– Ага! – воскликнул капитан. – Вы нездоровы. Вот оно что. Вам нельзя выходить на дождь. Сейчас поздний вечер, вам некуда идти, и потом, вы без сопровождающих. Сам я не могу вас сопровождать, так как скоро откроется клуб, и не могу послать с вами Даунза или Кэллоуэя, они мне нужны. Клянусь, здесь вы будете в безопасности. В личные комнаты наверху не разрешено входить посторонним мужчинам. Там бываю только я. Девушки – то есть леди – обслуживают клиентов внизу, так что вы будете в тишине и покое.

Джек поправил свой шейный платок, чтобы благопристойность его предложения выглядела весомей.

– Пожалуй, я велю Кэллоуэю принести вам обед наверх, вам и мисс Харриет. Прямо сейчас. Пока еще ничего не началось. Тогда вас вообще никто не увидит. Гостям ни к чему знать о вашем существовании, а девушки – то есть леди – тоже ничего не узнают. Никаких разговоров не будет, никаких встреч, которые могли бы вас смутить, даю слово. Можете выбрать лучшую спальню… и принять ванну. Я даже сам принесу горячую воду. Хотя нет, я не буду подходить к вашим комнатам. Я пошлю горничную – это вдова одного моего солдата, она неразговорчива и понятлива. Прошу вас, останьтесь.

В ушах у него зазвенел сладкий голосок Харриет:

– А вы предложите ей двойную плату.

Джек улыбнулся малышке. Возможно, этот постреленок не так уж и плох.

– Я заплачу вам вдвое против того, что заплатила миссис Семпл за доставку Харриет, если вы останетесь на ночь.

Элли не знала, что делать. Лишние деньги – вещь замечательная, но ведь это игорный дом и нечто еще похуже.

– А как же мисс Пуатье?

– Обещаю, она сюда не вернется. На этот вечер я ее отошлю и выплачу ей неустойку. Она больше никогда с вами не встретится.

– А что такое неус-сойка? – спросила Харриет. – Это что-то вроде лесной сойки, да? И это от сойки у нее зеленое перо в волосах?

Элли не обратила на девочку внимания, а капитан сказал:

– Я заплачу вам втрое.

– Одна ночь, а утром другое жилье?

Он кивнул.

– Хорошо. – Элли повернулась к Харриет, делая вид, что не слышит, с каким облегчением вздохнул капитан Эндикотт. – Мы все же остаемся. Обе. Значит, я выиграла пари. Ты должна мне двадцать тысяч фунтов.

Джек уже был готов поднять свой бокал в честь их согласия и своего спасения. Но, услышав эти слова, сказал:

– Ага! Значит, вы все-таки азартная женщина, мисс Силвер, несмотря на ваше праведное негодование.

– Нет, это всего лишь игра.

– На двадцать тысяч фунтов? Ничего себе игра для особы, которая настолько осуждает заключение пари, что скорее согласится спать с блохами на постоялом дворе, чем здесь на чистых простынях, черт побери!

– Не следует произносить слово «черт» в присутствии ребенка.

– А также в присутствии леди. Прошу прощения. Видите, сколько всего мне нужно узнать, прежде чем я стану приличным опекуном? Вы мне нужны, мисс Силвер. – Улыбка, которой Джек одарил ее, могла бы растопить айсберг, но не решимость старой девы.

– Все равно это не настоящие деньги, – прервала его слова Харриет, вытаскивая из фрачного кармана Джека часы на цепочке.

Часы он тоже у нее отобрал – они был и дорогие и к тому же отцовский подарок.

– О, так, значит, ты не наследница? Плохо, я ведь рассчитывал на твое состояние, чтобы оплатить мои счета, – пошутил он. – Наверное, в конце концов придется послать тебя на постоялый двор, если ты и дальше будешь стоить мне так дорого. Гувернантка с повышенным жалованьем, лишняя еда, уголь для твоего камина. Полагаю, тебе в конце концов захочется еще и новые башмачки?

Харриет посмотрела на свои сносившиеся туфельки.

– Если вы отошлете нас отсюда, вы тоже дадите нам неус-сойку? Лучше я возьму с собой собаку.

