1553 год. Лондон. Королевский дворец.
Дождливый туманный вечер.
Изящный позолоченный канделябр с тремя свечами выхватывал из темноты лик хорошенькой рыжеволосой женщины. Высокий лоб, умное живое лицо, упрямо сжатые губы, твердый взгляд светло-карих глаз. Иногда она щурилась, всматриваясь в темноту. Она с детства, как и ее отец, была близорука. Но в ней чувствовалась решительность и властность. Невысокая, но стройная она была в роскошном ярко-зеленом платье во французском стиле с корсажем и большими широкими рукавами. На шеи, груди, руках, поблескивали восхитительные украшения из золота и бриллиантов. Леди сидела за громадным позолоченным столом, обитым сукном изумрудного цвета, задумчиво склонившись над бумагой. Перо на какое-то мгновение застыло в ее руке…
Недавно ставшая королевой Англии 37-и летняя Мария Тюдор решала один жизненно важный для себя вопрос. Подписать или не подписать приказ о казни? Ведь только лишь росчерк пера — и судьба человека практически решена! Даже трех. Первой обвиняемой всего 16 лет. А зовут ее Джейн Грей. Бывшая королева Англии, которую Мария и сместила. Двое других — муж и свекор Джейн. Гилфорд Дадли и Джон Дадли. Она бы не казнила их, особенно Джейн, но… мятеж Томаса Уайта заставил ее снова задуматься о своем будущем и будущем своей страны. Протестанты не успокоятся, пока не возведут на трон человека своей веры. А лучшая кандидатура — это именно Джейн Грей. Ведь она протестантка. И она их знамя в борьбе с католицизмом. А "Неистовая Католичка" (так в народе называли Марию) — их враг. Естественно они всячески будут бороться против нее, и плести интриги. Да это весомый аргумент для расправы.
Но… несмотря на это, она колебалась. Мария была, бесспорно, человеком жестоким, но ей было искренне жаль девушку(!). Она понимала, что Джейн лишь марионетка в грязной политической игре, а кукловоды — ее муж и особенно свекор, который примкнул к главарю мятежников Уайту. Но в то же время, не убив эту троицу, она рискует быть в свою очередь убитой ими. Любое восстание — и ее участь будет незавидна. Схватят, осудят — и на плаху! Возиться с ней точно не станут. Тем более, отдавать так трудно завоеванный трон в чужие руки — это глупо и неразумно. Сколько она испытала душевных мук и унижений, чтобы завоевать его. Сколько ей пришлось пережить на пути к цели — уму непостижимо! И так просто отдать… Нет это не в ее правилах.
Королева слегка нахмурилась от неприятных воспоминаний. Сколько прошло лет — а она ничего не забыла. Эти воспоминания прочным якорем воткнулось в дно ее души, и вытащить их оттуда уже не представляется возможным. Так они были прочны и гнетущи. А иногда и болезненны.
Мария тяжело вздохнула…
А ведь она могла и не стать королевой.
В свое время ее отец — Генрих VIII влюбился в некую Анну Болейн. Она была молода и весьма привлекательна. Единственная наследница герцога Норфолка. Поначалу Анна не отвечала взаимностью королю: он был немолод и тучен. То ли дело ее любовник — Генри Перси. Так и брызжет молодостью, красотой и сексапильностью! Да и в постели неутомим! Душка — одним словом! Но короля, привыкшего добиваться своей цели любым путем, не остановила убийственная холодность красавицы. Он решил действовать.
Надо сказать, жена короля Екатерина Арагонская была старше своего мужа. Глубоко верующая, благочестивая, смиренная, она избегала светские пирушки и развлечения а больше присутствовала на религиозных праздниках. А король любил покутить, повеселиться, погулять на стороне. Ему уже порядком надоела его законная супруга. Генрих добился того чтобы Перси родители женили на другой, а Болейн посадили чуть ли не под домашний арест, окружив ее строгим надзором.
Генрих стал посещать Анну практически каждый день. Дарил ей дорогие подарки, присылал музыкантов и трубадуров, расточал комплименты и обещания в надежде сломить ее сопротивление. Но обиженная на весь белый свет за разлуку с любимым девушка постоянно отказывала королю, что последнего сильно разочаровало и приводило неописуемое уныние. Но страсть в сердце венценосной особы от этой девичьей несговорчивости и неприступности крепла еще сильней. Генрих просто обезумел от вожделения. На счастья монарху Анна, проводившая много времени в размышлениях и молитвах, неожиданно поумнела. Если ее лишили женского счастья, то пусть компенсацией за это будет королевская корона. И она предложила Генриху ультиматум: либо он сочетается с ней законным браком и делает ее королевой Англии либо он ее никогда не добьется. Сгорающий от неземной страсти помазанник божий согласился на все ее условия лишь бы овладеть недоступной девушкой.
Оставалась одна, но очень большая проблема — королева Англии Екатерина Арагонская. Первая попытка расторгнуть брак с матерью Марии не увенчалась успехом. Папа Римский — Климент VII (в миру Джулио Медичи) отказал Генриху в разводе.
Венценосец был в дикой ярости. Он не привык получать отказ, он привык получать все и сразу. И в его словаре не было слово: "сдаваться". И он решил не сдаваться. Ради того чтобы провести одну ночь со "спелым персиком" — Болейн он готов был развязать войну против Папы Римского. Уничтожить весь мир, королевство. Или убить супругу. А лучше отравить. С помощью какого-нибудь сильнодействующего, но бесцветного яда. Насыпать в бокал с виной, дать королеве — и проблема решена.
Король бы так и сделал, если бы не хитроумный и сообразительный архиепископ Кранмер. Он предложил монарху разорвать все официальные отношения с Папой Римским и прибрать всю церковную власть в стране в свои руки. И Генрих грезивший день и ночь о молодом теле Анны Болейн пошел на раскол! Он провозгласил Англию независимой от воли Климента VII, то есть папской воли.
Генрих развелся со своей супругой, отослав ее в один из отдаленных замков, и женился на Анне Болейн (это происходило в 1533 году). Наконец-то мечта венценосца о сексе с молодой особой свершилась! Можно представить, что творилось в спальне короля в первую брачную ночь! Жених ликовал: доселе неприступная стена стала доступной. В ее образовавшейся бреши Генрих и водрузил свой стяг. И Анна ликовала. Но не от секса с грузным и противным сорокадвухлетним извращенцем, а от той мысли, что она стала королевой Англии. Ее мечта тоже исполнилась. Но новоиспеченная королева не учла некоторых нюансов мужской психологии: сильный пол по своей натуре охотник, и как только объект вожделения "освоен", то в скором времени к нему теряется интерес, и страсть быстро переходит в привычку, мужчина начинает искать свежую "новинку". И так происходит и с новой пассией. И точно: уже через несколько месяцев после свадьбы Генрих, насытившись прелестями Анны, перестал уделять ей должное внимание, и между молодоженами наступило охлаждение чувств. Но это будет потом, а пока Климент VII рвал и метал: он не знал, как уязвить коронованного отступника.
И придумал.
Папа Римский не признал этого брака, как и дочь Анны и Генриха — Елизавету. Она была объявлена незаконнорожденной. В свою очередь назло Папе Генрих объявил свою дочь Марию незаконнорожденной и лишил ее прав на престол. И сослал в Хетфилд. Там она нянчилась со своей сродной сестрой Елизаветой, прислуживала мачехе, гостям. Мачеха наказывала падчерицу за любую провинность, таскала за уши, щипала, шлепала. Даже замышляла извести Мэри. А родной отец натравливал своих приближенных Кромвеля и Норфолка на дочку с целью унизить и заставить ее подписать "Акт о наследовании" что лишало ее всех юридических прав на наследование английской короны. Так же Кромвель и Норфолк пытались создать ей такие нестерпимые условия жизни, чтобы довести Мери до самоубийства. Генриху не нужна была наследница, ему нужен был наследник.
Преодолев гордость, сжав зубы, юная Мэри терпела унижения — вот характер! И ждала свой час, когда она избавиться от мачехи. Ей было до слез обидно, что отец предал ее и мать, разменяв на какую-то любовницу. Но она терпела. Плакала иногда втайне, но терпела. Верила, что когда-то ее плохая ужасная жизнь закончиться и начнется новая хорошая. И что когда-нибудь она станет королевой Англии. Ей необходима была выдержка и присутствие духа.
Когда ей становилось особенно страшно и тяжело, она повторяла короткую молитву Фомы Аквинского, которую в одиннадцать лет перевела во время занятий. "Господи!" — молила она. — "Сделай меня смиренной без притворства, веселой без легкомыслия, грустной, но доверчивой, пребывающей в страхе, но не отчаявшейся, покорной без пререканий, терпеливой по своей собственной воле и непорочной без развращенности. Даруй мне спокойствие в тот момент, когда ломается судьба, чтобы я всегда могла благодарить Тебя за все и терпеливо сносить испытания, любые — и возвышение, и угнетение…"
И Бог пока ее защищал. Но наступили новые испытания для юной Мари. Последовала череда женитьб отца и куча новых мачех, которые отнюдь не жаловали Марию. Потом возведение на трон Джейн Грей. Но хорошо, что народ и войска поддержали Марию и свергли Джейн. А так бы сидеть бы Мери в Тауэре. Или сложить голову на плахе. Нет, лучше она останется живой и будет править Англией, чем кто-то лишить ее жизни и будет править за нее. Мария долго ждала этот звездный час и так легко отдать корону?
