– Миледи, что вы делаете? – испуганно спросила Марта. – Неужели вы в самом деле знаете эту паршивку?

– Еще как знаю, – ответила Лотти, крепко прижимая к себе плачущую девушку. – Эта паршивка – моя лучшая подруга, мисс Гарриет Димвинкл, а ее отец – судья в Кенте.

– Судья? – Марта попятилась назад, и Кук поспешила подставить ей табуретку.

Старая няня тяжело опустилась на нее, заранее готовая к тому, что теперь ее отдаднаползали друг на друга. Глаза Марты остекленели, словно уже видели перед собой мрачную тюрьму, затерянную в глухих болотах.

Миссис Кэвендиш недоверчиво хмыкнула и заметила не без злорадства:

– Тебе нужно было послушать меня. Говорила же что нельзя брать в дом эту глупую… – она перехватила предупреждающий взгляд Лотти и немедленно исправилась, – …эту милую девушку.

Немедленно появились еще два стула, на один из которых Лотти усадила свою подругу, а на второй уселась сама.

– А я думала, что ты уехала домой, в Кент, – сказала она, беря в ладони руки Гарриет. – Каким образом ты оказалась здесь, в Корнуолле?

– Да, да, мне тоже очень интересно было бы услышать ответ на этот вопрос, – сказал Хайден, вытаскивая из кармана носовой платок и протягивая его Гарриет. Затем он прислонился спиной к камину, сложил на груди руки и приготовился слушать.

– Я сбежала, – всхлипнула Гарриет. – Сказала герцогу и герцогине, что возвращаюсь домой, но на самом деле и не собиралась делать этого. Я знаю, как расстроились бы мои родители, возвратись я домой. Они-то надеялись, что мне удастся найти себе мужа и наконец-то можно будет сбыть меня с рук.

– Но как же ты добралась сюда одна, без сопровождающих? – спросила Лотти.

– Твоя сестра посадила меня в карету, отправлявшуюся в Кент, но я вышла через вторую дверь, и купила билет до Корнуолла. Никто и не заметил моего исчезновения, – и Гарриет громко высморкалась в платок Хайдена.

– Бедняжка, – сказала Лотти и поправила волосы на голове Гарриет. – А где твои очки?

– В карете я сняла их, чтобы протереть, положила на сиденье, и тут же на них сел какой-то толстый джентльмен. Он их раздавил, но даже не извинился и назвал меня растяпой.

На глазах Гарриет снова засверкали слезы. Лотти сжала руку подруги и поспешно спросила стараясь опередить новый поток рыданий:

– А почему ты сразу ко мне не пришла? К чему было устраивать весь этот маскарад?

Гарриет покосилась в сторону Хайдена и ответила:

– Я боялась, что он отошлет меня к родителям, – и добавила тихим шепотом, наклонившись к уху Лотти: – Или сделает так, чтобы я вовсе исчезла.

– И все же, мисс Димвинкл, как ни любопытно слушать о ваших приключениях, хотелось бы узнать зачем вы притащили в мой дом эти дурацкие газеты? – сурово спросил Хайден.

– Их продавали возле гостиницы, в которой я ожидала почтовую карету. Я потратила все оставшиеся деньги, до последнего шиллинга, чтобы скупить их как можно больше. Мне хотелось, чтобы как можно меньше людей смогли прочитать их. А сами газеты я собиралась сжечь при первой же возможности.

– Но так и не сожгли, – вежливо напомнил Хайден.

– Если честно, то я про них просто забыла. Закрутилась с приборкой, полами, посудой…

– …щипками, – дополнила Лотти, одарив Марту укоризненным взглядом.

– А кто их украл из моего чемоданчика, я не знаю, – беспомощно пожала плечами Гарриет. – Кто мог это сделать?

– И в самом деле, кто это мог сделать? – пробормотала Лотти, стискивая зубы. Слишком поздно она поймала на себе внимательный взгляд Хайдена, слишком поздно. Ее муж, не сказав ни слова, вышел из кухни. Лотти ничего не оставалось как только последовать за ним.

Аллегру они нашли в классной комнате. Девочка сидела за партой и старательно переписывала с черновика арифметические примеры в чистую тетрадь. Сегодня ее испачканные грязью чулки были аккуратно натянуты, а волосы перетянуты зеленой лентой. Точно такой же лентой были перевязаны и остатки волос на голове куклы, сидевшей за партой рядом со своей новой хозяйкой.

