Моему отцу Юрию,

человеку с очень добрым сердцем

 

ПРОЛОГ

Кашель, зуд, слезоточивость и безостановочный чих — все это началось при первых же звуках голоса Якула Кроверуса. Многие посчитали бы это знаком, указывающим на Суженого, которого напророчила Вещая Булочка. Я, разумеется, сочла это обычным совпадением, к слову, весьма неудобным и несвоевременным. Сама мысль о том, что дракон и есть мой Суженый, казалась полным абсурдом.

Пока все это куда менее связно проносилось в голове, я слепо шарила вокруг. Из-за всех вышеперечисленных неудобств, я почти ничего не видела: стены, Озриэль, Август, лестница смазывались цветными полосами. Из рожка привратника продолжали вырываться какие-то невнятные звуки, треск и шуршание. Голова шла кругом. Кто-то схватил меня за руку и потянул к выходу.

— Ливи, не стой же! Скорее! — хрипло выдохнул Озриэль.

Я попыталась последовать за ним, но запуталась в подоле, запнулась и чуть не упала. Из-под колпака донесся недоуменный возглас Августа. Магическое средство связи в его руках крякнуло и исторгло очередную порцию драконьего раздражения.

— Сколько можно! — Скрип нетерпеливо отодвигаемого стула. — Ваши студенты знакомы со словом НЕ-МЕД-ЛЕН-НО? Дайте мне.

Снова треск, шорох, бульканье, а потом вкрадчивый до жути голос произнес:

— Принцесса, сюда. Живо.

Теплая волна прошла по моему телу от пальцев ног до кончиков волос, оставив лишь одно желание — как можно скорее выполнить приказ дракона. Казалось, от этого зависит даже больше, чем моя жизнь, — миропорядок!

Я вывернулась из рук Озриэля и, не слушая окриков, бросилась к парадной лестнице. Ифрит перехватил меня у подножия.

— Ливи, ты в своем уме?! Что ты творишь?

— Пусти! — я отбивалась как одержимая.

— Нам надо бежать от него, а не к нему. Выход вот там. — Он попытался развернуть меня к двери, но я крутанулась обратно.

— Нет-нет, ты разве не слышал? Господин Кроверус меня ждет!

— И с каких это пор ты боишься его огорчить?!

— Мне нужно в кабинет ректора!

Я попыталась обогнуть ифрита, мысленно находясь уже на вершине лестницы. Озриэль схватил меня за плечи и хорошенько встряхнул. На краткий миг картина происходящего прояснилась — я добровольно и чуть ли не с радостью бегу в пасть дракона! — а потом снова растворилась в пучине приказа. Ноги, да и все прочие части тела слушались Якула Кроверуса. Я горела желанием поскорее исполнить его волю. Вели мне сейчас дракон лечь на тарелку, я бы еще и пальцы в горчицу обмакнула.

Малейшее промедление было пыткой. Я принялась вырываться.

— Да что с тобой? Ты вся горишь! — Озриэль сжал мои запястья, напряженно вгляделся в лицо и снова встряхнул. — Ливи, это какой-то фокус, не слушай его! Тебе не нужно делать то, что он говорит.

Я зажмурилась, пытаясь удержать его слова в голове, сделать их важнее тех, первых, и секунды три преуспевала в этом, а потом оттолкнула ифрита и снова рванула наверх. Он схватил меня поперек туловища.

— Озриэль, помоги, уведи меня отсюда! — кричала я.

— Это будет проще, если ты отпустишь перила, — пропыхтел он, пытаясь отлепить мои пальцы от мрамора.

Я не упрощала задачу. Как только ему удавалось отцепить их от перил, я хваталась за столбики.

Это продолжалось несколько минут, в течение которых я кричала Озриэлю, чтобы он отпустил меня, затем — чтобы не смел отпускать, а потом шум возни перекрыл ненавистный голос, который раздраженно произнес:

— Да отвяжитесь же!

В пылу схватки до меня не сразу дошло, что доносится он не из рожка, а откуда-то гораздо ближе. Гадать, откуда именно, не пришлось: наверху раздался звук шагов, и на площадке парадной лестницы показались двое — мадам Черата и…

— Не нужно в кабинет, — сказал Якул Кроверус и с щелчком расправил плеть.

Мои руки тут же безвольно повисли, и мы с Озриэлем повалились на пол.

 

ГЛАВА 1

Про большие планы маленьких людей

Стоявшего на лестнице можно было принять за человека. Издалека, против солнца и если не особо приглядываться. Однако мои чих, слезоточивость и зуд резко прекратились, как будто нарочно — чтобы я хорошенько его рассмотрела.

Отсюда дракон казался высоченным, но иллюзию создавали игра света, плащ со стоячим воротом, как у злых королев в сказках, и мой ужас. На деле рост был просто выше среднего. Движения уверенные и при этом по-змеиному гибкие. Облик — сочетание тьмы и серебра: черный костюм, вытягивающий фигуру; длинные серебристые волосы забраны в спускающийся почти до пояса гребень; сапог нет: босые ноги оканчиваются худыми пальцами с загнутыми когтями металлического оттенка. Такие же когти венчают пальцы рук. Лицо прикрыто серебряной полумаской с рожей горгульи, а тонкие губы, когда он говорит, приподнимаются, демонстрируя полный рот заостренных зубов, черных и блестящих, как осколки обсидиана. Из прорезей маски сверкают глаза. Я как-то сразу почувствовала, что блестят они не от радости.

Мгновение взаимного рассматривания прервалось неожиданно: дракон вздрогнул, повернулся к мадам Черате и протянул ей овальный медальон размером с ладонь.

— Вы уверены, что это она? Мне говорили, принцесса красива…

У меня от возмущения снова заслезились глаза. Я вскочила на ноги, поскребла распухшую щеку и шмыгнула носом. И это заявляет существо с двумя рядами черных клыков и когтями? Наверняка и маска на нем вовсе не потому, что дракон стесняется явить свою красоту миру. Однако выпалить что-то резкое в ответ не получилось — першение в горле вернулось.

— Простите, но могу я узнать, что здесь происходит? — встревоженно спросил Август.

Никто ему не ответил.

Мадам Черата, в движениях которой сквозила суетливая угодливость, перевела растерянный взгляд с миниатюры на меня, но чуда не случилось: глаза сузились, став похожими на устричные щелки. Она покрутила портрет и вернула его дракону.

