— Не будьте такой уверенной, cherie, — сказал Гарри после ухода сыщика и кивком дал понять Брауну, что ему тоже следует уйти.

А поскольку молодой человек не мог увидеться с Хеллен, он понял намеки вышел из магазина вслед за Рорком.

— Что вы имеете в виду?

— Ваш успех и талант не вызывают сомнений. Но ваши способности лгать и вводить в заблуждение представителя закона весьма сомнительны. Не думаю, что Рорк поверил хотя бы половине из того, что вы ему рассказали. Да и с чего бы, если сквозь дыры вашей истории можно было проехать на телеге, запряженной волами? Он еще вернется.

— Но какое-то время у меня есть. — А это все, что ей нужно.

Гарри взял ее правую руку и поднес к губам для вежливого поцелуя, затем повернул ладонью вверх.

— Хорошо, что сыщик не увидел ваших пальцев без перчаток.

Они были в темной краске.

Куини отступила, быстро спрятав руки за спину.

— Это от платья Хеллен. На котором была ваша кровь после вечера в опере. Полагаю, мы должны проверить вашу рану и убедиться, что она не загноилась.

— Прямо здесь? Сейчас? — Гарри начал расстегивать сюртук.

Это еще опаснее, чем продолжать разговор. Гарри без рубашки, в тусклом свете? Тогда она сможет прикоснуться к нему, увидеть его мускулы, волосы на груди. А если рана заживает, раз Гарри вроде бы не жаловался на боль, то даже броситься в его объятия.

После ухода сыщика Куини почувствовала такое облегчение, что готова была расцеловать Гарри, будь он в рубашке или без нее. Он придавал ей уверенность своей улыбкой, одним своим присутствием. Но тогда Гарри поцелует ее в ответ, потом оба захотят большего, и кто знает, куда это приведет.

Дьявол точно знал, куда это приведет, а Куини не собиралась идти этим путем. Даже с Гарри. Она не проститутка.

— Нет, вам лучше обратиться к кому-нибудь в отеле или к хирургу. Пусть он посмотрит, все ли у вас в порядке.

Гарри выглядел разочарованным, но перестал расстегивать сюртук.

— Что касается платья Хеллен, то мы не сумели вывести пятна, поэтому решили его покрасить.

— Ого!

Не важно, поверил ей Гарри или нет, главное, она рассказала достаточно правды, чтобы удержать сыщика от дальнейших расспросов. Информация о Лекартах и Лебланах потребует много времени для проверки. Она успеет решить, бежать ли ей снова или встретиться с графом Кардом. Он сможет защитить ее от Эзры, посадив уголовника. Именно графа затрагивают преступления этой змеи, у него есть богатство, власть, связи и, главное, причина избавиться от змеи раньше, чем она укусит.

Но яд уже проник в душу Куини.

— Вы не верите мне?

— Я не знаю, чему верить. К несчастью, когда я лгу, меня выдают проклятые щеки. Домашнему учителю достаточно было задать мне вопрос, и он сразу мог сказать, виновен я или нет. Я рано выучился говорить только правду, ибо лгать все равно было бесполезно. Я даже не играю в карты, если большие ставки. А вы себя выдали, сложив руки на коленях.

— Мама учила меня, что так ведут себя леди.

— И все же вам не следовало так крепко сжимать их, чтобы они не дрожали.

— Меня взволновал разговор с сыщиком, вот и все. Он кажется не слишком вежливым джентльменом.

— Конечно, потому так искусен в том, что делает. Он, как бульдог, не разожмет челюсти, если что-то оказалось в них, не важно что.

— Но вашего зятя он так и не нашел.

— После одного разговора? Я и не рассчитывал.

— Или пропавшую леди, или ту девушку. Он и после стольких лет не определил местонахождение Куини. А говорят, она всю жизнь провела в Англии.

— Не думаю, что он с самого начала занимался этим делом. Он слишком молод. Но именно Рорк обнаружил связь между девушкой и сестрой графа, когда стали известны новые подробности. И он уже не остановится, пока не найдет ее или доказательства ее смерти. За это граф и платит ему.