Увидев входящую в комнату Лотти, Аллегра вежливо встала и сказала:

– Добрый день, мамочка. Пора начинать урок?

– Немного погодя, – заметил Хайден, входя в классную комнату вслед за Лотти.

Тень Хайдена упала на парту, а улыбка на лице Аллегры мгновенно растаяла.

– Вы ничего не хотите нам сказать, юная леди? – спросил Хайден.

Аллегра медленно дописала колонку цифр и только после этого отважилась поднять голову. Ей все уже было понятно.

– Не скажу, что мне жаль, что так получилось, потому что на самом деле мне вовсе не жаль, – сказала она. – Я решила, пусть все знают, на ком ты женился, папа.

– Ты еще слишком молода и, вероятно, и не понимаешь, что все, написанное в газетах такого пошиба, – это ложь, злая ложь, – сказала Лотги, стараясь держать себя в руках. – А делается это для того, чтобы продать наивным читателям как можно больше экземпляров подобного вранья.

Девочка сунула руку в парту и вынула оттуда один газетный лист. Судя по многочисленным чернильным отпечаткам маленьких пальцев, эту, потертую уже по краям газету, читали не раз и не два.

– А что вы скажете о такой истории? Может быть это тоже ложь? – спросила Аллегра и принялась читать вслух дрожащим голосом: – «Многие до сих пор помнят о том, чем закончился брак лорда Оукли с очаровательной Жюстиной дю Лак. Думается, что его новой жене следует быть начеку. Известно, что жен Кровавого Маркиза отделяет от смерти всего лишь один шаг со скалы. Иногда они делают его сами. Иногда им помогают шагнуть в бездну».

В первый момент Лотти не решилась посмотреть в лицо Хайдену. Она затаила дыхание, ожидая его реакции. Она думала, что он рассмеется и скажет дочери, что это очередная пущенная газетчиками утка, или просто прикажет ей выбросить из головы этот вздор Судя по выражению глаз, Аллегра ждала от него того же самого. Причем ждала гораздо дольше, чем Лотти.

Наконец Лотти не выдержала и повернулась к Хайдену.

– Иди в, свою комнату, Аллегра, – приказал Хайден. Его лицо оставалось при этом совершенно непроницаемым, словно в маске. – Иди и оставайся там, пока я за тобой не пришлю.

Из горла Аллегры вырвался какой-то странный хрип. Она бросила газету на пол и молча вышла за дверь. Хайден окинул Лотти ледяным взглядом и ушел вслед за дочерью.

Хайден бешено гнал жеребца по вечерним пустошам, ему нужна была эта скачка, он хотел устать, выплеснуть накопившуюся в нем энергию. Хотя при этом отлично понимал, что, сколько ни скачи, ему никуда не убежать от взгляда Лотти, не забыть выражения ее лица когда она повернулась к нему на пороге классной комнаты.

После смерти Жюстины Хайден ловил на себе много взглядов – любопытных, подозрительных, осуждающих. Со временем он научился не замечать их, окружил свое сердце броней, но сегодня эта броня была пробита.

Куда же ему сбежать от вопрошающего, требовательного взгляда Лотти, что ему ответить на ее безмолвный вопрос, ударивший его сильнее пули?

Хайден натянул поводья, придержал жеребца, развернул его на краю болота и направил назад, к дому. Нет он ничуть не боялся свернуть себе шею, он просто не хотел рисковать жизнью ни в чем не повинного животного.

Ему давно пора было усвоить, что Лотти не пасует ни перед чем и готова принять любой вызов. Даже для него, человека, привыкшего за последние четыре года рассчитывать каждый свой шаг и следить за каждым словом, это казалось удивительным, невыносимым. Это задевало его до глубины души.

Хайдену порой хотелось увидеть в глазах Лотти страх, ненависть, отвращение, в конце концов. Разве он не заслужил всего этого своим поведением? Однако казалось, что она по-прежнему готова поверить ему, и эта возможность оказывалась для Хайдена еще большим искушением, чем сводящие с ума изгибы тела Лотти. И эта возможность таила в себе огромную, ни с чем не сравнимую опасность.

Хайден наклонился к шее жеребца, заставил проехать мимо дома и направился к скалам, чтобы напомнить самому себе, сколь высокой бывает плата за любую уступку.

