка пуль. Но самое страшное то, что Скорпион не сумеет справиться с Золо…

Сёма сморщился, стараясь уловить суть.

— … Истинно говорю тебе, ты войдёшь в дом, обнимешь сестёр и позвонишь Марии. Взяв автомобиль, помчишься к ней, будет долгожданная встреча, будет совместная встреча Нового Года в доме Скорпиона и двое суток тотального праздника. После случай раскидает вас: Кот с командой паранормов полетит в Новосибирск, Даниил, помогая Антисистеме за Уралом, получит ранение, которое не позволит перехватить автомат предателя и он умрёт. Скорпион не найдёт решения и тоже умрёт. К тому же ты сам из будущего просил передать тебе настоящему, что "лучше потерянный меч, чем уничтоженные семьдесят три страны". Понимаешь?

— Ты брат моего брата. Этот парадокс заставляет меня верить тебе. И я могу допустить, что после череды "восточных мудростей", и влияющих на мозг гор и пустынь, я должен мигом лететь хоть к чёрту на кулички, лишь бы того, что ты говоришь, не случилось. Но, чёрт побери, мне сложно что-то понять из твоих слов. Ты тоже ясновидящий до мозга костей?

— Те, кто перешагнул черту отпущенной человеку жизни, видят чуть больше…

— Чуть? Почему же не Родослав останавливает меня у шлагбаума посёлка, а его племянник?

— Дядя всегда делал ставку на волю случая, я же отчётливо вижу, как не хватает Даниилу сил, даже после наведённого сна на одно забавное событие в Манчжурии.

— Событие?

— Дядя видит в Харламове некую перспективу. Качает его для себя, подкидывая кое-какие крохи. Дед Даниила участвовал в спецоперации в тех землях, когда действие русского спецназа в последний период Второй Мировой спасло Владивосток, Хабаровск, Биробиджан, Благовещенск, Комсомольск-на-Амуре и ещё половину Дальнего Востока от применения бактериологического оружия. Видимо хотел напомнить, что Дальний Восток мог стать одной большой братской могилой милостью японцев, чтобы не особо-то напирал на американцев с их первым применением ядерного оружия. У Японии в загашнике было оружие и пострашнее ядерного. Как всегда, дядя верен паритету. На каждую страну, на каждое правительство и людей можно нарыть немало интересного, но вот когда это пускать в ход — забота таких людей, как наша большая, дружная семья, стремящаяся перегрызть друг другу глотки при первой возможности. Я говорю о Эмиссарах, Аватарах, Отшельниках, потомков богов и людей, добившихся за свои стремления чуть больше, чем добиваются обычные люди. Мне продолжать или ты готов в путешествие?

Сёма ощутил, как нервно дёргается глаз.

"Ну, вот и нервный тик заработал".

— Я всегда готов. Если дашь майку и подержишь секиру, хватай за шкирку и швыряй вдогонку брату. Если тёплой одежды нет, надеюсь брат в тёплой стране.

— Всё опять же не так просто. Поскольку планированием вектора событий занимаюсь не я один…точнее я лишь один из многих, кто им занимается… то и тут не всё гладко. В частности для тебя.

Блондин едва сдержал нервный смешок:

— Что там ещё?

— Тебе придётся стать козлом отпущения.

— Всего-то? И тогда все выживут?

Меченый помедлил в ответом, наконец ответил:

— Учитывая нездоровый интерес многих, будет чья-то смерть.

— Тогда какой смысл?

— Смерть одного человека лучше, чем многих. Мне снова повторить твои слова из другого витка варианта миров?

— Да к чёрту витки. Скорпион выживет?

— С большей вероятностью.

— Слушай, если будешь так говорить, возьму твою воображаемую линейку, которой ты что-то измеряешь в своём будущем и настучу по голове? Откуда ты можешь знать что там в будущем, если…

— Я знал, что ты согласишься, — пропустил последнее замечании Меченый. — Но есть ещё одно "но".

— Может, прямо здесь меня убьёшь? — Сёма запрыгал с ноги на ногу, пытаясь согреться. Управляемая терморегуляция на морозе помогала, но из-за больших перепадов температуры стала болеть голова.

— Это лёгкий путь, да и здорово повлияет на другие цепочки событий. Пойми, ты нужен миру живым. Да, целому миру. Эго ни при чём. Но я не могу подкинуть тебя прямо к месту событий, дать в руки оружие и направить удар. Это твой путь, ты сам должен дойти. Одет в чём есть, ты попадёшь в Лос-Анджелес. И у тебя будут только сутки, чтобы добраться до Нью-Йорка.

— А в чём трудность?

— А ты думаешь, я отпущу тебя за паспортом, подожду, пока оформишь визу или насыплю в каждую ладонь золота?

— Мог бы просто подарить кредитную карточку… Постой, если я не смогу без документов полететь в Нью-Йорк, то на автобусе или даже скоростном поезде мне тем более не успеть за сутки!

— Вот эту проблему ты и должен будешь решить… Если не хочешь ещё одной смерти.

— Хватит мне угрожать! Нужна чья-то смерть — возьми мою жизнь. Друзей не трогай.

— Красивые слова. Период максимализма. Ничего — повзрослеешь. На многие вещи будешь смотреть под другим углом зрения.

— Но что-то останется неизменным, как преданность дружбе. Секиру точно подержишь?

— С этим проблем нет.

— Тогда кидай. Точнее — закидывай. Но почему у меня такое ощущение, что гроссмейстер из тебя хреновый?

Вспышка…

Печальные глаза Меченого, пустая дорога, свист ветра и заснеженные сосны вдоль кюветов сменились рокотом прибоя и почти пустым, несезонным пляжем. По одну сторону песка был открытый океан, по другую — дома вдоль дороги и суетящийся народ.

Сёма устало упал на колени, вгрызаясь пальцами в мелкий, белый песок. Голова от нового скачка градусов вновь взвыла, в виски вместо молоточков застучало кувалдой. Захотелось упасть в песок лицом и завыть.

"Но это лишь момент слабости. Со слабостью надо бороться. Проклятая командировка. Сдался мне это Аркаим. И ведь уже ощущал тепло дома, а получил уравнение со множеством неизвестных и строгого учителя, который сам не в силах его решить. И с чего начать-то? Я не спал трое суток! Маша, видит Творец, я спешил к тебе как мог! Ну почему Новый Год на чужбине? Лера, отшлёпать бы тебя за твои причуды с истериками. Найду — накажу. В кой-то веки хотел домашнего покоя. Видно сам чёрт дёрнул за ногу бегать по тренировкам и нарваться на чернявого. Сидел бы дома, шпилил в приставку, мажорил всю беззаботную жизнь, развлекался с гламурными девахами, потом учился бы в Лондоне или каком другом зарубежном ПТУ. Лёгкая жизнь. И смерь в окружении ленивых детей, скучного взгляда жены и зевающих внуков. Только в голову будет бить уже не боль перепада температур, а вопрос — почему нет ощущения завершённости, насыщенности жизни?.. Кого обманываю? Ну как встал и пошёл крушить горы, пробивать лбом гранитные стены и касаться макушкой неба!".

Температура была около пятнадцати градусов тепла. Зима по местным меркам. Люди бродили в ветровках. Бегуны вдоль берега мчались в тёплых кофтах, свитерах, мастерках.

Сёма поднялся, отряхиваясь от песка. Армейские ботинки, штаны и потрёпанные одеяния странствующего по горам Тибета не совсем сочетались с местными понятиями о нормальной одежде. И засаленные, слипшиеся волосы грозили выдать за человека без определённого места жительства. Хотя с другой стороны мускулистое тело и татуировки сглаживали впечатления — так, типичный неформал, одевающийся, как хочет, во что вздумается из-за протеста к обществу.

"Что ж, у меня три цели. Две малых и одна большая: заработать немного денег, не попасться полиции и успеть в Нью-Йорк за сутки. И всего два выбора: успеть или опоздать. Вперёд, блондин! На штурм, на абордаж, в погоню!"

Сёма сбросил остатки одежды на торсе, оборвал до колен штаны, сделав подобие шорт и, расправив плечи, сверкая татуировками леопарда и тигра, напялив на лицо самую добродушную улыбку из возможных, бодро побрёл к дороге.

 

Семь часов спустя

"Долина Смерти"

Сёма брёл по пустыне, отмечая для себя, что ненавидит две вещи: пустыни и гроссмейстеров. Оба объекта за сутки надоели так, что не хватало слов высказаться как он на всё это зол.

Солнце ушло на закат, кроваво-красное, как демоническое око. Разве что не хватало чёрного зрачка в центре. Мир накрыла тёмная пелена, зажигая в небе первые звёзды. Дикий клочок луны освещал дорогу не больше, чем ручной фонарик, который так хотелось иметь под рукой.

Жара, искусавшая плечи и спину, спадала. Юноша грыз потрескавшиеся губы и пытался не обращать внимания на блики перед глазами. Вечером они были тёмными, ночью стали светлыми.

"Люблю разнообразие", — подумал Сёма.

Предупреждающий треск гремучих змей привлекал внимание не больше, чем остывающий хруст камней. Огромные валуны и небольшие камни трескались, отдавая накопленное за день тепло, змеи выбрались на охоту, выслеживая повылазившую из мелких нор живность, что под вечер выбралась чем-нибудь поживиться, добыть влаги.

"Жизнь есть в любой месте, только во мне её всё меньше и меньше. В какой стороне Нью-Йорк?"

Нога ступила в опасной близости от очередной змеи, свернувшейся в клубок и готовой к броску. Тело само напряглось, Сёма отпрыгнул прежде, чем понял, что случилось. Ядовитые клыки схватили воздух в опасной близости от лодыжки.

Зато запнулся за камень и впотьмах свалился за другой его край. На этом падение на закончилось. Ударился локтём, головой, нога куда-то провалилась, зацепившись ботинком.

Сёма устало опустил щёку на песок:

— Ну что ещё? Не могу больше. Змея, вернись! Доверши начатое!.. Будь человечнее!

Ногу как заклинило. Оказавшись в неудобном положении, не мог не вылезти, не залезть внутрь. Мучила жажда, клонило в сон. На сотых попытках извлечь себя из ловушки, не заметил, как отключился…

— Сэр, шахта в норме, это какой-то придурок попал ногой в вентиляцию. Он без сознания и… похоже на то, что не первый день в пустыне, — обронил чей-то голос над ухом. Сёма не стал открывать глаз, доверившись Проведению. Руки щупали шею, считали пульс, поднимали веки, светили в зрачки. Но Сёма умел если не полностью отключать восприятие любого из пяти чувств, то, по крайней мере, притуплять. Уроки в Альфе не прошли даром. Мог сойти и за трупа, если бы потребовалось. Сердце замедлять проще, чем отключать зрительные рецепторы.

Донёсся чистый ответ по рации, без хрипов:

— Только ты, Сэм, умудряешься найти придурка там, где нет ничего живого на десятки миль вокруг. Я отмечу это в рапорте.