Да ни за что! Итак, выбора нет.
Еще немного поколебавшись, Мария обмакнуло перо в чернильницу и оно, заскрипев по бумаге, вывело красивую подпись королевы. Участь всех троих была решена.
И вот эшафот. Публичная казнь — и Джейн Грей завершает свой жизненный путь всего в 16 лет. Также казнят ее мужа.
Судебный процесс по делу Джона Дадли тоже был скор. Судьи собрались в Вестминстере во главе с бывшим узником Тауэра пожилым герцогом Норфолком. Мария простила ему прежние прегрешения. Ведь граф-маршал Норфолк оказывал протекцию бывшей мачехе Марии — Анне Болейн, а затем третировал саму Марию и ее мать Екатерину Арагонскую. Королева вполне могла казнить герцога или заточить пожизненно в каземате, но проявила невиданное великодушие, и простила его. Она даже простила ему когда-то сказанные слова, за какие другие вряд ли простили, а именно: "Если бы вы были моей дочерью, я бы забил вас до смерти. Я бы схватил вас и начал бить головой о стену снова и снова, пока она не раскололась бы и не стала похожа на мягкое печеное яблоко. И это было бы справедливо, потому что так поступил бы любой отец". Более поручила ему самые сложные дела королевства, а именно суд над самым ярым протестантом Джоном Дадли и это была большая честь для Норфолка.
Герцог огласил приговор суда: Дадли должен быть повешен, его сердце вырезать из груди и бросить ему в лицо, а тело четвертовать. Но и тут Мария "пожалела" преступника, поменяла эту ужасную казнь на простое отсечение головы. И хотя перед казнью Дадли отрекся прилюдно от своей веры и сказал, что "поступил очень плохо, забыв Бога и церковь и последовав за новой верой", Марию это не тронуло.
Дадли возвели на эшафот и здоровенный палач в белом колпаке с прорезями для глаз и в белом фартуке, подвел связанного герцога к плахе. Дадли возвел очи к небу и, обратившись в последний раз к господу Богу, положил голову на плаху…
"Эй, любезный, отруби мене голову с первого раза", — попросил герцог палача. — "Мои друзья тебе хорошо заплатят. Я не намерен долго мучиться"
Палач кивнул и взмахнул топором… Народ замер в ожидании и затих. Наступившую тишину нарушал лишь плач младенцев и покашливание стариков. Палач размахнулся… Внезапно наступила стопроцентная тишина. Сверкнула оточенная сталь — и раздался ужасный звук разрубаемого шейного позвонка! Брызнула кровь во все стороны, и голова как мячик покатилась по помосту. Народ разом ахнул.
Итак, правосудия свершилось. Мария испытала некоторого своего рода удовлетворение. В последнее время ее возбуждала кровь казненных отступников веры. И ей все больше и больше хотелось убивать еретиков. С каждой казнью она становилась все более жестокой.
Палач тоже остался доволен: он сделал свою работу на совесть да еще заработал дополнительное вознаграждение. Он поднял за волосы отрубленную голову и показал всем присутствующим… Вид ее был ужасен: выпученные глазища, перекошенный от ужаса рот, капающая из отсеченной шеи кровь.
Бр-р-р…Жуткое зрелище!
….Вскоре публика стала постепенно расходиться по домам, еще долго и бурно обсуждая увиденное. Королева проследовала во дворец. Сегодня она будет спать спокойно: основной враг уничтожен, ее трону ничего не угрожает.
Так кто же она была наша властная героиня Мария Тюдор. Каков ее жизненный путь до вышеуказанных событий. Мы начнем с момента ее появления на свет.
Мария Тюдор родилась 18 января 1516 года и была первым ребенком Генриха VIII и Екатерины Арагонской. Появление ее на свет был сроднен с чудом божьим. До этого у Екатерины было несколько неудачных беременностей: либо дети рождались мертвыми, либо умирали через несколько дней. Тогда отец Екатерины из Испании прислал своего лекаря и повивальную бабку. Королеву заставляли пить мочу коз и овец, которые находились на сносях и носить травы с заклинаниями. К дополнению к этим мерам Екатерина истово молилась богу, чтобы тот ниспослал ей сына. И вот наступил тот долгожданный час, когда родился ребенок и вопреки обстоятельствам не умер, а стал жить. И хотя это была девочка, родители не могли не нарадоваться на долгожданного малыша. Марию окрестили в монастырской церкви близ дворца Гринвич спустя три дня после появления на свет. В связи с тем, что в Англии в то время была эпидемия гриппа маленькую Мари увезли из Лондона подальше в один из дворцов. К осени 1518 года эпидемия отступила, и Мария вернулась со своим двором в столицу.
Мэри была серьезной умненькой девочкой. Хорошо играла на клавесине, грамотно вела беседу, свободно разговаривала на латинском, читала по-гречески и латыни, баловалась переводами, знала основы грамматики. К тому же изучала творчество христианских поэтов. В свободное время ездила верхом и занималась соколиной охотой. Но самое главное она была девчонкой с характером. С твердым характером. И редко плакала. В 11 лет ее пытались обратить в другую веру, но она была непреклонна и сказала решительное нет. И чудо! — от нее отступились.
"Ее можно сравнить со свечой, — писали ее современники, — которая продолжает гореть даже при порывистом ветре. И что самое главное — чем сильнее буря, тем ярче разгорается пламя".
Воспитанием принцессы занимался тогда испанский гуманист Вивес. Однако в ее образовании был один недосмотр, Марию совершенно не готовили к управлению государством, что потом сказалось в ее дальнейших политических решениях.
На престол во Франции взошел Франциск I. Политический ветер подул в сторону Англии. Воевать с Англией Франциск не хотел, поэтому и предложил Генриху обвенчать его дочь с французским дофином. Осенью 1518 года было все решено: Мария выходит замуж по достижении дофином четырнадцатилетнего возраста. Но если у Генриха не появится наследника мужского пола, то трон наследует Мария. Король пошел на это условие, в надежде, что королева родит ему сына (та была беременна). Но произошло ужасное: королева родила мертвого ребенка. Генрих был в трауре. А Мария по-прежнему оставалась основной претенденткой на английскую корону. Но любвеобильный король, не пропускавший ни одной юбки при дворе, подложил своей дочке еще одну свинью. Его новая любовница Елизавета Браун произвела на свет мальчика. Его назвали Генри, и ребенок был почитаем, как имеющий королевское происхождение.
В июне 1522 года Генриха посетил император Священной Римской империи Карл V. Генрих опять зажегся идеей выдать замуж свою дочь, но теперь за императора (помолвка с французским дофином была расторгнута). Карлу было 22 года, а Марии только шесть(!) Но Мери испытывая потребность в любви и заботе, по-детски влюбилась в юношу. Она даже посылала ему небольшие подарочки, сувенирчики, ленточки.
В 1525 году Мария получила титул принцессы Уэльской. Этот титул всегда носил наследник английского престола. Генрих подстраховался на тот случай, если королева не родит ему наследника.
В 1527 году в отношениях между Генрихом и Карлом пробежал холодок. Король передумал отдавать замуж Марию за императора, и помолвка была расторгнута. Теперь Генрих обратил свой взор на Францию. Ему нужен был союз с этой державой. Марию как затасканную игрушку предлагали то самому Франциску I, то одному из его сыновей. Мария вернулась в Лондон. Но наступили новые испытания для нее.
Летом 1527 года Генрих развелся с Екатериной, а Мария автоматически стала незаконной дочерью короля и потеряла свои права на корону.
Генрих по наущению Анны Болейн разделался с кардиналом Томасом Уолси и с канцлером Томасом Мором (тот занимал должность с 1529 по 1532 гг.). Король заставил Мора принести ему присягу как главе англиканской церкви. Но Томас был католиком и признавал только власть Папы Римского. И будучи неистовым приверженцем своей веры, он отказался присягать Генриху VIII. Король был вне себя от ярости: как же так, ему перечат, отказывают, не признают его верховную власть! Немедленно казнить Томаса Мора, государственного изменника и еретика!
Канцлера кинули в один из сырых и вонючих казематов Тауэра.
Король через судей вынес приговор: "При содействии констебля Уильяма Кингстора вытащить бывшего канцлера, а ныне государственного изменника и личного врага короля Англии Томаса Мора из каземата Тауэра и влачить его оттуда по земле через все лондонское Сити в Тайберн, там повесить его так, чтобы он замучился до полусмерти, снять с петли, покуда он не умер, отрезать половые органы(!), вспороть живот, вырвать и сжечь внутренности. Затем четвертовать его и прибить по одной четверти тела над четырьмя воротами Сити, а голову выставить на лондонском мосту".
