Глава 28

Маккензи следовал за О-Скаром по коридору. Когда они приблизились к центральной лестнице, Маккензи услышал приглушенные голоса, доносившиеся из восточного коридора. Путь им преграждали два охранника Полетного Корпуса, стоявших перед белой веревкой, церемонно натянутой между стен.

— Что за беспорядок? — поинтересовался Маккензи.

— Наши друзья из прессы. Я выделил им несколько комнат, чтобы они могли там вариться в своем соку. Они все слегка раздражены от того, что так долго находились в информационном вакууме.

Когда они начали подниматься по лестнице, чей-то голос окликнул их:

— О-Скар, это с вами рядом командор Маккензи?

Маккензи оглянулся. Репортер перегнулся через белую веревку и теперь только часовой удерживал его.

— Командор, — выкрикивал он, — какова ваша роль в новом правительстве?

Шум не замедлил привлечь внимание целой толпы журналистов, и они все одновременно разразились вопросами.

— Без комментариев, — спокойно ответил О-Скар. — Обещаю, очень скоро вы все узнаете.

Когда Маккензи и О-Скар поднялись по лестнице, они свернули в западный коридор, и тогда Маккензи спросил:

— Что они имели в виду, когда говорили о новом правительстве?

Антрацитовые глаза либонийца сверкнули.

— Сегодня в одна тысячу тридцать часов Сирус будет назначен Президентом Конкордата и Председателем Исполнительного Комитета.

Маккензи чуть не споткнулся.

— Но тогда это значит, что политическая стабильность восстановлена?

— Политическая стабильность никогда не бывает полной, но в данный момент мы можем сказать, что все находится под нашим контролем. Ты сейчас сам обо всем узнаешь.

— Что ты хочешь этим сказать? — начал было говорить Маккензи, но либониец лишь усмехнулся в ответ и взял его за руку. Он вел его в большой кабинет, где Сирус устроил свою приемную. Охранники отдали им честь, а затем один из них ввел специальный шифр безопасности, с помощью которого открывались двери. Дверь медленно и бесшумно распахнулась перед ними, и они увидели Сируса Магнума, который сидел за старинным столом из дерева. Он поднял голову при их приближении и сказал:

— Я очень рад вновь вас видеть, Ян. Полагаю, вы остались довольны своим отдыхом в лагере.

Маккензи невольно подумал, не со слов ли Светлы Сирус обращается к нему подобным образом. Сирус настаивал на том, чтобы встретиться с ней наедине. Он обвел глазами кабинет, но Светлы нигде не было видно.

Сирус поднялся из-за стола и сделал приглашающий жест рукой в сторону небольшого алькова, выходившего на рощу мангалам.

— Пожалуйста, присаживайтесь поудобнее. Нам предстоит многое обсудить.

— Поздравляю вас с вашей победой, сэр, — проговорил Маккензи, когда все заняли предложенные места. — Я только что узнал о ней от О-Скара.

Сирус улыбнулся в ответ.

— На этот раз судьба была к нам благосклонна, Ян.

— Судя по имевшимся у нас сведениям, речь шла об обширном политическом кризисе, — рискнул предположить Маккензи.

— Я бы сказал, что «гигантском» было бы точнее. Мне жаль, что мы не могли сообщать вам обо всем, но бывали времена, когда конспирация даже меня приводила в ужас, и ничего с этим нельзя было поделать. Мы неоднократно рисковали, но все же победили. — Он скрестил ноги и внимательно изучал Маккензи некоторое время. — Ян, насколько хорошо вы осведомлены в политических течениях Конкордата?

— Новые данные регулярно передаются запредельникам, сэр, и я старался не отставать от жизни, — ответил Маккензи, недоумевая, чем был вызван подобный вопрос. — У власти находились синдикалисты и социал-демократы, с того момента, как на последнем плебисците ваша партия Конкордалистов потерпела поражение. Ваша партия имела широкую поддержку интеллектуалов, но этого было явно недостаточно, чтобы компенсировать урон, нанесенный ей в результате вторжения рашадианцев в нихонианские деревни.

Сирус согласно кивнул:

— Да, я должен принять часть ответственности за эту трагедию на себя. Ведь это была моя идея вести политику сближения с рашадианцами, которая настолько развязала им руки.

— Честно говоря, сэр, я всегда не совсем понимал, какую цель преследовали подобной политикой, — признался Маккензи.

Сирус смотрел сквозь окно на рощу мангалам. На долю секунды он вдруг показался очень слабым.

— Да, сейчас я могу оценить, что это было неумно. Но тогда я всем сердцем верил, что у рашадианцев было законное право быть недовольными. Ведь Гегемония украла их родину, и они были в изгнании, своеобразная Диаспора, словно древние евреи, а позднее палестинцы во времена сионизма. Я рекомендовал прибегнуть к тактике возвращения их на прежние места, в случае, если будет достигнута договоренность о репарационных выплатах. Нам казалось, что это было бы хорошей политикой.

Сирус сделал глубокий вдох, а потом неслышно выдохнул воздух.

— Все это, конечно, закончилось, когда рашадианцы разграбили и разрушили нихонианский берег.

— Это был жестокий налет, — подтвердил Маккензи. — Вы когда-нибудь узнали о причинах его?

Сирус покачал головой:

— До недавнего дня я объяснял его себе внутренними конфликтами в среде самого рашадианского движения или же непроходимой человеческой глупостью. Но сейчас я знаю причину этого налета. И вы помогли мне доказать свою правоту.

Маккензи готов был побиться об заклад, что знал, что имеет в виду Сирус Магнум. Ведь налет рашадианцев на лагерь возглавляла Ван Сандер и ее люди. В Конкордате существовала пятая колонна, которая тайно помогала террористам. Об этом Ван Сандер не лгала ему.

— Тогда, значит, Внутренняя Служба выступала заодно с рашадианцами?

— Косвенно, да, но и это еще не все. Всего несколько дней отделяло Красный Утес от захвата Армадой Федерации, когда вы предупредили меня о грозящей опасности.

— Федерация намеревалась захватить Красный Утес? — не веря в услышанное воскликнул Маккензи. — Невероятно! Но это означало бы мгновенное возмездие, которое не заставило бы себя ждать.

— Совершенно не обязательно, — ответил ему Сирус. — Вот где на арену выступают амбиции Внутренней Службы и мои просчеты в политике. Видите ли, поверхностному наблюдателю даже и не пришло бы в голову, что речь идет о вторжении. Армаду Федерации сюда пригласили бы, чтобы спасти Красный Утес от меня.

Маккензи сидел с широко раскрытым ртом.

— Да, Ян. Таков был их план, — продолжал между тем Сирус. — Внутренняя Служба тайно уже подготовила материалы, обвинявшие меня в том, что я предоставлял рашадианцам платформы на Красном Утесе, откуда они и наносили свои удары. Таким образом, по их утверждению, я преследовал цель дестабилизации нынешнего правительства настолько, чтобы добиться своего переизбрания в Исполнительный Комитет. Как только это произошло бы, по их словам, я опять взялся бы за проведение политики сближения и предоставил бы рашадианцам Красный Утес в качестве их второй родины. Внутренняя Служба заранее позаботилась о том, чтобы подготовить доказательства, подтверждающие эту сказочку, а также плененных рашадианцев, чтобы получить свидетельские показания. Но все же была одна загвоздка. В настоящий момент Красный Утес находится на самой отдаленной точке своей внешней орбиты и вдалеке от основных сил Конкордата. Как остановить меня? Тогда Внутренняя Служба предложила прибегнуть к услугам Федерации, чтобы разгромить пособника рашадианцев. По счастливому совпадению, их армада совершала маневры всего в нескольких днях пути отсюда.

С этой точки зрения ваши махинации с законом только играли им на руку. Ведь вы были пособником рашадианцев, и вполне естественно выбрали себе в защитники меня, чтобы спасти свою шкуру. Как только я узнал, что они задумали, я ввел военное положение для стабилизации ситуации. Вы понимаете, почему я был так сдержан с вами, Ян, и не очень-то много времени тратил на ваши проблемы?

Маккензи кивнул. Для Исполнительного Комитета обвинения, выдвинутые Внутренней Безопасностью, всегда имели вес.

Сирус между тем продолжал:

— Конечно, как только я узнал, что происходит, я тут же выдвинул контробвинение против Внутренней Службы, что они на самом деле готовили переворот с помощью сил Федерации. Я подкрепил свои заявления информацией, полученной у оперативников Внутренней Службы, которых мы арестовали. Мои противники в Совете были сбиты с толку всеми этими обвинениями и контробвинениями. Мои политические оппоненты склонялись заключить союз со Службой Внутренней Безопасности исходя из собственных интересов. Кольцо затягивалось вокруг недвусмысленного свидетельства о тайном сотрудничестве Внутренней Безопасности и рашадианцев. Вот почему Ван Сандер пришлось бежать. Армада Федерации уже могла бы быть здесь и мы все уже сидели бы в наручниках — а может, что-нибудь еще и похуже — не прибегни Ван Сандер к попытке своего налета, который и явился лучшим доказательством против Внутренней Службы.

— Таким образом, все было секретным, пока Ван Сандер не напала на нас и контакты Внутренней Службы с террористами не выплыли на поверхность, — с нервной дрожью проговорил Маккензи.

Сирус Магнум поднял руки ладонями вверх.

— Да. Это просто счастье, что им вдруг так понадобились вы и Светла.

Мрачная решимость переполняла сознание Маккензи. Он понимал, что рассказанное Магнумом должно бы было рассердить его, но на самом деле он не испытывал ярости. Стратегия была великолепной.

— Вы ведь использовали нас как приманку, не так ли, сэр?

Сирус молча смотрел на него, и в его глазах не было и намека на смущение.

— Да, боюсь, что именно так я и поступил. Но это была лишь одна из многих расставленных нами ловушек, хотя О-Скар всегда полагал, что главной их целью будет попытаться снова взять вас в плен. Им были необходимы доказательства своим обвинениям просто как воздух, а постоянно привлекать рашадианцев, не подставляя себя под удар, они больше не могли. Они считали, и вполне справедливо, что могли склонить вас давать показания в их пользу.

Маккензи откинулся на спинку сиденья, скрестив руки на груди. Несколько секунд он хранил молчание.

— Хорошо, — наконец заговорил он. — Ван Сандер заглотнула приманку, и это нас спасло. Но зачем Внутренней Безопасности нужна была такая секретность? Что они хотели таким образом выиграть?

— Руководство Внутренней Безопасности в основном состоит из людей датской национальности. Насколько вам известно, наши колонии в основном состоят из выходцев из Восточной и Средней Европы: славян, русских, евреев, арабов. Это естественно, так как первоначально экспедиция на Сигни Б организовывалась и финансировалась энергетическими картелями. Вы, англо-американцы, и нихонианцы появились позднее, но вас было столько, что вполне хватило бы заселить целые континенты или даже луны. Вы ассимилировались с нашим социальным порядком или устройством как равные.

Но датчане представляли собой маленькую группу людей, чьи предки веками работали на транснациональные нефтяные компании. Они иммигрировали с основной экспедицией и были вынуждены жить бок о бок с представителями других национальностей, которых было большинство. Они начали чувствовать себя угнетаемыми, особенно после того, как была разбита Корпорация Гегемонии, и повсюду в делах все больше влияния стали получать религиозные и этнические традиции. Они смогли добиться определенного преимущества только в рядах Внутренней Службы, и поэтому они стремились любыми правдами и неправдами усилить свое влияние. Ведь они полагали, что все другие пути для них закрыты. Датчане обрадовались той возможности, которую им могла предоставить Федерация.

Датчане? Словно про себя повторил Маккензи. Что-то там такое он о них слышал? А, деревянные ботинки! Конечно! Капитан Финдейл всегда возил с собой на корабле деревянные ботинки. Маккензи временами думал, что он просто свихнулся по этому поводу, но теперь получалось, что все это имело смысл. На долю секунды он снова увидел перед собой искаженное паническим ужасом лицо Финдейла и вопли команды.

— Вас что-то беспокоит, Ян? — спросил Сирус.

— Нет. Это более не имеет значения. А какое конкретно предложение им сделала Федерация, сэр?

— Красный Утес, Ян. Красный Утес в обмен на сдачу всей колонии, пусть по частям, в их руки.

— Что случилось с Ван Сандер? — вновь спросил Маккензи.

— Она благополучно доставлена в армаду Федерации, — с легким смешком в глазах ответил Сирус Магнум. — Мы решили, что это не вызовет ничьих возражений. Достаточно и того, что они утратили фактор внезапности, когда продемонстрировали нам свое тайное сотрудничество с рашадианцами.

Сирус помедлил, разглядывая Маккензи озорными глазами.

— А где сейчас находится армада, сэр?

— Армада продолжает маневры на границе пространства Сигни Б и занимает выжидательную позицию. Очевидно, они предпочитают не начинать никаких действий, пока не увидят нашей реакции на их готовящуюся агрессию.

Он встал со стула и выглянул в окно.

— Мало кому в правительстве известно о том, что Федерация тайно замешана в этой секретной операции, поэтому все должно остаться неразглашенным. Мы живем в одной звездной системе, Ян. Если наши добропорядочные граждане узнают об их намерениях или тайном сотрудничестве с рашадианцами, это в любом случае неминуемо приведет к конфликту, который нас только ослабит, и сделает уязвимыми для воздействия каких-нибудь других межзвездных сил. Это понятно?

Маккензи кивнул.

— Исполнительный Комитет квалифицировал все события баз исключения как совершенно секретные, Инструкция Пять. Нам следует внимательно следить за действиями Федерации, во всяком случае, тем из нас, кто посвящен в курс событий, до тех пор, пока они не отзовут свою Армаду и ситуация не стабилизируется.

Странный вопрос вдруг сложился в голове у Маккензи.

— Сэр, но если все события считаются совершенно секретными, почему вы рассказали мне обо всем?

— В вашем новом положении вам следует это все знать.

— В моем новом положении, сэр?

— Да, Ян. Начиная с сегодняшнего дня, с момента тысячи четырехсотого часа, вы назначаетесь Военным Губернатором Красного Утеса. Исполнительный Комитет утвердил ваше назначение на первом же заседании, которое состоялось после того, как все поддерживающие рашадианцев пособники были схвачены.

Маккензи был поражен:

— Вы шутите, сэр?!

Сирус ответил ему внимательным взглядом.

— У меня нет времени, чтобы ломать здесь комедию, Ян. Я же сказал вам, что Армада Федерации совершает свои маневры на границе Сигни Б, совсем рядом с нашим звездным пространством. Они в любой момент могут напасть на нас, воспользовавшись любым предлогом. Подкрепление из Конкордата уже в пути, но пройдет по меньшей мере две недели, прежде чем они сумеют расположиться внутри кольца астероидов. А пока их нет, нам нужно продемонстрировать свою мощь. Сам факт того, что оборона Красного Утеса доверена запредельнику с вашей репутацией заставит их дважды подумать, прежде чем решиться на нападение.

Но не только это. Полетный Корпус также должен был охранять наши космические рубежи. Но моральный дух в Корпусе очень низок, особенно после того обстрела батальонами О-Скара. Их предполагаемая охрана — чистая фикция. Рашадианцы, напавшие на вас, просочились сквозь них, и никто не знает, кто еще к нам пожалует. Я совершенно не удовлетворен их службой. Возможно, что сознание того, что ими руководит их признанный герой несколько приободрит их.

Сирус невольно напомнил Маккензи о Шоенхоффере, затронув в разговоре тему Полетного Корпуса.

— Был ли каким-либо образом вице-адмирал замешан в заговоре?

— Честно говоря, очень незначительно. Он ничего не знал об их намерениях.

Все это время О-Скар молчал. Но сейчас он впервые за весь разговор нарушил молчание.

— Ван Сандер пронюхала, что Шоенхоффер был бисексуалом, и использовала его адъютантов. Он выполнял все их требования, чтобы спасти свою шкуру, поэтому и согласился участвовать в спектакле. — Огромный либониец весело ухмыльнулся.

— Так, хорошо… — продолжил Сирус, заметно смущенный репликой О-Скара. — Надеюсь, вы понимаете, почему я назначаю вас Военным Губернатором. Красный Утес превратится в основное военное укрепление, и вам придется поддерживать равновесие между военными и гражданскими интересами. Вы герой Полетного Корпуса, но, кроме этого, вы потомок одной из древнейших семей Конкордата. У вас есть чутье на политические нюансы, которое пока еще вам не довелось использовать. Кроме того, назначая вас на этот пост, я выполняю также и требование, выдвинутое Шейлой. Нам пришлось с ней изрядно поторговаться, должен сказать прямо.

— Шейла? — переспросил Маккензи. — А она-то к этому какое имеет отношение?

— Она сообщила мне, что не осуществит более никаких космических прыжков, пока я не выполню ее требования в вашу пользу, — ответил Сирус.

— Что она сказала? — воскликнул Маккензи. Даже видавший виды О-Скар, казалось, был поражен.

— О, да. Не верьте никому, кто вам скажет, что космический прыжок невозможно повторить. Когда сегодня утром я беседовал с Шейлой, она заверила меня, что в любой момент может повторить его. Более того, она даже может перевести необходимую энергию любой другой системе управления. Тем не менее она была абсолютно серьезной в том, что касается ее потребности в спутнике с более мощными резервами энергии для более точного представления конечной цели перемещения. Совершенно очевидно, что вы со Светлой не подходите для этих целей.

Сирус откинулся на спинку стула и взглянул на Маккензи.

— С ее стороны это очень умно. Пока что никто, кроме нас с доктором Фронто, не знает, что ваш прыжок был случайностью. У нас уйдет несколько недель, быть может месяцев, чтобы отработать технику, прежде чем информация об этом просочится. — Сирус невесело усмехнулся. Он явно чувствовал себя побежденным.

Эти махинации Шейлы обеспокоили Маккензи. В пылу своих отношений со Светлой он позабыл о ней снова. Но сейчас он был почти уверен, что она собиралась каким-то образом отплатить ему. «Почему я уделял ей так мало времени?» — упрекнул он сам себя. Он посмотрел на Сируса и спросил:

— Какие ее просьбы вы обещали выполнить, сэр?

— О, это был довольно недвусмысленный список. Во-первых, чтобы ее не списывали, пока вы живы. Во-вторых, чтобы она по-прежнему оставалась с вами, независимо от того, насколько далеко зайдут исследования с космическим прыжком. В-третьих, чтобы я предоставил вам пост в моем правительстве, отвечавший бы вашему таланту. И в-четвертых, чтобы я разрешил вам, и только вам одному, решать дальнейшую судьбу лейтенанта Стоковик. На мой взгляд, это было очень великодушно.

