Мушар Трапезунд 30 июля 1915 года

Прежде чем идти в деревню, Ануш должна была отнести выстиранное белье в дом Казбека. Хусик не показывался, а его отец стоял на крыльце, четки постукивали в его руках.

Ануш отдала белье и быстро пошла в сторону деревни, поглаживая письмо, лежащее в кармане юбки. Это будет последнее письмо, которое она отправит Джахану, и последняя надежда получить ответ. Она написала обо всем без утайки, о том, что любит его, что молится о нем и о ребенке, которого носит. Теперь не осталось недосказанности.

Ануш старалась идти по тропе, тянувшейся вдоль опушки, и оставаться под укрытием деревьев. Она достала письмо из кармана и вновь посмотрела на адрес. Гран рю де Пера. Казалось, что это где-то очень далеко.

Она приложила руку к животу и почувствовала, что он стал немного выпирать из-под складок юбки. Она была худенькой, и ей все труднее становилось скрывать беременность.

В деревне сурово относились к не состоящим в браке матерям, и единственная надежда для нее и ребенка — это брак с Джаханом. Она должна его найти и рассказать то, чего он не знал. То, что хотел бы знать.

— Ануш! — Хусик выпрыгнул из-за дерева.

— Не делай так!

— Я испугал тебя?

Он увидел письмо в ее руке и вырвал его.

— Кому ты пишешь, Ануш?

— Отдай!

— Мне никто никогда не писал! Можно я возьму его себе?

— Хусик, отдай мне письмо!

Она попыталась его забрать, но он держал его так, что она не могла до него дотянуться.

— Интересно, что там написано? Может, я взгляну?

— Не вскрывай его! Не смей!

— Тогда забери его! Только сначала тебе придется меня поймать!

Он развернулся и пошел по тропе, и ей ничего не оставалось, кроме как следовать за ним.

Наконец она вышла на прямую дорогу. Ничего не было видно, только темный молчаливый лес и шпиль церкви, виднеющийся вдали.

— Хусик?

Вороны, сидевшие на ветках над ее головой, захлопали крыльями и закаркали.

— Хусик, я не в настроении в прятки играть!

Прозвучали выстрелы, птицы с шумом взвились в полуденное небо.

— Сюда!

Он стоял на дороге, вслушиваясь, забыв о письме. Она вырвала его из руки Хусика.

— Ты не должна быть здесь, — сказал он, — я отведу тебя домой.

— Я иду в деревню.

— В деревне небезопасно. Я отправлю письмо за тебя.

— Нет!

— Разве ты не веришь мне?

Его бледное лицо всматривалось в нее. Она доверяла ему. Она бы доверила Хусику свою жизнь, но не это письмо. Положив его в карман, она повернулась и пошла в деревню.

***

Почтовое отделение, ветхое здание с плоской крышей, находилось в углу площади, наискосок от магазина Туфенкяна.

До недавнего времени почтой управлял Дикран Гулакян, дядя Саси, но его призвали на военную службу, и теперь почтой заведовал Бекир Хизар.

Хизары были соседями семьи Шаркодян, всегда помогали им собирать урожай и были основными покупателями выращенного на огороде Гохар.

Хизар настороженно посмотрел на Ануш, когда она вошла в дверь, и поприветствовал ее.

— Ты не должна находиться здесь, — сказал он, едва взглянув на письмо, — деревня кишит жандармами.

Он проставил на конверте необходимые отметки и положил его в мешок на полу.

— Уходи, — шепнул он, кивая на группу людей в форме, собравшихся на улице. — Если они найдут тебя здесь…

Он завел ее за прилавок и указал на черный ход.

— Поторопись!

Но жандармы уже стояли на пороге.

— Да поможет нам Аллах! — прошептал Хизар.

Жандармы столпились посередине, шестеро или семеро расползлись, как пчелы, по помещению. Они все были молоды, каждому около двадцати.

— Посмотрите, кто у нас здесь! Я же говорил, что засек одну! И она сама по себе! — Жандарм повернулся к Хизару: — Она ведь не твоя, не так ли?