Куини прикусила губу. Она бросила этому бульдогу достаточно костей, чтобы он мог потрудиться над ними. Теперь он должен отправить человека во Францию, откуда письма идут неделями, а проверка рассказанных ею слухов займет еще больше времени.

Не получив ответа, Гарри коснулся ее прикушенной губы.

— Вы знаете, что можете доверять мне.

Она могла доверять ему, а вот собственным чувствам — нет.

— Разве, милорд? Когда вы не доверяете мне?

— Я доверяю. Только не понимаю вас.

Куини старалась не рассмеяться.

— Со времен Адама и Евы именно так мужчины говорят о женщинах.

Гарри даже не улыбнулся.

— И не без оснований. Но я могу помочь вам, что бы вас ни беспокоило. Вы не хотите полагаться на Рорка, он посторонний человек, у него собственные цели, собственная выгода и преданность нанимателю. А меня волнуют только ваши интересы. Ведь мы друзья?

— Друзья, милорд? Хозяйка магазина и виконт?

Гарри кивнул:

— Женщина и мужчина. Друзья. И зовите меня Гарри, cherie.

— А почему вы не зовете меня Дениз или мадам Лекарт?

— Эти имена вам не подходят. А мы подходим друг другу. Вы пришли мне на помощь в опере. Я приду вам на помощь сейчас.

— Тогда верьте мне. И не просите больше того, что я могу дать. Верьте тому, что я сказала Рорку. Большая часть из этого правда. Остальное невозможно ни подтвердить, ни опровергнуть.

— Но зачем вам?

— Видите, если б вы мне верили, то не спрашивали бы.

— Я только хочу…

— Нет. Если даже хотите помочь, вы не должны меня защищать, мой прекрасный благородный друг. И не все из этого мои секреты.

— Вы защищаете тех, кто может быть в чем-то виновен?

— Я, как могу, защищаю себя и других от преследования. Если это преступление, значит, я в нем виновата. Я не собиралась никому причинять боль. Я не знала, что сделала это, много лет, пока не стала взрослой. Теперь я пытаюсь загладить свою вину тем способом, каким могу. Поверьте, я не преступница.

— Мне это даже в голову не приходило, дорогая. Но если вам кто-то угрожает, я могу…

— Вы можете себя погубить. Эти люди всегда носят при себе нож, как вы носовой платок или часы.

Гарри не стал упоминать о пистолете, который после встречи с зятем прятал в сапоге.

— Я не боюсь.

— А зря. Они нанимают убийц, чтобы те сделали за них грязную работу. Я знаю, что вы самый храбрый и сильный человек на свете… — Гарри покраснел, — но вы не победите банду головорезов, которым заплатили подстеречь вас в темном переулке или по дороге в отель. Я не хочу рисковать вашей жизнью. Это не ваша борьба, и, кроме того, вы слишком важны для меня.

Гарри снова поцеловал ей руку, пальцы, ладонь.

— Но вы тоже слишком важны для меня. Я думаю, что люблю вас, cherie.

Только думает? Куини была уверена в своем ответном чувстве, и сердце у нее сжималось от боли.

— Мы с вами можем быть только друзьями, Гарри.

— Нет. Я могу увезти вас в безопасное место, найти коттедж поблизости от моего дома, где никто никогда не узнает, кто вы такая. Другое имя. Другая внешность. Я всегда любил рыжеволосых.

Опять меняться, становиться человеком без прошлого, опять лгать? Нет, даже ради Гарри.

— Рыжеволосая женщина, скрывающаяся в вашем поместье? Чтобы люди подумали, что я ваша любовница? Для меня это в тысячу раз хуже. — Куини обвела взглядом свой магазин. — Не будет ни привычной жизни, ни работы, ни дохода, кроме вашего содержания. Ни друзей, ни знакомых, кроме вас. Даже в церкви или соседних лавочках падшую женщину станут избегать. Но самое главное, у меня не будет способа возместить убытки за прошлое, а я поклялась это сделать. И тогда я перестану себя уважать. А потом и вы меня тоже.

— Простите, если я вас обидел. Я не имел в виду, что мы станем любовниками, я думал только о вашей безопасности.

