Добраться до катакомб на лошади, ведя еще одну в поводу, оказалось само собой гораздо труднее, чем неделей раньше на скиммере. Форчун оставил римский лагерь на рассвете и нашел склеп, в котором спал Масинисса, только поздно вечером.

— Сколько надо переделать, — пожаловался Форчун, отвязывая Софонисбу и внося ее внутрь, — чтобы началась романтическая легенда.

— Ты уверен, что мы довезем плененного вражеского агента до ТЕРРЫ? — спросил симбионт.

— Если мы благополучно выберемся отсюда, Таузиг пошлет кого-нибудь за ней. А если нет, то это уже будет не важно. — Отключив капельницу, он вынул тело Масиниссы из гроба и положил его у стены пещеры, рядом с Софонисбой. — В любом случае, она вошла уже в историю. Одни назовут ее ведьмой, а другие скажут, что она была благородной жертвой — и все будут не правы.

Когда Софонисба была уложена и подключена к капельнице, Форчун послал Аррика в Сирту за скиммером, который они замаскировали во дворце.

Возвращение бессознательного нумидийца к жизни было сложной операцией с применением некоторых медицинских препаратов. Масинисса проснулся снова с своей одежде и увидел склонившегося над ним Себастоса.

— Твоя сила вернется чуть позже, — заверил его грек. — А сейчас просто расслабься и слушай — у тебя все равно нет другого выбора.

Масинисса попробовал сесть, но на него постоянно накатывали волны головокружения.

— Ты был без сознания почти десять дней, — сказал Себастос. — Об этом знаем только ты и я, потому что все это время я играл твою роль. Я многое сделал от твоего имени, царь Масинисса, по этому ты должен быть мне благодарен.

Грек рассказал Масиниссе все, что случилось за эти десять дней — пленение Софонисбы, спор с Лаллием, обвинения Сифакса, разговор с глазу на глаз со Сципионом, самоубийство Софонисбы и его собственная поездка с ее телом сюда, в катакомбы.

— В ближайшее время с помощью римлян, ты будешь коронован как царь всей Нумидии. Я пола гаю, ты не станешь возражать против того, что я только что рассказал тебе.

Масинисса улыбнулся:

— Неплохо. Я поступил бы так же, как и ты.

— Я здесь затем, чтобы помочь тебе и Сципиону сокрушить Карфаген, — признался Форчун, не вы давая, на кого он работает в действительности.

— Иначе ты просто убил бы меня, — согласился Масинисса. — У тебя не найдется чего-нибудь по есть?

Они вышли из склепа наружу и поужинали вдвоем при лунном свете лепешками и мясом, прихваченными Форчуном в дорогу. Масинисса поглядывал на Себастоса все еще с недоумением, но уже не таким, как прежде. А Форчун пожалел, что рядом не было Аррика, чтобы посмотреть, что происходит в мозгу Масиниссы. Наконец нумидиец вскочил на коня, собираясь обратно в римский лагерь.

— А ты не едешь, Себастос? — удивленно спросил нумидиец, видя, что грек никуда не собирается.

— Езжай один и можешь взять второго коня. У меня есть другой вид транспорта. Удачи тебе!

Вместо полета прямо в Сирту, как приказал ему Форчун, Аррик решил сделать большой крюк и заглянуть в Карфаген, в дом, который он делил с Ванго шестнадцать лет. Он не видел своего бывшего партнера уже много месяцев и вспоминал о тех годах с некоторой ностальгией. Темп жизни тогда был расслабляющим, даже скучным. Такая жизнь была намного проще, чем постоянная активность в качестве партнера Ганнибала Форчуна. А с Ванго он очень обленился. От него практически ничего не требовалось. Приблизившись к нужному зданию, Аррик в облике птицы послал вперед телепатический зонд. Резидента, видимо, не было дома. Может, это и к лучшему, подумал Аррик. Но потом вдруг он нашел его.

Случилась трагедия. Дом был разграблен и сожжен. Остались только стены. После долгих поисков Аррику удалось отыскать только обгоревшую голову Ванго.

Лишь под утро украденный скиммер наконец приземлился на ближайшем холме. Не скрывая раздражения, Форчун направился к нему. Люк открылся очень медленно и остался в таком состоянии. Аррик в облике обезьяны выбрался наружу.

— Ну тебя только за смертью посылать, — зашипел Форчун. — Где ты был?

— Ванго мертв, — тихо сказал симбионт.

— Я так и понял, что ты попал в какую-то пе ределку. Ты же обязался помогать мне, а не Ванго.

— Сожалею, конечно, что резидент погиб. Но из-за его разгильдяйства у нас с тобой здесь столько работы! Поехали.

