«Дню 22 июля 1942 года суждено было стать для меня знаменательным. Принятое в одну секунду решение начать бой, не имевший никаких перспектив на успех, возымело последствия на всю оставшуюся жизнь.
Проходили годы, но позабыть я об этом не мог. Мы, солдаты некогда противоборствующих армий, далеки от ненависти друг к другу и спустя десятилетия после войны стали друзьями. И они, и мы сражались за свою родину, не щадя себя. Случайность на войне нередко спасает солдату жизнь, она же и подружила нас и потом, когда мы впервые после войны встретились.
Еще в первые послевоенные годы я рассказывал автору многих книг писателю Паулю Кареллу о том, как и почему я был награжден Рыцарским крестом. Он специально разыскал меня и упомянул обо мне в своей книге «Лисы пустыни», весьма популярной в те годы. И в начале февраля 1963 года я совершенно неожиданно получил письмо из Англии. Человек по имени Джордж Генри Во сумел разыскать меня. Он представился как один из бывших старших офицеров 40-го Королевского танкового полка, участвовавшего в наступлении у кряжа Рувейзат. И он, и его боевые товарищи, также участники сражения 22 июля 1942 года, прочли книгу Пауля Карелла «Лисы пустыни». И это письмо, как уточнил Джордж Генри Во, одновременно является и приглашением мне как единственному из немцев принять участие в торжественном «ужине примирения» 40-го и 46-го Королевских танковых полков в Ливерпуле. Это как раз и были оба полка, столь стремительно разгромленные у Рувейзата, и я тоже имел некоторое отношение к этому разгрому.
Я тут же сел и написал ответ на это письмо, так и возникла переписка. Англичане вновь подтвердили приглашение, назначенное на 19 апреля 1963 года. После раздумий я все же решил принять его и не без некоторого чувства озабоченности отправился в путь. Я немного знал английский, но хватит ли этих познаний, когда я окажусь в кругу англичан? В самолете я выпил порцию виски и бутылку пива. В ливерпульском аэропорту меня встретили трое джентльменов — Генри Во, Джим Финниган, а вот как звали третьего, увы, припомнить не могу. После формального представления последовало приглашение спрыснуть первую встречу («Come on, we will have a drink»). Естественно, одной порцией виски дело не ограничилось, и, надо сказать, с этого момента никаких языковых сложностей у меня уже не возникало.
Потом был обед, а после обеда посещение редакции газеты и типографии, затем меня пригласили на кофе к Джерри Пиннигтону, майору английской армии, потерявшему в войне с Германией троих братьев. Там со мной обходились, как с ребенком, как в свое время мои родители во время моих приездов домой. Вечером меня представили еще нескольким англичанам, и мы долго беседовали, на сей раз с переводчицей, секретаршей Генри Во, уроженкой Восточной Пруссии. Много говорили о войне, о послевоенных событиях, беседа затянулась далеко за полночь.
На следующий день после чисто английского завтрака снова редакция английской газеты, после чего пауза для отдыха с тем, чтобы вечером быть в форме.
Ужин состоялся в ресторане одного из клубов. Были приглашены 40 человек офицеров обоих упомянутых полков, часть из которых принимали участие в африканской кампании. Среди приглашенных были также генерал-майор Генри Фут и генерал Ричарде, командующий Территориальной армией, и Джим Финниган. Генри Фут был кавалером высшего ордена за храбрость, Креста Виктории, которого удостоился тоже в ходе сражений на севере Африки.
Регнна и Гюнтер.
Торжественный ужин примирения 19 апреля 1963 года. Справа от Хальма британские генералы Фут и Ричарде, позади офицеры Генри Во, Джим Финниген, Джерри Пиннингтон.
В два часа ночи Хальм в баре был объявлен английскими офицерами «противотанковым спецом».
В рамках приветственного слова был предложен тост за королеву Великобритании Елизавету. Все поднялись, затем прозвучал тост в честь Федерального президента Германии, потом выпили за британских танкистов и под финал — за 21-ю танковую дивизию. Когда я встал и провозгласил тост за моих боевых товарищей и за наших бывших противников-британцев, последние льдинки растаяли. Скованность исчезла, уступив место дружелюбию и веселью. Все вокруг говорили исключительно по-английски, хотя не сомневаюсь, что многие из присутствовавших недурно могли изъясняться и на немецком.
Где-то около двух мы, сидя за стойкой бара, хором затянули «Лили Марлен». В общем, все готовы были чуть ли не целоваться со мной от избытка чувств. И шутливо объявили меня «главспецом по противотанковой части». Чуть не забыл упомянуть — на ужин я явился при Рыцарском кресте и не снимал его все это время.
