Для того чтобы разобраться с мифом о лени, необходимо просто проанализировать хозяйственную, бытовую и культурную стороны жизни россиян. Совершенно очевидно, что климатические особенности накладывают свой отпечаток на быт и хозяйство народа. Бушмен от века ходит в набедренной повязке, и эта одежда полностью соответствует его потребностям. Однако забрось его нелегкая в Гренландию, над экипировкой ему пришлось бы серьезно поработать. Тот же подход — в домостроении, в пище, повседневном и сезонном образе жизни. В зависимости от места, где он находится, разумный человек предпринимает те или иные шаги для максимального соответствия окружающим его условиям. Именно такая тактика способствует выживанию и приумножению рода. Любое другое поведение является надругательством над здравым смыслом и влечёт за собой сплошные проблемы. Мне кажется, что такой контрастный континентальный климат, когда летом жарко, а зимой холодно, закаливает человека. Человек, проживающий в местности с переменчивым климатом, получается, имеет гораздо больше стимулов к действию, стимулов к развитию. Это ведь не Африка, где все время тепло и бананы в рот падают. Не Адриатика. Не Египет, Здесь одной набедренной повязкой не обойдешься. И эти стимулы к развитию могут касаться не только необходимости больше работать, но и дают определенный стимул к духовному развитию.
Может быть, наши морозы, стужи, метели — это как закалка, это как из бани в снег? Может, это — величайшее благо, данное нашей северной цивилизации и ставшее одним из условий ее доминирования в мире? Не зря же Пушкин писал:
Здоровью моему полезен русский холод.
Наверное, холод полезен не только для физического здоровья, но и для душевного. Давайте посмотрим, в каких условиях и «географических декорациях» складывался быт наших предков.
Границы Российского государства простираются от Арктики, где все покрыто вечной мерзлотой, до степной зоны с теплым и засушливым климатом. Между Арктикой и степью располагаются тундра с ее холодными вечными ветрами, за тундрой — обширная зона лесов, а к востоку от степей — полоса пустынь с холодными зимами и очень жаркими летними периодами. Большая часта пространства сурова для проживания и в современных, технологически развитых условиях, не говоря о тех временах, когда о газификации и электричестве еще никто и не помышлял.
Однако в течение нескольких веков Россия превратилась в могучее, развитое централизованное государство и освоила именно эти суровые земли. «...Ядро русской государственности к концу XV столетия имело около двух миллионов населения и около 50 000 кв. км территории. Оно было расположено в самом глухом углу тогдашнего мира, было изолировано от всех культурных центров, но открыто всем нашествиям с севера (шведы), с запада (поляки), с востока и юга (татары и турки). Эти нашествия систематически, в среднем приблизительно раз в 50 лет, сжигали на своем пути все, в том числе и столицу . Оно не имело никаких сырьевых ресурсов, кроме леса и мехов (тогда нефть и газ не ценились — их не умели добывать и использовать), даже и хлеба своего не хватало. Оно владело истоками рек, которые никуда не вели, не имело доступа ни к одному морю — если не считать Белого, и по всем геополитическим предпосылкам не имело никаких шансов сохранить свое государственное бытие. В течение приблизительно 400 лет это "ядро" расширило свою территорию приблизительно в 400 раз — от 50 тыс. до 20 млн кв. километров» [69]Солоневич И. Л. Народная монархия. М., 1991.
:
В кратком перечне событий отечественной истории, изложенном мной выше, достаточно упоминаний об этом процессе «расширения ядра» и тех результатах, которые были достигнуты.
Автор «Народной монархии» изучал Россию, в отличие от зарубежных туристов, с патриотическим вниманием и любовью. Солоневич, казалось бы, вслед за Вебером, определяет особый путь для России, но причины индивидуальной стратегии развития видит совершенно иные. Если, по Веберу, мы не способны развиваться, а только принимаем мучения и нищету в полном соответствии с требованиями ортодоксального православия, то, по Солоневичу, отечественная история многократно продемонстрировала духовную зрелость русского народа.