— Увы, сомнений нет, господин Кроверус. Но не удивлюсь, узнав, что сия особа втерлась в ряды принцесс так же ловко, как и в нашу…

Все дальнейшее происходило очень быстро.

— Прости, Август! — крикнул Озриэль.

В следующий миг в воздухе просвистело что-то тяжелое. Привратник удивленно приподнял брови, потянулся за лорнетом, но тут его колпак с громким хлопком лопнул и разлетелся на тысячи осколков. Первый этаж накрыло стеклянным дождем и окутало плотным цветным туманом. Сквозь искрящуюся пелену до меня донесся чих ректора, рычащий кашель дракона и оскорбленные возгласы Августа, лишившегося рабочего места. Сам он парил под потолком, отряхивая одежду, которая существенно пострадала в ходе диверсии: в камзоле и бриджах зияли проплешины — куски призрачной ткани обратились в радужный дым. На полу рядом с пьедесталом покачивалась на боку одна из каменных ваз, украшавших вестибюль. Ручки отбиты, барельеф с изображением вещей птицы расколот.

Я вовремя успела прикрыть нос и принялась крутиться во все стороны, выискивая в этом мареве Озриэля. Ифрит вынырнул мне навстречу, и мы молча кинулись к выходу. Дверь маячила в какой-то дюжине шагов впереди. Только бы добежать! А что потом? Неважно, придумаем!

Мадам Черата перестала чихать и выкрикнула заклинание. Пестрый туман послушно замер и поднялся к потолку, превратившись в цветные облака. Воздух очистился, и мы с Озриэлем снова оказались как на ладони. Я уже подбежала к двери и даже распахнула левую створку — в проеме мелькнул кусок двора, — как вдруг гибкая черная змея захлестнулась вокруг шеи Озриэля, оторвала его от пола и подняла на несколько метров в воздух.

Я обернулась и увидела, что Якул Кроверус неторопливо спускается с лестницы, указывая на ифрита плетью. Из костяной рукояти струился извивающийся черный поток, удерживая ифрита в воздухе. Он дергал ногами, хрипел и царапал шею, безуспешно пытаясь избавиться от удавки.

Я сжала кулаки:

— Что вы делаете? Немедленно верните его вниз!

Кроверус даже не взглянул в мою сторону. Он наклонил голову к плечу, внимательно рассматривая пленника.

— А это никак ифрит? — прошелестел он.

Мне стало не по себе от того, с какой легкостью дракон распознал истинную сущность Озриэля.

— Вы не ошиблись, — поспешила вставить мадам Черата, промакивая покрасневшие уголки глаз. — Этот ифрит с самого начала был в сговоре с вашей собственностью (я аж задохнулась, сообразив, кого она имеет в виду) и покрывал ее проделки. Я пыталась раскрыть глаза мадам Лилит, но она и слышать ничего не хотела. Надо признать, эта девчонка, — кивок в мою сторону, — умеет быть убедительной. Я бы и рада сказать, что Ирканийский подпал под дурное влияние, но это как раз тот случай, когда порченая кровь за милю чувствует другую такую же. Можете себе вообразить, не далее как две недели назад он устроил на моем занятии самый настоящий…

Дракон, не поворачиваясь, вскинул руку, призывая ее к молчанию. Мадам Черата поперхнулась и наградила меня ненавидящим взглядом, который предназначался ему.

Я шагнула вперед.

— Отпустите Озриэля! Я пойду с вами, только освободите его. — Голос дрогнул, как я ни старалась говорить твердо. — Пожалуйста!

Дракон по-прежнему смотрел не на меня, а на висящего в воздухе. Верхняя губа еще сильнее задралась, обнажая черные зубы.

— Может, стоит взять тебя с собой, ифрит? И если принцесса не будет слушаться, то…

Небрежное движение кистью, и удавка красноречиво затянулась еще на сантиметр.

Озриэль дернулся, а потом бросил на меня отчаянный взгляд — говорить он не мог — и изо всех сил сжал черный поток. Пальцы побелели от напряжения, а облик начал стремительно меняться, совсем как этой ночью в Шаказавре: лицо потемнело, скулы заострились, под кожей забегали синие веточки молний. Плеть задымилась и начала плавиться под его пальцами, исходя черными потеками.

Кроверус нетерпеливо тряхнул рукой, отчего Озриэля швырнуло в воздухе из стороны в сторону.

— Хочешь сгореть, явив на земле свой настоящий облик, мальчик?

Озриэль скосил на меня глаза и, едва шевеля губами, прохрипел:

— Беги, Ливи, спасайся…

— Не смей мне тут благородно умирать! — разозлилась я. — Нам еще твой обет снимать и с дружбой разбираться!

Он попытался что-то ответить, но послушная воле хозяина плеть не позволила. Я собиралась сказать, что ни за что не брошу его, но тут заметила через открытую створку двери движение снаружи. Центр города буквально кишел жителями. Все они стекались с разных концов на площадь. Я нащупала взглядом цель их паломничества и едва не захлопала в ладоши от радости.

— Озриэль, держись! — крикнула я, заткнула уши, пока Кроверус не успел отдать новый приказ, и выскочила наружу.

* * *

Я неслась со всех ног, боясь обернуться и обнаружить погоню, лишь мельком отметила, что Эмилии почему-то нет у ворот, и куда подевался Магнус? Но сейчас не время задумываться. Наша с Озриэлем недавняя попытка была заранее обречена на провал: разве от такого, как Якул Кроверус, далеко убежишь? Но минуту назад во мне зажглась надежда, потому что около фонтана спиной к столпившимся зевакам стояла знакомая фигурка в кремовом платье с пышным подолом. Она совершала загадочные пассы в воздухе, словно играла на невидимом музыкальном инструменте, и не обращала ни малейшего внимания на зрителей, взявших площадь в плотное кольцо. Я понятия не имела, чем там занимается мадам Лилит, да меня это и не волновало. Я просто была бесконечно рада ее видеть.

Находись площадь чуть дальше от Академии, я бы не успела добежать. Но мне хоть в этом повезло, и я успела. Правда, сторониться зеваки не спешили, пришлось подключить локти и острые коленки. Со всех сторон понеслось ворчание и ответные тычки. Кое-как мне удалось добраться до первых рядов. Там-то и выяснилось, что народ не просто так замер на почтительном расстоянии — ближе подойти не получалось, потому что пятачок с фонтаном принцев-основателей был накрыт полупрозрачным куполом, переливающимся на солнце, как мыльный пузырь. Мадам Лилит позаботилась о том, чтобы любопытные не мешали ее занятию.