— Сэр, я…

— Задержать нарушителя и привести на базу!

— Есть, сэр… И так, ребята, нам приказано доставить это ночное нечто на базу. Вытаскиваем!

Группа солдат дёргала, тянула, ругалась. Наконец, извлекла его из скрыто-замаскированной под камень шахты. Накинув на глаза повязку, а руки и ноги сомкнув наручниками, закинули в машину. Заурчал мотор, машина тронулась с места.

Через десять минут машина остановилась. Сёма прислушался — послышался лязг открываемых ворот. Вскоре машина вновь тронулась.

Через несколько минут руки вновь подхватили и вдвоём потащили в неизвестность…

Наручники сняли, зато приковали к стулу. Свет в лицо. Едва сдержался, чтобы не скривить лицо, не моргнуть. Проще было тысячу раз отжаться от пола. Затем в лицо плеснули водой.

"Бог есть" — подумал Сёма, ощущая влагу на губах. Едва удалось не дать дёрнуться кадыку.

— Врача, — обронил кто-то над ухом.

Через минут пять снова кто-то щупал, светил в глаза, тормошил. Не добившись реакций организма, вынес вердикт:

— Он в тяжёлом состоянии, его надо в лазарет.

— Док, мне нужны от него ответы.

— Оставшись прикованным к стулу, он, скорее всего умрёт, так вам ничего и не ответив.

Руки щёлкают браслетами, подхватывают, несут. На этот раз без наручников

Снова возня, каталка, топот ног по коридорам, лязг металлических дверей, пиканье датчиков, короткие обрывки фраз, чаще приказов.

Сирена!

Вот от воя сирены непроизвольно вздрогнул — этого предвидеть не мог. Пришлось открыть глаза и начинать действовать. Соскочив с каталки, припечатал к стене доктора, перехватил автомат — М-19 — первого сопровождающего солдата, расстрелял двух оставшихся.

— Это не учебная тревога! — Донеслось из динамиков над головой. — Побег в секторе И-2. Повторяю, побег в секторе И-2.

— Вовремя, мне тоже пора линять, — обронил Сёма, обыскивая солдат и подхватывая на плечо доктора. Пара карточек легла в карман, но кто знает, какие на базе ещё меры предосторожности? Датчики сетчатки глаза, отпечатки, голос?

Сём приблизился к двери, доставая свободной рукой карточку. Но донести до терминала не успел. Дверь резко отворилась. Сёма, бросив доктора на пол, прыгнул в сторону, целясь автоматом в проём.

Но нажать на курок не успел — что-то невидимое вырвало автомат из руки и отбросило дальше по коридору. Обнажённый мужчина, показавшийся из проёма, поймал взгляд. Они скрестились, несколько секунд изучая друг друга.

Наконец мужчина, не удостоив и слова, побежал дальше по коридору. Сёма подскочил и, долго не думая, побежал следом. Странный голый человек на секунду повернулся. Сёма кивнул, показывая свободные руки, послал невербальный пакет информации, состоящий разом из символов и картинок.

— Я с тобой. Нам по пути. Я тоже здесь случайный гость. Ты не против? — Примерно так "сказал" ему блондин.

Мужчина, снова на секунду задержав на нём взгляд, отвернулся и продолжил бег, больше не обращая внимания на странный взлохмаченный объект, следующий по пятам.

Двери слушались мужчину как живые — открывались, едва он приближался к ним. Было несколько стычек с солдатами. Незнакомец расшвыривал их по стенам, без прикосновений. Охрана базы, оглушённая такими приёмами, сползала по стене в отключке.

Двери, стычки, беготня по уровням. Сёма не отставал от нового знакомого, но всё же держался на расстоянии лишь в последний момент ныряя в дверные проходы.

"Мало ли, как мужик отнесётся к вторжению в личное пространство", — прикидывал для себя Сёма.

Лишь однажды пришлось подобраться ближе, чем нужно — незнакомец вызвал лифт. Раздумывая, убьёт или помилует, Сёма шагнул следом.

В голове вспыхнула картинка карты неба. Одна звезда окрасилась красным. Было похоже на то, что этот странный голый человек не совсем человек и указывает на место своего обитания. Но в школе, где учился Сёма, астрономию не преподавали, да и полной карты звёздного неба блондин не знал.

На всякий случай кивнул.

Снова вспыхнула карта, и красным обозначилось две сотни звёзд. Пришелец (а в том, что это пришелец, Сёма больше не сомневался) выжидательно посмотрел на блондина.

— Не, не, не, я с этой планеты, — растерялся Сёма, пробормотав вслух, но тут же добавил в ответ образы и отослал короткий пакет информации о планете "собеседнику".

Пришелец схватился за голову, упав на колени, носом пошла кровь. Сёма испугался, что что-то сделал не так, но двери лифта открылись и блондин понял, что это не его воздействие. Видимо, у обладателей базы было оружие, которое блокировало пришельца.

Сёма повернулся. Холодные дула автоматов упёрлись в грудь.

— Ребята, он взял меня в плен! — на одном из акцентов английского — американском, сказал Сёма и, изобразив на лице отчаяние и жгучую благодарность, изобразил желание обнять солдата, срываясь в ускоренное движение.

От кучи солдат в одном месте проку нет. Вот если бы рассредоточились по огромному подземному ангару, шансов было бы больше — ко всем бы не успел. А так нож одного из солдат перекочевал в руки и за минуту скоростного боя одиннадцать охранников базы легли на пол с перерезанным горлом, шеей. В последнего противника нож пришлось метнуть, пронзая сердце.

Разобравшись с солдатами, Сёма метнулся к застопорившемуся лифту, подхватил под мышки пришельца в образе человека, поднял на руках и вышел из лифта.

Только сейчас заметил, что большое, просторное помещение — скрытый ангар и посреди ангара стоит серый дискообразный аппарат. Вокруг него куча оборудования, с потолка бьёт свет прожекторов, отовсюду тянутся провода, шланги, трубы.

— О, твоя машинка? Ты к ней бежал?

Пришельца затрясло, выплюнул сгусток крови. Носом течь не переставала.

— Чем же они тебя? Ну ничего, держись.

Система охраны, воздействующая на его организм, работу не прекращала.

Сёма потащил пришельца к серому аппарату, но спутник прижал руку к груди и прежде чем глаза навсегда застыли, Сёма ощутил, как лёгкий, сродни электрическому, разряд, прошивает тело. Вместе с разрядом в тело влилось тепло и перед глазами замельтешило так, что пришлось остановиться. Вдобавок вместе с этой передачей в голову что-то ударило. Не кровь, стучащая в виски, а слабые толчки словно в самом мозгу. После чего под черепной коробкой так зачесалось, что Сёма едва не взвыл. Ощущать, как чешется мозг — вот уж чего не ожидал под конец дня.

Пришелец затих, судороги прекратились, тело расслабилось, сползая с рук. Сёма опустил тело друга на пол. Да, это был друг. Прочий бы выпил энергию, а не делился, добавив и ещё кое-что от себя. Дружественная раса.

Над головой замелькали пули — прибыло подкрепление. Пришлось пригнуться и побежать к аппарату вприсядку. Энергия, переданная инопланетным другом, гуляла по телу, придав новых сил. Вдобавок Сёма вдруг понял, что тарелка пришельца досталась ему по праву наследия этой странной дружбы…

И Сёма, вытянувшись во весь рост, побежал. Помчался, разгоняясь, прямиком к тарелке. И странная уверенность, что всё будет хорошо, не позволила сбросить скорость перед серым объектом. Напротив, последний раз оттолкнувшись, Сёма прыгнул прямо в неё…

Чёрный зев, отворившись, покорно принял гостя внутрь, тут же запечатав проход. "Гость", а точнее новый хозяин, врезался лбом в кресла и затих на полу, не видя, как замерцал центр управления.

Аппарат, не получив новой команды, принялся выполнять рейс по последнему заданному маршруту. Он легко оторвался от земли, отрывая от корпуса сплетение проводов и механических конструкций. Пули, выпущенные солдатами, наткнулись уже на сгенерированное поле, отражающее любой урон. Аппарат резко взмыл под потолок, пробив бетонные плиты как сухое печенье.

Следующее пробуждение Сёмы случилось при прилунении.

 

Нью-Йорк

Некоторое время спустя

Десятки припаркованных по краю длинной N-стрит автомобилей взвились в воздух, подброшенные, как детские мячики. Серый летательный аппарат вспорол асфальт, сбросив последнюю скорость. Мигая защитным полем, остановился напротив небоскрёба. В цельном корпусе образовалась дверь и, сияя бледно-зелёным светом, странный металл выпустил наружу покачивающегося гуманоида. Гуманоид бранил весь белый свет и кашлял дымом. Жуткое зрелище для сотен случайных свидетелей.

Блондин, поминая недобрым словом перегруженные взлётно-посадочные полосы, расправил плечи и пошёл сквозь расступающихся людей к одиноко стоящему возле входа в небоскрёб человеку в чёрном.

— Опаздываешь на четыре минуты, — укорил Меченый, протягивая секиру. Взмах руки переключил внимание свидетелей с обоих и летающей тарелке. Люди и думать забыли о "пришельце" и сером аппарате. Каждый вновь побрёл по своим делам.

— Воздушные пробки, — беззаботно ответил Сёма.

— Эта отмазка будет приемлема не ранее чем через два века. Пока же можешь просто покраснеть. — Перешёл на невербальное общение Меч, уплотняя скорость передачи информации для экономии времени.

— Ты не учёл разговор у посёлка. Как раз четыре минуты. Я даже успел замёрзнуть.

— Уговаривание тебя входило в правило "партии".

— Тогда выпиши мне штраф, шахматист!

— К сожалению, ты выписал его себе сам.

— День какой-то полный "П". Пресс. Продюсер. Погоня. Побег. Пустыня. Провалился. Подземка. Побег. Полёт. А тут ты ещё со своими упрёками, недомолвками. Самому не надоело?

— Теперь я тебя не понимаю.

— Прогуливался вдоль дороги, граничащей с пляжем, я наткнулся на линкольн продюсера. Упрямый малый хотел снять меня в каком-то фильме. Я честно признался, что времени нет. Тогда он уговорил меня поучаствовать хотя бы в рекламе пресса. Ну, знаешь, это когда качки, годами работая над телом, показывают, как они за пятнадцать минут накачали восемь кубиков на чудо-станке, стоимостью всего 999.99. долларов. Причём этот фетиш убирать с каждой цены последний цент, программируя подсознание на покупку "по более низкой цене" меня бесит. Ну да чёрт с ними. На чём я остановился? Ах да… И по дороге в Голливуд начал продюсер проявлять ко мне повышенный интерес. А я что? Я ж парень скромный, к мужским ласкам непривыкший. Ну, сломал ему руку для порядку и тикать из машины. Водитель, правда, непонятливый попался — полицию вызвал. Пришлось одного гонщика из машины выкидывать. Полдня за мной гонялась половина полиции штата. А я главное еду, а на спидометре всё двести и двести. Мотор взорваться готов, на шоссе волоски слились, мелькает всё почти со скоростью звука, а спидометр всё как-то тормозит — те же двести. Это ж я потом вспомнил, что у них мили в ходу вместо километров. Ну да ладно, когда почти кончился бензин, я был уже в пустыне, углубившись на запад страны. Зарывшись в песок, отбив нюх собакам, пролежал так до захода солнца. И когда над головой перестали резать воздух вертушки, топать ботинки и вообще умерла жизнь в ближайшие километров сорок, я побрёл по пустыне, забрёл в какую-то зону и провалился в воздушную шахту. В общем, я понял, что в гостях хорошо, а дома лучше. И пора и честь знать. Потом случайно на Луне оказался, даже к Марсу полетел, но это всё уже такие мелочи жизни, которые не стоят твоего внимания.