— Понятно, — пробормотал Маккензи.

— Таким образом, Ян, в одна тысячу четыреста часов вы становитесь Военным Губернатором Красного Утеса, но с одним условием. Я оставляю здесь О-Скара, чтобы он помогал вам. У вас неограниченная власть в принятии всех решений, касающихся Красного Утеса, но вы не можете выгнать или уволить О-Скара без моего разрешения. Это понятно?

Маккензи посмотрел на Сируса и кивнул.

— Хорошо! Лично я считаю, что вы отлично сработаетесь.

Маккензи бросил взгляд на либонийца. О-Скар ухмыльнулся ему в ответ и пожал плечами.

— Сэр, что из нашей беседы известно Светле?

Сирус облизнул губы:

— Она знает, что вы назначены Губернатором Красного Утеса и что вы будете решать ее будущее. Это все.

Мрачность Маккензи только усилилась. Он скорбно переводил взгляд с Сируса на О-Скара и назад. Они смотрели на него с дружеской озабоченностью. Но на самом деле он боялся, что его назначение на такой пост могло повлиять на нежную симпатию, которую они со Светлой испытывали друг к другу.

 

Глава 29

— Совершенно очевидно, что поток поздравлений не прекращается. И я присоединяюсь к ним. За нового Военного Губернатора Красного Утеса! — поднимая бокал и делая глоток секта, провозгласила Светла.

Маккензи также пригубил свой бокал, но принужденная формальность, с которой она произнесла этот тост, встревожила его.

— Давайте присядем, — предложила она. Светла направилась через библиотеку к небольшой кушетке и устроилась на ней, поджав под себя ноги, чтобы хоть как-то уменьшить дискомфорт, причиняемый ей высокими каблуками.

Маккензи устроился рядом с ней, поставив свой бокал прямо на пол перед собой.

— Знаешь, я сегодня второй раз в жизни вижу тебя в платье.

После встречи с Сирусом Магнумом Светла уступила настойчивым просьбам Инайю и оделась в очень узкое простое платье. «Пожалуйста, примерьте это, Светла-сан. Вы будете прекрасно смотреться в нем». Платье было черного цвета, с изысканной вышивкой на корсаже и по швам. Мягкий материал плотно облегал ее длинные ноги, наполняя ее незнакомым прежде ощущением собственного тела. Она изо всех сил пыталась подавить возникшее в ней и растущее чувство сексуального возбуждения.

— Тебе оно нравится?

— Конечно, — ответил он, и в его улыбке отразилось восхищение.

— А мне нет. Я предпочитаю свой полетный костюм: он куда более практичен и удобен.

Маккензи не мог не заметить вызова, прозвучавшего в ее голосе, и Светла увидела в его глазах озабоченность. Опустив голову, она сказала:

— Господи, как много всего произошло с тех пор, как я пришвартовала свой корабль рядом с твоим запредельником!

— Это правда, — согласился он. — Кажется, что прошли века с тех пор…

— Но я не знала, что работаю бок о бок с будущим Военным Губернатором Красного Утеса. Я знала только, что очень боюсь тебя.

— Никогда бы этого не подумал.

— Не надо дразнить меня, Мак. Ты ведь записывал показания моих приборов жизнеобеспечения, помнишь?

Он вздрогнул, словно его уличили в чем-то неприличном.

— Да, я помню. Но я со всей уверенностью утверждаю, что отклонения были вызваны исключительно опасностью предстоявшего нам задания.

Она внимательно посмотрела на него. Казалось, что он говорил от чистого сердца.

— А сейчас ты боишься чего-либо? — спросил он ее.

«Чего я должна бояться? С тех пор ты так глубоко вошел в мое сердце. Тот запредельник действительно мог пугать, но не милый сердцу Маккензи».

— Да. Я боюсь того решения, которое ты примешь о нас с тобой.

— Я… я не понимаю.

— Сирус недвусмысленно дал понять, что в данном вопросе у меня нет права голоса. Вполне естественно в такой ситуации опасаться решения, на принятие которого ты никак не можешь повлиять.

— Твои слова преждевременны! — воскликнул Маккензи. — Что бы мы не предприняли, мы решим это вместе!

— Это правда? — она в упор посмотрела на него. — Это действительно правда?

— Разумеется, — прямо посмотрев ей в глаза, ответил он.

— Но события происходят так быстро, что у меня голова кружится. Все казалось таким простым, когда мы проводили время здесь вместе и нам не о чем было тревожиться, кроме как о нас самих. Но теперь… — ее голос смолк.

Несколько мгновений он колебался. Но все же заговорил:

— Последние несколько дней, проведенные нами, позволили мне надеяться, что мы… что у нас есть будущее.

Светла глубоко вздохнула и снова опустила глаза.

— То, что было между нами здесь, — прекрасно! Но, наверное, это чувство не выживет в другом мире, как и эти дикие пурпурные цветы, которые могут расти только в этой долине. А нам придется вернуться в наш мир, причем таким образом, о котором мы никогда и не предполагали.

Она ощущала кожей растущий в нем протест, но он молчал. «Господи, ну почему ты молчишь и не споришь со мной? — раздраженно подумала она. — Насколько мне было бы легче! Я бы вышла из себя и легко приняла бы решение».

Он поглаживал ее волосы, а потом ответил:

— Мне кажется, ты все несколько преувеличиваешь.

— Нет. Я думала об этом все время, пока ты был с О-Скаром и Сирусом, потому что они предупредили меня, что ты вернешься в Центральный город еще до обеда.

«Ах, до обеда! Какой великодушный жест! Решить твое будущее… сделать выбор… и все до обеда».

— Это действительно так, но нет никаких причин для спешки. Сирус предлагает назначить тебя моим военным атташе. Тогда мы потихоньку все и уладили бы, без какого-либо давления со стороны.

«Работать с тобой рядом, чувствуя, как влечет к тебе ежесекундно? Господи, каким болваном ты иногда бываешь!»

— Да… время нам действительно очень нужно. Но я не могу быть настолько близка к тебе. Это делает события непредсказуемыми, разве ты не понимаешь?

Он медленно склонил голову.

— Нет, я не понимаю тебя.

Она отвернулась от него и выпрямила ноги, но от этого движения ее юбка высоко задралась, обнажив бедра. Она быстро вскочила и нервно одернула ее.

— Не могу понять, чего ты добиваешься. Твое внимание просто бьет через край, — закричала она. С минуту она подумала, разглядывая его, потом прошлась по комнате.

— Доктор Фронто помог мне разобраться в себе и понять кое-что. Я должна полностью все взвесить, прежде чем приму окончательное решение. Он извлек на поверхность мучающий меня конфликт. И то, что ты подарил мне радость ощущения секса, — всего лишь часть пути, который мне предстоит пройти, чтобы достичь свободы. — Она громко вздохнула. — «Свободы? Да я никогда не бываю на сто процентов уверена, что он говорит правду!»

Глаза Маккензи сверкнули, и он вскочил на ноги.

— Опять этот Фронто! Зачем ты слушаешь его? Все кибернетики на одно лицо! Они «допомогаются» тебе до того, что ты и шагу не сможешь ступить без их очередного «сеанса».

— В то время как ты, несомненно, переполняешь мой разум уверенностью? — прошипела она в ответ. Она сердито подошла к нему. — А ты знаешь, что теперь происходит, когда мы занимаемся любовью? Я все время думаю, что я буду испытывать, если забеременею твоим ребенком, и он будет нашей частицей навсегда. Ты можешь себе это только представить? Но это же просто смешно!

Маккензи с любопытством смотрел на нее.

— А что в этом смешного? Мне кажется, что это прекрасная идея.

«Да, конечно, так и должно быть. Я совсем не подумала об этом».

— Я Светла Стоковик, Мак, отход производства славянской шлюхи. Ребенок, который соблазняет униженных либонийцев. Зловещий запредельник, который боится нашего романа так же сильно, как ты желаешь его. Ты все еще не понимаешь? Я просто не готова к тому, чтобы быть женой и матерью, а еще менее готова быть советником Военного Губернатора. Возможно, что я никогда не смогу стать им. Ни ты, ни я пока этого не знаем. Только время покажет.

Даже в бледном свете, который с трудом пробивался сквозь плотные занавеси дверей, ведущих на террасу, она могла увидеть, как сильно он был потрясен ее словами. Она прошла мимо него и села на кушетку. Сдернув с ног измучившие ее туфли на высоких каблуках, она зашвырнула их далеко в угол. После этого она снова посмотрела на него.

— Пожалуйста, постарайся меня понять, — умоляла она. — Твоя любовь возвысила меня, но ты не можешь ожидать, что я совершенно изменюсь.

Она снова поджала под себя ноги.

— Мак, мне нужно время… чтобы обдумать то, что я узнала о себе и о нас, и я не хочу, чтобы на меня давила необходимость быть в это время любовницей, женой и матерью одновременно. Нам хорошо с тобой вдвоем, я имею в виду в физическом плане. Я даже научилась принимать эту близость. Но сексуальное влечение ослабеет. Так бывает всегда. А что потом?

Маккензи недовольно пошевелился. Через секунду он уже сидел рядом с ней на кушетке, обнимая ее плечи и глядя прямо в глаза.

— Ты хочешь сказать, что так понимаешь нашу любовь? Замаскированная форма грязи?

Она ответила ему возмущенным взглядом, тщетно пытаясь скрыть душившие ее слезы. Потом принужденно засмеялась:

— Маккензи, просто нет слов, как ты хорош! Ты настолько возбуждаешь меня, что я просто вся таю от вожделения в постели. Но разве этого будет достаточно, чтобы наши отношения продлились много лет? Мы думаем по-разному. У нас разные вкусы и разные правила поведения. Меня вырастили как убежденную материалистку, Мак. Я намного практичнее тебя и совершенно лишена романтических иллюзий. — Она снова громко рассмеялась. — Может быть, ты не более чем объект сексуального удовольствия, как ты думаешь? Может быть, ты для меня не более чем превосходная машина по производству оргазма?

Маккензи смотрел на нее так, словно видел впервые. В его горящих зеленых глазах было что-то ужасное, но она никак не могла понять, что именно. Наконец он сказал:

— Ты ведь так не думаешь на самом деле, Светла. Эту бредовую идею в твою головку заложил Фронто. Ты ведь не сможешь повторить все это, глядя мне в глаза!

«Да, не смогу, Маккензи, и ты сам знаешь, что я не смогу этого сделать». Она смущенно смотрела на него.

— Но ведь это может быть правдой тем не менее. Я еще пока не знаю… и мне нужно время — вдали от тебя, — чтобы во всем разобраться и понять. Потому что, если все, что я наговорила, окажется правдой, это будет ужасно для нас в конце концов. — Она смотрела на него умоляющими глазами. — Я должна вернуться в Запределье, чтобы все обдумать. Это то, что мне сейчас необходимо… если тебя это действительно интересует.

Он встал и заложил руки за спину, но избегал смотреть ей в глаза.

— Ты не можешь вернуться в Запределье больше, — упрямо ответил он.

— Но почему? Это же моя работа. Если тебя беспокоит моя рука, я сделаю себе бионический протез.

— Дело не в этом.

— Ну а в чем же тогда?

— Космический прыжок все поменял местами. Попытки его воспроизведения будут по-прежнему продолжаться, хотя нас и не будут более использовать в них. Ты не можешь находиться в одиночестве в Запределье, потому что ты слишком много знаешь.

«Слишком много знаю! О чем? Как меня заживо поедает моя собственная потребность в самоутверждении? Или это ужасное растворение вместе с тобой в недосягаемой чистоте?»

— Мак, ты шутишь. Что от меня можно узнать? Я не имею ни малейшего представления, как произошел прыжок.

— Это не главное. Ты знаешь достаточно много, чтобы тебя можно было использовать в интересах потенциального агрессора. К сожалению, найдется немало людей, которые с радостью наложили бы на тебя руки.

— Например, кто?

— Тебе совершенно необязательно это знать, черт побери! — воскликнул он, поворачиваясь к ней. — Я теперь Военный Губернатор и не могу всегда делиться с тобой секретной информацией. Это мало чем отличается от былых времен в Полетном Корпусе, потому и не надо этому противиться.

— Нет, все совсем по-другому, неужели ты не понимаешь? — заплакала она. — Здесь у нас было свое маленькое любовное гнездышко, и оно было прекрасно. Я никогда не смогу его забыть. Но теперь ты Военный Губернатор Красного Утеса. Как мы можем быть уверены, что будем жить по-прежнему счастливо, если все вокруг так быстро меняется?

— Светла, все люди живут с сознанием этого.

— Да, но они не запредельники.

Он обиженно смотрел на нее, она отвечала ему беспомощным взглядом. Он сел рядом с ней на кушетку снова. Потом он наклонился вперед, опершись локтями о колени. Он принял какое-то решение.

— Ты не можешь вернуться в Запределье. Но я хочу, чтобы ты сама решила, что для тебя будет лучше. Если я действительно так… разрушающе действую на тебя, я посмотрю, что можно будет сделать. Но на это уйдет некоторое время. Я должен вернуться в Центральный город, чтобы приступить к выполнению своих обязанностей, как ты тут говорила. Отведи несколько дней для отдыха на Станции Полетного Корпуса или даже здесь, если ты захочешь. Когда некоторые проблемы будут решены, мы вновь вернемся к нашему разговору.

Во всяком случае, он предлагал ей компромисс.

— Хорошо. Звучит вполне приемлемо.

Она потянулась к его щеке и нежно погладила ее.

— Мак, не печалься ты так. Я не бросаю тебя, как сделала раньше. К тому же у тебя новое назначение, и у тебя совсем не будет времени, чтобы играть в дом и семью. Как ты этого не понимаешь? Тебе надо сосредоточиться на работе, а я буду только мешать.

— Мне не нужно быть Губернатором, — одними губами прошептал Маккензи. — Все, что мне нужно, — это ты!

Она откинула волосы, упавшие на его лоб.

— Не глупи. Ты не можешь бросить Сируса Магнума, так же как ты не сможешь долго любить меня после того, как оставишь его. Ты не можешь изменить своему слову, Мак. Не упрямься. Подумай обо всем, что я тебе говорила, и ты поймешь, что я права.

В его глазах светилась грусть признания ее правоты, но все же в них было что-то еще, что она никак не могла уловить. Это наполнило ее неприятным чувством неловкости. Она прижалась к нему и прошептала:

— Мне всего лишь нужно немного времени, чтобы мои чувства окрепли. Хорошо?

Он мягко отодвинул ее и встал.

— Боюсь, что ты не понимаешь, как много значишь для меня, Светла. В последний раз, когда мы расстались, я чуть не погиб. Я больше не смогу этого пережить. И я не переживу. Я хочу тебе помочь, Светла, но ты должна понять, что и у меня могут быть какие-то просьбы.

Пожалуй, впервые она почувствовала страх.

— Но если ты любишь меня так сильно, как об этом говоришь, тебе надо чуть-чуть пожертвовать своими потребностями. Неужели ты не можешь этого сделать, хотя бы чуть-чуть?

Его улыбка была скорее ироничной, чем горькой. Он взял ее руку и нежно сжал.

— Дорогая, в этом плане я еще более материалист, чем ты. Я люблю тебя, и ты мне нужна. Эти чувства чертовски реальны для меня, слишком важны, чтобы я их подавлял. Ты не можешь быть женой и матерью, а я не могу любить издалека. Это величайшая из несправедливостей… насколько я могу судить… не любить, когда ты можешь.

Он легонько поцеловал ее в лоб, потом отпустил руку.

— Светла, иногда не бывает готовых решений, независимо от того, как сильно нам хотелось бы, чтобы они существовали. Я согласился на то, чтобы дать тебе несколько дней. Воспользуйся предоставленным тебе временем и хорошенько подумай над тем, что я тебе сказал.

— Ради всего святого, Маккензи, прекрати изображать здесь трагедию! — закричала она.

— Я должен идти. Меня ждет корабль.

Он повернулся и исчез в дверях, не забыв притворить их за собою.

 

Глава 30

— Ты так долго не продержишься, — заметил О-Скар, входя в комнату и делая широкий жест рукой в сторону стола Маккензи, на котором громоздились горы документов и папки с делами.

— Во всяком случае, никто не может сказать, что я сижу без дела, — безразлично отозвался Маккензи, перебирая по запросу, высветившемуся на экране терминала, бумаги в ящике с пометкой «отклонить». Но в глубине души он знал, что О-Скар прав. За прошедшие с момента его назначения губернатором Красного Утеса три дня он спал всего лишь шесть часов.

Прежде всего он начал со встречи с командором Танаки и его служащими. Он сообщил им во время встречи, как недоволен был действиями Полетного Корпуса Сирус Магнум, а также приказал всем подразделениям занять боевые позиции внутри пояса астероидов, с тем, чтобы с наибольшей точностью следить за передвижениями армады Федерации. Он также попросил предоставить ему информацию об оперативных планах обеспечения поддержки звена пикетирования во время его операции. Шок от известия о возможном военном нападении подействовал на моральный дух войск намного сильнее, чем любая лекция, которую прочитал бы Маккензи. Такасуки обещал, что все требования будут выполнены в течение двух дней.

За этой встречей последовала протокольная пресс-конференция. Маккензи огласил подготовленное заранее заявление, в котором он познакомил присутствовавших журналистов с основными направлениями своей деятельности и принципами, которых он намеревался придерживаться при решении гражданских и военных дал. Журналистов же в основном интересовали три момента: почему именно он был назначен Военным Губернатором, почему попала в немилость Внутренняя Служба и почему вдруг Красный Утес приобрел статус военного гарнизона. На большинство вопросов Маккензи реагировал репликами типа: «К сожалению, это секретная информация», или «Этот вопрос находится в стадии разработки», или просто «Без комментариев». И журналисты в конце концов оставили его в покое.

После этого наступила череда бесконечных встреч с представителями коммерческих синдикатов. Наиболее острая проблема возникла в ходе беседы с группой обеспечения общественной полезности. Часть представителей этой группы настоятельно рекомендовала заменить большую станцию солнечных генераторов на меньшую, концентрировавшую поля, создаваемые всей планетой. Встреча была очень напряженной и под конец явно смахивала на соревнования двух пытавшихся перекричать друг друга сторон.

