До того как в XV столетии было изобретено книгопечатание, основанное на использовании наборного шрифта, текст Нового Завета — как, впрочем, и любой другой древний текст — мог передаваться только путем утомительного переписывания буквы за буквой и слова за словом. Поэтому рассмотрение процессов, связанных с изготовлением и переписыванием рукописей, должно представлять особую важность как для историка, изучающего древнюю культуру вообще, так, в частности, и для исследователя Нового Завета. Последующие разделы касаются тех аспектов греческой палеографии, которые имеют отношение к текстологии Нового Завета.

 

I. Материалы для рукописных книг

Глиняные таблички, камень, кость, дерево, кожа, различные металлы, черепки (острака), папирус и пергамен — на всем этом в древности могли писать. Из перечисленных материалов интерес для исследователя Нового Завета представляют, главным образом, последние два, поскольку почти все новозаветные рукописи написаны на папирусе или пергамене.

1. Папирус [5]

Папирус (Cyperus papyrus) — водяное растение, лучше всего растущее на мелких заболоченных участках со стоячей водой (ср. Иов 8:11: «Поднимается ли тростник [греч. πάπυρος] без влаги?»). Его широкая корневая система растет горизонтально под поверхностью влажной почвы и над ней поднимаются несколько жестких, треугольных в сечении стеблей, основания которых прикрыты короткими бурыми листьями. Растения достигают значительной высоты (от 3 до 5 м), на концах побегов находятся соцветия-метелки из тонких стеблей, увенчанных небольшими коричневыми цветами. Стебель покрыт жесткой зеленой корой, скрывающей бело-кремовую сердцевину, по которой вода и питательные вещества поднимаются от корней к соцветиям.

Папирус имел большое значение в повседневной жизни, и формы его использования в быту были многообразными. До нас дошли сплетенные из папируса сандалии, корзины и веревки, на изготовление которых шла более жесткая часть растения. Из сочинения греческого историка Геродота, писавшего в V веке до н. э., нам известно, что некоторые части папируса годились в пищу: их, например, запекали в раскаленной докрасна печке (История, II, 92). Большинство египтян, наверное, так и пользовалось бы папирусом для удовлетворения повседневных бытовых нужд, если бы (около 3000 г. до н. э.) не была обнаружена возможность применять его для письма. Это открытие стало одним из самых важных в истории Египта. Хотя тростник в изобилии рос повсюду на болотах, изготовление писчего материала требовало особых знаний. Поскольку и сама грамотность была распространена только в среде элиты, папирус изготавливали лишь в нескольких мастерских, расположенных в определенных местах.

Технологию производства писчего материала из папируса описывает Плиний Старший в своей фундаментальной «Естественной истории» (XIII, 74–77), однако его рассказ не вполне ясен, а само изложение, по-видимому, неточно. Оно может быть, по-видимому, дополнено исследованием сохранившихся образцов древнего папируса, а также настенными древнеегипетскими изображениями. Подобные изображения (иногда даже цветные) были во множестве обнаружены при раскопках в некрополе Фив, второго по числу жителей и важности египетского центра после Мемфиса. Фивы — город, стоящий на Ниле, вдоль западного берега реки тянется полоса заупокойных храмов и могил, самая ранняя из которых датируется примерно 1540 г. до н. э. Стенная роспись гробницы, принадлежащей чиновнику по имени Пуэмре, посвящена, среди прочего, различным областям хозяйственной деятельности, которыми он заведовал или в которых был заинтересован. Имеется там и рельеф, изображающий сбор папируса. Трое мужчин стоят в лодке: тот, что помоложе, стоя на корме направляет лодку в заросли, отталкиваясь ото дна шестом, другой, стоя на носу, вырывает тростник с корнем, а третий, самый старший, связывает его в вязанки. Увенчивающая папирус метелка отрезается, но листья у основания стебля оставляются.

Рис. 1. Сбор папируса в Древнем Египте. Две части цветного изображения воспроизведены по: Norman de Garis Davies, The Tomb of Puyemrê at Thebes, i (New York, 1922), pl. xviii, xix. Диагональная линия в левом нижнем углу второй репродукции — это продолжение шеста, с помощью которого стоящий на корме юноша управляет лодкой.

На правой части того же рельефа (нижняя репродукция) мужчина несет вязанку тростника на спине, очевидно, к работнику, который готовит папирус для дальнейшей переработки, возможно, непосредственно в писчий материал. Сидя на низком табурете, ремесленник счищает правой рукой кору, зажав верхний конец стебля (с которого отсечена верхушка с цветком) между пальцами левой ноги, а нижний — левой рукой.

Дальнейшую судьбу папирусного сырья мы узнаём уже из других источников. После очистки стебли разрезались на куски длиной 45–50 см. Каждый кусок расщепляли вдоль, а сердцевину разрезали на тонкие полоски, пока стебель был еще свежим.

Эти полоски выкладывались на ровной деревянной доске или на столе таким образом, чтобы края немного заходили друг на друга, и волокна шли в одном направлении. Сверху накладывался другой слой, в котором волокна шли перпендикулярно нижнему. Затем получившуюся заготовку листа прокатывали и выстукивали молотком. Клейкий сок самого папируса соединял оба слоя воедино, после чего полученный лист высушивался под прессом. Поверхность готового листа полировалась неким закругленным предметом (возможно, сделанным из камня) до тех пор, пока не становилась идеально ровной. Затем края обрезали, чтобы сделать их ровными и придать листу прямоугольную форму. Верхний слой такого листа состоял из горизонтальных полосок, или волокон, а нижний — из вертикальных.

Хотя размер тростниковых стеблей позволял производить писчий материал достаточно большого формата, стандартные папирусные листы, как правило, имели в длину 35–40 см, а в ширину — около 25 см. Для удобства письма отдельные листы склеивались клейстером вдоль длинной стороны, заходя друг на друга примерно на 0,5–2,5 см. Эту операцию проводили непосредственно в мастерской, где делали папирус, и стандартный свиток, как правило, содержал 20 склеенных листов (об этом сообщает Плиний: XIII, 77).

Купив в лавке чистый свиток, писец мог отрезать нужное количество папируса, чтобы написать письмо или литературный текст; если же возникала необходимость, можно было и подклеить к исходному свитку требуемое количество дополнительных листов.

2. Пергамен [8]

Производство пергамена в качестве материала для письма имеет интересную историю. Плиний Старший сообщает, что первым, кто начал изготавливать и использовать пергамен, был Эвмен, царь Пергама, города в малоазийской области Мизия (Естественная история, XIII, 21 и слл.). Этот царь — вероятно, Плиний имел в виду Эвмена II, правившего с 197 по 159 г. до н. э. — хотел основать в своем городе библиотеку, которая могла бы соперничать со знаменитой Александрийской библиотекой. Такое стремление пришлось не по нраву египетскому царю Птолемею (возможно, имеется в виду Птолемей Эпифан, 205–182 гг. до н. э.), и он незамедлительно наложил эмбарго на экспорт папируса из Египта. Вот этот-то запрет и заставил Эвмена начать производство пергамена, который получил греческое название περγαμηνή по имени места своего происхождения. Как бы мы ни оценивали правдоподобие этой истории (в действительности кожа употреблялась для письма задолго до Эвмена), суть рассказа, вероятно, недалека от истины. В Пергаме делали пергамен высокого качества, и город прославился производством и поставками этого материала для письма, так что в конечном итоге сам продукт стали называть по имени города.

Тем не менее, стандартным материалом для изготовления книг пергамен стал лишь через несколько столетий. По сравнению с папирусом его преимущества были очевидны: пергамен несравненно долговечнее и удобнее для письма на обеих сторонах. Однако вытеснять папирус он начал лишь около начала IV века н. э. в качестве материала для изготовления наиболее важных и ценных книг, и тексты, которые сочли необходимым сохранять, постепенно были переписаны с папирусных свитков на страницы пергаменных кодексов. Именно в этом веке были созданы великие пергаменные библейские кодексы — Синайский и Ватиканский (о них ниже); древнейшие пергаменные рукописи языческих авторов, по-видимому, также относятся к этому времени. Использование папируса, тем не менее, не прекратилось, и нам известны папирусные новозаветные рукописи, датируемые V, VI и VII веками.

Пергамен изготавливался из кожи крупного рогатого скота, овец, коз, антилоп, главным образом молодых животных. В англоязычной литературе слова parchment и vellum обычно используются как синонимы, но некоторые авторы употребляют последний термин для обозначения пергамена высшего качества.

Изготовление пергамена было делом небыстрым и непростым. Основные его этапы, согласно современной реконструкции, сводятся к следующему. Средневековые наставления подчеркивают, что для получения хорошего пергамена необходимо было в первую очередь тщательно отбирать подходящее сырье. Поэтому шкуры с любыми изъянами отбраковывались. Затем мастеру-пергаменщику (в средневековой Европе носившему название percamentarius) необходимо было удалить весь волос. Для этого шкуры опускали в деревянные или каменные кадки, наполненные гашеной известью, и оставляли на срок от трех до десяти дней (зимой, по-видимому, несколько дольше), размешивая содержимое кадок палкой по нескольку раз в день.

После этого мокрые скользкие шкуры вынимали по одной и укладывали, волосяной стороной вверх, на большом выпуклом щите, поставленном вертикально. Стоя за ним и перегнувшись через край, пергаменщик удалял остатки волос особым инструментом — скобелем, или дугообразно изогнутым лезвием с деревянными рукоятками на обоих концах. Шкура оставалась еще сырой и сочилась известковым раствором. Затем шкуру перекидывали на деревянную раму так, что внутренняя, прилегавшая к туше сторона оказывалась повернутой вверх. Мастер вновь наклоняется над доской и выскребает шкуру скобелем, на сей раз, удаляя остатки мяса и жира. Очищенную с обеих сторон кожу два дня вымачивают в чистой воде, чтобы смыть известь. На этом заканчивается самый первый и весьма зловонный этап.

На второй стадии изготовления подготовленная кожа животного, собственно говоря, и превращается в материал для письма. Шкуру, туго натянутую на раму, нужно было высушить. Прибивать ее гвоздями было нельзя — высыхая, кожа прорвалась бы вдоль краев, за которые она была закреплена. Вместо этого будущий пергамен подвешивается вертикально, распяливая на раме с помощью веревок, концы которых закреплены на подвижных штифтах, размещенных по краям рамы. Через каждые несколько сантиметров по обрезу шкуры подкладывается небольшой кусок гальки или окатыш и оборачивается кожей. Получившийся узелок обвязывается шнуром, конец которого закрепляется в прорези штифта; при вращении последнего веревка натягивается и распяливает кожу. После того, как все веревки закреплены и вытянуты, конструкция становится похожа на вертикально поставленный батут.

На данном этапе кожа хорошо натянута и эластична, однако она продолжает оставаться влажной. Теперь ее нужно выскрести особым ножом, лезвие которого имеет форму шляпки гриба, а рукоятка — ножки. Этот серповидный нож, носивший латинское название lunellum, в средние века считался наиболее узнаваемым инструментом пергаменщика, с которым тот изображался на миниатюрах. Его лунообразным краем выглаживались обе стороны пергамена; по мере высыхания мастер понемногу отпускал натяжение шнуров, поколачивая по штифтам молотком, чтобы они не выскочили из своих гнезд. После этого пергамену давали высохнуть, возможно, выставляя на солнце.

Когда он окончательно высыхает, выскабливание продолжается. В какой момент пергаменщик предпочтет остановиться, зависит от того, насколько качественным и изящным должен быть желаемый материал. Пергамен, который использовали в ранних монастырских скрипториях, как правило, был довольно толстым, но уже к XIII столетию мастера добиваются такой выделки, при которой он становится тонким, как полотно.

Высохший и обработанный пергамен снимают с рамы и скатывают в рулон для последующего использования или же продают как есть. По-видимому, когда средневековый писец или торговец покупал свежий, только что изготовленный пергамен, его поверхность не была еще ни натерта мелом, ни отполирована. Эти последние операции производились непосредственно перед началом письма.

Пергамен, по-латыни называвшийся vellum, продолжал употребляться в качестве основного писчего материала вплоть до конца Средневековья. К этому времени в Европе его уже начала теснить бумага, изобретенная в Китае и попавшая на запад благодаря арабским купцам. Изготовлялась она из хлопка, пеньки или льна. Сложно сказать, насколько быстрым было распространение бумаги. Известно, что в XI веке ею довольно часто пользовались византийские писцы, а к середине XIV века пергамен был уже в значительной степени вытеснен бумагой, которая на тот момент производится Европе и довольно точно локализуется и датируется по водяным знакам (филигранями).

3. Чернила

На папирусе обычно писали чернилами, которые приготовлялись из сажи или угля на водной основе. В них добавляли немного растертой камеди, не столько для того, чтобы написанное держалось прочнее, сколько чтобы сделать чернила гуще. Пергамен обладает водоотталкивающими свойствами, поэтому для письма на нем требовались чернила иного состава: их стали делать на основе железного купороса (сульфата железа) и чернильных орешков. Последние представляют собой наросты в виде небольших шариков, появляющихся на ветках и листьях дубов. Образуются они в результате деятельности особого насекомого — орехотворки, которая откладывает яйца на развивающихся дубовых почках. По мере роста личинка окружает себя мягким светло-зеленым шаровидным коконом. Когда насекомое достигает зрелости, оно прогрызает кокон и выбирается наружу; остающаяся жесткая оболочка кокона содержит дубильную и галловую кислоты. Растолченные орешки замачивали в дождевой воде, и спустя несколько дней добавляли к получившейся взвеси железный купорос, и в ходе реакции раствор менял свой цвет от светло-бежевого до черного. Для загущения чернил в их состав также добавляли камедь. Полученные таким образом чернила темнели при соприкосновении с воздухом, поэтому написанная строка со временем становилась контрастнее.

Некоторые роскошные рукописи, согласно блаженному Иерониму, не одобрявшему подобную расточительность, были сделаны из пергамена, выкрашенного в пурпурный цвет, а писали на нем золотыми и серебряными чернилами. Обычные рукописи писались при помощи черных или коричневых чернил, имели красочные заголовки и инициалы, выполненные синими, желтыми, а чаще всего красными чернилами. Отсюда происходит слово «рубрика» (лат. ruber — красный).

 

II. Формы древних книг

В греко-римском мире литературные произведения обычно распространялись в форме папирусных или пергаменных свитков. Папирусный свиток изготавливался следующим образом. Отдельные листы папируса последовательно подклеивались один к другому, в результате чего получалась длинная полоса папируса, которая наматывалась на палку. Как и русское слово «свиток» латинское название (volumen) этимологически означает «то, что свернуто». Для удобства пользования свитком длина папирусной полосы была ограничена — длина среднего греческого свитка литературного произведения довольно редко превышает 10–11 м. Поэтому древние авторы делили свое длинное произведение на отдельные части или «книги», каждая из которых помещалась на одном свитке. Из двух наиболее длинных новозаветных сочинений — Евангелия от Луки и Деяний Апостолов — каждое заняло бы стандартный папирусный свиток длиной примерно от 9 до 9,5 м. Очевидно, это обстоятельство явилось одной из причин того, что Евангелие от Луки и Деяния были написаны в виде двух книг, а не одной.

Текст на такого рода свитке располагался последовательными колонками шириной около 5–7,5 см. Высота колонок текста, параллельных стержню, на который наматывался папирус, варьировалась в зависимости от ширины папирусной полосы. В редких случаях на свитке писали с обеих сторон (см. Откр 5:1) — такой свиток называется «опистограф».

Свиток был довольно-таки неудобен в употреблении. Читателю приходилось работать обеими руками: раскручивать свиток, держать его под удобным для чтения углом, а затем сматывать по мере прочтения. Изображения на аттических вазах живописуют трудности в обращении с перекрутившимися свитками. Восьмидесятитрехлетний римский консул Вергиний Руф уронил на пол свиток, оказавшийся из-за своего большого размера непривычно тяжелым; наклонившись чтобы поднять его, он оступился и упал, сломав бедро (Плиний, Письма, II. 1, 5).

Кроме того, перед представителями христианских общин с самых первых времен встал вопрос поиска отдельных фрагментов Священного Писания в свитках. В начале II в. (или, возможно, даже в конце I в.) в церковном обиходе начинает активно употребляться кодекс, т. е. книга, сшитая из листов. Кодекс изготавливался путем складывания вместе согнутых посередине листов папируса и последующего их сшивания. Христиане обнаружили, что данная форма книги имеет ряд преимуществ по сравнению со свитками: во-первых, она позволяла соединять в одну книгу все четыре Евангелия или все послания апостола Павла, что исключалось ранее при использовании свитков из-за их чрезмерной длины; во-вторых, она облегчила сверку рукописей; и в-третьих, она была лучше приспособлена к тому, чтобы текст наносился с обеих сторон, что удешевляло процесс изготовления книг. Вероятно, справедливо предположение, что именно христиане из язычников довольно рано стали использовать форму кодекса для Священного Писания вместо свитков, чтобы тем самым сознательно провести различие между практикой церкви и практикой синагоги, где по традиции сохранялась передача текста Ветхого Завета при помощи свитков. Другие ученые, впрочем, полагают, что форма кодекса стала у христиан популярной благодаря влиянию какой-либо конкретной книги, сделанной в форме кодекса и содержавшей те или иные священные тексты: Евангелие от Марка, Четвероевангелие или послания Павла.

В любом случае, ясно, что именно христиане одними из первых восприняли и распространили кодекс как форму записи религиозных текстов, осознанно предпочитая его свитку. Среди дошедших до нас античных рукописей II века н. э., которые содержат как литературные, так и научные произведения, лишь 14 из 871 являются кодексами, однако все 11 сохранившихся христианских библейских папирусов того же периода имеют формат кодекса. Из примерно 172 полных или фрагментированных библейских рукописей датируемых временем до начала V века, 158 являются кодексами, и лишь 14 — свитками. В тот же самый период кодекс охотнее избирали и для небиблейской христианской литературы: из 118 сочинений такого рода 83 переписаны в виде кодекса, и лишь 35 являются свитками. Христианские писцы проявили отчетливое единодушие, выбрав формат кодекса.

Экономические преимущества, которыми в сравнении со свитком обладал кодекс, ранее учеными только упоминались, и лишь недавно были определены точно. По подсчетам известного папиролога Т. Скита, формат кодекса оказывался экономичнее свитка примерно на 44 %. Если книгу заказывали у профессионального писца, бравшего плату за объем переписанного текста (который оставался, разумеется, одинаковым вне зависимости от формата), переход от свитка к кодексу экономил примерно 26 % от стоимости книги.

Преимущества использования пергамена вместо папируса для изготовления книг представляются нам сегодня очевидными. Это был прочный и более долговечный, нежели хрупкий папирус, материал, листы пергамена позволяли без труда писать на обеих сторонах, в то время как вертикальное направление волокон на оборотной стороне папируса существенно снижало ее пригодность для письма. Но недостатки у пергамена все же имелись: со временем углы пергаменных листов начинают морщиться и становятся неровными. Более того, согласно сообщению Галена, известного греческого врача II в. н. э., пергамен, блестящий от полировки, больше утомляет глаза, чем папирус, не отражающий столько света.

Евсевий, известный христианский ученый из Кесарии Палестинской, включил в свое «Жизнеописание Константина» сведения о заказе императором пятидесяти пергаменных рукописей. Около 331 г. н. э., император Константин пожелал снабдить новые церкви, которые предполагалось возвести в Константинополе, рукописями Священного Писания. Он направил Евсевию послание с распоряжением незамедлительно организовать изготовление «пятидесяти рукописей Священного Писания на пергамене тонкой выделки, удобных для переноски и отчетливо написанных профессионально подготовленными писцами (καλλιγράφοι), достигшими совершенства в своем искусстве». За этими распоряжениями, продолжает Евсевий, «последовало немедленное исполнение данной работы, отправленной нами ему в виде роскошно переплетенных кодексов по три и по четыре».

Некоторые ученые предполагали, что два древнейших из дошедших до наших дней пергаменных списков Библии, — а именно Ватиканский и Синайский кодексы (описание этих рукописей см. в главе 2), — могли входить в число тех пятидесяти рукописей, что были заказаны Константином. Указывалось, в частности, что непонятное выражение Евсевия «кодексы по три и по четыре» вполне согласуется с тем, что в этих двух рукописях текст написан на странице в три и в четыре колонки. Однако можно также найти некоторые признаки того, что Ватиканский кодекс происходит из Египта, и редакция текста этих рукописей не идентична той, которой пользовался Евсевий. С достаточной уверенностью можно сказать лишь то, что Ватиканский и Синайский кодексы выглядят так же, как рукописи, заказанные Евсевию императором Константином.

 

III. Древние писцы и их работа

Для удобства письма на папирусе писцы обычно использовали горизонтальные волокна на лицевой стороне в качестве направляющих строчек. Пергамен же необходимо было предварительно разметить при помощи тупоконечного инструмента. При этом проводились не только горизонтальные линии, но и две вертикальные для того, чтобы обозначить поля каждой колонки текста. На многих рукописях до сих пор видны не только эти направляющие линии, но и небольшие точки на пергамене, которые писец прокалывал для разметки листа. Различные скриптории использовали разные способы разлиновки, и в ряде случаев современные исследователи могут определить место изготовления новонайденной рукописи путем сравнения ее разлиновки с теми рукописями, происхождение которых известно. Поскольку волосяная сторона кожи темнее мясной, отдельные листы пергамена брошюруются не хаотически, а таким образом, чтобы на развороте книги оказывались либо две волосяные поверхности пергамена, либо две внутренние, так как это производит лучшее впечатление на читателя.

В древности употреблялись два стиля греческого письма: книжное и скоропись. Оба сосуществовали бок о бок: первое было более консервативным, второе менялось довольно быстро, и скорописные формы со временем обычно проникали в книжное письмо. Скоропись — курсив — использовалась для составления нелитературных, бытовых документов, таких как письма, счета, расписки, просьбы, отчеты и т. п. Довольно широко здесь применялись различного рода лигатуры и сокращения, наиболее часто встречающихся слов (например, артиклей и некоторых предлогов). Литературные же произведения писались более формальным книжным почерком, который характеризуется более изысканным и более отчетливым исполнением букв, каждая из которых писалась отдельно, наподобие современных заглавных печатных литер. Термин «унциал», который иногда употребляется для обозначения такого типа письма, имеет строгое техническое значение применительно к латинской письменности, но его интерпретация в греческой палеографии вторична и неточна.

По своему начертанию рукописи делятся на маюскульные и минускульные. К числу первых относят все маюскулы и ранние образцы курсива. Маюскульные буквы располагаются между двумя условными параллельными линиями (билинейность). В более поздних образцах курсива начинают развиваться выносные элементы букв над и под строкой, и эта новая деталь была воспринята последующими поколениями писцов. Стиль их письма называется минускулом. Минускул определяется четырьмя параллельными линиями: между двумя внутренними находится тело буквы, а две внешние задают границы для выносных элементов, поднимающихся над строкой и опускающихся под нее (квадролинейность). Почти во всех случаях, тем не менее, чертилась лишь одна линия — в греческих рукописях, созданных до конца X века, буквы писались на ней, а затем они начали подвешиваться к этой линии.

Наиболее изящными образцами греческого маюскульного письма выступают некоторые классические и библейские рукописи, изготовленные в период с III по VI в. Однако с течением времени этот книжный стиль письма начинает ухудшаться. Маюскульные буквы становятся толстыми и грубыми. Затем, приблизительно в начале IX в., началась реформа письма, в результате которой был разработан новый стиль, отличавшийся быстрым, слитным написанием мелких букв. Этот стиль письма называется минускул (от латинского minusculus — «очень маленький»: название указывает на то, что по размеру буквы минускула были гораздо меньше маюскульных). Такая переработка бывшего курсива почти сразу же обретает популярность во всем греческом мире, хотя отдельные богослужебные книги еще одно-два столетия продолжали переписывать маюскулом. Таким образом, рукописи образуют две довольно четко определенные группы в первой из них используется маюскульное письмо (см. рис. 2), во второй — минускульное (см. рис. 3).

Рис. 2. Греческий маюскул (Синайский кодекс, IV в.). Ширина колонок порядка 5,5 см. Столб. а, Мф 13: 5-10, αλλα δε επεσεν ε | πι τα πετρωδη ο | που ουκ ειχεν γην | πολλην και ευθε | ως εξανετιλεν δι | α το μη εχιν βαθος | γης ηλιου δε ανα | τιλαντος εκαυμα | τισθη και δια το | μη εχειν ριζαν ε | ξηρανθη | αλλα δε επεσεν ε | πι τας ακανθας | και ανεβησαν αι | ακανθαι και ενπι | ξαν αυτα | αλλα δε επεσεν ε | πι την γην την κα | λην και εδιδου | καρπον ο μεν ε | κατον ο δε εξηκον | τα ο δε ͞λο εχον | ωτα [вставка ακουειν на полях слева] ακουετω | και προσελθοντες ||. Столб. b, Мф 13:14–16, και αναπληρου | ται αυτοις η προ | φητια ησαϊυυ η | λεγουσα ακοη | ακουσετε και ου | μη συνητε και | βλεποντες βλε | ψητε και ου μη ϊ | δητε επαχυνθη | γαρ η καρδια του | λαον τουτου και | τοις ωσιν αθτων | βαρεως ηκουσαν | και τους οφθαλ | μους αντων εκαμ | μυσαν μηποτε | ϊδωσιν τοις ο |φθαλμος και τοις | ωσιν [αυτων между строками] ακουσωσιν | και τα καρδια συνω | σιν και επιστρε | ψωσιν και ϊασομε | αυτους | ϋμον | δε μακαρι. Ссылка на канон Евсевия () на полях между столбцами  .

Рис. 3. Греческий минускул (лекционарий 303, XII в.). Ширина колонок порядка 8 см. Столб. а, Лк 24:31–33 |καὶ αὐτὸς ἄφαντος| ἐγένετο ἀπ’ αὐτῶν̇| καὶ εἶπον πρὸς ἀλ|λήλους οὐχι ἡ καρ|δία ἡμῶν καιομέ|νη ἧν ἐν ἡμῖν. ὡς ἐ|λάλει | ἡμῖν ἐν τῆ ὁ|δῶ καὶ ὡς διήνοιγεν | ἡμῖν τὰς γραφάς;| καὶ ἀνστάντες αὐ|τῆ τῆ ᾤρα ὐπέστρε|ψαν εἰς ἱ[ερουσα]-λήμ̇· καὶ | εὗρον συνηθροισμέ|νους τοὺς ἔνδεκα||. Столб. b, Ин 1:35–38, Τῶ καιρῶ ἐκείνω̇ |εἱστήκει ὁ ἰωάννης | καὶ ἐκ τῶν μαθη|τῶν αὐτοῦ δύο̇ καὶ |ἐμβλέψας τῶ ἰ[ησο]ῦ πε|ριπατοῦντι̇ λέγει̇ |ἴδε ὁ ἀμνὸς τοῦ θ[εο]ῦ̇ | καὶ ἤκουσαν αὐτοῦ| οἱ δύο μαθηταὶ λα|λοῦντος̇ καὶ ἡκο|λούθησαν τῶ ἰ[ησο]ῦ̇ | στραφεὶς ὁ ἰ[ησοῦ]ς καὶ θε|ασάμενος αὐτοὺς| ἀκολουθοῦντας.

Преимущества использования минускульного письма очевидны. Минускульные буквы, как следует из самого их названия, мельче маюскульных, что позволяет писать более компактно. Таким образом, использование минускула обеспечивало экономию пергамена. Кроме того, само литературное произведение становилось менее объемным, читать его было гораздо удобнее, чем большую рукопись. Писать минускулом было намного быстрее, чем маюскульным шрифтом, вследствие чего производство книг ускорилось и стало более дешевым. Нетрудно понять, что данное изменение стиля письма сильно повлияло на традицию передачи текста греческой Библии.

По мнению современных ученых, «в IX веке ученые с энтузиазмом переписывали тексты старых маюскулов минускульным письмом, и во многом именно благодаря этому до нас дошла классическая греческая литература, ибо тексты практически всех античных авторов известны нам по одному или нескольким минускулам, переписанным в IX веке или немного позднее; с этих минускулов делались все позднейшие копии. Лишь ничтожная часть древней словесности дошла до нас в виде папирусов и маюскулов».

Отныне рукописи Священного Писания (и других литературных произведений) стали доступны не только богатым людям. В то время, когда литературные произведения переписывались почти исключительно маюскульным шрифтом, малообеспеченные люди не могли себе позволить приобрести их. Таким образом, появление минускула имело решающее значение в деле распространения культуры вообще и, в частности, текста Священного Писания. Минускульные рукописи Нового Завета превосходят число сохранившихся маюскулов в соотношении более десяти к одному, и, хотя необходимо помнить о том, что маюскульные рукописи гораздо старше минускулов (следовательно, оказались более уязвимыми перед разрушительным воздействием времени и, в результате, сохранились многим хуже), столь неравное соотношение между количеством сохранившихся экземпляров двух типов рукописей скорее всего объясняется именно простотой изготовления минускульных списков.

Во время экономических кризисов, когда стоимость пергамена увеличивалась, писцам приходилось вторично использовать пергамен более древних списков. Первоначально написанный текст затирали и смывали, поверхность пергамена вновь сглаживали, а затем полученный чистый пергамен вновь использовали для письма. Такую рукопись называли «палимпсестом» (что означает «вновь соскобленный», от греч. πάλιν и ψάω). Одна из шести наиболее значимых пергаменных рукописей представляет собой палимпсест — кодекс Ефрема (codex Ephraemi rescriptus). Изначально написанный в V в., этот кодекс был затерт в XII в., и на многие из его листов нанесли текст греческого перевода 38 гомилий св. Ефрема Сирина, известного сирийского отца церкви, жившего в IV в. Применение некоторых химических реактивов и ультрафиолетовых лучей дало ученым возможность прочитать практически весь первоначальный текст этой рукописи несмотря на колоссальное напряжение глаз, которое требуется при такой расшифровке.

В 692 г. Трулльский собор (известный также как Пято-шестой) принял правило (68-е), в котором осуждалась практика использования пергамена, на котором прежде были записаны тексты Священного Писания, для других целей. Однако несмотря на запрет и на угрозу отлучения от церкви на год за подобные деяния, эта практика, скорее всего, продолжалась, поскольку из 250 сохранившихся на сегодняшний день маюскульных рукописей Нового Завета, 52 представляют собой палимпсесты.

В древности писцы, как правило, не делали между словами или предложениями не имелось никаких пробелов (такой тип письма называют непрерывным — scriptio continua), и вплоть до VIII в. знаки пунктуации встречались в рукописях лишь в единичных случаях. Разумеется, порой из-за отсутствия точного разделения на слова смысл предложения мог быть двояким. В английском языке, например, GODISNOWHERE могло бы быть прочитано двумя совершенно противоположными способами — атеистическим и теистическим («God is nowhere» — «Бога нигде нет» и «God is now here» — «Бог сейчас здесь»). Однако не следует думать, что в греческом языке такого рода двусмысленности встречались часто. В этом языке действует правило, согласно которому практически все исконно греческие слова оканчиваются только на гласный (или дифтонг) или один из трех согласных: ν, ρ, и ς. Кроме того, маловероятно, чтобы scriptio continua представляло сколь-нибудь существенную трудность для прочтения текста, поскольку в древности обычно чтение текста осуществлялось вслух (даже в том случае, когда рядом с читающим никого не было). Таким образом, несмотря на отсутствие пробелов между словами, произнося написанное вслух, слог за слогом, можно было привыкнуть к чтению слитного написания (scriptio continua).

Христианские переписчики разработали особую систему сокращенных написаний некоторых «священных» слов. Эти nomina sacra, как сегодня их часто называют, включают такие употребительные слова, как θεός, κύριος, Ἰησοῦς, Χριστός и υἱός (Бог, Господь, Иисус, Христос и Сын), сокращенная форма которых складывалась исключительно из первой и последней букв; πνεῦμα, Δαυίδ, σταυρός, и μήτηρ (Дух, Давид, Крест и Мать), при написании которых оставлялись первые две и последняя буквы; πατήρ, Ἰσραήλ и σωτήρ (Отец, Израиль и Спаситель) писались первая и две последние буквы; а также ἄνθρωπος, Ἰερουσαλήμ, и οὐρανός (Человек, Иерусалим и Небо) — оставлялись первый и последний слоги. Чтобы указать читателю на присутствие nomen sacrum писец, как правило, проводил горизонтальную линию над сокращенным написанием.

В своей статье, посвященной изготовлению книг у ранних христиан, известный папиролог и палеограф Т. Скит указывает, что nomina sacra, так же как и кодекс, предполагали «высокий уровень организации, сознательное планирование и единую практику, существовавшую в ранних общинах, — догадываться о существовании всего этого еще недавно мы едва ли могли». Где впервые возникли эти особенности христианской книги — в Риме ли, Антиохии ли, Александрии или Иерусалиме — решить непросто, однако в итоге, по-видимому, следует предпочесть Иерусалим.

В раннехристианскую эпоху библейские рукописи изготавливались отдельными христианами, которые желали обеспечить себя или местные общины той или иной новозаветной книгой. Поскольку с течением времени число обращенных в христианство людей возрастало, рукописей для новообращенных и для местных церквей требовалось все больше. Следствием этого явилось то, что скорость переписывания в отдельных случаях сказывалась на аккуратности выполнения этой работы. Кроме того, стремление донести новозаветный текст до тех, кто не читал по-гречески, неоднократно приводило к тому (по свидетельству Августина), что «любой, кто приобретал греческую рукопись и мнил себя знатоком греческого и латыни, осмеливался делать свой собственный перевод» (О христианском учении II. 11.16).

Однако когда в IV в. христианство получило официальный статус государственной религии, новозаветные кодексы стали изготавливать в специально приспособленных для этого скрипториях. Обычно эта работа осуществлялась следующим образом: в рабочем помещении скриптория несколько профессиональных переписчиков (христиан и даже нехристиан), используя пергамен, перья и чернила, записывали текст, который чтец медленно читал вслух по оригиналу. При такой организации работы можно было изготовить столько списков текста, сколько переписчиков одновременно работало в помещении скриптория. Естественно, подобный способ привносил различного рода ошибки в копии текста. В отдельных случаях писец мог на секунду отвлечься, чихнуть или не расслышать чтеца из-за любого постороннего шума. Кроме того, в том случае, когда чтец произносил вслух слово, которое при написании могло обозначать разные понятия (как, например, в русском языке: «тайна» и «тайно», «луг» и «лук»), переписчик должен был самостоятельно определить подходящее по контексту слово и иногда ошибался. (Примеры такого рода ошибок приведены ниже, )

Для контроля правильности переписывания в скрипториях обычно предусматривалась проверка изготовленных рукописей корректором (διορθωτής), специально обученным для нахождения и исправления ошибок. Пометки корректора на полях рукописи отличаются от основного текста почерком и цветом чернил.

Нанимаемым на работу в скрипторий писцам обычно платили за количество переписанных строк определенного произведения или его части. Стандартной по длине строкой считалась поэтическая: гомеровский гекзаметр или ямбический триметр. При переписывании прозы мерой определения стоимости рукописи часто служил так называемый στίχος, стих, который состоял из 16 (иногда 15) слогов. «Эдикт о ценах» императора Диоклетиана, изданный в 301 г., устанавливал плату в 25 денариев за 100 строк письма первой степени качества и 20 денариев за такое же количество строк второй степени качества (различие между ними не объясняется). По подсчетам Р. Харриса, изготовление одного экземпляра полной Библии, такого как Синайский кодекс, должно было обойтись в 30 тысяч денариев — достаточно внушительная сумма, даже несмотря на рост инфляции.

Подсчет общего числа стихов в рукописи служил своеобразной проверкой качества работы писца, поскольку совершенно очевидно, что если в копии текста оказывалось меньше стихов, чем в оригинале, это однозначно свидетельствовало о дефектности списка. С другой стороны, такого рода подсчеты служили не самым лучшим способом проверки правильности текста, поскольку с его помощью можно было обнаружить лишь пропуски и дополнения. В греческих списках Евангелий, содержащих сведения об общем количестве стихов, наиболее часто приводятся следующие округленные цифры: 2600 стихов в Евангелии от Матфея, 1600 в Евангелии от Марка, 2800 в Евангелии от Луки и 2300 в Евангелии от Иоанна. В некоторых греческих списках приводятся и более точные цифры: 2560, 1616, 2750 и 2024 применительно к тексту Евангелий, что свидетельствует о наличии в рукописях фрагмента Мк 16:9—20 и отсутствии текста Ин 7:53—8:11.

В византийской империи рукописи изготавливались монахами. В монастырях, в отличие от светских коммерческих скрипториев, не требовалось одновременно делать большое количество списков одного текста, и поэтому вместо того, чтобы писать под диктовку чтеца, монахи, зачастую работая в отдельных кельях, переписывали текст Священного Писания и других книг для самих себя или для благотворителей данного монастыря. Такой способ размножения списков исключал возможность допущения вышеупомянутых ошибок переписки под диктовку. Однако при этом возникали другие возможности проявления ошибок в переписываемом тексте. Процесс переписывания включает в себя четыре момента: 1) прочтение (в древности, как правило, читали вслух) строки текста или предложения; 2) запоминание прочитанного; 3) внутренний диктант (про себя или вслух); 4) движение пишущей руки. Несмотря на то, что некоторые из этих этапов осуществляются практически одновременно, память уставшего или полусонного писца не застрахована от совершения всякого рода ошибок, иногда очень серьезных (примеры ниже).

Более того, поскольку до изобретения «вечной ручки» было еще очень долго, писцам приходилось то и дело окунать перо в чернильницу. Это отвлекало писца и создавало почву для ошибок глаза, памяти, восприятия или письма.

Помимо психологических ошибок совершались различные физиологические, а также существовали внешние обстоятельства, которые снижали возможность контроля за точностью. Необходимо помнить о том, что сам процесс переписывания текста был делом весьма тяжелым и утомительным — как по причине постоянного напряжения внимания, так и из-за того, что писец долго находился в одном и том же положении. Сегодня нам может показаться это странным, однако в древности пишущий человек не сидел за столом. Имеются как литературные, так и художественные свидетельства о том, что вплоть до раннего Средневековья писцы, как правило, работали стоя (делая относительно небольшие заметки), или сидели на стуле или скамье (а иногда и на земле), держа свиток или кодекс у себя на коленях (см. рис. 4). Само собой разумеется, это было менее удобно, чем сидеть за письменным столом, хотя последнее также достаточно утомительное дело, особенно если учесть то, что писцы проводили за столом по шесть часов в день в течение нескольких месяцев.

Рис. 4. Статуэтка, изображающая древнеегипетского писца, из собрания Лувра (Париж). Известняк.

Из колофонов рукописей, которые писцы часто помещали в конце книг, можно узнать довольно много о чисто физических трудностях переписки. Типичный колофон, встречающийся во многих небиблейских рукописях, достаточно четко характеризует работу писца: «Тот, кто не знает, что такое труд переписчика, думает, что это легко; но хотя пишут лишь три пальца, работает все тело». Традиционная формула, содержащаяся в конце многих рукописей, так описывает физические последствия работы писца: «Переписывание сгибает спину, вонзает ребра в живот, приводит в негодность все тело». В одном армянском списке Евангелия колофон сообщает о том, что за окном бушует сильный снегопад, чернила замерзли, рука писца онемела, а пальцы не держат перо! Неудивительно, что наиболее часто в различного рода рукописях встречается колофон со следующим сравнением: «Как радуется путешественник возвращению домой, так радуется писец, увидев последний лист». В конце других рукописей приводится славословие: «Конец книги. Слава Богу!»

Впрочем, обдумывая собственный труд, многие писцы не могли не осознавать, что результат переписывания ими Священного Писания сторицей окупает все трудности, связанные с этой длительной работой. Так, Кассиодор, знаменитый ритор-философ, занимавший высший министерский пост Остготского королевства в Италии, который принял позднее монашеский постриг и основал Виварианский монастырь, прославившийся своей латинской палеографической школой, рассуждает о духовном воздаянии, обретаемом аккуратным писцом, так:

Читая Священное Писание, [писец] совершенно просвещает свой ум, а переписывая заповеди Господни, он передает их дальше многим людям. Что за блаженное дело, что за благодатное занятие — проповедовать людям своими руками, развязывать язык работой перстов, приводить ко спасению смертных, бороться против диавольских козней пером и чернилами! Ибо каждое слово Господа, написанное писцом, есть разящий удар по сатане. Итак, хотя писец сидит все время в одном и том же месте, он путешествует по разным землям, когда труды его пера расходятся по свету… Человек умножает небесные речения, и в некотором образном смысле, если позволено мне будет сказать, три пальца знаменуют саму Святую Троицу. О дивное видение для того, кто с вниманием созерцает это! Острое перо записывает священные словеса, вонзая тернии отмщения лукавому, который возложил терновый венец мучения на голову Господа во время Его страстей [47] .

Учитывая все вышеназванные трудности, связанные с процессом переписывания книг в древности, еще более удивительным представляется качество работы многих писцов. В большинстве рукописей размер букв и общий характер письма остается неизменным на протяжении текстов даже значительного объема.

Для обеспечения высокой производительности работы и качества переписывания в монастырских скрипториях были разработаны и введены в действие определенные правила. Ниже в качестве примера приводятся некоторые такие правила, разработанные в Студийском монастыре в Константинополе. Около 800 г. настоятель этого монастыря Феодор Студит, который и сам был профессиональным знатоком изящного греческого письма, предусмотрел в своем монастырском уставе суровые наказания для тех монахов, кто небрежно относился к переписыванию рукописей. В качестве наказания за увлечение чтением текста, которое зачастую приводило к ошибкам в изготавливаемом списке, служила епитимья вкушать только хлеб и воду. Монахи были обязаны содержать пергамен в чистоте, и неаккуратность наказывалась епитимьей в 130 поклонов. Если кто-нибудь брал чужую пергаменную тетрадку (quaternion, т. е. разлинованные и согнутые листы пергамена) без ведома хозяина, то ему назначалось 50 поклонов. Если писец разводил больше клея, чем мог использовать за один раз, и клей засыхал, ему назначалось 50 поклонов. Если в порыве гнева писец ломал перо (а это могло случиться, если он допускал серьезную ошибку в самом конце идеально скопированного листа), он должен был положить 30 поклонов.

Дополнительное примечание о колофонах

Помимо нескольких вышеупомянутых колофонов, которые прямо или косвенно говорят о трудностях работы переписчика, имеется множество колофонов другого рода. В некоторых из них указывается имя переписчика, иногда — место и время изготовления рукописи. Разумеется, такого рода информация чрезвычайно важна для палеографа, который должен определить происхождение рукописи и ее место среди других списков.

Некоторые колофоны имеют форму благословления или молитвы, или содержат призыв к читателю помолиться, например: «Кто скажет: „Господи, благослови душу писца“, душу того благословит Господь». В конце Псалтири, датируемой 862 г., помещена такая молитва:

ἔλεος τῷ γράψαωτι, κύριε,

σοφία τοῖς ἀναγινώσκουσι,

χάρις τοῖς ἀκούουσι,

σωτηρία τοῖς κεκτημένοις̇ ἀμήν.

(«Милость написавшему, Господи, мудрость читающим, благодать слушающим, спасение владеющим [рукописью]. Аминь.»)

Длинная молитва в конце одной коптско-арабской рукописи Евангелия содержит следующие строки:

…О читатель, прости меня в духовной любви своей и будь милостив к дерзости писавшего, преврати его ошибки в таинство добра… Нет писца, который бы не оставил этот мир, но написанное его руками сохранится вечно. Не пиши рукой своею ничего такого, что ты не желал бы увидеть по воскресении… Да употребит Господь Бог наш Иисус Христос эту святую рукопись ко спасению души грешника, написавшего ее [50] .

В некоторых рукописях можно найти колофоны, содержащие проклятия, которые должны были служить некоторым аналогом современной страховки от кражи. Например, евангельский лекционарий XII–XIII вв., ныне хранящийся в библиотеке Принстонской богословской семинарии (рис. 3), содержит колофон, в котором говорится о том, что данный кодекс был подарен церкви св. Саввы в Александрии; далее приводится следующий текст: «Итак, да не позволит Бог никому уносить эту книгу ни при каких условиях, и на всякого, кто нарушит это повеление, обрушится гнев вечного Слова Божьего, власть Которого велика. Григорий, милостью Божьей патриарх, написал это».

Менее официальным языком написаны небольшие заметки писцов, встречающиеся иногда в конце рукописи или на ее полях. Несмотря на то, что писцам не разрешалось разговаривать друг с другом во время работы в скриптории, наименее послушные из них нашли другие способы общаться. Писец мог написать свою заметку на странице рукописи, над которой работал, и показать ее соседу. Так, на полях латинской рукописи IX в., содержащей комментарий Кассиодора на Псалтирь, встречаются разного рода бытовые фразы на ирландском языке: «Сегодня холодно», «Это естественно, сейчас зима», «Свет тусклый», «Пора немного поработать», «Да уж, этот пергамен слишком толст», «По-моему, этот пергамен тонок», «Мне что-то скучно сегодня, не знаю, что со мной».

Почему начальник скриптория позволял монахам-писцам осквернить рукопись бытовыми фразами? Можно предположить, что вышеупомянутая рукопись была написана в одном из европейских монастырей, руководство которого не знало ирландского языка, и поэтому ирландские писцы могли безнаказанно совершать подобные вольности. Если такого писца спрашивали, что он написал, он мог показать на латинский текст предыдущей страницы и ответить: «Всего лишь ирландский перевод этих слов!»

Для некоторой гарантии того, что впоследствии их сочинение будет переписано с достаточной аккуратностью, древние авторы иногда прибегали к следующему приему. Они помещали в конце произведения обращение к будущим переписчикам. Так, например, Ириней Лионский в конце своего трактата «На Восьмерицу» пишет следующее:

Заклинаю тебя, будущий переписчик этой книги, Господом нашим Иисусом Христом и славным пришествием Его, когда Он придет судить живых и мертвых: сравнивай с подлинником то, что будешь переписывать, и тщательно выправляй свой список по тому, с которого переписываешь. Перепиши также это заклятие и внеси его в свой список [54] .

 

IV. «Помощь читателю» в новозаветных рукописях

Во многих новозаветных рукописях встречаются разнообразные виды «помощи читателю», т. е. особые вспомогательные средства для самостоятельного и публичного чтения Священного Писания. Эти средства были разработаны в разное время и в разных местах. Они передавались из поколения в поколение, и, разумеется, их объем возрастал с течением времени. Ниже перечислены некоторые из этих средств, используемые в греческих рукописях.

1. Деление на главы (κεφάλαια)

Древнейшей системой деления текста на главы, известной нам, является система, представленная на полях Ватиканского кодекса (B), датируемого IV в. В этой рукописи содержится 170 разделов в Евангелии от Матфея, 62 у Марка, 152 у Луки и 50 у Иоанна. Другую систему деления на главы находим в Александрийском кодексе (A), датируемом V в. Эта же система воспроизводится и в большинстве других греческих рукописей. Согласно ей, в Евангелии от Матфея содержится 68 κεφάλαια, у Марка 48, у Луки 83, у Иоанна 18. В этой системе первая глава никогда не совпадает с началом текста, поскольку переписчики, как правило, называли начало книги словом προοίμιον («вступление»). Таким образом, κεφά Евангелия от Марка начинается со стиха Мк 1:23.

Для Деяний Апостолов было разработано несколько различных систем разделения на главы. В Ватиканском кодексе употребляются две нумерации глав для этой книги: первая насчитывает 36 глав, вторая — 69. По мнению Хэтча, первая нумерация сделана очень древним почерком (может быть, это был корректор (διορθωτής) или даже сам писец основного текста), позднее другой писец перенумеровал главы. В Синайском кодексе, датируемом IV в., вышеупомянутая система 69 глав была внесена каким-то писцом в текст Деяний Апостолов, но не до конца, а только до 15 главы, причина чего неясна.

В большинстве греческих рукописей Книга Деяний делится на 40 κεφάλαια. В некоторых рукописях членение этого новозаветного текста шло еще глубже: 24 из 40 глав имели еще меньшие подразделы (ὑποδιαιρέσεις). Таких подразделов насчитывалось 48, поэтому общее число глав и подглав в Книге Деяний составляло 88. Со временем разница между основными и второстепенными разделами была отчасти утрачена, и поэтому в некоторых рукописях все они нумеруются последовательно.

Послания апостола Павла и все Соборные послания также делились на главы, многие из которых также имели менее крупные подразделы. В Ватиканском кодексе имеются две системы разделения на главы текста посланий: древняя и поздняя. В посланиях апостола Павла более древняя система последовательно нумерует все главы всех посланий (о том, какую это дает нам информацию об архетипе Ватиканского кодекса, см. прим. 114). В Книге Откровения применена довольно искусственная система деления на главы. Во второй половине VI в. Андрей, архиепископ Кесарии Каппадокийской составил толкования на Апокалипсис, раскрывающие «духовный» смысл текста. Не учитывая внутреннего, дискурсного членения текста, он разделил эту книгу на 24 «слова» (λόγοι) по числу 24 старцев, восседающих вокруг трона Божьего (Откр 4:4). В своем комментарии он рассматривает также трехчастное членение природы каждого из 24 старцев (σώμα, ψυχή и πνεῦμα), и поэтому каждое «слово» (λόγος) в его комментарии делится на три κεφάλαια, что составляет в итоге 72 главы.

Рис. 5. Греческий евангельский лекционарий 562. Ватиканская библиотека (Рим). Согласно колофону, переписан в Капуе в 991 г. Ин 19:10–16 и Мф 27:3–5 (). Размер оригинала 24,7×17,8 см.

2. Названия глав (τίτλοι)

Каждая из κεφάλαια, употребляемых в системе глав Александрийского кодекса, а также в большинстве греческих рукописей, сопровождалась заголовком (τίτλος). Такой заголовок помещался на полях рукописи и представлял краткое содержание главы (см. рис. 6). Эти заголовки обычно начинались с предлога περί (о чем-либо) и, как правило, писались красными чернилами. Таким образом, κεφ. ά Евангелия от Иоанна, которая начинается с Ин 2:1, имеет следующий заголовок «О браке в Кане» (περὶ τοῦ ἐν Κανὰ γάμου). Все τίτλοι одной и той книги довольно часто помещались в виде последовательного перечня перед самой книгой, представляя содержание последующего текста.

3. Канон Евсевия

Евсевий Кесарийский разработал замечательную систему, позволявшую читателю быстро находить тот или иной фрагмент евангельского текста. По-видимому эта система оказалась крайне полезной для читателей, поскольку мы встречаем ее не только во многих греческих рукописях, но также в латинских, сирийских, коптских, готских, армянских и других переводах. Эта симфония достигнута следующим образом. Каждое Евангелие было разделено на фрагменты, объем которых зависел от наличия параллельных мест к ним в других Евангелиях. Такие разделы последовательно нумеровались в каждом Евангелии (у Матфея их 355, у Марка — 233, у Луки — 342, у Иоанна — 232). После этого Евсевий составил десять таблиц, или канонов (κανόνες), первая из которых содержала ссылки на номера параллельных мест во всех четырех Евангелиях, вторая — на параллельные места в Евангелиях от Матфея, от Марка и от Луки, третья — на параллельные места в Евангелиях от Матфея, от Луки и от Иоанна и т. д. до тех пор, пока не исчерпываются все возможные комбинации евангельских текстов. Последняя таблица дает ссылки на тексты, уникальные в каждом Евангелии. Эти таблицы с колонками цифр, как правило, располагаются в начале евангельских рукописей. Далее на полях рядом с текстом рядом с номером раздела или под ним записывался номер таблицы, в которой можно было отыскать данный фрагмент текста. Например, если читатель читал следующий текст Евангелия от Иоанна — «ибо Сам Иисус свидетельствовал, что пророк не имеет чести в своем отечестве» (Ин 4:44) — и хотел найти параллельные места к этому стиху, то на полях рукописи он мог увидеть такие числа: Обратившись к первой таблице и пробежав взглядом до ряда с номером данного фрагмента Евангелия от Иоанна, читатель находил цифру 35. В этом же ряду он находил и другие цифры, указывающие на параллельные места к этому фрагменту в других Евангелиях: раздел 142 у Матфея, и соответственно разделы 51 у Марка и 21 у Луки. Поскольку, как уже говорилось выше, все разделы евангельских текстов нумеровались последовательно, читателю не составляло затем особого труда отыскать во всех трех Евангелиях параллели к вышеуказанному стиху из Евангелия от Иоанна.

Чтобы помочь читателю быстрее отыскать параллельное место к тому или иному стиху, некоторые рукописи содержат их нумерацию на нижнем поле страницы (см. рис. 6 и рис. 20).

Рис. 6. Базельский кодекс (E, VIII в.). Библиотека Базельского университета. Мк 2:9-14 (с заголовком, указаниями для чтения и канонами Евсевия). Размер оригинала 22,5×15,6 см.

Евсевий объяснил принципы своей системы в письме к другу-христианину по имени Карпиан, и во многих греческих рукописях это письмо помещается вместе с таблицами на первых листах. Некоторые современные издания греческого Нового Завета также воспроизводят таблицы Евсевия и числа, которые таким образом продолжают оказывать помощь и сегодняшнему читателю Евангелия.

4. Предисловия, жития, аппарат Евфалия

Каждой книге в рукописи предшествовало краткое предисловие, или пролог (ὑπόθεσις, лат. argumentum), в котором сообщалось об авторе книги, ее содержании, обстоятельствах ее написания и т. п. Стиль и содержание таких предисловий, как правило, подчинялись определенным литературным шаблонам. В некоторых рукописях авторство предисловий приписывается Евсевию, хотя чаще всего они анонимны. В латинских рукописях, датирующихся периодом с V по X в., встречаются прологи антимаркионитского содержания. Собственно маркионитские прологи к десяти посланиям апостола Павла практически без изменений были включены Католической церковью в состав латинской Вульгаты.

Вместе с прологом в некоторых рукописях приводится также и более подробное повествование о жизни каждого евангелиста («житие» — греч. βίος). Эти жития приписываются Дорофею Тирскому (известному только благодаря этому) и Софронию, патриарху Иерусалимскому, жившему в первой половине VII в.

В отдельных рукописях имеются прологи, объясняющие смысл слова «евангелие», а также содержащие некоторые общие сведения обо всех четырех Евангелиях. Кроме этого, в прологе может содержаться перечень имен двенадцати апостолов, а также список семидесяти (или семидесяти двух) учеников (Лк 10:1 сл.) составленный, если верить традиции, Дорофеем и Епифанием.

Для Книги Деяний имеется несколько различных прологов. Некоторые из них анонимны, другие взяты из комментариев и гомилий Иоанна Златоуста на эту книгу. В рукописях также иногда содержались более подробные вспомогательные материалы, принадлежащие перу некоего Евфалия или Евагрия, для Книги Деяний и для посланий. Помимо нумерации глав и прологов эти материалы включали достаточно обширное описание жизни и деятельности апостола Павла, краткое сообщение о его мученической кончине, перечень ветхозаветных цитат в тексте посланий, указание тех мест, где могло быть написано то или иное послание, а также перечень имен, упоминаемых в начале послания. В какой степени эти материалы были составлены самим Евфалием, а в какой дополнены позднейшими переписчиками, неизвестно.

5. Надписания и подписи

В древнейших рукописях Нового Завета названия книг более короткие и простые, например: ΚΑΤΑ ΜΑΘΘΑΙΟΝ или ΠΡΟΣ ΡΟΜΑΙΟΥΣ. В последующие века эти названия стали длиннее и сложнее ( ниже).

Подписи, встречающиеся в конце книг, были раньше, как и названия, краткими и простыми, просто указывая на конец текста книги. С течением времени концовки становились более обширными и включали в себя сведения о предположительном месте написания книги, а иногда и имя писца. Английский перевод Библии, санкционированный королем Иаковом, включает концовки в посланиях апостола Павла.

6. Пунктуация

Как уже отмечалось выше, в древнейших рукописях знаков препинания очень мало. Папирусы Бодмера и папирусы Честера Битти (см. рис. 7 и 8) содержат крайне мало знаков препинания, и аналогичная ситуация наблюдается в более древних маюскульных рукописях. Знак диэрезы иногда используется в качестве диакритики для начальной йоты или ипсилон. В VI–VII вв. писцы стали чаще пользоваться пунктуацией, хотя, например, вопросительный знак до IX в. употреблялся крайне редко. Эта стихийная практика расстановки знаков препинания постепенно оформилась в более полную и последовательную систему. Помимо традиционных знаков иногда использовались и другие. Так, после негреческих имен собственных ставился знак слогоделения — ср., например, Мф 1:2 ΑΒΡΑΑΜ̇ΕΓΕΝΝΗΣΕΝ, предостерегающий читателя от неправильного деления слов (a-braa-me-gen-nē-sen).

7. Глоссы, схолии, комментарии, катены, ономастиконы

Глоссы — это краткие пояснения к трудным словам или фразам. Как правило, их писали на полях рукописи, хотя иногда они вносились и между строк. Во втором случае рукопись могла быть превращена в диглотту: греческий текст с построчным латинским переводом или латинский текст с построчными англосаксонскими соответствиями.

Схолии — это заметки толковательного характера, которые делались в дидактических целях. Если схолии последовательно истолковывают данный текст, составляя единое целое, а не являются произвольными заметками по поводу случайно выбранных фрагментов, такая работа называется комментарием. Схолии и комментарии в одних случаях обрамляют основной текст Священного Писания, располагаясь вокруг него, а в других помещаются между разделами текста (см. рис. 9). Комментарии в маюскульных рукописях, как правило, писались минускулом, хотя в Закинфском (Ξ) кодексе (VII в.) комментарии также написаны маюскулом. В минускульных рукописях иногда встречаются схолии, написанные мелким маюскулом.

Рис. 9. Codex Sinaiticus (א, IV в.). Британская библиотека, Лондон. Последний лист Евангелия от Иоанна Ин 25:1-25. Размер оригинала 37,2×33,8 см.

Катены (букв, «цепи») представляют собой последовательные подборки комментариев или схолий, выбранных из произведений церковных авторов, более ранних, нежели время создания рукописи. Автора того или иного комментария можно определить по краткому обозначению его имени перед текстом конкретной схолии, хотя в ряде случаев из-за недосмотра переписчиков эти обозначения терялись или могли быть перепутаны.

Ономастиконы — это лексикографические вспомогательные средства, призванные пояснить значение и происхождение имен собственных. Однако подобно античной этимологическим изысканиям, образцы которых можно увидеть в произведениях Филона Александрийского и в «Кратиле» Платона, объяснения ономастиконов почти всегда носят произвольный характер и тяготеют к народной этимологии.

8. Художественные элементы

Помимо воспроизведения орнаментальной заставки в начале рукописи и красочных инициалов византийцы стремились помочь читателю уяснить смысл того или иного события, изложенного в Писании, при помощи различного рода картинок (миниатюр). Некоторые миниатюры изображают Христа и апостолов, другие воспроизводят евангельские события (см. рис. 14). Изображения евангелистов бывают двух типов: сидящие или стоящие фигуры. Если сравнить византийские миниатюры с античными изображениями поэтов и философов, то можно заметить, как художники, не имея представления о внешности евангелистов, приспосабливали древние языческие образы для художественного оформления рукописей. Раннехристианские портреты евангелистов восходят к двум группам, каждая из которых состоит из четырех персонажей. Первая — это четыре античных философа: Платон, Аристотель, Зенон и Эпикур; вторая — античные драматурги и комедиографы: Еврипид, Софокл, Аристофан и Менандр.

Древнейшими рукописями Нового Завета, содержащими иллюстрации, являются две роскошные рукописи VI в., написанные на пурпурном пергамене: Синопский кодекс (O) и Россанский кодекс (Σ; ). С течением времени были выработаны определенные каноны подбора формы и красок для изображения отдельных циклов библейских событий и персонажей. Эти правила изложены в византийском иконографическом руководстве, составленном Дионисием Фурнским (насельником монастыря Fourna d'Agrapha). К сожалению, современные новозаветные текстологи еще не обратили достаточного внимания на анализ художественных украшений для определения взаимоотношений различных типов текста и семейств византийских рукописей.

9. Колоны и коммы

Сама практика написания литературных произведений короткими строками, в соответствии со смыслом, появилась задолго до того, как ее стали использовать в христианских текстах. Некоторые речи Демосфена и Цицерона переписывались с использованием такой разбивки для облегчения процесса прочтения текста вслух с соблюдением правильного словоделения и соответствующих пауз. Этот прием был применен к ветхозаветным поэтическим книгам в греческом тексте Септуагинты, и когда Иероним переводил книги пророков на латинский язык, он располагал текст колометрически. Каждая смысловая единица текста состояла из одного периода (κώλον) или целой фразы (κόμμα).

Сохранилось довольно много двуязычных рукописей Нового Завета, в основном греко-латинских. Большинство из них написано в две колонки; чтобы читателю было легче соотносить тексты на обоих языках, они разбиты на строки, совпадающие со смысловыми отрезками. Другой способ организации текста мог состоять в том, что одна колонка писалась строками одинаковой длины; им соответствовали строки в параллельной колонке, которые точно воспризводили смысл оригинала и в силу этого имели разную длину. Третья возможность состояла в том, чтобы сделать число строк в столбцах намеренно несовпадающим, и строки обоих друг с другом не соотносились. Наконец, перевод мог быть интерлинеарным, т. е. написанным между строк переводимого текста.

10. Невмы

Невмы — это византийские музыкальные знаки, помогавшие чтецам петь богослужебный текст или произносить его нараспев. Впервые они появляются в рукописях VII–VIII вв., однако достаточно сложно определить, действительно ли эти знаки восходят ко времени написания основного текста или были проставлены позднее. Невмы состоят из особых крючков, точек и черточек (см. рис. 25) и, как правило, пишутся красными (или зелеными) чернилами над распеваемыми словами.

11. Обозначения церковных чтений

В продолжение древних синагогальных традиций, согласно которым во время субботнего богослужения прочитывались фрагменты Закона и Пророков, христианская церковь разработала практику чтения новозаветных текстов во время церковного богослужения. Была создана система последовательного чтения евангельских текстов и апостольских посланий, которая опиралась на календарный порядок воскресных дней и других церковных праздников. Для того, чтобы чтец мог быстрее отыскать начало (ἀρχή) и конец (τέλος) церковного чтения, в некоторых поздних маюскульных рукописях на полях или между строк приводятся особые сокращения ἀρχ и τέλ (рис. 25). Обозначения церковных чтений, указывающие на тот день, когда должен быть прочитан данный фрагмент текста, помещались иногда на полях рукописи и могли выделяться красными чернилами. В некоторых случаях перечень этих чтений приводится в конце (или в начале) рукописи.

Для облегчения церковных чтений изготавливались особые рукописи — лекционарии, которые содержали тексты Священного Писания, расположенные в календарном порядке (начиная с Пасхи). Прочитывались эти тексты во время субботнего и воскресного богослужения, а также в определенные церковные праздники. Такие лекционарии называются синаксариями (см. рис. 5). Другой богослужебной книгой был менологий, содержащий библейские чтения к праздникам, дням памяти святых. Порядок чтений в этой книге начинался с первого сентября, т. е. с начала гражданского года. Практически тот же самый набор церковных чтений, который мы встречаем в лекционариях, употребляется ныне в богослужебной практике Православной церкви.

Исследователи довольно поздно стали обращать внимание на текстологическую значимость лекционариев, которые позволяют проследить историю новозаветного текста в византийский период. Поскольку воспроизведение текста Священного Писания в официальных литургических книгах всегда консервативно и имеет тенденцию к архаизации, лекционарии ценны тем, что в них сохраняется тип текста, который намного древнее тех рукописей, в которых он представлен.

 

V. Количество и классификация новозаветных греческих рукописей

[82]

Традиционная классификация греческих рукописей Нового Завета включает несколько типов источников, определяемых отчасти по материалу, из которого они изготовлены, отчасти по рукописному шрифту, отчасти по их функциональным особенностям.

Первоначально издатели Нового Завета использовали довольно громоздкие обозначения греческих рукописей. Эти обозначения, как правило, восходили к именам владельцев рукописей или библиотек, в которых они хранились. Поскольку ранние издатели не разработали общую для всех систему обозначений, а рукописи часто переходили из рук в руки и странствовали по свету, эти обозначения представляли огромные неудобства для сравнения данных в аппарате различных изданий. Первый шаг к стандартизации номенклатуры был сделан швейцарским ученым Иоганном-Якобом Веттштейном (Johann Jakob Wettstein), который в своем двухтомном издании Нового Завета, выпущенном в Амстердаме в 1751–1752 гг., использовал заглавные буквы для обозначения маюскульных рукописей и арабские цифры для обозначения минускульных рукописей. Ныне принятая система обозначений восходит к концу XIX в., она была разработана Каспаром Рене Грегори (Caspar René Gregory), уроженцем Филадельфии, который, завершив богословское образование в Принстоне, отправился в Германию, где в 1889 г. стал профессором Нового Завета в Лейпцигском университете. Основываясь на системе Веттштейна, Грегори выделил еще несколько типов источников. Так, папирусы учитываются отдельно от пергаменных рукописей. Каждый папирус, как правило, обозначается готической или древнеанглийской буквой , за которой следует номер в верхнем регистре. Ко времени, когда пишутся эти строки (2003), 116 папирусов получили официальный номер от Грегори и продолжателей его дела.

Согласно системе Веттштейна, маюскульные рукописи, известные уже достаточно долгое время, обозначаются в критических аппаратах заглавными буквами латинского и греческого алфавитов, а также одной буквой древнееврейского алфавита (א, алеф). Однако поскольку число найденных маюскульных рукописей превысило число букв во всех трех алфавитах (греческом, латинском, еврейском), вместе взятых, Грегори обозначил каждую маюскульную рукопись арабской цифрой, перед которой ставится нуль. Таким образом к настоящему времени учтено 310 маюскулов. Общее число минускульных рукописей, обозначаемых арабскими цифрами без предшествующего нуля, на момент написания этой книги составляло 2877.

Особый разряд греческих рукописей, включающий как маюскульные, так и минускульные рукописи (хотя общее число последних намного больше), выделен для лекционариев. Как уже упоминалось выше, лекционарии представляют собой литургические книги, содержащие фрагменты Священного Писания, читаемые во время богослужения в определенные дни церковного и гражданского календаря, которым соответствуют синаксарий и менологий. Несмотря на то, что уже каталогизировано 2432 новозаветных лекционариев, лишь некоторые из них подвергались текстологическому анализу. В системе Грегори лекционарии обозначаются латинской буквой «l», за которой следует число. Отдельно стоящее «l» обозначает евангельский лекционарии; «l a » обозначает лекционарии, содержащий тексты Деяний и посланий; «l +a » обозначает лекционарии, содержащий чтения из Евангелий, Деяний и посланий. (Чтения из Книги Откровения в греческих лекционариях отсутствуют.)

Можно упомянуть еще два вида письменных источников, имеющих отношение к тексту Нового Завета. Довольно короткие фрагменты шести новозаветных книг сохранились на острака, или глиняных черепках, использовавшихся неимущими людьми в качестве материала для письма. В качестве свидетелей новозаветного текста учтено 25 черепков, и иногда на них ссылаются при помощи обозначения готической или древнеанглийской буквы , за которой следует цифра. Наконец, довольно удивительный, но не представляющий особой текстологической важности источник по истории текста Нового Завета — это талисманы, которые, как считалось, приносили удачу. Подобные амулеты датируются разными эпохами: от IV в. до XII–XIII вв. Материалом амулетов могли быть пергамен, папирус, острака и дерево. Предрассудки, связанные с верой в талисманы, были распространены не только в языческом античном мире, но и среди христиан. Об этом мы можем судить по тому, что церковные иерархи многократно осуждали практику талисманов. Четыре каталогизированных амулета содержат текст молитвы «Отче наш», а пять других — различные стихи как Ветхого, так и Нового Заветов. Иногда их обозначают буквой , за которой следует номер в верхнем регистре.

Если забыть о талисманах и острака, на момент написания этой книги (2003 год) официальная статистика новозаветных рукописей по группам выглядит так:

Папирусы: 116

Маюскулы: 310

Минускулы: 2877

Лекционарии: 2432

Всего: 5735

При оценке значимости этих количественных данных о рукописях Греческого Нового Завета необходимы — в качестве своеобразного контраста — сведения о количестве рукописей, сохранивших для нас произведения тех авторов, которые писали в первые десятилетия нашей эры. Например, история Рима Веллея Патеркула (родился около 20 г. до н. э., умер после 30 г. н. э.) сохранилась до наших дней лишь в одной неполной рукописи, найденной в Мурбахском аббатстве (Эльзас) в 1515 г… На ее основании гуманист Беат Ренан подготовил editio princeps, опубликованное Фробеном в Базеле в 1520 г.; сама рукопись при этом была утрачена бесследно, однако перед этим с нее успел снять копию ученик Ренана, базельский гуманист Бонифаций Амербах. Последняя ныне хранится в библиотеке Базельского университета, где была обнаружена в 1834 г. филологом-классиком Иоганном-Каспаром Орелли. До сих пор ведутся споры о том, насколько адекватно эта рукопись и первое печатное издание отражают оригинальный текст Патеркула.

Литературное наследие известного римского историка Корнелия Тацита (расцвет деятельности около 100 г. н. э.) к началу эры книгопечатания дошли в весьма неудовлетворительном состоянии. Из четырнадцати книг его «Истории» до нас дошло четыре с половиной; из четырнадцати книг «Анналов» десять сохранились полностью и две частично. Текстом обоих трудов мы обязаны всего двум рукописям, IX и XI веков соответственно. Малые произведения Тацита известны нам по единственной, и притом не дошедшей до нас рукописи X века, с которой в XV веке были сделаны многочисленные копии.

Новозаветный текстолог может быть немало удивлен обилием своих источников в сравнении с приведенными цифрами. Более того, произведения многих античных авторов сохранились только в списках, сделанных в Средние Века (а часто и в позднее Средневековье), весьма далеко отстоящих от времени написания оригинала. В противоположность этому период времени, разделяющий написание текста Нового Завета и сохранивших его древнейших рукописей, относительно короток. Тысячелетний, а иногда и больший разрыв, между созданием оригиналов многих античных произведений и их списков, несопоставим со всего лишь столетним периодом, разделяющим древнейшие папирусные фрагменты Нового Завета и время его написания.

 

Для определения исходного текста Нового Завета текстолог может воспользоваться тремя группами источников: это греческие рукописи, древние переводы на другие языки и новозаветные цитаты у раннехристианских авторов. Поговорим о свидетелях текста из каждой группы.

 

I. Греческие новозаветные рукописи

Рукописи, о которых пойдет речь ниже, считаются наиболее важными из примерно 5700 греческих рукописей, содержащих весь Новый Завет или его часть. Они перечислены в привычном порядке: (1) папирусы, (2) маюскулы и (3) минускулы; внутри каждой из групп расположены в порядке, обозначенном по системе Грегори. При описании этих рукописей читатель встретит ссылки на различные типы текста, такие как александрийский, западный, кесарийский, койне или византийский; о том, что кроется за этими названиями ниже. Для рукописей, которые были опубликованы отдельным изданием, мы приводим имя издателя или составителя колляций; нужно иметь в виду, что более или менее полный список разночтений из других упомянутых здесь рукописей можно найти в обычных apparatus critici.

