Вся королевская рать и все осведомители преступного мира не смогли найти Снеллинга. Еще бы. На этой неделе проводились скачки в Эпсоме и все джентльмены, не равнодушные к спорту, не равнодушные к пари, все, кто смог выпросить, занять или украсть деньги у своих жен – все они были там. Дэниелу тоже хотелось бы быть там, и не только ради возбуждения от скачек и триумфа чистопородных лошадей.

Какое место может быть лучше для распространения фальшивок, чем скачки? Огромные суммы ставились на кон и проигрывались за один забег, иногда через букмекера, а иногда – в частном пари между мужчинами, либо совершенными незнакомцами, встретившимися у ограждения, либо между закадычными приятелями. Дэниел полагал, что Снеллинг находится именно там и распространяет вокруг себя фальшивки как чуму.

Дэниел был уверен; Харрисон считал это вероятным; Троубридж полагал, что это возможно. Они послали людей в Эпсом, но ни у одного из них не было доказательства в том, что Снеллинг вовлечен в это дело, так что у них не было причины арестовать его, если бы эта приманка для виселицы и нашлась среди толпы на треке.

Из местечка рядом с Оксфордом пришло сообщение о том, что агенты Троубриджа нашли большое количество фальшивок в банке Чимкина, как раз там, где и сказал Дэниел. Сам Чимкин, владелец банка, клялся, что ничего не знает ни о том, как подделки попали в его учреждение, ни кто именно внес на счет подобные купюры, ни какой именно из его кассиров недостаточно внимательно проверял их и не обнаружил фальшивки. Он был готов показать свои приходные книги, но только после того, как ему предъявят ордер, приказывающий нарушить конфиденциальность его клиентов.

Чимкин был в такой ярости из-за того, что кто-то мог использовать его банк с целью отмывать преступные доходы, что собирался сам приехать в Лондон и поговорить с министром внутренних дел, министром финансов и самим премьер-министром – только чтобы доказать свою невиновность в нарушении закона. От этого зависела репутация его банка.

Они не знали о Снеллинге до того, как следователи покинули Лондон, так что никто не догадался спросить, не было ли у него счета в этом банке. Но Чимкин знает наверняка. А Дэниел узнает, будет ли банкир говорить правду. Самое раннее, на следующей неделе.

Дэниел ненавидел промедление, неизвестность, то, что другим людям позволено задавать чертовы вопросы. Он ненавидел то, что был единственным – во всяком случае, одним из немногих – кто мог отличить правдивые ответы ото лжи. Так почему же он не смог поехать? Почему он не смог быть тем, кто уладил бы это дело быстро, быстрее, чем это сделает любой клерк из министерства? Потому что, ради всего святого, ему пришлось снова отвезти леди в «Олмак».

Кори все еще была всеобщей любимицей, хотя у нее и было на несколько кавалеров меньше, чем тогда, когда они в прошлый раз появлялись на ассамблее на Кинг-стрит. Никто не мог сказать, было ли уменьшение числа поклонников связано со слухами или со скачками. Но у нее всегда было предостаточно партнеров для танцев, учитывая, что Троубридж, Хэйверсмит и сам Дэниел стояли поблизости, чтобы быть уверенными в этом. Дэниел также прочесывал клубы и контору Троубриджа в поисках подходящих кандидатов на руку Кори. До каких нелепых, не приличествующих мужчине, предательских для его пола глубин он опустился?

Его матушка бросала на него странные, обеспокоенные взгляды, но привечала всех, кого он приводил домой к обеду.

Кори пыталась. Она на самом деле это делала. Девушка хотела найти джентльмена, который ей понравится, которого она сможет полюбить, доверять ему, разделять его заботы. Сюзанна высмеивала любого холостяка, который так очевидно выставлял себя напоказ, но Кори пыталась найти хорошие качества в каждом из них.

Один из них обладал сильным подбородком и голубыми глазами. Но этот обычный голубой цвет тускнел в сравнении с темно-голубым, ярким, как небо, цветом глаз Дэниела с темным ободком вокруг радужки и длинными, темными ресницами.