Вот Генрих изверг! Придумать такую изощренную и жестокую казнь — не каждому извращенному и больному уму это тогда было по силам! А он, король, это сделал! А он смог!
Дочь канцлера Маргарита Ропер каждый день посылала свою служанку с письмами для отца. В последний день перед экзекуцией Томас Мор вместе с прощальным письмом передал служанке, а та потом — госпоже, свою власяницу и бич. (Для справки: Власяница — это длинная рубашка из простой ткани, часть монашеского одеяния, которая в первую очередь надевается монахом во время монашеского пострига). Бывший канцлер искренне готовился предстать перед богом в канун дня Фомы Кентерберийского и на восьмой день после праздника апостола Петра.
И вот этот день настал. 6 июля 1535 года. На рассвете в тюрьму к нему приехал Томас Поп — служащий канцелярского суда. Он заявил, что благородный и венценосный король Генрих VIII "смилостивился" к государеву преступнику и заменил комплексную мученскую казнь казнью "великодушной" и быстрой, а именно — приказал отрубить канцлеру голову. Экзекуция должна состояться в 9 часов утра. На что Мор, спокойно выслушав чиновника, саркастически воскликнул:
"Избави, Боже, моих друзей от подобного королевского милосердия!"
Даже враги канцлера отмечали, что в такие решающие минуты жизни Томас Мор не терял присутствие духа, вел себя достойно и мужественно. Он будто не боялся умереть. Хотя он имел изможденный вид и серый цвет лица, он находил в себе силы улыбаться и даже шутил. В стальных глазах канцлера светилась прежняя твердость духа, приверженность к своей вере и непоколебимая уверенность в своей правоте.
Пройдя сквозь толпу зевак, Мор остановился перед пахнущий свежевыструганными досками помостом.
"Помоги, мне взойти", — попросил он одного из стражников. — "А сойти вниз я попытаюсь потом как-нибудь сам".
Король запретил канцлеру обращаться с последним словом к народу, справедливо полагая, что обладая ораторским искусством, Томас Мор убедить граждан в несправедливости и абсурдности этой расправы и склонить симпатии на сою сторону. Поэтому его последние фразы были обращены лишь к палачу.
Первая: "Шея у меня короткая, так что целься хорошенько, дабы не осрамиться перед Англией и королем"
А вторая (когда он положил голову на плаху): "Подожди немного, дай я уберу свою бороду, ведь она не совершала никакой государственной измены…"
Палач не промахнулся и с первого раза отсек голову осужденному. И канцлера больше не стало. Католики потеряли своего духовного лидера.
Король был удовлетворен исходом дела и по такому случаю закатил пир на весь мир. Несколько дней он отмечал гибель своего главного врага.
Мария по-прежнему была в ссылке. Но казалось в ее судьбе стали намечаться перемены к лучшему.
Королю и Анна Болейн, за которую когда-то он готов был уничтожить весь мир.
Генрих стал относиться к королеве с холодным высокомерием и волочился за придворными красавицами. Вскоре он увлекся некой Джейн Сеймур. Та была точно красавицей — черные как вороново крыло вьющиеся волосы, черные завораживающие глаза, обворожительная улыбка, стройный стан.
Теперь король стал избавляться от неугодной Анны Болейн, как в свое время он избавлялся от Екатерины Арагонской. Генрих обвинил Анну в том, что нарушила обязательство родить наследника престола. Затем в своих надуманных обвинениях он пошел дальше, заявив что женился на Болейн по указке Сатаны и поэтом она никогда не являлась его законной супругой.
Генрих вызвал верного пса Кромвеля (будущего предка Оливера Кромвеля) и поручил состряпать дело на Болейн, они должны были улучить ее в измене и подготовке в заговоре. И он этого добился. "Накопал" кучу фактов, доказательств плохого морального облика Анны. Оказалось у нее куча любовников, а один из них замышлял даже убийство короля. Анне предъявили обвинение: ей ставилось в вину преступная и развратная связь с музыкантом Смитоном, придворными Норейсом, Вестоном, Брертоном и даже со своим братом Джоном Болейном — графом Рочфордом.
12 мая 1536 года состоялся судебный процесс над всеми ими, кроме Джона Болейна. Их хотели казнить, как и Томаса Мора. Сначала повешение, снятие с виселицы, вспарывание живота, сожжение внутренностей, четвертование и обезглавливание. Но снова монарх "смилостивился" к осужденным и заменил четырехступенчатую казнь простым обезглавливанием.
Начался суд и над Анной Болейн и ее братом. Помимо основных обвинений королеве инкриминировалась даже то, что она вместе с братом потешалась над литературными опусами короля. Эти притянутые за уши доказательства убедили в вине Анны 26 пэров, которые 15 мая анонимно выступили против нее на суде. Суд приговорил ее к казни путем обезглавливания. Ее кинули в Тауэр.
Через 12 часов после объявления о расторжении брака Генриха VIII и Анны Болейн в Тауэр поступило королевское распоряжение о точной дате казни уже бывшей супруги венценосца.
Пока Анна сидела в Тауэре две с половиной недели, Генрих предавался пьянству, разврату и развлечениям. Катался по ночной Темзе на королевской барке, горланил песни вместе с хором и все то и дело радостно восклицал:
"Наконец-то я избавился от этой старой тощей кобылы!"
Генрих решил поэкспериментировать с казнью Анны Болейн. В то время в Англии экзекуции по обезглавливанию осужденных производилась с помощью секиры, а королю вдруг захотелось казнить разжалованную жену двуручным мечом. Но так как квалифицированных специалистов по этому делу в стране не наблюдалось, Генрих постановил пригласить палача из Франции. И он приехал. Из города Кале, со своим проверенным и не раз участвующим в казнях мечом.
Сначала Анна шутила, что станет известной потомкам как Безголовая Королева, но потом по мере приближения казни все чаще вспоминала Марию. Она даже покаялась в том, что когда-то замышляла ее смерть, хотела отравить.
Французский плач прекрасно знал свое ремесло и отсек голову Анне Болейн с первого раза. Это случилось в Зеленой башне Тауэра в пятницу 19 мая 1536 года в восемь часов утра.
Мария обрадовалась этому известию. Жаль что до этого светлого праздника не дожила ее мать — Екатерина Арагонская (она умерла 7 января 1536 года). Но рано радовалась смерти ненавистной мачехи Мария. Отец не торопился возвращать дочку в Лондон. Его ум занимала новая пассия — Джейн Сеймур.
После смерти Анны Болейн уже ничто не мешало Генриху сочетаться законными узами с Джейн Сеймур. Она родила королю наследника — Эдуарада, но вскоре скоропостижно скончалась. Генриха прорвало: он менял жен как перчатки! Сначала была Анна Клевская (Анна фон Юлих-Клев-Берг), Екатерина Хуард, Екатерина Парр. Надо заметит, что любимым женским именем для Генриха было имя Екатерина. Мария старалась каждый раз приспособиться под новую пассию отца и не всегда отношения складывались идеально. Но она терпела и ждала своего часа.
И вскоре дождалась. 28 января 1547 год ее отец — король Англии Генрих VIII — умер.
Итак, король умер, да здравствует новый король — Эдуард VI!
Виват!
Новому королю было всего девять лет, когда он взошел на престол. Свежеиспеченный монарх фанатично придерживался протестантской веры. Так как он был слишком юн, чтобы управлять страной, регентами при нем стали герцог Сомерсет и Уильям Педжет. Они опасались, что, если Мария выйдет замуж, то с помощью супруга она сможет захватить королевскую власть. Ее старались держать вдали от двора и всячески настраивали против старшей сестры малолетнего короля. Основной зацепкой для трений был нежелание Марии — преданной католички переходить в протестантскую веру, Они распускали слухи, что Мария слаба здоровьем и не может выносить ребенка, что отпугивало потенциальных женихов. Она страдала, как могла страдать женщина, отлученная от короны, нелюбимая никем, бездетная, униженная и оскорбленная. Наступала депрессия, от этого наблюдалась аменорея, отсутствие месячных, затем новая депрессия, а потом менструальный цикл восстанавливался. Хуже всего Мария переносила осень и раннюю весну. Часто у нее наблюдалось недомогания, уныние, подавленность, а чаще всего меланхолия. Все эти симптомы говорили о том, что у Марии был невротический характер. Впору было покончить жизнь самоубийством. Одно время Мария серьезно подумывала о бегстве из Англии, особенно когда ей начали чинить препятствия и не разрешали отправлять мессы.
В начале 1553 года Эдуард заболел туберкулезом. Слабеющего с каждым днем юношу заставили подписать закон о наследии. По нему королевой становилась Джейн Грей, старшая дочь герцога Суффокла. Мария из претендентов на престол исключалась.
