Глава 1

— Акт первый —

Солнечная система. Планета Земля. Северный Московский регион. (Бывшая Ленинградская область).

В два часа дня на платформе было совсем немного народу. Грибники и ягодники ещё не вышли из леса, ещё набивали корзины и короба дарами природы. Грибы пёрли, как ошалелые. Запасов на зиму должно быть много.

Дачники и поселковые жители предпочитали мотаться в город на первых или последних электричках. К тому же большинство дачников отгуляли свои отпуска летом и теперь приезжали на дачи лишь по выходным. Сегодня же — если Токаява Кебоши ничего не путал — был обычный будний день. Вроде бы даже середина недели. За три недели в российском лесу японский мастер как-то сбился со времени за тренировками.

Наскучив сидеть под сакурой в Японии, Токаява-сан вернулся в Россию, и в первую очередь его потянуло на тренировки на природу. Вспоминая суровый нрав дальневосточной тайги, сибирских и уральских комаров, сенсей многих поколений юниоров выбрал место не менее красивое, но более безопасное — северные Ленинградские леса. Места прошлых тренировок.

Сегодняшний день действительно был хорош. Чудо что за день. Конец сентября — хорошее время возвращаться. Ещё тепло, ещё только начало увядания природы. Тем более в этом году лето выдалось затяжное, захватившее и первый осенний месяц.

Поднявшись на платформу с торца, Токаява двинулся к дальнему краю. Видимо, электричка опаздывала, недаром люди на платформе проявляли признаки нетерпения: то и дело подносили к глазам циферблаты ручных часов или пялились на экраны мобильных телефонов, становясь на самый край, озабоченно вглядывались в рельсовую даль, с беспокойством оборачивались на светофор — не зажёгся ли зеленый?

Кебоши же задержка поезда нисколько не волновала — часом раньше, часом позже, минуты и часы для него уже ничего не решали. Ему некуда торопиться и некуда опаздывать. Всегда существовала только Цель, а время не имело значения.

Странные чувства испытывал он сейчас. Нечто подобное, наверное, чувствует человек, вернувшийся в нормальный мир после долгой отсидки. Вроде бы все кругом знакомо и понятно, но все равно — как на другую планету попал.

Стоило закрыть глаза, как перед глазами стояли тренировки.

Токаява резко обернулся, услышав приближающееся шарканье за спиной. Наверное, слишком резко… или слишком пристальным взглядом ожег — судя по тому, как опешил незнакомый паренёк.

«Отвыкать надо от лесных привычек, вернее привыкать к жизни среди людей», — подумал тренер: «Ни к чему на ровном месте привлекать к себе внимание».

— У вас зажигалки не найдется?

Парень, студенческого возраста и вида, перетаптывался на месте, почему-то старательно отводя взгляд в сторону.

Зажигалки у Токаявы, разумеется, не было, и быть не могло. Зажигалка — это городская дурь, это для того, чтобы распутным девицам в кабаках давать прикуривать, или чтобы меряться крутизной фирм. Его это десятки лет как не волновало.

Покопавшись в кармане, Токаява достал коробок со спичками, бросил курильщику:

— Оставь себе.

Когда-то давным-давно он и сам курил. Вернее, тот, другой, курил. Сейчас и не скажешь, зачем это надо было. Столько здоровья оставил в городских бандах Токио.

Паренек студенческого вида выдавил из себя «спасибо» и направился к дожидавшимся его двум девицам. Они сидели на корточках возле небольших рюкзаков, мяли в пальцах сигареты. Видимо, троица возвращалась в город после отрыва на даче, следы которого можно разглядеть на утомленных лицах.

Трое… целая толпа. Когда долго не видишь людей, ну за редчайшим исключением в виде грибников, то и три человека будут казаться толпой.

На платформе зашевелились люди, потянулись к вещам. Вдали послышалось нарастающее гудение электропоезда. Ветка странного транспорта Антисистемы ещё не дотянулась до этих мест от Санкт-Петербурга.

Электричка пришла почти пустой. Вот что значит будни. Любое место на выбор. Хочешь у окошка, хочешь с краю. Хочешь по ходу поезда, а хочешь против хода.

Токаява сел у окна напротив входа и бросил кожаный плащ, который до того держал в руке, на сиденье рядом с собой. Кожаный плащ по той погоде, что стояла сейчас, был явно лишним, но не оставлять же его в лесу. Как верный друг и товарищ, он согревал его в холодные ночи. Так же с собой у сенсея был лишь один рюкзак, но туго набитый. Его положил на сиденье напротив, чтобы положить на него ноги, блаженно расслабив перетруженные мышцы. Все таки за неполный месяц в лесу спуска себе не давал — тренировки шли по полной.

На сей момент, как любят выражаться, состав «перевозил воздух». Кроме Токаявы Кебоши в вагоне была лишь аккурат та самая, уже знакомая ему студенческая троица. Она устроились в другом конце вагона. И «везти воздух» поезду предстояло ещё долго — примерно час.

Станция, с которой Токаява возвращался, находилась на сто первом километре от города. Сейчас пойдут леса и лесные полустанки и только через шестьдесят километров начнутся густо населённые места. Это сенсей помнил точно.

Состав тронулся.

За окном, как в детской песенке, уплывали вдаль: посёлок, лесопилка, переезд, стоящий на отшибе домик лесника. Затем слева и справа потянулись сплошные леса, прореженные вырубками.

Токаява испытал вдруг странное и весьма неожиданное ощущение. Что-то вроде щемящей тоски. Он знал, что уезжает навсегда. Уезжает из мест, которые стали его домом. Его земля, его территория, его временный дом. Конечно, как известно, «никогда не говори никогда». Но это, увы, не его случай. Он едет с тем, чтобы никогда не вернуться — годы берут своё.

В вагон вошли билетёры — женщины с миниатюрными кассовыми аппаратами на животах. Токаява поспешно убрал ноги с рюкзака и купил билет до вокзала. Денег у него осталось немного, хватит лишь на городской транспорт, да ещё останется мелочёвка. Пешком шлёпать через полгорода, во всяком случае, не придется. Доберется до квартиры, а там есть ещё в заначках. Деньги он с собой в лес не брал. Зачем они здесь? А вот в квартире должны были остаться доллары. Заначка в стене, сделанная двадцать пять лет назад.

Он повернулся к окну. Вдали показал себя песчаный карьер. Снова громыхнули двери тамбура, отвлекая внимание. В вагон зашли четверо. Неторопливо так вошли, по-хозяйски. Двинулись гуськом по проходу. Прошли мимо Токаявы, по очереди окинули оценивающими, цепкими взглядами. И потопали дальше.

Все вошедшие были примерно одного возраста — около двадцати. Джинсы, чёрные куртки, никаких вещей в руках. Впереди явно вышагивал вожак этой маленькой стаи — вид у него был поуверенней, чем у других, поматёрее.

Пройдя вагон до другого конца, они не вышли в тамбур, а опустились на свободные места на тех двух скамьях, где расположились студенческого вида паренёк и две его девицы. Очевидно, и недвусмысленно загородили проход.

Токаява расслышал резкий щелчок. Такой звук издает раскрываемая «выкидуха». Понятно, что не только она умеет так щелкать. Но на ум пришла именно выкидуха — может, из-за того, что один из четверки слазил в карман и что-то оттуда вытащил.

Девица, сидевшая к Токаяве лицом, побледнела, что было заметно даже с расстояния в десяток метров. Задрожали губы, задергались ресницы. Кажется, она была готова немедленно разреветься. Студент, сидевший к Кебоши спиной, сгорбился, вжав голову в плечи. Струхнул. Вторая девица завертела головой, видимо, в надежде углядеть подмогу и позвать ее — но вожак что-то коротко бросил, что-нибудь вроде «повернись и не дергайся, сучка, на лоскутья порежу». Возымело — затихла.

После этого вожак принялся о чем-то вещать, переводя взгляд с одного на другого. Слов Токаява не слышал — далеко, да и говорили негромко. Впрочем, и так все понятно, какие тут ещё могут быть гипотезы сомнения и неясности — мелкий грабеж. Сейчас идет фаза — запугивание. Затем наступит фаза изъятия ценностей. Великих ценностей конечно не нагребут. Однако даже пенсионеры все сейчас при мобильниках, а уж студент без мобильника — это нонсенс. Не говоря уж о студентках.

Деньжатами волчата, скорее всего так же особо не разживутся, решил Токаява, но могут поснимать колечки-сережки, а то и рюкзачки отберут — и сами рюкзаки чего-то стоят, и что-то ценное там запросто может найтись. Скажем, фотоаппараты.

Тактика рекетиров читалась легко. Поди, не Наполеоны Бонапарты по электричкам шатаются, чтобы применять в деле мелкого грабежа особо изощренный выверт. Обчистить лохов, просидеть вместе с ними, запугивая и контролируя, до ближайшей станции, до которой катить минут семь, — вот и весь стратегический расклад. На остановке выскочат из электрички, и ищи ветра в поле. Мелкий криминальный промысел, в некоторых местах необъятной страны просто не изживаемый.

«Не иначе, волчата зарабатывают на наркоту», — решил Токаява со вздохом. Он слишком много жил в России, пережил «девяностые» и был знаком с нравами современности не понаслышке, затихшей в «десятые», но возобновлненные в середине двадцатых, в связи с чередой кризисов.

Ситуация напомнила Токаяве излюбленный сюжет советских фильмов: гопники выдрючиваются в электричках при полном равнодушии граждан пассажиров. Как правило, киношные гопники куражились и дурковали ради чистого искусства без всякой практической цели. Здесь же ничего похожего: никаких лишних слов и жестов, серьёзно всё и по-деловому. И, скорее всего, также по-деловому двинут в живот, что парню, что девчонке, если кто-то из них вздумает что-то выкинуть. Ножичком вряд ли начнут орудовать. Разве что слегка резанут по руке для острастки.

Хотя, если наркоманы, то кто их знает.

Токаява снова вздохнул и поднялся со скамьи, забирая рюкзак. Прихватил и кожаное пальто, повесил на руку. Он двинулся в сторону всей этой компании уверенно. Шёл он быстро, всем своим видом показывая, что хочет как можно быстрее убраться из вагона, подальше от неприятностей. В своей прошлой жизни он возможно так бы и поступил — сбежал бы в другой вагон, где побольше людей и поменьше неприятностей. Мол, не мои сложности. Зачем рисковать здоровьем пенсионеру, а то и жизнью за чужое имущество? Спорт спортом — жизнь жизнью.

Но как истинный самурай он ничего не боялся. Более того — он чувствовал возбуждающий прилив адреналина. Ему хотелось схватки, как когда-то в молодости. И еще он почему-то явно чувствовал ненависть к этим уродам.

За двадцать шагов по вагону, Токаява продумал все свои действия. Нарисовал их в голове, как чертеж на кальку нанес. И больше не сомневался. Он поравнялся с компанией, заметив, что гопник засунул руку с ножом под распахнутую куртку. Не хочет, выродок, светить лезвие перед посторонним.

Это хорошо, это правильно, получается лишняя секунда, пока будет доставать. Токаява прошел мимо, старательно не глядя ни на кого, но на всякий случай, фиксируя боковым зрением, не дернется ли кто-нибудь в его сторону. И был готов встретить, если дернется.

Не дернулись.

Токаява естественно, будто так и надо, свернул в соседний отсек. Мгновение — и, скинув пальто с руки, набросил его на голову гопнику с ножом (тот сидел к нему затылком). Ещё мгновение — и Токаява нанес сзади и сбоку сильнейший удар в голову гопнику, что сидел рядом с выкидушником. Попал туда, куда и метил — в висок.

Удары смягчать он и не думал, бил на поражение, как и надо поступать в схватках, где не хочешь лечь с распоротым брюхом, а жаждешь победить.

Сенсея не волновали последствия. Они должны были волновать гопоту, когда те собирались на промысел. Пускай теперь расхлебывают свою же кашу.

Ещё мгновение — и Токаява швырнул через спинку сиденья, как через забор, поднимавшемуся ему навстречу гопнику рюкзак в грудь, опрокидывая его назад.

Затем резко развернулся и ожидаемо оказался лицом к лицу с поднимающимся с сиденья вожаком. Ухватил главаря за куртку и, пятясь, выволок в проход.

Всё просто — прикрылся им от сбросившего с головы куртку и рвущегося в схватку гопника с ножом.

Конечно, когда нападаешь на людей, не ожидающих нападения, имеешь преимущество. Оно исчисляется мгновениями, но для кого-то и мгновение — целая вечность. Всё-таки годы берут своё (Токаяве на тот момент было около шестидесяти) и стоило создавать для себя преимущество.

Вожак попытался правой рукой вцепиться ему в горло.

Может, опытный в схватках ближнего боя человек, избрал бы единственно верную в данный момент стратегию — подсечкой завалить противника на пол, понятно, повалиться и самому, но тут на помощь должны прийти подельники. Но гопник явно не был опытным человеком. Он понадеялся на превосходство в габаритах перед этим мужиком. И в этом была его ошибка.

Токаява без труда перехватил руку, сжал пальцы на запястье вожака и взял его руку на излом. Он нисколько не сомневался, что окажется сильнее. Вряд ли гопник всё свое время посвящал работе над собой, изнурял свое тело физическими муками. А он каждый «лесной» день чуть ли не с утра до вечера ломал пальцами прутья и деревца, отжимался на этих самых пальцах до полного их онемения, таскал-поднимал камни, бревна. И сейчас чувствовал свою силу так, как никогда прежде. А будь это не так, окажись он слабее — тогда все зря, тогда он не готов к задуманному. И где-то дальше не сдюжит, и грош ему цена тогда вообще. Не стоит и жить.

Без труда подчинив своей силе вожака этой гопницкой шайки, Токаява развернул его и швырнул тело под ноги сбросившему куртку с головы и грозно приближающемуся волчонку с выкидухой.

Волчонок споткнулся, потерял равновесие и, падая, получил от сенсея прямой, с короткого замаха удар в нос. Раздался смачный, как в озвучке к гонконгским боевикам, хруст.

«Оставим докторам разбираться, что там хрустнуло», — прикинул Токаява.

Выкидуха, звякнув, упала на пол, и сенсей мгновенно отправил ее ногой под пустующие сиденья. Затем, обхватив голову вожака (сломленного вожака — и не столько физически, сколько психически), приложил его затылком о край сиденья. Ещё один оказался в глубоком и долгом ауте. Не скоро очухается.

Тот, кто давеча размахивал выкидухой, сейчас, стоя на коленях, заливался хлещущей из носа, как из открытого крана, кровью. Он был больше не боец. И сопротивляться не собирался.

Но Токаява был опытен и никак не собирался оставлять за спиной дееспособных врагов. У каждой схватки свои законы и ты их должен чувствовать, иначе победа может обернуться проигрышем в момент твоего мнимого торжества. Здесь ясно читался весьма простой закон — ты должен надолго вырубить всех.

Любителя холодного оружия Токаява вырубил ногой в челюсть простым «футбольным» ударом. Быть благородным по отношению к подонкам — себе дороже.

Оставался последний из разгромленной за считанные секунды шайки. Этот гопник сидел на деревянной лавке и глупо лыбился, всем видом показывая покорность и готовность разойтись миром. Бежать и бросать товарищей, видимо, виделось ему форменным западлом, а бросаться на мужика — он уже это понял — крайне опасно для здоровья. Он хотел сдаться и остаться невредимым. Выставил перед собой раскрытые ладони и сиропным голоском проблеял:

— Не, дед, я ничего.

— Подвинься. — Токаява опустился рядом с ним на лавку, подбирая рюкзак. Ничуть не устало опустился — не много сил у него отняла эта расправа, прямо скажем.

Студенческая троица сидела ни жива, ни мертва. У каждого глаза по пять копеек. Наверняка сейчас пытаются убедить себя, что это все происходит на самом деле, а не в компьютерной игре.

— Вы, трое. Встали, собрали вещи и в первый вагон, там много людей, там и сидите. — Людям в шоковом состоянии нужны четкие ясные и громкие команды. — Пошли, давай!

Пришли в себя. Повторять два раза не пришлось. Подхватив свои студенческие рюкзачки, они сорвались со скамеек и шустро двинули к тамбуру. К ближайшему, конечно.

— Не туда! В начало поезда, я сказал! — поправил Токаява.

Студенты послушно развернулись, и быстрым шагом посеменили, на сей раз в правильном направлении. За ними грохнули, сомкнувшись, двери тамбура.

Токаява с последним гопником остались в вагоне вдвоем из людей в сознании. Сидели рядышком на поездной лавочке, как дедки на завалинке.

«Проверка, — пронеслось в голове у сенсея. — Ты больше хотел самого себя проверить, чем рвался помочь».

Хотя, чего уж там, сейчас он был доволен, что возвращающиеся с дачи молодые люди не лишились вещей и денег, вряд ли для них лишних. Раз разъезжают не на папиных машинах, а на электричке — значит, не из богатых семей. И не пришлось девчонкам плакать, а пацану чувствовать себя перед ними ничтожеством, раз не смог защитить. А ведь не смог бы. А коли б полез геройствовать, мог бы и получить, и весьма чувствительно.

«Доволен… Хм. Значит, некоторые эмоции у меня ещё живы — болтаются, как нервы удаленного зуба».

— Ладно, будем заканчивать, — Токаява повернулся к последнему из гопников. — Отрывай задницу от лавки и давай выворачивай карманы своих дружков и свои тоже. Все деньги и мобилы сюда — на скамейку. Живо.

Последний из гопников безропотно бросился выполнять приказ. Благо дружки его валялись в отрубе, и видеть его унижение не могли.

— Молодец, — похвалил Токаява, когда на скамье напротив выросла небольшая горкам из четырех сотовых телефонов и смятых купюр. Негусто там было купюр, видимо, сегодня они только-только вышли на промысел.

Трофеи сенсей намеревался забрать без всяких сомнений и благородных терзаний, разве что сотовые ему были ни к чему — выбросит в мусорку возле «ментовки», там быстро найдут. Сначала дворники или бомжи, потом сотовые так или иначе попадут в полицию. И если люди писали заявления о налётчиках с описью потерянного, то сотовые к ним вернуться. Во всяком случае, шанс есть.

Но сперва надо довершить начатое.

Он практически ласково приобнял за шею потускневшего волчонка.

— Ну что, скажи, что-нибудь напоследок.

Токаява сомкнул совсем не стариковские мускулы на шее гопника. Тот задергался, но куда там! Бесполезно. Все равно, что аквалангисту без ножа пытаться выбраться из рыболовной сети.

Сенсей чуть разжал захват. Все-таки интересно, что он выдаст напоследок. Что-нибудь оригинальное или из обычного гоповского набора.

— Ты труп, сучара…

«Обычного». Дальнейшие слова выходили с хрипом.

— Да, я близок к могиле, — пробормотал Токаява, отпуская захват и укладывая на лавку потерявшего сознание неудачливого «джентльмена удачи». — Но могу и с собой забрать.

Что ж, теперь на ближайшей станции придется из электрички выходить уже ему. И ждать следующего поезда. В этом дальше выйти может быть весьма беспокойно.

Так город встречал блуждающего туриста.

* * *

Последние, ровные шаги от автобусной остановки по знакомым улицам и вот он родной дом, уютный, милый дворик, так когда-то близкий сердцу. Вот он почти и дома, в котором не жил десятки лет, сбежав из тогда ещё Ленинграда в Хабаровск, подальше от позора проигранных соревнований и всех сопутствующих событий. Бежал в глубинку страны, на задворки — на Дальний Восток.

Не хватало разве что фанфар при возвращении, но не до них. Кто его помнит в этом бурлящем страстями городе?

Так странен этот момент возвращения, выбрасывает в какое-то пограничное состояние. Сколько забытых чувств всплыло внутри, их всколыхнуло со дна души поднимающейся бурей.

Дождливая погода лишь усиливала эффект ощущения не реального мира, а словно какого то Чистилища, в которое верит весь католический мир, но не православные или протестанты, хотя вроде бы те же «братья во Христе».

Вроде бы Чистилище это этаж между мирами, где принято страдать за грехи, но не так, как в аду. Да и прописка временная. Но за какие такие грехи он получил столько страданий по жизни?

Капли стучали по кепке, плащу и рюкзаку. Навевали тоску и грусть сенсею. Совсем не светлую «белую» печаль, как у Пушкина в ссылке в деревне, а настоящую депрессию, которая пытается утопить тебя и терзает за самое сердце, сжимает его больно ледяной рукой, стискивает так, что остаётся лишь в бессилье скрипеть зубами.

Плохо на душе, плохо. Мрачное настроение для возвращения. Токаява и не подозревал, что будет настолько скверно погружаться в прошлое. Хотя чего ещё ждал?

Сколько же воспоминаний навевает эта обожженная шпаной скамейка у родного подъезда? Воспоминаний светлых, добрых. Посаженный в день рождения дочери собственными руками саженец ёлки, не раз спасённый от собак, уверенно отвоевал себе место под тусклым солнцем мегаполиса.

«Ему столько же лет, сколько было бы Алёнушке, доченьке моей любимой». — Вдруг вбило гвоздями в голову Токаяве простую истину.

Сенсей невольно схватился за грудь, ощущая как бешено заколотилось не молодое уже сердце. Мысль о дочери выбила из колеи. Горло сдавило и стало трудно дышать. На глаза навернулись давно позабытые слёзы. Вспомнилась русская жена и их общая дочь, трагически погибшие в автокатастрофе.

Все те же девяностые. Лексус местного чиновника вылетел на встречку и Вероника первой вывернула руль, улетев с трассы… в бетонный столб.

В вынужденном бессилии Токаява присел на ту самую опалённую скамейку, прижавшись рюкзаком к разрисованной спинке. Силы покинули тело. Впервые за последнее время не мог пошевелить и рукой, словно из тела вытащили все кости, оставив лишь какую-то вату. Робот без батареек.

Дышать пришлось медленно, осознанно, нагнетая в себе холодный гнев, вспоминая все цели. Одну за одной. От простого к сложному. Ступенька за ступенькой. Только так можно добраться до крыши плана, что поставил перед собой.

«Всё по порядку: одну цель за одной. Не раскисать. Только не сейчас! Никакой слабости… Всё потом… Успокойся… Ты знаешь, для чего ты ещё жив». — Замелькало в сознании, подгоняя самонастрой.

Токаява попытался сглотнуть возникший в горле ком, но куда там? Легче выдрать кадык.

Запиликал домофон, отвлекая внимание. Отворилась дверь. Первой показалась овчарка на натянутом поводке, следом сонный вихрастый парень, едва удерживающий тот самый поводок в тонкой, бледной руке. Слабая кисть, казалась, вот-вот переломится.

Собака рвалась на волю изо всех сил. И сил этих в ней было гораздо больше, чем в хозяине.

— Да подожди ты! Не успеешь что ли?! — Крикнул зло собаковод.

Овчарка меж тем спустилась со ступенек и залаяла на незнакомого ей человека восточной наружности на скамейке. Как говорят в деревнях — забрехала. Пристально, с хрипотцой, старясь вырваться и растерзать человека если не на куски, то хотя бы откусить клок мяса, подрать одежду и кожу.