Другой учтиво говорил, но его слова была слишком изысканными, слишком искусными. Должно быть, он использовал одни и те же фразы для каждой наследницы. Каким-то образом бессвязная речь Дэниела выглядела более привлекательной, потому что он не придумывал, что ему сказать.

Некоторые из джентльменов, которых он приводил домой, были хорошо сложены, но большинство – ниже Дэниела. Ей было не так комфортно танцевать с ними, даже если они и танцевали лучше него. Рядом с Дэниелом она ощущала себя грациозной и почти миниатюрной. Да и кто не испытывал бы такого ощущения рядом с таким огромным увальнем? А тех, кого по размерам можно было сопоставить с Дэниелом, он, вероятно, вытащил из боксерского клуба, последнего места, где она стала бы искать себе мужа.

Кори не стала бы смотреть и на тех, кто слишком часто бывал у портных. Некоторые из джентльменов, проживавших в Лондоне, выглядели чересчур щегольски, слишком беспокоились о своей одежде и прическе, чтобы хотя бы случайно привести их в беспорядок, или отправиться в путешествие без гардероба или слуг. Дэниел приводил одного или двух подобных денди для встречи с ней, вероятнее всего, потому, что он знал слишком мало таких людей – или слишком мало уважал их. Кори не нравилась сама идея того, что муж будет заботиться о своей внешности больше, чем о ней. Она влюбилась в свои новые наряды и ощущала себя принцессой в шелках и атласах, но ей бы и в голову не пришло отправиться в них копаться в саду или помогать в кладовой. Она считала, что небрежное отношение Дэниела к одежде намного более разумным подходом.

Какая досада! Те мужчины, которые не уехали на скачки, были надежными, а не игроками, не из тех, кто оставляет жену, детей и ответственность, чтобы развлекаться со своими дружками. Ей вовсе не хотелось получить в мужья одного из этих сумасшедших любителей спорта, которые отправляются на петушиные бои, охоту на лис и на рыбалку в Шотландию, чтобы убивать ради развлечения, и за компанию, ради еще большего удовольствия, прихватывая с собой потаскушек. Кори велела себе выбрать одного из тех, кто остался в городе, чтобы наблюдать за инвестициями или вести государственные дела – или присматривать за своей семьей. Это было именно то, чего она хотела, так что ей нужно было только решиться, а затем очаровать счастливчика и вынудить его сделать предложение.

Так почему же она не сделала этого? Ведь Кори вовсе не собиралась ждать, когда влюбится в одно из этих серьезно настроенных джентльменов. У нее не было свободного времени, чтобы позволить себе роскошь ждать настоящей любви. Девушка всего лишь хотела, чтобы ей нравился ее будущий партнер, и, возможно, она ощутила к нему немного физического влечения. Она знала, что некоторые женщины считают супружеский акт обязанностью, справедливой платой за дом и семью. Кори не могла представить, что она окажется в постели с незнакомцем, который к тому же будет владеть ее телом и душой.

Сама эта мысль заставляла ее отстраняться, когда джентльмен становился слишком фамильярным. Кори знала, что подобная холодность не поможет ей завоевать ни одного предложения руки и сердца, но она не могла заставить себя реагировать по-другому. Она пережила любопытные взгляды; сможет пережить и то, что ее будут считать замкнутой и холодной. Проблема заключалась в том, что перспектива найти себе место или поселиться в уединенном коттедже тоже не была такой привлекательной, как когда-то. Что же оставалось делать?

Оставалось только снова показаться в «Олмаке», когда уехавшие джентльмены вернутся со скачек с настолько опустошенными карманами, что им будет необходимо срочно найти богатую жену. Но охотник за состоянием не был тем, кого ей хотелось бы иметь в качестве мужа, особенно когда приданое находилось в жадных лапах ее отца.

Она вообще не знала, какого мужа хочет иметь.