— Так это от тебя учёные на космодроме Свободном чуть не поседели, когда НЛО едва не врезался в Антисистемный спутник… Скажу Дмитрию, что это не было объявлением войны иноземной цивилизации.

— А что мне ещё было делать? Я был в отключке. Мне снились звёзды. Проснулся, а они не перестали сниться.

— Даже не знаю. Мог бы просто угнать истребитель.

— Откуда я знаю, где у них военные базы?

— Ту же нашёл.

— Та была секретная. И вообще, где Скорпион? — Сёма посмотрел на разбитое стекло на входной двери, раздумывая, зачем он спрашивает явное.

— Ты опоздал. Он уже внутри. Раскидывает национальную гвардию на ступеньках. Через десять минут достигнет пентхауса.

— Помощники не остановили его?

— Сёма, братья Модеус, Мефисто и Баал старше и опытнее Золы в десятки раз. Зачем им пугать рыбку, если та сама цепляется крючок?

— Если такие умные и сильные, то почему служат ничтожеству?

— Обещание.

— Обещание?

— Да, клятва прошлого. Даже демоны склоны любить. Мать Золы была девой редкой красоты. Её удалось поймать в свои сетях многих. Демоны не исключение… Но это прошлое, а мы в настоящем. Так что случай меня. Я хоть и старше всех троих братьев, но один со всеми не справлюсь. Возьмёшь на себя младшего — Баала. У него серебряные длинные волосы и короткие мечи с черепами на гардах. Мефисто обычно в черно-красных одеждах, с одним большим мечом, объятом молниями. Оружие Модеуса — его тело. Лик всегда различен.

— Почему бы проще не пальнуть по братьям из базуки?

— Не успеешь.

— Тело быстрее меча?

— В демонической форме их скорости не позволят попасть пуле, снаряду…чему угодно. Только сделав своё холодное оружие продолжением тела, и ускорившись насколько возможно, у тебя есть шанс. Я смазал лезвие эликсиром, что запечатывает их связь с демоническим эгрегором. Нанеси как можно больше ударов, а когда он откроется для подпитки, бей всем, на что способен. В крайнем случае, держись. У меня могут остаться силы и на третьего брата. Но опять же, если сумеют подпитаться…

— Подпитка, значит…

— У демонов нет души. Для существования на земле время от времени им нужна подпитка из своего мира. Это не нечисть, живущая за счёт людей.

— Чего же демонам надо от людей в нашем мире?

— От людей всем всегда чего-то надо… От настоящих в особенности.

Сёма кивнул и, боле не медля, прыгнул в разбитую дверь. Оба ворвались внутрь, приготовившись разогнать до предела разум и тело.

Вестибюль встретил застывшей троицей. Сёма, заприметив худощавого длинного парня со стянутыми назад бледно-металлическими волосами и длинной чёлкой, скрывающей глаза, не раздумывая, бросился к противнику. Двое братьев; в тёмно-красном и темно-синем, прошлись вперёд, давая место для драки позади. Одновременно оба привычно позволяли друг другу атаковать основного противника, не мешая друг другу.

Меченый поднял правую руку к потолку. В разжатую ладонь из воздуха упал простой лёгкий меч с небольшой гардой, без кровотоков и вычурных знаков отличий. Простой, рабочий меч. Из тех, какие вдоволь делали средней руки кузнецы для простолюдинов, солдат и мелкого рыцарства. Меч палача, испивший немало крови.

Мефисто, вытягивая вперёд руки с большим, тяжёлым двуручником, испещрённым рунами и пентаграммами вдоль лезвия и украшенной костяной рукояти, насмешливым тоном обронил:

— Что я вижу? Сын Миромира заложил меч Люцифера, чтобы денег хватило на новую одежду? А на сдачу купил то, что смог? Давай я выдам тебе кредит по старой дружбе…

Он ещё не договорил, меч только начинал искриться змейками электричества, готовясь к драке, а странный ветер за спиной принёс тёплую волну. Меж лопаток воткнулось холодное лезвие. Тёплое потекло по спине. Мир перед глазами почернел.

Сёма, вытащив секиру, испившую кровь обоих демонов, пнул тело. Мефисто с застывшими глазами, запечатлевшими в посмертии вопрос "что это было?" рухнул носом в мраморный пол.

Сёма вытер лезвие секиры о шорты и кивнул Меченому:

— Благодарю, брат. Твои советы наверняка помогли бы, если бы было чуть больше времени. Я не любитель долгих разговоров с врагами. Полагаю, с последним ты справишься сам. Я за Скорпом.

Меч усмехнулся, сверкая пламенеющим взором. Было приятно видеть растерянность в глазах Модеуса. Старший брат непонимающе вертел головой, глядя на двух неподвижно застывших в луже собственной крови братьев. Людские облики изменились, приняв естественную демоническую форму с темно-красной плотной кожей, немного вытянутыми конечностями и ротгатым черепом. Лишь цвет серебряным и чёрных волос демонов остался прежним. Но посмертное изменение уже ничего не могло дать князьям подземного мира — мертвы.

— Скорости меняются, мой друг Модеус.

Модеус заговорил, повышая голос, в нём на ряду с гневом ощущались и нотки растерянности:

— Они мертвы? Умерщвлены человеком? Так…так быстро?

— Жизнь ещё способна преподносить сюрпризы. Ты разучился удивляться?

Демон стал расти в размерах, вспарывая на себе одежду. Кости вытягивались, уплотняясь и обретая крепость, превосходящую сталь.

Меченый вытянул свободную левую руку перед собой. Пальцы сжались в призыве. За спиной Модеуса полыхнуло огнём портала, миг и лезвие большого летящего меча прошило демона насквозь. Меч Люцифера вспыхнул, охватывая почти белым огнём пронзённое тело. Этот огонь с шипением впился в иномирское тело, лишая всех связей с физическим миром людей.

— Вновь поддался эмоциям, отвлёкся — открылся, — прошептал Меченый, бросая второй малый меч как метательный нож в шею демона.

Лезвие в три оборота преодолело расстояние до мишени и свободно пропороло роговую броню гортани. Просто дротик, вошедший в податливую плоть.

Модеус рухнул на колени. Огонь, яростно шипя, словно боролся с самим воздухом, позволяющим ему жить, охватил всё тело. Демон, не опуская тяжёлого взгляда чёрных глаз, рассыпался прахом. Брат Скорпиона тут же бросился вперёд, подхватывая пылающий белым огнём большой костяной меч. Руку обожгло, но лучше так, чем сжигать дотла весь небоскрёб. Люцифер с оружием шутить не любил — если применял, то наверняка. И оружию передался нрав бывшего хозяина. А вызывать в физический мир бывшего хозяина меча ради укрощения орудия, Меченый не хотел. Миру и так не сладко от катаклизмов.

— Я предупреждал тебя, старший князь ночи, чары красоты бывают сильнее твоих демонических способностей. Терять силы, потакая женщине… Что ж, это достойная смерть для того, кто мог влюбить в себя любую… Но оказалось — почти любую.

Меченый прошёлся до тела Мефисто, склонился, повторно втыкая большой меч меж пластин на груди. Тело среднего брата объяло огнём, хрустящим как будто поедая хворост, выжигая демоническую плоть дотла.

— Когда деньги не правят человеком, ты теряешь власть и проигрываешь, Мефисто. Потомок Магога вернул тебе долг за всех порабощённых звонкой монетой.

Меченый вонзил меч в последнее тело. Глядя куда-то вдаль, пробормотал:

— Чёрт возьми, Сёма, что в тебе за кровь? Чей ты потомок?

А Сёма уже мчался по лестничным пролётам, размазывая по стенкам недобитую гвардию, но чаще переступая тела и скользя в лужах крови.

"Интересно, у брата сил хватит на серьёзный разговор с Эмиссаром или его смерть эта та смерть, на которую намекал Меч?"

Этажи поднимались, но не так быстро, как хотелось бы. Сёма, вспоминая марш-броски с армейским спецназом, запел приходящие на ум слова, давая полную тренировку дыхалке:

Скорость пришлось немного сбавить — пот попадал в глаза и мелькающие двузначные циферки этажей стали расплываться. Требовалось немного охладить тело и запастись энергией окружающего пространства. Пригодиться. Неразумно врываться в драку, пытаясь помочь и тут же падать под ноги врагу от усталости, обезвоживания и разрыва изношенного сердца. Сёма сбавил скорость до человеческих мерок, снизил голос, продолжая полушёпотом:

Сёма содрал насквозь пропотевшую майку. Тело обдало прохладой. Дыхание выровнялось. Стягиваясь, как пружина перед последним броском, наблюдая перевалившие за полсотни циферки этажей, он шептал себе и шептал:

Сёма восстановился и начал добавлять скорость. Злые слова полетели с губ, глаза налились кровью, сорвался в последний рывок, договаривая:

Предпоследний этаж привёл в пентхаус. Выше только крыша. Сёма стиснул зубы и, перехватив поудобнее скользящую от крови секиру, плечом врезался в большие, широкие двери. Отбросило, как мячик. Тогда, взревев, поднялся, разогнался и в широком прыжке почти отключил разум. Нога врезалась в дверь.

 

Скорпион

Нью-Йорк. Несколько минут назад

— Ты её не получишь! — Прокатилось по полупустому помещению, отразилось от стен, стёкол и тяжёлым эхом вернулось к Эмиссару. Золо взревел раненым зверем снова. — Сах"рэ!

Стёкла по всему периметру пентхауса разлетелись вдребезги от магического волевого слова. Осколки стёкол верхнего этажа небоскрёба волной вылетели наружу и устремились вниз. Падая со сто двадцатого этажа, разгоняясь, острые кромки приобрели убойную силу. Прохожих постигла печальная участь. Кровь побежала по асфальту. Улицы взорвались отчаянными криками.

Эмиссара не заботили подобные мелочи.

Чудовищный ветер ворвался сквозь выбитые стёкла, загудел. Его порывы на верхних этажах порой достигают огромной скорости. Именно поэтому все этажи в небоскрёбах выше двадцать пятого этажа наглухо задраиваются.

Вместе с ветром в тёплое помещение ворвалось стужа зимняя стужа. Но этот холод не мог смягчить кипящий нрав бойцов.