Бывшая ректорша Принсфорда, а ныне первый советник Марсия, стояла не возле фонтана, как мне показалось издалека, а прямо в нем. Подол платья намок и потемнел, но она этого даже не замечала, полностью поглощенная своим делом.

Я дотронулась до купола, и он отпружинил под пальцами.

— Эй, ничего не получится! — крикнули из толпы.

— Ближе не подойдешь!

— Думаешь, не пробовали?

— Смотри отсюда, как все.

— Что она делает? — спросила я у стоявшего слева. Им оказался огр — не полуогр, как Гарт, а самый настоящий, похожий на волосатый дуб.

Он наморщил лоб, пошевелил ухом в язвочках мха и спросил с расстановкой:

— Кто… она?

Я нетерпеливо повернулась к куполу. Мне просто необходимо достучаться до мадам Лилит! Из-за преграды не доносилось ни звука — ни слов первого советника, хотя я видела, как губы шевелятся, когда она поворачивала голову, ни журчания фонтана. Похоже, колпак их не пропускал.

Я вытянула руки и попыталась пройти сквозь него. Пленка оказалась склизкой на ощупь. Какое-то время она обманчиво поддавалась под моим напором, а потом достигла предела натяжения и отбросила меня обратно в толпу. Я упала на руки какому-то эльфу, но тут же вскочила и замолотила по пузырю кулаками:

— Мадам Лилит, вы меня слышите? Это Ливи, мне очень нужна ваша помощь!

Купол заколыхался и пошел рябью. По ощущениям, как будто избивала медузу или массажировала кусок желе.

Голос мячиком отскакивал от прозрачных стенок и, искажаясь, носился над толпой.

Мадам Лилит тем временем прекратила перебирать воздушные струны, приподняла подол и двинулась вдоль скульптурной группы, обходя ее по часовой стрелке. Она шла по воде до тех пор, пока не оказалась напротив Глюттона Медоречивого. Там она замерла и теперь стояла к нам боком. Я утроила усилия и была за это вознаграждена: мадам меня заметила.

Она взмахнула рукой, и преграда растворилась. Какой-то гном попытался ринуться следом за мной, но его откинуло обратно в толпу.

Гул площади, скрип вывесок и флюгеров, пение птиц тут же стихли. Я была права: звуки извне не проникали под колпак, и поэтому плеск воды под моими ногами оглушал.

Мадам Лилит дожидалась меня, замерев в своей обычной позе: руки сложены на поясе, подбородок чуть приподнят. Можно подумать, она стоит в аудитории, а не посреди фонтана. Только в выражении лица что-то поменялось, и одна из косичек, обычно аккуратно обернутая вокруг уха, распустилась.

Я подбежала и схватилась за бок, переводя дыхание.

— Мадам Лилит, какое счастье, что вы здесь! Даже себе не представляете! Я искала вас в Академии, но узнала от Августа, что вы там больше не работаете и… — Я махнула рукой, прерывая сама себя. — Неважно, я тут из-за другого, и счет идет на секунды.

— Что-то случилось, Ливи? — невозмутимо поинтересовалась она.

— Да, мадам, дело в том, что… — Я сцепила руки на груди. Сейчас не время гадать, что она обо мне подумает. — За мной явился дракон!

Она помолчала, ожидая, добавлю ли я что-то еще. Я не добавила.

— Ты огорчена? — спросила она.

Между нами выпрыгнула золотая рыбка, на лету заглотила мошку и нырнула обратно в фонтан.

— Огорчена? — переспросила я. — Нет, вовсе нет… Я в панике, в ужасе, в отчаянии! Я чувствую себя фениксом, чье последнее перышко догорает, или как человек, из-под которого выдернули ковер, или как обреченный, висящий на краю пропасти, ухватившись за ничтожный кустик, и наблюдающий, как корешки один за другим выдираются из земли!

— То есть ты подавлена, расстроена, угнетена, сломлена и совершенно уничтожена? — уточнила мадам Лилит.

— Да-да!

— Хорошо.

Еще одна рыбка выпрыгнула из воды и нырнула обратно.

— Что?!

Если прежде я не могла разгадать выражения лица стоящей напротив женщины-девочки, то теперь оно проступило совершенно отчетливо — торжество.

Я все еще плохо понимала, что происходит. Солнце играло бликами на куполе, сбоку темнела громада Академии, по небу бежали пушистые облачка. Может, мадам Лилит сейчас схватит меня за нос и закричит: «Шутка! Ага, попалась?»

Вместо этого она поправила косичку, закрепляя ее в прическе, и сказала:

— Я уж начала думать, что господин Кроверус помер в пути. Долго же он добирался.

Ноги стали ватными. Мне понадобилось усилие, чтобы не упасть.

— Так это вы… — прошептала я, — вы его пригласили.

Она пожала плечами:

— А иначе он никогда бы не попал в Затерянное королевство. Сперва, разумеется, пришлось уладить формальности и получить разрешение на взлет. Это заняло время.

Мадам Лилит поправила рюшечку на вороте и нежно коснулась мордочки змеи, которую носила как ожерелье. Та зажмурилась от ласки хозяйки, а потом повернулась ко мне и зашипела.

Теперь сомнений не осталось: никакой это не розыгрыш! Моя последняя надежда, оплот, соломинка… нет, не исчезла, ее просто никогда не существовало! Человека, которого я знала, не существовало. А Индрик… Я похолодела, вспомнив о несчастном музыканте — с Марсия станется приспособить его под подставку для шляп! Кто теперь его спасет? Кто утешит Эмилию и оградит Затерянное королевство от вседозволенности и капризов нового монарха своими мудрыми советами?

— Но почему? — выдавила я. — Что я вам такого сделала?

Глаза собеседницы зло сверкнули — впервые с начала нашего разговора.

— Что сделала? Что сделала?! — Она ткнула себе в лицо: — Вот что вы натворили! — Потом вытянула нелепые детские пальчики и пошевелила ими. — И вот. И вообще все это, — она указала на свое кукольное тело. — Ваша вина, и ничья больше!

Я непонимающе нахмурилась. Почему «наша»?