Кори говорила себе, что это все потому, что она еще его не встретила. Ей не хотелось прислушиваться к этому назойливому внутреннему голосу, утверждающему, что она лжет, а это смертный грех в доме Стамфилдов. Вот почему, подсказывала ей щемящая, тянущая боль, она сравнивает каждого мужчину с этим тупоголовым Дэниелом.

Нет, девушка внутренне спорила сама с собой. Она вовсе не ощущала, что ее сердце затронуто, что ее мир пошатнулся, что она находится на пороге Великой Страсти. Именно так описывала настоящую любовь Сюзанна, прямо со страниц глупого романа или дурной поэмы, где возлюбленный всегда воплощает собой совершенство. Дэниел Стамфилд – совершенство? Ха! Ей просто нужно выбросить из головы все мысли о нем. Дэниел легко оставлял ее без внимания, как только находил для нее достаточное количество партнеров на каждом балу, который они посещали. Один обязательный танец с Кори по настоянию его матушки – и затем он отправлялся в комнату для игры в карты, или в сад, чтобы выкурить сигару, или в угол, с Троубриджем и какими-то его друзьями официального вида.

Кори решила, что еще раз вымоет голову, вот что она сделает, и наденет красивое платье, с жемчугом, а не с бриллиантами, которые заставляли ее ощущать себя униженной каждый раз, когда она носила их, униженной и преданной. И она поедет в «Олмак», чтобы найти свою настоящую любовь. Или лучшее из остального – мужчину, который захочет жениться на ней.

Во второй раз в «Олмаке» было намного легче. Представления были не такими длинными, многие люди были знакомы как в лицо, так и по именам. У всех леди теперь были друзья, другие женщины, с которыми они могли поговорить, не опасаясь быть заподозренными в том, что они остались без кавалера. У всех у них были партнеры без необходимости со стороны патронесс вступаться от их имени перед каким-нибудь несчастным юнцом, которого притащила сюда мамаша, как это произошло с Дэниелом.

До того, как он смог убраться на безопасную территорию, его силой принудили провести тур танца с пухлым маленьким воробышком, которая каркала как ворона и танцевала как двухголовый цыпленок.

Он добился такого успеха с мисс Томлинсон, пристроив ее к своему другу Чадвику, что княгиня Ливен заявила ему:

– Вы могли бы даже украсть немного нашей славы, составив так много пар. – Она качнула увенчанной перьями головой в сторону его матушки и Троубриджа, Сюзанны и Хэйверсмита, лорда Моргана и мисс Рейнольдс, Кори и… черт побери, что за мужчина с пробором на голове распустил слюни над ее рукой? Если он сожмет ее бедные пальчики чуть сильнее, то он покойник.

– Кто это? О, это Хаггерти, кузен герцога Хэйга. Герцогиня вызвала его из Эпсома как раз для того, чтобы он встретился с вашей мисс Эббот.

– Не с моей мисс Эббот, – проворчал он, – а с крестницей моей матушки.

– Но ведь именно вы приглядываете за ней, не так ли, критически изучаете ее поклонников? Он будет готов выполнить свой долг – прошу простить мне это выражение – если ее светлость прикажет ему. Знаете, именно она распоряжается семейными финансами.

– Но он не унаследует титул или состояние. Не понимаю, почему он все еще живет за счет их терпения, на их финансовой поддержке. Взрослый мужчина должен быть самодостаточным, делать что-то кроме прямого пробора на голове.

Княгиня махнула рукой в сторону собравшихся.

– Сколько мужчин из присутствующих здесь на самом деле зарабатывают себе на жизнь, мистер Стамфилд, кроме армейских офицеров, нескольких священников с хорошими связями или помощников министров кабинета? Наши холостяки, по большей части, младшие сыновья или кузены, вроде Хаггерти, чья работа состоит в том, чтобы хорошо выглядеть усилиями своего портного и выгодно жениться.

Дэниел попросил разрешения удалиться прежде, чем они смогли добраться до следующего гадкого утенка, которого, как кто-то полагал, он смог бы превратить в лебедя.