Да, Джейн стала королевой Англии, но чем это закончилось, вы уже знаете. Народ не принял новую королеву и поддержал Марию. И вот мечта Марии сбылась! Ее возвел на трон народ и армия. Марии было нелегко на первых порах правления: за 1538 год в стране было разрушено больше половины церквей и монастырей. Их ломали, жгли, взрывали порохом. Изгонялись служители церкви, их убивали. Король просто грабил их, чтобы пополнить свою казну. Изымались из тайников и склепов сокровища, золотые сосуды, убранство алтарей, канделябры, кувшины и даже деревянные подносы складывались в сундуки и отвозились в королевскую казну. Пожертвованные верующими драгоценности, что украшали погребения и раки святых, тоже были конфискованы. Забирали даже скот и зерно.
Мария рьяно стала восстанавливать католическую веру, монастыри, храмы. Ведь для Марии католическая вера была не просто верой детства, а верой, которой придерживалась горячо любимая мать и верой, за которую умерли тысячи человек. Католичество стало делом ее жизни, ему она посвятила все свое существование. Мария всегда была правоверной католичкой. Это было выше ее разума, это поглощало ее целиком, она была фанатом своей веры или маньяком веры. Она отождествляла свою личность и судьбу с делом католицизма. Даже когда приближенный Генриха — Шапюи — заставлял под страхом неминуемой смерти Марию подчиниться отцу и подписать "Акт о наследовании", она долго не отступала, и даже подписав, не предала веру. Она временно смирилась. А все знают, что временно смериться — это не значит примериться. Католицизм — это ее предназначение. Она выдержала в свое время и наступление ретивых псов Эдуарда, которые давили на Марию. Даже пригрозили нововведенным для ревностных протестантов "Молитвенником Кранмера". Но она и здесь выстояла и не предала веры.
Но свихнулась от веры. Что-то замкнуло в ее доселе умной голове. Появилась маниакальная идея спасти веру католическую от протестантской и эта идея (по мнению Марии для блага человечества, в том числе для блага ее народа) стала превалировать в ее мозгу. Еретики стали для нее исчадием ада, слугами дьявола, недочеловеками, сорной травой, которую надо безжалостно и с корнем уничтожать! Начался беспощадный и кровавый реванш. Компенсация за годы преследований и унижений.
Она не любила убивать людей, но убивала их. Да и ее бог говорил: "не убий", но она-то убивала! Причем, с особой жестокостью. С помощью страшных пыток и казней. Она оправдывала себя и свои поступки. Если взять классический психоанализ, то это все называется рационализация — способ разумного оправдания любых поступков противоречащих внутренним нормам. Это один из защитных механизмов психики. Почему так происходит. Опять нам поможет дедушка Фрейд.
По его теории человек состоит из трех составляющих (структура личности). Первое это "Оно" — наиболее примитивная дикая материя, которая охватывает все врожденное, подчиненное предмету удовольствия и ничего незнающее о реальности. Вторая составляющая это "Я" — сознание. Оно следует принципу реальности, при этом вырабатывает для себя ряд механизмов, позволяющих адаптироваться к внешнему миру. Третья составляющая структуры личности это "Сверх-Я" — источник моральных и религиозных чувств, этакий внутренний цензор, который строго контролирует и наказывает человека. Еще "Сверх-Я" — продукт влияния исходящего от других людей. Данная составляющая возникает в раннем детстве.
"Оно" всегда находится в конфликте со "Сверх-Я". Идет необъявленная война. Каждый миг, каждый час, день и всю жизнь. "Оно" не хочет ничего видеть не слышать для него нет никакого закона ни морального ни человеческого ни правового. Нет разумных объяснений, ни реальностей. Ему плевать на все. Оно агрессор оно завоеватель. Нужен секс? Плевать на публичность и мнение людей. Сделаем это на глазах людей. Снова возникло это желание? Сделаем с человеком, который не хочет этого, но мы его насильно возьмем (вот в чем природа многих изнасилований и сексуальных домогательств). Нужно излить агрессию ударить кого-то. Извольте! Нет ничего проще. Бей да посильнее. Ничего если нас посадят за это в тюрьму. Ничего что человек может скончаться от побоев. "Оно" все можно. Оно точно неуправляемое.
И чтобы сдержать эту дикую энергию, на помощь человеку призвано вышеупомянутое "Сверх-Я". Эта структурная составляющая контролирует и сдерживает "Оно", спасает нас от глупых, порой непоправимых и роковых поступков. Для сдерживания необузданного агрессора "Сверх Я" вырабатывает ряд психологических оборонительных укреплений — так называемых защитных механизмов.
Это: отрицание — подавление внутренних импульсов идущих от "Сверх-Я", формирование реакций — когда люди мотив неприятный для себя выражают в мотиве противоположного типа, проекция — приписывание другим людям своих недостатков, мыслей, чувств, интеллектуализация — попытка уйти от угрожающей ситуации путем абстракции, замещение — частичное удовлетворение неприемлемого мотива нравственно допустимым способом. И наконец, ранее упомянутая рационализация.
У практически всех наших героинь, предыдущих, настоящих, будущих, "Оно" неизменно побеждало "Супер-Я". Темное и злое одерживало верх над светлым и добрым. Необузданные страсти и маниакальные идеи превалировали над моралью и законом. Они были — сами закон. И диктовали их другим. Кто с помощью власти, кто с помощью своего положения, а кто и с помощью кольта 22-го калибра.
Диктовала свою волю и Мария. Религиозная война, развязанная по указу королевы, начинала набирать силу.
Гонимые ранее протестантами католики-богословы и судьи, заручившись королевской поддержкой, принялись уничтожать своих прежних преследователей. Против протестантов были обращены страшные уставы, изданные против еретиков Ричардом II, Генрихом IV и Генрихом V. С февраля 1555 г. по всей Англии начались репрессии. Вот тогда и пошло прозвище Марии Тюдор — "Мария Кровавая". Протестантов хватали повсюду и жгли на кострах. В основном "еретиков" пред тем как сжечь убивали или обезглавливали и лишь потом бросали на костер. Но наиболее упорных и фанатичных жгли прямо живьем. Всего было сожжено около 300 отступников веры, среди них главы протестантской церкви — Кранмер, Ридли, Латимер.
Гуг Латимер бывший придворный капеллан при Эдуарде, в 1555 году был предан костру после двух лет заключения в тюрьме. Бедняга! Как ужасна была его смерть! Ту же участь разделил и Николаса Ридли. Причем их казнили вместе.
Доктор Ридли появился на свет в городе Нортумберленде, получил начальное образование в Ньюкасле. Затем занимался в Кембриджском университете, где блестяще проявил себя как в учении, так и в благих делах. Именно благодаря своим способностям он был и назначен главой Пемброукского колледжа. Вскоре он получил ученую степень — стал доктором богословия. После поездки в Париж король Генрих VIII назначил Ридли капелланом, а затем сделал его епископом Рочестера. Во времена короля Эдуарда VI доктора богословия Николоса Ридли перевели уже из епархии Рочестера в епархию Лондона.
Мария не забыла разговор с Ридли, когда тот был епископом Лондонским. Эта памятная беседа произошла за год до смерти Эдуарада VI, 8 сентября 1552 года в Хансдоне, где Мария остановилась со своими придворными. Туда и прибыл и епископ Николас Ридли.
Он пообщалсяч с сэром Томасом Вартоном и другими ее придворными почти до одиннадцати часов, после к ним вышла леди Мария. Лондонский епископ сдержанно и как-то чуть не свысока поприветствовал Ее светлость и сказал, что приехал к ней, чтобы исполнить свой долг священослужителя. Она поблагодарила его за его усердия, и они мило, не задевая религиозных тем, побеседовали минут пятнадцать. Леди Мария сказала доктору Ридли, что знала его еще тогда, когда он был капелланом ее отца, а он заметил что помнить ее. Затем они на короткое время растались, так как Мария намеревалась пообедать со своими придворными.
После обеда Мария и Николас Ридли снова встретились. И здесь началось самое интересное. Доктор богословия рьяный протестант перешел в атаку на леди Марию, рьяную католичку.
Епископ Ридли: "Ваша светлость, я пришел не только для того, чтобы исполнить свой долг и увидеть вас вполном здравии и порядке, но и предложить Вам проповедовать для Вас в воскресенье, если Вам будет угодно слушать меня".
Мария нахмурилась, упрямо поджала губы, ее приятное личико напряглось, она сделала паузу, подумала, а затем твердо вымолвила: "Ваше преосвещенство, милостивший епископ, что касается последнеговашего пожелания, то я прошу, чтобы вы сами ответили на сей вопрос".
Епископ Ридли: "Ваша светлость, в соответствии с моим служением и призванием я обязан проповедовать перед Вами".
