Глава 11

Маккензи все еще никак не мог понять, где он находится.

Он помнил, что заснул на диагностическом столе рядом со Светлой Стоковик. Проснулся он из-за того, что его подняли два дюжих охранника из Службы Внутренней Безопасности, одетые в темную форму. Ничего, кроме снившегося ему волшебного сна, он не помнил. И не имел ни малейшего представления о том, сколько времени пробыл без сознания.

Сначала он мог с трудом стоять, и полицейские почти волокли его по темному тоннелю, а затем вверх по металлической лестнице. Там они ненадолго остановились на площадке перед темной, тоже сделанной из металла, дверью и подождали, пока камеры безопасности просвечивали их. Когда дверь наконец открылась, он уже был в состоянии двигаться сам.

Войдя в керамический коридор, они повернули направо.

С потолка ярко светили расположенные на одинаковом расстоянии друг от друга лампы. В тишине коридора шаги охранников отдавались гулким эхом. В конце коридора виднелась еще одна стальная дверь, которая открылась, как только они приблизились. Они вошли в длинную прямоугольную комнату.

В самом дальнем углу за бронзовым столом восседала женщина. Бледный свет падал на нее из матового окна, отражаясь высоко над головой от стены. Он высвечивал серебряную эмблему и знаки отличия на отлично сидевшей форме. Она была полковником Службы Внутренней Безопасности.

Взглянув на Маккензи, она сказала:

— Пожалуйста, садитесь, — указав на хромированный стул напротив себя.

Один из охранников грубо толкнул Маккензи, и он с трудом удержался на ватных непослушных ногах. Опустившись на стул, он в замешательстве взглянул на женщину.

Она улыбалась, но ее каменные глаза застыли в мертвенной неподвижности. Лицо отличалось болезненной худобой, заострялось книзу. Заметно выделялись удлиненные челюсти. Ее челка была зачесана наверх каким-то острым углом, отчего весь ее облик смахивал на вдовий. Эта челка подчеркивала неестественную натянутость кожи на лбу. Сильно напомаженные черные волосы были зачесаны назад и безжалостно стянуты в тугой узел.

Движением руки отпустив охрану, она улыбнулась Маккензи и сказала:

— Я полковник Пьета Ван Сандер, Начальник Службы Внутренней Безопасности Красного Утеса. Мне поручено вести расследование вашего дела.

Маккензи ошеломленно ответил:

— Что происходит? Где я? Где мой корабль?

Полковник окинула его скептическим взглядом.

— Вы что, действительно не имеете представления, где вы находитесь? Какая жалость! А мы-то надеялись, что вы нам хотя бы что-нибудь проясните в этом явлении.

— В каком явлении? — пробормотал Маккензи.

Ему вдруг стало плохо.

Она постукивала длинными тонкими пальцами по столу, внимательно изучая его своими неподвижными глазами цвета темного камня.

— Ну, что же, может быть, в данной ситуации пока это и неплохое решение для вас, а? Но вам еще надо в этом убедиться!

Он пытался поднять глаза на полковника Ван Сандер, но ему это никак не удавалось. Почувствовав внезапный приступ тошноты, он опустил голову.

— Послушайте, — сказал он, — вам, безусловно, платят за вашу подозрительность, но я говорю правду. И я ничего больше не намерен говорить, пока не узнаю, что происходит.

Ван Сандер скептически хмыкнула. Достав из кармана хрустящий белоснежный платок, она неторопливо вытерла лицо. Теперь ее натянутый лоб блестел заметно меньше.

— Хорошо, командор, позвольте мне вам объяснить, что происходит. Три дня назад ваш корабль вдруг материализовался на побережье рядом с Отелем Фонтана. О вашем приближении не было никаких сигналов. Да и вообще не было ничего, что свидетельствовало бы о вашем присутствии в нашем векторе. Но и это не все. Мы знаем, что всего за несколько секунд до вашего волшебного появления вы находились в ловушке за пределами межзвездного гравитационного поля, на расстоянии примерно одного светового года полета. Вам удалось каким-то образом перенестись оттуда сюда.

Маккензи согласно кивнул головой:

— Ценю вашу наблюдательность. Это бесспорный факт.

— Но вы же сами понимаете, что произошедшее невозможно. Если только вы не ведете двойную игру, что, кстати, является вполне логичным объяснением. Ваше неожиданное появление наделало много шума в официальных кругах. Нам приказано в кратчайшие сроки выяснить, что произошло на самом деле.

Маккензи выдавил саркастическую улыбку:

— И вы всерьез рассчитываете, что я поверю в эту сказочку?

— Это уж на ваше усмотрение, так как по сути ничего не меняет. Как я сказала, мы надеемся, что вы все же объясните, что с вами произошло на самом деле. Если же вы не в состоянии этого сделать, нам придется прибегнуть к плану Б. Ведь должно же быть что-то, объясняющее ваш секрет! Наша задача — выяснить это, пока проделываются разные эксперименты и анализы. Вы, без сомнения, понимаете важность происходящего.

Маккензи очень не нравилась эта женщина. Она казалась слишком миролюбивой. Обычно все эти типы из Внутренней Безопасности были властными и высокомерными, озабоченными лишь тем, как бы побольше отловить простодушных дурачков в военных частях, распускавших язык без разрешения. Ходили даже слухи, что у Внутренней Безопасности существовали какие-то показатели проделанной работы, и все офицеры не останавливались ни перед чем, чтобы их выполнить. Он знал, что следовало быть предельно осторожным, но вдруг почувствовал сильнейшее головокружение и потерял нить мыслей.

— Прежде чем мы продолжим наш разговор, покажите ваше удостоверение личности, — сказал он первое, что пришло в голову.

Пьета Ван Сандер бросила на него сердитый взгляд.

— Разве это так необходимо?

— Это поможет нам избежать в дальнейшем ненужных формальностей.

Она выдвинула верхний ящик стола, достала карточку удостоверения и швырнула на стол перед ним.

— Пожалуйста. Теперь вы можете убедиться, что я действительно та, за кого себя выдаю.

Маккензи взглянул на удостоверение. Оно выглядело настоящим, но он прекрасно знал, что все равно не смог бы отличить подделку. Полковник тоже понимала это. Тогда он решил сменить тему беседы.

— Послушайте, но это же глупо. Никто не может перенестись через один световой год за такое короткое время!

Он вновь попытался поднять на нее глаза, и ему это почти удалось.

— Что вы хотите от меня получить в результате этого розыгрыша?

— Розыгрыша, командор? — повторила она. — Что вы имеете в виду?

Маккензи не знал, что ответить. Его мозг снова парализовала волна слабости.

— …Возможно, меня захватили в плен… Может быть, вы — рашадианка!

Ван Сандер изумленно взглянула на него.

— Не будьте смешным, командор. Будь я рашадианкой, я бы давно сломала вас и выбросила, как сухую ненужную палку. — Затем с внезапным озлоблением она рявкнула: — Вы, запредельники, любите строить из себя неизвестно что! Вы воображаете, будто вы особой породы! Несмотря на всю эту дешевую чушь Командования Управления Полетами, именуемую пропагандой, мы-то хорошо знаем, что вы не более чем разболтанные неврастеники. Только по этой причине вы можете находиться годами в одиночестве, патрулируя Запределье, без человеческой помощи и поддержки. Вы все от чего-то бежите. И рашадианцы прекрасно об этом осведомлены. Они давно бы изучили вашу деформированную личность и сломили бы ее сопротивление. Им не требуется никаких розыгрышей.

Теперь ее ответ вполне соответствовал тому, что можно было услышать от офицера Службы Внутренней Безопасности. Ни для кого не было секретом, что им не нравилось влияние Полетного Командования на политическую жизнь Конкордата, а это политическое влияние во многом зиждилось на высокой общественной оценке деятельности запредельников. То, что Ван Сандер наконец-то показала свое настоящее лицо, вернуло ему уверенность в себе.

Он сказал:

— Может, это и так. Но вы все равно от меня ничего не добьетесь, пока не докажете любыми способами, что говорите правду.

— А что я должна вам доказывать, командор? Что я не рашадианка? Или что вы действительно на Красном Утесе? У нас есть ваша система управления оружием Бета-Z, которую вы вынесли с грузового корабля. Мы знаем обо всем, что с вами случилось во время высадки на «Утопию-2». Мы знаем о рашадианских роботах и о ваших чудесных пистолетах, уничтоживших их. Подумайте об этом! Откуда нам взять эту информацию, как не из вашего же штаба! Как вы уже сказали, мне платят за то, чтобы я была подозрительной, но даже я не могу вообразить рашадианских агентов, проникнувших в ваш штаб!

Она опять забарабанила пальцами по столу, внимательно изучая его.

— Дайте подумать. Что еще я могу вам доказать? Что вы и лейтенант Стоковик не справились с заданием, потому что не могли выносить друг друга? Из-за того что в ваш последний отпуск вы вовсю занимались непотребным распутством, словно взбесившиеся псы? Вы оба поступили неумно, не доложив о вашей сексуальной распущенности в положенной форме. Но не это сейчас главное. Мы должны знать, что произошло. Нас интересует только это. Если вы сделаете то, о чем вас просят, вам простят все ваши грехи.

Аргументы полковника звучали убедительно. Маккензи знал, что будь у рашадианцев подобная информация, он давно извивался бы в предсмертных страданиях. Но ему надо было выиграть время, чтобы все обдумать. Голова по-прежнему не слушалась его. Поэтому единственное, что он мог сделать, так это тянуть время.

— Я хочу видеть лейтенанта Стоковик. Потом я хочу вернуться на свой корабль, чтобы получить подтверждение ваших слов от моей системы.

— Имеется в виду Шейла, не так ли? — уточнила Ван Сандер.

— Да, это ее имя, и она является системой, принадлежащей Управлению Полетами. Ее деятельность засекречена. И вам потребуется мое разрешение на беседу с ней. Только попробуйте дотронуться до нее, и я затаскаю вас по судам, — Маккензи чувствовал себя совсем плохо.

— Могу ли я заключить из вашего гневного монолога, что вы признаете, что находитесь на Красном Утесе?

— Думайте, что хотите. Я хочу видеть Стоковик и Шейлу.

Внезапно еще одна мысль пришла ему в голову.

— Я хочу поговорить со своим командованием. Вы можете мне это позволить, если вы действительно та, за кого себя выдаете.

— О, значит, я должна все это вам организовать? — переспросила она, и ее брови изогнулись в изумлении. — Как вы можете быть настолько самоуверенным? Вспомните теорию относительности. Время, которое вы провели в патрулировании, текло здесь в два раза быстрее. Думаю, что даже запредельники в состоянии понять, что порой случаются некоторые политические изменения. Может быть, теперь у вас вообще нет никаких прав, как вы думаете?

Ему вдруг стало холодно. Если действительно за время его патрулирования произошло нечто, приведшее к усилению власти Внутренней Безопасности, то он попал в хорошую переделку!

— Продолжайте, Ван Сандер, — предложил он, — сообщите мне, что вам плевать на гражданские законы. Скажите еще, что Совет Конкордата наделил вас чрезвычайными полномочиями. Но только ради Бога не говорите мне, что вам плевать на командное звено Управления Полетами. Даже вам, сыщикам, известно о последствиях подобных заявлений.

Полковник только усмехнулась в ответ, и чутье подсказало Маккензи, что она ждала этого момента.

— Я могу сделать то, о чем вы говорите, если вас обвинят в сотрудничестве с рашадианцами. Тогда вы будете принадлежать только мне.

Маккензи вновь охватила дрожь. Он внимательно изучал выражение лица полковника, лихорадочно пытаясь нащупать хоть малейший изъян в ее логических построениях, но женщина выглядела абсолютно уверенной в себе.

— Вот это-то все и меняет, полковник! Может быть, я заблуждаюсь, но вы явно сошли с ума!

Он попытался изобразить некое подобие смеха, но его чуть не вывернуло наизнанку.

Ван Сандер фыркнула в ответ.

— Маккензи, вы меня разочаровываете. Бахвальство — это все, на что вы способны? Тогда позвольте мне вас заверить, что то, что вы — запредельник, пусть даже и сын того, кто отдал жизнь, чтобы уничтожить дредноуты Корпорации, не делает вас неприкосновенной персоной в делах, затрагивающих государственную безопасность. Пока мы расследуем, что произошло, Конкордат будет любой ценой держать случившееся в секрете. Мы будем работать с вами и лейтенантом Стоковик. Мы должны найти объяснение вашему внезапному здесь появлению, равно как и причине внезапного прекращения выполнения обязанностей.

Она торжествующе взглянула на него.

— Мы считаем, что лучший путь — это обвинить вас в пособничестве рашадианцам.

Маккензи не мог поверить своим ушам. Все происходило слишком быстро.

— Сотрудничество… — пробормотал он. — С кем… с рашадианцами? Но это же полный абсурд! Управление Полетами никогда не выдвинет такого обвинения!

— Я признаю, что некоторые представители военных служб на уровне Комитета Совета Обороны были не совсем довольны подобным решением. Им не нравилась сама идея запятнать имя одного из столпов общественного сознания. С вашим мифическим отцом и вашей легендарной победой на станции Пегас, и всеми вашими призами за победы на соревнованиях по боевым видам искусств, и вашей англо-американской внешностью — конечно, вы идеально подходили для создания образа эдакого романтического героя! Интересно, отдаете ли вы себе отчет, сколько политических ошибок было сделано из-за таких, как вы?

Она откинулась на стул, презрительно фыркнув.

— Но этот ваш космический прыжок все изменил. Вы и лейтенант Стоковик становитесь теперь слишком важными персонами и получаете слишком большое влияние. Вы, сами того не ведая, послужили катализатором для очень важного процесса, который не по зубам вашему Управлению Полетами. Если бы вы материализовались где-нибудь в безлюдном месте, вам бы все сошло с рук. Но все произошло так, как оно произошло, и теперь вы подвергнетесь санобработке.

Она злорадно усмехнулась.

— Думаю, что вы поймете, что лучший путь для вас — это сотрудничество. Вам придется пожертвовать всем во имя любви.

— И вы думаете, я на это соглашусь? — закричал в ответ Маккензи.

— Командор, вы только что проснулись и, похоже, еще плохо соображаете. Но поверьте мне на слово: у вас нет другого выхода. Вас обвиняют в сотрудничестве с рашадианцами, и вас все равно осудят… в целях государственной безопасности.

Маккензи хотел продолжить спор, но ему мешали сосредоточиться головокружение и тошнота. Он начал даже опасаться, что получил серьезную травму во время этого самого космического прыжка, если он действительно имел место. Может быть, ему ввели какие-то препараты. Как бы то ни было, сейчас он явно проигрывал.

— Успехов вам, полковник, — произнес он, — но я все равно не буду ничего говорить, пока не увижу Светлу, Шейлу и свое командование. Вот так.

Она мягко усмехнулась, затем повернувшись в кресле, взглянула на сделанную из олова статую, стоявшую на возвышении в углу комнаты. Это был орел — символ Службы Безопасности. Он был изображен с широко расставленными ногами, крылья, как бы защищая, прикрывали планеты и луны системы Сигни Б.

— Маккензи, вы становитесь утомительным. Вы нас считаете такими же дураками, как и свое слабоумное командование? — Она внезапно встала и вздохнула. — Если вы должны переговорить с лейтенантом Светлой Стоковик, я прослежу, чтобы ваша просьба была исполнена. Но не думаю, что результат беседы вас обрадует. Видите ли, она согласилась выступать свидетелем на вашем процессе. В этих обстоятельствах Управление Полетами официально заявило о своем невмешательстве. Очень умно с их стороны, они умывают руки и не хотят иметь с вами, командор, ничего общего, во всяком случае, пока. Но думаю, что с кем-нибудь из вашего начальства мы сумеем организовать вам встречу, если вам так нужно его согласие, чтобы признать свою вину.

Ван Сандер удовлетворенно обернулась к нему и чуть ли не с вожделением облизнула сухие губы.

— Вы принадлежите мне, Маккензи. Совет Конкордата принял решение, и вы будете делать так, как вам прикажут. А я позабочусь об этом. Вы меня понимаете?

Ее голос зазвучал угрожающе. Она внимательно следила за его реакцией, словно садист-ребенок, рвущий несчастное насекомое на части. Глаза ее были безжизненны и темны, словно могильные камни.

Маккензи чувствовал себя совершенно больным, мысли путались, но ее самодовольство бесило его. Она так и не увидела своего триумфа. Он просто вернул ей ее же взгляд, полный сочащейся смерти, и на мгновение она застыла в изумлении.

 

Глава 12

— Когда правда станет известна, твоя репутация упрочится еще более.

Маккензи внимательно изучал изображение на экране. Оно было очень похоже на Светлу, но он все же не был уверен в том, что это действительно она.

— Легко сказать, когда речь идет не о твоей репутации, — проворчал он.

— Ну, Маккензи, не можем же мы все быть отпрысками знатных семей, где такие вещи действительно имеют значение. Мне тоже пришлось заплатить свою цену, — сказала она, поднимая обрубок руки.

