* * *

Моего сынишку Джоша в возрасте двух лет ужалила пчела, и почти заслуженно. Был теплый и солнечный полдень. Мы играли в игру под названием «Покажи» с довольно простыми правилами. Джош указывал на что-либо, а я должен был посмотреть на этот предмет. Затем мы вместе смеялись. Джошу было сказано не трогать шмелей, потому что они могут ужалить; каждый раз, как он приближался к ним, мы говорили: «Опасно!» И вдруг он заметил жужжащую мохнатую точку на листе клевера. Когда он приблизился к насекомому, я спокойно сказал: «Опасно!» — и сын послушно отдернул руку. Затем он показал на куст вдали, и наша игра продолжилась.

Я взглянул на куст, но вдруг услышал крик громкостью в 110 децибел. Пока я отвернулся, Джош добрался до пчелы, и она его ужалила. Джош воспользовался игрой, чтобы отвлечь мое внимание: вот так меня обхитрил двухлетний ребенок.

«Опасно!» — всхлипывал он, прижимаясь ко мне.

«Опасно», — повторил я грустно, обнимая его и прикладывая лед. И задумался о том, что же будет через десять лет, когда Джош станет подростком.

Этот инцидент стал для меня настоящим отцовским крещением. Я до сих пор улыбаюсь, вспоминая о нем. Дети используют свои умственные способности для того, чтобы обмануть своих отцов, а став взрослыми — чтобы исследовать солнечную или другие альтернативные источники энергии. От природы человек — исследователь, даже если жажда познания потом «жалит» его самого. Это столь сильное стремление может сделать из нас учеников на всю жизнь. Но наиболее ярко оно проявляется у подрастающего поколения (которое часто отличается плохим поведением).

 

Крушение

Дети, не обремененные годами опыта, дают возможность ученым понять, как человек естественным образом получает информацию. Пользуясь предварительно загруженными в мозг программами для обработки информации, младенцы приобретают знания об окружающем мире с помощью удивительных и особенных стратегий, многие из которых сохраняются и во взрослом возрасте. Отчасти наблюдение за тем, как человек учится в этом возрасте, приводит к пониманию того, как вообще происходит процесс обучения.

Мы не всегда так думали. Если бы вы сообщили данные современных исследований в области мозга ученым еще сорок лет назад, они, пожалуй, возмущенно поинтересовались бы, уж не накурились ли вы травки, и выгнали бы вас из своей лаборатории. Очень долго считалось, что мозг ребенка — это tabula rasa, то есть чистая доска. Наука полагала, что все знания ребенок приобретает во взаимодействии со средой, прежде всего со взрослыми. Вероятно, подобная теория разработана теми, у кого не было собственных детей. Теперь нам известно гораздо больше о том, как обучаются и познают мир грудные дети. Сегодня взоры научного сообщества, желающего показать, как устроен процесс познания человека, обращены к детям.

Давайте заглянем в мир детского мозга — двигателя мыслительного процесса и мотивирующего топлива, обеспечивающего интеллектуальную работу. Этим чистым топливом с высоким октановым числом служит неиссякаемая потребность в знаниях. Дети рождаются с сильным желанием познать окружающий мир и неутолимой любознательностью, которая заставляет агрессивно исследовать все вокруг. Жажда исследований формирует их опыт; некоторые ученые даже называют ее движущей силой сродни голоду или сексу.

Дети поглощены изучением физических свойств объектов. До года они систематически анализируют предметы всеми доступными им органами чувственного восприятия. Они трогают, пинают, стараются оторвать кусок, засовывают в ухо, в рот, отдают изучаемый предмет родителю, чтобы он засунул его себе в рот. Они интенсивно собирают информацию о его свойствах. Дети ставят эксперименты, чтобы узнать, что еще с ними можно делать. И это часто приводит к поломке объектов. Эти объектно-ориентированные исследования постепенно становятся более сложными.

