– Ей это понравилось.
– Ты подсматривал? Ах ты обглоданный молью плут! – Подражая миссис Мерриот, леди Эдрит ударила сэра Олника по щеке, ее рука издала свистящий звук, когда проходила сквозь его лицо.
– Что, а ты не смотрела?
– Я повернулась спиной, конечно же. Я ведь леди.
– Леди, которая в свое время была довольно похотливой девицей. – Сэр Олник поиграл густыми бровями, глядя на жену.
Леди приподняла подбородок и сменила тему.
– Откуда ты знаешь, что миссис Мерриот понравился поцелуй Ника?
– Черт возьми, она ведь не дала ему еще одну пощечину, не так ли? Кроме того, она вся порозовела, и ее дыхание участилось.
– Фи, она просто была смущена. Пришла в замешательство и расстроилась из-за того, что он подобным образом распустил руки.
– Настолько смутилась, что обвила его руками, словно виноградная лоза? Так расстроилась, что поглаживала его по затылку? Пришла в такое замешательство, что шагнула ближе к нему, спрятав раскрасневшееся лицо у него на груди, сделав все для того, чтобы их тела соприкасались от головы до кончиков пальцев на ногах? Клянусь, можно было бы видеть, как между ними проскакивают искры, если бы там было хоть малейшее расстояние. – Сэр Олник сложил ладони вместе, словно чтобы показать, как близко стояли Ник и Амелия – или чтобы вознести благодарственную молитву.
Его леди нахмурилась.
– Полагаю, что наш наследник тоже получил удовольствие от поцелуя?
– Ха! Его меч почти выскочил из ножен к тому времени, когда он ушел.
– Это всего лишь похоть, старый ты козел. Николсоны всегда были страстными мужчинами.
– Нет, если бы это был всего лишь мужской голод, то он никогда не оставил бы девчонку. Миссис Мерриот была так ошеломлена, что он мог бы овладеть ею, стоило этому дурачку только попросить.
– Тогда почему он не остался? – захотела узнать леди Эдрит. – Прошу, скажи, почему он не попросил?
– Что, лишить чести будущую жену? Наш мальчик – шут гороховый, но при этом галантный, благородный простофиля.
Леди Эдрит вздохнула.
– Тогда, я полагаю, мы должны принять ее в семью. Если она не сбежит обратно в дом этого незаконнорожденного прямо сегодня утром, именно так, как она клялась поступить.
– Леди никуда не поедет, только не тогда, когда у меня есть что сказать по этому поводу.
Но рыцарю совсем не пришлось ничего говорить, даже «У-у-у».
У мисс Генриетты случился рецидив. На рассвете этим же утром у нее было видение. Нет, у нее не двоилось в глазах, просто ей явился голый темноволосый мужчина с черной бородой и волосатым задом. В отличие от миссис Мерриот, ее крики смогли разбудить весь дом.
– Это всего лишь дурной сон, – успокаивающе проговорила Амелия, наливая в стакан тонизирующий отвар для дрожащей женщины и выгоняя из комнаты слуг, глаза которых были широко раскрыты. Однако мисс Генриетта клялась, что мужчина подмигнул ей, чего никогда не делал ни один представитель мужского пола, наяву или во сне. – Тогда, вероятно, это был какой-то проказник, – сказала ей Амелия, – наверное, он воспользовался туннелями для побега, которые есть во всех старых замках, или переходом в древнюю берлогу священника. Тем не менее, вам не стоит бояться повторения его визита, потому что сегодня мы все сможем отправиться по своим домам. – Она изо всех сил старалась сделать так, чтобы в ее голосе не звучало сожаление.
У мисс Шарлотты Манди были другие идеи. Хвала Небесам, сама она не видела шатающихся вокруг волосатых призраков, иначе ее сердце точно отказало бы, но пожилая дама еще не была готова возвратиться к их прежнему нищенскому существованию.