– Собака останется здесь. И ты тоже. – Джек открыл дверь перед Кэллоуэем и сказал старику: – Отнеси поднос наверх в комнаты для гостей. Леди ночуют здесь.

– Здесь? – Чашки на подносе зазвенели.

– Нет, в Кенсингтонском дворце. Мисс Харриет Хилдебранд, судя по всему, будет моей подопечной, по крайней мере пока я не поговорю с неким поверенным утром в понедельник. А мисс Силвер – живое доказательство, что нет худа без добра. Если только ты сам не возьмешься присматривать за мисс Харриет – расчесывать ей волосы, чистить зубы и бог знает что еще.

Зато Харриет знала, что еще.

– И читать сказку. А лучше рассказывать. Мне нравятся о пиратах, разбойниках и краснокожих.

Держа поднос в руках, Кэллоуэй низко, как только смог, склонился перед Элли.

– Сюда, мэм.

Как и предсказал капитан Эндикотт, они никого не увидели, пока поднимались наверх, и потом, когда шли по устланному ковром коридору. Кэллоуэй открыл дверь в гостиную и соседнюю спальню, которые были только что заново покрашены и со вкусом обставлены, без всяких там простынь из красного атласа или зеркал над кроватью, слава Создателю. Кровать была достаточно широкой, чтобы на ней уместилась половина учащихся школы миссис Семпл, так что если Харриет станет метаться и ворочаться, Элли она не разбудит. Гостиная с утра будет освещена солнцем. А спальня выходит на задний двор, так что даже прибывающие или отъезжающие экипажи не потревожат ее сна. Если хорошенько постараться, можно даже представить себе, что находишься в жилище джентльмена, а не в игорном доме.

Ужин оказался превосходным и изысканным, этого Элли никак не ожидала – ведь все было приготовлено на скорую руку. Вероятно, повар решил, что нужно накормить еще и владельца заведения, а тот явно любит поесть. Еды хватило бы на троих, четверых и даже десятерых человек, она была разнообразна, так что Харриет нашла то, что ей нравится. Она даже подобрала подливку, оставшуюся после телятины, и панировку от жареной курицы. Чай был горячий и вкусный – как раз то, что нужно для воспалившегося горла и больной головы, а шоколад, как сообщила Харриет, очень сладкий.

Девочка ела вторую порцию пудинга и без умолку болтала о своем новом опекуне, его доме, собаке и библиотеке, которая была гораздо интереснее и разнообразнее, чем библиотека в школе миссис Семпл.

– А как мне его называть? – спросила она у Элли между двумя кусками – Он ведь мне не папа и даже не дядя.

Элли положила вилку на стол.

– Думаю, что пока уместно называть его «капитан Эндикотт», поскольку все обращаются, к нему по его армейскому званию. И добавляй слово «сэр». И не забывай выказывать, ему уважение, потому что он очень добр.

– Кэп Джек звучит лучше.

– Это звучит очень фамильярно. Ты сама сказала, вы не родственники. Я не хочу тебя разочаровывать, Харриет, однако тебе следует помнить, что нам нельзя здесь оставаться. Мне определенно нельзя, и вряд ли капитан оставит тебя здесь при себе. – Нижняя губа у Харриет задрожала, и Элли продолжила: – Понимаешь, он не приспособлен быть отцом. И его образ жизни совершенно не подходит для ребенка. Он ведь не спит всю ночь и скорее всего спит днем, и ему будет мешать любой шум в доме. Он ничего не понимает в воспитании девочек, а его… э-э-э… помощницы – неподходящее общество для внучки виконта Хилдебранда. Ты же видела, как он был потрясен нашим появлением, так что не возлагай на капитана особых надежд. Но я уверена, что он найдет для тебя любящую семью и настоящий дом, возможно, в деревне, где ты сможешь играть в саду и научишься ездить верхом.

По щечке Харриет покатилась слеза.

– И у тебя будет собака, – пообещала Элли.

– Но мне нравится здесь!

– Там тебе тоже понравится, где бы это «там» ни оказалось.

Харриет вытерла нос рукавом. Если аппетит у Элли не исчез до того, он исчез теперь. Она протянула Харриет свой последний чистый носовой платок.

– Он не пошлет тебя в плохое место.