1. Важнейшие греческие папирусы Нового Завета [88]

p4, p64, p67.Когда эти папирусные фрагменты были вновь обнаружены и внесены в каталоги, исследователи не смогли опознать в них части одной и той же рукописи. Проведенное Скитом тщательное исследование показало, что все они происходят из однотетрадного кодекса, содержавшего четвероевангелие либо в каноническом (Мф, Мк, Лк, Ин), либо в так называемом «Западном» порядке (Мф, Ин, Лк, Мк).

p4 представляет собой части четырех листов с текстом начальных глав Лк; p64 — фрагмент отдельного листа со стихами из Мф 26; а p67 состоит из двух частей, первая из которых содержит Мф 3:9 и 3:25, а вторая Мф 5:20–22 и 5:25–28. Текст написан в две колонки по 36 строк в каждой. Среди ее важных особенностей следует отметить такую организацию текста, при которой каждый новый раздел (к примеру, новый эпизод) отмечен, во-первых, колоном, а во-вторых, выносом первой строки за левую границу колонки текста. Скит датировал эти папирусные фрагменты концом II века, следовательно, они относятся к древнейшей известной нам рукописи Четвероевангелия и показывают, что организованное членение текста возникло не позднее этого времени.

Существует две наиболее важных коллекции папирусных новозаветных рукописей. Первая была собрана в 1930–1931 гг. сэром Честером Битти (Chester Beatty), жившим тогда в Лондоне; она была издана сэром Фредериком Дж. Кеньоном и ныне хранится в названной именем Битти библиотеке, в пригороде Дублина. Другую коллекцию приобрел в 1955–1956 гг. женевский издатель и библиофил Мартин Бодмер (Bodmer).

p45. Первый из библейских папирусов Честера Битти, который обозначен как p45, объединяет отдельные части текста на 30 листах папирусной книги, тетради которой состоят из двух листов. Изначально кодекс состоял приблизительно из 220 листов, каждый размером примерно 25 на 20 см. Рукопись включала тексты всех четырех Евангелий и Деяний. На сегодняшний день тексты Евангелий от Матфея и Иоанна сохранились хуже остальных: от каждого осталось лишь по два фрагментированных листа. От остальных книг осталось 6 листов Евангелия от Марка, 7 листов Лк и 13 листов Деяний. Несколько коротких фрагментов этого кодекса, которые первоначально содержали лист Евангелия от Матфея, были обнаружены в венском собрании папирусов.

Издатель датировал эту рукопись первой половиной III столетия. Тип текста Евангелия от Марка относится скорее к кесарийской семье, чем к александрийскому типу или же западному типам текста. В других Евангелиях (где кесарийский тип не был полностью установлен) тип текста также определяют как средний между александрийским и западным. Что касается Деяний, то тип текста здесь бесспорно александрийский; в нем нет ни одного крупного разночтения из числа тех, что характерны для западного типа, хотя незначительные все же присутствуют.

p46. Второй папирус с библейским текстом Честера Битти, обозначенный p46, насчитывает 86 листов (все слегка повреждены) однотетрадного папирусного кодекса. Первоначально размер каждого листа был 28 на 16 см, а на 104 листах содержались тексты десяти посланий Павла в следующем порядке: Рим, Евр, 1 и 2 Кор, Ефес, Гал, Флп, Кол, 1 и 2 Фес. Этот кодекс был написан раньше, чем p45, приблизительно в 200 г. В настоящее время отсутствуют отдельные места из Рим и 1 Фес, а 2 Фес — полностью. Пастырские послания, возможно, никогда не входили в этот кодекс, поскольку для них просто не хватило бы места на листах, которых не хватает в конце. (Поскольку это документ, представляющий одну тетрадь, количество листов, отсутствующих в начале и конце, может быть вычислено довольно точно). Из 86 сохранившихся листов тридцать хранятся в библиотеке Мичиганского университета.

Кроме перестановки местами Гал и Еф, этот папирус включает анонимное Послание к Евреям в число Павловых посланий, которые расположены в порядке уменьшения размера текста. Рукопись p46 замечательна еще и тем, что доксология в Послании к Римлянам, которая во многих ранних рукописях стояла в конце 14 главы, здесь помещена в конце 15-й (см. рис. 7). В целом папирус ближе к александрийскому типу текста, чем к западному.

Рис. 7. Папирус II (p46, III в.) из собрания Честера Битти. Дублин, музей Честера Битти. Рим. 15:29–33; 16:25–27, 1–3. (). Размер оригинала 22,5×9 см.

p47. Третий библейский папирус Честера Битти с сиглой p47 включает десять слегка поврежденных листов кодекса с Книгой Откровения. Размер листа документа 24 на 14 см. Предположительно исходно кодекс содержал 32 листа, и лишь средняя часть его с текстом 9:10–17:2 сохранилась до наших дней. Датируется он серединой или второй половиной III в. В целом текст p47 имеет большее сходство с Синайским кодексом, чем с любой другой рукописью, хотя в некоторых случаях его можно характеризовать как совершенно самостоятельный.

p52. Размеры листа этого папируса столь же малы (64 на 89 мм), как и его объем (всего лишь несколько стихов из Евангелия от Иоанна: 18:31–33, 37–38). Тем не менее этот папирусный фрагмент является самым древним списком Нового Завета, известным на сегодняшний день. Хотя Бернард П. Гренфелл (Grenfell) обнаружил этот папирус в Египте еще в 1920 г., он пролежал незамеченным среди таких же папирусных обрывков вплоть до 1934 г., когда К. X. Робертс, член оксфордского Сент-Джонс-Колледжа, разбирая неопубликованные папирусы из коллекции манчестерской библиотеке Джона Райлендс (John Rylands Library), обнаружил, что этот документ сохранил несколько предложений из Евангелия от Иоанна. Не дожидаясь окончания работы над всем собранием разнородных документов, Робертс издал брошюру, где был приведен текст и описание данного фрагмента, а также ставился вопрос о его ценности.

Основываясь на палеографии документа, Робертс датировал его первой половиной II в. Хотя многие ученые не решались предположить, что этот отрывок мог быть написан так рано, некоторые авторитетные специалисты, такие как сэр Фредерик Дж. Кеньон, В. Шубарт, сэр Гарольд И. Белл, Адольф Дейссманн, Ульрих Вилькен и Уильям Г. П. Хэтч поддержали точку зрения Робертса.

Хотя количество сохранившегося текста весьма невелико, в качестве свидетельства этот маленький кусочек папируса весит не меньше целого кодекса. Как Робинзон Крузо, который по единственному отпечатку ноги на песке смог определить, что рядом с ним на острове находится другой, и притом двуногий, человек, так и p52 доказывает, что четвертое Евангелие читалось и переписывалось в первой половине II столетия в провинциальном городке на берегу Нила, удаленном на сотни километров от места написания этого текста (малоазийский Эфес). Если бы о существовании этого отрывка в середине XIX века знали новозаветники из тюбингенской школы, основанной блестящим профессором Фердинандом Христианом Бауром, то для их выводов о том, что четвертое Евангелие написано не ранее 160 г., не было бы никаких оснований.

p66 После папирусов, купленных Честером Битти, наиболее удачным приобретением новозаветных рукописей считается собрание женевского библиофила и гуманиста Мартина Бодмера, основателя Бодмерской библиотеки всемирной литературы в Колоньи, пригороде Женевы. Один из старейших отрывков греческого Нового Завета содержится в папирусном кодексе Евангелия от Иоанна (папирус Бодмера II), который был издан в 1956 г. Виктором Мартэном (Martin), профессором классической филологии в Женеве. По мнению издателя, рукопись относится примерно к 200 г. Размер листа 15 на 14 см. Этот папирусный кодекс состоит из шести тетрадей, от которых сохранилось 104 страницы. Документ содержит текст Ин 1:1–6,2 и 6:35b-14:15. Со временем Бодмер приобрел еще 46 страниц этого же кодекса, которые были опубликованы Мартэном в 1958 г. в качестве приложения. Поскольку большинство из этих фрагментов малы по размеру, а некоторые представляют собой не более, чем мелкие клочки, то и объем сохранившегося текста Ин 14–21 невелик.

Текст p66 является смешанным. В нем переплетаются характерные элементы александрийского и западного типов. Примечательно, что эта рукопись насчитывает около 440 исправлений, сделанных между строк, над стертыми местами и на полях. По всей видимости, в большинстве случаев писец исправил собственные ошибки, которые допустил по небрежности. Однако часть исправлений предполагает использование другой рукописи, по которой проводилась правка текста. Несколько отрывков содержат уникальные чтения, которые отсутствуют во всех других рукописях. В Ин 13:5 при описании того, как Иисус омыл ноги учеников, автор использует весьма своеобразное слово: по тексту p66 Иисус взял не «умывальницу» (νιπτήρα, а «умывальницу для ног» (ποδονιπτήρα). В Ин 7:52 наличие определенного артикля в достаточно трудном для понимания месте подтверждает тот смысл, наличие которого предполагали ученые, а именно: «Исследуй [Писание] и ты увидишь, что из Галилеи не приходит Пророк».

p72. Самые ранние из известных — Послание Иуды и два послания Петра — включены в другой папирусный кодекс, приобретенный М. Бодмером и изданный Мишелем Тестюзом (Michel Testuz) в 1959 году. Эта рукопись, которую издатель датирует III в., содержит разнообразные документы, расположенные в следующем порядку: Рождество Марии, апокрифические послания Павла к Коринфянам, 11 псалом Соломона, Послание Иуды, проповедь Мелитона на Пасху, фрагмент песнопения, Апологию Филея, псалмы 33–34 и два послания Петра. Сравнительно малый размер кодекса (15 на 14,5 см) заставил издателя предположить, что он был написан для частного пользования, а не для чтения во время церковных служб. По всей видимости, в написании рукописи принимали участие четверо писцов. Особенности текста 1 Пет прямо указывают на его принадлежность к александрийской группе, в особенности к Александрийскому кодексу.

p74. Папирус Бодмера XVII, изданный Родольфом Кассером (Kasser) в 1961 г., представляет собой крупный по размеру папирусный кодекс, датируемый VII в. Первоначально кодекс насчитывал 264 страницы, размером 33 на 20 см. До наших дней он дошел в довольно плохом состоянии с многочисленными лакунами. Мы располагаем лишь отдельными отрывками текста Деян, Иак, 1 и 2 Пет, 1–3 Ин и Иуд. Тип текста данного папируса в целом совпадает с александрийскими свидетелями.

p75. Еще одна ранняя библейская рукопись, приобретенная Бодмером, представляет собой однотетрадный кодекс с текстами Евангелий от Луки и Иоанна. Из первоначального количества страниц (144) размером 26 на 13 см в кодексе сохранились, частично или полностью, 102 страницы. Текст рукописи выполнен четким и красивым маюскульным письмом, похожим на письмо p45, хотя с менее выраженным дуктом. Издатели этого документа, Виктор Мартэн и Родольф Кассер, определили, что он написан в период между 175 и 225 г. Таким образом, эта рукопись является самым ранним из имеющихся на сегодня списков Евангелия от Луки и одним из самых ранних списков Евангелия от Иоанна. Написание имени «Иоанн» в рукописях любопытным образом меняется. В Лк оно неизменно пишется с одной ν (Ἰωάνης), и в начале Ин это правило также соблюдается. В Ин 1:26, однако, между строк над а и ν появляется второе ν (как и в 10:40). После этого геминация ν проявляется, кроме 3:27, где (возможно из-за невнимательности) писец вернулся к старой форме.

Невозможно переоценить текстологическую значимость этого свидетеля, поскольку форма текста очень близка Ватиканскому кодексу.Это единственный греческий свидетель, который в отдельных местах весьма близок саидскому переводу и подтверждает подлинность нескольких любопытных чтений. Так, в Ин 10:7 вместо традиционного текста «Я дверь для овец», p75 заменяет «дверь» (ἡ θύρα) на «пастух» (ὁ ποιμήν). Еще более примечательной является вставка в Лк 16:19, где в рассказе Иисуса о богаче и Лазаре после слова πλούσιος появляется ὀνόματι Νευης (см. рис. 8). В саидский текст попала характерная для древних катехизаторов Коптской церкви традиция, о том, что богача, имя которого стало нарицательным для всех распутных богачей, звали «Ниневия». Писец p75 наверняка знал об этом, и лишь благодаря случайной гаплографии написал «Неве» вместо «Ниневия» (Νευης вместо Νινευης).

Рис. 8. Папирус Бодмера XIV (p75, между 175 и 225 г.). Колоньи/Женева. Лк 16:9-21. Имя богача находится в восьмой строке снизу (). Размер оригинала 26×13 см.

p115. Эта плохо сохранившаяся рукопись Апокалипсиса была недавно опубликована в собрании оксиринхских папирусов под номером 4499. Она состоит из 26 фрагментов, относящихся к девяти разным страницам. Мы не можем определить, содержались ли в исходной рукописи какие-либо иные тексты, помимо Откр. Фрагменты палеографически датируются концом III — началом IV века, таким образом, делая p115 одним из древнейших свидетелей для текста Апокалипсиса: чуть старше, чем Синайский кодекс, но моложе чем p47. Более важным является то обстоятельство, что фрагменты содержат весьма качественный текст. Они часто совпадают с чтениями кодексов A и C, что делает p115 «древнейшим представителем текстуального типа A C, более чем на сто лет предваряющим появление этих кодексов»; он довольно часто поддерживает те текстуальные варианты A, которые, по-видимому, представляют собой древнейшую форму текста.

Среди многих интересных особенностей p115 можно отметить то, как в этом папирусе передается стих Откр 13:18. В большинстве рукописей число Антихриста — 666. Однако в p115 мы встречаем число 616, что совпадает с чтением кодекса C и рукописной традицией, которой пользовался Ириней Лионский. (Интересно заметить, что если «Кесарь Нерон» написано еврейскими буквами, то сумма их числовых значений даст 666; в том случае, если опускается факультативный нун в конце имени Нерона, числовое значение меняется на 616.) По мнению Дэвида Паркера, в некоторых случаях чтения этого фрагментированного папируса должны повлиять на выбор текстуальных вариантов для последующих печатных изданий Нового Завета.

2. Важнейшие греческие маюскульные рукописи Нового Завета

א Первенство в списке новозаветных рукописей по традиции занимает кодекс греческой Библии IV в., обнаруженный в середине XIX в. Константином фон Тишендорфом в монастыре св. Екатерины на горе Синай. Отсюда название кодекса — Синайский. Когда-то он содержал полный библейский текст, написанный красивым маюскулом (см. рис. 2) и расположенный в четырех столбцах на каждой странице. Размер каждой страницы составляет 38 на 34 см. Текст Ветхого Завета не сохранился полностью до наших дней — отдельные его части утрачены навсегда, но, к счастью, новозаветный текст уцелел полностью, более того: Синайский кодекс является единственной полной греческой маюскульной рукописью Нового Завета.

История обнаружения этого памятника поистине удивительна и заслуживает более подробного рассказа. В 1844 г., не достигнув и тридцати лет от роду, Тишендорф, приват-доцент Лейпцигского университета, отправился в длительное путешествие по Ближнему Востоку в поисках библейских рукописей. Во время посещения монастыря св. Екатерины на горе Синай он случайно увидел несколько листов пергамена в корзине для мусора, предназначенного для растопки монастырской печи. Внимательно рассмотрев листы, Тишендорф определил, что они являются частью списка Септуагинты с текстом Ветхого Завета, написанного ранним греческим маюскулом. Ученый извлек из корзины не менее 43 таких же листов. Один из монахов мимоходом заметил, что две корзины с подобными листами уже отправлены в топку! Спустя некоторое время, когда Тишендорфу показали другие части этого же кодекса (содержащие всего Исайю и 1 и 4 Маккавейские книги), ученый предупредил монахов, что подобные документы слишком ценны, чтобы их жечь. 43 листа, которые Тишендорфу позволили взять с собой, включали Первую книгу Царств, книги пророков Иеремии, Неемии и Ездры. По возвращении в Европу ученый передал их в университетскую библиотеку Лейпцига, где они хранятся по сей день. В 1846 г. он опубликовал текст кодекса, дав ему название Codex Frederico-Augustanus (в честь короля Саксонии Фредерика-Августа, государя и покровителя Тишендорфа).

В 1853 г. Тишендорф вторично посетил монастырь св. Екатерины в надежде приобрести остальные части кодекса. Однако восторг Тишендорфа по поводу обнаружения рукописи насторожил монахов, и он не смог узнать о рукописи ничего нового. В 1859 г. поиски вновь привели его на Синай, на этот раз он пользовался покровительством русского царя Александра II. За день до своего отъезда он подарил монастырскому эконому том Септуагинты, изданный им в Лейпциге. После этого настоятель заметил, что у него также имеется список Септуагинты, и извлек из шкафа в своей келье завернутую в красную ткань рукопись. Глазам изумленного ученого предстало сокровище, которое он жаждал увидеть так много лет. Пытаясь скрыть свои чувства, Тишендорф как бы между прочим попросил разрешения взглянуть на рукопись еще раз в тот же вечер. Разрешение было получено, и, возвратившись в свою комнату, Тишендорф всю ночь изучал рукопись, ибо, как заявил в дневнике (который он, будучи человеком ученым, вел на латыни), quippe dormire nefas videbatur («заснуть казалось делом кощунственным»). Тотчас же обнаружилось, что рукопись содержала гораздо больше, чем Тишендорф мог от нее ожидать, ибо в кодексе присутствовала не только значительная часть Ветхого Завета, но и полный текст Нового Завета (и притом в идеальном состоянии!) а также два раннехристианских произведения II в. — послание Варнавы (которое до середины XIX века имелось лишь в плохом латинском переводе) и большой отрывок из Пастыря Гермы, дотоле известного вообще лишь по названию.

На следующее утро Тишендорф попытался купить столь ценную рукопись, но ему было отказано. Тогда он попросил разрешения взять документ на время в Каир для изучения, но этому воспротивился монах, в чьем ведении находилась алтарная тарелка для сбора пожертвований, и ученому пришлось уехать ни с чем.

Позднее, находясь в Каире, где у синайских монахов было подворье, Тишендорф своей настойчивостью упросил настоятеля монастыря св. Екатерины, который в тот момент, по счастью, оказался в Каире, послать за документом. Быстрые бедуинские гонцы доставили рукопись из монастыря, и Тишендорф наконец получил возможность переписать ее, тетрадь за тетрадью — иными словами, имея в своем распоряжении не более восьми листов за один раз. В Каире обнаружилось двое немцев, книготорговец и аптекарь, которые немного знали греческий язык. Они помогли Тишендорфу переписать рукопись: ученому оставалось лишь тщательно проверять скопированный помощниками текст. За два месяца они скопировали 110.000 строк текста.

Следующим этапом переговоров стало осуществление того, что можно эвфемистически назвать «церковной дипломатией». В то время освободилось место игумена монастыря св. Екатерины (занимавший его являлся одновременно и предстоятелем всей Синайской церкви). Тишендорф предложил монахам преподнести какой-либо подарок русскому царю как покровителю православной церкви — ведь на его участие в процессе подбора и назначения нового игумена монахи возлагали большие надежды. А какой подарок мог более соответствовать случаю, если не древняя рукопись? После весьма продолжительных переговоров бесценный кодекс был вручен Тишендорфу для публикации в Лейпциге и преподнесения русскому императору от имени монахов. На Востоке принято преподносить ответный подарок (ср. Быт 23, где Ефрон «отдает» Аврааму поле для места погребения, а Авраам тем не менее платит за землю 400 сиклей серебра). Русский царь, в свою очередь, подарил монастырю серебряную раку для мощей св. Екатерины, семь тысяч рублей на поддержание Синайской библиотеки, две тысячи рублей каирскому подворью, а также пожаловал высокопоставленным монахам несколько русских орденов (врученных по тому же принципу, по какому присуждаются почетные степени). В 1862 г., когда праздновалось тысячелетие основания Российского государства, было выпущено роскошное издание текста рукописи в четырех томах. Кодекс издали на казенные деньги и напечатали в Лейпциге особым шрифтом, который был отлит таким образом, чтобы до малейших деталей воспроизвести особенности каждой строки оригинала.

Окончательная публикация кодекса была осуществлена в XX в., когда издательство Оксфордского университета выпустило факсимильное издание по фотографиям, сделанным профессором Кирсоппом Лейком (Новый Завет, 1911; Ветхий Завет, 1922). После революции в России советское правительство, нуждаясь в деньгах и не интересуясь Библией, договорилось с попечителями Британского музея о продаже кодекса за 100.000 фунтов стерлингов (немногим больше, чем 500.000 долларов по тогдашнему курсу). Британское правительство взяло на себя обязательство обеспечить половину требуемой суммы, тогда как другая половина собиралась по подписке, из пожертвований и вкладов заинтересованных в покупке американцев, а также частных лиц и отдельных религиозных общин по всей Британии. За несколько дней до Рождества 1933 года рукопись была перевезена под охраной в Британский музей. Тщательное палеографическое исследование рукописи проведено сотрудниками музея, Г. Дж. М. Милном (Milne) и Т. К. Скитом (Skeat), а его результаты опубликованы в книге под названием «Scribes and Corrections of Codex Sinaiticus» («Писцы и правщики Синайского кодекса»), London, 1938. При этом выяснилось много нового. Например, применение новых технических методов, а именно использование ультрафиолетовых ламп, позволило Милну и Скиту обнаружить, что после Ин 21:24 писец начертил две декоративные линии (коронис) в нижней части столбца с текстом и сделал запись о том, что текст Евангелия от Иоанна завершен. (Такие же декоративные линии и записи появляются в рукописи в конце каждой книги.) Спустя некоторое время тот же самый писец смыл запись с пергамена и добавил заключительный стих (ст. 25), вторично нарисовав коронис в соответствующем месте ниже первого (см. рис. 9).

В 1975 году произошло то, что сам Скит назвал последней главой в романтической истории, приключившейся с Синайским кодексом. В монастыре св. Екатерины была обнаружена запертая до тех пор комната, в которой хранились бесценные произведения искусства и более тысячи рукописей на разных языках, из который 836 были греческими. При разборе последних было найдено 12 целых листов Синайского кодекса и еще некоторое число фрагментов. Завершив предварительный обзор вновь найденного материала, профессор Панайотис Никопулос, хранитель рукописей в Национальной библиотеке в Афинах, совместно с экспертами в области консервации манускриптов начали собирать рабочую группу из ученых Греции для проведения всех необходимых работ.

Тип текста, представленный в Синайском кодексе, в целом принадлежит александрийской группе, но также содержит определенный пласт разночтений из западной группы. Перед тем как кодекс покинул скрипторий, несколько писцов вычитали его текст, проделав работу корректора, или, по-гречески διορθωτής. Чтения, за вставку которых ответственны справщики, в критическом аппарате обозначались как אa. Позднее (возможно, в VI или VII в.) группа корректоров, работая в Кесарии, внесла в тексты Нового и Ветхого Заветов большое количество исправлений. По этим чтениям, обозначенным буквами אca и אcb, можно судить о том, что текст пытались править по другому образцу. Согласно сведениям, приведенным в колофоне в конце книг Ездры и Эсфирь, за этот образец была принята «очень древняя рукопись, которую исправлял своей рукою св. мученик Памфил».

A. Этот красивый кодекс, который датируют приблизительно V в., содержит текст Ветхого Завета, за исключением нескольких испорченных мест, и большей части Нового Завета (Евангелие от Матфея утрачено от начала и вплоть до стиха 25:6, а также листы, на которых находился текст Ин 6:50-8:52 и 2 Кор 4:13–12:6). В 1627 г. этот кодекс был подарен Константинопольским патриархом Кириллом Лукарисом английскому королю Карлу I. В настоящее время Александрийский и Синайский кодексы занимают видное место в витрине отдела рукописей Британского музея. Фоторепродуцированное издание кодекса осуществлено в 1879–1883 гг. по инициативе Британского музея. За осуществление проекта отвечал Э. М. Томпсон (Thompson), и впоследствии Фр. Кеньон (Kenyon) выпустил уменьшенное факсимильное издание Нового Завета (1909 г.) и отдельных частей Ветхого Завета.

Качество новозаветного текста, сохранившегося в Александрийском кодексе, разнится от книги к книге. В Евангелиях он представляет собой древнейший образец византийского типа, который считается наименее ценным. В остальных новозаветных книгах (их писец, по всей видимости, переписывал с одной рукописи, а Евангелия — с другой) тип текста совпадает с B и א и является александрийским.

B. Одной из самых ценных рукописей греческой Библии по праву считается Ватиканский кодекс. Как подсказывает само название, рукопись хранится в Ватиканской библиотеке в Риме, куда попала не позднее 1475 г., так как ее упоминает самый первый каталог библиотечных сокровищ, составленный в этом году. По причинам, которые так и остались загадкой, на протяжении большей части XIX в. руководство библиотеки чинило бесконечные препятствия ученым, желавшим детально изучить рукопись. Лишь в 1889–1890 гг. появление полного факсимильного издания, осуществленного Джузеппе Коцца-Луци (Cozza-Luzi), сделало рукопись доступной для изучения. Еще одно факсимильное издание Нового Завета вышло в свет в Милане в 1904 г..

Рукопись была написана в середине IV в. и содержала книги Нового и Ветхого Заветов, так же, как и некоторые апокрифы, за исключением Маккавейских книг. В кодексе на сегодняшний день имеются три лакуны: в начале отсутствуют почти 46 глав Книги Бытия; утрачено примерно 30 псалмов, потеряны также и заключительные страницы кодекса (Евр 9:14, 1 и 2 Тим, Тит, Филимон и Апокалипсис).

Рукопись написана мелким и изящным маюскулом, совершенно простым и незатейливым. К сожалению, красоту оригинального письма испортил позднейший корректор, который заново обвёл каждую букву, не тронув лишь те слова и буквы, которые считал неправильными. Полное отсутствие украшений в Ватиканском кодексе обычно служит доказательством того, что он несколько старше Синайского кодекса. С другой стороны, некоторые исследователи считают, что обе эти рукописи были в числе 50 списков, которые император Константин поручил написать Евсевию ( выше). Т. К. Скит даже выдвинул предположение, что Ватиканский кодекс был среди этой полусотни списков своего рода бракованным экземпляром: в нем неполны таблицы Евсевия и присутствует большое количество исправлений, внесенных различными писцами; а также, как сказано выше, в нем нет Маккавейских книг, которые были пропущены, скорее всего, по невнимательности переписчика. Был ли этот кодекс браком в работе или нет, мы не знаем, однако многие ученые считают представленный в нем текст блестящим образцом александрийского типа текста Нового Завета.

Подобно другим новозаветным рукописям, в Ватиканском кодексе текст Нового Завета делится на своеобразные главы. Однако их система, по всей видимости, древнее той, что широко представлена в остальных пергаменных списках Нового Завета: так, в посланиях не предусмотрено место для 2 Петр, и следовательно, эта система деления на главы появилась когда это послание еще не вошло в канон. Кроме этого, в посланиях Павла нумерация глав является сквозной: она начинается с Рим, и счет не начинается заново в каждом отдельном послании (как это мы видим в других рукописях). В Ватиканском кодексе Послание к Евреям следует за посланиями к Фессалоникийцам; несмотря на это, порядок нумерации глав показывает, что в рукописи, с которой переписывался кодекс, оно находилось сразу после Послания к Галатам (ср. порядок, в котором расположены послания в p46).

C. Название «кодекс Ефрема» было дано греческой библейской рукописи V в., первоначальный текст которой, как было замечено выше в гл. I, был стерт в XII в., и многих листы его использованы повторно для того, чтобы записать на них греческий перевода 38 аскетических трудов — трактатов или проповедей — св. Ефрема, сирийского отца церкви IV в. Применив химические реагенты, путем долгой и кропотливой работы Тишендорф сумел прочесть почти весь исходный текст, практически уничтоженный при повторном использовании пергамена. От всего текста Ветхого Завета осталось лишь 64 листа, тогда как от Нового — 145 листов (что составляет 5/8 от его предполагаемого общего объема) с отрывками текста из всех книг, за исключением 2 Фес и 2 Ин.

Хотя рукопись относится к V в., для текстуальной критики он представляет собой куда меньшую ценность, чем можно предположить. Текст его, как оказывается, представляет собой контаминацию основных текстуальных типов, часто соглашается со второстепенными александрийскими свидетелями, а кроме того — с поздними рукописями койне или византийского типа, который большинство ученых считают наименее значимым из всех типов новозаветного текста. В рукопись вносили исправления два корректора, на которых ссылаются как на С2 или Сb и С3 или Сc соответственно. Первый из них, вероятно, жил в Палестине в VI в., а второй в Константинополе в IX в.

D. Кодекс Безы, или Codex Cantabrigiensis, отличается от всех перечисленных ранее рукописей во многих отношениях. Этот кодекс подарил в 1581 г. библиотеке Кембриджского университета Теодор Беза, известный французский ученый, возглавивший Женевскую церковь после Кальвина. Данный документ датируют V или VI в. В него вошла значительная часть текстов четырех Евангелий и Деяний, а также небольшой фрагмент из 3 Ин. Греческий и латинский тексты расположены друг напротив друга справа и слева на каждом развороте соответственно. Текст на странице расположен в один столбец, но не единым блоком — он разделен на строки разной длины, соответственно синтаксическому и смысловому членению текста: то слово, на которое падает смысловое ударение, всякий раз оказывается в конце строки. Евангелия расположены в так называемом западном порядке, т. е. вначале идут Евангелия апостолов, а затем их спутников (Матфей, Иоанн, Лука и Марк). В каждой книге первые три строки написаны красными чернилами, а приписки в конце каждой книги сделаны поочередно красными и черными чернилами. В 1864 г. Ф. Г. Скривенером (Scrivener) было выпущено тщательно подготовленное издание этой рукописи с полными аннотациями, а в 1899 г. в издательстве Кембриджского университета вышла в свет красивая факсимильная репродукция всей рукописи. В 1992 г. университет также выпустил другую книгу, которая и для будущих поколений останется непревзойденным по своей глубине кодикологическим исследованием рукописи. Дэвид Паркер, британский ученый из Бирмингема, изложил результаты своих изысканий в пяти категориях: палеография, писец и традиция, корректоры, двуязычная традиция, происхождение и история текста.

Ни одна из других известных рукописей не отличается столь существенно и во многом от того, что принято считать стандартным новозаветным текстом. Характерной чертой Кодекса Безы является свободное добавление или случайный пропуск слов, предложений и целых эпизодов. Так, в главе 6 Евангелия от Луки стих 5 следует после стиха 10, а между стихами 4 и 6 находим следующее описание: «В тот же день, увидев, как некто работает в субботу, Он [Иисус] сказал ему: „Человек, если ты знаешь, что делаешь, то ты блажен, если же нет, то ты осужден как преступивший закон“» (см. рис. 10). Хотя данный отрывок, который не встречается более ни в одной рукописи, нельзя отнести к оригинальному тексту Луки, он вполне может сохранять аутентичную традицию I в. о «многом другом, что совершал Иисус», но о чем не было написано в Евангелиях (см. Ин 21:25). В описании последней вечери у Лк 22:15–20 этот кодекс (наряду с некоторыми латинскими и сирийскими источниками) опускает последнюю часть 19 стиха и весь 20 стих: таким образом, исчезает всякое упоминание о второй чаше, которую Иисус взял после вечери, и порядок совершения таинства изменяется на противоположный (сперва чаша, затем хлеб). В Лк 23:53 находим дополнительные сведения об Иосифе Аримафейском, который, положив тело Иисуса в гробницу, высеченную в скале, «придвинул к ней [большой] камень, который двадцать человек еле могли катить».

Рис. 10. Codex Bezae Cantabrigiensis (D, V в.). Университетская библиотека, Кембридж. Лк 5:38-6:9 (с аграфоном Иисуса, строки 16 слл. Размер оригинала 25×21,5 см.

Есть и другой примечательный отрывок, принципиальным свидетелем текста для которого является Кодекс Безы поддерживаемый другой маюскульной рукописью Ф, старолатинским и кьюртоновским сирийским переводами, а также несколькими списками Вульгаты. Все они содержат после Мф 20:28 большое дополнение:

«Вы же следите за тем, чтобы возвеличиться из малого и уменьшиться из большего. Когда вы входите в дом и вас приглашают отобедать, не возлегайте на местах выдающихся, дабы не пришел кто-то более достойный, чем ты, и позвавший тебя на пир не сказал бы тебе „Спустись ниже“, и ты был бы пристыжен; но если ты займешь худшее место, и придет некто менее достойный, чем ты, скажет тебе позвавший тебя на пир „Поднимись выше“, и будет тебе это на благо» [119] .

Наиболее существенное отличие Кодекса Безы от всех других свидетелей касается текста Деяний Апостолов, который на одну десятую длиннее общепринятого текста. Так, в Деян 12:10 говорится, что в тюрьму, куда был посажен Петр, с улицы вели семь ступенек. В Деян 19:9 также добавляется новая деталь: находясь в Эфесе, Павел проповедовал в училище Тиранна ежедневно «с пятого часа до десятого», или, по нашему счету, от 11 до 16 часов, то есть в то время, когда сам ритор Тиранн занятий не проводил. В постановлении, который вынес Апостольский собор около 50 г., эта рукопись пропускает один из четырех запретов — требование воздерживаться от удавленины, а в конце прибавляется (Деян 15:20 и 29) «золотое правило» в отрицательной форме.

Приведенных выше примеров достаточно, чтобы показать, что свобода в обращении с текстом является отличительной чертой того текстуального типа — западного, — наиболее ярким свидетелем которого является Кодекс Безы. Эта билингва привлекла к себе наибольший интерес ученых, особым объектом которого стали те места, где греческий текст расходится с параллельным латинским или где оба текста или какой-либо один отклоняется от свидетельства других рукописей. При этом единодушия в решении многих вопросов, которые встают при изучении этого памятника, по-прежнему нет.

D p . Обозначение Dp (иногда D2) относится к Клермонтскому кодексу (codex Claromontanus) VI в., в который входят только послания Павла (включая и Послание к Евреям). Как и Кодекс Безы (в котором посланий Павла нет), Dp является двуязычной греко-латинской рукописью, где греческий текст размещен на левой стороне и разбит так, что конец каждой строки совпадает со смысловой паузой. Выявлено участие минимум девяти корректоров; из них четвертый, живший в IX в., расставил диакритические знаки (ударения и придыхания). Текст этой рукописи, как и Кодекса Безы, относится к западному типу. Стоит отметить, однако, что западные разночтения в посланиях не столь разительны, как в Евангелиях и Деяниях. Издан в 1852 г. Тишендорфом.

E. Базельский кодекс (codex Basiliensis), написанный в VIII в., включает тексты четырех Евангелий на 318 листах. Как можно судить по названию, хранится в библиотеке университета Базеля в Швейцарии. Рукопись отражает византийский тип текста (см. рис. 6).

Е a (также обозначается как Е2). Некогда принадлежавшая английскому церковному реформатору и архиепископу Кентерберийскому Уильяму Лауду рукопись ныне хранится в Бодлеянской библиотеке, и по имени прежнего владельца называется codex Laudianus 35. Датируется концом VI или началом VII в.; содержит Деяния Апостолов на латинском и греческом языках. Текст разбит на очень короткие строки длиной не более трех слов; латинский текст расположен в левой колонке. Рукопись представляет смешанный тип текста, который во многом совпадает с Кодексом Безы, но в большей степени отражает византийский тип. Это самая древняя из известных рукописей, в которой содержится исповедание веры эфиопа (Деян 8:37; см. рис. 11). Тишендорф опубликовал эту рукопись в 1870 г.

Рис. 11. Codex Laudianus (Ea, VI или VII в.). Бодлеянская библиотека, Оксфорд; Деян 8:36–38 (древнейшее свидетельство в пользу стиха 8:37). Размер оригинала 25,5×20,5 см.

E p (также обозначается как E3). Сенжерменский кодекс (codex Sangermanensis), хранящийся в Санкт-Петербурге, содержит послания Павла на греческом и латинском языках, тексты которых расположены на противоположных страницах. Этот документ был переписан в IX или X в. с Клермонтского кодекса и поэтому самостоятельной ценности не представляет.

F. Борилианский кодекс (codex Boreelianus) хранится с 1830 г. в университетской библиотеке в Утрехте. Некогда принадлежал Иоганнесу Борилю, голландскому послу при дворе английского короля Иакова I. В его состав входят тексты четырех Евангелий (с большими лакунами). Текст кодекса, датируемого IX в., является типично византийским.

F p (также обозначается как F2). Данный кодекс IX в. (codex Augiensis) включает послания Павла, текст которых приводится параллельно на греческом и латинском языках (Послание к Евреям только на латинском). Когда-то рукопись принадлежала монастырю Рейхенау близ Констанца, называвшемуся по-латыни Augia Maior, отсюда ее название. В настоящее время она хранится в кембриджском Тринити-колледже. Текст кодекса, изданный Скривенером в 1859 г., принадлежит к западному типу.

G. кодекс Вольфа A (codex Wolfii A) также называют кодексом Харли или Гарлеянским (codex Harleianus). Он относится к IX в. и содержит четыре Евангелия с большим количеством лакун. Кодекс был привезен с Востока Эндрю Э. Зейдлем (Seidel) в XVII в.; позднее его приобрел И.-Хр. Вольф и в 1723 г. издал несколько отрывков из него. Впоследствии кодекс стал частью библиотеки Роберта Харли, и вместе с нею стал частью Британского музея, ныне в Британской библиотеке. Тип текста рукописи византийский.

G p (также обозначается как G3). Бёрнеров кодекс (codex Boernerianus), некогда принадлежавший лейпцигскому профессору Хр. — Фр. Бёрнеру, в настоящее время хранится в Дрездене. Кодекс датируют IX в. Он включает тексты посланий Павла на греческом языке и их буквальный перевод на латинский, написанный между строк. За Посланием к Филимону следует заголовок для последующего Послания к Лаодикийцам, но сам текст апокрифического послания отсутствует. Текст данной рукописи во многом близок тексту Fp, так, возможно, что они непосредственно или опосредованно восходят к одному архетипу. Кодекс имеет много общих черт с рукописью Δ из монастыря св. Галла и, как полагают, был написан в этом монастыре кем-то из ирландских монахов, перебравшихся в эти земли. В нижней части листа 23 присутствуют восемь стихотворных строк на ирландском языке, в которых говорится о паломничестве в Рим:

H. Кодекс Вольфа В был привезен с Востока вместе с кодексом G и тоже принадлежал И.-Хр. Вольфу. Его последующая судьба становится в точности известной лишь с 1838 г. когда рукопись попадает в Гамбургскую библиотеку. Кодекс написан в IX или X в. и содержит четыре Евангелия с многочисленными лакунами. Текст принадлежит к византийскому типу.

H a (его также обозначают Н2). Мутинский кодекс (codex Mutinensis) представляет собой список IX в. с текстом Деяний Апостолов (часть текста объемом примерно в семь глав отсутствует). Рукопись хранится в библиотеке великого герцога в Модене. Текст документа является представителем византийского типа.

H p (также H3). Коаленовский кодекс (codex Coislinianus) является важнейшим документом с текстом Деяний Апостолов; написан очень крупным почерком, длина строки составляет несколько слов. Текст принадлежит к александрийскому типу. Написанная не ранее VI в. рукопись принадлежала афонской Великой Лавре, и когда она начала ветшать и распадаться, ее листы использовались как переплетный материал для нескольких других рукописей. В настоящее время известно, что сохранился 41 лист этого документа, причем хранятся они в библиотеках Парижа, Петербурга, Москвы, Киева, Турина и горы Афон. В Послании к Титу сделана приписка, в которой сообщается, что рукопись исправлялась по списку, хранящемуся в Кесарийской библиотеке и переписанному рукой самого св. Памфила. Текст Коаленовского кодекса расположен в соответствии с колометрическим изданием посланий, подготовленным Евфалием (или Евагрием), которое содержится в нескольких других рукописях ( выше).

I. Вашингтонский кодекс содержит послания Павла; находится в Музее Фрира при Смитсоновском институте. Первоначально рукопись насчитывала около 210 листов, из которых сохранилось 84 во фрагментах. Ученые датируют этот документ V или VI в. В него входят отрывки из посланий Павла, за исключением Послания к Римлянам (Евр расположено после за 2 Фес). Текст рукописи, изданный в 1921 г. Сандерсом, является хорошим примером текста александрийской группы и стоит ближе к א и A, чем к B.

K. Кипрский кодекс (codex Cyprius), датированный IX в., представляет собой полный список четырех Евангелий и отражает византийский тип текста.

К ар (также К2). Московский кодекс (codex Mosquensis) написан в IX в.; содержит тексты Деяний, Соборных посланий и посланий Павла (включая Евр). Текст, написанный маюскулом, разделен на параграфы при помощи комментариев, которые выполнены минускульным письмом. Внизу каждой страницы даны схолии, авторство которых приписывают Иоанну Златоусту. Текст кодекса является разновидностью I-текста фон Зодена ().

Рис. 12. Codex Mosquensis (Kap, IX в.). Государственный исторический музей, Москва. 1 Пет 1:1–3, с комментариями и схолиями. Размер оригинала 33,5×23 см.

L. Королевский кодекс (codex Regius), написанный в VIII в., практически полностью содержит текст Евангелий и хранится в Национальной библиотеке Франции. Эта рукопись издана Тишендорфом в 1846 г. Хотя она была небрежно написана писцом, который допустил много грубых ошибок, по своему типу текст очень близок Ватиканскому кодексу (B) и представляет большую ценность. Самой интересной особенностью кодекса является то обстоятельство, что в Евангелии от Марка даны две концовки: вначале краткая, затем пространная. Последняя содержит традиционные стихи Мф 16:9-20; более краткий вариант заканчивается так: «Всё сказанное им они [женщины] кратко возвестили тем, кто был с Петром. После этого через них и Сам Иисус возвестил священную и нетленную проповедь о вечном спасении. Аминь». Эта концовка содержится также в некоторых других рукописях.

L ap (также L2). Кодекс Ангеликус (codex Angelicus), хранящийся в настоящее время в Библиотеке Ангелика в Риме, представляет собой рукопись IX в. с текстами Деяний, Соборных посланий и посланий Павла. Текст отражает, главным образом, византийский тип.

M. Кампийский кодекс (codex Campianus) включает тексты четырех Евангелий и хранится в Национальной библиотеке Франции. Рукопись написана не ранее IX в. и отражает в основном византийский тип текста с некоторым количеством кесарийских разночтений.

N. Одной из самых роскошных пергаменных рукописей считается Петербургский Пурпурный кодекс, написанный в VI в. серебряными чернилами на пурпурном пергамене. Сокращения для слов «Бог» и «Иисус» выделены в тексте золотыми буквами. Первоначально кодекс содержал тексты четырех Евангелий примерно на 462 листах. Однако приблизительно в XII в. он был разделен на части (возможно, крестоносцами), и его отдельные листы разлетелись по всему свету. В настоящее время 182 листа хранятся в Императорской библиотеке в Санкт-Петербурге, 33 листа находятся на Патмосе, 6 — в Ватиканской библиотеке, 4 — в Британском музее, 2 — в Вене, 1 — в Византийском музее в Афинах, 1 лист находится в частной коллекции в Лерме, в Италии, 1 — в библиотеке Дж. Пирпонта Моргана в Нью-Йорке. Текст в основном принадлежит к византийскому типу, но содержит также разночтения из более ранних типов; Б. X. Стритер считал, что этот документ (так же как и некоторые другие пурпурные рукописи, Σ, O и Ф) является плохим представителем кесарийского типа текста.

O. Синопский кодекс (codex Sinopensis) представляет собой роскошное издание, написанное в VI в. золотыми чернилами на пурпурном пергамене. На сегодняшний день сохранилось 43 листа из Евангелия от Матфея (в основном главы 13–24), а также 5 миниатюр. Кодекс этот был привезен в 1899 г. из Синопа (Малая Азия) одним французским офицером, ныне хранится в Национальной библиотеке Франции. Текст этого документа, изданного Анри Омоном (Henri Omont), является третичным источником кесарийского типа.

Р apr (также Р2). Порфирианский кодекс (codex Porphyrianus), хранящийся сейчас в Санкт-Петербурге, представляет собой палимпсест, оригинальный текст которого написан в IX в. Этот кодекс является одной из немногих маюскульных рукописей, в состав которых входит Книга Откровения (см. прим. 87). Кроме Апокалипсиса рукопись включает Соборные послания и послания Павла с лакунами. Верхний слой текста датируется 1301 г. и содержит комментарии Евфалия на Деяния Апостолов и послания ап. Павла в соседстве с библейским текстом. Тишендорф издал эту рукопись в 1865–1869 гг. По мнению фон Зодена, текст Деяний отражает тип койне, но допускает случайные вкрапления чтений I; в других книгах тип текста александрийский. Шмид (Schmid) тем не менее склонен думать, что текст Книги Откровения является вторичной переработкой основного типа текста Андрея Кесарийского.

R. Нитрийский кодекс (codex Nitriensis) в настоящее время хранится в Британском музее и представляет собой палимпсест, который содержит отдельные части Евангелия от Луки; первоначально был написан в VI в. красивым крупным почерком. Поверх евангельского текста в VIII–IX вв. был написан сирийский трактат Севира Антиохийского против Иоанна Грамматика. Данная рукопись также включает палимпсест из 4000 строк «Илиады» Гомера. Вместе с другими более чем пятьюстами рукописями этот кодекс был привезен в Англию в 1847 г. из монастыря св. Марии Матери Божьей, который располагался в Нитрийской пустыне в 70 милях на северо-запад от Каира. По мнению фон Зодена, текст рукописи относится к I (то есть западному) типу. Кодекс был издан Тишендорфом в 1857 г.

S. Данная рукопись считается одной из самых древних датированных греческих рукописей, содержащих текст Евангелий; в колофоне указано, что она была написана монахом по имени Михаил в 6457 г. от сотворения мира (= 949 г.). В настоящее время рукопись находится в Ватиканской библиотеке под номером 354. Тип текста — византийский.

T. Кодекс Борджиа (codex Borgianus), хранящийся в Коллегии Пропаганды веры в Риме, представляет собой важнейшую греко-саидскую рукопись V в. К сожалению, ее текст сохранился только во фрагментах. В нее входят 179 стихов из Евангелий от Луки (гл. 22–23) и Иоанна (гл. 6–8). Характер текста очень близок Ватиканскому кодексу (B).

V. Московский кодекс (codex Mosquensis), первоначально хранившийся в Ватопедском монастыре на горе Афон, сейчас находится в Москве. В состав кодекса, написанного в IX в., включены четыре Евангелия, сохранившиеся почти полностью. Маюскульный текст обрывается на стихе Ин 8:39, после которого рукопись продолжается минускулом XIII в. Тип текста — византийский.

W. Одной из наиболее ценных маюскульных рукописей, найденных в XX в., является кодекс Четвероевангелия, приобретенный Чарльзом Л. Фриром из Детройта в 1906 г. и ныне хранящийся в музее Фрира при Смитсоновском институте в Вашингтоне. Кодекс написан в конце IV — начале V в., и, как и в Кодексе Безы, Евангелия в нем расположены в так называемом западном порядке (Мф, Ин, Лк, Мк). На передней и задней переплетных крышках имеются миниатюры, каждая из которых изображает по двое евангелистов; как полагают, эти миниатюры относятся к VII или VIII в. Тип текста рукописи прихотливо меняется, словно бы ее переписывали с нескольких рукописей, принадлежащих к разным текстуальным семьям. В Мф и Лк 8:13–24:53 текст представляет собой византийский тип, в Мк 1:1–5:30 — западный, напоминающий старолатинский тип; в Мк 5:31–16:20 текст ближе к кесарийскому типу (похож на p45), а Лк 1:1–8:12 и Ин 5:12–21:25 относится к александрийскому типу. Текст Ин 1:1–5:2 написан в тетради, которая была вставлена в VII веке (видимо, взамен испорченной); он является смешанным и содержит ряд александрийских и некоторое количество западных разночтений. По мнению издателя рукописи Генри А. Сандерса, такое наслоение различных форм текста можно объяснить тем, что кодекс восходит к прототипу, составленному из фрагментов различных евангельских рукописей, собранных воедино после попытки императора Диоклетиана победить христианство, уничтожив священные книги.

Одним из наиболее замечательных разночтений кодекса W является вставка в конце Евангелия от Марка — частично она была известна Иерониму, который писал, что она присутствует «в определенных списках и особенно в греческих кодексах». Вслед за описанием появления воскресшего Христа, Который упрекнул одиннадцать учеников «за неверие и жестокосердие, что видевшим Его воскресшего не поверили» (Мк 16:14), в тексте следует такое продолжение:

И они оправдывались, говоря: «Этот век беззакония и безверия находится под властью сатаны, который не допускает, чтобы то, что является нечистым из-за духов, восприняло правду Бога [132] . Поэтому покажи же ныне свою праведность!» — так говорили они Христу. А Христос отвечал им: «Время власти сатаны завершилось, но грядут другие беззакония. И за тех, кто согрешил, Я был предан на смерть, дабы вернулись они на путь истинный и не грешили больше; дабы они унаследовали духовную нетленную славу праведности на небесах» [133] .

X. Мюнхенский кодекс (codex Monacensis), который в настоящее время хранится в университетской библиотеке в Мюнхене, содержит отдельные части четырех Евангелий в следующем порядке: Мф, Ин, Лк, Мк. Кодекс датируется X в. Во всех евангелиях, кроме Марка, евангельский текст перемежается патристическим комментарием, написанным минускулом. Хотя текст, в основном, является представителем византийского типа, он также содержит отдельные разночтения более раннего типа, близкого к александрийскому.

Z. Дублинский кодекс (codex Dublinensis), хранящийся в Дублине в библиотеке Тринити-колледжа, представляет собой палимпсест, состоящий из 32 листов с сохранившимися 295 стихами из Евангелия от Матфея. Текст написан крупным широким маюскулом VI в. Текст рукописи имеет много общего с текстом Синайского кодекса. Рукопись была издана Т. К. Эбботтом (T. K. Abbott) в 1880 г.

Δ. Санкт-галленский кодекс (codex Sangallensis) — это греко-латинская рукопись IX в., латинский текст которой написан между строк греческого текста (см. рис. 13). Кодекс содержит полный текст Четвероевангелия за исключением Ин 19:17–35. Текст Евангелия от Марка относится к александрийскому типу и близок к типу рукописи L. В других Евангелиях тем не менее текст представляет койне, или византийский тип. Рукопись была издана в 1836 г. Г.-Хр.-М. Реттигом (H. C. M. Rettig). В тексте Лк 21:32 есть примечательная ошибка: вместо οφθαλμούς (глаза) рука писца вывела άδελφούς (братья).

Рис. 13. Codex Sangallensis (Δ, IX в.). Монастырь св. Галла, Швейцария. Греческий текст с латинским междустрочным переводом; Лк 2:51-3:7. Размер оригинала 22,5×18 см.

Θ. Кодексом Коридети (codex Koridethi) называют рукопись с евангельскими текстами, которая была обнаружена в церкви свв. Кирика и Иулитты в небольшой грузинской деревне, располагавшейся у подножия Эльбруса. Перед тем как оказаться там, кодекс долгое время пребывал в городе Коридети (неподалеку от нынешнего Батуми); ныне рукопись хранится в Тбилиси. Рукопись написана довольно неровным, неряшливым почерком; по-видимому, ее писец не знал греческого языка. Издатели рукописи, Густав Беерманн и К. Р. Грегори датировали ее IX в. Текст Евангелий от Матфея, Луки и Иоанна близок по типу ко многим византийским рукописям, однако в Евангелии от Марка тип текста совсем другой — такой тип в III–IV вв. использовали Ориген и Евсевий в Кесарии.

Λ . Кодекс Тишендорфа III (codex Tischendorfianus), который в настоящее время находится в Бодлеянской библиотеке в Оксфорде, включает тексты Евангелий от Луки и Иоанна, написанные в IX в. наклонным маюскулом, начертание букв которого близко к славянскому кириллическому письму. Тип текста по преимуществу византийский. В конце Евангелий добавлен так называемый «Иерусалимский колофон» ( ниже описание рукописи 157).

Ξ. Одним из наиболее любопытных палимпсестов считается Закинфский кодекс (codex Zacynthius), фрагментарная рукопись, сохранившая большую часть Лк 1:1—11:3 3. В 1821 г. она была привезена с острова Закинф (в истории литературы более известного под его итальянским названием Занте), и в настоящее время хранится в библиотеке Британского и Иностранного библейского общества в Кембридже. Это древнейшая из известных новозаветных рукописей с вынесенным на поля комментарием и единственный случай написания текста и комментария маюскулом. Комментарий, с трех сторон окружающий колонку евангельского текста, представляет собой катену из экзегетических трудов девяти отцов церкви. Тип текста александрийский, близкий к тексту Ватиканского кодекса (B) и также разделен на главы, что является особенностью этих двух маюскулов и кодекса 579. Рукопись изготовлена в VI в., затем в XII–XIII в. текст был стерт, а листы использованы для написания евангельского лекционария. Издан С. П. Трегелльсом в 1861 г.

П. Петербургский кодекс (codex Petropolitanus) содержит почти полное Четвероевангелие, в котором отсутствуют лишь 77 стихов Евангелий от Матфея и от Иоанна. Рукопись датируется IX в., тип текста византийский, является главой подсемейства сходного с текстом Александрийского кодекса, но не происходящего от него.

Σ. Россанский кодекс (codex Rossanensis) содержит Евангелия от Матфея и Марка, написанные на очень тонком пурпурном пергамене серебряными буквами, три первые строки Евангелий выполнены золотыми чернилами. Относится к VI в. и является самой ранней из известных рукописей, в которых имеются акварельные миниатюры, относящиеся ко времени написания кодекса. Всего в манускрипте 17 миниатюр. На них изображены в частности: воскрешение Лазаря, изгнание торгующих из храма, десять дев, вход в Иерусалим, омовение ног, Тайная вечеря и Иисус перед Пилатом (см. рис. 14). Текст, изданный О. Гебхардом (von Gebhard) в 1883 г., очень близок к N; он часто согласуется с византийским типом текста, но в некоторых случаях обнаруживает и кесарийские чтения. Рукопись принадлежит архиепископу г. Россано на крайнем юге Италии.

Рис. 14. Codex Rossanensis (Σ, VI в.). Архив архиепископской курии Россано (Калабрия). Лист 8V (Muñoz). Христос и Варавва перед судом Пилата (судебный стенографист стоит у стола; см. прим. 44). Размер оригинала 29,5×24,5 см.

Ф. Бератский кодекс (codex Beratinus), рукопись VI в., так же как и N, O и Σ представляет собой роскошный манускрипт, написанный серебряными чернилами на пурпурном пергамене. Содержит лишь Евангелия от Матфея и Марка со значительными лакунами. Принадлежит церкви св. Георгия в Берате (Албания). Текст, изданный П. Батиффолем (Batiffol) в 1887 г., в основном относится к типу койне, но содержит длинное западное дополнение после Мф 20:28, уже цитировавшееся при рассмотрении рукописи D. По мнению Стритера, рукопись представляет собой третичный источник кесарийского типа текста.

Ψ. Афонский кодекс Великой Лавры (codex Athous Laurae), как явствует из названия, принадлежит Великой Лавре на горе Афон. Относится к IX–X вв., содержит Евангелия (от 9-й главы Марка и далее), Деяния, Соборные послания (в необычном порядке: Петра, Иакова, Иоанна и Иуды), послания Павла и Послание к Евреям (последнее без одного листа). Как и кодекс L, содержит краткое окончание Евангелия от Марка перед длинным. По мнению Кирсоппа Лейка текст Марка ранний, с чтениями как александрийского, так и западного типов, но в основном близок к группе א, C, L и Δ. В других Евангелиях преобладает византийский тип текста с несколько большей долей александрийских чтений, чем в Δ.

Ω. Афонский Дионисиев кодекс (codex Athous Dionysiou), полный список Четвероевангелия (кроме Лк 1:15–28) из монастыря св. Дионисия на горе Афон; датируется IX в. По мнению фон Зодена — одна из трех древнейших рукописей, содержащих наиболее ранний вариант текста типа койне, или византийского. Колляции, подготовленные Мэри У. Уинслоу (Mary W. Winslow), изданы Кирсоппом Лейком и Сильвой Нью.

046. Ватиканский кодекс (codex Vaticanus) 2066, датируемый X вв., содержит Книгу Откровения, расположенную между трактатами Василия Кесарийского и Григория Нисского. Ранее обозначался Br или B2, что вызывало путаницу со знаменитым Ватиканским кодексом (B). Тип текста соотносится с минускулами 61 и 69, форма текста отличается как от ранних маюскулов, так и от более позднего церковного типа.

0171. Этот номер присвоен двум пергаменным фрагментам из Египта, датируемым примерно 300 г. и содержащим Лк 21:45–47, 50–53 и 22:44–56, 61–63. По мнению Лагранжа (Lagrange), важный египетский источник западного типа текста.

0220. Пергаменный лист с Посланием к Римлянам (4:5–5:3 и 5:8-13) датируется III в.; он был приобретен в Каире в 1950 г. д-ром Леландом Уайменом (Wyman), профессором биологии Бостонского университета. Важность 0220 обусловлена близостью текста к Ватиканскому кодексу во всем, кроме стиха 5:1, где очевидно читается изъявительное наклонение ἔχομεν.

3. Важнейшие греческие минускульные рукописи Нового Завета

Ниже перечислены важнейшие минускульные рукописи Нового Завета; в ряде случаев ученые обнаружили столь близкое текстуальное сходство, что стало возможным говорить не об отдельных рукописях, а о целых семействах.

Семейство 1. В начале XX в. Кирсопп Лейк выделил семейство источников, включавшую рукописи 1, 118, 131 и 209, датируемых XII–XIV вв. Текстологический анализ Евангелия от Марка показывает, что сохранившийся в этих минускулах тип текста часто совпадает с кодексом Θ и указывает на тип текста, обращавшегося в Кесарии в III–IV вв. Недавно было высказано предположение, что для текста Мф в этой группе главенствующей должна считаться рукопись 1582.

Семейство 13. В 1868 г. У. X. Феррар (Ferrar), профессор латинского языка Дублинского университета установил, что четыре средневековые рукописи (13, 69, 124 и 364) текстологически тесно связаны друг с другом. Его друг и коллега Т. К. Эбботт (Abbott) опубликовал в 1877 г. колляции, составленные Ферраром, к тому времени уже умершим. На сегодняшний день группа Феррара включает около дюжины рукописей, в том числе 230, 543, 788, 826, 828, 983, 1689 и 1709. Они написаны в промежутке между XI и XV вв. и восходят к архетипу, происходящему либо из Калабрии в южной Италии, либо с Сицилии. Одна из примечательных особенностей — расположение перикопы о женщине, обвиненной в супружеской неверности (Ин 7:53-8:11), не в четвертом Евангелии, а после Лк 21:38. Так же как и семейство 1, данное семейство родственно кесарийскому типу текста.

Рукопись 28. Этот список содержит текст Четвероевангелия с лакунами и датируется XI в.; он написан довольно небрежно, но тем не менее содержит немало примечательных разночтений, в особенности это касается Мк, текст которого принадлежит к кесарийскому типу. Рукопись хранится в Национальной библиотеке Франции. Колляцию рукописи опубликовали супруги Лейк.

Рукопись 33. Со времен И.-Г. Эйхгорна (Eichhorn), одним из первых исследовавшего эту рукопись в начале XIX в., ее часто называли «королевой курсивного письма». В настоящее время она хранится в Национальной библиотеке Франции. Это ценный минускульный кодекс, который содержит полный Новый Завет за исключением Книги Откровения. Кодекс был написан в IX в. Этот документ является прекрасным образцом александрийского типа текста, который вместе с тем не лишен влияния койне, или византийского типа (в особенности это касается Деяний и посланий ап. Павла).

Рукопись 61. Данная рукопись, содержащая полный текст Нового Завета, была написана не ранее конца XV или, возможно, начала XVI в. В настоящее время она находится в Дублине в Тринити-колледже и представляет собою памятник скорее исторический, нежели текстуальный. Это первая греческая рукопись, в которой был обнаружен отрывок о трех Небесных Свидетелях (1 Ин 5:7–8). Лишь одна эта поздняя рукопись заставила Эразма вставить данный отрывок (вне всякого сомнения, неподлинный) в текст 1 Ин. Рукопись изумительно свежа и чиста от начала до конца — лишь тот разворот, на котором содержится искомый пассаж, засалился от постоянного изучения; создается впечатление, что этот кодекс был изготовлен лишь для того, чтобы опровергнуть Эразма ( ниже).

Рукопись 69. Этот документ, содержащий полный Новый Завет, был переписан в XV в. константинопольским греком по имени Эммануил, который около 1468 года находился на службе у архиепископа Йоркского Джорджа Невилла. Писчим материалом послужили пергамен и бумага. Рукопись принадлежит семейству 13 и была издана Т. К. Эбботтом наряду с другими рукописями из этого семейства. В настоящее время хранится в английском городе Лестере (Guildhall Museum).

Рукопись 81. Этот манускрипт, написанный в 1044 г., ныне хранится в Британской библиотеке и представляет собой один из наиболее ценных минускулов. Он включает текст Деяний, который по форме во многом совпадает с александрийским типом. Колляция рукописи была сделана Скривенером.

Рукопись 157. Этот красивый кодекс с текстами Евангелий, написанный в XII в. для императора Иоанна II Комнина (1118–1143), сейчас хранится в Ватиканской библиотеке. Тип текста документа похож на рукопись 33 и, по мнению Стритера, является кесарийским. В колофоне, который находится также в дюжине других рукописей (Λ, 20, 164, 215, 262, 300, 376, 428, 565, 686, 718 и 1071), имеется запись о том, что рукопись была переписана и исправлена «по древним рукописям из Иерусалима». Этот колофон повторяется после каждого Евангелия. Колляция данной рукописи была издана Г. Ч. Хоскиером.

Рукопись 383. Этот кодекс XIII в. содержит тексты Деяний и посланий, как Павловых, так и Соборных. Кодекс хранится в Бодлеянской библиотеке в Оксфорде. Август Потт (Pott) сделал колляцию этой рукописи для своей книги «Der abendländische Text der Apostelgeschichte und die Wir-Quelle» (Leipzig, 1900), 78–88, а А. К. Кларк использовал ее для реконструкции западного текста Деяний.

Рукопись 565. Она является одной из красивейших из всех известных рукописей. В настоящее время она хранится в Публичной библиотеке в Петербурге. Документ представляет собой роскошную копию Евангелий, написанную золотыми чернилами на пурпурном пергамене. По мнению исследователей, рукопись была написана в IX в.. В Мк рукопись поддерживает чтения Q для кесарийского типа текста. В конце Евангелия от Марка рукопись содержит так называемый «Иерусалимский колофон» (см. описание кодекса 157).

Рукопись 579. Это список Евангелий, написанный в XIII в., хранится в Париже. В Евангелии от Матфея текст принадлежит позднему византийскому типу, но в остальных Евангелиях он является весьма хорошим образцом александрийского типа, который имеет много общих черт с B, א и L. Как и кодекс L, рукопись 579 содержит обе концовки Мк.

Рукопись 614. Документ XIII в., в состав которого входят Деяния и послания (Соборные и ап. Павла), был привезен с Корфу. В настоящее время кодекс хранится в Амвросианской библиотеке в Милане. Он содержит большое число довизантийских чтений, многие из которых принадлежат к западному типу.

Рукопись 700. Этот кодекс, который датируют XI в., содержит тексты Евангелий и хранится в Британском музее. Кодекс отличается от Textus Receptus в 2724 местах и кроме того содержит 270 чтений, характерных для него одного. Как и в другой греческой рукописи (MS. 162), в ней приводится несколько иная форма молитвы Господней (Лк 11:2): «да снизойдет на нас Дух Святой и очистит нас» вместо «да приидет Царствие Твое». Такая форма молитвы Господней встречается у Маркиона и Григория Нисского.

Рукопись 892. Этот кодекс IX в. с текстом Четвероевангелия был приобретен Британским музеем в 1887 г.. Рукопись содержит немало любопытных чтений раннего типа, преимущественно александрийского. Фон Зоден обнаружил, что переписчик рукописи сохранил деление на страницы и строки ее маюскульного предка.

Рукопись 1071. Данная копия Четвероевангелия XII в., хранящаяся в Великой Лавре на горе Афон, содержит так называемый «Иерусалимский колофон», о котором сказано выше при описании кодекса 157. Стритер охарактеризовал этот текст как третичный источник кесарийского типа.

Рукопись 1241. Рукопись содержит полный Новый Завет за исключением Книги Откровения. Исследователи считают, что время ее написания приходится на XII в.. В Евангелиях текст рукописи имеет много общего с рукописями C, L, Δ, Ψ и 33. По мнению Кирсоппа Лейка, в Мф и Мк текст отражает большее влияние разночтений византийского типа, чем в Лк и Ин.

Семейство 1424. Кодекс 1424 был написан монахом Саввой в IX или X в. и содержит полный текст Нового Завета в следующем порядке: Евангелия, Деяния, Соборные послания, Книга Откровения и послания Павла. Все книги, за исключением Откровения, снабжены комментарием, написанным на полях. Первоначально рукопись находилась в монастыре в Драме (турецкая Козиница) в Греции, а оттуда, вероятно, была вывезена в Западную Европу после Балканских войн 1912–1913 гг. Впоследствии рукопись была приобретена проф. Л. Франклином Грубером (Gruber), президентом Чикагской лютеранской богословской семинарии в Мэйвуде (штат Иллинойс), а после его смерти завещана семинарской библиотеке. По мнению фон Зодена, тексты Евангелий принадлежат в его классификации группе Ιφ, которую Стритер назвал семейством 1424 и охарактеризовал как третичный источник кесарийского типа. Наряду с кодексом 1424, которой считается самым древним минускулом в семействе, другими членами последнего являются: M, 7, 27, 71, 115 (Мф, Мк), 160 (Мф, Мк), 179 (Мф, Мк), 185 (Лк, Ин), 267, 349, 517, 659, 692 (Мф, Мк), 827 (Мф, Мк), 945, 954, 990 (Мф, Мк), 1010, 1082 (Мф, Мк), 1188 (Лк, Ин), 1194, 1207, 1223, 1293, 1391, 1402 (Мф, Мк), 1606, 1675 и 2191 (Мф, Мк).

Рукопись 1582. Написана в 948 г. писцом по имени Ефрем; содержит древний и ценный текст Евангелий, который недавно был признан потенциально важным для восстановления и понимания чтений, характеризующих кесарийский текст. Свежая работа Эми Андерсон показала, что в Мф эта рукопись содержит текст и маргиналии, которые теснейшим образом связаны с текстом III в., которым пользовался Ориген, и что уместнее всего рассматривать этот кодекс как главенствующий источник среди составляющих семейство I.

Рукопись 1739. Эта рукопись X в. содержит Деяния и послания. Она была обнаружена на горе Афон в 1879 г. Е. фон дер Гольцем (von der Goltz), и ее часто называют по имени этого исследователя. Этот документ чрезвычайно ценен, ибо содержит маргиналии, заимствованные из трудов Иринея, Климента, Оригена, Евсевия и Василия Кесарийского. Поскольку более никого из отцов здесь нет, а самый поздний из присутствующих, Василий Великий, жил в 329–379 гг., можно предположить, что предок этой рукописи был написан ближе к концу IV в. В колофоне имеется соответствующая запись о том, что в посланиях Павла писец следовал рукописи, содержавшей текст Оригена. Однако текст рукописи отражает не кесарийский тип, а сравнительно чистую форму александрийского типа.

Рукопись 2053. Эта рукопись XIII в. хранится в Мессине и содержит текст Книги Откровения с комментариями Икумения. Наряду с кодексами A, C и 2344, рукопись 2053, по мнению Шмида, представляет собой один из лучших источников, сохранивших текст Апокалипсиса, превосходящих даже p47 и א.

Рукопись 2344. Этот документ XI в. хранится теперь в Национальной библиотеке Франции. Он включает Деяния, Соборные послания, послания Павла и Книгу Откровения (где имеет много общих мест с 2053) и отрывки из Ветхого Завета.

4. Другие примечательные рукописи

Среди рукописей, которые представляют особый интерес благодаря своему необычному формату, можно назвать следующие. Маюскульная рукопись Четвероевангелия под номером 047, которая датируется VIII в. и ныне хранится в библиотеке Принстонского университета. На каждой странице этой рукописи текст расположен в форме креста, то есть таким образом, что длина строк, составляющих верхнюю и нижнюю трети колонки, примерно вдвое короче строк в средней ее части.

Кодекс 16 представляет собой двуязычное греко-латинское Четвероевангелие, написанное в XIV в. Некогда он принадлежал Екатерине Медичи, ныне же хранится в Национальной библиотеке Франции. Рукопись написана чернилами четырех цветов, в зависимости от содержания. Основное повествование окрашено в алый цвет, высказывания Христа, его генеалогия, слова ангелов выделены малиновым цветом, цитаты из Ветхого Завета, высказывания учеников Христа, Захарии, Елисаветы, Марии, Симеона и Иоанна Крестителя написаны синим, а слова фарисеев, сотника, Иуды Искариота и дьявола черным цветом. Слова пастухов также черного цвета, но это, вероятно, невнимательность писца.

Одной из самых маленьких греческих рукописей, содержащих текст Четвероевангелия, считается рукопись 461, которая хранится в Публичной библиотеке в Петербурге. В ней 344 листа, размер каждого из которых равен 16 на 9,8 см; колонка с написанным текстом занимает площадь около 11,5 на 6 см. Рукопись интересна тем, что она является самой ранней из известных датированных греческих минускулов, переписанной в 835 г..

Еще более крошечным был пергаменный кодекс Книги Откровения, из которого сохранился всего один лист (рукопись 0169, находится в Принстонской богословской семинарии; см. рис. 15). Лист был обнаружен в египетском городе Оксиринхе и датируется IV в. Размер страницы равен 9,5 на 7,5 см — поистине карманное издание!

Рис. 15. Лист из малоформатной пергаменной рукописи Откровения (0169, IV в.). Библиотека Принстонской богословской семинарии, Принстон, Нью-Джерси. Откр 3:19-4:1. Размер оригинала 9,5×7,5 см.

Самым крошечным из всех известных кодексов может быть биография Мани, переведенная на греческий язык с сирийского оригинала, по своим размерам едва превышающая спичечный коробок: каждая из 192 ее страниц имеет размер 4,5×3,5 см. При этом согласно общепринятой классификации к миниатюрам относят книги, ширина страницы у которых не превышает 10 сантиметров или 4 дюймов.

Самым большим библейским кодексом, без сомнения, является так называемый Гигантский кодекс (codex Gigas), который сейчас находится в Стокгольме. В раскрытом виде его разворот имеет более метра в ширину, и в длину более 90 см. (см. рис. 17) По оценкам специалистов, для изготовления такой книги потребовалось 160 ослиных шкур.

 

II. Древние переводы Нового Завета

[165]

Самые ранние переводы Нового Завета были подготовлены миссионерами для того, чтобы помочь распространению христианской веры среди народов, чьим родным языком был сирийский, латинский или коптский. Эти переводы представляют большую ценность для библейского экзегета, который прослеживает историю комментирования Священного Писания; не менее важны они и для текстолога, ибо самые ранние из них были сделаны в II–III вв. В то же время нужно отметить, что существуют определенные ограничения в использовании переводов для нужд новозаветной текстологии. Не столько потому, что некоторые из них выполнены переводчиками с невысоким уровнем владения языком, важнее, что отдельные категории греческой грамматики и синтаксиса, а также лексики почти невозможно передать в переводе. Например, в латинском языке отсутствует определенный артикль; в сирийском нельзя выразить различие между греческим аористом и перфектом; в коптском нет пассивного залога, вместо которого используются описательные конструкции. Поэтому в некоторых случаях свидетельство переводов может быть весьма ненадежным. Что же касается других вопросов, таких как существовала ли данная фраза или предложение в греческом тексте, с которого делался перевод, то данные этих переводов оказываются ясными и ценными.