– Я вижу, что моя матушка подает мне знак. Сегодня вечером мои полномочия состоят в том, чтобы выполнять ее желания.

Его матушка не поднимала ни руки, ни брови, а сидела с чопорным видом, слушая разглагольствования родственника герцога, в то время как Кори и Сюзанна отправились танцевать со своими следующими партнерами. Троубридж находился поблизости, разговаривая с коллегами из правительства, а лорд Морган, которому было запрещено пить, танцевать и курить, дремал на стуле.

– Ах, Дэниел, я надеялась, что ты свободен, – проговорила леди Кора. – Мистер Хаггерти рассказывал мне о своей поездке на скачки.

Его матушка не дала бы и гроута за истории о том, какая лошадь пришла первой. После короткого представления и еще более кратких поклонов, Дэниел сказал:

– В самом деле? И что нового в Эпсоме?

– Я пытался рассказать леди Коре историю, которую я слышал от вашего старого друга, виконта Снеллинга.

– Это человек мне не друг. – Должно быть, Дэниел проговорил эти слова громче, чем собирался, потому что лорд Морган проснулся. Троубридж отвлекся от своей дискуссии и сделал шаг назад, поближе к леди Коре. Сюзанна и Кларенс Хэйверсмит вернулись к группе позолоченных стульев, когда узнали, что этот танец – вальс, а она все еще не получила разрешения принимать в нем участие.

Несколько других голов повернулось, чтобы узнать, какие новые восхитительные катастрофы ожидают сегодня группу, имеющую отношение к Стамфилдам. Дэниел понизил голос.

– Я имею в виду, что я встречался с ним один раз, и этого было достаточно.

Хаггерти поднял надушенный платочек к носу и хихикнул.

– Я так и понял. Но виконт упомянул неприятную историю, ту, что особенно интересует меня теперь, когда я встретился с восхитительной мисс Эббот.

Дэниелу хотелось заявить, что ничто в отношении мисс Эббот не должно интересовать этого жеманного щеголя. Вместо этого он сложил руки на груди и напустил на себя намеренно скучающий вид.

Его сестра засмеялась.

– Ты выглядишь так, словно проглотил червяка, пока ел яблоко.

– Тихо, Сьюки, – прошептал ей Кларенс. – Он пытается выглядеть равнодушным.

– Благодарю тебя, Кларенс, – проговорил Дэниел, нахмурившись так, что оба юнца замолчали. – Я рад, что вы оповестили об этом всех и вся. Продолжайте, Хаггерти. Какую лживую историю Снеллинг распространяет теперь?

– Что ж, он был пьян, так что поначалу я не обращал на него внимания. Но этот человек продолжал терять ставки, так что мне стало жаль его.

А вот эти слова возбудили интерес у Дэниела. Он оглянулся, чтобы убедиться в том, что Троубридж не пропускает ни слова из этой беседы.

Виконт кивнул в ответ.

– Снеллинг много потерял, не так ли?

Хаггерти рассмеялся, его смех оказался почти таким же пронзительным кудахтаньем, как и у последней партнерши Дэниела по танцу.

– Целое состояние. Я никогда не видел такого невезучего человека. Это выглядело так, словно он выбирал самую медленную лошадь в каждом забеге.

Конечно, он так и делал. Дэниел спросил:

– И он говорил, что пытается угадать победителя?

– В самом деле, так и было. Именно это Снеллинг и говорил: что он надеется на большой выигрыш.

– И он платил прямо там, готов поспорить, фунтовыми банкнотами.

Теперь Харрерти выглядел сомневающимся.

– В самом деле, да. Откуда вы знаете? Большинство других парней раздавало расписки, чтобы уладить дело тогда, когда вернутся в Лондон. Обычно на это дается тридцать дней. Но не Снеллинг. Он приехал богатым и уехал бедным.

– О, я предполагаю, что там, откуда он взял эту кучу денег, у него есть еще столько же, если не больше.