– Но мне нравится кэп Джек! – заныла Харриет, бросаясь в объятия Элли – не для пущего эффекта, но на самом деле огорченная.

– Да, мне он тоже нравится.

В том-то и дело. Этот человек был очень привлекателен – грубоватый, однако очень мужественный. Элли не могла не заметить его великолепную фигуру, пока он был без фрака, – широкие плечи, плоский живот, мускулистые ноги. Лицо его даже можно было назвать красивым, оно все еще сохранило загар от пребывания на открытом, воздухе, а кривая улыбка и крючковатый нос нисколько не портили впечатления.

Элли погладила девочку по спине. Конечно, Харриет устала, возбуждена и наполовину влюблена в этого человека – ведь он позволил ей взять собаку наверх в спальню. Джокер был собакой крупной, ленивой и вонючей, чего не могла не заметить Элли; он доел с подноса все, что не съела Харриет.

– Не давай собаке куриных костей, – сказала она Харриет, чтобы отвлечь ее. – Он может подавиться, и тогда капитан рассердится.

Харриет соскочила со стула и отдала Джокеру последний бисквит Элли. Ладно, она хотя бы плакать перестала.

Вот только самой Элли тоже хотелось расплакаться.

Опекун Харриет был вежлив, когда помнил о вежливости, и добр. Он взял на себя ответственность за Харриет, едва узнал в ней дочь своего друга, и собирается, как в глубине души была уверена Элли, сделать все, что в его силах, для осиротевшего ребенка. А с Элли, простой школьной учительницей, он был любезен и щедр.

Ее первые надежды не обманули ее – капитан Эндикотт был настоящий джентльмен. Однако он карточный игрок и любитель женщин. Помоги ей Боже, но в его доме ей не место, как не место ей было бы на барже. Ей даже не следовало знакомиться с таким человеком!

Доброе имя – это все, что у нее было. Элли не имела ни связей, ни какой-либо собственности, ни наследства и должна была сама прокладывать себе дорогу. Она прекрасно понимала, что у женщины с дурной репутацией и перспективы дурные. Она нашла свою нишу в школе миссис Семпл, с удовольствием использовала свои умственные способности, делилась своими знаниями, нашла друзей среди других служащих, получала удовлетворение от работы. Теперь она рисковала всем этим, рисковала своей независимостью и будущим.

Нужно было настоять на своем и уйти. Капитан нашел бы для нее извозчика и, наверное, направил бы в приличное заведение. К тому же он дал ей денег. Однако тогда Элли побоялась уйти, а теперь злилась на свою трусость. Лондон огромен. Это грязный и опасный город, и Элли никогда не бывала в нем одна. Из отцовского дома она переехала в школу миссис Семпл. Она испытывала ужас, оказавшись без средств, без положения, без всяких представлений о том, что делать дальше. И ужасы ее множились в темноте, точно блохи.

Элли думала, что герой вроде капитана Эндикотта посмеется над слабостью ее характера. Сам он в отличие от нее пренебрег ожиданиями родителей и открыл собственное дело, но выбрал не банковское дело или судоходство, а предпочел занятие, которое не приличествует джентльмену. Само по себе нежелание жить в праздности вызывало у Элли восхищение, хотя уважать его выбор она не могла. Однако он был обязан всем только самому себе, как и ее отец, который открыл свою школу, пользовавшуюся большим успехом.

Элли все еще скучала по отцу и могла понять, почему Харриет потянулась к первому же человеку, который мог заменить ей отца. Но Харриет – ребенок. А Элли – нет. Ей следовало уйти до того, как она вкусит от здешней роскоши.

Да, она скучала по отцу и по твердому положению, которое было у нее в школе, но она отнюдь не скучала по крошечной комнатушке в доме миссис Семпл, которую она разделяла с младшей наставницей, мисс Вулф, имевшей дурную привычку храпеть во сне. Теперь у нее была хорошо приготовленная и обильная еда, жаркий огонь в камине и прислуга. А возможно, со временем она смогла бы купить себе и приличную одежду.