Овчарка ненавидела заочно, пытаясь высказать всю накопившуюся внутри злость на глупого хозяина, на все жизненные лишения и прочую собачью жизнь в большом городе. Она ненавидела всех. И Токаява Кебоши не был исключением.

Хозяин замешкался у дверного проёма, силясь отдёрнуть поводок. В связи с недостаточной физической формой, получалось не очень. Овчарка в постоянных попытках вырваться на свободу получила так необходимые ей полметра пространства, чтобы совершить один рывок к цели…

Токаява зыркнул из-под козырька кепки, и как плеть стеганула в воздухе. Молча перехватив ненавидящий взгляд собаки, старый японский мастер постарался показать свой внутренний мир. Точнее его пепелища, разруху и хаос. Передать одним взглядом. Открыть внутреннего зверя миру. Ненадолго и только самый его краешек, но должно было хватить.

Сколько всего накопилось внутри за десятилетия?

Взгляд длился всего мгновение. Внутри Токаявы не было ничего из того, что ощущают собаки: ни страха, ни сомнения. Четвероногая боевая машина увидела лишь холодные, полные отчаянья глаза человека. А ощутила ещё больше.

Лишь миг прошёл, но словно промелькнула незримая искра между ними. И два зверя поняли друг друга моментально. Нечего делить, нет друг к другу претензий. У каждого своя сучья жизнь.

Лай оборвался, поводок провис, коснувшись асфальта. Собака покорно присела, чуть опустив голову, признав верховенство человека. Высунула язык. Внутренний зверь Кебоши был страшен даже ей. Воли в нём было столько, что можно было остановить и стаю собак.

Страшный, страшный человек. С таким лучше не связываться. Нечета её хозяину. Настоящий вожак. Только не стаи. Одиночка. Такие опаснее всего.

Овчарка резко отпрянула в сторону. Отскочила, как от огня, увлекая за собой заодно и полудохлого хозяина вглубь дворика. Задохлик промчался перед Токаявой едва успевая расставлять ноги. Расклячился, чтобы не свалиться в лужу, которых так хватало вдоль улицы.

Токаява и сам резко поднялся. Силы пришли внезапно, резко уничтожив слабость на корню. Перемахнув пару ступенек, он схватил за край закрывающейся двери. Успел вовремя.

В его время домофона, конечно же, не было. Он точно помнил, что на ключах в рюкзаке не болтался магнитный замок. А стоять у подъезда, ожидая соседей, не хотелось. Но не это же предало сил. Так что? Страх быть покусанным собакой? Нет, скорее она испугалась. Ощущение внутренней борьбы, из которой временно вышел победителем? Возможно.

Ещё шаг и вот он знакомый тёмный подъезд, вечно неработающая лампочка. Сколько бы не вкручивал в своё время, всё равно не переживала и вечера.

Ноги понесли к лифту по привычным ступенькам, глаза нашли металлическую кнопку. Нажать-доехать. Какие-то знакомые схемы в голове. Мозг можно не включать. Отработано на алгоритмах. Но как же это непривычно ни о чём не думать. В лесу так не получалось. Алгоритмы вроде как всецело — достояние города.

Старые привычки, казалось, не изжили себя даже за годы. Кажется, словно только зашёл в подъезд и стоишь, теребишь в руках ключи, ожидая неторопливого лифта. Его створы вот-вот распахнуться. Приедешь на нём до своего этажа, повернёшь направо, сделаешь пару шагов и позвонишь в знакомый, обшарпанный звонок. И откроет дверь жена, а из комнаты послышится крик дочки. Радостный, любимый.

Всё спокойно, всё знакомо. Семья.

Токаява тряхнул головой, отгоняя морок наваждения. Он отпрянул от лифта и помчался вверх по лестнице, перепрыгивая через две-три ступеньки разом. Сердце бешено застучало. Не от душевной боли и тем более не от усталости, нет — выносливости в теле накопилось в десятки раз больше, чем на четыре этажа, но просто до скрипа зубов захотелось какого-то действия. Бежать изо всех сил, кричать во всё горло, разогнаться и ворваться в ту прошлую жизнь, прорвать какую-то невидимую завесу, разделяющую этот и тот мир. Преодолеть мрачное, холодное настоящее, вернуться в свой привычный мир, где любят и ждут!

И вот последние ступеньки… но вместо прошлой жизни лишь знакомая дверь перед носом. Чёрная, чуть обветшалая краска привычно режет взгляд.

«Надо бы подкрасить, подновить», — само собой мелькнуло в голове. Так всегда случается для успокоения совести. Вроде бы подумал, что надо сделать — и на полшага приблизился к делу. А значит, начало где-то не за горами. А значит, уже почти сделал, а значит, совесть домохозяина снова может спать спокойно.

Руки опустили рюкзак с плеч, нырнули в боковой кармашек за ключами. Меж пальцами зазвенел железом клочок прошлой жизни. А тот, что гораздо больший клочок этой жизни, даже не клочок, а целый клок, вот он — за дверью. Открой дверь и предайся воспоминаниям, которые утопят тебя в себе огромной волной цунами.

Ключ от общей двери, однако, не подошёл. Токаява стал тыкать всеми ключами в замок, но ничего не выходило.

— Впрочем, чему я удивляюсь? — Буркнул Кебоши, смирившись с тем, что сам в свою квартиру не попадёт.

Пальцы потянулись к звонку соседей. Раздалась мелодичная трель. Странно, но это первый раз, когда услышал её. Обычно заходил к соседям со стуком от двери к двери. Звонить не приходилось. Вроде бы мелочь, но из мелочей и состоит эта странная жизнь.

Незнакомая женщина в халате и бигуди, с глазами, метающими молнии, открыла дверь. Сразу стало видно, что гостей не ждала. И случайных посетителей заочно ненавидела так же, как собака на улице свою жизнь. Посмотрела, во всяком случае, как на врага народа, выражая мрачным неухоженным лицом полное недовольство.

— Здравствуйте. Я ключ от общей двери потерял. Не могли бы вы открыть. Я ваш сосед. — Бесцветно обратился Токаява.

— Сосед? Разве прошлый переехал? — Ответила женщина, не открывая двери.

Токаяве показалось, что ослышался. «Бывший сосед» застыл, глупо глядя сквозь прутья решётки на тот мир, который почему-то не желал его впускать.

— Куда я переехал? Уезжал я просто… надолго. Вот вернулся. Никуда я не переезжал!

— Ладно. Разбирайтесь сами. Я сейчас, сейчас, — тихо пробурчала соседка, покорно шелестя ключами. Едва открыв общую дверь, она тут же исчезла за своей.

Токаява накинул на плечи рюкзак, перешагнул порог и снова завозился со своими ключами, покоряя второй замок.

Ключ от своей двери… НЕ ПОДОШЁЛ!

— Да что за чёрт?! — Токаява, испробовав все попытки войти в дом, замолотил в дверь, как боксёр по груше. — Открывайте!!!

За дверью послышалась возня. Толстый мужик поперёк себя шире возник на пороге, заслонив собой проход. Почёсывая пузо, толстяк недовольно обронил, лениво двигая мясистым подбородком:

— Слышь, ты куда ломишься? Мне что мусоров позвать?! Или сам макушку под табуретку подставишь?

— Так стоп, вы что-то путаете, — выдавил Токаява, в сумбуре мыслей пытаясь подобрать куда-то запропастившиеся необходимые слова. — Понимаете, это моя квартира. И я не могу понять, что вы тут делаете.

— ЧЕГО?! — Рявкнула бульдогом туша под центнер весом.

— Моя квартира, — снова повторил обрусевший японец, ощущая, как попадает в какой-то ступор, странный транс осознания.

Вроде произошло что-то ужасное. Но почему?

— Слышь, деревня, говна объелся? Какая твоя? Привиделось что ли? — Обратился новый хозяин квартиры как барин как к нищему, просящему милостыню.

Лжехозяин сделал столь быстрый вывод, окидывая прикид Токаявы: старая выцветшая кепка, потёртый рюкзак, стоптанные походные ботинки, застиранные штаны, свитер в катышках. Ну, точно, нищий милостыню пришёл простить и гонит какую-то пургу.

— Я ниоткуда не рухнул, — ощущая в себе поднимающуюся бурю гнева, всё же тихо ответил Токаява. — Я Токаява Кебоши. Настоящий хозяин этой квартиры… — добавил лесной пришелец, припоминая, что документы на квартиру как раз остались в квартире.

То есть все красивые бумажки из лучшей бумаги остались за порогом, пройти за который мешало «это» в дверном проёме.

— Да, вали отсюда, козёл! — Подтвердил новый широкомордый хозяин квартиры и со всей дури собирался было хлопнуть дверью перед носом растерянного японца, но Токаява успел подставить ногу и схватить за край двери до того, как она набрала разгон. Реакция работала и в состоянии этого недолгого ступора.

— Слушай, погоди, говорливый. Давай по-хорошему разберёмся, — вновь попытался Токаява, на сей раз повышая голос.

— Я тебе, сука, сейчас так разберусь, — пообещала «туша», и Кебоши отлетел от мощного толчка, врезался в электросчётчик, вминая алюминиевые дверки рюкзаком. После чего дверь от родной квартиры проворно закрылась.

Токаява не ожидал подобной грубости. Зубы стиснулись, кулаки сжались, глаза и без того холодные, вовсе налились льдом. Пусть у кого-то они наливаются кровью, его же ярость была холодна и спокойна. Потому — лёд во взгляде.

Он снова позвонил соседке и обронил в приоткрывшуюся дверь:

— Простите, я пройду, — скорее сказал, чем спросил японец и без приглашений прошёл в квартиру соседей, спокойно отодвинув соседку плечом.

— Стой, куда ты? — Запоздало рванула вслед соседка, глядя, как незнакомец, не разуваясь, быстрым шагом идёт на кухню, а оттуда с подхваченным с пола топориком для рубки мяса бодро шагает на балкон.

Балкон соседей оказался застеклён, а вот собственный всё как-то времени не было: работа, суета, лень, в конце концов. «Руки не доходили», да и особой необходимости не было звать мастеров. Склад хлама он и есть склад хлама. Чего его украшать?

Токаява открыл боковое окно и перелез ногами. Следующим действием забросил на свой законный балкон рюкзак и полез следом.

— Осторожнее! — Крикнула вдогонку соседка, переживая больше за то, что не сможет объяснить ни полиции, ни мужу, почему странный мужик выпал из её балкона. И почему в его руке был ЕЁ топор! Сейчас же всё в сплошных экспертизах, отпечатки пальцев разные, легко всё и везде доказать. Так по телевизору в сериалах показывают. Врут что ли?

Бесстрашный скалолаз, вцепившись руками в края балкона, ногой подцепил свой балкон и прогнулся, постепенно подтягиваясь, неторопливо, расчётливо приближаясь к намеченной цели. Приобретённая с годами тренировок цепкость и хваткость играла на руку.

Менее чем через минуту, Токаява оказался на родной территории. Жалость по балконной двери погасла под натиском праведного гнева. Он оттолкнулся от края балконной плиты и плечом врезался в створы, вышибая хилый замочек с первого раза.

Влетел истинный хозяин, словно в царство криков. От души завопила моложавая женщина, а здоровяк в углу комнаты перебирал всю возможную брань, которую знал. Он, однако, не спешил приближаться к мужику с топором, глаза которого сияли праведным гневом, а вид был более чем звероват: щетина, давно нестриженные лохмы, торчащие из-под кепки. В квартиру, по его мнению, ворвался какой-то дикарь! Бомжи, просящие подаяние, так себя не ведут.

«Или изображает страх, прекрасно зная, кто реальный хозяин квартиры?», — подумал Токаява.

— Какого дьявола вы в моей квартире?! — Подскочил к лжехозяину Кебоши, перекрикивая обоих и помахивая топориком перед их лицами для пущего эффекта устрашения. Так проще узнать ответы на интересующие вопросы.

— Что, значит, в твоей? Это наша квартира! — Снова закричала женщина. — Я сейчас полицию вызову! Коля, звони…

— МОЯ! — Рявкнул Токаява, снова махнув топориком. — Стоять всем на месте! Все до последнего гвоздя здесь моё! Моё и жены! Моё и дочери! Вы… здесь… чужие, — на последних словах голос Токаявы сорвался.

— Твоя — шалашик в лесу, бомжара. Уматывай отсюда, пока шею не переломал! У меня удар мощный, не сомневайся! — Заверил широкомордый, расценив заминку, как слабость и уверенный в своей победе заранее. — А то я сейчас свой тесак достану, и уйдёшь по кусочкам! Тебя шваль собачья по мусоркам доедать будет потом…

Токаява не удержался и, резко подскочив, припечатал обухом топорика широкомордого в локоть, удачно задев нерв. Проворно добавил носком ботинка в объёмный живот. Два незамысловатых удара, но гонор лжехозяина поутих. Опустившись на пол, толстяк сквозь зубы зашипел, держась за локоть.

— Хана тебе, червяк… На удобрения пойдёшь.

— Заткнись! — Рявкнул Токаява, пытаясь собраться с мыслями. — И я повторяю вопрос, — продолжил он, помахивая топориком перед собой. Оружие вроде бы предавали словам дополнительный вес. — Какого хера вы делаете в моей квартире?!

— Что за левый вопрос? Мы купили квартиру. — Выдавил мужик, лупая кровавыми глазами навыкате. Он был похож на разъярённого быка, не хватало только красной тряпки перед глазами.

— Бумаги в зале. Там всё как надо. — Подтвердила крикливая женщина и добавила чуть наглее. — А полицию-то мы ещё как ты ломиться начал вызвали! Скоро приедет.

Обычно невозмутимый Токаява от избытка эмоций рыкнул зверем, воткнув топорик в кровать возле жены. Воткнул и снова выдернул, продолжая водить холодным оружием в воздухе перед собой. Чего-чего, а с ножами в лесу напрактиковался.

Раньше здесь стояла их с женой кровать! И кроватка дочки рядом. Эти двое непонятных людей не вправе были выкидывать её и ставить свою! Кто им позволил? С чего они решили, что могут поступать, как захотят?!

— Какие бумаги?! — Заревел туром Токаява. — Это МОЯ квартира! МОЯ!!!

— Бумаги… — залепетал толстый мужик, глядя то на незнакомца, то на топорик в руке лохматого мужика. По его мнению дикарь был неуравновешен и действительно мог воткнуть остриё в него или жену. — … на рынке недвижимости… купили… риэлтор… всё, как надо.

«Почему они постоянно повторяют это «всё как надо»? Похоже на что-то отрепетированное заранее!» — мелькнуло в голове японского мастера.

— Не придерусь? Риэлтор? — Токаява наклонился над хозяином. Решив, что криками ничего не добиться, угрожающе понизив голос, бывший хозяин квартиры спросил. — Топор сейчас тебе в череп воткну, и посмотрим, кто не придерётся… Кто этот риэлтор? Ф.И.О., адрес, контакты. Быстро! Бумагу с ручкой взял и записал! А ты… — Токаява зыркнул на женщину испепеляющим взором, не забывая изображать маньяка, провести у её лица кончиком топора. — Дай ему ручку! И покажи мне все ваши бумаги на квартиру.

— Ага… хорошо… сейчас… — забормотала она, роясь в прикроватной тумбочке. — Вот ручка, вот бумага…

Через пару минут Токаява вертел в руках бумажку с данными.

Каваева Ольга Юрьевна — гласила одна бумажка. Так же подслеповато Токаява вглядывался в качественные листки бумаг, которые почему-то гласили, что квартира не его. С этим предстояло разобраться более досконально, пристально… но не здесь. Если эти насекомые, что завелись в его квартире вместо тараканов действительно вызвали полицию, то по этим бумагам вся правда на их стороне, а ему припечатают пару-другую интересных статей.

— Так, слушайте меня оба. — Токаява пристально посмотрел на лжехозяев. — Я потолкую с вашим риэлтором. И в ваших интересах, если вы окажетесь здесь ни при чём. — На последнем слове Токаява рявкнул так, что женщина вздрогнула. А толстяк лишь хмуро усмехнулся, взглядом обещая немедленную смерть, как только он придёт в себя.

— Мы поняли, — обронил глухо толстяк за себя и за жену.

Интуиция, развитая в последнее время в лесу, говорила, что через подъезд выходить уже не стоит. Наряд полиции, возможно, был близко. Токаява засунул все бумаги в рюкзак, затянул лямки и, кинув рюкзак с балкона, полез следом. Быстро спустившись по застеклённому третьему этажу, с уровня второго этажа спрыгнул на асфальт.

Выпрямившись во весь рост, японский мастер быстрым шагом направился через дворы, явственно ощущая затылком три пары глаз. Соседка и новые обладатели его квартиры смотрели так пристально, что казалось, куртка сейчас на спине загорится.

«Стоит при первом же случае сменить прикид хотя бы на тот, что есть в рюкзаке, а по возможности подстричься и побриться, привести себя в порядок. Надо будет поработать над внешностью. — Твёрдо решил Токаява».

Ощущение взгляда пропало лишь тогда, когда он слился с толпой на людной улице.

— Что ж, Ольга Юрьевна, ждите в гости, — обронил едва слышно Токаява, и лёгкая улыбка едва-едва коснулась губ. Любой бы из прохожих отметил, что глаза незнакомца, бредущего по улице, выглядят странно. Более чем странно.

Но никто не смотрел в глаза. Все были заняты собственными проблемами.

Синдром города.

— Время звонить старым друзьям, — пробормотал уставший от всего японец.

Несколько часов спустя.

Такси остановилось перед высоко-этажным зданием. Даниил Харламов передал водителю купюры забинтованной рукой, отказавшись от сдачи. Задрав голову, он с ходу пытался высчитать этажность здания, но шея затекла прежде, чем добился успеха. Определённо стоило заняться этим прежде, чем так близко приблизился к высотке. Эти законы, по которым в Санкт-Петербурге разрешили строить высотные здания, не шли городу на пользу.

Пришлось плюнуть на всё и выйти из машины. У входа его ждал слишком хорошо знакомый человек с как обычно грустным взглядом. Нотка ностальгии проявилась в повлажневших глазах.

— Сенсей, какая встреча. — Харламов обнял бывшего тренера и тепло улыбнулся. Впервые за последние месяцы. Так приятно было увидеть старого друга. Человека из детства, который помогал закалять волю и характер и способствовал путешествиям. Ведь если подумать, то все командировки начались с его легкой руки. И соревнования в Японии порядком повлияли на жизнь, заставив верить в себя. В Стране Восходящего Солнца мастеров боя оказалось не больше, чем на Родине. И качеством те уступали. Так приятно оказалось развивать слухи и легенды.

— Что с рукой? — Оценил перелом правой руки Токаява.

Сложный перелом. Двойной-тройной. Иначе боец не стал бы гипсоваться. Судя по всему, энергетически Медведь был на нуле, иначе давно срастил бы кости.

— По Лондону за олигархами охотился, — без улыбки ответил Даниил. — Зацепила охрана. Опытная, мать их.

— Так это ты их?

— Я то что? Один в поле не воин… Группа, — протянул Харламов. — Не будем об этом. — Что у тебя за проблемы? Я сразу и не поверил, что ты позвонил. Примчался как смог. Жаль не могу прыгать как Скорпион с Семёном. Прыг и на месте. А один раз меня даже на Луну забросили. И знаешь, она совсем не серая. Хоть и действительно искусственная. Слишком совершенная для случайного объекта и полая внутри.

— Где же они все сильные мира сего, которые подтвердят твои слова без опоры на науку?

— Никто не знает. Ушли все Сильные. Всё осталось на нас. Давай сконцентрируемся на задаче. Остальное — потом. Через восемь часов Василий отвечает на ультиматум. Если Круг не одобрит переворота, начнется суета многоходовки. — Даниил вздохнул.

Токаява в несколько предложений изложил суть вещей.

— Ясно. Отжали твою квартиру еще в конце девяностых-начале нулевых, а ты и не знал, — заключил устало Харламов, ткнул в ухо, коснувшись мини-наушника. — База, запрос. Каваева Ольга Юрьевна. Риэлтор. ООО «Метры для жизни». Полный доступ разрешаю. Ключ три семь пять восемнадцать двадцать восемь альфа дегриз.

Под курткой Харламова засветилось. Расстегнув молнию здоровой рукой, он достал модернизированный бронированный планшет. На сенсорном экране потекли вереницей строки информации. Харламов поморщился, вникая в суть.

— Ещё одна хитрая сука наживается. Идём, сенсей. Мне словарного запаса на магические мантры матов не хватает. Но суть в том, что эти недочеловеки совсем с квартирами страх потеряли. И так ипотека заоблачная, люди почти души закладывают, и то последнее отнимают. Какие уж тут крепкие ячейки семьи, да?

— Я просто хочу справедливости.

— И забрать свое. Мало ведь квартиры в Хабаровске и додзе в Японии, да? В прошлое полезем с головой.

— Это квартира жены. Она должна была достаться дочери.

— Что ж, сенсей, семья — святое.

Пожилой охранник на входе нехотя отложил газетку, и лениво проводил взглядом новых посетителей. Харламов прямо спросил про необходимый офис и тут же был пропущен без дальнейших расспросов. Пропусковая система в здании отсутствовала. Что наводило мыслями на старую добрую «крышу», легализованную под охранные агентства с тревожными кнопками.

Офис Каваевой находился на семнадцатом этаже, как было написано в документах. ООО «Метры для жизни» — гордо гласило название фирмы. Небольшой скоростной лифт домчал быстро, выплюнув в пустующий холл пару посетителей. То ли сказывалось вечернее время ближе к закрытию, то ли в пятничный день здесь всегда было немноголюдно.

— Сенсей, у меня просьба. Прикинься глухонемым. А там посмотрим.

Токаява кивнул.

Харламов и Кебоши побрели по этажу, цепким взглядом выискивая офис с необходимым номером. Таковой оказался почти в самом конце холла.

— Хе, без шуток — «Метры для жизни». Какие ироничные сукины дети, — обронил Харламов. — Выдать бы таким по конуре и заставить в них жить.

Миловидная секретарша, с первого взгляда оценила покупательскую способность клиента по неплохому внешнему виду Харламова — а был он одет в брендовые вещи — мило заворковала:

— Здравствуйте, вы к Ольге Юрьевне?

— Именно так, дорогая, — тоном плохо обученного интеллигента, не кончавшего Оксфорда, но неплохо поднявшегося в девяностые годы, там же и получившего дополнительное образование, ответил Харламов.

— К сожалению, сейчас у неё клиент. Вы не могли бы подождать пару минуточек? А этот человек он…

— Мой водитель всегда со мной. — Оборвал Харламов, давая понять, что прикапываться к неважно одетому Токаяве не стоит.

— Хорошо. Подождёте?

— Ну, если только минуточку. Время дорого стоит.

Секретарша расплылась в понимающей улыбке, словно строго по учебнику Дэйла Карнеги. Американский мультимиллионер знал толк в привлечении клиентов.

— Я могу вам предложить чаю, кофе, соку?

— Чаю. Чёрного. Без сахара. Две кружки, — кивнул Харламов, усаживаясь в мягкий кожаный диван. В нём можно было утонуть, сразу клонило в сон. Самое-то для долгих ожиданий.

— Можете повесить куртку на вешалку.

— Нет, я замёрз, — ответил Даниил, прикрывая курткой порезанную, забинтованную руку и оружие. — Продрог.