Скорпион опустил сложенные ладони. Серебристая завеса щита померкла. Он принял на себя волну, полностью защитив хозяина.

— Сами как-нибудь разберёмся. Без тебя… Или лучше от слова "бес"? Ты мелкое, ничтожное существо, удушившее собственного брата ради силы, которую посулил тебе бес. Подлая тварь, по порабощённым душам, вылезшая наверх правления.

Золо исчез в воздухе. Чёрная молния устремилась к вихрастому гостю, но вновь растаяла о щит, частью отразившись в стену. Стена оплавилась высокой температурой, оставляя внушительную воронку.

Новый выпад сбоку и Сергей вскинул руки, разрезая волновой выпад на две части. Пол и стены за спиной потрескались. Волна вырвала кусок гранитной колонны и затихла, потеряв мощь. Кулак Скорпиона объяло огнём. Эманация элемента четвёртого уровня поплыла по воздуху вместе с ударом.

Появившийся Золо замедлился, выставил воздушный щит и перехватил удар. Но пропустил нужный момент и опалил себе манжет рубашки и запястье. Эмиссар морщась, отскочил от Сергея. Ухоженное лицо исказилось. Не привык к боли.

Скорпион, улыбаясь, облизнул вздувшийся волдырь на костяшке. Рана исчезла, больше не напоминая, что с огнём шутки плохи.

— Знаешь, Золо. Зря ты всё это затеял. Не скажу, что потерял время, наоборот, стал сильнее. Но это обернулось катастрофой для тебя самого. Я вырежу Эмиссаров и всех приспешников. Весы замкнуться. Ваша игра больше не к месту. Хозяин будет низвергнут. Система порабощения душ прекратит существование. Этот мир больше не будет Чистилищем.

— На колени, щенок! — Глаза Золо почернели от бесовской ярости. Воздух в зале сгустился, потяжелел. Слух Сергея резанул до боли тонкий звук, за гранью человеческого восприятия, но напрямую воздействующие на мозг. Волны усилились, странная мелодия заставила мозг верить, что кожу режет ножами.

Давление на перепонки плавно повышалось, грозясь лишить слуха, искалечить тело и убить в жутких муках.

— Ты меня не понял? Вы больше не к месту! — Скорпион сдвинул руки, выставляя ладони.

По полу и потолку пошли трещины. Мебель, встретившуюся на пути, разнесло в щепки. Золо отбросило в стену. Эмиссар распластался на ней, обливаясь кровью.

— Шельэ хаса, — прошептали губы Золо.

Чёрная молния пробила потолок, за мгновения сжигая массивные плиты чудовищной температурой. Миг, и она устремилась на голову Скорпиона.

Синим светом окутало всё помещение. Сергей, воздев руки к небу, перехватил молнию. Бой шёл на пяти из семи возможных уровней. И на физическом, низшем, молния превратилась в змею гюрзу. Ладони цепко сжали ее, вытянув извивающееся тело над головой. Победоносная улыбка парня стала шире. Несколько мгновений в руках черноволосого гостя… и змея пала к ногам кусками гниющего мяса. Мгновение, и оно испарилось без остатка. Скорпион развёл руками, сгущая воздух. Мышцы напряглись. Синий свет, исходящий от его ладоней стал для Эмиссара невыносимо ярким, обжигающим глаза и кожу.

— Ди-во! — слетело с губ северного варвара.

Чудовищной силы аэрбол прошил помещение. Миг, вспышка — и потолок здания вырвало. Но новая сила вмешалась в бой, в месте попадания шара больше не было Золо. Это спасло Эмиссара от низвержения.

"Кто ещё? Меченый же обещал расправиться с помощниками".

Пыль улеглась. Небоскрёб устоял, хоть и лишился крыши и целостности конструкции. Запас прочности позволял выдержать и попадание самолёта в верхние этажи. Главное, чтобы никто не закладывал взрывчатку под сами опоры на нижних этажах.

На Сергея холодно и обреченно посмотрели до боли знакомые зелёные глаза…

Её глаза.

— Не-е-ет!!! — от крика Скорпиона здание пошатнулось.

Над небом Нью-Йорка сгустились тучи. Вечер стал ночью гораздо раньше положенного. Блеснула молния и чуть позже пугающим громом встряхнуло гомонящий город. Но едва ли тише грохота был хохот Золо в ушах Скорпиона.

— Ты…ты спасла его. Зачем?

Лера медленно, но неотвратимо потянула из ножен за плечами два небольших изогнутых клинка. Лезвия с кровотоком у рукояти для облегчения общего веса, прерывались выступами, выемками и небольшими изогнутыми шипами. Эти лёгкие скоростные клинки были не для простых боёв. Лезвие, впиваясь в кожу, рвало мясо, оставляя рваные, плохо заживающие раны. Можно было вполне предположить, что клинки вдоволь смазаны ядом.

"Одним ядом больше, одним меньше".

— Лера, почему?

Резкий колющий выпад вперёд. Скорпион едва успел уйти с вектора атаки. Две полоски стали расплылись в воздухе, делая разворот и едва не впиваясь в бок.

"Она не могла научиться двигаться так быстро за полгода".

Лера остановилась, хищнически улыбаясь. Волосы растрепались, спадая огнёнными всполохами на плечи.

— Хочешь увидеть мою реальную скорость? Обещаю, милый, ты удивишься.

Голос. Этот голос рвал его на части больше, как если бы в тело воткнулись оба жутких клинка. Не её голос. Чужой. Холодный и злой. И эти глаза. Такие знакомые и такие чужие…

Тело вновь рефлекторно уклонилось и бессознательное, стремясь сохранить жизнь владельцу, рывками перехватывало власть. Автономно заученные ступени стали всплывать одна за одной. Время привычно сгустилось, и образ человека перед глазами стал расплываться, вычерчивая новые контуры. Контуры врага.

"Вот и всё. Воин возьмёт своё".

Клинки рванули майку, и воин в теле потеснил разум.

Первая декада Элементарного порядка распахнула десять врат мгновенно: остановка внутреннего диалога, пустота, бездна, истоки элементов, земля, воздух, вода, огонь, смесь качеств, комбинации.

Эмиссар поднялся с дивана, стирая кровь с разбитого острым воздухом на сверхскоростях лица. Раны затянулись, приготовился вступить в бой.

Адреналин страха превосходящего противника распахнул вторую декаду Эволюции: минералы, живительная влага растений, истоки жизни растений, силы трав и деревьев, силы созревших плодов, истоки низших форм жизни, насекомые и рептилии, рыбы и водные позвоночные, птицы и позвоночная воздушная жизнь, земные животные.

Мгновенно человеческая скорость Леры перешла за грань возможностей тела. Не подготовленное к длительным нагрузкам, питаемое одной лишь мощью эгрегора Золо, Лера сжигала себя в скоростях, стараясь достать клинками сердца. Жажда непонятной Скорпиону мести исходила от неё плотным шлейфом, аура изобиловала всеми оттенками красного. В груди больно сжалось, глядя на то, как меняет человека жажда мести, славы, силы, утверждения…

Эмиссар сделал ход, вклиниваясь черным мини-торнадо сбоку. Пришлось мгновенно вытащить из Пустот меч, чтобы одновременно рассечь ответным вихрем поток мёртвого тепла и поймать оба клинка на жёстком блоке. Третья декада Человечества, последняя из доступных, впилась в отравленное тело десятью раскалёнными гвоздями: внешность человеческая, материальное человеческое тело, таинство Перволюдей, завершённый человек, дар пяти внешних чувств, дар пяти сил душе, небесный человек, ангельские нити… человек по образу Творителя.

Скорпион поймал ногу Леры и отбросил на диван. От резкого ошеломительного момента полёта до падения и возобновления атаки — секунды. Этого хватит, чтобы покончить с Эмиссаром.

Поворот. Рывок. Разбег. Меч в двух руках в положении остриём к мизинцу. Ноги вминают мраморный пол, как песок. Тело режет воздух. Кожу обжигает огнём, клинок рубит наискось полутело-полудымку материализующегося Эмиссара. Полсекунды. Лезвие начинает вспарывать собирающиеся атомы. Тугая волна рвёт из рук мёч. Мышцы рвёт отдачей. Волна двигается вслед за телом и мечом. Тело пылает. Одежда раскалена. Только начинает доноситься звук начала замаха клинка…

Волна сшибает тело Золо, вплющивает его, вдавливая в воздух, как в стальную стену. Остановиться невозможно. Инерция чудовищной скорости рвёт дальше. Одежда дымиться. Огонь не успевает вспыхнуть на скорости. Атомы Эмиссара, стена воздуха, разбитые окна, бег по воздуху за пределами здания. Волна от меча и развеянного врага разрастается.

Гул нарастает, отбрасывая волны теперь не только впереди себя, а во все стороны. Секунда. Тело замедляется, вспыхивает довольный огонь на одежде, волны обгоняют, устремляясь вперёд. Отключение сознания происходит на всех уровнях тела, кроме Высшего Я. Метеоритом проноситься физическое тело без определённых контуров. Сгорает в чудовищной температуре кожа, мясо и кости. Волной разбивает пятнадцать верхних этажей соседнего небоскрёба. Толстые окна взрываются, гнуться балки и полная волна заваливает строение, как волна цунами прибрежные деревья. Но ещё три здания обрушит горящая душа, прежде чем последний пепел подхватит ветер.

Последней разрушилась суть меча Славы. Информация перетекла в энергию, моментально теряясь среди бесчисленных потоков просторов Вселенной.

 

Сёма

Нью-Йорк

Сёма, с пылающими глазами Леопарда, с Вирой наперевес, с разбегу вынес ногой дверь. Перекатываясь, врезался в диван. Мебель задела отскакивающую к окну Леру и прыжок получился в перегородку стены.

Бестия с пылающими глазами перехватила мечи и тут же рванула в новую атаку. Клинки и секира встретились. Лера подсекла ногу, Леопард кувыркнулся в бок и тут взгляд зацепился за прожжённый ногами мрамор от середины комнаты к окнам. Там последний шаг и обрывался. Прыжок к окну и поражённый взгляд увидел как наяву падение метеорита. То, что оставил после себя метеорит, разнеся половину делового центра Нью-Йорка. Широкая просека разрушения и огня. Словно в гневе горел сам воздух. Чёрные тучи, вспышки молний и грохот грома показывал перед глазами картины Апокалипсиса. Даже небо не торопилось заливать пожары мириадами слёз. В этом мире в отчаянном гневе Бог не мог проронить и слезинки.

"Не успел? Я…не успел?"

Плита на голову. Кол в грудь. Взрыв в голове. В одном гласе слилось всё: рык, рёв, обречённый стон. Гамма малоразличимых чувств с оттенками ярости, боли, грусти, печали и полное неприятие.

Тело само повернулось, рука рефлекторно выставила секиру над головой. Едва не оступился о край. Возникло резкое желание обхватить её поймать её клинки за острые выступы лезвия и оттолкнуться назад. Вместе с ней. Неполной сотни этажей хватит, чтобы уйти из жизни обоим. Ей, из-за которой он и рассыпался прахом сверхскоростей и ему, как не успевшему спасти жизни брата.