— Ты можешь заменить руку бионическим протезом. Пятно позора так легко не отмыть.

— Я не хочу таскать на себе никакие синтетические наросты. Это слишком унизительно.

— Тогда воспользуйся чем-нибудь механическим. Они во многих отношениях даже лучше.

— Легко давать советы, когда речь идет о чужой руке, — обвинительным тоном передразнила она его. — Разве у меня будет хоть один шанс вновь вернуться в запредельники с механическим протезом вместо руки?

— Если то, что говорит Ван Сандер, правда, то мы оба некоторое время не сможем туда вернуться. Мы будем заняты повторением своих космических прыжков.

— Если тебя интересует мое мнение, то это все пустые мечты. Если мы действительно перенеслись сквозь космическое расстояние одним прыжком, то мы бы это помнили. Но то, что произошло, нас никак не затронуло. И они очень скоро это узнают. И тогда я намерена вернуть свой корабль. Таково мое условие в обмен на согласие сотрудничать с ними.

Опустив глаза, он сказал:

— Мы должны делать то, что считаем правильным, Светла. Я понимаю твои чувства.

— О, Маккензи, ты меня просто бесишь! — воскликнула, жалуясь, она. — Пошевели немного мозгами. Им нужен нормальный процесс, который можно будет транслировать по телевидению, на военной базе, с трибуналом, которому ничего не будет известно о том, что же было на самом деле. Секретный процесс, проведенный под руководством Внутренней Службы. И пройдет он тайно, иначе возможны серьезные последствия. Им нужен кто-то, кто возьмет на себя всю вину. Соглашаясь на сотрудничество, мы как бы покупаем себе билет в будущее.

— Может быть. Только я тоже не вчера родился, — ответил он. — Я не верю обещаниям Внутренней Службы. Откуда нам может быть известно, что нами не пожертвуют во имя политики?

— Безусловно, мы не все можем знать. Но у тебя перед военно-полевым судом Полетного Корпуса есть целый ряд преимуществ: они не дадут тебе высшей меры, так как в этом случае они слишком много теряют. И ты сможешь извлечь пользу из своих сомнений.

Маккензи размышлял над услышанным. Оно имело смысл, если принимать ситуацию такой, какая она была на первый взгляд. Но он чувствовал инстинктивно, что Ван Сандер что-то скрывала от него. Это подозрение зародилось в нем во время короткой ночи, проведенной без сна. В наказание за отказ сотрудничать в ходе процесса его заставили лежать неподвижно на спине, вытянувшись на койке в камере. Наказание имело и положительные стороны: он избавился от тошноты, а его сознание заметно прочистилось. Вновь и вновь он прокручивал в голове разговор с Ван Сандер. Придраться было не к чему, но интуиция говорила ему, что в деле было затронуто нечто неизмеримо более важное, чем их космический прыжок.

— Думаю, ты права, — наконец прошептал он. — Но это так несправедливо после всего нами пережитого.

Светла понимающе кивнула, потом сказала в ответ:

— Я не хотела говорить об этом, пока не останусь с тобой наедине, но у нас может и не быть такой возможности пока… пока все не кончится. — Она задумалась, будто собираясь с мыслями. — Подумай о нас, Мак. Если ты будешь упрямиться, они могут внушить Совету Конкордата, что ты не подчиняешься приказам. Тогда им ничего не будет стоить провести секретный трибунал и засудить тебя. Мы можем больше никогда не увидеться. Если же ты сделаешь, как они говорят, мы сможем быть вместе. Во время работы над космическим прыжком и потом… после.

Ее голос постепенно затихал, а щеки вспыхнули румянцем.

Маккензи был не совсем уверен, что правильно ее понял.

— Мы можем быть вместе? — переспросил он.

Она смущенно улыбнулась.

— Конечно, Мак. Все заинтересованные лица знают, что это блеф. Они не хотят причинить нам вреда. Им только нужен предлог, чтобы забрать нас из Корпуса для работы над этим прыжком, так, чтобы не вызвать подозрений. Мы будем опять работать вместе, как ты этого не понимаешь?

— Ты хочешь сказать, что тебя волнует…

Отвернувшись от экрана, она проговорила:

— Разве нельзя обсудить это потом, наедине?

— Да, Светла. Прости. Это касается только нас. Тогда скажи мне только одну вещь, слышишь, только одну, и я все пойму. Как ты думаешь, что между нами было самым прекрасным мгновением?

Она смотрела на него с любопытством, словно сомневаясь, правильно ли поняла его. Наконец проговорила:

— Пожалуйста, Мак, ты же знаешь, что за нами следят… Нужно ли им это знать?

— Они — Внутренняя Служба, Светла. Мы можем не любить их, и они могут отвечать нам тем же, но в их обязанности входит знать все о человеческих слабостях, разве не так? Они знают о наших отношениях. Они знают, что произошло во время операции… все, что мы делали или говорили. Они только не знают, как получился этот прыжок, и здесь я ничего не могу сделать. А хотел бы.

Светла тревожно кивнула.

— Если бы мы могли что-нибудь вспомнить, мы бы спасли себя. Но я ничего не помню.

— Ты уверена, Светла? Подумай хорошенько, — попросил он.

Она с сожалением смотрела на него.

— Ничего, Мак, — мрачно сказала она. — Я была без сознания из-за действия вируса и трибензодрина.

Их глаза встретились, и на мгновение ими овладело ощущение близости.

— Я сожалею о том, что с тобой произошло, — проговорил Маккензи. — Но, пожалуйста, — чуть более просительно сказал он, — мне очень важно знать это. Что же было самым прекрасным в наших отношениях?

Она вновь задумалась, а когда ответила, голос ее был еле слышен:

— Думаю, ты имеешь в виду нашу третью ночь на Красном Утесе, когда ты рассказал мне о «Синклере» и детях. — Она посмотрела на него с нескрываемым обожанием. — Ты… ты так хотел меня тогда, Мак.

— О да… — произнес Маккензи, его глаза наполнились признательностью. — Казалось, что весь мир тронулся с места и поплыл вместе с нами, правда?

— Да, Мак. И это меня напугало до смерти. Я была не готова. Ты понимаешь, что я имею в виду?

Он нежно ей улыбнулся.

— Не волнуйся. Я больше не причиню тебе страданий.

— Не причинишь?

— Нет. Никогда, Светла.

— И ты сделаешь, что они хотят? — с надеждой в голосе спросила она. — Ты мне действительно нужен, Мак, потому что несмотря на то, что я говорила о своем корабле, я не могла причинить тебе вреда. Ты теперь понял это.

— Ты всегда можешь на меня рассчитывать… как на друга и на старшего по званию, — ответил он.

— Я так рада, Мак. Правда. Поверь мне. Я все для тебя сделаю. Нет вопросов.

Маккензи улыбнулся.

Светла влюбленно смотрела на него. Одними губами она произнесла:

— Мне кажется, я люблю тебя. — А затем громко вслух: — Увидимся позже, когда все уже будет позади. А пока до свидания.

— До свидания, Светла, — отозвался он.

Видеоэкран потемнел, но одновременно усилилось освещение в комнате.

— Что ж, не так все плохо, а, командор? — спросила его сидевшая в глубине комнаты на стуле Ван Сандер. — Я понимаю, что сначала вам было нелегко. Даже очень. Вы себя плохо чувствовали, и это вас угнетало. Но теперь, когда у вас была возможность все как следует обдумать, вы должны понимать, почему игра будет продолжаться. Ее планировали в верхах и одобрили на заседании Исполнительного Комитета. Я уверена, что вы согласитесь с тем, что им лучше известно, что надо делать для защиты интересов Конкордата. Они обладают уникальной информацией и знаниями, нам недоступными. Они решили, что суд — это лучший способ сохранить в секрете ваш прыжок, пока мы будем пытаться его воспроизвести. Думаю, что в конце концов вы признаете их правоту. Когда о космическом прыжке нам будет известно больше, то все будет проще, и вас щедро наградят за самопожертвование.

Маккензи ответил:

— Высоко ценю все сказанное. Но мне будет намного легче, когда я поговорю со своим начальством и получу подтверждение того, что они одобряют ваш план.

— Вице-адмирал Шоенхоффер прибудет сюда завтра в девять тридцать утра, чтобы лично отдать вам приказ.

— Понятно… И еще одно.

Лицо полковника озабоченно вытянулось.

— Что такое?

— Я хотел бы поговорить с Шейлой. Я уже привык советоваться с ней перед принятием серьезных решений.

Ван Сандер нахмурилась и покачала острой головой.

— Боюсь, что это абсолютно невозможно, — коротко сказала она. — Никто, кроме Внутренней Службы, не имеет доступа к этому компьютеру до тех пор, пока мы не убедимся, что все идет как надо.

Именно так он и думал. Скорее всего, Шейле было известно, что они скрывают, но они не могли управлять ею, как другими.

— Могу ли я задать вам один вопрос, командор? — врываясь в его мысли, спросила Ван Сандер.

— Конечно. Почему бы и нет?

— Что такое «Синклер»?

Маккензи долго смотрел на эту худую женщину, но так ничего и не ответил.

— Лейтенант Стоковик сказала, что самым прекрасным мгновением в ваших отношениях было то, которое последовало за вашим рассказом об этом, — как бы напоминая, повторила она.

— Да, я знаю. Но вы можете не понять, что она имела в виду. Вы ведь не запредельник.

— Да? А почему вы думаете, что я не пойму?

— «Синклер» был погибшим кораблем-транспортником, который мне довелось обследовать. Все бывшие на борту сгорели заживо.

На какое-то мгновение Ван Сандер не смогла скрыть своего отвращения.

 

Глава 13

Вице-адмирал Шоенхоффер ворвался в конференц-зал, ступая огромными шагами, словно присутствуя на параде. За ним следовали два помощника, две его уменьшенные копии, старательно подстраивавшихся под его походку. Их серебристые формы резко контрастировали с черным костюмом Ван Сандер, который казался почти военным.

По протоколу роль хозяйки должна была играть Ван Сандер. После того как все удобно расположились вокруг стола заседаний, сделанного из оникса, она представила трех своих помощников.

— А это, как вам всем известно, командор-лейтенант Маккензи, — как бы завершая вступительную часть беседы сказала она.

— Гм! — немедленно начал Шоенхоффер, даже не представив своих подчиненных. — Как я понимаю, у вас есть вопросы по поводу отведенной вам в процессе роли, командор?

— Не моей роли, а роли Полетного Корпуса, — как бы невзначай уточнил Маккензи.

Шоенхоффер изучал его черными, ничего не выражающими бычьими глазами.

— Вот оно как! Объяснитесь!

— Позвольте мне уточнить, сэр. Во-первых, мне бы хотелось знать, что Полетному Корпусу известно о моем прыжке. Во-вторых, одобряет ли он проведение показательного процесса для прикрытия данного явления. И в-третьих, получаю ли я приказ исполнять в этом процессе роль, предложенную мне полковником Ван Сандер?

Его последний вопрос был окрашен легкой ноткой гнева, и хотя это у него вышло случайно, казалось, заметно облегчило обстановку в зале.

— Прекрасно сформулировано, командор, — сказал адмирал. Он протянул руку, и один из помощников тотчас же подал ему папку с документами. Маккензи отметил про себя, что оба помощника адмирала были молоды, высоки и светловолосы. Он с трудом различал их. Это были абсолютно идентичные близнецы. Маккензи не мог не подумать, что этому кабинетному вояке как нельзя лучше подходили подобные безликие адъютанты.

Шоенхоффер тем временем открыл папку и извлек из нее кипу документов. Он небрежно швырнул их через стол, сказав:

— Там письменное подтверждение законности всех стадий операции, включая и отведенную вам роль, командор. Убедитесь, что все предусмотрено.

Маккензи взял стопку листов и начал изучать их один за другим. Они содержали приказ от его командования следовать указаниям вице-адмирала Шоенхоффера, оказывать ему всестороннюю помощь и поддержку. Они были одобрены Специальным Оперативным Подразделением. Затем следовал приказ адмиралу Шоенхофферу следовать указаниям Ван Сандер. К сожалению, все выглядело вполне законным.

— Могу ли я это оставить себе? — спросил Маккензи.

Вице-адмирал лишь весело рассмеялся.

— Послушайте, вы же не хуже меня знаете, что я не могу этого позволить. Но уверяю вас, что эти документы будут храниться в полной безопасности в штабе. Боже мой, эти документы имеют для Корпуса такое же значение, как и для вас. Не думаете же вы, что мы стали бы рисковать вашей репутацией, не позаботившись о своей? — Он снова рассмеялся. — Нет, нет и нет, Маккензи. Сейчас, может быть, нам и приходится сотрудничать с братской службой, — он помахал рукой в сторону сотрудников Ван Сандер, — но в предстоящем нам марафоне мы не собираемся давать им никаких преимуществ.

Он повернулся к Ван Сандер.

— Надеюсь, вы не примете мое последнее замечание на свой счет, полковник, — подытожил он.

— Ничего подобного, — ответила она с милой улыбкой.

Маккензи склонил голову. Он совсем забыл как по-дипломатически корректно обменивались ударами на подобных встречах. Все насквозь было пронизано лицемерием и притворством.

Он подвинул документы, возвращая их адмиралу, и один из блондинчиков тут же подхватил их.

— У нас имеется и письменное одобрение Исполнительного Комитета Конкордата, — заявил адмирал. — Но, конечно же, его я вам показать не могу. Я еще раз уверяю вас, что все будет надежно сохранено в сейфе на станции. А туда никто не сможет добраться.

— Мне стало немного легче, — солгал Маккензи.

— Замечательно! Тогда действуйте, командор.

Вице-адмирал неожиданно поднялся, то же проделали и его близнецы. Он явно считал встречу оконченной. Все встали, когда адмирал повернулся и размашисто зашагал к двери. Но вдруг неожиданно он остановился и повернулся к Маккензи.

— Я не собирался вам этого говорить, Маккензи, потому что вы подчиняетесь своим приказам и будете действовать как подобает летному офицеру и запредельнику. Но мне кажется это несправедливым при данных обстоятельствах. Вас ожидает Медаль Высшей Доблести, командор! Вы совершили невозможное, спасая систему Бета-Z. А то, как вы расправились с рашадианскими роботами, ха-ха, это должно войти в учебники как образец действий запредельника в полевых условиях. Да, это великолепная работа, командор.

— Благодарю вас, сэр, — скромно ответил Маккензи.

— Не за что. Было очень приятно, было очень приятно, — привычно бросил через плечо адмирал, вновь устремляясь к двери. Один из блондинов кинулся вперед, распахнул дверь и отступил, давая дорогу Шоенхофферу. Охранник Внутренней Службы моментально притворил за ними дверь, и вся суета окончилась так же неожиданно, как и началась.

«Ну вот и все», — подумал Маккензи.

Ван Сандер отпустила помощников. Как только они покинули помещение, она повернулась к Маккензи и сказала:

— Приятно, что вас ценят, не так ли?

— Учитывая, что они от меня требуют взамен, им приходится меня ценить.

— Понимаю ваши чувства. Но следует ли мне считать, что вы согласны сотрудничать с нами?

— Думаю, да. У меня к тому же все равно нет выбора.

— Пожалуйста, не думайте об этом так, Маккензи. Вы исполняете свой долг, как и любой из нас.

— О да… Думаю, вы правы. Но меня кое-что тревожит.

— И что же это, командор?

— На кого рассчитана вся эта комедия? — Он бесстрашно взглянул в серые глаза полковника Ван Сандер. — Точно, что не на рашадианцев. Они знают, что запредельники никогда не склоняют головы. Когда им станет известно, что нас обвиняют в пособничестве Рашадиану, разве не заинтересует их в таком случае сам прыжок? Вот в чем вся суть, да?

Она неторопливо подошла к столу и села. Затем хитро взглянула на него и улыбнулась.

— Хорошо, Маккензи, раз вы согласились нам помогать, я скажу вам. Да, мы хотим вызвать именно такую реакцию. Рашадианцам будет интересно узнать, чего мы добиваемся. Мы предполагаем, что они попытаются добыть информацию из судебного заседания как высшей инстанции. Это-то нам и надо.

— Зачем?

— Среди высокопоставленных членов Конкордата есть немало таких, кто тайно сочувствует рашадианцам, так как это на руку их политическим интересам. Их влияние на нашу политику настолько сильно и выгодно рашадианцам, что они крайне редко связываются с этими мнимыми колонистами, так что доказать их причастность к шпионажу очень трудно. Мы следим за подозреваемыми, но у нас не хватает доказательств для их ареста. Наша маленькая комедия побудит рашадианцев связаться с кем-либо из предателей. А мы будем наготове.

Маккензи присвистнул от изумления.

— Теперь мне понятно, почему вам нужно, чтобы все в этом деле удалось, — признал он. — Сочувствующие рашадианцам в самом Конкордате? Это серьезно. Но я не понимаю, чего они ожидают от подобной поддержки?

— Буду надеяться, что и не поймете, — снисходительно сказана Ван Сандер.