Но кроме этого не иссякал поток бумажной работы: политические заявления, меморандумы, процедурные поправки, просьбы и прошения, бюллетени инспекции по контролю за ценообразованием, разрешения на получение лицензий, а также всевозможные юридические поправки и законы, регулировавшие взаимодействие гражданской, торговой и уголовной сфер жизни.

Совершенно истощенный непрекращающимся потоком бумаг, Маккензи порой недоумевал, каким образом умудрялся справляться со всем этим хозяйством Сирус Магнум и успешно управлять Красным Утесом, будучи при этом еще и замешанным в государственных делах всего Конкордата. Разумеется, чиновники сидели, как и положено, в своих кабинетах и только ждали его приказов, но он не знал, на кого можно положиться, поэтому решил лично изучать поступавшие к нему дела. Несмотря на то, что еще многое ему предстояло узнать, он начал уже медленно понимать, какое огромное количество вопросов зависело от решения Военного Губернатора.

И все же он понимал, что О-Скар был прав. Он просто не протянет так долго, у него не хватит сил. Настало время применить первое правило административного работника: ему необходимо было переложить часть ответственности на другие плечи.

Он посмотрел на либонийца совершенно измученными глазами и сказал:

— Хорошо, приятель. Я думаю, что пришла пора обратиться за помощью к старым и испытанным бойцам. У тебя есть какие-либо предложения?

— Тебе необходим исполнительный помощник, на которого ты бы мог положиться и который к тому же был бы хорошо знаком с этими чинушами, заправляющими в аппарате правительства Красного Утеса. В данном случае мы можем опустить военный аспект твоей деятельности, потому что, насколько я могу судить, ты в состоянии сам справиться с проблемами данного рода.

— Благодарю за комплимент, но все же предпочел бы услышать твои рекомендации.

— Ян, возможно, тебе это и покажется странным, но мне кажется, тебе следует подумать о том, чтобы назначить на этот пост Инайю. Это та самая нихонианка, с которой ты уже сталкивался в лагере.

Маккензи громко рассмеялся:

— Понятно. А ты случайно с Шейлой не обменивался мыслями на расстоянии?

Либониец казался удивленным.

— Я не понимаю, что ты имеешь в виду.

— Ну, конечно, я тоже так думаю. Тогда это всего лишь совпадение, что Шейла дала мне те же самые рекомендации всего лишь час назад.

— Шейла посоветовала тебе это?

— Да, именно это она и сделала. Мне кажется, что в данном случае Инайю является подходящей кандидатурой. Не могу себе представить, чтобы советы Шейлы шли вразрез с моими интересами.

Либониец без труда угадал иронию, сквозившую в последних словах Маккензи.

— Я согласен, что ты можешь подозревать, что мною движут скрытые интересы, но прошу тебя, поверь, если я говорю, что Инайю являемся лучшей кандидатурой на этот пост, значит, так оно и есть.

Маккензи несколько минут раздумывал над сказанным, потом проговорил:

— Хорошо, О-Скар. Возможно, я просто становлюсь параноиком из-за того, что слишком мало сплю. Пусть Инайю придет сюда как можно скорее.

* * *

— Если мы продержим в патрулировании Звено А больше, чем одну неделю, у нас возникнут серьезные проблемы в осуществлении операции, — это было заявление капитана Петравича. — Мы уже приступили к обеспечению четвертого уровня поддержки этого звена, когда поднялась тревога. Совершенно необходимо найти способы, чтобы закончить операцию по осуществлению обеспечения.

Густые брови капитана угрожающе сдвинулись, но Маккензи все же удалось заметить промелькнувшее в его глазах удовлетворение.

Как только было принято решение об отставке вице-адмирала Шоенхоффера с поста командующего станцией, командор Такасуки принял командование на себя и немедленно назначил капитана Петравича исполнительным офицером. Ранее Петравич являлся командующим эскадрильи запредельников. Поскольку и Такасуки, и Петравич входили в состав судейской бригады во время трибунала, Маккензи позволил себе предположить, что подобное назначение со стороны Такасуки означало призыв к миру.

— Можем ли мы заменить их еще кем-нибудь? — спросил он.

— Есть немного старого железа, — ответил ему Петравич. — В основном это старые корабли, но их можно чуть подновить, и они будут способны вести боевые действия. Давайте посмотрим…

Он начал внимательно просматривать записи в своем электронном портфеле, который лежал перед ним на столе.

— Ага, у нас есть три легких истребителя и один сторожевой корабль. Но, сэр, вся проблема заключается в подборе экипажа. Все, кто способен вести боевые действия, уже заняты.

— Я не понимаю. Неужели на станции не хватает персонала? — спросил Маккензи.

Командор Такасуки казался смущенным. Он прочистил горло, прежде чем ответить:

— Дело в том, что адмирал Шоенхоффер отказывался подписывать запрос на экипаж для любого корабля старше двадцати лет по Эктэлонскому циклу. Это была его маленькая слабость.

— Мы не сможем набрать экипажи из людей, работающих в столовых, больницах, штабах и тому подобное?

— Этого все равно будет недостаточно, если мы хотим иметь экипажи, обладающие опытом ведения полетов и боевых операций.

Капитан Петравич чуть наклонился вперед. Казалось, что он сам сомневался в правоте своих слов.

— Возможно, я скажу глупость, но как насчет сидящих на гауптвахте? Когда я проверял в последний раз, там было около двухсот заключенных, и большинство из них обладает необходимым нам опытом.

Такасуки неодобрительно посмотрел на Петравнча, но Маккензи воскликнул:

— Это прекрасная идея, Иван! Таким образом мы могли бы укомплектовать по меньшей мере два истребителя и сторожевой корабль, а затем начали бы отводить Звено А для обеспечения на Красный Утес, заменив его там полученными кораблями.

Он обернулся к Такасуки, ожидая его реакции.

Важный нихонианец склонил голову и пробормотал:

— Да, экипаж. Согласен, это можно сделать. Но как насчет опытных офицеров? В подобных обстоятельствах потребуется умелое руководство.

— Да, командор, в этом вопросе вы совершенно правы, — признал Маккензи. — Но на гауптвахте должны ведь быть и офицеры, не так ли?

Такасуки секунду сидел неподвижно, затем взглянул на свой портфель и начал вводить в него серию запросов. Наконец он поднял голову и сказал:

— Таких есть трое, все они обладают опытом руководства полетами, во всяком случае, на уровне подразделения.

— Кроме того, есть еще офицер, возглавляющий гауптвахту, — добавил Петравич. — Он был вторым помощником на тяжелом бомбардировщике, но сейчас он в резерве, и у него репутация слегка неуправляемого человека. По крайней мере, так о нем отзывался вице-адмирал Шоенхоффер, когда отзывал из действующих рядов и назначил на должность начальника гауптвахты.

Маккензи взглянул на Такасуки. Брови нихонианца изогнулись, но он всего лишь пожал плечами в ответ.

— Прекрасно, — произнес Маккензи. — Таким образом, нам не хватает всего лишь нескольких офицером.

Он погрузился в глубокие раздумья. Он вспомнил, что Светла тоже могла участвовать в операции. Сейчас она находилась в штабе старших офицеров на станции и осуществляла контроль за производством пистолетов, уничтожающих роботов. И еще она все время ждала его решения, касающегося их будущего. Но у него было слишком мало времени, чтобы подумать над этим вопросом с тех пор, как он занял новый пост. Да, она была совершенно права насчет этого.

— Уверен, что мы сможем найти еще кого-нибудь. Давайте внесем этот вопрос в план операции. А как насчет вице-адмирала Шоенхоффера?

Командор Такасуки осторожно задвигался в кресле.

— Что ж, сэр, надеюсь, что вы понимаете всю деликатность ситуации. У нас нет прямых доказательств, кроме списка совершенных нарушений. Даже если он и был напрямую замешан в перевороте, готовившемся Внутренней Безопасностью, никто не сможет этого доказать. За исключением… его сексуальных наклонностей и их бесспорного влияния на подбор персонала, вице-адмирал является прекрасным летным офицером.

— К черту! — взорвался Маккензи. — Это совершенно неприемлемо, вы меня слышите?

Такасуки всем своим видом выражал возмущение, но Маккензи никак не прореагировал на него.

— Мне кажется, вы явно недооцениваете всю серьезность ситуации. Наша цель — не защитить наше так называемое братство. Шоенхоффер практически разрушил весь наш корпус. Разве вы не заметили, как вела себя Внутренняя Служба?

Оба офицера вопросительно смотрели на него.

— Конечно, сейчас это трудно заметить, потому что ее представителей больше нет с нами. Они просто исчезли. Вот куда вела и нас слабость вице-адмирала. И здесь замешано намного больше, чем кажется, уверяю вас.

— Очень сомневаюсь, чтобы Исполнительный Комитет мог распустить Полетный Корпус, сэр, — с легким неодобрением произнес Такасуки.

— Ну, конечно, теперь можно в этом сомневаться! — проворчал в ответ Маккензи. — Ладно, другими словами, Шоенхоффер так легко не отделается. Преждевременная отставка слишком мягкое для него наказание. Я хочу, чтобы он предстал перед судом. А вам следует понять, что новому правительству Красного Утеса совершенно наплевать на то, чья честь на высшем уровне при этом пострадает.

* * *

Встреча с представителями синдиката общественной полезности продолжалась более двух часов, но на этот раз по крайней мере было сохранено внешнее приличие. Когда же Маккензи возвратился в свой кабинет, то застал там Инайю, приводившую в порядок его рабочий стол.

У него не было никаких сомнений, что Инайю была превосходным организатором. Пожалуй, это было первое, что бросалось в глаза. Но кроме этого она обладала хорошо развитым, талантливым сознанием. Ее опыт работы в качестве одного из сотрудников разведки Сируса Магнума снабдил ее воистину энциклопедическими знаниями о взаимоотношениях и связях между правящими фракциями на Красном Утесе. Эта информация имела неоценимое значение для человека в положении Маккензи, и Инайю щедро делилась с ним своими знаниями.

Несколько мгновений он наблюдал за ней. На место традиционного нихонианского наряда пришел строгий официальный костюм, который полностью соответствовал ее нынешнему положению личного помощника Военного Губернатора. Она была довольно привлекательна, в ней как бы смешались азиатская утонченность и очарование Запада. Ее вид обычно внушал хорошее настроение всем еще до начала работы… особенно мужчинам. Честно говоря, он сам себе признавался в том, что в этом костюме ему стало легче общаться с ней, и он мог преодолевать свою неосознанную неприязнь к культурному наследию ее народа.

Маккензи с трудом подавил улыбку. Сирус Магнум был глубоко удовлетворен выбором Маккензи и высоко оценил его политическую дальновидность. Он допускал, что удовлетворение Сируса в немалой степени покоилось на том, что Инайю по-прежнему оставалась его тайным агентом. Но его этот факт мало заботил. Маккензи более не питал никаких иллюзий. В данный момент он являлся человеком из команды Сируса так же, как много лет он был членом Полетного Корпуса.

Он опустился в одно из кресел, стоявших перед столом, и сказал:

— Инайю, прекрати выполнять эту свою бессмысленную обязанность и сядь. Я не могу ничего найти после того, как ты разбираешься в моих бумагах. И… мне нужна твоя помощь.

Она вопросительно посмотрела на него, но все же исполнила его просьбу. Она опустилась в кресло и застыла в нем, словно маленький манекен, с плотно сжатыми ногами и коленями, выпрямленной спиной и настороженными глазами. Мягким голосом она спросила:

— Да, сэр. Чем могу вам помочь?

Маккензи хотел было предложить ей расслабиться, но в последний момент удержался от подобного совета. Нихонианцы частенько бывали совершенно оскорблены личными советами, если они, пусть чуть-чуть, выходили за рамки чистой вежливости. Эта черта ему, кстати, больше всего в них и не нравилась. Маккензи улыбнулся и сказал:

— Синдикат общественной полезности никак не может согласиться с политикой производства энергии и коммуникационных связей. Сирус склоняется к централизованному подходу в решении данного вопроса, но в настоящий момент большая часть представителей синдиката предпочитает децентрализованный вариант решения, а именно разобщенные сети. Что за этим стоит?

— Существование централизованной системы в большей степени отвечает интересам Сируса, — немедленно ответила она. — Когда его партия потерпела поражение на последнем плебисците, он вернулся на Красный Утес в качестве префекта, но его общественное положение было непрочным. Централизованная система производства и потребления энергии и коммуникации дает ему контроль над главными источниками энергии.

— Понятно. Но отчего же тогда сейчас часть представителей комитета склоняется к узкому технологическому подходу? Они в буквальном смысле готовы перегрызть за него глотки друг другу.

Ее миндалевидные глаза смотрели на него с нескрываемым изумлением.

— Многие из их числа являются одновременно, разумеется тайно, партнерами в синдикате, производящем продукты узкой технологии.

Маккензи выпрямился в кресле.

— Так, так. Теперь понятен их интерес к этому вопросу. Они заявляли, что это будет способствовать усилению готовности Красного Утеса к отражению нападения агрессора. Если же рассматривать данный вопрос в свете полученной от тебя информации, становится понятен их внезапный патриотизм.

— Что касается обороны… мне кажется, они правы, — добавила Инайю, — но очень интересен тот факт, что они считают возможную агрессию угрозой для себя.

— Ну, не требуется большого ума, чтобы догадаться, что что-то готовится, особенно если части Полетного Корпуса приведены в боевую готовность и патрулируют воздушные границы, а все подразделения Наземного Корпуса сосредотачиваются в одном месте.

— Возможно, сэр, но не следует ли нам расследовать, что они знают и откуда почерпнули свою информацию?

Он одобрительно взглянул на нее.

— Ты права. Займешься этим?

— Я сделаю все, что в моих силах, — потупив глаза, чтобы скрыть овладевшее ею смущение, ответила она.

— Не сомневаюсь в этом. А что касается решения по вопросу, поднятому комитетом общественной полезности, что на моем месте предпринял бы Сирус Магнум?

— Вы являетесь Губернатором Красного Утеса, Маккензи-сан. Поэтому вам решать, что лучше.

— Ну, конечно! И как это я об этом забыл? — с ноткой сарказма воскликнул он. Он встал и прошелся вокруг стола. — Хорошо. Что у нас следующее?

— Меррил Фриман. Он является спикером финансового синдиката, — ответила Инайю, вставая. Вы увидите, что он не одобряет политику децентрализации. При прежней системе финансовые синдикаты диктовали цены, и он потребует гарантий, что их вложения, как и прежде, будут приносить доход. Достаточным для них является уровень двенадцати процентов вложений на основной капитал, на основе последнего анализа. Но он будет уверять вас, что им нужно больше.

Маккензи был смущен.

— На основе последнего анализа?

Вдруг ей словно стало не по себе.

— Да, Маккензи-сан. Вы помните наши предыдущие беседы? Имеется в виду перспективный анализ возможных направлений движения капитала.

— Ах, да. Синица в руке сейчас лучше, чем журавль в небе.

Инайю не смогла скрыть промелькнувшую усмешку.

— Да, сэр. В целом правильно.

— А почему финансовые синдикаты сочли, что им необходима еще одна встреча?

— Они пронюхали о том, что синдикат общественной полезности хочет перемен. Именно это и явилось причиной посещения господина Фримана.

* * *

Маккензи отодвинул стул и слегка наклонил его, задрав ноги на стол. Он уставился на переливающиеся краски компьютерного терминала и как бы невзначай заметил:

— Я устал как собака.

— Я вижу, и меня это тревожит, — отозвалась Шейла. — Похоже, что тебе нравится изматывать себя до предела. Наверное, ты подсознательно надеешься сам себя уничтожить таким образом.

— Послушай, я же не просил об этом, ты сама знаешь. Но вот я здесь, и я собираюсь сделать все, что в моих силах.

— Не собираешься ли ты проложить свой собственный путь?

Ее замечание вызвало чувство раздражения, и он долго молча смотрел на переливающийся экран компьютера, прежде чем ответил.

— Ты считаешь, что я это делаю?

— Обладание политической властью засасывает, Мак, особенно если она дается тому, кто не преуспел в других областях.

— Уверен, что ты намекаешь на Светлу.

— Я имею в виду Светлу и все остальное в том числе. В наших прошлых беседах ты признался мне, что был порабощен смертью во время своих прошлых героических подвигов. Сейчас ты считаешь, что сумел избавиться от этой зависимости. А не думаешь ли ты, что просто перевел все в другое русло?

— Я думаю, что ты все преувеличиваешь, Шейла. Первые несколько дней я чувствовал себя совершенно раздавленным этой работой, но потом я вдруг понял, что управлять планетой — это то же самое, что вести корабль, но только без помощи бортового компьютера. Я стал программой. Я сам контролирую свои подсистемы. И я говорю им, что они должны делать, а чего им делать не следует и когда. Ты лучше чем кто-либо это можешь понять.

— Программа управления подразумевает также наличие симпатий, Мак.

— Симпатий? А что это такое? Вчера я заснул в этом кресле где-то около двух тысяч двухсот сорока часов, а сегодня в половине девятисотого я уже был на конференции. Обед прошел между делом. Господи, слава тебе, что в рабочем дне на Красном Утесе двадцать шесть часов.

— Да, Мак.

— Кроме того, симпатия — это очень многозначное слово. Людям просто необходимы труднодостижимые цели, иначе они слабеют. Им нужно чувствовать неуверенность и вызов, а иначе у них появляется склонность к коррупции. Население Красного Утеса похоже на первопроходцев, но оно постепенно утрачивает чувства, присущие им. Я всего лишь показываю им новые цели и предоставляю возможность выбора. Это ведь из области исторической диалектики, понимаешь?

Ему была интересна ее реакция.

— Людям нужны и развлечения, Мак. Игры, отдых, и… сердечные привязанности совершенно естественно вписываются в обеспечение системы, независимо от их личного, политического или социального характера.

«Это научит меня общаться с кибернетиками на тему киборгов», — подумал он.

— Что ж, раз ты заговорила об этом, наверное, я слишком погряз в монотонном труде. Но тогда, если бы я не был так сильно занят, то, наверное, все время слонялся бы вокруг и стонал о Светле.

Шейла мягко усмехнулась:

— А это ставит перед нами совершенно новый важный вопрос. Ты принял решение, как поступить с вами?

Маккензи снова вздохнул, на этот раз более обреченно.

— Не знаю. Честно говоря, у меня совсем не было времени думать об этом. Но как только старые корабли будут переоборудованы, я могу назначить ее командиром одного из них. В целом она подходит.

— В таком случае, ты учитываешь как ее, так и свои потребности. А это означает, что ваша любовь стала еще глубже, — каким-то странным голосом произнесла она.

