— Да ты спятила, не иначе!

Более тонкая натура содрогнулась бы от ужаса, услышав столь грубое обвинение, особенно если бы оно сопровождалось утробным рыком, наподобие того, который издал мужчина весьма внушительного вида, — однако Порция и ухом не повела. В конце концов, у ее зятя было не так уж много поводов сомневаться в здравости ее рассудка. Собственно говоря, такое случалось всего дважды. В первый раз — когда она загнала в угол шипящего от ярости шестисотлетнего вампира. Это случилось на музыкальном вечере у леди Квоттелбаум. Тыкая в него скрипичным смычком, она удерживала его там до тех пор, пока не подоспел Эйдриан со своим арбалетом. А второй раз, месяц назад — когда ей хватило нахальства дать от ворот поворот даже не одному, а сразу двум весьма привлекательным, молодым и вдобавок весьма состоятельным аристократам, мечтавшим повести ее под венец.

Будь у нее хоть малейшее подозрение, что он так бесится просто потому, что на дух ее не выносит, Порция, возможно, забеспокоилась бы. Однако она прекрасно знала, что Эйдриан вряд ли смог бы любить ее больше, будь она его собственной сестрой, а не младшей сестренкой жены.

Именно уверенность в том, что он питает к ней слабость, и заставила ее в ответ на его упрек с самым невинным видом захлопать глазами. Уютно свернувшись калачиком в кресле перед камином, она молча любовалась тем, как он мечется из угла в угол роскошной гостиной своего мейфэрского особняка, рыча, словно разъяренный лев, и время от времени ероша соломенно-русые волосы, отчего они очень скоро встали дыбом, точно львиная грива.

Возмущенно топнув ногой, он с угрожающим видом ткнул в нее пальцем:

— Может, ты действительно спятила, но я еще пока, слава Богу, в здравом уме! И если тебе кажется, что я намерен позволить тебе подвергнуть себя такому безумному риску, то ты глубоко заблуждаешься!

— Но я вовсе не собираюсь рисковать, — возразила она. — Теперь, когда мне удалось-таки его найти, я просто намерена побеседовать с твоим братом — как это принято у цивилизованных людей.

Ее старшая сестра Каролина, поднявшись с дивана, взяла мужа под руку. Уже заметно округлившийся живот и высоко зачесанные надолбом светлые волосы придавали ей сходство с мадонной кисти одного из художников эпохи Возрождения. А задорный огонек и живой ум, сквозивший в серых глазах, делали ее невероятно привлекательной.

— Эйдриан прав, малышка. Это слишком опасно. Разве ты не помнишь, чем все закончилось в последний раз, когда ты пыталась ему помочь? Ты едва не погибла!

— Это он едва не погиб, — сварливым тоном напомнила сестре Порция. — А я его спасла!

Эйдриан с Каролиной обменялись взглядами. Заметив это, Порция сжала зубы. Она ни одной живой душе не рассказывала о том, что произошло шесть лет назад в семейном склепе. И не намерена была делать даже сейчас.

— Я знаю, сколько бессонных ночей ты провела в тревоге за Джулиана, — вздохнула Каролина. — И все мы тоже. Однако ты не имеешь права забывать об опасности, которая грозит тебе самой!

— Ну, насколько мне помнится, это не заставило тебя отказаться от Эйдриана, когда все считали вампиром его!

— Согласна. Но, позволь заметить, это не одно и то же. А Джулиан, возможно, уже не тот вампир, которого ты помнишь. Он пропадал целых шесть лет, и три года из этих шести мы ничего о нем не знали, Ни единого письма, ни слова, ни шепота! Он не соизволил откликнуться даже на то письмо, в котором мы сообщали ему о рождении Элоизы! — Каролина бросила любящий взгляд на розовощекую светловолосую девчушку, трудолюбиво выдергивающую золотые нитки, которыми были расшиты тяжелые портьеры. — Не объявился, когда Эйдриан сообщил, что их мать умерла в Италии от чахотки! Странно… когда-то они с Эйдрианом были близки так, как только могут быть близки родные братья. Что заставило его оборвать все связи с близкими, если только он не решил поставить крест на попытках найти свою душу?