Маккензи ответил ей тупым взглядом, словно был донельзя озадачен ее откровениями. Со скрытым удовлетворением она облизнула тонкие губы и снова улыбнулась ему. Он почувствовал облегчение от того, что она поверила в его наивность.

 

Глава 14

Дав согласие на участие в процессе, Маккензи вплотную столкнулся со всеми прелестями тюремной жизни. В шесть часов ровно звучал сигнал подъема. Он вставал, принимал душ и облачался в новый комплект одежды, который доставляли по ночам. Все свое время он проводил в камере за исключением сорока пяти минут после обеда, посвященных занятиям. Еду ему приносили в камеру охранники. Они казались абсолютно безразличными ко всему происходящему и разговаривали лишь в случае крайней необходимости. Он никогда не слышал и не видел других заключенных. Именно с тех пор на всю жизнь в его сознании воспоминание о тюрьме ассоциировалось с всепоглощающей тишиной.

Ровно в девять часов в день суда прибыл взвод охранников, надевших на него наручники. Они проводили его вниз. Там их уже ожидало несколько машин марки Магнаровер. Охранники втолкнули его на заднее сидение одного из них рядом с Ван Сандер, и машина тут же тронулась с места.

Выехав из ограды, их кортеж рассеялся. Машины разделились, большинство поехало по параллельным улицам. Но все машины и охранники, стоявшие на ключевых пересечениях дорог, поддерживали связь с полковником по радио.

Маккензи сидел на заднем сидении и всем своим существом впитывал в себя оранжевое сияние солнца системы Сигни Б, смывавшего пастельные тени Центрального Города. Уже чувствовалось наступление жары, и всего лишь несколько пешеходов в широкополых шляпах или с разноцветными зонтиками шли по улице. Немногие провожали взглядами их процессию, проезжающую мимо, но никого она не интересовала по-настоящему. Для сторонних наблюдателей Маккензи был лишь очередной жертвой Службы Внутренней Безопасности.

Он откинулся назад, позволив сознанию расслабиться.

«Какой же это день?» — вдруг подумалось ему. Он сбился со счета. Но в конечном итоге это было уже неважно. Победитель или побежденный, все это потом будет занесено в анналы официальных служб. Ван Сандер предупредила его, что он не будет давать свидетельских показаний. После заявления Светлы ему следовало сказать, что он находился во власти противоречивых чувств верности долгу и любви к женщине. Затем он должен был вверить себя милости судей. Ван Сандер полагала, что он сумеет справиться с этой задачей. Что ж, посмотрим.

Улицы с высаженными вдоль дороги рядами пальм казались теперь более знакомыми. Он понял, что они приближались к станции Управления Полетами. Он слушал звучавшие по радио рапорты внешней охраны и думал о Светле.

Он боялся за нее, и это чувство преследовало его давно, хотя он и не позволял ему помешать его планам. Однако сейчас, когда Магнароверы приближались к станции, он не мог не думать, что случится с ней в результате того, что он собирался сделать.

Он знал, что женщина на видеоэкране не была Светлой Стоковик. Он понял это в тот момент, когда она пыталась ответить на его вопрос о лучших минутах в их жизни. Она сказала: «…третья ночь на Красном Утесе» — и это вроде бы казалось нормальным ответом. Он явственно представил себе компьютеры Внутренней Службы, посчитавшие этот ответ удовлетворительным с вероятностью девяносто девяти процентов. К несчастью, в данном случае правильный ответ выпадал на долю этого ничтожного одного процента. А самозванка на экране ошиблась.

Что-то произошло, пока они лежали вдвоем, погруженные в забытье, во время этого пресловутого космического прыжка. Это было что-то очень реальное, что-то настолько глубоко захватывающее душу, что он не мог вспоминать об этом даже сейчас без слез радости. Он ничего не сказал Ван Сандер. Было бы неумно говорить ей об этом, и сейчас он был рад своему решению. Потому что во время их сна, когда они неведомым образом перенеслись через время и пространство, их объединяло ощущение полного блаженства. Их сознания слились в одно, это ощущение было выше обычного понимания человеческой любви. И наконец, на какие-то считанные мгновения, они образовали единое целое, которое он не мог выразить словами. Оно сочетало в себе страсть юных любовников и мудрость зрелых старцев. И они вместе рука об руку пошли по бескрайним покатым лугам девственно чистой долины сжатых звезд.

Это и был самый прекрасный миг их отношений, настоящая Светла Стоковик знала об этом. То, что женщина на экране не ответила на его вопрос, уличало в ней самозванку.

Раз Маккензи стало известно, что Внутренняя Служба обманывала его насчет Светлы Стоковик, следовало допустить, что его обманывали и во всем остальном. Поэтому для него более не имело значения, какие цели преследовала Внутренняя Служба и было ли у нее согласие Исполнительного Комитета. Солгав о Светле, они превратили его в своего врага. И даже если они ничего не скрывали, он должен был теперь противостоять их стратегии, независимо от последствий.

Так поступил бы любой запредельник. Он мрачно подумал, что это говорит в нем образ отца, летящего в подбитом корабле, жертвующего собой, вместо того, чтобы вернуться к жене и ребенку, вместо того, чтобы выбрать жизнь.

Он сидел на заднем сидении Магнаровера, слушая потрескивающие в радиоприемниках сообщения своих охранников, и ощущал себя воином, который ни за что не сойдет с избранного пути.

Кортеж машин въехал в западные ворота станции и покатил по главному бульвару. Когда они подъехали к зданию военной полиции, то свернули направо и направились к выступавшему над входом на гауптвахту навесу. Как только они подъехали, выскочившие из главной и последней машин охранники заняли места вдоль прохода, руки на рукояти лазерных пистолетов. Они выглядели чрезвычайно внушительно, но в целом вся картина сильно смахивала на мелодраму и несмотря на свою мрачную обреченность, Маккензи не мог удержаться от усмешки. Он был рад, что подобные представления все же случались здесь редко.

Он вылез из Магнаровера и последовал за Ван Сандер в здание сквозь шеренгу охранников, одетых в черную форму. Через несколько секунд они уже были в лифте, который нес их на четырнадцатый этаж. Достигнув нужного этажа, он замер, двери открылись, и они вышли.

Пройдя через зал к дверям из бронзы и стекла с табличкой, гласившей «Зал военного суда номер 6», они вошли в помещение. Маккензи решил запомнить его номер на случай, если соберется потом писать мемуары. Это была бесполезная, но немного утешившая его мысль.

Два охранника провели его на скамью подсудимых. Как только с него сняли наручники, он окинул комнату взглядом. То, что он увидел, ему не понравилось. Кроме четырех выделявшихся военных охранников и трех клерков, в зале не было никого из представителей Полетного Корпуса. Вообще-то он надеялся на большее количество зрителей. Но он сознавал, что по сути это ничего не меняло. Его план целиком зависел от объективности трибунала и от того, насколько далеко могла пойти Ван Сандер. Он сел на холодный металлический стул, приготовившись к ожиданию.

Вошло еще несколько служащих суда, но по-прежнему никого из Полетного Корпуса. В зале, как и раньше, преобладали черные цвета вместо серебристых. Слишком поздно что-либо менять, подумалось ему вдруг. Не стоит колебаться. Надо разыграть свою карту и молиться, чтобы трибунал не был частью фарса.

Наконец один из служащих встал и промямлил:

— Внимание суду!

Все встали.

— Да будет известно всем присутствующим, что специальное заседание Военного Суда отделения Полетного Корпуса началось в соответствии с законом в девять часов тридцать минут в Зале номер 6, в помещении Военного Трибунала на шестнадцатый день четырнадцатого месяца, цикл Красного Утеса, год 2364 Эктэлонского времяисчисления.

Затем клерк обернулся к двери, находившейся за скамьей для судей и провозгласил:

— Поприветствуйте досточтимых судей!

Дверь открылась, и вошли отобранные для ведения трибунала офицеры. Пока они занимали свои места, Маккензи по очереди изучал их взглядом.

Главным судьей был командор Такасуки, нихонианец, служивший у вице-адмирала Шоенхоффера. Маккензи не очень удивился этому выбору, но все же ощутил легкий дискомфорт. Его дядя Джексон частенько любил вспоминать, что все беды, выпавшие на долю семейного клана Маккензи, всегда приключались по вине нихонианцев. Трое его предков погибли в тюрьмах во время второй мировой войны в двадцатом веке на старой Земле. Затем, позднее, электронные конгломераты японцев завоевали рынки сбыта, принадлежавшие корпорации Маккензи, наводнив их отличными товарами по смехотворно низким ценам. Это было для семейства Маккензи экономической катастрофой, заставившей наследников рода покинуть родную Канаду и присоединиться к межзвездной программе освоения новых колоний.

Дядюшка Джек заменил ему отца, и его воспоминания о коварстве нихонианцев были для юного Маккензи энциклопедией жизни. Поэтому присутствие Такасуки расстроило его, хотя этот маленький нихонианец пользовался высокой репутацией за то, что всегда поступал правильно.

Вторым судьей был средних лет лейтенант. Он был из штаба, и это было все, что Маккензи знал о нем. Его озаботило, что офицер был молод, а это значило, что он был в самом расцвете своей карьеры. Это означало, что он должен был поступать предельно осторожно. Но все это не имело никакого отношения к третьему офицеру в команде.

Третьим был капитан Петравич, начальник Взвода Запредельников Красного Утеса и личный командир Маккензи. Маккензи испытывал сильное желание встать и отдать честь. Ван Сандер ошиблась или же ей было известно нечто, скрытое от него, но в таком случае шансов у него не оставалось вообще. Интуитивно он чувствовал, что это было не так. Ван Сандер и, может быть, Шоенхоффер были твердо убеждены, что он сделает так, как ему было сказано, послушно сыграв свою роль. Они решили использовать Петравича как прикрытие, потому что ни у кого не вызвал бы сомнений приговор, вынесенный его собственным командиром. Но вместо этого у него, возможно, теперь появился союзник прямо среди судей. Время покажет, насколько он прав.

Когда все присутствующие заняли свои места, раздался резкий голос Такасуки:

— Какое дело слушается в суде?

Клерк огласил:

— Служба Внутренней Безопасности против командор-лейтенанта Яна С. Маккензи, полетный номер 0-0-9-6-3-1, который обвиняется в опасном пособничестве врагу во время вооруженного конфликта.

— Кто представляет обвинение? — спросил Такасуки.

Встал государственный обвинитель и заявил:

— Я, командор!

Это был высокий безупречно одетый человек с хорошо поставленным голосом. Он представил советника из Полетного Корпуса, ассистировавшего ему. Им оказалась довольно молодая женщина из персонала Дж.А.Г. Подобные меры были обычными, когда дело касалось обвинения, выдвинутого Внутренней Службой против военных.

Такасуки сказал:

— Можете приступать к обвинению!

Обвинитель кинул взгляд в свои записи, театрально задумался, затем поднял голову и начал:

— Ваша честь, нами будут представлены здесь бесспорные доказательства, что, выполняя задание по спасению чрезвычайно важной для обороны Конкордата сверхсекретной системы управления оружием, командор-лейтенант Ян С. Маккензи забыл о своем священном долге и позволил личным эгоистическим сексуальным потребностям определять его поведение перед лицом противника. Мы докажем, что командор передал указанную выше систему рашадианским террористам в обмен на жизнь своего подчиненного офицера и бывшей любовницы лейтенанта Светлы Стоковик, которая попала в плен к террористам. Мы докажем, что подобные действия означали отказ от своих обязанностей и нанесли вред Конкордату. Мы также докажем, что подсудимому было известно, что подобные действия квалифицируются как пособничество врагу во время военного конфликта, и поэтому он является виновным в нарушении Параграфов 3, 6, 11, 12 и 18 части 5 Устава Военной Справедливости. Вот суть этого дела.

Обвинитель кончил чтение и посмотрел на судей.

Такасуки никак не реагировал, словно ожидая продолжения.

— Ваша честь? — произнес обвинитель, будучи в легком замешательстве.

Брови Такасуки удивленно изогнулись.

— Так вы закончили? — спросил он.

— О да, ваша честь. Я взял на себя смелость объединить все обвинения, чтобы не утомлять суд подробностями. — Он вновь пробежал глазами по листам бумаги на столе перед ним. — Мы сейчас передадим их суду в письменном виде как Доказательство Один.

Он отдал бумаги советнику, которая отнесла их клерку. Но Такасуки вмешался:

— Минуточку! Мы должны выслушать подсудимого, прежде чем изучать вещественные доказательства.

Обвинитель, словно извиняясь, улыбнулся:

— Мне жаль, ваша честь, но я заявляю, что подсудимого все равно признают виновным, так как это очевидный факт.

— Ах так?

— Да, ваша честь, — ответил обвинитель.

— В моем суде никто ничего не считает очевидным, молодой человек.

Такасуки повернул свое широкое лицо к Маккензи и взглянул на него тяжелым цепким взглядом:

— Вы признаете себя виновным, командор?

Маккензи встал, но ничего не ответил. В зале воцарилась напряженная тишина.

Такасуки продолжал терпеливо ждать ответа, но, когда понял, что его не последует, повторил снова:

— Почему вы не отвечаете, командор? Может быть, у вас есть адвокат, который еще не пришел?

— Обвиняемый отказался от услуг адвоката, — поспешил вмешаться обвинитель.

И тогда Маккензи понял, что настал его черед говорить:

— Это неправда, сэр. Мне не предоставили адвоката, но, смею заметить, я не принял бы услуг ни одного адвоката, предложенного обвиняющей стороной.

Казалось, комнату пронизывали электрические разряды. Члены трибунала вопросительно смотрели друг на друга. Даже обычная самоуверенность Ван Сандер покинула ее, и она словно сползла на край стула.

— Я требую защиты своих прав в соответствии со Специальным Кодексом номер 4 дробь 7, — продолжал Маккензи. — Как капитан и единственный член экипажа, обвиняемый в совершении особо серьезного преступления, я хотел бы сам назвать своего адвоката.

По комнате прокатилась волна возгласов и комментариев. Ван Сандер вскочила.

— Протестую, ваша честь! Я протестую! — громко закричал обвинитель.

Такасуки несколько раз настойчиво постучал молотком по столу, восстанавливая тишину, и объявил:

— Порядок в зале суда!

Наконец спокойствие было восстановлено, только Ван Сандер продолжала стоять. Она угрожающе смотрела на обвинителя.

Капитан Петравич мягко присвистнул, и Такасуки обернулся к нему:

— Что вы знаете об этом Специальном Кодексе, сэр? — спросил он.

— Боюсь, я знаю, что это такое, — с широкой ухмылкой ответил седой человек, — хотя уже очень давно не сталкивался с этим.

— И что же это такое?

— Кодекс дает право команде и капитану корабля выбирать самим себе адвоката, если их судят военным судом за действия, предпринятые во время кризисных или военных событий. Существует два условия: обвиняться должна вся команда, и их выбор адвоката должен быть единодушным. Как правило, это делает невозможным применение Кодекса.

Петравич снова присвистнул, даже не пытаясь скрыть свое удовольствие.

— Но как нам известно, командор Маккензи является одновременно капитаном и всей командой корабля, а его запредельник безусловно выполнял важное задание.

Петравич замолчал, его лохматые брови угрожающе шевелились.

Такасуки кивнул и произнес:

— Ага!..

Младший офицер тоже кивнул, словно открыв для себя нечто очень важное. Петравич продолжал улыбаться. Он посмотрел прямо на Маккензи и подмигнул ему. Длинное лицо Ван Сандер было обращено на обвинителя, который опять начал протестовать.

— Ваша честь! — взывал он. — Я решительно протестую против этой смешной попытки затянуть процесс. Призываю вас учитывать интересы Конкордата! Пособничество врагу — прямая угроза обществу! Если обвинение будет сводиться к абсурду с помощью различных процедурных уловок, государственной безопасности будет нанесен урон, немедленный, отрицательный и полный.

Обвинитель, словно подыскивая дополнительные доводы, замолчал. Внезапно его осенило, и он продолжил:

— Суд должен учесть, что обвиняемый вводит его в заблуждение. Он полностью признал свою виновность в ходе предварительного расследования. За отрицание этого сейчас он заслуживает дополнительного наказания. Но вместе с тем нам следует рассмотреть вопрос об истинности или ложности представленных доказательств. Если вы сейчас отклоните приговор обвинения, то в дальнейшем обвиняемый может воспользоваться этим процедурным моментом как основой для своих апелляций. Но мы призваны блюсти безопасность Конкордата! Думаю, что в данных обстоятельствах подобное решение…

— Что вы пытаетесь внушить суду? — перебив обвинителя, спросил Такасуки. — Мы следуем принятым правилам и не подстраиваемся под свое настроение. Основой безопасности Конкордата является неукоснительное следование законам. Это, надеюсь, понятно? Протест отклонен.

Затем главный судья повернулся к Маккензи: лицо — застывшая маска нихонианского достоинства.

— Суд гарантирует вам ваши права в соответствии со Специальным Кодексом. Кого вы выбираете своим адвокатом?