Последние три дня я провел в Лондоне в обществе Генри Во и его секретарши, его сына, который тогда был уже в чине майора британской армии. Мы остановились в клубном отеле, где могли размещаться лишь члены клуба. Генри Во взял напрокат крошечный автомобиль, и мы постоянно ездили куда-нибудь осматривать достопримечательности британской столицы. Обычный набор: смена караула, Тауэр, Вестминстерское аббатство, собор Святого Павла. На меня произвела впечатление смена караула около Королевского дворца. Весьма непривычным оказалось левостороннее движение.
Едва не лопаясь от пережитых впечатлений, я вернулся домой. Насколько скептически я был настроен перед этой поездкой, но после такого приема! Мне едва верилось, что все это происходило со мной. А ведь я был тем, кто, собственно, и стал инициатором событий 22 июля 1942 года, стоивших жизни очень многим английским солдатам и офицерам, да и разгрому целых полков.
В последующие годы со мной связывалось все больше самых разных людей. Мы встречались, и некоторые из этих встреч были весьма интересны и для меня. В 1992 году состоялась встреча с майором Вулфордом, действующим офицером, занимавшим должность в британском Министерстве обороны. Ему было поручено подвергнуть серьезному анализу боевые действия в Африке, в первую очередь бои в районе Рувейзата. От него я получил детальный отчет на английском языке и, кроме того, свои личные документы, о существовании которых до сих пор не знал. Встреча способствовала углублению взаимной симпатии, и вскоре он с женой и детьми провел у нас 8 отпускных дней. Но, к сожалению, затем майор Вулфорд был переведен на другую должность, и наш контакт прервался.
Торжественно отмечались и круглые даты решающих событий Второй мировой войны. В 1994 году отмечалось 50-летие высадки войск союзников в Нормандии. Я лично участвовал в боях в районе Кана и к тому времени уже обрел некоторую известность в период кампании в Африке. Это послужило причиной тому, что ряд телекомпаний — голландская, датская, шведская, японская и британская — посылали ко мне репортеров для интервью. В ответ на запрос немецкой телекомпании «Второе немецкое телевидение» я выразил свое согласие, но при одном условии — в репортаже будет изложено все в строгом соответствии с моими словами. И тогда ЦЦФ стала единственной телекомпанией, кто демонстративно самоустранился от интервью со мной.
В сентябре 2002 года нам с еще остававшимися в живых боевыми товарищами из Африканского корпуса по случаю 60-летия второго сражения за Эль-Аламейн, ознаменовавшего коренной перелом в ходе войны на севере Африки, поступило приглашение из Лондона. Министерство обороны Великобритании приглашало на торжественное богослужение в Вестминстерском аббатстве и на торжественный обед, на котором присутствовала и королева Великобритании Елизавета II. Это не должно было стать противостоянием победителей и побежденных, а встречей бывших врагов, а ныне союзников, проникнутая взаимным уважением. В качестве одежды протоколом предусматривалась военная форма или же строгий костюм при орденах. Я принял приглашение прибыть в Лондон вместе с женой Региной. И снова я предупредил, что явлюсь при своем Рыцарском кресте.
Прибыв самолетом 22 октября 2002 года в Лондон, мы сразу же направились в отель, где были зарезервированы места для нас. С 11.30 утра на следующий день в районе Вестминстерского аббатства было необычайно многолюдно. Площадь заняли свыше 1200 британцев и немцев, участников сражения, также прибывших в Лондон. У входа в собор был выставлен почетный караул и множество полицейских обеспечивали порядок и безопасность, они же и решали возникшие в связи со скоплением народа транспортные проблемы.
Ни фотографировать, ни производить видео- или аудиозаписи в соборе воспрещалось. На отведенных для нас местах лежала программа богослужения на 16 страницах. В центральном нефе расположились британские ветераны, в северном приделе — мы, ветераны Африканского корпуса, и гости, а в южном — члены королевской семьи, британская знать и генералитет. Манфред Роммель и виконт Монтгомери — сыновья тогдашних главнокомандующих сидели в первом ряду северного придела. Затем прибыли принцы Филипп и принцесса Анна, которых приветствовал лорд-мэр, а также действующие генералы вооруженных сил.