— Не знаю, — со вздохом призналась Порция. — Лучше всего спросить об этом его самого.

— Интересно, с какой стати ему поверять тебе свои тайны? — вмешался Эйдриан, иронически вздернув бровь. — Просто потому, что он всегда отличался слабостью к хорошеньким юным девчушкам? Надеешься, что даже теперь, став чудовищем, он сохранил в душе что-то хорошее, какой-то намек на добрые чувства?

Порция предпочла промолчать. Вряд ли бы она смогла отыскать подходящие слова, чтобы описать непонятную связь, установившуюся между ними после той памятной ночи в склепе. Да если бы и нашлись — сестра с мужем наверняка объяснили бы это склонностью все романтизировать, свойственной всем девушкам в ее возрасте.

Эйдриан, приблизившись к креслу, опустился на одно колено, так что их глаза оказались на одном уровне. Родители Порции погибли много лет назад, когда их карета перевернулась, оставив девочку сиротой. После их с Каролиной свадьбы Эйдриан по собственной воле предложил ей перебраться к ним — ему и в голову не пришло отправить малышку к кому-то из ее мерзких родственников, вроде распутного кузена Сесила или унылой до зубовного скрежета тетушки Мариетты.

Эйдриан накрыл ладонью ее сжатый кулачок, в его зеленовато-голубых глазах вспыхнуло беспокойство.

— Послушай, я ведь не слепой. И заметил, что у тебя скопился неплохой арсенал… и то, что ты втайне от всех учишься обращаться с оружием, чтобы помочь мне сражаться с вампирами. Но это не твоя битва, малышка, а моя.

Порция выдернула руку.

— Послушай, Эйдриан, я уже не ребенок. Мне двадцать три года! — запальчиво бросила она.

— А раз так, возможно» настало время вести себя разумно, — отрезал он.

Порцию так и подмывало возразить — покровительственный тон Эйдриана и его манера разговаривать с ней, как с неразумным ребенком, бесили ее до зубовного скрежета. Резко поднявшись, она выпрямилась во весь свой рост (пять футов два дюйма), отчаянно жалея при этом, что на ней нет одной из ее обожаемых шляпок, которые она надевала, чтобы казаться повыше.

— Очень хорошо, — холодно процедила она. — Раз уж ты напомнил мне, что я взрослая, стало быть, мне не требуется твое разрешение, чтобы встретиться с твоим братом.

Эйдриан ласково обнял девушку за плечи. В голосе его вдруг появились просительные нотки, и девушка сразу почувствовала себя неуютно. Уж лучше бы он и дальше рычал на нее, с раскаянием подумала Порция.

— Неужели ты забыла, что за последние две недели погибли четыре женщины? Что их тела были высосаны досуха, а после брошены на грязных улочках в районе Чаринг-Кросс и Уайтчепела? Все эти шесть лет я только и делал, что старался очистить наш город от вампиров. И заметь, эти убийства начались сразу же после того, как поползли слухи, что Джулиан вернулся в Лондон! Неужели ты действительно веришь, что это просто совпадение?

Порция бесстрашно встретила его взгляд.

— А ты… неужели ты и в самом деле веришь, что твой собственный брат способен на такое зверство? — с вызовом бросила она.

Эйдриан отшатнулся.

— Я уже сам не знаю, на что он способен, — глухо пробормотал он. — Откуда мне знать, какой он теперь? Но он мой брат. И я отвечаю за него, понимаешь? И если кто-то должен выяснить, причастен ли он к этим убийствам, то это буду я. — Они с Каролиной снова обменялись взглядами. — Я отправлюсь к нему на рассвете, с первыми лучами солнца.

— На рассвете? — переспросила Порция. — Иначе говоря, когда он будет наиболее уязвим, да?