Тело хитрее разума. Рефлексы откинули в сторону. Осколок в плече не так смертелен, как удар об асфальт семидесяти с лишним килограмм — а с ней и того больше — помноженный на добрую сотню метров.

Те же рефлексы и умершие за несколько секунд эмоции позволили прожить рыжей бестии всего два удара. Сначала секира ударом плашмя по рукам вышибла оба клинка, потом в зелёных глазах отразилось лезвие, вспоровшее молочную кожу, грудную клетку и сердце. Лера упала на колени, хватая Сёму за штаны. Вира с чмоканьем отвалилась от груди и звякнула о мрамор, напитая кровью и удовлетворённая боем.

Прекрасное лицо Валерии с немногочисленными веснушками исказилось непониманием, по губам потекли алые струи. В освобождённых глазах мелькнула человеческая искра. Та самая, которую так тщетно пытался разглядеть Скорпион перед прыжком в окно. Мелькнула и погасла, не замеченная жёлтыми глазами Леопарда.

Сёма не смотрел на то, что под ногами. Взгляд шёл над Лерой, в окно, на опаленные небоскрёбы, на чёрные клубни туч и ослепляющие вспышки молний. По щекам бежали крупные слёзы. Они смешивались с кровоподтёками на скулах, щипали кожу, свисали с подбородки и тяжёлыми каплями падали на застывшее лицо рыжей девчушки. Её лик разгладился, вновь приобретя чуть вздорное, весёлое выражение. И если бы не потухшая искра в застывших глазах, можно было подумать, что она просто задумалась, витая в отдалённых мечтах среди далёких невесомых облаков.

Леопард торжествующе забегал по телу, выискивая на предплечье новое место для ночлега. Зрачки Сёмы посветлели, моргнув, на мир вновь смотрели голубые, как светлое небо глаза. Опустив взгляд вниз, Сёма, не чувствую пальцев, провёл рукой по лицу Леры. Веки покорно опустились.

— Любовь и красота такие же враги человека, как холод и смерть, — не своим голосом обронил Сёма и, подхватив Леру за плечи, поставил на ноги. Поставил у мраморной вмятины в полу — последний шаг Скорпиона.

"Брат умер — его нет больше в этом мире. Пропали все известные нити связи".

Руки отпустили тело. Мгновение постояв, оно наклонилось назад и, чуть распустив руки, освобождено полетело вниз. Молния запечатлела в мозгу на всю оставшуюся жизнь белое лицо, чуть вздёрнутый носик и капли крови, падающие вверх.

"Я иду к тебе, брат. Там мы будем вместе".

Сёма вздохнул, закрыл глаза и… сделал шаг следом. В этот момент это было единственное верное решение всей прошедшей жизни.

Новый раскат грома оглушил, и ветер обрадовано взвыл, подхватывая и приготовившись дать на какие-то мгновения подобия крыльев…

Сладостный миг освобождения растаял болью в затылке. Грубая рука схватила за волосы и отбросила на несколько метров от окна. Сёма застыл на полу, глядя на чёрные клубни сквозь дыру в потолке.

"Сжалься, громовержец, испепели молнией".

— Это ничего не даст. Мы потеряли его, и твоя смерть ничего не решит, — донеслось от окна.

— Велес только вновь ехидно улыбнётся, — добавил кто-то.

— Гроссмейстер всё просчитал, — добавил другой.

— Так что не трави душу, — донеслось с другой стороны.

Сёма приподнялся. В полуразрушенной зале были четверо: Лилит, Меченый, Родослав и Рысь. Мрачные лица и натянутые голоса. Каждый смотрел в разные стороны, стараясь не встречаться взглядами. Меченый стоял у самого окна, водя рукой из стороны в сторону.

— Пока не начался дождь, я соберу то, что осталось, — донеслось от него. — Мы должны предать земле хоть что-то.

— Он предпочитал кремацию, — буркнул Сёма. — Так что прах по ветру — как раз его желание.

Перед рукой Меченого собралась пыль и пепел. Атомы, некогда несущей информации объекта, именуемого Скорпионом. Прах завис в воздухе.

Родослав повёл взглядом, и посреди комнаты выросла чёрная погребальная урна. Прах медленно и величественно стал опускаться внутрь. Все пятеро опустили взгляды.

— Леру выбрали Стерателем. Её сила активировалась при непосредственном контакте с фактором возмущения мироздания, — зачем-то обронил Родослав.

— Баланс всё-таки действует, — буркнул Рысь.

— Надо было понять это ещё в Англии. Тогда возможно мы бы…он бы… Чёрт, проклятые несколько минут… — Сёма осёкся.

Урна пошла трещинами. Взрыв и осколки разлетелись по всей комнате. Сёме рассекло щёку. Прах вспыхнул столпом огня. Пятеро невольно вскинули руки, защищая лицо и глаза. В следующий момент попадали на пол — тёмно-синяя шаровая молния влетела сквозь дыру в потолке и, набрав скорость, ударила в самый центр огня. Этого не ожидал и самый опытный — Родослав.

Меченый и Лилит закричали. Металлические часы на руке и серебряная цепь на шее первосотворённой женщины оплавились и потекли по коже. Долгие секунды, пока кожа слезала вместе с застывающим металлом и вырастала новая, приходилось терпеть жуткую боль, к которой в момент потрясения готовы не были.

Сёма, моргая, заворочался. Повернувшись на бок, усмехнулся расплавленной Вире. Даже артефакт, сотворённый многоруким атлантом, не выдержал заряда малоизученного феномена. Сёма, борясь со звоном в ушах, вновь приподнялся и замер. Столп огня обретал очертания. Человеческие. Слишком знакомые, чтобы спутать с кем-то.

Пылающее, фиолетово-оранжевое тело темнело. Белели новые кости восстанавливающегося из пламени скелета, наращивались мышцы и прозрачные органы с ручейками вен и артерий наливались кровью. Огонь и воздух быстро лепили тело, оно спешно набирало массу. Урна, прах и куски пола исчезали, атомы перестраивались под новые структуры. В ход пошла и стихия земли. Показалось, громыхнуло над самой головой. Стена дождя обрушилась в дыру потолка. И тело впитывало эту воду. Паром взметнулся в воздух последний прах и растаял в воздухе. Тело потемнело, переставая светиться розовой прозрачностью, кожей покрылось мясо и связки. Лысый и розовый как младенец, Скорпион застыл посреди комнаты, подставляя лицо к ливню. Чуть позже, шагнув из ливня чуть вбок, он медленно оглядел всех пятерых, что так и не поднялись с пола.

— Дед был прав, — едва выдавил он. — Фениксы существуют. — И закашлялся, хватаясь за горло, ноги подкосились.

Первым подскочил Родослав, похлопывая сына по спине и бормоча:

— Вдыхай, дыши. Ты же не сделал первого вздоха, новорожденный.

И Скорпион задышал, вдыхая долго и неожиданно. Помощь отца запустила лёгкие, дав толчок к восстановлению дыхания, запуская многие процессы в новом организме. Отец поделился энергией.

На плечо легла рука матери:

— Пусть долго стучит новое сердце.

В грудь стукнуло шариком тепла, первый толчок запущенного сердца был мощным, дальше марафонская мышца ослабила натиск на перекачку крови и забилась ритмично, сбросив темп.

Меченый положил руку на другое плечо:

— И про терморегуляцию в следующий раз не забывай. Да и одежда не помешает.

Скорпион ощутил тепло, что пробежалось по коже, по каждому волоску. Тело облачилось в новую просторную одежду светлых тонов. Все трое, помогая восстанавливаться, дали частичку себя.

Сёма приподнялся и рухнул на колени перед братом, опустив голову, как повинный перед господином:

— Только не знаю, что сказать о чувствах… Я убил её, Скорп. — Сёма кивнул на расплавленный кусок металла, где не осталось даже следов крови. Объяснять что-то дальше не смог. Ком застрял в горле, перехватив дыхание.

Скорпион поднялся. На коже спешно выросли волоски, и длинные чёрные локоны вновь спадали с плеч, на предплечьях показались скорпион и орёл. Он был вновь таким же, как прежде. Даже лучше. Тело было отдохнувшим, как никогда прежде и яд больше не терзал изнутри. Умер и воскрес фениксом, самовосстановившись, взяв информацию с самого верхнего уровня души.

— Скорп, я убил её… Забери мою жизнь!

Сергей Корпионов, сын Родослава, внук Световита и правнук Рода, медленно повернулся. Слова, тяжёлые как горы, сорвались с уст:

— Мне надо собрать то, что осталось и побыть одному.

Скорпион мог выдержать любую физическую боль, но эта боль была несравнима.

Сёма укусил кулак, чтобы не закричать, видя глаза брата. Внутри что-то взорвалось.

 

Скорпион

Воспоминания. (14 лет)

Рокот прибоя катился по пляжу волна за волной, лазурь наваливалась на берег, высоко вздымая пенистые волны. Брызги летели в небо, играя на солнце каплями света, настоящими каплями солнца.

Песчаная, дикая бухта приветливо приняла семью дикарей, что любым удобствам, домикам с телевизорами и джакузями, на две недели предпочла отдых на лоне природы, у песчаной кромки синего моря.

Скорпион с Лерой сидели на огромном валуне у кромки прибрежной скалы. Рыжая девчонка прижалась щекой к татуировке на плече парня. Скорпион обнял, приблизил к себе. Оба смотрели, на игривое море, яркое небо, солнце и скалистые обрывы, что делили бухты одну от другой. Спокойное тепло и умиротворение поглотили обоих, не замечали ничего вокруг. Непорочная любовь стойко взяла инициативу в свои руки, соединяя две половинки души в одно целое.

Семье досталась свободная бухта. Пришлось жертвовать машиной, закапывая в лесу, брести сквозь кишащую гадюками чащу с канистрой питьевой воды под мышкой и палаткой на плечах, но все трудности окупились во сто крат, когда можно было сидеть в одиночестве на берегу моря, не отвлекаясь на суету прочих людей.

Волна со всего размаху ударилась о валун. Леру окатило брызгами, девочка притворно вскрикнула, капли покатились по голой спине шоколадного цвета. За три дня загорели, как шоколадки, скоро под палящим солнцем старая шкура слезет, появиться молодая, потом загорит, и слезет снова. Организм только в первые дни впитывает витамин D ударными дозами, потом перенасыщается, ночью, после захода солнца начинало знобить, морозить.

— Дядя Дмитрий лодку по берегу несёт, сейчас пойдёшь на охоту.

Тот волочил от их скромного лагеря надувную резиновую двухместную лодку.

— Пока он ещё догребёт, пока ещё маски с трубками притащит, ласты подаст, кстати, в следующий раз не забудь мне напомнить купить акваланг и водный мотоцикл. — Загнул пальцы Скорпион.