Изучение ранних переводов Нового Завета осложняется еще и тем, что разные люди делали разные переводы с разных греческих рукописей. Более того, копии одного и того же перевода на какой-либо из языков иногда исправлялись один по другому или по греческим рукописям, отличных от тех, с которых перевод был сделан первоначально. Поэтому реконструкция какого-либо древнего перевода ради его критического издания часто является задачей более трудной, чем издание греческого оригинала. Впрочем, с другой стороны, прослеживая внутреннюю историю перевода, ученый имеет возможность проследить, как изменяются оттенки (Übersetzungsfarbe) тех или иных эквивалентов, предложенных для греческого оригинала. Мы можем отнести греческий текст к тому или иному типу, опираясь только на присутствующие в нем вариантные чтения, в переводе же одно и то же оригинальное чтение может быть передано по-разному. Рассматривая эти оттенки значения и разночтения рукописной традиции, можно проследить несколько этапов эволюции каждого отдельно взятого перевода.

Наиболее важными из ранних новозаветных переводов считаются следующие:

1. Сирийские переводы [168]

Ученые различают пять разных переводов всего Нового Завета или отдельных его книг на сирийский язык. Это Старосирийский перевод, Пешитта (которую обычно имеют в виду, когда упоминают о сирийском Новом завете), Филоксенов, Гераклийский и Палестино-сирийский перевод. Сам факт того, что до VI века было независимо друг от друга сделано пять или возможно, шесть новозаветных сирийских переводов, показывает, сколь велика были энергия и энтузиазм сирийских церковных книжников. И в самом деле, как справедливо замечает Эберхард Нестле, «ни одна из ветвей древней церкви не сделала более, чем та, где пользовались сирийским языком: в наших европейских библиотеках имеются сирийские рукописи из Ливана, Египта, с Синая, из Месопотамии, Армении, Индии (Малабара) и даже из Китая».

а) Старосирийский перевод Четвероевангелия сохранился в двух рукописях; обе содержат крупные лакуны. Первая написана на пергамене красивым и чётким почерком эстрангело (см. рис. 16) и хранится в Британском музее; она была издана Уильямом Кьюртоном (William Cureton) в 1858 г. и обычно обозначается как Syrc; второй рукописью является палимпсест, который Агнес Смит Льюис (Agnes Smith Lewis) обнаружила в монастыре св. Екатерины на горе Синай в 1892 г.; ее обозначают Syrs. Хотя эти рукописи были переписаны соответственно в V и IV вв., та форма текста, которую они сохранили, относится к концу II в. или началу III в. Сравнение двух рукописей показывает, что в синайском палимпсесте содержится чуть более ранняя форма текста, хотя в некоторых местах синайская выказывает следы тех исправлений, внесения которых избежала Кьюртоновская. До сих пор остается весьма дискуссионным вопрос о том, насколько текст каждого отдельного Евангелия испытал влияние «Диатессарона», или евангельской гармонии, созданной Татианом около 170 г. (). В целом же древнесирийский перевод является представителем западного типа текста.

Рис. 16. Кьюртоновская сирийская рукопись (начало V в.). Британская библиотека, Лондон. Ин 6:30–41 (с заголовком и исправлениями). Размер оригинала 29,5×22,5 см.

Древнесирийский перевод Деяний и посланий Павла не сохранился in extenso, мы знаем его только по цитатам из отцов Восточной церкви. Что касается Деяний Апостолов, то Ф. К. Конибир (Conybeare) реконструировал комментарий Ефрема по армянским источникам, латинский перевод которых опубликовал Дж. X. Роупс: J. H. Ropes. The Text of Acts (London, 1926), 373–453. Текст посланий Павла Ефрема был реконструирован Й. Молитором: J. Molitor. Der Paulustext des hi Ephräm (Monumenta Biblica et ecclesiastica. Vol. IV). Roma, 1938.

Издания: William Cureton, Remains of a Very Ancient Recension of the Four Gospels in Syriac… (London, 1858); F. Crawford Burkitt. Evangelion da-Mepharreshe: The Curetonian Version of the Four Gospels, with the Readings of the Sinai-Palimpsest… 2 vols. (Cambridge, 1904); Agnes Smith Lewis. The Old Syriac Gospels… (London, 1910); Arthur Hjelt. Syrus Sinaiticus. (Helsingfors, 1930) [фотографическое факсимильное издание].

b) Пешитта, или Сирийская Вульгата Нового Завета (Syrp) была подготовлена приблизительно в начале V в., возможно, для того, чтобы заменить отличающиеся друг от друга древнесирийские переводы. Она содержит лишь 22 книги: 2 Петр, 2 и 3 Ин, Иуда и Откр не были переведены. До недавнего времени ученые считали, что инициатива издания Пешитты принадлежит Раббуле, епископу Эдесскому (411–431 гг.), но более вероятным все же представляется, что исправленная им редакция занимает промежуточную позицию между древнесирийским текстом и окончательной формой Пешитты. Поскольку Пешитта была принята в качестве официальной версии Священного Писания как восточной, так и западной ветвями сирийского христианства, можно сделать вывод, что до раскола сирийской церкви, произошедшего в 431 г., она уже получила определенное признание.

На сегодняшний день известны более 350 новозаветных рукописей Пешитты, некоторые из них относятся к V и VI вв. Текст Пешитты переписывался с удивительной добросовестностью, так что в нем обнаруживается очень малое число в той или иной степени важных вариаций. Как складывался текст Пешитты, известно еще недостаточно хорошо, но, по всей видимости, над разными частями Нового Завета трудились разные люди. В Евангелиях текст соответствует византийскому типу больше, чем в Деяниях, где в некоторых местах он поразительно совпадает с западным типом.

Издания: P. E. Pusey, G. H. Gwilliam. Tetraevangelium sanctum iuxta simplicem Syrorum versionem ad fidem codicum… (Oxford, 1901) [основывается на 42 рукописях; с критическим аппаратом и латинским переводом]; The New Testament in Syriac (London, 1905–1920) [опубликован Британским и Иностранным библейским обществом; Евангелия перепечатаны с текста Пьюзи и Гуильяма (без аппарата), а остальная часть Нового Завета издана Гуильямом и Дж. Гуинном (Gwynn)]; также Das Neue Testament in syrischer Überlieferung, I. Die grossen katholischen Briefe, ed. Barbara Aland (Berlin, 1986); II. Die paulinischen Briefe, ed. Barbara Aland and Andreas Juckel, Teii 1 (Berlin, 1991), Teil 2 (Berlin, 1995), Teil 3 (Berlin, 2002).

c) Филоксенова и/или Гераклийская версия. Одной из наиболее запутанных загадок текстологии по праву считается расшифровка Филоксенова и Гераклийского переводов (или перевода, если это не два самостоятельных перевода, а две разные версии одного и того же), для которых обычно используют сокращение Syrph и Syrh. Скудные сведения, найденные в колофонах нескольких рукописей Гераклийского текста трактовались по-разному. Одна точка зрения состоит в том, что Филоксенов перевод, сделанный в 508 г. для Филоксена, епископа Маббугского, его хорепископом Поликарпом, был в 616 г. переиздан другим епископом Маббугским — Фомой из Гераклеи; Фома при этом добавил маргиналии, заимствованные из двух или трех греческих рукописей. Другой взгляд сводится к тому, что Филоксенова версия была тщательно отредактирована Фомой, который вынес на поля определенные разночтения, показавшиеся ему хоть и важными, но всё же не вполне достойными включения в основной текст. Иными словами, согласно первой интерпретации существует только один перевод, который был переиздан с текстуальным аппаратом — вариациями, вынесенными на поля; согласно второму истолкованию, переводы полностью друг от друга независимы, и для более позднего из них имеются маргиналии. В рамках данной книги мы не беремся решить столь сложную задачу; в любом случае, не подлежит сомнению, что в VI в. впервые за всю историю Сирийской церкви малые Соборные послания и Откровение были переведены на сирийский язык. Гераклийский аппарат к Деяниям является вторым важнейшим источником западного текста, уступая в этом отношении лишь Кодексу Безы.

Издания: Joseph White. Sacrorum Evangeliorum Versio Syriaca Philoxeniana. (Oxford, 1778); id., Actuum Apostolorum et Epistolarum tam Catholicarum quam Paulinarum Versio Syraica Philoxeniana (Oxford, 1799–1803); R. L. Bensly The Harklean Version of the Epistle to the Hebrews. Chap. XI. 28 XIII.25 (Cambridge, 1889); John Gwynn. The Apocalypse of St. John, in a Syriac Version Hitherto Unknown… (Dublin and London, 1897); id., Remnants of the Later Syriac Versions of the Bible… The Four Minor Catholic Epistles in the Original Philoxenian Version…and John VII.52-VIII.12… (London and Oxford, 1909). [Текст Апокалипсиса и малых соборных посланий включен в издание Пешитты, выпущенное Британским и Иностранным библейским обществом.]

d) Палестино-сирийский перевод. Перевод на христианский сирийский язык Палестины (т. е. арамейский) известен главным образом по тексту евангельского лекционария, сохранившегося в трех рукописях, датированных XI и XII вв. Сохранились и фрагменты связного последовательного текста Евангелий, а также отрывки из Деяний и посланий Павла. Долгое время оставалось невыясненным время появления этого перевода (сокращенно обозначаемого Syrpal); в настоящее время многие исследователи датируют его примерно V в. По всей видимости, в его основе этого перевода, не зависящего от других сирийских версий, лежит греческий текст кесарийского типа.

Издания: A. S. Lewis and M. D. Gibson. The Palestinian Syriac Lectionary of the Gospels. (London, 1899); A. S. Lewis. Codex Climaci rescriptus (Horae semiticae, VIII, Cambridge, 1908) [содержит фрагменты Евангелий, Деяний и посланий Павла]; другие фрагменты см. по изданию C. Moss. Catalogue of Syriac Printed Books and Related Literature in the British Museum. (London, 1962), а также H. В. Пигулевская. Каталог сирийских рукописей Ленинграда (= Палестинский сборник, VI 969], 1960, с. 3–230) [172] .

2. Латинские переводы [173]

Исследователи долго спорили о том, когда и где была предпринята самая первая попытка перевести Библию на латинский язык. В настоящее время большинство ученых согласны с тем, что Евангелия впервые были переложены на латинский в последней четверти II столетия в Северной Африке, где оплотом римской культуры стал Карфаген. В скором времени переводы Библии появились также и в Италии, Галлии и других провинциях. Неуклюжий буквальный стиль, характерный для многих подобных переложений, наводят на мысль, что они берут начало от интерлинеарных переводов, сопровождавших греческий текст (ср. рис. 13).

a) Старолатинские переводы. На протяжении III в. на территории Северной Африки и Европы в обращении находилось множество различных латинских версий; особым своеобразием отличались переводы, которые использовали в Италии, в Галлии и в Испании. Различные переложения одного и того же стиха (например, для Лк 23:4–5 в сохранившихся старолатинских рукописях существует по меньшей мере 27 вариантов перевода) поддерживают слова Иеронима, который как-то пожаловался папе Дамасу, что количество переводов едва ли не равняется количеству рукописей (tot enim sunt examplaria paene quot codices).

Не существует ни одного полного кодекса старолатинской Библии. Евангелия сохранились в 32 поврежденных рукописях и некотором числе фрагментов. Примерно дюжина рукописей содержит Деяния Апостолов. Для посланий Павла есть четыре рукописи и несколько фрагментов, в то время как для Откровения — всего лишь одна полная рукопись, не считая отрывков. Все рукописи датированы временем с IV по XIII в. — это доказывает, что старолатинский перевод переписывался еще долгое время спустя после того, как перестал быть общеупотребительным. В критическом аппарате старолатинские рукописи обозначены строчными буквами латинского алфавита.

Характер текста старолатинских версий типично западный. Как правило, старолатинский текст, который использовали в Африке, имеет больше отличий от греческого текста, чем тот, которым пользовались в Европе.

Перечислим наиболее важные рукописи старолатинских переводов, сгруппировав их по месту происхождения текстуального типа.

АФРИКАНСКИЕ СТАРОЛАТИНСКИЕ РУКОПИСИ

e. Палатинский Кодекс (Codex Palatinus), обозначаемый буквой e, рукопись V в., которая содержит отдельные части четырех Евангелий, написанных серебряными чернилами на пурпурном пергамене. Хотя тип текста e в основном демонстрирует африканские особенности, он был сильно европеизирован. Возможно, Августин использовал евангельский текст этого типа до 400 г.

h. Буква h обозначает фрагментированную рукопись VI в., известную как палимпсест Флери (Fleury). Он содержит около четверти текста Деяний, а также отрывки из Соборных посланий и Апокалипсиса. Количество ошибок писца в этой рукописи велико, а сам перевод на латинский язык часто весьма волен; например, в описании путешествия Павла (Деян 28:1—13) писец, по-видимому, исказил уже сокращенную версию текста, сделанную самим переводчиком.

k Самым важным свидетелем африканской старолатинской версии является кодекс из Боббио (codex Bobbiensis), обозначаемый буквой k. К сожалению, сохранился он в весьма фрагментированном виде и содержит лишь половину Евангелий от Матфея и Марка. Кодекс был переписан около 400 г. н. э. в Африке и привезен в ирландский монастырь Боббио в северной Италии; там он хранился на протяжении многих столетий, пока не обрел свое нынешнее место в Национальной университетской библиотеке Турина. Форма его текста достаточно близка тому, который цитируется св. Киприаном Карфагенским (около 250 г.) По мнению Э. А. Лоу (Lowe) палеография кодекса k доказывает, что он был переписан с папируса II в. Примечательно, что k содержит промежуточное окончание Евангелия от Марка ( п. 2).

ЕВРОПЕЙСКИЕ СТАРОЛАТИНСКИЕ РУКОПИСИ

a. Возможно, самой древней европейской рукописью Евангелий является Верчелльский кодекс, который обозначается буквой а. Он хранится в сокровищнице собора в Верчелли на севере Италии. Согласно древнему преданию, этот кодекс написан рукой св. Евсевия, епископа этого города, принявшего мученическую смерть в 370 или 371 г. Как и кодекс k, Верчелльский кодекс является одной из важнейших старолатинских рукописей.

b. Веронский кодекс, хранящийся в Библиотеке капитула в Веронском соборе в Италии, написан в V в. на пурпурном пергамене серебряными, а в некоторых местах золотыми чернилами. Содержит Четвероевангелие почти полностью, с расположением евангелий в следующем порядке: Мф, Ин, Лк и Мк. По мнению Беркитта, рукопись представляет тот тип текста, который был использован Иеронимом в качестве основы для Вульгаты.

c. Кодекс Кольбертинский, написанный в XII в., возможно, на юге Франции, в настоящее время хранится в Национальной библиотеке Франции. В него входит Четвероевангелие, текст которого представлен в смешанной форме. Рукопись дает европейский старолатинский текст, исправленный во многих местах по Вульгате, в нем ясно прослеживаются разночтения африканскго типа.

d. Латинская часть двуязычного Кодекса Безы, датированного V в., несмотря на многократную правку по параллельной греческой, сохранила древнюю форму старолатинского текста. Поскольку чтения из d частично совпадают с чтениями из k и а, в тех случаях, когда все прочие свидетели расходятся, он является источником текста, который получил распространение не позднее первой половины III в., если не раньше.

ff 2 . Корбинский кодекс (codex Corbiensis) является фрагментированной рукописью Четвероевангелия V или VI в., первоначально принадлежавшей монастырю в Корби (Corbey), близ Амьена, а ныне находящейся в Национальной библиотеке Франции, и представляет форму текста, близкую к той, которая сохранилась в а и b.

gig. Гигантский кодекс (codex Gigas), без сомнения, может называться одной из самых больших рукописей в мире. Ширина каждой страницы равна 50,8, а высота — 91,5 см. В раскрытом виде рукопись производит огромное впечатление. Кодекс был написан в начале XIII столетия в бенедиктинском монастыре в Подлажице в Богемии и позднее приобретен пражским Императорским казначейством. Когда шведская армия захватила город в 1648 г., он был перевезен в Швецию и год спустя подарен Королевской библиотеке в Стокгольме.

Рис. 17. Гигантский кодекс (1204–1230). Королевская библиотека, Стокгольм. Эту рукопись иногда называют «дьявольской Библией» (Djävulsbibeln) из-за изображения на странице 290 ( ). Размер оригинала 91,5×50,8 см.

Вместе с текстом полной латинской Библии в «гигантскую рукопись» входили «Этимологии» Исидора Севильского (всеобщая энциклопедия в 20 книгах), латинский перевод «Иудейских древностей» Иосифа Флавия, книга Космы Пражского «Богемская хроника» и другие произведения. Эту рукопись иногда называют «дьявольской Библией» (Djävulsbibeln), потому что на странице 290 помещено огромное красочное изображение темного властелина с рогами, раздвоенным языком и когтями на руках и ногах (рис. 17). Легенда гласит, что писец был монахом, которого заперли в его келье за какое-то нарушение монашеской дисциплины, и он окончил рукопись за одну ночь, призвав себе на помощь дьявола.

Гигантский кодекс представляет большой интерес для текстолога, поскольку Книги Деяний и Откровения сохранили форму старолатинского текста, который совпадает с цитатами из Священного Писания, сделанными Люцифером, епископом Калаританским (ныне Кальяри на Сардинии) приблизительно в середине IV в.

m. Буква т используется для обозначения патристического собрания библейских отрывков, тематически подобранных для описания правильного поведения в различных ситуациях. Этот трактат часто называют Speculum (по-латыни «зерцало», подразумевается «образец для подражания»); он сохранился в нескольких рукописях, самая древняя из которых датирована VIII или IX в. Цитаты из Священного Писания демонстрируют признаки испанской формы африканского старолатинского текста, который (в Соборных посланиях) почти ad litteram согласуется с цитатами из Присциллиана, который был обвинен в колдовстве (maleficium) и казнен в Трире в 385 г. — первым, кого церковь приговорила к смерти.

Издания: Самые важные рукописи старолатинской Библии были опубликованы в двух сериях по названием «Old Latin Biblical Texts», 7 томов, Oxford, 1883 и далее; и «Collectanea biblica latina», Rome, 1912 и далее. Наилучшее издание старолатинских евангельских текстов появилось в серии под названием «Itala: das Neue Testament in altateinischer Uberlieferung», начатой Адольфом Юлихером (Jülicher) и продолженной В. Мацковым (Matzkow) и Куртом Аландом. Германский Vetus-Latina-Institut при Бейронском монастыре в Вюртемберге под руководством покойного о. Бонифация Фишера начал издавать библейские книги отдельными выпусками «Vetus Latina: die Reste der altateinischen Bibel». Этот крупный проект ставит целью собрать из рукописей и цитат отцов церкви все сведения о латинской Библии, которую использовали до того, как Иероним предпринял новый ее перевод. Согласно информации, полученной от директора этого проекта, было собрано более миллиона цитат из Ветхого и Нового Заветов ( ниже).

б) Латинская Вульгата. В конце IV в. ограниченность и недостатки старолатинских переводов стали очевидными для руководства Римской церкви. Не удивительно, что около 382 г. папа Дамас попросил наиболее одаренного библеиста того времени Софрония Евсевия Иеронима, более известного как св. Иероним, сделать новый перевод латинской Библии. Приблизительно через год Иероним смог ознакомить Дамаса с первыми результатами проделанной работы — новой редакцией Четвероевангелия, старолатинские версии текста которого наиболее резко расходились между собой. В сопроводительном письме Иероним объясняет принципы, которым он следовал при подготовке текста: за основу для новой редакции он взял достаточно хороший латинский текст и сравнил его с некоторыми древнегреческими рукописями. Он особо подчеркнул свое стремление сохранить, насколько возможно, прежний латинский текст и внести изменения лишь там, где был искажен смысл. Хотя в нашем распоряжении нет латинских рукописей, которыми пользовался Иероним, кажется весьма вероятным, что они относились к европейскому типу старолатинских переводов (возможно, они были близки к рукописи b). Что касается греческих рукописей, то они, очевидно, содержали текст александрийского типа.

Исследователи широко обсуждали вопрос о том, в какое время и в какой степени Иероним пересмотрел оставшуюся часть Нового Завета. Некоторые ученые (De Bruyne, Cavallera, B. Fischer) утверждали, что Иероним не имеет никакого отношения к созданию остальной части Вульгаты и что по иронии литературной судьбы труд какого-то другого переводчика был позднее приписан Иерониму. Тем не менее общепринятая точка зрения основывается на вполне естественной трактовке слов Иеронима о его работе над переводами. В любом случае, остается очевидным тот факт, что остальная часть Нового Завета была отредактирована гораздо более поверхностно, чем тексты Евангелий.

В процессе передачи текста Иеронима писцы неизбежно искажали его первоначальный текст, иногда по собственной небрежности, иногда выправляя его по старолатинским переводами. Для того, чтобы воссоздать оригинальный текст Иеронима, в Средние века предпринимались попытки новых изданий; наиболее успешные из них связаны с именами Алкуина (Alcuin), Теодульфа (Theodulf), Ланфранка (Lanfranc) и Стефана Гардинга (Stephen Harding). Но все их усилия воссоздать первоначальный текст Иеронима в конечном итоге привели к еще большему искажению его из-за смешения различных типов текста Вульгаты, которые сложились в разных центрах европейской учености. В результате рукописи Вульгаты, которых до наших дней сохранилось более 8000, насчитывают чрезвычайно большое число текстуальных искажений, возникших благодаря перекрестной конфляции текста.

Наиболее значимые рукописи, как правило, обозначаются заглавными буквами или первым слогом названия. Вот важнейшие из них.

A. Амиатинский кодекс (codex Amiatinus), ныне хранится в Лоренцианской библиотеке во Флоренции, представляет собой уникальную рукопись, содержащую полную Библию. Он был написан по распоряжению Чолфрида (Ceolfrid), аббата монастыря Джерроу и Уирмут (Jarrow and Wearmouth) и послан в качестве подарка папе Григорию в 716 г. Многие исследователи считают этот кодекс лучшей рукописью Вульгаты (см. рис. 18).

Рис. 18. Амиатинский кодекс (VII или VIII в.). Лоренцианская библиотека, Флоренция. Писец Ездра ().

C. Кавенский кодекс (Codex Cavensis), который датируют IX в., находится в монастыре Ла Кава (La Cava) близ Салерно. В него входит полная Библия, и он считается главным представителем испанской группы рукописей.

D. Дублинский кодекс (Codex Dublinensis), или Книга Арма (Book of Armagh), хранится в Тринити-колледже в Дублине. Рукопись относится к VIII или IX в. и содержит полный Новый Завет вместе с апокрифическим посланием Павла к Лаодикийцам. Она представляет собой ирландский тип текста Вульгаты, который характеризуется наличием небольших дополнений и вставок. В разных местах можно заметить признаки того, что ее правили по греческим рукописям, родственным феррарской группе (сем. 13). В посланиях Павла текст по большей части старолатинский, дающий лишь небольшое число чтений Вульгаты.

F. Фульдский кодекс (Codex Fuldensis) в настоящее время хранится в Библиотеке земли Гессен в городе Фульда. Кодекс был написан между 541 и 546 г. в Капуе (Capua) по заказу местного епископа Виктора и правился им лично. Рукопись содержит полный Новый Завет вместе с апокрифическим посланием Павла к Лаодикийцам. Евангелия образуют единое последовательное повествование, наподобие Татианова «Диатессарона» (). Текст рукописи, который очень хорош, близок тексту Амиатинского кодекса.

M. Миланский кодекс (Codex Mediolanensis) хранится в Амвросианской библиотеке в Милане. Эта рукопись, которая датирована началом VI в., содержит тексты четырех Евангелий. По мнению Уэрдсуэрта (Wordsworth) и Уайта (White), ее можно поставить в один ряд с Амиатинским и Фульдскими кодексами и назвать одним из лучших источников Вульгаты.

R. Евангелие Рашворта находится в Бодлеянской библотеке, известно также как «Евангелие Мак-Регола»,  по имени переписчика, умершего в 820 году. Оно содержит текст Вульгаты с старолатинскими вставками, обычными для ирландских рукописей; во 2-ой половине X в. было снабжено межстрочными англосаксонскими глоссами.

Y. Знаменитое Линдисфарнское Евангелие представляет собой прекрасно исполненный кодекс, написанный около 700 г. и хранящийся ныне в Британском музее. Кодекс украшен кельтско-саксонскими миниатюрами и заставками, а также содержит англосаксонские интерлинеарные глоссы — древнейший перевод Евангелий на древнеанглийский язык. Текст кодекса близок к тексту Амиатинского кодекса.

Z. Кодекс Харли или Гарлеянский (Harleianus) изначально хранился в Королевской библиотеке в Париже, откуда и был похищен в 1707 г., предположительно Жаном Аймоном (Jean Aymon); затем был продан Роберту Харли (Robert Harley), который в свою очередь передал его Британскому музею. Эту прекрасно сделанную копию Евангелий относят к VI или VII в.

Σ. Санкт-галленский кодекс (Sangallensis) является самым древним из всех известных рукописей с текстами Евангелий Вульгаты. Он написан в Италии приблизительно в конце V столетия. Более половины его текста сохранилось в монастыре св. Галла и других библиотеках. К сожалению, Уэрдсуэрт и Уайт недооценили важность этой рукописи при подготовке своего издания Вульгаты.

Ρ. Одной из наиболее красивых, если не самой красивой, из пурпурных рукописей по праву считаются Золотые Евангелия, которые ныне хранятся в библиотеке Дж. Пирпонта Моргана в Нью-Йорке. Драгоценная рукопись, текст которой целиком написан буквами из блестящего золота на пурпурном пергамене, содержит латинскую Вульгату с чертами, характерными для Нортумбрии и Ирландии. Первоначально считалось, что рукопись написана в конце VII — начале VIII в., однако позднее пришли к выводу, что появление ее датируется X в..

Издания Вульгаты. Определение Тридентского собора (1546 г.) о подготовке аутентичного издания Священного Писания на латинском языке было выполнено папой Сикстом V, который разрешил его публикацию в 1590 г. Вульгата Сикстина была издана с папской буллой, которая грозила полным отлучением от церкви тем, кто посмеет нарушить запрет печатать в последующих изданиях текстуальные вариации или менять самый текст. (Впрочем, по мнению Стейнмюллера, «в настоящее время признано, что эта булла не была издана с соблюдением всех канонических формальностей».) В 1592 г., после смерти Сикста, папа Климент VIII отозвал все экземпляры этого издания, какие смог найти, и выпустил другое аутентичное издание, которое содержало примерно 4900 отличий от предыдущего! Вульгата Климентина в Римско-католической церкви до сегодняшнего дня остается официальной латинской Библией.

Критическое издание Нового Завета с текстуальным аппаратом было предпринято в Оксфорде группой англиканских исследователей. В 1899 г. епископ Джон Уэрдсуэрт и Г. Дж. Уайт издали первый том, куда вошли тексты четырех Евангелий; последний, содержащий Книгу Откровения, был завершен X. Ф. Д. Спарксом (Sparks) в 1954 г. Насколько оксфордская Вульгата соответствует своему оригиналу (том, содержащий тексты Евангелий наиболее пострадал от неопытности издателей) см. критические замечания Б. Фишера (Fischer) в Zeitschrift für die neutestamentliche Wissenschaft, 46 (1955), 178–196.

В 1908 г. папа Пий X назначил Международную комиссию для пересмотра текста Вульгаты. Публикация нового издания началась с книги Бытия, увидевшей свет в Ватикане в 1926 году. Удобное двухтомное издание выпущено бенедиктинцем Р. Вебером (Weber) в Штутгарте в 1969 г.; ныне пользуются его четвертым изданием под редакцией Р. Грайсона (Gryson), 1994 г.

3. Коптские переводы [183]

Коптский язык является самой поздней формой древнеегипетского языка, который вплоть до наступления христианской эры пользовался иероглифической письменностью или производными от нее иератической и демотической. В первые христианские столетия копты стали записывать свой язык греческим маюскульным письмом, которое они дополнили семью заимствованными из демотической системы знаками.

В раннехристианский период этот язык был представлен по меньшей мере полудюжиной диалектных форм, которыми пользовались в разных частях Египта. Отличия между ними касались в основном фонетики, а также отчасти лексики и синтаксиса. В Верхнем Египте (южной части страны) от Фив и до крайнего юга господствовал саидский диалект. В Нижнем Египте, или областях, прилегающих к Дельте, бок о бок с греческим языком использовался бохейрский диалект. В промежутке между этими двумя областями в различных местностях вдоль Нила развились промежуточные диалекты, как-то: фаюмский (ранее известный как башмурийский), мемфисский (или среднеегипетский), ахмимский и субахмимский (на нем говорили к югу от Ассиута).

Из этих диалектов наибольшую важность в изучении ранних версий Библии представляют саидский и бохейрский. Приблизительно в начале III в. на саидский диалект были переведены некоторые места Нового Завета, а к концу следующего столетия на этом диалекте можно было прочесть уже большую часть новозаветных книг. Действительно, если судить по тому, столь отличны друг от друга имеющиеся саидские тексты, разные части Священного Писания переводились в разное время разными переводчиками. В целом саидская версия совпадает с александрийской формой греческого текста, но в Евангелиях и Деяниях содержит немало западных чтений. К сожалению, когда Хорнер (Horner) готовил свое издание саидского перевода, ему были доступны лишь неполные рукописи. Однако затем библиотека Дж. Пирпонта Моргана в Нью-Йорке приобрела обширное собрание коптских рукописей, большинство из которых оказались полными. Среди них есть и саидское Четвероевангелие (Morgan MS. 569), написанное в VIII или IX в. и содержащее тексты Евангелий от Матфея, Марка и Иоанна полностью и Евангелии от Луки без 14 листов. В наши дни рукописи этого собрания доступны всем благодаря изданию фоторепродукций, которое осуществил Анри Иверна (Henri Hyvernat). А. Честер Битти также приобрел три саидские рукописи, относящиеся примерно к VI–VII вв. В одну из них (кодекс B) входят Деяния Апостолов, Евангелие от Иоанна (см. рис. 19); другая (кодекс A) сохранила послания Павла, за которыми следует четвертое Евангелие. Третий кодекс является фрагментарным и включает тексты первых пятидесяти псалмов и первую главу Евангелия от Матфея. Г. Томпсон (Thompson) опубликовал издание текстов Деяний и посланий из собрания Битти с колляциями текста Евангелия от Иоанна по изданию Хорнера.

Рис. 19. Коптский (саидский) кодекс B из коллекции Честера Битти. Музей Честера Битти (Дублин). Ин 1:1-10 Размер оригинала 12×10,2 см.

По всей видимости, бохейрский перевод появился немного позднее саидского. Он сохранился во многих рукописях, почти без исключения — весьма поздних (самый ранний из дошедших кодексов Евангелий относится к 1174 г.). В 1958 г. в серии папирусов Бодмера был опубликован ранний папирусный кодекс, содержащий большую часть Евангелия от Иоанна и начальные главы Бытия на бохейрском диалекте. Первые несколько листов довольно сильно испорчены, но примерно с середины 4 главы Евангелия от Иоанна текст сохранился гораздо лучше. Издатель кодекса, Родольф Кассер, был склонен датировать его IV в. Особый интерес вызывает то обстоятельство, что отрывки, которые ученые считали сомнительными с текстологической точки зрения (например, слова о том, как ангел «возмущал воду» в Ин 5:3b-4, и pericope de adultera 7:53-8:11), не включены в эту рукопись. Греческий прототип бохейрского перевода, как представляется, был близок александрийскому типу текста.

Среди разрозненных рукописей, сохранивших новозаветные отрывки на фаюмском диалекте, одним из самых ранних считается папирусный кодекс, ныне хранящийся в Мичиганском университете. Он содержит Ин 6:11–15:11 (с лакунами). По мнению издателя, Элинор М. Хассельман (Husselman), рукопись относится к первой половине IV в. С текстуальной точки зрения этот перевод примерно вдвое чаще совпадает с саидской версией, нежели с бохейрской.

Самым ценным представителем субахмимского перевода считается папирусный кодекс, содержащий Евангелие от Иоанна. С точки зрения издателя этого документа, Герберта Томпсона, рукопись можно датировать 350–375 гг. Как и саидский перевод, которому она близка, субахмимская версия представляет александрийский тип текста.

В каталоге Ф. — И. Шмитца и Г. Минка описано восемьдесят рукописей саидского перевода; из числа более важных рукописей нужно выделить три, содержащие Евангелия от Марка, Луки и Иоанна и относящиеся к V веку. Они были изданы Гансом Квекке (Quecke). С текстологической точки зрения эти рукописи не дают почти ничего сверх ожидаемого и обычно хорошо согласуются со свидетелями александрийского типа текста. Евангелие от Марка, к примеру, оканчивается стихом 16:8, как и в кодексах B и א. В главе 1 вместе с первым писцом Синайского кодекса эта рукопись неоднократно предпочитает краткое чтение: так, в стихе 1 отсутствует «Сына Бога», в стихе 15 — «и говоря», а в стихе 34 — «что Он был Христос». Как и в других саидских рукописях, а также в p75, богач в Лк 16:19 назван Ниневией; в соответствии с p75 текст Ин 10:7 содержит чтение «пастух» вместо «дверь», а стих Ин 21:6, как в p66 и в некоторых других рукописях, содержит интерполяцию из Лк 5:5; В Ин 11:12, как и в p75 (а также субахмимском и бохейрском переводах), содержится чтение «поднимется» вместо «будет спасен».

Относительно недавно в поле зрения ученых попало несколько рукописей библейского перевода на среднеегипетский, или, иначе, оксиринхский, диалект. Среди них особого внимания заслуживают два папирусных кодекса одного и того же размера (12,7×10,5 см), относящихся к IV или V в. Один содержит Евангелие от Матфея, другой первую половину Деяний. Евангельский кодекс ныне хранится в библиотеке Шейде в Принстоне (штат Нью-Джерси) и является одной из четырех древнейших рукописей, содержащих текст Евангелия от Матфея. Текстуальные варианты этой рукописи, изданной Хансом-Мартином Шенке, близки Ватиканскому и Синайскому кодексам в том, что иногда поддерживают краткое чтение. Так, они исключают доксологию в конце Молитвы Господней (Мф 6:13), погодные приметы (Мф 16:2–3), стих о Сыне Человеческом (Мф 18:11) и одно из обличений в адрес фарисеев (Мф 23:14). С другой стороны, в этой рукописи мы довольно часто находим текстуальные варианты, которые демонстрирует противоположная группа свидетелей и которые поддерживают длинное чтение. Например, здесь присутствует стих Мф 12:47 и древнее чтение και τής νυμφίας (25:1), поддерживаемое большим числом западных версий греческого текста и древних переводов (к их числу относятся D, X*, семейство 1; старолатинская версия и Вульгата; сирийские версии: синайская, гераклийская и Пешитта; армянский, грузинские рукописи: адишская и тбетская; Диатессарон).

Среднеегипетская рукопись Деяний была куплена покойным Уильямом Глазье и в настоящее время хранится в библиотеке Дж. Пирпонта Моргана в Нью-Йорке. Предварительный анализ текста показывает, что он заслуживает внимания как образец так называемого «Западного» типа текста.

Части десяти Павловых посланий на среднеегипетском диалекте сохранились во фрагментированном папирусном кодексе, принадлежащем ныне Институту папирологии при Миланском университете. Издатель датирует эту рукопись первой половиной пятого века; ее сохранившиеся части содержат отрывки из следующих посланий (с сохранением оригинального расположения последних) — Рим, 1 и 2 Кор, Евр, Гал, Флп, Еф, 1 и 2 Фес и Кол.

Издания: [George Horner] The Coptic Version of the New Testament in the Northern Dialect, Otherwise called Memphitic and Boharic… 4 vols. (Oxford, 1898–1905); Id., The Coptic Version of the New Testament in the Southern Dialect, otherwise called Sahidic and Thebaic… 7 vols. (Oxford, 1911–1924) [оба издания сопровождаются буквальным английским переводом]; Henri Hyvernat. Bibliothecae Pierpont Morgan Codices Coptici, photographice expressi… (Romae, 1922) 56 томов в 63 частях, указатель содержания которых см.: Winifred Kammerer. A Coptic Bibliography. (Ann Arbor, 1950), 33 ff.; Herbert Thompson. The Gospel of St. John According to the Earliest Coptic Manuscript. (London, 1924) [субахмимский диалект]; Id., The Coptic Version of the Acts of the Apostles and the Pauline Epistles in the Sahidic Dialect. (Cambridge, 1923) [по рукописям из коллекции Честера Битти]; Rodolphe Kasser. Évangile de Jean et Genèse I–IV, 2 (Louvain, 1958) [по рукописям из коллекции Бодмера]; Elinor M. Husselman The Gospel of John in Fayumic Coptic (P. Mich. inv. 3521) (Ann Arbor, 1962). Das Mattäus-Evangelium im mittelagyptischen Dialekt des Koptischen (Codex Scheide), hrsg. von Hans-Martin Schenke (Berlin, 1981); Liste der koptischen Handschriften des Neuen Testaments. I, Die sahidischen Handschriften der Evangelien bearbeitet von Franz-Jürgen Schmitz und Gerd Mink (Berlin, 1986); Apostelgeschichte 1,1-15,3 im mittelägyptischen Dialekt des Koptischen (Codex Glazier) herausgegeben von Hans-Martin Schenke (Berlin, 1981); H. Forster, «Papyrusfragmente eines sahidischen Corpus Paulinum» Zeitschrift für antikes Christentum 5 (2000) 3-22; Das Verhältnis der koptischen zur griechischen Bberlieferung des Neuen Testaments: Dokumentation und Auswertung der Gesamtmaterialien beider Traditionen zum Jakobusbrief und den beiden Petrusbriefen hrsg. und bearbeitet von Franz-Jürgen Schmitz (Berlin, 2003).

4. Готский перевод [193]

В середине IV в. Ульфила (Ulfilas), которого часто называют апостолом готов, перевел Библию с греческого на готский язык; для этой цели он придал разговорному языку литературную форму и создал для него алфавит. Готский перевод является самым ранним из известных нам литературных памятников, составленных на любом из германских языков.

До наших дней сохранилось с полдюжины готских рукописей. Все они фрагментированы, но лучше всех сохранился роскошный список, датируемый V–VI вв. и ныне хранящийся в университетской библиотеке Упсалы. Рукопись включает отрывки из всех четырех Евангелий, которые расположены в так называемом западном порядке (Мф, Ин, Лк, Мк). Рукопись написана крупным почерком серебряными чернилами на пурпурном пергамене, отчего этот документ часто называют Серебряным кодексом (codex Argenteus; см. рис. 20). Начальные строки всех Евангелий и первая строка каждого раздела текста написаны золотыми буквами. Все другие рукописи готского Нового Завета за исключением пергаменного листа из готско-латинской билингвы — палимпсесты.

Перевод Ульфилы со всей возможной добросовестностью передает оригинал, иногда даже доходя до буквализма. Основой своего перевода Ульфила избрал ту форму греческого текста, которая была распространена в восточной части Римской империи около 350 г. и принадлежала к раннему типу койне. Впоследствии в текст были включены западные чтения, заимствованные из старолатинских рукописей; проникли они главным образом в послания Павла.

Издания: Wilhelm Streitberg. Die gotische Bibel. 2te Aufl. (Heidelberg, 1919; 51969: дополненное переиздание) (готский и реконструированный греческий текст на противоположных страницах]; O. van Friesen, A. Grape, ed. Codex Argenteus Upsaliensis, jussu senatus universitatis phototypice editus (Upsaliae, 1927).

Рис. 20. Готский Серебряный кодекс (V или VI в.). Университетская библиотека, Упсала. Мк 5:18–24. Размер оригинала 24,8×19,4 см.

5. Армянский перевод [195]

Армянскую версию иногда называют «царицей библейских переводов», среди которых обычно считается одной из самых красивых и точных (рис. 21). По числу сохранившихся рукописей армянский перевод превосходит все другие ранние переводы, кроме Вульгаты. В каталог Родса входят 1244 рукописи, содержащих Новый Завет полностью или частично; известно, что еще несколько сотен находятся в библиотеках бывшего СССР. О происхождении этого перевода существуют разные мнения. Как сообщают епископ Корьюн (умер в 450 г.) и историк Лазарь Фарбский (умер в 500 г.), ее автором был св. Месроп (умер в 439 г.), солдат, который стал христианским миссионером и создал новый алфавит, а затем вместе с католикосом Сааком (Исаак Великий, 390–439) сделал перевод с греческого языка. С другой стороны, Моисей Хоренский, племянник и ученик св. Месропа, писал, что Саак переводил с сирийского. И та, и другая точка зрения с различными поправками находит поддержку среди современных ученых. Есть основания считать, что самый ранний армянский перевод Евангелий бытовал в форме гармонизации, отдаленно связанной с «Диатессароном» Татиана.

По всей видимости, переработка, которой подвергся ранний армянский перевод, предшествует VIII в. Принадлежал ли греческий текст, ставший основой для перевода, к кесарийскому типу или типу койне, до сих пор достоверно не известно; ни как бы то ни было, в текстах Евангелий от Матфея и Марка во многих армянских рукописях и даже в издании Зораба ярко выражены черты кесарийского типа.

Издания: удовлетворительное критическое издание армянского текста отсутствует; чаще всего используют печатную Библию мхитариста Йована Зорабяна (Иоанна Зораба, Yovhan Zohrabian) (Venezia, 1789; полная Библия 1805). Самая древняя известная рукопись — Четвероевангелие 887 г. было издано в фотографическом воспроизведении Г. А. Халатьянцем (Москва, 1899). См. также: Henning Lehmann, S. Weitenberg, eds. Armenian Texts, Tasks and Tools (Aarhus, 1993); Texts and Context, Studies in the Armenian New Testament. Papers, Presented to the Conference on the Armenian New Testament. May 22–28,1992, ed. by S. Ajamian and Μ. E. Stone. (Atlanta, 1994)

Рис. 21. Армянская рукопись Евангелий MS 229 из Патриаршей библиотеки Эчмиадзина. 989 г. Ныне хранится в Институте древних рукописей Матенадаран (Ереван). Упоминание о пресвитере Аристоне () находится в правой колонке текста между строками 6 и 7 напротив декоративной розетки. Воспроизведен лист 110v без верхней четверти. Размер полного листа 34×26,4 см.

6. Грузинский перевод

Из всех ранних переводов Нового Завета грузинский наименее изучен западными специалистами. Грузинский народ, живший в гористой области, простирающейся между Черным и Каспийским морями, и говоривший на агглютинативном языке, происхождение которого неизвестно, получил собственный перевод Евангелия в первой половине IV в. Время и обстоятельства, при которых он был сделан, покрыты завесой легенд. Подобно армянскому, грузинский перевод является важнейшим свидетелем кесарийского типа текста.

Из наиболее древних евангельских рукописей мы знаем Адишскую (897 г.) и Опизанскую (913 г.), названные так по месту обнаружения, и Тбетскую (995 г.) получившую имя по месту написания. В большинстве apparatus critici Адишская рукопись обозначается как Geo1, а две другие как Geo2 (A и B).

Издания: The Old Georgian Version of the Gospel of Mark, ed. with Latin trans. By Robert R Blake (Paris, 1929); Matthew (Paris, 1933); John, ed. by Robert P. Blake and Maurice Brière (Paris, 1950); Luke, ed. by Maurice Brière (Paris, 1955); Joseph Molitor. «Das Adysh-Tetraevangelium. Neu übersetzt und mit altgeogischen Paralleltexten verglichen.» Oriens Christianus, XXXVII (1953), 33–55; XXXVIII (1954), 11–40; XXXIX (1955), 1-32; XL (1956), 1 — 15; XLI (1957) 1-21; XLII (1958), 1-18; XLIII (1959), 1-16 G. Garitte. L'ancienne version géorginne des Actes des Apôtres d'après deux manuscrits de Sinaï. (Louvain, 1955). Другие монографии и издания включают: Ilia Abuladze, The Acts of the Apostles According to the Old Manuscripts (in Georgian; Tiflis, 1950); K‘et‘evan Lort‘k‘ip‘anidze, The Georgian Versions of the Catholic Epistles According to Manuscripts of the 10th to 14th Centuries (in Georgian; Tiflis, 1956), trans. into Latin by Joseph Molitor in Oriens Christianus, xlix (1965), pp. 1-17; 1 (1966), pp. 37–45; Ilia Imnaišvili, The Apocalypse of John and Its Commentary [i.e., the Commentary of Andrew of Caesarea] (in Georgian; Tiflis, 1961), trans. into Latin by Joseph Molitor in Oriens Christianus, 1 (1966), pp. 1-12 (continued). For the Gospels, see J. Molitor, Synopsis latina Evangeliorum Ibericorum antiquissimorum secundum Matthaeum, Marcum, Lucam, desumpta e codicibus Adysh, Opiza, Tbeth necnon e fragmentis biblicis et patristicis quae dicuntur Chanmeti et Haemeti (Louvain, 1965). See also J. N. Birdsail, «Georgian Studies and the New Testament», New Testament Studies, xxix (1983), pp. 306–320; idem, «The Georgian Versions of the Acts of the Apostles», in Text and Testimony, Essays on the New Testament in Honour of A. F. J. Klijn, ed. by T. Baarda et al. (Kampen, 1988), pp. 39–45; idem, «The Georgian Version of the New Testament», in The Text of the New Testament in Contemporary Research: Essays on the Status Quaestionis, ed. by Bart D. Ehrman and Michael W. Holmes (Grand Rapids, MI, 1995), pp. 173–187; L. Kadzaia, Die ältesten Georgische Vier-Evangelien-Handscrift, Teil I, Prolegomena. Aus dem Georgischen übersetzt von H. Greeven und M. Job, with an English summary (Bochum, 1989), pp. 80–82; J. W. Childers, «The Old Georgian Acts of the Apostles: A Progress Report», New Testament Studies, xlii (1996), pp. 55–74.

7. Эфиопский перевод [197]

Эфиопский перевод сохранился в той части Африки, которая на протяжении долгого времени была почти полностью изолирована от остального христианского мира. Дошедшие до нас рукописи в большинстве своем не старше XV века, и даже самые древние списки могут быть датированы в лучшем случае X веком, однако, несмотря на это обстоятельство, эфиопская версия достойна внимания по нескольким причинам. Вплоть до середины XX века статус последних 12 стихов Евангелия от Марка в этом переводе оставался неясным. Это проистекало из противоречивых оценок, которые были даны одним и тем же рукописям. Ныне же, по фотографии изучив соответствующие страницы второго Евангелия в 65 рукописях, хранящихся в трех десятках коллекций, Мецгер установил, что все они содержат текст Мк 16:9-20. В дополнение к этому текст, который обычно зовется «кратким окончанием» Марка и присутствует в нескольких греческих и сирийских рукописях, во многих эфиопских рукописях находится между стихами 16:8 и 16:9. Впоследствии Уильям Ф. Макомбер (Macomber), сотрудник библиотеки микрофильмов (Hill Monastic Manuscript Microfilm Library) в городе Колледжвилл, штат Миннесота, исследовал микрофильмы 129 других рукописей Мк. Из общего списка в 194 рукописи (65 + 129) все, за исключением двух, оказавшихся к тому же лекционариями, содержат Мк 16:9-20, в то время как 131 содержит оба окончания — и пространное, и краткое.

Замечание в конце главы 28 эфиопского текста Деяний призывает читателя обратиться к посланиям и апокрифическим Деяниям Павла, а также рассказам о пребывании Павла в Риме. Этот фрагмент текста изначально представлял собой глоссу или колофон, внесенный впоследствии в основной текст.

Мнения исследователей о времени создания эфиопского перевода расходятся; одни считают, что он существовал уже в IV в., другие уверены, что перевод появился не раньше VI или VII в. Споры ведутся также и о том, с какого оригинала был сделан перевод — греческого или сирийского. В любом случае интересен тот факт, что в посланиях Павла текст перевода часто совпадает с p46 и мало совпадает или не совпадает вообще с другими вариантами текста. В эфиопском переводе также четко прослеживается влияние коптского и арабского текстов. Так эфиопский текст в конечном итоге стал собранием несопоставимых элементов, стоящих бок о бок. Анализ более ранней формы эфиопского перевода показал, что мы имеем дело со смешанным типом текста, который по определенным признакам можно отнести преимущественно к византийскому; однако в некоторых местах он совпадает с ранними греческими источниками (p46 и B). То немногое, что нам известно о Новом Завете в эфиопской версии (более тщательно изучена ее ветхозаветная часть), заставляет ученых с большим вниманием отнестись к ее изучению. Наиболее ранняя из известных эфиопских рукописей, кодекс Четвероевангелия, относится к XIII столетию, большинство остальных — XV века и более поздние.

Издания: Первое печатное издание (editio princeps) эфиопского Нового Завета было осуществлено тремя монахами-абиссинцами, которые выпустили свой труд в двух томах под псевдонимом Петр Эфиоп (Petrus Ethyops; Roma, 1548–1549). Этот текст с латинским переводом был перепечатан в полиглотте Брайана Уолтона (1657). Другие более поздние издания, выпущенные в новое время для миссионеров, были подготовлены Т. Пеллом Платтом (Platt; London, 1826) и переизданы Ф. Преториусом (Prätorius; Leipzig, 1899; 1914) и Ф. да Бассано (da Bassano; Asmara, 1920). Чтения editio princeps обозначаются символом Ethro.

8. Старославянский перевод [201]

О жизни и трудах свв. Кирилла и Мефодия, апостолов славянских, мы знаем больше, чем о создателях любого другого древнего библейского перевода, за исключением бл. Иеронима. Им, сыновьям богатого чиновника, родившимся в Салониках, традиция приписывает создание вначале глаголического, а затем и так называемого кириллического алфавита. В середине IX в. братья начали перевод Евангелий (возможно, в форме греческого лекционария) на староболгарский язык, который обычно называют старославянским. Этот перевод, как и следовало ожидать, принадлежит к византийскому типу текста, но вместе с тем содержит более ранние чтения, присущие западному и кесарийскому типам.

Славянский перевод стал объектом многочисленных эмендаций и изменений, вызванных диалектными различиями, которые существовали между разными славянскими народами, использовавшими этот текст. Эти изменения начали появляться почти сразу после того, как Кирилл и Мефодий закончили свою работу. Ни одна из сохранившихся рукописей не старше XI века. Существуют изводы, характеризующиеся болгарскими, чешскими, русскими и сербскими особенностями. Славянская Библия также послужила основой для ранних переводов — чешского (1475 г.) и болгарского (1840 г.) и повлияла на другие славянские библейские переводы.

Предварительная работа по классификации славянских рукописей была начата в конце XIX века профессором Московской духовной академии Г. А. Воскресенским, который разделил их на четыре группы, которые соответствовали, как он полагал, четырем текстуальным семействам. Древнейшая рецензия сохранилась в рукописях южнославянского происхождения, к числу которых относится большинство самых известных кодексов. Вторая рецензия сохранена в наиболее ранних русских рукописях, относящихся к XI и XII вв. Две другие датируются XIV и XV вв. соответственно. Апокалипсис стоит особняком, поскольку, как показал в своем исследовании Облак, он был переведен лишь в XII веке.

Издания: Josef Vajs, Evangelium sv. Matouše, text reconstmovaný (Praha, 1935) [с реконструированным греческим оригиналом на противоположных страницах]; …Marka (Praha, 1935); …Lukaše (Praha, 1936); …Jana (Praha, 1936).

9. Другие древние переводы

а) Арабские переводы

Древнейшие переводы Евангелий на арабский, возможно, относятся к VIII веку. Общий обзор рукописей, проведенный Игнацио Гвиди, показал, что существующие арабские переводы распадаются на пять групп: (1) сделанные непосредственно с греческого; (2) сделанные с сирийской Пешитты или выправленные по ней; (3) сделанные с одного из коптских диалектов, будь то саидский, бохейрский или любой другой; (4) принадлежащие к одной из двух эклектичных рецензий, выполненных Александрийским патриархатом в XIII веке и наконец (5) все прочие, среди которых встречаются, например, попытки изложить текст в виде ритмизованной прозы — формы, которая благодаря Корану стала классической для арабской литературы. Сложность ситуации усугубляется тем, что почти арабские переводы неоднократно исправлялись на основе других арабских версий, имеющих в своей основе другой оригинал.

В период позднего средневековья и до XIX века количество арабских переводов продолжало множиться: с одной стороны, те или иные части Писания переводили для своих нужд различные конфессиональные группы (такие, как мелькиты, марониты, несториане, яковиты и копты), с другой стороны, Библия переводилась на различные диалекты арабского языка — алжирский, чадский, египетский, марокканский, палестинский, суданский, тунисский, а также на разговорный язык Мальты.

b) Древненубийский перевод

В течение первых веков христианской эры Нубия, на севере граничащая с Египтом и с Эфиопией на юге, состояла из трех независимых царств. Когда именно христианство впервые попало в Нубию, неизвестно, однако обширные пространства, простирающиеся к югу от Египта, весьма вероятно, дали приют многим христианам, спасавшимся от гонений, начатых в 303 г. императором Диоклетианом. Первые специально посланные сюда миссионеры прибыли в Нубию в середине VI века. В течение столетий количество церковных общин увеличивалось и, как сообщают, счет их шел уже на сотни. Около пяти веков подряд христианство процветало, становясь для нубийского общества основным связующим началом. Но в конце XIV века эта область оказалась отрезана от остального христианского мира продвижением арабов из мусульманского Египта, и ослабшая нубийская церковь оказалась на краю исчезновения. Растущая мощь арабов давила на страну с востока, севера и запада, так что в итоге все население Нубии приняло ислам.

Лишь в начале XX века в распоряжение ученых попали свидетельства о существовании древнего нубийского перевода Библии. В 1906 году д-р Карл Шмидт купил в Каире тетрадку из 16 поврежденных листов из пергаменного кодекса, обнаруженного в Верхнем Египте. Они содержали часть лекционария, относящуюся к предрождественской неделе и Рождеству (20–26 декабря). Для каждого дня дается отрывок из Апостола (Рим, Гал, Флп, Евр) и Евангелия (Мф и Ин). Как и прочие нубийские тексты, он написан коптским алфавитом, дополненного буквами, которые обозначали звуки, отсутствовавшие в коптском. Ближе к концу XX века в поле зрения ученых попали и другие библейские фрагменты на древненубийском языке; в их число входят отрывки из Ин и Откр.

c) Согдийский перевод

Согдийский язык, принадлежащий к среднеиранской группе, относится к восточной ветви индоевропейской языковой семьи. Во второй половине I тысячелетия н. э. согдийский был широко распространен в Восточном Туркестане и прилегающих районах Средней Азии. Недюжинная энергия, которую согдийцы выказали в торговле и колонизации, привела к широкому распространению их языка и письменности.

Учитывая наши современные знания об ареале использования согдийского языка, трудно представить себе, что до начала XX века ученые почти ничего о нем не знали. Только в 1903 году вблизи Турфана было обнаружено большое число различных согдийских документов, в числе которых среди буддийских и манихейских текстов присутствовали и христианские — несколько мученических актов, часть «Пастыря» Гермы, довольно много отрывков из Мф, Лк, Ин, небольшие фрагменты 1 Кор и Гал. Написаны они были чисто консонантным письмом, напоминающим сирийское эстрангело, и, как полагают, переводить христианские документы на согдийский язык первыми начали несторианские миссионеры, которые в VII веке вели в Средней Азии энергичную проповедь.

d) Англосаксонский перевод

Древнейшие сохранившиеся новозаветные материалы на англосаксонском языке имеют форму межстрочных глосс в рукописях Вульгаты, ибо внесение глосс было одной из форм тогдашнего обучения латинскому языку. Поскольку глоссы помещались практически над каждым словом латинского текста, порядок слов подстрочника следовал латинскому оригиналу, и для получения полноценного связного англосаксонского перевода требовалось его отредактировать. Однако глоссы делались отнюдь не для замены латинского текста, а лишь для того, чтобы помочь читателю лучше его понять.

Знаменитый Линдисфарнский кодекс () был написан около 700 года Эдфридом (Eadfrid), епископом Линдисфарнским. В X веке рукопись была перевезена в Честер-ли-Стрит, близ Дарема, и там не позднее 970 года в нее были добавлены глоссы на литературном древнем нортумбрийском диалекте (документы на котором довольно редки); руководил этой работой священник по имени Алдред (Aldred). Другая известная латинская рукопись — Евангелие Рашворта (Rushworth Gospel), которая была написана ирландским почерком примерно около 800 года и получила глоссы во второй половине X века. Глоссы к Евангелию от Матфея написаны на редком древнем мерсийском диалекте, который использовался в центральной части Англии, в то время как остальные Евангелия были глоссированы на древнем нортумбрийском.

Шесть других рукописей содержат глоссы на западносаксонском варианте англосаксонского языка, которым пользовались в Уэссексе. В некоторых случаях западносаксонские чтения отличаются от Вульгаты, однако согласны с чтениями двуязычного Кодекса Безы ( выше); в других случаях мы видим, что глоссатор просто не понимал латинский текст. Из сказанного видно, что ценность англосаксонской версии для восстановления греческого оригинала довольно ограничена. В основном она используется текстологами для изучения истории латинского библейского текста.

 

III. Патристические цитаты из Нового Завета

Помимо сведений о тексте, которые можно получить из греческих рукописей Нового Завета и ранних переводов, текстологу доступно большое количество библейских цитат, включенных в комментарии, проповеди и иные труды, написанные ранними отцами церкви. В самом деле эти цитаты настолько многочисленны, что если бы мы утратили все другие источники новозаветных текстов, их одних было бы достаточно для восстановления практически всего текста Нового Завета.

Значимость цитат из патристической литературы состоит в том, что они помогают определить место и время появления разночтений и типов текста в греческих рукописях и переводах. Например, то обстоятельство, что цитаты, содержащиеся в послании Киприана, который был епископом Карфагена в Северной Африке около 250 г., практически полностью совпали с латинским текстом рукописи k, привело ученых к справедливому выводу о том, что данная рукопись IV–V вв. является копией с оригинала, который использовался в Северной Африке в середине III века. Иногда случается так, что патристический автор намеренно цитирует разночтения из современных ему рукописей. Такие сведения представляют собой исключительную важность, поскольку мы получаем достоверную информацию о том, какие разночтения существовали в конкретное время и в конкретном месте.

Прежде чем с уверенностью оперировать патристическими свидетельствами, исследователь обязан проверить, имеет ли он перед собой подлинный святоотеческий текст. Ибо труды отцов церкви, так же как новозаветные рукописи, претерпевали изменения в процессе переписывания. Писец всегда стремился привести цитаты из Священного Писания в соответствие с той формой текста, которая была свойственна поздним рукописям Нового Завета и которую он помнил наизусть. Если цитаты из Нового Завета в рукописи какого-либо святоотеческого текста отличаются друг от друга, то правильнее будет счесть подлинным те варианты, которые не совпадают с более поздним церковным текстом (византийским для греческого или, соответственно, Вульгатой для латинского).

После того, как был обнаружен подлинный текст, которым пользовался патристический автор, текстолог должен задать вопрос: хотел ли он передать цитату из Священного Писания дословно или же он просто перефразировал ее? Если исследователь уверен в буквальном цитировании, неизбежен вопрос: обращался ли отец церкви к соответствующему отрывку в рукописи или цитировал по памяти? Первое предположение является наиболее вероятным, если цитата длинная, короткие же цитаты чаще воспроизводились по памяти. Более того, если автор цитировал какой-либо отрывок несколько раз, то форма этого отрывка зачастую могла варьироваться.

Невзирая на трудности, с которыми сопряжено установление подлинных новозаветных цитат в патристической литературе и их последующее использование для критики текста, подобная работа может оказаться весьма важной для выявления древнейших текстуальных форм. Например, в сцене крещения Иисуса в Лк 3:22 подавляющее большинство свидетелей, начиная с p4, цитируют глас с небес — «Ты Сын Мой возлюбленный! В Тебе Мое благоволение» (с отсылкой к Ис 42:1). Другие источники, напротив, указывают, что глас свыше процитировал Пс 2:7 — «Ты Сын Мой, ныне Я родил Тебя»; самая ранняя новозаветная рукопись, содержащая подобное чтение — Кодекс Безы V века. До него этот текст передается именно так в многочисленных патристических сочинениях II–IV вв., включая Иустина, Климента Александрийского, Оригена, Мефодия, Евангелие Евреев, Евангелие Эвионитов и Дидаскалию. Все они согласуются в данном чтении с Кодексом Безы. Из этого следует вывод, что все известные нам источники текста II и III века, за исключением p4, знают это чтение.

Цитаты из святоотеческой литературы ценны не только для выявления древнейших текстуальных вариантов, но и для установления форм и путей передачи текста. Например, полный анализ таких александрийских писателей, как Климент, Ориген, Дидим, Афанасий и Кирилл, показывает нам, как новозаветный текст развивался в Египте на протяжении первых 400 лет христианской истории.

Авторы патристических сочинений иногда прямо говорят о том, какие разночтения содержатся в доступных им рукописях и даже высказывают свое мнение о ценности того или иного чтения — не всегда, впрочем, убедительное для современного ученого, который, однако, с большим вниманием отнесется к свидетельству отца церкви, когда тот говорит, содержалось ли то или иное чтение в немногих рукописях или, напротив, во многих, или даже в большинстве виденных им копий. Эта информация часто совпадает со свидетельством сохранившихся рукописей, но еще чаще противоречит ей. Подобное сравнение древних известий с современным положением дел показывает, как часто слепая случайность определяла и сохранение, и утрату рукописей, существовавших в прошлом.

Учитывая, сколь важны данные патристики для восстановления древнейших форм текста и понимания путей его дальнейшей рукописной передачи, нельзя не прийти к выводу о необходимости полных сводов таких свидетельств — как прямых цитат новозаветного текста, так и парафразов. Для выполнения этой задачи была основана новая книжная серия, The New Testament in the Greek Fathers: Texts and Analyses. Ее первым редактором стал Гордон Фи (Fee), и ныне она издается Обществом библейской литературы (Society of Biblical Literature Press). Новозаветные цитаты из произведений каждого конкретного отца церкви собраны в отдельном томе; если же количество их велико, то целый том отдается какой-либо одной части Нового Завета. Вплоть до настоящего времени изданы тома, посвященные Дидиму Слепцу (Евангелия), Григорию Нисскому (Новый Завет полностью), Оригену (по тому на каждое Евангелие и один — на 1 Кор) и Кириллу Иерусалимскому (весь Новый Завет). Вскоре ожидается выход томов, посвященных Афанасию (Евангелия), Василию Великому (Евангелие от Матфея) и Епифанию (Деяния, послания и Откровение).

Каждый том этой серии содержит (1) краткое введение, посвященное историческому и богословскому контексту, в котором жил и творил данный церковный автор; (2) полный список всех новозаветных цитат, парафразов и аллюзий, содержащихся в его трудах; (3) полную колляцию этого материала с важнейшими рукописными свидетелями различных текстуальных семейств; (4) детализированный анализ всех случаев, когда обнаруженный у отца текст совпадает или не совпадает с текстом тех или иных рукописей — как правило, при этом используется квантитативный метод установления текстуальной связи, а также — в той или иной форме — метод профильной группировки рукописей; и, наконец, читателю представляется (5) вывод о том, что именно свидетельствует данный Отец об истории новозаветного текста для своего времени и места проживания.

Уже удалось добыть некоторые новые данные. Например, работы Джеймса Брукса о Григории Нисском, Жана-Франсуа Расина о Василии Великом и Рода Маллена о Кирилле Иерусалимском показали, что каждый из этих авторов цитирует раннюю версию византийской редакции, что, таким образом, удревнило дату ее появления самое меньшее до конца IV века. В то же самое время работа Барта Эрмана о Дидиме Слепце показала, что этот важнейший автор является убедительным свидетелем александрийского текста, и более того, заставило пересмотреть само восприятие того, как развивалась эта редакция. Поскольку все представители данного извода дают его в более или менее чистом виде, нельзя более рассуждать о «поздней александрийской» редакции. Вместо этого, следует говорить о первичных и вторичных ее свидетелях, опираясь на то, в какой степени каждая рукопись содержит характерные признаки александрийского текста.

В целом же, ценность отцов церкви для восстановления новозаветного текста весьма велика, но внимание их изучению уделялось недопустимо малое. Вот список наиболее выдающихся христианских авторов, чьи произведения содержат многочисленные цитаты из новозаветного текста.

Амвросий Медиоланский, ум. 397.

Амврозиастер [Псевдо-Амвросий] Римский, вторая половина IV в. Августин Гиппонский, ум. 430.

Афанасий Александрийский, ум. 373.

Григорий Назианзин, ум. 389 или 390.

Григорий Нисский, ум. 394.

Дидим Александрийский, ум. 398.

Евсевий Кесарийский, ум. 339/340.

Епифаний Кипрский, ум. 403.

Ефрем Сирин, ум. 373.

Иероним Стридонский, ум. 419 или 420.

Иларий Пиктавийский, ум. 367.

Иоанн Златоуст, ум. 407.

Ипполит Римский, ум. 235.

Ириней Лионский, ум. ок. 202.

Исидор Пелусиот, ум. 435.

Иустин Мученик, ум. ок. 165.

Киприан Карфагенский, ум. 258.

Кирилл Александрийский, ум. 444.

Климент Александрийский, ум. ок. 212.

Люцифер Калаританский, ум. 370 или 371.

Маркион, расцвет деятельности приходится на 150–160 гг., Рим.

Ориген, ум. 253/254.

Пелагий, IV–V вв.

Примасий, епископ Гадрументский (в Африке), ум. после 552.

Псевдо-Иероним, V–VI вв.

Руфин Аквилейский, ум. 410.

Татиан, расцвет деятельности около 170 г.

Тертуллиан, ум. после 220.

Феодор Мопсуэстийский, ум. 428.

Среди этих авторов наиболее противоречивой фигурой был Татиан, сириец из Месопотамии. Он известен, главным образом, своим «Диатессароном», или «Гармонией» четырех Евангелий. Соединяя отличающиеся друг от друга предложения, присутствующие только у одного евангелиста, с предложениями, которые мы находим у другого, Татиан расположил евангельские отрывки таким образом, что получилось единое повествование. Соединив вместе все четыре Евангелия, Татиану удалось сохранить их содержание почти полностью, за исключением всего нескольких отрывков (например, родословие Иисуса в Евангелии от Матфея и Евангелии от Луки, первое из которых прослеживает наследственную линию Иисуса от Авраама по нисходящей линии, а второе — по восходящей к Адаму). Этот труд стал известен под названием «Диатессарон» (от греческого выражения διὰ τεσσάρον, что означает «посредством четырех [Евангелий]»).

«Диатессарон» Татиана вскоре приобрел большую известность, особенно на Востоке. Уже в V в. Феодорит, который в 423 г. стал епископом города Кира или Кирра (стоявшего на реке Евфрат в Верхней Сирии), обнаружил, что в пределах его епархии обращается большое число копий «Диатессарона». Однако по причине того, что в конце своей жизни Татиан стал еретиком, Феодорит опасался, что православным христианам вредно будет читать произведения этого автора, и посему он уничтожил все копии «Диатессарона», какие мог найти (всего около двух сотен), и заменил их отдельными текстами четырех Евангелий.

В результате столь усердного искоренения текста епископом Феодоритом (знамя которого, вне всякого сомнения, подхватили затем другие) не сохранилось ни одной полной копии «Диатессарона» Татиана. В 1933 г. археологи во время раскопок древнего римского города-крепости Дура-Эвропос на нижнем Евфрате обнаружили небольшой кусок пергамена, содержащий фрагмент из «Диатессарона» на греческом языке. Известно, что этот город был захвачен персами при царе Шапуре I в 256–257 г. и, следовательно, пергамен моложе этой даты. Сохранившийся текст описывает приход Иосифа из Аримафеи за телом Иисуса. Буквальный перевод показывает, каким образом слова и предложения из четырех Евангелий соединялись вместе. Поскольку левые поля листа были повреждены, то первые 6–7 букв в начале каждой строки отсутствуют, однако восстановить их можно почти с полной достоверностью. В переводе, который мы приводим ниже, восстановленные куски помещены в квадратные скобки, а отсылки к современному тексту Библии даны в скобках.

[… мать сыновей Зеведеев]ых (Мф 27:56) и Саломея (Мк 15:40) и женщины, следовавшие за Ним из [Галиле]и смотрели на это (Лк 23:49 b-c). [День тот] была пятница; и наступала] суббота (Лк 23:54). Когда же настал вечер (Мф 27:57), потому что была пя[тница], то есть день перед субботою (Мк 15:42), [пришел] богатый человек (Мф 27:57), член совета (Лк 23:50), из Аримафеи (Мф 27:57), г[ор]ода [иудейского (Лк 23:51), именем Ио[сиф] (Мф 27:57), человек добрый и пр[авдивый] (Лк 23:50), ученик Иисуса, но т[айн]ый — из страха перед иудеями (Ин 19:38). И он (Мф 27:58), ожидавший также [Царства] Божьего (Лк 2 3:5lb). Он не [участв]овал в совете и в д[еле] [их] (Лк 23:51а)…

Вполне очевидно, что Татиан занимался составлением своего «Диатессарона» с большим усердием. Возможно, автор работал с четырьмя отдельными рукописями, каждая из которых содержала текст одного из Евангелий, и по мере использования предложений то из одного, то из другого Евангелия, он, без сомнения, вычеркивал их из рукописей, откуда эти предложения переписывал. Иначе очень трудно понять, как ему удалось так мастерски сделать этот литературный монтаж из столь коротких фраз, к тому же взятых из четырех разных рукописей.

Наиболее яркое чтение, сохранившееся в этом фрагменте, расположено почти в самом его начале. Хотя оно частично восстановлено и ни один из вторичных переводов «Диатессарона», известных с тех пор, не содержит этого чтения, возможно, Татиан говорит о «женщинах, следовавших за Иисусом из Галилеи». Данное высказывание и смысл, который за ним скрыт, не имеют параллельного чтения в тексте Евангелий ни в какой другой рукописи или переводе.

Помимо рассмотренного выше греческого отрывка, отдельные части татиановой гармонии можно найти у ранних сирийских отцов церкви, которые включали цитаты из нее в свои гомилии и другие труды. Особенно хорошо цитаты представлены в комментариях св. Ефрема на «Диатессарон», написанных в IV в. До середины XX века эти комментарии были доступны лишь в армянском переводе, сохранившемся в двух рукописях 1195 г. В 1957 г. было объявлено, что сэр Честер Битти приобрел сирийскую рукопись, которая содержит около трех пятых трактата Ефрема. Эта рукопись, датированная концом V — началом VI в., была издана Луи Лелюаром (Leloir), который предварительно подготовил издание и перевод комментариев в их армянском переводе. Несколько гармонизаций на других языках (арабском и персидском на Востоке, латинском, среднеголландском, староанглийском и староитальянском на Западе) в большей или меньшей степени зависят либо по форме, либо по тексту, от работы первопроходца в этом деле — Татиана.

Влияние «Гармонии» на контаминацию в передаче евангельского текста всесторонне изучено. В настоящее время немногие ученые согласны с крайними взглядами Германа фон Зодена и Антона Баумштарка, которые считали, что обнаружили влияние Татиана на большое количество восточных и западных евангельских рукописей. Не подлежит сомнению, однако, то, что татианова идея гармонизации евангельского текста Татиана оказала влияние на значительное число источников (особенно западных).