Троубридж пытался подать знак Дэниелу, напомнив ему, что вся эта информация пока должна храниться в тайне. И у них все еще не было доказательства. Невезучий, глупый игрок не обязательно является фальшивомонетчиком.

Дэниел проигнорировал его.

– Продолжайте, – сказал он Хаггерти.

– Что ж, он начал склонять имя мисс Эббот, и ваше тоже. А я как раз получил приказ… то есть, предложение, вернуться в город вовремя, чтобы встретиться с мисс Эббот. Так что я расспросил его об этом прискорбном событии, которое, как клянется мой камердинер, имело место три года назад, когда он работал у сэра Невилла – событие, которое ее светлость сочла сплошным вздором, учитывая возраст и состояние здоровья сэра Невилла. Снеллинг клялся, что у него есть письмо от покойного брата, в котором он подтверждает версию моего камердинера.

Ярко-голубые глаза Дэниела уставились на красновато-коричневый жилет Хаггерти, словно размышляя, какая именно из вышитых там колибри прикрывает его черное сердце.

– А не были ли вы одним из тех джентльменов, которым повезло выиграть у Снеллинга?

– В самом деле, да, но какое это имеет отношение к мисс Эббот?

– Я предлагаю вам изучить эти фунтовые банкноты. Им грош цена, точно так же, как и лживым слухам, которые он распространяет.

– Что? – пронзительно вскрикнул Хаггерти, что привлекло еще большее внимание к их разговору.

Троубридж кашлянул и сердито уставился на Дэниела.

– Этот человек – мошенник, а его брат был гадиной.

– Вы заявляете, что его деньги были фальшивыми? – Хаггерти побледнел. – Я расплатился ими с портным и сапожником.

– Тогда вам могут предъявить обвинения в том же преступлении, как и фальшивомонетчика, когда мы поймаем его: распространение поддельных банкнот. За такие дела положена виселица, знаете ли.

– Но я не… я никогда… Снеллинг? Вы обвиняете Снеллинга?

– Вовсе нет. – Троубридж встал перед Дэниелом. – Мы заметили некоторые несовершенства на нескольких банкнотах, недавно выпущенных банком. Министерство финансов изучает этот вопрос, уверяю вас, так же, как и королевское казначейство. Банк Англии поддерживает выпущенные им деньги.

Хаггерти вытер лоб.

– Что ж, мне стало легче. – Потом он ухмыльнулся в сторону Дэниела. – Нет необходимости поднимать панику по поводу купюр. Люди перестанут ими пользоваться и будут требовать вместо них золото или серебро.

– Совершенно верно, – подтвердил Троубридж, бросив еще один сердитый взгляд на Дэниела. – Нет никакой необходимости беспокоиться. – Он обнял Хаггерти за тощие, подбитые ватой плечи, чтобы увести его подальше.

Тот был готов уйти, ему не терпелось изучить оставшиеся банкноты во внутреннем кармане, потому что позже он намеревался принять участие в карточной игре с высокими ставками. Однако перед тем как уйти, Хаггерти почувствовал, что должен извиниться перед леди Корой.

– Если те деньги, что я выиграл, платежеспособны, то тогда мои долги окажутся вовсе не такими срочными. То есть, я не думаю, что смогу сделать предложение мисс Эббот до тех пор, пока эта история с побегом так или иначе не будет улажена. Ее светлость не захочет, чтобы на семейном дереве герцога болталось грязное белье.

– Не помню, чтобы давал вам разрешение обратиться с предложением к мисс Эббот, – Дэниел практически выплюнул эти слова, становясь между Троубриджем и Хаггерти. – На самом деле, такого не было. Я не разрешал вам ни приглашать ее на танец, ни даже бросить на нее взгляд.

Хаггерти сделал шаг назад, подальше от Дэниела и его стиснутых кулаков. Когда он отодвинулся, по его мнению, на безопасное расстояние, то предостерег его:

– На вашем месте я вел бы себя осторожно. Когда Снеллинг вернется, то потребует удовлетворения за ту клевету, которую вы распространяли сегодня. И вам не нужно отпугивать меня от этой девицы. Все равно никто не сделает предложение дочери Эббота. Слишком много сомнений насчет того, где она находилась той ночью.