Мария: "Отлично, тогда я прошу, чтобы Вы сами ответили на свой вопрос, ибо вы знаете, святейший отец, мой ответ. Но если Вы, доктор Ридли твердо настаиваете на своем богоугодном желании, то я отвечу на ваш вопрос. Дверь в приходской церкви, находящейся по соседству с нашим домом, будет открыта для Вас, Ваше преосвященство, если Вы придете и будите проповедовать там, то знайте, что ни я, ни мои люди не придут на сию проповедь".
Епископ Ридли (настойчиво): "Принцесса, я верю, что вы не отвергнете Божьего Слова".
Мария (ледяным голосом): "Я не знаю, что Вы сейчас называете Божьим Словом, доктор, но это не Божье Слово. Божье Слово было только во дни правления моего отца — Генриха".
Епископ Ридли (назидательно и насмешлмво): "Божье Слово было, есть, и будет одно на все века и на во все времена, и в пору правильных истинных священнослужителей, а значит людей правильной веры Слово Божье намного лучше понимают прихожане и его легче проповедовать. Оттого что оно истинно, но не дял вашей веры, Ваша светлость".
Мария (презрительно улыбнувшись): "В дни моего отца Вы бы, Ваше преосвященство, не отважились на столь откровнную дерзость: выдавать за истину то, что Вы сейчас называете Божьим Словом. А что касается Ваших новых богословных книг, то я благодарю Всевышнего, что никогда не читала ни одну из них и никогда не буду читать".
После такой достойной отповеди доктор Николас Ридли "завелся". Он наговорил много оскорбительных слов о католической вере, намекнул о неких заблудших овцах не желаюших принять истинную веру, о бесцельном упрямстве, о гиене огненной, о смертных грехах, о правительстве Англии и о законах.
Леди Мария, выслушав порицание, решила закончить беседу достойно, произнеся такие слова: "Ваше преосвящество, я благодарю Вас за то, что Вы приняли весьма правильное решение прийти и лицезреть меня, вашу принцессу. Но за Ваше предложение проповедовать передо мною, зная мою преданность к вере моей матери Екатерины Аргонской, я благодарить не стану".
Мария была пракимчески унижена. Какой-то епископ дрезнул учить ее уму-разуму. Но она терпеливо это снесла: сила в тот момент была не на ее стороне. И она не могла ответить адекватно. Лишь своей холодной сдержанностью и волей. Причем она была в этой ситуации всего лишь слабая и беззащитная женщина, дама, который норовил обидеть наглый мужчина. Не считаясь, что она дочь короля. И все-таки неистовую католичку было трудно сломить морально даже таким монстирам как Ридли или Кранмер. Да она страдала за свою веру, но не никогда падала духом. Она иступленно верила в то что ее конфессия, в конце концов, окажется сильнее протестанской конфессии.
Мария поклялась отомстить Ридли за все ее моральные унижения, в том случае если станет королевой Англии. И когда Эдвард VI умер, и леди Мария стала королевой Англии, епископ Ридли оказался одним из тех, кого она запланировала самым первым изжить со света. Но перед тем как это сделать, Кровавая Мария, как вам известно, из начала этой главы, казнила леди Джейн Грей и ее мужа, лорда Гилфорда Дадли и тестя ее — Джона Дадли.
Затем она взялась за Ридли и Латимера. Их арестовали, а королева приказала их казнить.
Вечером перед казнью (это было 16 октября 1555 года) Лондонский епископ обратился к жене хозяина квартиры, где он содержался под усиленной охраной:
"Несмотря на то, что мой завтрак утром будет немного резкий и болезненный, я убежден, что мой ужин вечером будет самым приятным и сладостным".
Казнь проходила напротив Балиолского Колледжа в северной части Оксфорда.
Николас Ридли, сохраняя завидное хладнокровие и спокойствие, приоделся в последний путь по последней моде. Священнослужитель готовился побеседовать с Богом на небесах. На нем была отделанная черным мехом черная епископская мантия, бархатный шарф, отделанный мехом, на голове бархатная ночная шапочка, тоже черная, а сверху нее — квадратный черный берет, правда на ногах — заношенные тапочки. Но также черные. Трурный цвет очень шел Его преосвященству. Создавалось впечатление, будто он вышел на веченюю прогулку и скоро вернется в дом поужинать выпить чашачку дымящегося крепкого чая и почитать на ночь библию Кранмера.
Его друг Гуг Латимер был одет намного скромнее: поношенный грубый шерстяной фрак, шапка на завязках, задрипаный платок на голове, длинная накидка, которая доходила ему до самых пят. Каждый из осужденных думал видимо только об одном: почему мы не приложили достаточных усилий, чтобы уничтожить эту неистовую католичку Мери. Даже можно было объединиться вдвоем, троем, не пожалеть золота и нанять убийц и те бы заколоть ее в ее покоях. Но им всем было жалко своих богатств, награбленных при короле Эдуарде.
Ридли тоскливо взгялянул на небо и тяжело вдохнул…
Жадность — это великий грех. И это сказал Бог. Люди предают, обворовывают и даже убивают друг друга, движимые жадностью. Жадность — это срасть к накопительству. Но состояние, замки, земли не унесешь собой на небеса. Всего лишь мещочек золотых монет — и сейчас бы они наблюдали за казнью каких-нибудь ярых адептов котолицизма. Видимо права была тогда Мария при беседе с ним в Хандсоне три года назад, когда сказала.
"Я не знаю, что Вы сейчас называете Божьим Словом, доктор, но это не Божье Слово. Божье Слово было только во дни правления моего отца — Генриха".
Выходит, ее Божье слово сильнее его, Николаса Ридли. Об этом Его преовсвещенство и побеседует с Отцом всевышным после ухода из этого мира в мир иной.
Ридли обнял и поцеловал Латимера.
"Мужайся, брат, ибо Господь либо сделает огонь менее болезненным, либо же даст нам силы перенести все это".
С этими словами Ридли подошел к столбу, преклонил колени рядом с ним, поцеловал его и прочитал молитву. Латимер проделал то же самое что и его товарищ по несчастью. Затем священник-католик коротко сказал проповедь направленную против них, цитируя апостола Павла "если… отдам тело мое на сожжение, а любви не имею, то нет мне в том никакой пользы", Священнослужитель призывал осужденных покаяться и вернуться лоно римской церкови, чтобы спасти душу.
Ридли и Латимер отказались.
Лондонский епископ разделся до нижнего белья, а свою траурную одежду раздал друзьям, столпившимся у эшафота. Гугу Латимеру помогли снять чулки. Он тоже раздал вещи и остался только в нижней сорочке. Теперь главные протествнты страны не казались уже такими могущественными как раньше. Не было былого величия, гордого взгляда, роскошной мантии священнослужителей. Перед публикой стояли старые и ослабленные люди. Но до конца они не были раздавлены. Они знали что с нми все рано Бог.
Его преосвещенство поднял правую руку и произнес:
"О небесный Отец, Я от всего своего сердца благодарю Тебя за то, что Ты призвал меня открыто исповедовать Твое Триединство, даже до смерти. Я умоляю Тебя, Господь Бог, будь милостив к земле Англии и освободи ее от всех ее врагов".
Коренастый и широкий в плечах палач привязал цепями преступников к столбу. Затем он принес какой-то мешочек и привязал к шее Ридли. Мешочек был тяжеленьким. Доктор поинтересовался, что это такое.
"Порох, сэр" — равнодушно сказал палач.
Ридли поразился. Действительно, недаром королеву кличут "Кровавая Мери". Придумала казнь, так придумала. Вся в отца своего — Генриха VIII. Тот любил изобретать различные способы казни. И такие, чтобы осужденный долго мучилсчя перед кончиной. Смерть будет его — епископа Ридли — точно ужасна. Огонь подбереться к пороху и он разнесет ему лицо. Да врагу не пожелаешь такой жестокой изобретательности.
Палач принес другой мешочек с порохом и повесил его теперь Латимеру. Вокруг несчастных священников разложили хворост и поленья. Подожгли огонь. Одно горящее полено палач специально положил у ног доктора Ридли. Видимо у профессионального мучителя было негласное рапоряжение побыстрее отправить на небеса Ридли, а затем Латимера.
Латимер увидев это, воскликнул ободряюще:
"Не падайте духом, Ридли, и будьте мужчиной! Ибо в сей день, по благодати Божией, костер зажжет свечу в Англии, которая, я верю, никогда не будет потушена!".
Когда Ридли закусали больно языки пламени, он закричал на всю площадь, чтобы все слышали:
"Господи, прими мой дух!"
Латимер не отставал от товарища и тоже просил Отца небесного, чтобы тот примял его душу! И тот первым принял душу Латимера.
Что касается епископа, то огонь вокруг него горел с недостаточной силой. То ли по умыслу то ли по не знанию дела хворост и дрова положили поверх сухих веточек, которые использовались для розжига, и огонь поглотил их, но не смог охватить положенные сверху дрова. План Королевы не удался: первым умер Латимер, а не Ридли.