В рамках ряда исследований детям-участникам дали лопатку и на некотором расстоянии положили игрушки. Дети очень быстро научились доставать игрушки при помощи лопатки. Разумеется, это не революционное открытие, о нем известно каждому родителю. Однако ученые заметили удивительную вещь. После нескольких удачных попыток дети теряют интерес к игрушке. Но только не в ходе эксперимента. Малыши брали игрушку и перекладывали ее на другое место, затем использовали лопатку, чтобы снова достать ее. Они даже перекладывали игрушки в сложнодоступные места, чтобы посмотреть, на что способна лопатка. Казалось, сама игрушка вообще не интересует их. Важно, что лопаткой можно было пододвинуть игрушку ближе. Дети экспериментировали с пространственными отношениями между объектами, в особенности с тем, как объекты могут влиять друг на друга.

Проверка гипотезы — именно так происходит сбор информации у всех детей. Они используют ряд постоянно меняющихся идей, чтобы понять, как устроен мир. Активно тестируют окружающую среду, гораздо интенсивнее, чем ученые, проводят визуальное наблюдение, формулируют предположение о том, что происходит, разрабатывают эксперимент для проверки гипотезы и затем делают выводы из полученных результатов.

 

Проверка языком

В 1979 году американский психолог Эндрю Мельтцофф потряс мир новорожденного ребенка, высунув язык, и стал вежливо дожидаться ответа. Открытие потрясло его. Ребенок высунул язык в ответ! Он анализировал имитационное поведение ребенка, которому было всего 42 минуты от роду. Малыш никогда раньше не видел язык — ни Мельтцоффа, ни чей-либо вообще, — и ему также было неизвестно, что у дяденьки или у него самого есть язык; но на интуитивном уровне возникла идея отзеркаливания. Затем мозг ребенка узнал, что, если стимулировать ряд нервов в определенной последовательности, высунется язык. Безусловно, это идет вразрез с идеей tabula rasa.

Я проверил это на своем сыне Ноа. Наши взаимоотношения начались с того, что мы показали друг другу языки. В первые тридцать минут жизни сына мы общались при помощи копирования. Когда Ноа исполнилась неделя, диалог закрепился: каждый раз, когда я подходил к его кроватке, мы приветствовали друг друга высовыванием языков. Со своей стороны Ноа продемонстрировал мне механизм приспособления, а я от этого испытывал восхищение. Если бы я с самого начала не показал ему язык, он не стал бы делать это каждый раз, как я появлялся в поле зрения.

Однажды, три месяца спустя, моя жена в сопровождении Ноа приехала забрать меня после лекции в медицинском институте. Я все еще отвечал на вопросы, но при этом взял Ноа на руки. Краем глаза я заметил, что сын смотрит на меня выжидающе, каждые пять секунд показывая язык. Я улыбнулся и показал язык в ответ. Вдруг он пронзительно крикнул и начал с азартом высовывать язык каждые полсекунды. Я понимал, что он делает. Ноа провел наблюдение («Папа и я показываем друг другу языки»), сформулировал гипотезу («Если я покажу папе язык, он покажет мне язык в ответ»), разработал и провел эксперимент («Я покажу папе язык») и изменил свое поведение в результате проведенного исследования (начал более активно высовывать язык). Никто не учил этому Ноа, да и любого другого ребенка, — это врожденный механизм обучения. Возможно, сегодня утром вы проделали то же самое, когда искали свои очки. Вы предположили, что они могут быть в прачечной, и спустились туда. У науки даже нет подходящего описания для того, как мы это делаем. Этот процесс включается автоматически. Вы, наверное, даже не подозреваете о том, что пользуетесь результатами удачного эксперимента, когда находите свои очки на сушилке.

История с Ноа показывает лишь один пример того, как дети используют стратегию сбора информации ради приобретения знаний, которых у них нет от рождения. Мы можем заметить это по исчезающим чашкам и приступам детского гнева.