С губ Каролины сорвался слабый протестующий возглас, но Порция уже закусила удила.

— Молчи, Эйдриан… Мне ли не знать, чем заканчиваются для вампиров эти ваши встречи на рассвете! И какое же оружие ты прихватишь с собой на этот раз? Распятие? Осиновый кол? Арбалет? По-моему, именно с его помощью ты расправился с самыми кровожадными из попадавшихся тебе вампиров. Не сомневаюсь, что в один прекрасный день ты решишь опробовать его и на своем брате. Это только вопрос времени.

Эйдриан осторожно коснулся кончиком пальца бархотки, обвивавшей изящную шейку свояченицы. Лицо его как будто разом постарело — сейчас он казался много старше своих тридцати пяти лет.

— Лучше уж пусть мой собственный брат падет от стрелы из моего арбалета, чем еще одна несчастная женщина — ты или другая — почувствует на своей шее его клыки!

Круто развернувшись на каблуках, он вышел из комнаты. Порция с умоляющим видом повернулась к сестре, надеясь найти в ней союзника. В конце концов, разве не она когда-то помогла Каролине доказать, что Эйдриан не преступник и не убийца, хотя все вокруг считали его виновным?

Но Каролина укоризненно покачала головой:

— Ох, Порция, зачем ты так? Ему ведь и без того тяжело… а ты делаешь все только хуже! Если бы ради моего спасения Эйдриану не пришлось убить Дювалье, — сказала она, вспомнив безжалостного вампира, превратившего Джулиана в одного из себе подобных. Дювалье высосал из него душу в тот самый момент, когда она расставалась с телом, — возможно, Джулиану давным-давно удалось бы вернуть свою бессмертную душу. И не пришлось бы ему скитаться по свету в поисках того вампира, который в свое время инициировал Дювалье.

Вспомни, сколько лет пришлось сражаться Эйдриану, чтобы снасти своего брата. Сколько раз ради этого он рисковал жизнью! Каково ему думать, что все его усилия, возможно, были тщетны? Что он чувствует, подозревая, что смерть этих несчастных женщин на его совести? — Подхватив дочь на руки, она вслед за мужем вышла из комнаты. Уже возле самой двери она обернулась и бросила на младшую сестру полный молчаливого упрека взгляд. Элоиза, уронив голову на плечо матеря, растерянно хлопала огромными серыми глазами.

Порция досадливо поморщилась. Какая наивность… Глупо было ожидать, что ее близкие с распростертыми объятиями примут назад блудного вампира. Насколько она могла судить, для них он умер. Да они и считали его умершим.

Однако где-то в глубине души она отказывалась верить, что человек, вытиравший ей нос, когда она была еще совсем малышкой, и ласково называвший ее Ясноглазкой, мог высосать жизнь из этих несчастных женщин, а после выбросить их на улицу, точно какой-то мусор.

Она подошла к окну и, раздвинув тяжелые бархатные портьеры, прижалась носом к стеклу. Солнце село, понемногу начали сгущаться сумерки» на улицах таинственно поблескивал свежевыпавший снег. Хотя в небе еще лениво кружились последние снежинки, ветер успел разогнать тучи, и с белесого зимнего неба на столицу холодно поглядывал серебряный полумесяц луны. Порция бросила нетерпеливый взгляд на каминные часы. Нужно было спешить. Время, отпущенное Джулиану, истекало.

Если она намерена доказать, что они все ошибаются, нужно сделать это до того, как взойдет солнце и Эйдриан — возможно, в последний раз — отправится на поиски брата.

А Джулиан Кейн между тем не слишком расстраивался из-за утраты бессмертной души — во всяком случае, это печалило его куда меньше, чем мучившее да похмелье. Правда, ноги у него уже перестали заплетаться, а если он и спотыкался иногда, так только от усталости и томившего его голода, который становился острее с каждой минутой.

Вывернув карманы, он в очередной раз убедился что они пусты. Наверное, зря он поспешил распрощаться с Катбертом, проводив его до самых дверей отцовского особняка на Кавендиш-сквер.