— А дельтаплан тебе с парашютом не нужен? Через три бухты отсюда летают. Вчера люди даже пытались десант на наш берег высадить, поселиться, но — о, горе! — телевизор из лодки выпал, на этом их десант и закончился. — Посочувствовала Лера.

— Да ладно тебе, я шучу. Мне от одного этого места хорошо, ничего больше не надо. Хотя если бы были с тобой в пустыне, и там было бы хорошо. И на вершине горы и в Марианской впадине. Главное, ты рядом.

Лера опустила глаза, щёки залило румянцем:

— Ну, хватит, ну не надо. Я и так уже не знаю, как ещё покраснеть.

— Лера, ну зачем тебе краснеть, и так локоны волос, как красный огонь, стихия пламени. А глаза, словно два изумруда, сверкают… красавица.

— Эй, там, на камне, вы одно существо или уже нет? — донеслось от Дмитрия, — не хотел прерывать, но Елена настаивает на ловле морепродуктов. Скорп, достанешь что-нибудь?

Скорпион кивнул, оба вскочили, оттолкнулись от валуна и прыгнули в волну. У скал глубина начинается сразу, место попалось такое, что рифов не особо много, на резиновой лодке у скалы можно рыбачить без опасений, острых камней нет, с первых дней всё дно вдоль и поперёк исследовали. У берега же наоборот глубина наступает медленно, нехотя. Хорошее место для Ладушки, купаться ходит одна — Живец присматривает только краем глаза — плескается, пока Елена не изведёт весь крем от солнца, утащит в тенёк.

Два всплеска и Скорпион ушёл под воду, а Лера взобралась на надувной матрац, рассматривая в маску, на какую глубину ныряет любимый.

Вынырнул не скоро, снова заставив волноваться. Лера вроде бы и знала, что он от Рыси получил основы акульего дыхания, до пяти минут отсутствие кислорода не тревожит, но каждый раз волновалась, как первый раз.

Скорпион вынырнул у матраца, протянул огромную звёздочку, перевернулся на спину, глядя в безмятежное небо. Произнёс:

— Постичь полностью акулью технику так и не получается… Пять минут и приходиться выныривать.

— А что, человек и как акула может?

— Человек может всё, только не хочет. Вот смотри, в воде два атома водорода и один кислорода — расчёт на примеси морской воды брать не будем — а в воздухе два кислорода и один водорода. Вывод: ты можешь тырить и то и другое в обоих случаях, только в меньших количествах. Дыши кожей, заставляй её забирать из воды кислород!

— Да какой там кожей? У меня все поры солью зацементировало. — Лера всмотрелась в звёздочку. Красивая. Но под водой они красивее в десятки раз. Преломление света.

— Ладно, сегодня-завтра пойдём в лес искать источник, помоемся. А то о волосы уже все расчёски переломали. Что-нибудь придумаем, не волнуйся.

Лодка с Дмитрием на вёслах приблизилась вплотную. Тот втащил вёсла, с деловым видом спустил солнцезащитные очки, выхватил со дна камень с верёвкой, что заменял якорь, имитируя нового русского интеллигента, произнёс:

— Маман-с говорит, что в камбале много йода, так что будешь есть даже ты, мой вегетарианский враг. Лада просит звёздочку, так что наряду с подводной охотой ищи сувениры, а Живец ничего не говорит, умничает. Так что приступаем, ты по дну поброди, а я на удочке посижу. — Дмитрий протянул ласты, маску, трубку.

Скорпион улыбнулся, но взял только маску, чтобы глаза не щипало. Накачал лёгкие кислородом, много раз мелко продышался и нырнул.

— Ну что за человек? — выдохнул Дмитрий. — Вроде бы человек, а вроде бы и нет. Лера, как думаешь, человек?

— Самый человечный из всех человечных, — стойко ответила девочка.

— Лера, мне тебя жалко. У него же времени на тебя почти нет. Он и не спит почти.

— Зато когда видимся, каждый раз, как последний. Ну не могу я его не любить. И он меня любит. Я точно знаю. Только не поцеловал ещё ни разу. Скромный. — Лера перебралась с матраца на лодку.

— Эх, молодёжь. Сколько раз смотрю телевизор, вы словно из другого мира. — Протянул Дмитрий.

— Может, и из другого, — легко согласилась Лерка.

Скорпион плыл по дну. С маской дно видно лучше, чем на любом натуралистическом канале. Вроде бы третий день ныряет, а всякий раз захватывает дух, когда видит морское дно: большие плоские камни отражают преломленный свет, поросли рифов, ракушек, полипов, цвета яркие, красивые. На дне, у начинающихся порослей морской капусты мелькают стаи мальков, со дна резко вздыбиться песок, это камбала-хищница песочного цвета, охотиться на мальков, её то и ловит отец на крючок, надо помочь.

Скорпион разглядел блестящую леску, направил крючок с наживкой поближе к рыбке. А рядом с камбалой на камне грелись два вида звёзд, большие красно-розовые с пупырышками и мелкие синие с оранжевыми пятнами. И все хищники, кто кого первым съест. Бегают мелкие крабики, растёт холм, только это не холм, это заросший полипами ком земли на камне, а растёт он на куче мидий, морских ракушек. Скорпион подплыл поближе, упёрся ластами в дно камня, потянул. Ком хоть и в воде, но весит не мало, подняться ним на поверхность не такая простая задача. Пришлось поднапрячься. Получилось. Загреб к поверхности. Ком еле перевалился через борт лодки, штук двадцать мидий, не меньше, а уж всякой мелкой наживки для рыбалки не меряно.

Дмитрий тут же подхватил что-то мелкое, шевелящиеся, нацепил на крючок, забросил леску в воду, примотанную к пальцу. Смысла махать удочкой, из тесной лодки, нет, как и спиннингом. Леска да крючок, вот и все дела. За палец дёрнуло, потянуло. Отец довольно закряхтел, глаза блеснули, проснулся дух рыболова. Через борт перевалилась лепёшка камбалы, извиваясь, захлестала плавником по дну лодки, меняя цвет под цвет дна.

Скорпион улыбнулся Лерке, вновь отдышался и нырнул. На соседнем валуне грелась стая ежиков. Пловец быстро насобирал горсть, побросал в лодку. Настало время морских "гребешков" и "огурцов".

Ловля гребешков без постороннего предмета проблематична. Скорпион взял из лодки небольшой металлический штырь сантиметров на двадцать, сетчатую сумку и поплыл от лодки поближе к песку. Там, где на фоне ровного песчаного дня возвышаются небольшие холмики. Там и сидит гребешок. Дышит из-под песка, образуя холмики. Штырём в холмик и гребешок в западне. А на глубине обитает морской огурец. Похож на огурец мало, зато пупырчатый. И реагирует на прикосновение, затвердевает. Набрав ещё с десяток, поплыл на поверхность.

Ресурсная охота под водой на сегодня окончена, осталось только проверить "мардуши" и сеть, но это уже с лодки.

Дмитрий с боярским видом осмотрел полную лодку богатства, довольно ухмыльнулся, Скорпион прицепился к борту, отдыхая. Хоть и тяжело грести на мелкой лодке с таким грузом, но что поделать? Отец заработал вёслами.

Лодку качало на волнах, от груза осела поглубже, волны, бывало, плескались и за борт, образуя на дне лужу, солнце немилосердно жгло Лере плечи. Скорпион намазал их слизью от огурца. Хоть и противно, но пока не окончиться рыбалка, плечи не сгорят.

Глубже, дальше от берега и скал, плавали две бутылки на расстоянии двадцати метров друг от друга. Это стояла сетка, пластиковые бутылки использовались как поплавки, а камни, привязанные за низ сетки — якоря. И волной не снесёт и рыба не утащит, да и видно.

Скорпион поднял край, Дмитрий подтащил за борт, облизнулся. Для мелкой любительской сеточки неплохой улов: три крупных "бычка" — рыба с большим ртом, пару камбал и с десяток больших зелёных крабов, коих так привыкли видеть только ярко-красного цвета. К рыбам уже пристали звёзды, крабики, мелкие падальщики. Если поставить сеть ночью и утром не проверить, то от улова останутся только кости, падаль объедает запутавшийся улов в один момент.

Остались только мардушки. Это плетёные ящички с металлическими вставками и парой резинок для ловли креветок. Внутрь ящичка ложиться что-нибудь старое, тухлое. Креветки, как истинные падальщики, забиваются в ящички за прокормом, да там и остаются. Три-пять мардуш и пол тазика крупных зелёных креветок обеспечено.

Порядком присевшая в воду, лодка, двинулась к берегу, уже почти не покачиваясь на волнах, волны врезались и рассыпались в стороны, как будто плыл катер.

Светило перевалило через зенит, лениво покатилось по дуге вниз, так скоро и утонет в море, расплавиться солнечной дорожкой на волнах. Жара спала, подул лёгкий свежий бриз, шум волн практически стих, барашки стали совсем мелкие, тихие. Затишье перед ночной бурей. Утром возродятся до метра у берега, далеко сравнивая прибрежный песок, станет плоским, как тарелка. По такому с утра бегать босиком приятно.

Скорпион смахнул со лба пот, довольно оглядел тазики с разделанными морепродуктами: мидии, гребешки, потрошенная рыба, все ждут своего часа быть поджаренными на сковородке. Мидии с гребешками сначала варились, пока не раскроются раковины, потом извлекалось всё мясо, розовые пятачки истекали соком, там полезностей столько, что любой гурман давиться слюной. Гребешки разделывались, доставались все внутренности, съедобна лишь кожа, жуётся как резина, но вкус особенный.

На костре в ведре варились креветки и крабы, краснели, набирая привычный глазу цвет, как привыкли доставать из холодильника. Рядом, на большом, пышущим жаром булыжнике, в ложках парилась икра морских ежей, мелкие жёлтые песчинки уже сейчас готовы к употреблению, но не все такие гурманы, как Скорпион, да и желудки у людей слабые пошли с неправильным питанием

Вода в ведре закипела, креветки, вперемешку с крабами всплыли.

— Всё готово, хватай, чисти, да ешь, но лучше подожди, пока остынут. Лера, поможешь икру на тарелки выложить? Я пока гребешки с мидиями дожарю.

Лера кивнула, принялась за работу.

Скорпион побросал на сковородку нежное истекающее соком мясо гребешков, чуть жестковатое желтоватое мясо мидий, покромсал морских огурцов, кинул немного лука, подлил масла, стал подкидывать на сковороде, как умелый повар.

На запах прибежало всё семейство. Живец протяжно облизнулся, заскрёб лапой песок. Отец придвинул поближе стульчик, делая вид, что гадает кроссворд, но глаза, то и дело бегали по орбите в сторону костра. Мать вытащила Ладушкин надувной бассейн из-под парашюта — в центре лагеря стоял столб, придерживая старый парашют, под ним сколочен стол, вроде кухни, стоят две палатки, одна родителей с Ладой, другая Скорпиона с Лерой. Мини-лагерь. Жаль только, машину сквозь лес протащить не удалось. Осталась в двух километрах, окопанной в лесу. Дмитрий сначала боялся за сохранность, но Скорпион успокоил. Маленький мистик, как назвала Елена, поставил на машину отворот действия, ни один человек с недобрыми мыслями не подойдёт. Тугой незримый барьер повернёт обратно. Жаль, что такие вещи работают только в малозаселённых местах, в городе толпа народу попросту пробивает этот мыльный пузырь.