Маленькая Эмили до полутора лет верила в то, что если объект находится вне поля зрения, то он исчез. Она пока не понимала того, что называется представлением о постоянстве предметов и их свойств. Но однажды Эмили играла с тряпкой и чашкой. Она накрыла чашку тряпкой и замерла на секунду, нахмурив брови. Медленно она стянула тряпку с чашки. Чашка была на месте! Глаза девчушки заблестели, и она быстро накрыла чашку снова. Через 30 секунд Эмили нерешительно протянула руку к тряпке. Повторяя эксперимент, она медленно стянула тряпку. Чашка все еще была на месте! Девочка облегченно взвизгнула. Дальше дела пошли быстрее. Она накрывала и открывала чашку снова и снова, громко смеясь каждый раз. Ее осенило, что чашка никуда не девается, даже если ее не видишь. Малышка повторяла свой эксперимент в течение получаса. Если вам когда-нибудь приходилось проводить время с полуторагодовалым ребенком, то вам известно, насколько сложно для него сосредоточенно наблюдать за чем-нибудь в течение 30 минут. Но это происходит с детьми такого возраста во всем мире.

Игра в прятки с чашкой представляет собой самое настоящее открытие, отсутствие которого может иметь плохие последствия для эволюции. Знание о постоянстве предметов и их свойств очень важно для выживания в условиях саванны. Саблезубый тигр существует, даже если сейчас он прячется в высокой траве. Те, кто не понимал этого, становились добычей хищника.

 

Проверьте себя тоже

Период между четырнадцатым и восемнадцатым месяцем жизни — особенный. В это время дети начинают понимать, что у других людей есть желания и предпочтения, отличные от их собственных. Но с самого начала для них это было не так. Они думали, что если им нравится что-либо, то это же любит и весь мир. Основываясь на этом принципе, я сформулировал семь правил менеджмента с точки зрения детей.

1. Если я это хочу — это мое.

2. Если я тебе дал это и потом передумал — это мое.

3. Если я могу это забрать у тебя — это мое.

4. Если мы что-то строим вместе — все части этого мои.

5. Если что-то выглядит как мое — это мое.

6. Если это мое — это никогда не будет принадлежать кому-нибудь другому, что бы то ни было.

7. Если это твое — это мое.

В возрасте полутора лет дети начинают осознавать, что такая точка зрения не всегда правильна. Они начинают осознавать еще одно правило, которому молодоженам приходится обучаться заново: «То, что очевидно для тебя, — очевидно только для тебя».

Как дети получают новую информацию? Как правило, опытным путем. До двух лет дети делают много такого, чего их родители предпочли бы избежать. Но после этого возраста малыши совершают некоторые поступки именно потому, что родители не хотят, чтобы они так поступали. Милые детишки превращаются в маленьких бунтовщиков и тиранов. Многие родители считают, что дети бросают им вызов в этот период. (Такая же мысль закралась в мою голову, когда Джоша укусила пчела.) Однако думать так будет ошибкой. В этом возрасте просто расширяется естественная программа сложных исследовательских проектов, запущенная при рождении.

Дети расширяют границы дозволенного, а затем наблюдают за реакцией. Повторяют эксперимент, доводя родителей до бешенства снова и снова, чтобы посмотреть, насколько стабилен результат, как в игре Эмили с чашкой. Постепенно они начинают понимать масштабы человеческих желаний, а также то, насколько их желания отличаются от ваших. И чтобы убедиться, что границы все еще существуют, случайно проделывают эксперимент снова.

Дети не имеют полного представления об окружающем мире, зато знают, как его приобрести. Поистине великая китайская мудрость гласит: «Дай человеку рыбу, и он будет сыт один день. Научи человека ловить рыбу, и он будет сыт всю жизнь».

 

Обезьяна видит, обезьяна делает

Почему дети показывают язык в ответ? Карта нейронных путей начинает формироваться в последние несколько лет, по крайней мере для такого «простого» процесса, как подражание.