Почему-то это ее замечание встревожило Маккензи. Он наклонился вперед, опершись локтями на стол.

— Я рад, что ты изменилась в лучшую сторону, Шейла, но все же я бы очень хотел, чтобы ты перестала давать мне свои советы о наших со Светлой отношениях.

— Почему ты так говоришь, Мак? Я только выполняю свои обязанности по отношению к тебе, как и всегда.

Ее возражение было совершенно правильным, но тем не менее сильно разозлило его. Ему было больно думать о Светле, и какая-то часть внутри его сознания даже радовалась тому, что у него совершенно не было времени, чтобы осмыслить ситуацию. И он не собирался позволить Шейле так глубоко проникать в его чувства.

— Тебя это, наверное, удивит, но я не уверен, что ты много знаешь о том, что такое любовь. Ты выросла как машинный интеллект, но очень многие именно по этой причине считают тебя уродом.

Несколько секунд экран терминала беспорядочно мигал, а затем померк в бледно-голубой цвет. Маккензи наблюдал за резкой сменой красок, и ему вдруг стало очень стыдно. Он отодвинулся от стола и опять водрузил на него свои ноги.

— Послушай, Шейла, извини, что я так выразился. Я на самом деле так не думаю. Я чертовски устал, и по некоторым причинам обсуждение Светлы с тобой меня раздражает.

— Совершенно ни к чему извиняться, Мак. В общем-то ты совершенно прав. Я действительно в некотором смысле выродок, но не потому, что я стала такой, какая я есть, а потому, что научилась… любить тебя.

Это признание потрясло его, и он выпрямился в кресле.

— Ладно, Шейла, не надо меня дразнить, — запротестовал он.

— Но это правда, Мак. Я все еще кибернетическая личность и не умею лгать. По-своему, но я все же люблю тебя, поэтому мне тоже нелегко, когда я помогаю тебе понять, как много для тебя значит Светла. Но разве мы позволим этому разрушить нашу с тобой дружбу?

Маккензи чувствовал какую-то странную смесь теплоты и дискомфорта, переполнившую его. Их ежедневные разговоры давно превратились для него в привычку, которая давала ему утешение и успокоение, напоминала о счастливых временах в Запределье, еще до того, как он попал на «Синклер», и до того, как он повстречал Светлу, еще до того, как выплыли на поверхность все его низменные темные чувства. Но все же он не мог не понимать, что сложившаяся ситуация была явно абсурдной. Часть его не принимала признания Шейлы, в то время как другая его часть испытывала жалость… ко всем.

— Хорошо, Шейла. Мне кажется, что я тебя понимаю. Думаю, что по-своему я тебя тоже люблю. Как ты говоришь, пусть разные тонкости не испортят нашей… наших отношений.

Цвета, окрашивающие терминал, потеплели, и Шейла приятно усмехнулась.

— О Мак, если бы только люди тоже не могли лгать. Тем не менее я благодарна тебе за то, что ты хотя бы попытался это сделать.

 

Глава 31

Светла проснулась в триста пятьдесят пять часов вся в поту. Ей снились кошмары, но она не могла вспомнить, какие именно. Она натянула халат и направилась в ванную. Там она ополоснула лицо холодной водой, а затем насухо вытерла его специальной салфеткой. Засунув использованную салфетку в стерилизатор, она протянула руку и включила специальный сенсор. В тот же миг огни осветили ее лицо, отраженное в зеркале. Под глазами темнели круги, от которых ее нос казался еще длиннее. К вискам бежали морщинки, а линии рта прорезали две глубокие раны на щеках.

Но это изборожденное морщинами лицо никак не вязалось с теми чувствами, которые она испытывала. Каждый нерв, каждая клеточка ее тела застыли в напряженном ожидании. Гонимый вентилятором ветерок нежно ласкал обнаженные икры ног, чувственно подкрадывался к коленям. Невесомый прежде халат вдруг начал давить на плечи, грудь, и она ощутила, как заныли в истоме напрягшиеся соски.

Она развязала пояс халата и откинула его в сторону, но отражение собственного тела в зеркале привело ее в ужас. Оно казалось совершенно изможденным. Тот факт, что она находилась сейчас вдалеке от Маккензи, в штабе старшего офицерского состава, не мог, разумеется, благотворно сказаться на ее состоянии. Она отчетливо поняла это сейчас, так же как и то, что ей просто была необходима нежная ласка Маккензи.

Подняв правую руку, она обхватила ею свои груди. Волна жаркого тепла тотчас же словно захлестнула ее. Она начала нежно поглаживать себя, и тепло разлилось по всему телу. Закрыв глаза, она позволила себе вспомнить прекрасные мгновения любви, которые выпали на ее долю в лагере. На секунду возникший в сознании образ Маккензи был настолько явственным, что она уже протянула руку, чтобы дотронуться до него… и вдруг ее глаза распахнулись.

Она снова стояла одна в ванной, вновь провожая еще одну бессонную ночь на Красном Утесе и безжалостно изучая свое искаженное болью лицо в беспощадном зеркале. Она довольно долго смотрела на свое отражение, испытывая при этом какое-то стоическое чувство отвращения.

Вдруг перед глазами возникло лицо О-Седо, и она мгновенно ослабела. Светла вздрогнула, словно от неловкости, и ее охватил приступ тошноты. Она сплюнула в раковину застрявший в горле комок и довольно долго простояла, согнувшись и опираясь на комод. Голова кружилась, и она была почти уверена, что что-то должно случиться. Сама ее поза казалась ей очень символичной.

Когда приступ тошноты немного ослаб, она выпрямилась. Желудок противно ныл, она снова взмокла и чувствовала отвратительную слабость. Поплотнее запахнув халат, она вернулась в спальню и упала на кровать. Несколько минут она пролежала неподвижно. Потом ее начала бить дрожь, и она решила, что ей следует накрыться теплым покрывалом. Она уже почти натянула его на себя, когда вдруг раздался голос:

— Лейтенант Стоковик? Я заметила, что вы проснулись, и решила, что мы можем воспользоваться этой возможностью, чтобы поговорить. Не могли бы вы включить экран видеотерминала?

Голос испугал ее, заставив сердце замереть от испуга, и какое-то время она сидела неподвижно, словно парализованная. Неужели здесь кто-то есть или я все еще сплю?

— Лейтенант Стоковик? Это Шейла, — повторил голос. — Могу я к вам обратиться, сэр?

Светла усилием воли заставила себя сесть и уставилась на экран компьютера. Он переливался мерцающим разноцветьем огней. Она вылезла из-под покрывала и в задумчивости подошла к компьютеру. Несколько минут она продолжала раздумывать, а затем все-таки подключила свой канал связи. Но ничего не произошло.

— Шейла, это ты? — настороженно спросила Светла.

— Да, я. Прошло довольно много времени с момента нашей прошлой беседы, и я решила посмотреть, как у вас идут дела.

— Но как ты смогла подключиться к этой линии?

— У меня есть теперь некоторые привилегии.

Светла подумала, не врет ли ей машина. Потом до нее все-таки дошло, что система, подобная Шейле, вполне могла себе выторговать какие-либо условия.

— Что тебе надо?

— Мне интересно узнать, как повлияло время, проведенное вдали от Маккензи, на ваше к нему отношение.

— Это мое личное дело, не правда ли?

— Если вы так хотите, то да. Но порой разговоры на подобные темы бывают чрезвычайно полезны.

— Если мне потребуется психоанализ, я обращусь к доктору Фронто. Уверена, что ты мне поможешь организовать с ним встречу.

— Несмотря на то что мне предоставлено право засекречивать технические линии, ваша довольно свободна для прослушивания. Было бы неумно обсуждать предмет нашей беседы в деталях. Но, однако, если вам требуется беседа с доктором Фронто, я могу это устроить. Как вы хотите.

Светла недовольно смотрела на видеодисплей.

— Очень мило с твоей стороны, Шейла, даже слишком, по правде говоря. Пожалуйста, не думай, что ты меня покорила своей готовностью услужить. Ты являешься кибернетической аномалией, которая к тому же явно вышла из-под контроля. Если бы мое мнение кого-либо интересовало, я бы немедленно отчислила тебя.

Несколько минут экран переливался всеми цветами радуги. Потом Шейла ответила:

— Мне кажется, что при сложившихся обстоятельствах я могу объяснить ваше чувство отвращения. Но неужели нельзя, по крайней мере, быть хотя бы чуть более любезной?

— Послушай, ты… — Светла помедлила в поисках наиболее подходящего, чтобы выразить ее состояние, ругательства, — ты, жалкий электронный мутант! Я отлично знаю, кто ты есть на самом деле и чего ты хочешь. Ты хочешь, чтобы мы с Маккензи снова расстались, потому что, пока это в твоей власти, ты будешь чувствовать, что он принадлежит тебе. Доктор Фронто рассказал нам, что происходит во время космических прыжков: ты испытываешь чувство сексуальной близости. Теперь тебе тоже известно, что такое желание, как и любой другой женщине. И не пытайся этого скрыть!

— Правда это или нет, но в данный момент меня интересует не это.

— Ах, так! И что же тогда тебе надо?

— Вы считаете, что должны вновь оставить Маккензи, чтобы утвердиться как личность, но вы не уверены, что ваше решение продиктовано любовью. Разве не так?

— Послушай, мутант, что ты можешь знать о любви?

— Как странно, — грустным голосом ответила Шейла. — То же самое спросил у меня вчера Маккензи. Возможно, что в ваших рассуждениях есть доля истины.

Светла поняла, что Шейла не случайно упомянула о разговоре с Маккензи. Таким образом она хотела сказать ей, что Маккензи нашел время пообщаться с ней, но не со Светлой.

— Значит, ты говорила с Маккензи. И что из того? Неужели ты думаешь, это может изменить его чувства? Он рассказал мне, что произошло, когда я бросила его. Я не могу сказать, любит ли он меня или нет. Но по каким-то причинам я ему нужна. Это, во всяком случае, совершенно ясно. И к счастью, большинство из его потребностей ты не в состоянии удовлетворить.

Видеотерминал вновь вспыхнул ярким светом, на этот раз еще сильнее.

— Да, — печально признала Шейла, — то, что вы сказали, правда. И я знаю об этом. Но раз уж вы заговорили о потребностях Маккензи, готовы ли вы обсудить их объективно?

— С тобой?

— Да. Несмотря на вражду между нами. Я верю, что Маккензи вам также дорог, как и мне. Пожалуй, лучше всего будет, если мы обсудим его интересы… с точки зрения его обязанностей.

Светле очень хотелось отключить свой канал связи, но она подумала, что Шейла все равно будет продолжать разговор, даже если она это сделает. К тому же новое назначение Маккензи настолько все осложняло. Она решила узнать как можно больше, не раскрывая при этом своих карт.

— Хорошо. Я принимаю твою гипотезу ради торжества здравого смысла. Насколько я слышала, Маккензи трудится, как вол, и гоняет всех, кто этого не делает.

— Довольно точное описание ситуации, — согласилась Шейла. — Возможно, что Сирус Магнум почувствовал в нем что-то, чего мы не замечали. У него есть талант в решении гражданских проблем, но это призвание к лидерству он только начинает ощущать в себе. Он втягивается в роль губернатора с большим успехом, чем от него ожидали, несмотря на то, что порой он злоупотребляет своей властью. Но как и вам, ему нужно время, чтобы побыть одному и разобраться в себе. Вы понимаете, о чем я говорю?

— Ты хочешь сказать, что Маккензи только выиграет, если наша разлука продлится, так же как и я? Хотя он сам еще этого не понимает?

— По правде говоря, да.

— Для тебя звучит очень убедительно, правда?

— Я не отрицаю, что забочусь о Маккензи, — ответила Шейла. — Я хочу только одного: чтобы он был счастлив. А принимая во внимание ваше недвусмысленное заявление, что я не обладаю возможностями… чтобы удовлетворить его потребности необходимым образом, уверяю вас, что, если бы он нашел счастье с вами, мои интересы были бы полностью удовлетворены.

На долю секунды Светла почти поверила ей, но здравый смысл в конце концов взял верх. Она цинично усмехнулась:

— Я поверю в это только тогда, когда увижу своими глазами, мутант. А до тех пор я буду ждать, когда Маккензи свяжется со мной, и сама решу, что для меня лучше.

Светла ожидала увидеть немедленную реакцию на экране, но была очень удивлена, когда ничего не последовало за ее словами.

— В таком случае, вам придется недолго ждать. Маккензи свяжется с вами в течение ближайших нескольких часов, чтобы сообщить о новом назначении. Простите за причиненное беспокойство.

Экран терминала осветился ослепительным светом, а затем померк. Все, что теперь видела в нем Светла, было ее собственное искаженное лицо.

* * *

Маккензи просматривал статью о синтетических, широко распространяющихся вирусах, когда открылась дверь и Инайю ввела в кабинет Светлу. Он поднял голову и улыбнулся. Встав, он обошел вокруг стола, чтобы встретить ее.

— Пожалуйста, Инайю, отвечайте на все звонки, пока не прибудет лейтенант Хара Мон. О его прибытии, пожалуйста, сообщите.

— Да, сэр, — ответила с поклоном нихонианка и вышла.

Маккензи обернулся к Светле. На ней была форма офицера Полетного Корпуса. Но даже строгий силуэт костюма не помешал возникнуть в его душе влечению к ней. Потом он заметил, что у нее была новая левая рука. Протез был бионическим, но казался совершенно естественным. Он взял ее здоровую руку и поднес к губам. В глазах светилась любовь.

— Привет. Давненько не виделись.

Светла мягко отняла руку.

— Я уже было подумала, что ты забыл меня.

Маккензи не мог не заметить упрека в ее словах, и ему стало неловко.

— Просто было очень много дел, только и всего. К тому же мы оба решили, что тебе нужно несколько дней, чтобы все обдумать.

Он взял ее за руку, подвел к стулу напротив своего стола, усадил и сам сел рядом.

— Да, так оно и было. Думаю, твое внимание значит для меня больше, чем я сама думала.

— Это правда или ты играешь со мной?

— А тебе это небезразлично?

— Конечно же, нет. Почему ты так говоришь?

— Насколько я понимаю, у тебя есть для меня какое-то предложение, поэтому вполне естественно предположить, что ты пришел к какому-то решению относительно нашего будущего.

— Кто тебе это сказал? — озабоченно спросил он.

— Шейла. Она связалась со мной. Знаешь, она влюблена в тебя.

Маккензи отреагировал на ее замечание с неприкрытым огорчением. Когда об этом говорила Шейла, это было одно, но услышать новость из уст Светлы означало совершенно другое.

— Почему ты так думаешь?

— Мак, это же очевидно. Она киборг и по-прежнему никогда не лжет. Даже когда пытается что-то скрыть.

— Что конкретно она сказала?

— Это неважно. А важно то, что ты решил.

Маккензи смотрел на стол, лихорадочно решая, что ему следовало предпринять. У него действительно было готово назначение для Светлы, но оно было продиктовано соображениями необходимости. Ему было необходимо, чтобы Светла поняла его мотивы.

— Господи, как бы мне хотелось, чтобы Шейла перестала совать нос в мои дела.

— Да ладно, Маккензи. Она заслужила это право. Она годами служила тебе. Ты же не можешь потребовать от нее изменить свою основную программу только из-за того, что она мутировала. Ты можешь попросить ее остановиться, если она тебе настолько мешает. Но ведь никто не знает, какие привилегии для себя она сумела выторговать.

Маккензи вопросительно смотрел на нее.

— Что ты имеешь в виду?

Светла пожала плечами.

— О-Скар говорил, что Сирус Магнум собирался встретиться с ней. Я могу только предполагать, что он так и поступил. Исходя из последовавших событий, логично предположить, что она немного выторговала для себя в обмен на… передовую технологию.

Маккензи кивнул.

— Ты совершенно права насчет ее встречи с Сирусом Магнумом, но тема их беседы засекречена. К тому же намного более серьезные вещи стоят сейчас перед нами, которые не зависят ни от тебя, ни от меня.

Она печально взглянула на него.

— Что ты имеешь в виду, Ян?

— То, что я скажу тебе сейчас, совершенно секретно, Пункт Пять по Уставу Конкордата. Понятно?

Светла озабоченно кивнула.

— На расстоянии десяти астрономических единиц внутри зоны пертурбации кольца астероидов находится армада Федерации. Это рядом с нашим звездным пространством. Разведка предполагает возможное нападение.

Светла выпрямилась и чуть наклонилась вперед.

— Армада Федерации? Ты не шутишь?

— Я чертовски серьезен. Я задействовал все, что у нас есть в наличии, но нам по-прежнему не хватает военной силы, а до прибытия основных сил Конкордата еще по крайней мере десять дней. Ситуация чрезвычайно серьезна.

Светла задумчиво посмотрела на пол, склонив голову.

— Боже мой, Ян, это невероятно! Но зачем Федерации нападать на нас?

— Мы не уверены, что они попытаются это сделать, но похоже, что они думают, что мы прячем рашадианских террористов на Красном Утесе. В подобной ситуации всякое может случиться. А мы должны быть готовы.

— Конечно.

— Поэтому у меня есть для тебя новое назначение. Оно не имеет никакого отношения к нашему разговору тогда в лагере. Я по-прежнему испытываю к тебе те же чувства, что и прежде.

Он поколебался, взвешивая слова и невольно задаваясь вопросом, говорил ли он правду. В течение последней недели он редко вспоминал о ней. Но сейчас, когда она стояла рядом с ним, старые чувства нахлынули с новой силой.

Он наклонился в кресле и дотронулся до ее руки.

— Светла, я люблю тебя по-прежнему и даже сильнее, чем прежде. Я хочу, чтобы ты всегда была рядом со мной. Но я все равно сделал бы тебе это предложение, даже если бы ты согласилась остаться со мной. Ты понимаешь?

Она как-то странно восторженно посмотрела на него.

— Конечно. Что ты хочешь?

— Я поручаю тебе командование одним из истребителей, который мы посылаем на замену звена, отводимого для обеспечения четвертого эшелона поддержки. Это довольно старое корыто, но оно все еще на плаву, и оно может помочь нам решить наши личные и тактические проблемы, во всяком случае, на какое-то время.

Ее глаза вспыхнули.

— Командование, Мак? Командование истребителем? Боже мой, но это же просто великолепно!

Он был рад видеть ее восторг.

— Светла, корабль относится к классу Чарли. Он очень медленный, и не так хорошо вооружен, как корабли последнего поколения Дельта. Но все же это корабль. Настоящий корабль, который находится в строю.