— Таких, как вы, — поправилась она, потом сделала глубокий вдох, взяла себя в руки и приняла почти прежний невозмутимый вид. — Да-да, через секунду-другую ты и сама сообразила бы, кого я имею в виду, но мне некогда ждать, — она метнула нетерпеливый взгляд на скульптуры, — поэтому подскажу… Ты так похожа на своего отца, Ливи. Нет, не внешне, даже я понимаю, что Аурелий далеко не идеал красоты, а ты, — она наклонила голову и нехотя признала, — хорошенькая. Когда не такая опухшая. Впрочем, ты и сама это знаешь и беззастенчиво пользуешься преимуществом, заставляя окружающих плясать под твою дудку. Аурелий также беспринципно пускает в ход свои мужские чары. — На ее лице проступила брезгливость, смешанная с яростью. — И ты думала, волшебный плащ сможет скрыть тебя и твое лицемерие от меня?! Меня, которая слышит голоса стен, кому нашептывают ковры, доносят свитки и намекают тапочки?

Я стояла, хватая ртом воздух. Перед глазами все кружилось, лица по ту сторону купола сливались в тошнотворный хоровод, искажаясь и гримасничая, словно глумились надо мной. Наверное, жители Потерии изнывали от любопытства, гадая, о чем мы говорим.

Аурелий… редко кто называл моего отца по имени.

— То есть вы знали, кто я? С самого начала знали?

— А ты думала, что попала в Академию за свой блестящий ум и любознательность? — Мадам Лилит хмыкнула. — Я разочарована: мои уроки магической дипломатии пропали впустую. Конечно, знала. Если и оставались какие-то сомнения, то их развеяла первая же встреча с тобой. Ты определенно его дочь, хотя, как я уже сказала, внешнее сходство не слишком выражено. Но у тебя та же привычка покачиваться с пятки на носок, попав в затруднительное положение…

Я тут же перестала покачиваться.

— …А еще ты тоже неравнодушна к мятным тефтелькам…

Оказывается, даже на тарелку нельзя положиться, если имеешь дело с мадам Лилит!

— …И глаза становятся бирюзовыми, когда ты смеешься или смотришь на того, кто тебе нравится… Такие же наглые, бесстыжие, лживые, возмутительно притягательные, неотразимые глаза! Обманчиво мягкие и ласковые, дающие призрачную надежду на рай, чтобы в следующий миг отобрать ее и посмеяться над чувствами того, кто попался на крючок!

Это не укладывалось в голове и в то же время было ясно как день: мадам Лилит когда-то любила моего отца!

Я шевельнулась и сделала шаг к ней, но змейка издала предостерегающий свист, вынуждая остановиться.

— Папино сердце… его украли вы.

Прозвучало, как утверждение. Мадам Лилит не стала отпираться. Напротив, казалось, моя догадка ее порадовала. Она кивнула:

— Посчитала, что Аурелию ни к чему орган, которым он не пользуется.

— Что вы с ним сделали?

Мне хотелось схватить ее за худенькие плечики и трясти до тех пор, пока виновница во всем не сознается, не раскается и не исправится. Но чешуйчатый сторож в красный ромбик зорко следил за каждым моим движением, не подпуская ближе.

— Ты правда рассчитываешь на ответ? — удивилась злодейка.

— Мой папа самый добрый человек из всех, кого я знаю! — выкрикнула я. — А вы лишили его сердца!

Мадам Лилит сбросила маску невозмутимости, давая волю гневу:

— А о моем сердце он подумал, разбивая его? А ты или хоть кто-нибудь? Думаешь, у меня нет сердца? — она стукнула кулачком в грудь, случайно прищемив при этом хвост змее.

— Думаю, у вас оно когда-то было, — тихо ответила я. — Но сейчас в моем отце больше сердца, чем в вас. — Внезапно справа что-то шевельнулось. Нет, показалось. Я тряхнула головой и молитвенно сложила руки: — Пожалуйста, мадам Лилит, можете обрушить возмездие на меня, но не наказывайте его. Сделайте его прежним!

Она вздернула подбородок и холодно улыбнулась:

— Самый добрый, говоришь? Так вот очень скоро ни у кого язык не повернется так назвать Аурелия. Ты наверняка уже замечала изменения. — Она неприятно усмехнулась. — Рассеянность, игнорирование, холодность, готовность пойти на некоторые… жертвы.

Мне бы и хотелось возразить, но слова застряли в горле: тему договора с драконом папа поднял пару месяцев назад. Хотя «поднял» не совсем то слово: поставил перед фактом — вот более точное. Прежде он неизменно прислушивался ко мне. Если честно, даже слишком баловал.

А еще в этом году он забыл про мой день рождения. Пришлось сделать жирный намек, прислав самой себе цветы и велев королевскому оркестру играть под окнами поздравительную песню. Тогда я списала это на обычную, пусть и обидную, забывчивость…

— Так вот, это лишь начало, — продолжила она с удовлетворением, видя, как изменилось мое лицо. — Не знаю, как ему удавалось столько лет подавлять признаки и оставаться почти прежним. Неважно, скоро этому придет конец. Заклятие вступит в полную силу, и тогда он не сможет припомнить не то что твоего имени… он вообще забудет, что у него есть дочь! А если изредка и вспомнит, для него это будет значить не больше, чем замена оливок на маслины в салате. Ему вообще ни до кого не будет дела. Аурелий войдет в историю как Бессердечный Король, во всех смыслах. Нет, за то, что он со мной сделал, ему не быть прежним… — Она оглядела себя. — Посмотри, что он натворил. Кем я стала по его милости!

— Хотите сказать, что это он наложил на вас проклятие, вернув в тело ребенка? Но папа не умеет колдовать!

— Нет, это… досадный, — она поморщилась, — побочный эффект. Проявился в процессе накладывания заклятия Сердцевырывания, на которое, — мадам Лилит вскинула палец, видя, что я собираюсь возразить, — твой замечательный папочка сам напросился.

— Но…

— Хватит. Будет так, как я сказала: он станет монстром, а ты… — она прищурилась и усмехнулась, — драконьим обедом. Слышала, они сперва делают принцессам массаж, чтобы блюдо вышло помягче, а потом предлагают ванну с уксусом и миндальным маслом.

Шевеление справа от меня снова повторилось, на этот раз сомнений не осталось. Я повернулась к скульптурам и задрала голову, рассматривая изваяния принцев-основателей. С них активно сыпалась пыль и каменная крошка. Мадам Лилит уставилась в том же направлении, но, в отличие от меня, не выказала ни растерянности, ни изумления — только удовлетворение и триумф.