Трое исследователей из Пармского университета занимались изучением мозговой деятельности макаки, когда подопытное животное добиралось до различных объектов в лаборатории. Исследователи записали последовательности реакций нейронов в процессе того, как обезьяна поднимала изюмину. Как-то раз исследователь Леонардо Фогасси, зайдя в лабораторию, нечаянно уронил изюмину. Внезапно мозг обезьяны «загорелся». Аппарат зарегистрировал мозговую активность в той области, которая включилась бы, подними обезьяна изюмину. Но ведь животное не поднимало изюмину. Обезьянка просто увидела, как это сделал Фогасси.

Изумленные исследователи тотчас повторили эксперимент и расширили базу данных, которые затем опубликовали в знаменитом издании, описав феномен зеркальных нейронов. Эти нейроны возбуждаются при наблюдении за деятельностью других. Условный сигнал вызывает ответную реакцию зеркальных нейронов — например, если обезьяна просто слышит звук какой-либо деятельности, в отношении которой у нее уже имеется опыт — скажем, отрывание куска бумаги, — эти нейроны могут отреагировать при получении животным стимула. Ученые не так давно обнаружили существование зеркальных нейронов. Оказывается, они рассеяны по всему мозгу и участвуют в распознавании — классическое подражательное поведение, как у младенцев, показывающих язык. Другие зеркальные нейроны отвечают за моторное поведение.

Сегодня нам больше известно о том, какие области мозга связаны со способностью к обучению на опыте изучения ряда идей, которые мы самостоятельно корректируем. Префронтальная кора головного мозга выявляет ошибки и пересматривает данные, приведшие к ним. Передняя часть поясной извилины головного мозга подает сигнал, в каких обстоятельствах следует изменить поведение. Каждый год мозг раскрывает нам все новые и новые свои секреты.

 

Путешествие длиной в жизнь

Мы никогда не утрачиваем жажду знаний. Пожалуй, действие этого научного факта заставило меня работать в Вашингтонском университете после защиты диссертации. В 1992 году американские биохимики Эдмонд Фишер и Эдвин Кребс получили Нобелевскую премию в области физиологии и медицины. Мне посчастливилось ознакомиться с их работами и побывать в их кабинетах, расположенных недалеко от моего. Когда я приехал в университет, обоим ученым было уже за семьдесят. Первое, что удивило меня при встрече с ними, — они не были пенсионерами. Ни физически, ни умственно. Спустя долгое время после того, как они заслужили право почивать на научных лаврах, они продолжали активную и продуктивную деятельность в своих лабораториях. Каждый день я встречал их в коридоре, когда они разговаривали о новых данных, обмениваясь журналами, внимательно прислушиваясь к идеям друг друга. Иногда какие-то люди с интересом расспрашивали их о результатах эксперимента. Это были очень творческие люди, мудрые, как царь Соломон, и активные, как дети. Их интеллектуальный двигатель не снижал обороты, а любопытство продолжало служить топливом. Способности человека к обучению не меняются с возрастом. Мы можем всю жизнь оставаться учениками.

Для поддержания стремления к познанию должны существовать веские эволюционные причины. В условиях Серенгети такой причиной была борьба за выживание, которое в то время не зависело от организованной, структурированной подачи информации. Оно зависело от хаотического, реактивного опыта сбора информации. Поэтому лучше всего нашим предкам удавалось учиться, постоянно корректируя ряд всевозможных идей. Предположим, вчера меня укусила красная змея с белыми полосками, и я чуть не умер — вот пример готового наблюдения. Далее я предполагаю, что при следующей встрече с той же змеей произойдет то же самое! Таков исследовательский путь познания, проложенный человеком за миллионы лет эволюционного развития, и невозможно его изменить за семь-восемь десятилетий, отведенных нам на этой планете.