Куини засмеялась:

— А теперь ваши щеки пылают, выдавая ложь. Думаете, я не замечаю, как вы на меня смотрите? Как часто пытаетесь удержать свою руку, чтобы не дотронуться меня, и насколько тщетны ваши усилия? Я не так неопытна, милорд. Париж быстро исцеляет наивность и неведение, особенно у самостоятельной женщины. К тому же я была замужем.

Гарри поднял бровь. Но прежде чем он успел спросить о Лекарте, какого он был возраста, как долго они состояли в браке, почему она вышла за него, Куини продолжила:

— Допустим, я чувствую наше взаимное притяжение, я действительно ни разу не испытывала ничего подобного к мужчине, который так на меня смотрит. Но жизнь в уютном любовном гнездышке не для меня. И не для моих детей, которых я надеюсь родить.

— О детях я не думал. — Но после ее слов Гарри задумался и понял, что будет нежно любить всех голубоглазых детей, рожденных от этой женщины.

— Мужчины редко думают. Но женщина обязана заботиться о будущем. Я не хочу, чтобы у меня была дочь вроде Хеллен, которой придется идти по стопам матери.

— Вы направили ее по иному пути.

— Насколько смогла. Но что будет ждать незаконнорожденного сына? Я знаю, порядочные мужчины платят за образование своих внебрачных сыновей, устраивают на службу, покупают им офицерский чин. Но они все равно остаются незаконнорожденными. Мои дети не будут такими, что бы мне ни пришлось для этого сделать. Кроме того, им нужен будет отец. Я знаю по себе. Моя мать делала все, чтобы дать мне лучшее, чтобы я ни в чем не нуждалась, воспитала меня гордой и независимой, принося себя в жертву и даже не задумываясь, какую страшную ошибку совершает. Пожалуйста, больше не спрашивайте меня. Ради нашей дружбы, здравого смысла или того, о чем мы оба мечтаем.

Но оба знали, что Гарри не сможет предложить ей ни обручальное кольцо, ни титул, ни дом, ни семью. Никогда.

— Пообедаем? — спросил он, хватаясь за соломинку. — Вы не можете быть сыты одними закусками леди Дженнифер, А мы так ни разу и не поели вместе после событий в опере.

Есть? После того, как она встретилась с Рорком, услышала, что Гарри, как он думает, любит ее? После того, как она сказала, что не будет его любовницей? Он, наверное, сумасшедший, раз она еще не перестала быть ему интересной, раз он хочет проводить с ней время, хотя знает, что она скрывает свое прошлое. С другой стороны, он такой большой, что ему, видимо, все время хочется есть.

— Нет, благодарю вас. Я не голодна и не могу оставить Хеллен одну. Когда вернется Чарли, пошлю его за мясным пирогом на ужин. Я должна о многом подумать.

— И обо мне, cherie?

— Боюсь, я делаю это слишком часто.

Гарри взял шляпу и перчатки, но уйти все не мог, как и остаться без приглашения. Он никогда еще не говорил женщине, что любит ее или думает, что любит. Он знал, что этого недостаточно, но ведь он не красноречивый распутник, у него даже нет любовницы, потому что Гарри никогда не позволял своей похоти управлять его жизнью. И все же уйти домой он не мог.

— Это не просто желание. — Гарри хотел быть уверенным, что она его поняла.

— Я знаю. Вы хороший человек, лорд Хэркинг. Недостаточно хороший, чтобы уйти.

— А вы хорошая женщина, мадам Лекарт. Я верю в это всеми фибрами души. — Он стукнул себя в грудь. — Я чувствую это вот здесь.

— Благодарю.

Если она добродетельная женщина, а он джентльмен с твердыми устоями, то должен уйти из ее дома, из ее жизни, пока не стал причиной большого несчастья. Гарри удалось сделать шаг. Но каким-то образом этот шаг приблизил его не к двери, а к ней.

— Я… действительно хочу вас. Было бы глупо отрицать это. — Если бы не сюртук, она бы увидела доказательство его желания. — Но еще больше я хочу вашей безопасности, успеха вашего дела. Я хочу, чтобы вы улыбались. Вашей улыбке могут позавидовать ангелы.

