Кори не ударила его. Дэниел предположил, что это было бы довольно болезненно, потому что она не относилась к хрупким женщинам.

Она заплакала. Ее слезы пронзили ему сердце.

Девушка не отступила назад, когда он сократил небольшое расстояние между ними. Она чуть напряглась, но ничего больше. Дэниел осознал, что мисс Эббот всегда съеживалась, когда он подходил слишком близко, это его злило, а еще переполняло желанием показать ей, что ему можно доверять: он не станет каждый раз наступать ей на ноги.

Она не закричала, когда он оказался в нескольких дюймах от нее, и не ударила его кулачками в грудь, и не помчалась к двери. Кори просто не сводила с него глаз, словно у него выросли рога и хвост. Она выглядела смущенной, удивленной, испуганной – Дэниел не мог понять, какой именно, но в любом случае, какая ему разница? – когда он наклонил голову. Он хотел только коснуться губами ее губ, всего лишь на мгновение. Но девушка смотрела на него, приоткрыв рот, так что он тоже раскрыл губы.

В глубине сознания, где у него все еще могла оставаться какая-то редко используемая часть ума, появилась мысль о том, что совсем неплохо, что у мисс Эббот такой высокий рост – ему не приходится растягивать мышцы шеи или сгибать колени. А ее кожа оказалась такой же нежной, как лепесток розы, от нее пахло сиренью, а вкусом она напоминала бренди, чай и сладкую женщину. Последняя унция здравомыслия улетела прочь, когда кончики его пальцев коснулись ее обнаженных плеч.

Этот момент мог бы длиться вечность – или сравниться с мгновением ока. Мисс Эббот издала горлом низкий звук. Дэниел был чертовски уверен, что ее тихий шепот говорил об удовольствии, потому что этот поцелуй был самым сладким из тех, что он украл, разделил или купил за всю свою жизнь. Он отступил, чтобы убедиться в этом.

Но на ее лице он прочел вовсе не удовольствие.

– Дьявол, вы плачете? Я причинил вам боль? Иногда я забываю о своей силе. Неуклюжий буйвол, знаете ли. Все это знают. – Он болтал без остановки, как один из тех французских офицеров, которые считали, что их будут пытать, если они не раскроют все свои секреты.

Мисс Эббот шмыгнула носом. Она не поднимала на него глаз. И снова издала этот звук, тот, который мог бы означать возбуждение, но на самом деле оказался сдавленным рыданием.

– Нет.

Дэниел вздохнул с облегчением. Но когда он приподнял вверх ее подбородок, то увидел, что она все еще плачет и большие круглые слезы катятся вниз по ее щекам. Они показались ему целыми галлонами вины. Он не был уверен, что именно сделал, но знал, что сам стал причиной этого потопа.

– Это… это был всего лишь поцелуй. – И, может быть, одно-два поглаживания. – Я сожалею. На самом деле сожалею.

Кори смахнула слезу со своей руки. Ее лицо выглядело таким же красным и распухшим, каким начинал ощущать себя Дэниел после лжи, которую только что произнес. Он вовсе не сожалел о поцелуе.

Он знал, что вел себя неправильно. Господи Боже, являются ли поцелуи худшим проступком по сравнению с заигрыванием с женщиной, обладающим рискованным прошлым, которая пытается найти себе мужа? Или с оскорблением гостьи в гостиной матери? Дэниел был готов извиниться, но в душе он вовсе не испытывал сожаления. Вернее, не испытывал бы, если бы ее губы перестали дрожать, а плечи – вздрагивать.

– Это… это был не только поцелуй, – пробормотала она, снова шмыгнув носом.

– И объятие. Я вас почти не коснулся… и не сжимал вашу… то есть, это был всего лишь поцелуй.

Еще одна слеза скатилась по ее щеке. Дэниел пожалел, что на нем не тот сюртук, который он надевал на время обеда, потому что в его внутреннем кармане находился носовой платок, заботливо засунутый туда Добсоном. Вместо этого он подобрал обрывок воздушной косынки, которой Кори швырнула в него, той самой, которая недавно прикрывала ее декольте. Сейчас эти клочки годились только на тряпки. Он протянул его девушке.

Она проигнорировала Дэниела, его извинения и этот обрывок ткани. Мисс Эббот отвернулась, чтобы найти салфетку возле чайной чашки. Она вытерла глаза и высморкалась, вовсе не так уж деликатно.

Когда Дэниелу показалось, что она закончила, он обратился к ее спине:

– Сам я решил, что это было довольно приятно, и определенно не настолько плохо, чтобы из-за этого плакать. Я могу постараться еще, если вы…

– Это было именно то, что означало, – ответила она почти с воплем.