 

I. От Хименеса и Эразма до Эльзевиров

Изобретенная Иоганном Гутенбергом технология книгопечатания, основанная на использовании подвижных литер, оказала самое серьезное воздействие на западную культуру и цивилизацию. Теперь копирование книг ускорилось и удешевилось, но главное — повысилась степень аккуратности в воспроизведении текста. И не случайно первым и главным детищем первопечатника стала роскошная Библия. Иеронимова Вульгата была издана Гутенбергом в Майнце между 1450 и 1456 г., а в течение следующих 50 лет различными типографиями было выпущено по меньшей мере 100 изданий латинского текста Библии. В 1488 г. появилось первое полное издание еврейского Ветхого Завета, напечатанное в ломбардской типографии Сонцино. К началу XVI в. Библия была издана на основных языках Западной Европы — богемском (чешском), французском, немецком и итальянском.

Говоря о греческом тексте Нового Завета, необходимо заметить, что, за исключением нескольких коротких отрывков, полностью он был напечатан лишь в 1514 г. Эту задержку на 60 лет после изобретения типографского способа печати объясняют двумя причинами.

Прежде всего, главная сложность состояла в изготовлении греческих шрифтов, необходимых для книги сколько-нибудь значительного объема, что оказалось трудоемким и дорогостоящим делом. Была предпринята попытка воссоздать в печати минускульное греческое письмо, изобиловавшее многочисленными вариантами начертания одной и той же буквы, а также лигатурами — особыми формами для соединения двух или трех букв (ligatures) в один типографский знак. Таким образом, вместо производства шрифта, состоящего из 24 букв греческого алфавита, печатники вынуждены были сделать около 200 различных форм. (Со временем эти вариантные формы одних и тех же букв исчезли; сегодня существуют лишь две формы строчной сигмы — σ и ς.)

Основной причиной того, что греческий текст Нового Завета увидел свет так поздно, явился высокий престиж латинской Вульгаты Иеронима. Переводы на разговорные языки ничуть не умаляли превосходства латинского текста, с которого они и были сделаны. Однако публикация Нового Завета по-гречески давала любому ученому, владеющему обоими языками, возможность критически смотреть на признанную Библию официальной церкви и править ее.

Тем не менее в 1514 г. Новый Завет был впервые опубликован на греческом языке в составе многоязычной Библии. Замысел объединить в одном издании библейские тексты на еврейском, арамейском, греческом и латинском языках принадлежит кардиналу-примасу Испании Франциско Хименесу де Сиснеросу (Francisco Ximenes de Cisneros, 1437–1517). Это прекрасное издание вышло в свет в университетском городке Алкала (по-латински Complutum). Грандиозный свод под названием «Комплютенская многоязычная Библия» редактировался многими учеными, среди которых, пожалуй, наиболее известен Диего Лопес де Суньига (Стуника). Первым был напечатан том V, содержавший Новый Завет и греко-латинский словарь (в колофоне указана дата 10 января 1514 г.) Том VI — Приложения, включавший еврейский словарь и основы еврейской грамматики, был напечатан следующим в 1515 г. Позже появились четыре тома Ветхого Завета, дата выпуска последнего из них — 10 июля 1517 г. Разрешение папы Льва X, которое открывало текст I тома, было получено лишь 22 марта 1520 г. По-видимому, тираж Полиглотты был выпущен в обращение (т. е., собственно говоря, опубликован) только около 1522 г.

Четыре тома Ветхого Завета содержат еврейский текст, латинскую Вульгату и греческую Септуагинту, которые располагались в трех колонках на каждой странице вместе с арамейским Таргумом Онкелоса (парафразом Пятикнижия), который сопровождается переводом на латинский язык внизу страницы. Четкий и красивый греческий шрифт, который использовался для печатания Нового Завета, был смоделирован по рукописным источникам XI–XII вв. (см. рис. 22). В нем отсутствуют знаки густого и тонкого придыхания, а ударение расставлено совершенно произвольно: односложные слова вовсе не имеют его, тогда как ударные слоги отмечены простым апексом, напоминающим греческое острое ударение. Подле каждого греческого слова или группы слов проставлена латинская буква, отсылающая к переводу этого места в параллельном тексте Вульгаты, что помогает ориентироваться читателям, недостаточно знающим греческий язык. Септуагинта напечатана обычным курсивом, который стал широко использоваться благодаря Альду Мануцию (Manutius), знаменитому венецианскому печатнику.

Рис. 22. Комплютенская Полиглотта, том V. Первое печатное издание греческого Нового Завета (1514). Рим 1:27—2:15 (). Размер оригинала 35×24 см.

Точно не известно, какая именно греческая рукопись легла в основу Комплютенского Нового Завета. В открывающем издание посвящении папе Льву X Хименес говорит о том, каких трудов стоило отыскание латинских, греческих и еврейских рукописей, и замечает: «Греческими рукописями воистину обязаны мы Вашему святейшеству, предоставившему в наше распоряжение из Апостолической библиотеки древнейшие рукописи, как Ветхого, так и Нового Заветов; весьма много помогли они осуществлению предприятия нашего».

Хотя Комплютенскому тексту суждено было стать первым напечатанным греческим Новым Заветом, первым опубликованным, т. е. выпущенным на рынок, оказалось издание, подготовленное знаменитым голландским ученым-гуманистом Дезидерием Эразмом Роттердамским (1469–1536). Невозможно точно определить, когда именно Эразм задумал его, но уже в августе 1514 года, будучи в Базеле, Эразм обсуждал такую возможность с известным издателем Иоганном Фробеном (Froben), и вероятно, делал это уже не в первый раз. Их переговоры, как кажется, были прерваны на некоторое время, но возобновились в апреле 1515 года, когда Эразм находился в Кембриджском университете. Именно тогда Фробен через их общего друга Беата Ренана (Rhenanus) убедил его немедленно сесть за подготовку издания Нового Завета. Без сомнения, Фробен слышал о готовящемся выходе испанской многоязычной Библии и, предчувствуя готовность читательской аудитории к появлению в продаже греческого Нового Завета, захотел обратить ситуацию в свою пользу прежде, чем Хименес завершит свою работу, и текст его будет разрешен к выпуску. Предложение Фробена, которое сопровождалось обещанием суммы, которую заплатил бы любой другой заказчик (se daturum pollicetur, quantum alius quisquam), было сделано как раз вовремя. Вновь уезжая в Базель в июле 1515 г., Эразм надеялся отыскать греческие рукописи достаточно хорошего качества, которые можно было сразу отправить в набор и напечатать рядом с Вульгатой, «которую Эразм достаточно сильно отредактировал, дабы она точно передавала греческий текст в колонке напротив». К его разочарованию, те рукописи, которые он смог в тот момент достать, требовали определенной правки, прежде чем с них можно набирать текст.

Печатать книгу начали 2 октября 1515 г., и в удивительно короткий срок — к 1 марта 1516 г. — все издание было закончено. Огромный том в 1000 страниц, по признанию Эразма, был «скорее обрушен на читателя, чем издан» (praecipitatum verius quam editum). Из-за спешки были допущены сотни типографских ошибок; Скривенер как-то сказал: «В смысле опечаток это самая неудачная книга из всех, какие я знаю». Поскольку Эразм не смог найти одну рукопись, которая содержала бы весь греческий текст полностью, ему пришлось пользоваться для разных частей Нового Завета разными рукописями. Большую часть новозаветных книг Эразм напечатал по двум довольно посредственным в текстуальном отношении рукописям, найденных им в монастырской библиотеке в Базеле: Евангелия — по одной (см. рис. 23), Деяния и послания — по другой. Оба списка датируются приблизительно XII в. Эразм сравнил их с двумя-тремя другими рукописями тех же книг и внес прямо в рукопись кое-какую корректурную правку на полях и между строк. Далее, Эразм располагал одной-единственной рукописью Откровения, которую он одолжил у своего друга Рейхлина (Reuchlin). Относилась эта копия к XII в., и была, к сожалению, неполной: отсутствовал последний лист, где должны были находиться заключительные шесть стихов Откровения. Вместо того, чтобы задерживать публикацию поисками исправного текста, Эразм (видимо, по настоянию издателя) сделал обратный перевод этих стихов на греческий с Вульгаты. Как нетрудно догадаться, самодельный греческий текст, полученный в результате подобной процедуры, содержит такие чтения, каких мы не встретим ни в одной из известных нам оригинальных рукописей — однако эти чтения сохраняются в многочисленных воспроизведениях так называемого Общепринятого текста (Textus Receptus) греческого Нового Завета.

Рис 23. Греческая евангельская рукопись 2 (XII век). Университетская библиотека, Базель. Лк 6:20–30. Это одна из второстепенных рукописей, использованных Эразмом для подготовленного им первого издания греческого Нового Завета (.). Видна внесенные Эразмом правка текста и указания для наборщика (например, в строках 8 и 9 косая черта отделяет предлог от следующего за ним слова; на нижнем поле рукой Эразма добавлено προσεύχεσθε ὑπέρ τῶν ἐπηρεαζόντων ὑμᾶς, случайно опущенное переписчиком рукописи в стихе 28 (3 строка снизу). Размер оригинала 19,5×15 см.

В некоторых местах греческого текста Эразм вносит правку по Вульгате. Так, в сцене обращения Павла на пути в Дамаск стих Деян 9:6 («Он в трепете и ужасе сказал: Господи! Что повелишь мне делать?») был бестрепетно перенесен Эразмом из Вульгаты. Это добавление, которое отсутствует во всех известных нам греческих рукописях (хотя и появляется в параллельном тексте Деян 22:10), вошло в Textus Receptus, ставший основой перевода Библии короля Иакова (1611 г.).

Текст, опубликованный Эразмом Роттердамским, — первое широко доступное печатное издание Нового Завета, — аудитория восприняла по-разному. С одной стороны, его широко покупали по всей Европе. Менее чем через три года потребовалось второе издание книги, причем суммарный тираж обоих изданий 1516 и 1519 г. составил 3300 экземпляров. Второе издание легло в основу немецкого перевода, сделанного Лютером. С другой стороны, на труд Эразма многие смотрели с подозрением, а кое-кто даже враждебно. Во втором издании классическую иеронимову Вульгату Эразм заменил собственным, более элегантным латинским переводом, который во многих местах менял привычное звучание латинских слов и оттого воспринимался как претенциозная инновация. Более всего возражений вызывали краткие аннотации, в которых Эразм обосновывал свой перевод: среди замечаний сугубо филологического свойства периодически встречались довольно едкие комментарии о далеком от евангельского идеала образе жизни священников. По словам Дж. Э. Фруда, «кожа духовенства стала слишком нежной от долгой безнаказанности. С амвонов и трибун кричали они, негодуя, и вся Европа оглашалась эхом их криков». В конце концов, «многие университеты, и среди них Кембриджский и Оксфордский, запретили студентам читать, а книготорговцам — продавать сочинения Эразма».

Среди многих критических стрел, летевших в него, самую серьезную, по-видимому, выпустил Стуника, один из издателей Комплютенской многоязычной Библии Хименеса. Стуника указал на то, что в издании Эразма отсутствует так называемая Comma Johanneum — иными словами, те стихи Первого послания Иоанна, где содержится тринитарное утверждение: «Ибо три свидетельствуют на небе: Отец, Слово и Святый Дух; и сии три суть едино. И три свидетельствуют на земле…» (1 Ин 5:7–8). На подобное обвинение Эразм возразил, что этих слов он не обнаружил ни в одной греческой рукописи, хотя за прошедшее с момента первого издания время смог изучить довольно много их. Эразм пообещал, что в том случае, если отыщется хоть одна греческая рукопись, содержащая этот отрывок, то он вставит его в последующих изданиях своего Нового Завета. В конце концов, такую рукопись отыскали — или, вернее сказать, подделали. Ныне известно, что была она написана в Оксфорде около 1520 г. монахом-францисканцем по имени Фрой (или Рой), который заимствовал этот отрывок из латинской Вульгаты. При подготовке следующего, третьего издания (1522 г.) Эразм свое обещание выполнил и эти слова в греческий текст Нового Завета вставил, сопроводив их, однако, длинным примечанием, в котором предположил, что искомая рукопись была сфабрикована.

Среди тысяч греческих новозаветных рукописей, изученных со времен Эразма, только восемь содержат этот отрывок. В четырех из низ Comma находится в тексте, и еще в четырех добавлена на полях в качестве текстуального разночтения. Вот эти рукописи (обозначения даны по системе Грегори — Аланда):

61: Codex Montfortianus, начала XVI в., хранящийся в Тринити-колледже (Дублин). Этот кодекс был переписан в оксфордском Линкольн-колледже с рукописи X века, текст которой не содержал Comma; при переписывании были также добавлены и другие дополнения, заимствованные из латинского текста.

88v.r.: вариантное чтение, написанное почерком XVI века и добавленное в Codex Regius XII века, хранящийся в Неаполе.

221v.r: вариантное чтение, добавленное в рукопись X века из Бодлеянской библиотеки (Оксфорд).

429v.r: вариантное чтение, добавленное в рукопись XV века из Вольфенбюттеля (Wolfenbüttel).

629: Codex Ottobonianus, хранящийся в Ватикане. Представляет собой греко-латинскую диглотту XIV века, в которой греческий текст выправлен по Вульгате.

636v.r: вариантное чтение, добавленное в рукопись XV века, хранящуюся в Неаполе.

918: рукопись XVI века, хранящаяся в испанском Эскориале.

2318: рукопись XVIII века, чей текст испытал влияние Вульгаты Климентины, хранящаяся в Бухаресте (Румыния).

Древнейшее цитирование Comma Johanneum мы встречаем в латинском трактате IV в. Liber apologeticus (гл. 4), авторство которого приписывается либо Присциллиану, либо одному из его последователей, испанскому епископу Инстанцию. Возможно, Comma появилась как аллегорическое истолкование слов о «трех свидетелях» и могла быть написана как глосса на полях латинской рукописи 1 Ин, а впоследствии перенесена в старолатинскую версию в V в. Этого отрывка нет в рукописях латинской Вульгаты, созданных ранее 800 года. Апеллируя к тому факту, что Comma входит в состав латинской Вульгаты Климентины, изданной в 1592 г., Святая палата (т. е. Верховная Священная Конгрегация Римской и Вселенской Инквизиции) в 1897 г. выступила с официальным заявлением, гласившим, что сомневаться в подлинности стихов 1 Ин 5:7–8 небезопасно. Это заявление было одобрено и подтверждено папой Львом XIII. Современные католические исследователи, тем не менее, признают, что данный отрывок не является частью греческого текста Нового Завета; так, в четырех греко-латинских билингвах, изданных Бовером (Bover), Мерком (Merk), Нолли (Nolli) и Фогельсом (Vogels), Comma включена в текст Вульгаты, одобренный Тридентским собором, однако из греческого текста, напечатанного на соседней странице, этот отрывок выброшен.

Со временем Эразм выпустил четвертое и окончательное издание (1527 г.) Нового Завета в три столбца: первым шел греческий текст, затем собственный эразмов перевод на латинский язык, затем Вульгата. Впервые Эразм смог ознакомиться с Комплютенской Полиглоттой уже после того, как в 1522 году выпустил третьим изданием собственный Новый Завет, и мудро решил воспользоваться текстом Хименеса — обычно превосходящим по качеству текст самого Эразма — для подготовки четвертого. В книге Откровения, например, четвертое издание отличалось от третьего примерно в 90 случаях, и везде источником новых чтений была Комплютенская Библия. В пятом издании (1535 г.) отсутствовала Вульгата, но греческий текст почти не был изменен в сравнении с четвертым.

Таким образом, в основу греческого текста Нового Завета Эразм положил полдюжины минускульных рукописей. Самой древней и лучшей из них (кодексом 1, минускулом X в., который довольно часто совпадает с более ранним маюскульным текстом), Эразм пользовался в наименьшей степени, поскольку опасался, что ее текст может оказаться неточным! С точки зрения текстологии Новый Завет Эразма весьма уступает Комплютенскому изданию, однако он первым появился на рынке, стоил дешевле, и формат его был удобнее для пользования. В силу этого эразмово издание имело гораздо большую популярность и влияние на читателей, чем Полиглотта, работа над которой длилась с 1502 по 1514 г. В дополнение к пяти изданиям, которые были выпущены самим Эразмом, в Венеции, Страсбурге, Базеле, Париже и других городах были отпечатаны неавторизованные воспроизведения, числом, как полагают, более тридцати.

Последующие издатели новозаветного текста, хотя и внесли в текст Эразма некоторые исправления, воспроизводили, по сути, ту же самую довольно посредственную форму греческого Нового Завета. Незаслуженно обеспечив себе позиции доминирующего текста, новозаветный Textus Receptus (как его со временем назовут), в течение четырех веков сопротивлялся любым попыткам заменить его на более ранний и точный текст. Вот лишь самые яркие примеры этого.

Первое издание полной греческой Библии было осуществлено в феврале 1518 г. Ее напечатала в трех частях знаменитая венецианская типография Альда Мануция. Текст Нового Завета предваряется посвящением Эразму и в точности повторяет первое подготовленное им издание — воспроизводятся даже типографские ошибки, которые сам Эразм исправил в приложенном списке опечаток!

В 1538 г. в Венеции Иоанн Антоний де Николинис де Сабио (de Sabio) выпустил двухтомное, прекрасно исполненное карманное издание (размер страниц 7,5 × 10 см) в двух томах (первый содержал 616 страниц, второй — 475 страниц). Книга эта, изданная Мельхиором Сесса (Sessa), на редкость эклектична и основывается то на тексте Эразма, то на альдине, то временами дает чтения, которых нет ни в одном из предшествующих изданий. Как и многие ранние издания, карманная Библия содержала справочный аппарат для помощи читателям: списки заголовков каждой главы, жизнеописания евангелистов, предисловия к некоторым книгам, описание путешествий Павла и его мученической смерти.

Известный парижский издатель и печатник Робер Этьенн (Robert Estienne, латинизированная форма фамилии — Stephanus, 1503–1559) выпустил четыре издания Нового Завета, три первых в Париже (1546,1549 и 1550) и четвертое в Женеве (1551), где он провел последние годы жизни, став протестантом. Парижские издания были выполнены особенно роскошно. Расходы на отливку шрифта оплатило французское правительство. Прекрасно исполненное третье издание (размер страниц 22×33 см) является первым греческим Новым Заветом, содержащим критический аппарат, на внутренних полях страниц Стефан записывал разночтения из 14 греческих рукописей и Комплютенской многоязычной Библии. Одной из рукописей, которую он цитировал, был знаменитый Кодекс Безы, колляцию разночтений которого сделали, по словам Стефана, его «друзья в Италии».

Текст изданий Стефана 1546 и 1549 гг. представляет собой соединение эразмова текста и Комплютенского; третье издание (1550) ближе подходит к тексту Эразма четвертого и пятого изданий. Случилось так, что третье издание Стефана для многих (в особенности в Англии) стало общепринятым текстом греческого Нового Завета.

Четвертое издание Стефана (1551) содержит два латинских перевода (Вульгату и латинский текст Эразма); напечатаны они колонками справа и слева от греческого текста. Это издание заслуживает особого внимания, поскольку в нем впервые текст был разбит на пронумерованные стихи. В книгах часто пишут, что Стефан делал эту разбивку, «путешествуя верхом на лошади», и иногда причиной неверного разделения являлся галоп лошади, из-за которого от толчков перо Стефана будто бы не попадало на нужную строку. Сын Стефана действительно писал, что его отец работал над текстом во время конного путешествия (inter equitandum) из Парижа в Лион, но наиболее логично было бы предположить, что работа выполнялась во время отдыха на постоялых дворах.

В 1553 г. infolio Стефана 1550 г. было переиздано меньшим форматом (8,5×14 см) Жаном Криспеном или Креспеном (Crispin или Crespen), французским печатником, который работал в Женеве и выпустил несколько изданий Священного Писания на различных языках, в том числе и вторую английскую Библию в четверть листа (1570 г.). Криспен воспроизвел текст Стефана, внеся в него лишь с полдюжины незначительных исправлений. Он воспроизвел также и разночтения, указанные в издании 1550 г., но без сделанных Стефаном ссылок, из каких рукописей они были взяты. Одно из этих двух изданий — собственно напечатанное Стефаном или карманный репринт Криспена — легло в основу английского перевода Нового Завета (Женева, 1557), первого англоязычного издания с разночтениями, вынесенными на поля. Этот перевод сделан Уильямом Уиттингэмом (William Wittingham) и его собратьями-протестантами, с которыми он бежал из Англии.

Теодор де Без, латинизированная форма — Беза (de Bese или Beza, 1519–1605), друг и преемник Кальвина в на посту главы Женевской церкви, выдающийся библеист и филолог-классик, между 1565 и 1604 г. осуществил не менее девяти изданий греческого Нового Завета, десятое же вышло уже после его смерти в 1611 г. Из них самостоятельными являются лишь четыре — а именно те, что вышли в 1565, 1582, 1588–1589 и 1598 гг., тогда как остальные являются перепечатками меньшего формата. Эти издания снабжены аннотациями, собственным латинским переводом Безы и текстом Вульгаты; они содержат некоторые текстологические сведения, взятые из нескольких греческих рукописей, которые Беза изучил самостоятельно, а также рукописей, с которыми работал Анри Этьенн, сын Робера Этьенна. Среди рукописных материалов, которыми владел Беза, наиболее значительными были Кодекс Безы (Codex Bezae) и Клермонтский кодекс (Codex Claromontanus). Впрочем, сам Беза лишь в незначительной степени пользовался этими рукописями, поскольку они слишком отличались от общепринятого в то время текста. По всей видимости, Беза был первым ученым, который сделал колляции сирийского Нового Завета по изданию Иммануила Тремеллия (Emmanuel Tremellius, 1569 г.). Для Деяний Апостолов и Первого и Второго посланий к Коринфянам он воспользовался арабским переводом, который предоставил в его распоряжение Франциск Юниус (Junius). Несмотря на разнообразие дополнительных текстуальных свидетельств, которыми располагал Беза и о которых мы узнаем в основном из его аннотаций, собственно греческий текст Безы весьма мало отличался от текста четвертого издания Стефана 1551 г. Деятельности Безы важна для нас в основном тем, сколь много его издания поспособствовали тому, чтобы Textus Receptus получил свою стереотипную форму и широкое распространение. Переводчики Библии короля Иакова (King James Version, 1611 г.) во многом опирались на издания 1588–1589 и 1598 гг.

В 1624 г. братья Бонавентура и Авраам Эльзевир (Elzevir), коммерческие печатники из Лейдена, выпустили маленькое и удобное издание греческого Нового Завета, текст которого был заимствован из малого издания Безы 1565 г. В предисловии ко второму изданию Эльзевиров, вышедшему в 1633 г., было сказано следующее: «Итак, перед тобою текст, ныне принятый всеми, в котором не даем мы ничего измененного или ошибочного». Таким образом, в известной степени случайная рекламная фраза, нечто вроде современных хвалебных отзывов, печатаемых на обложке новой книги, закрепила за Textus Receptus репутацию общепринятого и стандартного. Отчасти благодаря этому удачно выбранному названию текстуальный вариант, представленный в изданиях Стефана, Безы и Эльзевиров, постепенно достиг положения «единственно верного греческого новозаветного текста», который с рабской покорностью воспроизводили сотни более поздних переизданий. Именно он был положен в основу английской Библии короля Иакова и всех основных протестантских переводов на европейские языки вплоть до 1881 г. Почтение к Textus Receptus стало настолько суеверным, что в иных случаях даже на его критику смотрели как на кощунство. Тем не менее, основой его текста были и остаются несколько поздних и случайных минускулов, а в дюжине случаев его чтения вообще не имеют соответствий в сохранившихся греческих рукописях.

 

II. Сбор текстуальных разночтений

Следующий этап в истории новозаветной текстологии характеризуется чередой настойчивых попыток собрать разночтения из греческих рукописей, переводов и произведений отцов церкви. В течение двух столетий ученые рыскали по библиотекам и музейным коллекциям и в Европе, и на Ближнем Востоке, пытаясь обнаружить новые неизвестные свидетельства о новозаветном тексте. Тем не менее, практически все издатели Нового Завета в этот период довольствовались тем, что перепечатывали освященный временем, но по сути своей испорченный Textus Receptus, а сведения о более ранних источниках низводились в справочный аппарат. Отдельных смельчаков, бесстрашно печатавших другой вариант греческого текста, либо осуждали, либо игнорировали.

Первая систематическая подборка разночтений (ибо подборка Стефана в издании 1550 г. была достаточно хаотичной) появилась в многоязычной Библии, изданной Брайаном Уолтоном (Brian Walton, 1600–1661) в Лондоне в 1655–1657 гг. в шести томах in folio. Пятый том (1657) содержал Новый Завет на греческом, латинском (в двух вариантах: Вульгата и перевод Ария Монтана), сирийском, эфиопском, арабском и персидском языках (на последнем — только Евангелия). Греческий текст и каждый из восточных переводов сопровождались их буквальным переводом на латынь. Греческий текст печатался по изданию Стефана 1550 г. с незначительными поправками. В постраничных примечаниях были даны разночтения из Александрийского кодекса, который незадолго до того (в 1627 году) был подарен Карлу I Кириллом Лукарисом, патриархом Константинопольским. В шестой том этого издания (содержащем приложения) Уолтон включил подготовленный архиепископом Ашшером (Ussher) критический аппарат разночтений, заимствованных из пятнадцати других авторитетных источников, к которым прибавились и варианты, размещенные на полях в издании Стефана.

В 1675 г. профессор Джон Фелл (John Fell, 1625–1686), глава оксфордского Крайст-Чёрч-Колледжа (с 1676 года — епископ Оксфорда), анонимно выпустил Новый Завет малым форматом (9,5×14 см) — первое в истории оксфордское издание этой книги. Текст, заимствованный из эльзевирова издания 1633 г., был снабжен аппаратом, в котором, по заверениям Фелла, были указаны варианты из более чем 100 рукописей и древних переводов. К сожалению, два десятка этих свидетелей текста, включая Ватиканский кодекс (B), цитируются не самостоятельно, но только в тех случаях, когда Фелл указывает число рукописей, которые согласны между собой относительно какого-либо чтения. Кроме того, благодаря аппарату этого издания впервые стало возможно воспользоваться сведениями готского и бохейрского переводов (их предоставил Феллу Т. Маршалл).

Приблизительно в одно время с выходом издания Фелла новозаветной текстологией начал заниматься Джон Милл (John Mill, 1645–1707), член Квинс-колледжа в Оксфорде. Плодом его трудов, которым Милл отдал более трех десятков лет, стал греческий текст Нового завета, увидевший свет за две недели до кончины издателя в возрасте 62 лет, последовавшей 23 июня 1707 г.. Публикация эта открыла новую эпоху в новозаветной науке. Милл не только собрал из греческих рукописей, ранних переводов и произведений отцов церкви все свидетельства, какие только был в силах отыскать, но и предварил свое издание ценными пролегоменами (или, иначе, вводными замечаниями), в которых рассматривается вопрос о каноничности Нового Завета и путях передачи его текста. Милл описал 32 печатных издания Нового Завета и около сотни рукописей, а также проанализировал наиболее важные выдержки из наследия отцов церкви. Некоторое представление об этих пролегоменах дает приложенный к ним индекс — в нем упомянут 3041 новозаветный стих из 8000. Несмотря на столь огромный дополнительный материал, сопровождавший издание, Милл все же не дерзнул представить собственный текст, а перепечатал текст Стефана 1550 г., ни разу сознательно не переменив его.

Репринтное издание Милла с несколько измененными вводными замечаниями и с добавлением сведений о других 12 рукописях появилось в 1710 г. в Амстердаме и Роттердаме благодаря вестфальцу Лудольфу Кюстеру (Küster). Это издание Кюстера, в свою очередь, также было перепечатано в Лейпциге в 1723 г., на сей раз с новым титульным листом, а затем в Амстердаме в 1746 г.

Подобно тому, как критические замечания Уолтона подверглись критике Оуэна, монументальному труду Милла было суждено выдержать ряд нападок со стороны Дэниела Уитби (Witby), ректора церкви св. Эдмунда в Солсбери. Встревоженный столь огромным числом представленных Миллом разночтений (в общей сложности их число перевалило за 30000), Уитби доказывал, что авторитет Священного Писания находится под угрозой, а составление критического аппарата означает разрушение текста.

Нашлись, однако, среди ученых и те, кто по достоинству оценил текстуальный аппарат Милла и предпринял попытку воплотить собранный им материал в виде новозаветного текста. Между 1709 и 1719 гг. математик и богослов Эдвард Уэллс (Edward Wells, 1667–1727) выпустил в Оксфорде греческий текст Нового Завета в десяти частях с разнообразными вспомогательными материалами в помощь читателю. Уэлс отступает от текста Эльзевира 210 раз, почти всегда предвосхищая чтения критических изданий XIX в. Хотя современники почти полностью проигнорировали издание Уэллса, в истории новозаветной текстологии его имя стоит первым в списке тех, кто издал полный Новый Завет, отступая от Textus Receptus ради чтений из более древних рукописей.

Ричард Бентли (Richard Bentley, 1662–1742), глава кембриджского Тринити-колледжа, в истории классической филологии запомнился тем, что выявил поддельный характер сборника писем Фалариса, осуществил критические издания Горация и Теренция, открыл использование дигаммы в произведениях Гомера, а также предложил немало мастерских конъектур к текстам самых разных античных авторов. В достаточно молодом возрасте Бентли вступил со многими учеными в переписку относительно критического издания греческого и латинского Нового Завета. В 1720 г. он выпустил «Предложения для печати» — шестистраничный проспект такого издания, приводя как образчик будущего текста последнюю главу Откровения на латинском и греческом языках. В ней Бентли отступил от Textus Receptus более чем в 40 местах.

Бентли был уверен, что следуя тексту древнейших рукописей греческого оригинала и иеронимовой Вульгаты, ему удастся восстановить Новый Завет, каким он был в IV в. «Изъявши две тысячи погрешностей из папской Вульгаты [Бентли имет в виду издание папы Климента 1592 г. — Прим. авт.] и столько же из Библии протестантского папы Стефана [греческий текст Стефана 1550 г. — Прим. авт.], я могу, пользуясь только лишь книгами, каждая из которых написана девятьсот лет тому назад и более, напечатать тот и другой текст бок о бок столбцами, так, что последние непременно окажутся согласованы друг с другом слово в слово, строка в строку, точнее, нежели два договора или расписки». Очевидно, глава колледжа Св. Троицы отнюдь не страдал заниженной самооценкой. В «Предложениях» он называл готовящееся к выходу издание «κτῆμα ἐσαεί, устав и Великая Хартия вольностей для всей христианской церкви, каковая останется, когда все рукописи, здесь цитируемые, могут быть утеряны и уничтожены».

Была объявлена подписка, чтобы собрать деньги на это издание. Более тысячи предполагаемых покупателей внесли около двух тысяч фунтов стерлингов. Однако, несмотря на тщательно разработанные планы и привлечение огромного числа новых данных из различных рукописей и трудов отцов церкви, вся проделанная подготовительная работа никакого результата не принесла: после смерти Бентли его помощник возвратил деньги подписчикам.

Пока Бентли собирал материал для своего издания, которое должно было раз и навсегда вытеснить Textos Receptos, в Лондоне в 1729 г. появилось анонимное двухтомное греко-английское издание, озаглавленное: «Новый Завет на греческом и английском языках, содержащий оригинальный текст, исправленный согласно авторитету древнейших рукописей, и новая версия, составленная в согласии с иллюстрациями, кои принадлежат самым ученым комментаторам и критикам, с примечаниями, разночтениями и обширным алфавитным указателем». У этого издания имелось несколько типографских особенностей. В греческом тексте издатель убрал знак тонкого придыхания и ударений, а вместо греческого вопросительного знака (;) использовал обычный (?). В английском переводе и в поясняющих замечаниях он начинал с заглавной буквы только то предложение, которое открывало абзац.

Подготовил это двуязычное издание Даниэл Мэйс (Mace), пресвитерианский пастор в Ньюбери. Он выбрал из аппарата Милла только те варианты, которые, как он полагал, давали чтения по качеству лучшие, нежели Textos Receptos. Своим выбором Мейс во многом предваряет суждение более поздних исследователей. Сходным образом и его английский перевод отличался новыми чертами, поскольку Мейс ввел много живых разговорных выражений; например, «don’t», «can’t», «what’s», слова Симона фарисея, обращенные к Иисусу, Лк 7:40 «Master, said he, let’s hear it». To здесь, то там, Мэйс предвосхищает формулировки современных английских переводов. Так, стих Мф 6:27 (в котором Библия короля Иакова спрашивает, может ли кто-то прибавить хоть один локоть к росту своему), Мейс передает так: «Кто может прибавить своими трудами хоть одно мгновенье к своему веку?» В Лк 12:25 ту же мысль он выражает так «…но кто из вас, во всех своих заботах, может прибавить хоть миг к веку жизни своей?» В постраничных примечаниях и приложениях Мейс объясняет, почему он счел нужным отойти от традиционного текста и перевода. Некоторые комментарии обнаруживают в Мэйсе свободный и независимый дух. Так, в примечании к Гал 4:25 (Σινα ορος εστιν εν τῃ Αραβίᾳ) он пишет: «Здесь по всем признакам интерполяция: эти слова совершенно чужды приводимым аргументам и служат лишь к запутыванию доводов апостола, каковые без них звучат весьма ясно и связно». Мэйс отбрасывает аргументацию Милла, который в «Пролегоменах» (§ 1306) к своему изданию Novum Testamentum Graecum, cum lectionibus variantibus (Oxford, 1707) указывал на единодушие рукописной традиции, презрительным замечанием: «Как будто бы существует рукопись, которая древнее здравого смысла» (с. 689), и предлагает собственную конъектуру το γαρ Αγαρ συστοιχει τῃ νυν Ιερουσαλημ… В своем развернутом анализе авторства и заглавия Послания к Евреям Мэйс пишет: «Один наш высокоученый писатель думает, будто Евр 13:23 достаточным образом доказывает, что именно Павел написал это послание, словно бы никто помимо Павла не мог быть знаком с Тимофеем. Сие явно доказывает, что дабы понять доктрину морального свидетельства, т. е. доктрину возможного, требуется немного иная выучка и иная пища, нежели неуклюжая жвачка из нескольких древнееврейских корней» (с. 840).

Издание Мейса ждала та же участь, что и труды многих других новаторов — на него либо не обращали внимания, либо яростно нападали. В Англии викарий церкви св. Марии в Мальборо Леонард Твеллз (Twells), выпустил в трех частях «Критическое исследование новейшего Нового Завета и перевода Нового Завета, в коем разоблачены и с порицанием исправлены испорченный издателем текст, ложный перевод и лживые примечания» (London, 1731–1732). В континентальной Европе такие ученые, такие как Приций (Pritius), Баумгартен (Baumgarten) и Маш (Masch), даже превзошли Твеллза в оскорбительных нападках на Мэйса. Большинство же теологов предпочло принять позу, подобную страусиной, и вскоре издание Мейса было почти забыто.

Имя Иоганна-Альбрехта Бенгеля (Johann Albrecht Bengel, 1687–1752) открывает новую страницу в истории новозаветной текстологии. Еще будучи студентом богословия в Тюбингене, он испытал сильное смущение от того, что его благоговейная вера в безоговорочную богодухновенность текста Библии, была поколеблена сводкой из 30000 разночтений, опубликованных в издании Милла. Юноша решил посвятить свою жизнь изучению того, каким образом и какими путями дошел до нас текст Св. Писания. С присущей ему энергией и настойчивостью Бенгель изучил все издания, рукописи и ранние переводы, какие смог достать. После тщательного изучения вопроса он пришел к выводу, что число разночтений меньше, чем можно было ожидать, и что они не ставят под сомнение ни один из пунктов евангельского учения.

В 1725 г., преподавая в Лютеранской подготовительной школе для будущих пасторов в Денкендорфе, Бенгель опубликовал тщательно продуманное эссе, своего рода набросок будущего издания Нового Завета. В нем он сформулировал и обосновал свои критические принципы. Бенгель считал, что при оценке текстуальных свидетельств их нужно не подсчитывать, а взвешивать, иными словами, классифицировать «по сообществам, семьям, племенам и народам». Бенгель впервые выделил две большие группы, или в его терминологии, «народы» рукописей. Первой была «азиатская», происходившая из Константинополя и его ближней округи и включавшая позднейшие рукописи; вторая — «африканская», которую он подразделил на две подгруппы («племени»), представленные, соответственно, Александрийским кодексом и старолатинским текстом. Для оценки разночтений Бенгель вывел каноническое правило текстологии, которое в той или иной форме признано справедливым всеми последующими исследователями, занимавшимися текстуальной критикой. Оно основывается на признании того факта, что переписчик с большей долей вероятности был склонен упрощать сложные конструкции, нежели усложнять то, что уже являлось простым. На латинском языке Бенгель лаконично выразил это правило так: proclivi scriptioni praestat ardua («трудное чтение предпочтительнее более легкого»).

В 1734 г. Бенгель опубликовал в Тюбингене новое издание греческого текста Нового Завета — красивый том in quarto. Он не рискнул исправлять традиционный Textus Receptus согласно собственным убеждениям, но, напротив, везде (за исключением 19 мест в Книге Откровения) следовал правилу, которое сам на себя и возложил: не печатать чтений, которые не содержались бы в более ранних изданиях. На полях он, тем не менее, отметил значимые, с его точки зрения, разночтения, расположив их по следующим категориям: α оригинальные чтения; ß чтения вернее напечатанных; γ чтения, равноценные напечатанным; δ чтения менее верные, чем напечатанные; ε очевидно неверное чтение, которое должно быть отвергнуто. Бенгель также попытался стандартизировать пунктуацию Нового Завета и разделить весь текст на абзацы — новшество, которое с тех пор будет использоваться всеми издателями. Более половины тома было отдано трем экскурсам, в которых Бенгель изложил и обосновал свои текстологические принципы, включил аппарат, составленный на основе собранных Миллом данных, и свои собственные колляции из дополнительных двенадцати рукописей.

Хотя Бенгель был человеком, чье личное благочестие, добропорядочная жизнь (ведь он заведовал сиротским приютом в Галле) и ортодоксальность веры были общеизвестны (он был суперинтендантом Евангелической церкви Вюртемберга), к нему стали относиться так, словно бы он был врагом Священного Писания. Его побуждения тенденциозно перетолковывали, а само издание — бранили и осуждали; число предвзятых критиков в итоге стало столь большим, что Бенгелю пришлось опубликовать сначала на немецком языке, а затем и на латинском особый трактат «В защиту Нового Завета». В 1763 г., уже после смерти Бенгеля его зять, Филипп-Давид Бурк (Burk), опубликовал дополненное и расширенное издание apparatus criticus, а также несколько кратких брошюр, в которых Бенгель объяснял и отстаивал свои зрелые взгляды на то, каким должен быть метод в воссоздании древнейшего новозаветного текста.

Среди тех, кто готовил для Бентли колляции различных рукописей, был Иоганн-Якоб Веттштейн (Johann Jacob Wettstein, 1693–1754). Он родился в Базеле и там же стал протестантским пастором. Вкус к текстуальной критике проявился у него довольно рано; после ординации в возрасте двадцати лет Веттштейн произнес речь, посвященную разночтениям в Новом Завете. Его занятия текстологией, однако, кое-кто счел подготовкой к опровержению доктрины о божественности Христа, и в 1730 г. его отстранили от пастырского служения и отправили в изгнание. С 1733 г. он был профессором философии и еврейского языка в Арминианском колледже в Амстердаме (его предшественником по кафедре был прославленный Жан Леклерк); здесь Веттштейн и возобновил свои текстологические изыскания. В 1751–1752 гг. появились первые плоды его сорокалетней исследовательской деятельности — в Амстердаме вышло в свет внушительное двухтомное издание греческого Нового Завета. Хотя Веттштейн перепечатал текст Эльзевира, на полях он указал те варианты, которые считал более правильными. В приложении под заглавием «Animadversiones et cautiones ad examen variarum lectionum N. T. necessariae» он дает много полезных советов. Например, он формулирует правило codices autem pondere, non numero estimandi sunt (§ XVIII fin., «рукописи должны оцениваться по их значимости, а не по их числу»). Несмотря на то, что Веттштейн придерживался в целом передовых научных взглядов, применял он их довольно хаотичным образом. Он даже пытался отстаивать (скорее всего, в пику Бенгелю) неправдоподобную теорию о том, что все ранние греческие рукописи испорчены по латинским переводам, и поэтому первоначальный текст следует искать в более поздних греческих рукописях.

В аппарате Веттштейна впервые стали использовать заглавные латинские буквы для обозначения маюскульных рукописей, а арабские цифры — для минускульных (включая лекционарии). Эта система обозначения применяется и сегодня. В дополнение к тексту издание Веттштейна содержало тезаурус цитат из греческих, латинских и раввинистических авторов, иллюстрирующих использование новозаветной лексики и фразеологии. Хотя критические суждения Веттштейна были не так основательны, как у Бенгеля, страсть к изучению рукописей подтолкнула его к многочисленным путешествиям, в результате которых было впервые или вновь исследовано около 100 манускриптов, а его комментарий до сих пор является ценным хранилищем классической, патристической и талмудической традиций.

Иоганна-Соломона Землера (1725–1791) часто называют родоначальником немецкого рационализма. Хотя Землер не опубликовал ни одного издания Нового Завета, тем не менее, он внес заметный вклад в развитие текстологии, переиздав пролегомены Веттштейна со своими комментариями. Приняв бенгелеву систему распределения рукописей по группам, Землер пошел еще дальше: он предложил соотнести группу, которую Бенгель называл азиатской, а сам Землер переименовал в восточную, с рецензией, подготовленной в начале IV в. Лукианом Антиохийским, а происхождение африканской (по Бенгелю) группы, переименованной, соответственно, в западную, или египетско-палестинскую, возвести к Оригену. Впоследствии Землер расширил свои исследования в области текстологии и предложил следующее деление новозаветных рукописей на группы: 1) александрийскую, восходящую к Оригену и сохранившуюся в сирийском, эфиопском и бохейрском переводах; 2) восточную, бытовавшую в Антиохийской и Константинопольской церквах, и 3) западную, отраженную в латинском переводе и у латинских отцов. Позднейшие источники, как он полагал, характеризуются наличием черт из всех редакций.

Следующее важное издание Нового Завета возвращает нас в Англию. Его осуществил Вильям Бойер младший (William Bowyer, 1699–1777), принадлежавший к третьему поколению династии знаменитых лондонских печатников. Бойера часто называют «самым знаменитым печатником Англии». Он выказывал не только подлинно научную зоркость при печатании самого широкого спектра книг, но и часто сопровождал свои издания ценными в научном смысле предисловиями, аннотациями и исправлениями ошибок. После того, как они с отцом выпустили несколько изданий Textus Receptus (в 1715, 1728, 1743 и 1760 гг.), Бойер решил, что настало время для публикации критического издания, которое не посрамило бы высокую репутацию его фирмы. И вот, в 1763 г. такое издание появилось. Напечатано оно было в двух томах размером в 1/12 листа. Текст был сконструирован главным образом из критических замечаний о древнейших чтениях, которые Веттштейн вынес на поля своего издания. Бойер атетировал при помощи квадратных скобок места, которые отсутствуют в наиболее надежных рукописях; такая судьба постигла доксологию Иисусовой молитвы (Мф 6:13), pericope de adultera (Ин 7.53-8:2), Comma Johanneum (1 Ин 5:7–8), отдельные стихи (например, Деян 8:37 и 15:34) и слова на протяжении всего новозаветного текста. В других местах Бойер также отступал от Textus Receptus и вводил в свой текст чтения, которые даются в более надежных рукописях. В приложение ко второму тому Бойер включил около 200 страниц исправлений различных мест Нового Завета, текстовых и пунктуационных.

Другой англичанин, Эдвард Харвуд (Edward Harwood, 1729–1794), служитель нонконформистской церкви, опубликовал в 1776 г. двухтомное издание Нового Завета, в котором, как гласил титульный лист, «сверены тексты наиболее одобряемых рукописей, с выбранными примечаниями на английском языке, со ссылками на авторов, кои наилучшим образом изъяснили Священные Писания; к каковым также прилагается каталог основных изданий греческого текста Нового Завета и список наиболее уважаемых исследователей и критиков». Тексты Евангелий и Деяний Апостолов Харвуд печатал в основном по Кодексу Безы, а тексты посланий Павла — по Клермонтскому кодексу. В тех случаях, когда эти тексты оказывались недоступны, он прибегал к помощи других рукописей, в основном Александрийского кодекса. Проанализировав тысячу новозаветных отрывков, Рейсс (Reuss) обнаружил, что Харвуд отступал от Textus Receptus более чем в 70 случаях из ста, а в 643 местах его текст совпадает со знаменитым критическим изданием Лахманна, которое появится только в XIX в. ().

Неудивительно, что в то время, когда лишь очень немногие смельчаки могли отважиться на критику незыблемых позиций Textus Receptus, первым Греческим Новым Заветом, который появился в Америке, был именно этот общепринятый текст. Это издание было напечатано Исайей Томасом младшим (Isaiah Thomas, 1749–1831), предприимчивым и трудолюбивым янки. Отданный в ученики к печатнику в возрасте шести лет после — ни много ни мало — шести недель школьного обучения, к которому он не проявлял никакого интереса, Томас очень скоро начал свое профессиональное восхождение и достиг таких вершин, что был принят в члены почти всех научных обществ страны. Почетные степени ему присудили Дартмутский и Аллигенский колледжи. Его типография выпустила более 900 наименований книг — больше, чем предприятия его ближайших конкурентов Бенджамина Франклина, Хью Гейна и Мэтью Кери. Блестящая типографская работа и разнообразие печатной продукции позволили Франклину с полным правом назвать Томаса «американским Баскервиллем». Предчувствуя, что рынок готов для нового издания греческого Нового Завета, Томас заручился поддержкой образованного церковного служителя Калеба Александера и выпустил editio prima Amerícana греческого Нового Завета. Это издание в 478 страниц размером в 1/12 листа было напечатано в Вустере, (штат Массачусетс) в апреле 1800 г.

На титульном листе отмечается, что настоящее издание с точностью воспроизводит текст по изданию Джона Милла (juxta exemplar Joannis Millii accuratissime impressum). Это, однако, не вполне справедливо, поскольку более чем в 20 местах явно видна редакторская работа Александера. Судя по данным книги Айзека Холла, сравнение изданий Безы и Эльзевира показывает, что Александер по своему усмотрению включал разночтениями то по одному, то по другому изданию. Внешнее оформление и формат книги во многом повторяют издание Textos Receptos Бойера. Фактически титульный лист издания Александера-Томаса слово в слово и строка в строку воспроизводит (кроме даты, имен и места публикации) титульный лист издания Бойера 1794 г.

 

I. Начальный этап научной текстологии Нового Завета

Во второй половине XVIII столетия немецкий ученый Иоганн-Якоб Грисбах (Johann Jakob Griesbach, 1745–1812) заложил основу для всей последующей работы над греческим текстом Нового Завета. Студентом Грисбах учился у Землера в Галле, а с 1775 г. и конца жизни он занимал кафедру Нового Завета в Йенском университете. Совершив путешествие по Англии, Голландии и Франции с целью составления рукописных колляций, Грисбах посвятил значительную часть своего времени исследованию новозаветных цитат у греческих отцов церкви, а также некоторым переводам Нового Завета, которые ранее почти не изучались — готскому, армянскому и сирийскому Филоксенову.

Грисбах также занимался историей передачи новозаветного текста в древности и развивал выводы Бенгеля и Землера о распределении рукописей по различным рецензиям. Вначале Грисбах хотел распределить сохранившиеся рукописные материалы по пяти или шести самостоятельным группам, однако впоследствии ограничился лишь тремя — александрийской, западной и византийской. Ученый считал, что текст александрийской рецензии восходит к Оригену, который, хотя и написал большинство своих произведений в Палестине, тем не менее, взял с собой в изгнание несколько копий Священного Писания, похожих на те, которые читали в его родном городе. К этой группе Грисбах отнес маюскульные рукописи C, L и K, минускульные 1, 13, 33, 69, 106 и 118, бохейрскую, армянскую, эфиопскую и сирийскую гераклийскую рукописи, а также цитаты из Оригена, Климента Александрийского, Евсевия, Кирилла Александрийского и Исидора Пелусиота. В западную группу он включил кодекс D, латинские переводы, а также часть сирийской Пешитты и арабского перевода. Константинопольская группа, которая, как считал Грисбах, являлась позднейшей компиляцией двух первых, была представлена кодексом A (в части Евангелий) и основной массой поздних маюскульных и минускульных рукописей и большей частью патристических цитат.

Среди пятнадцати выработанных Грисбахом принципов текстологии мы приводим один (самый первый) в качестве примера:

Более короткое разночтение, если оно подкрепляется авторитетом древнейших и достоверных данных, нужно предпочесть более многословному, поскольку писцы чаще дополняли текст, нежели сокращали его. Они крайне редко что-либо опускали, но зато прибавляли очень многое; разумеется, им доводилось пропустить что-либо по случайности, однако сходным же образом писцы и присоединили немало вещей к тексту из-за погрешностей глаза, слуха, памяти, а также домыслов и ошибочных суждений. В особенности, краткое разночтение следует предпочесть (даже в том случае, когда оно кажется менее надежным по сравнению с другими, имеющимися в авторитетном источнике):

a) если оно при этом более сложно, непонятно, двусмысленно, эллиптично, содержит гебраизмы или синтаксические ошибки;

b) если оно по-разному изложено в различных рукописях;

c) если порядок его слов не совпадает в различных источниках;

d) если оно находится в начале перикопы;

e) если более длинное разночтение напоминает комментарий или объяснение, или по форме согласуется с параллельными местами или производит впечатление взятого из лекционариев.

С другой стороны, нужно предпочесть более длинное разночтение (исключая случаи, когда краткое разночтение наличествует во многих достоверных источниках):

a) если причиной пропуска может оказаться одинаковое окончание разных строк (гомеотелевтония);

b) если пропущенное место могло показаться писцу тёмным, резким, непривычным, избыточным, парадоксальным, оскорбляющим благочестивого читателя, ошибочным или идущим вразрез с параллельными местами;

c) если пропущенные слова могут быть выброшены безболезненно для смысла предложения и его структуры, как, например, пропуск несущественных кратких вводных фраз или других составляющих, которые переписчик едва ли заметил бы при перечитывании написанного;

d) если более краткое разночтение не согласуется с характером, стилем или взглядами автора;

e) если более краткое разночтение явно лишено смысла;

f) если есть вероятность того, что более краткое разночтение пришло из параллельных мест или лекционариев.

Грисбах показал большое мастерство и осторожность в оценке свидетельств о текстуальных разночтениях. Например, его убежденность в том, что краткая форма молитвы Господней в Лк 11:3–4 является предпочтительной, была блестяще подтверждена несколькими годами спустя после публикации чтений из Ватиканского кодекса, когда выяснилось, что все пропуски наличествуют и в этой более ранней рукописи.

Важность текстологических открытий Грисбаха вряд ли можно переоценить. Впервые в Германии ученый предпринял попытку сразу в множестве мест отойти от Textus Receptus и напечатать новозаветный текст в той форме, которую подсказывали результаты его собственных исследований. Хотя подчас слишком скрупулезная приверженность Грисбаха своей системе распределения рукописей по группам и уводила его в сторону, в целом его текстологический подход отличается аккуратностью и беспристрастностью. Свои основные издания Грисбах опубликовал в Галле в 1775–1777 гг., в Галле и Лондоне в 1796–1806 гг. и Лейпциге в 1803–1807 гг. Несколько переизданий его текста были осуществлены предприимчивыми издателями Англии, Шотландии и Америки. Его влияние распространилось еще шире после того, как его труд был принят за основу для публикации небольших учебных пособий, осуществленных на континенте Шоттом (Schott), Кнеппом (Knepp), Титтманом (Tittmann), Ганом (Hahn) и Тейлем (Theile).

Вскоре после выхода в свет первого издания Грисбаха другие ученые также опубликовали свои колляции, которые во многом облегчили изучение новозаветного текста в греческих рукописях, ранних переводах и трудах отцов церкви. Кристиан-Фридрих Маттеи (Christian Friedrich Matthaei, 1744–1811), профессор Виттенбергского, а затем Московского университетов, где он преподавал классическую литературу, издал в Риге с 1782 по 1788 г. греческий текст с параллельной латинской Вульгатой в 12 частях. Напечатанный текст, опирающийся на рукописи позднего времени, представляет небольшой интерес, но аппарат к нему очень ценен. Маттеи не только изучил рукописи в Дрездене, Лейпциге и Геттингене, но и отыскал в Москве библейские и патристические манускрипты, некогда привезенные с Афона. Он сделал колляции к 34 рукописям, содержащим гомилии Иоанна Златоуста по Евангелиям и посланиям Павла. Во втором издании Нового Завета, опубликованном без латинской Вульгаты (в трех томах, 1803–1807), Маттеи предоставил данные из 30 дополнительных рукописей. Его издание замечательно еще и тем, что в него впервые были включены данные из славянского перевода Нового Завета. В приложении к Книге Откровения Маттеи перечисляет десять изученных им славянских рукописей, однако славянские колляции как таковые были сделаны отнюдь не по рукописям, а по печатной славянской Библии in folio, увидевшей свет в 1762 г. в Москве. Текстуальные варианты цитируются по-латыни, а сравнивался славянский текст с рукописью латинской Вульгаты (codex Demidovianus), хранящейся в Москве.

Франц-Карл Альтер (Franz Karl Alter, 1749–1804), иезуит из Силезии, профессор греческого языка в Вене, опубликовал греческий текст Нового Завета в двух томах (Вена, 1786–1787), в основе которого лежала единственная рукопись из Венской императорской библиотеки. В отдельном приложении к нему автор приводит данные из 22 других греческих рукописей, двух латинских рукописей, бохейрского перевода, изданного Дэвидом Уилкинсом (Wilkins) в Оксфорде в 1716 г., и четырех славянских рукописей. Именно в этом издании Нового Завета впервые были опубликованы данные непосредственно из славянских рукописей, а не печатной славянской Библии.

Большую роль в пополнении числа доступных текстологам рукописей сыграли четыре датских исследователя: Андреас Бирк (Birch), Якоб Адлер (Adler), Д. Г. Молденхауэр (Moldenhauer) и О. Г. Тюксен (Tychsen). Они были посланы датским королем Христианом VII в Италию, Испанию, Германию и другие европейские страны для изучения рукописного наследия. Результаты их исследований были опубликованы Бирком в книге, содержащей описание известных греческих рукописей Нового Завета, и в четырех томах колляций (Копенгаген, 1788–1801). Последние содержали разночтения из 172 греческих рукописей, а также данные из двух сирийских переводов (Филоксенова и палестинского). Тем не менее, Бирком и его сотоварищами многие из этих рукописей были изучены лишь частично — например, Ватиканский кодекс (B), чтения которого до той поры в печати не появлялись.

Приблизительно в это же время новый импульс для развития новозаветной текстологии был дан двумя римско-католическими исследователями — Гугом и Шольцем. Иоганн-Леонард Гуг (Johann Leonard Hug, 1765–1846), профессор университета Фрейбурга-в-Брейсгау, разработал теорию о том, что в начале III в. несколько типов новозаветного текста в течение короткого времени выродились и слились в один тип, который обычно называют западным и который Хаг назвал κοινὴ ἔκδοσις («общее издание»). Гуг считал, что к середине III в. этот текст был отредактирован Оригеном в Палестине, впоследствии его принял в таком виде Иероним; в Египте текст был изменен Гезихием, а в Сирии Лукианом, пресвитером Антиохийским (обе редакции были осуждены Иеронимом). Хотя для Гуга отправной точкой стало в общем верное понимание западного типа текста и его многочисленных версий, попытки соединить три редакции Септуагинты (происхождение которых он считал точно установленным) с тремя типами Нового Завета текста не увенчались успехом.

Иоганн Мартин Августин Шольц (Johannes Martin Augustinus Scholz, 1794–1852), один из учеников Гуга и впоследствии профессор Боннского университета, много путешествовал по Европе и Ближнему Востоку ради создания того, что стало первым полным списком греческих рукописей Нового Завета, добавив к уже известным рукописям 616 ранее не описанных. Шольц впервые заявил о необходимости точного определять место происхождения каждой отдельной рукописи. Этот вопрос вновь будет поднят и тщательно изучен в 1924 г. Б. X. Стритером (Streeter) в его теории «локальных текстов». В отличие от Стритера, который полагался на сходство разночтений в рукописях и в цитатах из отцов церкви, Шольц в основном руководствовался определенными внешними признаками, свидетельствующими о месте написания оригинального текста. Такими признаками, по его мнению, были палеографические и иконографические черты, пометы на полях, колофоны, почитание местных святых, засвидетельствованное в лекционариях.

После нескольких нерешительных попыток предложить собственную классификацию рукописей Шольц все же принял точку зрения Бенгеля о распределении рукописей по двум семьям: александрийской и константинопольской. После старательного изучения минускульных рукописей он был поражен тем, что два текста в значительной степени совпадают — эту черту он истолковал как признак их превосходства над более ранним александрийским типом. Поэтому, предпринятое Шольцем двухтомное издание греческого Нового Завета (Leipzig, 1830–1836) для текстологической науки оказалось шагом назад — к Textus Receptus. Лишь в редких случаях Шольц приводит разночтения из более ранних рукописей, поскольку он был непоследователен в применении своих собственных текстологических теорий. До какого низкого уровня опустилось в то время в Англии восприятие текстологии видно из того, что издание Шольца получило одобрение многих британских ученых, и текст его был несколько раз перепечатан в Лондоне Багстером (Bagster). Позднее, в 1845 г. Шольц отказался от того предпочтения, которое отдавал византийскому тексту, и заявил, что, если ему потребуется еще раз издать греческий Новый Завет, он включит в него большую часть разночтений из александрийской группы, которые в предыдущем издании были вынесены на поля.

 

II. Низвержение Textus Receptus

Первым признанным ученым, отказавшимся от доминировавшего Textus Receptus, был знаменитый берлинский филолог, специалист в области античной и германской литературы Карл Лахманн (Karl Lachmann, 1793–1851). Лахманн подготовил издание греческого Нового Завета, которое в оценке разночтений полностью опиралось на применение текстологических принципов. Лахманн известен своими изданиями античных авторов — Проперция, Катулла, Тибулла, Лукреция, — а также средневековых литературных произведений, как эпических, так и лирических («Песнь о Нибелунгах», произведения Вальтера фон дер Фогельвейде и Вольфрама фон Эшенбаха). Лахманн показал, как, сравнивая рукописи, можно определить их древние источники и архетипы, их состояние и пагинацию. В своей наиболее известной работе, посвященной Лукрецию, он доказал, что особенности трех основных рукописей указывают на один общий архетип, который содержит 302 страницы по 26 строчек каждая. Таким образом, ученый получил возможность делать различные транспозиции в тексте, который дошел до нас в результате рукописной традиции.

Для Лахманна цель издания Нового Завета состояла не в том, чтобы восстановить первоначальный текст (он считал эту задачу неосуществимой), а в том, чтобы опираясь исключительно на документальные свидетельства и отказавшись ото всех предыдущих печатных изданий, воспроизвести тот вид текста, которым пользовался восточнохристианский мир в конце IV в. — около 380 г. Исключив из круга источников абсолютно все минускульные рукописи, Лахманн положил в основу текста несколько ранних маюскулов, старолатинский текст и иеронимову Вульгату, а также свидетельства Иринея, Оригена, Киприана, Илария и Люцифера. После пятилетней работы, в 1831 г. он опубликовал в Берлине греческий текст Нового Завета с указателем мест, в которых новое издание расходится с Textus Receptus. Для обозначения сомнительных с точки зрения текстологии слов автор использовал скобки. Лахманн не поместил в этом издании статью с изложением своей методологии и причин, побудивших его отказаться от использования Textus Receptus; заинтересованного читателя он отсылал к статье, опубликованной им годом ранее в одном немецком журнале. Неудивительно, что даже либерально настроенные богословы — например, де Ветте (de Wette) — за крайне редким исключением не поняли намерений исследователя и довольно яростно нападали на его начинания, не брезгуя и такими бранными ярлыками, как «бентлиева обезьяна» (simia Bentleii). В предисловии ко второму изданию (два тома, Berlin, 1842–1850) Лахманн ответил своим оппонентам в том же духе, свысока порицая своих критиков за то, что те слепо цепляются за знакомый, но искаженный поздний текст, предпочитая его более раннему и правильному.

Далеко не все были рады тому, что Лахманн отказывался признать свой текст Нового Завета оригиналом и предпочитал вместо этого называть его предварительным — текстом, который был в употреблении в IV веке — и сохранял даже отчетливые ошибки переписчиков, если те были достаточно хорошо зафиксированы в рукописях. Слабой стороной издания является скудное число рукописей, на которые Лахманн счел возможным опереться. По мнению Скривенера, «редки случаи, когда текст Лахманна основан на более чем четырех кодексах, очень часто издатель опирается на три, нередко на два, а для Мф 6:20—8:5 и в 165 из 405 стихов Апокалипсиса в основу текста положен лишь один». Несмотря на эти недостатки, более поздние ученые в большинстве своем согласны с той оценкой Лахманна и результатов его работы, какую дали им Весткотт и Хорт:

«Новый период начался в 1831 г., — текст тогда был впервые составлен на основе древних источников без промежуточной опоры на какое-либо печатное издание. Впервые также была предпринята систематическая попытка при выборе между различными чтениями использовать научные методы вместо прежнего произвольного отбора. Лахманн поспешил с радостью сообщить, что в обоих отношениях он претворил в жизнь принципы и неосуществленные намерения Бентли, о которых тот говорил еще в 1716 и 1720 гг.» [303]

Современная текстология Нового Завета, несомненно, обязана очень многим Лобеготту Фридриху Константину фон Тишендорфу (Lobegott Friedrich Constantin von Tischendorf, 1815–1874), который нашел и опубликовал больше рукописей и выпустил критических изданий греческого текста Библии, чем любой другой отдельно взятый ученый. С 1841 по 1872 г. Тишендорф подготовил восемь изданий греческого текста Нового Завета, некоторые из них были позднее переизданы (в некоторых случаях параллельно с немецким и латинским переводом), а также 22 тома с текстами библейских рукописей Тишендорф также написал более 150 книг и статей, большинство которых посвящены библейской текстологии.

Будучи с 1834 по 1838 г. студентом-богословом в Лейпциге, Тишендорф попал под влияние Иоганна Винера (Winer), чья грамматика греческого языка Нового Завета, впервые вышедшая в 1822 году, многократно переиздавалась, оставаясь стандартным пособием для нескольких поколений. Винер заразил молодого студента страстью к собиранию и исследованию древнейших источников как основе для реконструкции изначального греческого новозаветного текста. Этой задаче и посвятил себя начинающий ученый. В письме своей невесте он объявил: «Передо мной стоит священная цель — воссоздать истинную форму новозаветного текста». В возрасте 25 лет, получив небольшую стипендию от саксонского правительства, Тишендорф начал кропотливую работу по расшифровке палимпсеста кодекса Ефрема и некоторых других рукописей в Национальной библиотеке Франции в Париже. Впоследствии он посетил библиотеки всех европейских стран и Ближнего Востока, отыскивая и изучая ранние и поздние источники (о том, как был найден Синайский кодекс, выше).

Из нескольких изданий греческого новозаветного текста, осуществленных Тишендорфом, самым ценным является восьмое (editio octava critica maior), выпущенное в 11 частях в период с 1864 и опубликованное в двух томах (Лейпциг, 1869–1872). Это издание сопровождалось большим критическим аппаратом, в который Тишендорф включил все разночтения, обнаруженные им и его предшественниками в рукописях, переводах и произведениях отцов церкви. Вскоре после выхода в свет II тома паралич заставил Тишендорфа прервать свои исследования, и ценнейший III том с вводными комментариями был подготовлен к изданию Каспаром Рене Грегори (Gregory), и издан в трех частях (Leipzig, 1884, 1890, 1894).

Известность пришла к Тишендорфу в первую очередь благодаря его неустанному собиранию рукописных источников; использование же их в последующих изданиях характеризуется либо чересчур строгим следованием канонам текстологической науки, либо некоторым произволом в решении вопросов, для которых каноны не предусматривают ответа. Согласно цифрам, приводимым Эберхардом Нестле, текст восьмого издания Тишендорфа отличается от предыдущего в 3572 местах, и после его выхода в свет Тишендорфа обвиняли в том, что он придает слишком большое значение Синайскому кодексу, который был обнаружен в период между выходом седьмого и восьмого изданий.

Самюэль Придо Трегелльс (Samuel Prideaux Tregelles, 1813–1875) считается наиболее заметным английским исследователем, сумевшим обратить внимание читателя на тексты Нового Завета, отличающиеся от Textus Receptus. Еще мальчиком он проявил завидные талант и пытливость и, зарабатывая на хлеб кузнечным делом, сумел в свободное время изучить греческий, арамейский, древнееврейский и валлийский языки. В возрасте двадцати с небольшим лет Трегелльс уже имел намерение выпустить новое критическое издание Нового Завета. Отметив настойчивость, с которой Шольц отвергал свидетельства ранних документов и, досадуя на нерешительность Грисбаха, цеплявшегося за Textus Receptus, будучи не в силах от него отказаться, Трегелльс решил посвятить свое свободное время подготовке издания, которое полностью основывалось бы на свидетельствах ранних источников. Сам того не осознавая, он сформулировал принципы текстологии весьма близко к тому, как они звучали у Лахманна. С этого времени Трегелльс начинает работать над колляциями греческих рукописей и путешествует ради этого по Европе, преодолевая немалые расстояния. Результатом кропотливого и систематического изучения практически всех известных тогда маюскульных и нескольких наиболее ценных минускульных рукописей стало исправление многих цитат, неверно приводимых предыдущими издателями. Кроме того, он заново сверил новозаветные цитаты из произведений греческих отцов церкви вплоть до времени Евсевия, а равно и древние переводы и издал (в 1861 году) палимпсест Евангелия от Луки — Закинфский кодекс (Ξ), который в 1821 году был приобретен Британским и Иностранным библейским обществом. Прежде чем свет увидела самая первая порция нового текста, Трегелльс опубликовал обзорную работу, в которой были сформулированы выработанные им принципы научного исследования текстов (An Account of the Printed Text of the Greek New Testament… London, 1854); также он переписал те статьи энциклопедического издания T. X. Хорна (T. H. Horne, Introduction to the Critical Study and Knowledge of the Holy Scriptures, vol. IV, ed. 10, London, 1856), в которых были затронуты проблемы текстологии Нового Завета.

В отличие от Тишендорфа, спешившего отдать в печать новое издание Нового Завета сразу после находки каждой следующей рукописи, Трегелльс решил сосредоточить все свои силы и всю свою энергию на решении конечной задачи — создать окончательную версию текста — и потому подготовленное им издание было единственным. Оно вышло в Лондоне шестью выпусками между 1857 по 1872 г. Когда его в 1870 г. разбил паралич, Трегелльс призвал на помощь Б. У. Ньютона (Newton), при участии которого и был подготовлен последний выпуск. Том, содержавший пролегомены, был составлен из других работ Трегелльса; он включал в себя много страниц addenda et corrigenda, был подготовлен к изданию Ф. Дж. Э. Хортом и Э. У. Стрином (Streane) и напечатан уже после смерти автора в 1879 г. Несмотря на бедность, слабое здоровье и непонимание со стороны коллег, Трегелльс преодолел все трудности и посвятил всю свою жизнь работе над текстом Нового Завета, которое он принял на себя как религиозный подвиг, — по его собственным словам, «с глубокою верою, что это станет службою Господу через служение Его Церкви».

Хотя главу капитула Кентерберийского собора Генри Олфорда (1810–1871) помнят в первую очередь как автора широко разошедшегося комментария к Новому Завету и нескольких знаменитых гимнов (среди которых «Come, ye thankful people, come» и «Ten thousand times ten thousand»), его имя заслуживает здесь особого упоминания. Олфорд, зарекомендовал себя горячим защитником критических принципов, разработанных теми, кто, подобно Лахманну, стремился «развенчать заблуждение педантов, незаслуженно благоговеющих перед Textus Receptus, которое встает на пути всякой попытки найти подлинное Слово Божье». В последующих изданиях своего комментария Олфорд все полнее и свободнее высказывался на темы новозаветной текстологии и смело публиковал ту форму греческого текста, которую считал соответствующей ранним и наиболее достоверным источникам.

Заметной датой в истории британской текстологической науки стал 1881 год, когда увидело свет одно из самых замечательных критических изданий греческого Нового Завета из всех когда-либо созданных ею. После 28 лет напряженной работы, продолжавшейся с 1853 по 1881 год, Брук Фосс Весткотт (Brooke Foss Westcott, 1825–1901), каноник собора в Питерборо и королевский профессор богословия в Кембридже (впоследствии, с 1890 г. — епископ Даремский), и Фентон Джон Энтони Хорт (Fenton John Antony Hort, 1828–1892), халсеанский профессор богословия в Кембридже, выпустили двухтомное издание под названием «The New Testament in the Original Greek» («Новый Завет в греческом подлиннике»). Первый том содержит греческий текст, второй том составили весьма ценные введение и приложения, написанные в основном Хортом — здесь изложены принципы, которых придерживались издатели, а также обсуждаются отдельные спорные места. Иногда издатели расходились во мнениях относительно некоторых деталей; в таких случаях излагались обе позиции, обозначаемые инициалами. В 1896 году было выпущено второе издание второго тома, куда вошли составленные Ф. К. Бёркиттом (Burkitt) дополнения о недавно открытом синайской рукописи сирийского перевода.

В отличие от своих предшественников Весткотт и Хорт не стремились ни делать колляции манускриптов, ни составлять критический аппарат. Напротив, используя уже существующие собрания разночтений, они отточили методологию, разработанную Грисбахом, Лахманном и другими учеными, и неукоснительно строго применяли ее к источникам новозаветного текста. Принципы текстологии и методы ее применения, которые они разработали, можно свести к следующему.

Хорт начинает свое классическое «Введение» разъяснением того, что он называет «внутренним свидетельством разночтений» (Internal Evidence of Readings):

Исходный принцип текстологии состоит в том, чтобы рассмотреть каждое чтение в отдельности и в каждом случае из двух или нескольких вариантов принять то, которое кажется наиболее достоверным… Разночтения содержат в себе два внутренних свидетельства (internal evidence), четкую границу между которыми провести довольно сложно. Соответственно, одно разночтение характеризуется объективной вероятностью (intrinsic probability) — его возникновение обусловлено замыслом автора, а другое свидетельство вызвано тем, что можно назвать вероятностью передачи текста (transcriptional probability), иными словами, оно свидетельствует о переписчиках, копировавших данный текст. Обсуждая объективную вероятность разночтения, мы спрашиваем, что именно должен был сказать в этом месте автор. Имея дело с правдоподобием передачи текста, мы спрашиваем — как именно слова автора должны были прозвучать по мнению переписчиков — как понял авторский текст переписчик, что ему показалось якобы написанным [309] .

Бывает и так, что объективная вероятность находится в противоречии с вероятностью передачи текста. В этом случае надежнее делать окончательный выбор, полагаясь на то, что Хорт назвал «замеченными наклонностями среднего писца», чем на собственные догадки о том, что мог или должен был сказать в данном месте автор.