Спросить, в чем дело, я не успела, потому что в этот момент Эол Свирепый моргнул и подвигал головой. Плечи и торс исполина по-прежнему оставались каменными, а вот шея и лицо пошли паутиной трещин. Целые кусочки отваливались от монумента, и под ними проступала живая плоть. Основатель факультета доблестных защитников выглядел ошарашенным. Несколько секунд мы таращились друг на друга, а затем он посмотрел вниз, на свое тело, и еще сильнее выпучил глаза. Лицо побагровело, на лбу корнями вздулись вены. Трещины побежали от плеч к локтям, а от них к запястьям. Он встряхнулся, высвобождая руки, и поднес их к лицу. Пару мгновений рассматривал, а потом мазнул нас совершенно безумным взглядом, задрал голову и издал бешеный рев, которому позавидовал бы дракон, ну или маленький динозавр. Не теряя времени, великан стал отрывать оставшиеся куски каменной скорлупы. Те же процессы происходили и с другими статуями.

Лицо мадам Лилит горело от восторга, а в глазах отражалось почти такое же безумие, как и во взоре Эола Свирепого.

Она театрально вскинула руки.

— Восстаньте же, принцы! Вашему многовековому заточению пришел конец!

Мадоний Лунный первым делом высвободил лиру, бережно отер ее и осторожно тронул струны, проверяя звучание. Амброзий Высокий тряс рогами и выбивал пыль из своих одежд.

— Что вы делаете? — опомнилась я. — Зачем оживляете статуи?!

Вот что означали ее загадочные пассы руками!

Мадам Лилит повернулась ко мне:

— Статуи? Пленников, хочешь сказать! Ты ведь была в подземной зале под моим кабинетом, не отпирайся… — К слову, я и не пыталась, — и видела свиток с кровью отпрыска первого правителя Затерянного королевства… законного правителя.

Перед глазами встало густое черное пятно, а следом память услужливо подставила досье с кровью Марсия — бордовой в оранжевую крапинку…

— Хотите сказать, что Марсий…

— Да! Узурпатор в тридцать пятом поколении, потомок захватчиков. Его далекий предок лишил трона самого первого и истинного короля этой страны, Утера Затейливого, а его вернейших сподвижников, — первый советник кивнула на принцев, активно отдирающих остатки каменных пластов и похожих на вылупляющихся птенчиков, — превратил в статуи. Вернее, ему помогли превратить. — Мадам Лилит презрительно скривилась. — Магический признак полностью раскрылся только в Марсии, тогда как его предкам пришлось довольствоваться куда более скромными способностями, поэтому захватчику пришлось унизиться до услуг ведьмы. Так что, как видишь, я самая настоящая освободительница.

— Почему вы так уверены, что жители Затерянного королевства разделят ваше мнение? Им сто одиннадцать поколений неплохо жилось под правлением Фьерских. — Тут я вспомнила очугунивание людей ради забавы и отмену праздников на целые десятилетия и поспешно добавила: — Никто не совершенен.

— А им пока незачем знать о моей скромной роли. Для них, — мадам Лилит кивнула на толпу снаружи, — я всего лишь совершила чудо. Вот пусть так и думают до поры до времени. Я умею выгадывать удобные моменты. Но об этом тсс! Ты ведь не проболтаешься, Ливи? — Она приложила пальчик к губам, хитро подмигнула и перевела выразительный взгляд на кого-то за моей спиной.

Я обернулась и увидела через купол, что толпа раздалась в стороны, образовав проход, по которому шел…

— Время обеда, принцесса, — улыбнулась мадам Лилит. — Не заставляй господина Кроверуса ждать.

Я затряслась. Голова шла кругом.

— Марсий вас разоблачит, — пискнула я, сама себе не веря.

Мадам Лилит весело приподняла брови.

— Щенок Фьерский? Разве ты не слышала, что мы с ним теперь лучшие друзья. Он ловит каждое мое слово, доверяет безоговорочно и безоглядно. Даже назначил первым советником, оценив мудрость и деликатные рекомендации своей наставницы, — она сделала шутливый книксен, совсем как девочка. — Да Его Незаконное Величество скоро будет есть из моих рук! — Лицо из насмешливого стало жестким. — До конца жизни.

Многозначительная пауза намекнула на то, что долгой эта жизнь не будет.

Первым копошение прекратил Глюттон Медоречивый. Он отряхнул элегантную мантию от остатков пыли, вынул и протер горящий красным глаз-протез — у меня отчего-то защипало кожу на груди под рубином фортуны — и сошел с пьедестала.

— Значит, это вас следует благодарить за пробуждение, юная леди? — обратился он к мадам Лилит и потер ручки.

Первый советник улыбнулась озорной улыбкой.

— Доброе утро, дядя. — Она повернулась ко мне и обронила: — Кстати, Ливи, я не упоминала, что Глюттон Медоречивый приходился Утеру Затейливому родным братом, а я прапра и еще много раз правнучка первого короля? Так что мы с дядей единственные ныне живущие родственники законного правителя.

Тут Эол Свирепый тоже спрыгнул с пьедестала — земля дрогнула под его тяжестью, — преклонил колено перед мадам Лилит и яростно прорычал:

— Моя королева!

 

ГЛАВА 2,

в которой моя гордость подвергается испытанию

Последовали ли остальные его примеру, я уже не узнала, потому что в этот момент дракон оказался перед куполом. Мадам Лилит взмахнула рукой.

— Я буду скучать, Ливи, — сказала она. — Ты была смешной принцессой.

Колпак лопнул, как самый настоящий мыльный пузырь, обрушив на восторженно кричащую толпу дождь из конфетти и леденцов. Звуки вмиг вернулись, и глас города оглушал.

Празднику жизни не радовались только я и дракон. Он замер в полудюжине шагов впереди в позе циркового дрессировщика, поигрывая плетью. Маска скрывала выражение лица (морды?), и я была ей за это благодарна. Где же Озриэль? Оставалось лишь горячо надеяться, что с ним все в порядке.

Но если Кроверус думает, что я вот так просто добровольно пойду с ним, то он еще не имел дело с принцессами! Уверена, горожане вступятся за меня! (В конце концов, кто еще будет делать им скидки на цветы и подавать букеты столь изящно?)

— Чего ты ждешь, дракон? Хватай принцессу! — зычно пробасили из толпы.

Кричал тот самый огр, которому я недавно задавала вопрос. Не думала, что он способен на такую длинную фразу.

Значит, весть о том, кто я, успела облететь толпу. Впрочем, нетрудно сложить два и два, увидев рядом дракона и девушку, особенно в свете новости о побеге принцессы.