Маккензи не мог поверить, с какой легкостью он добился желаемого результата. Он сказал:

— Ваша честь, я покорно прошу, чтобы моим адвокатом на суде был Сирус Магнум, Префект Красного Утеса.

Раздался странный звук, словно все одновременно вздохнули. Когда тишина восстановилась, он продолжил:

— Более того, я считаю, что при сложившихся обстоятельствах необходимо введение в действие Поправки 5 Классификационного Статуса, а именно, я требую немедленно доставить меня для беседы к моему адвокату.

Комната взорвалась какофонией звуков.

Поправка 5 Классификационного Статуса являлась наиболее значимой в делах Конкордата и применялась в исключительных случаях. Тот факт, что Маккензи прибегнул к ней при казалось бы не соответствующих обстоятельствах, ошеломлял и придавал всему процессу совершенно новое значение. Даже Маккензи был удивлен содеянным. Это не было частью его плана, скорее мгновенной импровизацией. Его интуиция подсознательно обострилась. Он понимал: реакция Ван Сандер свидетельствовала, что дело было далеко не в выявлении пособников рашадианцев.

Такасуки откровенно злился. Нихонианец, наконец, понял, что дело Маккензи было куда серьезнее, чем он ожидал, и это пробудило его глубинный инстинкт карьерного самосохранения. Он не собирался позволить застать себя врасплох. Маккензи почувствовал, что доведись им встретиться вновь, Такасуки не преминул бы отплатить ему. Тяжелый взгляд нихонианца был достаточно откровенным и не оставлял никаких сомнений на этот счет.

— Хм… — угрожающе проворчал он. — Вам даруется это право. Заседание откладывается, пока адвокат обвиняемого не подготовит дело к слушанию.

Он ударил молотком, знаменуя окончание процесса, и встал.

Все последовали его примеру, и Ван Сандер двинулась вперед, делая какие-то знаки своим людям.

— Командор Такасуки! — закричал Маккензи. — Мне кажется, нам следует уладить еще один момент!

Служащие суда не скрывали своего замешательства, но раздражение Такасуки просто бросалось в глаза.

— И что же это может быть? — спросил он.

— Раз это заседание было созвано, то я попадаю под его юрисдикцию, не так ли?

Три офицера обменялись взглядами, а затем кивнули.

— В таком случае не должна ли военная полиция обеспечить мою безопасность и доставить меня к Сирусу Магнуму?

Такасуки бросал сердитые взгляды по сторонам. Петравич взял руку нихонианца и что-то прошептал. Нихонианец принужденно склонил голову. Но Петравич продолжал говорить, и наконец главный судья сдался.

Он взглянул на Маккензи и с сожалением произнес:

— Кажется, вы опять правы. Вы упустили свое призвание, командор. Возможно, вам следовало заняться юриспруденцией.

Он сделал знак военным охранникам, стоявшим в глубине комнаты.

— Проследите, чтобы командор был доставлен в целости и сохранности в резиденцию префекта.

Затем, повернувшись на каблуках, он направился к двери позади него. За ним последовали Петравич и молодой офицер. Как только судьи ушли, помещение суда начало пустеть. Маккензи опустился на стул. Он равнодушно сидел, ощущая неуместное сейчас облегчение. На несколько секунд он вознесся к Даоготу, странному смешению восточного Дао и западного бога, направляя свою признательность невидимому Творцу, создателю бытия. Это не являлось молитвой в прямом смысле слова, но Маккензи чувствовал такую потребность. Это неосязаемое НЕЧТО в который раз спасло ему жизнь!

Когда он вновь вернулся мыслями на бренную землю, зал был уже почти пуст, а полицейские направлялись к нему. Потом он увидел Ван Сандер, по-прежнему стоявшую у выхода. Ее лицо было застывшей маской презрения, а взгляд мог испугать любого. Казалось, женщина пыталась внушить ему, что ее было рано списывать со счетов, что она знала намного больше, чем он, и это знание должно было привести к его поражению.

Затем он вспомнил о Светле. Она по-прежнему была в руках Ван Сандер. Он не знал, где ее прятали и что могла с ней сделать Внутренняя Безопасность. Сознание этого несколько охладило переполнявшее его чувство триумфа, наполнив его существо бессильной яростью.

«Если с ней что-то случится, я убью тебя голыми руками», — подумал он.

Затем он встал и окинул полковника Пьету Ван Сандер ужасным взглядом. Их глаза встретились. Они долго смотрели друг на друга, а затем Маккензи издевательски рассмеялся.

 

Глава 15

Маккензи ожидал Сируса Магнума в приемной особняка префекта, который находился на Правительственном Холме. Возбуждение, охватившее его после успешного выступления на суде, сменилось нервным напряжением, и он беспокойно расхаживал взад-вперед по комнате. Она была оформлена в неоклассическом стиле, и он то и дело останавливался, чтобы получше рассмотреть мебель или какое-нибудь очередное произведение искусства. Проходя мимо дверей, расположенных в дальнем конце комнаты, он случайно заметил просторный великолепный сад и отодвинул занавески, чтобы полюбоваться на него.

Сад был выполнен в восточном стиле. Искусно подобранный порядок посадки растений, кустарник, валуны, карликовые пальмы. Подразумевающаяся сама собой игра света и теней, тайная значимость посыпанных гравием дорожек и миниатюрных ручейков. Все свидетельствовало об умелой руке, мастерски сочетавшей человеческое творение и тайные секреты природы. От сада веяло умиротворением, и этот безмятежный покой несколько ослабил его напряжение.

Так он стоял, погружаясь в волны спокойствия, когда позади него вдруг послышался мягкий баритон:

— Вам нравится мой сад?

Маккензи обернулся.

Стоявший сзади него человек был выше, чем он ожидал, но во всем остальном Сирус Магнум не отличался от своего голографического изображения, то и дело мелькавшего в новостях. На нем был безупречно сшитый голубой костюм с коротким, в военном стиле, пиджаком, отделанным по воротнику и манжетам голубым кантом. Следы седины, мелькавшие в его черных волосах, лишь подчеркивали бросавшуюся в глаза интеллигентность темно-карих глаз. Он двигался с удивительной грацией, не свойственной человеку в возрасте шестидесяти лет.

Маккензи вытянулся и отсалютовал:

— Сэр, я командор-лейтенант Ян С. Маккензи, в прошлом командир запредельника «Браво», патрулировавшего четвертый квадрант.

Префект задумчиво улыбнулся и непринужденно ответил на его приветствие.

— Я так и подумал, командор. Давайте сядем и обсудим наши проблемы.

Маккензи опустился на кушетку напротив обшитого парчой кресла, которое выбрал для себя Сирус.

— Прошу извинить, если мое поведение не будет соответствовать принятым стандартам. Я не сведущ в вопросах политического протокола, — сказал Маккензи.

— Так ваша проблема имеет политический характер, командор? Мне казалось, что она куда более обыденна.

— Ну… да. С одной стороны, это так, — волнуясь, начал Маккензи. — Но есть в деле политические нюансы, которые я не хотел бы недооценивать.

— Отчего же?

— Это требует знания текущего положения дел в Конкордате на высшем уровне власти, а это выходит за рамки моих возможностей.

— Вот почему вы потребовали введения Поправки номер пять, когда попросили о моем участии в деле?

— Да, сэр. Именно поэтому.

Сирус Магнум задумчиво потер шею.

— Если вы не в состоянии правильно оценить политическую ситуацию, тогда почему вы решили, что необходимо прибегнуть к введению Пятой Поправки?

— Я не хотел недооценивать политического значения происходящего, даже если и не совсем его понимаю.

— Понятно. Значит, вы здесь, чтобы просить у меня политического совета.

— Нет, сэр, я ищу вашей защиты. Но то, что я собираюсь вам сообщить, может иметь и политическое значение.

Префект долго изучал его, и Маккензи начал уже опасаться, что из их разговора ничего не выйдет. Затем Сирус Магнум сказал:

— Почему бы вам не рассказать прямо, что, собственно, произошло? Тогда будет легче определить суть вашей проблемы.

Это звучало малообнадеживающе, но все же было лучше чем ничего.

— Я назвал вас своим защитником в суде, но это не более чем уловка, — признался Маккензи.

— Что именно вы считаете уловкой, командор? Назначение меня адвокатом или сам суд?

— Простите, сэр, — извинился Маккензи, — я нервничаю и выражаюсь неясно. Моя просьба была уловкой, направленной на то, чтобы воспрепятствовать стратегии Ван Сандер. Но и суд являлся фарсом. Внутренняя Безопасность требовала моего осуждения по фальшивому обвинению в пособничестве террористам для того, чтобы сохранить в тайне нечто… совершенно неординарное. Однако…

— Вы говорите, этого требовала Внутренняя Безопасность? — перебил Сирус.

— Да, сэр. Они — полковник Пьета Ван Сандер — сказали мне, что этот план одобрен Исполнительным Комитетом Конкордата.

Брови Сируса Магнума понимающе изогнулись.

— Ах, да, полковник Пьета Ван Сандер. Ее заносчивая бдительность воистину не знает границ. Так она сказала, что Исполнительный Комитет одобрил план?

— Да, но я ей не верю. То, какими способами она пользовалась, чтобы добиться моего согласия участвовать в процессе, возбудило во мне подозрение, даже принимая во внимание особую секретность информации, заложенной в этом деле.

— И о чем же идет речь?

Маккензи решил, что теперь пришла его очередь задавать вопросы:

— Сэр, вам известно, какую цель преследует Ван Сандер?

— А вы думаете, я не знаю, что происходит на моей планете? — резко ответил ему Сирус.

— Со всем моим к вам уважением, сэр, я бы не стал этого утверждать так безоговорочно. Я знаю вас как одного из немногих политических деятелей, способных держать в руках власть в Конкордате. Но ваша партия потерпела поражение в ходе последнего плебисцита, и, очевидно, ваши позиции шатки.

Сирус Магнум холодно смотрел на него, потом к удивлению Маккензи улыбнулся.

— Очень впечатляющее замечание, которое стоит того, чтобы над ним подумать, командор. — Он встал. — Не хотите ли освежиться?

— Нет, благодарю вас, сэр.

— А я выпью аперитив. Мне подарили несколько необыкновенных ликеров «Хальвезо Черри», которыми я иногда балуюсь во время чая. Так вы не хотите присоединиться ко мне?

— Если вы так ставите вопрос, сэр, то с удовольствием. Мне не доводилось пробовать «Хальвезо» раньше.

— Ну и прекрасно.

Сирус подошел к буфету в углу гостиной. Открыв графин, он наполнил тонкие бокалы рубиновым ликером. Вернувшись, протянул один из бокалов Маккензи, затем опять уселся в кресло.

— За процветание Конкордата! — произнес он, поднимая свой бокал.

— За мир и благоденствие на планете! — присоединился к нему Маккензи.

Они пригубили «Хальвезо». Он обладал богатым вкусом, но был крайне сухим, с легким исчезающим ароматом. Ликер приятно согрел Маккензи.

Сирус повертел бокал, с нескрываемым восхищением следя за игрой рубиновой жидкости. Затем он перевел взгляд на Маккензи и сказал:

— Итак, Ян, я думаю, что теперь мы узнали друг друга лучше, чтобы перейти к существу дела. Почему бы вам не рассказать все, что вы знаете, и тогда мы сможем определить, какой урон нанесла Пьета Ван Сандер моей обычно нормально действующей осведомительной сети.

Маккензи пристально изучал его. Обычно Маккензи всегда чувствовал, когда ему приказывали, но мысли Сируса Магнума было невозможно прочитать. Вполне вероятно, что он просто готовился внимательно выслушать его или же умел глубоко прятать свои мысли. И то и другое значительно усложняло дело.

— Простите, сэр, но я предпочел бы, чтобы сначала вы рассказали, что вам известно о моем процессе и намерениях Ван Сандер, — жестко сказал Маккензи.

Сирус смотрел без тени обиды, и Маккензи был несколько озадачен подобной реакцией. Но все равно не изменил своего решения. Если сейчас все рассказать Сирусу Магнуму, то он может лишь поблагодарить его за предоставленную информацию, а затем отправить восвояси, так и не взявшись за его защиту в суде. Тогда у Маккензи ничего не останется в запасе.

— Что же, командор, возможно, вы и правы. Ценю вашу осторожность, — проговорил Сирус Магнум.

Он потянул из бокала ликер, затем, устремив взгляд на Маккензи, начал говорить:

— Насколько мне известно, вы обвиняетесь в совершении особо тяжкого преступления — пособничестве террористам. Внутренняя Безопасность и Полетный Корпус пришли к соглашению провести суд над вами тайно, чтобы защитить вас от ненужной гласности. Эта милость вам оказывается благодаря вашему отличному послужному списку, высокой репутации и некоторым обстоятельствам, объясняющим причину измены. — Сирус вновь пригубил бокал, а когда посмотрел на Маккензи, на его лице блуждала понимающая улыбка. — Подразумевалось, что в деле замешана женщина, но об этом никто никогда не говорил прямо. Честно говоря, я думаю, что в деле замешаны и еще кое-какие грязные делишки, которые Полетный Корпус предпочел бы не афишировать. Это часто случается.

Поставив стакан на стол рядом с креслом, Сирус продолжил:

— В любом случае вы использовали все предоставленные вам возможности и уловки, законные разумеется, чтобы втянуть меня в это дело. И Служба Внутренней Безопасности, и ваша служба отдают себе отчет, что личный интерес является движущей силой даже в моем окружении, поэтому, если я соглашусь участвовать в процессе, будет уже невозможно сохранить его в тайне. Честно говоря, несколько журналистов уже крутились здесь, вынюхивая, что здесь понадобилось военной полиции.

Сирус Магнум долго раздумывал. Он внимательно изучал Маккензи глазами мудреца, которому ведомы все тайны человеческих душ.

— В любом случае, командор, обе службы не без основания опасаются, что вы использовали их благожелательное отношение в своих интересах. Они посоветовали мне отклонить вашу просьбу и отослать вас… в интересах собственной безопасности. Они говорят, что вы ненормальны, мой мальчик. Душевнобольной, подозрительный и склонный к насилию тип. Они даже высказали опасения о моей безопасности. Так ответьте: мне следует вас опасаться?

Маккензи вдруг понял, что он сидел с яростно прикушенной губой и перекошенным в гневе лицом. Невозмутимость Сируса Магнума явно противоречила смыслу сказанного им. Маккензи, впрочем, не сомневался, что охранники схватят его при малейшем подозрительном движении. Но его совершенно сбивал с толку сидевший перед ним человек. Сирус Магнум был непостижим, и это могло свести с ума.

— И это все, сэр? Все, что вам известно?

— А есть еще что-то?

— Да, сэр, есть. Они ничего не сказали вам, что случилось со мной и лейтенантом Стоковик? Вы действительно ничего об этом не знаете?

Он подался вперед, яростно пытаясь просчитать в уме, что еще он мог сказать Сирусу Магнуму.

— Думаю, они не рассказывали вам, как пытались провести меня с помощью подставного лица?

Брови Сируса изогнулись, и он с любопытством посмотрел на Маккензи. Маккензи ответил ему настороженным взглядом. Он продолжил:

— Вы ведь не относитесь к числу тех деятелей Конкордата, которые тайно поддерживают рашадианцев, не так ли, сэр? И за которыми охотится Ван Сандер? — Он секунду подумал. — Простите, сэр. Я не хотел оскорбить вас.

Сирус извиняюще рассмеялся. Поднял бокал и сделал еще один глоток. Потом спросил:

— А что это за подставное лицо, которое вы упомянули?

«Интересно, — подумал Маккензи, — префект не клюнул на приманку о предателях». И это первое, что ему удалось прояснить для себя в его поведении.

— Лейтенант Стоковик, сэр. Они не позволили мне увидеть ее. Мне пришлось говорить с ней по видеофону. Она пыталась убедить меня в необходимости сотрудничества с Ван Сандер, но это была самозванка, неплохая, но все же подделка. И это показало мне, что в деле замешано куда больше, чем лежит на поверхности. Если Ван Сандер и Внутренняя Служба лгут о Стоковик, они лгут и во всем остальном.

— Но откуда у вас такая уверенность, что это была не лейтенант?

— Она не помнила того, что должна была… Нечто очень важное.

— Понимаю. А эта лейтенант Стоковик и есть ваша бывшая пассия, командор?

Маккензи поднял стакан и сделал большой глоток сладкого ликера. Интересно, не таился ли здесь какой-нибудь намек?

— Да, мы были любовниками, — ответил он. — Но с нами произошло нечто из ряда вон выходящее, и теперь эта женщина значит для меня больше, чем можно выразить просто одним словом «любовь».

Впервые за все время их беседы Сирус, казалось, был сильно поражен. Он, выжидая, наклонился вперед и осторожно спросил:

— И поэтому вы передали систему Бета-Z рашадианцам? Чтобы спасти ее?

Вопрос означал, что Сирус Магнум не сказал ему всего, что он знал. Это вывело Маккензи из себя. Теперь ему стало ясно, что префект просто забавлялся, играя в следователя.