Дэниел зарычал:

– Вы сомневаетесь в словах моей матери?

– В-вовсе нет. – Хаггерти поклонился в сторону леди Кори. Та отвернулась в сторону, сделав вид, что не замечает его. Троубридж опустил руку вниз, словно желая схватить воображаемую шпагу, висящую на боку. Лорд Морган прохрипел что-то насчет того, чтобы самому бросить вызов нахальному щенку, в то время как юнец, еще не начавший бриться, сдерживал дочь леди Кори, не давая ей выцарапать Хаггерти глаза. У Стамфилда лицо стало совершенно красным, а мисс Эббот возвращалась к своей компании.

Хаггерти попытался улыбнуться, словно он только что не оскорбил каждого из них.

– Я… я всего лишь забираю назад то предложение, которое я сделал леди Коре, пока вы были заняты, Стамфилд. Прошу вашего прощения, мисс Эббот, но я просто не хочу жениться в настоящее время.

Кори вздернула подбородок.

– А я не вышла бы замуж за того, кто позволяет своему кузену выбирать себе невесту, за глаза, или кто делает предложение после первого же танца. Если на то пошло, то я не выйду за джентльмена, – она даже не пыталась удержаться от насмешки в голосе, – который не попросит меня об этом лично.

Еще несколько шагов – и Хаггерти почувствовал, что может сбежать без особого ущерба для себя. Он оказался достаточно уверенным, чтобы напоследок крикнуть:

– Что ж, вы не будете такой разборчивой, когда ни один мужчина не сделает вам предложения.

Княгиня Ливен и другие патронессы спешили к ним, вероятно для того, чтобы изгнать Стамфилдов и их друзей из здания. Для Дэниела это будет не в первый раз, но будь все проклято, если он позволит кому-то так дурно обращаться с его женщинами. Дьявол, если их сейчас вышвырнут отсюда, то Сюзанне, вероятно, все же придется выйти замуж за Кларенса.

Так что он решил оказаться на высоте положения, взял Кори за руку и громко провозгласил:

– Мисс Эббот не нужны другие предложения. Я счастлив объявить, что мы пришли к взаимопониманию.

Это была вовсе не ложь. Он понял, что Кори нужен муж. А она поняла, что Дэниел спятил.

– Взаимопонимание?

Дэниел не знал, кто задал этот вопрос: Хаггерти, княгиня или сама Кори. Он сделал глубокий вдох, чтобы приготовиться к волдырям, которые непременно последуют.

– Она оказала мне честь и приняла мое предложение руки и сердца.

Очень хорошо, что он держал Кори за руку – так нежно, как только мог – потому что это помогло ей устоять на ногах – или удержаться и не ударить его – а он смог сдержаться и не начать снова чесать зад, прямо на глазах у половины высшего общества.

В последовавшем ошеломленном молчании его матушка, благослови ее Господь, встала и улыбнулась:

– Я надеялась сохранить это в тайне до конца Сезона, знаете ли. Или, по крайней мере, объявить об этом на нашем балу, который посетят все члены нашей семьи.

Дэниел внимательно смотрел, но веко у его матери не дергалось… у его плетущей интриги, обожающей играть роль свахи матушки. Она запланировала это с самого начала. А Кори нет, он мог судить об этом по тому, как она дрожала, а теперь у него еще и выступила сыпь, что доказывало, что и он подобного не планировал. Дэниел почесал нос.

Кто-то закричал. И указал прямо на него и его бедное лицо.

– Оспа! У него оспа!

Женщины попадали в обморок; мужчины практически затаптывали их на пути к дверям. Другие полезли вниз с балконов. Оркестр свернул лагерь, перевернув столы с угощением. Стаканы разбились; повсюду разлился тошнотворный пунш. Женщины кричали, скользя по полу и натыкаясь друг на друга.

Что ж, по крайней мере, ему никогда больше не придется снова посещать «Олмак».