«Она стояла на самом краю скалы, глядя на бескрайнюю пучину моря. Внизу на прибрежные камни одна за другой накатывали волны, разбиваясь и вскипая белой пеной. От земли поднимался холодный туман, он оседал на ночной рубашке, и тонкий шелк все туже прилипал к высокой груди и стройным бедрам стоявшей на обрыве женщины. Она промокла, замерзла, но не уходила от обрыва. Она размышляла о превратностях судьбы, о своей странной, запутанной жизни. Одна часть ее существа желала сбежать от ночной тени, распростершей свои крылья над мрачной землей, вторая жаждала обхватить темную пустоту раскинутыми руками и слиться, улететь вместе с ней в неведомую даль.

Женщина медленно повернулась. Он был здесь. Она знала, что он должен быть здесь, и вот уже его тень обрисовалась на сумрачном фоне ночного неба. Когда он подошел ближе, женщина отступила назад, сделав еще один шаг к бездне. Бежать? Они оба знали, что сбежать ей невозможно. Она не могла противостоять ему, как не может прилив устоять перед притяжением Луны. Оказавшись в сильных руках мужчины, женщина подняла лицо и раскрыла свои губы навстречу его поцелую.

Сначала поцелуй его был нежным, затем сделался страстным, обжигающим. Женщина прижалась к телу мужчины, полностью отдаваясь его воле, готовая исполнить любое его желание. Она стонала от мучительной сладкой боли, когда его руки касались ее губ, груди, горячей влажной плоти между слегка разведенными ногами. Но если прежде поцелуй мужчины требовал от женщины ее тела, то сегодня ставка в их любовной игре была гораздо выше – ее душа.

Ветер взмахнул своими крыльями, словно пытаясь вырвать женщину из объятий мужчины, но она лишь сильнее прижалась к нему. Она верила ему до последней секунды, до того мига, когда он оторвал губы от ее рта и легко оттолкнул от себя. Женщина вскинула руки, но они повисли в пустоте, и последним, что увидела она в своей жизни, было лицо мужчины – прекрасное, холодное лицо.

А затем она падала, падала, падала вниз, в кипящее море и прощальный крик долгим эхом отдавался в ее собственных ушах».

Лотти проснулась от крика и выпрямилась за письменным столом, чувствуя, как тело покрывается ледяным потом.

Дрожащими руками она сложила исписанные листы и закрыла лицо ладонями. Голова ее горела, глаза покраснели от напряжения. За сегодняшнюю ночь ей удалось написать почти половину главы. После того как Лотти помогла Гарриет перебраться в новую, отведенную для нее комнату, расположенную напротив холла, она вернулась к себе и поспешила выплеснуть на бумагу все накопившиеся у нее в душе сомнения и подозрения. Получилась сцена, в которой героиня осознает, что человек, которого она безумно любит, – бессердечный, жестокий убийца.

Придуманные образы причудливо переплетались с собственными переживаниями Лотти, и хотя ей не доводилось еще смотреть в лицо любовнику, она чувствовала вкус его поцелуя, ощущала странный, незнакомый жар, опаливший ее бедра.

Она прижала пальцы к вискам, пытаясь разобраться, где кончается фантазия и начинается реальность. И кто же, в конце концов, эта женщина на краю скалы – сама Лотти или Жюстина, обманутая и преданная? Что это было – картина прошлого или пророческое видение будущего? А может быть, это всего лишь игра воображения, расстроенного неприятной словесной дуэлью между Хайденом и Аллегрой?

Дверь спальни распахнулась, и Лотти вздрогнула увидев на пороге Гарриет. Та вбежала в комнату босиком, в одной ночной рубашке, с округлившимися от ужаса глазами.

– Ты слышала эти ужасные крики? Что это было? – нервно спросила она, вспрыгивая на кровать Лотти и едва не раздавив при этом спавшего на покрывале мистера Уигглза. – Это правда то самое привидение, о котором столько рассказывали мне слуги? Значит, этот дом на самом деле проклятое место.

Только теперь Лотти поняла, что крик, от которого она проснулась, вовсе не приснился ей. Вот и сейчас, если прислушаться, можно было уловить отдаленный вопль, шум и звон бьющегося стекла.

– Нет, это не привидение, моя дорогая Гарриет, – покачала головой Лотти.