Дмитрий не выдержал, на пару с Еленой притащили стол на свежий воздух — под парашютом днём слишком жарко — Елена разбавила стол уютом, разом появились столовые приборы, хлеб, мелкая закуска. Изголодались по мясу. Скорпион редко когда дома поощрял. А свежим морепродуктам дал зелёный свет. Только не ежедневно, а то организм начнёт зачистку организма произвольно, не в силах справиться с ордой белка и соли.

— Всё, дожарил. — Констатировал Скорпион. — Ещё рыба и всё.

Притушил костёр до углей, рыба, насаженная на ветки нависла над жаром, доверил Лере управляться с вертелом, притащил специи, посыпал, поперчил. Запах пошёл такой одуряющий, что валил с ног. Забрал у Леры ветки, сделал вид, что уже подаёт на стол, но вскинул палец — забыл про овощи — насадил дольки помидоров, лука, снова вернул на костёр, подождал, пока язычки пламени чуть поджарят овощи.

Дмитрий свалился со стула, взвыл.

— Пустой животик. — Констатировала Ладушка, трогая за лоб.

Скорпион, для ещё большей важности последил за процессом, словно шеф-повар почесал щёку и изрёк:

— Готово!

Такого хаотичного мелькания ложек эта бухта ещё не зрела. Большая сковорода, до краёв полная мидий, гребешков, огурцов… всё исчезало, как при пожаре. Рыбы нажарил на дивизию солдат, но исчезла ещё быстрее. Костей почти нет, можно почти целиком, совершенно незаметно исчезла ежовая икра. Когда удостоверились, что остались лишь крабы с креветками, немного успокоились… Всё-таки их чистить надо перед едой, быстро не съешь. Не киты всё-таки. Да и зубов не полторы тысячи, как у акул, а всего тридцать два. У Ладушки пока в четыре раза меньше, но в скорости не уступает.

Горка шелухи росла с каждой минуты. Нежное крабовое мясо таяло во рту, мясо креветок истекало соком, брызгало, как только вонзали зубы. Живец под столом довольствовался рыбой, на креветки смотрел подозрительно, принюхивался, хрустел больше рыбьими костьми, Скорпион оставил ему недожаренную рыбу, как любит.

— Всё, больше не могу. — Лера первой попыталась встать из-за стола, но первые две попытки кончились возвратом в первоначальное положение. С третьей завалилась на спину, не делая никакой попытки встать.

— Подъём! — Скорпион умел себя останавливать, хоть и природа, свежий воздух, волчий аппетит, но переедать не стоит.

— Встану только недели через две. — Веки Леры прикрылись, так бы и уснула, не доползая до палатки.

— Лерка, ну вставай. Пошли до цивилизации прогуляемся. Интернету поглядим, авось шторм какой-нибудь идёт. — Скорпион сходил до лагеря, захватил пару тапочек, ключи от Джипа, мобильный.

Неспешно побрели по мелкому остывающему песочку в противоположную от моря сторону, в дебри порослей травы. Лера вяло перебирала ногами, поднимая лишь для того, чтобы не упасть, переела.

Темнеющий лес погружался в сумерки. Скорпион улыбнулся, давая Лере секунды времени, чтобы понять, на что он сейчас наступит. Но Лера глядела осоловелым взглядом, под ноги не смотрела. Пришлось резко наклониться, рука молниеносно упала до земли, подхватила извивающее тело. Глаза девочки расширились, закричала, поняла, что ещё один шаг и тапочек наступил бы на хвост мелкой, но жутко ядовитой гадюке… Нога в тапочке, но не в сапоге, укусят два зуба чуть выше лодыжки и поминай, как звали, до ближайшего медпункта десятки, сотни километров.

Скорпион приблизил гадюку к лицу — отвращение к змеям переборол, но неприятный холодок никуда уходить не собирался — прошептал:

— Я, по-моему, просил, чтобы в радиусе трёх километров ни-ни…

— Мал рангом… мал… — прошипела змея.

— Серёжа, ты чего? Уже и со змеями разговариваешь?

Скорпион понимал гадюку не из-за ступеней, а подарка Тосики. Одна из Пятнадцати открыла не только понимание разных речей людей, но и отчасти животных. Язык пресмыкающихся не был и отдалённо похож на человеческий, сам принцип разума был построен иначе, но кое-что удавалось понять.

— Нет, Лера, не понимаю. Точнее понимаю, но она меня нет. В основном рефлексы, но не разум. Эта тварь ползучая не животное. Те умнее.

— Выбрось эту гадость! Убери её, пожалуйста. Ну, убери, она может тебя укусить.

— Слушай, а про людей, которые утверждали, что гадюки на них с деревьев сыплются гроздьями, слышала? Завтра же в газете напишут!

Валерия улыбнулась:

— А где здесь люди? На много километров вокруг ни души.

Скорпион взял змею двумя руками, за хвост и голову, аккуратно положил в кусты, изрёк:

— Люди они такие странные существа, они везде. Но, как правило, не там, где надо.

Добрели до джипа, забрались в салон. Скорпион вставил ключ в замок зажигания, тут же загорелись разноцветные огоньки. Лера надавила на бардачок, на свет лампочки извлёкся кожаный чехол, руки извлекли плоскую коробочку ноутбука. Скорпион подсоединил провод от компьютера к прикуривателю, Лера приблизил к ноутбуку сотовый, настроил поиск Интернета. Ноутбук согласно мигнул лампочкой, пискнул, устанавливая соединение. Всемирная паутина есть даже в дебрях лесов. Спутники не дремлют — не все шпионские. Связь стабильная.

Скорпион придвинул к себе ноутбук, вышел на спутник, нашёл Приморский край, поглядел погоду.

— Смотри, тайфун идёт. Через три дня зальёт всё напрочь, как всемирный потоп.

— Тайфун это вещь весёлая, стена дождя, ветром с домов крыши срывает, а сами они топнут, топнут. Я фотку видела, как свинья в скоростном темпе после такого дождя серфинг освоила. Выбралась из сарая и на столе два дня плавала, пока вода не спала, — улыбнулась Лера и печально добавила. — Значит, отдых подходит к завершению? Жаль, я хотела побыть с тобой ещё…

Скорпион повернулся, погладил по щеке, убрал прядь волос с глаз, медленно произнёс:

— Что мне тайфун, когда рядом ты?

— А, так не честно, не переиначивай. Ты должен был убедить меня уехать, а я бы посомневалась, посомневалась, а потом обязательно бы согласилась, — улыбалась Лера.

— Ничего не могу с собой поделать.

— Ладно, через пару дней едем домой. Пусть завидуют нашему загару. Но обещай мне одну вещь, спецназовец.

— Что? Дмитрий и тебе рассказал? Тоже мне хранитель секретов.

— Ничего он мне не говорил, я давно поняла, что тебя приняли в спецназ.

Скорпион смотрел в глаза, молчал.

— Я тебя не осуждаю, — наконец обронила Лера. — Так вот, обещаешь мне…

— Обещаю. Заранее обещаю.

— … научить меня драться! — воинственно закончила Лерка.

— Ну, вот и накормил морепродуктами. — Притворно поник Скорпион.

— Ты обещал, заранее обещал! А морепродукты и сам ел. Может на тебя подействует мясо?

— Каким образом?

"Ты наконец-то меня поцелуешь", — подумала Лера: "Не зря в одной палатке спим". Но вслух сказала другое:

— Скажи лучше, как будешь учить драться?

— Лера, ну зачем это тебе?

— Я же буду рядом с тобой, мало ли…

— Ну что за судьба? Все, кто рядом со мной, обязательно учатся драться.

— Хе-хе, не отмазывайся, ты обещал.

— Ну что я за человек, если даю обещания, то обязательно их выполняю. Это для нашего времени опасно… Хотя и раньше было не проще. Ну ладно, ладно. Русич сказал — русич сделал.

Лерка рассмеялась:

— Ура, я буду драться. Кий-йа…

— Ладно, что-нибудь придумаем. Только запомни первый урок, не "кий-йа", а "ура" для дезорганизации противника и "хак", когда будешь бить.

— Что за хак?

— Старорусский глагол "рубить".

— Похакать ворога?

— Именно.

Солнце догорело на небосклоне, растаяло в море, то ли рыба-кит проглотила, то ли водяные морские по частям на сувениры разобрали.

В лагерь возвращались, когда тени в лесу удлинились, захватили всё пространство, лес ожил ночной магией, запели серенады сверчков. Повсюду в панике метались полчища фей, шныряли мини-эльфы, носатые гномы в кепках, домовые так и норовили прокатиться на ногах, цеплялись так, что не сразу и разберёшь, как снять.

Медленно, но верно продвигались к морю.

Кусты иссякли, глаза выловили округлую полоску света, огонёк. Дмитрий уже развёл костёр и сквозь окуляры глядел на звёзды. Очки поцарапались, замарались, каждые пятнадцать секунд снимал, протирал о старые шорты, снова напяливал.

Скорпион присел у костра:

— Бать, ну сколько раз тебе говорить, сделай ты уже себе лазерную коррекцию зрения, если сам восстановить ленишься. Пятнадцать минут без боли, месяц абсолютного отпуска и на свои очки будешь смотреть с отвращением.

— А в наши времена такого не было! Это же хирургическое вмешательство! — Оправдался Дмитрий, протяжно зевнул и скрылся в палатке.

Уж что-что, а биоритмы на берегу моря работают бесперебойно. Чуть стемнело, как инстинкт кладёт тебя под одеяло, шум прибоя лечит психику, рокот волн и лёгкий ветерок навевают самые сладкие сны.

— Скорп, а сейчас разве уже не их время? — спросила Лера.

Скорпион смотрел в костёр, где с огромной скоростью проносились картины битв, горели замки, мелькали лица, животные, текла жизнь, отражалась вся история человечества.

— Сами сгорели, потухли. Не живут, а скорее доживают. По инерции. Дети коммунизма в этом бардаке жить уже не могут.

Сергей завалился на спину, рассматривая молочные крапинки далёких звёзд. Хорошо виделась даже туманность млечного пути, словно действительно разлился большой стакан молока, засыхая каплями на бездонной выси.

— Жалко мне их. Они бредили космосом, но под носом был лишь колхоз, они мечтали о свободе, но получилась какая-то сплошная грязь, — Лера прилегла рядом.

— А космос вон, рукой подать. — Поднял руку Скорпион и повернулся к Лере.

Глаза девушки светились отблесками костра, нечесаные спутанные волосы были такими же, как у него, до родника не добрались. Скорпион неожиданно спросил:

— Будешь моей берегиней?

— Буду, — сразу ответила Лера. — А кто это? И как?