Кабби, забившись под пышный куст обожаемой старым графом азалии, попытался наспех привести себя в порядок. Внезапно прямо над ним распахнулось окно и в нем появилась голова в ночном колпаке. Заметив их обоих, старый граф немедленно пришел в бешенство.

— Что за пакость вы замыслили на этот раз, Кейн? — заорал он. — Мой Катберт был хорошим мальчиком — до того дня, как связался с вами! Исчадие дьявола, вот вы кто, сэр!

Старик с такой яростью потрясал сухонькими кулачками, что Джулиан не на шутку перепугался — еще, чего доброго, вывалится из окна и раскроит себе череп о мостовую.

Джулиан, тряхнув головой, попытался отогнать воспоминание об этой мерзкой сцене, когда вдруг его затянутые в перчатку пальцы нащупали что-то твердое. Сунув руку в прореху, он выудил оттуда завалившийся за подкладку единственный шиллинг и, хмыкнув, подбросил его в воздух.

— Эйдриан вечно твердил, что мне дьявольски везет, — пробормотал он.

Однако сегодня дьяволу-то как раз не повезло, с горькой усмешкой подумал он. Сложись все иначе, и в тот момент, когда Уоллингфорд спустил курок пистолета, старый козел стоял бы уже у врат ада, подпрыгивая от нетерпения и роя копытом землю.

Странно другое — что воспоминание об этом мгновении останется в его памяти не вонью могильной плиты, а легким дуновением вечности. Джулиан скривился — такое случалось не в первый раз. Все его воспоминания почему-то ассоциировались именно с этим запахом. Этот тонкий аромат когда-то настиг его на узких улочках Каира, перебив тяжелое благоухание тмина и куркумы. Это он когда-то, вырвавшись из-за закопченного окошка парижской мансарды, заставил его тело корчиться в муках нестерпимого голода. Это его он почувствовал в Бирме на залитом дождями поле боя, когда его ноздри были забиты мерзкими запахами крови и порохового дыма, ощутил его в ветре — такой знакомый, такой родной запах, что все вдруг перевернулось в его душе и невыносимая тоска по родине, которую он прежде не знал, погнала его домой.

В нем не было ничего общего с терпкими ароматами гардении и жасмина, тех духов, которыми обычно пахло от женщин, не столько даривших ему утешение, сколько служивших источником пищи. Нет, в этом запахе смешались горьковатые ароматы розмарина и мыла. Так пахнет кожа совсем еще юной женщины — поистине опьяняющая смесь невинности и соблазна. Так может пахнуть шелковистый локон девичьих волос, падающий на упругую розовую щеку, когда девушка наклоняется над его плечом, чтобы перевернуть ноты, а потом бросает на него шаловливый взгляд.

И вновь, как и много раз до этого, Джулиан постарался отогнать от себя мучившее его воспоминание. Зажав найденный шиллинг в кулаке, он решительно зашагал дальше. Возможно, найденного шиллинга хватит, чтобы разок сыграть в карты, подумал он. Однако не исключено, что этого окажется достаточно, чтобы заставить какую-нибудь хорошенькую цыпочку сжалиться над ним — и спасти его от голодной смерти.

Подняв воротник пальто, чтобы за шиворот не сыпался снег, Джулиан решительно углубился в извилистые переулки Ковент-Гардена, этой клоаки, куда рискнула бы сунуться разве что самая отпетая личность вроде него самого.

Джулиану действительно везло, как дьяволу. Двумя часами позже он уже сидел за карточным столом, а перед ним тускло поблескивала груда денег — его сегодняшний выигрыш. Его всегдашнее везение, вкупе с убийственной смесью обаяния, хитрости, врожденного коварства и острого ума, помогли ему превратить единственный шиллинг во внушительную стопку похрустывающих банкнот и кучку золотых соверенов. Возможно, этого и не хватило бы, чтобы отодвинуть призрак долговой тюрьмы более чем на день, однако позволяло хотя бы надеяться, что в эту ночь одиночество ему не грозит.