– Тогда что же? – испуганно заморгала Гарриет своими круглыми, как у совы, глазами. – Быть может, дом захватили бандиты или контрабандисты? Сама понимаешь, это ведь Корнуолл. Чего доброго, еще изнасилуют нас с тобой здесь и убьют.

– Может быть, может быть, – загадочно пробормотала Лотти, оставаясь под гипнотическим воздействием сна.

Впрочем, она теперь точно знала, что ни привидение ни разбойники тут ни при чем. Вопли продолжались, наконец у Лотти лопнуло терпение. Последние три недели она старалась быть благовоспитанной женой и терпеливой мачехой, гувернанткой со стальными нервами. Хватит! Сколько можно терпеть этого десятилетнего маленького тирана, эту девчонку, которая выставила ее на смех перед всеми слугами? Сколько можно страдать из-за мужчины, который считается твоим мужем, но на самом деле даже не смотрит в твою сторону? За все нужно платить, и час расплаты настал.

Лотти встала, уложила свою рукопись в портфель и тщательно заперла его.

– Что ты делаешь? – спросила Гарриет, наблюдая за тем, как ее лучшая подруга хватает со стула платье и устремляется к двери.

Лотти обернулась на ходу и сказала с улыбкой, так хорошо знакомой Гарриет еще со школьной скамьи:

– Хочу объяснить одной юной мисс, почему меня называют «Грозой Хартфордшира».

Когда Лотти спускалась по лестнице, ведущей на второй этаж, часы в доме пробили полночь. Обычно в это время весь дом был погружен в затаенный мрак, но сегодня по нему, словно испуганные мыши, сновали слуги и горничные. Некоторые из них останавливались, чтобы проводить удивленным взглядом Лотти, летевшую по коридорам в одной ночной рубашке, с развевающимися на ходу волосами, и держащую в руке, словно знамя, так и не надетое платье.

Завернув за очередной угол коридора, Лотти столкнулась нос к носу с плотным рассыльным, тем самым, что так весело смеялся недавно над газетной карикатурой.

Он отпрянул назад, его круглые щеки покраснели, а Лотти выпалила, тронув его на бегу за плечо:

– Простите, пропустите, я очень спешу! – приложила палец к губам и таинственно добавила: – У меня любовное свидание с королем. Но только прошу вас, никому ни слова! Особенно хозяину!

Оставив рассыльного стоять на месте с раскрытый ртом, она продолжила свой путь. Для того чтобы найти дорогу, ей сегодня не понадобилась ни свеча, ни заунывная мелодия рояля. Все коридоры были ярко освещены, а обстановка вокруг скорее напоминала поле боя, чем дом, осажденный призраками. Несколько слуг стояли, словно в засаде, возле двери, ведущей в спальню Аллегры, и лица их были искажены от ужаса. Пол в коридоре был усыпан осколками стекла. Был здесь и раненый – молодой Джим с конюшни. Он стоял, прислонившись к стене, и зажимал на голове кровавую рваную рану. Дверь в спальню Аллегры была заперта, и из-за нее доносились чудовищные вопли.

Не успела Лотти подойти ближе, как путь ей загородила Мегги.

– Ах, миледи, остановитесь, туда нельзя! – воскликнула она, разводя руки в стороны. В ту же секунду в дверь с обратной стороны с грохотом врезалось что-то тяжелое и стеклянное. – Она уже подбила глаз Чаку и пробила голову Джиму!

Конюший утвердительно кивнул и поморщился от боли.

– Спасибо, что ты пытаешься защитить меня, но я справлюсь сама, – сказала Лотти. – Пожалуйста, отойди.

Мегги бросила на конюшего растерянный взгляд и крикнула:

– Приведи сюда хозяина, Джим. И поскорее!

Джим застонал и побрел на неверных, подгибающихся ногах по коридору.

– Хорошо понимаю тебя, Мегги, – сказала Лотти. – На твоем месте я сама поступила бы точно так же, но я приказываю тебе как хозяйка: отойди и пропусти меня в комнату!

Она все еще говорила с Мегги, когда в коридоре появился Хайден. Полностью одетый и даже причесанный, он выглядел словно ожившая иллюстрация со страниц романа, который начала писать Лотти. Вида не портили даже два котенка, семенившие за ним по пятам.

– Что ты задумала, черт побери? – крикнул он.

– Твоя дочь перебудила весь дом, и меня в том числеле, – так же резко ответила Лотти. – А теперь я хочу просто поговорить с ней.

