Александр Гамильтон

Федералист: Политические эссе А. Гамильтона, Дж. Мэдисона и Дж. Джея. –

М.: Издательская группа “Прогресс” – “Литера”, 1994. – С. 223–229.

Комментарии (О. Л. Степанова): Там же. С. 577.

Января 5, 1778 г.

К народу штата Нью-Йорк

Перед тем как перейти к другим возражениям против права Союза осуществлять налогообложение без предварительных условий, нужно сделать одно общее замечание: если юрисдикцию национального правительства при получении доходов от налогов ограничить определенными товарами, это приведет к тому, что непропорционально большее общественное бремя падет на эти товары. От этого воспоследствует зло двоякого вида – ущемление некоторых отраслей промышленности и несправедливое распределение налогов как между отдельными штатами, так и гражданами одного и того же штата.

Предположим, что федеральное право налогообложения было бы ограничено сборами за импорт, тогда правительство, не будучи в состоянии прибегнуть к Другим ресурсам, нередко впадало бы в соблазн повышать эти сборы до сокрушительной крайности. Находятся люди, утверждающие, что в этом деле далеко не зайти, ибо чем выше сборы, тем больше отбивается охота к излишнему потреблению, достижению благоприятного торгового баланса и поощрению отечественного производства. Но любые крайности пагубны в различных отношениях. Грабительское обложение импортных товаров [c.223] порождает всеобщее стремление к контрабанде, что всегда губительно для честного торговца и в конечном счете для доходов от налогов вообще. Оно несоразмерно превращает другие классы общества в данников предпринимателей, которым преждевременно предоставляет монополию на рынках. Оно иногда вынуждает промышленность переключаться от традиционной к другим, более выгодным сферам деятельности. Наконец, оно угнетает торговца, который часто вынужден уплачивать налог, не получая никакого возмещения со стороны потребителя. Когда спрос равен количеству товаров на рынке, обычно платит пошлину потребитель, но если рынок наводнен товарами, большая часть пошлины приходится на торговца и иногда не только съедает доход, но и затрагивает его капитал. Мне представляется, что разделение налога между продавцом и покупателем случается чаще, чем обычно думают. Ведь не всегда возможно поднимать цену на товар в точной пропорции с каждым новым налогом, накладываемым на него. Торговец, особенно в стране, располагающей небольшим торговым капиталом, часто вынужден снижать цены, чтобы продажа шла быстрее.

Коль скоро принцип “платит потребитель” очень не редок, было бы справедливо направлять доходы от обложения в общий фонд, а не на обеспечение исключительной выгоды штатов-импортеров. Однако это не настолько верно в целом, чтобы из средств от этого обложения сложился единственный национальный фонд, Когда обложение платит торговец, то оно выступает в качестве дополнительного налога на штат-импортер, граждане которого выплачивают свою долю в качестве потребителей. С этой точки зрения обложение ведет к неравенству штатов, которое увеличится с его расширением. Ограничение национального дохода этой импортной статьей породит неравенство между производящими и не производящими изделия штатами по иной причине. Штаты, наилучшим образом обеспечивающие свои нужды собственными изделиями, при их богатстве не потребляют столько импортных товаров, сколько штаты, не находящиеся в аналогичном благоприятном положении, и соответственно первые уже по одной этой причине не будут пополнять государственное казначейство прямо пропорционально их возможностям. [c.224] Чтобы заставить их сделать это, необходимо прибегнуть к акцизам, для чего подходят иные виды товаров. Штат Нью-Йорк куда больше затрагивают изложенные соображения, чем полагают те из его граждан, которые выступают за право Союза заниматься только внешним обложением, ибо Нью-Йорк – штат-импортер и едва ли скоро станет производящим штатом. Он пострадает вдвойне от ограничения юрисдикции Союза только в том, что касается налогов на торговлю.