Оркестр Королевской артиллерии, хор и органная музыка составили музыкальную часть церковного богослужения. Декан Вестминстерского аббатства доктор Кэсли Карр обратился с приветственной речью к бывшим противникам, а ныне союзникам и предложил почтить память павших. Затем ветераны декламировали стихотворение «Эль-Аламейн», Монтгомери зачитал из Книги Пророка Исайя, а Манфред Роммель из Послания Римлянам. Присутствующие были растроганы до слез произнесенной многоголосым хором молитвой «Отче наш» и национальным гимном. По завершении богослужения все направились к заранее предписанным выходам из собора, а колокольный звон Вестминстерского аббатства не стихал почти полчаса.
Мы знали, как попасть в Центр конференций, где был намечен торжественный обед, и уже собирались обогнуть площадь, как несколько полицейских регулировщиков, перекрыв движение на многополосной магистрали, дали возможность собравшимся спокойно перейти площадь непосредственно к Центру конференций.
После проверки пригласительных билетов мы поднялись на лифте на второй этаж. Здесь нам выдали именные аккредитации и каждому придали сопровождающего, который должен был опекать нас во время приема.
Прием состоялся в трех залах, все ветераны были поделены на 12 групп плюс мы — 25 человек ветеранов Африканской кампании. Пестрая картина — пожилые ветераны с орденами и знаками отличия, служащие в настоящий момент военные в красных килтах и черных брюках, генералы, члены королевской семьи, в частности, Его Королевское высочество герцог Кентский принц Эдвард.
Майор Гриффит и сержант Гленн Ховер проводили нас к нашему столику под номером пятым. Тартинки, алкогольные напитки, безалкогольные. Постоянно мелькали вспышки фотоаппаратов, не бездействовали и видеокамеры. Все стремились запечатлеть бывших противников или союзников. Тон бесед был товарищески-непринужденным. Делились воспоминаниями, общее мнение было таково: «Война в Африке была честной войной, вы были солдаты и действовали по-солдатски». Меня не оставили равнодушным и слова двоих британцев, побывавших в плену в Германии: «Мы категорически осуждаем воздушные налеты на города Германии».
Для нас, ветеранов Африканского корпуса, и их жен этот день, кроме того, что стал незабываемым событием, заставил и задуматься об отношении к нам в собственной стране, до сих пор считавшей нас чуть ли не изгоями, никак не достойными уважительного отношения. И чем только забиты головы у наших высоких политиков Германии? Посол ФРГ блистал своим отсутствием. Даже члены королевской семьи, и те подошли к нашим столикам и не просто засвидетельствовать почтение, а обстоятельно поговорить. Больше всего меня поразила фраза герцога Кентского: «Знаете, а ваша фамилия о многом мне говорит».
Время пролетело незаметно. Не осталось и времени даже отдаться чревоугодию. Нас бесконечно кому-то представляли, мы отвечали на чьи-то вопросы, куда-то отводили, фотографировали, снимали на видео. Но и нам тоже приходилось кого-то фотографировать, с кем-то заговорить или снимать на видео — любые впечатления дома нуждаются в визуальном подтверждении.
На приеме в лондонском «Конференц-сентер». 2002 год.
Беседа с герцогом Кентским и его супругой.
Спустя 60 лет после награждения Гюнтера Хальма Рыцарским крестом он получил возможность взглянуть на свидетельство о вручении этой награды и даже подержать его в руках.
Чисто автоматически возникает вопрос: а могло ли подобное мероприятие, без всяких преувеличений, государственной важности состояться у нас? В Германии? Но для этого потребовалось бы, чтобы Федеральное министерство обороны знало бы о том, где и как действовал Африканский корпус, а нынешние немецкие политики были бы в курсе того, что означает для солдата война и связанные с ней жертвы. А мы шли на жертвы не ради партийных идеек, а во имя родины. Эту нехитрую истину усвоили все участники войны, и противники стали друзьями, которые уважают друг друга. М-да, что было бы, если бы…
Вечером мы сидели уже в другом отеле в обществе наших африканских боевых товарищей, а также британского майора Брэдшоу и британских писателей мистера Формэна и мистера Бэнкса. С двумя писателями мы уже довольно долго переписывались, обменивались впечатлениями и фото. От одного коллекционера мы узнали, что фотоснимок — мое свидетельство о присвоении Рыцарского креста — промелькнуло в книге Формэна. И мы сразу же обратились к нему с письмом. А он, между прочим, считал меня давным-давно почившим в бозе.