Хайден оглянулся на слуг, затем схватил Лотти за руку и затащил ее в соседнюю, пустую спальню. Она была залита лунным светом – точь-в-точь как та роковая скала, которую описывала Лотти в своем произведении.

Хайден тем временем выпроводил в коридор повисших у него на брюках котят, закрыл за ними дверь, после чего шум снаружи стал значительно тише.

– Ты можешь говорить с ней хоть до посинения, но уверяю тебя, это будет пустой тратой времени. В таком состоянии, как сейчас, Аллегра невменяема. Я уже послал Марту за доктором.

– Зачем?

– Не хочу, чтобы Аллегра поранила себя или кого-нибудь еще, – он притронулся пальцем к белому шраму у себя за ухом. – Если доктору удастся влить ей в рот немного лауданума, она, может быть, проспит до утра.

Теперь Лотти узнала, откуда у Хайдена этот шрам за ухом. Узнала она и о том, сколько бессонных ночей пришлось провести Хайдену, ожидая, пока доктору удастся в очередной раз влить его любимой дочери порцию снотворного.

Лотти еще раз сочувственно покосилась на шрам и сказала:

– Мне кажется, Аллегре нужна не доза лауданума, а небольшая встряска.

– Имей в виду, я ни разу в жизни свою дочь и пальцем не тронул! – грозно предупредил Хайден.

Лотти посмотрела на него – такого большого, сердитого. Посмотрела и пожалела о том, что Хайден давно уже не трогал хотя бы пальцем ее саму. А как было бы приятно, если бы он вновь положил свою руку на ее грудь, нежно обхватил ее ладонью, словно погрузив в чашу, а потом наклонился бы и протянул губы к…

Дверь затряслась от нового вопля, долетевшего из спальни Аллегры.

– Результат налицо, – сказала Лотти. – Если бы ты вздул ее хотя бы разок, глядишь, все мы сегодня могли бы мирно спать в своих постелях. Будь любезен, скажи, по какой причине она бунтует сегодня? Очевидно, из-за вашей ссоры в классной комнате?

– Не совсем, – Хайден слегка отступил в сторону и потер ладонью шею. – Я сказал ей, что отправлю ее в школу, если она не извинится перед тобой в присутствии всех слуг. И добавил, что это мое окончательное решение.

Лотти почувствовала тепло под сердцем. Вот уж не думала она, что Хайден так яростно вступится за ее доброе имя! Однако в голове Лотти сразу же промелькнула другая, менее приятная мысль. Мысль, которая заставила Лотти запаниковать. «Ведь если он отправит Аллегру в школу, то ему не нужна станет гувернантка!»

Лотти подошла к двери и решительно взялась за ручку.

– Я тебя предупредил, – напомнил ей Хайден. – Могу повторить: слова на нее сейчас не подействуют. Они на нее вообще никогда не действуют. А уж во время припадка сумасшествия и подавно.

Лотти бросила на него недовольный взгляд через плечо и ответила:

– Хорошо, будем считать, что она сумасшедшая, пусть даже буйная.

Лотти открыла дверь и направилась к спальне Аллегры. Мегги, заметив ее приближение, заметно заволновалась, попыталась вновь перегородить своим телом дорогу, но вышедший в коридор вслед за своей женой Хайден коротко скомандовал:

– Пропустить!

Горничная тревожно взглянула на Лотти, но ослушаться хозяина не посмела и распахнула перед нею дверь, а сама поспешила укрыться в объятиях Джима.

Лотти ни разу не споткнулась и не замедлила шаг, даже когда над самой ее головой просвистел фарфоровый таз для умывания и разлетелся на мелкие осколки, разбившись о стену в считаных сантиметрах от того места, где стоял Хайден. Он ринулся было вслед за Лотти, но она захлопнула дверь спальни перед самым его носом.

Аллегра металась по комнате, ища, что еще можно было швырнуть в голову вошедшей. Все в спальне оказалось перевернутым вверх дном. Лицо Аллегры было красным, перекошенным от злости и по нему текли слезы. Лотти спокойно рассматривала девочку, и та, громко завизжав, схватила за ногу подвернувшуюся ей куклу и подняла ее над головой.

– На твоем месте я не стала бы этого делать, – громко заметила Лотти.

Аллегра замерла с поднятой рукой, а Лотти тем временем повернула в двери ключ.