Этот поцелуй не означал ничего, кроме того, что он – мужчина, выпивший слишком много бренди, вина и портвейна, а она – слишком красивая.

– А что, по вашему мнению, это означает?

Теперь Кори повернулась к нему, глядя на него полными слез глазами.

– Что я открыта для подобных неприличных заигрываний. Что меня можно целовать и хватать как… как девчонку в таверне. – Она снова всхлипнула. – Что вы считаете меня распущенной женщиной.

– Черт побери, не плачьте. Ничего подобного. Проблема в том, что я не джентльмен. Вы сами так сказали: я негодяй и прожигатель жизни. Говорил же я матушке: мне не стоило находиться здесь, не стоит сопровождать ее во время Сезона. Я не гожусь для приличного общества. Ни один джентльмен не стал бы силой навязываться вам, без разрешения позволять себе вольности, не заставил бы вас плакать своими грубыми приставаниями.

Она в последний раз шмыгнула носом.

– Полагаю, все было не так плохо.

Не так плохо? Теперь пострадало его самолюбие.

– Хмм.

– Это было почти приятно. Приятнее, чем большинство поцелуев.

Дэниел все равно ощущал себя оскорбленным.

– О, теперь вы считаете себя экспертом? Сначала вы заявляете, что не относитесь к распутным женщинам. А в следующий момент сравниваете поцелуи.

– Меня не так часто целовали, как большинство женщин моего возраста, если хотите знать. Мой отец слишком тщательно следил за мной с тех пор… хм, с тех пор, как вы меня видели в последний раз. Ручаюсь, что я поцеловала не так много джентльменов, как Сюзанна, а ведь она младше меня на три года. Она-то практиковалась с каждым парнем в округе. На приемах или ассамблеях всегда бывает темный уголок или уединенный садик или неосвещенная тропинка.

Дэниел зарычал.

– Господи Боже, о чем только думает матушка, позволяя ей ускользать подобным образом?

Кори уселась в кресло и потянулась к шпилькам, которые оставила на краю стола.

– Она думает о том, что ваша сестра должна узнать побольше о мужчинах, с тем, чтобы она могла судить о них лучше, чем это сделала я.

Дэниел попытался не смотреть, как она собирает на затылке пряди медового цвета и начинает закручивать их в узел.

– О мужчине можно судить по его чувству чести, по банковскому счету, по посадке на лошади – черт, по чему угодно, кроме поцелуев!

Кори ненадолго перестала заплетать косу.

– Почему? Ведь женщина не будет спать с его учетными книгами.

А Дэниел не сможет спать сегодня ночью, думая о том, как приятно было бы запустить пальцы в эти длинные, шелковистые локоны.

– Потому что мужчина не станет останавливаться на поцелуях, если решит, что не должен этого делать. И в следующий момент вы сами знаете, что произойдет – он распустит ее волосы, снимет с нее туфельки… нет, все это неправильно.

Кори отпустила волосы, и они снова упали ей на плечи.

– Нет, это неправильно. Думаю, что женщина должна знать, что она получит и понравится ли это ей. Брак – это намного больше, чем просто разделить с кем-то дом и имя.

– Но если тайных поцелуев будет слишком много, то это может мгновенно разрушить репутацию девушки. Полагаю, что и об этом мне не следовало говорить. Вы сейчас в Лондоне, а не в деревне, где все вас знают и допускают чуточку развязного поведения. Здесь вам обеим придется поступать осмотрительно, ведь каждое действие внимательно изучается и анализируется в поисках скандала. Никаких поцелуев, вы меня слышите?

Кори огляделась, испугавшись, что Добсон услышит эти слова в буфетной возле парадной двери.

– Я же не Сюзанна. И вы должны знать, что ваша сестра вовсе не развязная – просто она юна и любит экспериментировать. После лейтенанта Снеллинга я целовалась не более пяти раз, если не считать поцелуи под омелой, на публике. Раз и навсегда заявляю, что я не распутница.

– Я так и понял. Вы целуетесь вовсе не как опытная женщина.

Вместо того чтобы быть довольной таким заявлением, Кори ощутила раздражение от его слов, точно в таком же смысле, в каком пострадала гордость Дэниела. Ее лоб озабоченно нахмурился.

– Я целовалась неправильно? Вы сказали, что это было приятно. Это была ложь?

– Я никогда не лгу. То есть, очень редко. Это был замечательный поцелуй. Для новичка.