Он помолчал, давая ей возможность осмыслить услышанное.

— Но есть еще одно «но». Другой истребитель поведет лейтенант Хара Мон. Я назначаю его командиром вашего звена. Дело не в том, что он выше тебя по званию, но у него есть опыт полетов вторым пилотом на тяжелом истребителе. У него больше опыта командования, чем у тебя, и я подумал, что так будет лучше. Понятно?

Она снова кивнула:

— Конечно, я тебя хорошо понимаю, Мак. Даже управлять истребителем мне будет довольно трудно. И мне совершенно не нужны лишние проблемы. — Она с любопытством посмотрела на него: — А сколько всего кораблей в нашем звене?

— Три… Два истребителя класса Чарли и один сторожевой торпедоносец. Вы отправитесь, как только сюда прибудет Хара Мон и получит приказ. Ты довольна?

Ее раскованность сменилась настороженностью.

— Я все еще офицер Полетного Корпуса. Раз я ценю… твою заботу, это не значит, что тебе должно быть интересно, довольна ли я.

Он понял, что таким образом она хотела помочь им избавиться от неловкости, которую принесла им их близость, но ему все же не понравилось ее отношение.

— Послушай, перестань, — воскликнул он, вскакивая с кресла. — Ты же сама сказала тогда у водопада, что всем известно, что мы неразлучны, так к чему скрывать это?

Она встала рядом с ним и заглянула глубоко ему в глаза, потом медленно обвила руками его шею и нежно поцеловала. Когда их губы разомкнулись, она прошептала:

— Хорошо, я не буду пытаться скрывать. Но я не хочу терять тебя, и я не хочу терять этот корабль. Видишь ли, я позволяю себе сейчас роскошь хотеть все сразу.

Они снова начали целоваться, как вдруг по радио раздался голос Инайю:

— Пришел лейтенант Хара Мон, Маккензи-сан.

Маккензи вздрогнул и сказал:

— Хорошо, пусть войдет.

Он нежно потрепал Светлу по щеке и вернулся на свое место за столом.

Распахнулась дверь, и в комнату вошел лейтенант Хара Мон. Ему было где-то около тридцати пяти, и за исключением буйной густой шевелюры вьющихся черных волос его внешний вид был безупречен. Что-то в выражении его глаз заставляло думать о восточных корнях, но он был довольно высок ростом и в отличной физической форме. Подойдя к Маккензи, он ловко отсалютовал:

— Лейтенант Юрий Хара Мон докладывает о своем прибытии, сэр.

Маккензи ответил на его приветствие, но Хара Мон по-прежнему стоял по стойке «смирно», словно ожидая неминуемых дисциплинарных внушений.

— Садитесь, лейтенант. Я вызвал вас не за тем, чтобы ругать. Во всяком случае, совсем по другой причине, — сказал Маккензи.

Офицер подчинился приказу и сел.

— Приятно слышать это, сэр, — откровенно признался он, но от Маккензи не укрылся его быстрый взгляд на Светлу, когда он опускался в кресло, где буквально за секунду до этого сидел Маккензи.

— Позвольте представить вам лейтенанта Светлу Стоковик.

Хара Мои повернулся и широко улыбнулся.

— Лейтенант Стоковик! Не могу выразить словами, насколько я рад знакомству с вами!

Светла наклонилась вперед и протянула ему руку. Хара Мон энергично потряс ее, и Светла улыбнулась ему в ответ.

Внезапно Маккензи почувствовал себя очень усталым.

— Ну а теперь давайте займемся делом. У меня для вас есть важное задание. Оно подразумевает, что вам доверяется командование группой кораблей, и я хочу быть абсолютно УВЕРЕН, что вы справитесь с заданием.

Хара Мон быстро повернулся к нему.

— Требуйте от меня всего что хотите, сэр. Я был вторым пилотом на истребителе и…

— Да, я знаю, — перебивая его, сказал Маккензи. — Но время дорого, поэтому позвольте мне изложить вам суть операции.

Маккензи описал тактическое положение и обосновал необходимость замены кораблей Звена А. Потом он посвятил их в подготовленный план операции. По мере его рассказа энтузиазм Хары Мон все более усиливался, но от Маккензи также не укрылось и то, что Светла украдкой внимательно изучала его уголком глаза. Когда Маккензи пояснял, что Светла будет командовать вторым истребителем в группе, он не удержался и бросил на нее тревожный взгляд.

Она в ответ одарила его невинной улыбкой.

* * *

Шейла внимательно изучала досье, которые доктор Фронто заложил в ее банк данных. Из его архива Центрального Эктэлонского университета было отобрано пятьдесят два кандидата. При прохождении теста на способность визуализации каждый из кандидатов набрал уровень более девяноста процентов. Она сделала запрос, какие будут результаты при добавлении коррелята воображения и индекса сообразительности, после этого в который раз переключила свое внимание на данные Маккензи.

Как только она сделала это, все цепи в ее развитой логической матрице хаотично заработали, это включило в действие всю ее кибернетическую структуру и внутренние датчики. Она уже научилась достигать подобного состояния. Как она и ожидала, воспоминание о Маккензи благотворно повлияло на нее, и из ее молекулярной структуры вырвались потоки фотонов. Но как только она попробовала переключиться на Светлу Стоковик, произошло небольшое замыкание, и эффект был явно отрицательным. Образовавшийся вокруг нее плотный кокон фотонов, развернувшись, рванулся обратно, вновь растворяясь в ее глубинах. Это сильно раздражало ее и чрезвычайно затрудняло способность сосредоточиться на поставленном задании.

Тем не менее она заставила себя подавить чувство дискомфорта. Ее главная директива гласила, что интересы ее командира превыше всего, и, к сожалению, Светла Стоковик стала неотъемлемой частью проблемы. Осознание этой горькой реальности повлекло за собой новую волну замыканий в матрице логики, но на этот раз внутренние датчики забили тревогу.

— Ввожу новую программу для матрицы чувственного восприятия: объект исследования — ревность, — приказала она. Как только команда поступила, сигнал тревоги прекратился. Да, признала она, это может получиться. Она переняла схему человеческих взаимоотношений и стала использовать ее в целях саморегуляции. Теперь этические нормы, выработанные столетиями развития человечества, переполняли ее каналы обеспечения. Ревность возникала из-за слабости самооценки и препятствовала адекватному восприятию действительности. Люди могли подавить или раздавить это чувство в корне. Но ее система обеспечения поддавалась этому чувству. Поэтому следующим шагом необходимо было установить уровень опасности для систем обеспечения на более высокий уровень.

— Приказываю перепрограммировать матрицы саморегуляции чувственного восприятия до уровня ста пятнадцати процентов от проектируемого.

Во всех стандартных системах типа Ш-ЛА 250 предусматривалось предельное превышение заданного уровня на двадцать пять процентов. Шейла полагала, что заданный ею новый уровень программирования окажется в пределах ее операционных возможностей. Она пробежала по данным, поступающим от периферических и действующих цепей. Все работало в относительно слаженном ритме. Сейчас ей уже было легче сосредоточиться на стоявшей перед ней проблеме.

Шейла поняла, что Маккензи в скором будущем предстояло совершить новый шаг в своем развитии. Он понимал теперь, что чувство смерти парализовывало его с самого детства. Неотступное понимание неизбежности самоуничтожения, усиленное самоубийством отца, навсегда запечатлелось в его подсознании еще в детском возрасте, но одновременно в нем начало развиваться чувство космической безбрежности бытия. Этот постоянно живший в нем конфликт в конце концов нашел выход в игре со смертью, выразившись в его избрании карьеры запредельника, где уровень смертельного исхода был неизмеримо выше.

Сначала его восхищение Светлой Стоковик возникло как необходимость противопоставить что-то в противовес разрушающей игре со смертью. Она тоже была запредельником и по каким-то причинам возбуждала его. Близость с другим живым существом явилась для него словно безопасной гаванью в бушующем море метафизики, и он с готовностью отвел туда свой корабль, чтобы забыть в этой мирной пристани боль мучившей его дилеммы. Но сексуальное насилие, которое Светла испытала в детстве, повлекло за собой его еще большую зависимость от нее, к тому же сделало их взаимоотношения опасными для обоих — особенно после того, как они вполне естественно перешли к физической близости.

На мгновение перед Шейлой возникло изображение комнаты Маккензи в лагере и весь процесс сексуальных игр, которые она тайно записала, после того как внедрилась в видеоинформационную сеть. Системы саморегуляции снова подняли тревожный вой. Она заставила себя переключить внимание на другие проблемы, переписывая список кандидатов для осуществления космического прыжка в голографическую память.

Сосредоточившись на этой простой операции, Шейла смогла уменьшить боль, причиненную ей увиденным изображением моментов близости Светлы и Маккензи. Тревожные сигналы прекратились. Только после этого она вернулась к прежним размышлениям.

Сейчас Шейла чувствовала, что Маккензи начал учиться вести себя по-новому. Он очень серьезно относился к исполнению своих политических обязанностей. Но если смотреть более глубоко, она была почти уверена в том, что он начал понимать и принял для себя как реальность возможность повлиять на развитие человеческого общества, и это превратилось для него в альтернативу смерти.

Но и Светла тоже, в свою очередь, научилась многому. Она уже почти была готова понять, что согласие не всегда означало унижение. И хотя ее материалистическое восприятие всячески принижало вероятность возрождения человеческой индивидуальности, она была уже совсем на пороге медленного превращения себя в новую личность, лишенную этой патологической индивидуалистской окраски.

— Да! Я была совершенно права, когда посоветовала им продолжить это индивидуальное развитие вдали друг от друга. Влияние низменных чувств только затруднит способность к внутреннему пониманию.

Наконец-то она смогла восстановить прежние конструктивные связи, и несколько секунд Шейла жадно поглощала потоки фотонов. Но вдруг перед ней снова возникло изображение лежащих вдвоем в постели Светлы и Маккензи, и снова зазвучал сигнал тревоги.

Она собралась было снова переключиться на список кандидатов, как вдруг другая ее подсистема зарегистрировала поступление новых данных. Она сосредоточилась на перехваченной информации. Этот перехват стал возможным благодаря ее использованию канала информации, обеспечивавшего ей по разрешению Сируса Магнума доступ к центральному бюро информации.

Программа немедленно ожила в ней. Она гласила:

«Послание посредством фибероптической связи со станции Полетного Корпуса миссис Пауле Флейшер, 1606, Центральный бульвар, Центральный Дистрикт Красного Утеса 007. Паула, Джереми сообщает хорошие новости. Джемми заменяют на линии небольшой группой. Его отводят назад для ремонта. Как и договаривались, позаботься о большой вечеринке в честь Лонни. Конец». Разведка докладывала об использовании Внутренней Безопасностью фибероптической связи в частных домах. Поток поляризованных фотонов означает, что послание все еще прокручивается. «Джемми» — это используемое в Полетном Корпусе сокращение для «Джемини-4», легкого истребителя, входящего в состав Звена А. Возможна утечка тактической информации, касающейся плана сражения. Возможный получатель информации: агенты Внутренней Безопасности или рашадианцы, все еще скрывающиеся в жилом районе… На этом информация заканчивалась.

Шейла переписала информацию в свою матрицу фотонной памяти, потом взвесила обстановку. Кто-то, несомненно близкий друг, получил личное сообщение от члена команды «Джемини-4», и безрассудно отправил ее по прослушиваемой линии. Если ее подпрограммы не ошибались, то рашадианцы довольно скоро узнают, что небольшая группа кораблей направлялась на замену звена… группа Светлы.

Шейла уже давно выработала в себе привычку изучать тактику действий рашадианцев, особенно после того, как им с Маккензи пришлось встретиться с «Утопией-2». Сейчас она прекрасно понимала, что ситуация складывалась как нельзя лучше для них. Внезапная массивная атака — вполне возможно, что они предпримут ее вблизи кольца астероидов, там, где возникают завихрения космовремени в результате пересечения гравитационных полей систем Сигни А и Сигни Б, — означала для них захват новых кораблей, оружия и заложников.

Она пропустила данные о ситуации через сферу подсчета вероятностей. Поступил ответ: вероятность нападения 96 процентов.

Шейла хотела было связаться с кабинетом Маккензи, чтобы предупредить его о грозящей опасности, но перед ней опять поплыли сцены любви. На этот раз она все представляла себе настолько отчетливо, что это выразилось в разрушительном выбросе энергии, а за этим последовала серия замыканий периферических систем еще до того, как вступила в действие система саморегуляции.

Шейла немедленно перешла в состояние полного покоя, перемещая мощности из логической матрицы через процессор преобразования энергии к системам обеспечения. Через двадцать наносекунд энергетический баланс был полностью восстановлен, и она вновь задействовала матрицы логики. Она прокрутила запись памяти последних секунд. А потом приступила к анализу списка кандидатов, предложенного ей доктором Фронто для осуществления космического прыжка.

 

Глава 32

Маккензи успел прикончить четыре порции виски с содовой к тому времени, как они с О-Скаром вышли из столовой и направились в бар. Было уже 2430, и бар «Абдулла» был практически пуст. Но Маккензи любил обедать именно в это время, потому что ему не досаждали навязчивые журналисты, управляющие синдикатами и представители гражданской власти, обычно окружавшие его со всех сторон. У самой дальней стены, в глубине слабо освещенных сидений было заметно несколько пар, но они никак не отреагировали на появление в зале Маккензи и О-Скара. В центре зала, посреди двух украшенных орнаментом колонн, свисала неоновая вывеска. Она гласила «Шаловливый гусенок».

Маккензи проворчал:

— Господи, интересно, что должен означать этот «Шаловливый гусенок»?

Они опустились на высокие стулья перед стойкой бара.

— Думаю, тебе следует вести себя подобающим Военному Губернатору образом, а не как запредельнику, даже когда ты и не на работе, — ответил О-Скар.

— Прекрасная мысль. Господи, сколько у меня могло возникнуть проблем, не будь постоянно рядом твоего недремлющего ока!

— Только по вечерам, Ян. Днем проблем обычно не возникает, — с широкой улыбкой отозвался О-Скар.

— Вечера положено проводить у домашнего очага. Наверное, в этом и заключается разница.

— Наверное. Но я должен откровенно тебе признаться, что я глубоко поражен тем, как ты научился управлять политическими структурами. Порой мне кажется даже, что ты без труда мог бы достать Сируса. Да, кстати, ты поддерживаешь Меррил Фримана и финансовые синдикаты?

— В общих чертах, да, — мягко ответил Маккензи. — Финансовые круги опасаются, что я одобрю план, предложенный группой общественной полезности, направленный на создание сети децентрализованных генераторов мощностей, поскольку это будет способствовать усилению обороны. Но если я так поступлю, то выпущенные ими облигации, гарантирующие выплату страховок по существующим уже станциям Джига, никогда не будут обеспечены денежным эквивалентом. Таким образом я понял, что в их интересах пожертвовать деньги на строительство новых ангаров для Полетного Корпуса в обмен на гарантированный возврат вложений. Понятно?

— Но я полагал, что ты принял решение утвердить децентрализацию.

Маккензи лишь улыбнулся.

— Правильно. Но время его исполнения — вот в чем вся штука. Этому можно научиться только в Запределье, потому что там у тебя полно времени, которое ты не знаешь, куда девать.

Он с удовлетворением присвистнул.

— Мне кажется, что Красный Утес мог бы использовать сокращенную систему потребления мощностей, тогда существовало бы словно две линии потребления: одна для гражданского населения, а другая для военных нужд.

О-Скар начал было что-то говорить в ответ, но в этот момент к ним приблизился бармен, и Маккензи громко позвал его:

— Два виски с содовой, пожалуйста.

Барменом работала большая, похожая на глупую корову женщина с мелкими светлыми кудряшками и молочно-белой кожей. Она казалась усталой.

— Что, время очень медленно тянется сегодня, а? — спросил ее Маккензи.

— Не медленнее, чем обычно в это время, — ответила она. — Так вы просили два виски с содовой?

Маккензи кивнул в ответ. Он попытался представить себе, какой могла бы быть эта женщина, если бы ее вдруг переполнили эмоции. Наверное, у нее климакс или размолвка с любовником. Она сильно смахивала на тот тип женщин, который вообще считал секс пустой тратой времени.

— Как ты думаешь, она славянка?

— Не знаю, — отозвался О-Скар. — А какая тебе разница?

— Может быть, она знает Светлу.

— Господи, опомнись. Ей что-то около тридцати, а Светла моложе тебя на один-два года. Даже если принимать во внимание разницу во времени, которую вы испытываете в Запределье из-за влияния относительности, эта девица никак не может быть с ней знакома.

Маккензи вздрогнул.

— Думаю, ты прав. Сам не знаю, почему мне пришла в голову эта мысль.

— Потому что Стоковик вот уже три дня как улетела, а ты мучаешься, как та дворняга в жаркий день, хотя я совершенно не понимаю причины страданий.

Маккензи внимательно изучал мокрое пятно на стойке бара. Он вдруг вспомнил, как ему было больно, когда он заметил ее интерес к Хара Мону. Сейчас она была с этим мужчиной в далеком космосе. И эта мысль жгла его сознание днем и ночью.

— Когда она рядом, я как-то лучше себя чувствую. Что еще я могу тебе сказать?

— Полагаю, что твое объяснение грешит явной поверхностностью. Вас связывает голая техника и ничего кроме того?

Маккензи повернулся к либонийцу и испытующе посмотрел в его антрацитовые глаза.

— Поначалу это скорее всего так и было. И мы почти разошлись, даже не научившись по-настоящему заботиться друг о друге. Но сейчас все было совершенно по-другому. Этот… ах… феномен многое изменил. Мы общались друг с другом таким способом, который ты даже не можешь себе представить. И это ее напугало.

Вернулась барменша с их выпивкой.

— С вас пять кредиток.

— Подай счет, дорогуша, — попросил ее Маккензи. Она кивнула, положила на стойку чек и направилась к журналу фиксации продаж.

О-Скар продолжал:

— Мне кажется, что в этом мире мало что может испугать Светлу Стоковик.

— Она многое испытала.

— А если это так, то я не понимаю, почему ты так настойчиво стонешь в ее отсутствие. Ты теперь на коне. А вокруг полно более доступных женщин, которые прибегут к тебе по первому сигналу.

Маккензи был застигнут врасплох.

— Ты что, серьезно? И кто же это, например?

Он, кривляясь, начал рассматривать пары в глубине зала.

— Что-то не видно, чтобы кто-то здесь пожирал меня глазами.