Якул Кроверус коротко размахнулся, и плеть прыгнула ко мне черной змеей. Я дернулась в сторону, но не успела увернуться. Магическая ловушка упала на меня, как лассо, прижав руки к бокам. Дракон дернул кистью, и я засеменила к нему, беспомощно оглядываясь по сторонам и стараясь не упасть. На лицах жителей, за редким исключением, не отражалось сочувствия — лишь радостное возбуждение, смешанное с любопытством. Мало кто мог похвастаться, что видел живого дракона, и при этом не покривить душой. Какая пища для пересудов!

За один день в Затерянном королевстве произошло больше событий, чем за последние двадцать лет: нелегальная вечеринка, смерть прежнего короля, предстоящая коронация нового, смена ректора Принсфорда и оживление статуй. А появление Кроверуса — настоящая вишенка на вершине новостного торта. Тут уж не до чувств обреченной принцессы…

Дракон быстро зашагал прочь. Я уныло тащилась за ним, как теленок, которого ведут на базар. Зрители образовали живой коридор. Кроверус шел, не оглядываясь и никак не реагируя на приветственные крики, лишь время от времени небрежно дергал плеть, когда я отставала. Я будто снова вернулась в Шаказавр в момент выступления группы Индрика. Только моему пленителю даже не нужно было петь — симпатии толпы и так были на его стороне. Первые ряды быстро заполнили романтично настроенные барышни. Они самозабвенно визжали, признавались дракону в любви, кидали в него перышки, цветы со шляпок, ленты и какие-то записочки.

— Мы любим тебя!

— Долой принцев, даешь драконов!

Время от времени моего слуха достигала чушь вроде:

— Ты посмотри, какая у него тоска во взоре! — И вздох.

— Так и хочется приласкать…

— Не верю, что драконы столь ужасны, как рассказывают.

— Он просто еще не встретил Ту Единственную, а тут еще на всяких принцесс отвлекаться приходится…

— Такой импозантный…

— Говорят, драконы носят маски, потому что от их красоты у девушек разрыв сердца случается! — Коллективный вздох.

В то время как Кроверус купался в лучах всеобщего обожания, мне доставались придирчивые и пренебрежительные взгляды.

Внезапно на дорогу выскочила какая-то особо отчаянная поклонница:

— Зачем тебе эта страшненькая принцесса? — крикнула она. — Возьми лучше меня!

Ее я сама отпихнула с пути.

Со всех сторон мигали значки Лиги Солидарности Драконам, двое или трое активистов развернули плакат, на котором крылатый ящер нес принцессу. Похититель был изображен с особым тщанием — выписан до последней чешуйки, тогда как на пленницу краски и энтузиазма уже не хватило: меж когтей болтался какой-то схематичный огурчик с ниточками рук и ног, желтой мочалкой волос и маленькой короной.

В задних рядах кто-то отчаянно махал. Я пригляделась и узнала бледную растрепанную Эмилию. Она пыталась привлечь мое внимание, на запястье нетерпеливо подпрыгивал Магнус. Оба что-то кричали, но из-за гвалта слов было не разобрать. Подруга попыталась подобраться ближе, но впередистоящие оттеснили ее обратно. Наверное, она увидела мадам Лилит, когда дожидалась нас с Озриэлем у ворот Академии и, подобно мне, понадеялась на ее помощь, но так и не сумела пробиться под купол. Эмилия ведь даже не знает, что первый советник из себя представляет! Только я во всем королевстве знаю, что она задумала! Крикнуть изобличительную речь в толпу? Никто не поверит.

Я упрямо уперлась ногами в землю:

— А ну, стой, дракон!

Унизительный рывок плети, и я снова бегу за ним, спотыкаясь и нелепо раскачиваясь из стороны в сторону.

Я выворачивала шею до последнего, но вскоре потеряла Эмилию и Магнуса из виду. Их закрыли спины. Толпа следовала по пятам, и лишь изредка кто-то забегал сбоку, чтобы кинуть бравурную фразу типа:

— Зачетный воротник, дракон!

И тут же кинуться обратно, к своим.

На краю площади Кроверус замер, обернулся и принялся наматывать плеть на кулак, подтаскивая меня ближе. Позади стало очень тихо. Тысячи жителей одновременно остановились, словно отгороженные невидимой чертой, и затаили дыхание.

— Ты съешь ее прямо здесь? — неуверенно крикнул кто-то, но на него тут же зашикали.

Если честно, у меня ноги задрожали. Такого поворота событий я как-то не ожидала. По правилам, дракон должен был унести меня в свое логово, а там… дальше этого пункта правила не распространялись.

И вот мы уже стоим нос к носу. Вблизи зубы у него оказались даже еще длиннее. Я постаралась собрать волю в кулак, но тут Кроверус наклонил голову и втянул воздух. Нервы окончательно сдали.

— Где Озриэль? — пропищала я. — Если вы с ним что-то сделали…

В мыслях голос звучал угрожающе. Вслух получилось истерично и визгливо. От волнения слезоточивость и зуд вернулись. Рот начал ощутимо распухать, и я впервые в жизни увидела свою верхнюю губу не в зеркало.

— Ты доставила столько хлопот, принцесса, — произнес он свистящим шепотом, приблизив маску вплотную и нависая надо мной. — Назови хоть одну причину, почему я не должен испепелить тебя прямо на месте?

Хотелось ответить что-нибудь возвышенно-героическое и при этом пренебрежительно-дерзкое. То, что станут передавать из уст в уста. Но в голову пришло только:

— Я еще не успела вернуть платье в магазин, а это эльфийский шелк…

Минуту он рассматривал меня, и за эту минуту я сгорела шестьдесят раз, а потом отвернулся, задрал голову и принялся высматривать что-то в небе.

Нужные слова тут же нашлись.

— Можете делать со мной что угодно! — крикнула я ему в спину (и слегка развернувшись к остальным, чтобы было хорошо слышно). — Посадите в самую высокую башню, обнесите стеной огня, морите голодом и пытайте булочками с изюмом, я все вынесу! Потому что знаю: рано или поздно любимый явится за мной и спасет, а с вами сделает что-нибудь ужасное!

— Я не собирался, — сказал дракон, обернувшись. — Но спасибо за идеи.

