Кори почувствовала себя лучше после того, как рассказала ему.

А Дэниел почувствовал себя хуже после того, как это услышал. Он отпустил ее руки, зашагал по всей длине своей спальни, где собака вовсе не была подобающей компаньонкой. Но ему было все равно.

Она ненавидела его, и не без причины. Он считал, что Кори презирает его за то, что он не дал ей сбежать с любовником. Вместо этого он помог сквайру Эбботу, ничего не зная ни о сэре Невилле, ни о жестокости сквайра. Именно Дэниел приговорил ее к жизни с ублюдком с садистскими наклонностями. И за все это время он не задал ни одного вопроса. Вот почему он чувствовал себя таким виноватым. Он просто отозвался на отчаянный призыв соседа – спасти его дочь от позора, от рук беспринципного охотника за приданым.

Один вопрос, один-единственный вопрос – и он узнал бы правду так, каким образом он всегда узнавал ее. Почему? Почему она сбежала? И почему он ничего не спросил?

Потому что, как всегда, он поспешил с выводами. Повел себя как дурак, поторопился там, где даже пресловутые ангелы ступают нерешительно, задавая дополнительные вопросы. А он сделал это только сейчас, запоздав на три года.

– Вы сказали, что это было не в первый раз.

Кори развязала завязки мокрого передника и набросила его на спинку стула.

– Нет. Отец – жестокий человек.

Само предположение, что мужчина может ударить женщину, была Дэниелу отвратительна. Не важно, какой мужчина и какая женщина. Но поднять руку на собственное дитя, на молоденькую девушку, которая не может защитить себя? На собственную плоть и кровь? Он подумал о крошечном младенце, которого держал во время крестин, о маленькой дочери его кузена Рекса. Рекс едва мог вытерпеть то, что другой мужчина берет ее на руки; он убил бы любого, кто каким-то образом вздумал бы угрожать ей. Точно так же, как и Дэниел, крестный отец малютки. А теперь ему захотелось убить Эббота.

Он продолжал шагать, ведь это было лучше, чем всадить кулак в стену дядиного дома.

– Но это был последний раз?

– Он никогда не хотел, чтобы я была рядом, а я сделала все возможное, чтобы держаться подальше, особенно когда знала, что он пьет.

Эти слова были не совсем верным ответом на вопрос Дэниела. Эббот всегда пил, насколько он знал. Еще он всегда искал новых слуг, потому что мало кто задерживался у него на службе. У дочери не было такого выбора. Дэниел был в ярости из-за самого себя. Почему не спросил, черт бы его побрал? Конечно, следовало принять во внимание, что Эббот утащил девушку из гостиницы, пока она кричала и плакала.

Но не потому, что расставалась с любовником, о чем он теперь знал, а потому, что возвращалась к отцу.

– Ад и все дьяволы.

Кори неправильно поняла его гнев.

– Он никогда больше не причинял мне такого вреда после этих событий, хотя и угрожал. Я… я стала носить в кармане небольшой нож.

Дэниел посмотрел на нее. Кори была высокой для женщины, но худощавой, почти хрупкой, за исключением впечатляющего бюста. Сейчас было не время замечать то, что влага с передника просочилась на тонкий муслин ее платья и ткань облепила грудь. Если он вглядится получше, то сможет увидеть ее соски, затвердевшие от холода. Дэниел отвернулся.

– Вы умеете стрелять?

– Стрелять? Из пистолета?

– Не стрелой из лука, клянусь Зевсом. Сейчас делают маленькие пистолеты, которые поместятся в вашем кармане. Мужчина сможет выбить нож из вашей руки прежде, чем вы позовете на помощь. Затем он воспользуется им против вас за то, что вы угрожали ему. По крайней мере, с пистолетом вы сможете причинить больший ущерб. Я достану вам такой.

Кори не была уверена, что сможет на самом деле выстрелить в кого-то, не говоря уже о собственном отце, но ее тронула забота Дэниела. Но опять же, она могла быть уверена в том, что Дэниел Стамфилд знает, как лучше всего навредить человеку.

Он все еще ходил туда-сюда, все еще злился, но не на нее, она была уверена. Даже зная о его репутации, даже находясь с ним и его яростью наедине в комнате, Кори не ощущала страха. Воспоминания о том, как нежно он успокаивал собаку, помогли ей удержаться от дрожи, когда он спросил ее о матери.