Согласно результатам исследований, некоторые области мозга взрослого человека остаются столь же пластичными, как в мозге ребенка, поэтому он способен формировать новые связи, закреплять существующие и создавать новые нейроны; этот дар позволяет нам учиться в течение всей жизни. Однако мы не всегда придерживались такого мнения. Еще пять-шесть лет назад в научном мире главенствовало мнение, что человек рождается со строго определенным набором клеток мозга, которые постоянно разрушаются в процессе путешествия от рождения к смерти. И мы действительно теряем синаптические связи (по некоторым подсчетам, в день разрушается до 30 тысяч нейронов). Однако мозг взрослого человека продолжает создавать нейроны в тех областях мозга, которые обычно задействуются при обучении. Новые нейроны отличаются той же гибкостью, что и у новорожденных. Мозг взрослого человека на протяжении всей жизни сохраняет способность изменять свою структуру и функции в соответствии с полученным опытом.

Можем ли мы продолжать исследовать мир с возрастом? Думаю, Кребс и Фишер ответили бы утвердительно. Разумеется, не всегда условия жизни способствуют развитию любознательности по мере того, как мы взрослеем. Мне повезло иметь такую работу, которая предоставляет в этом свободу выбора. А еще раньше мне повезло с мамой.

 

От динозавров к атеизму

Помню, когда мне было три года, у меня вдруг проснулся интерес к динозаврам. Я и не догадывался, что моя мама ожидала этого. С того дня все в доме начало трансформироваться в стиль юрского периода. И триасового. И мелового. На стенах появились изображения динозавров. Я начал находить книги о динозаврах, разбросанные по полу и на диване. Мама даже называла обед «пищей динозавров», и мы смеялись, пытаясь издавать звуки, подобные голосам динозавров. А потом я вдруг утратил интерес к доисторическим животным, потому что мой школьный товарищ заинтересовался космическими кораблями, ракетами и галактиками. Удивительно: мама была готова и к этому. В одно мгновение произошла трансформация от динозавров к Большому взрыву. Плакаты с рептилиями сменили изображения планет, которыми были увешаны стены моей комнаты. Я находил небольшие изображения спутников в ванной. Мама даже доставала из упаковки чипсов «космические монеты», которые я хранил в специальном альбоме.

Так проходило все мое детство. Когда я заинтересовался греческой мифологией, мама превратила дом в Олимп. Я проявил интерес к геометрии — и дома появились все евклидовы атрибуты, а затем их сменил кубизм. Камни. Самолеты. В возрасте 8–9 лет я уже сам начал видоизменять наш дом.

Однажды, лет примерно в четырнадцать, я заявил матери, что буду атеистом. Она была глубоко верующим человеком, и я подумал, что подобное заявление просто ошеломит ее. Но вместо этого она ответила: «Хорошо, дорогой» — как будто бы я сказал, что больше не хочу чипсов. На следующий день она усадила меня за обеденный стол; на ее коленях я заметил сверток. Она спокойно сказала: «Я слышала, ты теперь атеист. Это правда?» Я кивнул, и она улыбнулась, протянув мне сверток. «Автора этой книги зовут Фридрих Ницше, она называется “Сумерки идолов”, — сказала мать. — Если ты собираешься быть атеистом, это одна из лучших книг, которую тебе надо прочитать. Приятного аппетита!»

Потрясенный, я понял важную вещь: быть любознательным — само по себе очень важно. Предмет моего интереса всегда имел для меня значение, мне никогда не удавалось придушить в себе жажду познания.

Большинство специалистов по возрастной психологии полагают, что потребность ребенка в знании — энергия столь же чистая, как алмаз, и притягивающая, как шоколад. И, несмотря на это, в когнитивной нейробиологии нет единого определения этого человеческого качества. Если бы детям позволяли оставаться любопытными, они продолжали бы развивать свои естественные наклонности к исследованию и открытиям, пока им не исполнился бы 101 год. Моя мать понимала это интуитивно.