— Пока не знаю… Но думаю, мы что-нибудь придумаем. Правда, Лерка?

— Правда.

Щека коснулась щеки. Обоих прошиб электрический разряд. Глядя в небо, узрели падающую звезду.

Желания совпали.

Детская непорочная любовь вспыхнула ярче прежнего. Никакой тайфун не в силах потушить. На небе зажглась новая звезда.

Их звезда.

 

Пустыня Гоби

Настоящее. Много дней спустя

Солнце в зените снимало кожу с почерневших плечей. Сгоревшая кожа слезала со спины струпьями. Одинокий пустынный путник, покачиваясь, брёл по барханам. Ноги обжигал раскалённый песок. Правая ступня была замотана в майку. В кусок материи, что когда-то был ей. Был он пропитан кровью и всякий раз, опираясь на больную ногу, странник кривил почерневшие, запёкшиеся коркой крови губы.

Растрёпанные лохмотья, расползшиеся по швам ботинки с отвалившейся подошвой, иссушенное ветрами и солнцем почерневшее лицо, засаленные, выжженные волосы, потемневшие глаза безумца и бесконечно шлёпающие в едва различимом шёпоте губы. Даже самые близкие люди с трудом узнали бы в грязном оборванце, что одним своим видом привлекал столько мух, сколько хватило бы на несколько выгребных ям, некогда пышущего здоровьем юношу с вечной улыбкой на лице. Сейчас это было жалкое, ничтожное существо, слепо перебирающее подгибающиеся ноги. Руки существа то и дело поднимались к небу, и шёпот становился громче. Сиплый голос можно было услышать:

— Ошибка. Ошибка. Одна ошибка. Золо — источник энергии, передатчик, создающий фон, заряжающий её на Стерателя. Убрать фон и она могла стать прежней. Не хватило минут, секунд. Месть, ярость. Меня обуяла ярость. Брат. Убила брата. Убить за брата. Убил. Но убил не совсем. Сердце можно было восстановить и завести. Они могли собрать её. Он мог воскресить её. Я всё испортил. Всё. Я думал, её никто не будет хоронить. Этот полёт. Дурак. Выкинул. Разбилась вдребезги. Он свою любовь по кусочкам от асфальта всю ночь. Что ощущал брат? Сколько мук я ему принёс? Я не знал, что он воплотиться как феникс. Никто не знал. Я убил, потому что хотел её смерти. Я сам умер, когда перестал ощущать его. Он просто ушёл за грань. Мне так показалось. Никто не может ощутить Собственное Я другого. Эта грань, за которую нельзя проникнуть.

Сглотнул, продолжая бормотать, перестав что-то видеть, замечать куда ступает:

— Это не дух, блуждающий по астралу после смерти, это не постепенно развоплощающаяся душа после смерти. Эта связь просто оборвалась. И тут фениксом из пепла. И перед глазами оплавленная секира. И в разбитом окне сотня метров от жизни до смерти. И безжалостная гравитация. Моя ошибка! Мои руки подтолкнули бренное тело к окну, мои отпустили в эту пропасть. Моя ошибка. Почто же те руки не отсохнут? Я больше не человек, раз позволил зверю возобладать над собой. Леопард с радостью взял кровь врага. Вира не остановилась, пробивая кости и впиваясь в средоточие жизни. Ошибка. Моя ошибка.

Сёма свалился лицом в песок. Кожу обожгло. Перевернувшись на спину, всей спиной ощутил, как песчинки облепили мясо.

"Как мог я позволить себе обагрить руки кровью той, которую так долго искал Скорпион? Сколько лет знал её? Неужели года знакомства растаяли за время этой затянувшейся командировки с поисками? А Даня? Андрей? Неужели убил бы их с той же холодной решимостью, если были на месте захваченной Эмиссаром Валерии? Я опасен. Я не имел права на эту ошибку. Я как самурай, нарушивший кодекс бусидо. Только брат не взял моей жизни. Он вообще ничего не сказал. Я его понимаю. Что он мог сказать? Ничего. Убить за убийство? Нет, он никогда не поднял бы руку на брата. Он не убил бы Марию так глупо, вздумай она убить меня. Скорпион бы не ошибся. Он решил бы ту дилемму. И не позволил взять чувствам верх. Он бы не ошибся! Он не я. Это на моих руках кровь. И я не могу смотреть ему в глаза. Он ушёл в лес, а я не могу просто прийти и попросить извинить. Или вложить нож ему в ладонь и броситься на него. Потому что он отдёрнет руку. Он брат и всё делал для меня. Я тоже старался всё делать для него. Но сам же воткнул в его сердце нож и разделил нас огромным каньоном. Нет у Леры могилы. Сожжена и развеяна прахом. Тем, что так и не стал Скорпион. И память о ней осталось только во мне и брате. Так будет лучше всем. Знакомые, родня, для всех её никогда не существовало. Меченый умеет чистить память. И образ весёлой рыжей бестии стоит только перед ним и мной. Каждую ночь. Каждый день. Говорят, время лечит. Что ж, возможно скоро образ смажется и потускнеет. Года затрут память. И забудется первая встреча после одной из первых тренировок, забудутся многие дни прогулок, путешествий, забудется вылазка в Китай, гиперборейский камень времени. Почему за всю жизнь попался лишь один? Где найти второй? Чтобы не мелькал перед глазами прогулочный катер, поезд Москва-Хабаровск, средиземноморский круиз. Они были так счастливы. Стекло, где отражалось счастье. И я разбил его. Окаянной секирой, которой сам же дал имя. Почему Меченый не позволяет мне умереть? Да, я снова разорву сердце брата, но разве вернутся в прошлое русло отношения? А всё ошибка. Одна ошибка. Так ощущает себя раскаявшийся убийца, отбывая пожизненное. Мука, тянущаяся бесконечно не столько внешне, сколько в душе. Катарсис болью и жизнь прошлым. Тем моментом, который нельзя вернуть. А настоящее неумолимо. Так вот что ты хотел сказать мне, Лич. Ты, живущий прошлым в полусне. Ты, допустивший ошибку. Скоро. Скоро придёт смерть и освобождение. По наставлению Меченого неделями я брошу по пустыне, купаясь в горе. Не столько за себя, сколько за брата. Пытаюсь понять его мысли и чувства. Понять, принять и заставить себя просить прощение за то, за что невозможно простить. Я жилок и здесь лишь потому, что надеюсь на искупление, на очищение от скверны, как древний грек или римлянин. Но не знаю богов, у которых можно получить искупление, не ведаю их алтарей и понятия не имею, где искать те храмы, их обиталища. Пускай же кровь с моих рук уйдёт в песок. Солнце испепелит тело, кости засыплет песок. А на том свете мы встретимся вновь, палач и жертва и я получу искупление. Я дам ответ перед…перед".

Сёма приподнялся, ползя по песку и бормоча:

— Не тебе мне, Скорпион, давать ответ, пусть меня судит Творец. А я… Сегодня я должен выжить. Выжить, чтобы обломать рога тому, кто это всё придумал, использовал меня, как пешку. И я не умру, пока не воткну новую секиру промеж рогов. Да, Велес, я выживу только для того, чтобы ты ответил за преданный арийский род и обман людей, доверяющих тебе и почитавших тебя. Я уничтожу тебя, покрыватель Эмиссаров. Золо не обладал силой, способной вызвать Стерателя. Ты дал ему эту силу. Пусть Скорпион не убит, как сильно влияющий на баланс, но ты ловко вывел его из строя. Его, меня и многих других, кто за нас. За смерть Скорпиона мы бы мстили, а ты перехитрил нас.

Колени кровили. Полоса красного ширилась с каждым новым метром. Упорно полз, продолжая бормотать, словно это было важно. Важнее, чем уходящая в песок жизнь.

— Я должен объяснить это Скорпиону. Ты, Велес, явно не вмешиваясь в распри богов, собрал свой народ, свои армии и контроль над другими. Ты предал своих вольных, покорив чужих, покорных. И вот истощённые распрями и войнами боги ушли, а ты стал единоличным правителем. И убираешь любые попытки изменить ситуацию в мире. Я не знаю, сколько людей борются с тобой. Это наша слабость. Мы всегда полагаем, что одиноки в своих стремлениях. И ты щёлкаешь нас поодиночке, как орешки. Щёлкаешь своей системой. Системой порабощения душ. Ты дёргаешь ниточки веры, финансов и формируемых мнений и этот мир Чистилища никак не может стать другим. Ты замкнул причинно-следственные связи развивающегося мира и называемый тобой баланс работает лишь на тебя. Потому и Стиратель никогда не придёт за тобой, только за теми, кто поднимается против Эмиссаров. Тебе удобны инертные, эгоистичные отшельники и постоянные промахи Аватар. Но знаешь что, Велес? — Сёма последним усилием встал на ноги. — Слышишь?! Говорю тебе! Я буду той иголкой в твоей заднице, что сбросит тебя с тёплого трона! Если Творец когда-нибудь заглянет в этот забытый уголок вселенной, то пусть слышит мои слова — я обломаю тебе все рога, волохатый! За это положу свою жизнь!

Сёма опустил голову от неба и обомлел. Перед глазами с огромным рюкзаком за плечами стояла та, от присутствия которой так сладко защемило сердце. Но гвоздём ударило в голову, поднял руку:

— Маша, уходи…Прошу тебя, уходи… Я ещё не отчищен от скверны. Пойми, я…должен сам пройти… до конца… И освободиться… Это…надо…

Маша уронила в песок тяжёлый рюкзак. Уставшее, исхудавшее от долго перехода лицо с сияющими несгибаемой волей глазами озарилось улыбкой:

— Я и есть та черта, которую можешь считать финишной прямой. И если хочешь воплотить в жизнь слова, данные небу, обними меня и долго-долго не отпускай. А потом я ещё совсем не скоро отпущу тебя в новый путь. Вставай. Либо ты простишь себя сам, либо умрёшь не прощённым. Довольно лицемерия. Едва узнав о твоём местонахождении от человека в чёрном, я примчалась так быстро, как смогла. И скорее воткну нож в сердце, чем уеду отсюда без тебя. Так что смирись с этим и выбирай, либо ты умираешь в песках в поисках мифического прощения то ли Бога, то ли богов, которым по большему счёту до тебя дела нет, либо ты поднимаешься, и шаг за шагом приходишь в себя. Ты ответственен за свою жизнь. Только ты и никто другой. Вставай же, любимый. Я пришла за тобой.

По её щекам потекли блестящие на солнце слёзы. Она сбросила покров сильной, всемогущей девы и полностью раскрылась навстречу ему.

Сёма растаял в катарсисе и её бездонных любящих глазах. В тот момент он ясно понял, что не вправе умереть, потому что теперь он в ответственности не только за себя, но и за неё. И пески пустыни не смогут забрать их воду без боя.

В этот день пустыня впервые за долгие годы разразилась грозовыми раскатами, и небывалой силы ливень забарабанил по палящему песку, остужая пустынный нрав и тяжёлые мысли.

Продолжение следует…