И голод тоже.

Джулиан нежно погладил пышный задок темноволосой черноглазой красотки, усевшейся к нему на колени, чем вызвал ревнивый взгляд златокудрой прелестницы, которая, склонившись над его плечом, не сводила с него глаз. Стоило ему только повернуть голову, как он тут же начинал задыхаться от аромата дешевой лавандовой воды — настолько сильного, что Джулиан принялся гадать, уж не облилась ли она ею с ног до головы, чтобы отбить запах очередного клиента с которым она незадолго до этого поднялась наверх.

Пока остальные сидевшие за столом сверлили его взглядами, старательно скрывая за бесстрастными лицами еще теплившуюся надежду на выигрыш, Джулиан небрежно перевернул свои карты — и зрители завистливо ахнули. Он опять выиграл.

Один из проигравших сердито швырнул карты на стол.

— Будьте вы прокляты, Кейн! — простонал второй. — Вам сегодня дьявольски везет! Это что-то сверхъестественное, честное слово!

— Да, мне частенько это говорят, — пробормотал Джулиан, глядя, как трое джентльменов взяли свои шляпы и трости и один за другим выскользнули на улицу. Лица у всех троих были мрачные. Учитывая, что он оставил их без гроша, это было неудивительно.

Машинально погладив прижавшуюся к нему брюнетку по округлому бедру, Джулиан откинулся на спинку стула и лениво вытянул длинные мускулистые ноги. Прищурившись, чтобы дым от длинной черуты не ел глаза, он обвел комнату взглядом, прикидывая, кто станет его следующей жертвой. Большинство завсегдатаев оказались тут после того, как перед ними закрылись двери «Уайтс», «Будлз» и других респектабельных клубов. Сам воздух вокруг них, казалось, был пропитан унынием и безнадежностью — нечто подобное Джулиану уже случалось наблюдать в грязных опиумных притонах Стамбула и Бангкока. Трясущиеся руки, алчный огонек в глазах… Джулиан выбрал троих, решив, что парочка разжиревших торговцев и незаконный сын одного обедневшего дворянина просто напрашиваются на то, чтобы их слегка пощипали.

— Может, прервешься ненадолго, красавчик? — проворковала брюнетка, прижимаясь к нему. — Я тоже знаю одну игру, которая тебе наверняка понравится…

Блондинка, потянувшись через его плечо, наполни та его стакан портвейном. Ресницы ее затрепетали. Словно случайно коснувшись упругой грудью его руки, она игриво улыбнулась:

— Если удача не отвернется от тебя сегодня вечером, дорогой, ты выиграешь столько денег, что сможешь снять на ночь нас обеих!

Джулиан неловко поерзал на стуле. Звучит… заманчиво, решил он, однако не настолько, чтобы заставить его бросить игру.

— Терпение, мои сладкие, — пробормотал он. — Фортуна — вот моя единственная возлюбленная, и будь я проклят, если брошу ее ради чьей-то холодной постели, когда она раскрыла мне свои жаркие объятия. — Блондинка разочарованно куснула его за ухо. Брюнетка приоткрыла рот, собираясь протестовать, но он закрыл ей рот поцелуем.

Кто-то негромко кашлянул.

В этом кашле чувствовалось такое негодование, что Джулиан внезапно поймал себя на желании вытянуться в струнку. Почему-то он вдруг почувствовал себя школьником, которого строгий учитель поймал на очередной шалости. Он медленно поднял голову — и увидел стоявшую напротив него женщину.

Нет, не женщину — леди, поспешно поправился он, окинув взглядом бархатную пелерину и высокую, по моде, шляпку с перьями, из-под которой кокетливо выбивались темные локоны. Атласная сумочка дамы была украшена пышными бантами. Элегантный покрой и дорогая ткань ее платья представляли собой столь разительный контраст с потертыми и поношенными костюмами завсегдатаев клуба, что Джулиан слегка опешил. Казалось, незнакомку окружает какое-то сияние, словно стеной отделяющее ее от сигарного дыма и глумливого смеха игроков. Краем глаза Джулиан заметил взгляды, которые бросали в ее сторону завсегдатаи клуба — любопытные, подозрительные, а иногда и откровенно похотливые.