– Я не могу доказать, что он убил ее, если вы спрашиваете меня об этом. Когда я была маленькой, она всегда заявляла, что неуклюжая, что часто падает. Когда я стала постарше и почувствовала на себе его руку, то стала подозревать, что мама вовсе не была неуклюжей, но она никогда не сказала бы и слова против него. А потом было уже слишком поздно помогать ей. Она слегла и умерла.

– Вы бы все равно ничего не смогли сделать. Власти не стали бы вмешиваться в отношения между мужем и женой.

– Или отцом и дочерью.

Он кивнул. Таковы были законы.

– Так что вы решили сбежать.

– Так что я попыталась сбежать.

– И я помог остановить вас. – Теперь он стучал кулаком по каминной полке, отчего позолоченные часы со стуком ударялись о маленькую деревянную резную шкатулку, в которой хранились кремень и трут.

– Боже, я так сожалею. Теперь я понимаю, что не знал и половины фактов в этом деле. Я просто увидел, что ваш отец в смятении, и знал, что Снеллинг – негодяй. Его репутация следовала за ним по всей армии на Полуострове. Он растратил бы ваши деньги и бросил вас при первой же возможности.

– Но он не уехал бы до тех пор, пока бы мы не поженились, потому что имел надежду получить мое приданое. Он говорил, что собирается отвезти меня к своей семье на обратном пути из Гретны, чтобы я осталась там, пока он будет заниматься делами в Лондоне. Я знала, что у Фрэнсиса не было никаких дел, кроме как наложить руки на мои деньги, после того, как продал свой патент на чин, но рассудила, что его отцу, виконту Снеллингу, придется приютить меня, хотя бы из стыда, что его сын бросил меня. Если бы я смогла заполучить бриллианты или приданое, то его сиятельство мог бы даже оказать мне любезный прием. Но даже если бы они все презирали меня, жизнь с семьей Снеллинга была бы лучше, чем жизнь с моим отцом.

Если эта семья хоть в чем-то напоминала того хнычущего червя, то Дэниел сомневался в этом.

– Как вы вообще умудрились встретиться с таким ненормальным типом, как Снеллинг?

Кори попыталась разгладить юбки, предпочитая не встречаться с ним взглядом.

– Я была молодая и глупая, и только что вышла из «Элитной академии мисс Мидоу для юных леди». Мой отец отправил меня туда, чтобы сделать более привлекательной на брачном рынке. Кажется, он собирался продать меня тому, кто предложит наивысшую цену.

– Но это не мог быть лейтенант Фрэнсис Снеллинг. У него никогда не было и шиллинга за душой, кроме тех, что он крал, занимал или, мошенничая, выигрывал в карты. Он был таким же, как Джереми Бэбкок, – беспринципным обманщиком. Он продал патент, когда никто больше не стал играть с ним и прежде, чем его вышвырнули из армии из-за всех дуэлей и драк, в которых он участвовал.

– Но о таких вещах никто не рассказывает молодым леди, не так ли? В любом случае, я не знала, что кто-то в округе знал о его прошлом. Он навещал друзей по соседству, а они не собирались признаваться, что укрывают негодяя. Они снимали поместье старого Махоуни. Вы помните его?

Они с Рексом, будучи мальчишками, совершали налеты на фруктовые сады этого поместья.

– Полагаю, он все еще носил мундир? – Даже разумные женщины превращались в глупышек при виде алой полковой формы.

– Да, и выглядел сильным, храбрым и привлекательным. Мы встретились там за обедом, а потом – в церкви, и на танцах в доме у другого соседа. Привлекательных молодых офицеров всегда ждет теплый прием.

– Он выслеживал вас. Должно быть, он узнал, что у вашего отца нет сына, что у вас будет хорошее приданое.

– Возможно. Но он говорил, что испытывает ко мне чувства, достаточные, чтобы спросить у моего отца разрешения ухаживать за мной.

– После чего? После трех встреч?

– После пяти. Я была сильно взволнована, хотя и знала, что его отвергнут.

– Я не виню вашего отца за это.

– Нет, но внимание лейтенанта подстегнуло моего отца устроить партию, какую он хотел, чтобы сэкономить на расходах для дебюта в Лондоне. Он принял предложение сэра Невилла, не посоветовавшись со мной.