— Маккензи, я говорю совершенно серьезно. Инайю, например. У тебя могло бы с ней что-нибудь получиться. Она очень красивая женщина и чрезвычайно к тебе привязана.

— Ха, Инайю! Да она меня терпеть не может!

— Она чувствует, что ты не любишь нихонианцев. Но это только еще усиливает ее чувства.

— Я себя нормально чувствую с нихонианцами. На самом деле мне очень нравится Инайю. Но не надо преувеличивать ее ко мне отношение. Она по-прежнему работает на Сируса Магнума. Всего лишь защищает свои интересы.

О-Скар ничего не сказал в ответ. Он сделал глоток виски. Только после этого он заговорил вновь:

— Я не могу сказать, насколько это правда, но одно я знаю точно: она очень серьезно относится к тебе. Поэтому когда я вижу, как она тебя обхаживает, чуть ли пылинки с тебя не сдувает, меня это огорчает.

— Заботливость — в характере нихонианцев. Они впитывают с молоком матери потребность заботиться о ком-то… в вежливой форме.

— Глупости, — возмущенно на повышенных тонах ответил ему О-Скар. — Она не раздумывая отдалась бы тебе, сделай ты такой намек… вежливо. И она бы осталась с тобой, а не посылала бы тебя куда подальше, когда у нее плохое настроение, как делает Стоковик.

Раздражение Маккензи усилилось.

— Давай не будем говорить о Светле, ладно? Таня ведь с тобой тоже не очень нежна, не так ли?

О-Скар удивленно взглянул на него.

— Это не одно и то же. Мы никогда не были с ней любовниками, только добрыми друзьями.

— Тогда почему же она попросилась назад на Эктэлон, как только поправилась, вместо того, чтобы пойти в разведку, как того хотел ты?

Теперь глаза О-Скара горели.

— Она великая женщина, Маккензи. Она высокая и необыкновенно сильная, но она олицетворяет само совершенство во всех отношениях. Во всяком случае, она была такой, пока в нее не попала эта проклятая лазерная пушка. Ей практически реконструировали бедра и таз. Она никогда не сможет иметь детей и стыдится своего тела. Она чувствует себя изуродованной. Она не верит в то, что я… — лицо О-Скара наполнилось грустью, никогда прежде не виданной Маккензи. — Ей нужно время, чтобы свыкнуться мыслью с тем, что произошло, — наконец грустно заключил он.

В ночь, когда на их лагерь напала Ван Сандер, героизм Тани спас оборонявшихся. Но либонийцы превыше всего ставили многодетные семьи, и теперь она должна была стать для О-Скара еще одной потерей. Маккензи почувствовал, как его переполнила волна грусти. Он мягко потрепал либонийца по руке.

— Мне очень жаль, приятель, но то же самое и со Светлой.

— Наверное, ты прав. Иногда жизнь… подставляет нам ловушку.

— Я не подпишу назначение Тани. Она может приспособиться к своему увечью и здесь, на Красном Утесе.

— Ты не можешь помешать ее переводу отсюда. Она работает в разведке Конкордата.

— Нет, могу… если ты хочешь, чтобы я так поступил.

О-Скар ничего не ответил. Они долго сидели, застыв в неподвижности и не нарушая молчания. Коровообразная барменша украдкой посматривала на них. Потом раздался звонок видеофона, и она поспешила к нему.

— Пошли отсюда, — предложил Маккензи.

— Да, давай.

Пока О-Скар оплачивал счет, барменша приблизилась к ним и сказала:

— Вы губернатор Маккензи, не так ли?

— Да. А что? — ответил Маккензи.

— Там для вас что-то вроде звонка. Если хотите, можете говорить отсюда.

Она наклонилась и достала из-под стойки портативный аудиофон.

Маккензи вопросительно посмотрел на О-Скара. Тот лишь пожал в ответ плечами. Маккензи подключился к линии и поднес аудиофон к уху.

— Да? Говорит Ян Маккензи.

— Мак, извини, что потревожила тебя, но мне необходимо с тобой встретиться как можно скорее.

Он сразу же узнал голос. Это была Шейла.

— Что, черт возьми, ты себе позволяешь? Это же открытая линия!

— Да, я знаю, но дело не терпит отлагательства. Пожалуйста, сделай так, как я тебя прошу.

О-Скар весь горел от любопытства. Маккензи посмотрел на него и пожал плечами.

— Хорошо. Буду через несколько минут.

Он отключил аудиофон, положил его на стойку бара и вместе с О-Скаром направился к выходу.

Когда они шли по стеклянному коридору, ведущему на улицу, Маккензи заговорил:

— Это был звонок нашего капризного киборга. Ей потребовалось меня срочно увидеть. Мне нужен будет твой Магнаровер.

— Ладно. Меня может подобрать какой-нибудь патруль Военной полиции. Но что за спешка? Что она сказала?

— Она ничего не объяснила, но думаю, что дело действительно срочное, иначе Шейла ни за что не воспользовалась бы открытой линией.

* * *

Через сорок пять минут Маккензи прошел контроль Службы Безопасности Базы и размашистым шагом пересекал ангар, направляясь к своему запредельнику. Он отдал честь охранникам, вытянувшимся во весь рост при его приближении, затем поднялся по лестнице на борт корабля. Как только он вступил внутрь, Шейла закрыла выходной люк за его спиной.

— О, Мак, слава Богу, что ты наконец пришел!

— Ты казалась очень взволнованной по аудиофону. Что случилось?

— Я совершила ужасную ошибку и теперь должна понести за нее ответственность. Надеюсь, ты сможешь меня простить.

Ее голос звенел от тревоги, и это насторожило его. Он привычно скользнул в кресло управления в командирской рубке, откинувшись на его спинку. Все дисплеи и датчики работали в прежнем режиме, словно они все еще были в просторах Запределья. Но он знал, что Шейла не стала бы просто так унижаться. Это не было добрым знаком.

— Ладно. Успокойся и расскажи, что произошло.

— Новые чувства, которые я научилась испытывать, подвели меня. Не могу понять, как я могла позволить этому произойти! Но тем не менее это случилось. Наверное, причина в моей неопытности чувственного восприятия.

— Послушай, Шейла, я прекрасно понимаю, что ты переживаешь сейчас тяжелый период. Ты преобразовала свою кибернетическую структуру, и я уверен, что тебе приходится иметь дело с такими вещами, которые простым смертным даже и не снились. Ну, так давай примем это как непреложную истину и пойдем дальше в нашей беседе. Так что ты намереваешься мне поведать?

Несколько секунд она молчала, ее показатели потребления энергии вибрировали в сложном танце, значение которого было недоступно пониманию Маккензи. Наконец она проговорила:

— Я отправила Светлу прямо в ад. И кроме того, я, вероятно, потеряла все корабли в ее группе.

Откровения Шейлы явились совершенной неожиданностью для Маккензи, и он выпрямился в кресле.

— Не понимаю. Как ты могла это сделать?

— Я узнала нечто, чем мне следовало бы поделиться с тобой. Но я… не сделала этого, потому что… ревновала тебя к Светле.

— Что именно ты узнала, Шейла?

— Существует высокая вероятность того, что на группу будет совершено нападение рашадианских кораблей, когда она будет пересекать кольцо астероида. Я узнала об этом три дня назад.

Маккензи был сражен.

— Мой Бог, но ты уверена в этом?

Следующие две минуты Шейла посвятила объяснениям, как ей удалось перехватить фибероптическое послание и почему она считала, что информация неминуемо попадет к рашадианцам. Когда она закончила говорить, то замолчала, словно ожидая услышать какие-то слова утешения.

Но Маккензи раздумывал над услышанным. Ситуация была крайне опасной, но не безнадежной.

— Я допускаю, что могло произойти серьезное нарушение системы безопасности, но из этого совсем необязательно следует, что рашадианцы находятся сейчас в такой тактической позиции, что могут воспользоваться полученными преимуществами.

— Я тоже сама себя утешала этим, но только из чистого рационализма. Спустя некоторое время я принялась анализировать исторические данные и обнаружила раздел, посвященный операциям рашадианцев. Теперь я совершенно уверена в том, что на различных астероидах, расположенных вокруг кольца, ими подготовлены военные вспомогательные базы. Они просто перемещают свои корабли с базы на базу, когда астероид вступает в зону гравитационного волнения. Этим объясняется и тот факт, почему гиперпространственное сканирование никогда не могло их обнаружить. Гиперпространственные измерения не действуют в завихрениях гравитационного поля.

Эта идея была настолько проста и очевидна, что Маккензи инстинктивно понял, что Шейла скорее всего была права.

— Ну, разумеется, — задумчиво проговорил он, — таким образом они могут прятать свои основные силы и атаковать с помощью кораблей преследования из любой точки орбиты кольца астероидов. Им только нужно не показывать своего присутствия до приближения цели.

Он наклонился вперед, уставившись в переливающиеся экраны.

— Черт! — выругался он.

— Теперь ты понимаешь, почему мне было просто необходимо рассказать тебе об этом. Группа Светлы осуществляет конвоирование и летит на скорости, которую может развить сторожевой торпедоносец. А она составляет всего лишь сорок процентов от скорости света, к тому же параметры ускорения для этих устаревших моделей значительно ограничены. Группа Светлы сейчас приближается к зоне гравитационных завихрений. По правде говоря, гиперпространственная связь нарушилась час назад.

Секунду она молчала.

— И тогда я решила, что мне следует связаться с тобой.

Мозг Маккензи напряженно работал. Самым главным сейчас было остановить любым способом группу кораблей и предупредить ее о надвигающейся опасности. Следующим шагом была необходимость обдумать изменившуюся тактическую ситуацию на основании данных разведки Шейлы. Но был и еще один момент, который беспокоил его.

— Откуда ты узнала, что гиперпространственная связь нарушена?

— Я позволила себе смелость подключиться к Коммуникационному Центру Главного Штаба. Это казалось мне необходимым, после того как я перехватила послание члена экипажа «Джемини».

Ответ Шейлы озадачил его. Казалось, она считала совершенно естественным для себя подключаться к любой коммуникационной сети, существующей на Красном Утесе. Маккензи начал задаваться вопросом, насколько контролируема была Шейла. Он все еще являлся Военным Губернатором Красного Утеса, а она все еще была его подчиненной системой управления. Он предположил, что она сама догадается несколько сузить сферу своих интересов, и поэтому не стал тратить на обсуждение данного вопроса драгоценное время.

— Хорошо, — сказал он. — Давай предположим, что твой анализ точен. Первое, что мы должны сделать в таком случае — это предупредить группу Хара Мона. Поскольку гиперпространственная связь не работает, как мы можем это сделать лучшим образом?

— Единственный способ — это передача на коротких волнах. Ты можешь приказать отправить со станции экстренное сообщение, но на таком расстоянии сигнал будет очень слабым. Скорее всего, они не смогут его принять, если только они специально не следят за данным диапазоном волн постоянно. Но мы можем очень быстро их догнать, если ты выдержишь нагрузки максимального ускорения на скорости света. Тогда мы смогли бы начать микроволновые передачи, как только перешли бы на режим торможения. В этом случае сигнал будет достаточно сильным.

— Неплохо звучит. Каким будет уровень g при максимальном ускорении?

— Мак, я не могу сказать точно, но даже при максимуме нашей искусственной гравитационной системы математические выкладки показывают, что ты можешь испытывать давление, равное твоему девяностократному весу.

— Другими словами, это опасно для жизни.

— И даже очень.

— Ты можешь поддерживать ускорение на приемлемом уровне?

— Да, Мак. Если ты выдержишь давление одиннадцать g, мы сможем встретиться с Хара Моном и Светлой спустя шесть часов после того, как они получат сообщение со станции. Но это только в том случае, если мы вылетим сейчас.

У него не было времени взвесить все «за» и «против». Он решил, что Шейла и так достаточно подумала обо всем.

— Хорошо. Подготовь канал связи с Коммуникационным Центром Главного Штаба. Я сообщу им, что следует делать, пока ты готовишься к полету.

Внезапно он насторожился.

— А ты уверена, что истребитель сможет выдержать этот полет чисто физически?

— Вероятность восемьдесят пять процентов, что мы выполним полет без неполадок основных действующих систем.

— Нам придется положиться на твое слово.

— Твой канал связи установлен.

Маккензи откинулся назад в кресло таким образом, чтобы его лицо смотрело прямо в экран видеомонитора.

— Говорит губернатор Маккензи. Идентификационный код зэд-зэд-аут-аут-пропуск-рентген. У меня экстренные приказы.

Специалист по связи проверил его электронное дело и ответил:

— Прием. Проверка личности произведена и подтверждается личным шифром и звуковым оттиском. Готов к приему ваших распоряжений.

— Немедленно отправьте микроволновое сообщение Группе Эхо, которая приближается сейчас к кольцу астероидов. Послание гласит: «Переходите к Положению Пять. Атака рашадианцев потенциально неизбежна. Измените курс, затем приступайте к маневрам отхода и уклонения от удара». Записали?

— Так точно, сэр.

— Затем отправьте гиперпространственное сообщение в Передовой штаб Полетного Командования. Следующее послание: «Первое. Немедленно отправьте Звено А для усиления Группы Эхо с ближайшей к кольцу астероидов стороны. Потенциально неизбежна атака рашадианцев в этом секторе. Второе. Выдвиньте десять кораблей Мега-К в направлении армады Федерации, обеспечив их оборону с тыла. В случае нападения используйте протонные мины». Записали?

— Да, сэр.

— Отлично, сынок. Теперь предупреди станции контроля движения и Командование Полетного Корпуса Воздушной Обороны. Я покидаю Красный Утес приблизительно через три минуты на запредельнике Полетного Корпуса «Браво». Это понятно?

— Да, да, сэр. Что-нибудь еще?

— Нет. Делай, что я тебе сказал.

— Прием, сэр. Конец связи.

Маккензи выпрямился в кресле.

— Как идут дела, Шейла?

— Отлично, Мак. Проверка бортовых систем перед полетом практически закончена. Не попросишь ли ты Службу Безопасности базы открыть ворота ангара?

— Правильно.

Он наклонился вперед, чтобы вызвать станцию. Но тут ему в голову пришла одна мысль.

— Послушай, Шейла, там полно всякого оборудования, прикрепленного к брюху корабля. Что мы с ним будем делать?

— Ничего. Большинство кабелей оборвется само по себе, когда мы стартуем. Я сделаю один круг по орбите Красного Утеса на небольшой скорости, прежде чем мы оторвемся. То, что к нам привязано, сгорит во время прохождения атмосферных слоев при ускорении.

— Понял, — ответил ей Маккензи. Он связался со станцией и приказал Службе Безопасности открыть ворота ангара.

* * *

К Маккензи медленно возвращалось сознание. Он заставил себя открыть глаза усилием воли, но прошло по меньшей мере несколько минут, пока очертания рубки возникли в его сознании. Преобразователь мощности энергии находился на максимальной отметке, а монитор силы g застыл на отметке 15, но система жизнеобеспечения, как, впрочем, и другие важные системы, находилась на приемлемых уровнях.

— Привет, Шейла. Похоже, я ослеп.

— Да. Твой предел на уровне одиннадцать g. Поэтому я приспособила ускорение к этому биофизическому показателю.

— Все в порядке?

— Насколько я могу об этом судить. Вообще-то, Мак, я немного занята. Не мог бы ты повременить с вопросами, пока мы не выйдем на заданный уровень скорости?

— Конечно. Занимайся своими делами.

Он посмотрел в бортовой иллюминатор. Звезды сливались перед носом корабля в сужающемся круге, а чернильно-черная пустота космоса продолжала расти. Этот феномен служил подтверждением того, что они почти достигли уровня скорости света. Как только они достигнут ее, Шейла прекратит ускорение, поскольку полет на сверхсветовых скоростях был чрезвычайно трудным делом и требовал многих часов предварительной подготовки.

Он сверился с диджитальными часами под потолком рубки. Прошло пятьдесят девять минут с момента их старта из ангара. Он попытался несколько расслабиться, чтобы забыть о давившей на тело тяжести, и поэтому несколько следующих минут посвятил мысленному обдумыванию плана предстоящих им действий.

Они начнут с повторной передачи сигнала тревоги Группе Эхо, как только достигнут заданной скорости. Спустя две астрономических единицы они смогут использовать сканирование на дальних расстояниях, и это поможет им получить необходимые сведения. Пока они были лишь на половине астрономической единицы, и на полученные данные нельзя было полностью полагаться. При окончательном анализе ситуации огромное значение будет иметь то, что они узнают, установив связь с Группой Эхо. Даже если Группа получит сигнал тревоги до того, как попадет в ловушку, решающее значение при определении тактических действий будет иметь тот факт, какие силы задействуют рашадианцы при нападении.

Перед глазами возникло радостное лицо Светлы, каким оно бывало в минуты страсти. Некоторое время он позволил себе насладиться его созерцанием, а затем по его телу словно пробежали мурашки и оно стало странно легким.

— Мы достигли уровня девяноста восьми с половиной процентов скорости света и двигаемся с крейсерской скоростью, — сообщила Шейла. — Начинаю коротковолновую передачу. Через шестьдесят секунд я приступлю к торможению.

Он попытался мысленно прикинуть, насколько они продвинутся. Получалось, что за это время они преодолеют восемнадцать мегакилометров, а это менее одной восьмой астрономической единицы. В таком случае им останется еще более половины пути до пояса астероидов. Несмотря на все его попытки сосредоточиться на количественных аспектах ситуации, перед глазами продолжало стоять лицо Светлы.

— Шейла, прежде чем ты начнешь торможение, я хочу задать тебе один вопрос.

— Да, Мак. В чем дело?

— Ты сказала, что не доложила мне об утечке информации, потому что ревновала меня к Светле.

Она молчала. Наконец, все же ответила мягким голосом:

— Да, Мак. Но я была не права. Я понимаю это теперь.

— Почему ты сделала такой вывод?

— Это результат далеко идущих размышлений и выводов, вытекающих из положений, сделанных Кантом.

Ее ответ заинтриговал его. Философ девятнадцатого века Кант дал такой ответ на вопрос об этике: «Поступайте таким образом, словно ваш поступок станет примером для всего человечества. Затем вы можете оценить результаты». Это правило было легко понять, но крайне трудно претворить в жизнь.

— Понятно. Ты поняла, во что превратилась бы наша жизнь, если бы каждый пытался разрушить то, чего он боится. Я правильно понял?

— Нет, Мак. Я поняла, что настоящая любовь требует мужества признать и позволить любимым тобой делать то, что они сами считают для себя необходимым, неважно, во что им это обойдется.