По его мнению, народная монархия (в отличие от сословной) является идеалом русского государственного устройства. Она существовала в России до реформ Петра I и характеризовала соединение самодержавия и самоуправления. Осознанного и очень ответственного отношения к жизни. После свержения большевиков (а автор-эмигрант очень на это надеялся) именно она, народная монархия, должна стать новой эффективной формой государственного устройства России.
Отсюда вывод: «Политической организацией народа, на его низах, было самоуправление, как политической же организацией народа в его целом было самодержавие». «Это не диктатура аристократии, подаваемая под вывеской "просвещенного абсолютизма", это не диктатура капитала, сервируемая под соусом "демократии", не диктатура бюрократии, реализуемая в форме социализма, — это "диктатура совести", православной совести».
Предложенное Солоневичем понятие «соборная монархия» обозначало «совершенно конкретное историческое явление, проверенное опытом веков и давшее поистине блестящие результаты: это была самая совершенная форма государственного устройства, какая только известна человеческой истории. И она не была утопией, она была фактом».
Он считал, что превосходство царской власти неоспоримо: «Царь есть прежде всего общественное равновесие. При нарушении этого равновесия промышленники создадут плутократию, военные — милитаризм, духовные — клерикализм, а интеллигенция — любой "изм", какой только будет в книжной моде в данный исторический момент». Можно спорить или соглашаться с этой идеей, но нельзя игнорировать огромную исследовательскую работу автора в отношении истории и способов отечественного самоуправления. Надо отдавать себе отчет в том, что сама идея самоуправления возникает только в том обществе, где большинство граждан готовы к этому материально и духовно.
Управление как таковое необходимо при движении. Лежать на печи и бить баклуши можно без всякого руководства.
Теоретики Международного валютного фонда всерьез говорят о том, что демократия априори невозможна в стране, где большинство населения живет на 2 доллара в день. И этот вывод подтверждается. Нищета прямо связана с бездеятельностью. Там, где люди активно трудятся, они и богаче, и самостоятельнее, независимее. Способность к самоуправлению, желание самим решать важные вопросы — следствие и самой по себе активности, и общественного богатства. В Сомали или в Центрально-Африканской Республике и даже в Индии и на Кубе с демократией все обстоит как-то очень уж непросто.
Для исторических времен трудно вывести формулу, подобную этой: «Не менее двух долларов в день на человека». Но ведь нищий, забитый крестьянин — что в странах Древнего Востока, что во Франции XIV века, был не только беден. Он и самоуправления не знал. Разве что время от времени поднимался на бунт, «бессмысленный и беспощадный».
Россия же во все времена, с древнего вечевого строя и до казачьего круга, до земского самоуправления XIX — начала XX века, стремилась к самоуправлению. Об этом написано мало книг, и даже монография эмигрантского историка С. Г. Пушкарева — только начало темы. А управиться собой сами люди хотят самостоятельные, трудолюбивые и активные... Лентяям и захребетникам, холуям и дармоедам демократия ни с какой стороны не нужна.
Приятно сознавать, что наши предки были людьми деятельными, ответственными и трудолюбивыми, поскольку постоянно управляли своей жизнью и государственным устройством. Русский крестьянин освоил земли, на которых не стал бы вести хозяйство «разумный европеец». У нас на целый месяц короче вегетативный период (период роста у растений), а на главные сельскохозяйственные работы — пахота-сев и уборка — наши климатические условия отводят в среднем всего 25 дней. А даже в такой северной стране, как Швеция — 40. В современных условиях менее 10% земель России сравнимы по естественному плодородию с земельным фондом США.
В своей книге «Почему Россия не Америка» Андрей Паршев приводит такие данные: «Из двухсот стран мира по суровости климата с нами может сравниться только Монголия. В Улан-Баторе в среднем холоднее, чем на прибрежных научных станциях Антарктиды.