В этот раз, когда Дэниел ударил по каминной полке, деревянная шкатулка свалилась, и ее содержимое рассыпалось по полу. Собака покинула свое гнездышко из полотенец, чтобы обнюхать упавшие предметы, но, не найдя ничего съедобного, отправилась обратно спать.

Кори продолжила, желая закончить историю, которую никому никогда не рассказывала.

– Когда я услышала о сэре Невилле, я спорила, умоляла и плакала, но напрасно. Так что я отправила Фрэнсису записку. Он пришел в ужас от этих брачных планов, и объявил себя моим рыцарем, моим спасителем, моим будущим супругом. Мы сбежали через три дня, с теми деньгами, которые я смогла наскрести. К несчастью, этого было недостаточно, чтобы нанять первоклассных лошадей или более быстрый экипаж. Вы знаете окончание этой истории.

– Вы любили его? – Дэниел не знал этого, а сейчас это имело для него значение.

– Я была благодарна ему и рада уехать. Но если у меня и была какая-то привязанность к Фрэнсису, то она умерла после нескольких часов, проведенных с ним в вонючем экипаже. Он жаловался насчет моего багажа, на то, что у меня мало денег, выражал недовольство, что мне время от времени приходилось останавливать экипаж. И он пил. Так или иначе, но я все равно прошла бы через этот побег, лишь бы только выйти замуж за кого угодно, кроме сэра Невилла.

Дэниел припомнил сцену в гостинице, когда рубашка Кори была развязана у горла, ее подол задран к талии, ноги девушки были обнажены, а Снеллинг взгромоздился на нее сверху. Этот негодяй пытался гарантировать, что Эббот не сможет остановить свадьбу, не зная, что неистовый сквайр больше заботился о своей мести, чем о чести дочери. Дэниел предположил, что если бы Кори оказалась беременна, то она исчезла бы на некоторое время, под предлогом визита к дальнему родственнику, чтобы удовлетворить соседей. Младенец никогда не увидел бы дневного света.

– По крайней мере, вы могли бы быть вдовой, когда он погиб на войне.

– Я никогда не желала ему смерти. Никогда даже не думала, что он снова пойдет в армию или отправится на передовую.

Снеллинг тоже об этом не думал, но это была уже другая история. Подлец был мертв, они так и не добрались до Гретна-Грин или до кузнеца на границе, чтобы совершить законную церемонию, а Дэниел помог вернуть Кори обратно в лапы ее отца.

– Вы не пытались убежать еще раз?

Она пожала плечами.

– У меня не было ни денег, ни поклонника. Отец позаботился об этом. Он создавал видимость на публику, выставляя меня на ассамблеях и в церкви по воскресеньям, но всегда под его надзором. Он заявил, что если я опозорю его еще раз, то он сломает мне руку, или сделает мое лицо таким безобразным, что ни один мужчина не взглянет на меня.

Дэниел сделал глубокий вдох, чтобы воздержаться от произнесения вслух слов, которые могли бы шокировать женщину, сидящую сейчас на полу и вытирающую голову собаке свежим полотенцем. Она была так прелестна, даже когда ее волосы превратились во влажные кудряшки, что он не мог представить себе кого-то, кто захотел бы испортить эту красоту. Это было бы словно взять нож и порезать шедевры в музее, словно заставить ангела плакать. Он с трудом сглотнул.

– Вы рассказали об этом моей матушке?

– О том, что мой отец – животное, что он жесток ко мне? Думаю, что она знала об этом по разговорам с соседями. Только небеса знают, о чем слуги рассказывали своим друзьям в деревне. Но я не могла заставить себя рассказать о таких вещах леди Коре. Признаться в том, что мой отец – злобный садист? Как я могла это сделать, когда слишком стыдилась собственных поступков? Я все еще не нашла способа поведать ей о том, что он украл мои бриллианты. Кроме того, что она может сделать? Я подумывала о том, чтобы обратиться к вашему дяде, лорду Ройсу. Я часто слышала о том, какой мудрый человек граф, как он помогает людям добиться справедливости. Но он жил, словно инвалид, который никогда не покидает своего дома. Как я могла нанести ему визит, когда мне очень редко позволяли покидать земли поместья?