Чтобы преодолеть ограничения, которые естественным образом возникают перед исследователем, если он полагается только на внутренние свидетельства разночтений, текстолог должен также учитывать и использовать внутренние свидетельства рукописей. Оценивая те или иные данные в каждом отдельно взятом примере, можно сделать уверенные выводы о надежности (или ненадежности) всего источника в целом. Следовательно, вместо того, чтобы низводить свою задачу до уровня оценки отдельных, изолированных друг от друга разночтений, текстолог обязан собрать информацию об особенностях каждой рукописи. Если исследователь, работая с рукописью, заметит, что она во многих случаях воспроизводит определенные разночтения, рассмотрение которых с позиции объективной вероятности и вероятности передачи текста предполагает их подлинность, то вполне естественным будет предпочесть разночтения этой рукописи и в других случаях, когда внутренние свидетельства не позволяют принять решение ввиду их недостаточной ясности. Хорт формулирует этот принцип следующим образом: «Изучение документов в целом должно предшествовать вынесению окончательного суждения об отдельных разночтениях».

Следующий шаг подразумевает изучение отношений нескольких источников друг к другу. Рукописи можно распределить по группам и изучить с точки зрения их генеалогии. Предположим, у нас есть десять рукописей, из которых одна противоречит остальным девяти, во всем друг с другом согласным, и при этом девять рукописей скопированы с одного общего оригинала. В этом случае количественное преимущество не имеет ни малейшего значения. Самым лучшим свидетельством, позволяющим проследить генеалогию источников, является наличие смешанных разночтений (conflate readings), то есть таких разночтений, которые появились из сочетания элементов, ранее существовавших в разных рукописях. Рассуждая об этом, Хорт провозглашает еще один принцип текстологии: «Любое достоверное воссоздание искаженных текстов основывается на изучении их истории, иными словами, отношений родства друг с другом и с общим источником, который связывает отдельные документы».

Описание своей методологии Хорт завершает, рассматривая внутреннее свидетельство групп (Internal Evidence of Groups), которые в определенном смысле стоят между внутренним свидетельством отдельных документов и генеалогическим взаимоотношением групп. Выше было сказано о том, как полезно определять общие характеристики каждой отдельной рукописи, наблюдая, насколько часто она принимает или отвергает чтения, качество которых было ранее определено на основе их внутренних свидетельств. Точно таким же образом могут быть определены и характеристики каждой отдельной группы рукописей по отношению к другим группам.

Достоверность выводов, основанных на таком определении характеристик, зависит от генеалогического принципа, который гласит: «общность разночтений подразумевает общность источника». Обобщающие выводы относительно целых групп источников, в свою очередь, помогают исследователю принять решение в тех случаях, когда путаница в определении первоисточника рукописей затрудняет построение генеалогического дерева.

Все вышесказанное является кратким изложением критических принципов, выработанных Весткоттом и Хортом. Результаты применения этих принципов к известным в то время рукописям мы приводим ниже.

На основе изучения отношений между источниками, содержащих новозаветный текст, Весткотт и Хорт выделили четыре основных типа текста: сирийский, западный, александрийский и нейтральный (промежуточный).

1. Самым поздним из перечисленных типов является сирийский, который представляет собой смешанный текст. Он образовался в результате исправлении, внесенных редактором или группой редакторов, которые в IV в. пожелали создать простой, ясный и полный текст Нового Завета. Этот смешанный текст, дальше всего отстоящий от оригинала, был привезен в Константинополь, откуда и распространился по Византийской империи. На сегодняшний день он лучше всего представлен Александрийским кодексом (только в Евангелиях, но не в Деяниях и посланиях), поздними маюскульными рукописями и большим количеством минускульных рукописей. Textus Receptus является позднейшей формой сирийского типа текста.

Хорт дает классическое описание сирийского текста:

«Качествами, которые авторы сирийского текста желали максимально усилить, были ясность и полнота. Очевидным образом они беспокоились о том, чтобы убрать с дороги среднего читателя все камни преткновения и выполнили свою задачу в той мере, в какой для ее исполнения можно было ограничиться вполне гуманными мерами. По-видимому, они в равной степени пожелали выявить на пользу читателю назидательность, присущую всем существующим текстам, если это не противоречило контексту и не вносило внешних противоречий. Соответственно, новые пропуски редки; там, где они все-таки присутствуют, видно, что опущены слова, мешающие сделать текст очевидным и простым. Новые же интерполяции, напротив, присутствуют в изобилии. Большинство из них появилось благодаря гармонизации или ассимиляции любого рода, к счастью, случайной и неполной. И по количеству слов, и по манере их употребления сирийский текст отличается отчетливой полнотой. Он радует местоимениями, союзами, вставными словами и ссылками всякого рода, а также и более серьезными добавлениями. Манера исправлений в сирийском тексте разумна и незаметна, этим она в равной степени отличается и от энергичной дерзновенности, проявленной писцами „западного“ текста, и от ученой утонченности создателей текста александрийского. Сирийский текст литературно и религиозно безупречен в том, что касается вульгаризованного или низкого стиля, но он нимало не выказывает примет критического или духовного озарения; он представляет Новый Завет в форме ясной и привлекательной, но заметно обедненной в чувстве и силе. Он подходит более для беглого чтения или рецитации, нежели для постоянного прилежного изучения» [313] .

2. Из оставшихся типов текста, выделенных Весткоттом и Хортом, самым ранним и широко распространенным является так называемый западный тип. Он сохранился в некоторых двуязычных маюскульных рукописях, а именно знаменитом Кодексе Безы, содержащем Евангелия и Деяния (D) и Клермонтском кодекс (послания Dp), в старолатинском переводе (или переводах) и в кьюртонском сирийском переводе. Появился он очень рано — по всей видимости, в середине II в. Маркион, Татиан, Иустин, Ириней, Ипполит, Тертуллиан и Киприан — все они в большей или меньшей степени использовали западную форму текста.

Одной из отличительных черт западного текста, по мнению Хорта, является склонность к парафразу:

«Слова, словосочетания и даже целые предложения совершенно свободно менялись, выбрасывались или, напротив, вставлялись повсюду, где авторам казалось, что смысл мог бы быть еще более усилен и выявлен… Другой, столь же важной особенностью является стремление к тому, чтобы обогатить текст за счет его чистоты изменениями и дополнениями, взятыми из устной традиции, и возможно даже из апокрифических или других небиблейских источников. [Западный текст также отличается] добавлением местоимений в родительном падеже, но в отдельных случаях они выброшены там, где их присутствие утяжеляет текст. При глаголах, которые употребляются без дополнения, оно добавляется (в форме как родительного, так и дательного или винительного падежа). В бессоюзных конструкциях появляются союзы, но иногда, напротив, их исключают из предложений там, где сила союза не ощущается, а форма предложения или контекст скорее требуют отрывистого бессоюзия. Наблюдается свободная замена одних союзов другими, и такая же свобода в замене одних вводных формул при прямой речи другими. Причастия с личной формою глагола свободно заменяется двумя личными формами, соединенными союзом. Общее правило — замена составного глагола простым и напротив, отсутствие такой замены там, где составной глагол оригинального текста был трудным или необычным; как правило же, аористы заменяются имперфектными формами, однако есть и несколько примеров обратного, сложной глагольной формы на простую (однако там, где глагольная форма была очень сложной или необычной, замены не происходило); частая замена аориста на имперфект.

В западном тексте мы встречаем изобилие примеров еще одной причины, которая побуждала писцов изменять текст — это склонность к ассимиляции или взаимному уподоблению текстов. Очевиднее всего он проявляется, когда один и тот же предмет трактуется в двух или более соседних стихах или фразах — в этом случае исчезает разница в словоупотреблении или исправляется кажущийся недостаток симметрии. Но наибольшая опасность скрыта в гармонизирующем искажении текста, или, иными словами, частичной или полной потере различий между более или менее схожими отрывками» [314] .

3. Александрийский тип текста, как полагают Весткотт и Хорт, в той или иной мере сохранен кодексом Ефрема (C), Королевским кодексом (L), кодексом 33 и коптскими переводами (особенно бохейрским), а также в цитатах александрийских отцов: Климента, Оригена, Дионисия, Дидима и Кирилла. Он отличается именно теми чертами, которые мы вправе ожидать от текста, формировавшегося в городе — центре греческой литературной науки. Это филологически аккуратная правка форм, синтаксиса и осторожная замена некоторых элементов делалась только для того, чтобы отшлифовать язык и стиль (например, изменить порядок слов во избежание гиатуса — столкновения гласных, иначе называемого зиянием).

4. Нейтральный тип текста, как видно из названия, был, по мнению Весткотта и Хорта, менее всего затронут позднейшей порчей текста и конфляцией, и потому стоит ближе всего к автографу. Он лучше всего представлен Ватиканским (B) и Синайским (א) кодексами; крайне близкое совпадение текста этих двух рукописей указывает на то, что они весьма недалеки от оригинального текста. Особо оговаривая, что нижеследующее не относятся к некоторым отдельным пассажам, Весткотт и Хорт формулируют свое мнение так:

«Мы уверены (1), что чтения א B должны быть признаваемы истинными, если только не будут представлены убедительные доказательства противоположного, и (2) что ни от одного из чтений א B нельзя с полной уверенностью отказаться, хотя правильно было бы переместить некоторые из них в аппарате в качестве альтернативных, в особенности, если они не находят подтверждения в древних переводах или произведениях отцов церкви» [315] .

Исключение составляют несколько мест, которые Весткотт и Хорт назвали «западными не-интерполяциями». Они выбрали такое неуклюжее название, вне всякого сомнения, просто потому, что произнести словосочетание «интерполяции нейтрального текста» было бы выше их сил — хотя именно наличие таких интерполяций прямо вытекает из их собственного вывода: Весткотт и Хорт признавали, что оригинальная форма текста некоторых отрывков из трех последних глав Евангелия от Луки и одном отрывке Евангелия от Матфея сохранилась именно в западном типе. Причина, по которой Весткотт и Хорт отказались считать истинными для этих отрывков данные א и B, заключается в том, что, по их мнению, здесь переписчики западного текста, который в норме является более пространным и детализированным, сумели обуздать свое желание расширить текст, в то время как нейтральный текст получил более развернутое чтение.

Согласно критической реконструкции Весткотта и Хорта, отношения четырех типов текста к первоисточнику можно представить в следующей схеме:

Рассуждая и оценивая ретроспективно, можно сказать — ученые ныне единодушно считают одной из главных заслуг Весткотта и Хорта демонстрацию того, что сирийский (или иначе византийский) тип текста был самым поздним из существующих. В поддержку этой точки зрения можно выдвинуть три главных доказательства:

1) сирийский текст содержит комбинированные, или смешанные разночтения, которые явно образованы из элементов более ранних форм текста;

2) ни у одного из доникейских отцов в цитатах нет характерных чтений сирийского текста;

3) при сравнении сирийских чтений с чтениями других типов рукописей становится очевидным, что шансы первых считаться подлинными постепенно уменьшаются вплоть до полного исчезновения.

Читатель, вероятно, не удивится, узнав, что последовательные и полный отказ Весткотта и Хорта удовлетворить притязания Textus Receptus на статус оригинального текста многими в церкви был воспринят с тревогой. Так, в последние десятилетия XIX в. на защиту традиционного текста поднялся Джон В. Бёргон (John W. Burgon, 1813–1888), декан Чичестерского собора. По описаниям современников, он был «членом Высокой церкви, представителем старой школы», и стал печально известен как «предводитель крестового похода во имя проигранных споров и абсурдных взглядов, но сам неистовый стиль его защиты Textus Receptus в какой-то степени обесценил ее результаты». О консерватизме его взглядов можно судить по проповеди, которую он произнес в Оксфорде в 1884 г. и в которой выступал против того, чтобы высшее образование давалось «девушкам как юношам», полагая такое начинание «делом неуместным и нескромным». Поводом для выступления послужил допуск женщин к экзаменам за курс университета!

Публикация в 1881 г. Исправленного издания (Revised Version) Библии короля Иакова (King James Version) или, иначе Санкционированного (Authorised Version) перевода, впервые увидевшего свет в 1611 г., вызвала негодование Бёргона не только отступлением нового перевода от привычной идиоматики, но в гораздо большей степени тем, что справщики взяли за основу греческий текст, в сущности, идентичный изданному Весткоттом и Хортом. В серии из трех ученых статей, сперва напечатанных в лондонском «Quarterly Review», отдельно затем переизданных под заглавием «Ревизия ревизии» («The Revision Revised», London, 1883), Бёргон задействовал, кажется, все доступные ему риторические приемы для того, чтобы ударить и по исправлению Библии короля Иакова, и по греческому Новому Завету Весткотта и Хорта. Аргументы, выдвинутые Бёргоном, были в основном богословски-умозрительного характера. Будучи горячим приверженцем Высокой церкви, он не допускал и сомнения в том, что, коль скоро Св. Писание было продиктовано по вдохновению Святого Духа, Господь промыслительно оградил текст Священного Писания от порчи в процессе его переписки. Равным образом, Бёргон был просто не в состоянии принять мысль о том, что Textus Receptus, который на протяжении веков был текстом церкви, мог вообще нуждаться в той резкой правке, которой его подвергли Весткотт и Хорт.

Значение генеалогического метода, ясно показывающего, почему позднейший смешанный текст является вторичным и порченым, — вот что для Бёргона было, по-видимому, совершенно немыслимым. Вместо того чтобы следовать тексту немногих ранних рукописей, Бёргон предпочитал чтения, которые были отражены в поздних источниках. Далее, будучи полярно далек от того, чтобы согласиться с Весткоттом и Хортом в их высокой оценке Синайского и Ватиканского кодексов, Бёргон настаивал, что за исключением рукописи D, которая дает самый «сырой», неисправленный, текст, эти две рукописи, столь высоко ценимые его оппонентами, являются самыми испорченными.

Он заверял своих читателей:

…без единой тени сомнения, три рукописи (א B D) самым скандальным образом испорчены, они содержат текст, который позорнейше обезображен более какого-либо из существовавших; благодаря каким угодно обстоятельствам (ведь история их нам абсолютно неизвестна!) эти кодексы превратились в самые обильные между всеми списками Слова Божьего скопища сфабрикованных чтений , старых и грубых ошибок , а также сознательного искажения Истины,  — что можно обнаружить в любом известном издании Слова Божьего [320] .

Два других английских ученых, Ф. Г. Э. Скривенер и Джордж Сэлмон, также критиковали теории Весткотта и Хорта, но несогласие свое они выражали с несравненно меньшим пылом, нежели Бёргон. Скривенер возражал против провозглашенного Хортом полного отказа от использования сирийского текста; Салмон же сетовал на то, что недостаточно внимания было уделено чисто западным чтениям.

Наш довольно подробный обзор деятельности Весткотта и Хорта можно завершить констатацией того обстоятельства, что, по мнению абсолютного большинства ученых, их критическое издание открыло новую эпоху. Они показали, как имеющимися в их распоряжении средствами и методами можно было восстановить текст, который имел, без сомнения, наиболее древнюю и свободную от ошибок форму. Хотя обнаружение новых рукописей потребовало перегруппировать некоторые группы источников, общее высокое значение выработанных Весткоттом и Хортом критических принципов и методов текстологи признают и сегодня.

За свою долгую плодотворную жизнь Бернард Вайсс (Bernhard Weiss, 1827–1918), профессор экзегетики Нового Завета в Киле и Берлине, подготовил издание греческого текста Нового Завета (в трех томах, Leipzig, 1894–1900; 2-е малое изд. в трех томах, 1902–1905). Будучи прежде всего экзегетом, Вайсс видел свою задачу в глубоком детальном изучении богословских и литературных проблем, которые ставит перед ученым новозаветный текст. Вместо того, чтобы распределять рукописи по группам и оценивать текстуальные варианты, опираясь на чисто внешние факторы, Вайсс отбирал те разночтения, которые в данном контексте, по его мнению, имели наиболее адекватный смысл. Его метод состоял в том, чтобы внимательно изучить каждую книгу Нового Завета, пользуясь критическим аппаратом, и рассмотреть важные варианты текста, выбирая в каждом случае такое чтение, которое Вайссу казалось наиболее оправданным, как сказал бы Хорт, по его объективной вероятности. Такая процедура, конечно, является в высшей степени субъективной, но не стоит надеяться на полную объективность иных методов. Даже критический подход Весткотта-Хорта по сути субъективен, поскольку сперва они избрали метод, которому решили следовать, а затем определили (опираясь на объективную вероятность и вероятность передачи текста), что так называемый нейтральный текст должен быть предпочтен всем остальным типам.

После того, как Вайсс издал свой текст, приняв варианты, которые, как он полагал, в наибольшей степени соответствуют стилю и богословию каждого отдельного новозаветного автора. Ученый составил список, в котором систематизировал ошибки, обнаруженные им при изучении текстуальных разночтений, а также дал оценку каждой из основных греческих рукописей, опираясь на то, в какой мере каждая из них свободна от подобных погрешностей. Вайсс выделил следующие группы ошибок: а) гармонизация одного Евангелия по другому; б) перестановка слов местами; в) пропуски и добавления; г) изменение порядка слов; д) орфографическая вариативность. Оценивая степень того, насколько рукописи подвержены этим ошибкам, Вайсс пришел к заключению, что наиболее чистым является Ватиканский кодекс. Поэтому неудивительно, что издание Вайсса исключительно схоже с изданием Весткотта — Хорта, которые в весьма большой степени доверились именно Ватиканскому кодексу. Ценность подготовленного Вайссом текста состоит не только в выражении зрелой позиции великого ученого-экзегета, потратившего годы на скрупулезное выявление значений текста, но и в том, что результаты, достигнутые благодаря субъективному методу Вайсса, совпадают с результатами ученых, основанных на ином методе, часто называемом более объективным по той причине, что отправной его точкой является распределение рукописей по группам.

Хотя подготовленное Александром Сутером (Souter) издание увидело свет в 1910 г. (при переиздании в 1947 г. его текст остался неизменным), этот текст Нового Завета отражает взгляды и выводы британской науки по состоянию на 1881 г. Он являет собой всего лишь воспроизведение того греческого текста, который был создан архидиаконом Эдвином Палмером (Palmer), членом британской новозаветной переводческой группы, в качестве основы для Исправленного издания 1881 года. Взяв за основу третье издание Стефана (1550 г.), Палмер сформировал последовательный текст, отражавший выводы справщиков английского перевода. Тем не менее, когда английский текст должен был буквально воспроизвести оба конкурирующих чтения, Палмер обычно не изменял Textus Receptus. В результате, за редким исключением, в тексте были удержаны орфография стефановского издания, написание собственных имен, типографские особенности и ошибки.

Вкладом самого Сутера в издание 1910 г. была, главным образом, подготовка сокращенного критического аппарата к палмерову тексту, который ценен в основном сводкой свидетельств, взятых из произведений отцов церкви, в частности латинских. Для издания 1947 г. аппарат был значительно пополнен за счет данных папирусов Честера Битти и других источников, введенных в оборот после 1910 г. Что касается собственно текста, то на сегодняшний день издание Сутера ближе к Textus Receptus чем любой другой из широко распространенных греческих текстов Нового Завета.

Привлекает к себе внимание еще одно издание греческого текста Нового Завета, появившееся в первой половине в XX в. и подготовленное бароном Германном фон Зоденом (von Soden) — Die Schriften des Neuen Testaments in ihrer ältesten erreichbaren Textgestalt hergestellt auf Grund ihrer Textgeschichte, I. Teil, Untersuchungen (Berlin, 1902–1910); II Tell, Text mit Apparat (Göttingen, 1913). Барон Германн фон Зоден родился в 1852 г. в городе Цинцинати (штат Огайо), и погиб в 1914 г. в результате несчастного случая, пытаясь вскочить в отходящий от станции поезд берлинского метро. Хотя издание Зодена было плодом длительного исследования греческих минускульных рукописей и интенсивных трудов по изучению истории греческого текста, тем не менее, оно получило нелестное название «грандиозного провала» или «величественной неудачи».

Приняв денежное вспомоществование от Элизы Кёнигс (Koenigs), с которой его связывали дружеские отношения, фон Зоден получил возможность послать значительное число своих студентов и ассистентов для изучения рукописей в библиотеках Европы и Ближнего Востока. Участие столь многих помощников дало в руки фон Зодена частичные или полные колляции невероятно большого количества дотоле неисследованных рукописей. Изучив собранные сведения, он изложил свои выводы относительно истории текста на 2203 страницах вводных замечаний (prolegomena), набранных по большей части петитом! Фон Зоден не был удовлетворен сиглами, которые ранее использовались для обозначения маюскульных и минускульных рукописей, и поэтому изобрел новую номенклатуру, указывавшую на дату появления, содержание и тип каждого документа. Эта система настолько же оригинальна, насколько и сложна, причем сложна настолько, что вплоть до сего дня большинство текстологов отказывается принять ее, предпочитая старую номенклатуру, несколько модифицированную Грегори в целях устранения ряда непоследовательных или нелогичных обозначений. В результате же для того, чтобы извлечь практическую пользу из составленного фон Зоденом аппарата, необходимо вначале воспользоваться ключом, чтобы расшифровать и перевести в более привычный вид то, что на первый взгляд кажется бессмысленным набором иероглифов.

В своей классификации типов текста евангельских рукописей фон Зоден основывается на рассмотрении их общих текстовых характеристик, на форме текста перикопы о женщине, взятой в прелюбодеянии (pericopa de adultera), и на разбивке по главам, приложенной к ним. Пользуясь этими критериями, он делит источники на три основных группы, которые получили название, соответственно, рецензии Койне, Гезихиевой и Иерусалимской.

K (Κοινὴ) текст был разделен на 17 подгрупп, из которых древнейшим и лучшим считался K1. Написанный Лукианом Антиохийским (погиб мученической смертью в 312 г.) этот текст с различными последующими видоизменениями стал господствующим в Византийской церкви («сирийский текст» по терминологии Весткотта-Хорта).

H (‘Ησύχιος) текст, происхождение которого фон Зоден отнес к Гезихию (Исихию) Египетскому, сохранился до нашего времени в старых маюскулах (B, א, C, L, Δ и Ψ), нескольких минускулах (напр. 33, 579, 892 и 1241), саидской и бохейрской редакциях и у александрийских отцов церкви — Афанасия, Дидима, Кирилла и других. Следовательно, эта группа включает типы текста, которые в системе Весткотта и Хорта обозначены как «нейтральный» и «александрийский».

I (̔Iερουσόλυμα) текст, предположительно созданный в Палестине Евсевием и Памфилом Кесарийскими, ни в одной из известных рукописей не дошел до нас в достаточно полном виде. Общее впечатление о нем можно составить по нескольким источниками смешанного характера: Евангелия лучше всего представлены маюскулами D и Θ и минускулами 28, 372, 565 и 700. Однако текстологические особенности отличаются таким разнообразием, что фон Зоден вынужден был выделить 17 подгрупп источников, в большей или меньшей степени соотносимых с этим текстом.

Фон Зоден считал, что эти три редакции восходят к утраченному архетипу, Ι-Η-Κ тексту, который использовал Ориген, но который уже во II в. был испорчен Маркионом и Татианом — первый был ответственен за порчу посланий Павла, второй — за Евангелия и Деяния. К первоисточнику должны были нас привести выявление и устранение этих искажений.

Фон Зоден создавал свой текст, руководствуясь следующими принципами.

1. Когда ясно известны чтения каждой из главных редакций, то обычно принимается то чтение, которое поддерживается двумя редакциями из трех.

2. Если в двух редакциях имеется чтение, которое согласуется с параллельным местом, то отдается предпочтение третьему чтению, которое отличается от параллельного места.

3. Любые чтения, присутствующие у Татиана, по определению подозреваются в отступлении от первоначального текста. Чтение, согласующееся с чтением Татиана, может быть принято лишь в том случае, если оно присутствует в двух редакциях, а отличное от них чтение третьей рукописи совпадает с чтением параллельного места. Это правило действует даже когда чтение Татиана и двух редакций также согласуется с чтением параллельного места.

4. Когда древние, безусловно независимые друг от друга источники, будь то даже цитаты у отцов или древние переводы, содержат одинаковое чтение, отличающееся от татианова, нужно самым серьезным образом рассмотреть возможность его принятия даже в том случае, если все три редакции согласуются с Татианом.

Хотя заслуги фон Зодена, проделавшего огромную исследовательскую работу по подготовке текста к изданию, неоспоримы, большинство ученых критикует его методы и полученные результаты по следующим причинам:

1. Фон Зоден, как правило, отдает предпочтение тем разночтениям, которые подтверждаются двумя редакциями из трех, — тем самым тип койне получает тот же статус, по важности сопоставимый с двумя другими типами. Однако большинство ученых сегодня отнюдь не склонны счесть койне самостоятельным типом; напротив, они разделяют точку зрения Грисбаха, Хорта и других исследователей, считающих, что данный текст является во многом вторичным и содержит заимствования из других источников. Как следствие, высокая оценка типа койне приводит издание фон Зодена к тому, что оно оказывается гораздо более близким к Textus Receptus, нежели любое другое из предшествовавших ему критических изданий.

2. Вопреки тому, что фон Зоден считал своим главным вкладом в развитие текстологии выделение типа I и последующее разделение его на группы, ученые впоследствии сочли именно эту часть его выводов наименее обоснованной, поскольку к одному типу текста фон Зоден отнес такие разнородные элементы, как рукописи Западного типа, кесарийский текст, старолатинский и старосирийский тексты, а также источники, смешанные с койне.

3. Маркион и Татиан, несомненно, в определенной степени поспособствовали порче новозаветного текста в процессе его передачи, однако фон Зоден приписал им совершенно несоразмерную роль в искажении не только латинских и сирийских переводов, но и собственно греческих источников.

4. Несмотря на то, что абсолютная точность в составлении обширного критического аппарата, вероятно, представляет собой вещь недостижимую, тем не менее, там, где работу фон Зодена можно проверить, она всякий раз показывает существенно большее количество ошибок и погрешностей, чем это позволительно для надежного научного исследования, заслуживающего доверия.

Несмотря на вполне оправданную критику, как по приведенным выше пунктам, так и в других отношениях, издание фон Зодена остается памятником обширной исследовательской работе и безграничному прилежанию. И его издание текста, и пролегомены, излагающие историю передачи текста, должны учитываться всеми серьезными текстологами.

Следующие три издания, о которых необходимо здесь упомянуть, являют собой результаты исследований католических ученых в XX в. Издание, подготовленное Генрихом-Йозефом Фогельсом (H. J. Vogels; Düsseldorf, 1920; с латинской Вульгатой, 1922; 4 изд., Freiburg, 1955), ближе подходит к Textus Receptus, нежели два других. Издатель сопровождает текст небольшим аппаратом, который в дополнение к собранию цитат из основных маюскульных и минускульных рукописей можно считать сравнительно полным в том, что касается старолатинских документов и сирийских переводов.

Иезуит Августин Мерк (Merk) воспользовался аппаратом фон Зодена, но транспонировал его индексацию в систему Грегори, и дополнил данными из вновь обретенных рукописей. Мерк подготовил свое издание греко-латинского Нового Завета при помощи Папского Библейского института (Roma, 1933; 6 изд., 1948; 7 изд., 1951, S. Lyonnet; 8 изд., 1958, J. R Smith; 9 изд., 1964, C. M. Martini; 10 изд., 1984). Аппарат, в который вошли данные из нескольких рукописей Татиана, составлен таким образом, чтобы показать, как источники распределяются по семьям. К сожалению, Мерк цитировал рукописные сведения очень неточно, поэтому полагаться на достоверность тех его данных, которые нельзя проверить по другим изданиям, было бы весьма неосмотрительно. В греческом тексте Мерк отошел от Textos Receptos дальше двух других католических издателей.

Иезуит Хосе Мария Бовер (Bover) посвятил многие годы собиранию и оценке текстуальных материалов. Греческий текст его двуязычного издания (Мадрид, 6 изд., 1981), который был напечатан с использованием изящного греческого шрифта, принадлежащего Ассоциации Гийома Бюде, является эклектичным — он местами отклоняется от александрийского типа, приближаясь к западному или кесарийскому. Аппарат, в который включена информация о текстологических выводах шести современных издателей, цитирует рукописные свидетельства только для наиболее значимых вариантов.

Для Вюртембергского библейского издательства (Württembergische Bibelanstalt) Эберхардом Нестле (Eberhard Nestle, 1851–1913) было подготовлено широко распространенное карманное издание Нового Завета (Stuttgart, 1898; 24 изд. выполнено Эрвином Нестле [Erwin Nestle, 1883–1972] и Куртом Аландом [Kurt Aland, 1915–1994] в 1960 г.). Текст его, начиная с 3 издания, появившегося в 1901 г., основывается на сопоставлении текстов, изданных Тишендорфом (1869–1872), Весткоттом и Хортом (1881) и Бернардом Вайссом (1894–1900). Там, где два из этих трех изданий дают одинаковое чтение, его перепечатывает и Нестле. Таким образом, издание Нестле отражает уровень, достигнутый текстологической наукой в XIX столетии. Аппарат, который отличается удивительной компактностью и столь же высокой аккуратностью, представляет читателю большой объем текстуальной информации и учитывает рукописи, обнаруженные в течение XX века. Начиная с 26 издания, Novum Testamentum Graece Нестле-Аланда (1979) текст его — но не аппарат — идентичен тексту издания Объединенных библейских обществ (United Bible Societies̕ Greek New Testament), см. прим. 343.

В ознаменование столетия со дня выхода первого Нового Завета в издании Нестле (1898–1998) Германское библейское общество выпустило «разовое лимитированное юбилейное издание» («einmalige limitierte Jubiläums-Ausgabe»). Это экземпляр 27 издания с пятнадцатистраничной вводной статьей на английском и немецком языках, написанной Барбарой Аланд (Aland) и Беатой Кёстер (Köster) и приложением фотопортретов Эберхарда Нестле (два варианта, около 1875 г. и 1912 г. соответственно), Эрвина Нестле (в 1920-е гг.) и Курта Аланда (в начале 1980-х гг).

В связи с празднованием 150-летней годовщины Британского и Иностранного библейского общества (1804–1954) было выпущено новое издание текста Эберхарда Нестле 1904 г.; аппарат к нему подготовили Дж. Д. Килпатрик (Kilpatrick), Эрвин Нестле и группа других ученых. Это издание увидело свет в Лондоне в 1958 г. Текст 1904 г. был изменен почти в двадцати местах (из которых одиннадцать перечислены во введении), а также претерпели некоторые изменения орфография, система ударений и правила использования скобок. Что касается аппарата, то количество приводимых в этом издании вариантов значительно меньше, чем в современном ему издании Нестле; однако текстуальные варианты снабжены дополнительными комментариями (подробнее о греческом тексте двуязычного издания Килпатрика, в частном порядке распространяемого Британским и Иностранным библейским обществом, ниже).

Также хотелось бы отметить критический аппарат, опубликованный Ст. Ч. Э. Леггом (Legg) в Оксфорде в 1935 и 1940 г. Избрав в качестве основы для колляций текст Весткотта-Хорта, Легг снабдил Евангелие от Марка (1935) и Евангелие от Матфея (1940) большим тезаурусом разночтений греческих рукописей, ранних переводов и цитат из патристических произведений. Весьма печально, что Легг не указал, какими изданиями древних переводов и трудов отцов церкви он пользовался в каждом конкретном случае. Исследователя критиковали также за неполный перечень приводимых данных и за некоторые случайные ошибки. Несмотря даже на то, что критика вполне справедлива, вызвавшие её недочеты объясняются, главным образом, тем, что Легг поставил перед собой грандиозную задачу, выполнение которой едва ли было по силам исследователю-одиночке. Два тома, которые он успел подготовить, дают в руки исследователей огромный объем текстологических сведений, превосходящих все ранее составленные аппараты для Евангелий от Матфея и Марка.

Вскоре после того, как вышла в свет новозаветная часть Новой английской Библии (New English Bible — NEB, 1961) в университетские издательства Оксфорда и Кембриджа поступило большое количество писем с просьбой издать греческий текст, который лег в основу новой английской версии. За подготовку издания взялся Р. В. Г. Таскер (Tasker), один из команды переводчиков NEB; оно вышло в 1964 г. В Приложении Таскер приводит данные рукописей для 270 групп разночтений, представленных на полях NEB.

В 1966 г., после десятилетней работы международного комитета, пять библейских обществ выпустили издание греческого Нового Завета, предназначенного для библейских переводчиков студентов (рис. 24). Его аппарат дает относительно полную сводку рукописной традиции и включает около 1440 групп разночтений, отобранных, в основном, благодаря их экзегетической ценности. В это издание входит также и аппарат пунктуации, который учитывает варианты, изменяющие смысл почти в 600 отрывках собранный из пяти изданий Греческого Нового Завета и десяти переводов на английский, немецкий и французский языки. Дополнительный том к этому изданию, под заглавием «Текстологический комментарий на греческий Новый Завет» (A Textual Commentary on the Greek New Testament) был подготовлен от имени комитета Б. М. Мецгером и опубликован в 1971 г. Объединенными библейскими обществами. Здесь читателю предлагается сжатое изложение причин, которые побудили комитет принять или отвергнуть то или иное чтение. Этот комментарий, помимо упомянутых выше 1440 групп разночтений, также включает в себя обсуждение других 600 сложных с текстуальной точки зрения мест во всем Новом Завете, — по большей части, в книге Деяний Апостолов.

Рис. 24. Издательский комитет, подготовивший 2 и 3 издания греческого Нового Завета (Greek New Testament) Объединенных библейских обществ. Справа налево: Карло М. Мартини (Carlo M. Martini, S.J.), Курт Аланд (Kurt Aland), Аллен Викгрен (Allen Wikgren), Брюс М. Мецгер (Bruce M. Metzger), Мэттью Блэк (Matthew Black), ассистент Аланда Клаус Юнак (Klaus Junack).

В 1983 году Объединенные библейские общества издали свой греческий Новый Завет в том виде, какой на титульном листе был назван «исправленным третьим изданием». Эта книга воплотила собой результаты дальнейшего исследования, которое проводилось сотрудниками Мюнстерского института новозаветной текстуальной критики (Münster Institute of New Testament Textual Research) под руководством Клауса Юнака (Junack). В аппарате были сделаны различные изменения, и сходным образом рука редактора прошлась по всему тексту Нового Завета, приводя его пунктуацию в соответствие с 26 изданием Нестле-Аланда. До сих пор издания Объединенных библейских обществ сохраняли пунктуацию Весткотта и Хорта, воспроизводившую британскую систему расстановки знаков препинания в греческих текстах; отныне ее сменила так называемая тевтонская (или, иначе, континентальная).

Тем временем, существовали планы по подготовке четвертого издания греческого Нового Завета Объединенных библейских обществ. В 1981 г. на собрании издательского комитета из пяти членов, в котором места выбывших Мэттью Блэка и Аллена Викгрена заняли Барбара Аланд (Aland) и профессор Салоникского университета Иоаннис Каравидопулос (Karavidopoulos), было решено внести в аппарат еще 284 дополнительных набора разночтений, имеющих экзегетическую значимость. Далее, хотя комитет не проголосовал за изменение новозаветного текста, было решено, что в некоторых случаях нужно модифицировать распределение разночтений по группам A, B, C и D, указывающим на степень вероятности, с какой то или иное чтение может быть признано правильным. Иногда чтения из группы C могли быть подняты в группу B, а в небольшом числе случаев чтения группы B повышены до A. Совершенно естественно, что выступать в защиту таких изменений мог либо один из новых членов редакционного комитета, либо оба, однако возросший уровень надежности в оценке многих разночтений ощущался также и старыми членами.

В итоге в 1993 году Объединенными библейскими обществами было напечатано четвертое, пересмотренное издание греческого Нового Завета. В нем место прежнего аппарата пунктуации занял аппарат разделения речевых единиц (Discourse Segmentation Apparatus), составленный Роджером Л. Омансоном (Omanson), консультантом Объединенных библейских обществ по переводам.

Приведенный выше обзор наиболее важных изданий Нового Завета на греческом языке охватил лишь сравнительно небольшую часть от общего числа изданий. Никто не может с точностью сказать, какое количество самостоятельных изданий Греческого Нового Завета вышло в свет с 1514 г., — но, вне всякого сомнения, это число окажется крайне значительным. Эдвард Рейсс (Reuss) из Страсбурга, опубликовавший описание изданий, напечатанных до 1869 г., насчитал 584 самостоятельных издания. Если к этому количеству прибавить перепечатки, вариации и некоторые сомнительные издания, которые Рейсс учитывает лишь частично, то число возрастет до 853. Поскольку список Рейсса не является исчерпывающим для последних десятилетий того периода, который он охватывает, и с момента его публикации появилось много новых изданий, то вполне вероятно, что на вторую тысячу число изданий перевалило уже в начале XX в.

 

I. Классический метод текстологии

Текстологический метод, широко применяющийся при издании произведений античной греческой и римской литературы, состоит из двух этапов — рецензии и эмендации. Рецензия — это изучение всего имеющегося в наличии текстуального материала с отбором наиболее достоверных свидетельств, для восстановления текста. Эмендация — это попытка исключить из текста ошибки, которые присутствуют даже в самых лучших рукописях.

Создание классического метода в текстологии относится к эпохе Возрождения и следующим за ним векам, когда общее внимание было привлечено к поддельным папским декреталиям. Встал вопрос о предполагаемых фальсификациях в церковной истории и о том, насколько достоверны грамоты об основании некоторых монашеских орденов. Жало научной критики было отточено также на большом числе подделок, которые начали появляться в тот период — так, некто Джованни Нанни (или Иоанн Анний, Joannes Annius 1432–1502), доминиканский монах из Витербо, сфабриковал семнадцать подложных произведений, которые он пытался выдать за труды античных писателей.

Более смелый подход к критическому изучению церковных документов нашел выражение в XVI в. в деятельности Матиаса Флация (Flacius) и группы лютеранских ученых, создавших известные «Магдебургские центурии». Они впервые описали историю церкви с протестантской точки зрения. В 1675 г. ученый-иезуит Даниэль Папеброх (Papebroch) навлек на себя гнев бенедиктинцев из-за того, что поставил под сомнение подлинность грамот об основании некоторых бенедиктинских монастырей. Образованные бенедиктинские монахи конгрегации св. Мавра приняли этот вызов, и, стремясь опровергнуть доводы Папеброха, основали новую науку — палеографию, которая датирует рукописи по манере письма и другим признакам. Первым трактатом, который систематизировал палеографию латинских официальных документов, стал монументальный труд мавриста Жана Мабильона (Jean Mabillon, 1632–1707) под названием De re diplomatica (Paris, 1681). Палеографическую разработку греческих рукописей начал другой бенедиктинец, Бернар де Монфокон (Bernard de Montfaucon, 1655–1741), издавший книгу Palaeographica graeca (Paris, 1708).

Начало применению новых критических методов в издании античных текстов положили трое немецких ученых: один из основателей классической филологии Фридрих Вольф (Friedrich Wolf, 1759–1824), Иммануил Беккер (Immanuel Bekker, 1785–1871) и Карл Лахманн (Karl Lachmann, 1793–1851). Беккер посвятил свою долгую жизнь подготовке критических изданий греческих текстов. Общественный переворот, вызванный Французской революцией, привел к тому, что в публичные библиотеки было передано множество рукописей, до того хранившихся в частных руках; это позволило создать обширные колляции манускриптов более древних, чем те, что ранее были доступны исследователям. Беккер сделал колляции около 400 рукописей, объединил существующие рукописи каждого автора в группы и семьи, показав происхождение более поздних кодексов от более ранних, и издал исправленные тексты греческих авторов в 60 томах. Как было сказано выше (), Лахманн в своих исследованиях продвинулся дальше Беккера и показал, каким образом можно сделать те или иные выводы об утраченных архетипах существующих рукописей, их состоянии и даже пагинации.

Основной принцип, лежащий в основе построения родословной рукописей, или стеммы, состоит в том, что за редким случайным исключением идентичность чтений в разных рукописях подразумевает идентичность их происхождения. Для наглядности представим, что имеется семь рукописей какой-либо древней книги и что в определенном месте в трех из них отсутствует предложение, которое, тем не менее, есть в других четырех. Имея в виду данное обстоятельство, мы можем предположить: либо источник, общий для трех рукописей, исключил это предложение, либо его прибавила рукопись, с которой были скопированы остальные четыре. Далее, предположим, мы обнаружили, что рукописи демонстрируют совпадение в одних и, наоборот, несовпадение в иных деталях, так что одна из семи рукописей (обозначим ее A) во многом отличается от других шести, тогда как B, C и D, с одной стороны, и E, F и G — с другой, очень похожи. Мы можем сказать, что B, C и D образуют семью с гипотетически общим предком, которого обозначим буквой X, а E, F и G образуют другую семью с гипотетическим общим источником Y. Чтения X, которые можно установить, сравнив чтения BCD, будут считаться более ранними и авторитетными, чем отдельно взятые чтения из B, C или D. То же будет справедливо и в отношении чтений Y, установленных из сравнения E, F и G. Однако, на самом деле, можно сделать шаг еще дальше в глубь традиции и сравнить чтения X и Y друг с другом, и каждого из них с A и, таким образом, выявить чтения еще более раннего источника (назовем его Z) — гипотетического архетипа всех имеющихся рукописей. Все вышесказанное можно представить в виде следующей схемы, называемой стеммой:

Из сказанного следует, что какое-либо общее чтение, присутствующее в B, C и D, нельзя счесть втрое более правильным, чем вариант из A. На самом деле, очевидно, что при прочих равных, вероятность, того, что чтение в B, C и D окажется правильным, составляет 50 на 50 — ведь совпадения B, C и D указывают на рукопись X, которая так же далеко отстоит от архетипа Z, как и рукопись A. Таким образом, вместо того, чтобы механически подсчитывать число рукописей, поддерживающих данное чтение, издатель должен оценить их значимость в соответствии с тем, как рукописи соотносятся между собой.

Однако зачастую построению стеммы препятствуют определенные трудности. Приведенный выше пример заведомо прост — линии передачи текста от более ранних рукописей к более поздним не смешиваются и не пересекаются. Но если писец работал с двумя или более рукописями, или если он переписывал рукопись с одного варианта, а затем правил ее по списку, относящемуся к другому изводу текста, простота стеммы исчезает. Чем более смешанным является происхождения текста в каждой конкретной рукописи, тем запутаннее становятся генеалогические связи между разными рукописями, и тем сложнее оказывается задача исследователя.

Среди тех филологов-классиков, кто занимался текстуальной критикой греческих и латинских текстов, разрабатывая методологию и исследуя ее применение на практике, особого внимания заслуживает Мартин Л. Уэст (West), член оксфордского Юниверсити-колледжа. Известное германское издательство Б. Г. Тойбнера, специализирующееся на издании классических текстов, пригласило Уэста, который к тому времени уже стал известен как издатель греческой поэзии, написать учебник текстологии для будущих филологов. Книга должна была на практике обучить будущих издателей азам профессии и заменить в этом старое пособие Мааса (см. прим. 365). Маас подчеркивал значение стеммы и ее построения как одного из важнейших аспектов текстологии и считал контаминацию — иными словами, присутствие в одной и той же рукописи разночтений, восходящих к двум или более ранним рукописям — весьма прискорбным отклонением, с которым, увы, бороться было невозможно. Пытаясь восстановить утраченный баланс, Уэст обсуждает контаминированные традиции в особых разделах своей книги, выбирая примеры из всех эпох и жанров, от Гесиода до Овидия и Апулея, и дает читателю советы о том, как следует решать различные текстологические проблемы.

Несколько других ученых внесли свой вклад в разработку классического метода текстологии. Э. Дж. Кенни, член кембриджского колледжа Питерхауз, в опубликованных им Сэзерских лекциях (Sather Lectures) дает ожидаемо широкий и разработанный взгляд на проблемы, связанные с эмендацией текста в том виде, в каком ее практиковали предыдущие поколения ученых. Кенни ссылается на мнение А.-Л. фон Шлёцера (von Schlözer), который настаивал на том, что текстологическая методика не составляет собой всё содержание науки, и утверждал, что «в критике всегда есть нечто, неподвластное правилу, ибо в определенном смысле всякий случай исключителен». По мнению Кенни эти слова Шлёцера «заслуживают запоминания и повторения, поскольку в них заключен единственный универсальный и непреложный принцип текстологии, какой только был когда-либо сформулирован».

Роберт Ренехан в своей книге, которую он называет практическим руководством по текстуальной критике, выбирает из античных сочинений разного времени и жанра 82 отрывка, в которых «есть какая-то ошибка, которая должна быть исправлена критиком». Тем не менее, довольно часто Ренехану приходится признать, что добиться полной ясности невозможно, и ему остается лишь перечислить все возможные альтернативы среди рукописных разночтений и конъектур, предложенных филологами. Читатель довольно быстро понимает, что если один издатель счел какое-либо чтение производным от другого и в силу этого выбросил его из текста, то другой, проделав все те же манипуляции, счел производной ту или иную рукопись в целом.

 

II. Выступления против классического метода в текстологии

1. Жозеф Бедье

На протяжении XX столетия генеалогический метод в некоторых научных кругах подвергался критике; иные полностью от него отказывались, другие же резко сужали область его применения. К числу тех, кто не признавал метода как такового принадлежит Жозеф Бедье (Bédier), издатель нескольких средневековых документов. Во время подготовки очередного издания Le lai de l̕ombre par Jean Renart (Paris, 1913) Бедье объявил, что перестал доверять генеалогическому методу по следующим причинам. Во-первых, применение этого метода на практике почти всегда приводило к тому, что генеалогия источников образовывала генеалогическое древо с двумя ветвями (это обстоятельство вызывало у Бедье подозрение, что издатели просто втискивают данные в заданную модель). Во-вторых, одни и те же доводы в классификации рукописей позволяли с равной степенью уверенности обосновать совершенно разные стеммы. Собственный метод Бедье состоял в том, чтобы, исходя из критериев грамматической целостности, связности смысла, простой и правильной орфографии, выбрать рукопись, которая кажется наиболее достоверной, а затем эклектично привлекать другие рукописи для исправления тех или иных разрозненных чтений в так называемой основной рукописи.

Среди исследователей Нового Завета, которые разделили скептическое отношение Бедье к генеалогическому методу, можно выделить Леона Ваганэ и Эрнста Кэдмана Колуэлла. Первый утверждал, что «применительно к новозаветным текстам этот [генеалогический] метод бесполезен». Второй высказывался осторожнее:

генеалогический метод нельзя назвать наиболее важным в науке… При его помощи можно схематично выразить лишь историю передачи текстов в течение узкого периода на небольшой территории. Но в более широкой области, где ставятся более сложные вопросы, этому методу еще только предстоит доказать свою незаменимость для реконструкции подлинного текста греческого Нового Завета [374] .

Оценивая справедливость критики Бедье, необходимо заметить, что существует вполне невинное объяснение того, почему почти все родословные образуют две ветви. Ведь с математической точки зрения, как заметил Маас, «нельзя забывать, что соотношение трех рукописей предполагает двадцать две возможные стеммы, из которых лишь одна образует три ветви».

Второй довод Бедье против лахманновой методологии отдаленно напоминает справедливую критику лишь в том случае, мы сочтем, будто рукопись есть раз и навсегда зафиксированная сущность, неизменная как отпечатанная книга. Но выйдя из-под пера писца, она, напротив, продолжает жить и подвергаться изменениям — об этом свидетельствуют многочисленные вычеркивания, исправления, добавления, глоссы и читательские замечания на полях. Следовательно, необходимо принимать во внимание то, что может быть названо последовательными «этапами образования рукописи», а равно нельзя исключать и смешанное происхождения текста из нескольких источников.

Дезориентирующая неясность, которая возникает из-за того, что классификация одного и того же набора рукописей может оказаться разной, но все варианты будут одинаково убедительными, не может стать причиной для полного отказа от разработанного Лахманном метода. Учитывая, что некоторые рукописи имеют более одного предка, текстолог вправе, не впадая ни в одну из крайностей, сочетать в своей работе элементы и эклектического метода Бедье, и генеалогического подхода классической текстологии. Предположим, что существует пять рукописей A, B, C, D и E, происхождение которых неясно. Мы не можем сказать, например, что A B C образуют одну семью с общим предком, a D E — другую семью. Сравнительный анализ покажет, тем не менее существуют определенные характерные чтения, обще для группы A B C, но отсутствующие в D и E. Результаты анализа показывают, что в той степени, в какой речь идет об этих чтениях, можно говорить о некоей рукописи с такими чтениями, которая была одним из предков для рукописей A, B и C в их общей родословной, хотя в остальных отношениях их происхождение может быть смешанным.

Следовательно, можно сделать вывод: несмотря на то, что новозаветные рукописи имеют во многом смешанное происхождение, предпочтительной задачей текстолога станет выявление среди рукописей более или менее близких групп. Такая процедура ясно показывает, что тип текста Нового Завета, который носит название византийского текста или койне, является вторичным и характеризуется теми признаками, которые с классической наглядностью выделил Хорт ( выше). Более того, наличие общих для меньших групп аномалий в расположении отрывков доказывают и существование таких групп, и из общее происхождение от общего архетипа, который на определенном этапе пережил подобное перемещение текста — например, расположение pericope de adultera после Лк 21:38 в сем. 13.

2. Альберт К. Кларк

Одна из аксиом классической текстологии формулируется так: brevior lectio potior, иными словами, из двух разночтений оригинальным с большей вероятностью окажется более короткое. Это правило, равно признававшееся и филологами-классиками и библеистами, оспорил в 1914 г. в своей инаугурационной лекции Альберт Кёртис Кларк, профессор латинского языка оксфордского колледжа Корпус Кристи. Изучение рукописей, содержащих речи Цицерона, привели Кларка к мысли о том, что случайные потери текста при переписке были гораздо более распространены, нежели сознательные интерполяции. Четыре года спустя Кларк опубликовал обширное исследование о происхождении рукописей (The Descent of Manuscripts. Oxford, 1918), в котором показал, что многие пропуски в классических текстах кратны числу букв, помещавшихся в строке средней длины. В ситуации, когда имеется два варианта, более длинный и более короткий, появление второго почти всегда можно объяснить тем, что писец пропустил одну строку или несколько из экземпляра, с которого переписывал. Как объясняет Кларк, «текст подобен путешественнику, который переезжает с одного постоялого двора на другой, теряя при каждой стоянке что-нибудь из поклажи».

Кларк применял сформулированный им принцип longior lectio potior («более длинное чтение вероятнее») к тексту Евангелий и Деяний Апостолов. В результате более длинная западная форма текста, заняла гораздо более важное место, нежели ей отводилось Весткоттом и Хортом. Если Хорт не видел никакой пользы в западном тексте, то для Кларка достоинств был лишен нейтральный текст как появившийся, по мнению ученого, в результате случайных пропусков многих строк средней длины.

Теорию Кларка о случайных допущенных писцами пропусках обильно критиковали многие известные текстологи, такие как Сэнди (Sanday), Сутер (Souter) и Кеньон, который, в частности, указывал, на несколько обстоятельств. Во-первых, вариативность в длине строк разных рукописей делает метод подсчета букв надежным лишь в очень коротких отрывках; во-вторых, тезис о случайных пропусках не принимает во внимание, что такие пропуски обычно приводили бы к нарушению смысла текста; в-третьих, большинство текстуальных вариантов подразумевает не пропуски, а различные формулировки одной и той же мысли; и наконец, очень узкие столбцы текста, которые являются необходимым условием для теории Кларка, крайне редко встречаются в ранних папирусах (этот аргумент приобретает все больший вес по мере того, как в оборот вводится все больше и больше папирусов с относительно широкими столбцами столбцах). Более того, условия передачи евангельских повествований во многом отличались от того, как и кем переписывались цицероновы речи против Верреса. Церковь сохранила много преданий о делах и высказываниях Христа, которые не получили отражения в Евангелиях (ср. Ин 21:25). Не стоит удивляться, что подобные тексты проникали в Евангелия двумя путями — либо в том случае, когда переписчик вносил в основной текст пометы на полях более старых рукописей, либо из устного церковного предания.

В изданной позднее книге о западном типе текста Деяний Кларк вновь вернулся к этому спору. На сей раз он практически отказался от теории случайных пропусков и возродил в науке гипотезу выдвинутую еще в XVII в. Жаном Леклерком (Leclerc), о том, что сам Лука был автором двух вариантов Деяний Апостолов. Эта гипотеза поднимает проблему на уровень соотношения двух авторских редакций, выводя ее из области простой передачи текста, и проверка данного предположения базируется на ином основании, нежели принципы текстологической науки. Единственное, о чем здесь следует сказать: для текстолога-новозаветника будет весьма поучительно сравнить тенденции в развитии текстологии «Илиады» и «Махабхараты», двух великих национальных эпосов древности, чья текстуальная передача позволяет провести определенные параллели с передачей Евангелий. Текстологи, изучающие оба литературных корпуса, имевших почти религиозное значение, убеждены, что обе поэмы являются непрерывно растущими текстами, и ни один из писцов не стал бы сознательно вычеркивать сколько-нибудь значимую часть текста.

Относительно недавно тезис brevior lectio potior был вновь оспорен, по крайней мере, в том, что касается древнейших рукописей Нового Завета. Тщательно исследовав папирусы, Джеймс Ройс пришел к выводу о том, что на самом раннем этапе передачи текста действовала иная тенденция поведения писцов, иными словами, переписчики дошедших до нас папирусов с большей вероятностью выбрасывали часть текста, нежели дополняли его.

 

III. Местные тексты и древние издания: Бёрнетт Хиллман Стритер

Ученым-новозаветником, который в полной мере использовал методы классической текстологии, был Б. X. Стритер (Streeter), выпустивший в 1924 г. книгу «Четвероевангелие: исследование его происхождения» (The Four Gospels, A Study of Origins), в которой прекрасно сочетаются основательность знаний, богатое воображение и изящный литературный стиль. Взяв за основу классический труд Весткотта и Хорта, Стритер усовершенствовал их методологию, опираясь на рукописные данные, введенные в оборот после 1881 г. Восприняв идею, впервые провозглашенную Й.-Л. Гугом (Hug), Стритер сделал акцент на том, сколь важно изолировать формы текста, бытовавшие в крупных центрах раннего христианства. Используя сведения, взятые из цитат в произведениях отцов церкви, он разграничил и идентифицировал характерные формы новозаветного текста, которые установились при основных епископских кафедрах древней церкви. Примерно к 200 г. эти местные тексты, как считал Стритер, далее всего отошли друг от друга и их различия отразились в древнейших версиях сирийского, латинского и коптского перевода. Весьма вероятно, что наиболее древние формы этих трех текстов были сделаны с греческих текстов, которыми пользовались, соответственно, в Антиохии, в Риме и в Александрии.

Помимо данных трех форм текста, анализ данных из кодекса Коридети (Θ) и некоторых произведений Оригена и Евсевия привел Стритера к необходимости постулировать существование так называемого кесарийского типа текста Евангелий, к которому также принадлежат семьи 1 и 13. Рукописи, которые Весткотт и Хорт относили к нейтральной и александрийской группе, Стритер объединил в один тип, назвав его александрийским. Переименовав сирийский тип текста в византийский, Стритер согласился с выводом Весткотта и Хорта о том, что этот извод появился в IV в. благодаря трудам Лукиана Антиохийского по проведению рецензии текста и был принят в Константинополе примерно около 380 г.; именно он стал основным Новым Заветом грекоязычных церквей и впоследствии лег в основу Textus Receptus. Следовательно, доказывал Стритер, можно пренебречь чтениями, появившимися позднее V в. практически во всех случаях, кроме тех, когда они отличаются от господствующего текста византийского типа. С другой стороны, поскольку древняя форма текста могла сохраняться даже до сравнительно позднего времени в местностях, отрезанных от остального христианского мира, приоритет в выборе рукописей зависит не столько от их возраста, сколько от происхождения.

Схема 1. Стемма, иллюстрирующая теорию местных текстов Стритера (приводится по книге Streeter B. H., The Four Gospels, ρ. 26).

Отношения между местными текстами, употреблявшимися в пяти церквах: в Александрии, Кесарии, Антиохии, Италии и Галлии, а также Карфагене, могут быть представлены в виде ступенчатой схемы, организованной по принципу географической близости текстов в рамках восточного Средиземноморья. Стритер формулирует этот принцип следующим образом:

Каждая рукопись, входящая в ту или иную последовательность, содержит чтения, характерные для нее одной, однако каждая рукопись при этом демонстрирует куда большую близость к своим непосредственным соседям, нежели к более отдаленным. Поэтому B (Александрия) имеет много общего с семьей (Θ) (Кесария); семья (Θ) имеет много общих характерных чтений с Syr. S. (Антиохия); Syr. S., в свою очередь, имеет определенную связь с D b а (Италия и Галлия); и наконец, возвращаясь обратно по кругу, мы видим, что к (Карфаген) в определенном смысле является промежуточным звеном между D b а и B (вновь Александрия) [387] .

На схемах 1 и 2 буквально воспроизведены заимствованные из книги Стритера стемма и таблица, которые, соответственно, показывают соотношения между несколькими местными текстами и важнейшие источники каждого из этих типов. Некоторые практические выводы, которые вытекают из теории местных текстов Стритера, сам ученый формулировал так:

1. Текстолог, оценивая количество внешних данных для принятия того или иного разночтения, должен в первую очередь учитывать не количество или возраст рукописей, содержащих данный вариант, а количество и географическое распределение древних местных текстов, в которых он может прослеживаться.

FB2Library.Elements.Table.TableItem

Схема 2. Таблица источников местных текстов (Streeter B. H, The Four Gospels, p.108)

2. Следовательно, рукописи необходимо располагать не в алфавитном или количественном порядке, а по группам, соответствующим тем местным текстам, которые они представляют. В том случае, когда по крайней мере три основные рукописи любого местного текста поддерживают то или иное разночтение, весьма мало новой информации даст перечисление дополнительных свидетельств из рукописей, текст которых в тенденции совпадает с тем же самым местным изводом [388] .

3. Хотя, как правило, нельзя добиться абсолютной ясности относительно второстепенных чтений, существует возможность восстановить евангельский текст, чья свобода от серьезных изменений или интерполяций гарантирована совпадением. Несмотря на то, что отдельные детали данного чтения не всегда обладают абсолютной достоверностью, выявить подлинный текст Евангелия можно, опираясь на то, как совпадают различные древние и независимые друг от друга версии текста [389] .

Сегодня мало кто из критиков следует предложенному Стритером методу во всем. Большинство признает, например, что невозможно ни с уверенностью доказать существование кесарийского текста (), ни выделить ясно очерченные текстуальные семьи, соотносящиеся с какими-либо центрами раннего христианства, кроме Александрии. В то же самое время, необходимо помнить, что Стритер сослужил науке ценную службу, показав, как классический метод классификации рукописей может быть использован для того, чтобы установить историю передачи текста — ибо выделить древнейшие формы текста можно только зная его историю.

 

IV. Альтернативные методы текстологии

1. Текст большинства

Конец двадцатого века принес с собой оживление интереса к византийскому типу текста. Его выказывали те, кто верил, что оригинальный текст лучше всего сохранен средневековыми рукописями, составляющими большинство всех дошедших до нас текстуальных источников. Подобные взгляды есть отличительная черта небольшой, но весьма шумной группы критиков, которые, как и Дж. В. Бёргон столетием ранее (), отдают предпочтение «тексту большинства», отвергая мнение Хорта о том, что сирийский (или, иначе, византийский) тип текста представляет собой позднейшую рецензию, характеризующуюся менее ценными, вторичными чтениями, но напротив — веря в то, что Бог сохранил необходимую чистоту того типа текста, который стоит за Библией короля Иакова. Хиллс (Hills) пытался отстаивать даже подлинность Comma Johanneum (1 Ин 5:7–8).

Другая группа ученых, также предпочитающих византийский текст, но признающих, что Textos Receptos представляет собой один из многих конкурирующих вариантов византийского текста, приводят аргументы на вид более утонченные. Так, например, Морис Робинсон (Robinson) и Уильям Пирпонт (Pierpont) в своем издании «Новый Завет в его греческом оригинале согласно византийскому тексту или „Тексту большинства“» (The New Testament in the Original Greek According to the Byzantine/Majority Textform) провозглашают мнение, согласно которому «с точки зрения передачи текста, в отсутствии каких-либо радикальных и надежно зафиксированных сдвигов рукописной традиции, единая текстуальная форма должна была, как ожидается, господствовать в подавляющем большинстве рукописей». Отсюда они с уверенностью выводят, что с большей долей вероятности исходный текст должен был сохраниться именно в большинстве рукописей — а именно тех, которые «демонстрируют высокий уровень текстуального единообразия».

Похожую позицию отстаивают Зейн Ходжес и Артур Фарстад, издатели «Греческого Нового Завета согласно тексту большинства». Аргументация их базируется на весьма схожих исходных теоретических предпосылках: «В любой [рукописной] традиции, которая не знала резких разрывов континуитета, индивидуальное чтение, возникшее ранее всего, скорее всего и окажется представленным в большинстве рукописей».

Реальная история новозаветной рукописной традиции, однако же, была далека от нарисованной картины «непрерывной и ничем не потревоженной передачи текста». Во времена гонений на христиан императорскими указами прямо предписывалось отбирать и сжигать рукописи Нового Завета. К счастью, некоторые книжные собрания пережили диоклетиановы попытки уничтожить христианскую литературу как таковую. Одним из таких собраний была богатейшая Кесарийская библиотека, которой пользовались Ориген, Евсевий и даже Иероним. Но и она была уничтожена мусульманами в 638 году. Дальнейшее распространение ислама в VII веке привело к тому, что под мусульманским господством оказались три из пяти древних патриархатов — Александрийский, Иерусалимский и Антиохийский. Христианское население Северной Африки, Египта, Палестины, Сирии и Месопотамии резко сократилось. Все это, естественно, отразилось и на судьбе уже существующих и изготовлении новых библейских рукописей в данных регионах. Более того, хотя греческий язык и был некогда lingua franca Римской Империи, однако к шестому веку его едва понимали за пределами Византии. В силу этого верный вывод о том, что 90 % новозаветных рукописей содержат текст византийского извода, следует дополнять и другим, столь же верным — что созданы они были уже после того, как сфера употребления греческого языка сжалась до границ византийского государства.

Но и это еще не все. Существует эмпирическое доказательство того, что в новозаветной текстуальной традиции действительно происходили крупные переломы. Как было отмечено выше (), во многих случаях можно заметить, что отцы церкви цитируют варианты текста, которые некогда были весьма распространены, но до настоящего времени дошли в единичных рукописях или же полностью утрачены. Подобное состояние дел совершенно исключает возможность решения текстологической проблемы простым перечислением количества рукописей, поддерживающих то или иное вариантное чтение. Вывод из всего сказанного таков: пусть даже и следует поблагодарить Пирпонта и Робинсона, с одной стороны, и Ходжеса и Фарстада, с другой, за то, что и те, и другие издали текст большинства в той его форме, какая гораздо более, нежели Textos Receptos, приближается к Новому Завету, которым по преимуществу пользовалась византийская церковь, но их издания весьма далеки от того, чтобы воспроизвести оригинальный текст Нового Завета.

Промежуточную позицию в продолжающемся споре о византийском тексте занимает ныне покойный Гарри А. Стурз. Этот ученый в своей книге отстаивал точку зрения, согласно которой византийский текст не является ни оригинальным, ни всецело вторичным; это ранняя независимая редакция, заслуживающая внимания и уважения в той же мере, что и александрийский или западный тип текста. Примерно треть книги Стурза представляет собой длинные списки, таблицы и схемы, позволяющие читателю проследить за тем, как в полутораста отрывках, взятых из всех книг Нового Завета, типично византийские чтения поддерживаются одним ранним папирусом или несколькими. Опираясь на подобные наблюдения, Стурз приходит к выводу о том, что византийский текст возникает как минимум во втором веке и представляет собой независимую текстуальную традицию.

К сожалению, среди примерно ста пятидесяти вариантов, приведенных Стурзом, весьма мало типично византийских. Большинство из них встречается и в невизантийских источниках текста. Далее, следует спросить себя: доказывает ли присутствие того или другого византийского чтения, что византийский текст существовал как текстуальный тип? Ведь последний подразумевает соединение определенных чтений в определенной характерной последовательности, в то время как ни об одном из изученных Стурзом папирусов нельзя сказать, что он содержит византийский текст как таковой. Существуют и другие серьезные доводы — например, почему каких-либо следов знакомства с данным текстуальным типом не выказывает никто из отцов ранее Василия Великого и Иоанна Златоуста. Словом, вывод очевиден: Стурзу не удалось доказать, что византийский текст возник ранее IV века.

2. Последовательный эклектизм

Разочаровавшись в тех результатах, которые приносит в оценке разночтений опора на внешние свидетельства — поддержку со стороны отдельных рукописей, семейств рукописей и локальных текстов, — некоторые исследователи обратили свой взгляд на разночтения как таковые, надеясь отыскать среди каждого набора вариантов то чтение, из которого наиболее убедительным образом можно было бы объяснить появление всех прочих. Для такого подхода придумывали разные определения, иногда называли «рациональной критикой». Прилагательное «рациональный» в данном контексте указывает не на иррационализм всех остальных подходов, а на то обстоятельство, что критик, пользующийся данным методом, занят по большей части отысканием рациональных причин, основанных на внутреннем значении каждого чтения, которые позволили бы доказать оригинальность одного чтения и вторичность всех остальных. Чаще такой подход назвали эклектичным, поскольку применяя его, текстолог уделяет меньше внимания тому, чтобы датировать рукопись и отнести ее к той или иной семье, вместо этого сосредотачиваясь на внутренних, или контекстуальных вопросах. Таким образом, издатель текста следует то одному, то другому набору свидетельств в соответствии с тем, что признается авторским стилем или случайностями переписывания. Доведенное до крайности пренебрежение внешними данными разночтений отчетливо проступает в осуществленных Полем Мазоном (Mazon) изданиях греческих классиков, где в аппарат включаются только разночтения сами по себе, без упоминания источников, из которых они заимствованы.

Ныне этот метод обычно называют «последовательным эклектицизмом» для того, чтобы отличать от «мотивированного эклектицизма» — наиболее распространенного метода текстологии, который предписывает выбирать наилучшее чтение, опираясь как на внешние, так и внутренние свидетельства. Последовательный эклектицизм, напротив, всецело озабочен авторским стилем и требованиями контекста. Такого метода, к примеру, придерживался Бернард Вайсс, готовя свое издание Нового Завета (). Сходным образом и К. Г. Тёрнер тщательно изучил словоупотребление Евангелия от Марка и реконструировал греческий текст 1 главы, исходя из стилистических признаков. Среди прочего Тёрнер в результате своих исследований пришел к выводы о необходимости обращать больше внимания на чтения западной группы, даже в том случае, когда их поддерживают лишь немногие источники (например, D или одна из трех ведущих старолатинских рукописей, к, e или a).

Некоторые ученые предпринимали схожие попытки проанализировать другие новозаветные книги с позиции последовательного эклектицизма. В том, что касается текстологии Павловых посланий, в особенности 1 Кор и Евр, интересующийся читатель многое может почерпнуть из фундаментальных, и вместе с тем ясно изложенных Швайхских лекций (Schweich Lectures) Гюнтера Цунца за 1946 год. В отношении же Откр одним из наиболее ценных разделов объемистой монографии Йозефа Шмида об истории греческого текста Апокалипсиса, является глава, которая рассматривает влияние особенностей его языка на текстологическую оценку разночтений.

Стилистический критерий, на который Тёрнер опирался, решая текстологические проблемы, получил новое признание в трудах Джорджа Д. Килпатрика, члена оксфордского Квинс-колледжа, и его ученика Дж. Кейта Эллиотта, преподавателя университета Лидса. Исследования Килпатрика по лексике и грамматике новозаветных книг были опубликованы частями в нескольких журналах, а его текстологические выводы нашли выражение в выпусках «Греко-английской двуязычной Библии для переводчика» (A Greek-English Diglot for the Use of Translators), выпущенной для частного использования Британским и Иностранным библейским обществом (Mark, 1958; Matthew, 1959; John, 1960; The General Letters, 1961; Luke, 1962; The Pastoral Letters and Hebrews, 1963; Romans and 1 and 2 Corinthians, 1964). Из двух или более разночтений Килпатрик обычно выбирал более соответствующее тому, что принято считать авторским стилем той или иной книги Нового Завета, независимо от датировки и характера внешних данных, поддерживающих данное чтение. В случае, когда об авторском стиле нельзя было сказать ничего определенного, ученый апеллировал к критерию аттицизма, ставшего одним из главных направлений в литературных кругах II в. Килпатрик утверждает, что переписчики во II в. внесли большое количество аттицизмов в новозаветный текст. Следовательно, из двух чтений, одно из которых соответствует аттическим канонам, а другое — нет, Килпатрик был склонен предпочесть последнее, даже если в его пользу не было иных свидетельств. Чтобы обосновать свое безразличие к возрасту рукописи и другим внешним данным, Килпатрик заявлял, что примерно к 200 г. в текст было внесено значительное число сознательных изменений, а затем сформировавшиеся варианты текста воспроизводились переписчиками с большой точностью. Поэтому даже если какое-либо чтение сохраняется только в поздней минускульной рукописи, но соответствует авторскому стилю и не содержит аттицизма, Килпатрик был склонен признать его подлинным.

До какой степени Килпатрик был готов дойти в принятии чтений, внешние свидетельства в поддержку которых были весьма скудны, но в истинности которых ученый тем не менее не сомневался, поскольку считал, что их требуют внутренние причины, хорошо показывают следующие примеры из его греко-английского пособия для переводчиков Библии:

Мф 20:30 ἔκραζον подтверждается 118, 209, Syrc pal.

Мф 22:1 опущено εἶπεν по E, Syrp.

Мф 22:7 ἀκούσας δὲ ὁ βασιλεὺς ἐκεῖνος поддерживается 33.

Μκ 5:11 τὰ ὅρη поддерживается 372, 485, Syrs.

Μκ 9:17 ἀποκριθεὶς αὐτῷ поддерживается C.

Μκ 14:6 εἰς ἐμέ поддерживается 517, 579, l251, Syrs,p, Eth.

Μκ 14:31 ἐλάλει μᾶλλον поддерживается 574 и k.

Лк 9:51 ἐστήριζεν поддерживается 1241.

Ин 19:35 ἀληθής поддерживается ,124, Chr.

Иак 2:18 ἔργων τὴν πίστιν μου поддерживается Syrh.

1 Петр 2:11 ἀπέχεσθαι ὑμᾶς поддерживается Vulg, Сур.

2 Ин, стих 8 πλήρης поддерживается L, Dam.

Не вдаваясь в подробности можно сказать, что существует много доводов в поддержку благоразумного эклектицизма при занятиях текстологией, коль скоро ни одна рукопись и ни одна семья рукописей не сохранила оригинальный текст во всей его полноте. Бесспорно, текстолог должен обращать внимание на то, совпадает ли форма повествования со стилем данного автора или нет, поскольку, как однажды метко заметил Хаусмен: «Тот, кто влюбляется в одну рукопись и пренебрегает другой, со временем заражается безразличием к самому их автору». Вместе с тем нельзя проигнорировать неотъемлемые слабые стороны этого метода. Статистические данные, которые фиксируют особенности авторского стиля, иногда заимствуются из конкордансов, основанных на таких изданиях греческого Нового Завета, где правомерность многих чтений не выдерживает критики. Более того, даже если сведения об авторском стиле были изучены со всей научной основательностью, судить об их значимости для конкретного отрывка можно лишь с учетом того, что автор мог отступать от своего характерного стиля, а переписчик, знакомый с этим стилем — изменять отклоняющееся чтение, чтобы гармонизировать его с остальным текстом этого же писателя.