Палач, чувствуя свою вину, решил ее исправить: он обложил священника большим количеством хвороста. Но огонь продолжал гореть только снизу и выжег нижнюю часть тела осужденного. Ноги Ридли обуглились до черноты, скупые мужские слезы буквально вырвались из его расширенных глаз, но не оттого, что он пожелал плакать, а оттого что он терпел нестерпимую боль — так сильны были его мучения! Доктор Ридли ревел как зверь, умоляя его прикончить. Он не мог сгореть по-человечески, как допустим, его брат во Христе Гуг Латимер. Это было похоже на самый настоящий ад
Он, корчась в страшных муках, взывал время от времени к богу:
"Господь, будь милостив ко мне! Помогите огню подняться, я не могу сгореть".
Он находился в агонии до тех пор, пока один из сердобольных охранников не догадался, что происходит, и крючком алебарды убрал часть хвороста. Тогда пламя вспыхнуло с такой силой, что охватило всю верхнюю часть туловища Его преосвященства. Доктор Ридли забился еще в большой агонии, стал изгибаться, скрючился. Это было ужасное зрелище. Публика плакала навзрыд, наблюдая за страшными мучениями святого отца. Наконец язычок пламени коснулся мешочка на шее Ридли — и раздался громкий хлопок! Порох воспламенился, и обезобразил лицо преступника. Теперь Ридли горел с ног до головы. Через секунду епископ умер. Душа его полетела на аудиенцию с богом. А огонь все больше и больше обрабатывал и кусал тело Ридли. Вскоре из бушующего пламени публике был виден лишь неподвижный и обугленный труп, или вернее то, что от него осталось.
Итак, двое злейших врагов королевы Марии были жестоко казнены. Но у "неистовой Католички" оставался еще один сильный противник. И его она тоже сожгла на костре. В 1556 году. Его звали Томас Кранмер.
Томас Кранмер являлся ярким представителем протестантизма, его духовным лидером. Это был выдающий человек того времени. В 1539 году он переиначил Библию на свой лад и написал к ней предисловие. В народе ее называли "Кранмеровой" или "Большой" Библии. Именно этой книгой в свое время пугали Марию. Кранмер упразднил обряд поклонения кресту, приказал закрывать иконы на время поста и снять украшения из материй. После смерти Генриха VIII Кранмер усилил свое политическое влияние. Регенты и сам молодой король слушали его, открыв рот внимая каждому его слову. По его приглашению в Англию стали приезжать известные протестантские богословы — Мартин Буцер, Тремеллио, Фагиус, Мартир им были предоставлены должности, бенефиции и кафедры в университете. Неистовая католичка уничтожила все церковные преобразования Кранмера, и заключила его в тюрьму, обвинив в заговоре с целью свержения ее с престола. Маниакальное пристрастие к католицизму и жажда мести заставили Марию отдать приказ казнить главного врага и идеолога Томаса Кранмера путем сожжения. Королева при этом заручилась поддержкой Папы Римского. Но казнь постоянно откладывалась. Кранмер притворился, что духовно сломался. Он хотел жить и продолжать дело протестантизма. Шесть раз Кранмер отказывался от своей веры и подписал акт, где отрекался от своих религиозных убеждений и признавал главенство Папы Римского. Но это не смягчило Марию.
Кранмера привели в церковь св. Марии в Оксфорде, где он должен был клятвенно подтвердить свое отречение. Но вопреки ожиданиям священников, главный еретик Англии произнес речь, в которой торжественно подтвердил непоколебимость прежних убеждений и отказался от подписанного им отречения. "И так как моя рука погрешила — воскликнул он, — написав то, что было противно моему сердцу, то она первая и будет наказана: когда я пойду в огонь, она сгорит первая".
21 марта 1556 г. его привязали к столбу, завалили хворостом и поленьями и зажгли костер.
"Вот рука", — крикнул Томас на прощание. — "Пусть же она первая и вынесет наказание!"
И он терпеливо держал ее в пламени. Но огонь разгорался все сильнее и сильнее и вскоре Кранмер скончался от болевого шока. Прошло еще некоторое время — и от главного протестанта страны остался лишь обугленный дымящийся труп. И вечно сопровождающий этот вид казни тошнотворный запах жженых волос и мяса. Вот они превратности судьбы: сегодня ты был человеком могущественным, все тебя боялись и почитали, ты купался в роскоши и славе, а теперь тебя нет. Ты не существуешь. Вместо тебя — лишь дым, сажа и зола. Подул ветер — и развеял тебя окончательно. Был Кранмер — и нет Кранмера!
Вот так Мария расправлялась со своими идейными врагами. Она сама даже придумывала пытки. Жертве наносили порезы острым предметом и сыпали на них соль. Еретик корчился в ужасных муках. Потом с жертвы сдирали кожу, начиная с ног и до головы, то есть свежевали как свиней. Пытки и были главным орудием королевы в деле уничтожения иноверных. Ведь для судей главное было признание обвиняемого. А пытки помогали это сделать. Они были настолько мучительными и ужасными, что практически многие признавали свою вину. Допросы с пристрастием длился часами, а то и днями. Судьи даже перекусывали между истязаниями и продолжали дальше свое черное дело. Не щадили ни детей, ни беременных женщин ни стариков. И даже если кто-то выдерживал пытки, их все равно признавали виновными: у палачей была бурная фантазия и изобретательный и коварный ум. Если кого-то оправдывали, то это были уже не жильцы, а калеки. Некоторых суд освобождал еще до вынесения приговора по причине их болезни или физической дряхлости. Такие попадали или в богадельню, или в приют.
Мария любила морально "ломать" еретиков. Любила когда человек отрекался от своей протестантской веры и признавал ее веру — католическую. Это для нее был триумф, тожество идеи.
"Сила человека — в вере", — говорила она. — "И втройне он сильнее, когда не отказывается от нее ни при каких обстоятельствах".
Это она судила по себе. Ее жизнь так заставила думать.
…Однажды королева присутствовала в пыточной в одном замке. Привели человека из окружения Кранмера. До этого к нему применяли простую пытку: засунули его руки и ноги в деревянные колодки и несколько дней морили голодом.
И вот он измученный, с пересохшими от жажды губами стоит перед Марией. За руки его крепко держат два дюжих стражников.
"Ты знаешь, кто я?" — спросила женщина у еретика.
Он ответил что знает. Она — ее величество, королева Англии.
" Ты — протестант?.. Ясно. Выходит, для тебя божественным откровением считается молитвенник Кранмера?"
Тот кивнул.
Мария сказала, что протестантизм — вера дьявола, а молитвенник Кранмера — его проделки. Сына дьявола она публично сожгла, развела его прах по ветру, пошлет на костре и его — отступника веры.
Еретик улыбнулся:
"Допустим я — протестант, Вы — ваше величество — католик. Но мы оба веруем в нашего господина, Иисуса. Зачем нам друг друга преследовать жечь убивать. Разве апостол Павел не говорил сии слова: "Умоляю вас, братия, именем Господа нашего Иисуса Христа, чтобы все вы говорили одно, и не было между вами разделений, но чтобы вы соединены были в одном духе и в одних мыслях"…
Королева усмехнулась. А зачем тогда, они, протестанты, жгли и уничтожали и монастыри и монахов и католиков. Ведь Христос сказал: "Всякий, ненавидящий брата своего, есть человекоубийца; а вы знаете, что никакой человекоубийца не имеет жизни вечной, в нем пребывающей" Таким людям Христос говорил: "Ваш отец Диавол, и вы хотите исполнять похоти отца вашего. Он был человекоубийца от начала и не устоял в истине, ибо нет в нем истины. Когда говорит он ложь, говорит свое, ибо он лжец и отец лжи" А то, что они прикрывались именем Бога и делали вид, что исполняют Его волю, а на самом деле убивали, насиловали и грабили — это все их неправда. И нет никакого оправдания тем, кто, называя себя христианином, продолжает преследовать другого брата во Христе лишь только потому, что тот верит в Бога иначе.
Пленник, выслушав речь венценосной особы, сказал, что никогда не имел ненависти к католикам. Он выполнял свой долг.
"Пускай будет такая правда. Верно, тебя заставляли совершать злодеяния слуги дьявола. И Латимер, и Ридли, и Кранмер. Но их уже нет. Тебе нечего опасаться. А не желаешь ли ты, заблудшая душа, прейти в нашу веру и послужить королеве Англии?" — поинтересовалась Мария.
Он помотал головой. Разве его величество будите уважать того кто предает свою веру? Вряд ли.
По губам Марии скользнула скептическая усмешка.
"Посмотрим, как ты будешь отстаивать свою веру. Приступайте…"
Эффективной пыткой в то время была пытка каленым железом. Один из истязателей в маске подошел к жертве и ткнул раскаленным штырем иноверцу в грудь, запахло палеными волосами, еретик заорал. Но протестант, не смотря на боль, все упорствовал и не отрекался от веры. Приступили к другой пытке. Стали стискивать один палец за другим в железных тисках. И снова протестант кричал нечеловеческим голосом, терял сознание, приходил в себя и снова терял сознание, но упорно не сознавался в ереси.