– Теперь дядя Ройс сделает что-нибудь, я обещаю. А если он не сможет, то что-нибудь сделает графиня. Никто никогда не перечит леди Ройс. Но вы правы; три года назад граф был слаб, у него была закупорка легких, от которой он не мог избавиться. Он едва говорил со мной, за исключением того, чтобы выслушать новости о Рексе. Мы все беспокоились за его здоровье и гадали, сможет ли он дожить до того дня, когда Рекс вернется с войны. Однако теперь все хорошо. Он узнает, что можно сделать с вашим отцом. И из-за чего умерла ваша мать.

– Нет, я не хочу еще больше вовлекать вашу семью, чем это уже произошло. Кроме того, вы сами сказали, что закон будет на стороне отца. Полагаю, что суд не станет вмешиваться, только если он не убьет меня – но даже врача можно подкупить, чтобы он солгал. Не сомневаюсь, что именно так произошло с моей матерью.

Два вопроса сквайру – и ни одни мужчина из семьи Ройс не будет иметь никаких сомнений. Как умерла ваша жена? Это вы ее убили? Дэниел намеревался задать мерзавцу эти вопросы до того, как станет слишком поздно. Теперь ему нужно искупить собственные грехи перед этой беспомощной молодой женщиной.

Кори продолжала говорить:

– Никто не сможет помочь. Дочь принадлежит родителям, точно так же, как лошадь или часть инвентаря на ферме, только она стоит меньше, чем лошадь или плуг. Отец может распоряжаться дочерью так, как посчитает нужным. Он может выдать ее замуж, держать ее как бесплатную экономку, выбросить на улицу, чтобы она умерла с голоду.

Дэниел знал, что есть викарии, которых не разжалобят слезы невесты, если им удвоят или утроят плату. Несомненно, сэр Невилл и Эббот держали такого священника поблизости, со специальным разрешением, чтобы провести отвратительную брачную церемонию втайне от всех, пока она не будет завершена. Он также знал, что улицы Лондона были полны девушек, которых их родители выбросили из дома, потому что они позорили себя или свои семьи. Другие посылали дочерей в город, потому что не могли прокормить их. Участь женщины вовсе не была легкой.

Но вслух он сказал:

– Моя мать не позволила бы вам голодать. – Что напомнило Дэниелу о банке с печеньем, стоявшую на его туалетном столике, которую Довиль все время пополнял. Он скормил одно печенье собаке, а одно дал Кори. – Ешьте. Вы слишком худы.

Девушка откусила кусочек печенья. Дэниел съел две штуки. Хелен слопала три и карими умоляющими глазами выпрашивала еще. Дэниел решил, что зеленые глаза Кори еще красивее. И так же переполнены эмоциями, так как она рассказывала об ужасных событиях.

– Мой отец хотел получить деньги сэра Невилла, поместье и титул в семье, – продолжила Кори, отдав печенье собаке. – Он хотел послушания. Когда я не дала ему ничего из этого, то стала ему не нужна.

– Мне очень жаль.

– Вы уже это говорили.

– И я знаю, что это ничего не меняет, но таковы мои чувства.

– Я верю вам. Но верите ли вы мне?

Он и не думал дожидаться, когда появится сыпь или покалывание. Он знал, что Кори говорила правду без того, чтобы прибегать к таинственным возможностям Ройсов. Дэниел опустился перед ней на колени, и взял ее руки – одну изящную, с тонкими косточками, и вторую, искривленную, покалеченную – в свои ладони. Затем поднес ее руки к губам.

– Я верю вам. – Ему хотелось отвести влажные пряди волос с ее щек, разгладить тревожные морщинки на ее лбу, но он знал, что уже проявил больше дерзости, чем положено – особенно, если Кори держит в кармане нож. – И в этот раз, клянусь, я помогу вам.

– Вы дадите мне пистолет?

– Лучше. Я найду вам мужа. Кого-то, кто будет обращаться с вами с уважением, которого вы заслуживаете. Кого-то, кто будет добрым и заботливым, и у кого не будет дурных привычек. Верного парня. Надежного. Честного. Преданного.

Она наконец-то улыбнулась.

– Когда вы будете заниматься сотворением подобного совершенства, не могли бы вы сделать его к тому же богатым и привлекательным?

– Конечно. Знаете, для мужчин из семьи Ройс нет ничего невозможного. Или из семьи Стамфилд. Мы все умеем творить чудеса.

Так что он пригласил лорда Троубриджа пообедать с ними этим же вечером.