Бекир покачал головой, уставившись в пол.

— Вот и я так думаю! Ни одна достойная турчанка не ходила бы в одиночку по деревне!

Он подошел к Ануш так близко, что она видела капельки пота, застрявшие в щетине над его верхней губой.

— Армянка, не так ли?

Было невозможно обойти его или прорваться к черному ходу. Жандармы окружили ее.

— Что ты сказала? Я не слышал! — Он схватил ее за руку. — Разве она не похожа на армянку?

Они засмеялись и начали толкать ее от одного к другому.

— Наверное, кто-то отрезал ей язык, потому что я не слышал ответа. Ты армянка, шлюха?

У Ануш отнялся язык. У нее возникло ощущение, будто она падает к их ногам, невесомая и беспомощная.

— Я задал тебе вопрос. Ты армянка?

— Да.

— У нас есть ответ! Так… Что мы делаем с армянскими шлюхами? Есть предложения?

Внезапно раздался выстрел, и витрина небольшого магазина разлетелась на тысячи осколков. Жандармы попадали на колени, а потом уселись на корточках у стен и возле прилавка.

— Что происходит?

— Кто-то стреляет.

— Это мятеж!

— Армянские мятежники!

— А вот и один из них.

Они начали протискиваться через дверь, заметив коренастого темноволосого мужчину, бегущего через площадь и исчезнувшего за деревьями.

Ануш почувствовала, что у нее вот-вот подогнутся колени, но крепкие пальцы Хизара схватили ее за руку.

Он провел ее за прилавок и вывел из здания почты.

— Иди к дому доктора Стюарта! Они будут двигаться в противоположном направлении, и, если они не поймают этого типа, у тебя будет достаточно времени. Иди же! Беги!

Несмотря на то что несколько секунд назад Ануш едва могла стоять на ногах, теперь она бежала так быстро, как только могла, молясь снова и снова, чтобы Хусика не поймали.

***

На следующее утро Ануш пришла к реке, к тому месту, где Хусик всегда поил коров. Девушка провела бессонную ночь, не зная, смог ли он скрыться от жандармов.

На дороге показалась первая корова, меся грязь. Под пыльной шкурой легко угадывался скелет животного. Коров было намного меньше, чем раньше, не насчитывалось даже полудюжины. Часть животных забрали военные, другие умерли от голода, стадо Казбека уменьшилось до нескольких изможденных особей.

Ануш пыталась разглядеть, кто же гонит коров, и, к своему ужасу, увидела Казбека, который вел стадо, подталкивая животных палкой. Мужчина уставился на нее своими стеклянными глазами.

— Салям, эфенди! — поприветствовала она его, поравнявшись с ним.

Он щелкнул хлыстом, этот звук заглушил даже коровье мычание и мерный топот их копыт.

— Я хотела спросить, эфенди… про Хусика.

— Хусик — не твоя забота!

— Вчера… в деревне…

— Вчера ничего не случилось.

— Но, эфенди, он…

— Ты слышала, что я сказал? Ничего!

Она отшатнулась, опасаясь удара хлыстом или палкой.

— Передайте ему мою благодарность!

Казбек остановился и развернулся к ней. Смерив ее холодным взглядом, он сплюнул на землю около ее ног.

— Я ничего от тебя не буду передавать! Сумасшедшая, такая же, как и твоя мать! И держись от него подальше, слышишь меня?

Он ударил хлыстом ближайшее животное и последовал за стадом, растворяясь в поднявшихся клубах пыли.

***

Гохар Шаркодян сидела на стуле в длинной ночной рубашке. Ануш взяла расческу с полки. С течением времени кожа на голове у бабушки все больше проглядывала сквозь редеющие волосы. Ануш расчесывала волосы ото лба, нежно поглаживая, как та любила.

Гохар молчала. Руки с искореженными пальцами лежали на подоле рубашки, сквозь ткань которой проступали деформированные колени. У женщины опять было обострение артрита, она испытывала постоянные боли, но никогда не жаловалась.

Налетел порыв ветра, задрожало стекло в маленьком окне.