– Тайные переходы? – Она застонала, схватилась за грудь и упала на руки стоявшему поблизости барону. Хорошо, что его левая рука уже обрела часть былой силы, иначе он мог бы уронить ее от неожиданности.
Ник знал, что все эти потайные коридоры были заделаны много лет назад, когда к замку были добавлены современные пристройки, но ничего не сказал. Он всю ночь пытался придумать, как заставить миссис Мерриот остаться, хотя вовсе не желал, чтобы обе старые леди вновь заболели. Он не мог позволить ей вернуться в Ростенд-Холл до того, как она будет готова выслушать его предложение, и до тех пор, пока он не будет уверен в том, каким будет ее ответ. Барон размышлял над менее драматичными мерами, такими как разрушить мост через ров или запереть Амелию в темнице, пока она не пообещает выйти за него замуж. Живое воображение мисс Манди сработало намного лучше. Амелия не уедет. Он только что не поцеловал мисс Шарлотту, опуская ее почти невесомое тело на постель.
– Это убедило меня. Я пошлю за доктором из Лондона. Он будет здесь через день или два. – Или через три.
– Но новогодний прием у тети Вивеки…
– Конечно же, вы должны поехать, миссис Мерриот. – Ник пытался выглядеть искренним. – Вы нужны вашей тете. Мы как-нибудь справимся.
Мисс Шарлотта застонала, и вяло потянулась к руке Амелии.
– Нет, я остаюсь, – быстро ответила Амелия, радуясь, что у нее есть оправдание, какое угодно оправдание. – Если ее беспокоит сердце, то мне лучше находиться поблизости.
А в сердце Ника, в этом плотно сомкнутом бутоне, распустился еще один лепесток.
После завтрака следующим утром Ник предложил миссис Мерриот поехать в Ростенд-Холл, чтобы известить ее тетю и взять дополнительную одежду. День выдался холодным, но ясным, и лошадям не терпелось пуститься вскачь. Амелия втайне восхищалась тем, как Ник управлял упряжкой, несмотря на слабую левую руку. Пока он смотрел на дорогу, она смотрела на него. Она не могла не отметить, какие у него широкие плечи, или какие мускулистые бедра, ведь барон сидел так близко рядом с ней на сиденье экипажа. К тому же он выглядел скорее беззаботным мальчишкой, которого она знала прежде, чем отчаявшимся мужчиной, ворвавшимся в церковь в Рождественский день. Неужели это было всего лишь неделю назад? Господи, такое ощущение, что прошел целый месяц – или один день.
У Амелии не было другого выбора, кроме как остаться в замке Уорт, учитывая, что две старые девы настолько полагались на нее и на Стоффард. Естественно, более мудрым было бы остаться в доме тети и никогда не возвращаться в замок, к искушению. Даже сейчас, в движущемся экипаже, ей хотелось проверить, на самом ли деле те темные локоны на затылке у Ника такие мягкие. Ей хотелось проверить, все ли еще его поцелуй имеет вкус вина – или шоколада, который он пил за завтраком. Ей хотелось делать абсолютно неподобающие вещи, даже для вдовы, и неосуществимые со стороны Ника. А что она, скорее всего, получит – это сердечную боль и еще одно неприличное предложение.
О, Ник извинился за тот поцелуй прошлой ночью, поклявшись, что никогда не собирался предлагать ей ничего оскорбительного или гладить ее плечи. Но почему еще мужчина стал бы красться по коридорам и открывать дверь в спальню леди? Ни один джентльмен не приходил ухаживать за ней в середине ночи, только если он не напрашивался на неприятности. Хорошо, Оливер Николсон и был неприятностью, от его волшебных зеленых глаз до высоких кожаных сапог. Амелия вздохнула.