— Что ж, согревайтесь чаем, чтобы не заболеть, — добавила секретарша.

Оба осмотрелись. Судя по всей обстановке в офисе можно было считать, что дела у риэлторши идут как нельзя лучше. Разве что после подобных «успешных» дел черти когти точат от жгучего желания поскорее заполучить своего клиента. Но внешне всё хорошо, красиво и приятно. А значит вложено немало денег в это дело.

Девушка сделала чая и поставила на журнальный столик рядом с потенциальными клиентами. Токаява отпил, а Харламов не спешил прикасаться к кружке, делая вид, что занят планшетом. На самом деле он выжидал, пока чай остынет, чтобы можно было хлебать, не дуя, по-простому. Или делать вид.

Склонившись над кружкой вместе с планшетом, Даниил незаметно для секретарши обронил в чай несколько таблеток сильнодействующего снотворного. Помешав ложкой чай, он подождал, пока таблетки растворятся, отложил планшет и едва-едва коснулся кружки губами. Скривив лицо, Харламов выплюнул несуществующий чай во рту и возмутился.

— Господи, что вы мне налили?! Эти помои вы называете чаем?! Вы всех хороших клиентов так поите?!

— Элитный, — буркнула притихшая секретарша, готовая заранее пойти на мировую с состоятельным клиентом ради поощрения Ольги Юрьевны. Премии с комиссионных никто не отменял. Взамен начальница учила, что лучше вытерпеть все прихоти богатых граждан и получить надбавку к зарплате в конце месяца за «сложные условия», чем ответить грубостью и позволить «деньгам о двух ногах» уйти, не потратившись.

— Элитный?! — Подскочил Даниил. — Да вы сами попробуйте! Помои! Или вы кружки здесь не моете?!

Секретарша на негнущихся ногах подошла к столику — неужели на кружке осталось моющее средство, что так испортило вкус чая? — дрожащими руками взяла кружку. От волнения глоток оказался больше, чем предполагала.

Закашлявшись, кивнула, признавая плохое качество чая. Лучше не спорить. Хоть чай и был отличным, но состоятельные клиенты де факто всегда правы. К тому же от таблеток в чае присутствовал странный привкус, что можно было счесть неуместным компонентом в хорошем чае.

— Извините, я заменю. — Сказала секретарша и засеменила с кружкой к входной двери.

Тем временем, дверь к Ольге Юрьевне отворилась. Вышел довольный толстячок с папкой бумаг, сияя как новогодняя ёлка. Следом выглянула сама очкастая хозяйка, буркнув в сторону, где должна была сидеть секретарша:

— Света, что тут за шум? Ты следишь за порядком?

— Моя оплошность, Ольга Юрьевна. — Тут же выглянула девушка из соседнего помещения, где мыла чашку. — К вам клиент, кстати. — И она замолчала, припоминая, что забыла спросить ФИО человека.

— Клиент? — Риэлторша в летах поправила очки, оглядывая по-деловому хмурого Илью с ног до головы. Сделала вид, что только заметила. — Ну, заходите, раз так. Милости просим. Вы вдвоём?

— Да. Вам помешает мой водитель?

— Ни в коем случае. Главное, чтобы вам не мешал.

Харламов кивнул и пошёл следом за ней. Токаява засеменил следом, переигрывая с изображением подопечного до уровня раба.

Если в «прихожей» офиса было красиво, то сам кабинет риэлторши был раскошен. Дорогая мебель, декор, пушистый ковёр на полу, на потолке изящная люстра в стиле «Барокко». За рабочим столом же Ольги Юрьевны мог работать хоть император. На убранство Каваева не скупилась, определённо предпочитая в жизни совести роскошь.

Из скрытых колонок в помещении играла лёгкая, ненавязчивая музыка, расслабляющая ум и тело. Её вполне можно было назвать гипнотической. По личным же ощущениям Харламов как в массажный салон попал. Не хватало только ароматических свечей, резко бьющих по обонянию.

— Присаживайтесь, — предложила риэлторша.

— О, с удовольствием. — Улыбнулся Харламов и присел напротив Каваевой, про себя отсчитывая секунды до начала действа.

— По какому вопросу? — Тактично начала Ольга Юрьевна, искоса с неприязнью поглядывая на притихшего у двери Токаяву.

— Покупка элитной недвижимости, — неопределённо ответил Харламов, слушая скорее то, что происходит за пределами кабинета, чем саму риэлторшу.

— Хорошо. Что конкретно интересует? — Уточнила та, хватаясь за него цепким, многоопытным взором.

По глазам человека можно сказать многое, и Харламов предположил, что курсы психологического подчинения людей Ольга Юрьевна прошла наверняка. Её взгляд не только сверлил его насквозь, но делал всё возможное, чтобы он находился в её полной власти.

«Гипнотизёрша недобитая», — подумал про себя Медведь, принимая правила игры и продолжая играть роль богатого покупателя, ценящего больше время, чем цену вопроса.

— Пентхаус в центре города для меня, — начал бесцветно Харламов, — трёхкомнатная в этом же доме для матери и несколько двух-трёх комнатных в разных районах города. За последнее, однако, переплачивать не собираюсь и готов выслушать ВСЕ ваши варианты. — Даниил подмигнул и расплылся по стулу, заострив её внимание на отдельном слове.

Ольга Юрьевна кивнула, опустила взгляд, и уткнулась в изящный перламутровый ноутбук, в быстром режиме мучая мышку.

Не прошло и минуты, как она сказала (по всей видимости, достав давно приготовленные заготовки):

— Что ж, у меня есть, что вам предложить. Пару-тройку вариантов.

— Я весь во внимании.

На грани слуха до Харламова донесся звук падения тела в прихожей. Секретарша, наконец, вырубилась.

— Такой офис заняли и пожопились на охрану. — Тут же обронил Харламов, поднимаясь со стула и обходя стол. Но приблизился не к самой риэлторше, а к закрытому окну.

Глаза риэлторши немного округлились от такой постановки вопроса. Не ожидала.

— Охрана на входе, — напомнила она.

— Спящий дед с кроссвордом? — Подал голос Токаява. — Гениально. Возьми я хоть оружие, он не догадался бы меня обыскать.

Харламов кивнул и открыл окно, впустив в помещение звуки города. Токаява резко подскочил к Каваевой, заглядывая прямо в гипнотические глаза. Разве что теперь гипнотизёром был он. Он — кобра, она — кролик.

— Что вы себе позволяете? — проблеяла риэлторша.

— Я-то думал, у вас должны стоять хотя бы металлодетекторы на входе. С вашей-то деятельностью, Ольга Юрьевна, — вздохнул давно обрусевший японец.

В её глазах мелькнуло беспокойство, страх. Взгляд забегал.

— О чём вы говорите?

— Да всё о том же. О вашей теневой деятельности. Аферах с квартирами честных граждан. Или за вами есть ещё грешки? Так вы это бросьте. И этих хватит. — Продолжил Харламов, нависая над риэлторшой горой. Облокотившись о подлокотники кресла, он вместе с японцем продолжил смотреть ей прямо глаза в глаза.

— Я не понимаю о чём вы… — Почти прошептала Ольга Юрьевна.

Харламов немного отстранился, став от неё в пол оборота.

Токаява взял слово:

— Не понимаете? Что ж, давайте я напомню про чету Кебоши. И квартиру по адресу…

Она быстро метнулась со стула в сторону выхода, не дослушав. Харламов здоровой рукой прервал попытку побега, грубо схватив её за волосы.

— СВЕТЛАНА!!! — Закричала Ольга Юрьевна в тщетной попытке докричаться до секретарши.

Сильная мужская рука накрыла рот, заглушив звук.

— Значит, слушай меня, голосистая. — Заговорил на самое ухо Медведь. — У меня только три вопроса. Ответишь на все три — оставлю жить. Обещаю. Поняла?

Кивок в ответ.

— Вопрос первый. — Даниил назвал адрес квартиры Токаявы. — Новые хозяева, которые подписывали с тобой документы, знали про то, что квартира достаётся им не совсем легально?

— А точнее совсем не легально! — Уточнил Токаява.

Потекли секунды раздумья. Музыка в кабинете сменилась на более ритмичную, да ветер ревел, врываясь в распахнутое окно лютым зверем. Наконец, от риэлторши последовал ответ.

— Нет.

— Отлично, — продолжил Даниил. — Вопрос второй: ты давно занимаешься этой деятельностью?

Раздумье было дольше прежнего. После чего неуверенный ответ.

— Нет.

— Ещё лучше, — усмехнулся Харламов. — И, наконец, остался последний вопрос: почему люди не летают как птицы?

Риэлторша на несколько секунд впала в ступор, затем замычала, пытаясь сказать что-то в ладошку. Получалось не очень.

— Не знаем ответа? — Понимающе кивнул Харламов. — Что ж… нет, так нет. Надо честно признавать своё поражение, Ольга Юрьевна. Честность — хорошее качество. Вам в аду зачтётся.

Окно распахнулось во всю ширь. Женщина попыталась закричать, но Токаява зажал ей рот.

Харламов достал планшет.

— Будем честными. Ты солгала. Ты не первый год занимаешься этими аферами. У твоей фирмы восьмой юридический адрес за последние 15 лет. На твоём счету сотни отмытых квартир. Ты лишила крова тысячи людей. Фактически ты убила их. И не надо мне говорить, что начальник ЖКХ с женой получил квартиру Токаявы Кебоши, не зная, что она отмыта. За какие заслуги? Сообщник? Проверим. Но если ты можешь держаться на рынке такой долгий срок, значит, тебя покрывают в госаппарате. Как минимум, в городском. Значит, тоже проверим. Я бы даже сказал, ты подняла целую цепочку возмездия.

Харламов припечатал упирающуюся риэлторшу головой о стеклопакет, и когда та немного обмякла, приходя в себя от удара, подхватил на руки, забрав у сенсея. На секунду даже задумался. Внешне такая лёгкая дама преклонных годов, а внутри сидит демон, терзающий души людей.

Сколько десятков семей, сколько сотен людей оставила без крыши над головой? В стране, где недвижимость стоит заоблачно дорого, это всё равно, что подписать смертный приговор. И его собственный демон внутри, взращённый на пепелище действий подобных людей, требовал, чтобы она нашла ответ на последний третий вопрос.

Харламов перебросил Ольгу Юрьевну через подоконник здоровой рукой. Вполне осознанное действие. Оставалось лишь разжать ладонь для полёта.

— Твоё слово, Токаява.

— Зло должно быть наказано. — Отчеканил японский россиянин.

Медведь разжал руку. Крик догнал его за миг до падения тела.

Токаява вывалился наружу едва ли не на половину, разглядывая, как по асфальту расплывается багровая лужа под телом. Похоже, что черепную коробку разнесло. Высота редко оставляет шансы. Особенно, если к земле пригибает тяжесть собственных грехов.

— Вот что за жизнь? И эта не нашла ответа, — вздохнул Медведь и поправив ворот куртки, пошёл прочь из кабинета.

— Начальником ЖКХ я займусь сам, — хмуро добавил Токаява, догоняя в коридоре.

Секретарша спокойно спала на полу, развалившись на спине на мягком паласе, как на кровати дома. Харламов поднял девушку и переложил на диван. Укрыл бы и одеялом, но такого в поле зрения не оказалось. Недочёт, если хотели устроить в офисе совсем уж домашнюю обстановку.

— Сам так сам. Но инициатива без координации наказуема. Доделай свои дела и вливайся в команду. Ты нужен нам.

Через несколько минут два посетителя покинули высотное здание, поставив в голове очередную галочку о выполненном задании.

— Услуга за услугу, — кивнул сенсей. — Я с вами.

 

Глава 2

— Акт второй —

Европейская часть России.

Неуправляемая масса народа потекла по улицам. Люди, осатаневшие от повышения тарифов на все виды жизнедеятельности, от самих условий, где эффективно работается только бюро ритуальных услуг, вышли на улицы и без особого плана стали единым организмом, требующим перемен. Этот безликий, слепой и жестокий голем восстания стал быстро набирать рост и вес и за несколько часов перерос в десятки раз по количеству все органы правопорядка. Города зажглись огнём Коктейлей Молотовых и кровь потекла по брусчатым площадям и разбитым асфальтам улиц.

Русский бунт — бессмысленный и беспощадный, — писал классик в своё время и как пророк, глядящий через века, оказывался тысячи раз прав.

Станислав Лещинский шёл среди прочих людей без особого плана в голове. Махал битой, бил витрины роскошных магазинов и сжигал плотно стоящие вдоль улиц джипы. Сложно думать о чем-то конкретном, когда всем должен: друзьям, знакомым, родным, государству, банкам. Не то, чтобы кутил по жизни, был наркоманом или любил роскошную жизнь, далеко нет. Просто как-то условия загнали сначала в кабалу кредитов, потом в долговую яму, пытаясь от нее избавиться.

Всё начиналось с банков, когда брал ипотеку на создание «гнёзда» для семьи. Непомерно высокие проценты сожрали все планы на жизнь, ребёнка завести не удалось из-за дороговизны содержания «киндера» в городских условиях. Молодая жена ушла к более расторопному пожилому, но богатому человеку, занимающемуся бизнесом и имеющему связи и жизненный опыт, а рост коммунальных платежей и появление новых видов налогов привели к тому, что Станислав стал должен и государству. Оно привыкло прощать долги всем странам внешнего мира, но никогда не собиралось прощать собственный народ, предпочитая признавать его банкротом. С ликвидацией любого имущества за долги. Что представлял собой человек без личного имущества? Бомжа. Вот с массы бомжей все и началось.

Еще не собираясь становиться бомжом, в попытке удержаться на плаву, Лещинский работал на двух работах без выходных, подрабатывал, занимал и перезанимал. Гонка на выживание истощила здоровье, но ничего по итогу не дала. Жизнь, словно издеваясь, всё подкидывала и подкидывала новые проблемы — авария автомобиля с неполной страховкой, по которой он не получил ни гроша, ещё и должен остался, желание получить второе высшее образование, не прибавляющее знаний, но стабильно вытягивающее ресурсы из кошелька, «бесплатная» медицина, лечение по которой обходилось дороже получения второго образования и многие другие факторы, от которых хотелось не только волком выть, но и обнажить клыки и показать, что он не раб системы, которая загоняла его в могилу лишь с тем, чтобы выпить последние деньги ещё и с родных — за ритуальные услуги.

С особой злостью Станислав уничтожал предметы роскоши частных лиц в городе: ювелирные магазины, салоны мод, бутики и офисы банков. К чему эта бутафория иллюзии красивой жизни? Откуда она у одних, когда другие последний хрен без соли доедают? Почему у одних есть все, у других нет ничего, хотя пашут и одни и другие? Неужели потому, что он меньше работал? Бред. Он работал поболее других. Но не на себя. Система устроена так, что достижением его трудов пользовался кто-то другой. Кто-то другой покупал золотые часы и иномарки, кто-то другой обзаводился иностранной недвижимостью и щеголял в мехах, кто-то другой жил красиво и занимался собой, в то время как он исполнял функцию раба, винтика в системе, которая использовала его как мелкую детальку. И тут же выбросила за ненадобностью, едва он истощил свой ресурс. Он не смог воровать, обманывать, тем самым обогащаясь за счёт других, и потому лишь худел, терял и копил боль на несправедливость в душе.

Станислав вышел из разгромленного отделения государственного банка, в котором некогда оставил все свое имущество и застыл среди прочих восставших людей, глядя из-под козырька офиса на конец улицы. Там ехали пузатые автобусы и первые прибывшие транспорты уже выгружали людей. Людей прикормленных, на усиленном довольствии и выполняющих приказ. Такие могут спокойно плодить семьи и размножаться, прикрытые государством и причисленные к среднему классу искусственно. Как и военные милитаризованного государства. Только само государство забыло, что кшатрии его не развивают, а только защищают. Развивают только браманы, при содействии шудр и вайш. Когда же все прочие касты поставлены на место неприкасаемых, кшатрии не спасают ядро. Ядро становится против них и начинает перемалывать все и сразу без разбора. Анархия в полном виде при содействии интервентов и давно задушенных осмелевших внутренних врагов, от которых давно ничего не зависит и никогда не зависело. Просто совпало.

— Ну, вот и спецвойска, — обронил мужик в тельняшке с татуировкой ВДВ на предплечье. Парашюты нельзя было перепутать ни с чем. — Мужики, собрались!

«Мужики», а именно: молодёжь, подростки, старики, разношёрстная масса униженных собственным правительством людей, среди которой было и вдоволь женщин, высыпали из зданий на улицу и приготовили камни и бутылки с зажигательной смесью.

Тысячи полицейских перед сотнями тысяч озлобленной толпы, жаждущей крови, смотрелись хилыми ручейками из кувшинов на песках возмездия пустыни ГНЕВА. Народ побежал на выставленные щиты и врезался массой в них, как орда варваров в строй римских легионов.

Полетели бутылки и камни в полицию, в ответ полетели гранаты со слезоточивым газом. Пожарные команды не могли подъехать по улицам, да и не до водомётов было в хаосе восстания. Вместо воды на толпы людей посыпались пули. В довесок к дубинкам и электрошокерам. Сначала резиновые, а когда их запас иссяк, и полицейские стали терять строй и обрели страх, то и боевые.

Станислав с недоумением посмотрел на простреленную руку. По плечу текла кровь, быстро пропитывая рубашку. Боли не было. Все звуки и ад вокруг перестали вдруг волновать его. Он как зачарованный смотрел на алый поток, собирающийся на ладони, и не мог понять, почему его не слышат. Почему люди по приказу правителей убивают тех, кто не желает умирать по системе этих правителей? Почему обещанная свобода вдруг превратилась в рабство худшего качества? Настали темные века работорговли? Или они никогда не уходили, только закамуфлированные под свободу?

Силы быстро покинули тело. Станислав упал на спину, разглядывая безразличное небо. Состояние покоя и умиротворение охватило его. Он прикрыл глаза, приготовившись умереть. Ведь только умерев, можно освободиться от всего этого кошмара, устроенного людьми для людей ради… ради чего?

В попытке найти ответ на последний свой вопрос Станислав приоткрыл глаза. Над головой пронеслось облако слезоточивого газа, быстро разгоняемое ветром. Неумело брошенный снаряд потерял свой заряд без толку.

Тысячи звуков впились в голову: рёв обожжённого коктейлем Молотова полицейского, крик избитого дубинкой подростка, плач женщины, получившей в голову камнем рикошетом, выстрелы, рёв огня, поедающий автомобиль у обочины.

— Хватит, — прошептал Станислав, закрывая уши руками и закрывая глаза. — Хватит! Но ничего не желало прекращаться. Явь давила на сознание, и кровь продолжала литься по улицам городов и весей. Русский бунт проявлял себя по всей красе. Измученная реформами страна скидывала бремя власти и гнёта иностранного засилья. Народу не нужно было ни одно, ни другое. Им хотелось альтернативы в этом постоянном противостоянии только двух сторон.

Омоновец разбил голову орудующему розочкой вэдэвэшнику перед строем омоновцев, и подбежал к Станиславу, занося дубинку для удара над поверженным. Станислав как раз оказался на пути продвижения строя.

Стас больше всего в жизни захотел в тот момент переломать кости блюстителю порядка и… его желание исполнилось. Стас только выставил руку перед собой, а омоновца подбросило в воздух. Стас опустил руку — как подброшенное тело обидчика с силой ударило об асфальт. Поражённый неожиданным успехом, мужчина поднялся и сделал несколько шагов к прочим представителям силовых структур. В воздух взлетели сразу двое омоновцев, прочих ближайших как воздушным кулаком ударило, разбрасывая в разные стороны строй стенки из щитов, дубинок и пистолетов.

Станислав даже про простреленное плечо забыл, ощущая кураж силы и вседозволенности. Народ, не особо разбираясь в том, что увидел, обрадовано закричал и прорвался сквозь разрушенный кордон. Люди толпы стали сносить остальных омоновцев, втаптывая в асфальт ботинками и кроссовками защитников прошлой власти.

Накипело…

Восстания прокатились по всем городам. Совпало с прорвавшимся потоком магических энергий. Многие люди обрели силы, не ведомые человечеству уже несколько тысячелетий. В первую очередь эти силы применялись против старого порядка.

Новый бонус в рукаве преобразований.

Больше всего досталось многострадальной Москве, утопающих в гастербайтерах и конфессиях отнюдь не рабского менталитета.

Хорошо вооружённые полки скорпиновцев были готовы к смене режима и при поддержке тяжёлой техники и перешедшей на сторону структуры части армии и спецотрядов из офицеров старого строя, оказавшихся не у дел, взяли Кремль в кольцо и вынесли кремлёвские врата, ступая на заповедную землю с тем, чтобы вынести всю грязь, что накопилась над красными стенами.

Антисистема входила в Кремль на плечах народа, народом поддерживаемая.

Смена формата происходила быстро, угодная Провидению.

Происходило это так.

Несколько часов назад.

Некоторые говорят, что конец света — время последней, настоящей любви и обновления жизни перед смертью под порывами прохладного ветра. Другие, что Конец Света — время крутых разворотов и нестандартных решений среди луж и грязи падающего и тающего снега. Но на самом деле, Конец Света — время что-то менять и сказать себе: «Хватит жить по-старому!», среди куч мусора и окружающего дерьма, упорно липнувшего к подошве. Это время сжигать несуществующую историю и возобновлять хроники летописей были.

Даниил Харламов ненавидел потери среди личного состава, и за всё время службы в Антисистеме количество смертей в его подразделении можно было пересчитать по пальцам одной руки. Десантники это прекрасно знали, доверяя «бате», как его давно называли за глаза, как себе.

Но сегодня… в этот решающий день статистика могла круто измениться. Марш бросок в одном направлении без права отступать — фатален. Поэтому Князь Антисистемы должен был рассказывать только правду перед всеми бойцами наследия «войск дяди Васи».

У каждого должно быть право на отказ. Легитимное, невесомое, непривычное духу русского воина, но все же право отступить. И как всегда все скажут: «нет, не отступим. Веди нас вперёд, князь!».

Князь Антисистемы или маршал на военный лад, как привычнее для слуха служивых, поправил на бритой голове голубой берет десантника и вздохнул. Затем взял слово, расхаживая вдоль рядов бойцов, как некогда легендарный основатель ВДВ — генерал армии Василий Филиппович Маргелов.

Двигатели транспортников молчали. Всё аэродромное поле замерло перед напутственной речью сурового предводителя. Шагая среди людей, готовых к погрузке на самолёты системы «Илюшина» при полной боевой нагрузке, Харламов начал вещать:

— Небо оставят открытым. Средства ПВО над столицей будут молчать. Диверсия? Хуерсия! Там наши люди. Они не отметят ни одной точки на локаторах, рта не откроют. Солидарны. Военные аэродромы Подмосковья, выкупленные и перекупленные как частные у продавшегося военного ведомства, забиты лишь нашими самолётами и вертолётами. Они списаны в утиль недальновидной политикой современного государства совсем не по причине ветхости. К счастью, у нас есть мозг, и мы снова перекупили их финансами нашей структуры, а так же возвратили отчасти из-за рубежа, спасая от распила. Вскоре мы построим достаточное количество единиц новой техники на бывших военных заводах, любезно доверенных министерством обороны в наши же заботливые руки. Так что неприятностей с воздуха можно не ждать. При любых попытках сопротивления воздух будут сторожить сокращённые пилоты бывших пилотажных групп «Витязей» и «Стрижей». Наши пилоты. Более того, будут смотреть мимо даже космические и ракетные войска. Если первые не совсем понимают своё предназначение и «будут просто выполнять свою работу», то вторые не рискнут превращать в пустыню столицу отечества, как бы ненавидели столицу. Пусть у каждого ракетчика давно чешутся руки бахнуть по Кремлю, в городе семья, родственники, близкие, знакомые.