Переплетенное в красный сафьян свидетельство о вручении высокой награды прошло через руки Адольфа Гитлера в конце 1942 года. Но сам я даже не видел его. Путь из Африки изобиловал опасностями, а отпуска мне ведь так и не дали. После войны упомянутое свидетельство, как мне представляется, сменило достаточно многих владельцев. Вопросы, вопросы… Мы попросили мистера Формэна взять с собой на встречу и показать нам свидетельство.
И это произошло 23 октября. Мы с нетерпением ожидали увидеть свидетельство. Мистер Формэн, как и обещал, принес его в тщательно завернутом виде. Странное было чувство держать в руках этот документ. Потом мне было предложено приобрести его. За 30 000 евро! Но я с благодарностью отказался. Никаких прав, собственно, у меня на документ не было — в конце концов, никто мне его официально не вручал.
Так что пришлось довольствоваться тем, что я получил возможность хотя бы подержать в руках собственное свидетельство. Как мне впоследствии довелось слышать, оно все же было приобретено одним немцем, собирателем реликвий военной поры. Так что торговля реалиями Второй мировой процветает, и отнюдь не в убыток торговцам. За рубежом вовсю разворовываются захоронения, в цене даже личные медальоны, которые полагалось класть в могилы при предании погибших земле. Да и в Германии дела не лучше — кое-кто не останавливается и перед тем, чтобы подменить оригиналы искусно изготовленными копиями орденов и медалей, равно как и свидетельств об их вручении с тем, чтобы затем загнать по рыночной цене.
Мы, старые солдаты, давно пошли на мировую с нашими былыми противниками. Нас с ними объединяет чувство пережитого, запечатлевшиеся в сознании кошмары войны и сознание того, что все мы выполнили долг перед родиной. Муки и смерть, товарищество и готовность к самопожертвованию, но и каждый индивид в отдельности — вот связующие звенья нашего уважения друг к другу.
Награды не принадлежат лишь тому, кто носит их на груди, они — знак неразрывной связи очень многих обстоятельств, в которых сам кавалер, возможно, напрямую и не участвовал, но которые — суть итог совместных действий очень многих солдат, их готовности сражаться и заплатить, если потребуется, своей жизнью. И нам не пристало стыдиться того, что мы — немцы.
Наше пребывание в Лондоне завершилось на следующий день посещением знаменитого универмага «Лафайет» и обзорной экскурсией по городу. Нас не оставили равнодушными гостеприимство англичан и особое, присущее им достоинство. Они — люди сердечные, всегда готовые прийти на выручку, и в то же время их объединяет чувство гордости и за свою страну, и за ее солдат, к великому стыду, напрочь вытравленное из сознания немцев. Старым немецким солдатам вермахта в Англии оказали почести на самом высоком уровне, протянули руку дружбы. И это после страшной, опустошительной войны! И мы с благодарностью приняли этот жест.
И это лишь несколько отдельных эпизодов послевоенного периода, относящихся к моему участию в боевых действиях Африканского корпуса. Есть и масса других, которые я мог бы поведать».
Гюнтер Хальм на всю оставшуюся жизнь запомнил пережитое на войне. Он уцелел в этой войне, а многим из его товарищей суждено было погибнуть. И Гюнтер Хальм главной своей задачей всегда считал хранить память о них. В течение 10 лет Хальм был председателем общества охраны захоронений города Бад-Мюндер, постоянно организовывал мероприятия в День скорби, а также сбор средств.
Начиная с 60-х годов Гюнтер Хальм — член Общества кавалеров Рыцарского креста. И на этом почетном посту он никогда не чурался ответственности, и как председатель, и как рядовой член общества. Будучи одним из самых молодых кавалеров высокой награды, Гюнтер Хальм считал своим долгом и обязанностью оберегать память тех, кто отдал жизнь за родину, в полные противоречий послевоенные годы передавать почетную эстафету представителям молодого поколения.
Сражения в Северной Африке обошлись Германии в 100 тысяч убитых и 200 тысяч пропавших без вести.
В честь павших солдат и офицеров в Тобруке и Эль-Аламейне возведены три огромных мемориала — немецкий, итальянский и Британского содружества наций. Немецкий мемориал представляет собой как бы форт в пустыне, в Тобруке он четырехугольной формы, а в Эль-Аламейне — правильный шестиугольник. Внутри на стенах высечены в камне имена погибших. И приходящий сюда невольно задумывается о скорбной участи тысяч павших немецких солдат, безмолвно взывающих о мире, свободе и справедливости.
Два других мемориала — итальянский и Британского содружества представляют собой огромные кладбища, настоящее море крестов с гигантским обелиском в центре.