— Вы ведь не поверили ни одному моему слову, не так ли? — спросил его Маккензи. — Слушайте меня очень внимательно, потому что то, что я сейчас скажу, и есть настоящая правда. Мы никому никогда не давали систему Бета-Z. Она здесь, на Красном Утесе. Она в руках у Внутренней Службы, так же как и Светла, настоящая Светла Стоковик.

Он с силой опустил бокал на столик между ними, так что часть «Хальвезо» пролилась на инкрустированное дерево.

— Все кругом только лгут сквозь крепко стиснутые зубы. Они используют случившееся в своих политических целях, и я хочу знать почему. И связаны ли вы со всем этим.

Его тон стал грубым, и префект не мог не заметить вызова, звучавшего в его голосе.

— Не будьте слишком самонадеянны, Ян. Мое терпение может лопнуть, уверяю вас.

Маккензи уже устал от угроз.

— Мы не отдавали эту систему рашадианцам, сэр. Мы со Светлой, рискуя жизнью, спасти ее. В ходе операции Стоковик лишилась руки. И сейчас мы бы должны были быть в Запределье, на расстоянии одного светового года полета, сражаясь с проклятыми рашадианцами, если бы не Шейла и космический прыжок.

Сирус казался изумленным. Он поставил бокал на стол и сказал:

— Вы злой человек, Маккензи… Злой и надменный. Я очень стараюсь сейчас не замечать этого. Но вы меня совершенно сбили с толку. Кто эта Шейла, о которой вы говорили? И что это за космический прыжок?

Вопрос Сируса Магнума принес в сознание Маккензи облегчение. Наконец-то он начал понимать префекта и знал теперь, что префект говорит правду. Он ничего не знал о космическом прыжке, потому что ему ничего об этом не сказали. А это значило что его противники скрывались за спиной Ван Сандер и Внутренней Службы. Он закрыл глаза и прошептал слова молитвы.

— Что это вы? — с усмешкой спросил его Сирус.

Маккензи покачал головой.

— Ничего, сэр. Позвольте мне только добавить, что то, что я собираюсь вам сейчас рассказать, покажется вам невероятной сказкой, и мне пока нечем доказать правоту моих слов. Но клянусь памятью своего отца, что я говорю правду. Когда вы выслушаете меня, вы, может быть, поймете, отчего я так поступаю.

Следующие два часа Маккензи непрерывно рассказывал, что с ним произошло. Он рассказал Сирусу Магнуму об обследовании «Утопии», роботах, космическом прыжке и как его содержали в штабе Внутренней Службы. Он не утаил ничего.

Сирус иногда прерывал его, требуя пояснений или уточняя детали. Он дважды спросил, что испытывал Маккензи во время космического прыжка. Затем он спросил Маккензи о приказах, которые ему показывал вице-адмирал Шоенхоффер. Он также потребовал передать дословно, что говорила Пьета Ван Сандер о потенциальных предателях в Конкордате.

Когда Маккензи закончил рассказывать, Сирус встал и медленно подошел к дверям, ведущим в сад. Он смотрел вдаль, погрузившись в свои мысли. Маккензи ждал его решения, спокойно сидя на кушетке.

Наконец Сирус вздохнул. Повернувшись, вновь пересек комнату. Когда он был рядом с Маккензи, он остановился и потрепал его по плечу.

— Да, Ян, то, что вы рассказали, вполне может быть чудесной сказкой. Но если в ней есть хоть капля правды, если вы не сумасшедший, конечно, тогда, может, нам обоим повезло, что вы попали ко мне.

Он скрестил руки на груди, губы шевелились в раздумье.

— Но как нам получить доказательства, что вы совершили этот прыжок? — спросил он.

— Найдите мой корабль, сэр. Шейла знает, что произошло в действительности. У нее есть все необходимые доказательства.

— А вы не знаете, где он находится?

— Не знаю, так же как и не знаю, где Внутренняя Безопасность содержит Светлу Стоковик.

— Ах, да, лейтенант Стоковик. Вы, надеюсь, отдаете себе отчет, что ваша попытка расстроить планы Службы поставило ее жизнь под угрозу смертельной опасности?

Маккензи кивнул, пряча боль.

— Да, знаю. Но, похоже, у меня не было иного пути. Светла тоже запредельник, сэр. Она поймет меня.

— Я не собирался осуждать вас, Ян, — сказал Сирус Магнум с улыбкой симпатии. — Да, она запредельник. Как и вы, легендарный боец, а?

— Так вы верите мне, сэр?

Префект вернулся на свое место. Он сказал:

— Давайте сформулируем это так. В настоящий момент я готов действовать, исходя из заключения, что вы не лжете. В этом есть существенная разница, как мне кажется. — Он откинулся назад, подняв голову. — Аастергаарт? — произнес он, словно обращаясь в никуда.

— Да, Сирус, — ответил по интеркому женский голос.

— Ты все записала?

— Да, сэр. Никаких проблем.

— Хорошо. Тогда, во-первых, свяжись с доктором Фронто из Эктэлонского университета. Скажи, что он мне нужен немедленно. Во-вторых, прикажи О-Скару и его людям отыскать корабль. Я хочу, чтобы это было сделано как можно быстрее. Я также хочу, чтобы было обнаружено местонахождение лейтенанта Светлы Стоковик, если она все еще на Красном Утесе. Наконец, мы должны узнать, что случилось с системой управления оружием Бета-Z. Ты все записала?

— Да, сэр. Правильно ли я понимаю, что это секретное задание?

— Да, правильно, Аастергаарт.

— Спасибо, сэр, — откликнулся невидимый голос.

Сирус Магнум взглянул на Маккензи и поднял руки.

— Ну что же, Ян, как видите, ваши труды дают свои результаты. Я все же очень надеюсь, что вы не душевнобольной, потому что это поставило бы меня в затруднительное положение. Я думаю, вы понимаете, что это худшее, что может произойти с общественным деятелем, во всяком случае, однажды. С другой стороны, если вы правы, все может измениться для вас. Кто знает?

Префект улыбнулся, взял стакан и осушил его до дна. Он встал и подошел к буфету, на ходу говоря Маккензи:

— Вы могли бы придумать что-нибудь похуже, вместо того чтобы вручать свою судьбу мне, если вы говорите правду, Ян. Не хотите ли еще «Хальвезо»?

 

Глава 16

Пилот ввел в низкочастотный передатчик код, и О-Скар прошептал:

— Сейчас узнаем, стоит ли моя разведка тех денег, что я на нее трачу.

Теперь им с Маккензи оставалось лишь ждать.

— Прием, СС-Десять, — защелкало в наушниках. — Код принят. Вам разрешается посадка на Центральной Площадке Базы Службы Внутренней Безопасности Кассерн Басалт.

Лицо О-Скара осветилось улыбкой, обнажившей его ослепительно белые зубы. Маккензи познакомился с этим темнокожим человеком лишь несколько часов назад. Он был начальником небольшой группы разведчиков. В его взгляде сквозило высокомерие, но это впечатление было обманчивым. Под ним таилась спокойная уверенность в своих силах. Любезно взмахнув темной рукой, О-Скар предложил:

— Не пройти ли нам к выходу и не приготовиться ли к встрече с нашими хозяевами?

Маккензи, не раздумывая, открыл крышку люка. Они двинулись по центральному коридору корабля в грузовой отсек. Их шаги гулким эхом звучали в разбухшей пустоте грузовых камер, и О-Скар не упустил возможности еще раз напомнить Маккензи о той роли, которую он играл в этой операции.

— Запомни, ты здесь нужен, чтобы удостоверить личность лейтенанта Стоковик. Пожалуйста, ни во что другое не ввязывайся. Мы с группой захвата сами во всем разберемся. Сирус хочет увидеть тебя в целости и сохранности, поэтому не надо лишнего геройства.

— Постараюсь запомнить, — ответил Маккензи.

Когда они достигли основного выходного люка, то увидели тринадцать человек, молча сидевших вдоль стен. Все они были вооружены и готовы к нападению. Эти люди были сосредоточены и производили впечатление воинов, закаленных в сражениях. Только через некоторое время Маккензи понял, что большинство из них было ему знакомо. Они все работали барменами, водителями такси и продавцами в магазинах Центрального Города.

О-Скар ходил между ними, лично проверяя снаряжение каждого и повторяя инструкции. Маккензи прислонился к перегородке, чувствуя, как его охватывает возбуждение перед схваткой. Он сделал глубокий вдох и опустился на корточки.

Наконец грузовой корабль приземлился. Мужчины встали и в последний раз проверили свое снаряжение. Маккензи последовал их примеру. Скоро они узнают, что Внутренняя Служба сделала со Светлой… если им повезет.

Дважды прозвучал сигнал, напоминавший, что сейчас откроются выходные люки. Маккензи почувствовал легкую тошноту. Он всегда испытывал это чувство и знал, что оно продлится до начала боя, а затем отпустит его. Но это состояние сейчас опьяняло его. Впервые с момента своего пробуждения в камере Службы Внутренней Безопасности он почувствовал себя снова в нормальной форме.

Сигнал прозвучал снова. Люк начал открываться, и вся команда, не дожидаясь приказа, слегка присела.

Кассерн Басалт представляла собой станцию, расположенную на трех полукруглых террасах, вырезанных в скалах. Эти скалы отделяли Внутреннее море от Великой пустыни. Терраса, предназначенная для посадки кораблей, была самой широкой и находилась внизу. Она служила также и ангаром для прибывших кораблей. Солнечный свет ярко отражался от выжженного песка, и Маккензи инстинктивно отодвинулся подальше в спасительную тень грузового отсека.

Как и предупреждали агенты О-Скара, Внутренняя Служба не подавала никаких признаков своего присутствия. На террасе находились лишь два охранника, которые бежали с такой резвостью к кораблю, словно были страшно рады возможности немного встряхнуться от этой одуряющей монотонности.

— Ну, ребята, что вы там для нас приготовили? — спросил один из них, поднимаясь по лестнице.

— Здесь до черта всякого груза. Давай-ка, помоги нам, — отозвался О-Скар голосом, в котором сквозил сильный лебонийский акцент.

Охранник кивнул.

— Конечно. Наверняка они вам платят за это копейки, — проговорил он, входя в грузовой отсек.

Не успели его глаза как следует привыкнуть к темноте, как массивная рука О-Скара зажала ему рот, рывком опрокинув назад. В шею было быстро введено анестезирующее вещество. Через несколько секунд на полу распростерлось неподвижное тело.

— Эй, парень! — позвал О-Скар второго охранника. — Подойди-ка на минутку, а? У твоего дружка небольшая проблема.

Второй охранник был осторожнее. Поднявшись по ступеням, он не дошел примерно полутора метров до входа в отсек.

— Слушай, ты, шутник, заруби себе на носу. Юрген мне не приятель и не начальник. А в чем все-таки дело?

Он подозрительно всматривался в темноту грузового отсека.

— Юрген? Что происходит?

О-Скар умело разыграл удивление.

— Йорген? Какой-такой Йорген? — спросил он, направляясь к охраннику.

Парень почувствовал западню, но было уже поздно. Он попытался выхватить бластер, но О-Скар длинной рукой ухватил его шею и втянул внутрь корабля. Он швырнул его на пол и сделал ему укол. С минуту ноги охранника яростно дергались, затем безжизненно обмякли.

Как только О-Скар опустил его бесчувственное тело на пол, команда из семи человек рванулась вперед, толкая перед собой разгрузочную тележку. Двое идущих впереди были одеты в форму Службы Внутренней Безопасности. Группа направлялась к главному входу, но мягкий песок замедлял движение. Им приходилось сильно напрягаться, чтобы не дать тележке остановиться.

— Чудесно! — съязвил О-Скар. — Предполагалось, что песок будет твердым как керамика. Какая отличная информация для успешного проведения операции!

Маккензи собрался было спросить, откуда он взял такие сведения, но команда уже достигла главного входа. Командир достал что-то из кармана костюма, направил на расположенную над их головами камеру и дернул пальцем.

— Сейчас их мониторы, обслуживающие нижнюю террасу, на некоторое время выйдут из строя, — констатировал он. Затем сделал знак продолжать движение.

Вторая группа людей скатилась по лестнице корабля и затаилась у основания стены, которая вела на следующую террасу, где находилось главное здание Кассерн Басалта. Они разделились на две группы и поползли по стене, словно насекомые.

— Как им это удается? — спросил Маккензи.

— Вакуумные прокладки на ботинках и перчатках, — с готовностью объяснил О-Скар. — Они хорошо себя зарекомендовали на мягких поверхностях. Слава Богу, что эта часть операции идет по плану.

— Что, Внутренняя Служба сейчас отдыхает или они всегда ничего не видят?

— Они слишком уверены в себе. Этот корабль летает здесь регулярно, и к тому же они совершенно расслабились в этом Богом забытом месте. Не думаю, чтобы им было известно, кто такая Светла на самом деле. Они считают ее мелкой пташкой, запутавшейся в сетях ловца. Они ведь никогда не задают слишком много вопросов.

Первая команда уже вскрыла грузовую тележку и теперь собирала небольшую лазерную пушку. Закончив с этим, двое проверили систему управления и кивком головы показали, что все в порядке. Получив этот сигнал, О-Скар поджег фитиль пускового факела, который он установил на замках главного входа. Вырвался клуб дыма, сопровождаемый приглушенным хлопком, и ворота распахнулись. Лазерная пушка тут же исчезла в проеме стены.

По-прежнему они не слышали сигнала тревоги.

— Что, Маккензи, готов к пробежке? — спросил, ухмыляясь, О-Скар.

— Пошли, — ответил Маккензи, следуя за ним к гравитационной платформе, расположенной за главным входом. Она находилась на высоте около двух метров над полом, но О-Скар без труда забрался на нее и протянул огромную руку Маккензи.

— Тебе приходилось видеть что-нибудь подобное раньше? — спросил либониец.

— Нет. А что?

— Многие считают наши либонийские забавы слишком трудными. Ты лучше держись покрепче. Готов?

Маккензи внимательно изучал хитрое изобретение. Оно состояло из серий тоненьких проводов, расходившихся, как спицы в зонтике, из центрального узла. Все это казалось ему ужасно ненадежным. Он ухватился за ручку и кивнул.

Площадка оторвалась от стены, затем вылетела через люк, молниеносно меняя направления движения, так что Маккензи с трудом мог удержаться. Не успел он прийти в себя, как площадка резко развернулась на полпути и так же резко двинулась в новом направлении, так что он опасно наклонился набок. На полпути между кораблем и главным входом она замерла без предупреждения, и Маккензи потерял равновесие.

Он с трудом вскарабкался на подножку и кинул сердитый взгляд на О-Скара, но либониец только ободряюще ухмыльнулся в ответ:

— В чем дело, Маккензи? Я-то думал, что ты запредельник!

— Я не телепат, чтобы знать, о чем ты думаешь! Не мешало бы предупреждать, когда она собирается останавливаться или лететь дальше.

— Хорошо, я буду тебя предупреждать. Но это, между прочим, не более чем гравитационная площадка, и она может двигаться только в цельных квантовых уровнях. Здесь не может быть ускорения или торможения. Лучше крепче держись.

— Понятно, — отозвался Маккензи, неохотно выслушав эту информацию.

— Мы поднимаемся. Ты готов?

Маккензи ухватился за поручни.

— Давай. Поехали!

Площадка рванулась вперед с силой, превышающей уровень трех g. Но Маккензи был готов, когда О-Скар изменил направление движения. Он заметил, что площадка могла двигаться лишь по прямой и всегда словно замирала, перед тем как изменить направление.

— Для сухопутного вояки ты неплохо с ней управляешься, — отметил Маккензи.

— Спасибо большое, мой друг! Конечно, у меня было время, чтобы потренироваться слегка. Но ты, похоже, тоже с ней освоился. Может быть, все эти легенды о запредельниках и не врут. — В темных глазах О-Скара загорелись красные огни, и Маккензи скривился, ожидая нового рывка.

— Сейчас мы пролетим над зданием.

Площадка поднималась до тех пор, пока не зависла над плоской крышей здания, расположенного на верхней террасе. О-Скар остановил ее. Они приготовились к высадке, и тут раздался сигнал тревоги.

— Они знают, что мы здесь, — прокричал сквозь шум Маккензи.

— Да, но это произошло на целых три минуты позже запланированного нами. Если только их силы не больше того, что мы ожидаем, здание скоро будет нашим. Нам надо найти лейтенанта Стоковик до того, как они поймут, что нам нужна она. Спускаемся.

Площадка начала спускаться в череде коротких падений, пока не приземлилась на крышу с треском, напоминающим хруст ломающихся костей. О-Скар выпрыгнул из нее и направился к куполообразному люку, видневшемуся на крыше в нескольких метрах от них. Маккензи последовал за ним.

О-Скар склонился над люком, чтобы открыть его с помощью механического руля, но он вдруг начал сам поворачиваться. О-Скар отскочил в сторону и приложил палец к губам, приказывая Маккензи встать рядом.