Порыв ветра заставил сделать голос жестче, громче:

— Как мы все прекрасно помним, офицеров обидели. Всех, доверявших отечеству, смешали с говном и выбросили на улицу, как бесхозный мусор. Мы помним. Мы все помним. Никто не забыт, ничто не забыто. Все долги и невыполненные обещания правительства достигли предела. Накипело. Хватит.

Даниил обвёл долгим взглядом ряды притихших лиц, как ветеранов многих военных конфликтов мира и непосредственно структуры, так и переведённых на усиление людей для «спецоперации» из прочих групп. Конечно, опытных в сфере десантирования. Людей, ранга не ниже «воеводы» по классификации Антисистемы. Восьмого из четырнадцати ступеней Антисистемы. А это означало, что им доверили ведущую роль в операции.

Впрочем, когда было иначе? ВДВ всегда там, где тяжелее. Десантников всегда боялись, потому уважали. Не зря же в уставе ВС США было чёрным по белому написано: «Людей Маргелова не брать в плен, а расстреливать их на месте, так как в плену десантник является диверсантом». Американский генерал ВС США Хейк говорил так: «Если бы мне дали роту российских десантников, то я бы весь мир поставил на колени». Американский президент Рональд Рейган высказывался не менее открыто: «Я не удивлюсь, если на второй день войны увижу на пороге Белого Дома парней в тельняшках и беретах».

Страх порождает уважение. Признание уважения со стороны вероятного противника всегда много стоило.

Сегодня день профессионалов. Все новобранцы и ополченцы пойдут только по земле. Птицам место в небе. Прочие могут идти по земле.

Харламов набрал в грудь побольше воздуха и вновь взревел над полем луженой глоткой главнокомандующего:

— С земли же нас поддержат основные силы спецназа скорпионовцев с широким пополнением расформированных в разное время подмосковных дивизий, таких как недавно списанная подчистую «таманская», а так же уволенные в запас «краповые береты» и прочий спецназ разных ведомств, выведенный государством из обращения. Государство сделали ставку на ОМОН и прогадало. В этом нам тоже везет — лучших выкинули, а мы собрали лучших, так как не можем позволить себе потерять великое наследие СССР. Мы прекрасно понимаем, что даже тридцати лет разграбления не хватило, чтобы окончательно поставить всех на колени.

Десантники одобрительно загудели.

— Нам везёт и с вооружением. Мы готовы воевать и лопатами, но в том нет необходимости. Мы достаточно укомплектованы. Но не надейтесь на прикрытие тяжёлой бронетехники. Мы не будем выводить на улицы Москвы танки и БТРы. Среди вечных пробок задыхающегося города мобильность — наш конёк. Надейтесь на то, что можете взять с собой, не более. Тяжёлое вооружение получим в точках соединения. А теперь о плохом…

Даниил поправил лямку десантного парашюта. Он намеревался десантироваться среди прочих, так как всегда шёл в бой плечом к плечу среди своих ребят. О другом варианте не было и речи. Не из тыловых генералов, отсиживающихся в кабинетах и выпивающих на рыбалках и охотах на фазендах. Так было всегда. Почему должно быть по-другому в решающий день? Хватит надеяться на покровительство сильных мира сего, пора брать всё в свои руки. Вполне человеческие, вполне земные.

— Десантироваться будем на сверхмалой высоте. Основными противоборствующими силами окажется президентская гвардия до прибытия ОМОНа и подразделений спецструктур, смежными с органами правопорядка. Если последним окажут горячий приём наши наземные силы, и о них можно не задумываться, как и о потешных церемониальных войсках Кремля, то президентская охрана выдаст нам по первое число. Придётся иметь дело с далеко не юнцами в красивых парадных мундирах и даже не с озлобленными киборгами, идущими против народа. Нас будут обстреливать в воздухе мастера стрельбы и ветераны многих боев. Так что сбрасывать парашюты как можно раньше и занимать удобные позиции без приказа. Времени дадут немного. Потом из подземки полезут «орешки» покрупнее. Тоннели под Кремлем никто не отменял. Гостей из-под земли стоит встретить огнём крупнокалиберных пушек, а их мы можем добыть, только если успеем захватить все ворота Кремля. Впрочем, большая часть радетелей власти сейчас занята разгоном демонстраций и избиением мирных граждан, так что будет полегче, чем в прочий день массовых митингов.

Харламов проверил рожок автомата и обойму пистолета, поставил на предохранители и продолжил:

— Народ восстал против поставленной власти. Сотни тысяч людей взяли оружие. Это проблема для правоохранительных органов. В Кремле остались по большей части частные охранные ведомства, а эти под пули не полезут без необходимости. Соотносить силы умеют и любят математику, где строгий расчёт. Так что зайдем и уберем всю эту псевдорусскую шваль, и вернем стране логику и статус Державы на деле. Снять звезду! Задача ясна?!

Ответный рёв сотен глоток не смогли прервать даже самолётные турбины.

— НИКТО КРОМЕ НАС!!!

* * *

Тихое, осеннее небо над Кремлем вдруг разорвало грохотом турбин самолётов и вертолётных лопастей «чёрных акул», «аллигаторов» и разных моделей Ми. Редкие прохожие, гуляющие с самого утра по Красной площади после смены толп убирающих город гастербайтеров, могли видеть, как десятки крылатых машин разрезали небо почти над самыми башнями Кремля и небо заполонили парашюты, так похожие на белые воздушные одуванчики лета. Разве что никакие одуванчики не могли быть вооружены укороченными автоматами Калашниковых с подствольными гранатомётами тридцатой модели, пулемётами «Печенег» и ПКМ, пистолетами ГШ-18, «Грач», «Скиф», пистолетами-пулемётами «Кедр», «Кипарис», «Каштан», «Бизон», снайперскими винтовками Драгунова и «Винторезами», «Кордами», всеми моделями семейства ракетно-противотанковых гранатомётов, АГС-17, ручными гранатами и прочими малоприятными подарочками для обитателей за краснокирпичными стенами, привыкшим к стабильности порабощения системы.

Оружейные систем были несколько устаревших образцов, но работали исправно и для массовой зачистки в условиях города подходили идеально. Никакие последние образцы стрелкового вооружения не могли доминировать над ними в этих условиях.

Зоркий взгляд мог разглядеть за парашютными стропами полосатые тельняшки под камуфляжными куртками и голубые береты на плечах под лямкой, чтобы не сдуло ветром. Потерять берет десантник не мог по определению.

— Десантура над Кремлем? — Обронил пожилой дед, останавливаясь и поправляя очки с толстыми линзами. Убедившись, что парашюты не мираж и не воздействие просроченных лекарств, выданных в аптеке по рецепту, он взмахнул потертой тростью и закричал голосом, словно вспоминая молодость. — Дождали-и-ись!!! Дави вражи-и-ину!!! Бе-е-ей гадов!!!

Парашюты скрылись за стенами и почти тут же послышались звуки выстрелов и разрывы гранат, подхватываемых ветром и разносящихся далеко за его приделами. Над стенами Кремля взвились всполохи огня, чёрного и белого дыма.

Оружие пошло в ход. Крики не заставили себя долго ждать. С ними мат и приказы. Отряды рассредоточились по позициям.

Ещё не коснулся земли последний парашют, как Кремль закипел, забурлил, подствольные гранатометы принялись расчищать проходы к башням, раскидывая высыпавших из проходов у башен часовых.

В то же время с ближайших веток метро повысыпали молодцы в чёрных униформах с вооружением не менее достойным. Они не скрывали лиц чёрными масками. В этом больше не было необходимости. Отступать некуда. Всё поставлено на карту. Потому на одних были береты, на других чёрные шапки-спецовки, третьи сияли бритыми макушками на солнце.

Ближайшие дороги перекрыли бронированные отечественные и зарубежные внедорожники, в основном джипы «Вепрь» «Тигр». Из них тоже посыпали люди, без всяких боевых порядков рассыпавшиеся по округе.

Без приказов. Каждый знал свою цель заранее.

Из «Уралов» и «ГАЗов», следующих вдоль кремлевской стены по заранее оговорённому маршруту, посыпали бывшие офицеры, уволенные или списанные в запас совсем не по выслуге лет. В их руках были последние образцы модернизированных Калашниковых сотой и двухсотой серии.

Направленные на продажу за рубеж единицы новейшей стрелковой техники, автоматы были перехвачены в дороге и со складов теми, кому было не всё равно, чем вооружён потенциальный враг и почему собственное вооружение заставляет при этом желать лучшего.

Избавляясь от последних разработок, правительство не спешило вооружать ими собственных солдат, так как опасалось, что когда-нибудь оно будет поднято против них самих.

Как в воду глядели…

Утрешний Кремль, до того стоящий в относительной тишине и покое просыпающейся столицы, вдруг стал окружённым со всех сторон силами, сулящими переворот мышления и смены государственного строя. Все, кто не успел сбежать за границу, оказались в капкане.

Антисистема обладала картой со всеми планами-схемами бункеров. Каждый боец понимал, что долго они по укрытиям не просидят. Грядёт возмездие.

Запоздало включились последние уровни системы подавления воли, перейдя из пассивно-нейтрального режима во взведённое состояние, грозящее всем попавшим под поле проблемы с психикой.

Психотронные излучатели, маскируемые в башнях Кремля и куполах храма Христа Спасителя и соборе Василия Блаженного работали всегда, но сейчас заработали по максимуму.

Случайные прохожие с одной стороны Кремля мгновенно ощутили приступы паники и дикого ужаса. Захотелось бежать без оглядки, не разбирая дороги, как защитникам Белого дома в 1993.

В то же время по другую сторону поля воздействия люди ощутили небывалое уныние до грани суицида и полное бессилие и апатию ко всему. С этой стороны прохожие больше частью сели прямо посреди брусчатки и асфальта и обхватили головы руками, не желая больше ничего и никого.

И тем и другим сторонам было в высшей степени некомфортно.

Исключение из общей массы людей составляли десантники, скорпионовцы и все вспомогательные войска, снабженные «СИПЗами» Антисистемы. Эти небольшие комплексы, крепящиеся на свободное от усика и микрофона системы связи ухо, были разработаны и усовершенствованы главным конструктором Антисистемы — Михалычем. Они исключали воздействие негативного поля, рассеивая его, как скалы волны. За девяносто семь процентов всех воздействий на мозг своей армии князья могли быть спокойны. Последними же тремя процентами должны были заняться отряды паранормов Андрея Ана. В случае непредвиденных обстоятельств он мониторил действия групп захвата вместе с витязями структуры, генералитетом, в любой момент готовый выступить вместе со «вторым эшелоном» в дело.

— Кот, сработай над площадью, — порекомендовал Саныч по общей системе связи генералитета.

— У собора самое сильное воздействие, — добавил Никитин. — У людей припадки, двое бьются в конвульсиях. Наши далековато. Помочь не могут. Сердца не выдержат. Скорой сегодня не пробиться точно. Кардиологические дроны, использующиеся уже во всем мире, нас как-посторонней прошли. Наэкономили. Мы сами на стандартных аптечках без госпиталей. Ставка на скорость, а не долгосрочную войну.

— Будет сделано. Сенсорики, работаем. Рассеиваем. — Коротко обронил глава отдела паранормов, в душе сожалея, что с ними в этот момент нет главного козыря отдела — Лады. Ей бы это воздействие убрать одним усилием воли. Талант у главного паранорма отдела колоссальный.

— Надо обесточить агрегаты под куполами. — Донеслось от Василия. — Отключить воздействие.

— Они автономны. — Ответил за всех Евгений «Хакер». — Район обесточен. Всё что работает сейчас по округе — автономно.

— Тогда надо сломать пару деталек, — хихикнул Макс «Идеолог». — Оно поймет и начнет сотрудничать.

— Группы посланы. — Коротко ответил Саныч. — Михалыч, классные у нас технологии связи. Радиопомехами не прерываются.

— Работаем, — хмыкнул в бороду старик, довольный, однако, похвалой безмерно. В каждом гении спит творец, которого надо хвалить.

* * *

Тем временем на Красной площади один молодой в очках и легком шарфе, словно очнувшись ото сна, отобрал у гида громкоговоритель и при помощи двух друзей одногруппников, взобрался на памятник Минину и Пожарскому.

Он не стал толкать громких речей, но сразу принялся декламировать через «матюгальник» стих собственного сочинения, придуманный им намедни после очередного падения самолёта. Очередной катастрофы, которую «не ждали» в высших кругах. Будь то снег зимой или дождь летом, а то и ветхость оборудования, изготовленного в период СССР.

Договорить ему не дали. Пробегающий мимо усиленный отряд полицейских, пресекая беспорядки, дал несколько кротких очередей из АКМ. Поэта скинуло с постамента. Пули прошили и его друзей. Вдобавок пострадал и сам памятник государственности и единства власти и народа. Словно напоминая, что между властью и народом давно нет ни любви, ни доверия, ни единства. Лишь взаимное презрение.

Сколотые камни, политые кровью, взбудоражили людей вокруг. Мгновение назад подвергнувшиеся панике и страху, они потеряли его (группы паранормов начали работу по рассеиванию подавителей воли).

В четвёрку служителей порядка полетели бутылки и камни. В тот же момент трое молодых оборотней приготовились стрелять в толпу, отбегая к УАЗику-«воронку» под негодующие выкрики. Но едва машина загрузилась и пошла на прорыв через людей, унося молодых убийц в форме, как с башни Кремля сработал снайпер, прострелив из СВД водителю голову. Автомобиль быстро потерял скорость и заглох. Люди окружили машину.

Автоматы уцелевших в воронке не спасли. Жернова восстания принялись перемалывать тех, кто стрелял по тем, кого клялся защищать…

— Я в Кремле, — послышалось от Даниила «Медведя» на общекомандной «волне». — Захожу. Вылавливайте подземными войсками кремлядей. Бегут.

— Группы диггеров-диверсантов на подходе. — Отрапортовал Никитин. Послышались отдалённые подземные, гулкие взрывы через системы радиосвязи.

Как по команде, сразу несколько ворот Кремля распахнулись. Картеж из десятка бронированных по высшему классу автомобилей проскочил рассыпавшихся десантников. Пули и гранаты не причинили бронированным корпусам никакого вреда…

— Принимаем, — не растерялся Саныч. — Он видел на мониторах в режиме он-лайн картинку с поле боя от лица всех участников сражения. Общий сервер-компьютер под управлением отдела кибернетики и лично куратора Евгения выводил нужную картинку на поле боя по необходимости.

Особо охраняемыми кортежами рвали когти из опорного пункта власти второй-третий десяток первых лиц государства. Баррикады, мины и выстрелы в упор из РПГ всех моделей и ПТУРсов оставили от них груду пылающего металлолома и прошлые воспоминания о сытой жизни без самоотдачи для отечества.

Коллекционеры, даже обеспечив средствами несколько поколений своих кланов, и не думали делать что-то и для государства.

Родина их не забыла, отвечая тем же…

Первый топ-10 кремлядей уходил из Кремля подземельем и был встречен приветственными подарками подземных искателей со спецоборудованием. Отряды Никитина обрушили им на головы сталь и бетон вместо соответствующих статусу захоронений.

Операция возмездия проходила как по маслу. Но самые первые главнюки, не смотря на полную секретность спецоперации, по обыкновению российской действительности, были предупреждены. Они предпочли уйти одни, не забрав с собой тех, кто им доверился.

Так надёжнее.

А семьи? А семьи их давно не жили в доверенном народом государстве. Шлюхи и рабы не в счёт. Прислугу пустили в расход по обыкновению конторской закалки.

Но на каждого главнюка есть богиня Карна.

Где-то между Москвой и Минском. То же время. Ил-96М.

Миловидная стюардесса разлила шампанское «Кристалл» по бокалам. В последнее время бренд подрос в цене и стоил уже порядка десяти тысяч долларов за бутылку.

Фужер взял только один пассажир. Глупо улыбаясь, он посмотрел на «старшего» напротив. Тот отмахнулся.

— Нет, мне лучше коньяку. Мадлен, где там наш армянский пятизвездочный? Самое время.

— Несу, несу. — Проворковала стюардесса, исчезая за занавеской кухни.

Группа охранников через сиденье от президента напряглась. Один из них вёз чемоданчик, пристёгнутый к руке, трое других были зомбированными смертниками, способными убивать и умирать за движение брови господина и его «младшего». Их всегда напрягало желание босса выпить. Пил он редко и только во время сильной тревоги.

— Лондон нас не выдаст. — Отпив шампанского, сказал младший. — Почему тревожный?

Взгляд старшего посуровел:

— Ты сводки вообще читал? Их структура отправила на тот свет ВСЕХ, кого не выдавал Лондон. Вместе с большинством глав семей самих англичан и их прихлебателей, ответственных за наркоторговлю и представительства в ложах, спонсирующих терроризм, фундаментализм и ещё множество «измов». Профи.

Младший побледнел, поставил фужер, почесал лоб.

— Что будем делать?

— Оставим двойников и полетим в Чили. Отсидимся. Пластика. Через пару лет вернемся и посмотрим, что получилось.

— Счета не заморозят?

— Пару десятков может и заморозят. Но все вряд ли найдут. Даже я не помню, сколько их там. Мне докладывали только о суммах. И ведь что интересно, как только перестал думать о суммах и впрягся в работу, прошлое и стало догонять.

— Раньше надо было начать. Заняты были промоушеном.

Старший дождался, пока вернувшаяся стюардесса плеснет коньяк в рюмку. Осушив одним залпом, он закусил лимончиком и откинулся на сиденье.

— Плодотворные годы работы, — понимающе усмехнулся младший, одобряя потеплевший взгляд старшего.

— Знаешь, есть тут у меня одна идейка. Они же не учли, что мы можем вернуться на волне обратки.

— А надо?

Их диалог прервал возглас пилота.

Нет, он не включал громкую связь, но его крик при виде ракет, летящих к днищу самолёта, услышали и в хвостовой части президентского самолета. Двигатели не смогли его заглушить.

Три ракеты, для контроля пущенные с разных точек, разметали самолет по кусочкам ещё в воздухе. Причем один из трех залпов был сделан с территории Белоруссии. Вполне официальными средствами ПВО.

Зенитчики, сочувствующие Антисистеме понимали, что в течение нескольких часов структура объявит о воссоединении трёх славянских земель в единое целое, а затем в Державу начнут собираться и прочие уставшие от свобод страны.

Новый виток развития.

Всё повторяется. На осколках империй появляются те же империи, царства, государства. Но словно сама земля формирует Державу.

Потому союзники понимали, что новая администрация Кремля не заставит себя долго ждать с предложением, от которого нельзя отказаться.

Вместе веселей.

Первая попытка не удалась, в жерло кинули ни в чем неповинных людей, но вторая была наверняка.

То же время. Окраины Кремля.

Харламов опустил разгоряченный огнем АКМ, осмотрелся. Бой стих. Десантура брала последние редуты внутри зданий, вынося забаррикадировавшихся в палатах охранников гранатометами. Просто и эффективно. Укрепления разносило в щепки, раскидывая как кот мышей.

Все же большей частью охранники сдавались, так как не желали умирать даже за высокие «кремлевские» оклады. Выкидывая белые тряпки, люди бросались в ноги десантникам, поднимая руки вверх. Одно дело, когда делаешь вид, что готов защищать кремлевских упырей из-за необходимости жизненных условий, совсем другое — реально получать за них пули. За людей, не за Родину.

Тех, кто сдавался сразу, разоружали, выводили во двор, сверяя со списками. Если не примелькались по происшествиям, как палачи, был шанс остаться в живых. Если же отмечались как головорезы под патронташем прошлых хозяев или стреляли по голубым беретам, уничтожили быстро и без переговоров.

Семь обойм опустело, пока главный десантник структуры не спустил бело-сине-красный триколор над Кремлем. Символ без малого трёх десятков лет позора и боли загорел огнём, поверженный и скомпрометировавший себя еще в эпоху Империи. В нём оставались лишь победы хоккеистов, да олимпийцев, выигрывавших и пятнающих славой сей флаг скорее вопреки, но духа Державы бело-красно-синий триколор давно не отражал, не смотря на эти попытки. Возвращение Крыма ничего не дало там, где должна была собраться Держава в сотни раз большая этой территории сама собой. Вдобавок, ловкость подпортила позиционная война там, где не пошли до конца.

Рядом зашёлся огнем и мутант-орёл. Наследие дома Романовых. Немецкая кровь, родственная славянам, но так же далекая от духа русов, как орёл от рыси. Рысь — вот он тотем Руси во все времена, подменённый в разное время на орла и медведя Велесом. Существ, чуждых зимним лесам. Ибо один зимой спит, а другой летает там, где лучше охотиться.

Белая рысь в обрамлении чёрного фона — как символ новой страны, взвился в воздух. Идеологи Антисистемы поработали над каждой деталью, прежде чем запустить в ход, пропитали смыслом и порядком. Рядом поднялся флаг нового государства — алая берёза с золотыми листьями на фоне зелёной природы.

Берёза с корнями символизировала общий дух наций, алый цвет — кровь, пролитая народами, а золотые листья — люди, подарившие величие стране, не смотря ни на какое правительство в разные годы существования государств. Тёмно-зелёный же был символом красоты и богатства лесов, как основа собранных земель Руси.

Харламов хотел подняться на ближайшую башню, со стен лучше видно, как полетят на землю пятиконечные звёзды по всему Кремлю — символ ограничения человека, сокрытие его истинных возможностей, — их позже решено заменить на шарообразные и плоские солнца, как антипод всем «лунным» религиям, знакам и закрывающим развитие силам — но не успел. В ворота со стороны Красной площади спокойным шагом вошла группа ничем не примечательных русских людей.

Харламов знал точно — они изменят развитие всего человечества.

- Свободныевойска, построится!

Ближайшая десантура выстроилась в символическую линию, принимая новых глав правительства. Харламов подошёл к Василию и Максиму, отдал честь обоим:

— Ну что, левое и правое полушарие мозга, практик и теоретик, фаталист и идеалист, внешний и внутренний защитники Родины, духовные радетели, и конкретные руководители-наставники, ваше время пришло. Властью данную мне всеми кшатриями Отечества, объявляю вас спасителями и формирователями новой Державы. С регалиями сами разберетесь.

Войско вытянулось по струнке, каждый козырнул.

Василий «Гений» кивнул, повернулся к Максу. Тот тоже довольно кивнул, передавая другу право говорить от лица обоих.

— Принимаем, верховный главнокомандующий, — ответил Василий. — Фельдмаршал всея Отечества. С ядерным чемоданчиком сам разберешься. Армия под твоей юрисдикцией, Третий. Начнем с Триумвирата, а дальше как получится. Не может править один. Так вернее будет.