Им случалось встречать тут таких, как она, и не раз. Богатых и знатных, снедаемых пагубной страстью к игре. Поскольку представительницы прекрасного пола в более респектабельные клубы, которые посещали их мужья, не допускались, им приходилось искать удовлетворения в притонах наподобие этого. Всех их гнало сюда желание сыграть по-крупному. Покорные рабыни своей страсти, они готовы были рискнуть всем — честью, репутацией, состоянием, — лишь бы снова почувствовать опьяняющий стук костей или шорох игральных карт.

Чаще всего подобные дамочки, проиграв все до последнего гроша, пытались отыграться, но тщетно, после чего у них оставался только один способ заплатить карточные долги. По какой-то непонятной причине Джулиану было противно даже думать о том, что и этой женщине рано или поздно придется подняться наверх с одним из завсегдатаев клуба. Что чьи-то жадные руки станут шарить по ее телу… коснутся этих шелковистых локонов, от которых он не мог оторвать глаз.

Плотная вуаль, закрывая лицо незнакомки, придавала всему ее облику нечто загадочное. Все, что удалось разглядеть Джулиану, это высокие скулы, упрямый подбородок с ямочкой и сочные губы, словно самой природой предназначенные для поцелуев… и иных, более рискованных, наслаждений.

С некоторым трудом заставив себя оторваться от созерцания ее рта, Джулиан поймал себя на том, что пожирает взглядом вишневую бархатную ленточку, обвившую ее шейку — изящную, белоснежную шейку, где под тонкой кожей, невидимый глазу, бился пульс, повторяя удары ее сердца. Джулиан поспешно отвел глаза в сторону, прежде чем кто-то успел заметить его голодный взгляд. Выругавшись, он поднес к губам бокал с вином и сделал большой глоток, хотя портвейн был слабой заменой тому, чего он так жаждал.

— Могу я поговорить с вами? — вдруг спросила она низким звучным голосом.

Джулиан лениво поднял голову. Однако ответить не успел — его опередила сидевшая у него на коленях брюнетка.

— Эй, дамочка! — взорвалась она. — Обращаясь к нему, говорите «сэр», ясно вам? Сам король пожаловал ему рыцарское звание, так-то вот! Потому как он настоящий герой!

— Мой герой! — промурлыкала блондинка. Запустив руку в вырез рубашки Джулиана, она кокетливо царапнула ноготком его грудь.

Прекрасные губы, от которых он не мог отвести глаз, презрительно скривились. Впрочем, может, незнакомкой двигали и иные чувства, помимо презрения.

— Очень хорошо… сэр. Я спросила, не могли бы вы уделить мне минутку вашего драгоценного времени, — повторила она надменным тоном, сразу указав обеим женщинам их место. — Наедине.

Это было самое интригующее предложение, которое он получил за этот вечер. Возможно, он ошибся, и незнакомку привело сюда нечто другое, чем пагубная страсть к игре. Ему доводилось и раньше встречать таких, как она, — почти в каждом городе мира. Женщин, которых гнал в подобные места нестерпимый голод сродни его собственному. Женщин, которые безошибочно выделяли в толпе таких, как он, которые кокетничали с опасностью и строили глазки смерти, будто любовнику.

Джулиан, выругавшись сквозь зубы, постарался отогнать призрак, явившийся к нему из прошлого.

— Боюсь, ничем не могу вам помочь, мисс, — буркнул он. — Как вы сами можете видеть, моим вниманием уже успели… — он окинул выразительным взглядом обеих женщин, — завладеть.

— Так что ступайте-ка лучше в свою красивую карету, миледи, — фыркнула брюнетка. — А не то серый волк — ам — и съест!