Детям исследование приносит радость. Подобно наркотику, жажда познания только растет и, следовательно, приносит и большую радость, и немедленное вознаграждение. А если разрешается родителями, продолжается и в школьные годы. Когда дети взрослеют, они понимают, что учение приносит не только радость, но и знания. Компетентность в определенных областях позволяет идти на интеллектуальный риск. Если дети не прекращают свой путь в реанимации, то могут закончить его с Нобелевской премией в руках.

Мне кажется, этот замкнутый цикл можно разорвать, оказав помощь и процессу обучения, и самому ребенку. Например, в первом классе ученикам объясняют, что образование служит им базой. Они начинают понимать, что получают знания не потому, что это интересно, а потому, что это может принести им выгоду. Чувство восторга сменяется стремлением получить хорошую оценку. Однако мы верим, что инстинкт любознательности настолько силен, что некоторые люди пренебрегают призывом общества к интеллектуальному отдыху и продолжают работать.

Мой дед, например, был таким человеком. Он родился в 1892 году и дожил до 101 года. Он говорил на восьми языках, многое повидал и продолжал жить в собственном доме (самостоятельно подстригая траву) до ста лет, оставаясь живым и ярким, как фейерверк, до самого конца. Во время празднования своего столетия он отвел меня в сторону. «Знаешь, Хуанито, — сказал он, откашлявшись, — 66 лет разделяли аэроплан братьев Райт и полет на Луну Нила Армстронга». Он покачал головой, изумляясь: «Я родился в эпоху лошадей и колясок, а умру в эпоху космических кораблей. Как же так? — его глаза загорелись. — Я прожил хорошую жизнь!»

Через год он умер.

Я часто вспоминаю о нем, когда думаю об исследованиях. Я думаю о своей матери и магической трансформации комнат, которую она создавала. Я думаю о своем младшем сыне Ноа, экспериментировавшем с языком, и сильном желании, овладевшем моим старшим сыном Джошуа, из-за которого его ужалила пчела. По-моему, нам нужно стараться поддерживать в себе огонь любопытства в течение жизни и на работе, и особенно в школах.

 

Идеи

В Google всерьез относятся к силе исследования: 20 процентов рабочего времени сотрудники компании тратят на то, чтобы следовать зову мозга. Это подтверждается конечным результатом их работы: половина новых продуктов, включая Gmail и Google News, создана в течение тех 20 процентов рабочего времени. Как привить эту жажду совершать открытия в условиях школы? Некоторые пытались обуздать естественные исследовательские склонности детей при помощи проблемно-ориентированной и исследовательской моделей обучения, у которых есть как сторонники, так и противники. Большинство соглашается с тем, что в дебатах на эту тему не хватает твердых эмпирических данных, которые продемонстрировали бы долгосрочный эффект названных моделей. По-моему, нам действительно не хватает реальной лаборатории, где ученые, исследующие мозг, и учителя могли бы заниматься изучением данного вопроса в рабочем порядке. Я хотел бы описать вам место, где могли бы проводиться подобные испытания.

Анализ успешности медицинских институтов

В начале XX века американский философ и педагог Джон Дьюи основал исследовательскую школу при Чикагском университете, отчасти потому, что считал необходимым протестировать процесс обучения в реальных условиях. Хотя его школа и впала в немилость у научного сообщества в 1960-е годы, возможно, именно благодаря ему в XXI веке появилась ее успешная вариация — медицинский институт. Коллега Дьюи Уильям Пейн сказал: «Психология, собственно говоря, так же связана с обучением, как анатомия с медициной». И эта связь неизменна, хотя я заменил бы слово «психология» на выражение «наука о мозге».

Лучшая модель медицинского института состоит из трех компонентов: академической клиники, факультета, который помимо преподавательской деятельности еще и практикует, и исследовательской лаборатории. Это не только удачный способ работы с людьми, но и успешный метод передачи сложной информации. Я часто наблюдал, как студенты гуманитарных факультетов, принятые в медицинский институт, спустя пять лет превращались в талантливых врачей и прекрасных ученых.