Люк открывался медленно и осторожно. О-Скар достал из кармана звуковую гранату. Он уже собирался дернуть за кольцо, когда Маккензи вдруг почувствовал, что что-то было не так. Слишком легко им пока все удавалось. Настоящая опасность таилась в другом.

Он обернулся в поисках возможной опасности, и заметил вспышку солнечного света, отразившуюся от чего-то на уступе скалы под ними. Маккензи вгляделся. Это была автоматическая лазерная пушка, и в этот момент ее дуло было направлено прямо на них.

Маккензи прыгнул на О-Скара. Либониец был не просто высок ростом, но и очень силен и ловок. Несмотря на то что его застали врасплох, он почти не шелохнулся, хотя все же и вышел за линию огня. В этот момент одновременно четыре выстрела легли вокруг люка на крыше. О-Скар обернулся, чтобы узнать в чем дело, но Маккензи уже скатился с него и бежал к пушке. Следующий выстрел разорвался у него над головой, подтверждая его догадку, что целились по люку. Продолжая двигаться к пушке, он успел заметить, что О-Скар избежал второго выстрела, прыгнув в сторону, но подобные маневры не долго могли его выручать.

Маккензи встал на колени и вынул свой лазерный пистолет. Он прицелился в пушку и сделал три выстрела. Выступ утеса взорвался, усеивая все вокруг осколками камней и комьями грязи. Небольшая лавина сошла на крышу, покрыв ее осколками. Когда пыль улеглась, он оглянулся.

О-Скар уже успел открыть крышку люка и теперь опускал в него гранату. Маккензи приготовился к взрыву, как вдруг над его головой вновь прогремел лазерный залп. Инстинктивно он растянулся во весь рост и осторожно осмотрелся.

Несмотря на то, что площадка утеса, где находилось орудие, была разрушена, силовое поле спасло пушку. Маккензи вновь прицелился. Тут он заметил, что ствол пушки был неестественно задран вверх. Потом он понял почему. Его выстрелы разрушили часть уступа, и она сошла вниз вместе с лавиной. Основание пушки провалилось в образовавшийся выступ. Пушка вновь выстрелила, но снаряд пролетел в пяти метрах над головой О-Скара и разорвался, не причинив никому вреда. Теперь, даже при самой точной наводке, орудие не могло попасть в крышу.

Он уже поднимался, когда от взрывной волны всколыхнулась под ногами крыша. Маккензи удовлетворенно хмыкнул. Звуковые гранаты, не могли убить, но вибрация звука, которую они вызывали взрывом, провоцировала сильнейшую боль и практически лишала всех находившихся в зоне взрыва возможности двигаться по меньшей мере на час. Он начал двигаться вперед, молясь про себя, чтобы Светла не оказалась вдруг рядом.

Когда он наконец приблизился к люку, О-Скар уже просовывался в его отверстие. Маккензи присел на корточки, озираясь по сторонам в поисках неожиданной опасности. Пушка еще раз выстрелила, не причинив никому вреда, а затем упала в сапфировую гладь Внутреннего Моря, разорвавшись в ослепительной вспышке света.

— Спускайся, Маккензи. Путь свободен, — откуда-то снизу позвал его голос О-Скара.

Маккензи опустился в люк и начал спускаться по лестнице. Когда он достиг пола, то огляделся по сторонам. Похоже, что они находились в центре связи. Вокруг без сознания лежало четыре солдата Внутренней Службы.

— Где мы находимся? — спросил Маккензи.

— В штабе Кассерна, — ответил О-Скар, подходя к будке командира, расположенной в центре зала. — Как правило, отсюда осуществляется управление ходом обычных операций. Но в экстренных случаях командование переносится в Боевой Командный Информационный центр, расположенный глубоко в скалах. Сейчас мы как раз его атакуем нашей лазерной установкой.

Непрерывное дрожание пола свидетельствовало о том, что эта атака была пока бесплодной.

О-Скар отдал какую-то команду через пульт управления. На экране дисплея появилась информация, которую он сосредоточенно изучал некоторое время, затем пожал плечами и ввел еще несколько команд. Наконец он произнес:

— Лейтенант Стоковик должна быть в последней комнате по коридору. Думаю, что у дверей нас встретит пара охранников.

— Что значит «я думаю»?

— Граната нарушила некоторые системы локационной связи. Сигналы нечеткие…

О-Скар продолжал говорить, когда дверь зала открылась, и в комнату ворвались с ружьями наизготовку три солдата Внутренней Службы. Один из них закричал:

— Стойте на месте и опустите оружие, если хотите жить!

Маккензи взглянул на О-Скара. Либониец медленно отводил руку в сторону, словно собираясь бросить свой лазер. Но другая его рука была не видна нападавшим за панельным щитом рубки управления, и он незаметно доставал бластер из кобуры.

Маккензи начал поднимать руки, а потом вдруг неожиданно упал за пульт управления и пополз на четвереньках к солдатам. Он продвинулся примерно на метр вперед. Позади него раздались два выстрела из бластера… Затем им ответил еще один выстрел из центра комнаты. Это стрелял О-Скар. Не было времени продумывать все детали операции. Он присел и осторожно выглянул.

Двое нападавших были убиты, но третий продолжал стрелять, целясь в рубку, где прятался О-Скар. Маккензи поднял свой лазер и выстрелил три раза подряд. Последний солдат отлетел к стене и неподвижно застыл.

О-Скар поднялся на ноги, сделав Маккензи запрещающий знак рукой. Он двинулся к двери.

— Я займусь охранниками Светлы. Ты оставайся здесь и жди моего сигнала.

— Нет. Так не пойдет, — быстро откликнулся Маккензи. — Думаю, что охранники начеку, и, как только ты высунешь нос в коридор, они начнут стрелять. Или займутся Светлой.

— Тогда что ты предлагаешь?

Маккензи кивнул головой на убитых солдат.

— Я переоденусь в их форму и пойду по коридору. Если мне повезет, они не учуют ловушки, пока я не разделаюсь с ними.

О-Скар потер рассеченную челюсть и пробормотал:

— Это противоречит полученным приказам. Сирус приказал ни в коем случае не подвергать тебя опасности… Но ему также нужна и Светла Стоковик. Я не знаю…

Маккензи не мешал ему размышлять. Пол под ногами вибрировал от глухих разрывов где-то в глубине скалы, но, казалось, они затихали.

— Хорошо. То, что ты говоришь, имеет смысл, — наконец признал О-Скар.

Маккензи подошел к ближайшему охраннику, чья фигура походила на его, и начал стаскивать с него форму.

— Еще раз проверь показания локатора, пока я переодеваюсь. Может быть, система заработала, — сказал он О-Скару.

Либониец вернулся к пульту и отдал необходимые команды.

— Немного получше. От двери идут два сигнала. Они не изменили своего положения, так что это должны быть охранники. Но внутри комнаты тоже есть два сигнала. Это значит, что кроме Светлы, там есть еще кто-то.

О-Скар минуту помолчал, потом продолжил:

— Ты был прав, Маккензи. Если бы мы последовали моему плану, лейтенанта Стоковик могли уничтожить. — В его голосе звучали странные нотки, словно он просил прощения за свою недальновидность. — Нам не избежать перестрелки, если мы ничего не придумаем. Ты сможешь уложить тех, что у дверей, без стрельбы?

— Я владею боевыми восточными единоборствами. Ты увидишь сам через несколько минут.

О-Скар кивнул.

— Хорошо. Только будь осторожен. Я прикрою тебя с тыла.

Маккензи натянул поглубже на лоб каску охранника, сделал глубокий вдох и на несколько секунд задержал дыхание. Затем выдохнул, чувствуя, как наполняет его тело легкость, позволяя расслабиться и очищая сознание. Он открыл дверь и ступил в коридор, но не пошел сразу же к охранникам, а, повернувшись назад, сказал, словно обращаясь к кому-то невидимому:

— Хорошо, я займусь этим, пока вы тут все уберете.

Это звучало как приказ другим солдатам, что участвовали в атаке. Потом он повернулся и с озабоченным видом зашагал по проходу.

Оба охранника повернулись к нему.

— Эй, что там случилось? Кто на нас нападает? — беспокойно спросил один из них.

Маккензи не ответил. Его отделяло от них менее половины пути. Он шел, подавшись вперед, покачивая из стороны в сторону головой, словно в сильнейшем недовольстве. Еще несколько шагов, думал он, несколько шагов… Он уже был в пределах их досягаемости, когда меньший из двух охранников вдруг понял, что не знает его и потянулся за бластером.

Маккензи бросился вперед, ударив его по лицу рукой, как бьет, нападая, тигр. Этот удар почти лишил охранника зрения, а за ним последовал еще один, в пах. Затем он откинулся назад, нанеся удар ногой второму охраннику.

Этот второй не сразу понял его уловку, но лучше среагировал на удар. Маккензи удалось выбить бластер из его руки, но охранник все еще мог защищаться.

Маккензи занял выжидающую позицию, давая противнику возможность первому нанести удар. Охранник приготовился к нему, затем нанес быстрый боковой удар.

Маккензи без труда сумел отразить удар, но вдруг он понял, что это было лишь обманным маневром противника. На самом деле он пытался дотянуться до выступавшей из стены кнопки сигнала тревоги. Маккензи с лету нанес двойной удар. Левой ногой он с силой ударил по извивающейся руке противника, но охранник сумел поставить блок локтем. Маккензи упал на колени, но противник не оставлял его, с силой прижимая к полу и удерживая мертвым захватом.

Маккензи попытался вывернуться, но он слабел, а охранник продолжал удерживать его, с силой обхватив сзади шею. Тогда Маккензи попытался откинуться назад, отворачивая подбородок в сторону и лихорадочно пытаясь защитить глотку, но рука мертвой хваткой лежала на горле, и Маккензи понял, что у него больше не было сил сопротивляться.

Но он все же продолжал бороться без всякой цели или надежды на спасение, отлично сознавая, что ему осталось жить лишь несколько секунд: он почти терял сознание, а когда оно его покинет, охраннику не составит большого труда сломать ему шею. Он отчаянно пытался отвлечься от этой мысли, но, казалось, даже кровь кипела в его голове. Все, что ему удалось вспомнить, были слова учителя Чена: «Когда ты встречаешь противника, равного тебе по силам, его мертвую хватку частенько невозможно ослабить». В сознании возникли образы несчастных животных, пожираемых хищниками. Его всегда поражала безропотность, с которой оглушенная жертва сдавалась на милость своего палача, покорно ожидая, когда острые клыки безжалостно разорвут невинную плоть. Но сейчас он мало чем отличался от тех бессловесных животных, и это наполнило его отвращением. Переборов подступавшую к горлу тошноту, он собрал остатки сил, раздвинул губы и глубоко вонзил зубы в обнаженную руку противника. Зубы вошли глубоко, и он продолжал с силой сжимать челюсти, не ослабляя захвата, словно удав, обвивший кольцами быка. Он видел это однажды в игорном доме на Эктэлоне. И вдруг с необъяснимым чувством почти сексуального удовольствия он почувствовал на губах вкус крови.

Откуда-то сквозь шум в ушах до него донесся стон, переполнивший его удовлетворением. Вдруг он почувствовал, что его тело сотрясает дрожь, словно дерево, падающее в звенящей тишине зимнего леса от топора лесоруба. Чудесным образом сжимавшие его горло тиски разжались.

Маккензи мешком свалился на пол, судорожно глотая пересохшим горлом такой пьяняще сладкий воздух. Он чудом избежал смерти. Он все еще был жив. Ему потребовалось немного времени, чтобы отдышаться, и он подождал, пока исчезли плывущие перед глазами круги. Когда наконец он был в состоянии смотреть, он увидел темное лицо О-Скара, нависающее над ним.

— Все в порядке? — спросил либониец.

— Думаю, да, — с трудом шевеля языком в пересохшем горле, ответил Маккензи. — Но смерть была близка. Я уже почувствовал себя покойником.

Он попытался подняться, но в голове все поплыло, и он был вынужден прислониться к стене, пока это чувство слабости не прошло. Он взглянул на второго охранника. Казалось, что он спал, но его шея была как-то неестественно свернута набок.

— Это твоя работа?

— А чья же еще? — отозвался О-Скар. — Уж, конечно, не твоя. Хотя должен признать, что рано или поздно ты бы поборол его, с таким-то захватом!

Маккензи снова попытался встать. На этот раз у него это получилось. Ему вдруг пришло на ум, что с момента его прыжка на охранника, наверное, прошло не более минуты, но в их положении время играло существенную роль.

— Ты сможешь открыть это? — спросил он, указывая на дверь в комнату, где по их расчетам должна была быть Светла.

О-Скар кивнул и, подойдя к двери, ввел код. Послышались сигналы кодового устройства. Когда они затихли, дверь открылась перед ними. Маккензи быстро вошел в комнату, пряча за спиной пистолет.

Комната представляла собой изогнутое, плохо освещенное помещение. Лишь небольшая лампа на потолке да еще одна рядом с кушеткой бросали слабые отблески света. Он лихорадочно обернулся, безуспешно пытаясь найти еще одного охранника. Вдруг он увидел Светлу. Она была рядом с кушеткой, как раз в круге желтого света, отбрасываемого настольной лампой. На ее лице лежала тень, но он все же разглядел ее высокие скулы и прямой нос. Она как-то странно невидяще глядела на него.

Он присел, его глаза перебегали с предмета на предмет в поисках затаившегося стражника. По казалось, что в помещении никого не было. Вдруг Светла подняла руку и показала на кровать. Маккензи подумал, что она хотела показать ему, где притаился охранник, и он весь сжался перед броском.

Но не успел он пошевелиться, как возникший слева О-Скар стремительно прицелился и выстрелил прямо в лицо Светле из лазерного пистолета. Она дернулась, словно ее ударили, а затем упала на пол. Маккензи в дикой ярости повернулся к О-Скару.

— Что ты делаешь?

— Это была не Светла, — крикнул в ответ О-Скар. — Это был ее двойник, у Светлы нет левой руки.

— Откуда ты можешь это знать? Ей могли сделать бионический протез!

— Я же видел сигналы локатора, разве ты не помнишь? Кто-то лежит там на кровати. Пойди и посмотри сам! Я убил двойника. Она собиралась уничтожить Светлу.

Маккензи бросился к женщине, неподвижно лежащей около кушетки. Опустился на колени рядом с ней и приподнял голову. С нее соскользнул темный парик, и перед ним предстали светлые мягкие волосы. Он оттолкнул двойника, и она замерла рядом с дисфазером, которым она пыталась попасть в застывшее на кровати тело. Он пощупал шею в поисках пульса. Под его пальцами слабо трепетала тонкая ниточка. Но его это мало заботило.

О-Скар сумел найти панель освещения на столе рядом с кушеткой. Надавив на сенсоры, он осветил комнату. Он взглянул на Маккензи и кивком головы указал ему на кровать. Маккензи осторожно двинулся к ней. Кто-то неподвижно лежал там, плотно завернутый в покрывало, лишь голова выступала над этим плотным тугим блестящим полотном. Подойдя к кровати, он невольно отпрянул. Это была Светла.

Ее глаза были слегка приоткрыты, но казалось, что она ничего не видела. Губы были раскрыты и словно запеклись от жары. Он наклонился и потрогал ее лоб. Он был холодным и влажным. Казалось, она была накачана какими-то лекарствами. Он наклонился и прошептал ей на ухо:

— Светла, это я… Маккензи. Все теперь хорошо. Ты в безопасности.

Он внимательно смотрел на нее, пытаясь определить, поняла ли она сказанное. Но он не дождался ответной реакции.

О-Скар озабоченно произнес из-за его плеча:

— Как она?

Маккензи пожал плечами:

— Не знаю. Она не реагирует.

Он провел глазами вдоль ее тела до ног. Покрывало было прикреплено к поручням, опоясывавшим кровать. Он отсоединил его, и оно соскользнуло на пол, открыв обнаженное тело Светлы.

Ее глаза по-прежнему ничего не видели. Единственное, что показывало на ее реакцию, были пузырьки гусиной кожи, покрывшие всю ее, когда холодный воздух беспрепятственно омыл тело Светлы. Она казалась похудевшей. Маккензи присел на кровать, взял правую руку Светлы в свою и легонько похлопал. Наклонился и снова позвал:

— Светла? Это я, Маккензи.

Она не отвечала.

Внезапно на пороге комнаты возникли два охранника с пистолетами наперевес. Маккензи и О-Скар резко обернулись к ним, готовые отразить любую атаку, но потом поняли, что это были их люди из команды, захватывавшей террасу.

— Кассерн в наших руках, сэр, — сказал один из них. — Мы понесли потери. Двое. Один убит.

Тяжелые челюсти О-Скара, казалось, отяжелели еще более.

— Кто это? — властно спросил он.

— Михаэлис, сэр. Эти ублюдки из Боевого Центра Информации стреляли на поражение. Случайная пуля подкараулила его, когда мы прорвались вовнутрь.

— Что с Внутренней Безопасностью?

— Двое убитых, сэр. Они пали жертвой собственных пуль. Никто не может нас ни в чем обвинить. Наши пистолеты не были настроены на поражение, а лишь на оглушение противника.

