Оказавшись внутри корабля, Форчун с отвращением сорвал промокший плащ и бросил его в угол. Туника осталась относительно сухой — но с его бороды лились ручьи. Он помянул недобрым словом изобретателя ее молекулярного состава, не позволявшего отцепить эту богатую растительность. Лужицы воды сделали пол под ногами скользким.

Снаружи по-прежнему гремела гроза, молнии пронизывали темноту, улицы города секли злые ветра. Ярость природы была под стать настроению Ганнибала, когда он злобно нажимал кнопки корабля, чтобы вернуть ему невидимость.

Мужчину иногда охватывает оцепенение, когда он обнаруживает, что его больше не хочет та женщина, для которой он был небезразличен и которой он придавал такое же значение в своей жизни. Это ужасное ощущение, которое обычно интерпретируется организмом как угроза его жизнедеятельности и вызывает мгновенный всплеск самозащиты, которая включает сильный импульс мщения. Но кому? Луизе, любимой им больше всего на свете? Он не знал, что делать.

Человек, воспитанный в китайской культуре, сказал бы, что он передозировал с романтикой. Но приверженец жесткой логики мудро отметил бы, что, когда исследователь земного общества слишком долго бывает вовлечен в системы ценностей самых различных культур, он не может избежать заражения некоторыми болезнями, которые свойственны им. И любовь самая сильная из них.

Форчун злобно уставился на грозу снаружи, наблюдая за ручейками воды, стекающими по прозрачному куполу. Через несколько минут он понял, что хотя сама машина времени была невидима, сбегающая по ее поверхности вода обрисовывала ее форму. Бормоча ругательства, он поднял машину выше, попав под удары ветра. Несколько минут его внимание было занято исключительно пилотированием корабля. Наконец корабль вырвался из облаков и выровнял ход.

Лунный свет наполнил его внезапным ощущением одиночества.

Ему стало холодно. Он обхватил себя руками, чтобы согреться, но все равно дрожал. Потом вспомнил о ксанти, которое взял на борт для Уэбли, — вино согреет его.

— Это гораздо надежнее, чем люди, — вслух заметил он.

Ганнибал вывел машину в космос на стационарную орбиту. Теперь все, что он оставил в Китае, было далеко внизу. Долгое время, показавшееся ему вечностью, он сидел, уставившись на приборы и индикаторы на контрольной панели, забыв их назначение, потом заставив себя сконцентрироваться, решив, что жизнь не кончается на сердечных неудачах. Он вытащил из складского отсека бутылку нектара, являвшегося любимым топливом его партнера, и открыл ее. Напиток был очень вкусен. Вскоре, когда Форчун слегка опьянел, он начал ругать себя за то, что трусливо убежал от проблемы, вместо того, чтобы разрешить ее. И все же напиток согревал его, а это было самым важным на тот момент. Не так ли?

Успокоившись, он снова приложил бутылку к губам и сделал большой глоток. Презрение к себе, которое пришло минуту назад, отказывалось уходить. Хорошо. Проанализируй его. Изучи его. Избавься от него.

Подкрепленный ксанти, он понял, что большую часть его эмоциональной реакции составлял стыд оттого, что он позволил себе стать таким по-человечески уязвимым, и в то же время его по-настоящему шокировал тот факт, что он так долго отказывал себе в слабостях. Десятилетия тренировок выработали в нем большую сдержанность, которая удерживала его от физического давления на Луизу или мести ей, но это не могло удержать его от желания что-нибудь сокрушить.

Когда он сжал подлокотники в бессильной ярости, он понял, что это просто детская истерика, но понимание этого только усилило его отвращение к самому себе.

Единственным плюсом в создавшейся ситуации было отсутствие Уэбли, перед которым Форчуну было бы стыдно испытывать унижение. Хотя, как только будет восстановлен между ними телепатический контакт, симбионт все узнает — у человека от него секретов быть не может. Форчун знал, что симбионт снова и снова удивится отношениям, в которые его человеческий партнер вступал с различными человеческими существами женского пола и связанными с этим переживаниями, потому что для такого создания, как Уэбли, который не имел фиксированной физической формы и пола, сексуальные отношения были только забавой. Но для Ганнибала все это, увы, забавой не являлось.

Сказать, что он был раздосадован изменением отношения Луизы к себе, было все равно, что назвать увечье мелкой травмой.