Василий «Гений» перевёл взгляд на Максима «Идеалиста».

— Ты знаешь что делать. Отправишься в турне, Внешний?

«Идеолог» пожал плечами.

— Иностранными делами займемся позже. Дайте мне отряд. Надо пойти захватить Останкино, поговорить с народом, Внутренний. От имени структуры. Тебе тоже не помешает приготовить речь и объяснить, что к чему и чего ждать. По-свойски так, как Рузвельт американцам в своё время. Тот разговор спас Штаты от краха и вывел из Великой Депрессии.

Василий посмотрел на Кремль.

— Мне пока есть чем заняться. Я знаю, ты подберешь правильные слова. Я продолжу. Ты прав, людям давно ничего не объясняли. Только показывали… части картинок. А часть не является полным по определению.

— Вперёд, мужики. Дел много. — Завершил короткий разговор Харламов.

Недалеко от Кремля. То же время.

Десятки тысяч линий жизней сплелись перед их взором. Паранормы всех уровней видели центральный пятачок России как на ладони. Как Древнегреческие мойры — богини судеб — подопечные Андрея Ана, ощущали все воздействия судьбы на людей и могли влиять на них напрямую.

Вот сотни парашютов раскрылись над Кремлем и паранормы увидели, как цветастые в мире энергетики фигурки принялись захватывать плацдармы, уничтожая другие фигурки, более блеклые энергетически и более тёмной расцветки.

Доминирование десантуры стало, конечно, определяющим не сразу. Сначала пришлось подавить вражеский дух, влияя на самых ярких представителей, угнетая, разматывая и разбирая по частям их мрачные ауры. Действуя тем же методом, что в своё время и кремлевские маги при уничтожении самых ярких представителей защитных сил отчизны — радетелей Руси.

Человек при подобном воздействии быстро лишался сил, воли и переставал понимать, за что он борется. Бесконечная усталость валилась на его плечи, и он опускал руки. Чаще всего в этой битве это спасало ему жизнь. Несколько слов препирательств с командованием, поднятые вверх руки и вот уже белый флаг летит под ноги штурмующим редуты десантникам.

Яркими пятнами повысыпали из метро и автомобилей скорпионовцы, растворяя в себе солдат вспомогательных сил, затем сами становясь одной большой толпой во главе с сильными, харизматичными лидерами, четко понимающими свои задачи.

Мгновенно созданные мини-эгрегоры над бойцами, образованные их целенаправленной волей, быстро набирали силу. Паранормам пришлось влиться в них, выбиться «во главу угла», возглавить и укротить, чтобы влияния временных энергосозданий не стали работать на себя, а работали на благо поставленных целей — защитить и сделать сильнее людей.

При включении последних уровней психотронных установок, биополе над центральной Москвой словно ощутило резкий удар. На головы паранормов как рыцарские шлемы одели. Стало тяжело, но всё ещё возможно работать. Скрипя зубами, ребята напряглись.

Общее рабочее поле и системы личной и общей защиты Кот отрабатывал с ребятами не один раз, так что ничего неожиданного не произошло. Просто работать стало тяжелее и созданные военные эгрегоры пошатнулись, желая растаять. Пришлось подпитывать их извне, оставляя доминирующую роль десантуры, скорпионовцев и всех причастных к массовой спецоперации.

Даже защищённые «сеточками» Михалыча от воздействий на мозг излучения не давали стопроцентной защиты. Психотронное оружие желало воздействовать и на энергетические структуры. В энергоинформационном мире это выглядело так, как будто человека начинали чистить как лук, снимая один слой защиты за другим. Чем сильнее и устойчивее в психо-эмоциональном плане он был, тем большее воздействие мог выдержать, но по итогу длительного воздействия должны были ломаться все.

Абсолютно стойких людей к воздействиям на энергетику можно было пересчитать по пальцам одной руки… на всей планете. Каждого из подобных можно было назвать интуитивным дитём природы, идеально заземлённым и привязанным к ней.

Предупреждая подобное варварство по отношению к воздействию на своих бойцов, паранормы окутали по возможности каждого в дополнительный слой защиты. Этакие рыцарские доспехи, чтобы случайные «стрелы» стали менее фатальны для психо-эмоционального состояния воинов. Такая защита продлевала время положительного физического состояния при любом воздействии. Проще говоря, человек не терял сил напрасно.

Так, в физическом мире, практически не ощущая воздействий на своё состояние, бойцы Антисистемы одерживали одну победу за другой.

В какой-то момент в бой вмешался «народный» эгрегор, усиливая воздействия штурмующих структур многократно. Десятилетиями накапливаемый негатив народной воли против кремлевских выродков обрушился теперь на головы тех, кого проклинали. Фильтры тёмных эгрегоров, очищающие своих носителей власти, засорились, и их сносило один за другим. Это словно всадник на полном скаку вонзал копье в улепетывающего пешего воина. Как Георгий Победоносец пронзал копьем Змия, так и люди Антисисемы побеждали чудище Кремля.

Кремлевские маги хватались за сердца, получая откат всей своей деятельности уже посмертно.

Андрей, краем уха прислушиваясь к переговору «генеральской волны» в наушнике в ухе, почти полностью вышел из ощущений энергетического мира, зевнул, поднялся с кресла руководителя отдела и огляделся.

Десятки тел сидели по мягким удобным креслам обездвижено, полностью погруженные в высшие миры. Ноосфера сейчас подкидывала им столько информации, что только успевай выбирать варианты воздействий. Ребята вошли в раж, и вряд ли что-то сейчас могло их остановить. Против такой компании с целой кипой козырей в рукавах, не рискнули бы сейчас выступить никакие маги в мире. Пожалуй, кроме китайских магов. Они были сильны, но только на своей территории. Потому Кот предположил, что последователи умершего Духа не станут лезть в чужие разборки на чужой территории. Хотя после ухода Рыси и Лады они и стали себя везти более вызывающе, щупая северные территории.

Наверное, это что-то значило.

— Что ж, Высшие, и без вас разберемся, — буркнул невольно Ан. Надеяться приходилось только на себя.

— Котяра, тут у собора Василия Блаженного мясорубка. — Донес голос Саныча наушник. — «Киборгов» прислали. Народ их первыми встретил. Наши берут в кольцо, но не на передовой. ОМОН не мало людей положит, пока скорпионовцы толпу обойдут и лоб в лоб этих терминаторов толстокожих встретят. Упыри в доспехах медальки за избиение женщин и стариков отрабатывают. Ещё эти «дикие дивизии» первыми примчались. Южный округ всегда готов резать людей за награды. Поощрители не зря же Героев России раздавали. С ними тоже проблема.

— Ребята контролируют ситуацию или помогут, чем смогут. Мы не можем помочь всем людям. Воздействие психотронки абсолютно. Страх гонит их от Кремля как раз на ОМОН, с другой же стороны ОМОНовцев долбит обратное поле — психоз и депрессия. Эта грань истерии будет самые кровавые чувства. Они готовы убивать всех подряд без приказа. — Ответил Кот. И, подумав, добавил. — Кстати, о приказах. Кто отдает им приказы? В биополях ощущается инородное влияние. Я не удивлюсь, если их накормили таблетками. Что-то вроде «озверина». Напичкали под завязку, не считаясь со здоровьем подопечных.

— Мелкие псы командуют прикрытием отступления шишек. Ну те, что остались в столице. Ну как остались? Массово бегут на окраины, бросая в пламя всех, кто остался. Наша структура взяла аэропорты и железнодорожные вокзалы, но автомобильные дороги пока открыты. Бегут, крысята, пока могут. Суеты было бы меньше, но большинство москвичей тоже бежит. Те, кто считают себя причастными. Хотя нам до большинства дела нет. Многие запятнались и прекрасно понимаются это. Если всех скрести — кто останется? Приходится убирать только высшее зло.

— Предотвращая истерию по массовой инквизиции, Макс поехал на Останкино. — Добавил Никитин. — В кой-то веки «зомбоящик» вместо «бла-бла-побед» расскажет, как реально обстоят дела, кто виноват и что делается для их ликвидации и почему национализируются крупные предприятия и все мощности. Только в этом случае государство отвечает за цены, ибо само их образует, не сталкивая на рынок. И как я понял, Гений и Идеолог не будут несколько дней мешать народному гневу. Структуре сейчас не хватает людей для того, чтобы всем пальчиком грозить. Есть чем заняться. Пусть люди выпустят пар. Нам работы меньше, а цели — покажем.

— Амнистия хаосу обеспечена. Пару дней работаем только избирательно. А потом сами порядка попросят. Единственное что опасаемся — южные регионы, чтобы не отвалились. — Добавил Харламов. — Дальний Восток и Сибирь под контролем баз, массовых выступлений не ожидается, север всегда тихий, а юг и запад могут преподать сюрпризы до присяги.

— Мы собирать земли пришли, а не раздавать свободы. — Вклинился Гений, и чуть подумав, добавил. — При первом русском правительстве со времён образования понятия «русский», после «русича» и «руса». Ох уж мне эти игры в слова. До чего дошли ведь, да, россиянин? Столько нагромождений.

— Возвращение графы «национальность» в паспорт и массовая раздача старого оружия кшкатриям в приоритете, хочешь сказать? Иначе вообще никогда модернизацию армии не произведем, не раздав старые образцы. Сколько можно на Калашниковы полагаться? А так адекватное ополчение на местах и будет первым образцом порядка, пока перенастроим связи. — Донеслось от Идеолога. — Всё, ребят, я в эфире. Включайте телевизоры. Прайм-тайм для всей планеты и высшие рейтинги обеспечены…

Кот вышел из комнаты паранормов, полностью доверив дела энергоуровней молодому поколению. На второй план отошло даже уничтожение специалистами структуры ОМОНа.

В ухо периодически влетали сводки об укрощении ощутивших кровь псов.

Бешеную собаку пристреливают.

Скорпионавцы расстреливали осатаневших от избиения людей киборгов, вскрывая бронежилеты, каски и щиты пробивными пулями пистолетов системы Грязева-Шипунова. ГШ-18 имел в своей обойме восемнадцать особых пуль, которые пробивали даже стальной сантиметровый лист с тридцати метров, кевларовые же «доспехи» пистолет рвал как Тузик тряпку. Те же пули имели и автоматы особые — АО-1 и АО-2, недавно доработанные в цехах Антисистемы. Обоймы на пятьдесят патронов не оставляли киборгам никаких шансов.

Когда же ОМОН отхлынул от народа — видя, что упырям дают отпор, люди создали коридор — в руках скорпионоцвев появились огнемёты.

Пространство должно быть использовано с пользой.

Те, кто когда-то использовал водомёты на морозе против людей, стали объяты пламенем. Строй киборгов дрогнул, поломался.

Огонь пугает.

Передние ряды повернулись, объятые пламенем, принялись давить задние. Даже самые стойкие увидели, как заживо загораются товарищи, а то и превращаются в решето бронебойными пулями и дрогнули, побежав назад. О строе перестали думать.

Никогда прежде силовикам не давали такого отпора.

Собственное оружие заметно проигрывало против специального вооружения восставших, а лишившись строя, ОМОНовцы лишились последнего козыря. Вдобавок, почуявший поддержку народ ломанулся на киборгов с голыми руками, втаптывая в землю и уничтожая гневом разъяренного большинства каждого отдельного солдата. Скорпионовцев вновь оттеснили.

В ход пошёл самосуд.

Получившие приказ не вмешиваться в дела народа и силовиков, созданных как подразделение для их защиты, скорпионовцы отступили на выжидательные позиции, готовые помочь в любой момент.

Этого не потребовалось.

Мало кто из служителей порядка ушёл из окружения толпы.

Кремль. Два часа спустя.

Отряд паранормов вошёл за красные стены вместе с Василием, как только отряды скорпионовцев отключили торсионное воздействие полей по вышкам. Тем не менее, воздействие продолжалось уже на ином уровне.

Само место средоточия власти в стране пропиталось негативом настолько, что казалось, дышишь пылью и затхлостью подземелья. Гнетущее состояние повисло над отрядами незримыми мороками. Ребятам Кота приходилось несладко, разгоняя их и вычищая от астральной грязи хотя бы ближайшие надземные здания, чтобы ходить по ним без шанса запачкаться.

Настоящие проблемы возникли с подземными структурами. Но Кот готов был к встрече с подземными обитателями. Практика с Ладой научила многому. Паранормы знали о существовании кремлевского чудовища не из баек, приправленных домыслами недалеких людей. Они чувствовали воочию существования голема, взращённого пороками, негативом и кровью поработителей. И вот теперь он восстал, поднимаясь из-под глубин Кремля и бросаясь на захватчиков-разрушителей старой системы всей доступной силой воздействия. Прямой удар на тонкие уровни людей.

— Круговую! — Кот взял стихийицу Веронику и телепортатора Анжелику Костенко за руку.

Девушки, одни из сильнейших паронормов в отделе, взяли за руки прочих ребят спецотряда. Полсотни человек образовали замкнутый круг, образуя систему циркуляции и приема передачи энерго-информационного потенциала.

Ведущую роль взял на себя сам Кот. Состояние эйфории от прилива групповых сил выразилось в легкости в теле и состоянии, сродни алкогольному опьянению. Едва не теряя концентрацию, Андрей Ан взял себя в руки и создал для ребят в первую очередь кокон абсолютной защиты. Ментальные и астральные атаки подземного монстра разбились о нововозведённое, как конница о плотный строй копейщиков. В следующий миг руководитель взял в руки «меч» и пустил с него волну в чудище.

Удар!

Это походило на схватку китобоя с единственным гарпуном и могучего подводного монстра. У Андрея был один залп, один шанс. На втором ударе монстр был бы готов, да и силы ребят без поддержки Лады не безграничны. Лидер отсутствовал, и так не хватало поддержки неистовой девчушки-аватара.

Андрей не мог позволить себе слабину. Его единственный удар был верен и безошибочен.

Волна захлестнула монстра и пронзила его насквозь.

Кремлёвское порождение негатива перестало существовать, смытое, словно цунами береговые постройки.

— Ребят, отдыхаем, а затем зачищаем нижние этажи от присутствия этой хренатени. — Обронил Кот, первым разрывая круг. Руки дрожали, голова кружилась. Вбухал немало сил, но больше всего истощила ответственность.

Ребята заторможено разжали руки, ловя на себе косые взгляды бегающих туда-сюда скорпионовцев и десантников в чёрных и цвета хаки комбинезонах.

Психоэмоциональная отдача отразилась бледностью на лицах паранормов. Трясущиеся руки и ноги как от сильнейшей физической усталости довершали картину.

— Шоколадного коктейля! Всем! И тортов! Пирожных, пряников, мармелада! — Забеспокоился Кот. — Каждый чтобы съел немало сладкого!

Сладкое, а по большей части шоколад, быстро восстанавливал энергетические траты человека на всех уровнях. Что для физического тела было банальными углеводами, то для эфирного, астрального и ментального становилось немаловажным материалом для самовосстановления.

Андрей не искал прямой зависимости и не совсем понимал, как это работает, но всегда использовал на особо сложных операциях паранормов. Потому при каждом человеке в его спецотряде в рюкзаке был сладкий шоколад и шоколадный коктейль. В особых случаях снабженцы доставляли к отряду и все порождения кондитерской мысли. Как нигде в структуре, паранормов закармливали сладким на убой. Так «босс» заботился о своих подчинённых и держал их в боевом состоянии.

Расплачиваться приходилось к частому походу к стоматологу, но кто обращает внимания на эти мелочи? Паранормы давно привыкли к ощущениям и контролю боли. Воли хватало.

Вот и сейчас прямо посреди восстания в Кремль, как ни в чем не бывало, въехала «Газель» и на свет быстро извлекся стол, а шустрые парни моментально заставили его съестными «боеприпасами».

С недоумением смотрели сдавшиеся в плен люди на пирующих посреди Кремля молодых бойцов «второго эшелона».

Кот только посмеивался, глядя как рубают его воители. Сам же про себя отмечал по ощущениям наиболее затемнённые участки округи… Выходило, что проще найти высветлённые участки в этом тёмном, мрачном месте истории, вдоволь политом кровью и ненавистью людских масс.

Даниил Харламов подошёл внезапно, похлопал по плечу, рявкнул совсем не ожидающему другу внезапно:

— Судя по твоему вытянутому лицу, Котяра, здесь нам лучше не жить и не работать. Так?

— Не то слово. Конечно, если ты не любитель склепов.

— Но в ближайшие пару месяцев никуда не деться. Смена формата, передача регалий. Временно почистите атмосферу? Веником там помести? Попылесосить? Продезинфицировать. Нет? Начнём с Мавзолея, конечно. Давно пора костер развести. Погребальный.

— Сделаем всё, что возможно… Но со строительством Новоаркаима лучше не затягивать. А то пропитаемся здешним духом и начнем стареть душой и телом. Превратимся в такое же унылое говно, как и все правители до нас. Без желания что-то менять через некоторое время после «царствия».

— …но с желанием жить так, как будто последний день, — добавил Харламов.

Оба рассмеялись.

* * *

Два месяца спустя, когда народные волнения пошли на убыль, верх взяли религиозные выступления. Представители всех сект и конфессий обратились с выступлением в поддержку нового правительства. На что Гений четко заявил, что не собирается выделять ни одно из направлений и подчеркнул намерение сохранения светского государства. Это четко закрепилось в новой Конституции. Правитель не должен был участвовать ни в каких обрядах, церемониях и выступлениях. Поддерживая одних, он оскорблял других.

Религиозные деятели отныне были изгнаны из школ, институтов и не имели никакого представительства при правительстве. Тем паче влияния. Были введены ограничения на религиозную литературу, цензура, по которой ни одна религиозная книга не допускалась к печати, если несла в себе враждебно-настроенный контекст по отношению к людям иной веры или её отсутствия, что исключило 97 процентов религиозной литературы.

Идеалист Максим заявил в обращении к народу, что Антисистема оставляет право каждому человеку на свободный выбор веры, но ни одна подобная структура отныне не может влиять на политический строй и настраивать одних людей против других.

— В истории подобное уже случалось, когда Пётр Первый упразднил духовенство, выделив для него лишь номинальный орган управления — Синод. Как итог, при Петре Первом Россия стала империей и выдвинулась на доминирующие роли. — Поддержал выступления Идеалиста Гений. — Во что верить — каждый определяет сам. Заявляю от имени Триумвирата, что ни один представитель веры не получит официального признания и финансирования от государства. Более того, правительство оставляет за собой право на урегулирование или запрет любых религиозных выступлений, если они угрожают гражданам объединённого государства, безопасности и спокойствию граждан.

После этого заявления политика сектантов и конфессий изменилась на сто восемьдесят градусов. Массовые выступления на бывшей территории Европейской части России, Украине и Белоруссии, ныне гордо именуемых Союзом Трёх Стран, спонсируемые религиозной казной, в первое время собирали толпы народа. Однако, не имея четкой направленности требований, успеха у народа не имели.

Большинство населения по обыкновению прохладно относились к любой религиозной деятельности. Вдобавок дескредетировавшие себя за десятилетия представители духовенства не внушали уважения, а всех «горячих голов», эту малую толику религиозных фанатиков, быстро успокоили, так как они выступали против общественного покоя.

Выходило, что по сути, запрета на религиозные мероприятия и традиционные обряды никто не давал, ограничения касались лишь фактического заработка религиозных структур. Большинству даже религиозных людей тут сложно было против чего-то выступать.

Воспользовавшись ситуацией с выступлениями религиозных лиц, Триумвират объявил о запрете всех сектантских организаций, как опасных для общества, а так же ввёл необходимый налог для основных на территории Союзного государства религиозных ветвей: христианства, ислама, буддизма и родоверия. Все прочие религиозные структуры объявлялись незначительными или сектантскими и подверглись официальному закрытию. Гражданин имел право выбора религии, как и множество других гражданских прав, но право индивидуума не распространялось на создание организаций на этом толке. Вступил в действие закон о целесообразности религиозных дел.

Выжимая все соки из разжиревших, бесполезных религиозных эгрегоров, давно не служащих человеку, а выкачивающему из него средства для своего обогащения, Гений с Идеалистом сняли все разрешения-сливки для духовенства. В частности, разрешения на владение земельными участками, строительство новых сооружений без ведома Державы, а так же ввёл полный запрет на торговлю любой религиозной атрибутикой на территории храмов, мечетей, соборов, церквей, часовен и прочих религиозных строений. То же касалось и проведения массовых религиозных предприятий. Сфера духовной деятельности ограничивалась семейным кругом или сборищем возле культовых мест. Все прочие мессы и обряды, не согласованные с городскими властями, попадали под запрет.

Когда-то возведенные религиозные строения объявлялись культурным наследием и переходили под юрисдикцию культуры, а новые возвести по закону «целесообразности религиозных дел», построить стало фактически невозможно. Церкви, храмы, мечети, соборы и прочие места служения стали нецелесообразными де факто. В то же время освобожденные ресурсы потекли в массовый спорт: общественные дворцы спорта, спортивные площадки, бассейны — обещали стать массовым явлением, расширив узкую специализацию профессионального спорта. Второй удар был нанесен по ценообразованию спортинвентаря, сделав недоступным спорт для большинства фактически повсеместно.

Создаваемая Держава делала акцент на решении проблем внутри страны, отрубив переход денежных потоков в любые религиозные институты, как не столь важные в ближайшие десятилетия. Приоритеты сместились из теории спасения души теократии в практику повседневной жизни и качественного развития технократической сферы и наглядного здоровья населения.

Так же упразднялись все религиозные институты. Служба духовенства становилась добровольной во всех своих проявлениях без начисления заработанной платы служащему лицу. Добровольные пожертвования облагались налогами со стороны государства, легализовав крупнейшую после наркотиков, оружия и киберденег схему с отмыванием наличности.

Ноты протеста со стороны различных стран, проповедующих те или иные религиозные течения, отклонялись, как немотивированные для светского государства…

Если процесс развала СССР был предрешен росчерками трёх представителей власти, то процесс объединения России, Белоруссии и Украины занял сутки сокращённого народного референдума и росчерком так же трёх правителей. Схема, отработанная на присоединении Крыма, сработала при ускоренном повторе за несколько дней. Со скоростями новой структуры.

Антисистемой во всех трёх странах было предложено выбрать представителей от народа, минуя политические институты. По сотне таких людей от трёх стран составили триста случайных людей с высшим образованием, старше тридцати лет, адекватных, способных определить мнение большинства путем жизненного опыта и стремления того класса людей, к которому они принадлежали.

Результаты голосования дали чёткое подтверждение — девяносто пять процентов выступили за воссоединение стран и создания Союза Трёх Стран. Абхазия, Южная Осетия, Приднестровье вошли в состав Державы на следующий день на правах областей. На правах автономии несколько дней спустя присоединился Казахстан.

Правителями единой Державы объявлялись Василий «Гений», Максим «Идеалист» и Даниил «Медведь». По сути, внутренний правитель, внешний правитель и правитель, отвечающий за безопасность и сохранность Державы. Регалии были приняты те же, что два месяца трепетали флагами над Кремлем. Новой столицей объявлялся город Новоаркаим, спешно отстраиваемый на границе бывшей России, Украины и Белоруссии жителями Державы.