Он коснулся пальцем ее губ, и уголки рта приподнялись.

— Видите? Одна улыбка, и как будто взошло солнце.

— Гарри, вы не должны…

— Знаю. Я должен вернуться в проклятый отель, съесть ужин в одиночестве, потом всю ночь беспокоиться, что вы в беде, одна. Как я могу это сделать, cherie? Если скажете, я уйду.

— Вы можете это сделать, потому что я справлялась и с худшими бедами, справлюсь и с этой, сама. Не волнуйтесь, иначе я буду волноваться за вас. Спокойной ночи, мой друг.

Он тоже пожелал ей спокойной ночи. Затем шагнул ближе.

Парфе зарычал.

— Успокойся, глупый. Это же Гарри, все в порядке.

Пес был сообразительнее их обоих, поэтому сдался и ушел в заднюю комнату. Она могла отступить, ибо Гарри никогда бы не принудил ее к тому, чего она делать не хочет. Но она хотела. Она молодая, здоровая женщина, сама распоряжающаяся своими желаниями, и притом довольно любознательная. Куини также влекло к ее благородному другу, как, видимо, и его к ней. Гарри — лучшее, что произошло в ее жизни. Как она может отпустить его, не доказав свою любовь? Вдруг он больше не вернется?

— Один поцелуй, — сказала она.

— Один поцелуй, — горячо повторил он, словно в ответ на свои молитвы. — Тогда я смогу уйти.

Разумеется, одним поцелуем дело не ограничилось. В первом им мешали носы, во время второго губы слились не столь удачно. Но каким был третий! Один поцелуй стоил целой вечности.

Гарри хотел, чтобы он длился по крайней мере до рассвета. Куини мечтала, чтобы всю жизнь.

Она прижалась к нему, его руки легли ей на спину, пока она гладила его шею, волосы, плечи, все, к чему могла прикоснуться.

Сначала он подумал, что почувствует ткань платья, но под кружевами была теплая женская кожа. Гарри застонал.

Куини еще крепче прижалась к нему, теперь он почувствовал ее грудь, мягкий живот. Она была чуткой, отзывчивой, нетерпеливой. Когда его язык раздвинул ей губы, она уже перестала удивляться новым ощущениям, только сомневалась, сможет ли устоять на ногах. Гарри подхватил ее, отнес к одному из кресел, усадил к себе на колени. Она вообще забыла обо всем на свете, когда его рука легка ей на грудь.

Один поцелуй? Скорее одно торнадо, одно землетрясение, один водоворот, унесший их любовь и восторг в другой мир, где разум и сердце просили большего.

Просто поцелуй.

Просто рука Гарри потянулась к ее юбкам.

Просто залаяла собака.

Просто кашлянул мальчик.

— Я принес пирожные, мэм.

Гарри показал себя истинным джентльменом: не задушил Чарли, не дал пинка собаке, не перекинул женщину через плечо и не унес отсюда. Он лишь спустил ее на пол, затем поднялся сам и поправил галстук, почему-то оказавшийся развязанным.

Куини тяжело дышала, словно пробежала от Лондона до Линкольншира.

— Я… э… осматривала плечо его сиятельства. Кажется, рана хорошо заживает.

Чарли пропустил ее ложь мимо ушей. Открыв пакет, он вытащил один бисквит и дал его собаке, потом взглянул на двух взрослых. Лицо мадам Лекарт было краснее, наверное, потому, что она терлась о бакенбарды лорда Хэркинга, решил Чарли.

— Полагаю, мне пора идти, — смущенно произнес Гарри.

Он хотел извиниться, только не знал перед кем: перед мальчиком или перед леди. Черт, больше всего он сожалел о том, что не запер двери. Но положение было неловким, и единственное, что он мог сделать, чтобы оно не стало еще более неловким, это уйти.

На этот раз Гарри направился прямо к выходу, подгоняемый осуждающим взглядом десятилетнего старца. Боясь того, что может увидеть в глазах cherie, он поклонился, сказал, что зайдет утром, и вышел.

Он даже не пнул ногой первый фонарный столб. Зато второму достались вся его ярость и разочарование.

Он хромал всю дорогу до отеля.