Когда они кончили ужинать, вошла горничная средних лет. Женщина сделала вежливый реверанс, сказала, что ее зовут Мэри Крандалл, и сразу же повела Харриет в спальню, чтобы помочь распаковать чемоданы и разложить их скудные пожитки. Горничная взяла их грязную одежду, чтобы отдать ее прачке, башмаки, чтобы их почистили, и сказала, что, как только мисс будет готова, наверх принесут ванну.

Никогда в жизни Элли не видела такой роскоши, даже в отцовском доме. Мыло вкусно пахло, полотенца были подогреты, в воде до нее никто не мылся. Она намылила волосы и решила оставаться в медной ванне до тех пор, пока пальцы не побелеют и кожа на них не сморщится.

Элли подумала, что подобное богатство гораздо более соблазнительно, чем любая распутная кривая улыбка. Но кого она хочет одурачить? Капитан – воплощенная мечта любой женщины, и она не могла не признать, что он вызвал у нее чувства, о которых она не подозревала, а скорее всего забыла. Ей было двадцать пять лет, она не была юной барышней, которую могли пленить красивое лицо и мужественная осанка. И все же она думала о капитане Эндикотте все время, пока сидела голышом в ванне и намыливалась. Господи, да ему так же не место в ее грезах, как и в ее постели!

А ведь она взяла у него деньги! Господи, он ведь мог подумать, что она не отвергла его намеки.

Ей, конечно же, следовало уйти.

Хотя Эндикотт был прав, уговорив ее остаться. У нее раскалывалась голова, она проголодалась, и ей нужны были деньги. А на улице темно, и Харриет осталась бы совсем одна… да и самой Элли было страшно. Завтра можно будет попробовать сходить в конторы по найму жилья, если капитан не найдет для них какого-нибудь дома. Нет, это тоже не годится. Если он найдет им жилище в Лондоне, люди подумают самое худшее. Они решат, что Элли находится под протекцией холостяка-повесы, или решат, что она его очередная Рашель. Может, ей изменить имя и называться Эллин д’Аржант? Ведь ее фамилия означает «серебро», а по-французски это будет «Аржан». Элли подавила нервный смешок, понимая, что в соседней комнате горничная возится с Харриет.

Пожалуй, она выпила слишком много вина. Кэллоуэй сказал, что это поможет от головной боли. Вместо этого вино да еще горячая ванна навели ее на распутные мысли. Элли вышла из ванны и быстро вытерлась, стряхнув вместе с водой нежелательные мысли. Она напомнила себе, что когда капитан Эндикотт пошлет Харриет в школу, то снова останется без дома и без работы, и ей придется искать приличное учебное заведение для девочек. Но найдет ли она его с рекомендацией от владельца казино «Красное и черное»?

При мысли о том, что она будет искать работу с рекомендациями от распутника, Элли пробил озноб. Хорошо, что она быстро надела чистую фланелевую сорочку, иначе бы она долго не смогла согреться. И где только Мэри раздобыла эту сорочку? Ведь собственная сорочка Элли после пожара в школе пропахла дымом.

Да, Элли чувствовала себя комфортно в доме распутника Эндикотта, и именно поэтому ей следовало уйти. Ничего хорошего не получится от пребывания в «Красном и черном». Не существует способа, которым капитан мог бы придать приличный вид её работе у него; зато есть сколько угодно способов, которыми работа у него могла погубить Элли.

Конечно, думала она, укладываясь в постель рядом с Харриет, единственное, о чем ей не нужно беспокоиться, так это о своей добродетели. Пусть капитан Джек и любитель женщин, она интересует его только как нянька. По крайней мере, соблазны ей не грозят. Элли это понимала, однако радости ей это не доставило.

Не радовало и то, что утром придется навсегда оставить эту удобную и мягкую, как гагачий пух, постель.

Мысли у нее были мрачные, собака храпела громче, чем мисс Вулф, а Харриет постоянно металась и вертелась, и Элли не могла уснуть, несмотря на вино и крайнюю усталость. Она попросила симпатичную горничную принести ей салфетку, надушенную лавандой – средство от головной боли, – и в конце концов погрузилась в дремоту, не думая о завтрашнем дне, не думая о капитане Эндикотте, Харриет и вообще ни о чем, что случилось за день. Все это скоро исчезнет, как дурной сон.

Но кривую улыбку капитана Эндикотта забыть будет трудно.