— А того в холле вы не считали? — спросил О-Скар.

— Нет, сэр.

О-Скар, отвернувшись, пробормотал сквозь зубы что-то, что Маккензи не смог разобрать. Солдат продолжал докладывать.

— Это не все, сэр. Мы полагаем, что корабль запредельника, который мы разыскиваем, находится в подземном ангаре. Все отличительные знаки совпадают.

— О! Подарок судьбы! — поворачиваясь к Маккензи, воскликнул О-Скар.

Маккензи улыбнулся в ответ, впрочем безо всякой признательности. Он слишком был озабочен состоянием Светлы. Он вновь присел на кровать и бережно приподнял ее. Ее голова упала на грудь, словно она все еще спала, хотя глаза оставались открытыми. Маккензи посмотрел на О-Скара в поисках сочувствия, но огромный темнокожий либониец мог мало чем помочь ему.

Маккензи осторожно встряхнул Светлу и настойчиво повторил:

— Светла, ты меня слышишь? Ты теперь в безопасности. Ты понимаешь, что я говорю? Мы спасли тебя. Ты в безопасности.

Наконец-то он дождался ее реакции. Она слегка приподняла голову, в темных глазах мелькнул проблеск сознания. Она моргнула и пошевелила губами. Он придвинул ее к себе, бережно положив голову на плечо, так что ее губы почти касались его уха.

— В безопасности? — почти беззвучно повторила она.

— Да, в безопасности! Больше нечего бояться! — сказал Маккензи, с восторгом обнимая ее.

Она снова моргнула, а потом обвела взглядом комнату так, будто видела ее впервые. Это любопытство обнадеживало, и Маккензи опустил Светлу на кровать, чтобы она чувствовала себя удобнее.

— Ее нужно накрыть. Дайте мне покрывало.

— Да, конечно, — отозвался О-Скар. Он с готовностью обошел кровать, поднял покрывало и протянул Маккензи. Он подоткнул его со всех сторон под матрац. Светла не шевелилась. Но когда он посмотрел на нее, она ответила ему ничего не выражающим взглядом. Ее глаза были широко раскрыты, но бессмысленны.

Вдруг она стремительно повернулась к нему, подняла руку, словно хотела приложить к его губам палец.

— Тш-ш-ш-ш-ш… Мы должны быть очень осторожны!

Она поманила его к себе, словно хотела сказать что-то по секрету. Когда он наклонился, она продолжила:

— Маккензи умеет сладко петь и замечательно танцует, но будьте осторожны, девочки, берегитесь этого обаяния. Ради своей непобедимой Музы он легко пожертвует вашими ручками.

Маккензи отпрянул, но Светла снова притянула его к себе. Она мстительно улыбалась, вокруг глаз собрались тоненькие морщинки, и наконец она закончила:

— Подожди… Скажи ему… скажи этому колдуну вот что. Скажи, что я знаю правду, и он не сможет меня провести. Скажи ему…

Она задумалась. Лицо ее дышало полной безмятежностью. Когда она заговорила вновь, ее голосок звенел как флейта:

— О, я помню красную планету. Это Гиперион Шесть, и он мертв. На нем нет ничего, нет никакой атмосферы, только огромные горы в десять тысяч метров высотой.

Она игриво смотрела на него, ожидая ответа. Она бездумно напевала детскую колыбельную, которую пели детям в самых младших группах, заставляя заучивать все планеты Системы Сигни.

Светла легонько захихикала, словно была в полном восторге от своей выходки. Маккензи же был настолько поражен увиденным, что не заметил, как крепко держала она его руку в своей, пока напевала эту бесхитростную мелодию.

 

Глава 17

Через тридцать минут после захвата Басалт Кассерн прибыл Сирус Магнум со своей свитой. Но прежде чем принять решение о дальнейших действиях, он посоветовался с О-Скаром.

Части Наземного Корпуса, расположенные на Красном Утесе, всегда были очень лояльны по отношению к Сирусу. Поэтому офицеры Корпуса, не раздумывая, приступили к выполнению приказа Сируса. Они окружили все подразделения Службы Внутренней Безопасности, которые были на Красном Утесе. Затем Сирус Магнум отдал приказ усиленному полку, совершавшему маневры в Великой пустыне, атаковать и захватить Полетный Корпус. Офицеры Корпуса были застигнуты врасплох неожиданностью нападения и шквальным огнем, поэтому в считанные минуты весь плацдарм Полетного Корпуса, так же как и его штабные помещения, были захвачены нападающими.

Когда эта фаза операции была успешно завершена, Сирус Магнум отдал приказ прекратить любые виды полетов, включая и коммерческие, и объявил по телевидению, что произошла попытка государственного переворота. Он также объявил населению, что вводит военное положение и рекомендовал немедленно вернуться домой, поскольку любой гражданин, оказавшийся на улицах города через час после его выступления, будет задержан военными. Он заверил население, что предпринятые меры были временными и вынужденными и проводились в полном соответствии с «Порядком Управления в Кризисных Ситуациях». Гражданское население беспрекословно подчинилось приказу.

В эти самые первые часы Маккензи не отдавал себе отчета в происходящем, да, собственно, и не особенно стремился к этому. Команда врачей Наземного Корпуса прибыла вскоре после Сируса Магнума. Они обследовали Светлу и вынесли диагноз, что ее болезнь была вызвана крайним нервным переутомлением, усугубленным введением ей химических психотропных препаратов. Этот диагноз был подтвержден в ходе допроса командующего Басалт Кассерн, который признал применение медицинских препаратов при обращении со Светлой. Он заявил, что Полковник Ван Сандер была вне себя от гнева от настойчивого нежелания Светлы сообщить что-либо, кроме своего имени, воинского звания и полетного номера. Светла не реагировала на угрозы, тогда Ван Сандер решила подвергнуть ее обработке психотропными препаратами.

Эти откровения коменданта одновременно крайне обеспокоили и разгневали Маккензи. В каком-то трансе он сидел рядом с телом Светлы, не в состоянии оторвать глаз от красных пятнышек на ее левом запястье.

Чем дольше он сидел так, тем больше ему казалось, что изуродованная рука Светлы символизирует для него тщетность и иллюзорность жизненной ценности. И теперь все его победы — и самая первая, одержанная на станции Пегас, и последняя, когда он был на волосок от смерти всего несколько часов назад, — вдруг показались ему пустыми и постыдными.

Ему вдруг вспомнился охранник со свернутой набок головой, и горечь наполнила его сознание. Желание бороться, победить и сокрушить неприятеля более не имели значения. Он вдруг подумал, что он мог бы добыть свободу для Светлы, если бы начал переговоры. А он ведь даже не подумал об этом. Он знал сейчас, что это была его вина.

«Что же мы здесь делаем? — с горечью подумал он. — Убиваем и калечим друг друга, чтобы защитить одну группу политических деятелей от другой? Но разве это так важно? Или человеческая жизнь, принесенная в жертву, оправдывается тем, что какая-то точка зрения превзойдет другую? Но неужели это стоит такой потери? И что же, в конце концов, заставляет нас поверить, что есть что-то более ценное, чем человеческая жизнь?»

Он вспомнил переполнявшую его жажду крови, когда он уничтожал рашадианских роботов, власть, которую он ощутил, стреляя из пистолета и наблюдая агонию созданных рашадианцами творений. Все бледнело перед этой ненасытной жаждой разрушения. «Так вот почему мужчин так тянет к сражениям? — спросил он себя. — Попытка убежать от собственной слабости в игре, где ставкой была человеческая жизнь?»

И вдруг весь во власти этого самокритичного настроения Маккензи почувствовал, как его сознание пронзила догадка. Он вдруг понял, что всю жизнь он играл сам с собой в героя. Он бесконечно боялся и колебался, но, несмотря на все его страхи, какая-то сила заставляла его лететь в Запределье и находиться там, в двух шагах от смертельной опасности. Вот почему он стал запредельником!

Потом он подумал о своем отце, которого никогда не видел. Он отрекся от свадебных клятв и обещаний, выбрав самопожертвование только для того, чтобы быть причисленным к пантеону легендарных героев. Наверное, Маккензи унаследовал это стремление первого запредельника, духовно вобрал в себя с поминальными слезами, впитал всем сердцем, принимая посмертные почести, погружаясь в них душой без единой капли жалости. Его влекло к себе могущество смерти.

Дядюшка Джек однажды сказал ему нечто, поразившее его в самое сердце и навсегда запавшее в разум.

— Эй, парень, не стоит особенно печалиться о твоем отце. Мы все когда-нибудь там будем!

И эта реальность, это ужасное, не поддающееся сознанию столкновение с действительностью, превратило мучившее ребенка сожаление о потере отца в зрелую уверенность мужчины о неизбежности, неотвратимости судьбы, которая у каждого человека своя.

Он понял теперь это так же хорошо и ясно, как понимал все окружающее его, потому что обвиняющая отрубленная рука Светлы указывала на него безмолвно, осуждающе. И этот безмолвный приговор был сильнее, чем любое решение любого трибунала, когда-либо принятое.

Он замер в неподвижности, словно парализованный.

Наконец прибыл медицинский корабль, чтобы доставить Светлу в специальный лагерь, где все было подготовлено Сирусом Магнумом для ее лечения. Маккензи хотел сопровождать ее, но капитан корабля передал распоряжение Сируса остаться, чтобы немедленно доложить о произошедших событиях. Маккензи не задумываясь послал бы всех к черту, но вместо этого он покорно проводил процессию до взлетной площадки и проследил, как осторожно погрузили носилки со Светлой в эту воздушную скорую помощь. Когда корабль растаял в лазурной голубизне неба, он почувствовал, как что-то внутри него оборвалось.

* * *

Сирус сидел во главе широкого стола Центра Боевой Информации Кассерн Басалта, совещаясь со своими коллегами. Прошло несколько секунд, прежде чем он заметил Маккензи и обратился к нему.

— Пожалуйста, присядьте. Я освобожусь через несколько минут.

Но не успел Маккензи взять стул, как совещание окончилось, и помощники Сируса собрались расходиться. Сирус вновь обратился к нему:

— Как дела, Ян? Приношу извинения, что не поздравил вас раньше в связи с успешным окончанием операции, но столько всего надо было сделать!

Маккензи угрюмо смотрел под ноги, ничего не говоря в ответ. Сирус внимательно смотрел на него некоторое время, а потом встал и, обойдя вокруг стола, приблизился к Маккензи.

— Я понимаю, что состояние лейтенанта Стоковик глубоко поразило вас. Как она? — спросил он, присаживаясь рядом.

Маккензи только пожал плечами в ответ. Он продолжал внимательно изучать следы чьих-то отпечатков пальцев, оставленных на поверхности ониксового стола.

— Не отчаивайтесь. Я попросил доктора Фронто наблюдать ее. Он лучший биокибернетик Конкордата, и он проследит, чтобы все было сделано как надо. Между тем у меня есть для вас важное поручение.

Маккензи поднял голову, заметно заинтригованный.

— Вы знаете, что я ввел военное положение. Я боюсь, что ваши предположения сбываются. Вовсю шла подготовка к восстанию. Весь контингент Службы Внутренней Безопасности взят под арест и в настоящее время находится во временной тюрьме, что под трибунами Колизея.

Сирус помедлил, ожидая реакции Маккензи, но его эта информация не интересовала. Он был все еще погружен в мрачное самосозерцание.

— Вот почему вам предстоит выполнить одно мое чрезвычайно трудное задание, — продолжал Сирус Магнум. — Вы должны найти и задержать Ван Сандер, а затем доставить ее сюда для допроса. Но по дороге вы должны дать ей возможность бежать.

Маккензи был в полной уверенности, что ослышался. Он смущенно взглянул на префекта.

— Ян, я говорю совершенно серьезно. Я пока не могу объяснить вам, зачем это нужно, но заверяю, что для подобных действий есть все основания. Ван Сандер должна сбежать. Это приказ.

— Вы не можете этого требовать, — прошептал одними губами Маккензи, — после всего, что сделала эта проклятая сучка. И потом, почему должен это делать я?

— Потому что, кроме вас, никто не справится с такой задачей. Ведь все сочтут просто удивительным, что вы не растерзаете ее на месте. Таким образом, ни у кого не возникнет подозрений, что ее побег был подстроен. Даже у самой Ван Сандер.

Маккензи покачал головой.

— Я не собираюсь в этом участвовать. — С минуту он молчал, но потом добавил: — Я виноват, знаете ли.

— Виноват в чем? — вздрогнув, спросил Сирус.

— Во всем.

— Глупости, мой мальчик. Вы просто слегка выбиты из колеи. Вполне естественно испытывать подобные эмоции после всего, что вам пришлось пережить.

— Я говорю так не от того, что впал в депрессию. Я просто понял сейчас, чем занимался все эти годы. Я понял это здесь, рядом со Светлой. Я все время думаю, что было бы, если я поступил бы по-другому.

— То есть вы считаете, что это вы виноваты в том, что с ней произошло?

— Частично. Но это не все. — Маккензи говорил неторопливо. — С самого начала я был загипнотизирован силой смерти. Я охотился за ней, как тот герой из сказки, на своем маленьком корабле. Я бросал ей вызов, используя любую возможность, чтобы доказать, что я сильнее. Но погиб не я… а другие. Они не подозревали, что мною двигало, и заплатили за это. Вы понимаете, что я имею в виду?

— Нет, Ян, я не понимаю. И говорю об этом честно.

Маккензи повернулся к Сирусу. Тот смотрел на него задумчивыми темными, как агаты, глазами, и Маккензи вдруг показалось очень важным, чтобы этот человек понял его.

— Смерть использовала меня, неужели это не понятно? Она использовала меня с помощью моих воспоминаний, которых я страшусь: станция «Пегас», сожженные дети, Светла, мертвые охранники. Я думал, что бросаю вызов смерти, но на самом деле это она играла со мной. И я подумал: зачем прятаться? Зачем притворяться, что все это не имеет значения, когда на самом деле все не так? Идти и искать ее. Бросать снова вызов. Разве вы не понимаете? Я сам стремился к этому.

Сирус встал и медленно направился к председательскому креслу. Дойдя до него, он вдруг повернулся к Маккензи и сказал:

— Вы совершено сбили меня с толку, Ян. Я ничего не знаю о сгоревших детях и мертвых охранниках, но не можете же вы считать, что станцию Пегас обороняли напрасно.

Маккензи в сотый раз вспомнил эту историю. Он впервые находился в патрулировании, когда получил сообщение, что тактический спутник в глубоком космосе подвергся нападению рашадианцев. Он в одиночку напал на рашадианцев, ни минуты не задумываясь, и довольно быстро убил троих. Террористы были убеждены, что ни один запредельник не предпримет подобного самоубийства без подкрепления, в одиночку, и поспешили бежать. Он все еще слышал крики своих жертв, когда ядерный огонь опалял их кожу. Его храбрая, точнее, безрассудная, атака принесла ему славу.

— Это было ошибкой, — ответил он. — Да, это были рашадианцы. Но они тоже чьи-то отцы и мужья. У них тоже есть дети, которые могут их никогда не увидеть. А мне не терпелось зайти внутрь и подставить себя под пули. Тогда мне казалось, что игра справедлива, но это вовсе не была игра. Это было пари.

— Ян, вы делали то, чему вас учили. Что еще вы могли предпринять? — спросил его Сирус.

— Не знаю, но в жизни всегда есть возможность выбора. Я уверен, что она была и тогда.

Сирус склонил голову, как будто все это было ему хорошо знакомо.

— Вы ошибаетесь, Маккензи. И более того, вы упиваетесь своим моральным превосходством, радуетесь ему. У вас не было тогда выбора, а если бы вы поступили иначе, все на станции заплатили бы жизнью. Интересно, что бы вы чувствовали тогда?

Он отодвинул стул и сел.

— То же самое и в случае с лейтенантом Стоковик. А как еще вы могли поступить? Да, конечно, мы предпочитаем рассуждать о смысле жизни, сидя в мягких теплых креслах, взвешивая все «за» и «против» со стороны. Бог знает, я сам не раз занимался подобным. Только люди могут винить себя за то, что они сделали, когда поступить по-другому они не могли. Ян, разве вы не видите? Это и есть высокомерие.

Маккензи был признателен префекту за попытку утешить его, но даже логические построения не могли поколебать его мрачной угрюмости. Он наконец-то понял, кем он был на самом деле, и не было ему прощения.

— Дело в том, сэр, что, даже понимая, кто я есть на самом деле, я все равно поступил бы так, как поступил уже. Это ничего не меняло.

Сирус окинул его теплым взглядом.

— Надо ли тогда продолжать казнить себя? Стоит ли надевать на себя власяницу отшельника? — Сирус раздраженно стукнул по столу кулаком. — Нет! Я думаю, что нет! У вас есть призвание, мой мальчик, талант, который нужен сейчас Конкордату. И мне совершенно не интересно, чем вы руководствуетесь в вашей борьбе.

Префект встал. На его лице застыла решимость.