— Нет. Погоди. Послушай меня. Резиденции больше не существует. Все наши записи и оборудо вание уничтожены. Ванго мертв. Я виноват в этом так же, как если бы сам убил его. Не перебивай, это так. Малик думал, что ты умер, и решил, что это Ванго украл скиммер. Мне не нужно доказа тельств, я чувствую, что прав. Я оставил его одного и беззащитного. Если бы я оставался там, где дол жен быть, этого бы не случилось. Поэтому я убил его. Не перебивай… Меня не было рядом, чтобы предупредить его. Я думал, что работать с тобой будет интереснее, но я — не Уэбли. Я больше так не могу. Малик думал, что Ванго украл скиммер, и из мести убил его и уничтожил плоды нашей ра боты за шестнадцать лет. Все наверняка было так. Ванго был мягким человеком, он никогда никому не причинил вреда. Я виноват в трагедии так же, как и Малик. И я себе этого не прощу. Извини, но это твердое решение. Надеюсь, что у тебя все получится и без меня. Понимаю, что сейчас я нужен тебе, Ганнибал Форчун. Но я был нужен и Ванго, но оставил его. Он был моим основным партнером, а не ты. Прости — я не могу поступить иначе. — Маленькая обезьянья фигурка сморщилась, теряя четкость очертаний, и начала медленно сползать по корпусу скиммера в виде серой слизи, уже ничего не умевшей и ничего не знавшей. Одной из особенностей симбионтов-торгов была способность к легкому самоуничтожению по собственному желанию.

Обескураженный Форчун смотрел на это, не в силах ничему помешать.

— Аррик, зачем ты это сделал? Ты был мне так нужен…

Потом, стараясь не запачкаться в слизи, он сел в скиммер.

Форчун не мог вспомнить, чтобы он когда-нибудь раньше чувствовал себя настолько одиноким.

Это было несправедливо. Совсем несправедливо. И это так спутало все карты. Форчун был участником очень сложной игры, и его роль в ней казалась решающей. Что же тебе теперь делать, специальный агент? Все было нормально, пока ты манипулировал Сципионом, и Масиниссой, и Сифаксом, которые сами контролировали жизни тысяч людей. Никто из этих марионеток не знал, что настоящая война идет вовсе не между Римом и Карфагеном, а между Империей и ТЕРРОЙ. И вот, когда ты только вновь все настроил, управление вновь ускользнуло у тебя из рук и игра изменилась. Ну что же, исправляй заново. Это твоя специальность, помнишь? У тебя есть лицензия на вмешательство. И ты не зря считаешься одним из лучших агентов ТЕРРЫ.

Уэбли — погиб.

Луиза — нет смысла думать о Луизе. Может быть, когда-нибудь потом.

Ванго — погиб. Он все равно ничем не помог.

Аррик — погиб. Нелепо и добровольно в самый неподходящий момент.

Малик — прямо сейчас этот паук, возможно, плетет новую сеть, а ты не знаешь, где она будет расставлена.

Все, что у тебя есть, этот кусок железа — скиммер, возможно, будет работать, а потом может и сломаться. Он, безусловно, не сделает ничего сверх того, для чего был создан. Ты не можешь использовать его, чтобы позвать на помощь, потому что единственные сигналы, которые он может генерировать, хоть и будут двигаться со скоростью света, но и им понадобится двадцать семь тысяч лет, чтобы достичь ТЕРРЫ, и то они затеряются в межзвездных шумах прежде, чем преодолеют половину этого пути. Здесь нужен специальный передатчик, имевшийся у Ванго, но теперь передатчика нет. Точнее, он есть, закопанный где-то. Это место было известно только Ванго и Аррику.

Ты еще можешь уничтожить кого-нибудь из имперцев, но без современного оружия и без помощи симбионта ты бессилен против Империи. Твой партнер Уэбли ушел в небытие, нарушив законы двойного присутствия. Твой партнер Аррик у тебя на глазах совершил самоубийство. Для врага ты теперь так же опасен, как только что вылупившийся цыпленок. Прогулочный скиммер — это не машина времени ТЕРРЫ.