По итогу мини-референдума, силами Антисистемы, при массовой поддержке народа во всех трёх странах, были ликвидированы прошлые политические структуры. Минск, Киев и Москва перестали иметь прошлое влияние, оставшись, однако, центрами своих округов.

В новых паспортах вновь появились строфы с национальностью. Под флагом с берёзой в один день стали жить сотни народов, разговаривающих и думающих на русском языке. Каждый округ так же имел право на второй язык, язык «малых народов», определяющий значительную массу населения области, но не являющийся, однако, вторым государственным и не находящим поддержки в СМИ, телевидении и литературе.

Пока Идеалист разбирался с религиозными волнениями, а Гений оттягивал выступления с эмбарго на мировой арене, перед Харламовым стала другая задача — ликвидация попыток к интервенции и наведение порядка на местах.

Объявив угрозу суверенитету новосозданного государства, Медведь собрал остатки армии и расформировал полицию, объявил мобилизацию войск, ввёл новый призыв и при поддержке военспецов Антисистемы, городских и сельских ополчений (новой милиции), ввёл военное положение ещё в первые дни после захвата Кремля. С военных и полицейских складов в массовом порядке производилась выдача оружия для наведения порядка и повышения обороноспособности страны.

На практике осуществился принцип доверия правительства народу, до безобразия редко используемый страной с многотысячелетней историей.

В спешном порядке закрылись все тюрьмы, психбольницы и наркологические диспансеры. За неимением сил и людей для их содержания, лица, совершившие тяжкие преступления, буйные психи и наркоманы всех мастей были уничтожены в один день, поправ принципы гуманизма, но подтвердив законы отбора ради выживания генофонда в сложный период. Он немало подчистился в этот кровавый день Катарсиса.

Ответственность Триумвират взял на себя.

Ноты протеста прочих стран за негуманное обращение к человеку были отвергнуты, как несостоятельные к логике военного положения и исторической необходимости.

Всех несогласных с данной политикой граница встретила закрытой. Вооруженный народ готов был к войне, так как впервые со времен Великой Отечественной Войны понимал, ЧТО необходимо отстаивать.

Сыны и дщери Отчизны, отключенные от Интернета и телевидения, проснулись от алкогольно-наркотического сна, расправили сутулые плечи, и на военном положении пошли следом за логикой, прекращая критиковать и сами становясь участниками общего действа.

Каждому было предложено вносить рациональные предложения и исполнять их при поддержке нового правительства. Всё начиналось с предложений с мест, и выходило дальше вверх по инстанциям, после чего получало одобрение или реализовывалось с поправками силами местных сил самоуправления.

Исторический виток требовал коррекции и он получал её. Только так можно было вытащить страну из аута убеждений в её великости по определению.

Всё впервые зависело от каждого.

Конец старого света наступил полным ходом.

Кремль. Относительно-настоящее время.

Лоб Василия покрывался испариной и ощущение давления на голову не проходило ни на миг. Собравшиеся за округлым столом люди внушали страх и уважение. За ними ресурсы, за ними власть, за ними следуют те волны, которые могут накрыть с головой их чахлый плотик Антисистемы. Последние ставленники теневых лордов, убитых Лилит, демонстрировали силу.

После переворота всё изменилось. Харламов взял штурмом крепость, считаемую неприступной, паранормы Андрея Ана разрядили все ловушки и в один момент были расстреляны во внутренних дворах существа, мнившие себя богами мира. Умирали бездушные паразиты вполне по-человечески — с криками, мокрыми штанами и дурно пахнущим посмертием.

Василий не пытался остановить карающий маятник времени. Последние сутки забрали слишком много жизней, чтобы идти на попятную. Теперь только вперёд. Изменения будут в любом случае, хотят они того или нет. Нужно только успеть, чтобы как можно больше из них поспособствовали развитию человечества.

Что сделано, то сделано.

Совсем не политики и дипломаты беспокоили Ботаникова. Их рыбьи глаза не блестели искрой интеллекта, они были просто куклами, исполнителями воли, передатчиками наследников лордов. Большую опасность представляли собой гости, прибывшие с официальными лицами. Не отмеченные в списках приглашённых никак иначе как телохранители, доверенные лица или сопровождающие, они представляли собой реальную силу. Их интерес в своей голове и периодические попытки зомбирования и ощущал Василий. Мысли путались от психотронного воздействия, из глубин сознания поднимался бред. Так обрабатывали в своё время западные структуры Горбачёва и Ельцина. Только в полном неадеквате можно было натворить то, что делали эти зомбированные политические деятели-диверсанты.

Гений структуры моргнул, усилив усилием воли собственный психоэмоциональный щит, как когда-то учил Сергий, да и игрушка Конструктора неплохо работала. Спрятанный в ухе приборчик персональной защиты неплохо защищал от внешнего воздействия и любого психотронного направления. Работал он в пассивном режиме.

Со вздохом облегчения Василий нашёл среди первого эшелона Андрея Ана и Даниила Харламова. Они сидели за одним с ним столом среди всех иностранных гостей.

Кот и Медведь были единственными из старой группы, кто находился рядом в тяжелые моменты и поддерживал все его начинания последние месяцы после ликвидации голема прошлой структуры. Дмитрий «Космовед», Михалыч «Конструктор», Евгений «Хакер», Саныч, Никитин и прочие генералы Антисистемы были номинально с ним, но занимались другими не менее важными вещами для структуры и не могли всегда находиться рядом. Надеяться в любой момент он мог только на паранормов Кота и всех бойцов Антисистемы, собранных единолично под рукой Медведя из прошлых групп ликвидаторов, скорпионовцев, спецотрядов, разведчиков и контрразведчиков Семёна и Сергия.

Даниил нахмурился, поймав знак Гения. Женщина рядом с французским дипломатом побледнела, ощущая астральный удар. Работала она довольно грубо, в низших слоях астрала и Харламов ответил тем же, обрубив все нити воздействия и врезав в ответ. Сославшись на недомогание, француженка спешно покинула раут переговоров. Её фактически увели под руки.

Вася тут же ощутил, как полегчало в голове. Стало как будто легче дышать. Мысли стали чистыми, логичными, сознание ясным.

«Долбанные гипнотизёры», — подумал Гений и кивнул Харламову, не в силах сказать что-то невербально. Умение общаться на расстоянии смысловыми пакетами Скорпион, Леопард, Рысь и все прочие сильные мира сего забрали вместе с собой на тот свет. Без них было так неуютно и страшно действовать. Любой шаг мог оказаться фатальным. А ошибки поправить было некому. Как же ему не хватало хоть кого-то из них.

«Лада…», — протянул где-то глубоко в душе Василий и глаза заблестели. Пришлось быстро взять себя в руки и сосредоточиться на рауте.

Бледный, усталый Кот покачал головой, отсекая более тонкие ментальные попытки прочих гостей повлиять на мозг гения. Их спрутовские щупальца обрубились в один момент и Ан дал знак, что при следующим воздействии возможны фатальности, причин которых медики не обнаружат.

Все группы паранормов спешно зачищали Кремль от энерго-информационного шлака и чем больше определяли уровень грязи, тем больше погружались в работу. Крови и боли за кремлевскими стенами скопилось за века истории столько, что о нормальной, конструктивной работе пока не шло и речи. Полностью «убрать» удалось пока только несколько этажей и залов для встреч, где и собрали первых откликнувшихся на переворот иностранцев. Фактически, своим присутствием они проверяли состоятельность новой власти удержаться на плаву и давали шанс проявить себя. Но не дольше того времени, которого требовалось на то, чтобы «миротворцы» заправили горючее в корабли, самолёты и танки.

Как ясно выражался Харламов, НАТО не могло себе позволить потерять такую возможность для удара по России. ООН лишь оттягивал неизбежное, пойдя на переговоры. Весь мир затаился в предвкушении новой мировой бойни, расчехляя арсеналы, и косо посматривая, однако, и на своих соседей, собираясь предъявить за прошлые обиды при первом удобном случае.

История помнила всё.

Генералы Антисистемы поддерживали Медведя и считали интервенцию неизбежной, и потому спешно и жёстко чистили ряды доставшихся от прошлой власти внутренних войск. Более-менее работоспособной структурой являлось лишь ФСБ, откормленная при прошлых президентах. Прочие силовые структуры можно было в ближайшие месяцы в расчёт не брать — низкая работоспособность и неукомплектованность профессиональными кадрами проявляли себя в полной мере. Что же касалось армии, то её боеспособность не выходила за пределы парада на площадях на 9 мая, и ВПК требовал срочных миллиардных вливаний, чтобы реинкарнировать то, что можно было называть мощью. Распиленные подводные лодки, бомбардировщики, не сошедшие со штепселей корабли, заброшенные пусковые шахты ядерных ракет, выкупленные под спортзалы, торговые залы и автостоянки бомбоубежища — всё проявляло себя слезами на глазах патриотов.

Время и ресурсы — два составляющих, которые утекали от Василия с каждым часом. Олигархи и крупный бизнес вторые сутки вывозил активы за рубеж, и страна беднела на глазах, индексы падали. Взрывы чартерных рейсов силами ПВО над крупными городами охладили пыл представителей мигрирующего «золотого миллиарда», все воздушные, морские и наземные границы оказались временно закрытыми на карантин, но отток крыс с корабля не прекращался. Возмездие настигало не всех — таможенники обогащались на беглецах так, что хватило бы на несколько жизней.

Василий распустил верхнюю и нижнюю палаты в совете федераций и спешно ввёл новую конституцию и УК РФ, минуя все чтения и согласования. По новым официальным документам в стране возобновлялась смертная казнь по тридцати пунктам: от педофилии и массовых убийств до краж в особо крупных размерах и всех «наркотических» статей. Под пули пошли все осуждённые на срок свыше пятнадцати лет. В то же время Василий объявил амнистию по всем мелким статьям и малым срокам. Были закрыты многие дела по политическим мотивам, «русской статье» и хулиганству. Тюрьмы моментально похудели на две трети.

Особым указом временно исполняющего обязанности президента Василий одобрил «чёрный список», по которому прямо на площадях принялись вешать людей, отметившихся в уничтожении государства в особо крупных размерах. Большинство этих людей ловили на тех же границах, да взрывали в небе в частных самолётах.

По стране была объявлена массовая мобилизация. Под ружьё брали, в том числе и всех резервистов и амнистированных. Силовики устроили зачистки по городам от нелегалов. Были накрыты тысячи наркотических притонов и схронов с оружием.

Тотальная национализация вызвала массу криков из-за рубежа. Транскорпорации моментально лишились лакомых кусочков и недовольные искали любые способы давления на новую власть, всячески пытаясь вернуть «своё».

Моментально над страной прекратили вещание все иностранные спутники, заглушая непокорного русского «медведя». Системы GPS были заглушены, недоразвитая, недоукомплектованная ГЛОНАСС не покрывала и четверти необходимых обязанностей. Спасли спутники Антисистемы, исправно запускаемые с космодрома «Свободный» силами структуры. Более того, системы истребителей спутников, встроенные в каждый образец, уничтожили три четверти спутников НАСА, лишив НАТО «глаз» и давая время для укрепления границ.

Ещё несколько козырей оставалось в колоде Антистемы, за информацией о которых и приехали представители разных стран.

— Я не понимаю ваше возмущение, сэр Геральд. — Ответил тем временем на вопрос премьер-министра Великобритании Василий. — Уничтожение зиккурата и захоронение тела Ленина — внутреннее дело страны. Референдум для нас не пустое слово. Народ Державы выразил своё пожелание — мы согласились. Ни один коммунист не выступил против. Что поделать, если более люди не желают поклоняться мёртвому? Мы услышали свой народ. Как следствие — мавзолей в данный момент сносится, а прах вождя пролетариата вместе со всеми «запчастями» тела везут захоронить в его родной город. Нам это добро на артефакты даром не нужно. Можем подарить.

— Поклонение мёртвому? — Усмехнулся премьер-министр. — Христианский мир зиждется на поклонении мёртвым. Все под крестом ходят.

— Не понимаю, как ваш упрёк относится к светскому государству. Да и крест — не пара мёртвых палок, а издревле солярный знак. Достаточно посмотреть на солнце с прищуром, чтобы увидеть крест. По итогу каждый видит что хочет. Кто-то распятого мертвеца, кто-то природный символ. Не так ли, сэр Геральд?

— Символика тесно привязана к эгрегору, — продолжил канцлер Германии. — Причиняя урон христианству, вы поддерживаете любой другой эгрегор. Зачем нам усиление мусульманства?

— Англо-саксонцы не будут поддерживать этот шаг, — добавил премьер-министр Великобритании. — Вы лишитесь три четверти денежных потоков немедленно. Это внешних. Внутренние и так бегут к нам, наполняя наши банки.

— Так было всегда. Мы кормили Туманный Альбион больше всех прочих, спонсируя ваши бесконечные войны, пополняющие пустеющую казну. Вы уничтожили больше людей, чем любая другая нация за всю историю человечества. Это факты. Англо-саксы кровожадны по своей сути. Россия для Великобритании — первая кормушка. США — ваша наследница, так же не слезает с шеи не первый век. Принципы паразитизма хорошо известны. Мы не собираемся с этим мериться.

Премьер-министр посуровел, однако, не спорил. Если с обывателями можно было спорить сколько угодно, доказывая свою правоту, ссылаясь на изменённые учебники и свою версию истории, то со знающим человеком это не проходило. А если он — человек принципа, то его не заткнуть денежной подачкой и не запугать арестами. Точно не в этом случае. Русский спецназ лишь пару дней назад прошёлся по беглым олигархам, оставляя после роскошных и хорошо охраняемых особняков груды камней и пепел, а от самих олигархов и их семей — кровавые, обгорелые ошметки. Вырезали целые кланы.

— Но любой эгрегор корректируем меньшинством по потребностям большинства, — продолжил Василий. — Достаточно лишь провести несколько изменений по обрядам и локомотив пойдёт по тому пути, по которому поведёт машинист. Это актуально в том случае, если хотим объединить силы всех вер. Что до денежных потоков, то мы готовы перейти на энергорубль или натуральный обмен ресурсами, если в том будет необходимость взамен национальных расчетов по валютам смежных с нами стран. Как насчёт смены валют? Мы можем опрокинуть все финансовые институты одним движением. Доллар ничего не стоит. Евро держится обещаниями к доллару. Юани — экономикой Китая, поддерживаемой верой в доллар. То же касается и йены. Но что будут стоить все эти бумажки против натуральных ресурсов? Мы готовы пережить несколько месяцев на карточной системе распределения продовольствия. Россия всегда готова к Апокалипсису, мы живучее тараканов. Но готов ли весь прочий мир прожить без памперсов, гамбургеров и кока колы?

Премьер-министр Великобритании побледнел, вскрикнул премьер-министр Италии. Французский дипломат промокнул лоб платком и взял слово:

— Оставим денежные потоки, как есть. Мой коллега погорячился. Дело не в мусульманстве, сами понимаете. Исчезнет образ врага. Серые недостаточно понятны, чтобы стать объединяющим символом для человечества. Слишком мало было времени для обработки масс населения. Кем пугать, если не террористами? Последствия снятия магического барьера ещё в недостаточной мере проявили себя, а корабли серых в каких-то годах пути. Их видят только астрономы. Видят и благоразумно молчат. Но сил СМИ и киностудий не хватит для массового психоза. Люди стали терпимее относится к известиям о Концах Света и Нашествиям.

Кот положил лицо в ладони, устало пробормотав:

— Нам нужно строить новую столицу. Энергетика Москвы ужасна. Энергетика Кремля же просто уничтожает все адекватные начала. Василий, собрав всех согласных в новый союз, мы будем строить Новый Аркаим поближе к Уралу. Заодно могильники раскопаем, и мегаполисы от пробок разгрузим. А если эти лицемеры за одним с нами столом обещают более не травить нас ГМО и попросят Штаты не применять против нас климатическое оружие, то можем соединить Берингов пролив струнным транспортом. Новая артерия грузопотока устроит, и Азию, и Европу, и Америку. Конечно, если все три конгломерата предпочтут видеть нас живыми, а не распиленными на удельные княжества.

— Все зависит от вас, — усмехнулся премьер-министр Великобритании.

— От нас? Как вы понять не можете, что если дереву подпилить корни, оно погибнет. Держава — родина автохонтов человечества. Без нас не будет равновесия. Можете убежать мир, что люди бежали из Африки сколько угодно. По факту — миру нужны евразийцы, как бы вы сами себя не убеждали в обратном. Яйца курицу не учат. С севера на юг расползалась культура и цивилизация, никак не наоборот.

Премьер-министр Великобритании, французский дипломат и прочие высокопоставленные полномочные представители переглянулись. Похоже, игра шла в открытую. Никаких недомолвок и двойных стандартов.

Даниил ударил кулаком по столу. Народ вздрогнул. Харламов вытащил передатчик из уха и облачил свой гнев в слова:

— Кончился мирный договор с Китаем. Не помогли отданные на откуп острова, долгосрочные контракты и проданные образцы нового вооружения. Танковые дивизии, преимущественно Т-80, форсируют Амур без всяких спутниковых навигаторов. По старинке — по картам. В воздухе доминирует китайская авиация. Отдельные роты захватили Большой Уссурийский и шагают по новопостроенным мостам по направлению к Хабаровску. Концентрируются силы для нанесения удара по Благовещенску, Бикину, Владивостоку, Уссурийску и Биробиджану. Единственная заслонка, способная сдержать натиск — танковый корпус под Сковородино, обстрелян модернизированными китайцами комплексами С-300, неплохо копированные с наших старых разработок. База уничтожена. Прочие не расформированные боеспособные базы были отданы под опеку МЧС. У них нет вооружения. Будут тушить пожары под другим флагом. Следующим шагом предполагаю бомбардировку ТРАНССИБА и автомагистрали. В случае уничтожения моста через Амур Дальний Восток останется отрезанным от России. Концерн Сухой в Комсомольске-на-Амуре под угрозой. Дракон восстал и пышет огнем. Мы же можем показать ему голую задницу или…

Даниил не договорил. Все перевели взгляд на Василия, раздумывающего над тем, успеет ли эвакуировать структура клан Корпионовых из Хабаровска.

— «Витязей» и «Стрижей» реабилитировали? Где они? Снова на выставках?

— В Подмосковье. Расчётное время прибытия из Европейской части России — пять часов.

— Вертолёты?

— Вертолётные полки Ка-50, Ка-52 и Ка-60 под Артёмом недоукомплектованы. Пилотажные группы не собраны. Заводы только получили финансирование и пинок.

— Что с модернизированными С-400?

— Ближайший расчёт под Новосибирском. Ещё один на Урале. Два залпа? Ещё в Охотском море базируется подводная лодка с «Булавой-М». Три залпа?

— К чёрту три залпа и голую задницу. Покажет то, что есть. Слушай мою команду, ракетным войскам, удар по Манчжурии. Предупредительно снести десяток городов-миллиоников недалеко от границ. Предположительно — Хэган, Цзиси, Цзямусы, Шуанъяшань, Цицикар… дальше на выбор генералитета. Создать точечную полосу отчуждения, через которую китайцам придётся шагать в антирадиационных костюмах, если их не устраивают газовые трубы. После чего уничтожайте по городу, пока русскую землю не покинет последний захватчик. Через два часа — залп по административным центрам, Харбину, Даляню… Не выведут на третий час — залп по Пекину. И немедленный приказ о расконсервировании и приведении в полную боевую всех пусковых шахт. «Чёрная рука» должна быть реабилитирована в самое ближайшее время. В случае ответа — ПРО в полную боевую. Истреблять ракеты еще над их территорией.

— Договор по СНВ-1 и 2, - напомнил премьер-министр Великобритании.

— Нам объявили войну, сэр Геральд. Даже вам не выгодно, чтобы Дальний Восток разговаривал на китайском. Вам ничего не останется.

— Василий Васильевич, китайское ПРО даже в слепом состоянии собьёт часть снарядов, да и… Япония, Корея, — протянул референд-паранорм, намекая на сателлитов Штатов. — После подтверждения залпа нам стоит ждать встречный залп.

— По Дальнему Востоку? — Хмыкнул Василий. — Вряд ли. Я бы не стал захватывать радиационную пустыню. Дальний Восток и Сибирь в теоретической безопасности. Прочих ПРО хватит для защиты земель от Урала до Калининграда. Искандерам в полную боевую! При провокации со стороны Европы — залп по провокаторам без подтверждения приказов.

Дипломаты закашлялись.

— На Кунашире наши антисистемные ракетные турели с ядерной начинкой, — продолжил спокойно Василий. — Южной Корее хватает забот с северным соседом, чтобы тревожить азиатский муравейник, Тайвань даст залп по побережью Южного Китая, у них наш подарочный арсенал не первый год лежит, а что до Штатов, то им пока не видно, что происходит над этими территориям… да и права на суверенитет никто не отменял. — Василий повернул голову к иностранцам. — Норвегии на возвращении территорий намекнуть или сами отдадут? Один из «наших» президентов был не прав, поделившись рыбными угодьями.

— Бес попутал. Как Горбачева, Ельцина и с десяток других «русских» правителей с заимствованными фамилиями, — хмыкнул Кот. — Если подумать, то российские президенты единственные, кто позволяют себе отдавать территории. Без всякого референдума. Один додумался забрать подарок, компенсируя все потери. Но какая часть бюджета потом прахом пошла? Вся. Еще и с заначки забрали.

— Во времена своего свободомыслия вы опасны для мировой общественности, — подчеркнул строго канцлер Германии.

Василий не успел ответить. Секретарь-референт Юлия Приходько прервала.

— Вашингтон. Белый дом на проводе, — сказала вслух паранорм.

Иностранцы переглянулись.

— Да, вот и папка в ковбойской шляпе с битой и кольтом заволновался. Как же — медведь с цепи сорвался. Ракеты к Китаю запустил. — Хмыкнул Кот, глядя, как Ботаников и Харламов уходят в другой зал. Повернувшись к гостям, он продолжил. — Как министр иностранных дел, я уполномочен продолжать переговоры и без президента с премьер-министром, в вашем понимании. И так, на чем мы остановились?..

Василий же, пройдя в кабинет с Харламовым, подхватил трубку красного телефона.

— Приветствую, Василий. Мне тут нашептали, что ты играешь не по правилам, — заговорила трубка на английском без всякого переводчика. Весь мир вроде как должен знать английский, показывая высокий уровень культуры.

— Я не дам разобрать нас по территориям. Суверенитет, — ответил быстро Василий и, прикрыв трубку рукой, обратился к Даниилу. — Контрразведка вообще работает?

— Последние двадцать лет или вообще?

— Юсовские информаторы в ракетных войсках — это перебор. Найти информаторов! Вычистить!

— Уже ищут, почистим, — заверил Харламов, параллельно отдавая приказы помощникам.

— Не пори горячки, Ботаников. — Продолжил президент Соединённых Штатов Америки. — Шесть из семи флотов направляются к берегам России. Для наведения порядка.

— Чушь. — С ходу ответил Василий, прекрасно осведомленный о нахождении флотов «острова пиратов». — США не могут себе позволить снять надзор как минимум с Южной Америки, Персидского залива, Индийского океана и Атлантики. Массовое восстание в противном случае обеспечено. Так что только три флота. И тот, что в Средиземье не пустит Черноморский флот, а тот, что в Прибалтике — Северный. Ударять же с Тихого океана не советую — ракеты летают. Да и было у нас где-то несколько «берегов». Сам понимаешь. Плюс ваши «Огайо» морально устарели с начинкой. Под снос пора. Не долетят.

