Мушар Трапезунд 18 июля 1916 года
Последние несколько недель были настоящим адом. Все началось с того, что к нам домой пришла сильно расстроенная Манон и сообщила, что Пола арестовали. Шпионаж и помощь беглецам — таковы были обвинения, наряду с другими, которые в жандармерии не желали обсуждать.
Из резиденции вали я пошел к городскому префекту, а потом стал обходить всех официальных лиц, которых мог вспомнить. Я просил, умолял, и в конце концов жандармы освободили Пола под мое поручительство. Были поставлены условия: он должен оставаться в деревне под моим присмотром и не имеет права возвращаться в Трапезунд.
Информатор сообщил полиции, что Пол заплатил капитану грузового корабля, перевозящего уголь, чтобы тот переправил профессора Левоняна в Батуми.
С тех пор городская больница закрыта, весь медперсонал отстранен от работы, так что теперь единственное медицинское учреждение на многие километры вокруг — наша больница.
Я забрал Пола из тюрьмы Трапезунда, и мы поехали в деревню. Практически весь путь мы проделали молча. Усталость и гнев не давали вести разговоры на любые темы. Мы уже въезжали в деревню, когда на дороге показалась Хетти, бегущая нам навстречу.
— Чарльз! — кричала она. — Они забрали их! Их нет!
— Кого забрали? — спросил я, спешиваясь.
— Школьников! Они забрали их всех! Даже малышей!
— Кто забрал? — спросил Пол.
Сегодня утром в школу ворвался мудир в сопровождении жандармов из Трапезунда. Он сказал, что забирает всех детей, и, когда Хетти спросила зачем, он не ответил. Тогда моя жена загородила собой выход и сказала, что не позволит им пройти, пока ей не дадут вразумительный ответ.
Детей перевезут в город, ответил мудир, где уже находятся их матери. Дети начали плакать, хвататься за юбку Хетти, прижиматься к ней, но жандармы всех их увели.
Я взял жену за холодные руки и спросил, по какой дороге их повели.
— Они мне не сообщили, куда именно их отведут! Я сказала, что хочу проводить их к матерям и убедиться, что они добрались туда в целости и сохранности, но мне не позволили. Они были очень… категоричны.
— Они причинили тебе боль? Если это так…
— Нет, нет, Чарльз! Все в порядке. Но я шла за ними на некотором расстоянии. Они пошли на юг, по дороге, ведущей в Гюмюшхане.
Пол сделал попытку развернуть лошадь, но я схватил ее за уздечку.
— Оставайся на месте! Ты уже и так доставил нам кучу неприятностей. Где наши дети, Хетти?
Она сказала, что сегодня утром Гохар не пришла, как было условлено, поэтому она послала детей искать ее.
— Приведи их всех домой, — велел я, — и пусть они остаются там, пока я не вернусь.
Через несколько мгновений после того, как я уехал, к нам домой пришла первая женщина. Ее ребенку было три месяца, может быть четыре, она сказала Полу, что хочет поручить ханум заботиться о ребенке.
Хетти была потрясена, но она видела, как страдает девушка, и взяла ребенка. Вскоре пришла еще одна женщина, родившая совсем недавно.
К тому времени как я вернулся, дом был уже полон ревущих младенцев, а во дворе стояли солдаты — им не терпелось схватить матерей.
Пол разговаривал с молодым солдатом, не старше Томаса. Я видел, как мальчик лишь пожал плечами и повел в деревню толпу всхлипывающих женщин.
Когда я вошел в кухню, Милли тащила по полу ящик, Роберт шел за ней с рулоном полотна в руках. Хетти стояла в центре, укачивала ребенка и раздавала указания.
— Поставь его здесь, Милли, возле остальных. Томас, помоги Роберту, положите ткань в ящик, а потом принесите молоко из холодильной комнаты.
Я вытер кровь, сочащуюся из губы, пытаясь сделать это незаметно.
— Господи, что с тобой случилось, Чарльз?
Она передала плачущего ребенка Элеанор и пошла за йодом.
Из сада вошел Пол в чрезвычайно возбужденном состоянии:
— Мы должны что-то сделать! Они выводят всех армян из деревни.
Я уставился на миску с водой, которую держала моя жена. Кровь, капая из губы, окрашивала воду. Я не мог больше спорить с ним.
***
Я был свидетелем того, как людей гонят, будто скот, по всем улицам деревни — женщин, детей, стариков, которые были очень слабы и им следовало лежать в кровати, но они, больные и немощные, без капли воды тащились неизвестно куда.
Большинство вообще шли босиком и без головных уборов, у них не было никакой защиты от палящего солнца.
Люди Ожана, покрикивая, подталкивали их, а когда солдат начал бить одного из близнецов Зорнакян прикладом винтовки, я попытался вмешаться.
Схватившись за дуло, я громко потребовал, чтобы он прекратил избивать мальчика, но другие солдаты окружили меня, и на мою голову обрушился град ударов. В этот момент раздалась команда отпустить меня, я поднял глаза и увидел Назима Ожана.
— Возвращайтесь в больницу, доктор Стюарт, — велел он мне.
— Вы не имеете права так обращаться с этими людьми! Никакого права! Это бесчеловечно!
— Напротив, у меня есть на то полное право! Это моя страна, и мне не могут диктовать условия иностранцы! То, что происходит в Империи, — не ваша забота! Послушайтесь моего совета, доктор Стюарт: занимайтесь тем, что у вас получается лучше всего. Доктор Троубридж уже доставил нам слишком много хлопот, как для неверного.
***
— Почему дети здесь? — спросил я Хетти, войдя в дом и увидев, что они лежат в корзинках, ящиках стола или просто на простынях на полу.
— Младенцев может кто-нибудь забирать, — сказала она, касаясь моей губы. — Но нам все равно нужны кормилицы. И помощь в кормлении остальных.
По-прежнему не нашли Гохар, и никто не знал, где Ануш. Я встал и потянулся за своей шляпой.
— Куда ты идешь? — спросил Пол.
— За помощью.
— Ты зря потеряешь время. Вали ничего не сделает.
Я сказал ему, что брат Абдул-хана был моим пациентом, к тому же я собирался обращаться не к вали, а сразу к полковнику. Пол рвался идти со мной.
— Ты никуда не пойдешь!
— Я не собираюсь просто сидеть и ждать, пока Ожан и его мясники вырежут всю деревню.
— Ты под домашним арестом. Если не хочешь вернуться в тюрьму, ты останешься здесь.
— И просто ничего не делать? Как ты не делал бог знает сколько времени?
Мы уставились друг на друга, стоя в маленькой комнате, испытывая невыразимую боль и гнев. Меня как током ударило — оказывается, я ничего не знал об этой стране! Мне не следовало приезжать в это богом забытое место.
Но если и была хоть какая-то надежда искупить свою вину, ее мог дать только Абдул-хан. Если я поспешу и удача будет сопутствовать мне, то у меня получится убедить его прекратить это безумие.
— Да, ты прав, я ничего не делал. Я ошибался! — согласился я.
Пол покачал головой.
— Но я еду к Абдул-хану и будут просить у него письмо, дающее защиту всем жителям деревни и всем армянам Трапезунда.
— Письма уже ничего не изменят, Чарльз. Разве ты не понимаешь?
— Я все равно поеду. И прошу тебя остаться здесь. Как друг прошу. Если ты покинешь деревню, они арестуют тебя. Хетти и дети останутся сами! Пожалуйста, Пол, останься с ними. Ты единственный, кому я доверяю. Я прошу тебя… умоляю, останься здесь и охраняй их.