– О. – Кори не могла решить, обрадоваться ли ей из-за того, что Стамфилд наконец-то признал ее невинность, или разозлиться, потому что он счел ее менее желанной, чем своих женщин легкого поведения.

Она собрала шпильки на столе в аккуратную кучку, и не заметила блеск в его глазах, когда он произнес:

– Возможно, я просто застал вас врасплох. Должно быть, в этом все дело.

– Да, я удивилась. Никогда бы не подумала, что вы это сделаете. То есть, я не думала, что я вам нравлюсь или что вы находите меня привлекательной.

Чтобы доказать, что она ошибается, Дэниел снова поцеловал ее.

На этот раз Кори держала губы плотно сомкнутыми, а спину – прямой, вместо того, чтобы оказаться мягкой и теплой в его объятиях. Он отступил назад.

На этот раз она дала ему пощечину.

– Я – не шлюха!

Пощечина только подтвердила то, что он уже знал. Дэниел покачал головой, словно это могло заставить его мозг снова заработать.

– Господи, я не должен был этого делать.

– Я – леди.

Он кивнул.

– Верно. Крестница моей матери. Закадычная подруга моей сестры. Гостья в моем доме. Подобного больше не случится.

– Будет лучше, если это не повторится. – Она стиснула одну из шпилек, словно оружие.

– Знаете, мне кажется, что я немного перебрал.

– Нет, я не могу представить, чтобы кто-то напился до такой степени, что изменил своей чести. Заявление о том, что вы перебрали – это просто извинение за безнравственное поведение. – Она сунула ноги в туфельки и встала. – Вы и в самом деле не джентльмен. Я была права, считая вас негодяем – да и пьяницей к тому же.

– О, я поцеловал бы вас, даже если бы был трезвым, как стекло.

Кори притворилась, что не видит его улыбки.

– Вы достойны осуждения.

– Об этом я и говорил матушке. – Каким-то образом настроение Дэниела улучшилось просто потому, что он узнал: мисс Эббот не является кокеткой. На самом деле, он прямо-таки воспрял духом, когда она оказалась добродетельной. – Хотел бы я, чтобы вы убедили в этом мою мать, тогда она отпустила бы меня обратно жить безнравственной и распутной жизнью. А после вы сможете спокойно охотиться за мужем.

Девушка снова села, зная, что ей придется завязать ленты на туфельках, а иначе она споткнется вместо того, чтобы величественно покинуть комнату.

– Неужели это так плохо – искать для себя подходящую партию?

Дэниел подошел к камину, чтобы добавить в огонь еще угля.

– Спросите, какие ощущения испытывает лиса, когда за ней по пятам гонится стая распустивших слюни собак.

– Если Рейнеке-лис повадился посещать курятник, то ему некого винить, кроме себя.

– Но что, если он занимается лишь своими лисьими делами, нюхает цветочки, копает для себя милую маленькую нору?

– Тогда он будет одиноким. И грязным и голодным. Конечно же, мне жалко бедную лису, но Лондонский Сезон – вовсе не кровавый спорт. Джентльмены всегда могут выйти сухими из воды.

– Тогда вы не слишком много знаете об этом. Вы еще не встречались с решительной мамашей, одной из тех, что готовы устроить компрометирующую ситуацию ради того, чтобы поймать жениха для некрасивой дочери.

– Но ведь не только женщины становятся преследовательницами.

Дэниел вытер ладони о брюки своего отца.

– Нет, есть множество охотников за приданым, которым нужно пополнить карманы при помощи значительного приданого. Но и такое проведение я не считаю правильным. Некоторым парням не нужны деньги; им нужно заполнить детскую, обеспечить наследование.

– Другими словами, им нужна племенная кобыла.

Он пожал плечами.

– Если бы не деньги или наследники, то готов поспорить, что немногие мужчины женились бы.

Одна туфелька была завязана, причем ей удалось почти не показать лодыжку. Кори подняла взгляд.

– Вы не верите в любовь?

– Конечно, верю. Я ведь вижу это у Рекса и Харри, не так ли? Оба просто помешались от любви. Им повезло, вот и все.

Кори подумала о том, как повезло их женам. Она вздохнула.

– У женщины – намного меньше возможностей. Ведь я не могу изучать право, или стать священником, или заняться торговлей. Замужество – мой единственный выбор. Я не могу вернуться в дом отца.

– Что, если вы не сможете найти мужчину, которого полюбите?