Вывод из сказанного выше будет таким: хотя текстологу может принести немало пользы рассмотрение особенностей литературного стиля у каждого из новозаветных авторов, стилистические критерии нельзя брать за основу оценки текстуальных разночтений, пренебрегая при этом внешними свидетельствами. Кроме того, придавать чрезмерное значение возрождению аттицизма в первые века нашей эры — значит, недооценивать то, как на койне этого периода влияли другие литературные и стилистические направления, некоторые из которых сознательно противопоставляли себя аттицизму.

 

V. Конъектурные исправления

Как мы уже говорили в начале главы, классический метод текстологии часто подразумевает применение в тексте конъектурных исправлений. Если имеющееся в нашем распоряжении единственное текстуальное чтение, или все те варианты, что дошли до нас в рукописной традиции, являются невозможными с той или иной точки зрения или дают неприемлемый смысл, то издателю остается лишь строить предположения о том, каким мог быть первоначальный текст. Такие предположения называются конъектурами.

Как правило, конъектура устраняет аномалию в тексте, но не надо забывать, что хотя одни аномалии появились в результате ошибок и искажений при рукописной передаче, а другие автор мог внести в текст намеренно или махнуть на них рукой. Перед тем, как приступить к конъектурной правке, текстолог должен самым тщательным образом изучить стиль и образ мысли автора, чтобы выделить те из аномалий, которые совершенно чужды авторскому замыслу.

Конъектурное исправление текста временами доходило до абсурда. В одной из своих поздних работ Ричард Бентли, например, почти полностью отвергал значение рукописных свидетельств при выборе чтений, полагаясь в основном на собственную интуицию, которая должна была подсказать ему, что в данном месте должен был написать автор. Свой метод он сформулировал так: nobis et ratio et res ipsa centum codicibus potiores sunt, что в переводе означает: «для меня и здравый смысл, и самый предмет изучения значат больше, чем сто рукописей». Следуя этому дерзкому принципу, Бентли внес немало поспешных исправлений, не выдерживающих никакой критики, но, с другой стороны, предложил немало ярких и убедительных конъектур. Reductio ad absurdum этого субъективного подхода можно найти в подготовленном Бентли издании мильтоновского «Потерянного рая», куда было внесено более 800 исправлений. Всякий раз Бентли был уверен: он восстанавливает то, что Мильтон на самом деле говорил (или намеревался сказать) когда диктовал поэму своим дочерям.

Чтобы конъектуру можно было признать хотя бы имеющей право на существование, она должна прежде выдержать двойную проверку, суть которой сходна с тем, как текстолог оценивает текстуальные разночтения в рукописях. Конъектура должна, во-первых, по своему внутреннему содержанию соответствовать контексту, а, во-вторых, должна объяснять появление неправильных или испорченных рукописных чтений в данном месте. Тем не менее, процедура оценки разночтений существенно отличается от оценки конъектур: из дошедших до нас вариантов мы выбираем тот, что лучше других выдерживает проверку, а от конъектуры требуется полностью соответствовать заявленным выше требованиям. Конъектура не поднимется выше определенного уровня правдоподобия («счастливая догадка»), не станет возможной или вероятно возможной, если она хотя бы немного не удовлетворяет требуемым условиям. Единственный критерий, по которому можно судить об удачной конъектуре состоит в том, что ее подтверждает только невозможность предложить никакой другой вариант исправления текста. Однако, если конъектура не является единственно возможной, она остается сомнительной.

Хорошей иллюстрацией того, насколько разной степенью правдоподобия могут обладать предложенные конъектуры к одному и тому же тексту, послужит нижеследующий пример из английской литературы. Поскольку первыми печатниками в Англии зачастую были иностранцы, которые допускали в процессе своей работы иногда столь же грубые ошибки, как и их предшественники переписчики, по количеству трудных мест в своих сочинениях Шекспир вполне может конкурировать с Эсхилом. Издания in folio исторической драмы «Генрих V» (2 акт, 3 сцена) содержат такие слова хозяйки об умирающем Фальстафе: «his nose was as sharp as a pen and a table of Green Fields» («его нос был таким же острым, как перо и стол из Зеленых Полей»). Слова «стол из Зеленых Полей» («а table of Green Fields»), которые печатались с незначительной разницей в орфографии в изданиях инфолио, но были выброшены в изданиях in quarto, стали предметом многочисленных конъектурных исправлений. Поуп (Pope) предположил, возможно, с иронией, что это была сценическая ремарка, требующая принести один из столов Гринфилда (Greenfield), а сам Гринфилд был продавцом мебели, поставлявшим реквизит шекспировскому театру. Коллиер (Collier) предложил свой вариант: «on a table of green frieze» («на столе из зеленой ворсистой ткани»). Другой текстолог подумал, что самым подходящим вариантом будет — «as stubble on shorn fields» («как стерня на сжатых полях»). На сегодняшний день в изданиях принята конъектура «and a’ babbled of green fields» («шум зеленых полей»), которая, в свою очередь, является видоизменением предложенной Теобальдом (Theobald) очень удачной конъектуры, предложенной неизвестным комментатором, который вместо слова «table» («стол») написал «talked» («говорил»).

Делая конъектурное исправление, исследователи чаще всего грешат поспешностью. Наличие порченого текста у многих греческих и латинских классиков (а равно и в Новом Завете) часто постулировали, не имея для этого достаточных оснований, словно бы просто для того, чтобы очередной филолог мог блеснуть умом, предложив альтернативное чтение. Эта «жажда к исправлению» (pruritus emendandi) привела к тому, что текст Нового Завета было предложено изменить в буквальном смысле слова тысячами конъектур. Собранная Уильямом Бойером в XVIII в. коллекция таких исправлений () во второй половине XIX в. была значительно пополнена целым потоком новых конъектур, которые в своих статьях и книгах обосновывали голландские ученые — В.-Х. ван Манен (van Manen), В.-Х. ван дер Санде Бакхёйзен (van der Sande Bakhuyzen), Д. Хартинг (Harting), С.-С. де Ку (de Кое), X. Франссен (Franssen), Й.-М.-С. Бальон (Baljon), Й.-Х.-А. Михельсен (Michelsen), И. Крамер (Cramer) и другие.

В своем греческом тексте Нового Завета Весткотт и Хорт отметили около 60 мест, в которых оба издателя или один из них подозревали наличие «изначальной ошибки» («primitive error»), иными словами, ошибки, возраст которой превышает возраст сохранившихся источников; чтобы устранить ее, необходимо прибегнуть к конъектурному исправлению. Как указывает Шмидель (Schmiedel), издания Трегелльса, Тишендорфа и Вайсса содержат всего лишь по одному конъектурному исправлению: у Трегелльса в 1 Петр 3:7 на полях; у Тишендорфа в Евр 11:37; у Вайсса в Откр 18:14. Аппарат 24-го издания Греческого Нового Завета Нестле включает около 200 конъектур из различных источников, 90 из которых названы по имени ученых, первыми их предложивших. В 27-м издании присутствует 129 конъектур, из которых только одна не названа именем ученого, который ее предложил.

Следует признать теоретически правомерным применение по отношению к Новому Завету того метода, который многократно доказал свою необходимость для восстановления первоначального текста классических авторов. С другой стороны, количество данных для новозаветного текста — будь то рукописи, ранние переводы или цитаты из отцов церкви — настолько превосходит объем сведений о любом древнем авторе, что необходимость использования конъектурных исправлений сокращается до ничтожно малых величин. Поэтому, хоть некоторые ученые на протяжении XVIII и XIX вв. и проводили время, изобретая тысячи возможных исправлений для различных мест Нового Завета, в современный период возобладала крайняя осторожность как в создании новых конъектур, так и в принятии уже имеющихся. В самом деле, из всех предложенных разными учеными конъектур, содержащихся в издании Нестле-Аланда, лишь весьма немногие получили отражение в тексте или примечаниях к тексту различных современных новозаветных переводов и версий на английском, французском и немецком языках.

 

VI. Способы определить родственные отношения между рукописями

[424]

С 1725 года, когда Иоганн-Альбрехт Бенгель впервые предположил, что существующие рукописи Нового Завета могут быть классифицированы «по сообществам, семьям, племенам и народам» (), ученые признают необходимость установления родственных связей между дошедшими до нас рукописями. Во-первых, в ситуации, когда нам нужно сравнить несколько разночтений и определить древнейшее, совершенно невозможно исследовать каждую из тысяч имеющихся рукописей. Но делать этого и не нужно: поскольку рукописи объединяются в группы, можно сравнить лишь основных представителей каждой группы, чтобы установить, какое именно чтение будет общим для всех представителей этой семьи. Во-вторых, коль скоро мы объединяем рукописи в группы, исходя из их текста, возникает возможность сравнивать сами эти группы между собой в том случае, если чтение, общее для какой-либо одной группы, отличается от чтения, содержащегося в рукописях других групп. Опираясь на эти сопоставления, можно сделать вывод о том, что та или иная группа стоит ближе к оригинальному тексту, нежели другие. Так, например, если одна группа обычно содержит чтения, которые гармонизированы с параллельными местами или же является результатом конфляции разных других ветвей текстуальной традиции, то ценность такого семейства для установления оригинального текста будет, как правило, невелика. Поэтому, с точки зрения традиционного подхода к классификации, с того момента, как мы устанавливаем категории рукописей на основе их текстуального родства, эти группы могут уже учитываться и оцениваться как самостоятельные единицы и в этом качестве использоваться для принятия текстуальных решений.

Другой метод, которым пользуются текстуальные критики в работе с группами рукописей, состоит в том, чтобы рассматривать не превосходство одной группы над другой, а устанавливать то, в каком сочетании группы поддерживают или, напротив, отвергают какое-либо чтение. Например, вариация, присутствующая только в ранних александрийском и западном типах текста, обычно признается подлинной, поскольку эти две текстуальные группы относятся к раннему времени и не зависят друг от друга.

Хотя ученые широко признают, сколь ценным оказывается установление групповых связей между рукописями, научные критерии методы для данного разделения были установлены относительно недавно. В период, когда текстология только зарождалась, ученые устанавливали для рукописей классификацию ad hoc, сравнивая несколько ключевых чтений той или иной рукописи с чтениями отдельных других текстуальных свидетелей, которые, как считалось, представляли другие семейства или типы текста. Гораздо чаще колляции для той или иной рукописи были основаны на противопоставлении ее Textus Receptus; полученные разночтения затем сравнивались с другими рукописями, разночтения которых попали в различные apparatus critici. Подобная процедура была осмыслена для тех ученых, кто считал Textus Receptus оригинальным новозаветным текстом, ибо в этом случае все отступления от него окажутся «согласием в ошибке» и будут указывать на генеалогические связи между рукописями, в которых подобные отступления встречаются. После низвержения Textus Receptus в конце XIX века метод не утратил своего смысла. Ведь теперь вариации стали восприниматься как свидетельства о более древних формах текста, и рукописи стало можно группировать, опираясь на присутствующие в них разночтения.

В итоге же ученым пришлось признать, что подобная классификация рукописей изначально порочна, так как она не рассматривает большую часть доступной информации, оставляет вне поля рассмотрения значительную часть информации. Для исследователя было бы весьма обманчиво знать, что в одной из глав данная рукопись, допустим, в десяти местах отличается от Textus Receptus, совпадая с B и א; ибо в в том случае, если B и א в той же самой главе отступают от Textus Receptus еще в 90 местах, то рассматриваемая нами рукопись будет демонстрировать весьма и весьма слабое сходство с александрийским типом.

Для того, чтобы ввести более точный метод анализа рукописей, Эдвард Хаттон в 1911 г. предложил опираться на то, что он назвал «тройными чтениями». Отобрав список вариантов, в которых расходятся рукописи трех типов текста — александрийского, западного и сирийского (византийского), Хаттон настаивал на том, чтобы впредь в основу анализа всех рукописей было положено выявление количества совпадений с каждым из этих трех типов текста.

С увеличением числа идентифицируемых групп текста исследователи пожелали достичь большей точности, нежели позволял им метод Хаттона. Э. К. Колуэлл при помощи Μ. М. Парвиса (Parvis) разработал свою собственную методику для определения отношений между рукописями, которая получила название метода множественных чтений. Множественное чтение определяется как такое чтение, у которого каждый из самое меньшее трех вариантов текста опирается как минимум на одну из главных ветвей традиции, либо на одну из ранее установленных групп (такой как семья 1, семья π, группа Феррара, Кl, Ki, Кr), либо на один из древних переводов (таких как af, it, sys, syc, bo или sa), или же на отдельную рукопись, которая по общему признанию, стоит особняком среди других (например, D).

Колуэлл применил данные характеристики множественного чтения к пробному отрывку текста (Ин 1:1–4:40) и обнаружил 22 примера таких множественных чтений. Сводя в одну таблицу все примеры, в которых мы делаем колляцию вновь найденной рукописи с другими источниками в местах, содержащих множественные чтения, можно многое узнать о степени сложности данной рукописи в текстологическом отношении.

Ограниченность этого метода (по крайней мере, если взять названный выше отрывок из Евангелия от Иоанна), состоит в том, что число исследованных примеров относительно невелико по сравнению с объемом изучаемого текста. Вполне вероятно, что та или иная рукопись может последовательно согласовываться с тем или иным типом текста в большинстве из 22 отрывков, взятых из 152 стихов Ин 1:1–4:40, но ничто не мешает ей отклоняться от него в куда большем числе мест из оставшихся 130 стихов, которые не представлены множественными чтениями.

В конечном счете, более продуктивным в деле классификации рукописей оказался другой вариант решения этой задачи, также сформулированный Колуэллом и получивший название «квантитативный метод текстуального анализа». Колуэлл указывал, что классификация новозаветных рукописей по признаку того, насколько далеко они отходят от Textus Receptus, явно однобока, ибо она не учитывает тех примеров, в которых рукописи согласуются друг с другом в чтениях, не отклоняясь при этом от Textus Receptus. Ученый утверждал, что «текстуальные типы» (т. е., текстуальные группы в широком смысле слова) можно установить, сопоставив рукописи с каким-либо базовым текстом (им мог быть и Textus Receptus, и любой другой) и затем сравнив, сколько раз каждая конкретная рукопись совпадает или не совпадает с остальными в генетически важных местах, т. е. тех, которые признаются ключевыми для отнесения того или иного источника к конкретному текстуальному типу (иными словами, из полученного результата надо исключить такие несущественные детали, как подвижное v или замена ουτω на ουτως и наоборот). По мнению Колуэлла, для того, чтобы группа источников была признана текстуальным типом, они должны были совпадать примерно в 70 % генетически важных вариаций; один тип от другого при этом отделяет граница из примерно 10 % несовпадений в тех же генетически важных местах.

Для того, чтобы решить связанный с этим вопрос о том, по каким критериям следует отнести новооткрытую рукопись к одной из уже известных текстуальных семей, Колуэлл предложил сходную процедуру. Следует произвести полную колляцию нового источника с набором старых рукописей, групповая принадлежность которых уже известна. Учет всех совпадений и расхождений позволит причислить вновь открытую рукопись к той семье, с текстом которой она выказывает признаки наибольшего сходства.

Таким образом можно идентифицировать текстуальные группы и находить внутри них место для отдельных рукописей, опираясь на то, как последние соотносятся друг с другом, а не с неким установленным внешним образцом (например, Textus Receptus). Квантитативный метод также многократно доказал свою полезность в исследованиях второй половины XX века, когда исследователи, применявшие его, добивались замечательных результатов.

В дополнение к квантитативному методу Колуэлла учеными, которых интересовала классификация новозаветные рукописей, были разработаны три других метода. Каждый из них имеет свою отдельную сферу применения, так что они скорее дополняют друг друга, нежели конкурируют между собой.

1. Клермонтский метод профиля

Клермонтский метод профиля (Claremont profile method) был разработан в Университете Клермонта (штат Калифорния) двумя учениками Колуэлла, Полом Мак-Рейнольдсом (McReynolds) и Фредриком Виссе. Они были сотрудниками Международного проекта греческого Нового Завета (International Greek New Testament Project), получившими задачу подготовить аппарат для Евангелия от Луки. Мак-Рейнольдсу и Виссе предстояло классифицировать приблизительно 1400 рукописей Лк, чтобы установить, ссылки на какие именно текстуальные свидетельства более всего были уместны в аппарате при цитировании разночтений — работа, поистине достойная Гаргантюа. Выполнить ее с опорой на квантитативный метод, который требовал провести полные колляции и детальные сравнения рукописей, было невозможно. Более того, коль скоро подавляющее большинство рукописей заведомо принадлежало к византийскому типу (группа k по классификации фон Зодена), то полные колляции подтвердили бы высокую степень совпадения текста этих рукописей, показывая общую близость разных источников, но не выявляя подгруппы византийского текста, которые нужно было установить для того, чтобы процитировать по важнейшему представителю от каждой.

В процессе производства колляций Мак-Рейнольдс и Виссе все чаще замечали, что византийские рукописи содержат общие чтения в определенных комбинациях, иными словами, в распределении засвидетельствованных чтений появляются отчетливо различимые схемы, которые вполне могут быть представлены графически. Ученые предположили, что соотношение подгрупп может быть установлено по установлению того, какой профиль чтений обычно поддерживается данной группой, т. е., какие из рассматриваемых чтений присутствуют в двух третях рукописей данной группы. Как только для каждой подгруппы устанавливается своя схема распределения засвидетельствованных чтений, уже нет нужды сравнивать рукописи in toto, отныне достаточно лишь сопоставить лишь те чтения, по которым определяется принадлежность к той или иной подгруппе. Если же впервые исследуемый текстуальный свидетель согласен с профилем чтений той или иной установленной подгруппы, его можно отнести к ней.

Без сомнения, клермонтский метод профиля позволяет ускорить долгий и трудный процесс классификации новозаветных рукописей. Виссе утверждал, что с помощью этого метода он мог классифицировать ранее неизученную рукопись Лк всего за 30 минут. Однако нельзя забывать, что данный метод не является заменой для полного квантитативного анализа. Лучшей областью для его применения остается та, для которой он и был исходно разработан — а именно, быстрая черновая классификация подгрупп византийского текста.

2. Аланды и использование «проверочных отрывков» (Teststellen)

Совершенно иной подход к классификации рукописей Нового Завета был разработан в мюнстерском Институте новозаветной текстологии (Institut für neutestamentliche Textforschung) Куртом и Барбарой Аланд. В отличие от квантитативного метода, он не ставит своей целью создание окончательной и однозначной классификации новозаветных рукописей, построенной на их текстуальной близости; в отличие от клермонтского метода профиля он не предназначен для выявления подгрупп внутри византийской традиции. Этот метод был создан для того, чтобы установить, какие именно рукописи наиболее важны для реконструкции новозаветного текста, какие — для истории его передачи, и наконец, какие именно рукописи, не относящиеся ни к одной из двух названных выше категорий можно с уверенностью отнести к текстуальным семьям (западной или византийской). Метод основывается на колляции определенных «проверочных отрывков» (Teststellen), отобранных Куртом Аландом на всем протяжении Нового Завета. Рукопись исследуется в каждом из проверочных мест с тем, чтобы установить:

1) насколько она совпадает с тем, что, по мнению Аланда, является «оригинальным текстом»;

2) насколько она совпадает с византийским типом текста;

3) насколько она совпадает с византийским текстом в тех случаях, когда он не отличается от так называемого «оригинального»;

4) присутствуют ли в ней какие-либо иные разночтения;

5) наконец, совпадает ли она с текстом D, обычно называемым «западным».

В результате проведенных колляций, рукопись относят к одной из пяти категорий:

I. свидетели, содержащие по преимуществу «оригинальный текст»;

II. свидетели, в тенденции содержащие «оригинальный текст»;

III. свидетели, важные для истории текста;

IV. свидетели текста D;

V. свидетели византийского текста.

Очевидно, что первые три категории не основаны на какой-либо строгой текстологической общности. В группу III, скажем, рукописи попадают не потому, что демонстрируют систематическое совпадение разночтений, но потому лишь, что Аланды находят их текст, отличающийся от византийского, западного и «оригинального», важным для восстановления текстуальной традиции. Поэтому выделенные выше пять групп не помогают исследователям понять, какие же именно категории были установлены на основе изучения Textstellen. Более того, сама логика подобного разделения идет по замкнутому кругу: если классификация совершается, в том числе, ради того, чтобы, использовать ее результаты, для восстановления оригинального текста, то не забегает ли вперед положенное в основу классификации суждение о том, насколько хорошо те или иные рукописи сохранили оригинальное чтение? Предложенный Аландами метод вполне успешен для достижения именно тех целей, ради которых он создан — а именно, для того, чтобы определить, какие рукописи можно с уверенностью отставить в сторону как представителей византийского текста и какие рукописи других типов должны цитироваться в аппарате всякий раз, как они дают какое-либо разночтение.

3. Метод полного профиля

В то время как клермонтский метод профиля предназначен для для выявления подгрупп внутри византийской традиции, а аландовский метод «проверочных отрывков» определяет рукописи, которые необходимо упомянуть в текстуальном аппарате, третий подход к решению проблемы, получивший название «метод полного профиля» (Comprehensive Profile Method), стремится выполнить программу Колуэлла и классифицировать рукописи по группам и семьям, опираясь на их текстуальную близость. В отличие от клермонтского метода профиля, рассматривающего лишь те чтения, которые широко представлены в рукописях одного семейства (вне зависимости от того, поддерживают их рукописи какой-либо другой группы или нет), метод полного профиля рассматривает весь спектр разночтений — как те, что часто или всегда присутствуют в одной группе (не обращая внимания на то, где они могут встречаться еще), так и те, что исключительно или преимущественно появляются в одной группе и отсутствуют в других.

Этот подход работает особенно хорошо после применения более старого метода квантитативного анализа и призван исправить один из его ключевых недостатков: любой член текстуальной группы должен содержать не только высокий процент общих для группы чтений в тех местах, где присутствует принципиальное для группы разночтение, но также и те чтения, которыми группа характеризуется либо потому, что при прочих равных они присутствуют в большинстве ее членов (или даже во всех), либо же потому, что отмечаются некоторыми (или всеми) рукописями данной группы, но отсутствуют в других.

Метод полного профиля предлагает для уточнения результатов квантитативного анализа прибегнуть к использованию трех базовых профилей. Первый («межгрупповой», intergroup) определяет, в какой мере вновь найденный свидетель содержит чтения, присутствующие только (или исключительно) в рукописях какой-либо одной группы. Второй («внутригрупповой», intra-group) устанавливает, в какой степени свидетель содержит чтения, встречающиеся во всех остальных рукописях данной группы или среди большинства ее членов (вне зависимости от того, поддерживают ли это чтение рукописи других групп). Третий профиль соединяет сведения, полученные из первых двух, и показывает, в какой мере вновь исследуемая рукопись содержит чтения, которые присутствуют во всех или во многих рукописях какой-либо одной группы, но не других.

Выполнив подобную полную оценку разночтений группы, можно перейти к уточнению результатов колуэлловского квантитативного анализа и сделать итоговые выводы о текстуальных связях изучаемой рукописи. Этим методом в особенности успешно пользовались при исследовании важнейших патристических источников.

 

VII. Использование компьютеров в новозаветной текстологии

Компьютер начинает революционизировать поле новозаветной науки. С одной стороны, в то время как тексты Нового Завета на протяжении полутора тысячелетий передавались рукописным путем, а затем без малого пять веков зависели от печатного станка, ныне они оказываются всё более доступны в электронном формате. С другой стороны, гораздо более важный вклад компьютерная техника внесла в углубление традиционных задач текстологии, в установление оригинального новозаветного текста и создание истории его передачи. В особенности же следует сказать о том, что формы и способы поиска, сохранения и обработки данных, немыслимые еще полвека назад, в наши дни стали обыденными и привычными.

Текстологи медленно и неохотно признали важность использования компьютеров в своей дисциплине. Некоторых, вероятно, пугали новые технологии; другие с пренебрежением относились к самой идее того, что вычислительная машина станет выносить решение об «оригинальном» чтении на месте вариации, — ведь в их представлении подобные суждения требовали человеческой мысли и человеческой же логики. Однако многие из подготовительных задач, решением которых текстологи занимаются до вынесения вердикта о подлинности тех или иных разночтений, подразумевают сбор и сопоставление информации. В силу этого критикам не оставалось ничего иного, кроме как со временем признать огромный потенциал компьютеров для текстологической работы, причем не в качестве замены для человеческой интуиции и логики, но лишь в качестве вспомогательного инструмента, облегчающему выполнение основной задачи.

Первые попытки поставить вычислительную технику на службу текстологии относятся к 1950-м гг. и присутствуют в гарвардской диссертации Джона Эллисона (Ellison). Систематические же шаги в этом направлении были предприняты лишь в 1970-е гг. в мюнстерском Институте новозаветной текстологии под руководством Вильгельма Отта и бейренском проекте Старолатинской Библии (Vetus Latina project) под руководством Бонифация Фишера (Fischer). Это были времена перфокарт и магнитной ленты, и все тогдашние достижения оказались не более чем подготовкой к следующему этапу, который начался в 1980-1990-х гг. и был вызван взрывообразным развитием технологии.

Но даже после того, как компьютер стал привычным рабочим инструментом для ученого-гуманитария, использование компьютерных технологий в 1990-е гг. получило признание далеко не сразу. Об этом свидетельствует статья «о текущем положении дел», написанная в 1995 г. Робертом Крафтом (Kraft), одним из ведущих специалистов в этой области, который жаловался на общий застой и отсутствие развития. Однако вполне понятный пессимистический тон Крафта устарел почти сразу же после выхода его статьи из печати, поскольку вскоре широкое распространение и применение получило несколько компьютерных инициатив (в особенности, в области программного обеспечения), а ныне всякий большой проект, подразумевающий текстологическое исследование — например, Международный проект греческого нового Завета (International Greek New Testament Project, IGNTP) и уже упоминавшийся выше Институт новозаветной текстологии (INTF) широко использует достижения компьютерной техники, добиваясь при этом впечатляющих результатов.

Среди новых методов и путей подобной работы два заслуживают особого внимания. Они включают в себя те элементы научной работы, которые необходимы в той же степени, в какой и трудоемки — колляцию рукописей и анализ результатов колляции.

Первым достижением на этом пути является программа COLLATE, разработанная Питером Робинсоном (Robinson) для его исследования по текстуальной традиции Чосера. Эта программа позволяет колляторам вводить данные отдельных источников (т. е., разночтения) таким образом, что текст каждой рукописи физически сохраняется в базе данных, что позволяет компьютеру рассчитать место каждого разночтения в текстуальной традиции. Программа позволяет работать одновременно с сотней рукописей. Будучи адаптированной к нуждам новозаветной науки, эта программа существенно ускорила работу как IGNTP, так и INTF.

Вторым достижением следует считать программу, разработанную для IGNTP Джерри Льюисом (Lewis) и Брюсом Морриллом (Morrill) — последний при этом являлся североамериканским участником проекта. Эта программа была специально создана для того, чтобы облегчить колляцию рукописей Ин. Она позволяет вносить разночтения каждой рукописи непосредственно в существующую базу данных, которая включает в себя базовый текст и многочисленные случаи ранее замеченных расхождений. Затем компьютер просчитывает все различия между всеми рукописями и суммирует результат своей работы в той форме, какую сочтет необходимой пользователь.

Едва ли стоит здесь подробно останавливаться на том, как работает та и другая программа. Обе они постоянно развиваются и скоро, вне всякого сомнения, будут вытеснены новыми, более совершенными программными продуктами. В силу этого разумнее будет обсудить вопрос о том, чем и как компьютерные программы могут помочь текстологу. Можно выделить четыре тесно связанных и взаимодополняющих сюжета.

1. Сбор, запись и хранение информации

До пришествия компьютеров текстологу приходилось собирать и записывать информацию вручную. Если возникала необходимость сделать колляцию, рукопись тщательно сравнивалась, буква за буквой, с другой рукописью или базовым текстом (например, Textus Receptus), всякое расхождение, как важное, так и пустяковое, записывалось на листе бумаги. Колляция затем публиковалась в виде списка текстуальных вариаций по отношению к базовому тексту. Если ученый предполагал затем использовать ее для текстуального аппарата, то ему нужно было конвертировать эту колляцию — иными словами, отступлениям от одного текста (скажем, базового Textus Receptus) требовалось придать тот вид, который требовался для сопоставления его с другим изданием (например, готовящимся критическим). На каждом этапе процесса — при чтении рукописи, при переписывании от руки ее разночтений, при конвертации полученных данных в разночтения к другому базовому тексту, при создании аппарата — открывались широкие возможности для ошибок.

С появлением новых компьютерных программ, таких, как MANUSCRIPT и COLLATE, методика сбора и сохранения данных видоизменилась. В базе данных уже содержится и базовый текст, и все те разночтения, что были учтены в более ранних колляциях. Ученый движется, буква за буквой, по исследуемой рукописи, и вводит в программу всякое найденное разночтение. Если обнаруженная вариация уже была ранее известна, то пользователь добавляет свидетельство новой рукописи к списку свидетелей, поддерживающих данное чтение. Если же вариация отмечается впервые, коллятор вносит ее в базу данных, отмечая сиглу той рукописи, которая ее содержит.

Такой метод сопоставления рукописей позволяет добиться нескольких основных улучшений.

1. Гораздо проще стало проверять аккуратность колляций. Если двое ученых независимо друг от друга делали колляцию одной и той же рукописи с использованием этой программы, то компьютер может сравнить полученные ими результаты, и в случае несходства двух вариантов (допустим, там, где один исследователь видит разночтение, а другой нет) можно вернуться обратно к рукописи и проверить точность колляции.

2. Результат работы коллятора отныне не выглядит как список отклонений от базового текста; программа позволяет воссоздать текст каждой рукописи во всей целостности, иными словами, компьютер вносит требуемые разночтения (и лакуны, если таковые присутствуют) в базовый текст, и тем самым дает в руки ученого не список разночтений, а полную копию всей рукописи.

3. Далее, становится возможным сравнивать сразу все сделанные колляции, чьи электронные копии хранятся в базе данных. Для этого достаточно задать в программе другой базовый текст — назначить в этой качестве какую-либо из рукописей — и провести поиск всех его расхождений с другими свидетелями.

Подобный метод работы не только быстрее, точнее и практичнее всего, что было раньше. Он еще и долговечнее: результаты сделанных колляций ныне хранятся на постоянной основе. Однажды со всем тщанием исследовав текстуальный памятник, ученым никогда более не придется возвращаться к этой задаче снова.

2. Представление данных

До появления электронных текстов издателям приходилось принимать ответственные и необратимые решения о формате, подаче и объеме текста и аппарата. Например, если ставилась задача создать критический текст, то его нужно было реконструировать (например, следуя эклектическому методу), а затем подготовить аппарат, куда были внесены одни разночтения, но не другие, и где какие-то рукописи присутствовали, а какие-то отсутствовали. Все вариации, разумеется, указывались по печатному тексту, поэтому аппарат издания, использующего в качестве базового текста Textus Receptus, будет цитировать иной набор разночтений и рукописей, нежели аппарат к тексту, базой для которого стало 27-е издание Нестле-Аланда.

Ныне же электронные тексты и базы данных радикально изменили эту практику. Текстуальный аппарат теперь составляется компьютером из всего корпуса внесенных в программу разночтений, и в качестве базового текста можно выбирать любое издание или рукопись по выбору пользователя. Например, если он желает получить список разночтений к 18 главе Евангелия от Иоанна, программе можно задать следующие параметры — (1) выбрать в качестве базового текста любое печатное издание (например, Нестле-Аланда, Весткотта-Хорта, Textus Receptus) или любую из рукописей; (2) представить список отклонений от базового текста, которые присутствуют в некоторых других свидетелях или же во всех. Так, если по какой-то причине базовым текстом нужно назначить Синайский, или Ватиканский, или Вашингтонский кодекс, потребуется нажать всего несколько кнопок, чтобы увидеть его на экране. С изменением же базового текста изменится и аппарат. Более того, можно выбирать, разночтения каких именно рукописей будут в нем указаны — только ли александрийских, или только семейства 13, или же сразу всех введенных в базу данных. При необходимости пользователь волен выбрать какой-то определенный тип разночтений — например, слова, опущенные из базового текста, транспозиции или добавления к тексту. Но это еще не всё: пользователь вправе заказать и вид, в котором ему будет представлен список разночтений. Это может быть обычный перечень вариантов, соответствующий аппарату большинства печатных изданий, или полный текст каждого свидетеля (скажем, целый стих), с выделенными вариациями.

Все эти опции освобождают исследователя от необходимости полагаться на мнение издателя в отборе и публикации текстуальных вариаций. Компьютер способен быстро и аккуратно воспроизвести все необходимые данные в том виде, какой необходим пользователю.

3. Статистический анализ

Как известно, компьютеры стоят вне конкуренции в проведении сложных статистических подсчетов с головокружительной скоростью. Еще не так давно, в начале 1990-х гг., если ученому требовалось высчитать процент согласия и расхождения между свидетелями текста (этого требовал, например, квантитативный анализ), все вычисления приходилось делать вручную, внося все данные в таблицу и подсчитывая результат на калькуляторе. Излишне говорить, сколь трудоемкой и кропотливой была эта работа.

С развитием компьютерных технологий, все это стало ненужным. Компьютер способен выдать полный или сокращенный список всех совпадений и расхождений между любыми двумя рукописями или изданиями, или даже между неограниченным числом рукописей или изданий. Для составления таблиц можно задать параметры, ограничивающие учитываемые категории разночтений (например, часто признается излишним учитывать подвижное v или замену οντω на ουτως и наоборот), и почти мгновенно получить числовые значения и процентное выражение для соотношения любых внесенных в программу источников. Более сложные модели анализа (такие, как клермонтский метод профиля) также можно осуществлять автоматически.

Все эти автоматизированные операции, разумеется, не решат основных текстуальных проблем. Они не укажут ни на более раннее, ни на более «оригинальное» чтение; им не под силу определить, каким образом из одного чтения в процессе рукописной передачи текста могло произойти другое. Но решение этих задач немыслимо без учета и анализа огромного корпуса данных, — а эти операции несравнимо быстрее и аккуратнее проделает компьютер.

4. Возможности гипертекста

Прежде, чем появился интернет и другие средства электронной связи, доступ ученых к рукописям, факсимильным их изданиям, опубликованным колляциям, текстам различных переводов, собраниям патристических сочинений и прочим ресурсам был весьма ограничен. Только те из ученых, кто жил поблизости от первоклассной библиотеки, могли при первой возможности лично ознакомиться с рукописями или любыми необходимыми для текстологической работы материалами.

Эта ситуация тоже претерпела изменения с приходом в нашу жизнь компьютерных технологий; более того, их развитие и внедрение сулит нам новые полезные перемены. Ныне стало возможным оцифровывать рукописи, помещать на один небольшой диск целые библиотеки патристических трудов в оригинале или пересылать информацию по Всемирной сети.

Это расширяет возможности для создания электронного критического аппарата. Можно себе представить, что в не столь далеком будущем будет создан интернет-аппарат, который позволит любому желающему, кликнув по ссылке, увидеть транскрибированный текст той или иной рукописи, а кликнув по другой — получить факсимильное воспроизведение соответствующего рукописного листа. То же будет возможно и с трудами отцов церкви. Одна из постоянных проблем, связанных с использованием патристических свидетельств, заключается в том, что издателю необходимо всякий раз решать, цитируется ли новозаветный текст тем или иным отцом или же только парафразируется, надежно ли данное свидетельство или нет. Гипертекстовые ссылки позволяют, кликнув по имени отца церкви в аппарате, увидеть обсуждаемые места из его трудов, цитаты при этом могут быть даны как в оригинале, так и в переводе на английский язык. Более того, станет возможным увидеть эту фразу в ее непосредственном контексте и самостоятельно решить для себя, насколько ее свидетельство релевантно соответствующему новозаветному пассажу.

Дэвид Паркер справедливо заметил, что с созданием нового электронного аппарата «изучение первичного материала будет демократизировано».

 

VIII. Важнейшие продолжающиеся проекты

В настоящее время осуществляется несколько текстологических проектов. Среди наиболее важных следует назвать уже упоминавшиеся выше INTF и IGNTP, возглавляемый Британским и Североамериканским комитетами.

1. Institut für neutestamentliche Textforschung (INTF)

В процессе подготовки собственной editio critica maior (), мюнстерский Институт новозаветной текстологии запустил несколько вспомогательных проектов, которые, в свою очередь, позволили ввести в широкий оборот целый пласт первичного материала. Первый из этих проектов — многотомное издание «Текст и текстуальное значение греческих рукописей Нового Завета» (Text und Textwert der griechischen Handschriften des Neuen Testaments). Тома этой серии содержат результаты многочисленных колляций, сделанных сотрудниками Института. Цель этой работы состояла в том, чтобы отделить рукописи византийского типа от рукописей, которые содержат иные, более ранние формы текста; проводилась она для того, чтобы понять, какие свидетели должны цитироваться в аппарате будущего большого критического издания, а какие могут быть обозначены общей сиглой Byz. Соответственно, опубликованные материалы позволяют оценить объем и состав рукописной традиции, и тем самым дать ответ на поставленный вопрос.

Ко времени, когда пишутся эти строки (2004 г.), завершена серия, посвященная Соборным посланиям, посланиям Павла, Деяниям Апостолов и синоптическим Евангелиям. Для каждого из этих текстов даются следующие сведения: (1) описание всех имеющихся греческих рукописей; (2) колляции всех рукописей в «проверочных отрывках» (Teststellen), избранных институтом для выявления того, какие рукописи содержат византийский текст, какие поддерживают «старую форму» текста (под ним понимают текст в изданиях Объединенных библейских обществ и Нестле-Аланда), а какие дают некую иную форму текста; и (3) таблицу, в которой для каждой рукописи указывается, сколько раз она согласуется с каждой из форм текста. После изложения этих сведений предлагается следующая таблица, в которой указаны рукописи, содержащие относительно высокий процент совпадения со «старой формой» текста; для каждой из них показано абсолютное и относительное число текстуальных совпадений с теми 33 рукописями, которые демонстрируют наивысший процент сходства в Textstellen.

Поскольку выводы о близости или расхождении рукописей основаны на исследовании «проверочных отрывков», а не полных колляциях текста, эти тома не смогут ответить на все вопросы, которые волнуют ученых, исследующих взаимоотношение греческих новозаветных рукописей. Для посланий Павла, к примеру, выводы делаются на основе анализа 251 отрывков, просмотренного по 742 рукописям. Это означает, что хотя сами по себе материалы предложены весьма пространные (одни только Павловы послания занимают четыре объемистых тома, первый из которых, например, имеет 625 страниц), тем не менее, они по необходимости неполны, так как не учитывают сотни других мест и отрывков, разночтения в которых изучены не были. Но даже и в таком качестве эта серия весьма полезна, ибо она снимает покров тайны с того, по какому принципу институт станет отделять рукописи, которые будут внесены в критический аппарат, от тех, которые будут отнесены к числу византийских.

Второй, более важный издательский проект института — это «Новый Завет на папирусе» (Das Neue Testament auf Papyrus). Как свидетельствует само заглавие, целью этого проекта (масштабного как по замыслу, так и по осуществлению) является публикация всего новозаветного текста в том его виде, как его сохранили дошедшие до нас папирусы. Каждый том содержит полный текст всех папирусных рукописей каждой новозаветной книги (до сих пор опубликованы тома, посвященные Соборным и Павловым посланиям). Издатели предлагают полное кодикологическое и текстологическое описание каждого папируса, библиографию его изданий и посвященной ему литературы. Далее текст рукописи (в тех местах, где он сохранился) дается построчно бок о бок с текстом Нестле-Аланда (напечатанным in extenso, т. е. даже в тех отрывках, где в папирусе лакуны). Для каждого папируса указаны все текстуальные расхождения с этим текстом, включая орфографию и сокращения; полный аппарат содержит ссылки на корректоров, лакуны и предшествующие реконструкции текста. Второй аппарат выявляет все расхождения, выявленные новыми и выверенными колляциями греческих маюскулов для каждого стиха, включая и те, где папирусный текст не сохранился. В смысле вариантных чтений этот аппарат гораздо подробнее, нежели критический аппарат в издании Нестле-Аланда; сопоставляя текст и аппарат, можно полностью проследить всю сложную историю новозаветной рукописной традиции в первые десять веков.

2. The International Greek New Testament Project (IGNTP)

Среди побочных плодов, которые принесла деятельность Международного проекта греческого Нового Завета по изданию Четвертого евангелия с расширенным аппаратом, особого упоминания заслуживают два.

Первое — это двухтомное исследование Дэвида Паркера (Parker) и Уильяма Эллиотта (Elliott), которое в исчерпывающе подробном виде дает следующие материалы: (1) тексты всех 23 сохранившихся папирусов Ин и (2) тексты 28 полных и 36 фрагментированных маюскульных рукописей Ин. Каждый том состоит из четырех главных частей: (1) описание свидетелей, включающее в себя библиографию вторичной литературы и изложение дискуссии о датировке; (2) полную транскрипцию каждой рукописи; (3) критический аппарат, который указывает для все разночтения всех рукописей, с базовым текстом (в качестве которого выбрано оксфордское издание Textus Receptus 1873 года); и (4) альбом фототаблиц для каждой рукописи. Сочетая для каждого текстуального источника его транскрипцию, критический аппарат и фотографическое воспроизведение, издатели дают в руки ученых полный и надежный доступ к этим важнейшим свидетелям евангельского текста.

Вторым побочным продуктом усилий, которые IGNTP прилагает для того, чтобы установить всеобъемлющий аппарат для Евангелия от Иоанна, стал проект «Византийский текст» (Byzantine Text Project), возглавляемый Дэвидом Паркером и руководимый Родом Малленом (Mullen). Это научное предприятие началось как ответ на просьбу, прозвучавшую во время встречи православных ученых в испанском Эскуриале в 1999 году. Участники встречи обратились к Объединенным библейским обществам с просьбой «подумать о критическом издании византийского греческого текста». В отличие от других современных изданий «Текста большинства» (таких, как издания Ходжеса-Фарстада и Пирпонта-Робинсона), проект «Византийский текст» не предполагает восстановить сколько-нибудь близкую форму «оригинального» текста; его задача состоит в том, чтобы показать богатую вариативность византийской текстуальной традиции, составив такой критический аппарат, который включал бы рукописи из всех важных подгрупп и семейств этого типа. Этот аппарат поможет читателю самостоятельно разобраться в том, какие именно формы византийского текста были доступны в разное время и в разных местах. То же касается и Евангелия от Луки. В посвященных ему томах IGNTP основной акцент будет сделан не на печатном тексте (в его основу будет положена минускул 35), а на аппарате. Выпуск тома, посвященный Евангелию от Иоанна, планировался в конце 2004 года.

 

Подобно врачу, который, прежде чем начать лечение, должен точно диагностировать болезнь, текстологу, прежде чем он сможет приступить к исправлению ошибок, необходимо знать о различных видах повреждения текста и тех опасностях, которым текст подвергается при переписывании. Важно видеть не только то, что могло бы случиться с текстом, но и то, что уже случилось при переписывании рукописи. В данной главе не предпринимаются попытки определить относительную ценность того или иного варианта чтения; ее цель — описание и классификация явлений, а отнюдь не точные методологические указания.

 

I. Непреднамеренные замены

1. Ошибки зрительного восприятия [455]

Писцу, страдавшему астигматизмом, было нелегко различить схожие по написанию греческие буквы, особенно если предыдущий переписчик работал небрежно. Так, в маюскуле часто смешивались сигма (которая обычно изображалась как лунарная сигма в виде полумесяца), эпсилон, тэта и омикрон (C, E, Θ, O). Например, в Деян 20:35 три минускульных рукописи (614, 1611 и 2138) дают чтение κοπιῶντα ἔδει вместо κοπιῶντας δεῖ, — ошибка, восходящая к маюскульному предшественнику, не имевшему пробелов между словами (scriptio continua). В 1 Тим 3:16 ранние рукописи имеют чтение ОС («тот, кто»), в то время как многие поздние — ͞ϴ͞С (обычное сокращение для θεός, «Бог»). Достаточно легко можно было спутать друг с другом буквы гамма, пи и тау (Г, Π, T), особенно в случае, если перекладины первой и последней были неаккуратно написаны или если правая ножка буквы пи была слишком коротка. Так, например, во 2 Петр 2:13 некоторые рукописи содержат чтение АГАПАIС («на вечерях/пиршествах любви»), а другие — АПАТАIС («обманами»). Две лямбды, написанные близко друг к другу, могли быть приняты за букву мю, как это случилось в Рим 6:5, где в большинстве рукописей стоит АААА («но»), в отличие от AMA («вместе») некоторых других манускриптов. Комбинация из лямбды с вплотную к ней написанной йотой может выглядеть как буква ню (AI и N). Так, в рукописях 2 Петр 2:18 ΟΑΙΓΩΣ («мало») чередуется с ΟΝΤΩΣ («действительно»), причем в этом случае также перепутаны тау и гамма. Иногда Δ могли принять за A и наоборот, как, например, в Деян 15:40, где ΕΠΙΑΕΞΑΜΕΝΟΣ («избрав себе») в Кодексе Безы читается как ΕΠΙΔΕΞΑΜΕΝΟΣ («приняв»).

В общепринятом тексте 1 Кор 12:13 Павел пишет: «Ибо все мы одним Духом крестились в одно тело… и все напоены одним Духом». Однако в некоторых свидетелях текста это предложение заканчивается так «… и все напоены одним питием». Такой вариант возник из-за того, что переписчик ошибочного прочитал сочетание букв ͞П͞М͞А (обычное сокращение слова πνεῦμα) как ПОМА («питие»). Из-за того, что вместо слова καί иногда применялось сокращение Ϗ каппа с большой чернильной точкой на конце нижней диагональной черты могла быть прочитана как слог καὶ. Именно это произошло в Рим 12:11, где достаточно странный вариант чтения «времени служите» (τῷ καιρῷ δουλεύτες) происходит от правильного варианта «Господу служите» (τῷ κυρίῳ δουλεύτες), в котором переписчик принял сокращение слова κυρίῳ (͞Κ͞Ω) за ϏΡΩ.

Как уже было отмечено в главе 1 (), для составления повседневных документов нелитературного содержания в древности обычно использовалось курсивное письмо, характерная черта которого состоит в том, что большинство букв пишется без отрыва пера и широкое используются лигатуры и сокращения. На вопрос о том, использовалось ли для рукописей греческой Библии курсивное или полукурсивное письмо, отвечали по-разному. Викенхаузер вслед за Роллером (Roller) доказывал, что едва ли оригинальные тексты книг Нового Завета могли быть написаны курсивом. Спустя два десятка лет в посмертном переиздании книги Викенхаузера, подготовленном Йозефом Шмидом (Schmid) последний замечает, что авторы Нового завета «бесспорно» (zweifellos) пользовались курсивом. В поддержку этого взгляда можно привести и наблюдения Но (Nau), который отмечал, что книги Паралипоменон в Ватиканском кодексе иногда содержат метатезы букв мю, ню и бета; эти перестановки нельзя объяснить ошибками восприятия маюскульного письма, где три эти буквы существенно отличаются одна от другой; однако в курсивном письме, где они очень похожи, эта ошибка вполне естественна. В качестве примера можно привести перестановки ß и υ в 2 Пар 16:7, Αναμει вместо Ανανει; 17:8, Μανθανιας и Ιωραν вместо Νανθανιας и Ιωραμ; 31:12–13, Χωμενιας и Μαεθ вместо Χωνενιας и Ναεθ; перестановки b и n в 2 Пар 17:8, Τωβαδωβεια вместо Τωβαδωνεια; или перестановки β и μ в 2 Пар 21:10, Λομνα вместо Λοβνα; 36:2, Αβειταλ вместо Αμειταλ.

Другим примером библейских рукописей, несомненно восходящих к курсивному предшественнику, является Берлинский фрагмент Книги Бытия, папирусная копия, выполненная полукурсивным письмом и датируемая III в. н. э. Его издатели, изучив широкий спектр ошибок переписчиков текста, пришли к заключению, что один или более предшественников этого текста были написаны с использованием типичного курсивного письма.

Если переписчик копирует рукопись, где две строки оканчиваются на одни и те же слова или группу слов, а иногда всего лишь на одинаковый слог, то его взгляд может перескочить с верхней строки на нижнюю, случайно пропустив лежащий между ними отрывок текста. Этим объясняется, например, курьезный вариант чтения Ин 17:15 в Ватиканском кодексе, где опущены слова, заключенные в квадратные скобки: «не молю, чтобы Ты взял их от [мира, но чтобы сохранил их от] зла». Можно предположить, что экземпляр, с которого переписчик делал копию этой рукописи, содержал текст расположенный следующим образом:

………αὐτοὺς ἐκ τοῦ

κόσμου ………

……… αὐτοὺς ἐκ τοῦ

πονηροῦ ………

После того, как переписчик скопировал первую строку, его взгляд возвратился к началу не строки 2, а строки 4. Такого рода ошибка носит название параблепсис (небрежность, дословно: взгляд в сторону) и возникает вследствие гомеотелевтонии (одинакового окончания строк).

В самых разных рукописях можно найти примеры пропусков иного рода. Они называются гаплографией. Так, в Синайском кодексе (א) полностью опущен стих Лк 10:32 из-за того, что это предложение оканчивается тем же самым глаголом ἀντιπαρῆλθεν, что и предыдущее (стих 31). В Александрийском кодексе пропущен целый стих 1 Кор 9:2, оканчивавшийся четырьмя словами, которые совпадали с окончанием предыдущего стиха (ὑμεῖς ἐστε ἐν κυρίω). Из-за абсолютной идентичности последних пяти слов в Лк 14:26 и 27 (οὐ δύναται εἶναί μου μαθητίς) легко насчитать более десятка различных манускриптов, где выпал стих 27. Слова 1 Ин 2:23 «… исповедующий Сына, имеет Отца» были пропущены в поздних рукописях (на которых, например, основан перевод Библии короля Иакова) из-за присутствия словосочетания τὸν πατέρα ἔχει в соседних предложениях. Другие интересные примеры ошибок, вызванных гомеотелевтонией, можно найти в различных рукописях Лк 5:26, 11:32, 12:9 и Откр 9:2–3.

Иногда взгляд переписчика возвращался к какому-либо слову или группе слов, в результате он дважды записывал то, что следовало написать один раз. Такой вид ошибок называется диттографией. В Деян 19:34 крик толпы «Велика Артемида Эфесская» повторяется два раза в Ватиканском кодексе. Аналогичным образом вместо общепринятого текста Деян 27:37: «Было же всех нас на корабле (ἐν τῷ πλοίῳ) двести семьдесят шесть (͞ϲ͞ο͞͞ς) душ», в Ватиканском кодексе и саидском переводе содержится чтение «… около семидесяти шести (ὡς ͞ο͞ς)». В греческом тексте в этом случае разница, как можно видеть, невелика: ΠΛΟΙΩC̅Ο̅Σ̅ и ΠΛΟΙΩΩCΟ̅͞Σ̅.

2. Ошибки слухового восприятия

При переписывании под диктовку, даже если писец в своей келье сам диктовал себе, ошибки иногда могли возникать в словах, имеющих сходное произношение, но разное написание (как например, английские слова «there» и «their» или «grate» и «great»). В первые века нашей эры некоторые гласные и дифтонги греческого языка утратили свое характерное звучание и стали произноситься одинаково, как и в современном греческом. Распространенным была взаимозамена букв ω и ο, что объясняет такие разночтения, как ἔχωμεν и ἔχομεν в Рим 5:1, а также ὧδε и ὅδε в Лк 16:25.

Дифтонг αι и гласная ε стали произноситься одинаково — как краткий звук ě. В результате этого окончание 2 лица единственного числа — σθε звучало так же, как окончание медиального и пассивного инфинитива — σθαι, что объясняет варианты ἔρχεσθαι и ἔρχεσθε в Лк 14:17, ζηλοῦσθε и ζηλοῦσθαι в Гал 4:18 и другие подобные случаи. Иногда замена этих гласных приводила к появлению совершенно другого слова. Так, например, в Мф 11:16 на месте ἑτέροις («другим») в некоторых рукописях возникло чтение ἑταίροις («друзьям»).

Иногда не делалось различий в произношении ου и υ, что объясняет разночтение в Откр 1:5. Переводчики Библии короля Иакова следовали чтению λούσαντι («Ему, возлюбившему нас и омывшему нас от грехов наших Кровию Своею»), в то время как текст, используемый современными переводчиками, дает чтение λύσαντι («… освободившему нас от…»), присутствующее в ранних греческих рукописях.

В койне гласные η, ι и υ и дифтонги ει и υι, а также несобственный дифтонг η стали произноситься одинаково, как долгое «и» в английском «feet». Поэтому неудивительно, что одна из наиболее частых ошибок состояла во взаимозамене этих семи гласных и дифтонгов. Данное явление, обычно называемое итацизмом, объясняет некоторые очень странные ошибки, присутствующие в рукописях, которые во всех прочих отношениях надежны. Например, 1 Кор 15:54 «Поглощена смерть победою (νῖκος)» в p46 и B читается «Поглощена смерть раздором (νεῖκος)». Согласно видению Тайнозрителя на Патмосе, вокруг престола Бога на небе была «радуга (ἶρις), видом подобная смарагду» (Откр 4:3). Однако в א, A и других источниках в этом месте мы находим слово «священники» (ἱερεῖς), имеющее сходное звучание.

При постоянной опасности впасть в итацизм отнюдь не кажется удивительным, что в новозаветных рукописях мы все время видим взаимозамены греческих личных местоимений (таких, как ἡμεῖς/ ὑμεῖς, ἡμῖν/ὑμῖν, и ἡμᾶς/ὑμᾶς). Это особенно характерно для эпистолярных произведений. Написал ли Иоанн свое Первое послание, «чтобы наша (ἡμῶν) радость была полна» или «чтобы ваша (ὑμῶν) радость была полна»? Подразумевал ли Павел себя вместе с читателями его послания, написав ἡμεῖς в Гал 5:28, или он написал ὑμεῖς? Каждое такое чтение может оказаться оригинальным, и нетрудно показать, как из него мог получиться другой вариант. Рукописи Первого послания апостола Петра в пяти главах содержат минимум семь случаев подобных замен личных местоимений (1:3,12; 2:21 [дважды]; 3:18,21; 5:10). Иногда встречаются случаи взаимных перестановок личных местоимений, дающие в контексте фактически бессмыслицу: например, важное заявление Павла в 2 Фес 2:14 «Он призвал вас (ὑμᾶς) через благовествование наше, чтобы вы достигли славы Господа нашего Иисуса Христа», в рукописях A B D* 1881 и др. читается как «Он призвал нас (ἡμᾶς) через благовествование наше…». Такого рода ошибки переписывания настолько широко распространены, что даже свидетельства лучших рукописей относительно личных местоимений подлежат сомнению, и единственное решение в пользу того или иного чтения должно приниматься при рассмотрении его соответствия контексту.

Помимо исчезновения различий в произношении некоторых гласных звуков для позднего греческого языка характерна утрата густого придыхания. Знаки густого и легкого придыхания в рукописях использовались достаточно произвольно: αὑτοῦ чередуется с αὐτοῦ, ἔστηκεν (перфект от ἵστημι) чередуется с ἔστηκεν (имперфект от στήκω), εἶς с εἰς и т. д..

Взаимозаменяли друг друга не только сходно звучащие гласные, но иногда некоторые согласные, как например в Мф 2:6 ἐκ σοῦ («от тебя») стало ἐξ οὗ («от кого») в אc (ср. также Мф 21:19 и Мк 11:14). Подобные замещения происходили и при использовании глагольных форм с одиночными или двойными согласными (например, основы настоящего времени и второго аориста ἔμελλεν и ἔμελεν в Ин 12:6), а также при употреблении совершенно различных, но одинаково звучащих слов (например, ἐγεννήθησαν и ἐγενήθησαν в Ин 1:13). Подобное присутствует и в чтениях 1 Фес 2:7, где звучание фразы ἐγενήθημεν ἤπιοι («мы были тихие») практически не отличается от ἐγενήθημεν νήπιοι («мы были детьми», ниже).

Курьезную замену согласных можно наблюдать в Откр 15:6, где семь ангелов, описанные как «одетые в чистый блестящий лен» (λίνον), в некоторых ранних рукописях (включая A, C и кодексы Вульгаты) оказались одеты «в чистый блестящий камень» (λίθον). В Клермонтском кодексе переписчик в Евр 4:11 вместо ἀπειθείας («непокорности») написал ἀληθείας («истины»), что совершенно исказило смысл!

3. Ошибки памяти

Данная категория ошибок включает разночтения, которые возникли, когда в промежутке между чтением отрывка из копируемой рукописи и воспроизведением его на письме переписчик должен был держать в своей памяти (иногда весьма ненадежной) предложение или последовательность букв. Этим можно объяснить происхождение многих ошибок, заключающихся в подстановке синонимов, изменении порядка слов и перестановке букв.

1. Подстановка синонимов может быть показана на следующих примерах: εἶπεν вместо ἔφη; ἐκ вместо ἀπό, и наоборот, εὐθύς взамен εὐθέως, и наоборот, ὅτι вместо διότι; περί вместо ὑπέρ, и наоборот, ὀμμάτων взамен ὀφθαλμῶν.

2. Обычным явлением представляется изменение порядка слов; так, например, три слова πάντες καὶ ἐβαπτίζοντο в Мк 1:5 встречаются в виде καὶ ἐβαπτίζοντο πάντες, равно как и καὶ πάντες ἐβαπτίζοντο.

3. Перестановка букв в слове иногда приводит к появлению совершенно другого слова, так, ἔλαβον в Мк 14:65 стало в некоторых рукописях ἔβαλον (ἔβαλλον в других списках). Такие перестановки в отдельных случаях приводят к совершенной нелепице; так, в Ин 5:39 Иисус говорит о Писаниях: «они свидетельствуют (αἱ μαρτυροῦσαι) обо Мне», что переписчиком Кодекса Безы было записано как «они согрешают (ἁμαρτάνουσαι) обо Мне»!

4. Формулировки некоторых фраз заменялись формулировками из параллельных мест, которые были лучше знакомы переписчику, что может служить объяснением многих изменений в синоптических Евангелиях. Так, в Мф 19:17 ранние рукописи дают чтение «Почему ты спрашиваешь Меня, что есть благое? Есть только Один, Кто благ», в более поздних списках эта фраза была приведена в соответствие со словами Иисуса в Мк 10:17 и Лк 18:18 «Почему ты называешь Меня благим? Никто не благ, кроме одного Бога». (Переводчики Библии короля Иакова следовали поздней форме текста Мф). Неоднократно в посланиях к Колоссянам и к Ефесянам переписчики вводят в одно из этих посланий слова и фразы, принадлежащие, на самом деле к параллельному месту другого послания. Так, например, в Кол 1:14 к предложению «в Котором мы имеем искупление, отпущение грехов», отдельные поздние греческие рукописи добавляют слова «кровью Его», фразу из параллельного места в Еф 1:7. (Здесь Библия короля Иакова вновь следует вторичной форме текста.)

4. Ошибки суждения

Хотя некоторые приведенные ниже примеры могут быть отнесены к категории умышленных изменений, вызванных доктринальными соображениями, их можно рассматривать и как непреднамеренные ошибки, совершенные действовавшими из лучших побуждений, но порой бестолковыми или ленивыми писцами.

Слова и пометки на полях старых копий иногда включались в текст новых рукописей. Так как поля использовались для заметок (например, для синонимов трудных слов в тексте) и исправлений, переписчику, должно быть, было трудно решить, что делать с этими надписями на полях. Самым простым решением было поместить их в переписываемый текст. Так, например, текст, объясняющий причину движения воды в купальне Вифезда (Ин 5:7) первоначально, возможно, представлял собой комментарий на полях, который был затем вставлен в текст Ин 5:3b-4 (эта добавка присутствует в Библии короля Иакова). Соответственно можно допустить, что предложение, наличествующее в поздних рукописях Рим 8:1, — «кто живет не по плоти, но по духу», первоначально являлось объясняющим примечанием на полях, возможно, опирающейся на текст ст. 4 и определяющей «тех, кто во Христе Иисусе». Как уже отмечалось в главе I, некоторые рукописи содержали специальные пометки на полях, помогавшие при чтении отрывков Писания, определенных церковным календарем (лекционарием). В результате лекционарные формулировки, такие как εἶπεν ὁ κύριος, иногда попадали в текст нелекционарных рукописей (см., например, Мф 25:31 и Лк 7:31).

Другие ошибки вызваны не неправильным суждением, а его полным отсутствием. Только крайней степенью непонимания объясняются некоторые нелепости, допущенные иными переписчиками. Например, довольно большое количество минускульных рукописей после слов εἰς τοῦς ἁγίους в 2 Кор 8:4 содержат дополнительную глоссу δέξασθαι ἡμᾶς. По-видимому, переписчик одной из этих рукописей поместил на полях возле слов δέξασθαι ἡμᾶς комментарий — ἐν πολλοῖς τῶν ἀντιγράφων οὔτως ὕρηται («такое можно найти во многих списках»). Позднее переписчик следующей рукописи (цитируемой Бенгелем, ad loc.) включил этот комментарий непосредственно в текст послания, словно это было частью указаний Павла коринфянам!

Но, может быть, самая вопиющая из всех ошибок содержится в кодексе 109 (XIV в.). Эта рукопись Четвероевангелия, находящаяся сейчас в Британском музее, была сделана со списка, содержащего родословную Иисуса в Евангелии от Луки (3:23–38), в виде двух колонок по 28 строк каждая. Вместо того чтобы переписывать текст последовательно по колонкам, переписчик этого кодекса стал копировать родословную построчно — одно имя из одной колонки, другое из другой. В результате каждому отцу достался неправильный сын, а сын получил чужого отца. Вероятно, имена не до конца заполняли последнюю колонку оригинала, поэтому имя Бога оказалось внутри перечня, а не в его конце (концовка, разумеется, должна быть: «… Адамов, Божий»). А в этой рукописи Бог оказался сыном Арама, а источником всего рода человеческого назван не Бог, а Фарес!

 

II. Преднамеренные изменения

[466]

Может показаться странным, но порой переписчики, которые вдумчиво относились к своей работе, были для текста опаснее тех, чьей единственной целью было точно воспроизвести лежавший перед ними текст. Многочисленные разночтения, которые можно классифицировать как преднамеренные, без сомнения, обязаны своим появлением добросовестным намерениям переписчиков, уверенных в том, что таким образом ошибки или неудачные выражения, которые вкрались в священный текст, было необходимо устранить. Впоследствии другой писец мог снова ввести в текст исправленное ранее неправильное чтение. Например, на полях Ватиканского кодекса против Евр 1:3 присутствует полное возмущения замечание, сделанное более поздним переписчиком, восстановившим оригинальное чтение кодекса, φανερῶν, которому исправлявший предпочел обычное чтение, φέρων: «Глупец и негодяй, оставь старое! не переменяй ничего!» (ἀμαθέστατε καὶ κακὲ, ἄφες τὸν παλαιόν, μὴ μεταποίει).

Андрей, архиепископ Кесарии Каппадокийской, в своем комментарии на Апокалипсис, созданном около 600 г., прямо переадресовал проклятие, содержащееся в Откр 22:18–19, тем litterati, кто считал, что аттический стиль и строго логический образ мысли возбуждают больше доверия и уважения (ἀξιοπιστότερα καὶ σεμνότερα), нежели самобытный библейский язык. То, на что указывал Андрей, иллюстрируется забавной историей, которую рассказывает Созомен — константинопольский юрист, живший в V в. и написавший историю церкви. Он сообщает, что на соборе кипрских епископов около 350 г. некий Трифиллий из Ледры, человек культурный и красноречивый, в своей речи к собору цитировал текст Ин 5:8 «Встань, возьми постель свою и ходи», заменяя при этом разговорное словечко из койне κράββατος (соломенный тюфяк, соломенная циновка), изысканным аттическим термином σκίμπους. В этот момент другой епископ, Спиридон, вскочил со своего места и возмущенно закричал ему перед всем собором: «Уж не лучше ли ты Того (Иисуса), Кто произнес слово κράββατος, раз стесняешься сказать его?» К неудовольствию бдительных и темпераментных читателей, подобных епископу Спиридону, самый беглый просмотр критического аппарата показывает, что переписчики, возмущенные действительными или мнимыми ошибками в написании, грамматике или изложении исторического факта, сознательно изменяли то, что переписывали.

1. Изменения, связанные с правописанием и грамматикой

Книга Откровения с ее многочисленными семитизмами и солецизмами часто могла ввести в соблазн переписчика, привыкшего думать о красоте греческого стиля. Вполне понятно, что греческий переписчик должен был воспринимать использование именительного падежа после предлога ἀπὸ (в стереотипном выражении ἀπὸ ὁ ὢν καὶ ὁ ἦν καὶ ὁ ἐρχόμενος, Откр 1:4) едва ли не как личное оскорбление; отсюда нетрудно понять, почему они для облегчения синтаксиса вставляли τοῦ, или θεοῦ, или κυρίου после ἀπὸ. Фактически все три варианта, исправляющих (или лучше сказать, латающих) грамматику текста, на сегодняшний день представлены в одной или более рукописях.

Использование союза καὶ, присоединяющего в Откр 1:6 личную форму глагола ἐποίησεν к причастиям предыдущего стиха, выглядит как прямое поругание правил греческого языка; переписчики исправили синтаксис, заменив глагол в изъявительном наклонении на причастие (ποιήσαντι). Родительный падеж πεπυρωμένης в Откр 1:15, которого ничто в этом предложении не требует, заменялся некоторыми писцами на дательный или именительный падеж, которые грамматически хорошо сочетаются с остальным предложением. В Откр 2:20 повисший именительный падеж ἡ λέγουσα был заменен на винительный τήν λέγουσαν, ставший приложением к предыдущим словам τήν γυναῖκα Ἰεζάβελ.

2. Гармонизирующие изменения

Некоторые гармонизирующие изменения, как уже было сказано выше ( примеры), делались непреднамеренно, другие вносились совершенно осознано. Поскольку монахи знали большие отрывки Священного Писания наизусть ( выше), соблазн устранить несоответствия в параллельных местах или цитатах был тем сильнее, чем лучше переписчик знал другие части Библии. Слова из Ин 19:20: «и написано было по-еврейски, по-римски, по-гречески» были внесены в текст многих рукописей Лк 23:38. Краткая форма молитвы Господней из Лк 11:2–4 («Отче! Да святится Твое имя. Да придет Твое Царство. Наш ежедневный хлеб подавай нам каждый день. И прости нам наши грехи, потому что и мы сами прощаем всякому, кто нам должен. И не введи нас во искушение.») была во многих списках Евангелия от Луки приведена в соответствие с более известным пространным текстом из Мф 6:9-13. В Деян 9:5–6 слова, сказанные Павлу при его обращении, в некоторых рукописях изменены для согласования с параллельным местом в 26:14–15.

Зачастую ветхозаветные цитаты расширялись за счет внесения соседствующих с ними в оригинале слов или приводились в соответствие с Септуагинтой. Например, в Библии короля Иакова слова «[Эти люди] приближаются ко Мне своими устами» (Мф 15:8), отсутствующие в ранних рукописях Евангелия от Матфея, были внесены в поздние рукописи добросовестными писцами, сравнившими эту цитату с более полной формой Ис 29:13 в Септуагинте. Ранние рукописи Ин 2:17 цитируют Пс 69(68): 9(10) следующим образом: «Ревность о доме Твоем съест (καταφάγεται) Меня». Однако текст этого псалма в Септуагинте дает здесь аорист (κατέφαγε), и потому поздние переписчики согласовали цитату Иоанна с Септуагинтой. В Рим 13:9 ссылка Павла на четыре заповеди Декалога расширена в некоторых рукописях добавлением еще одной — «не лжесвидетельствуй». В Евр 12:20 некоторые источники расширяют цитату из Исх 19:13, «если и зверь прикоснется к горе, будет побит камнями», добавлением следующих за ними в Книге Исход слов «или поражен стрелою» (как это и переведено в Библии короля Иакова).

3. Добавление естественно дополняющего материала

Во многих местах текста ясно видны усилия переписчиков, стремившихся улучшить фразу или сгладить ее неровности. Немало писцов считали, что в Мф 9:13: «Я пришел призвать не праведных, но грешных» утрачено окончание, и добавляли слова «…к покаянию» (из Лк 5:32). Аналогичным образом для многих переписчиков естественным побуждением было добавить к слову «первосвященники» — «книжники» (например, Мф 26:3), или к слову «книжники» — «фарисеи» (например, Мф 27:41), или переписать фразу «и Отец твой, видящий втайне, воздаст тебе» (Мф 4:4,6), добавляя слово «явно».

Кол 1:23 содержит интересный пример того, как переписчик не устоял перед искушением возвысить достоинство апостола Павла. В этом стихе автор предостерегает колоссян против уклонения от надежды Евангелия, которое «проповедано всякой твари поднебесной, которого я, Павел, сделался служителем». Слово διάκονος, буквально означающее «тот, кто служит», «служитель» со временем стало использоваться и как название низшей ступени церковного служения («диакон»). Возможно поэтому, решив, что такой ранг мало подходит для великого апостола язычников, переписчики א* и P изменили слово διάκονος на κῆρυξ καὶ ἀπόστολος, в то же время A и Syrh mg приводят все три варианта («которого я, Павел, сделался провозвестником, апостолом и служителем»). Рукопись 81 здесь дает чтение διάκονος καὶ ἀπόστολος, а в эфиопском переводе отдается предпочтение κῆρυξ καὶ διάκονος. В этом случае первоначальным, очевидно, является краткое, менее импозантное чтение.

Убедительный пример разрастания текста можно найти в Гал 6:17, ранняя форма текста которого зафиксирована в p46, B, A, C*, f: «я ношу на моем теле раны Иисуса». Благочестивые переписчики не могли устоять перед желанием снабдить простое и неукрашенное Ἰησοῦ различными дополнениями, в результате чего получилось: κυρίου ’Ιησοῦ (в С3, Dc, E, K, L и многих других свидетелях текста), κυρίου Ἰησοῦ Χριστοῦ (в א, d, e и у Августина), и κυρίου ἡμῶν Ἰησοῦ Χριστοῦ (в Dgr*, F, G, старолатинском, Syrp, готском, у Златоуста, Викторина и Епифания).

4. Устранение исторических и географических трудностей

В ранних рукописях составная цитата из Книги пророка Малахии (3:1) и Книги пророка Исайи (40:3) в Мк 1:2 вводилась формулой «Как написано у Исайи пророка». Последующие переписчики, чувствуя, что это вызывает трудности, заменили ἐν τῷ Ἠσαΐα τῷ προθήτη на более общее ἐν τοῖς προθήταις. Поскольку цитата, которую Матфей (27:9) приписывает Иеремии, на самом деле принадлежит Захарии (11:12 сл.), не вызывает удивления и то, что писцы исправляли ошибку, либо заменяя имя пророка на правильное, либо же и вовсе опуская его. Некоторые писцы пытались гармонизировать хронологию страстей по Иоанну с хронологией Марка, заменяя «шестой час» в Ин 19:14 на «третий час» (как указано в Мк 15:25). В Ин 1:28 Ориген изменил Βηθανίᾳ на Βηθαβαρᾳ для того, чтобы, как он считал, устранить трудности географического порядка; эта вариация дошла до нас в рукописях Cc, K, Tvid, Ψc, семействе 13 и многих других, включая те, которые были положены в основу перевода Библии короля Иакова. Утверждение из Мк 8:31 о том, что «надлежит Сыну Человеческому много претерпеть… и быть убитым, и через три дня (μετά τρεῖς ἡμέρας) воскреснуть», вызывало хронологические трудности, и некоторые переписчики заменили его более привычным выражением «на третий день» (τῆ τρίτη ἡμέρα).