Гохар закрыла глаза, но, как только Ануш подумала, что та задремала, бабушка взяла внучку за руку:

— Когда ты собиралась мне рассказать?

Хлопнула входная дверь, и в комнату вошла мать Ануш. Внутрь залетел сильный порыв ветра, задрав до колен рубашку Гохар.

— Мне нужно поговорить с тобой, Ануш, — сказала Хандут, снимая с головы шарф. — Нет, с вами обеими.

Гохар пыталась одернуть рубашку, а Ануш сразу же почувствовала зловоние, обычно исходящее от их домовладельца.

— Я ходила разговаривать об арендной плате. Я не обязана вам сообщать это, но у нас нет денег, нет возможности заплатить. Однако мы с Казбеком заключили соглашение. Он готов списать долг и больше не взимать плату.

— И мы ничего не будем ему должны? — спросила Ануш.

— Ничего.

— Это замечательно! Разве не так, бабуля?

Ануш почувствовала, что бабушка натянулась, как струна.

— На каких условиях? Что ты предложила ему взамен? — спросила Гохар.

Хандут смотрела на пустой очаг. Сажа упала на пол, и она растерла ее ботинком.

— Он хочет жену.

— Ты собираешься выйти за него замуж? — прошептала Гохар. — И будешь жить в том доме?

— Не было речи о том, что я выйду за него замуж.

— Тогда о чем вы договорились? О господи… нет!

— Что случилось? — спросила Ануш.

— Скажи, что это не так!

— Другого пути нет!

— Ты продала ее ему? Этому монстру?

— У меня не было выбора!

— Меня?! — воскликнула Ануш. — Ты говоришь обо мне? — Расческа выпала из ее руки.

— Это решение всех наших проблем. И нам никогда не придется впредь переживать из-за арендной платы.

— Выйти замуж за Казбека? — Девушка в ужасе переводила взгляд с матери на бабушку. — Ты же пошутила, скажи, что пошутила!

— Ты не можешь отослать ее в тот дом!

— Может, у тебя есть предложение получше?

— Ради всего святого, она твоя дочь! Ты знаешь, что случилось с его первой женой!

— А кому еще выходить за него замуж, а? Скажи, кому? Ну а кто женится на женщине, околдованной морем? Ты знаешь, что о ней говорят в деревне? Что тот мужчина, который женится на ней, утонет. И их дети тоже.

— Это просто деревенские сплетни, Хандут! Я умоляю тебя, выкинь эту мысль из головы!

— Я не выйду за него замуж! Ни за что!

— Ты предпочтешь пойти по миру, когда он выселит нас? — рявкнула Хандут. — С бабушкой-калекой, которая даже не может повернуться, чтобы посмотреть на меня? Если ты выйдешь за него замуж, у нас будет и еда, и крыша над головой.

— Еда! — воскликнула Гохар, поднимаясь на ноги. — Когда он будет бить ее, как и первую жену, ты тогда будешь думать о еде? Когда он будет пинать ее, как собаку? Ты, которая всю жизнь упрекала меня в своем несчастливом браке? Нет, Ануш останется здесь! С нами!

— Ты просто глупая старуха, Гохар! Меня использовали! Заставили выйти замуж против моей воли лишь для того, чтобы ты прибрала к рукам какой-то бесполезный кусок земли! Но этот брак для нас добро! Это спасет наши жизни!

— Добро? Ты говоришь о добре? В том доме живет лишь зло!

— Подожди… — Ануш стала между ними. — Всегда есть другой выход. Он не выкинет на улицу старую женщину.

— Ты действительно в это веришь? — спросила Хандут. — Он не задумается ни на минуту!

— Нам помогут Стюарты.

— Стюарты едва в состоянии себя прокормить!

— Пожалуйста… — Ануш едва могла говорить. — Я не могу… умоляю тебя… только не за него. Пожалуйста, не проси меня!

— Ты не выйдешь замуж за Казбека, — тихо сказала Гохар. — Ты скажешь ей или я?

— Что вы собираетесь мне сказать?

— Давай, она должна знать.