В Западной Европе кратковременное похолодание до каких-нибудь минус 10 градусов по Цельсию (раз в 20 лет) вызывает полную дезорганизацию хозяйственной жизни. А в центре России минус 10 — это средняя температура с ноября по середину марта, то есть совершенно обычное дело. Это важно для планирования хозяйственной деятельности? Важно. Но карту зональности по критерию сравнительной суровости климата я нашел только в дореволюционном атласе
И еще: «Канада в промышленных масштабах производит такие культуры, как соя и кукуруза. Напомню (мало кто знает ), что в Московской области кукуруза достигла спелости лишь один раз за больше чем сто лет выращивания, а именно в 1996 году. А о сое и не слыхивали. У нас эта культура растет только на самом юге, ближе к Черному морю. Но вообще— то урожайность зерновых в Канаде по западным меркам невелика: чуть больше 20 центнеров с гектара. Для сравнения: в Англии, Голландии, Швеции — 70-80 ц/га!»
Весьма уместное напоминание, если требуется сравнить качество земельного фонда у нас и «у них».
Впрочем, русский крестьянин о земельном фонде США ничего не слышал, и ничтоже сумняшеся стремился изо всех сил, надрывая жилы, управиться со своим трудом в срок. Именно это состояние постоянной занятости породило большинство наших пословиц и поговорок:
Плохо жить без забот, худо без доброго слова.
Скучен день до вечера, коли делать нечего.
Не работа сушит, а забота.
Не то забота, что много работы, а то забота, как ее нет.
Занятость воспринималась как востребованность человека, показатель его значимости и необходимости окружающим. Отсутствие дела выключало из общей жизни, обрекало на одиночество. «Без дела жить — только небо коптить». В труде обязательно воспитывали подрастающее поколение. Молодежь учили трудолюбию и мастерству. Над теми, кто не овладел мастерством, согласно его возрасту, начинали насмехаться. Подростков, которые не умели плести лапти, дразнили безлапотниками. Вообще это было серьезное оскорбление: крестьянин, не умевший плести лапти, считался последним человеком.
В Средневековье русский крестьянин уже превосходил европейцев в некоторых элементах аграрной практики. Борона у нас появилась на столетие раньше. Русским земледельцам приходилось осваивать земли среди густых лесов, в буквальном смысле отвоевывая участки земли: «садили села на сыром корени». И только к XIV веку в Европе получило распространение «трёхполье».
Кто ленив с сохой, тому все год плохой.
В пашне огрехи, а на кафтане прорехи.
На работу позадь последних, на еду наперед первых.
У матушки сошки (сохи) золотые рожки.
С незапамятных времен наши внимательные и насмешливые предки обратили внимание на прямую связь усилий и результата: «На ниве потей, в клети молись, с голоду не помрешь». Народ «не помер», хотя ситуаций печальных за века было предостаточно. Выводы о количестве «пота на нивах» очевидны.
Праздность — мать пороков.
Лентяй да шалопай — два родных брата.
Ты что делаешь? — Ничего. — А ты что? -
Да я ему помощник.
Еще в XVIII-XIX веках в деревнях девочек, не научившихся в положенный срок — на 11 году — прясть, дразнили непряхами. Не умевших «выткать кроены» дразнили неткахами. Не умевших самостоятельно, без подсказки матери поставить стан (на 17-м году) дразнили безподставочными... Праздность не только вела к нищете, она вызывала насмешки окружающих. Предки прекрасно понимали, что безделье давало почву для нравственного уродства, для пороков, которые при случае могли стать проблемой для окружающих.
Трудолюбие и постоянная занятость, привитые как потребность с юных лет, становились своеобразной формой социальной самозащиты. Очевидно, что такой способ отличался удивительной эффективностью, поскольку на века стал основой воспитания многих поколений. Излишне говорить о том, что граждане любой страны с удовольствием подпишутся под этой базовой педагогической доктриной.