И у тебя нет иного выхода, кроме как снова осмотреть скиммер, надеясь, что пропустил раньше что-нибудь, что может дать тебе надежду. Оружие, книга кодов, дистанционный ключ к замку двери основного корабля, который может быть, а может уже и не быть на околоземной орбите. Ты сомневаешься, что имперцы, которые еще здесь, убили Ванго и уничтожили его резиденцию чужими руками или при помощи мечей и обыкновенных факелов. На них это не похоже. Должен быть еще один скиммер, оснащенный ракетными установками, тяжелой звуковой пушкой и разными другими прелестями из арсенала Империи. Аррик украл скиммер, предназначенный только для перевозок. Значит, у твоего оппонента остался боевой корабль, а у тебя — только этот, который против боевого можно использовать разве что в качестве тарана. Конечно, у тебя осталось еще кое-что от Ванго: несколько дымовых шашек, ультразвуковой кодировщик и три глушилки короткого действия. Спасательный маяк ты установил в каменной спальне Софонисбы. Он настроен на начало работы со следующей недели. Но зачем он тебе теперь нужен, равно как и пленница? Все, что может тебе помочь, находится на ТЕРРЕ. Связаться с ней можно только по кросс-темпоральному передатчику, пульт управления которым уничтожен.

Ты оцениваешь свои шансы. Они говорят, что скорее всего, жить тебе осталось недолго. Если Малик или кто-нибудь из его шайки еще остался в этом отрезке времени, первое же твое путешествие на скиммере вызовет такую же волну огня, какая обрушилась на Ванго.

Возможно, Малик по-прежнему считает тебя погибшим. Но ты не можешь рассчитывать на это. И если паук думает, что Ванго похитил скиммер и где-то его спрятал, в этом случае он наверняка продолжает искать его.

Если бы только симбионт был жив, чтобы слетать на разведку в пещеру Малика… Она, может быть, уже пуста, но, безоружный, ты не можешь рисковать, выясняя это лично. Агент должен быть изобретателен — вот чему они учили тебя. Но за агентом, по определению, всегда стоит целая организация. За почти шесть десятилетий службы ты редко понимал, насколько ты полагаешься на свою контору. Дальнейшее существование ТЕРРЫ зависит от тебя, ты теперь видишь, а твое существование зависит от ТЕРРЫ.

Но сейчас ты лично бессилен. Знать, что ты потерял все, и продолжать жить — это невыносимо. Можно биться насмерть в надежде, что твоя страна, твой народ выживут, и это дает тебе шанс победить. Но когда ты отравлен сознанием того, что случай безнадежен, и когда ты лишен даже шанса умереть с мечом в руке…

Продолжать игру бессмысленно. Она уже проиграна. Остается только гадать, сколько потребуется времени, чтобы отклонение достигло точки, когда новую линию времени будет невозможно починить, сколько пройдет времени, пока новая версия истории Земли достигнет реальности твоего собственного базового времени — и тебя, вместе с ним. Хотя не так уж сложно представить вселенную, в которой тебя больше не существует, ты обнаруживаешь, что это выше сил твоего воображения — представить вселенную, в которой тебя никогда не существовало — но все будет именно так. В какой точке на твоей собственной линии времени ты прекратишь существовать? Произойдет ли это все мгновенно или ты медленно растворишься, осознавая происходящее? Это вопрос, который ты никогда раньше не воспринимал всерьез, может быть, потому, что ты никогда всерьез не верил, что можешь проиграть. Но сейчас ты не только веришь в такую возможность, но знаешь, что уже проиграл. Галактическая Федерация в известном тебе виде обречена, биллионы людей исчезнут в мгновение ока (или медленно растворятся) вместе с Ганнибалом Форчуном. ТЕРРА никогда не будет существовать, любви с Луизой никогда не случится, дружбы с Уэбли — тоже. Это все даже не будет сном, потому что не останется никого, чтобы видеть сны. Даже Грегор Малик и Империя — они тоже могут погибнуть, когда рак земной истории перелетит через просторы космоса. Странно, что сознание того, что ты исчезаешь в мгновение ока, не пугает тебя. Ты немного удивлен тем, что не чувствуешь ничего, кроме смутного сожаления. Ты находишь в себе надежду, а не отчаяние, что это случится, когда ты будешь бодрствовать, просто, чтобы удовлетворить свое любопытство, но и это в общем-то не имеет значения.

И когда ты приходишь к выводу, что, что бы ни случилось, оно не имеет никакого значения, ты испытываешь странное чувство облегчения, как будто у тебя гора упала с плеч.

Смейся, Дрейн Вокайени. У тебя больше нет цели существования, но мир внезапно становится гораздо более привлекательным местом. Любой поглядевший на тебя заметил бы огонек в глазах и, может быть, недоверчиво покачал бы головой, удивляясь, что же такого хорошего мог найти в жизни проигравший ее. Подавляя улыбку, ты смотришь внимательнее на свое положение. Через мгновение ты хмуришься, так как до тебя начинает доходить, что твоего затруднения не существует. Ты восклицаешь вслух:

— И ничьих затруднений не существует! — А потом, шепотом: — Интересно, знает ли об этом Пол Таузиг?