— Что я должна знать?

Бабушка кивнула Ануш. Момент настал. Она не могла это больше откладывать.

— Я ношу ребенка.

Кулак Хандут просвистел в воздухе и врезался в скулу Ануш. Девушка упала на стул.

— Бога ради, женщина!

— Кто он? Кто отец?

Хандут снова ударила дочь, и та упала на бок на пол.

— Оставь ее в покое!

— Кто-отец-ребенка?!

Пытаясь защитить живот, Ануш отползла к стене.

— Он американец? Это доктор Стюарт?

— Нет!

— Один из работников больницы? Бедрос, не так ли? Нечего сказать? Может быть, твоя бабушка скажет мне?

Подняв щетку с пола, Хандут с силой ткнула ею в плечо Гохар, и та вскрикнула от боли.

— Военный! Он военный! Не трогай ее!

Хандут отбросила щетку и тяжело опустилась на стул.

Ветер завывал в дымоходе, и сажа опадала в очаг.

— Он заставил тебя?

— Нет.

— Тогда где он?

— Он уехал.

— Значит, нам нужно от него избавиться, — решила Хандут, глядя на дочь, скорчившуюся в углу.

— Нет! Этот ребенок мой!

— Из-за этого ребенка тебя побьют камнями! Ты считаешь, что ты первая женщина, которой приходится избавляться от солдатского щенка?

— Я не буду этого делать! Я выйду замуж за Казбека!

— Казбек хочет девственницу, а не шлюху, которая носит чужого ребенка. Разве что… — Она посмотрела на талию дочери. — На каком ты месяце?

— Я не знаю.

— Должна хотя бы предполагать!

Ануш посмотрела на бабушку.

— Три месяца, судя по всему, — ответила Гохар. — Может быть, меньше.

— Тогда может получиться.

— О чем ты говоришь?

— Мы должны убедить Казбека, что Ануш носит ребенка Хусика!

— Хусика?!

— Мальчик не скрывает своих чувств к ней. Все, что нужно сделать, — убедить, что это его ребенок.

— Нет! — Пальцы Гохар впились в стул. — Если Казбек когда-либо узнает об обмане, он убьет ее! Это слишком опасно!

— Только не Хусик, — прошептала Ануш.

— Ты думаешь, у тебя есть выбор? — Хандут повернулась к дочери. — Думаешь, у меня был выбор?

Ветер утих, и в комнате внезапно воцарилась тишина.

— Твой отец хотел тебя, Ануш. Он любил детей, но дети — обуза! На своем печальном опыте ты убедишься в этом сама. Если твоя бабушка значит для тебя столько же, сколько и ты для меня, что ж — выбор уже сделан!

***

Ануш направлялась к единственному месту, где могла обрести успокоение.

Она бежала по пляжу так быстро, что на мокром песке практически не оставалось следов.

В западной части мыса сидел, будто высеченный из камня, Хусик.

Он смотрел на море, и ее поразил вид юноши — он был спокоен, как будто оказался в своей стихии.

Хусик повернул голову и посмотрел на нее. Никто из них не пошевелился. Они были фигурами на картине — наблюдатель и наблюдаемый.

Ее волосы растрепались и били по лицу, но девушка не пыталась их убрать. Казалось, она стоит на краю того, откуда не будет возврата.

Если она выйдет замуж за Хусика, то у ее ребенка будет будущее, а у самой Ануш — лишь океан тоски. Ни счастья, ни радости. Как когда-то ее мать, она выйдет замуж за человека, которого не любит. Из-за ребенка она должна поступить именно так. Должна!

Но человек слаб. Она закрыла глаза и молилась о чуде.

Она увидела Джахана, идущего по песку с распростертыми объятиями, зовущего ее. Они встречаются, и он говорит, что все это — просто сон, кошмар, а он пришел ее пробудить.

Но здесь были лишь чайки, они летали кругами над девушкой. Она посмотрела на человека, сидящего на скале, и помолилась Богу, прося даровать ей мужество. Подняв руку, она помахала Хусику, зная, что теперь ее жизнь изменится навсегда.