Светловолосая потаскушка, расхохотавшись, обвила руками его шею.

— Ему нужна женщина, а не леди!

— Или две женщины! — хохотнув, добавила брюнетка.

Поднеся к губам бокал, Джулиан сделал глоток портвейна, надеясь отбросить сожаление об упущенной возможности — он был уверен, что женщина повернется и уйдет.

Вместо этого на ее лице появилась сладчайшая улыбка.

— Не могу сказать, как мне жаль лишать вас столь приятного общества, но я вынуждена настаивать.

Джулиан обвел взглядом комнату, не преминув отметить, что их разговор понемногу начинает вызывать любопытство.

— Это не самое подходящее место для такой женщины, как вы. Почему бы вам не вернуться домой, прежде чем ваш супруг проснется и заметит, что вас нет? — Выразительно подняв брови, он бросил на нее взгляд, от которого даже мужчин, случалось, кидало в дрожь. — Послушайтесь моего совета, уезжайте. Иначе потом сильно пожалеете.

Улыбка исчезла с ее лица.

— Вы пытаетесь меня запугать, сэр? — Незнакомка вызывающе вскинула подбородок.

— Можете считать это предупреждением.

— А если я не воспользуюсь вашим советом?

— Тогда, значит, вы просто дурочка, — пробормотал Джулиан, с извиняющимся видом пожав плечами.

— Я не уйду, пока не получу то, ради чего явилась сюда. Вы мой должник, и я намерена востребовать долг. — Выдержка в первый раз изменила ей — дрожащими руками подняв вуаль, она откинула ее с лица.

На один краткий миг Джулиан даже порадовался, что он вампир — ни один мужчина из плоти и крови не смог бы устоять перед ней. Даже ему требовались сверхъестественные усилия, чтобы притворяться равнодушным. Потому что женщины красивее он в своей жизни не видел. Черные как вороново крыло волосы высоко подобраны на темени, тонкие соболиные брови дугой, густые черные ресницы, глаза голубые, как Эгейское море в знойный полдень. Высокие скулы, изящное личико в форме сердечка, А какая кожа, мысленно присвистнул он. Атласная, словно лепесток розы! Никакие самые изысканные и дорогие пудры и румяна не способны подарить щекам такой нежный персиковый оттенок. Уголки алых губ призывно изгибались вверх — ровно настолько, чтобы мужчине казалось, что их обладательница посмеивается над ним.

Изумленно взирая на этот совершенный образец женской красоты, Джулиан мог думать только о том, что он готов отдать все на свете, лишь бы она позволила снять с нее шляпку. Теперь, когда незнакомка отбросила с лица вуаль, его поразил ее взгляд. Слишком откровенный. Слишком вызывающий. Испытывая непонятное желание поскорее избавиться от нее, Джулиан резко встал, едва не уронив на пол сидевшую у него на коленях брюнетку.

Вылив из бутылки остатки портвейна в стакан, он поднес его к губам.

— Вы не можете быть одним из моих кредиторов. Готов поспорить на что угодно, я бы запомнил, если бы задолжал такой красавице, — заявил он. — А раз я вам ничего не должен, то не советую вам стоять у меня на пути. Самое большее, что я могу вам уделить, это немного времени.

Со стуком поставив стакан на стол, он взял брюнетку за руку и шагнул к лестнице.

— А вот тут вы ошибаетесь, мистер Кейн. — Он вдруг заметил, что руки у нее уже не дрожат. Резким движением она сорвала с шеи бархотку и швырнула лоскуток мягкой ткани на стол, словно ставку в каком-то безумном пари, которое ему никогда не хватит духу принять.

Джулиан застыл, не в силах оторвать глаз, от ее изящного горла. Горла, которое, наверное, было бы столь же кремово-белым и безупречным, как и все ее тело, если бы его не портили две характерные отметины — следы клыков вампира.

Еще не веря себе, он заглянул в дерзкие голубые глаза Порции Кэбот и понял, что удача отвернулась от него навсегда…