– Я все равно выйду замуж, если получу благопристойное предложение, и буду надеяться, что любовь придет после. Если ни один респектабельный мужчина не сделает мне предложение в этом Сезоне, то я продам свои драгоценности, жемчуга и бриллиантовый гарнитур, доставшийся мне от матери. Я буду жить на эти деньги, пока не найду поклонника или работу в качестве компаньонки леди.

– Без рекомендаций?

– Ваша матушка сможет написать мне рекомендации. Может быть, она даже найдет мне место у одной из своих подруг.

– Матушка скорее заплатит кому-нибудь за то, чтобы он женился на вас, чем увидит, как вы пойдете в услужение. Это не жизнь для леди. Вы будете несчастны.

Мисс Эббот посмотрела на него, прищурив глаза.

– Тогда кем, как вы предполагаете, я должна стать? Куртизанкой?

– У вас не будет недостатка в предложениях. – Дэниел поднял руку до того, как колючая девица снова обидится или расплачется. – Я не имел в виду ничего оскорбительного. Не беспокойтесь; вами заинтересуется множество франтов с благородными намерениями. Готов держать на это пари.

Она снова вздохнула.

– До тех пор, пока они не услышат о Снеллинге.

Он присел и обхватил ладонями ее ступню, чтобы завязать ленты на лодыжке.

– Они не услышат об этом от меня. Я забуду про Снеллинга.

– А мы забудем о том, что эта ночь вообще произошла.

Он не сможет забыть.

Она не должна забывать об этом.

Да и Добсон совершенно точно не забудет.

– Гм. Ваша лошадь ждет, мистер Стамфилд. – Дворецкий уставился на стену над их головами, на картину, где развлекались какие-то греческие боги. Его губы скривились, словно слуга обнаружил развлекающимися Дэниела и Кори.

– Я, ах, пожелал мисс Эббот доброй ночи.

Взгляд Добсона соскользнул на пол, где Дэниел опустился на одно колено, а изящная ступня мисс Эббот находилась в его руках. Затем дворецкий перевел взгляд на щеки Дэниела, которые были красными от пощечины – и ото лжи.

Дэниел потер затылок.

– Думаю, что съел слишком много клубники за обедом. У меня от нее всегда краснеет кожа, знаете ли.

– И у меня тоже, – проговорила Кори, чтобы объяснить внезапно разрумянившееся лицо.

Добсон предложил передать повару, чтобы с этого момента он перестал включать клубнику в меню. Хотя, насколько он помнил, на стол эти вечером не подали не единой ягоды.

– Нет, нет, – ответил Дэниел. – Я люблю ее. Просто в следующий раз съем поменьше.

Добсон посмотрел на стоящий рядом графин с бренди, а затем – на распущенные волосы мисс Эббот.

– Проявить сдержанность будет благоразумным.

– Совершенно верно. Ну, тогда я ухожу. – Дэниел повернулся, чтобы поцеловать ей руку. Но Кори была слишком занята, поднимая шпильки, чтобы протянуть ее ему.

Она только произнесла:

– Доброй ночи, мистер Стамфилд. Благодарю вас за совет насчет Лондона. Я уверена, что он будет полезным.

– Я уверен, что так и будет, – прошептал Добсон.

Когда они добрались до парадной двери, дворецкий вытянул руку. В этот раз ошибиться было невозможно. Дэниел положил на протянутую ладонь серебряную монету.

– Предполагаю, что нужно что-то более ценное.

Золотая монета перекочевала из кармана Дэниела в руку Добсона.

– Вы никому не произнесете ни слова: ни моей матери, ни слугам, ни в пабах, где собираются дворецкий и сплетничают о своих хозяевах.

– Говорить о том, кто выше меня по положению? Никогда.

Достаточно странно, но Дэниел не ощутил предательского зуда. Вероятно, напудренный педант не считал, что кто-то стоит выше его по положению.

– Ничего не произошло.

Добсон вгляделся в него при свете лампы, едва освещавшей коридор.

– Вы только что съели еще клубники?

– Черт побери, леди отдыхала, сняв туфли и распустив волосы, когда я зашел в гостиную. Я подумал, что матушка все еще составляет списки и планы. Я просто обменялся с мисс Эббот несколькими любезностями.

– Должно быть, это были очень приятные любезности. – Каким-то образом в его руке оказались кружевные перчатки Кори.

Дэниел угрожающе шагнул в направлении Добсона, выхватил у него перчатки и погрозил дворецкому кулаком.

– Черт, ничего не произошло!

– Совершенно верно. Что может произойти между джентльменом и гостьей его матери?

Ничего. Никогда.

А теперь Дэниел ощутил, как начали зудеть его ноги от собственной лжи.