Историческая справка

ГИЯСАДДИН АБУ-ЛЬ-ФАТХ ОМАР ИБН ИБРАХИМ (Хайям – это прозвище, означавшее Палаточник). Родился около 1048 года. Персидский поэт, мистик, философ, врач, математик и астроном. Скончался после 1122 года.

В настоящее время Хайяму приписывают порядка пяти тысяч рубаи. Можно было бы только порадоваться за то, что этот великий поэт, философ, врач, математик и астроном был таким плодовитым в литературном плане. Однако есть все основания утверждать, что большинство рубаи, автором которых считают Хайяма, были написаны не им.

Дело в том, что при жизни рубаи Хайяма не были изданы. Лишь через пятьдесят лет после смерти поэта вышла первая его книга. На протяжении столетий рубаи Хайяма передавались из уст в уста, и с каждым годом их становилось все больше и больше. Появление многих новых рубаи объясняется тем, что поэты, жившие после Хайяма, зачастую боялись под собственным именем выражать недовольство своим временем или своим властелином и призывали на помощь авторитет Хайяма.

Известная таджикская поэтесса Гулрухсор Сафиева, один из самых авторитетных специалистов в хайямоведении, много лет собирала фольклор Каратегинской долины и изучила все изданные в Иране рукописи Хайяма. Она нашла множество подтверждений того, как народный фольклор с годами стали приписывать одному поэту.

В своем интервью газете «Труд» Гулрухсор Сафиева отмечает: «Во время работы у меня было немало неожиданных открытий. Например, обнаружила явно женские рубаи, приписываемые Хайяму. Всегда подозревала, что не может мужчина так сказать: «Словно тюльпан, мои щеки, словно кипарис, мой стан».

Взяла все словари, проверила каждое слово, воспевающее красоту. Что бы ни говорили, но под мужской щетиной не могу представить щеку, как тюльпан.

По моему мнению, часть стихов, приписываемых сегодня Хайяму, написала его современница, известная в истории персидской культуры поэтесса Махасти Ганджави. Читаю ее сборник и нахожу рубаи Хайяма. Потом беру Хайяма и нахожу четверостишия, которые опубликованы в сборнике Махасти».

В качестве примера рубаи, приписываемого Хайяму, таджикская поэтесса приводит следующее:

Много сект я насчитал в исламе, Из всех я избрал себе секту любовных утех. Ты мой Бог. Подари же мне радости рая. Слиться с Богом, любовью пылая, не грех.

Сафиева комментирует его следующим образом: «Поверьте человеку, для которого язык Хайяма – это родной язык. В оригинале ни потех, ни утех у Хайяма нет. Вообще в древнеиранской поэзии подобными словами не играли, тем более такие мудрецы, как Хайям. Мы на самолетах летаем, а на фарси стихи об этом не пишутся. По телефону говорим, а поэтический персидский язык термин «телефон» до сих пор не принимает».

Отмечает Гулрухсор Сафиева и тот факт, что в иранской литературе не было традиции упоминать в стихах свою фамилию. А потому весьма сомнительным представляется, что Хайямом было написано следующее четверостишие:

«Не пей, Хайям!..» — Ну, как им объяснить, Что в темноте я не согласен жить. А блеск вина и взор лукавый милой — Вот два блестящих повода, чтоб жить.

Многолетнее изучение наследия Хайяма позволило таджикской поэтессе сделать следующий вывод: «В разных сборниках в мире опубликовано почти пять тысяч рубаи Хайяма. Просто фантастическая цифра. Жаль, что большинство ученых-хайямоведов до сих пор с этим авторством соглашаются. Ведь часто нет ни рифмы, ни ритма, ни, главное, игры мысли и образа – ничего от Хайяма. Я отобрала лишь 340 рубаи, потом еще 10, но сомневаюсь, что и это все тоже его».

Многие из нас уверены, что Хайям посвящал много стихов своим возлюбленным. Этот вывод часто делается на основании того, что многие приписываемые ему рубаи относятся к классике мировой любовной лирики. Но во-первых, как уже отмечалось выше, далеко не все то, что приписывается Хайяму, было написано им самим. А во-вторых, для поэтов-суфиев, каковым был и Палаточник, понятие «возлюбленная» было символом Бога, и обращались они именно к Богу, а не к конкретной любимой женщине. А вино в его стихах являлось символом мистического постижения истины.

Как отмечает Маис Назарли, кандидат искусствоведения, «…если Хайям пишет:

Когда-нибудь, огнем любовным обуян, В душистых локонах запутавшись и пьян, Паду к твоим ногам, из рук роняя чашу И с пьяной головы растрепанный тюрбан,

то это можно понимать так: опьянение – экстатическое состояние адепта, душистые локоны – завесы, отделяющие человека от истины, растрепанный тюрбан – растерянность суфия перед абсолютной истиной, которая и есть Бог. Основной смысл стиха – так называемая «ностальгия по скрытому», традиционная тема суфийской поэзии».

А можно ли считать Омара Хайяма литературным классиком мусульманского мира? Конечно можно – таково общепринятое мнение. В действительности же настоящими классиками мусульманской поэзии можно назвать Хафиза, Фирдоуси, Низами, Саади, Джами и некоторых других. Популярность Хайяма – это скорее феномен западной культуры. Сам же он считал себя в первую очередь ученым, а не поэтом.