Больше всего его огорчала ее спокойная уверенность в том, что он все равно переживет это, тогда как он сам был уверен в обратном. И эти ее глупые стихи — что заставило его сказать ей, что стихи хорошие? Он вытащил бумажку из-за пазухи и перечитал снова. Отвратительно. И все же, вместо того, чтобы бросить ее в утилизатор, он снова сложил ее и аккуратно засунул между листами бортового журнала. Было почти невозможно примирить его настоящее настроение с вещами, происходившими на «Вне Времени». Когда же она искусно притворялась — тогда или теперь? Чувства, которые они питали друг к другу совсем недавно, он был уверен, являлись любовью. И все же поведение Луизы ясно показывало, что ее чувства к нему претерпели такое же суровое изменение, как и ее лицо. Форчун опять подумал, что, возможно, ее прежние слова любви были не более чем ложь, частью жестокой игры, разыгранной хорошенькой девицей, но в это было очень горько поверить — хотя он сам играл в эту игру бесчисленное количество раз до того, как встретил Луизу. Нет, заверил он себя, он слишком хорошо знал правила такого розыгрыша, чтобы попасться в эти сети самому. Что оставляло только один возможный вывод: смена ее отношения к нему была притворством.

Он спросил себя почему и не мог найти никакого удовлетворительного ответа. Нахмурившись, он прикончил бутылку ксанти.

Будильник подал сигнал через несколько часов. Открыв глаза, Форчун печально оглядел кабину и обнаружил следы своей одинокой пьянки. Довольный тем, что хоть его желудок не выворачивало наружу, он все же с отвращением подумал о необходимости убрать следы разгула. Сырой пурпурный плащ все еще валялся в углу, на полу осталось несколько лужиц. Он методично убрался в кабине, потом разогрел себе завтрак. Во время еды он попытался снова взглянуть на проблему. Его злоба испарилась, но даже при более трезвом взгляде на вещи, в голову приходили все те же противоречивые ответы. Оставалось признать, что у него была одна надежда — когда-нибудь ответы будут найдены сами собой. Пора было возвращаться к делам насущным.

Одним из преимуществ машины времени была гибкость, которую она давала для отвлечения от одной проблемы ради другой. Он сильно отвлекся от официального задания, отправившись посетить Луизу, но вернуться к своей миссии мог по-прежнему легко.

Тем временем осталось несколько неясностей в информации Ванго, которые требовали выяснения. С этой целью, Форчун настроил координаты времени на 203 год до Рождества Христова, и вернулся на сицилийское побережье к разговору Сципиона с Лаллием. Заморозив время и вытащив у римского полководца магнитофон, Форчун оказался в курсе некоторых важных событий. Загадочный всадник принес Лаллию новости не только о неожиданной женитьбе Сифакса, но и о мятежном нумидийском принце Масиниссе. Хитрый нумидиец в действительности чудом избежал тщательно спланированного убийства, но пустил гулять слух о своей смерти.

Чувствуя себя гораздо лучше от большей информированности, Ганнибал Форчун взял курс на Карфаген и настроил временные координаты на день, назначенный для встречи с Уэбли.

По дороге он снова задумался о роли резидента Ванго в этой истории. Форчун так же не терпел некомпетентности, как и открытого предательства. Что беспокоило еще больше, так это факт, что провал резидентуры Ванго свидетельствовал о слабости, которая могла пронизывать всю цепь руководства до самого Пола Таузига. Форчун сомневался, что такая низкая эффективность имела причиной саму организацию работы ТЕРРЫ. Хотя кто знает? Имея десять тысяч хорошо подготовленных резидентских команд и всего трех координаторов в лице Виина и его собратьев, нельзя быть застрахованным от ошибок. Но ошибки могли стоить очень дорого, поэтому их следовало избегать любой ценой.

Двойные часы показали, что три часа, отведенные на разведку Уэбли, прошли.

Уэбли, приняв любимый облик пушистого кота, грелся на солнышке, лежа на большом валуне на самой вершине скалы.

Когда машина времени, издав хлопок, ворвалась в объективную реальность, симбионт подошел к ней и легко запрыгнул внутрь через входной люк.

— Не самое подходящее место мы подобрали для встречи, — заметил он. — База Империи точно под нами.

Форчун быстро перевел корабль в невидимое состояние.

— Сам знаю, — ответил он. — Нашел что-нибудь в городе?

— Ничего. Если у них и есть еще база, то не в Карфагене.