В русской общине и артели, при всей противоречивости этих социальных институтов, труд ценился высоко.
Праведный труд — воплощение Русской идеи, мечты о справедливости и равенстве всех сограждан. Издревле на Руси было принято делиться плодами своей работы с сирым и убогим. Проповедник Феодосий Печерский (XI в.) ,в одном из своих поучений говорил: «Приличествует нам от трудов своих кормить нищих и странников, а не пребывать в праздности».
В фольклоре не только определяются нормы личной и социальной жизни, но и скупыми мазками рисуются все опасности и особенности различной профессиональной деятельности;
Рыбу ловить — край смерти ходить.
Ловцы рыбные — люди гиблые.
От козла псиной, от скорняка кислиной.
Ходить в лесу — видеть смерть на носу (либо деревом убьет, либо медведь задерет).
Кто с дерева убился? — Бортник. — А утонул? — Рыбак.
— А в поле убитый лежит? — Служилый человек.
Невольно вспоминаются упомянутые уже путевые впечатления Маржерета, в которых, повторяем: «...обилие и разнообразие превосходной рыбы-стерляди, белуги, осетров, белорыбицы, семги, форели... в продаже чрезвычайно много хлеба, меда. Подобного богатства нет в Европе.» Далеко не простым делом, по народным впечатлениям,, была ловля всей этой «рыбы-стерляди».
Сходите в Зоологический музей в Санкт-Петербурге, посмотрите на чучела рыб... Коллекция этих впечатляющих здоровенных рыбин составлена в основном в XIX веке. Таких ловить было очень не просто.
Охота мало чем отличалась от рыбалки по уровню острых впечатлений. Надо было с рогатиной или с копьем идти на храпящего, обезумевшего зверя весом в полтонны-тонну, встающего на дыбы, бьющего копытами размером с небольшую тарелку, рогами-лопатами, бритвенно-острыми бивнями.
А ведь добытое еще надо разделать, сохранить, унести домой за многие километры. Добытую шкуру потом еще предстоит обработать. Русские меха, чрезвычайно ценимые всей Европой, выделывали те самые скорняки, от которых постоянно пахло «кислиной».
Заморские гости отличались хорошим аппетитом и отточенным вкусом, на пирах сидели, подарки принимали, а вернувшись в родные пенаты, начинали говорить гадости про недавних кормителей и дарителей — не страна, а заповедник тупых лентяев. Ничего не делают и ничего Не имеют, совсем грязные и нищие, — сообщали критики, кутаясь в наши меха, поглаживая на пальцах наши самоцветы и вспоминая с ностальгией нашу кухню.
Под неодобрительный ропот соседей наша страна развивалась и крепла.
В период жестоких и долгих голодных лет, когда люди приходили в состояние совершенного изнеможения, народ русский, раз за разом находил в себе силы и мужество для преодоления невзгод, для укрепления государства, для духовных и культурных свершений. Именно эти усилия и остались без внимания всеми нашими исследователями и критиками. Слона-то и не заметили.
История малых этносов, приспособившихся к условиям природы, преодолевающих геоклиматические тяготы показывает, что эти народы остались в пределах ограниченного ареала проживания. Например, северозападная Исландия и наши, американские северные туземные народности. Лишь русские смогли расселиться, заняв и обустроив на свой лад колоссальную холодную и негостеприимную территорию. Вероятно, только последовательная и убежденная ленивость помогла русскому народу занять особое, исключительное место среди своих соседей «по климату». Так, во всяком случае, получается по мнению зарубежных экспертов.
С использованием электричества и центрального отопления жизнедеятельность современного человека стала относительно свободной от климатических изменений, тогда как до конца XIX века от климата зависели все сферы жизни. Однако и в те времена русские не испытывали страха перед природой и смогли не только приспособиться к суровому климату сами, но и культивировать окружающую среду.