— Ты подкован, но нам нет нужды переправлять войска. НАТО хватит сил из тех, что есть. Европейский контингент.

— Обсудим наземные операции? Давай. Группировки сухопутных сил в Афганистане увязли во взращивании наркоты, не вылезут с плантаций под кумаром, те армии, что в Ираке и Иране, ежедневно взрываются, отряды обстреливают — тоже не возьмешь. Пакистане? Ливия? Египет? Турции? Сирия? Ливан? На ладан дышат те твои группировки — территории в половине шага от сепаратизма. Израиль и Европа не поддержат военных устремлений блока. Насмотрелись. Да и своих проблем хватает. Можешь сделать ставку на Южную Корею, но не уверен, что Северной Корее это понравится. Их армия идёт сразу после твоей по численности. Неплохо обработанные, они бросят все силы на войну. А Япония выйдет из-под контроля тот час, едва ты дашь слабину. Они помнят подложку с экономикой в конце восьмидесятых. А так же самураи прекрасно помнят бомбардировку и десятилетия оккупаций, депортации, отношение ко всем японцам, вне зависимости от того граждане они США на тот момент или нет, после нападения на Пёрл-Харбор. Старшее поколение помнит. А новое ни на что не влияет. История помнит всё. Они с радостью могут разрисовывать территории Дальнего Востока в цвет своих карт, но никогда не забудут своих обид, причинённых американцами.

— Своя шкура ближе к телу, Василий. Но Япония слишком тесно сидит на нашем крючке. Скажу прыгать в море — будут прыгать.

— Тут один твой коллега говорил, что кинематограф с полной промывкой мозгов не справляется. Не переоценивай свои возможности. И кстати, сколько ты должен миру по внешнему долгу? Триллионы? Есть шанс, что мир потребует долги обратно. Тот же Китай. Не он ли обслуживает твой основной долг? Им потребуются деньги на восстановление городов. Жди счета в ближайшее время.

— Предлагаешь додавить Китай? Чего ради? Назови хоть одну причину, почему я должен воевать с очередным сателлитом? Все производящие заводы — там. Ты собрался их бомбить и уже начал. Фактически, ты напал на нашу территорию.

— Ничего нового. Ты считаешь своей территорией весь мир вплоть до Дальнего космоса. Но причину я тебе назову. Даже две. Во-первых, мировое доминирование не может достаться подражателям. Неприемлемо с точки зрения той же истории, что мимикристы оставляют позади оригинальных представителей. Или давай на практике покажу тебе, ПОЧЕМУ ты не станешь давить на нас.

— Попробуй. Советую подбирать слова.

— Советам уже насоветовали. Назови любой город в Северной Америке. Маленький, заброшенный. Можно даже военную базу, какую не жалко.

— Ту странную научную базу на Аляске. — Добавил Харламов. — Самое то. Заодно и проверим по климатическому оружию.

— Точно. Наведи камеры на свою базу на Аляске, запасись попкорном и смотри шоу.

— Василий, что ты задумал? Ты объявляешь нам войну? — Послышалось встревоженное от американского президента. — Ты в своём уме?

Ботаников отложил трубку и, надавив в микрофон в ухе, обронил лишь два слова:

— «Лунная длань».

Сигнал прошёл до спутника структуры и передался дальше на… единственный естественный спутник земли.

— В космос надо было деньги вкладывать, а не в войны, — пробормотал Василий.

Удаляясь от Кремля и Белого дома в небо, как если бы человек мог мгновенно оказаться на Луне, используя космический лифт, можно было бы стать свидетелем, как в одном из лунных кратеров с видимой стороны луны поднялась сфера, укрывающая вторую лунную базу Антисистемы от зорких взглядов земных телескопов и одинокий синий луч устремился к Земле по заданным координатам.

Объект на Аляске, официально именуемый научно-исследовательской станцией, перестал существовать в одно мгновение. Чудовищная температура «холодного луча», как прозвал своё детище Конструктор, уничтожила все строения в радиусе десяти квадратных километров, оставив «блин» чистой земли.

Технология плазмы иномирян в оболочке ограничителей серокожих творила чудеса. Для генерации снаряда не требовались мощные электрогенераторы, как на лазерные технологии. Или высокие температуры, как на производство состояния плазмы. Заряд создавали разнополярные поля, а основным ресурсом служил гелий-3, с некоторых пор добываемый на Луне луноходами Антисистемы.

— Да уж, гибрид технологий иномирян и серокожих под руководством нашего земного ума творят чудеса. Жаль на перезарядку требуется около часа вне зависимости от мощи выпущенного залпа. — Кивнул Василий и взял трубку.

Разговор теперь должен был пойти совсем на другой волне.

— Что за чёрт?! — Воскликнул президент. — Только не говори, что это проект Сколково. Научный пафос не способен к такому прорыву!

Василий с Харламовым едва удержали смешок.

— Предлагаю отказаться от захватнической политики страны с подобными технологиями и решать общие проблемы, — продолжил на полном серьёзе Василий. — Нам не нужно уничтожение Китая. Мы просто не хотим терять свои земли. Повлияй на агрессивность тигра или луч может пройтись по Вашингтону или Нью-Йорку.

— Почему не по Пекину?!

— Уничтожают причину, а не следствие. Дракон спит, пока его не будят «блуждающие рыцари». — Закончил разговор Василий, положив трубку. — Ну что, Даня, всё или ничего?

— Нам терять нечего… как и всегда, — кивнул Харламов. — Жаль Скорп с блондином не видят. Было бы меньше жертв.

— Я не верю, что они пропали бы без веской причины. Значит, пропали за нас. Они сделали всё, чтобы мы могли это сделать. Не подведём ребят. Все потери героев на протяжении всей нашей летописи на наши землях — вам посвящается!

— Давай, натяни все прошлые представления о мире, Гений геополитики, — улыбнулся Харламов, получая в ухо отчёт о лунной бомбардировке, истреблении последних не антисистемных спутников системой ИС и уничтожении городов агрессора.

 

Глава 3

— Акт третий -

Россия. Дальний Восток. Хабаровск.

Мария в который раз читала свою курсовую работу, стараясь отвлечься от хаоса внешнего мира, в который в один момент превратилась страна. Резня в мегаполисах, быстро и кардинально решаемый кавказский, еврейский, азиатский и «высшебизнесменский» вопросы силами народа, который больше не били по рукам, был так далёк от матери-одиночки, что она не включала телевизора, не выходила в Интернет и пресекала любые попытки информаторов Антисистемы ввести её в курс дела.

Мари предпочитала не слышать о проливаемой крови.

Праведного гнева в народе накопилось много, и теперь страдали виновные и безвинные. Масса толпы не особо разбирала, кто в чём виновен конкретно. Постулаты и провокаторы брали своё, указывая на неугодных общественному мнению. Сил кастрированной полиции и оголодавшей армии не хватало, чтобы навести порядок. Потому первые волны общенародного выступления новый Кремль решил не гасить. Ячейки Антисистемы лишь пытались брать под контроль людские орды и старались переправить по возможности их буйные порывы в нужное русло. Доверия у этой структуры было больше, чем у всего созданного государством за два десятилетия капитализма.

Мария и не знала, что телевизор не вещает ни одного канала, с уничтожением спутников заглохли все цифровые и кабельные каналы, а эфирные заглушили осознанно. Так же перестал работать и Интернет и выходить в печать газеты. Многогранная машина СМИ в кой-то веки остановилась, тем самым перестав лгать. Информация лишь свободно текла по Руснету, привязанному к спутникам Антисистемы и всем доступным им каналам. Информаторы ячеек выдавали распоряжения и координировали действия групп, внося в хаос первых дней погромов упорядоченность и логичность.

Проще говоря, Мария Корпионова (а после свадьбы Маша взяла фамилию Семёна, взявшего фамилию чернявого брата и основателя клана) закрылась с дочуркой Любляной в собственной с Семёном квартире-пентхаусе в Хабаровске невдалеке от набережной и весь прочий мир для неё не имел значения. Только малышка и она. Флаг скорпиона над зданием и золотистая табличка на двери подъезда и квартиры хранили её надежнее телохранителей. В эти дни окупались все суммы доверия, заработанные структурой за годы своего существования.

Только несколько людей имело доступ в её обитель под крышей многоэтажки: снабженец и Владлена с маленьким Боремиром.

Владлена Корпионова, по мнению Марии — такая же разбитая неведеньем относительно судьбы любимого девушка с лялькой на руках. Разве что Владлена предпочитала жить после эвакуации из тайги в посёлке нового типа — Эдеме-1. За городом с приёмными родителями Сергея Корпионова жилось немного проще. К тому же рядом была хозяйственная Наталья, готовая всегда прийти на помощь, хоть и сама была в окружении троих детей.

Любляна спала в колыбельке после очередного кормления и давала матери время, чтобы погрузиться в мир прошлого. Хотя бы путём изучения материалов через книги, учебники и статьи по темам. Честно говоря, Мария всерьез собиралась доучиться в институте после декрета и при возможности готовилась к ГОСам, набирая и начитывая материал для дипломной работы, потому нещадно налегала на кофе, стараясь успеть побольше, пока ребёнок спал. Кружками был заставлен стол.

Вот и сейчас он вчитывалась в распечатанные на лазерном принтере листки. Темой её работы была мало изучаемая и незаслуженно забытая «битва при Молодях» при оплёвываемом, как и Сталине, Иване Грозном. Дескать, деспот и тиран, мучитель душ и самодур. Но, по сути — собиратель земель русских, множитель её богатств и отдушина для народа, многократно увеличивающего свой прирост в периоды их правлений, в отличие от гуманной демократической системы уничтожения собственного народа вполне легально…

В 1571 году крымский хан Девлет-Гирей подошел к Москве. Спасаясь от нашествия крымцев и примкнувших к грабительским набегам татар, за стенами города спряталось несчетное количество беженцев из ближайших весей и мелких городищ. Все они вместе с жителями столицы оказались в смертельной ловушке. Взять русскую столицу хан не сумел, но смог ее запалить. Большинство строений в городе было деревянными. Огненный смерч в считанные часы сожрал осаждённый город, предав мучительной смерти больше ста тысяч невинных людей.

Крымские орды ушли, но оставили после себя груды трупов, реки крови и слезы сирот и матерей. Разбойничий Крым, южный сосед России, был давней бедой, непрекращающейся напастью, терзающей русские земли. Вторили им и Казанские и Астраханские ханства, терзающие Московию при каждом удобном случае. Раз за разом с их территорий приходили банды грабителей, разоряли селения, убивали, калечили, насиловали, угоняли людей в рабство, отнимали у крестьян нажитое годами добро, оставляли после себя кровь и разруху.

Муки и страдания русской земли требовали отмщения, но нанести Крыму ответный удар было практически невозможно, как и прочим вассалам Османской Империи. Ханства оставались недосягаемыми. Разбойничьи шайки никогда не принимали боя и убегали от русских отрядов, едва заметив регулярные отряды. Угадать, откуда явятся тати, чтобы перехватить их и не дать учинить грабеж, было невозможно. Пойти в логово врага, чтобы истребить шакалье племя в его норе не рисковал ни один царь — удар в спину был обеспечен. Но то полдела. Напасть на любое из ханств означало объявить войну могущественнейшему государству той поры — Великой Порте. Вот в чём заключалась главная беда.

Османская империя на тот период находилась в зените своего могущества. Она активно раздвигала границы своей империи во все стороны, наступая на юго-востоке в Персии, на юго-западе в Африке, осаждала Вену на северо-западе и продвигалась к Венеции. Вторгнуться в Крым означало начать войну с величайшей империей XVI века.

Однако в 1572 году уже сама Османская Империя решила пожаловать на Русь. Султан Селим II решил, что настала пора присоединить русские земли, своих свободолюбивых соседей сделать данниками империи. Ради этого в северные земли были посланы 20 000 янычар — лучшей в мире пехоты XVI века, — и 200 орудий. Ради этого похода подняли в седло все мужское население Крыма. Устрашающая махина из 120 000 умелых воинов, лучших ратников, покатилась на Россию, к Москве.

В этот раз османы шли не грабить. Они шли покорять. Султан заранее разделил русское государство между своими мурзами, назначил наместников и министров, а крымским купцам-работорговцам выдал разрешение на беспошлинную торговлю на Волге любым товаром. К концу 1572 года Россия, по мысли турок, должна были стать всего лишь одной из имперских провинций.

Тем самым более четырёхсот тридцати лет назад произошла величайшая битва христианской цивилизации, определившая будущее евроазиатского континента, если не всей планеты, намного веков вперед. В этом сражении решалась не просто судьба Руси и стран Европы, но речь шла о судьбе всей европейской цивилизации. Эта победа была одержана вопреки, «неправильным» правителем, «неправильной» армией и «неправильным» народом. Потому династия Романовых, воцарившаяся после последнего из Рюриковичей — Ивана Четвёртого «Грозного» — и всё европейское, да и мировое сообщество сделало все, чтобы её забыть…

Мария оторвалась от листков, заслышав в небе гул. Подойдя к балкону, она хотела закрыть дверь и форточку, и вернуться к вычитке материала, но внезапно увидела летящие над Амуром самолёты. Два десятка грозных стальных птиц, разукрашенных в зелёный камуфляж, направлялись со стороны Большого Уссурийского острова к Хабаровску. Гул в небе сопровождал их боевое построение.

— Это ещё что за учения? — Обронила Мария, когда увидела внезапно взметнувшееся над Амуром пламя и черный дым.

Ракета класса воздух-земля поразила гружённую лесом баржу и тут же ещё с десяток ракет прошлись по баржам, прогулочным катерам и катерам на воздушной подушке. Амурская флотилия в один момент лишилась всех кораблей.

Самолёты сделали круг, и пошли на второй заход — на город.

Сердце Марии бешено забилось. Она поняла, что это не учения и отпрянула от балкона… вовремя.

Залп ракет был выдан китайскими самолётами дружный, нацеленный по верхушкам высотных зданий. Многоэтажка на Амурском бульваре города входила в этот разряд и одна из ракет досталась пентхаусу квартиры Корпионовых.

Марию откинуло взрывом в спину.

Европа. XVI век.

Маша с недоумением посмотрела на свои прозрачные руки и не нашла их физически существующими — лишь неясная дымка, рисуемая непривыкшим мозгом или собственным представлением о мире. Она в принципе не существовала, зато прекрасно видела всё происходящее вокруг. Это не могло не удивлять, но факт оставался фактом.

Она висела в нескольких метрах над землей и пыталась осознать происходящее. Это удавалось мало, её захлёстывали ощущения полёта. Невозможно было устоять на месте и постоянно хотелось двигаться. Она помчалась вперёд, оставляя под собой бескрайние поля и леса. Помчалась к морю на огромной скорости и так разогналась, что Чёрное море преодолела она бесплотным духом за какие-то мгновения. И вот уже заливы — Босфор и Дарданеллы, знаменитая бухта Золотой Рог, макушки мечетей перестроенного Константинополя, вот уже не первый век гордо именуемого себя Стамбулом. Здесь она затормозилась, рассматривая всё вокруг: людей, земли, строения. Всё казалось необычайной сказкой.

Мари вдруг поняла, что она в XVI веке на территории Османской империи. Так же она вспомнила, что в Европе не существовало никаких полноценных государств, кроме Османской империи. Карликовые образования, гордо именуемые себя королевствами и графствами, княжествами и вольными городами, невозможно было сравнить с этой огромной империей.

Мари вглядывалась в людей: чистые лица, ясные глаза, красивые одежды. Невольно подумала, что только западноевропейской пропагандой можно было объяснить то, что турок представляли грязными, тупыми дикарями, волна за волной накатывающимися на доблестные рыцарские войска Европы. Побеждали они, мол, тоже исключительно благодаря свой численности.

Любопытство взяло своё, Мари отправилась в поиск и вскоре наткнулась на вооруженные формирования. Судя по виду и выучке, всё обстояло совсем иначе: прекрасно обученные, дисциплинированные, отважные османские воины шаг за шагом теснили разрозненные, плохо вооруженные формирования европейских воинов, осваивая для империи все новые и новые «дикие» земли.

Мари совсем недавно читала, что к концу пятнадцатого века на европейском континенте туркам принадлежала Болгария, а к началу XVI века — Греция и Сербия, к середине века граница отодвинулась до Вены. Совсем скоро турки приняли под свою руку Венгрию, Молдавию, Трансильванию, начали войну за Мальту, опустошили побережья Испании и Италии. Не спешила просвещённая Европа выдворять иноверцев восвояси и совсем не из-за лени — банально не хватало сил и единства. Пока незнакомые даже с азами личной гигиены европейцы чесались от вшей и сёлами вымирали от чумы и проказы, холеры и оспы, «дикие» турки ходили в чистых одеждах и не спешили лить на себя духи для того, чтобы заглушать вонь. Парфюмерия чистым людям была не так необходима, как тем, кто мылся в жизни два раза — перед свадьбой и крещением, а то и похоронами.

Путешественница продолжила поиски людей по улицам и улочкам Стамбула, стараясь найти тех самых грязных турок и… не получалась. Турки не были «грязными». В отличие от всей неумытой Европы (исключение составляют лишь славяне со своими банями) подданные Османской империи были обязаны, согласно требованиям Корана, совершать ритуальные омовения перед каждой молитвой и один этот факт говорил о многом.

Паря над мечетями, Мари нисколько не сомневалась, что турки были истинными мусульманами. Они были людьми, изначально уверенными в своем духовном превосходстве, а потому крайне веротерпимыми. На завоеванных территориях они старались сохранить местные обычаи, чтобы не разрушать сложившихся общественных отношений.

Как вспомнила Маша, османов не особо интересовало, были ли новые подданные мусульманами, или христианами, или иудеями, числились ли они арабами, греками, сербами, албанцами, итальянцами, иранцами или татарами. Главное — чтобы они продолжали спокойно трудиться и исправно платили налоги.

Государственная система правления строилась на сочетании арабских, сельджукских и византийских обычаев и традициях.

Наиболее ярким примером, позволяющим отличить исламский прагматизм и религиозную терпимость от европейской дикости, может послужить история 100 000 евреев, изгнанных из Испании в 1492 году и охотно принятых в подданство султаном Баязидом. Католики получили моральное удовлетворение, расправившись с «убийцами Христа», а османы — значительные поступления в казну от новых, далеко не бедных, переселенцев.

Вопрос в том, развалили ли эти переселенцы государство с годами изнутри или нет — совсем другой. Но как факт — Османская империя далеко опережала северных соседей в технологии производства вооружений и доспехов. И турки, а не европейцы, подавляли врага артиллерийским огнем, именно османы активно насыщали свои войска, крепости и корабли пушечными стволами.

Орудия турок представляли реальную боевую силу даже спустя три века после своего изготовления. В XVI веке их можно было смело считать настоящим сверхоружием.

Турки так же обладали наиболее передовой для своего времени регулярной профессиональной армией. Её костяк составлял так называемый «янычарский корпус». В XVI веке он практически полностью формировался из купленных или захваченных в плен мальчиков, юридически являвшихся рабами султана. Все они проходили качественное воинское обучение, получали хорошее вооружение и превращались в лучшую пехоту, какая только существовала в Европе и средиземноморском регионе.

Численность корпуса достигала 100 000 человек. Кроме того, империя обладала современной феодальной конницей, которая формировалась из сипахов — владельцев земельных наделов. Подобными наделами, «тимарами», военачальники награждали доблестных и достойных солдат во всех вновь присоединенных районах, благодаря чему численность и боеспособность армии непрерывно возрастала. А если вспомнить ещё и то, что попавшие в вассальную зависимость от Великолепной Порты правители были обязаны по приказу султана приводить свои армии для общих походов, становится ясно, что Османская империя могла единовременно выставить на поле боя никак не меньше полумиллиона хорошо подготовленных воинов — куда больше, нежели имелось войск во всей Европе вместе взятой.

Выходило, что при одном упоминании о турках средневековых королей бросало в холодный пот, рыцари хватались за оружие и испуганно крутили головой, а младенцы в колыбелях начинали плакать и звать маму. Любой мало-мальски мыслящий человек мог уверенно предсказать, что лет через сто весь обитаемый мир будет принадлежать турецкому султану, и посетовать на то, что продвижение османов на север сдерживает отнюдь не мужество защитников Балкан, а стремление османов в первую очередь овладеть куда более богатыми землями Азии, покорить древние страны Ближнего Востока. Османская империя добилась этого, раздвинув свои границы от Каспийского моря, Персии и Персидского залива и почти до самого Атлантического океана (западными землями империи являлся современный Алжир).

Мари вспомнила и об очень важном факте, неизвестном многим профессиональным историкам. Ей самой об этом рассказывал когда-то Семён, а не преподаватель.

Начиная с 1475 года в состав Османской империи входило Крымское ханство. Крымский хан назначался и смещался султанским двором. Он приводил свои войска по приказу Великолепной Порты, либо начинал военные действия против кого-то из соседей по приказу из Стамбула; на Крымском полуострове находился султанский наместник, а в нескольких городах стояли турецкие гарнизоны. Кроме того, Казанское и Астраханское ханство считались находящимися под покровительством империи, как государства единоверцев, к тому же исправно поставляющие рабов для многочисленных боевых галер и рудников, а также наложниц для гаремов.

Глаза разбегались от богатств империи. Мари при взгляде на мощь и роскошь мусульманской империи едва не забыла тему своей курсовой. Опомнившись, она помчалась на север, припоминая всё, что происходило в то время в Московии.

О том, что представляла из себя Русь XVI века, мало кто себе представлял по существу. Прежде всего, на Руси XVI века рабства практически не существовало. Каждый человек, родившийся в русских землях, изначально являлся вольным и равным со всеми прочими. «Крепостничество» того времени сейчас называлось бы договором аренды земельного участка со всеми вытекающими последствиями: нельзя уходить, пока не расплатился с хозяином земли за ее использование. И всё… Никакого наследственного крепостничества не существовало (оно введено соборным уложением 1649 года), и сын крепостного являлся вольным человеком до тех пор, пока сам не решался взять себе земельный надел.

Никаких европейских дикостей вроде дворянского права на первую ночь, карать и миловать, или просто разъезжать с оружием, пугая простых граждан и затевая ссоры, не существовало. В судебнике 1497 года вообще признавалось только две категории населения: служилые люди и неслужилые. В остальном перед законом все равны вне зависимости от происхождения.

Служба в армии являлась абсолютно добровольной, хотя, конечно, наследственной и пожизненной. Хочешь — служи, не хочешь — не служи. Отписывай поместье в казну, и — свободен. Понятие пехоты в русской армии в тот момент отсутствовало начисто. Воин выходил в поход на двух или трёх конях — в том числе и стрельцы, которые спешивались только непосредственно перед сражением.

Война была перманентным состоянием тогдашней Руси: её южные и восточные рубежи постоянно теребили грабительскими набегами татары, западные границы беспокоили братья-славяне Литовского княжества, много веков оспаривавшие у Москвы право первенства на наследие Киевской Руси.