— Маккензи, мы все в смертельной опасности. Политическая интрига, которую мы обнаружили при вашей помощи, куда серьезнее, чем вы можете предположить. Под угрозой само благополучие Конкордата. Если я не докажу, что Внутренняя Служба готовила измену, мы все попадем в их лапы — вы, я и ваша обожаемая Светла. С этой точки зрения Пьета Ван Сандер является ключом ко всей истории. Если ей удастся бежать, то единственное место, где она может спрятаться, — это ее союзники.

Сирус замолчал и долго смотрел на Маккензи.

— Я не могу позволить вам погружаться в самокритику и самобичевание, когда столько всего поставлено на карту. Я просто не позволю вам этого, — заключил он.

Маккензи смотрел безнадежным взглядом на Сируса Магнума. Если в опасности была жизнь Светлы, если Конкордат был на грани катастрофы, у него не оставалось выбора. Он должен был выполнить торжественную клятву, принесенную в юности: «Я, Ян С. Маккензи, торжественно клянусь делать все, чтобы защитить свободу и независимость Конкордата и его колоний. И я буду…»

Сирус наблюдал за ним с интересом шахматного игрока. Он мягко спросил:

— Надеюсь, теперь вы понимаете, почему вы должны сделать то, о чем я прошу?

Маккензи кивнул.

Сирус смотрел на точечки огоньков, мелькавших на столе совещаний. Каждая точка обозначала местонахождение той или иной части на планетоиде.

— Найдите О-Скара и согласуйте с ним план операции. Думаю, он вам понадобится. А сейчас, если вы не возражаете, я займусь другими неотложными задачами.

Маккензи встал, отдал честь и направился к дверям. Но он не успел дойти до них, когда услышал голос Сируса:

— Вы не думали, что космический прыжок мог оказать на вас двоих какое-то влияние?

Маккензи обернулся.

— Я не уверен, что правильно понял вас.

— И вы, и Светла пережили нечто совершенно необыкновенное. Возможно, что ваша молекулярная структура сначала была аннигилирована, а потом воссоздана заново. Хотя никаких медицинских признаков нарушений нет, но возможно, что реакция Светлы и ваша депрессия являются последствиями прыжка. Честно говоря, я очень удивлен, что вы пережили такую переделку.

Маккензи вдруг понял, что Сирус приберегал эту мысль напоследок, терпеливо выжидая подходящего момента, чтобы ее правильно использовать.

— Понимаю, что вы имеете в виду, сэр. Я действительно не думал над такой возможностью.

Сирус улыбнулся.

— Ну, что ж, тогда я рад, что заговорил об этом.

Он снова отвернулся к столу. Разговор был окончен.

Маккензи повернулся и медленно вышел из Центра Боевых Операций, оставляя префекта наедине с его очередным гамбитом.

 

Глава 18

Четыре часа потребовалось Маккензи и О-Скару, чтобы окончательно проработать все детали предстоящего побега Пьеты Ван Сандер. Они пришли к мнению, что такая возможность ей представится, когда неожиданно откажет двигатель в транспортном корабле, который повезет их в Кассерн Басалт. При подобных авариях системы жизнеобеспечения корабля автоматически выбрасывали пассажиров в космос на значительном удалении друг от друга. Разведка О-Скара доносила, что некоторые агенты Внутренней Службы все еще были на свободе, затаившись где-то в производственном районе Центрального города. Было логично предположить, что Ван Сандер попытается вступить с ними в контакт.

Когда они прибыли в Колизей, расположенный в Центральном городе, темнота уже окутала город. Они припарковали машину напротив главных ворот и вызвали лейтенант-полковника, командовавшего временной тюрьмой. Когда он вышел, О-Скар приказал ему проводить их в изолятор, где содержалась Ван Сандер.

Они проследовали по главной дороге, изгибавшейся к северной части территории. Очевидно, здесь сейчас находились сотни задержанных. Их содержали в помещениях и кабинетах, расположенных под трибунами Колизея. Уже начались допросы. Об этом со зловещей очевидностью свидетельствовали доносившиеся до них звуки работы, проводимой разведкомандами, которые безжалостно вырывали информацию у своих жертв. В одном месте, когда они сворачивали на северную дорожку, им повстречались трое изумленных охранников Службы Внутренней Безопасности. Их вели назад в камеры. Под безжизненным светом фосфоресцирующих ламп их лица казались неживыми.

Пьета Ван Сандер содержалась в грузовом контейнере на северной окраине Колизея. Лейтенант-полковник дважды стукнул по стальной двери, затем открыл запирающий механизм. Дверь распахнулась, выпуская наружу спертые запахи человеческого тела и мочи.

— Выходи! Стройся! — приказал лейтенант-полковник.

Из темноты контейнера медленно показалась Ван Сандер. На ней не было ничего, кроме грязного белья, костлявое тело блестело в ручейках пота. Она нерешительно водила глазами, привыкая к бледному свету, но вот она вполне освоилась. Узнав Маккензи, она проговорила:

— Ах, командор, наконец-то мы с вами снова встретились!

Маккензи не счел нужным что-либо говорить в ответ, лишь подумал, что теперь она не способна внушить страх никому.

О-Скар повернулся к начальнику и приказал:

— Вымойте ее и дайте какую-нибудь одежду. Префект желает лично допросить задержанную. Мы подождем арестованную в машине у главных ворот.

— Слушаюсь, сэр! — отозвался солдат. — Подойдет ли рабочая одежда? Боюсь, это все, что у нас есть.

— Да, спецовка подойдет, — ответил О-Скар, украдкой взглянув на Маккензи.

— Стража! — прокричал комендант. — Откуда-то из сумрака ночи возникли и неподвижно застыли по стойке «смирно» два военных полицейских. — Проследите, чтобы заключенная была вымыта и переодета в чистую спецовку. Затем доставьте ее к главным воротам!

— Есть, сэр! — ответил старший из двух солдат. Они встали по бокам Ван Сандер, схватили ее костлявые руки и почти бегом поволокли по коридору.

— Следует ли мне проводить вас до выхода? — поинтересовался комендант.

— Это ни к чему, полковник, — ответил О-Скар. — Спасибо за помощь.

Полковник отдал им честь и последовал по коридору вслед за охранниками, тащившими Ван Сандер.

Маккензи и О-Скар повернули назад. Они проходили мимо одной из трибун, которую срочно переделали в место для ведения допросов, когда тишину ночи прорезал крик, нарушивший мерное течение работы допрашивающих. Маккензи непонимающе взглянул на О-Скара, но либониец только ухмыльнулся в ответ и ускорил шаги. Они спокойно начали дышать, только покинув мрачные стены Колизея.

— Ого! Это место плохо пахнет! — сказал, обращаясь к О-Скару, Маккензи.

— Это запах страха, приятель, — страха и успешно проводимого допроса.

— Сирус сказал, что задержан весь состав Службы Внутренней Безопасности. Что происходит, в конце концов?

О-Скар кивнул.

— Сначала пройдут допросы. Потом скоро, может быть, даже очень скоро, последуют приговоры вплоть до смертной казни.

— Смертная казнь? — тревожно переспросил Маккензи. — Ты хочешь сказать, что Сирус намерен пойти так далеко?

— Ты недооцениваешь всей серьезности ситуации, — сурово ответил О-Скар. — Мы здесь не в бирюльки играем. Сирус борется сейчас за свою жизнь… за наши жизни.

— Господи, но тогда все это очень серьезно, если вы собираетесь уничтожать людей. Ради всего святого, что происходит?

— Тебе не нужно это знать. Не суй нос куда не надо, и все будет в полном порядке.

Это недвусмысленное предостережение вывело Маккензи из себя, но он сдержался, справедливо рассудив, что не время упрекать друг друга.

— Сколько смертных приговоров будет приведено в исполнение?

— Не знаю. Думаю, достаточно, если потребуется.

— Достаточно для чего?

— Позаботься-ка лучше о себе, Маккензи. В такие времена это самое лучшее.

Поведение О-Скара задевало Маккензи. Здесь в Колизее он впервые столкнулся с какими-то грязными последствиями затеянной им игры, а либониец вел себя так, словно Маккензи не имел никакого к ней отношения.

— Наверное, это действительно зачем-то нужно, — пробормотал он. Перед мысленным взором поплыли бесконечные ряды застывших в могилах тел. Он был зол… от тошноты кружилась голова.

Спустя несколько минут появились охранники, ведя Пьету Ван Сандер. Старший передал О-Скару микрочип, с помощью которого открывался замок наручников, затем полковника втолкнули на заднее сиденье Магнаровера. О-Скар сел рядом с ней и захлопнул дверцу. Маккензи скользнул на сиденье водителя, включил фары и завел мотор. Спустя несколько мгновений они уже неслись по Бульвару Конкордата, направляясь в космический порт Полетного Корпуса.

Когда они набрали достаточную скорость, Ван Сандер заговорила, слегка подавшись вперед:

— Кажется, мы поменялись местами. Мои поздравления, Маккензи.

— Заткни свою вонючую глотку, полковник! Тебе она еще пригодится.

— Куда вы меня везете?

— В одно местечко, которое тебе очень понравится. Ты его хорошо знаешь или твои помощники-садисты, которые делают укольчики.

— Не понимаю, о чем это вы, — проговорила она, откидываясь назад на сиденье.

— Ну конечно! Но я тебя заверяю, одно из тех лекарств, что вы вводили Светле, наверняка освежит твою память!

Полковник непонимающе взглянула на О-Скара, но либониец едва удостоил ее холодного взгляда.

— Я могу повторить еще раз. Я не понимаю, о чем вы говорите, — пожаловалась она.

Ее притворство лишь усилило раздражение, рожденное пижонским поведением О-Скара, и Маккензи со злостью надавил педаль акселератора. Ван Сандер была профессиональной лгуньей, причем самым гадким ее типом. Эта ее непоколебимая самоуверенность наполнила Маккензи яростью.

Маккензи резко затормозил и свернул на Пальмовую дорогу, узкий бульварчик, с двух сторон окруженный выстроившимися в ряд гигантскими пальмами. Их серебристые стволы мелькали в свете фар Магнаровера по мере того, как машина снова набирала скорость.

Когда они приблизились к мехчасти Полетного Корпуса, то вновь замедлили движение. Маккензи нажал на сигнал, и раздался предупредительный гудок. Тотчас же появились охранники, чтобы пропустить их.

Когда наконец проверка закончилась, он снова нажал на акселератор, и седан плавно рванулся вперед. На полном ходу они едва вписались в извивающийся зигзагом широкий поворот, ведший в зону комиссариата, и на секунду Магнаровер слегка занесло.

— Следи за скоростью! — предупредил с заднего сиденья О-Скар. — Нам нужно доставить нашу подружку на борт корабля в целости и сохранности.

— Если она не исчезнет с моих глаз как можно скорее, я сам раздеру ее на куски, — отозвался Маккензи, поворачивая руль управления вправо.

Внезапно впереди вырос военный автобус. Он выезжал со стоянки и теперь полностью перекрыл дорогу.

Маккензи яростно надавил на тормоза, и магнитный мотор взвыл, его с силой швырнуло прямо на руль. Магнаровер занесло, конец машины повело влево. Маккензи попытался выправить ее с помощью руля, но не рассчитал угол поворота, и машину развернуло. Теперь она полностью вышла из-под контроля. Под панелью управления раскрывались специальные баллоны, призванные смягчить удар при аварии, но этот процесс был настолько замедлен, что явно отставал от потребностей. Наверное, какая-то неполадка.

Последнее, что помнил Маккензи, был ствол пальмы, увеличивавшийся на глазах, и ощущение неминуемого столкновения, когда он весь сжался в комок.

* * *

— Проснись, Ян. Ты слишком долго спишь.

Голос был знаком, но доносился откуда-то издалека. Маккензи кивнул и попытался открыть глаза, но казалось, что их намазали клеем. Он попытался сесть, но пара рук схватила его за плечи и заставила лечь.

— Расслабься, мой мальчик. Сейчас неподходящее время для безрассудства. Ты попал в аварию.

Он вспомнил вырастающий перед ним ствол дерева, затем глухой звук. Да, произошла авария.

— Это вы, Сирус? — слабым голосом спросил Маккензи.

— Да, я. Ты столкнулся с деревом, Ян. Помнишь? У тебя есть ушибы и несколько рваных ран. Но доктора поклялись, что поставят тебя на ноги. День или два, и ты будешь в полном порядке.

В голове Маккензи раздавалось монотонное гудение.

— Почему я не могу открыть глаза?

— Они забинтованы. Но не волнуйся об этом. Твое зрение не пострадало. Бинты снимут завтра.

Маккензи поднял руку и дотронулся до повязки. Она казалась скользкой и холодной на ощупь. Опуская руку, Маккензи спросил:

— Как О-Скар?

— Плохо. Он слегка свернул себе шею, но он очень сильный человек.

Маккензи кивнул. Боль в голове все усиливалась.

— Ваша пассажирка совершенно не пострадала. Она побежала к военному автобусу, который вы пытались объехать, и организовала медицинскую помощь для вас. Очень трогательно, не правда ли?

— Но она была… в наручниках. Как ей удалось все проделать?

— За это надо поблагодарить О-Скара. Он свалился без сознания. Вашей гостье нужно было только достать из его кармана микрочип.

— Понятно, — проговорил Маккензи. Он плохо понимал, о чем шла речь, потому что боль сделалась совершенно невыносимой.

— Но тогда она смогла убежать?

— Не в том смысле, как ты думаешь. О-Скар организовал параллельное движение групп поддержки по соседним улицам. Она попалась на глаза где-то в следующем квартале. С тех пор она под постоянным наблюдением.

— Хорошо.

— Да, все получилось, хотя и не совсем так, как было задумано.

Маккензи ощутил волну стыда, охватившую его.

— Боюсь, это моя вина.

— Чушь. Случайности могут произойти всегда. Я только молю Бога, чтобы он не дал тебе вновь заняться самобичеванием по этому поводу. Это уже будет неоригинальным. Даю тебе несколько дней на выздоровление, а затем назад в строй, в лагерь, к Светле и доктору Фронто. Кстати, Светла чувствует себя намного лучше. Я думал, тебе будет приятно это услышать.

Боже, быть рядом со Светлой… Да! Маккензи согласно кивнул, но от этого движения головой даже сердце в груди словно парализовала боль.

— Сколько времени я был без сознания? — спросил Маккензи.

— Около восемнадцати часов, — ответил Сирус Магнум, потрепав Маккензи по плечу. — Скоро придет сестра, и даст тебе что-нибудь, чтобы снять боль. Расслабься и постарайся побыстрее поправиться. Мы еще не все закончили, но события идут прекрасно. Ну, и потом есть еще одно задание специально для тебя. Твой феномен. Мы должны узнать, возможно ли его повторение. Мне не нужно тебе объяснять, насколько это важно для нашей стратегии.

Феномен? Маккензи как-то вяло подумал о нем. Ах, да! Космический прыжок. Наши пылкие тела, слившиеся воедино словно целая духовная общность, летящая вперед по долинам сжатого…

— До свидания, Ян. Поправляйся, — раздался голос Сируса.

Маккензи слушал, как вдали затихали шаги префекта.

Что он сказал? Все идет прекрасно? Что идет? Он попытался сосредоточиться. Конкордат в опасности… Доказательства предательства… Ван Сандер должна убежать… Стереть с лица земли политических оппонентов… Ликвидировать меня, и Светлу, и самого Сируса… Откуда-то глубоко из его сознания до него долетал лишь бесконечный стон.

Мысли усилили боль, а боль мучила его теперь тошнотой. Он боялся, что его вырвет. Перед глазами начали выстраиваться бесконечные ряды могил, но он отогнал видение усилием воли. Он подумал о Светле, о том, как обнимал ее год назад, когда они были вместе. Это заставило его нервы дрогнуть от удовольствия. Боль отступила, но он по-прежнему чувствовал себя очень плохо.

Потом вдруг в сознании возник голос Шейлы: «…конечно, нет, Мак. Разве ты не знаешь, что я шучу?»

Шейла! Я даже не нашел времени навестить ее. Тогда на Кассерн Басалт я просидел все время рядом с неподвижным телом Светлы. Сознание этого наполнило его глубокой печалью. Он был готов заплакать.

— Сейчас я вам дам лекарство, и вы заснете. — Где-то над ним прозвучал женский голос. Он почувствовал, как холодный гипопистолет прислонился к его правому предплечью, а потом ощутил легкое жжение в месте выстрела.

— Ну вот. Теперь вам станет лучше.

Что-нибудь, чтобы я мог заснуть? О, да! «Уснуть, отдаться мечте. И в мечтах мы говорим…» Что? Что там дальше у поэта? Он не мог вспомнить. Сначала это сильно обеспокоило его, но потом он перестал волноваться. Боль в голове утихала, унося с собой беспокойство и напряжение. Он будет спать. Сон прогонит боль и освежит сознание. Он, во всяком случае, надеялся на это. А другого выбора у него не было. Он уже уплывал по волнам сна. И, погружаясь в волны неподвластного сознанию состояния, он вверил себя Даоготу, в безотчетной надежде, что он защитит его от образов сгоревших младенцев.