А потом снова запрокинул голову и набрал в легкие воздух. В его груди начало нарастать свечение, поднимаясь к горлу, словно раскаленная лава по жерлу вулкана. Когда оно достигло подбородка, дракон издал рев, одновременно выпустив в небо струю черного огня, окаймленного серебристыми всполохами.

Несколько девиц в толпе лишились чувств (очень ловко приземлившись на руки кавалеров).

Меня обдало горячим сухим воздухом, волосы золотым парусом расправились за спиной. Понадобилось пару мгновений, чтобы прийти в себя. Если это попытка меня запугать, то у вас ничего не выйдет, господин Кроверус.

— Ну, и долго мне еще ждать? — осведомилась я небрежным тоном и даже выдавила зевок. — Как вы это обычно делаете? Р-р-раз, и одежда треснула, два, и вы уже крылатый ящер? — Не успела я договорить, как небо потемнело, поднялся сильный ветер, а удерживать подол прижатыми к бокам руками — та еще задачка. — Или стесняетесь зрителей? Так мы можем спрятаться во-о-он за тот кустик…

Ветер нарастал, переходя в ураганный. Внезапно на меня упала тень. Вернее, на нас обоих. Я посмотрела вниз и обнаружила, что стою под огромным драконом. Вскинула глаза и увидела его самого. Он бил крыльями, зависнув в воздухе прямо над нами. Удивительно, как ему это вообще удавалось — с таким-то пузом. Оно было лимонное, все в перевязочках, как тело у гусеницы. Кое-где блестели стальные капельки, похожие на шляпки гвоздей. Чешуя дракона напоминала монетки — мелкие палевые ближе к лапам переходили в крупные переливчато-багряные возле брюха. Хотя начать стоило с того, что на нем был огромный свитер горчичного цвета с вывязанными косичками и прорезями на спине — для крыльев. По их форме, напоминающей кленовые листья, я его и узнала — тот самый дракон, от которого мы с Озриэлем прятались еще в самом начале.

Ящер выгнул гибкую шею, посмотрел на Кроверуса бархатисто-фиалковыми глазами и издал нежное курлыканье — словно полсотни голубей проворковали разом. Мой тюремщик ответил негромким рыком и на этот раз обошелся без огненных спецэффектов.

Так который из них дракон? Замешательство сменилось полной растерянностью: в брюхе зверя открылся люк, и оттуда с грохотом выкатилась лестница.

Позади раздался судорожный вздох толпы.

Кроверус привычно взмахнул рукой. Стягивающая меня текучая плеть развязалась кругами и втянулась обратно в рукоять. Он спрятал ее и подтолкнул меня к люку.

— А нельзя по старинке? — пролепетала я. — Ну, долететь в когтях или верхом?

Вместо ответа он бесцеремонно пихнул меня в спину. Я в последний раз оглянулась, надеясь увидеть хоть одно родное лицо — Эмилию, Магнуса, Робина, мадам Гортензию, пусть она и сердится на меня, и, конечно, Озриэля… Никого из них среди собравшихся не было. Жители Потерии изумленно глазели на нас с почтительного расстояния. На лицах начала проступать неуверенность и что-то похожее на сожаление и чувство вины.

— Эй, дракон, с ней все будет в порядке? — крикнул крепко сбитый гоблин моих лет.

— Истории про пожирание — это сказки, так? — добавил его приятель.

— Ты ведь женишься на девочке, как честный дракон? — сурово осведомилась какая-то старушка и ткнула в Кроверуса клюкой.

Тот проигнорировал вопросы.

Снова стало тихо, и чей-то голос в толпе робко произнес:

— Речь…

Его тут же подхватили десятки и сотни других:

— Речь-речь-речь!

Я остановилась на нижней ступеньке и прочистила горло.

— Жители Потерии…

Возгласы прекратились, взоры сосредоточились на мне.

— Я… я…

«Знаю, что вы не желали мне зла».

«Привязалась к вам».

«Буду скучать».

«Должна рассказать вам про коварство первого советника».

«Предупредить».

«Предостеречь».

«Нормально попрощаться».

— Я… я, то есть я…

Слова все никак не могли протиснуться сквозь застрявший в горле комок.

— Наверх, — отрезал Кроверус.

Ноги тут же понесли меня к раскрытому люку. Похититель зашел следом, и проем закрылся, отгородив нас от жителей Затерянного королевства и всего остального мира.

 

ГЛАВА 3

Про принцессу в брюхе дракона и мольбы о пощаде

Не знаю, что я ожидала увидеть внутри (вернее знаю, но всячески гнала от себя картинки свисающих со стенок кишок, переваривающегося барашка и сокращающихся сосудов. А чего бы вы ожидали, шагнув в брюхо дракона?), но точно не довольно уютное помещение, напоминающее одновременно каюту корабля и рабочий кабинет.

— Сидеть, — приказал дракон, и я тут же плюхнулась в вовремя подкатившееся кресло. Набрала в грудь побольше воздуха для вопроса. — Молча, — добавил он, не оборачиваясь, и уселся в свое, спиной ко мне.

Рот сам собой захлопнулся, и зубы словно срослись. Я раздраженно скрипнула ими. Кроверус лишил меня даже законного права узнать свою судьбу!

Он снял маску, положил рядышком на стол и тут же принялся строчить кому-то письма одно за другим. Перо яростно бегало по пергаменту. Я решила сидеть тихо и лишний раз не напоминать о себе. Пусть уж лучше вымещает эмоции в посланиях, чем на мне.

Какое-то время я тоскливо наблюдала за прыгающим пером, а потом начала вертеть головой по сторонам — этого-то он мне не запретил. Минималистичная обстановка: помимо кресел, вделанный в стену полукруглый столик в виде злого лесного духа, небольшой бар, умывальник (такой огромной морской раковины я еще не видела), клетка с крикливой летучей мышью и покачивающийся на цепях сундучок, набитый книгами и свитками, используемый вместо полки. По одному окошку на каждой стороне. Я вспомнила поблескивающие на брюхе зверя винтики и поняла, что кабина просто-напросто пристегнута к нему, производя впечатление раздутого живота. Значит, вот как Кроверус перемещается!

Потом мысли обратились к положению, в котором я оказалась. Хорошенько сосредоточиться мешала летучая мышь, которая подобрала с пола клетки каучуковую ящерицу и трепала ее, громко хлопая крыльями и пронзительно визжа. Больше всего мучил вопрос, что же меня ждет по прибытии в замок. Еще не мешало бы выяснить, почему приказы Кроверуса так на меня действуют. Я не могу не то что ослушаться его — даже помыслить о том, чтобы ослушаться! Связано ли это с магическим договором по передаче меня ему, или дело в другом? Как бы то ни было, серьезное препятствие налицо.