Коль скоро изложенные соображения указывают на опасность увеличения импортных пошлин до разрушительной крайности, следует заметить в соответствии с отмеченным в другой статье (см. статью 21. – Ред.), что уже интересы получения доходов достаточно защищают против такой крайности. Я, разумеется, признаю, что это справедливо при доступе к другим ресурсам, но если эти пути окажутся закрытыми, надежда, стимулированная необходимостью, даст толчок экспериментам, усиленным суровыми предосторожностями и дополнительными карами, что на время произведет ожидаемый эффект, дав передышку для разработки мер, чтобы устранить эти новые предосторожности. Первый успех возбудит ложные надежды, и для внесения коррективов потребуется последующий длительный опыт. Необходимость, особенно в политике, зачастую возбуждает ложные надежды, приводит к ложной аргументации и системе мер, соответственно ошибочных. Но даже если предполагаемые эксцессы не будут следствием ограничения федерального права налогообложения, все равно возникнет неравенство, о котором уже говорилось, пусть и не в той степени и по другим неотмеченным причинам, Давайте теперь вернемся к рассмотрению возражений.

На одно из них, если судить по частоте его повторения, по-видимому, чаще всего опираются, и оно заключается в том, что палата представителей недостаточно многочисленна для отражения взглядов всех классов народа, для того чтобы объединить интересы и настроения всех слоев сообщества и вызвать должную симпатию между представительным собранием и [c.225] избирателями. Этот аргумент выдвигается в чрезвычайно привлекательной и соблазнительной форме и умело рассчитан на то, чтобы использовать предрассудки тех, к кому он обращен. Но стоит внимательно разобрать его, как выясняется – в нем нет ничего, кроме звонких слов. Цель, которую имеет в виду возражение, прежде всего нереальна, а настроение, с которым его отстаивают, излишне. Я резервирую другое место для рассмотрения вопроса относительно того, достаточно ли (см. статью 54. – Ред.) по численности представительное собрание, и здесь ограничусь рассмотрением особого использования противоположного утверждения, касающегося непосредственно предмета нашего исследования.

Идея прямого представительства всех классов народа лицами, принадлежащими к каждому классу, – фантазия. Если только в конституции ясно не указано, что от каждой определенной группы занятых посылаются в качестве членов один делегат или более, эта идея никогда не претворится в жизнь. Механики и промышленники всегда, за немногими исключениями, склонны отдавать свои голоса торговцам, а не лицам своей профессии или ремесла. Эти проницательные люди хорошо знают, что искусство механиков и промышленников дает продукцию для торговых предприятий и индустрии. Больше того, многие из них непосредственно связаны с торговыми операциями. Они знают, что торговец – их естественный покровитель и друг. Они осознают, что, какое бы большое доверие они по справедливости ни испытывали к собственному здравому смыслу, их интересы лучше обеспечит торговец, а не они сами. Они чувствуют, что их образ жизни не даст возможности приобрести навыки, без которых в собрании, посвящающем свои занятия размышлениям, величайшие природные дарования по большей части бесполезны. Влияние, вес и высшие достижения купцов позволяют им на равных бороться с любыми суждениями, недружественными к интересам промышленности и торговли, которые могут овладеть общественными собраниями. Эти соображения и многие другие, которые можно было бы привести, подтверждены практикой и свидетельствуют [c.226] о том, что ремесленники и промышленники обычно расположены даровать свои голоса торговцам и тем, кого они рекомендуют. Мы должны, следовательно, считать торговцев естественными представителями этих классов сообщества.

Что касается лиц ученых профессий*, то о них особо не стоит говорить. Эти люди не представляют отличных интересов в обществе и в соответствии с их положением и талантами одинаково пользуются доверием и являются избранниками всего сообщества.

Остаются лица, связанные с землей; они политически и особенно в отношении налогов, на мой взгляд, тесно объединены, начиная от самого богатого землевладельца до беднейшего арендатора. Любой земельный налог затрагивает как владельца миллионов акров, так и единственного акра. У каждого землевладельца общий интерес – держать налоги на землю на максимально низком уровне, а общий интерес всегда рождает наипрочнейшую взаимную симпатию. Но даже если предположить существование различий интересов между богатейшим землевладельцем и фермером средней руки, какие основания полагать, что у первого лучшие шансы стать депутатом национального собрания, чем у последнего? Если мы возьмем за пример сенат и ассамблею нашего штата, то обнаружим: скромные землевладельцы преобладают в обоих, их меньше в сенате, но и депутатов там меньше, чем в ассамблее. Когда у избирателей один и тот же уровень, независимо от того, нужно им выбрать немногих или многих, они голосуют за тех, к кому испытывают наибольшее доверие, независимо от того, идет ли речь о богатых, обладающих умеренной собственностью или не имеющих ее совсем.