В зависимости от ратных успехов, западная граница постоянно перемещалась то в одну, то в другую сторону, а восточных соседей то замиряли, то пытались задобрить подарками после очередного поражения. С юга некоторую защиту представляло так называемое Дикое поле — южно-русские степи, совершенно обезлюдевшие в результате непрерывных набегов крымских татар. Чтобы напасть на Русь, подданным Османской империи требовалось совершать длинный переход, и они, как люди ленивые и практичные, предпочитали грабить либо племена Северного Кавказа, либо Литву и Молдавию.

Так что Мари была прекрасна осведомлена о положении дел на Руси. И паря над территорией Московии, проносясь над городами и высями, она припоминала деятельность Ивана Грозного.

В голове осталось немало информации по данному вопросу…

В 1533 году воцарился сын Василия III — Иван. Впрочем, воцарился — это слишком сильно сказано. В момент вступления на трон Ивану было всего три года, и счастливым его детство можно назвать с очень большой натяжкой. В семь лет у него отравили мать, после чего буквально на глазах убили человека, которого он считал своим отцом, любимых нянек разогнали, всех, кто ему мало-мальски нравился — либо уничтожили, либо услали с глаз долой. Во дворце он находился на положении цепного пса: то выводили в палаты, показывая иноземцам «любимого князя», то пинали все кому не лень. Доходило до того, что будущего царя забывали кормить на протяжении целых дней. Всё шло к тому, что перед совершеннолетием его просто бы прирезали, дабы сохранить в стране эру безвластия, — однако государь выжил. И не просто выжил — а стал величайшим правителем за всю историю Руси. И что самое поразительное — Иван IV не озлобился, не стал мстить за прошлые унижения. Его правление оказалось едва ли не самым гуманным за всю историю нашей страны.

Последнее утверждение отнюдь не оговорка. К сожалению, все, что обычно рассказывается об Иване Грозном, колеблется от «полного бреда» до «откровенного вранья». К «полному бреду» можно отнести «свидетельства» известного знатока Руси, англичанина Джерома Горсея, его «Записки о России», в которых утверждается, что зимой 1570 года опричники перебили в Новгороде 700 000 (семьсот тысяч) жителей, при общем населении этого города в тридцать тысяч. К «откровенному вранью» — свидетельства о жестокости царя. Например, заглянув в широко известную энциклопедию «Брокгауза и Ефрона», в статью об Андрее Курбском, любой желающий может прочитать, что, гневаясь на князя, «в оправдание своей ярости Грозный мог приводить только факт измены и нарушения крестного целования…». Какие пустяки! То есть, князь дважды изменил Отечеству, попался, но не был повешен на осине, а целовал крест, христом-богом клялся, что больше не будет, был прощен, снова изменил… Однако при всем том царю пытаются поставить в вину не то, что он не покарал предателя, а то, что продолжает ненавидеть выродка, приводящего на Русь польские войска и проливающего кровь русских людей.

К глубочайшему сожалению «иваноненавистников», в XVI веке на Руси существовала письменность, обычай поминать мертвых и синодники, которые сохранились вместе с поминальными записями.

По существу выходило, что при всём старании на совесть Ивана Грозного за все его пятьдесят лет правления можно отнести не больше 4000 погибших. Если учитывать, что большинство казнённых честно заработало себе казнь изменами и клятвопреступлениями, то — почти ничего. В те же самые годы в соседней Европе в Париже за одну ночь вырезали больше 3000 гугенотов, а в остальной стране — более 30 000 только за две недели. В Англии по приказу Генриха VIII было повешено 72 000 людей, виновных в том, что они нищие. В Нидерландах во время революции счет трупам перевалил за 100 000…

Байка про разорение Новгорода в наглую списана со штурма и разорения Льежа бургундцами Карла Смелого в 1468 году. Причем плагиаторы даже поленились сделать поправку на русскую зиму, в результате чего мифическим опричникам пришлось ездить на лодках по Волхову, который в тот год, по свидетельству летописей, промерз до самого дна.

Впрочем, основные черты личности Ивана Грозного не решались оспаривать даже самые лютые его ненавистники, а потому известно, что был он очень умен, расчетлив, ехиден, хладнокровен и смел. Царь был поразительно начитан, имел обширную память, любил петь и сочинял музыку (его стихиры сохранились и исполняются по сей день). Иван IV прекрасно владел пером, оставив богатое эпистолярное наследие, любил участвовать в религиозных диспутах. Царь сам разбирал тяжбы, работал с документами, не выносил гнусного пьянства.

Добившись реальной власти, молодой, дальновидный и деятельный царь немедленно начал принимать меры к реорганизации и укреплению государства — как изнутри, так и внешних его границ.

Мари нашла деревянный кремль и приблизительное место, где впоследствии будет построен собор Василия Блаженного. Собор, вобравший в себя больше родоверческого, чем христианского: свастики света во внутренней облицовки, родовые маковки как навершия, цвета и формы, явно выделяющие его из всех произведений христианского зодчества. Семён рассказывал Мари, что возвели его на месте древнего языческого капища. Храм над храмом, погребённом временем, откопанном и заново возведённым. Возможно именно этот храм разбавлял во все годы после строительства гнетущую атмосферу столицы. Особенно начиная с 20 века.

Так же Мари припомнила, что основная черта Ивана Грозного — это его маниакальная страсть к огнестрельному оружию. В русском войске впервые появляются отряды, вооруженные пищалями, — стрельцы, которые постепенно становятся костяком армии, отнимая это звание у поместной конницы. По всей стране возникают пушечные дворы, на которых отливают все новые и новые стволы, крепости перестраиваются под огненный бой — у них спрямляют стены, в башни устанавливают тюфяки и крупнокалиберные пищали. Царь всеми способами запасает порох: покупает, ставит пороховые мельницы, он обложил города и монастыри селитряной повинностью. Иногда это приводит к устрашающим пожарам, но Иван IV неумолим: порох, как можно больше пороха!

Первая задача, которая была поставлена перед набирающим силу войском — прекращение набегов со стороны Казанского ханства. При этом молодого царя не интересовали полумеры, он хотел прекратить набеги раз и навсегда, а для этого есть только один способ: покорить Казань и включить ее в состав Московского царства. С тем желанием семнадцатилетний юноша и отправился «воевать татар».

Трехлетняя война закончилась неудачей. Сказывалось, что одного желания мало. Но работа над ошибками не прошла даром, и в 1551 году царь явился под стены Казани снова и победа!

Казанцы запросили мира, согласились на все требования, но, по своему обыкновению, условий мира не выполнили. Однако на этот раз русские почему-то не проглотили обиду и следующим летом, в 1552 году опять распустили знамена у вражеской столицы — Казань была взята.

Известие о том, что далеко на востоке неверные громят единоверцев, застало султана Сулеймана Великолепного врасплох — подобного он никак не ожидал. Султан отдал приказ крымскому хану оказать помощь казанцам, и тот, наскоро собрав 30 000 человек, двинулся на Русь. Юный царь во главе 15 000 всадников ринулся навстречу и разгромил незваных гостей наголову. Следом за сообщением о разгроме Девлет-Гирея в Стамбул полетело известие о том, что на востоке стало одним ханством меньше. Не успел султан переварить эту пилюлю — а ему уже передают о присоединении к Москве еще одного ханства — Астраханского.

Оказывается, после падения Казани хан Ямгурчей в приступе гнева решил объявить войну России…

Слава покорителя ханств принесла Ивану IV новых, неожиданных подданных: надеясь на его покровительство, на верность Москве добровольно присягнули сибирский хан Едигер и черкесские князья. Северный Кавказ оказался так же под властью царя. Нежданно-негаданно для всего мира — в том числе и для самой себя — Россия в считанные годы увеличилась в размерах более чем вдвое, вышла к Чёрному морю и оказалась лицом к лицу с огромной Османской империей. Это могло означать только одно: страшную, опустошительную войну.

Что и случилось.

Мари поражала туповатая наивность ближайших советников царя — «Избранной рады». Они неоднократно советовали царю напасть на Крым, покорить его, подобно ханствам Казанскому и Астраханскому. При том, что прекрасно понимали — Османская империя так просто этого не оставит. В XVI веке Османская империя, ослабив свой напор на других направлениях, могла вывести против Москвы раз в пять больше войск, нежели позволяла себе мобилизовать Россия. Само Крымское ханство, подданные которого не занимались ни ремеслом, ни земледелием, ни нормальной торговлей (кроме работорговли), было готово по приказу хана посадить на коней все свое мужское население и неоднократно ходило на Русь армиями в 100–150 тысяч. Но крымские татары были трусливыми разбойниками, с которыми справлялись отряды в 3–5 раз меньшие по численности. Совсем другое дело — сойтись на поле боя с закаленными в боях и привыкшими покорять новые земли янычарами и сельджуками. Позволить себе подобную войну Иван IV не мог, потому даже в юном возрасте пропускал советы рады мимо ушей.

Соприкосновение границ обоих государств случилось неожиданно для обеих стран, а потому первые контакты соседей оказались на удивление миролюбивыми. Османский султан прислал русскому царю письмо, в котором дружелюбно предложил на выбор два возможных выхода из сложившейся ситуации: либо Россия предоставляет волжским разбойникам — Казани и Астрахани — прежнюю независимость, либо Иван IV присягает на верность Великолепной Порте, входя в состав Османской империи вместе с покоренными ханствами.

От одного решения зависело будущее Европы: быть ей или не быть? Согласись царь на османское предложение — и он навсегда обезопасил бы южные границы страны. Султан не позволил бы татарам грабить новых подданных, и все грабительские устремления Крыма были бы обращены в единственном возможном направлении: против извечного недруга Москвы — Литовского княжества. В таком случае быстрое истребление врага и возвышение России стало бы неизбежным.

Но вот какой ценой? Потерей независимости? Не бывала Русь по пятой захватчиков никогда, потому Царь отказался.

Мари и сама не верила, что какие-то дикие монголы-ойраты, не имеющие письменности и системы счёта, законов, оружия и банальных знаний о мироустройстве, фактически племенах, не выползших из пещерных времён родового строя, способны были покорить полмира и прийти на Русь. Миф, раскрученный династией Романовых, не укладывался в логику веков рабства Руси под Ордой. Скорее всего, Ордой были военные формирования, сродни казацким, служащим Руси, в состав которых входили как христиане, так и язычники, не делающих особых различий из-за бытующего двоеверия не первый век с принятия крещения. И как понять, что после победы на Куликовом поле ещё век ждали той самой свободы от ига до стояние на реке Угре?

Что до соседних монголо-татар или просто татарвы, «татей» — те же участники военизированных ополчений Орды, служащие, живущие и воюющие часто на благо славянских княжеств и с ними породнившихся… До той поры, пока не попали под руку мусульманской империи. Языческие и христианские представления степняков сменились догмами полумесяца, отсюда и весь конфликт.

Мари поняла, что ушла в сторону и попыталась сосредоточится на периоде, в который попала.

Выходило, что султан Сулейман, разгневанный отказом, отпустил крымские тысячи, которые использовались им в Молдавии и Венгрии, и указал крымскому хану Девлет-Гирею нового врага, которого ему предстоит сокрушить: Россию.

Суждено было начаться долгой и кровопролитной войне: татары регулярно рвались в сторону Москвы, русские отгораживались многосотверстовой Засечной Чертой из лесных буреломов, крепостей и земляных валов с вкопанными в них кольями. На защиту этой гигантской стены ежегодно заступало 60–70 тысяч воинов.

Ивану Грозному было ясно, да и султан неоднократно подтверждал это своими грамотами: нападение на Крым будет расценено как объявление войны империи. А пока русские терпят, османы тоже не начинают активных военных действий, продолжая уже начатые в Европе, Африке и Азии войны.

Выходило, что пока у Османской империи руки связаны сражениями в других местах, пока османы не собираются наваливаться на Россию всей своей мощью, есть время для накопления сил, и Иван IV пользовался этим временем, ведя энергичные преобразования в стране: в первую очередь он ввёл в стране режим, который впоследствии был назван демократией. В стране отменились кормления, институт назначаемых царем воевод заменялся местным самоуправлением — земскими и губными старостами, избираемыми крестьянами, ремесленниками и боярами. Причем новый режим насаждался не с тупым упрямством царского повеления, а расчетливо и разумно. Переход на демократию производился… платно. Нравится воевода — живи по-старому. Не нравится — местные жители вносят в казну сумму от 100 до 400 рублей и могут выбирать себе в начальники кого захотят.

Преобразовывалась армия. Самолично участвуя в нескольких войнах и сражениях, царь прекрасно знал про основную беду войска — местничество. Бояре требовали назначения на посты согласно заслугам своих предков: коли дед командовал крылом войска, значит, и мне тот же пост положен. Пусть дурак, и молоко на губах не обсохло: но все равно пост командира крыла — мой! Не хочу старому и умудренному опытом князю подчиняться, потому, как сын его под рукой моего прадеда ходил! Значит, не я ему, а он мне подчиняться должен!

Вопрос этот решался радикально: в стране организуется новая армия, опричнина. Опричники клянутся в преданности одному лишь государю, и карьера их зависит только от личных качеств. Именно в опричнине служат и все наемники: у России, ведущей долгую и тяжелую войну, хронически не хватает воинов, но зато имеется достаточно золота, чтобы нанять себе вечно нищих европейских дворян.

Иван IV активно строил церковно-приходские школы, крепости, стимулировал торговлю, целенаправленно создавал рабочий класс: прямым царским указом запрещалось привлекать землепашцев на любые работы, связанные с отрывом от земли, — работать на строительстве, на заводах и фабриках должны рабочие, а не крестьяне.

Разумеется, в стране находилось немало противников столь стремительных преобразований. Вы только подумайте: простой безродный помещик вроде Бориски Годунова мог дослужиться до воеводы просто потому, что он храбр, умен и честен! Вы подумайте: родовое имение царь может выкупить в казну только потому, что хозяин плохо знает свое дело, и крестьяне от него разбегаются! Потому опричников ненавидят, про них распускают гнусные слухи, против царя организуются заговоры — но Иван Грозный твердой рукой продолжает свои преобразования. Дело доходит до того, что на несколько лет ему приходится разделить страну на две части: опричнину для тех, кто желает жить по-новому и земство для тех, кто хочет сохранить старые обычаи. Однако, несмотря ни на что, он добился своего, превратив древнее Московское княжество в новую, могучую державу — Русское царство.

В 1569 году кровавая передышка, состоявшая из непрерывных набегов татарских орд, закончилась. У султана, наконец-то, нашлось время и для России. 17 000 отборных янычар, усиленных крымской и ногайской конницей, двинулись в сторону Астрахани. Царь, все еще надеясь обойтись без крови, отвел с их пути все войска, одновременно пополнив крепость припасами продовольствия, порохом и ядрами. Поход провалился: туркам не удалось протащить с собой артиллерию, а воевать без пушек они не привыкли. К тому же, обратный переход через неожиданно холодную зимнюю степь стоил жизни большинству турок.

Через год, в 1571 году, обходя русские крепости и сбивая малочисленные боярские заслоны, Девлет-Гирей довел до Москвы 100 000 всадников, поджег город и вернулся назад. Иван Грозный рвал и метал. Покатились боярские головы. Казненных обвиняли в конкретной измене: упустили врага, не сообщили вовремя о набеге. В Стамбуле потирали руки: разведка боем показала, что русские не умеют сражаться, предпочитая отсиживаться за крепостными стенами. Но если легкая татарская конница не способна была брать укрепления, то опытные янычары умели откупоривать их очень даже хорошо.

Московию было решено покорять, для чего Девлет-Гирею придавалось 7000 янычар и пушкари с несколькими десятками артиллерийских стволов — брать города. Заранее назначались мурзы в пока еще русские города, наместники в ещё не покоренные княжества, делилась земля, купцы получали разрешение на беспошлинную торговлю. Осваивать новые земли собрались все мужчины Крыма от мала до велика. Огромная армия должна была войти в русские пределы и остаться там навсегда.

Так оно и случилось…6 июля 1572 года Девлет-Гирей дошел до Оки во главе 120000-ого войска, наткнулся на 50 000-ную армию под командованием князя Михаила Воротынского и, смеясь над глупостью русских, повернул вверх вдоль реки. Возле Сенькина брода он без труда разогнал отряд из 200 бояр и, переправившись через реку, двинулся к Москве по Серпуховской дороге. Воротынский поспешил следом.

С невиданной в Европе скоростью на русских просторах перемещались огромные конные массы — обе армии передвигались налегке, верхом, не отягощенные обозами.

Опричник Дмитрий Хворостинин крался по пятам татар до деревни Молоди во главе 5000-ного отряда из казаков и бояр и только здесь, 30 июля 1572 года, получил разрешение атаковать врага. Ринувшись вперед, он втоптал в дорожную пыль татарский арьергард и, помчавшись дальше, врезался у реки Пахры в основные силы.

Слегка удивившиеся подобной наглости, татары развернулись и бросились на небольшой отряд всеми своими силами. Русские кинулись наутек — враги устремились за ними, преследуя опричников до самой деревни Молоди, и тут захватчиков поджидал неожиданный сюрприз: обманутая на Оке русская армия стояла уже здесь. И не просто стояла, а успела соорудить гуляй-город — передвижное укрепление из толстых деревянных щитов. Из щелей между щитами по степной коннице ударили пушки, из прорубленных в бревенчатых стенках бойниц громыхнули пищали, поверх укрепления хлынул ливень стрел. Дружный залп смел передовые татарские отряды — словно огромная рука смахнула со стола ненужные крошки. Татары смешались — Хворостинин развернул своих воинов и снова ринулся в атаку.

Подходившие по дороге конные тысячи одна за другой попадали в жестокую мясорубку. Уставшие бояре то отходили за щиты гуляй-города, под прикрытие плотного огня, то бросались во все новые и новые атаки. Османы, торопясь уничтожить неведомо откуда взявшуюся крепость, кидались на штурм волна за волной, обильно заливая русскую землю своею кровью, и только опустившаяся тьма остановила бесконечное смертоубийство.

Утром османской армии открылась истина во всей ее ужасающей неприглядности: захватчики поняли, что угодили в ловушку. Впереди по Серпуховской дороге стояли прочные стены Москвы, позади пути в степь отгораживали закованные в железо опричники и стрельцы. Теперь для незваных гостей речь шла уже не о покорении России, а о том, чтобы выбраться назад живыми.

Последующие два дня прошли в попытках спугнуть перегородивших дорогу русских — татары осыпали гуляй-город стрелами, ядрами, кидались на него в верховые атаки, надеясь прорваться в оставленные для прохода боярской конницы щели. Однако к третьему дню стало ясно, что русские скорее умрут на месте, чем позволят незваным гостям убраться восвояси. 2 августа Девлет-Гирей приказал своим воинам спешиться и атаковать русских вместе с янычарами.

Татары прекрасно понимали, что на сей раз идут не грабить, а спасают свою шкуру, и дрались как бешенные собаки. Накал битвы достиг высочайшего напряжения. Доходило до того, что крымчане пытались разломать ненавистные щиты руками, а янычары грызли их зубами и рубили ятаганами. Но русские не собирались выпускать извечных грабителей на волю, дать им возможность отдышаться и вернуться снова. Кровь лилась весь день — но к вечеру гуляй-город продолжал все так же стоять на своем месте.

В русском стане лютовал голод — ведь гоняясь за врагом, бояре и стрельцы думали об оружии, а не о еде, попросту бросив обоз с припасами продовольствия и питья. Как отмечают летописи: «В полках учал быть голод людям и лошадям великий». Тут следует признать, что наравне с русскими воинами жажду и голод терпели немецкие наемники, которых царь охотно брал в опричники. Однако немцы тоже не роптали, а продолжали драться не хуже других.

Татары пребывали в бешенстве: они привыкли не драться с русскими, а гнать их в рабство. Османским мурзам, собравшимся править новыми землями, а не умирать на них, тоже было не до смеха. Все с нетерпением ждали рассвета, чтобы нанести завершающий удар и наконец-то разбить хрупкое с виду укрепление, истребить прячущихся за ним людей.

С наступлением сумерек воевода Воротынский взял с собой часть воинов, по лощине обошел вражеский лагерь и затаился там. А ранним утром, когда после дружного залпа по атакующим османам навстречу им устремились бояре во главе с Хворостининым и завязали жестокую сечу, воевода Воротынский неожиданно ударил врагам в спину. И то, что начиналось как битва, мгновенно превратилось в избиение.

На поле у деревни Молоди защитники Москвы полностью вырезали всех янычар и османских мурз, на нем погибло почти все мужское население Крыма. И не только простых воинов — под русскими саблями полегли сын, внук и зять самого Девлет-Гирея. Имея, по разным оценкам, вчетверо меньше сил, нежели у врага, русские воины навсегда устранили исходящую из Крыма опасность. Живыми удалось вернуться не более чем 20 000 из отправившихся в поход бандитов — и более уже никогда Крым не смог восстановить своих сил.

Через сотню лет Крым — Таврия — вновь стал русским.

Это было первое крупное поражение за всю историю Османской империи. Потеряв на русских границах за три года почти 20 000 янычар и всю огромную армию своего сателлита, Великолепная Порта отказалась от надежд завоевать Россию.

Огромное значение имела победа русского оружия и для Европы. В битве при Молодях мы не только отстояли свою независимость, но и лишили Османскую империю возможности увеличить свои производственные мощности и армию примерно на треть. К тому же, для огромной османской провинции, которая могла возникнуть на месте России, путь дальнейшей экспансии имелся только один — на запад. Отступая под ударами на Балканах, Европа вряд ли устояла бы даже несколько лет, увеличься турецкий натиск хоть ненамного. Так Русь стала в очередной раз оберегом добра не помнящей Европы.

Остается ответить только на один вопрос: почему про битву при Молодях не снимают фильмы, не рассказывают про нее в школе, не отмечают праздниками ее годовщину?

Дело в том, что битва, определившая будущее всей европейской цивилизации, случилась в правление царя, которому не положено быть не то что хорошим, но и просто нормальным. Иван Грозный, величайший царь в истории Руси, фактически создавший ту страну, в которой мы живем, — вступивший в правление Московским княжеством и оставивший после себя Великую Россию, был последним из рода Рюриковичей. После него на престол вступила династия Романовых — и они сделали максимум возможного, чтобы принизить значение всего, сделанного предыдущей династией и опорочить величайших из ее представителей.

Согласно высочайшему указанию, Ивану Грозному назначено быть плохим — и вместе с памятью о нем была запрещена и великая победа, с немалым трудом добытая нашими предками.

Первый из династии Романовых отдал шведам побережье Балтийского моря и выходы к Ладожскому озеру. Его сын ввел наследственное крепостное право, лишив промышленность и сибирские просторы вольных работников и переселенцев. При его правнуке была сломана созданная Иваном IV армия и уничтожена промышленность, снабжавшая оружием всю Европу (одни только Тульско-Каменские заводы продавали на запад в год до 600 орудий, десятки тысяч ядер, тысячи гранат, мушкетов и шпаг).

Россия стремительно скатывалась в эпоху деградации. Но тут пришел неправильный Романов — Пётр Первый, он же рекомый антихристом. И кое-что для страны изменилось. Царствие стало Империей. Потому что на царствие управителя никто не сажал.

Он взял власть «сам».