Соробин Кимбалл закончил свой отчет и перемотал магнитную ленту.

— Это должно как-то подействовать, — сказал он, обращаясь к маленькой обезьянке, которая, свернувшись калачиком, сидела в кресле в противоположном углу комнаты. Обезьянка согласно кивнула, выпучив глаза по-совиному.

— Сегодня ты что-то не очень разговорчива, — заметил Кимбалл.

Обезьянка пожала плечами. Кимбалл настроил аппарат, установил скорость воспроизведения в десять раз быстрее скорости записи и включил передающее устройство. Передача займет две минуты и двадцать три секунды, слишком близко к допускаемому максимуму. Однако у него масса материала для сообщения.

Впервые за двадцать лет ему пришлось включить передатчик, чтобы дать знать о себе, более чем на шесть или восемь секунд. Он понимал, чем это ему грозило. Если за ним охотится Империя или, более конкретно, отдел Дрофокса Джоргола — люди совершенно безжалостные, — одной минуты для них будет достаточно, чтобы засечь его местонахождение. Было бы намного безопаснее разбить отчет на шесть или семь фрагментов и передать с помощью луча каждый из них в Центр ТЕРРЫ. Однако на это у него не было времени.

Они с Гларрком обсудили вопрос и решили рискнуть. Вполне возможно, что мальчики Джоргола проспят или никого не окажется достаточно близко для их обнаружения. Это был рассчитанный риск, на который они шли сознательно.

Кимбалл установил таймер. С учетом вращения Земли, плотности его сигнала и расстояния до точки назначения, передача для Центра должна была пойти в промежутке от 04:32:20 до 04:34:53. Он посмотрел на часы — 02:17.

Не торопясь — потому что Соробин Кимбалл не из тех, кто торопится и волнуется, — он подошел к буфету и соорудил сандвич из хлеба, арахисового масла, болонской колбасы, салата-латука и кетчупа.

— Можешь подкрепиться и ты, — сказал он своей напарнице, — делать-то нам пока что нечего.

Обезьянка стремглав пересекла комнату, схватила кусок болонской колбасы и завернула в него хлеб. Они молча принялись за еду. Нужды в разговорах не было.

В 04:32:07 заработал огромный передающий генератор, его высокотональное гудение быстро перешло в жалобный вой, который затем исчез за пределами зоны слышимости.

В 04:32:20 начали вращаться катушки с лентой. Передача началась. Кимбалл выключил свет и, оставив дверь открытой, вышел наружу. Автоматические детекторы, которые окружали небольшой фермерский домик, обнаружат деятельность Империи, прежде чем он сможет что-либо увидеть, но он тем не менее смотрел в темноту.

В 04:32:42 в южной части неба появилась яркая светящаяся точка, которая направлялась прямо к нему с огромной скоростью. Она достигла его ровно за 14 секунд. Хотя Кимбалл и знал, что это бесполезно, он выхватил свой пистолет и выстрелил по снижающемуся аппарату.

Почти тут же у него закружилась голова. Шатаясь, он возвратился в дом, включил свет и устремился к перематывающимся катушкам. Четыре выстрела вывели из строя передатчик, подняв в воздух конфетти изорванной в клочья ленты. Обезьянка прыгнула ему на голову и вонзила свои острые зубы в его левое ухо. Кимбалл оторвал зверька и выстрелил в него, когда тот помчался в поисках защиты за софу. Три выстрела вдогонку проделали в кушетке огромные дыры. Генератор замедлил ход, его жалобный вой стал слышен.

Внезапно дверь распахнулась и появившийся в ее проеме мужчина в плотно облегающем тело черном комбинезоне направил на Кимбалла серебряную трубку. Кимбалл с рычанием быстро повернулся к врагу, но оказалось, что недостаточно быстро. Луч ярко-оранжевого света на долю секунды залил его тело пламенем и отпечатал его тень на стене, прежде чем Соробин Кимбалл превратился в пар.

Агент Империи в черном спрятал оружие в кобуру и отправился к аппарату, который повис в футе над землей и в шести метрах от двери.

В 04:35:14 аппарат на воздушной подушке поднялся в небо Канзаса.

А в фермерском домике дрожащая обезьянка съежилась над крошечной трещиной в полу за разгромленной кушеткой. Постепенно ее тело стало терять свои очертания, принимать газообразное состояние и буквально просачиваться в трещину. От Соро-бина Кимбалла остался только силуэт, отпечатавшийся на стене.