Автор Послания к Евреям помещает золотой кадильный жертвенник в Святая святых (Евр 9:4), что противоречит описанию скинии в Ветхом Завете (Исх 30:1–6). Переписчик Ватиканского кодекса и создатель эфиопского перевода внесли исправления, перенеся слова об этом жертвеннике в 9:2, где перечисляются предметы, находящиеся в Святом.

5. Объединение чтений

Как должен был поступить добросовестный переписчик, обнаружив, что один и тот же отрывок изложен по-разному в двух или более лежащих перед ним рукописях? Большинство переписчиков были склонны объединить в новой рукописи при переписывании оба чтения, нежели выбрать только одно, рискуя утратить подлинное. В результате происходила так называемая конфляция или объединение чтений, характерная для позднего, византийского типа текста. Например, в некоторых ранних рукописях Евангелие от Луки завершается указанием на то, что ученики «были постоянно в храме, благословляя Бога», в то время как другие рукописи дают чтение «были постоянно в храме, прославляя Бога». Чтобы избежать выбора между этими двумя чтениями, последующие переписчики решили, что наиболее безопасным будет соединить их вместе — таким образом, изобретено чтение «были постоянно в храме, прославляя и благословляя Бога».

В ранних рукописях в Мк 13:11 Иисус советует Своим последователям «не беспокойтесь заранее» (προμεριμνᾶτε) о том, что нужно говорить, когда их станут преследовать. Другие рукописи Марка дают чтение «не обдумывайте заранее» (προμελετᾶτε) выражение используемое также в параллельном месте Евангелия от Луки (Лк 21:14). Избегая необходимости выбирать между одним из двух глаголов, многие из переписчиков Евангелия от Марка предложили своим читателям оба слова. В Деян 20:28 два ранних чтения, «Церковь Бога» и «Церковь Господа» были объединены в поздних рукописях в чтение «Церковь Господа и Бога». Иногда объединенные чтения встречаются и в ранних рукописях. Например, только в Ватиканском кодексе имеется чтение καλέσαντι καὶ ἱκανώσαντι в Кол 1:12, в то время как другие рукописи содержат лишь одно из этих причастий.

6. Изменения, внесенные по доктринальным соображениям

Трудно точно определить, сколько раз текст Нового Завета изменялся в угоду богословию. Ириней, Климент Александрийский, Тертуллиан, Евсевий и многие другие христианские авторы обвиняли еретиков в умышленном искажении Священного Писания. В середине II в. Маркион выбросил из своего текста Евангелия от Луки все указания на иудейское происхождение Иисуса. Евангельская гармония Татиана содержит несколько текстуальных правок, поддерживающих аскетические и энкратические взгляды.

Даже внутри кафолической церкви одна группировка иногда обвиняла другую в искажении текста Священного Писания. Амврозиастер, римский комментатор посланий Павла, живший в IV в., был уверен, что в тех местах, где греческие рукописи отличаются по какому-нибудь важному пункту от привычных ему латинских, ответственность лежала на греках, которые «с их самонадеянным легкомыслием» внесли в рукопись искажения. При пересмотре старолатинского текста Евангелий бл. Иероним боялся подвергнуться порицанию даже за малейшие изменения текста в целях уточнения — страх, который, как показали последующие события, был вполне обоснован.

Рукописи Нового Завета хранят следы двух видов догматической правки: во-первых, основанной на изъятии или изменении того, что с точки зрения богословия воспринималось неприемлемым или неудобным, и во-вторых, вносившей в Священное Писание доказательства для того или иного популярного богословского положения или варианта сложившейся практики.

При переписывании пролога третьего Евангелия писцы некоторых старолатинских рукописей и готского перевода очевидно решили, что евангелист должен был упомянуть о Божественном одобрении своего Евангелия, и в высказывание Луки (1:3), «рассудилось и мне… по порядку описать тебе», вставили после «мне» слова «и Святому Духу». Это добавление подражало тексту Деян 15:28, где сказано: «ибо угодно было Духу Святому и нам…».

Несоответствие между словами Иисуса в Ин 7:8: «Я не пойду на этот праздник, потому что Мое время еще не исполнилось», и утверждением, содержащимся двумя стихами ниже: «когда же Его братья пошли на праздник, тогда и Он Сам пошел: не явно, а как бы втайне» (за это несоответствие ухватился Порфирий, чтобы обвинить Иисуса в «inconstantia ac mutatio» [непостоянстве и переменчивости]), дало повод некоторым переписчикам заменить οὐκ на οὔπω («Я еще не пойду…»). Высказывание Иисуса: «О дне же том и часе никто не знает, ни ангелы небесные, ни Сын, но только один Отец» (Мф 24:36 и Мк 13:32), показалось неприемлемым некоторым переписчикам, которые не могли согласовать неведение Иисуса с Его достоинством, и они спасли ситуацию, просто опустив слова οὐδε ὁ υἱός.

Текст Лк 23:32 в рукописях p75 K дает чтение ἤγοντο δὲ και ἓτεροι κακοῦργοι δύο σὺν αὐτῷ ἀναιρεθῆναι («вели и других двух злодеев на смерть вместе с Ним»). Чтобы обойти возможность такого прочтения, которое подразумевало бы, что Иисус тоже был злодеем, во многих греческих свидетелях текста эта фраза записана с измененным порядком слов… ἓτεροι δύο κακοῦργοι… что меняет подчинение слова κακοῦργοι («вели и двух других, злодеев, на смерть вместе с Ним»). Две старолатинские рукописи (c и e), сирийский синайский и саидский переводы представляют другое решение этой проблемы — там слово ἓτεροι не переведено.

Интересное разночтение, отражающее весьма утонченное понимание того, что могло восприниматься в качестве более подходящего выражения, можно найти в одной из рукописей сирийского палестинского лекционария в Мф 12:36. Здесь, вместо общеизвестного изречения Иисуса: «Говорю же вам, что за всякое слово праздное, какое скажут люди, дадут они отчет в день суда», переписчик кодекса c написал «… за всякое доброе слово, какое не скажут люди…».

Упоминаний об Иосифе и Марии, присутствующие в Лк 2, некоторым благочестивым людям в ранней церкви, вне всякого сомнения, могли внушить желание защитить тезис о рождении Иисуса от Девы при помощи изменения текста. Так, в 2:41 и 43 вместо слов «Его родители» (οἱ γονεῖς αὐτοῦ) некоторые рукописи содержат чтение «Иосиф и Мария». В 2:33 и 48 некоторые свидетели изменяют указание на отца Иисуса, или подставляя имя Иосифа в ст. 33, или опуская его в ст. 48.

Усиление аскетических тенденций в древней церкви и связанное с ним настойчивое требование о соблюдении поста всеми христианами делает неудивительным тот факт, что монахи, переписывавшие рукописи, ввели несколько предписаний о посте, в особенности, связанном с молитвой. Так, например, произошло во многих рукописях Мк 9:29, Деян 10:30 и 1 Кор 7:5. В Рим 14:17, где о Царстве Божьем сказано, что оно не пища и питье, «но праведность и мир и радость в Духе Святом», кодекс 4 после слова «праведность» имеет вставку — «и аскеза» (καὶ ἄσκησις). Подобного рода интерполяции можно найти и в 7-й главе Первого послания к Коринфянам.

7. Добавление различных подробностей

В Кодексе Безы и сирийском кьюртоновском переводе в Мф 1:8 вставлены дополнительные ветхозаветные имена в генеалогию Иисуса, что разрушает предлагаемую евангелистом схему групп по 14 поколений (1:17). Кроме примеров аграфы, которые содержат некоторые рукописи в Лк 6:4 и Мф 20:28 ( выше), курьезное дополнение слов Иисуса, обращенных к Петру, можно встретить в минускульном кодексе Евангелий XII–XIII вв. (№ 713), где в Мф 17:26 диалог происходит следующим образом (добавление выделено курсивом):

Иисус сказал ему: «Как тебе кажется, Симон? Цари земные с кого берут пошлину или подать? Со своих ли сынов, или с чужих?» И когда он ответил: «С чужих», Иисус сказал ему: «Значит, сыны свободны?» Симон сказал: «Да». Иисус сказал ему: «Тогда ты тоже должен дать, как чужой им, но чтобы нам не соблазнить их, пойди, на море, закинь уду, и…» (далее по тексту).

Примечательно, что такое дополнение, сохраненное в поздних греческих рукописях, очевидно было известно и в II–III вв., что засвидетельствовано комментарием Ефрема на «Диатессарон» Татиана, а также арабской редакцией «Диатессарона».

Две поздних минускульных рукописи Книги Деяний (614 и 2147) называют филиппийского тюремщика πιστὸς Στεφανᾶς (Деян 16:27). Кодексы 181 и 460 в соответствии с апокрифом «Деяния Павла и Феклы» перечисляют по имени людей из «дома Онисифора», которым автор 2 Тим 4:19 посылает приветствия; это «Лектра, его жена, и Симмия и Зинон, его сыновья».

В Вульгате слова из Флп 4:3 γνήσιε σύζυγε («истинный соработник») переданы на латыни как germane compar. Интересно, однако, что в греческом тексте двуязычных рукописей F и G прилагательное germane стало именем собственным, поскольку здесь находим чтение γνήσιε Γέρμανε σύζυγε!

Троекратное славословие, ἅγιος, ἅγιος, ἅγιος которое поют четверо животных перед престолом Бога (Откр 4:8), дополнено во многих рукописях. Так, согласно изысканиям Хоскиера (Hoskier), одна или более рукописей содержат повторение ἅγιος четыре, шесть, семь и восемь раз (א*), девять раз (B и 80 других рукописей) и даже тринадцать раз (рукопись 2000).

Согласно заметке переписчика на полях кодекса S, спутника Клеопы по дороге в Еммаус (Лк 24:18) звали Симон (ὁ μετὰ τοῦ Κλεωπᾶ πορευόμενος Σίμων ἦν οὐχ ὁ Πέτρος ἀλλ’ ὁ ἓτερος). Кодекс V на полях содержит заметку: «С Клеопой был Нафанаил, как сказано в „Панарионе“ у великого Епифания. Клеопа был двоюродным братом Спасителя и вторым епископом Иерусалима».

Много любопытных дополнений представлены в рукописях ранних переводов. Апокрифическая вставка в двух старолатинских рукописях (a и g1) повествует о том, что, когда Иисус «крестился, сильный свет исшел от воды, так, что все ужасались» (Мф 3:15). Другая рукопись старолатинского перевода (k) усиливает описание воскресения Христа, данное Марком, добавляя к Мк 16:3:

Неожиданно, в третий час дня тьма покрыла всю окрестную землю, и ангелы сошли с небес, и Он восстал в сиянии Бога живого, [и] тотчас же они вознеслись с Ним, и немедленно стало светло. Позже они [женщины] появились около гроба [479] .

Естественное любопытство читателей относительно личностей тех людей, которые упомянуты в Новом Завете, но остались безымянными, побуждало переписчиков снабжать таковых личными именами. Так, например, саидский перевод называет Ниневией богатого человека из Лк 16:19. Так же он назван и в бодмеровском p75 (). Два преступника, распятых по обе стороны от Христа, получают в старолатинских рукописях следующие имена:

Названия новозаветных книг также становились объектом постоянных усовершенствований, вносимых переписчиками. Например, очевидно, что послания Павла не нуждались в заголовках до тех пор, пока не были собраны вместе. Ранние варианты названий были краткими и четкими. Позже, однако, переписчики, не довольствуясь простыми и незамысловатыми названиями, разукрасили заглавия в соответствии со своими взглядами на положение и репутацию автора. Так, в א и C Книга Откровения озаглавлена просто Ἀποκάλυψις Ἰωάννου. Более поздние рукописи описывают Иоанна как Богослова (Ἀποκάλυψις Ἰωάννου τοῦ θεολόγου, рукописи 35, 69, 498, 1957). В других к имени прибавлено слово «святой» (ἁγίου Ἰωάννου, рукописи 1, 2015, 2020 и др.), иные же добавляют «Евангелист» и (или) «апостол». Самое длинное и полное название можно найти в рукописи горы Афон (236 по Хоскиеру; Greg. 1775): «Откровение всеславного Евангелиста, лучшего друга [Иисуса], девственника, возлюбленного Христа, Иоанна Богослова, сына Саломии и Зеведея, приемного же сына Богородицы Марии, и сына грома». (Ἡ ἀποκάλυψις τοῦ πανενδόξου εὐαγγελιστοῦ, ἐπιστηθίου φίλου, παρθένου, ἠγαπημένου τῷ Χριστῷ, Ἰωάννου τοῦ θεολόγου, υἱοῦ Σαλώμης καὶ Ζεβεδαίου, θετοῦ δὲ υἱοῦ τῆς θεοτόκου Μαρίας, καὶ υἱοῦ βροντῆς). В этом названии недостает только эпитета «апостол», да и то, скорее всего, по оплошности!

Другими вносимыми переписчиками дополнениями, в конце концов попавшими и в перевод Библии короля Иакова, являются подписи, добавленные к посланиям Павла, дающие информацию о месте, откуда, согласно традиции, каждое из них было послано, и в некоторых случаях предполагаемое имя секретаря или человека, который это послание доставил.

Чтобы приведенные выше примеры разночтений не создали впечатление, что переписчики древних списков Нового Завета были своенравными и склонными к произволу, необходимо отметить, что другие примеры, наоборот, указывают на внимательную и кропотливую работу добросовестных переписчиков. Таковы трудные места текста, переданные со скрупулезной точностью. Например, ἦλθεν в Гал 2:12 не дает никакого удовлетворительного смысла и едва ли является той формой, которую предполагал автор. Тем не менее, переписчики ранних рукописей (включая p46, א, B, D*, G) воздержались от исправления ее на ἦλθον. Другим случаем явно неверного чтения является εἲ τις σπλάγχα καὶ οἰκτιρμοί в Флп 2:1, который, возможно, восходит к ошибке секретаря, неправильно расслышавшего произнесенную Павлом фразу εἲ τι σπλάγχα… Однако, каким бы путем ни возник этот солецизм, он, несомненно, оригинален, так как все унциальные и большинство минускульных рукописей передают его с завидной точностью.

Даже случайные детали позволяют убедиться в добросовестности переписчиков. Например, переписчик Ватиканского кодекса чисто механически скопировал сквозную нумерацию разделов Павловых посланий, несмотря на то, что эта нумерация располагала послания в необычном порядке, так что Послание к Евреям стояло между Посланием к Галатам и Посланием к Ефесянам и, следовательно, была неприменима к существующей последовательности посланий в Ватиканском кодексе. Примеры чрезмерной точности отдельных переписчиков можно продолжить, создавая в некоторой степени противовес тому впечатлению, которое эта глава может, пожалуй, произвести на начинающего текстолога-новозаветника.

 

Для текстолога, которого интересует восстановление оригинального новозаветного текста, важно изучить историю текстуальной традиции начиная с древнейших времен и до конца средневековья. Среди прочего, это означает, что ему нужно знать о появлении и развитии текстуальных групп — иными словами, различных типов текста, представленных среди рукописей. И хотя многие детали окутаны тайной, все же возможно как установить общую канву этой истории, так и оценить характер главных типов текста, представленных в дошедших до нас рукописях.

 

I. Сложности в установлении оригинального текста

История текста каждой новозаветной книги до известной степени индивидуальна. О каждой можно сказать, что автор или авторы выпустили ее как отдельную публикацию или серию публикаций. Установить происхождение некоторых текстов относительно просто — например, послание Павла к Галатам было написано в определенном месте, в определенное время и адресовалось определенной аудитории. Другие сочинения ставят исследователей в тупик. Так, многие ученые считали, что 2 Кор представляет собой соединение двух (или более) Павловых писем, написанных в разное время по разному поводу, лишь впоследствии слитых воедино и давших тот текст, который и дошел до нас. Более того, во 2 Кор есть отрывок (6:14-7:1), который в состав этих исходных писем не входил, но был интерполирован позднее и другой рукой. То же может быть сказано и о других частях Павлова корпуса. Ученые и сегодня спорят о том, какие вставки и интерполяции могли быть внесены в текст на этапе, предшествовавшем созданию древнейших сохранившихся рукописей.

Эти примеры показывают, насколько сложно — а подчас и едва ли возможно — говорить об оригинальном тексте Павловых посланий. Что следует счесть оригинальной формой 2 Кор? Будет ли это текстом двух самостоятельных посланий, существовавших до объединения? Но, как представляется, разделить их обратно почти невозможно, поскольку имеющееся послание — результат редактуры, при которой части первичных писем были видоизменены или сокращены. Значит, оригинал 2 Кор будет иметь тот вид, в каком он вышел из-под пера редактора — но это означает, что из него следует исключить позднейшую интерполяцию 6:14-7:1, которой во 2 Кор изначально не было. Более того, мы знаем, что Павел диктовал свои письма. Как быть, если писец не расслышал слов апостола или ошибся на письме? Что считать в этом случае оригиналом — то, что с ошибкой записал секретарь, то, что Павел сказал, или то, что он хотел сказать? В последнем случае, как мы можем прорваться сквозь письменный текст к устной, неверно записанной со слуха, речи?

Но эти проблемы — ничто по сравнению с Евангелиями, где ситуация еще сложнее. Ведь Евангелия основаны на устной традиции и письменных источниках, ставших ныне для нас недоступными. Что значит, в этом случае, восстановление оригинального текста для Евангелия от Иоанна? Станет ли текстолог реконструировать древнейшую версию, которая не включала бы в себя главу 21? Скорее всего, нет, ведь все наши рукописи, сохранившие текст Евангелия полностью, содержат и эту главу. Значит, будем восстанавливать текст в окончательном авторском виде со включением 21 главы. Но нужно ли будет нам в этом случае выбросить эпизод с женщиной, взятой в прелюбодеянии (7:53-8:1)? Сочтем мы эту перикопу составной частью оригинального текста или же позднейшей вставкой, которая к нему не относится?

Перечисленные выше вопросы принадлежат к числу тех теоретических проблем, которые встают перед текстологом. Фундаментальный вопрос науки, решить который необходимо всякому исследователю, формулируется так: что представляет собой само понятие оригинального текста и его восстановления? Ответить на него не так-то просто, но невзирая на подобные затруднения, большинство ученых признают, что рукописи всех библейских книг (будь то Гал, 2 Кор или Ин) в том или ином виде восходят к тексту, который был создан (или получил окончательную редакцию) и опубликован в определенный момент в определенном месте. Именно этот «окончательно опубликованный» вариант текста, ставший основой для всех позднейших рукописей, текстология и стремится восстановить.

 

II. Распространение раннехристианской литературы

Каждая из новозаветных книг с момента своего создания начинала обращаться в среде, которую составляли христианские общины. Именно это и называлось в античности публикацией — изготовление вручную одной или нескольких копий, которые затем передавались другим для чтения.

Древнейшие экземпляры каждой книги, несомненно, были созданы либо в общине, где тот или иной текст появился (скажем, если Павел оставлял себе копию продиктованного письма перед тем, как его отправить), либо же в общине, к которой он был адресован. Поскольку другие христиане хотели иметь эти книги либо для личного чтения, либо для использования в своих общинах, они переписывали нужные тексты от руки. Древнейшими переписчиками новозаветных книг, вероятно, были не профессиональные писцы, зарабатывавшие себе на жизнь копированием литературных сочинений, а просто образованные члены церкви, которые имели время и силы для подобной работы. Поскольку большинство из них, если не все, были в писцовом ремесле дилетантами, можно не сомневаться, что при переписывании в тексте появилось довольно много ошибок. Оригинал текста мог быть потерян или уничтожен вскоре после его публикации, и все имевшиеся рукописи воспроизводили текст какой-то одной копии, переписанной с ошибками на раннем этапе существования текста.

По мере того, как христианство распространялось в Средиземноморье, новые общины появлялись в тех или иных больших городах или поблизости от них. Новым общинам требовались новые экземпляры писаний, христианские тексты активно распространялась, и с более старых списков делали все новые и новые любительские копии. К началу II века практически все книги, впоследствии вошедшие в состав Нового Завета, уже существовали — то есть были написаны, отредактированы и изданы — и в разных местностях уже существовали многочисленные их копии. В каждом регионе тексты переписывали снова и снова по мере того, как в них появлялась необходимость. Поскольку основывались новые церкви и расширялись старые, подобных копий требовалось все больше и больше. К тому же в христианство обращалось все больше образованных людей, которым хотелось изготовить экземпляр апостольских сочинений либо для частного чтения, либо для передачи его той церкви, в которой они состояли. Новые списки можно было сделать только с имеющихся в данной общине, а последние могли отличаться от того, чем располагали христиане других городов и провинций — поэтому неудивительно, что со временем новозаветный текст каждого региона приобрел собственную уникальную форму, в тех или иных деталях отличную от текста, которым пользовались другие церкви.

Мы располагаем свидетельствами, указывающими на то, что на раннем этапе передачи текста в него вносились многочисленные изменения — отдельные слова и целые строки при переписке неизбежно опускали или, напротив, могли скопировать дважды; переписчики правили стиль, заменяли одни слова другими, исправляли погрешности или очевидные ошибки. (Подробнее о таких изменениях сказано в Главе 7). Поразительная черта текстуальной традиции заключается в том, что разница между древнейшими рукописями каждой из книг будущего Нового Завета оказывается существенно большей, нежели между средневековыми, которые переписывались в иных, более регламентированных условиях. Цитаты из Нового Завета у ранних отцов церкви также свидетельствуют о том, что на древнейших этапах передачи текста он мог варьироваться в весьма широких пределах.

 

III. Появление и развитие текстуальных типов

К середине II в. существовало уже достаточно много рукописей для того, чтобы начался процесс их перекрестного влияния друг на друга. Ведь переписчик отныне в определенных отрывках мог сравнивать имеющиеся списки и самостоятельно выбирать, какой именно текст ему копировать. С одной стороны, подобное смешение усложняет историю текста: линии текстуальной близости становятся настолько переплетенными и запутанными, что почти не позволяют проследить, от каких именно предшественников произошла каждая конкретная рукопись. С другой стороны, подобная ситуация предполагает, что изменения определенного рода — гармонизация, свободный парафраз, замена необычных слов более распространенными — становились более систематическими, так что изменения в рукописях оказывались не только похожими, но и совершенно одинаковыми.

1. Западный текст

Большинство ученых согласны в том, что западный текст обязан своим появлением тому, как во II веке у писцов было принято копировать рукописи. Название этому текстуальному типу дано не вполне удачно, так как он обнаруживается и за пределами западных провинций Римской империи. Более того, некоторые исследователи поставили под вопрос само существование его как самостоятельного текстуального типа, указывая на то, что существующие свидетели не содержат текста, характеризующегося строго последовательным набором признаков или гомогенностью, отличающей другие текстуальные типы. Тем не менее, памятники западного типа демонстрируют и характерные изменения текста, и общий для всех рукописей набор характерных чтений (хотя он и меньше, чем у других типов). Поскольку различные западные свидетели весьма слабо связаны между собой, большинство исследователей не склонно считать, что этот тип возник в результате ревизии более раннего текста, проведенной одним или несколькими справщиками; скорее его признают продуктом неконтролируемого и мало регламентированного роста рукописной традиции во II веке.

Историю западного текста можно проследить, начиная с очень раннего времени, поскольку им пользовались Маркион, Юстин, Гераклеон, Ириней, Тертуллиан и другие церковные авторы II века. Среди папирусов его содержат p48 (конец III века) и p38 (около 300 г.). Наиболее важными свидетелями этого типа являются Кодекс Безы и старолатинские рукописи, характеризующиеся более или менее длинными добавлениями текста или, в некоторых случаях, поразительными пропусками. Так называемый западный текст Евангелий, Деяний и посланий Павла был широко распространен, причем не только в Северной Африке, Италии и Галлии (которые относятся к западной части Империи), но также и в Египте и, в слегка измененном виде, на Востоке. Обращавшиеся там варианты текста представлены в Синайской и Кьюртоновской рукописях старосирийского перевода, в маргиналиях гераклийской, и, возможно, в палестинской сирийской версии.

Главная черта западного текста — его страсть к парафразу. Отдельные слова, словосочетания, придаточные предложения, а иногда и целые фразы свободно изменяются, добавляются или выбрасываются вовсе. Иногда целью подобной правки оказывается гармонизация, но в ряде других случаев текст явно редактировали, желая обогатить его подробностями, взятыми из традиции или апокрифов.

2. Александрийский текст

Было бы ошибкой считать, что везде и всюду в Римской империи господствовала манера бесконтрольного копирования текстов, подобная той, что привела к появлению западного типа. У нас есть все основания полагать, что, по крайней мере, в одном центре раннего христианства — а именно в Александрии — были предприняты осознанные и последовательные попытки поставить переписку текстов Нового Завета под должный контроль.

Александрия, в древнем мире славившаяся как главный центр науки и культуры, была местом, где процветали давние традиции классической филологии. Их средоточием были знаменитый Мусейон и Александрийская библиотека, но и основная масса горожан тоже, по-видимому, находилась в поле влияния этой культуры. Неудивительно, что связанные с Александрией рукописи новозаветного текста с самого начала демонстрируют высокую аккуратность в передаче текста. Именно здесь древнейшая его форма сохранялась и переписывалась, и о том свидетельствуют труды церковных писателей III–IV вв. — Оригена, Афанасия, Дидима Слепца, а также такие замечательные рукописи, как p66, p75, Ватиканский и Синайский кодексы, а также коптские переводы. Поразительное совпадение текста p75, относящегося к началу III в., и Ватиканского кодекса, относящегося к IV в., ясно доказывает стремление христианских ученых в Александрии со всем прилежанием и аккуратностью сохранить текст Нового Завета свободным от искажений.

Конечно, даже в Александрии писцы при постоянном копировании текстов понемногу изменяли их. Поэтому среди александрийских свидетелей ныне выделяют две подгруппы. К первичным относятся те, что сохранили верность прекрасному тексту p75 — B (это в первую очередь p66, датируемый примерно 200 г., и Ориген), ко вторичным — те, кто выказывает признаки характерно александрийской правки, сглаживающей грамматику и стиль (C, L, 33, Дидим Слепец).

Во II–III вв., таким образом, мы констатируем существование двух основных текстуальных типов: склонный к парафразу, неконтролируемый западный и тщательно сохраняемый, близкий к оригиналу александрийский. Вне всякого сомнения, наряду с ними формировались и существовали также и другие характерные типы текста, однако от этих локальных типов сохранилось весьма немногое.

3. Византийский текст

Третьим основным типом текста, дошедшим до нас, является византийский, известный под разными названиями. Весткотт и Хорт окрестили его сирийским, фон Зоден (von Soden) — типом койне, Лейк (Lake) — церковным, а Роупс (Ropes) — антиохийским типом текста. Если оставить в стороне тех немногих исследователей, кто в принятии текстологических решений продолжает апеллировать к «тексту большинства», практически все ученые ныне видят в византийском типе позднюю редакцию текста. Недавние исследования показывают, что в зачаточном виде его можно найти уже у таких отцов IV века, как Василий Великий и Иоанн Златоуст, однако окончательная форма византийского текста стала результатом медленного развития традиции, которое нельзя локализовать в каком-либо одном регионе или точно датировать. Иными словами, византийский текст не был создан одним человеком или одной общиной. Напротив, представляется, что его редакторы заимствовали варианты из более ранних типов текста и делали выбор между уже существующими чтениями, вместо того, чтобы создавать собственные, которые соответствовали бы их представлениям об улучшении текста.

Византийский текст характеризуется ясностью и полнотой. Те, кто на протяжении многих лет заботился о его внешнем виде, стремились убрать любые шероховатости стиля, соединить конкурирующие разночтения в один пространный вариант (этот процесс носит название конфляции), и гармонизировать не вполне согласующиеся параллельные места. Несомненно, такие достоинства обеспечили этому текстуальному типу столь высокую популярность, что к началу средневековья именно его стали предпочитать копиисты. Древнейшим памятником этого типа является Александрийский кодекс (в Евангелиях, но не Деяниях, посланиях или Откровении); его мы находим во многих поздних маюскулах и подавляющем большинстве минускулов.

Успеху византийского текста способствовали и исторические причины. Этот тип был принят в Константинополе, откуда затем широко распространился по всей Византийской империи, где сохранялся греческий язык. Не приходится удивляться, что именно этот текст стал господствовать в рукописной традиции греческого Нового Завета начиная с VII века и сохранился в абсолютном большинстве сохранившихся рукописей. Однако последнее обстоятельство, как мы уже видели выше, отнюдь не дает византийскому типу какого-либо преимущества при реконструкции оригинального текста. Для этих целей избираются более ранние варианты — западный и, в большей степени, александрийский, которые, по мнению весьма многих критиков, далеко превосходят византийский текст.

 

IV. Текстология и социальная история раннего христианства

[500]

Если конечной целью текстологии мы сочтем реконструкцию оригинала Нового Завета, критика приобретет отчетливо негативные черты и сведется к вычеркиванию всех ошибочных чтений, что в итоге приведет к восстановлению первоначального текста. По словам Хорта, эта задача требует «не более чем выявить ошибку и отбросить ее».

Напротив, в последние десятилетия многие текстологи пришли к выводу о том, что чрезмерная концентрация на автографах приводит исследователя к своеобразной близорукости, поскольку она не учитывает, что текстуальные вариации могут оказаться полезным материалом для историка, который занимается не только экзегетикой новозаветного текста. Поэтому одним из наиболее значительных прорывов в текстологии в последнее время стало понимание того, что история передачи текста может стать источником по истории его интерпретации: раннехристианские экзегеты часто расходились в понимании того или иного пассажа потому, что цитировали его в разных видах.

Более того, некоторые ученые признали, что текстуальные варианты могут пролить свет на социальную историю раннего христианства, особенно в первые три века, когда и появилось наибольшее число искажений. Ведь изменения, которые вносились писцами в текст, иногда были вызваны социально-историческими условиями, в котором работал переписчик. Исследуя эти разночтения, можно реконструировать контекст, в котором они были созданы, причем других сведений об этом контексте мы почти не имеем. Если мы смотрим на вещи так, то текстуальные вариации перестают быть сорняками, которые должны быть повыдерганы на пути к восстановленному оригиналу, как считал Хорт; наоборот, они превращаются в ценные исторические свидетельства о древнейшем христианстве.

В социальной истории раннего христианства можно выделить шесть основных сюжетов, разработке которых может способствовать анализ расхождений в рукописях Нового Завета.

1. Доктринальные дискуссии

В 1934 г. увидела свет новаторская работа Вальтера Бауэра (Bauer), в которой он доказывал, что в II–III вв. ортодоксия не была ни исходной, ни повсеместно господствующей формой христианства, а ересь (во всех ее многообразных проявлениях) не была вторичным и далеким производным от ортодоксии. Напротив, раннее христианство состояло из конкурирующих вариантов веры и практики; один из этих вариантов по ряду причин социального, экономического и политического характера в итоге одержал верх и затем переписал церковную историю в духе собственного триумфа. Ортодоксией стала та форма религии, которую приняли христиане Рима.

Хотя по поводу многих деталей подобной реконструкции продолжаются дискуссии, предложенная Бауэром всеобъемлющая концепция сохраняет свою популярность, точно так же, как и его акцент на том, что богословские дискуссии имели ключевое значение для истории раннего христианства. Тем не менее, многие ученые прошлого века доказывали, что эти споры не оказывали никакого влияния на текстуальную традицию Нового Завета. Частично это мнение было основано на авторитетном суждении Хорта, который писал: «Будет уместным прямо добавить здесь, сколь глубоко верим мы в то, что даже среди многих бесспорно подложных разночтений в Новом Завете нет и намека на сознательную подделку его текста ради догматических причин». Вполне созвучной мнению Хорта была позиция А. Блудау, который подробно исследовал обвинение, выдвигавшееся против еретиков и состоявшее в том, что они целенаправленно подделывали Писание. Прослеживая это обвинение с апостольских времен до периода монофизитских споров, Блудау доказывал, что во многих случаях направлено оно не столько против еретических изменений текста, сколько против его еретической интерпретации, а в тех случаях, когда имелось в виду именно искажение текста, обвинение оказывалось безосновательным. Вывод Блудау заключался в том, что рукописи Нового Завета были вполне защищены от прямой фальсификации текста, поскольку все заинтересованные партии зорко следили за процессом их переписки.

Вопреки своей популярности, это мнение так и не стало господствующим. Еще до Второй мировой войны некоторые ученые — и среди них такие выдающиеся исследователи, как Кирсопп Лейк, Дж. Рендел Харрис, Адольф фон Гарнак, Дональд Риддл и особенно сам Вальтер Бауэр (в другой своей, гораздо менее читаемой, но столь же внушительной монографии) — выявили примеры богословски мотивированной порчи текста. Тем не менее, всего четыре десятилетия назад ученые подошли к тому, чтобы в полной мере признать, сколь сильно раннехристианские идеологические распри повлияли на состояние текста Нового Завета. Основной движущей силой стала новаторская работа Элдона Джея Эппа о богословской тенденциозности Кодекса Безы. Хотя его выводы относились скорее к сфере иудео-христианских взаимоотношений (), нежели ко внутренней раннехристианской полемике, Эпп, тем не менее, атаковал позицию Хорта, доказывая, что некоторые богословские тенденции так называемого западного текста в том виде, в каком он сохранен для нас Кодексом Безы, объясняются богословскими склонностями писца. Проделав детальный анализ, Эпп убедительно показал, что около 40 % разночтений Кодекса Безы в Деяниях демонстрируют отчетливую антииудейскую тенденцию. Рациональный вывод из этого наблюдения состоит в том, что сам писец, или традиция, которую он воспринял, имели в той или иной степени антииудейский характер, и это предубеждение было внесено в текст при его переписывании.

Дальнейшие исследования богословских тенденций перешли от изучения отдельных рукописей к панорамному обзору всех сохранившихся текстуальных свидетелей. Пусть даже богословские споры и не стали причиной появления сотен тысяч разночтений, но несколько сотен они бесспорно породили, причем в совокупности своей эти текстуальные варианты значат довольно много, а многие чувствительно влияют на решение серьезных вопросов новозаветной экзегезы и теологии.

Явный пример подобного богословски мотивированного изменения можно найти в рассказе о детстве Иисуса (Лк 2). В двух случаях древнейший текст называет Иосифа отцом Иисуса, что должно было озадачить писцов, веривших в то, что Иисус был рожден от девы (эта идея встречается и у самого Луки). В Лк 2:33 мы читаем, что «отец и мать» Иисуса начали удивляться тому, что говорилось о нем. Однако большинство греческих рукописей вместе со старолатинскими, сирийскими и коптскими, во избежание затруднения изменяют текст на «Иосиф и мать Его». Точно так же, несколькими стихами ниже, в 2:48 мать Иисуса укоряет его за то, что он после праздника остался в Иерусалиме, когда все остальные отправились домой, и говорит «Отец твой и я с великой скорбью искали тебя». Здесь текст видоизменен в гораздо меньшем числе свидетелей — только одна греческая рукопись V века и две старолатинских читают в этом месте «Твои родственники и я огорчены», а одна сирийская и несколько старолатинских — «Мы огорчились».

В этих вариациях об Иосифе перестают говорить как об отце Иисуса. Подобная перемена звучит осмысленно в контексте раннехристианских споров, когда некоторые группы (иудео-христиане и адопционалисты) утверждали, что Иисус был человеком из плоти и крови, сыном Иосифа и Марии.

Тот же полемический контекст предполагается и изменениями, внесенными в Евангелие от Луки главой ниже — в рассказе о крещении Иисуса. Глас с неба в большинстве рукописей содержит отсылку к Ис 42: «Ты Сын Мой возлюбленный, в Тебе Мое благоволение» (Лк 3:22). Однако широкий круг патристических свидетельств, датируемых II–III вв., говорят, что голос процитировал Пс 2:7: «Ты сын Мой возлюбленный, ныне я родил тебя». Подобная форма текста, разумеется, звучала весьма на руку тем, кто придерживался адопционистских взглядов, поскольку она позволяла утверждать, что Иисус стал сыном Бога только во время крещения. Соответственно, весьма велика вероятность, что вариант текста, обнаруживаемый в большинстве рукописей, содержит антиадопционалистское искажение оригинала.

Некоторые пассажи в Новом Завете были видоизменены, чтобы более явно подчеркивать божественность Иисуса. Один из самых интригующих вариантов в первой части Евангелия от Иоанна присутствует в последнем стихе пролога, где, если судить по большинству рукописей, Иисус назван «единственным сыном на лоне Отца». Поразительно, что некоторые свидетели, в основном александрийские, в этом месте называют Иисуса «единственным Богом на лоне Отца». Хотя многие ученые по-прежнему считают это чтение оригинальным, вполне может быть, что на самом деле оно было внесено александрийскими писцами, желавшими подчеркнуть божественность Иисуса в противовес тем, кто утверждал, что он был всего лишь человеком.

Существовали и другие христианские группы, включавшие в себя маркионитов и некоторых гностиков, придерживавшиеся прямо противоположной христологии. Для них Иисус ни в коем случае не был человеком, — он был полностью божественной фигурой. Полемизируя с этим мнением, некоторые протоортодоксальные писцы II–III вв. иногда изменяли свой текст, чтобы подчеркнуть, что Иисус на самом деле был во всех своих проявлениях человеком. Один их важных примеров такого рода мы находим в Евангелии от Луки в сцене ареста, где содержится упоминание о «кровавом поте» — «явился же Ему ангел с небес и укреплял Его. И находясь в борении, прилежнее молился; и был пот Его, как капли крови, падающие на землю» (Лк 22:43–44). Этих строк нет в древнейших и лучших рукописях, в том числе — в большинстве александрийских. Поразительно, но древнейшими свидетелями текста оказываются трое церковных писателей — Юстин, Ириней и Ипполит, каждый из которых опирается на эти стихи, чтобы оспорить еретическую христологию, считающую, что Иисус не был полностью человеком, испытывающим весь спектр человеческих страданий. Вполне возможно, что эти строки были добавлены в текст Евангелия именно по этой причине — ради борьбы со сторонниками докетических воззрений.

Наиболее подробные исследования такого рода ограничиваются в основном христологией. Будущая разработка вопроса может продуктивно исследовать другие области доктринальных споров.

2. Иудео-христианские отношения

Одним из наиболее плодотворных направлений в последние 60 лет стало исследование ранних иудео-христианских отношений и причин появления христианского антииудаизма. У истоков этого направления стоят фундаментальные работы Жюля Исаака и Марселя Симона (Simon). В немалой степени разработку этой темы стимулировал провокативный тезис Розмари Рютер о том, что христианство по самой природе своей всегда было антииудейским, и ученые — как новозаветники, так и занимающиеся более поздним периодом истории раннего христианства — создали немало работ, в которых обсуждалось отношение христианства к его иудейской матрице.

В какой мере конфликт с иудеями, явно ощущаемый на протяжении первых трех веков, повлиял на писцов, копировавших тексты Писания? К сожалению, этот вопрос пока не получил должной разработки. Ясно одно — еще до Второй мировой войны ученые замечали, что некоторые рукописи содержат вариации, подразумевающие связь с этим конфликтом. Особо следует упомянуть Генриха-Йозефа Фогельса (Vogels) и Дж. Рендела Харриса. Оба они доказывали, что антииудейские черты Татианова «Диатессарона» повлияли на несколько дошедших до нас рукописей. Кьюртоновский сирийский текст, например, видоизменяет слова о том, что Иисус спасет «свой народ» от грехов (Мф 1:21) и заставляет Иисуса сказать, что он спасет «мир». Точно так же некоторые сирийские и латинские рукописи Евангелия от Иоанна переменяют слова, обращенные к самарянке (4:22) таким образом, чтобы спасение приходило «из Иудеи» а не «от иудеев». Среди наиболее любопытных изменений такого рода из примерно двух дюжин, выявленных учеными, следует назвать вариацию в Лк 23:34. Некоторые рукописи меняют слова, сказанные Иисусом на кресте, выбрасывая «Отец, прости им, ибо не ведают, что творят» — подобное опущение осмысленно в том случае, если текст в данном месте понимается как просьба простить иудеев, виновных в его казни.

Выше уже говорилось, что наиболее важной работой, посвященной антиеврейскому влиянию на текст Нового Завета, является монография Эппа о Деяниях в Кодексе Безы. Следуя высказанному ранее мнению о том, что западный текст может содержать антиеврейские тенденции, Эпп весьма убедительно показал, что многие западные добавления к тексту Деяний направлены против иудеев, не признающих Христа. Пусть даже Эпп и не стремился выявить Sitz im Leben для подобной деятельности писцов, ее социальный контекст очевиден — это полемика ранних христиан против иудеев. Будущие исследования смогут во всех деталях продуктивно изучить этот полемический фон текстуальной новозаветной традиции.

3. Подавление женщины в раннем христианстве

Одно из наиболее важных направлений в новозаветной науке, возникшее немногим более 30 лет назад, интенсивно занимается изучением роли женщин в раннем христианстве. Исследователи, работающие в этой области, отнюдь не едины ни в применяемых методах, ни в полученных результатах: одни доказывают, что христианская традиция неистребимо патриархальна настолько, что ее нужно выбросить за борт, в то время как другие стремятся преодолеть тенденциозность наших источников, чтобы сохранить для себя традицию.

Историку, занимающемуся ролью женщин в раннехристианских общинах, невозможно пройти мимо извечного вопроса о статусе 1 Кор 14:34–35. Этот отрывок требует от женщин в церквах молчать и подчиняться. Многие доказывали, что эти слова не принадлежат Павлу, но являются интерполяцией, внесенной, возможно, составителем (псевдэпиграфического?) 1 Тим (ср. 2:1-10). В то время как слабым местом теории об интерполяции была слишком надежная текстуальная база — пассаж встречается во всех свидетелях текста — Гордон Фи (Fee) привлек в поддержку тезиса о позднейшей вставке доказательство текстологического характера. Он заметил, что стихи, о которых идет речь, в западном тексте находятся в ином месте, из чего вывел, что это могла быть маргиналия, внесенная в текст примерно там, где она подходила по смыслу). Если Фи прав в своей догадке об апокрифическом характере 1 Кор 14:34–35, его наблюдение может означать, что на более позднем этапе Павловой традиции (возможно, ближе к рубежу I–II вв.) женщины оказались объектом более систематического подавления, нежели при ее рождении.

Своей удачной попыткой шире забросить сети Бен Уидерингтон (Witherington) суммировал некоторые данные в пользу того, что писец Кодекса Безы стремится затушевать выдающуюся роль, которую женщины играли в ранней церкви, как о том свидетельствует рассказ Деяний. Несколько неудачно назвав такие изменения «антифеминистскими», Уидерингтон указывает на то, что в Кодексе Безы фессалоникские обращенные Павла (Деян 17:4) названы не «знатными женщинами», а «женами знатных мужей», или что роль женщин отчасти смягчена упоминанием об их детях (Деян 1:14) или мужчинах высокого положения (Деян 17:12), или что имя Акилы регулярно предшествует имени Прискиллы — все это могло указывать на неудовольствие, которое у переписчика вызывало откровенное свидетельство о выдающемся положении женщин в раннехристианских общинах.

Некоторые исследователи уже обсудили, в сжатом виде, вопрос о значении текстуальных вариаций для оценки роли ранней церкви в подавлении женщины, но нам остается ждать подробного и строгого анализа этой проблемы.

4. Христианская апология

Четвертая область, в которой социальное окружение переписчиков влияло на их работу — это конфликт между христианством и Империей. Христианские интеллектуалы, называемые апологетами, стремились защитить новую религию от нападок, с которыми выступали презирающие ее образованные или политически мыслящие оппоненты. Как показал недавно Уэйн Кэннедей, эти конфликты также влияли на текст Нового Завета.

Примерно около 180 г. некоторые хорошо информированные языческие критики христианства, такие, как сторонник среднего платонизма Цельс, уже прочли Евангелия и использовали содержащиеся в них портреты Иисуса в спорах с христианами. Это привело к возникновению — по крайней мере, среди людей образованных — яростного спора о том, в какой мере слова и дела Иисуса подобали тому, кто почитался как Сын Бога. Фоном этих споров была распространенная в Средиземноморье вера в то, что божественные мужи иногда спускаются на землю. Существовали многочисленные истории о том, как божественные персонажи, подобные Иисусу, рождались сверхъестественным образом, творили чудеса (например, исцеляя больных, изгоняя демонов, воскрешая мертвых), а затем были вознесены на небо, где присоединились к богам. Такие деятели часто назывались «сынами богов».

Насколько можно судить по дошедшим до нас отрывочным свидетельствам, в греко-римском мире как будто бы существовали общие идеи о том, как такой божественный муж должен будет себя вести. Часть споров между язычниками и христианами, по крайней мере, в усложненном контексте апологетической литературы, вращалась вокруг вопроса о том, обладал ли Иисус манерами и выправкой, которых ожидали от подлинного Сына Бога. Языческие критики, подобные Цельсу, доказывали, что Иисус был обманщиком, который не принес роду человеческому никакого блага, и следовательно, не являлся подлинным Сыном Божьим, а наоборот, был обманщиком, мастером темных дел и магом.

Эти дебаты о личности Иисуса и уместности или неуместности для него титула «Сын Божий» иногда влияли на передачу текста Нового Завета. Один из наиболее интересных случаев содержится в Мк 6:3, где, согласно большинству рукописей, жители Назарета называют Иисуса «плотником, сыном Марии». Нам известно, что сам Цельс придавал этому сообщению большой вес, вероятно, потому что он мог считать, что такая профессия помещает Иисуса в низшую социальную группу и одно это отнимает у него божественный статус. Ориген мог, вероятно, солгать, утверждая в ответ, что ни одно из Евангелий церкви подобного известия не содержит; а могло быть и так, что все доступные Оригену рукописи Евангелия от Марка были согласны с рукописями p45, f13 и 33, которые меняли в 6:2 слово «плотник» на «сын плотника», наконец, Оригена могла просто подвести память. В любом случае, учитывая, что модификация относится ко II веку — иными словами, в точности к тому времени, когда социальный статус Иисуса оказался предметом обсуждения — можно предположить, что перемена текста была обусловлена именно апологетическими причинами.

Другой пример — видоизменение Мк 1:41. Во всех греческих рукописях за исключением Кодекса Безы, Иисус с симпатией откликается на просьбу прокаженного: «Иисус, умилосердившись над ним, простер руку, коснулся его». В Кодексе же D и еще нескольких старолатинских рукописях симпатия Иисуса заменена на гнев: «и рассердившись на него, он простер руку…»

Это чтение, разумеется, не принадлежит к числу надежно зафиксированных, и по этой причине его год за годом исключают из критических изданий и коммментариев. Но в этом случае нужно решить сложный вопрос, связанный с передачей текста. Если древнейший вариант говорил, что Иисус исцелил беднягу, будучи движим состраданием, то с какой стати писцу было менять милость на гнев? Но если в Евангелии исходно было упоминание о том, что Иисус рассердился, переписчики могли счесть это оскорбительным и изменить текст. Более того, сделать это они могли не столько из общих соображений, сколько из страха, как бы языческие критики, подобно Цельсу, читавшие и перечитывавшие Евангелия в поисках того, что можно было вменить в вину божественному основателю христианской религии, не нашли в Мк 1:41 дополнительного яда для смазывания своих стрел.

Есть и другой довод в пользу того, что текст исходно содержал упоминание о том, что Иисус впал в раздражение, когда к нему обратился прокаженный. Здесь уместно будет вспомнить, что переписчики дошедших до нас рукописей не копировали Евангелие от Марка с оригинала. Строго говоря, древнейшие дошедшие до нас копии этого текста были сделаны Матфеем и Лукой (пусть даже в процессе переписывания оба они допустили редакторские вольности, которых себе не позволял никто из позднейших переписчиков). Если мы сохраняем приоритет Марка, как это делает большинство ученых вопреки участившимся в последние годы атакам на эту концепцию, полезно будет взглянуть на то, как поступают с этим местом двое других синоптиков.

Поразителен тот факт, что и Матфей, и Лука, сохраняя этот эпизод для своих целей почти дословно, опускают причастие, которое вызывает проблему в тексте Марка (σπλαγχισθείς или ὀργισθείς). Нужно, конечно, сделать скидку на то, что оба они свободно изменяют любой текст Марка в зависимости от своих нужд, однако крайне редко они изменяют его одинаковым образом. Так называемые «малые согласования» между Матфеем и Лукой всегда оказывались величайшей проблемой для сторонников первенства Марка. Замечательнее всего, что эти согласования, как правило, совпадают сокращениями в тексте Мк, и за редким исключением их можно объяснить тем, что в оригинале стоит нечто, могущее вызвать недоумение или непонимание читателя, — иными словами, то, что может показаться таковым более чем одному редактору.

В связи с этим следует отметить еще одно обстоятельство. Более нет ни одного примера того, что Матфей и Лука опускают упоминание о том, что Иисус проявил симпатию (σπλαγχισθείς), если оно присутствует у Марка. Почему в данном случае понадобилось бы опустить причастие? Подобное сокращение было бы осмысленным только в том случае, если бы текст Марка, в том виде как он был доступен Матфею и Луке, содержал указание не на то, что Иисус умилостивился (σπλαγχισθείς), а на его гнев (ὀργισθείς). Но осмыслено ли раздражение Иисуса перед исцелением, если на него взглянуть в контексте Евангелия от Марка? Иисус у Марка раздражается и в других случаях (3:5, 10:41; оба раза раздражение Матфеем и Лукой опущено!). Относительно данного контекста некоторые комментаторы заметили, было бы трудно истолковать строгость Иисуса в Мк 5:45 в отрыве от какого-либо похожего сообщения выше по тексту: «и запретив ему, немедленно изгнал его» (καὶ ἐμβριμησάμενος αὐτῷ εὐθὺς ἐξέβαλεν αὐτόν). Наконец, перемена текста от раздраженного Иисуса к сострадающему осмыслена в свете апологетических попыток, предпринимавшихся более поздними авторами, такими как Ориген. Одна из его задач состояла в том, чтобы показать, что Иисус не только не совершал никаких преступлений, но и самое его присутствие среди людей приносило великую пользу. Акцент на проявленном сострадании существенно помогал в отражении нападок на Иисуса со стороны оппонентов вроде Цельса.

Другие текстуальные варианты также, при ближайшем рассмотрении, оказываются апологетическими. Именно таким, без сомнения, был импульс, заставивший изменить порядок слов в Лк 23:32, где оригинальное утверждение, что Иисус был распят «с двумя другими преступниками» в большинстве рукописей видоизменено на «…с двумя другими, которые были преступниками». Еще более эффективную замену мы встречаем в рукописях некоторых переводов (с, e, sys), где оскорбительный намек убран вовсе, так что Иисус теперь оказывается распятым рядом «с двумя преступниками».

Апология может стоять и за некоторыми изменениями в тексте Евангелий в тех местах, где Иисус, всезнающий Сын Бога, допускает фактическую ошибку, и изменение в тексте позволяет ее исправить. Возможно, в этом и состоит причина исключения проблематичного утверждения в Мк 2:26, гласящего, что Давид вошел в Храм, чтобы есть хлебы предложения, «при Авиафаре первосвященнике» (в то время как на самом деле в это время первосвященником был его отец Ахимелех, см. 1 Цар 21:1–7) и обещание Иисуса в Мк 14:62, обращенное к первосвященнику и гласящее, что тот не умрет, пока не увидит Сына Человеческого, «грядущего на облаках небесных» (тогда как на самом деле он умер задолго до этих событий). Оба пассажа были изменены переписчиками, возможно, чтобы читатель не подумал, что Иисус может ошибаться.

5. Христианская аскетика

Пятая область включает в себя примеры того, как на переписчиков влияли интересы христианского аскетизма. Их воздействие было сравнительно слабым, но тем не менее заметным. Самый известный пример изменения, вызванного аскетической ориентацией переписчика — это слова Иисуса ученикам, не сумевшим изгнать особенно трудного демона: «Сей род изгоняется только молитвой» (Мк 9:29). Многие рукописи добавляют к словам Иисуса одну важную деталь: «сей род изгоняется молитвой и постом». Так становится понятным, что аскетическая жизнь есть непременное условие для победы над сатанинскими силами выпущенного в наш мир зла.

Два других примера содержатся в чтениях, чье присутствие в наших сирийских свидетелях ранее объяснялось энкратическими тенденциями Татианова «Диатессарона». Первый появляется в Лк 2:36, где Синайская сирийская рукопись гласит, что пророчица Анна наслаждалась благами брачной жизни не «семь лет», а всего «семь дней». Второй пример, в той же рукописи, исключает быков и откормленных тельцов из меню брачного пира в Мф 22:4. О диете Иоанна Крестителя напоминает автор Евангелия Эвионитов — изменив одну букву и добавив другую, этот сторонник вегетарианской пищи накормил Крестителя медовыми лепешками в масле (ἐγκρίδες) вместо саранчи (ἀκρίδες). Писцы, менявшие таким образом текст, явно стремились к жизни, полной самоотречения.

6. Магия и предсказание будущего в раннем христианстве

Один из интереснейших сюжетов библеистики — это роль магии в ранней церкви. Далеко не все ученые, работающие в этой области, согласны друг с другом даже в наиболее фундаментальных вопросах — таких, как определение магии и религии или вопрос о том, в какой степени они могут быть четко отделены друг от друга. Тем не менее в последние годы появилось довольно много творческих и проницательных работ, некоторые из которых исследуют роль магии в жизни Иисуса, другие — ее изображение в новозаветных повествованиях, третьи — ее популярность среди ранних христиан.

Примеров того, как магические раннехристианские практики меняли текст Нового Завета, либо крайне мало, либо не существует вовсе. Но из литературных источников IV и последующего веков, что сами по себе новозаветные рукописи использовались для нужд апотропической магии — например, их носили на шее или подкладывали под подушку для отгнания бесов. Среди папирусов, обнаруженных и исследованных в последние 50 лет, есть те, что, вне всякого сомнения, использовались в качестве амулетов: они невелики по размеру, обычно представляют собой один сложенный лист, иногда к нему может быть привязан шнурок для ношения на шее. Содержание таких амулетов соответствует тому, ради которых их создавали — отпугивать бесов или излечивать от болезней; обычно это молитва «Отче наш» или рассказ об исцелении. Христианские амулеты еще ждут своего исследователя.

Близко примыкает к амулетам и магии практика античного гадания, которой также посвящено немало интересных работ. В особенности это касается так называемых «Жребиев Астрампсиха» (Sortes Astrampsychi) и других из «Книги Судьбы». Об использовании гадания в раннем христианстве работ написано мало; возможно объясняется это недостатком свидетельств. Но самый интересный источник по данной теме происходит из рукописной традиции Нового Завета.

Среди новозаветных рукописей (помимо тех, что рассмотрены выше  ()) заслуживают особого внимания несколько ранних греческих рукописей, содержащих Евангелие от Иоанна в форме ἑρμηνεῖα или гадательного приспособления. Переписчики, создавшие эти восемь папирусных или пергаменных текстов, датируемых временем от III или IV до VIII вв. (а именно, p55, p59, p63, p76, p80, 0145, 0210 и 2056), следовали более или менее стандартной схеме. Текст на каждой странице не занимает всей ее площади. Под текстом написано слово ἑρμηνεῖα, расположенное посередине строки наподобие заголовка, за которым следует короткая или развернутая фраза. Что представляют собой эти «объяснения»?

Общее мнение, опиравшееся на наиболее очевидное понимание заголовка, гласило, что это какая-то разновидность комментария в его зачаточной форме. Однако при ближайшем рассмотрении скоро оказалось, что эти «комментарии» совершенно не имеют отношения к тексту, рядом с которым находятся. Чем же они могут быть? В поисках ответа на этот вопрос нужно обратить внимание на то, что эти так называемые «комментарии» близки по форме, а в ряде случаев и по смыслу, к 69 коротким апофтегмам, которые в Кодексе Безы (V в.) написаны по одной на нижнем поле каждой страницы в той его части, которая содержит Мк 1:1-10:22 (листы 285b-321a). Эти небрежно и криво нацарапанные почерком примерно ΙΧ-Χ века пометки начинаются словом ἑρμηνεῖα или его сокращением. Фразам, найденным в восьми фрагментированных списках Ин, маргиналии на страницах 29lb — 293b Кодекса Безы весьма близки — «Жди большого чуда!», «Получишь от Бога радость!», «От скорби к радости!», «Случится через десять дней», «Найдешь, что ищешь» и т. д.

В античности и средневековье существовали пособия по технике гадания, некоторые из которых вполне близки упомянутым выше рукописям (в частности, тем, что используют вводное ἑρμηνεῖα). Это позволяет предположить, что поля Кодекса Безы и переписанный текст Евангелия от Иоанна использовались для дивинации (Sortes sanctorum), иными словами — для предсказания будущего. Чтобы узнать судьбу выбирали какое-либо число (возможно, бросая жребий), а затем листали кодекс Евангелий до тех пор, пока не находили нужное предзнаменование, на которое указывало выпавшее число.

Очевидный вывод заключается в том, что некоторые христиане верили в особую магическую силу, которой обладали сами рукописи Нового Завета. Ими можно было пользоваться не только для нужд апотропической магии, но и для того, чтобы изменять или по меньшей мере, предсказывать судьбу. Свидетельство рукописей оказывается в данном случае уникальным — оно говорит о том, какую роль святые тексты играли в жизни простонародья, в то время как все прочие дошедшие до нас известия повествуют об образованной христианской элите. Впрочем, и этот сюжет раннехристианской истории еще только ждет своего исследователя.

 

I. Основные критерии в оценке разночтений

Вероятно, наиболее простым критерием в оценке вариантных чтений, является правило «выбирай то чтение, которое лучше всего объясняет происхождение других». Мы следуем этому очевидному критерию, когда встречаемся с ошибками или «вариантными чтениями» в современных книгах. Например, два издания классического произведения Джона Беньяна «Путь паломника» (The Pilgrim’s Progress) отличаются друг от друга в описании истории о том, как Христианин нашел и использовал ключ, с помощью которого он бежал из Замка Сомнения. В одном из этих изданий можно прочитать, что «замок проворачивался отчаянно туго» («The lock went desperately hard»), в то время как в другом — «замок проворачивался чертовски туго» («The lock went damnable hard»). Какое из этих чтений было первоначальным, а какое — исправленным? Написал ли Беньян «отчаянно» («desperately»), а современный редактор по непонятным причинам заменил его на «чертовски» («damnable»)? Или Беньян написал «чертовски» («damnable»), используя это слово в его исходном значении — «подлежащий проклятию», и затем кто-то изменил это выражение, найдя его слишком грубым? Нет сомнений в том, какой из двух ответов верен.

Другой критерий, который мы инстинктивно признаем в качестве базового, состоит в том, что реконструкция истории вариантного чтения есть необходимое условие для формирования нашего представления о тексте. Например, в ранних выпусках полного второго издания словаря Webster’s New International Dictionary of the English Language (Springfield, MA, 1934) имеется статья:

dord (dôrd), n. Physics & Chem . Density.

Однако в английском языке слова dord не существует, и его наличие в столь уважаемом словаре является результатом того, что можно назвать случайной «ошибкой переписчика». Как позже разъяснили издатели, такая статья появилась из-за ошибки в сокращении слова density (плотность), где были использованы одновременно строчные и прописные буквы. Фактически статья должна была выглядеть так:

d.  or D. , Physics 8c Chem. Density.

Кто-то, не обратив внимания на точки, воспринял эти буквы как одно слово и назвал его существительным. Примечательно, что эта ошибка оставалась необнаруженной на протяжении почти десяти лет, в течение которых книга переиздавалась несколько раз.

Другой пример подобной «ошибки клерка», появившейся из-за некомпетентного суждения, можно найти в очень уважаемом издании «Кто есть кто в Америке» (Who’s Who in America). Когда в этой известной энциклопедии знаменитостей впервые появилась биография Томаса Манна, он был назван очень торжественно, с использованием среднего (второго) имени. В издании 1939 г. статья начиналась полужирной надписью «Mann, Thomas Schriftst», однако в последующих выпусках слова «Schriftst» уже не было. Возникает вопрос: какая из форм имени правильная? Обратившись к германскому справочнику «Кто есть кто» — «Wer Ist’s», понимаешь, что слово «Schriftst» является принятым в этом издании сокращением немецкого слова «писатель» (Schriftsteller). Очевидно, тот, кто готовил биографический очерк для американского издания, ошибочно принял сокращенное название профессии Манна за его среднее имя.

Описанные выше два критерия могут широко использоваться и дополняться путем включения многих частных критериев. Однако полезно было бы более детально рассмотреть различные аспекты, принимаемые исследователями во внимание при оценке вариантных чтений в новозаветных рукописях. Такие критерии принято классифицировать в терминах (1) внешних признаков и (2) внутренних признаков, последние из которых включают в себя то, что Хорт называл вероятностью передачи текста и объективной вероятностью. (Здесь необходимо перечитать приведенные выше материалы о принципах издания Весткотта и Хорта, , а также обзор более поздних работ Б. X. Стритера по теории текста, ). Вот перечень основных положений, которые текстолог должен иметь ввиду при оценке вариантных чтений новозаветного текста.

1. Внешние признаки основываются на исследовании следующих данных:

a. Датировка свидетеля текста. (Здесь гораздо большее значение имеет не возраст самого документа, а датировка того типа текста, который он содержит. Свидетельства некоторых минускульных рукописей, таких, например, как 33, 81 и 1739, имеют большее значение, чем некоторые из более поздних или вторичных маюскулов.)

b. Географическое распределение свидетелей текста, поддерживающих данный вариант чтения. (Важно определить, являются ли географически удаленные свидетели текста действительно независимыми друг от друга. Например, совпадение между старолатинскими и сирийскими свидетелями текста может быть результатом влияния на них Татианова «Диатессарона».)

c. Генеалогические связи текстов и семейств текстов данных свидетелей. (Свидетели текста должны в первую очередь оцениваться качественно, а не количественно. Более того, здесь недопустимы чисто механические способы оценки, так как существует разница в относительной значимости отдельных факторов для различных типов разночтений.)

2. Внутренние признаки включают в себя два вида вероятностей:

а. Вероятность передачи текста, зависящая от палеографических особенностей и привычек писцов

i. Обычно предпочтение должно отдаваться более трудному варианту чтения, особенно, когда смысл его внешне ошибочен, но при более глубокое рассмотрение оказывается правильным. (Здесь «более трудный» значит «более трудный на взгляд писца», желающего внести исправления. Большинство таких исправлений, вносимых переписчиками, как правило, поверхностны и зачастую сочетают «видимость улучшения с его реальным отсутствием». Очевидно, что понятие «более трудное чтение» является относительным, и порой его суть постигается тогда, когда оно должно классифицироваться как настолько трудное, что, кажется, его появление могло произойти только вследствие случайной ошибки при переписывании.)

ii. Обычно предпочтение отдается наиболее краткому чтению, за исключением случаев когда может иметь место параблепсис, вызванный гомеотелевтонией, или когда переписчик мог опустить отрывок, полагая, что он избыточен, груб или противоречит благочестивому поверью, литургическому обычаю или аскетической практике. (Ср. более полное выражение этого критерия Грисбахом, )

iii. Поскольку переписчики часто гармонизировали отрывки, которые в параллельных местах расходятся друг с другом, то чтение (в цитатах ли из Ветхого Завета или же в различных евангельских повествованиях, описывающих одни и те же события), содержащее буквальное несогласие, обычно предпочтительнее того, которое согласуется буквально.

iv. Переписчики иногда могли заменять непривычное слово более знакомым синонимом, приводить менее изысканную грамматическую конструкцию или менее изящное выражение в соответствие с аттицизирующими нормами, или добавлять местоимения, союзы и вводные слова, делая текст более гладким.

b. Внутренние вероятности, зависящие от предположений о том, что автор скорее всего мог написать

Здесь учитываются:

i. стиль, словоупотребление и теология автора на протяжении всей книги,

ii. ближайший контекст,

iii. согласование с другими отрывками того же автора и с Евангелиями,

iv. арамейский фон учения Иисуса,

v. приоритет Евангелия от Марка,

vi. влияние христианской среды на формулировку и текстуальную передачу данного отрывка.

Не все вышеуказанные критерии применимы к каждому отдельному случаю. Текстолог должен знать, когда можно отдать приоритет какому-то одному признаку в ущерб другому. Поскольку текстология является в той же степени искусством, как и наукой, становится понятным, почему иногда разные ученые придают различное значение тому или иному признаку. Такая разноголосица неизбежна, например, если признаки распределены так, что более трудное чтение находится только в поздних свидетелях текста.

Одной из опасностей, которая постоянно подстерегает представителей любой науки, является тенденция к одностороннему чрезмерно упрощенному анализу и решению тех или иных вопросов при помощи заведомо не работающих в данном случае методов. В текстологии эта тенденция может наблюдаться тогда, когда ученый, вооружившись каким-либо одним методом или критерием анализа текста, вполне неразборчиво применяет его к более широкому спектру задач. Например, в начале XX в. Адальберт Меркс в трехтомном труде пытался доказать, что западный тип текста является более близким к оригиналу, чем тот, что представлен в Синайском сирийском палимпсесте. Около полувека назад Адольф фон Гарнак, убежденный в том, что принципы новозаветной критики нуждаются в пересмотре, предложил пересмотреть умаленное, на его взгляд, значение латинской Вульгаты среди свидетелей новозаветного текста. Несмотря на то некоторые ученые вполне могли недооценивать вклад Иеронима в текстологию, предложение Гарнака усвоить свидетельству Вульгаты превалирующее значение при оценке вариантов чтений встретило многочисленные враждебные отклики, в том числе и со стороны некоторых католических ученых. Сходным образом и экстравагантное предположение фон Зодена о влиянии, которое оказали на текст Нового Завета Маркион и Татиан, а также настойчивое обращение А. К. Кларка к пространному тексту ныне могут рассматриваться как предостережения против одностороннего и неоправданно упрощенного подхода.

 

II. Процедура оценки вариантных чтений

Объяснить человеку, как стать текстологом, — все равно, что научить его, как стать поэтом. Можно сформулировать основополагающие принципы и критерии и описать некие процедуры, но корректное их применение в каждом конкретном случае остается уделом сообразительности и проницательности самого ученика. Имея это в виду, начинающий текстолог и должен воспринимать все изложенное ниже лишь как самое общее описание методов, которыми пользуется наука.

В качестве предварительного шага при анализе и оценке признака, найденного в критическом аппарате, должен быть составлен список нескольких вариантных чтений с их источниками. Это поможет яснее увидеть исходное состояние проблемы, особенно если документ имеет два или более значимых разночтения.

1. Внешние свидетельства

При оценке признака следует начинать с внешних факторов, задаваясь вопросом — поддерживается ли какой-нибудь вариант чтения наиболее древними рукописями или ранним типом текста. Определенное преимущество отдается наиболее ранним чтениям и чтениям, которые поддерживаются источниками из удаленных друг от друга географических точек. Напротив, чтения, поддерживаемые только койне, или византийским типом текста (сирийской группой по Хорту), могут быть отложены в сторону как в большинстве своем вторичные. Причина, по которой с вариантами койне обращаются столь сурово, заключена в том, что этот тип текста является поздним и основанным на тексте других типов. Несмотря на то, что он представлен подавляющим большинством греческих рукописей (ибо он, со всеми его позднейшими изменениями, был принят Греческой православной церковью в качестве официального текста), численный перевес свидетельств не имеет никакого значения ввиду вторичного происхождения данного типа текста.

Для того, чтобы облегчить себе процесс определения типов текста, которые поддерживают те или иные вариантные чтения, надо свободно владеть информацией, содержащейся в приведенных ниже таблицах свидетелей текста. Однако при этом необходимо помнить, что описанные типы текста не являются статичными и строго определенными категориями; напротив, каждый тип текста вовлечен в процесс развития, который, несмотря на присущие ему отличия и характерные черты как единого целого, не может быть изолирован в строгих и точно очерченных границах.

Койне или византийские свидетели текста

Евангелия: A, E, F, G, H, K, P, S, V, W (в Мф и Лк 8:13–24:53) П, Ψ (в Лк и Ин) Ω и большинство минускулов.

Деяния: Нa, Lap, Pa, 049 и большинство минускулов.

Послания: Lap, 049 и большинство минускулов.

Откровение: 046, 051, 052 и многие минускулы.

Типы текста, предшествовавшие койне

Формы текста, предшествовавшие койне, или византийскому типу текста, включают в себя западную группу текстов, так называемый кесарийский и александрийский (по классификации Хорта «нейтральный») типы текстов.

ЗАПАДНАЯ ГРУППА ТЕКСТОВ

Это тип новозаветного текста, отмеченный характерным сочетанием вариантов, был назван «Западным» по той причине, что основные его свидетели, как полагали тогда, имели западное происхождение. Ими были, например, некоторые греко-латинские билингвы (Кодекс Безы), старолатинский текст и новозаветные цитаты у латинских отцов. Ныне принято считать, что сфера обращения данного текста не сводилась только к западным провинциям; некоторые его разночтения присутствуют и в восточных вариантах, таких, как синайский сирийский и коптский. Следовательно, сохраняющееся название текстуального типа является скорее традиционным обозначением, подобному личному имени, нежели географически точным термином.

Хотя некоторые исследователи придерживаются мнения, что западный тип текста — это своеобразное произведение одного или нескольких человек, пересмотревших ранний вариант текста, большинство ученых не находят этот тип однородным, что позволяло бы говорить о текстуальной рецензии. Скорее можно заключить, что данный вид текста явился результатом ненаправленного и естественного роста рукописной традиции и переводческой деятельности. Яркая черта данного текстуального типа — любовь к парафразу, которая ведет к очевидно вторичному характеру добавлений, опущений, перемен, и «улучшений» того или иного свойства.

Поскольку западный тип текста использовался такими авторами II — начала III в., как Маркион, Юстин (и, возможно, Татиан), Гераклеон, Ириней и Тертуллиан, большинство ученых датирует появление Западного текста серединой или второй половиной II века, тем не менее, как замечает Мартини, «не захлопывайте дверь идее о том, что существуют те или иные чтения, для которых D или любой другой „западный“ свидетель сохранил наиболее раннюю форму».

Были предложены разные теории о происхождении западного текста. Весткотт и Хорт полагали, что он возник в результате целенаправленной ревизии во II в. Другие пытались объяснить его появление обратным переводом на греческий язык с сирийской или со старолатинской версии, и возможно, желанием унифицировать греческий текст с латинской или сирийской частью в какой-либо билингве. Поскольку наиболее характерные элементы западного текста встречаются в Евангелии от Луки и Деяниях, некоторые ученые предложили теорию о том, что сам Лука издал два варианта этих книг — более краткий и более пространный. (Относительно того, какой из них может быть более ранним, единого мнения нет).

Наиболее важными свидетелями этого типа текста являются Кодекс Безы и старолатинские рукописи; все они характеризуются длинными и краткими добавлениями и некоторыми заметными пропусками. Так называемый западный текст Евангелий, Деяний и Павловых посланий был широко распространен не только в Северной Африке, Италии и Галлии (которые географически являются «западными» территориями), но также в Египте и, в немного видоизмененных формах, на Востоке. Последние указанные формы текста представлены древнесирийскими рукописями: Синайской и Кьюртоновской, а также множеством маргиналий в Гераклийской сирийской версии и, возможно, в Палестино-сирийской.