"Крепко сидит в нем дьявол" — подумала Мария. — "Его дорогой учитель Кранмер постарался вбить ему в голову эту ересь"
За тисками последовала пытка "Испанский сапог". Металлическую колодку положили под голень жертве и стали постепенно сжимать…
И тут протестант не выдержал этой боли. Орал нечеловеческим голосом. Даже Мария закрыла уши руками.
"Все, хватит! Отступаюсь от своей веры! Ваше высочество, пощадите. умоляю-ю-ю…"
Жертва заплакал как ребенок. Вернее зарыдал. Психика отступника не выдержала нагрузки. Мария сделала знак остановить экзекуцию. Мучители сняли с бедняги колодку. Благодарный протестант, утерев слезы, заговорил быстро несвязанно. О истиной вере — католицизме и о том, что он всегда хотел стать католиком, но богохульники Ридли и Кранмер помешал ему это сделать.
"Ты уже предал Бога, значит, предашь и во второй раз. Сжечь его на костре" — твердо и решительно сказала королева и, накинув капюшон на голову, вышла из подземелья замка.
К вот таким пыткам прибегала Мария и ее приближенные, чтобы заставить человека отупить от своей веры или признаться в сделке с Дьяволом.
Не менее ужасной пыткой тогда была "растяжка" — насильственное растягивание тела с помощью веревочных лебедок. От этого лопались сухожилия, связки, трещали кости — боль была неимоверная!
Если это не помогало, вздергивали на дыбе. В то время это была наиболее распространенная пытка. Руки жертвы связывались за спиной, а другой конец веревки перебрасывали через кольцо лебедки. Жертву либо оставляли в такой позиции, либо сильно и непрерывно дергали за веревку. Для пущего эффекта применялись утяжелители, их привязывали к ногам, а тело рвали щипцами.
Еще один вид пыток назывался "Кресло инквизиции". То было особенное кресло. С шипами. Обнаженную жертву усаживали на кресло в такой позе, что при малейшем движении в его кожу вонзались шипы. Как правило, издевательства длились по несколько часов, мучители протыкали конечности обвиняемым, рвали щипцы кожу, мясо.
Еще одна страшная пытка — "Охрана колыбели". Известный палач Ипполито Марсили называл это истязание "переломным моментом в истории пыток". При этом способе нет сломанных пальцев, позвонков, рук, вывернутых лодыжек, раздробленных суставов. Смысл истязания был в том, чтобы держать жертву в бодрствующем состоянии так долго, как только возможно. Жертве связывали за спиной руки, а с помощью лебедки поднимали на верхушку деревянного треугольного бруса на трех ножках, либо пирамидального навеса на столбах, а затем постепенно опускали. Верхушка острой пирамиды проникала в область ануса, яичек или кобчика, если мучили особь мужского пола, либо — вагины, если мучили женщину. Боль для жертвы была адской, и жертва теряла сознание. Если это происходило, то беднягу приводили в сознание, и пытка возобновлялась. И так до победного конца. Пока еретик не признается во всех преступлениях века. Для усиления болевых ощущений к ногам жертвы привязывали гири — и промежность просто разрывалась! Человек сразу во всем сознавался.
Считалось, что если человек лишался чувств при пытках, значит, дьявол усыпил обвиняемого чтобы спасти от допроса. Если еретик умирал, не выдержав пыток или кончал жизнь самоубийством то это тоже списывали на коварство Сатаны: дескать, лукавый избавил своего подданного от признания своей дьявольской сущности.
А затем апогей пыток — казнь! Либо сожжение на костре, либо… Бедные люди, что сними только не вытворяли палачи! Отсекали голову мечом, топором, секирой. Вешали, удушали, топили в воде, насмерть калечили.
Публика в то время очень любила казни. Например, сожжение на костре, повешение, четвертование или отсечение головы. Ведь зрелищ было мало тогда. Ясно ни кино, ни телевидения, ни театра тогда не существовало, а лишь балаганные шуты, циркачи и музыканты. А казнь известного человека было целым событием. Народ шел на казнь как на праздник. Наряжались в свои лучшие одежды, надевали самые дорогие украшения. Причем стекались люди к месту казни из самых отдаленных мест. Всем хотелось посмотреть на ужасное и захватывающее зрелище. Празднично были одеты и представители местной власти: епископ, священники, бургомистр, судьи и судебные заседатели.
Обычно отступника привозили на тележке и в сопровождении палача. До места казни еретик добирался сквозь толпу зевак, которые не упускали случая посмеяться и поиздеваться над осужденным. Жертву приковывали цепями к столбу, либо привязывали, обкладывали хворостом, дровами, соломой. Перед тем как начать казнь священник предостерегал народ от коварства Дьявола и его слуг. Затем палач подносил к костру факел, и возгоралось пламя. В страшных мучениях, истошно крича, жертва умирала. После того чиновники и простой люд расходились по домам, подручные палача продолжали поддерживать огонь до тех пор, пока от жертвы не оставался один пепел. Палач собирал пепел в кучку и рассеивал под эшафотом.
Преступника могли так же запросто сварить в котле с кипящим маслом. Это поистине ужасная смерть и ужасная казнь.
Существовала тогда и мучительная тройная казнь. Этой экзекуции был "удостоен" позднее в 1563 году гугенот Жан де Польтро за то, что убил вождя католиков герцога де Гиза. Эту страшную казнь обычно применяли к предателям, но для киллера сделали исключение. Наказание начинали с виселицы. Человек должен был испытать ужас и боль удушья, но остаться в живых. Затем полупридушенного преступника растягивали и четвертовали. Как это происходило. Человека привязывали веревками за руки и за ноги к четверке дюжих лошадей и по команде судьи всадники устремлялись в разные стороны… Можно представить, что чувствовал человек, когда его еще живого растягивали по сторонам четыре лошадиные силы и потом разрывали на части… Адские муки! Адские страдания! Мозг разрывался от ужасающей боли! Да страшная жестокая казнь! После разорванное окровавленное тело выставляли на всеобщее обозрение, чтобы доходчиво и наглядно объяснить всем, какой конец ждет изменников родины и веры.
На публичную казнь приходили не только для того чтобы посмотреть на казнь преступников но и для лечебных целей(?)
… Как только веревка была перерезана, а безжизненное тело упало на эшафот, одна из женщин все время находившаяся у помоста схватила мертвую руку преступника и стала проводить ею по своим щекам, шеи, груди(!) Следом начали ловить руку и другие женщины и касаться ее разных частей тела. Тянули за собой детей для того чтобы их тоже коснулась безжизненная длань казненного. Стражники и палач принялись отгонять безумных женщин от эшафота.
А вот другой случай, произошедший в Англии. Его описал один иностранный купец, бывший в это время по делам в Лондоне. Он наблюдал за казнью одного государственного преступника и вот что он увидел…
"Утонченная и прекрасная юная леди вся бледная и дрожащая, стояла в объятьях палача, а он открывал ей грудь на глазах у тысячи людей и прикладывал к этой груди мертвую руку повешенного".
Ужас! Кровь стынет в жилах о такой картины. Даже в фильме ужасов такое не увидишь. Окровавленная холодная и обмякшая рука лежит на пышущей здоровьем и красотой девичьей груди. Точно клиника!
Но надо знать нравы той эпохи. Дело в том, что по народным поверьям мертвое тело служило отличным медицинским средством от золотухи, бородавок, чириев, прыщей и других кожаных заболеваниях. В это свято верила, как и чернь так и знатные вельможи. Богачи, как и вышеупомянутая леди, платили палачам деньги за "медицинские услуги", и их допускали на эшафот, а вот простой люд стремился "полечиться" на халяву, поэтому их и гоняли стражники.
Люди верили в то, что у обезглавленного трупа целительная и обладающая магической силой кровь. Что она излечивает от подагры, экземы и даже эпилепсии. Порой на экзекуциях люди теснились около эшафота с чашками, кружками, ковшами и носовыми платками, чтобы поймать хоть каплю крови или ручеек. Палачи обогащались, торгуя сувенирами смоченными кровью умерщвленных преступников. Находились и ловкие дельцы которые выкупали безродные трупы чтобы затем распродать его по частям. Особенно ценились пальцы воров — считалась что они привораживают удачу, везенье и богатство.
Надо сказать, что профессия палача была весьма престижная в то время и хорошо оплачиваемая. У работников этого ремесла была даже своя гильдия (что-то наподобие современных профсоюзов), которая составляла свои правила, памятки, руководства и стандарты. К концу XV века многие английские города имели официальных вешателей-палачей. Например, в 1534 году в Лондоне был популярен палач по фамилии Крэтвелл. Он вешал легко и непринужденно, он хорошо знал свое ремесло. У него осужденный мгновенно умирал от перелома шейных позвонков. Крэтвелл служил четыре года и сам был повешен за банальный грабеж при стечении двадцатитысячной толпы.
Но вернемся к нашей королеве.