Это подтверждают уникальные исследования зависимости климатических изменений и активности жизнедеятельности россиян в XV-XVI веках, которые провели ученые МЭИ В. В. Клименко, А. М. Слепцов, В. В. Довгалюк («Климат и история России в XIV-XVI вв.»). Каждому непредвзятому человеку должно быть понятно, что приспособление к суровому климату не может не отразиться на укладе жизни народа. Не надо быть специалистом-этнографом, чтобы понять априори заданную цикличность активности.
Еще учтите, с XVIII века на Западе началось глобальное потепление: еще до того, как на этот процесс стал влиять человек. Тот, кто бывал в Голландии, помнит черные зимние каналы в этой стране. А ведь в XVI-XVII веках именно в Голландии изобрели и стали широко применять коньки! Не для спорта, а как средство передвижения по ровному льду надолго замерзших каналов. Со второй половины ноября до середины апреля на коньках мчались почтальоны и гонцы, крестьяне с коробом за плечами ехали на базар, а целые семьи отправлялись друг к другу в гости. С конца XIX века каналы замерзают не каждую зиму. А с середины XX века они не замерзают никогда»
В Петербурге еще в XIX веке каждую зиму ртутный термометр регулярно опускался до минус 30. Колорит картин, изображающих зимний Петербург, суров — глубокие сугробы, ледяной ветер, от которого прохожие прячут носы в воротники...
В 2007-м, кажется, году, когда термометр несколько дней подряд показывал минус 30, москвичи, сидя у телевизоров рядом с теплой батареей, очень «страдали»: отвыкли! Смотрели новости — не рухнет ли энергоснабжение, выдержит ли отопительная система города.
Раньше такой мороз нужно было уметь пережить, заготовляя дрова — норой на годы вперед. Запрячь лошадь, уехать в лес, свалить несколько деревьев, обрубить ветви, перевезти бревна, и уже около дома их распилить, нарубить, сложить. Громадный труд, и думая о нем, лишний раз порадуешься центральному отоплению.
Длинные суровые зимы резонно провести в теплой избе, занимаясь домашним хозяйством. Только крайняя нужда могла выгнать крестьянина из дома. Да и куда, скажите на милость, ему было топать по бесконечным российским снегам? У рачительного и заботливого хозяина все было припасено заранее: урожай, соленья, варенья, запасы для себя и скотины, зерно для новых посевов.
Неуютной, вероятно, представлялась Россия зимой для иностранных туристов. В городах мастеровая и административная Жизнь не прекращалась, но замедлялась, а на остальных бескрайних просторах только редкие дымки поднимались над девственными снегами — то спали на печах «ленивые» мужики. С первыми лучами весеннего солнца мужики выходили из зимней спячки и до следующей зимы «по щучьему велению» кормились (дай бог каждому!), отогревались (после таких-то холодов!), а вокруг колосились и наливались разнообразные урожаи. Так приблизительно рисовалась наша действительность заграничным визитерам.
Над созданием мифа о российской лени в равной степени потрудились коварные гости и морозная зима. Зима, впрочем, не виновата. Более того, суровый климат во многих местах не сказывался на занятости. Взрослые мужчины зимой, проведя посевную, собрав урожай, уходили работать в города. Строили, чинили, ковали: «Топор сохе первый пособник».
Понятие «отхожий промысел», без сомнения, появилось в России. Крестьянин, лишенный возможности значительный промежуток времени в году заниматься своими непосредственными обязанностями, был настолько «ленив», что отправлялся на дополнительные заработки. Причем не один крестьянин, не вдвоем с товарищем. Явление было массовым.