— Главная база, похоже, в Сирте, — сказал Фор чун и подробно описал любопытное прибытие юной невесты царя Сифакса и свадьбу в столице старого монарха.

— У тебя было много дел, — заметил Уэбли. — А еще где ты был?

Форчун рассказал ему про курьера, который привел его в конце концов к самому Сципиону, и о том, как ему удалось разместить маленький магнитофон д'Каампа прямо на римском полководце.

— Это должно помочь нам заполнить пробелы, — сказал симбионт.

— Я уже заполнил один большой пробел, Уэб.

— Помнишь рассказ Ванго об убийстве Масиниссы?

— Племянника старого царя?

— Точно. Его дядя устроил засаду, но все прошло не совсем так, как планировалось. Птичка уле тела — это значит, что Масинисса все же сможет прожить долгую жизнь и поучаствовать в разрушении Карфагена. Но раз его дядя уверен, что он умер, это снимает часть проблем. Ситуация запутанная, но не неразрешимая. Я думаю, теперь мы знаем достаточно, чтобы сконцентрироваться на наших друзьях из Империи, не так ли?

— Что же, придумай план, — сказал Уэбли. — Хочешь, чтобы я проник внутрь и осмотрелся?

— Зачем? Вряд ли они знают о нашем прибытии. Нападем на них врасплох и разрушим все гнездо сразу.

— Веди, о могущественный Спаситель Мира.

Форчун ухмыльнулся, довольный тем, что они с Уэбли опять действуют вместе.

Скала, возвышавшаяся над Средиземным морем на две сотни футов, была совершенно отвесной со стороны воды. Вход в пещеру сверху был скрыт в тени нависающего козырька. Отверстие было довольно узким, но дальше становилось просторнее.

Сохраняя машину времени невидимой, Форчун медленно ввел ее под козырек, внимательно вглядываясь внутрь. Уэбли занял свою обычную позицию на плечах партнера, запустив протоплазматический усик в левое ухо Форчуна.

— Их там по меньшей мере шестеро, — доложил симбионт. — Все — разные существа.

— Следи за ними, — приказал Форчун, медленно продвигая корабль вперед.

Первые пятьдесят или шестьдесят футов хода скупо освещались красноватыми лампами. Форчун осторожно вел невидимый корабль глубже, вскоре обнаружив отвесный провал, который, по-видимому, вел в еще большую пещеру.

— Они там, — подтвердил симбионт.

Форчун стал медленно и неслышно спускаться в колодец. Со дна вел новый горизонтальный ход, заканчивавшийся обширным гротом, в дальнем конце которого поблескивала гладкая как зеркало поверхность воды.

У входа в грот стоял скиммер, который агент уже видел раньше, по стенам было размещено несколько загадочных приборов и среди них нечто, напоминающее радарную антенну.

Агент развернул корабль вокруг оси, чтобы получше осмотреться, и вдруг тишину разорвал звук, такой интенсивный, что мог ощущаться кожей, такой пронзительный, что у Ганнибала загудели кости. В тот же момент машина времени была насильно материализована, став видимой для всех. Пока Форчун пытался что-нибудь сделать, входной люк его аппарата стал сам собой открываться, и вторгшийся звук парализовал его.

— Уэбли! — мысленно позвал Ганнибал и тут же понял, что партнера с ним больше не было. Парализованный Форчун смотрел сквозь прозрачный купол, как корабль продолжает медленно кружиться. А потом агент ТЕРРЫ потерял сознание.

День 103: Нет низких, только громкие, а ты — только зыбь оранжевых перьев, убегающих от тебя, потом ослабевающих, твоя тонкая, как пузырь, поверхность, попеременно взбухает и опадает, каждый взрыв вызывает новую зыбь, еще быстрее, усиливающуюся и ослабевающую, фантастически огромную в один момент и микроскопическую в следующий. Твои уши отсоединились, и ты свободен выдержать отвратительную вонь, но, даже закрыв глаза, ты можешь видеть пронзительные

ПИНГ-га-ПИНГ-га-ПИНГ

аааааааааааааааааааааааааах га-ПИНГ-га-ПИНГ

ШШШШШШШШШШШШШШШШШШ,

что, как ты полагаешь, есть звук твоего собственного дыхания и сердцебиения. Хорошо. Даже при сопровождающей это боли факт сознания поддерживает твою веру в единственную вещь, в которую, как ты обнаружил, стоит верить: ты все еще существуешь.