Наконец, следует заметить, что Весткотт и Хорт рассматривают западный тип текста в основном как полностью поврежденный и считают в нем оригинальным только то, что они называют «западными не-интерполяциями». Как указывалось ранее, последующие исследователи (например, Меркс и Кларк) отвечали на этот односторонний взгляд таким же односторонним предпочтением западного типа текста. Теперь такие крайние позиции за и против западного типа текста получают мало поддержки, так как большинство специалистов-текстологов придерживаются мнения, что все типы текста, предшествовавшие редакции койне, заслуживают внимания, и что любой из них может сохранять оригинальные чтения, утраченные в других типах текста.

Изучение западного текста продвигается без помех. Хотя новейшие попытки создать всеобъемлющую теорию западного текста, как правило, приводят к появлению гипотез, мало друг с другом схожих, сравнение их отправных точек, методологии и результатов может приблизить решение этой загадки. Среди обзорных работ по данной проблеме внимания заслуживает статья Джоэля Делобеля (Joël Delobel «Focus on the ‘Western’ Text in Recent Studies» Ephemerides theologicae Lovanienses, 73 (1997) 401–410), где обсуждается более сорока книг и статей, а также сборник Codex Bezae: Studies from the Lunel Colloquium, June 1994, ed. by D. C. Parker and C. B. Amphoux (Leiden, 1996), в котором освещены три сюжета, обсуждение которых постоянно возобновляется: можно ли считать Кодекс Безы частью западного текста; вероятность того, что Кодекс Безы сохранил для нас оригинальный текст; место появления кодекса.

Западные свидетели

Евангелия: א (в Ин 1:1–8:38), D, W (в Мк 1:1–5:30), 0171, старолатинские переводы, Syrs и Syrc (частично), ранние латинские отцы, «Диатессарон» Татиана.

Деяния: p29, p38, p48, D, 383, 614, Syrh mg, ранние греческие и латинские отцы, комментарий Ефрема (сохранившийся на армянском языке).

Павловы послания: греко-латинские билингвы Dp, Ep, Fp, Gp; греческие отцы конца III в.; старолатинские переводы и ранние латинские отцы; сирийские отцы примерно до 450 г.

КЕСАРИЙСКИЙ ТИП ТЕКСТА И ЕГО СВИДЕТЕЛИ

Б. X. Стритер идентифицировал текст, которым Ориген пользовался в Кесарии, и соотнес его с текстом Θ, семьи l, семьи 13, и некоторых других свидетелей. Последующие исследования Лейка (Lake), Блейка (Blake) и Нью (New) показали, что кесарийский тип текст, возможно, возник в Египте и был затем принесен Оригеном в Кесарию, откуда попал в Иерусалим (некоторые свидетели кесарийского типа текста содержат так называемый «иерусалимский колофон»; описание кодекса 157, выше глава II), к армянам (чья колония была основана в Иерусалиме весьма рано), и от них в Грузию (кодекс Коридети написан в Грузии).

Отличительной особенностью кесарийского типа текста является своеобразное смешение западных и александрийских чтений. Согласно Лагранжу, составитель текста, возможно, знал оба этих типа и шел на определенный компромисс; в основном он следовал александрийскому типу тексту, но одновременно сохранял те западные чтения, которые не казались ему невозможными, так как последний текст более распространен, хотя первый был лучше. Можно также заметить, что создатель этого текстуального типа прилагал усилия, чтобы сделать его более изящным, имея в виду нужды церкви. Похожая точка зрения провозглашается Глоубом (Globe), который утверждает, что в своей наиболее ранней форме «кесарийские варианты напоминают о сознательной гармонизации, парафразировании и сглаживании грамматических деталей, присутствующих также в западных свидетелях». Опираясь на свое статистический анализ, Уртадо (Hurtado) приходит к похожему заключению, доказывая, что «это разновидность западного текста, которая получила свою форму на востоке».

Согласно новым исследованиям Аюсо (Ayuso) и других, необходимо различать две стадии развития кесарийского типа текста (по крайней мере применительно к Евангелию от Марка). Староегипетский тип текста, принесенный Оригеном в Кесарию, может быть назван докесарийским текстом. Он сохранился в p45, W (в Мк 5:31–14:20), семье 1, семьях 13, 28, и многих греческих лекционариях. В Кесарии, а затем при последующем своем развитии кесарийский тип текста приобрел форму, которую можно проследить по общим признакам в Θ, 565 и 700, во многих цитатах у Оригена и Евсевия, а также в староармянских и старогрузинских переводах (это формы собственно кесарийского типа). Очевидна также некоторая степень сходства между старосирийскими (Syrs, c) переводами и кесарийским типом текста. Наиболее свежее исследование Амфу (Amphoux) также доказывает, что формирование кесарийского типа прошло две стадии, но при этом, по мнению ученого, первую стадию следует связать с Антиохией, а не Кесарией. Работа Уртадо подтверждая близкую связь W с p45, показывает, что семейство 13 является вторичным свидетелем для текста W-p45 и что все три рукописных источника не связаны с кесарийским текстом 565, 700 и Θ. Следовательно, «„докесарийские“ свидетели оказываются совершенно некесарийскими». В итоге, кесарийский тип текста представляется наиболее смешанным и наименее однородным из всех тех групп, которые можно классифицировать в качестве отличающихся друг от друга типов текста.

АЛЕКСАНДРИЙСКИЙ ТЕКСТ

Общепринято мнение, что александрийский тип текста подготовлен опытными редакторами, воспитанными на научных традициях Александрии. Текст, на который они опирались, был древним во всех важных аспектах. Еще недавно главными свидетелями этого типа были B и א, датируемые примерно серединой IV в. Однако с открытием p66 и p75, которые датируются примерно концом II — началом III вв., было получено доказательство того, что «нейтральный» текст Хорта восходит к архетипу, который должен быть отнесен ко II в.. Эта более ранняя форма текста, которая может быть названа «первичным» александрийским текстом, в основном короче, чем текст любой другой формы, в то время как западный тип текста наиболее пространен. Более того, представляется, что «первичный» александрийский тип текста не подвергся систематической грамматической или стилистической обработке, как другие типы, включая и поздние формы собственно александрийского типа текста.

Хотя многие ученые отвергают оптимистическое мнение Хорта, что Ватиканский кодекс (B) содержит оригинальный текст почти без изменений (если не считать помарок), оригинальный текст, они все же склонны рассматривать александрийский тип текста в целом как наилучший древний вариант текста, наиболее приближающийся к оригиналу.

Свидетели александрийского типа текста

Первичные александрийские: p45 (в Деян), p46, p66, p75, א (за исключением Ин 1:1–8:38), B, Sah (частично), Климент Александрийский, Ориген и основная часть папирусов с фрагментами Павловых посланий.

Вторичные александрийские: (C), L, T, W (в Лк 1:1–8:12 и Ин) (X), Z, Δ (в Мк), Ξ, Ψ (в Мк, частично в Лк и Ин), 33, 579, 892, 1241, Boh, Дидим, Афанасий.

Деяния: p50, A, (C), Ψ, 33, 81, 104, 326.

Павловы послания: A, (C), Hp, I, Ψ, 33, 81, 104, 326, 1739

Соборные послания: p20, p23 A, (C), Ψ, 33, 81, 104, 326,1739

Откровение: A, (C), 1006, 1611, 1854, 2053, 2344; несколько хуже — p47, א

После установления того, какие текстуальные типы поддерживают каждое из разночтений, в ходе исследования необходимо сделать предварительные выводы о предпочитаемом чтении, опираясь на то, что мы знаем о датировке рукописей, географическом распространении источников, поддерживающих данное чтение, и типах текста, к которым они принадлежат. В должной мере понимая значение генеалогических связей между рукописями, мы не сможем предпочесть чтение только потому, что оно встречается в большом числе свидетелей.

2. Внутреннее свидетельство

Следующим шагом в процессе оценки вариантных чтений является обращение к внутренним признакам, и в первую очередь — к тому, что называется вероятностью передачи текста. Какое из чтений наиболее трудно — иными словами, трудно с точки зрения писца? При прочих равных условиях чтение, которое поставило переписчика в тупик, с большей вероятностью является правильным. С другой стороны, в какой-то момент то, что ранее представляло относительное затруднение, становится абсолютно трудным, и это чтение уже невозможно рассматривать в качестве оригинального.

Некоторые чтения были особенно дороги переписчикам, ибо они подтверждали поверья и обычаи, которые в тот момент существовали в той или иной части христианского мира. Поэтому текстолог должен быть хорошо осведомлен о развитии христианского богословия и богослужебной практики, равно как и о еретических движениях в Древней церкви. Само собой разумеется, знакомство с палеографией маюскула и минускула, подкрепленное знаниями об особенностях орфографии и синтаксиса в разных диалектах греческого языка, часто будет способствовать правильной оценке разночтений. При рассмотрении отрывка из синоптических Евангелий необходимо проверить свидетельства параллельных мест. Гармонизация Евангелий есть по определению вторичная процедура, поэтому главным правилом для редакторов текста является придание тексту каждого из евангелистов его характерного вида. Это означает, что нужно предпочесть чтения, отличающиеся в параллельных местах (особенно в том случае, если чтение параллельного места установлено достоверно). Соответственно встречающиеся цитаты из Ветхого Завета должны сопоставляться с текстом и аппаратом Септуагинты. Поскольку переписчики старались приблизить ветхозаветные цитаты в Новом Завете к тексту Септуагинты, чтения, отличающиеся от принятых в Ветхом Завете, не должны исключаться без тщательного рассмотрения.

И, наконец, следует обратиться к объективной вероятности. Чтение, претендующее на оригинальность, должно гармонировать со стилем и словоупотреблением того же автора в других местах. Однако необходимо понимать, что этому требованию могут удовлетворять сразу несколько вариантных чтений, и потому текстолог должен, исходя из внутренних признаков, руководствоваться суждениями скорее отрицательного, нежели положительного, характера: прежде всего не противоречат ли имеющиеся внутренние свидетельства тому выводу, который был получен на основе данных о происхождении, географическом распространении источников и вероятности передачи текста.

Иногда случается так, что только одно чтение, на первый взгляд, соответствует словоупотреблению автора в других местах, и в то же время оно слабее всего поддерживается внешними свидетельствами. В таких случаях текстолог должен принять решение, опираясь на общие соображения текстологической науки. Для начинающего текстолога, вероятно, будет наиболее безопасным выходом положиться на внешние признаки, нежели на свои знания об авторском замысле и словоупотреблении, которые всегда могут оказаться неполными.

Со временем станет очевидно, что, как правило, чтения, поддерживаемые александрийскими и западными свидетелями, превосходят любые другие чтения. Из этого вывода, однако, есть одно исключение: применительно к Павловым посланиям сочетание B, D и G обычно не имеет большого значения. Причиной этому служит тот факт, что, хотя B и является чисто александрийским свидетелем в тексте Евангелий, Павловы послания в нем содержат явный западный элемент. В этом смысле сочетание B с одним или несколькими западными источниками Павловых посланий является всего лишь дополнительным западным свидетельством.

Комбинация западных и кесарийских свидетелей обычно не обладает исключительной важностью, так как кесарийский тип текста, возможно, формировался на основе, имеющей западные включения.

При оценке чтений, поддерживаемых только одним классом свидетелей, начинающий текстолог, вероятно, обнаружит, что подлинные чтения часто сохраняются только в одном александрийском тексте, реже — только западной группе, и гораздо реже — только в кесарийской. В качестве практического правила можно рутинно следовать александрийскому типу текста во всех случаях, за исключением тех, когда в дело вмешиваются какие-либо общие соображения, мешающие отдать ему предпочтение. Такая процедура, однако, не должна вырождаться в слепое принятие чтений, поддерживаемым B и א (или даже только B, как это, по несправедливому утверждению критиков, делал Хорт). В каждом случае должна быть проведена полная и тщательная оценка всех вариантных чтений с точки зрения как вероятностей передачи текста, так и внутренней вероятности. Нельзя также совсем исключать, что оригинальное чтение могло сохраниться только в одной какой-то группе рукописей, которая в крайне редких случаях может принадлежать койне (или византийскому) типу текста.

Теперь эти принципы осталось применить на практике, но чтобы не создалось впечатления, будто текстологические процедуры стереотипны и схоластичны, в заключение данного раздела следует процитировать отрывок из блестящей статьи А. Е. Хаусмена по текстологии:

Текстология — не раздел математики и вообще не точная наука. Она имеет дело с материалом не твердым или постоянным, как числа и линии, но текучим и изменчивым; а именно — со слабостью и изменчивостью человеческого ума и с его непослушными слугами, человеческими пальцами. Поэтому жесткие и быстрые меры здесь недопустимы. Было бы намного легче, если бы таковые были; по этой причине многие люди пытаются сделать вид, что правила такого рода действительно существуют, или как минимум поступают так, как если бы они существовали. Конечно, если вы того пожелаете, то сможете создать себе такие жесткие и быстрые правила, но тогда они окажутся ложными и доведут вас до неправильных результатов, потому что их простота не позволит применить их к непростым задачам, осложненным личностным фактором. Текстолог, занятый своим делом, совсем не похож на Ньютона, изучающего движение планет: он более походит на собаку, выискивающую блох. Если собака начнет ловить блох согласно построенной заранее математической модели, учитывающей статистику ареала и популяции, то никогда не сможет поймать ни одной, разве что случайно. Блохи требуют к себе индивидуального подхода; точно так же любая задача, стоящая перед текстологом, должна рассматриваться им как, возможно, единственная в своем роде [586] .

 

III. Текстологический анализ избранных фрагментов

[587]

Нижеследующие фрагменты были выбраны в качестве примеров, иллюстрирующих различные виды текстологических задач. Во избежание монотонности изложения и для того, чтобы подчеркнуть, что один и тот же стереотипный метод текстологического анализа не может быть применен ко всем задачам, в процессе рассмотрения представленные факторы будут варьироваться по их характеру и видам. Обсуждение начинается с относительно простых задач, для которых обычно можно найти ясные и недвусмысленные решения, и завершается более сложными, где вероятность свидетельствует в основном поровну за и против и где текстолог должен иногда довольствоваться выбором неудовлетворительного чтения или даже и вовсе признаться в отсутствии достаточно ясного основания для какого бы то ни было выбора.

В критическом аппарате принято использовать сокращения некоторых латинских слов в качестве компактного международного рабочего языка. Общеупотребительными являются следующие:

Астериск (*), помещенный после обозначения рукописи, показывает, что рукопись в данном месте была исправлена, и что цитируется начальное чтение; надстрочная буква (например, c) после обозначения рукописи указывает на цитирование исправленного чтения. В некоторых случаях можно различать работу более чем одного корректора (о различных подходах к цитированию такой информации описания Синайского кодекса, и кодекса Ефрема, ). Если обозначение рукописи заключено в скобки, это означает, что рукопись в основном поддерживает данное вариантное чтение, но имеет отличия в мелких деталях.

В связи с этим необходимо сделать следующее предупреждение: некоторые apparatus critici Нового Завета используют обозначения маюскульных рукописей без надстрочных значков (или подстрочной нумерации), помогающих различать некоторые рукописи, имеющие сходное обозначение. Так, например, одиночная буква D (так называемый D simpliciter) часто используется для обозначения Клермонтского кодекса (вместо Dp или D2), равно как и для Кодекса Безы. В таких случаях необходимо быть внимательным при различении рукописей и учитывать, входит ли данный вариант в Евангелия или Деяния (в этом случае D = Кодекс Безы) или в Павловы послания (в этом случае D = Клермонтский кодекс). В следующих примерах текстологического анализа обозначения источников с надстрочными знаками (где они присутствуют) будут использоваться в соответствии с описаниями рукописей, данными в главе II: это значит, что надстрочная буква a после обозначения рукописи показывает, что манускрипт содержит Деяния и Соборные послания, p обозначает Павловы послания, и r — Апокалипсис.

Библия короля Иакова в Деян 6:8 описывает Стефана как «исполненного веры и силы» (πλήρης καὶ πίστεως καὶ δυνάμεως), в то время как Пересмотренный Стандартный перевод (Revised Standard Version) и Новая английская Библия (New English Bible) о нем говорят как об «исполненном благодати и силы» (πλήρης χάριτο καὶ δυνάμεως). Различие между этими английскими переводами подразумевает не варианты перевода одного и того же греческого слова, а наличие разночтений в исходном греческом тексте. Текстуальные свидетельства, включающие четыре вариантных чтения, таковы:

1. «благодати» (χάριτος) — это чтение дают p8. 45vid. 74, א, A, B, D, более 20 минускульных рукописей, Вульгата, саидский, бохейрский, Syrp, армянский и эфиопский переводы (последний дает чтение χάριτος θεοῦ).

2. «веры» (πίστεως) — имеется в Ha, Pa, многих минускульных рукописях, Syrh, у Григория Нисского и у Златоуста.

3. «благодати и веры» (χάριτος καὶ πίστεως) — чтение из Ea.

4. «веры и благодати Духа» (πίστεως καὶ χάριτος πνεύματος) — чтение из Ψ.

Очевидно, что из этих четырех вариантов либо первые два являются усеченными вариантами пространных чтений, либо третье и четвертое происходят из комбинации первых двух.

Рассмотрение внешних признаков и внутренней вероятности однозначно показывают, что чтения (3) и (4) — вторичны и построены на конфляции двух первых чтений. Чтение (3) поддерживается маюскулом Ea, который датируется VI в. и является одним из представителей койне, или византийского типа текста Деяний. Чтение (4) поддерживается датируемой VIII–IX вв. маюскульной рукописью Ψ, содержащей смешанный текст Деяний. Принимая во внимание передачу текста, можно заключить, что чтения (3) и (4) уступают двум другим, ибо легче предположить, что переписчик, знающий о существовании (1) и (2), решит соединить их так, чтобы копия, которую он делает, содержала оба варианта, нежели постулировать наличие двух переписчиков, которые независимо друг от друга споткнулись о пространное чтение и каждый переписал из него по половине. Таким образом, внешние признаки, недостаточные по количеству и относительно поздние по датировке, а также вероятности переписывания согласно свидетельствуют против оригинальности чтений (3) и (4).

Вариантное чтение (2) поддерживается двумя маюскульными рукописями, На (IX в.) и Pa (X в.), принадлежащими к койне, или византийскому типу текста, а также большинством минускульных рукописей. Самым ранним источником (2) является Григорий Нисский (умер в 395 г.).

Вариант чтения (1) поддерживается разнообразными свидетелями, включая представителей главных типов текста, предшествующих койне. Синайский и Ватиканский кодексы (оба IV в.) являются лучшими и наиболее ранними представителями александрийского типа текста Деяний. Главным греческим представителем западной группы свидетелей является Кодекс Безы (V или VI в.). Смешанный тип текста имеют Александрийский кодекс (V в.) и папирус p74, датируемый примерно VII в. Данные ранних переводов, включая латинские, сирийские, коптские и армянский, отражают широту географического пространства, на котором было принято данное чтение. Внешние признаки в поддержку чтения (1), таким образом, имеют существенное преимущество по датировке и разнообразию типов текста над аналогичными, поддерживающими чтение (2).

Аналогичным образом внутренняя вероятность также склоняет к принятию чтения (1). Если считать, что Стефан первоначально назван «исполненным веры», то причина, по которой переписчик изменил эти слова на «исполненный благодати», не ясна. С другой стороны, учитывая, что тремя стихами ранее Стефан был назван мужем, «исполненным веры и Святого Духа» (ст. 5), становится понятным, что при копировании ст. 8 переписчикам хотелось, вольно или невольно, поставить слово πίστεως, которое они встретили в предыдущем отрывке, вместо правильного чтения χάριτος. Этим же объясняется и наличие слова πνεύματος в чтении (4).

Таким образом, сопоставление нескольких типов признаков, внешних и внутренних, приводит к твердому заключению о том, что автор Деян 6:8 написал πλήρις χάριτος καὶ δυνάμεως.

Многие новозаветные рукописи в различных местах содержат разнообразные интересные детали, которые могут быть исторически верными. Например, история с женщиной, взятой в прелюбодеянии, по всем признакам исторически достоверна. Невозможно представить себе, что аскетически настроенный монах, сочинит рассказ, заканчивающийся столь мягким замечанием со стороны Иисуса: «И Я не осуждаю тебя. Иди и впредь не греши». И в то же время эту перикопу, обычно находящуюся в Ин 7:53-8:11, следует счесть вставкой в четвертое Евангелие.

Этот рассказ отсутствует в лучших греческих рукописях: p66, p75, א, B, L, N, T, W, X, Δ, Θ Ψ, 33, 157, 565, 892, 1241, в семье 1424 и т. д. Кодексы A и C имеют в этом месте лакуну, но высока вероятность, что этой перикопы они не содержали, так как на утраченных листах для нее не хватило бы места. Старосирийский (Syrs,c) перевод и арабская редакция «Диатессарона» Татиана не обнаруживают знания этого отрывка, равно как его не содержит его и Пешитта. Древние коптские церкви также не включали этот рассказ в свои варианты Библии, поскольку он отсутствует в саидских, субахмимских и более старых бохейрских рукописях. Некоторые армянские рукописи и старогрузинские переводы тоже опускают это место. На Западе этот рассказ отсутствует в готском переводе и некоторых старолатинских рукописях (a, f, l*, q).

Но гораздо более значимым фактом является то, что ни один из греческих отцов церкви на протяжении первой тысячи лет не ссылался на эту перикопу. Это относится даже к тем отцам и авторам, кто в своих трудах процитировал все Евангелие, стих за стихом, как например, Ориген, Иоанн Златоуст и Нонн (в стихотворном парафразе). Евфимий Зигабен, живший в первой половине XII в., был первым греческим автором, прокомментировавшим этот рассказ, но заявившим при этом, что точные списки Евангелия его не содержат.

Далее, к столь впечатляющему и разнообразному списку внешних признаков добавляются соображения о том, что стиль и словоупотребление в данной перикопе сильно отличаются от остального текста четвертого Евангелия и что этот рассказ прерывает последовательность повествования в 7:52 и 8:12 сл.; в результате отрицание авторства Иоанна получает убедительнейшее подтверждение.

Самой древней известной греческой рукописью, содержащей данный отрывок, является Кодекс Безы (V или VI в.), а также некоторыми старолатинскими манускриптами (aur, c, e, f, f 2 , j, r l )· Перикопа явно представляет собой часть свободной традиции, имевшей хождение в некоторых частях Западной церкви. Этот рассказ последовательно вставлялся в различные места разных рукописей. Большинство переписчиков вставляли его после 7:52 (D, E, F, G, H, K, M, S, U, Г, Λ, П, 28, 579, 700, 1579), считая, что таким образом в меньшей степени прерывается рассказ Иисуса. Другие помещали его после 7:36 (рукопись 255) или после 21:24 (семья 1, 1076, 1570, 1582). Ревизия старогрузинского перевода, сделанная в XI в. Георгием Афонским, содержит этот отрывок после 7:44. Переписчик рукописи, лежащей в основе семейства 13, поместил данный рассказ в другое Евангелие, после Лк 21:38. Показательно также, что во многих рукописях, содержащих этот отрывок, он помечен обелом (как, например, в S) или астериском (как, например, в E, Μ, Λ), показывающими, что хотя переписчики и включили его в рукопись, они отдавали себе отчет, что у данного рассказа нет надежного текстуального подтверждения.

Некоторые рукописи, содержащие данный эпизод, представляют несколько расширенный вариант концовки в 8:8. Наверное, многие люди, прочитав предложение «Иисус же, низко наклонившись, писал пальцем на земле», задавали себе вопрос: что же Господь там написал? Неизвестный переписчик удовлетворил это естественное любопытство, добавив слова «грехи каждого из них».

Несомненно, наилучшим решением здесь представляется печатать эту перикопу целиком в конце четвертого Евангелия, делая сноску, информирующую читателя о том, что данная перикопа не имела определенного места в древних источниках.

В Ин 7:37–39 можно найти интересный пример другого комментария, в котором, как полагали писцы, мог быть неправильно интерпретирован.

В последний же, в великий день праздника стоял Иисус и возгласил, говоря: если кто жаждет, да идет ко Мне и да пьет. Кто верует в Меня, как говорит Писание, «из чрева его потекут реки воды живой». Это сказал Он о Духе, Которого должны были получить верующие в Него; ибо еще не был дан Дух, потому, что Иисус еще не был прославлен.

В последнем предложении фраза «ибо еще не был дан Дух» (οὔπω γαρ ἦν πνεῦμα) встречается в семи различных видах:

1) πνεῦμα — p66c, p75, א, N*, T, Θ, П, Ψ, 1079,1546, Copbo (pt), Arm, Geo, Orig

2) πνεῦμα ἅγιον — p66*, L, W, X, Γ, Δ, Λ, сем. 1, 13, 28, 33, 565, 579, 700, 892, Byz.

3) πνεῦμα ἅγιον ἐπ’ αὐτοῖς — D, f, Goth.

4) πνεῦμα δεδομένον — a, aur, b, c, ff2, 1, rl, Vulg, Syrscp, Eus, Jerome, Aug.

5) πνεῦμα ἅγιον δεδομένον — B, 053, 1230, e, q, Syrpal h.

6) «ибо они еще не получили Духа» — Copsah sub-ach.

7) «ибо Дух Святой еще не пришел» — Eth.

Размышление показывает, что чтением, объясняющим происхождение всех остальных вариантов, здесь является (1) πνεῦμα. Многие переписчики несомненно были озадачены простой и двусмысленной фразой «ибо еще не было Духа, потому, что Иисус еще не был прославлен». Чтобы это не было использовано для подтверждение того, что Дух еще не существовал до прославления Иисуса, в текст были внесены изменения, чтобы избавиться от трудного места. Некоторые западные свидетели текста (D, f, Goth) дают чтение (3) «ибо еще не было на них Святого Духа». Другие свидетели добавляют причастие «дан» (как в чтениях 4 и 5) или глагольные формы «получили» (чтение 6), или «пришел» (чтение 7).

Добавление прилагательного ἄγιον (в чтениях 2, 3 и 5) представляет собой наиболее естественный пример вставки, которую переписчики могли сделать независимо друг от друга. (Исправление, найденное в p66, исключающее слово ἅγιον, вполне согласуется с обычной внимательностью переписчика, тут же исправляющего собственную случайную ошибку.) Примечательно, что в этом случае Ватиканский кодекс содержит двойную ошибку (5) — добавлены одновременно и ἅγιον, и глагольный предикат.

Текстуальные свидетельства для чтения (2) можно соединить со свидетельствами в пользу чтения (1); общим критерием для них будет сопротивление соблазну добавить глагольный предикат. Таким образом, здесь мы имеем большое количество разнообразных текстуальных свидетелей, поддерживающих наиболее трудное и короткое чтение. Следовательно, трудно сомневаться в том, что исходный текст содержал просто οὔπω γαρ ἦν πνεῦμα.

Как Марк закончил свое Евангелие? К сожалению, этого мы не знаем. Максимум, что нам известно — в рукописях есть четыре различные концовки, но, вероятно, ни одна из них не представляет собой то, чем Марк намеревался завершить свой текст. Эти четыре чтения могут быть названы кратким окончанием, промежуточным окончанием, пространным окончанием и расширенным пространным окончанием. Данные о каждом из них следующие.

1. Последние двенадцать стихов Мк 16:9-20 отсутствуют в двух ранних пергаменных кодексах, B и א, в старолатинской рукописи k, сирийском синайском переводе, во многих рукописях староармянского перевода, в Адишской и Опизанской рукописях старогрузинского перевода и в некоторых списках эфиопского перевода. Климент Александрийский, Ориген и Аммоний не знали о существовании этих стихов. Другие греческие отцы указывают, что эта часть отсутствует в известных им греческих рукописях Евангелия от Марка (см. напр. Иероним, Epist. схх. 3, ad Hedibiam, «Почти все греческие списки не содержат этой заключительной части»). Первоначальная форма канонов Евсевия не содержит нумерованных частей после 16:8. Многие рукописи, содержащие этот отрывок, имеют указание на то, что он отсутствует в старых греческих списках (так, например, в рукописях 1, 20, 22 и т. д.); другие свидетели текста помечают этот отрывок астериском или обелом, которым обычно пользовались переписчики для обозначения поддельного добавления к литературному произведению.

2. Промежуточное окончание («Но они вкратце пересказали Петру и бывшим с ним все, что им было сказано. После этого сам Иисус послал их проповедовать от востока до запада священную и бессмертную весть о вечном спасении») присутствует в некоторых маюскульных рукописях VII, VIII и IX вв. (L, Ψ, 099, 0112), равно как и в нескольких минускульных манускриптах (274mg [рис. 25], 579) и некоторых древних переводах (k, Syrh mg, Coppt, Ethcodd).

3. Пространное окончание, известное по Библии короля Иакова и другим переводам, сделанным с Textus Receptus, присутствует в многочисленных свидетелях (включая даже некоторые из тех, где есть промежуточное окончание), а именно в A, C, D, L, W, Θ, в большинстве поздних маюскулов, в большом количестве минускулов, в большинстве старолатинских переводов, Вульгате, Syrc, p и Coppt. Возможно, что Иустин Мученик в середине II в. знал это окончание; во всяком случае, его ученик Татиан включил его в свой «Диатессарон».

4. Расширенное пространное окончание существовало, как указывает Иероним, в его время в греческих списках. После открытия W в начале XX века в нашем распоряжении оказался греческий текст этого расширенного отрывка (перевод добавленного после 14 стиха текста выше).

Рис. 25. Греческая рукопись 274 (X в.). Национальная библиотека, Париж. Мк 16:6-20 и промежуточное окончание Мк ( п. 2). Размер оригинала 23,8×16,5 см.

Ни одно из этих окончаний не представляется оригинальным. Отчетливый и характерный апокрифический дух расширения в (4), а также резко ограниченный базис поддерживающих его данных отчетливо свидетельствуют о вторичности данного добавления.

Пространное окончание (3), хотя и присутствует в большом количестве свидетелей текста, в том числе древних, по своим внутренним признакам тоже должно рассматриваться как вторичное. Например, наличие 17 нехарактерных для Марка слов или слов, использованных в не вполне марковом значении; отсутствие плавного перехода между стихами 8 и 9 (субъект ст. 8 — женщины, в то время как в ст. 9 подразумевается Иисус); и способ, которым Мария называется в ст. 9, несмотря на наличие более раннего упоминания о ней в ст. 1, — все эти особенности указывают на то, что данная часть была добавлена кем-то, кто знал вариант Евангелия от Марка, резко обрывающийся на ст. 8, и желал снабдить его более уместной концовкой. В армянской рукописи Евангелий, переписанной в 989 г. (см. рис. 21), содержится короткий заголовок из двух слов, стоящий между последней строкой ст. 8 и перед двенадцатью последними стихами, гласящий Ariston eritsou («от пресвитера Аристона»). Многие видят в этом ссылку на Аристиона, современника Папия, жившего в начале II в. и традиционно считающегося учеником апостола Иоанна. Тем не менее, вероятность того, что армянский писец, расставлявший заголовки в рукописи, мог иметь доступ к подлинной традиции об авторстве этой концовки, равен практически нулю, особенно в том случае, если, как указывалось, заголовок был добавлен в XIII или XIV в..

Внутренние признаки так называемого промежуточного окончания (2), бесспорно, свидетельствуют против его подлинности. Помимо содержащихся в этом отрывке многочисленных «не-Марковых» слов, его риторический тон сильно отличается от простого стиля Евангелия от Марка. Напыщенная фраза, стоящая в конце («священную и бессмертную весть о вечном спасении»), выдает позднейшего греческого богослова.

Таким образом, у нас осталось краткое окончание, засвидетельствованное ранними греческими, переводными и патристическими источниками. Внешние и внутренние признаки позволяют однозначно заключить, что оригинальный текст второго Евангелия, насколько это известно сегодня, заканчивался фразой 16:8. Но хотел ли Марк завершить свое Евангелие грустным сообщением о том, что женщины испугались (ἐφοβοῦντο γάρ)? Несмотря на аргументы некоторых современных ученых, упорно отстаивающих такой взгляд, трудно поверить в то, что упоминание о страхе могло быть уместной концовкой для произведения, называемого Евангелием, то есть Благой Вестью. Кроме того, с точки зрения стилистики, греческая фраза, оканчивающаяся словом γάρ, крайне неестественна и встречается чрезвычайно редко — в многообразии греческой литературы можно найти сравнительно мало примеров такого явления, причем ни в одном случае γάρ не стоит в конце произведения. Более того, возможно, что Марк в ст. 8 использует глагол ἐφοβοῦντα в значении «они были испуганы кем-то или чем-то» (как он это делает в четырех других местах в своем Евангелии). Очевидно, в данном случае указание на того, кто испугал, должно было бы завершать предложение.

В связи с этим представляется, что ἐφοβοῦντο γάρ в Мк 16:8 — вовсе не те слова, которыми Марк намеревался завершить свое Евангелие. Прервали ли его во время работы, к которой он не смог вернуться (возможно, по причине смерти), или последний лист оригинала случайно был потерян прежде, чем с него сделали списки, мы не знаем. Общеизвестно только то, что многие в Древней церкви чувствовали, что это не полный текст Евангелия и пытались разными способами добавить более или менее подходящее окончание.

Нельзя недооценивать тот факт, что текстологический анализ окончаний Евангелия от Марка имеет важную связь с исторической и литературной критикой Евангелий. Так как Марк не имел отношения к составлению последних 12 стихов в принятой сегодня форме этого Евангелия, и так как они, несомненно, были присоединены к Евангелию до того, как церковь выработала канон Четвероевангелия, можно сделать вывод, что Новый Завет содержит не четыре, а пять евангельских рассказов о событиях, следовавших за воскресением Христа.

В противоположность приведенной выше текстологической задаче, охватывавшей 12 стихов, рассмотрим теперь одно или два вариантных чтения, различающиеся только наличием или отсутствием одной лишь буквы.

Греческий текст, лежащий в основе традиционного ангельского песнопения во время рождества Христова («Слава в вышних Богу, и на земле мир, в человеках благоволение», Лк 2:14, Библия короля Иакова), отличается только одной буквой сигма от греческого текста, положенного в основу перевода того же стиха в Пересмотренном Стандартном переводе (Revised Standard Version) («Слава в вышних Богу, и на земле мир в людях благоволения»). В первом случае переводчики Библии короля Иакова следовали Textus Receptus, который давал чтение εύδοκία, поддержанное E, F, G, H, L, S, U, V, Θ, Ξ, Ω, многими минускульными рукописями, сирийским, бохейрским и грузинскими переводами, Татианом и Евсевием. Во втором случае переводчики следовали греческому тексту, содержащему родительный падеж εὐδοκίας, что поддерживается B*, א*, A, D, W, 28, старолатинскими переводами, Вульгатой Иеронима, готским, саидским переводами, Иринеем, Кириллом Иерусалимским и латинскими отцами.

Следует отметить, что самые ранние греческие рукописи александрийской и западной групп объединены важными свидетельствами переводов и отцов церкви в поддержку εὐδοκίας, доказывающими, что это чтение было широко распространено на Западе и хорошо известно в Верхнем Египте и Палестине. С другой стороны, форма именительного падежа данного слова также широко представлена свидетелями из Сирии, Египта (район дельты), Кесарии (Θ, Евсевий) и датируется также II столетием (Татиан). В целом, внешние свидетельства (сочетание B, א, W с D и старолатинских переводов) склоняют в пользу родительного падежа. Внутренние соображения поддерживают это суждение, потому что в контексте родительный падеж более труден с точки зрения управления и, следовательно, легче заменяется именительным падежом, чем наоборот. Кроме того, дополнительный довод мы получим, приняв во внимание внутреннее значение фразы — выражение «люди [его, то есть Бога] благоволения» представляет собой совершенно очевидную семитическую конструкцию, многократно присутствующую в еврейских гимнах, открытых в Кумране и, таким образом, полностью соответствующую семитизмам первых двух глав Евангелия от Луки.

Следовательно, стих 14 второй главы Евангелия от Луки включает строфу с двойным параллелизмом («слава…мир»), а не тройным («слава…мир…благоволение» в именительном падеже). Таким образом, здесь выражено сознание, что рождение Мессии, Господа (ст. 11) — основание для славы в вышних Богу и мира на земле в людях благоволения, то есть в тех людях, которые суть Его благоволимый остаток, избранный для принятия дара Его Мессии.

Другой интересный вариант чтения проистекает из наличия или отсутствия одной греческой буквы в 1 Фес 2:7. Здесь можно прочесть «мы были тихи (ἤπιοι) между вами, подобно как кормилица лелеет своих детей» либо «мы были младенцы (νήπιοι) между вами, как кормилица лелеет своих детей». Слово ἤπιοι поддерживается אc, A, Cb, Dp(c), Кp, Lp, Рp, 33, Syrp, h, переводами — саидским, армянским, а также Климентом, Оригеном 2/3, Златоустом, Феодором Мопсуэстийским; слово νήπιοι поддерживается p65, א*, B, C*, Dp*, Fp, Gp, I, старолатинским переводом, Вульгатой, бохейрским, эфиопским переводами, Оригеном (в латинском переводе), Ефремом, Кириллом, Иеронимом, Августином и Амврозиастером.

Легко увидеть, как могли появиться данные разночтения, порождаемые предшествующим словом ἐγενήθημεν. Когда текст переписывался под диктовку, произношение ἐγενήθημεν ἤπιοι неразличимо от ἐγενήθημεν νήπιοι и наоборот. Также, когда слова написаны маюскулом, ΕΓΕΝΗΘΗΜΕΝΝΗΠΙΟΙ очень похоже на ΕΓΕΝΗΘΗΜΕΝΗΠΙΟΙ и наоборот. Следует также помнить, что N в конце строки часто обозначалось всего лишь штрихом над предыдущей буквой: ΕΓΕΝΘΗΜΕ.

Однако менее просто определить, в каком направлении шло изменение. С одной стороны, весомость и многообразие внешних подтверждений явно отдают предпочтение νήπιοι, которое поддерживается наиболее древними представителями александрийского типа текста (p65 [III в.], א* и B), западного типа текста (D* и старолатинские переводы), а также разнообразными переводами и многими отцами. Такое созвездие свидетелей побудило Весткотта и Хорта, Циммера и Бовера давать νήπιοι в их текстах, предпочтение ему отдают также такие комментаторы, как Лайтфут (Lightfoot), Финдли (Findlay) (с сомнением), Воленберг (Wohlenberg), Фрейм (Frame) и Миллиган (Milligan) (с сомнением).

С другой стороны, то, что Павел в одном предложении отождествляет себя с ребенком и обозначает свое служение как функцию кормилицы, кажется большинству публикаторов и комментаторов попросту абсурдным, и поэтому Трегелльс, Тишендорф, Олфорд (Alford), Вайсс, фон Зоден, Мерк и Фогельс следуют Textus Receptus и дают ἤπιοι, чтение, которое поддерживают Борнеман (Bornemann), фон Добшютц (Dobschütz), Моффатт (Moffatt), Дибелиус, Лемонье (Lemonnyer), Восте (Vosté), Нейл (Neil) и Риго (Rigaux) и принимают переводчики Пересмотренного Стандартного перевода (Revised Standard Version) и Новой английской Библии (New English Bible).

Те, кто, основываясь на внешних признаках, поддерживает νήπιοι, пытаются смягчить смысловые трудности, которые привносит это слово при учете предыдущего контекста (ст. 3–6), где Павел говорит не о своей мягкости (тихости), а о бескорыстной любви. Он защищается от обвинений не в том, что он резок, а в том, что использовал лесть ради того, чтобы несправедливо приобрести преимущество. Он намекает на свою бесхитростность и детскую невинность, убеждая в этом, называет себя «младенцем». Слово «младенец» по ассоциации приводит к идее «кормления», и с характерной для него быстротой мысли Павел переворачивает метафору и тотчас обращает себя в кормилицу. Такая инверсия метафоры — христианский учитель вначале сравнивает себя с ребенком и затем с матерью — присуща апостолу; например, в Гал 4:19 внезапный переход к метафоре даже более удивителен («Дети мои, которых я снова в муках рожаю, пока не будет изображен Христос в вас!»). Также примечательно, что 12 из 16 случаев употребления νήπιος в Новом Завете принадлежат Павлу (включая Еф 4:14), в то время как ἤπιος встречается в греческой Библии лишь однажды, в 2 Тим 2:24.

Не все в этой аргументации за νήπιοι тем не менее столь существенно, как может показаться на первый взгляд. Что бы ни говорилось о более отдаленном контексте, в непосредственном контексте «тихи» несомненно соответствует антитезе стиха 6b, где Павел отказывается от притязаний на свое апостольское достоинство или власть. Поэтому в связке с последующими предложениями «тихи» несомненно предпочтительнее «младенцев». К тому же, хотя и верно, что Павел часто использует слово νήπιος, но не следует забывать, что он так лишь обращается к новообращенным, никогда не относя к числу младенцев себя самого. Кроме того, не менее важно, что 2 Тим 2:24 некоторые переписчики поддались искушению заменить более фамильярным словом νήπιοι соответствующее тексту ἤπιος (так в греческом тексте четырех рукописей Dp*, Еp*, Fp, Gp и в эфиопском переводе).

Подытоживая аргументацию за и против, следует прийти к выводу, что внутренним соображениям здесь нужно отдать предпочтение над внешними признаками. Так как νήπιοι намного более употребительное слово в Новом Завете, то при переносе легко было вставить над строкой конечное ν предшествующего слова, и с тех пор, вопреки смыслу, читали νήπιοι, представлявшееся совершенно недопустимым, что дало право Даниелю Мейсу (Mace) решительно заявить, что нет рукописей старше здравого смысла, и решить вопрос в пользу ἤπιοι.

Знание еврейского и особенно арамейского языка подчас проливает свет на вариантные чтения в Евангелиях. Так, например, слова Иисуса в Евангелии от Марка (14:25): «Истинно говорю вам, что не буду больше пить от плода лозы виноградной до того, когда буду пить его новым в царстве Божием», передаются в трех различных формах. Текст, лежащий в основе английских переводов (1) οὐκέτι οὐ μὴ πίω, поддерживается A, B, Δ, семействами 1 и 13, большинством минускульных рукописей, aur, b, ff2, i, l, q, Вульгатой, Syrs, ρ, h, переводами саидским, грузинским и, с некоторыми незначительными отличиями, армянским. Два других чтения: (2) οὐ μή πίω, поддерживается א, C, L, W, 47, Ψ, l, 892, 1342, с, k, Вульгатой (в одной рукописи), переводами бохейрским и эфиопским; и (3) οὐ μὴ προσθῶ πιεῖν (πεῖν), поддерживается D, Θ, 565, a, f и армянским переводом (кодекс Θ дает чтение οὐκέτι οὐ μὴ προσθῶμεν πιεῖν).

Третье чтение, обнаруживаемое в западных и кесарийских свидетелях, подразумевает семитскую идиому, буквально означающую «я не добавлю к тому, чтобы пить…». Эта идиома встречается часто в Септуагинте, которая дает более сотни примеров προστιθέναι (προστιθέσθαι) для замещения еврейского חוסיף (с инфинитивом), в смысле πάλιν («вновь» или «снова»). Складывается впечатление, что евхаристические слова Иисуса, которые, несомненно, были сказаны на арамейском или еврейском языке, сохранились в буквальном виде в третьем варианте чтения, а два других чтения представляют собой альтернативные переводы смысла, выраженные на более идиоматическом греческом. (Второе чтение можно, на самом деле, назвать и неверным истолкованием, так как опущена идея, выражаемая словом «больше».) Вне зависимости от того, соответствует ли идиома, сохранившаяся в третьем варианте чтения, оригиналу Евангелия от Марка, как предполагал Велльгаузен, или представляет собой вторичный библеизм, имитирующий Септуагинту (как доказывает Шюрман), или обнаруживает влияние неканонического рассказа о евхаристических словах Иисуса (мнение Иеремиаса, следующего Блэку), она в любом случае представляет собой вариант чтения, более заслуживающий внимания и чрезвычайно подходящий по контексту.

Многие ученые уделили внимание текстологической Деян 20:28, где рассказывается о прощании Павла, обращающегося к старейшинам Эфесской церкви: «Итак, внимайте себе и всему стаду, в котором Дух Святой поставил вас блюстителями пасти церковь… которую Он приобрел Себе кровию Своею». Что должно стоять на месте пропуска — «Господа» или «Бога»?

Внешние факторы распределяются следующим образом:

1. θεοῦ: א, B, 218, 257, 383, 459, 614, 917, 1175, 1522, 1611, 1758, 2138, 2298, al, ar, c, dem, ph, ro, w, Vulg., Syrp, h, Афанасий, Василий, Амвросий, Епифаний, Кирилл Александрийский;

2. κυρίου: p74, A, C*, D, Еa, Ψ, 33, 181, 209, 307, 337, 429, 431, 436, 610, 623, 1739, 1891, e, gig, p, Sah, Boh, Syrh mg, Arm, латинский Ириней, Дидим, Люцифер, Иероним, Пелагий;

3. κυρίου καὶ θεοῦ: C3, Нa, La, Pa, более 100 минускульных рукописей, старославянский перевод, Феофилакт;

4. θεοῦ καὶ κυρίου: 47.

5. κυρίου θεοῦ: 3, 95**.

6. Χριστοῦ: Syrcodd, Пост. Апост., некоторые рукописи Афанасия.

7. Ἰησοῦ Χριστοῦ: m.

Из указанных семи чтений очевидно лишь первые два заслуживают определенного внимания, так как (6) и (7) поддерживаются недостаточно, а остальные представляют собой объединение κυρίου и θεοῦ в различных комбинациях и сохранились лишь в византийских рукописях.

На основании внешних признаков трудно определить, какое из двух первых чтений является оригинальным. Палеографическое различие состоит лишь в одной букве: ͞Κ͞Υ и ͞Θ͞Υ. Каждое поддерживается ранними и разнообразными свидетелями. Самое большее, что можно сказать: θεοῦ — александрийское чтение, a κυρίου поддерживается типичными западными документами. Для решения вопроса о том, какое чтение является исходным, надо положиться на внутренние свидетельства текста.

Выражение ἐκκλησία κυρίου встречается семь раз в Септуагинте, но отсутствует в Новом Завете. С другой стороны, ἐκκλησία τοῦ θεοῦ появляется с умеренной частотой (одиннадцать раз) в посланиях, традиционно приписываемых Павлу, и нигде больше в Новом Завете. (Выражение αἱ ἐκκλησίαι πᾶσαι τοῦ Χριστοῦ встречается однажды в Рим 16:16.) Следовательно, представляется возможным, что переписчик, найдя в копируемом экземпляре θεοῦ, под влиянием словоупотребления Ветхого Завета заменил его на κυρίου. С другой стороны, столь же возможно, что писец, находясь под влиянием словоупотребления Павла, заменил κυρίου своего экземпляра на θεοῦ.

В сторону принятия варианта θεοῦ как оригинального чтения чашу весов склоняет то обстоятельство, что θεοῦ является чтением более трудным. Следующее за ним придаточное предложение говорит о церкви, «которую Он приобрел διὰ τοῦ αἵματος τοῦ ἰδίου». Если понимать это выражение в обычном смысле («…кровию Своею»), то возникший у переписчика вопрос: «Есть ли у Бога кровь?» мог привести к замене θεοῦ на κυρίου. С другой стороны, если бы κυρίου было оригинальным чтением, то в контексте нет ничего необычного, что побудило бы переписчика ввести более трудное θεοῦ). Этот аргумент в пользу θεοῦ как чтения более раннего становится еще более убедительным, если его изменение произошло в контексте патрипассианистских (савеллианских) споров, потрясавших раннюю церковь, когда некоторые еретические толкования изображали Христа Самим Богом (а это приводило к выводу о том, что его смерть была смертью Бога).

В связи с этим надо отметить, что διὰ τοῦ αἵματος τοῦ ἰδίου может значить не «…кровию Своею», а нечто иное; автор Деяний мог подразумевать в данном случае — «…кровью Своего». (Нет необходимости предполагать, вслед за Хортом, что после ἰδίου могло стоять υἱοῦ, которое было утрачено на каком-то этапе, хотя палеографически обосновать такую утрату очень просто.) Подобное абсолютное использование единственного числа ἰδίος, которое более в Новом Завете не засвидетельствовано, изредка встречается в греческих папирусах как ласковое выражение для близкого родственника. Следовательно, вполне можно предположить, что «Свой» (ὁ ἰδίος) было титулом, который ранние христиане присваивали Иисусу. Этот титул можно сопоставить с эпитетом «Возлюбленный» (ὁ ἀγαπητός): вспомним, что в Рим 8:32 Павел говорит о Боге — «Тот, Кто τοῦ ἰδίου υἱοῦ не пощадил» в контексте, явно указывающем на Быт 22:16, где Септуагинта дает τοῦ ἀγαπητοῦ υἱοῦ.

Подводя итог, можно признать: какое бы значение мы ни придавали слабой возможности того, что του ἰδίου могло быть использовано здесь как эквивалент του ἰδίου υἱοῦ, как кажется, более вероятна замена θεοῦ на κυρίου, нежели наоборот и, следовательно, чтение θεοῦ может считаться оригинальным.

Среди посланий, автором которых назван апостол Павел, более всего текстологических проблем содержит Послание к Колоссянам. В завершении стиха Кол 2:2 присутствует то, что на первый взгляд кажется диким набором вариаций; рукописи насчитывают 15 различных завершений выражения εἰς ἐπίγνωσιν τοῦ μυστηρίου… («к познанию тайны»):

A

1. τοῦ θεοῦ Χριστοῦ: p46, B, Vulgms, Иларий, Пелагий;

2. τοῦ θεοῦ: Hp, Pp, 69, 424c, 436, 462, 1912, SahMS;

3. τοῦ Χριστοῦ: 81, 1241, 1462, (1739), b;

4. τοῦ θεοῦ ὅ ἐστιν Χριστὸς: Dp*, ar, d, o, Vulgmss, Августин;

5. τοῦ θεοῦ ὅ ἐστιν περὶ Χριστοῦ: Eth;

6. τοῦ θεοῦ τοῦ ἐν Χριστῷ: 33, (Климент), Амврозиастер;

7. τοῦ θεοῦ τοῦ ἐν Χριστῷ Ἰησοῦ: Arm;

8. τοῦ θεοῦ καὶ Χριστοῦ: Кирилл Александрийский;

B

9. τοῦ θεοῦ πατρὸς Χριστοῦ: *, 048, 216, 440;

10. τοῦ θεοῦ πατρὸς τοῦ Χριστοῦ: A, C, 0150, 4, 1175, Sah, Boh;

11. τοῦ θεοῦ καὶ πατρὸς τοῦ Χριστοῦ: אc, L, Ψ, 256, 263, pc, Vulgms, Slav;

12. τοῦ θεοῦ πατρὸς καὶ τοῦ Χριστοῦ: 075, 0208, 441, 1908, Syrp, Златоуст.

13. τοῦ θεοῦ πατρὸς καὶ τοῦ Χριστοῦ Ἰησοῦ: Vulg, Bohcodd, Пелагий.

14. τοῦ θεοῦ πατρὸς καὶ τοῦ κυρίου ἡμῶν Χριστοῦ Ἰησοῦ: l, VulgMS.

15. τοῦ θεοῦ καὶ πατρὸς καὶ τοῦ Χριστοῦ: Dp(c), Ep, Rp, Lp, Syrh, большинство минускульных рукописей, Феодорит и т. д.

Из всех этих чтений предпочтительно то, которое в приведенном списке помещено на первое место. С внешней стороны его поддерживают наиболее древние и надежные греческие рукописи; с внутренней стороны, трудность выражения τοῦ μυστηρίου τοῦ θεοῦ Χριστοῦ побуждало переписчиков к попыткам объяснить его смысл. Очевидно, наиболее популярным способом интерпретации стало введение слова πατρὸς. Это дополнение присутствует в семи вариантных чтениях, сгруппированных под индексом B. Артикль перед Χριστοῦ (чтения 10–15) введен, разумеется, для того, чтобы создать параллелизм с τοῦ θεοῦ. Наконец, последнее из чтений лежит в основе перевода Библии короля Иакова «The mystery of God, and the Father, and the Christ», но, хотя оно и поддерживается большим количеством свидетелей, его текстуальная база самая слабая, поскольку по характеру оно представляет собой конфляцию чтений 11 и 12.

Если бы чтение 9 было первоначальным, то появление восьми чтений, сгруппированных под индексом A, оказалось бы необъяснимым, поскольку мы не смогли бы объяснить причины, по которым оно выпало из рукописей. И напротив, внесение слова πατρός вносит ясность в синтаксическое отношение θεοῦ и Χριστοῦ, (чтение 1 можно понимать как «познание тайны Бога Христа» или «познание тайны Христа Божьего» или «познание Божьей тайны, Христа»). Помимо введения слова πατρὸς (чтения 9-15) было сделано несколько других попыток объяснить отношение Χριστοῦ; к θεοῦ (чтения 4–8). Переписчики, ответственные за появление вариантов 2 и 3, нашли выход из трудного положения. Они опустили, соответственно, один из родительных падежей, и в поддержку чтения 3 переписчик мог сослаться на пример словоупотребления в Еф 3:4 (τῷ μυστηρίῳ τοῦ Χριστοῦ). Чтение 4 содержит смысл, который должен быть правильным, и подсказывает, что в чтении 1 слово «Христос» объясняет содержание слов τοῦ μυστηρίου τοῦ θεοῦ. Возможно, при диктовке послания автор отделил слово Χριστοῦ от предыдущего выражения небольшой паузой для вдоха, которая в современном письме может обозначаться запятой. Таким образом, можно назвать все остальные чтения толкованиями оригинала, под которым предположительно рассматривается 1. При этом данное чтение не может быть выведено из других и имеет существенно более надежную (как с точки зрения датировки, так и характера рукописей) внешнюю поддержку. Соответственно, следует признать, что τοῦ θεοῦ Χριστοῦ представляет собой самую раннюю форму текста, из тех, что дошли до нас в рукописях.

Как было замечено ранее, сознательная или бессознательная гармонизация евангелий переписчиками есть процесс по определению вторичный. Поэтому для издателей текста непреложным правилом является восстановление специфических черт каждого отдельного евангелия при публикации его текста. Из многочисленных примеров того, как на практике применяют этот базовый принцип, выберем лишь немногие, которые показывают, что в крайне редких случаях правильное чтение может быть сохранено только в тексте койне или византийском типе.

Предположим, что нам нужно оценить внешнюю поддержку для чтения ἀρχιερεῖς в Лк 20:1 («приступили первосвященники и книжники со старейшинами…»). В этом случае не возникает ни малейшего сомнения, что это чтение оригинальное: его поддерживают древние и разнообразные свидетели, а чтение ἱερεῖς опирается на весьма незначительную поддержку:

1) ἀρχιερεῖς: א, B, C, D, L, Μ, N, Q, R, Θ, Ψ, семейство 1, (семейство 13), семейство 1424, 33, 157, 579, 892, 1071, 1241, 1604, старолатинский перевод, Vulg, Syr, Boh, Arm, Geo, Eth, DiateSSArab’Ital (ven)’ Dutch (Liege)

2) ἱερεῖς: A, E, G, H, K, S, U, V, W, Γ, Δ, Λ, П, многие минускульные рукописи, Goth.

Синопсис трех Евангелий, тем не менее, показывает, что параллельные рассказы об этом эпизоде (Мф 21:23 и Мк 11:27) содержат упоминание «первосвященников» вместе с книжниками и/или старейшинами не имеют колебаний в рукописях. С этим хорошо согласуется то обстоятельство, эта стереотипная формула встречается около 50 раз в Евангелиях и Деяниях, но никогда не содержит ἱερεῖς на месте ἀρχιερεῖς.

В рассматриваемом отрывке нет видимых мотивов для замены «первосвященников» на «священников», в то время как давление стереотипного выражения с ἀρχιερεῖς, вероятно, должно было ощущаться переписчиками рукописей во всех традициях передачи текста. Поэтому следует сделать вывод, что Тишендорф и фон Зоден правы, печатая ἱερεῖς в Лк 20:1, а Весткотт и Хорт, Вайсс, Фогельс, Мерк, Бовер, Нестле и текст Британского и Иностранного библейского общества ошибаются, отдавая предпочтение ἀρχιερεῖς.

Кроме Лк 20:1 существуют и другие отрывки, где почти все «хорошие» рукописи содержат ошибочное чтение, а правильное сохраняют лишь «плохие» свидетели. Так, в Мф 12:47 лучшие александрийские свидетели (B, א*) и согласующиеся с ними представители западной группы (ffl, k, Syrs, c) виновны в утрате целого стиха. Стих 47 заканчивается тем же словом, что и 46, и взгляд переписчиков случайно перескакивал с конца одного на конец другого стиха.

В Евр 7:1 относительное местоимение ὅς, которое не соответствует синтаксису предложения, поддерживается א, A, B, Cc, Dp, I, Кр, 33 и др. Грамматически корректное о засвидетельствовано p46 C*, Ψ, 1739 и группой рукописей койне. В этом случае можно видеть, как элементарная ошибка проникает в обе традиции, и александрийскую, и западную, — из-за того, что следующее слово начинается с буквы сигма (συναντήσας) правильное о произносилось как ὅς.

Иногда соображения, относящиеся к внутренним признакам подлинности, окажутся настолько важными, что смогут перевесить внешние показания, которые на вид подавляющими. Общепринятый текст Мф 22:34–35 гласит: «Фарисеи же, услышав что Он [Иисус] заградил уста саддукеям, собрались вокруг Него. И спросил один из них, законник, искушая Его». Случай кажется вполне простым и не возбуждающим подозрений. Однако некоторые текстуальные свидетели опускают в ст. 35 νομικός («законник») — семья 1, e, Syrs, Arm, Geo, и Ориген, если верить латинскому переводу Руфина. В нормальной ситуации свидетельство, которое содержится только в части рукописей кесарийского типа и поддерживается некоторыми переводами, не должно рассматриваться в качестве весомого. Но в данном случае внутренние соображения значительно важнее консенсуса всех маюскульных и почти всех минускульные рукописей, дающих неверное чтение νομικός. Во-первых, если отвлечься от этого отрывка, среди четырех евангелистов лишь Лука употребляет слово νομικός; для Матфея названием для знатоков Моисеева закона является слово γραμματεύς, часто встречающееся во всех трех синоптических Евангелиях. Во-вторых, проверка по синопсису Евангелий обнаруживает, что в параллельном фрагменте Лк 10:25 сказано: «И вот встал некий законник, искушая Его [Иисуса]…» Не существует доводов, объясняющих причину, по которой переписчик мог бы опустить νομικός в Мф 22:35, но очевидно сильное искушение дополнить при переписывании рассказ такой подробностью из параллельного места у Луки. Поэтому, несмотря на довольно ограниченную поддержку более краткого текста, представляется вероятным, что νομικός в Мф 22:35 является вставкой.

В 1 Фес 3:2 («И послали Тимофея, брата нашего и… в Евангелии Христовом, чтобы утвердить вас и ободрить для укрепления веры вашей») слово или слова, стоящие после «брата нашего и…», передаются пятью различными способами:

1. «сотрудника Божия» (συνεργὸν τοῦ θεοῦ: Dp*, 33, b, d, mon, о, Пелагий, псевдо-Амвросий, псевдо-Иероним).

2. «сотрудника» (συνεργὸν: B, по-видимому, Ефрем).

3. «слугу Божьего» (διάκονον τοῦ θεοῦ: א, A, Pp, 424c, Goth, Сор, Arm, Василий, Феодор Мопсуэстийский в латинском переводе).

4. «слугу и сотрудника Божия» (διάκονον καὶ συνεργὸν του θεοῦ: Fp,Gp).

5. «слугу Божия и нашего сотрудника» (διάκονον τοῦ θεοῦ καὶ συνεργὸν ἡμῶν: Dp(c), Κp, Lp, Syrp, h, Eth, большинство минускульных рукописей, Златоуст, Феодорит).

Чтение, занимающее последнее место в перечне и поддерживаемое наибольшим количеством свидетелей, является очевидно вторичным; оно сформировано путем объединения чтений 3 и 2 с добавлением ἡμῶν. Это чтение, объединяющее два варианта, типично для текстов типа койне и лежит в основе того, как данный стих переведен в Библии короля Иакова.

Четвертое — также представляет собой конфляцию: справщик механически соединил чтения 3 и 1, что видно из написания уточняющего родительного τοῦ θεοῦ лишь раз. Внешняя поддержка этого варианта небольшая, так как две билингвы F и G настолько близки друг к другу, что могут рассматриваться как один источник, относящийся к вторичному слою западного типа текста. Следовательно, остаются чтения 1, 2 и 3. Какому же из них следует отдать предпочтение? Трудно ответить на этот вопрос с уверенностью, ведь можно найти более или менее убедительные аргументы, которые смогут обосновать первоначальный характер каждого из этих трех чтений. Бовер и переводчики Новой английской Библии (New English Bible) принимают чтение 1, Вайсс — чтение 2, а Тишендорф, Весткотт и Хорт, фон Зоден, Фогельс, Мерк и Пересмотренный Стандартный перевод (Revised Standard Version) — чтение 3. Аргументы в пользу каждого выбора сводятся к следующему.

Второе чтение — συνεργόν — едва ли может быть подлинным, поскольку в этом случае невозможно будет дать удовлетворительное объяснение как добавлению τοῦ θεοῦ для образования чтения 1, так и замене данного чтения на διάκονον с добавлением τοῦ θεοῦ для чтения 3.

Не подлежит сомнению, что третье чтение «слугу Божьего» представлено несколькими превосходными александрийскими свидетелями, а также разнообразными переводами. Но это выражение столь ясно и содержательно по своему характеру, что, будь оно оригинальным, оно не нуждалось бы в изменении. Этого нельзя сказать о чтении 1, где используемое в отношении Тимофея выражение «сотрудник Божий» оскорбить щепетильного читателя: как, спрашивается, кто-то посмел присвоить столь высокий титул человеку, притом еще молодому новообращенному, который просто помогал Павлу? Тому, кто хочет смягчить этот текст, открыты две возможности — либо изъять τοῦ θεοῦ, и тогда Тимофей станет соработником Павла (чтение 2) в согласии с Рим 16:21; либо же, сохраняя τοῦ θεοῦ заменить συνεργόν на διάκονον. Тимофей в этом случае (чтение 3) вновь будет описан типично Павловым языком (Рим 13:4; 2 Кор 6:4).

Таким образом, чтение 1 (συνεργὸν τοῦ θεοῦ) является первоначальным, так как объясняет происхождение других чтений.

Но с другой стороны, доверие к предшествующей аргументации может быть ослаблено при вторичной проверке свидетельств. Тем исследователям, кто опирается в основном на рассмотрение внешних факторов, несомненно не покажется впечатляющей подборка из Dp*, 33, b, топ, о, Пелагия, Амвросия и псевдо-Иеронима. Далее, довод, с помощью которого выше было обосновано чтение συνεργὸν τοῦ θεοῦ, — а именно, что оно могло ввести щепетильного переписчика в искушение, — теряет силу, если заметить, что подобное выражение в 1 Кор 3:9 (θεοῦ γάρ ἐσμεν συνεργοί) не имеет текстологических вариаций в известных свидетелях. К тому же общепризнанная тенденция западного типа текста везде подставлять синонимы и приблизительно соответствующие слова подсказывает, что чтение 1 могло возникнуть как искажение переписчиком чтения 3.

Тем не менее главная слабость аргумента в пользу предпочтения чтения 3 как первоначального — отсутствие сколько-нибудь обоснованного аргумента, который потребовал бы исключить τοῦ θεοῦ для образования чтения 2. Вайсс поэтому доказывает, что самое простое объяснение появления различных форм текста — принятие συνεργόν, присутствующего в B, как оригинального и признание остальных чтений его модификациями.

При оценке весомости аргументов, поддерживающих вариантные чтения, следует проявлять большую осторожность. По Лахманну степень уверенности критика при принятии какого-либо чтения, или, иными словами, его вероятность, может определяться как очевидная, почти очевидная, возможная, сомнительная, весьма сомнительная или ничтожная. В данном случае, какой бы выбор не был сделан между тремя основными вариантами, любой беспристрастный критик должен признать силу аргументов, поддерживающих два других чтения.

Другой пример того, как острое противоречие между внутренними и внешними показаниями не дает возможности сделать окончательный выбор между разночтениями, мы находим в Деян 12:25. Действительно, при чтении отрывка от 11:27 до 13:1 возникает впечатление, что 11:30 имеет отношение к прибытию Павла и Варнавы в Иерусалим, а 12:25 должно указывать на их отъезд из Иерусалима. Однако имеется ранняя и широко распространенная поддержка для практически невероятного чтения εις Ἰερουσαλήμ (א, B, Нa, La, Рa, 81, Syrh mg, Sahmss). Другие чтения в данном месте — ἐξ Ἰερουσαλήμ (p74, A, 33, 547, 913, 1739, 1891, Sah, Arm, Eth) и ἀπὸ Ἰερουσαλήμ (D, [Ε], Ψ, 181, 431, 614 ar, c, d, dem, gig, ph, ro, Vulg; Syrp может свидетельствовать и в пользу ἐζ, и в пользу ἀπὸ).

По всем канонам текстологической критики предпочтительнее наиболее трудное чтение εἰς, поддерживаемое к тому же наиболее древними и надежными рукописями, но смысл контекста вопиет в защиту предлога, означающего «из». Было ли εἰς ранним искажением текста, которое позднейшие переписчики пытались исправить, заменяя на ἐξ или ἀπό? В данном случае, следует признать, что они просто не знали, что написал автор.

Сколько учеников, по словам Луки (Лк 10:1,17), послал Иисус — семьдесят или семьдесят два? Свидетельства таковы:

ἑβδομήκοντα поддерживается p45 (сохранился лишь стих 17), א, A, C, L, W, Δ, Θ, Λ, Ξ, Ψ, семейство 1, семейство 13, большинство минускулов, f, q, i (сохранился только стих 1), Syrc(vs.17), p, h, pal, Copboh, Goth, Ириней, Тертуллиан, Климент, Ориген, Евсевий, Амвросий, Иероним.

ἑβδομήκοντα δύο поддерживается p75, B, D, M, (сохранился лишь стих 1), 0181 (сохранился лишь стих 1), a, b, с, d, l, r 2, , Vulg, Syrs, c(vs 1), h, mg, Copsah, Arm, Georg1, 2, DiatessDutch Pers Ital, Ориген, Ефрем, Августин, Амврозиатер.

Внешние показатели распределяются почти поровну: главные представители александрийской и западной групп, большинство старолатинских рукописей и сирийский синайский перевод поддерживают число 72. Напротив, другие александрийские свидетели, имеющие относительно больший вес (א, L, Δ, Λ, Ξ), так же как и кесарийские (p45, семейство 1, семейство 13) едины в поддержке числа 70.

Факторы, определяющие оценку внутренних показаний, будь то вероятность передачи текста или внутренняя вероятность, в данном случае исключительно неуловимы. Вероятно, что в большинстве ранних рукописей (как в p45 или p75) число было написано буквами греческого алфавита (οβ или o). Поэтому одно число легко могло превратиться в другое. Если изменение было сделано умышленно, можно предположить, что александрийский переписчик с математическими наклонностями заменил семьдесят на семьдесят два ради того, что он считал научной симметрией. С другой стороны, если замена была неумышленной, то, конечно, значительно более вероятно, что точное число семьдесят два было трансформировано в круглое число семьдесят, нежели наоборот — что торжественно звучащее число семьдесят превращено в семьдесят два.

Те, благодаря кому это известие сохранялось в устной традиции, прежде чем попало в текст Евангелия от Луки, быть может, желали придать числу учеников символическое значение. Параллели в еврейских текстах можно было найти и для семидесяти, и для семидесяти двух. Семьдесят старейшин были избраны для помощи Моисею (Чис 11:16–17,24-25); у Иероваала (Суд 9:2) и Ахава (4 Цар 10:1) было по семьдесят сыновей, и семьдесят служителей у Вила (Вил и Дракон ст. 10).

С другой стороны, в соответствии с письмом Аристея (параграфы 46–50) семьдесят два старейшины (по шесть от каждого колена) были избраны для подготовки греческого перевода Торы — Септуагинты, и в третьей книге Еноха число князей царств достигает семидесяти двух, соотносясь с семьюдесятью двумя языками мира (18:8; ср. 18:2 и далее, 30:2).

Однако чрезвычайно трудно установить, какой именно символизм вложен в этой число у Луки. С одной стороны, если для этой группы учеников была усвоена миссия к Израилю, то должно было быть выбрано число, кратное двенадцати коленам Израилевым. С другой стороны, ввиду параллелей между Иисусом и Моисеем, которые предполагались некоторыми исследователями, может статься, что эта группа учеников Иисуса соответствует семидесяти старейшинам, помогавшим Моисею. Столь одинаково распределены доказательства двух возможностей, что опасно утверждать с уверенностью, какая из них более вероятна.

Общая оценка внешних и внутренних показаний, поддерживающих то и другое чтение, не позволяет вынести решающее суждение. Чтение «семьдесят два» поддерживается таким сочетанием ранних свидетелей, которое обычно ведет к признанию чтения подлинным, но и распределение свидетелей, дающих чтение «семьдесят», столь же весомо, а внутренние соображения настолько сбалансированы, что текстолог должен признать, что он не в силах сделать уверенный выбор между двумя чтениями.

Обсуждавшиеся выше отрывки вполне ярко иллюстрируют, как много факторов следует принимать в расчет при оценке вариантных чтений. Помимо того, чтобы решать эти задачи поодиночке, по мере их появления в тексте, издатель греческого Нового Завета обречен столкнуться с другими проблемами, которые порождаются разнообразием словоупотребления и авторского стиля в Новом Завете как корпусе текстов. В какой степени, например, издателю следует стандартизовать присутствие окончаний первого аориста, присоединенных к основе аориста второго? Следует ли ему воспроизводить в своем издании различие между авторами в написании одного и того же имени собственного? Если подобная флуктуация встречается в пределах одной книги, следует ли ее воспроизводить? Например, следует ли печатать название послания Павла к Колоссянам ΠΡΟΣ ΚΟΛΑΣΣΑΕΙΣ (по p46, A, B*, I, Kp и другим рукописям), как делают Textus Receptus, Лахманн, Весткотт и Хорт, но указывать наименование города в 1 Кол. 1, 2 Κολοσσαῖς (по p46, א [A имеет лакуну], B, Dp, Еp, Fp, Gp, Lp и т. д.)? Поставить вопрос легче, чем ответить на него.

В заключение следует подчеркнуть, что не существует ни таких рукописей, ни таких их групп, которым текстолог может механически следовать. Все известные нам свидетели Нового Завета содержат более или менее смешанный текст, и даже самые древние рукописи не свободны от грубейших ошибок. Хотя очень часто текстолог вполне в состоянии установить без малейших сомнений, какое чтение должно было стоять в оригинале, имеется немало других случаев, когда вопрос можно решить лишь предположительно, и подобное решение будет покоиться на сомнительном основании — балансе возможного. Бывает и так, что отсутствует чтение, которое можно было бы счесть подлинным, и текстологу остается выбирать наименее неприемлемый вариант или довольствоваться предположительной конъектурой. В текстологии, как и в других областях исторических исследований, следует стремиться не только к тому, чтобы узнать то, что можно узнать, но также и к тому, чтобы понять, что именно останется неизвестным из-за противоречия в источниках.