В конце XIX века приводили анализ ситуации: «...Отхожие промыслы составляют в России один из видных источников дохода крестьянского населения. Определить сколько-нибудь точно число отхожих промышленников невозможно. По данным для уездов, подвергшихся земско-статистическим исследованиям, можно предполагать, что в пределах Европейской России отхожие промыслы захватывали в 1880-х годах, во всяком случае, не менее 5 млн человек ежегодно. В одних губерниях отхожими промыслами занимались 10% мужского рабочего населения, в других — гораздо больше, в некоторых центральных (например, в Московской, Смоленской) — свыше 40%. В настоящее время эти цифры, несомненно, еще гораздо более значительны. В Тверской губернии за 7 лет (до 1894 г.) количество выданных паспортов увеличилось на 16,5%, в том числе количество мужских (по уездам) от 2,9%до 35,3%, а женских — до 69,6%; там же замечается и возрастание числа паспортов долгосрочных на счет краткосрочных. В Воронежской губернии массовое движение на отхожие промыслы охватило в 1891-1892 годах почти 2/ всего рабочего населения губернии; можно думать, что на сторону оттуда ушло тогда около полумиллиона человек (были волости, которые отпускали по 1-2 тыс, рабочих обоего пола). В Киевской губернии за последние восемь дет число уходящих почти удвоилось (поднялось с 45 до 85. тыс. чел.). Аналогичная тенденция отмечена также в губерниях Орловской и Нижегородской. Между причинами, обусловливающими происхождение и развитие отхожих промыслов, на первом плане стоит недостаточное обеспечение крестьян землей, орудиями производств и предметами первой необходимости. Губернии, более обеспеченные в этом смысле, высылают меньше отхожих, и наоборот; разряды крестьян, более нуждающиеся, высылают их больше, и наоборот.
Наиболее важными условиями, определяющими предложение труда рабочих, отправляющихся на заработки, служит размер земельного владения и высота урожаев тех местностей, откуда они вышли, а условиями, определяющими спрос на их труд — потребность в них на местах, куда они направляются, в частности — на труд земледельческих рабочих (степень распространенности машин в сельском хозяйстве и опять-таки размер урожаев). Различные комбинации этих причин производят большие колебания в размерах и выгодности отхожих промыслов.
Еще в 1870-х годах замечено (Чаславский), что земледельческий отход направляется из местностей, сравнительно менее обеспеченных землей (главным образом из губерний средней черноземной полосы), в местности более обеспеченные ею (Заволжье, Новороесия, Сев. Кавказ). В пределах одной и той же губернии менее обеспеченные группы крестьян высылают на заработки больше рабочих, чем группы более обеспеченные».
Из этой статистики следует нехитрый вывод: крестьянин трудился круглый год! Видимо, отсюда повелось утверждение, что «отдых — это перемена занятий». Знакомство с городской жизнью существенно расширяло представления сельских жителей. Вернувшись, они пытались украсить свои дома в соответствии с увиденным в городе, с помощью доступных материалов.
Вот так и появились деревянные барочные резные наличники. Современный человек не повторит этот узор без электрических инструментов. Вряд ли получится. Пройдет еще лет двадцать, и от этих огромных северных домов ничего не останется. Время берет свое. Дерево не вечно. Дом, оставшийся без хозяина, гибнет быстро. И здесь очень часто нам приводят еще одну причину запустения русской деревни. Опять-таки связанную с якобы родовой генетической ленью русских. Это массовое бегство крестьян от тяжелой однообразной и беспросветной сельской жизни. Туда, где легче, где можно заработать — в переполненные города.
Европейские сельские жители — фермеры, наемные работники крупных агрофирм тоже бы давно сбежали со своих полей, если бы не сельскохозяйственные субсидии Евросоюза. Сумма субсидий — сотни миллиардов долларов в год. Это официальная цифра. Советская власть тоже финансировала село. Но гораздо больше денег и ресурсов были отданы братским компартиям, друзьям в Африке, по СЭВу и Варшавскому Договору, республикам Прибалтики, Средней Азии, Украине.
Если бы не наши собственные мифы недавнего прошлого: о счастье и справедливости для всех во всем мире, мифы, перечеркнутые и опровергнутые нашей собственной кровью, — то, вероятнее всего, дороги где-нибудь в Тверской или Орловской области были бы ничуть не хуже тех, что мы оставили на память о совместной жизни латышам и эстонцам.