Ник почти опрокинул их в канаву, пытаясь лучше разглядеть миссис Мерриот. Поля серой атласной шляпки скрывали слишком большую часть ее лица, а серый плащ скрывал все остальное. Черт бы все побрал, первое, что он сделает, когда Эми станет его баронессой, – это купит ей новый гардероб. Нет, первым делом он затащит ее в постель, где ей не понадобится никакой одежды. Эта мысль не способствовала внимательному управлению упряжкой. Когда он снова взял лошадей под контроль, Ник попытался накинуть узду на собственный галопирующий пульс и сосредоточится на одежде миссис Мерриот, а не на том, что под ней.
Розовое. Он оденет Амелию в розовое, чтобы подчеркнуть розы на ее щеках. Нет, в голубое – под цвет ее глаз. В бледно-желтое – в тон ее золотистым кудрям. Во все, что угодно, кроме серого. Гром и молния, что он знал о женских модах? Он уверен, что чем меньше ткани, тем лучше. Он будет настаивать на этом, потому что, хотя лорд Уорт и не хотел, чтобы каждый первый встречный и городские денди пялились на его жену, но те пышные округлости, которые он ощутил прошлой ночью, когда Эми прижалась к нему, никто и никогда не должен скрывать. Прятать подобное богатство под ярдами бесформенной серой ткани было преступлением против природы. Его жена не станет записной модницей, но и безвкусно одетой Эми тоже не будет. Барон вздохнул.
Вопрос заключался в том, станет ли миссис Мерриот миссис Николсон? Или, если быть точным, баронессой Уорт. Вот она, сидит прямо и чопорно, как школьная учительница, отодвинувшись от него так далеко на сиденье, как только смогла. Он мог видеть только ее мягкие, нежные губы – Нику пришлось снова подхватить поводья – и она поджала их с угрюмым и неодобрительным видом. Кажется, это не то время, когда нужно делать предложение.
Чем больше Ник думал о том, чтобы сделать предложение миссис Мерриот – а он почти не думал ни о чем другом с тех пор, как эта идея пробралась в его сознание, словно нежный бриз, превратившийся затем в торнадо – тем больше ему нравилась эта идея. Он спас бы кузину Грегори, предложив Эми лучшую жизнь по сравнению с той, которая ее, по всей вероятности, ожидала, живи она с леди Ростенд. Он бы обеспечил ее будущее с помощью соглашений и брачного контракта, чтобы она никогда больше ни в чем не нуждалась. К тому же ей принадлежали бы его уважение и верность, потому что Ник не собирался нарушать супружеских клятв. Вначале он рассматривал свое брачное предложение как уплату долга, спасение и защиту красивой молодой женщины. Теперь оно казалось ему лучом солнечного света в очень мрачный день. Он мог получить намного больше от этой сделки, если бы Амелия согласилась. Ради Бога, она получила бы деньги и безопасность. А он получил бы помощницу, экономку, подругу на всю жизнь – которая к тому же целуется как ангел и превращает его кровь в расплавленный жар.
Лошади остановились как вкопанные посреди главной улицы деревни, совершенно сбитые с толку его неуклюжими попытками править.
– Ты, хм, упоминала о том, чтобы остановиться у аптекаря и пополнить запасы, не так ли? – спросил он, чтобы скрыть свою неуклюжесть. – Я подумал, что нам лучше остановится сейчас, а не после, на тот случай, если, хм, магазины закроются или у них закончится то, что тебе нужно.
Амелия с облегчением спустилась вниз, подальше от тревожащего присутствия лорда Уорта, хотя бы на несколько минут, которые ей потребуются, чтобы совершить покупки. Она боялась, что если просидит рядом с обтянутым лосинами бедром его сиятельства чуточку дольше, то протянет руку, чтобы коснуться его. Боже, с таким же успехом она могла бы потянуться к звездам.