Как получить одновременно и хорошее здоровье, и хорошую подготовку? Уверен, вся суть в системе обучения.

1. Постоянная связь с реальным миром.

Сочетание традиционного академического обучения теории и работы в больнице дает студентам точное понимание выбранной профессии. Большинство из них ежедневно проходят практику в больнице, а потом идут на лекции. И глубоко осознают, почему они выбрали медицинский институт. На третьем году обучения студенты проводят в аудиториях только половину времени, остальное время они заняты в больнице или амбулатории при ней. Далее в большинстве случаев следуют курсы повышения квалификации.

2. Постоянное сотрудничество с профессионалами-практиками.

Студентов медицинских факультетов обучают люди, для которых предмет обучения является их ежедневной работой. В последнее время это не просто практикующие врачи, но и ученые в области медицины, принимающие участие в передовых проектах по изучению клинических проявлений различных заболеваний. Студентам предлагается проходить практику.

3. Постоянное участие в практических исследовательских программах.

Приведу типичный пример из опыта: практикующий врач, профессор, проводит лекцию в обычной аудитории, куда для иллюстрации изучаемого предмета приглашен пациент. Профессор делает объявление: «Перед вами пациент. Заметьте, что его заболевание сопровождается симптомами А, Б, В и Г». Затем он начинает читать лекцию об изучаемой болезни. Пока все делают записи, одна смышленая студентка поднимает руку и спрашивает: «С симптомами А, Б и В все ясно. А как насчет симптомов Д, Е и Ж?» Профессор, выглядящий расстроенным (или взволнованным), отвечает: «Об этих симптомах нам ничего не известно». Повисает мертвая тишина, и можно услышать нетерпеливый шепот студентов: «Так давайте же выясним!» С этих слов начинаются самые великие исследовательские идеи в медицине.

Благодаря разбору реальных практических примеров на традиционных теоретических занятиях тут же рождается программа исследования. И остановить процесс формирования идей получится, только полностью прекратив дискуссии, а это невозможно. В результате медицинские институты в США обладают большим исследовательским потенциалом.

Описанная модель обучения позволяет студентам полноценно освоить медицину. Их не только учат профессионалы-практики, они также сотрудничают с теми, кто двигает будущее этой науки, то есть светлейшими умами страны. Пожалуй, это единственный способ задействовать при обучении природную жажду познания.

 

Создайте педагогический вуз, где занимаются изучением мозга

Я представляю себе такой педагогический институт, программа которого учитывает особенности работы человеческого мозга. В нем, как и в медицинском, три направления, помимо обычных занятий в аудиториях. Участники образовательного процесса — традиционные преподаватели-лекторы, учителя-практики и научные сотрудники, изучающие работу мозга. Последняя группа преподавателей в своих исследовательских лабораториях выясняет, как обучается человеческий мозг, а затем активно тестирует гипотезы в условиях реальных ситуаций в классах.

По окончании обучения студенты получают степень бакалавра педагогических наук. Курс программы включает разные вопросы — от анатомии мозга до психологии, от молекулярной биологии до последних открытий в области когнитивной нейробиологии. Будущие преподаватели обладают глубокими знаниями о том, как человеческий мозг воспринимает информацию.

После первого года обучения студенты начинают принимать активное участие в жизни института. Один семестр может быть посвящен изучению вопросов развития умственных способностей подростков. Следующий семестр — отклонениям в поведении, таким как синдром гиперактивности с дефицитом внимания; кроме того, учащиеся ассистируют в специализированных классах. На следующем курсе они изучают, какова роль семьи в обучении ребенка, и посещают родительские собрания, чтобы наблюдать за сотрудничеством учителей и родителей. Интернатура предполагает работу ассистента в средних и старших классах школы.