Летом 1554 года Мария наконец-то вышла замуж за Филиппа — сына Карла V. Он был на одиннадцать лет моложе своей жены. Брачный договор гласил: Филипп не имеет права вмешиваться в управление государством, дети, рожденные от этого брака, становятся наследниками английского престола. А в случае внезапной смерти королевы, Филипп должен вернуться в Испанию.
Народ не принял нового короля. Тем более иноземца. Он вел себя вызывающе, был высокомерен, его приближенные тоже вели себя по-хамски. Тем более он не любил Англию и ее жителей. Стали происходить кровавые стычки между англичанами и испанцами. Появились первые убитые и раненые. Филипп занервничал и решил покинуть Англию. Его тетка — регентша Нидерландов — собиралась передать ему власть, и племянник ухватился за эту возможность. Мария пыталась уговорить Филиппа отказаться от поездки, но то не внял ее просьбам и 29 августа сев на корабль уплыл к тетушке. Мария скучала по мужу, посылала ему страстные и пылкие послания с просьбой вернуться в Англию.
И весной 1557 года. Филипп вернулся в английское королевство, но не ради жены, а чтобы заручится поддержкой Англии в споре с Папой и Францией. Получив согласие Совета Филипп, пробыл с женой меньше трех месяцев и снова укатил в свою Испанию.
Мария резко загрустила и впала в депрессию.
И вот наступил май 1558 год. Как-то ночью Марию опять мучила бессонница. Болел низ живота и от этого она не спала. К утру возникла жуткая головная боль. В последнее время у нее резко ухудшилось зрение. Но, не смотря на все болезненные ощущения у Марии было хорошее настроение: скоро родиться ее сын, о котором она так страстно мечтала. Стать матерью в 42 года — это подвиг для королевы, впрочем, как и для любой жительницы страны. Женщина тогда реализуется женщиной, когда становиться матерью. Марию это окрыляло и вдохновляло. Вот он — ее нынешний смысл жизни! Хватит ей убивать людей — пора производить и кого-то на свет. Пусть все знают, что она не душегубка, а родительница. И пусть исчезнет с уст обывателей ее прозвище "Кровавая Мария" а появится, допустим, прозвище "Мать Мария". К тому же она надеялась, что если родиться первенец, то ее ветреный муж Филипп, узнав об этом радостном известии, быстро примчится к ней чтобы поглядеть на новорожденного. И тогда сердца венценосных супругов вновь соединяться. И все вернется на круги своя.
Мария счастливо улыбнулась, представив такую картину.
Вдруг она снова почувствовала слабость. Мария возлежала на огромной кровати с балдахином, ожидая консилиума врачей.
"Откройте портьеры", — попросила королева слуг. — "Погасите свечи".
Тяжелые бордовые с золотым шитьем занавеси с помощью специальных длинных палок раздвинули… В спальню через огромные окна хлынул дневной свет. Стало очень светло — королева на миг зажмурила глаза. Задули свечи. Запахло воском. Но затхлый, разбавленный лекарственной вонью, воздух еще царил в спальне. Окна боялись открывать: вдруг королеву продует а учитывая ее и без того слабое здоровье это проветривание могло сказаться на ней самым губительным образом.
Раздался шум, голоса за дверью — Мария вздрогнула.
Дверцы покоев отворил камердинер…
Вошло человек семь лекарей. Среди них был один известный светила — голландский лейб-медик. О его чудесных способностях в области медицины ходили легенды. Вот Мария и пригласила его в надежде, что тот поставит ей более точный диагноз. Медик присел на краешек кровати. Пощупал пульс, потрогал лоб, посмотрел язык…
"Ваше Величество, нам необходимо осмотреть ваш живот", — мягким вкрадчивым голосом сказал голландец.
Королева безропотно подчинилась, но стыдливо отвернула голову. Иноземец закатал подол прозрачной рубашки и его взору открылись женские прелести. Светила привыкший к женской наготе равнодушно, но внимательно осмотрел, прощупал живот, лоно… Тяжело вздохнул, опустил глаза и с грустью произнес:
"Ваше Величество, осмелюсь вас разочаровать. У вас не будет наследника… Это всего лишь опухоль. Ложная беременность. Так бывает иногда. Но расстраивайтесь, вы еще родите".
Венценосная особа страшно побледнела. Это был сильнейший удар для нее. Королева отвернулась от собравшихся.
"Уйдите все", — отчетливым и беспристрастным голосом сказала она.
Все поспешно удалились. Дверь в спальню закрылась — и тут скала по имени Мария Тюдор дрогнула и рассыпалась! Железная воля ее размякла, а нервы сдали. Слова чужеземного лекаря прозвучали для нее как приговор, моральный приговор. Он был сильнее физической боли. Зачем ей жить дальше. Какой смысл? Она никогда не родит наследника. Слезы ручьем хлынули из глаз. Горькие рыдания волнами пошли через ее тело. Она никогда так не плакала. Безутешно, надрывно, пронзительно. Ее нутро просто выворачивало от слез. А за дверью в королевские покои плакали навзрыд ее преданные служанки.
Проревев весь вечер, королева попросила снотворного. Ей принесли и удалились. Королева предалась размышлениям. Возможно, она так жестока к людям лишь потому, что не познала до сих пор радости материнства. Родись ребенок — и тогда, может, была бы она мягче и ласковее. Как же ей не везет в этой жизни. Хотела отцовской любви — но не получила. А получила лишь унижения и позор. Желала быть любимой женой — но и тут неудача! Вряд ли ее муж любит. Она помнит, как после первой брачной ночи Филипп несдержанно воскликнул: "О, Бог, неужели мне придется испить эту чашу!" (Под "чашей" он подразумевал Марию). Насмешка судьбы — лишиться девственности и испытать первый секс в 38 лет! Единственного мужчину, которого она любила в 6 лет, это был Карл. Она испытывала к нему романтические чувства. И то этому браку помешал отец, и свадьба не состоялась. Но это была детская влюбленность. Никого она по-настоящему так и не полюбила. Быть может любила еще свою мать. Но это когда было. В детстве. Что поделаешь, Создатель не дал ей нормальной человеческой любви, душевной и искренней.
И стоит ли дальше жить. Для чего? Для какой цели? Ради власти? Она ей насытилась. Да она королева, она может все, решать людские судьбы издавать законы, изменять внешнюю и внутреннюю политику, но сути своей она вполне несчастная женщина. Она бы многое отдала за одного единственного ребенка. Даже корону. А еще заставляли отречься от веры, притесняли, унижали. Как тут не быть жестокой. Но нужно отдать ей честь — она всегда придерживалась своих взглядов. Она была фанатично предано своей вере.
Мария еще долго размышляла. В голову лезли всякие нехорошие мысли. Может покончить жизнь самоубийством? Или выпить большую дозу усыпляющего снадобья и умереть. Или принять сильнодействующий яд? Тогда мгновенная смерть. Зачем ей мучиться? Тем более на ее совести тысячи умерщвленных и заживо сожженных людей. А это ее в последнее время так гложило. Ей стали часто сниться кошмарные сны, где фигурировали мертвецы, скелеты, погибающие люди, где присутствовало море крови и слез. Снились и сожженные Крамер и Ридли и обезглавленная Джейн Грей. От таких снов она просыпалась в холодном поту.
Так стоит ли ей жить?
И снова мучительные думы. Но Мария даже при немного свихнувшейся психике еще оставалось сильной женщиной. Воля к жизни ее была сильнее воли к смерти. И королева решила пока пожить. Тяжело повздыхав и слегка поплакав, она приняла ровно столько снотворного, сколько ей советовал эскулап и обессиленная от рыданий и душевных страданий моментально уснула…
Видимо стресс, пережитый от ложной беременности, подточил ее силы. Мария стала таять прямо на глазах. К тому же подхватила грипп. Она поняла, что скоро умрет. Поэтому 6 ноября 1558 Мария I Тюдор — королева Англии — скрипя зубами и душевно сопротивляясь, официально объявила своей преемницей ту, которую нянчила в детстве и ненавидела — а именно Елизавету.
17 ноября 1558 года Мария I Тюдор — королева Англии скончалась. Тело венценосной особы в роскошном гробу было выставлено для прощания Сент-Джеймсе больше трех недель. Народ толпами валил туда, чтобы хоть глазком взгялнуть на их бывшую правительницу. Затем ее похоронили в Вестминстерском аббатстве. Католики всего мира оплакивали смерть своего лидера — Марии, а протестанты всего мира безудержно радовались: наконец-то их главный враг скончался.
В истории и в памяти людской Мария Тюдор запечатлелась лишь с плохой стороны. Тому подтверждение ее прозвище — Мария Кровавая. Ее осудили люди не за трудную судьбу, а за ужасные деяния. За многочисленные жертвы, пытки, издевательства, убийства. Даже на своей родине Англии ей не установлено ни одного памятника. Хотя в своем завещании она просила увековечить в каком-нибудь мемориале память о ней и ее матери Екатерина Арагонской, но воля покойной так и осталась неисполненной.