Говорят, что в представительном органе необходимо иметь определенное количество граждан от всех классов, чтобы их настроения и интересы лучше понимали и принимали во внимание. Но мы уже видели, что это невозможно при любой системе, дающей народу свободу голосования. Там, где это произойдет, представительный орган, за считанными исключениями, когда имело место влияние на направление правительства, будет состоять из землевладельцев, торговцев и лиц ученых профессий. Где же таится опасность, что интересы [c.227] и настроения различных классов граждан не будут поняты или о них не позаботятся люди трех перечисленных профессий? Разве землевладелец не знает и не понимает, что содействует или наносит ущерб собственности на землю? Разве он, исходя из своей заинтересованности в этой категории собственности, не окажет сопротивление любой попытке нанести ей ущерб или стеснить ее? Разве торговец не поймет и не будет предрасположен в той мере, в какой он сочтет уместным, содействовать механикам и фабрикантам, с продукцией которых так тесно связана его торговля? Разве принадлежащий к ученой профессии, нейтрально относящийся к соперничеству между различными отраслями промышленности, не станет беспристрастным арбитром между ними, готовым помогать той или иной в той мере, в какой, на его взгляд, это во благо для всего общества?

Если мы примем в соображение преходящие вспышки настроений или расположения, охватывающие ту или иную часть общества, к которым мудрая администрация никогда не проявит невнимания, то является ли человек, положение которого побуждает к широким исследованиям и получению обильной информации, менее компетентным судьей их характера, размаха и причин, чем тот, горизонт которого ограничен соседями и знакомыми? Разве не естественно, что человек, являющийся кандидатом на расположение народа и зависящий от голосов сограждан, для продолжения своего пребывания в чести у общества постарается узнать об их настроениях и стремлениях и позволит им оказывать должное влияние на свое поведение? Эта зависимость и необходимость повязать себя и своих потомков одобренными им законами создают сильные узы симпатии между представителями и избирателями.

В никакой другой сфере административной деятельности не требуется такой обширной информации и глубокого знания политической экономии, как в налогообложении. Разбирающийся наилучшим образом в его принципах менее всего склонен прибегнуть к угнетающим крайним мерам или пожертвовать тем или иным классом граждан ради получения доходов от налогов. Можно продемонстрировать, что самая продуктивная финансовая система всегда менее всего обременительна. Нет никакого сомнения в том, что для здравого [c.228] применения права налогообложения необходимо, чтобы человек, в руках которого оно находится, представлял общий дух, навыки и особенности мышления народа в целом и ресурсы страны. В своей совокупности это и означает знание интересов и настроений народа. В любом другом таком смысле понятие либо не имеет никакого значения, либо абсурдно. Но в этом смысле пусть каждый рассудительный гражданин решит для себя, где искать потребные качества.

Публий [c.229]

КОММЕНТАРИИ

Что касается лиц ученых профессий... – Они, по мысли Гамильтона, не представляли “отличных интересов”, и посему избранные в законодательные органы станут “беспристрастными арбитрами” между другими классами. Ход рассуждений Гамильтона клонился к тому, что лица ученых профессий (по нашей сегодняшней терминологии – интеллигенция) свободны как от влияния богачей, так и от мнения большинства и руководствуются исключительно соображениями общественного блага. Коль скоро он именно так интерпретировал роль сената, то по новой конституции для лиц указанных профессий и резервировалось солидное представительство в сенате. По всей вероятности, примером служил состав конституционного конвента, в котором по крайней мере 26 членов из 55 были по образованию юристами. Таков генезис состава сената на всем протяжении истории США. [c.577]

К тексту