Затем Аллегра медленно опустила куклу и сказала, дико глядя на Лотти:

– Разве тебя не предупредили, что ко мне нельзя подходить, когда у меня припадок? Я… я не отвечаю за себя. Могу ударить тебя, исцарапать или… или даже укусить! – и она показала свои острые зубки.

– Если ты сделаешь это, я тоже тебя укушу, – ответила Лотти. – Мне не привыкать, я однажды самого короля укусила.

У Аллегры от неожиданности отвисла челюсть.

– Какого короля? – растерянно спросила девочка. – Английского?

– Именно. Тогда, чтобы оттащить меня, потребовалось шестеро охранников. Или их было восемь? Не помню.

На самом деле их было трое, но Лотти решила, что капелька преувеличения не повредит.

Она подошла к кровати, на которую вскочила Аллегра. Девочка отпрянула назад, прижалась спиной к стене и вновь закричала, хотя и не так уверенно, как прежде:

– Я тебя предупредила! Не подходи ко мне. Если подойдешь, я… перестану дышать и посинею.

– Начинай, не стану тебе мешать, – ответилаЛотти, присела на краешек кровати и улыбнулась, выжидающе глядя на Аллегру.

Та теперь скорее растерянная, чем разъяренная, глубоко вдохнула, надула щеки и задержала дыхание. Лотти спокойно, вполголоса, считала секунды. На счет тридцать пять Аллегра сдалась, с шумом выдохнула воздух и откинулась на подушку.

– Боюсь, слабовато, – покачала головой Лотти. – Однажды, когда моя сестра отдала за чаем последнее пирожное не мне, а брату, я сумела задержать дыхание больше чем на две минуты. Джордж тогда ползал вокруг меня на коленях и умолял, чтобы я взяла то злосчастное пирожное.

Аллегра села и нагнула голову, словно бык, приготовившийся к броску.

– Если ты не уйдешь из моей комнаты, я закричу, – пустила она в ход свое последнее оружие.

Лотти только улыбнулась.

Аллегра раскрыла рот.

Лотти закричала.

О, это был крик мастера, крик, который наверняка был слышен далеко за пределами дома. Если бы к этому моменту в спальне Аллегры оставалась хоть одна неразбитая стеклянная вещь, она разлетелась бы от этого крика на мелкие кусочки.

Как только крик затих, в дверь принялись барабанить, и мужской голос выкрикнул имя Лотти. Затем дверь сорвалась с петель и рухнула в спальню, а в проеме появился Хайден. Он удивленно замер, обнаружив Лотти сидящей на краешке кровати с милой улыбкой на губах. Аллегра лежала, свернувшись клубком и зажав уши ладонями.

Вслед за Хайденом в спальню вошла Марта, а за ней какой-то седобородый джентльмен, в котором Лотти без труда узнала местного доктора.

Не переставая всхлипывать, Аллегра скатилась с кровати, бросилась к Марте и, прижавшись, обхватила ее руками.

– Марта, попроси, пусть она уйдет! – испуганно воскликнула девочка. – Клянусь, я буду хорошей, сделаю все, чего хочет папа! Только пусть она меня не кусает и никогда больше не кричит!

Лотти медленно поднялась с кровати. Хайден смотрел на нее так, словно она была великаном Аттилой и Жанной д’Арк в одном лице.

– Думаю, что теперь она уснет, – сказала ему Лотти и добавила, повернувшись к доктору: – Без лауданума.

Она подобрала подол своего платья и величаво выплыла из спальни. Когда Лотти проходила по коридору, Мегги, Джим и остальные слуги смотрели на нее с трепетом и уважением.

– А мы думали, что юная мисс убила вас, миледи, – пролепетала Мегги. – Я никогда еще не видела хозяина таким, ведь он растолкал всех и сам, своим плечом выбил эту дверь.

Лотти прошла дальше, с улыбкой представляя себе Хайдена, ломающего дверь, словно рыцарь, ринувшийся спасать свою принцессу. Слуги, мимо которых она проходила, низко кланялись ей, и Лотти решила, что с извинениями Аллегры можно подождать до утра. А пока всем надо вернуться в свои постели и спокойно уснуть. Что же касается слухов, будто она была любовницей чуть ли не всех лондонских джентльменов, то об этом можно больше не волноваться. Теперь слуги будут просто благодарить бога за то, что подарил им такую хозяйку.