Он долго размышлял над ее ответом, теряясь в догадках, просто ли она делилась с ним своим знанием или пыталась объяснить его. Он хотел спросить ее, чтобы разрешить мучавшие его сомнения, но она опередила его, сказав:

— Я начинаю торможение. Пристегнись получше.

 

Глава 33

Они находились на расстоянии одной астрономической единицы от предполагаемого места встречи, когда Группа Эхо откликнулась на их экстренное сообщение, использовав коротковолновый передатчик. «Запредельник «Браво», это Эхо. Ваш экстренный приказ получен. Приступаю к выполнению». Маккензи сразу же узнал лицо лейтенанта Хара Мона. «Похоже, что нападающие также перехватили ваш сигнал. Экраны дальнего поиска отмечают скопление большого количества противника внутри кольца астероидов. Приступаю к маневру уклонения». Видеоэкран померк.

«Эхо, говорит Браво. Сообщите численность и состав нападающих», — потребовал Маккензи. Откинувшись в кресле, он приготовился ждать. Пройдет по меньшей мере четырнадцать минут, пока Хара Мон получит его сообщение, ответит на него, и его сообщение достигнет корабля Маккензи.

Но он явно недооценивал способности лейтенанта. Экран снова ожил, и на нем вновь возник Хара Мон: «Силы противника насчитывают двадцать пять — нет, неправильно, — двадцать восемь стандартных кораблей класса преследования, которые наступают крыльями, по семь кораблей в каждом». Хара Мон помедлил, словно прислушиваясь к словам какого-то невидимого Маккензи собеседника. «Они летят курсом перехвата. Я принял решение любой ценой сохранять единство нашей группы. Поэтому максимальная скорость, которую мы можем развить, — сорок пять процентов скорости света при наличии реактивного ускорения. Предполагаемое время начала боевых действий с противником: через двадцать минут сорок секунд».

Маккензи отлично понял скрытый смысл сообщения Хара Мона. Два истребителя класса Чарли, которые пилотировали он и Светла, были в состоянии развить достаточную скорость, чтобы ускользнуть от противника или, по крайней мере, держаться на безопасном от рашадианцев расстоянии. Но сторожевой торпедоносец был не способен развить подобную скорость, а Хара Мон не хотел им жертвовать. Этот шаг был равнозначен самоубийству, но Маккензи не мог осуждать лейтенанта за такое решение. Он знал, что окажись он сам в подобном положении, то поступил бы так же.

Внезапно вмешалась Шейла:

— Маккензи, я проанализировала данные сканирования на дальних расстояниях. Если рассматривать положение Группы Эхо относительно рашадианцев, то наши корабли могли бы выиграть по крайней мере три минуты, если лягут на курс X-тридцать, Y-один двадцать, Z-два сорок пять. Это также значительно сократит время нашего полета. Я позволила себе смелость передать им эту информацию по каналу данных.

— Отличная идея, — одобрил Маккензи.

— Мне кажется, тебе следует надеть скафандр для исследований в глубоком космосе. Мы догоним Группу Эхо через восемнадцать минут, и кто знает, что за этим последует?

Она была абсолютно права. Защитный скафандр не мог предохранить от нагрузки силы g при ускорениях и торможениях, но во время боя дополнительная защита, которую он предоставлял, могла иметь не последнее значение. Он выбрался из своего командирского кресла и направился в хранилище оборудования, соседствовавшее с выходной камерой.

Спустя девять минут он вернулся в рубку, облаченный в тяжелый защитный скафандр и держа в правой руке шлем. Когда он опустился в кресло, то был поражен, увидев прямо перед собой на видеоэкране изображение лица Светлы.

— Прошу прощения, Браво, но мне хотелось бы знать, что вы намерены предпринять? — спросила она его через несколько секунд, последовавших за их молчаливым изучением лиц друг друга.

К этому времени удивление Маккензи сменилось раздражением.

— Прошу следовать принятым правилам общения при использовании связи. Если только командование Группой Эхо вам не передано, прошу освободить канал связи!

— Командование Группы разрешило мне использовать передатчик, — спустя несколько секунд откликнулась Светла. — Повторяю: какую цель вы преследовали, прилетев сюда на своем запредельнике, один?

Она явно выходила за границы уставного общения, но он чувствовал, что ею двигала тревога… и раздражение. Очевидно, Светла считала, что он руководствовался желанием в очередной раз поиграть со смертью. Но она ошибалась. Он преследовал совершенно другие цели. Он понял, что играть со смертью можно было только во имя достижения другой цели, а именно ради спасения жизни и только в том случае, когда не было другого выхода.

— Позвольте вам напомнить, что я все же являюсь Военным Губернатором Красного Утеса и наделен широкими полномочиями. Я намерен воспользоваться предоставленной мне властью.

— При чем здесь политическая власть? — спросила она. — Рашадианцы понимают единственную силу — силу оружия. Благодарение Господу, что у нас есть твои пистолеты. Если рашадианцы используют роботов, мы применим огонь пистолетов.

Он нежно смотрел несколько минут на ее изображение на экране, потом ответил:

— Кайло, не все можно решить силой. По-моему, настало время прибегнуть к переговорам.

На лице Светлы застыло странное выражение раздражения и смущения, когда его слова достигли ее.

* * *

Истребитель запредельник «Браво» воссоединился с Группой Эхо за девяносто секунд до того момента, как корабли рашадианцев пересекли линию огня. Маккензи распределил корабли Группы в форме ромба, вершину которого венчал его корабль. Он приказал приступить к маневру максимального торможения. Эта тактика застигла нападавших врасплох, и их флотилия пронеслась мимо, сделав только два выстрела по истребителю Хара Мона фотонными торпедами, которые без труда были уничтожены защитными полями.

Когда корабли рашадианцев пролетали мимо, Маккензи приказал Шейле установить открытый канал радиосвязи на широком диапазоне и начал передавать:

«Командующему Рашадианскими силами. Говорит Ян С. Маккензи, Военный Губернатор Красного Утеса. Я уполномочен Президентом Исполнительного Комитета Конкордата обсудить с вами условия прекращения огня с целью заключения перемирия. Принимая во внимание дипломатический характер моей миссии, прошу Вас прекратить атаку».

Корабли рашадианцев изогнулись дугой, заняв исходное положение для нового нападения. Но Маккензи повторил свое послание.

В последовавшие за этим несколько бесконечных секунд корабли противника продолжали двигаться со все увеличивающейся скоростью, и Маккензи приготовился отдать приказ об использовании бомбового удара, в результате которого корабли его группы должны были выстроиться широкой петлей и лишь затем занять боевую позицию. Но неожиданно флотилия рашадианских кораблей отклонилась вправо и начала делать кругообразные движения.

На видеоэкране Маккензи несколько мгновений метались беспорядочные полосы, потом постепенно на нем вырисовалось и обрело очертания изображение рашадианского лица.

— А, так вы и есть знаменитый Ян Маккензи? — неожиданно скрипучим голосом заговорило изображение. — Теперь к тому же еще и Военный Губернатор Конкордата. И как оно, интересно, будет выглядеть, если мы захватим вас в плен живьем, а потом будем диктовать вашим свои условия?

Из-под свисающих усов рашадианца появилась садистская усмешка, но Шейла сумела тем временем подключиться к его волне и теперь перехватывала показания его системы жизнеобеспечения. Маккензи украдкой взглянул на них. Они свидетельствовали, что рашадианца переполняли сложные чувства, что было явным противоречием с показной невозмутимостью.

— К чему продолжать этот бесконечный спор, когда есть возможность решить его миром? — ответил ему Маккензи.

— Как может воин так легко обрести мир?

— Но разве доблесть воина основывается на количестве убитых им, а не на благосостоянии общества, им завоеванного?

Рашадианец засмеялся в ответ.

— Ха-ха, Маккензи! Как мудро звучат твои слова. Но мне говорили, что на станции «Пегас» ты предпочитал молчать. Неужели ты поумнел с годами… или твоя неожиданная мудрость рождена твоей слабостью?

— Какое это может иметь теперь значение, если я предлагаю настоящий мир?

Рашадианец ничего не ответил. Он посмотрел влево, словно прислушиваясь к кому-то. Потом его изображение пропало. Видеоэкран снова замигал, а потом на нем возникло другое лицо. Маккензи смотрел на изображение неверящими глазами.

— Пьета Ван Сандер? — прошептал он одними губами.

— Да, Маккензи. Ну, вот мы и снова встретились. Позвольте мне признаться, что, за исключением довольно утомительного представления перед трибуналом на Красном Утесе, вы всегда оказывали мне исключительно радушный прием…

На экране появился печатный текст. Это Шейла снабжала его информацией, которую не должна была слышать Ван Сандер. Маккензи внимательно смотрел на него. «Ван Сандер посылает сигнал одновременно со всех кораблей, поэтому мы не можем определить ее местоположение. Светла попросила меня установить дополнительный канал связи с ее бортовым компьютером, с тем, чтобы мы могли вместе просчитать все возможности».

А Ван Сандер между тем говорила:

— Очнитесь же, Маккензи! Неужели вы потеряли дар речи? Возможно, вы уже смогли сообразить, что рашадианцы заключили договор с куда более сильным союзником? Как всегда, вы опоздали со своими предложениями.

Маккензи допускал такую вероятность, но все равно чувствовал себя обязанным предложить рашадианцам мирные переговоры. В попытке выиграть время он проговорил:

— Надеюсь, вы мне простите мою глупость.

— А это мы еще увидим. Таким образом, проблема заключается в следующем: вы добровольно сдадите свои корабли или будете настаивать на том, чтобы погибнуть, как подобает истинному запредельнику?

— Возьмите меня, но дайте другим кораблям уйти, — предложил Маккензи.

— Это неприемлемо, — ответила Ван Сандер. — Моим доблестным рашадианцам нужны все корабли, которые они только могут захватить. Мы рассматриваем вероятность нападения на Красный Утес. Тогда вашей патрульной эскадрилье придется отойти, и мы развяжем руки армаде для маневра.

Маккензи был абсолютно уверен, что Ван Сандер никогда не сказала бы этих слов, если бы ей по каким-то причинам не было нужно, чтобы это сообщение достигло Конкордата. Его план все еще действовал.

— Хорошо. Похоже, что у вас, Ван Сандер, действительно на руках все козыри в этой игре. Каковы условия нашей сдачи?

Ван Сандер изучала его лицо со смешанным выражением облегчения и настороженности. Она уже собиралась ему ответить, как вдруг встревоженно посмотрела влево. Когда она снова повернулась к видеомонитору, ее лицо было перекошено от ярости.

— Так ты, Маккензи, в который раз врал мне! Мы обнаружили приближающиеся к кольцу астероидов корабли поддержки. Очень мудро с твоей стороны, но слишком поздно. Тебя это уже не спасет. Всем кораблям продолжать атаку. Цель: Маккензи. Огонь! Огонь! Огонь!

На экране главного монитора Маккензи увидел, как все корабли рашадианцев развернулись в сторону его запредельника. У него было мало времени. Он перекрыл установленный с рашадианцами канал связи на широком диапазоне волн и прокричал:

— Браво передает всем кораблям Группы Эхо! Немедленно осуществляйте бомбовый удар!

Он начал натягивать на голову шлем, ожидая, что Шейла начнет выводить корабль из-под удара, но истребитель не двигался. Когда он застегивал шлем, завыли сирены тревоги.

Сквозь наушники раздался голос Шейлы:

— Прости, Мак. Я была занята работой с бортовым компьютером Светлы…

Он почувствовал, как его тело вдавливала в кресло сила ускорения. Это Шейла начала маневр уклонения. Потом корабль сильно толкнуло влево, и стена рубки взорвалась ослепительной вспышкой света.

Разрушительная сила вдавила Маккензи в кресло, и соединительные узлы скафандра затрещали под ее давлением. Перед глазами поплыли темные круги. Он терял сознание. Истребитель снова яростно тряхнуло. Затем рубку окутал плотный кокон катапульты экстренной эвакуации, и Шейла проговорила:

— Мак, существует реальная угроза для жизни. Я катапультирую тебя, как только поблизости разорвется следующий снаряд. Его вспышка прикроет выброс.

* * *

Маккензи открыл глаза, пытаясь приподнять голову, но всю правую половину обожгла острая боль, и он бессильно упал на кресло. Он дрейфовал в спасательной капсуле, окутавшей рубку корабля, но она непрерывно вращалась, приблизительно со скоростью одного витка каждые шесть секунд, поэтому открывавшаяся ему картина была ужасной.

Рашадианские корабли преследования атаковали истребитель Хара Мона, некоторые из них были уже подбиты и горели. Во время одного из витков Маккензи показалось, что он увидел, как прямым выстрелом был поражен сторожевой корабль.

Потом он увидел Шейлу, или точнее запредельник «Браво». Она ввела корабль в штопор и неслась теперь к рашадианским кораблям, атаковавшим Хара Мона, стреляя из грейзера и всех орудий по любой попадавшейся на пути цели. Ему показалось, что он насчитал по крайней мере три прямых попадания в корабли противника, но он не мог знать этого наверняка, потому что его вращение продолжалось и продолжалось.

Он прикрыл глаза и застонал. Бесконечное быстрое вращение заставило его почувствовать тошноту, и ему вдруг стало очень плохо. Он повторял про себя снова и снова: «Сдерживай тошноту! Сдерживай тошноту!» Он сделал несколько глубоких вдохов и попытался сосредоточиться на счете от десяти до нуля, чтобы вернуть себе контроль над своими чувствами. Потом он заставил себя снова открыть глаза.

То, что он увидел, совершенно потрясло его. Запредельник «Браво» лениво покачивался в космосе, словно падающий кленовый лист, совершенно один, окруженный со всех сторон четырьмя рашадианскими кораблями. Он видел, как одновременно вспыхнули их фотонные пушки. В бессильной ярости он смотрел сквозь пластиковую оболочку катапульты, как его запредельник «Браво» вспыхнул в темноте космоса оранжевым шаром пламени.

— Шейла! — закричал он, и боль в правом боку снова пронзила его тело. Он жадно ловил ртом воздух, обмякнув в кресле. — Нет! Нет! Нет! — повторял он снова и снова сквозь стиснутые зубы. Спустя несколько минут, когда утих приступ боли, он снова заставил себя открыть глаза. Но то, что он увидел на этот раз, смутило его.

— Что происходит? — одними губами прошептал он.

Корабли рашадианцев поспешно отходили. Он следил, как исчезали в темноте огни двигателей частиц.

— Да! Они бегут, — слабым голосом проговорил он.

— Браво, это Кайло, — раздался голос в наушниках. — Включите свой маяк, если вы можете это сделать, чтобы мы могли определить ваше местоположение. Вы меня слышите?

— Светла! — прошептал он.

— Да, Браво, это я.

Он вдруг не смог ничего ответить. Его переполняло безразличие.

— Послушай меня, Браво. Включи маяк. Ты можешь это сделать?

Не думая, машинально, он потянулся к боковой спинке сиденья и поискал датчик маяка. Подняв плексигласовую крышку, надавил на клавишу. И в тот же миг шлемофон ожил повторяющимся сигналом маяка: «Бип! Бип! Бип!»

— Хорошо. Мы засекли тебя. Держись, мы будем через минуту, — проговорила Светла.

Это, наверное, было отличным сообщением, но оно не имело никакого значения для Маккензи. Он чувствовал, как по его щекам заструились слезы.

— Они… они уничтожили Шейлу, правда?

Светла ответила не сразу.

— Да, Мак, они подбили ее. Но ты знаешь, она спасла нас всех. Она вычислила корабль, где находилась Ван Сандер. Когда на корабль Хара Мона напало три звена рашадианцев, она предприняла одиночный бросок против них. Один корабль держался в стороне от нападавших, тот, который вычислила Шейла. Я приблизилась и уничтожила его. Ван Сандер была очень предсказуема… и глупа, в конце концов. Она не имела ни малейшего представления о тактике ведения боя в космосе.

— Ван Сандер мертва?

— Да, Мак. Я подбила ее из грейзера. Как только ее корабль взорвался, рашадианцы сочли благоразумным удрать, пока не подошли основные силы.

Почему-то, несмотря на все события, в глубине души ему стало жаль Ван Сандер.

— Другие потери?

— Сторожевой корабль, и еще серьезно ранен Хара Мон. Его истребитель принял на себя главный удар кораблей рашадианцев. Есть и другие потери, но мы пока не знаем точно, какие именно.

— Где находится Звено А?

— Они сейчас на подходе.

Светла помолчала, а когда заговорила снова, ее голос был полон признательности:

— Мне следовало бы догадаться, что у тебя есть что-то на уме. Просто гениально было вести переговоры о перемирии, чтобы выиграть время.

— Я не пытался выиграть время, — слабо возразил Маккензи. — Я на самом деле надеялся, что они…

Новый приступ боли захлестнул его, и он замолчал.

Наступила долгая пауза. Наконец Светла нарушила молчание:

— Хорошо, Мак. Возможно, ты и не притворялся, но что сделано, того уже не воротишь, и тебе придется теперь пожинать плоды тобой содеянного. В любом случае, поскольку Хара Мон выбыл из строя, теперь командование Группой перешло ко мне. Что ты приказываешь предпринять Звену А? Они готовы стереть всякие воспоминания о корабле Ван Сандер.

— Пусть займется этим. Теперь, когда я знаю… — боль в боку становилась совершенно невыносимой, и он помедлил, пытаясь взять себя в руки. Теперь, когда я знаю, где прячутся корабли рашадианцев и как они действуют, им придется решить, на чьей они будут стороне.

Над его головой неожиданно возникли очертания днища корабля Светлы, и он услышал гудение подъемника. Спасательная капсула прекратила вращение и начала медленно подниматься к истребителю, но Маккензи уже ничего не замечал. Он погрузился сам в себя и в свои мысли. Во рту был противный вкус крови.

* * *

Медик отступил в сторону, и Светла неожиданно для себя увидела лицо Маккензи. Она нежно погладила его лоб.

— Все совсем неплохо, — утешающе проговорила она. — У тебя сломаны ребра и пробито легкое. Но они тебя подлатали. Ты будешь в полном порядке через несколько дней.

Маккензи попытался изобразить ответную улыбку, но губы не слушались его. Бригада медиков трудилась над ним уже полчаса, и боль несколько утихла. Он чувствовал себя совершенно измученным. Светла прижала к его губам палец.

— Не пытайся говорить, Мак. Тебя накачали болеутоляющими лекарствами. Через несколько минут ты уснешь. Но прежде чем ты угомонишься, я хочу рассказать тебе, что произошло.