В рамках такого двустороннего сотрудничества исследователи и участники программы обучения становятся единой интеллектуальной средой. Такая модель образования применяет мощную практическую стратегию исследования и развития. Практикующие учителя становятся коллегами, активными партнерами, помогают направить науку в необходимое русло, а ученые-исследователи, в свою очередь, задают новое направление их профессиональной деятельности.

Подобная модель учитывает потребность человека постоянно изучать и познавать окружающий мир. С ее помощью можно вырастить учителей, хорошо разбирающихся в том, как развивается человеческий мозг. В реальных условиях ведется непрерывное исследование, открывающее нам все новые секреты мозга и дающее понимание, как их применять в нашей жизни. Эту модель можно перенести и на другие академические предметы. Бизнес-школы, где обучают деловому администрированию, тоже могли бы примерить ее на себя.

 

Ощущение чуда

Если бы вы могли вернуться в прошлое и оказаться в биолаборатории одного из самых первых университетов западного мира — Болонского, вы лопнули бы со смеху. И я вместе с вами. По современным меркам биология XI века была просто смешной — на нее очень сильно влияли астрология и религия. Здесь вы увидели бы трупы животных и почувствовали бы резкий запах химических смесей; многие из них, кстати, были ядовитыми.

Но, заглянув в стандартную учебную аудиторию старинного Болонского университета, вы не почувствуете себя словно в музее. Вы почувствуете себя как дома. Вот стоит кафедра для лектора, вокруг которой расставлены стулья; сидящие на них студенты впитывают каждое слово профессора. Минус только один: все здесь очень напоминает современные классы. Возможно, уже настало время для перемен?

Мои сыновья согласились бы с этим. Они и моя мать, наверное, самые великие учителя, которые у меня когда-либо были.

Однажды мы шли по улице с моим двухгодовалым сыном Ноа к детскому саду, как вдруг он заметил блестящий камешек на асфальте. Остановившись, маленький человечек задумался на секунду, счел это великолепным и рассмеялся. Затем он обнаружил маленькое растение — росток, который изо всех сил пробивался через трещину в асфальте. Аккуратно коснувшись его, он снова засмеялся. Впереди Ноа заметил отряд муравьев, марширующих в ряд, и склонился над ними, чтобы получше рассмотреть. Они несли мертвого жука, и Ноа хлопнул в ладоши от изумления. Затем были еще частицы пыли, ржавый винт, жирное масляное пятно. Прошло пятнадцать минут, а мы продвинулись только на семь метров. Я пытался заставить его идти дальше с дерзостью, присущей взрослым, которые придерживаются графика. Но у ребенка нет графика. Остановившись, я посмотрел на своего маленького учителя, удивляясь тому, как давно я не тратил пятнадцать минут на то, чтобы пройти семь метров.

Самое важное правило мозга, которое я не могу доказать научными фактами, но в которое верю всем сердцем, — быть любознательным. Об этом мне пытался сказать сынишка.

Ради него и всех нас я бы хотел, чтобы классы и офисы планировались с учетом особенностей нашего мозга. Если бы наш вид начал все сначала, любознательность стала бы самой важной силой в процессе разрушения и созидания. Как я уже говорил, я сторонник обоих.

Я никогда не забуду тот момент, когда маленький профессор научил своего отца тому, что значит быть студентом. Я благодарен и немного смущен. Наконец, спустя сорок семь лет, я научился правильно ходить по улице.

 

Резюме

• Дети демонстрируют нам, как мы учимся: не пассивно реагируя на окружающую среду, а активно тестируя ее при помощи наблюдения, гипотезы, проверки и выводов.

• Определенные отделы мозга позволяют нам применять научный подход: правая зона префронтальной коры ищет ошибки в гипотезах («Саблезубый тигр не опасен»), а прилежащая область сообщает, что нужно изменить поведение («Беги!»).

• Зеркальные нейроны головного мозга позволяют нам копировать поведение.

• Некоторые участки головного мозга взрослого человека остаются столь же гибкими, как и у ребенка, поэтому мы можем создавать нейронные соединения и обучаться новому в течение всей жизни.