Ник вручил поводья и монету нетерпеливому мальчишке, а затем вышел на деревенский рынок и направился прямиком к прилавку ювелира. Конечно же, в магазинчике был ограниченный выбор товара, но Ник хотел, чтобы у него в руках было кольцо, когда он наконец-то сделает предложение миссис Мерриот. Он пошлет в Лондонский банк за фамильным обручальным кольцом, за чудовищным бриллиантом, в оправе из перемежающихся изумрудов и рубинов, если она примет его предложение, но ему не хотелось отпугнуть леди этой ужасно украшенной и старомодной драгоценностью. Барону хотелось подарить Амелии что-то деликатное, но в то же время надежное и красивое – как она сама. Он остановился на тонком золотом филигранном кольце с блестящей жемчужиной посредине и засунул его во внутренний карман.
Пока лорд Уорт и миссис Мерриот охотились за предметами, значившимися в их списках, сэр Дигби тоже отправился на охоту. Маленький песик наконец-то нашел открытую дверь, когда никто не следил за ним, и некому было позвать его назад. На коротких толстеньких лапках он помчался в направлении запомнившегося ему запаха в окруженном стенами саду и начал рыть. Грязь летела во все стороны, корни розовых кустов разрывались на части, а терьер замечательно проводил время. Иногда он останавливался, чтобы понюхать ямку, а один раз даже помочил растущую рядом хризантему, но большую часть времени он копал. Вскоре яма была такой глубокой, что скрывала собаку почти целиком. Сэр Дигби почти добрался до того, что искал. Еще один скребок лапой…
– Эй, что ты творишь, глупая шавка, пакостишь возле моих роз? – закричал Генри-садовник. – Мне плевать, что ты – любимец миссис Мерриот. Ни одна чертова собака не должна находиться в моем саду. Ну-ка убирайся отсюда, пока я не отправил тебя к миссис Солтер, а она не заставила тебя крутить вертел.
Сэру Дигби нужна была всего лишь длина его носа, еще один хороший скребок. Он не прислушался к крикам, потому что этот шумный человек не был его хозяином. Он даже не был владельцем этого дома. Так что пес продолжал копать.
И обнаружил, что его поднимают за шкирку.
– Я же велел тебе… Эй, что это у тебя во рту? Брось это. Треклятая глупая маленькая дворняжка вроде тебя может подавиться тем, что ей не положено есть, а тогда нам всем не поздоровится.
Сэр Дигби не выпустил свой приз до тех пор, пока Генри еще раз не встряхнул его.
– Какого дьявола? Ты выкопал мой лучший розовый курс ради этого кусочка кости? – Генри отпустил собаку, чтобы подобрать упавший белый обломок, который мог бы быть хребтом мыши… или мизинцем человека. – Черт побери! – Генри отбросил бы мерзкий предмет прочь, если бы не металлический ободок вокруг одного из суставов. Он соскреб кольцо с кости и потер о свою покрытую грязью блузу. Кольцо вовсе не стало выглядеть лучше, так что на садовника оно не произвело никакого впечатления. Тем не менее, он принес его в кухню миссис Солтер, чтобы та отдала его хозяину.
Миссис Солтер, с ее плохим слухом, не совсем расслышала все слова садовника, но взяла безделушку и отмыла ее. Затем она решила, что это будет идеальный подарок, чтобы запечь его внутри торта для празднования Двенадцатой Ночи . Некоторые традиции требовали, чтобы внутри запекали горошину и боб, чтобы выбрать Короля и Королеву Беспорядка на эту ночь. Господь свидетель, эта старая развалина знала столько беспорядка, сколько хватило бы на десяток домов. Что было нужно замку – так это хозяйка, и если барон с беконом вместо мозгов не видит ту, что находится под самым его носом, что ж, миссис Солтер подтолкнет его в нужном направлении. Она найдет ключ для удачи и монетку для богатства, чтобы замесить в свое тесто, но сделает все, чтобы лорд Уорт получил кольцо, означающее брак.
Тем временем, чтобы не потерять побрякушку, миссис Солтер повесила ее себе на шею, на кусочке веревочки.
Старушка настолько плохо слышала, что даже не обернулась на грохот трех кастрюль, упавших с крюков, на которых они висели вдоль стены кухни.