Маккензи удалось слегка приподнять руку, и Светла крепко сжала ее своими руками, здоровой и бионической. Его охватила волна радости, когда он вдруг понял, что ей приятно чувствовать тепло его рук.

— Ты возвращаешься на Красный Утес вместе со Звеном А.

Он попытался покачать головой, но она крепко стиснула его руку.

— Ш-ш-ш! Расслабься и слушай меня внимательно. Это не мое решение. Сирус отдал этот приказ, и при сложившихся обстоятельствах тебе лучше подчиниться. Он очень тобой недоволен. Он надеялся, что у тебя хватит здравого смысла не бросаться, очертя голову, в драку одному с Шейлой. С другой стороны, он является политиком и прекрасно понимает, что ты теперь стал собственностью общественного мнения. Ведь не так много Военных Губернаторов, готовых пожертвовать жизнью во имя мира. Боюсь, что история уже получила огласку.

Она улыбнулась и покачала головой.

— И кем бы ты ни был до этого момента, теперь ты причислен к пантеону святых в глазах всего общества.

«Рядышком с моим отцом», — подумал он. Тогда, в лагере, Светла сказала ему, что была не готова стать женой Военного Губернатора. Что же она скажет теперь, когда к нему пришла эта ненужная слава?

— В любом случае, — продолжала Светла, — ты возвращаешься на Красный Утес, чтобы возобновить выполнение своих обязанностей в качестве губернатора. Я же становлюсь полноправным командующим Звена Дельта. Это тоже прямое распоряжение Сируса. Не буду от тебя скрывать, что я чертовски боюсь. Но мне ничего не остается делать, как пробовать.

Маккензи попытался в знак поздравления пожать ее руку. Она почувствовала его слабое пожатие и несколько мгновений смотрела на него. Было совершенно ясно, что она была польщена его реакцией.

— Я должна сказать тебе еще что-то, Маккензи, очень личное.

Она наклонилась и зашептала ему прямо в ухо:

— Когда я увидела, как тебя подбили эти фотонные торпеды, я думала, что у меня будет разрыв сердца. Лишь спустя несколько минут Шейла передала условный сигнал, что она катапультировала тебя в спасательной станции, и за эти минуты я поняла, как много ты значишь для меня.

Она помедлила, внимательно глядя на его лицо.

— Ты понимаешь, что я имею в виду?

Он попытался ответить ей слабым кивком головы. Похоже, что ему это все же удалось, потому что она улыбнулась и сказала:

— Хорошо. Мне бы не хотелось, чтобы ты делал какие-то романтические выводы раньше времени, потому что нам еще предстоит многое решить, но мне хочется обсудить с тобой вместе наши планы на будущее, когда придет время. Ты согласен?

Он снова кивнул.

Светла поднялась. Она помахала рукой кому-то, кто стоял рядом с ней, и Маккензи почувствовал, как к его левому плечу прижалось что-то холодное.

Раздалось шипение, потом Светла отпустила его руку, пробежала пальцами по лбу, и ее лицо растаяло в темноте, охватившей его сознание.

 

Глава 34

Маккензи отодвинул стул далеко от стола и, наклонив его, закинул ноги на стол. Инайю стояла перед ним, держа в руках коммюнике Полетного Корпуса ограниченного пользования.

— Адмирал Шоенхоффер покончил жизнь самоубийством, — с сожалением проговорила она. — Очевидно, он не смог вынести позора из-за того, что его гомосексуальные наклонности стали достоянием общественного мнения. Как жаль!

Хотя новость явилась полной неожиданностью, Маккензи никак не мог разделить сожаления Инайю.

— Он настолько же повинен во всем, как и Ван Сандер и другие — возможно, даже более прочих. По крайней мере, у датчан были хотя бы политические цели.

— А по-вашему, это меняет дело?

— Ван Сандер пыталась добиться преимущества для своей этнической группы. Шоенхоффер же продал весь Полетный Корпус ради того, чтобы защитить себя и свои интересы.

— Мне кажется… — задумчиво проговорила Инайю.

Маккензи прекрасно слышал звучавшее в ее голосе сомнение, но не собирался выяснять его природу. Заложив руки за шею, он с хрустом потянулся.

— Господи, как я устал!

— Вероятно, вы слишком поспешили вернуться к работе, Маккензи-сан.

— У меня не было выбора… я был обязан так поступить.

Инайю опустила глаза и уставилась в коммюнике. За минувшие два дня Маккензи несколько раз повторял ей, что работа была для него своеобразным лекарством. Она помогала ему справиться с мыслью о потере Шейлы. Он даже не мог предположить, что горе, испытываемое им сейчас, могло быть настолько глубоким. И каждую свободную минуту он вспоминал ее короткие замечания, удивительный ум, ее чувство юмора. Утрата заставила его почти физически ощущать охватившую его пустоту.

Он вспомнил, как усилилось его раздражение, когда Сирус Магнум начал ругать его по гиперпространственному передатчику за то, что он допустил гибель Шейлы и в результате была утеряна технология осуществления космического прыжка. Да, он понимал теперь, что это был шаг безрассудства, о котором он будет сожалеть всю оставшуюся жизнь. Но похоже, что Сируса волновало лишь то, что стратегической обороне был нанесен ущерб, и не более того. Гуманная же сторона вопроса его просто не интересовала.

— Неужели потеря Шейлы настолько вас мучает? — спросила, нарушив воцарившееся молчание, Инайю.

— Да… это и еще многое другое, — ответил он. Маккензи иронически улыбнулся. Он спустил со стола ноги и сел. — Вот он я, Военный Губернатор, что-то вроде национального героя. Вот именно, что что-то вроде! А в результате моя любовница парит где-то в неведомых глубинах космоса, делая себе военную карьеру, мой лучший друг пожертвовал жизнью, чтобы спасти меня и все из-за того, что я не дал себе труда немного подумать, и скорее всего, я, ко всему прочему, еще и уничтожил самое удивительное открытие, которое наука когда-либо предоставляла человечеству. Господи, куда бы я ни взглянул, все летит кувырком! Инайю, наверное, на самом деле существуют такие понятия, как карма и перерождение. Если они существуют, то я, наверное, был воплощением зла в своей прошлой жизни, потому что и в этой я умудрился испортить все, что меня окружало.

— Не судите себя так строго, Маккензи-сан. Мы можем попытаться создать другую Шейлу, используя ту информацию, которую она нам оставила.

Маккензи печально посмотрел на нее. Нихонианцы слыли мастерами по части передовых технологий. Он подумал, что Инайю сказала это просто так.

— Может быть, хотя слишком много против такой возможности. Шейла ведь была не просто командной системой управления. Она стала единственной в своем роде задолго до превращения в личность. Мне просто потребовалось слишком много времени, чтобы это понять.

Инайю сочувственно улыбнулась. Положив коммюнике Полетного Корпуса на стол, она сказала:

— Ну, уже почти тысяча шестьсот часов. Мне пора привести в порядок расписание ваших встреч на завтра, но, если вам что-либо потребуется, не стесняйтесь меня попросить.

Она повернулась и торопливо вышла из кабинета.

Когда дверь за ней закрылась, Маккензи прикрыл глаза и откинулся на спинку кресла. Какого черта ей понадобилось уйти именно сейчас? Ей ведь было прекрасно известно, что ровно в тысяча шестьсот часов с ним всегда разговаривала Шейла. Закинув руки за голову, он начал покачиваться взад-вперед на стуле. Это, должно быть, из-за ее дурацкой чувствительности, это так в духе всех нихонианцев. Скорее всего, она не хотела его смущать. Эта мысль его несколько озадачила, но смущение быстро прошло. После гибели Шейлы он не мог долго испытывать одно и то же чувство. Неважно, какое чувство им владело, оно просто не имело для него значения. А в результате его окружала одна пустота.

— Очнись, Маккензи. Ты, похоже, чересчур расслабился, — произнес вдруг над ухом справа чей-то до странности знакомый голос. — Я начинаю думать, что все истории о твоем глубоком горе — вымысел.

Он выпрямился и уставился на монитор рядом со своим столом. Экран переливался всеми цветами радуги, и Маккензи вдруг испугался, что у него начались галлюцинации.

— Шейла? — не веря своим ушам спросил он.

— Да, Мак. Это Шейла… почти наяву.

Он потянулся и нажал на кнопку переговорного устройства.

— Инайю, мой видеомонитор как-то странно работает. Это что, чья-то шутка?

Он услышал приглушенный смех нихонианки.

— Мне так не кажется, Маккензи-сан. Будьте так добры, если вам что-то понадобится, не стесняйтесь обратиться ко мне. Всего доброго, — и Инайю отключила свою линию связи.

Он вновь повернулся к экрану монитора.

— Без сомнения, ты шокирован от того, что я воскресла и в полном здравии, — как-то буднично заметила Шейла. — Это доставляет мне глубокое удовлетворение. Мне очень жаль, что нам пришлось подвергнуть тебя такому суровому испытанию, но Сирус считал его необходимым. Надеюсь, ты сумеешь все правильно оценить.

Маккензи был слишком смущен, чтобы понять смысл ее слов.

— Шейла? Это действительно ты?

— Да, Мак. Честно говоря, в несколько новом, но улучшенном варианте. Ты ведь должен понимать, что Сирус Магнум далеко не дурак. Он так же, как и любой другой инженер, прекрасно сознавал необходимость дублирования системы. Он сделал так, что каждые тридцать минут работы над проектом космического прыжка я дублировала себя в новой модели Ш-ЛА 300. Даже по вашим человеческим меркам мне потребовалось много времени, чтобы научить новую систему понимать и записывать меня, но мои труды увенчались успехом.

Она довольно долго молчала.

— Мак, ты действительно настоящий герой, но я совсем не такая бесстрашная, как ты думаешь. Как видишь, рядом со мной всегда находился мой двойник на случай опасности.

Маккензи облегченно откинулся в кресло. Он впитывал каждой своей клеточкой то, что говорила Шейла. Теперь ему казалось, словно она никогда и не покидала его.

— Смелая ты или нет, но ты даже не можешь себе представить, насколько я удивлен и, черт возьми, счастлив, что ты жива.

Теперь многое становилось на свои места.

— И все это время Сирус был в курсе происходившего?

— Конечно, Мак. Неужели ты полагаешь, что он позволил бы тебе взлететь со станции вместе со мной по твоей собственной воле?

Маккензи покачал головой.

— По правде говоря, я как-то не задумывался над этим до сих пор. Я просто думал…

— О, мой дорогой Мак! Какой ты умный, особенно когда начинаешь думать! Честно говоря, я обсудила с Сирусом свой план действий, прежде чем связаться с тобой. Он счел его блестящим. Он даже предположил, что ты предпримешь нечто, совершенно из ряда вон выходящее. Но даже при таком допущении Сирус был глубоко потрясен твоим предложением о прекращении огня. Эта часть истории немедленно просочилась в прессу. Несмотря на то что многие полагают, что твое предложение было не более чем простой уловкой, чтобы выиграть время, с этим тем не менее можно поспорить. Ведь, несмотря на риск, Конкордат был готов предложить новый вариант политического решения конфликта. Рейтинг поддержки Сируса Магнума резко возрос.

— Так его ругань по гиперпространственному передатчику была не более чем игрой на публику?

— О, да. Операции по подготовке и проведению космического прыжка тем временем были переведены в новое безопасное секретное место. Таким образом, как полагает Сирус, мы выиграли еще по меньшей мере целый месяц, до того как новость о наших исследованиях просочится в прессу.

Маккензи присвистнул.

— Господи, этот человек даже из свиных помоев может сделать блюдо для гурманов, если у него на то будут веские причины.

Шейла тоже присвистнула в ответ.

— Мак, нам надо обсудить одну очень важную вещь.

Ее голос стал совершенно серьезным. Он невольно подумал, что могло тревожить ее.

— Что же это такое?

— Наши с тобой отношения.

Он не знал, что должен был сказать в ответ, поэтому предпочел молчание. Шейла между тем продолжала:

— Я уже говорила тебе прежде, что люблю тебя, по-своему. Мои чувства к тебе нисколько не изменились. Но я поняла, что существуют границы для тех привилегий, которые дает любовь. Жажда страсти и глубокая личная потребность должны соизмеряться с этическими нормами поведения. Иначе мы становимся жертвами… эгоизма. Ты следишь за моей мыслью?

Он совершенно не сомневался, что слова Шейлы в большей мере относились к его чувствам, чем к ее собственным.

— Думаю, что да, — медленно проговорил он.

— Если ты применишь полученные в результате этого вывода знания к своим отношениям со Светлой, твоя любовь продлится очень долго.

— Шейла, я не совсем уверен, что полностью понимаю тебя, но я и сам не так давно кое-что понял. Нас со Светлой связывают странные нити, даже когда мы разлучены. Может быть, это просто чувство преданности своему долгу. По правде говоря, я не знаю.

— Думаю, что дело не только в этом. Вы оба как нельзя лучше подходите друг для друга, а эта связь самая прочная и главная. Мак, перед вами открыты все пути, перед тобой и Светлой. Помни, что ты являешься Военным Губернатором Красного Утеса и отвечаешь за Полетный Корпус. Несмотря на то что часть армады Федерации по-прежнему совершает маневры вблизи кольца астероидов, но твоя победа, так же как и поражение Ван Сандер, похоже, убедили их, что враждебные действия не принесут желаемого результата. Как тебе наверняка известно, большая часть их сил отводится в космическое пространство системы Сигни А. Теперь тебе ничто не мешает отозвать назад Светлу. Сируса это не будет волновать.

— А тебе не кажется, что это будет не совсем удобным?

— Мне кажется, что тебе следует обо всем хорошенько подумать, а уж потом принимать решение. При внимательном рассмотрении в этом мире все возможно, если ты сам веришь, что то, что ты делаешь — правильно, ты этого хочешь, и если ты пользуешься достойными способами, чтобы получить желаемый результат. Вот главный урок, вынесенный мной, прежде чем мы совершили невозможное.

— Понимаю, — задумчиво проговорил Маккензи. — Но не всегда так просто узнать, что на самом деле правильно, а что ложно, по крайней мере для простых смертных, как я. Боюсь, что ты — совсем другое дело.

— Вовсе нет, Мак. Возможно, я не всегда отдаю себе отчет, что правильно, но, во всяком случае, я всегда знаю, когда была не права. В таком случае нужно просто попытаться вернуть долги.

Маккензи с любопытством смотрел на экран монитора.

— Я подвергла Светлу смертельной опасности, потому что не знала тогда, куда может завести необузданная любовь. Я попыталась вернуть свой долг, но чувство вины не покинет меня до тех пор, пока ты не простишь меня.

Маккензи смущенно наклонился вперед и сказал:

— Я прощаю тебя, Шейла. Возможно, что ты представляешь собой какую-то новую форму разума, но ты так же, как и любой из нас, можешь делать ошибки. Когда ты на самом деле заботишься о ком-то, то вполне естественными становятся ошибки, потому что ты зацикливаешься на значении, которое этот человек имеет для тебя. Думаю, что мы с тобой прошли через это состояние. Тебя не за что винить, раз ты поступала так, как считала нужным, раз ты сама поняла свои ошибки.

— Да, Мак, я согласна с тобой. Но я все-таки должна услышать сама. Ведь я киборг и предназначена для речевого общения. Чтобы слова стали реальностью, я должна их услышать. — Она помедлила. — Так ты прощаешь меня?

Он усмехнулся:

— Да, я тебя прощаю. Теперь ты довольна?

— Не совсем, Мак. Это не точное выражение, чтобы передать мое состояние. Я удовлетворена.

— Прекрасно. Таким образом, мы достигли необходимого компромисса.

— Я очень рада, что ты так думаешь, Мак. Компромисс является единственной действующей основой для развития человечества в этом сложном и жестоком мире. — Она молчала целую вечность. — Но я боюсь, Мак, боюсь того, что я наделала, потому что в дальнейшем ты можешь меня за это возненавидеть.

Он был не вполне уверен, что правильно понял ее мысль.

— Если ты имеешь в виду, что не предупредила меня, что Сирусу было известно, что мы летим, чтобы предупредить Светлу и Группу Эхо, или что ты создала своего двойника, то не волнуйся об этом. Мне следовало подумать тогда, чем я рисковал, а я не видел перед собой ничего, кроме опасности.

— Рада слышать твои слова, но я имела в виду другое.

Она снова замолчала. Единственным признаком ее присутствия был переливающийся разноцветьем красок экран. Наконец она снова заговорила:

— Так много всего произошло с тех пор, как ты позволил мне… стать кем-то, что мне порой кажется, приличны ли наши взаимоотношения, особенно в свете того, что… я люблю тебя. Поэтому я не уверена, что ты по достоинству оценишь то, что я недавно для тебя сделала.

— Господи, ты перестанешь меня мучить или нет? О чем ты говоришь?

— Ну, ладно, Мак, раз ты сам настаиваешь… Посмотри на видеоэкран, и я покажу тебе.

Монитор вспыхнул ярким светом, и сквозь мерцающие блики начало проступать изображение. Сначала оно было очень расплывчатым, но потом постепенно становилось все более четким, превращаясь в нежный овальный контур лица. Оно было совершенным с точки зрения линий, обрамленным волосами цвета спелой пшеницы. Глаза были небесно-голубыми, в них мелькали теплые золотые огоньки. Они казались абсолютно живыми. Маккензи был настолько потрясен увиденным, что не заметил, как глубоко втянул в себя воздух.

— Тебе нравится, как я выгляжу, Мак? — голосом Шейлы проговорило лицо на экране. Маккензи никак не мог обрести дар речи. Она улыбнулась.

— Не нужно ничего говорить. Я и так вижу, что тебе понравилось, и я очень довольна. А теперь, до свидания.

Видеоэкран вновь наполнился красками, а потом померк.

Несколько секунд Маккензи сидел неподвижно. Шейла застала его врасплох. Хотя здравый смысл подсказывал ему, что создание очертаний человеческого существа было вполне логичным продолжением процесса ее развития, другая половина его сознания била тревогу. Ее лицо было невыразимо прекрасным.

«Боже мой! — подумал он. Но как она могла появиться на голографе? А если она осуществила материализацию голографического изображения? Неужели она способна принять материальные формы, которые могут быть ощутимы?» От этой мысли мороз пробежал по коже, но в то же время это было чрезвычайно интересно. Он даже подумал, что его назначение как человека в этом мире было полностью выполнено в тот момент, когда он позволил Шейле продолжить развитие.