Устав строить бесполезные догадки, я стала думать о друзьях, оставшихся в Затерянном королевстве: скучала по ворчанию Магнуса, благоразумию Эмилии, многоголосице Шебутного переулка и закипала от одной мысли, что дракон мог причинить вред Озриэлю. Кроверус в одночасье лишил меня всего, что было дорого. Размышляя над этим, я так усердно сверлила взглядом затылок похитителя, что дракон пару раз поскреб его безотчетным движением. Тут я вспомнила про свою загадочную аллергию. Она, надо сказать, заметно присмирела с момента взлета и уже не проявлялась хаотичными всплесками. Правда, щеки по-прежнему немного горели, но хоть зуд в носу прекратился…

Полет нельзя было назвать приятным. Снаружи свистел ветер, где-то в отдалении гремел гром, а внутри царило гнетущее молчание, разбавляемое воплями из клетки, скрипом пера и цепей сундука и дребезжанием бутылочек в баре. Нас кренило то в одну, то в другую сторону, когда зверь закладывал виражи на поворотах, и нещадно трясло. Временами мы резко ухали вниз, и тогда желудок подпрыгивал к горлу, а потом вертикальным штопором вгрызались в небо, чтобы в следующую секунду выровнять полет. К счастью, все предметы были прочно привинчены к полу и стенам. Дракон даже не замечал всего этого, писал не отвлекаясь — наверняка давно привык. А вот у меня каждый раз перехватывало дыхание, перед глазами все кружилось, да и ноги затекли от вынужденного сидения, а голова разболелась от криков летучей мыши. Я порадовалась, что не успела позавтракать.

Несмотря на все неудобства, провалилась в тягучий беспокойный сон — не спала почти сутки. Проснулась от пронзительного визга и хлопанья крыльев. Спросонья едва успела понять, что происходит, и пригнуть голову: туча летучих мышей ворвалась в окошко и устремилась к креслу дракона. Там они слегка умерили галдеж и выстроились в очередь. Первая посланница протянула лапку, и Кроверус привязал к ней уже готовое запечатанное письмо. Мышь сразу улетела, а на ее место заступила следующая. Процедура повторилась с дюжину раз. Ни на одном конверте не было адреса — только смачный шлепок серебряного сургуча с выдавленной на нем зубастой пастью.

Мне вспомнился визит на почту Потерии в связи с делом профессора Марбис. Сотрудник тогда сказал, что письма раз в месяц приносят летучие мыши… Похоже, Кроверус тоже предпочитал их почтовым голубям.

Едва последняя вестница покинула кабину, тряска резко прекратилась, стало тихо и жутко. Это длилось пару мгновений — воздух словно замер, — а потом нас начало кидать из стороны в сторону, и все, что было раньше, показалось нежным покачиванием. Я до хруста вытянула шею и заглянула в ближайшее окошко. Снаружи свирепствовала настоящая буря, ревел и выл ветер. Небо раскололось на синие, фиолетовые, черные, стальные слои, которые стремительно перемешивались, как крем, взбиваемый рукой невидимого кулинара. Мимо нас проносились миниатюрные смерчи и потрескивающие молниями воронки. Ящер ловко лавировал между ними, всякий раз уходя в последний момент и точно вписываясь в безопасную зону. Я вцепилась в подлокотники, зажмурилась и принялась повторять про себя девяносто девять способов вежливо отказать кавалеру на балу.

Вскоре раздался звук, от которого сердце покрылось мурашками — леденящий душу вой. Едва оборвавшись, он повторился, только уже с другой стороны. Наконец сотни рыдающих голосов слились в единую арию ужаса. Им вторили стоны и душераздирающие вопли. Впереди показались смутные очертания того места, куда мы летели.

Кроверус быстро убрал письменные принадлежности в сундучок, размял пальцы, снова надел маску, повернулся и сказал не сулящим ничего хорошего тоном:

— Гора Стенаний и Ужасов заждалась тебя, принцесса.

И мы начали снижаться кругами.

* * *

Еще какое-то время цель нашего путешествия пряталась за хмурой пряжей облаков и тумана. Когда пелена рассеялась, я увидела торчащую посреди бушующего моря скалу. Волны накатывали и разбивались у ее подножия взбесившимися барашками. Вершину венчал замок. Строение походило на вылезшую прямо из скалы и почерневшую от времени и непогоды пятерню со скрюченными пальцами и обломанными ногтями. Каждый «палец» заканчивался башенкой. В одной из них что-то поблескивало. Зверь взял курс на мигающий огонек, служивший единственным маяком в этой безумной пляске стихий.

Видимость оставляла желать лучшего, все было каким-то мутным и нечетким, но тут воздух колыхнулся и пошел рябью, словно мы преодолели невидимую завесу, и очистился. Ветер резко стих, контуры обрели ясность. Вой и стоны остались позади вместе с бурей и искрящимися воронками. По эту сторону погода была если не ясной, то, во всяком случае, спокойной: жемчужно-серое небо и свежий солоноватый бриз.

Ящер приземлился на небольшом клочке земли перед замком. Люк открылся, и я услышала знакомый грохот откидываемой лестницы.

Кроверус поднялся со своего места и направился к выходу. Проходя мимо меня, велел:

— Встань и иди за мной.

Я с облегчением подчинилась, обрадовавшись возможности размяться, и ожидая, что он снова разрешит мне говорить. Вместо этого дракон потянулся к плети. Я замотала головой, жестами показывая, что буду вести себя послушно и никуда не убегу. Он помедлил и убрал руку. Ободренная успехом, я хотела таким же образом выпросить назад голос, но Кроверус уже отвернулся и грациозно выпрыгнул наружу. Я вздохнула и вывалилась следом кульком — затекшие ноги почти не слушались. На лестнице поскользнулась и непременно упала бы на землю, но внизу нас встречали, поэтому упала я на встречающего. Им оказался невысокий мужчина средних лет, плотный (самая широкая часть приходилась на область талии) и краснощекий, одетый в рабочую одежду. Похожую носил наш королевский лесничий: бриджи, коричневый шерстяной жилет в узкую желтую полоску, шерстяные же гетры и треугольная шапочка — как те кораблики, что мальчишки пускают по воде.

Он извинился за то, что я на него упала, и вежливо помог подняться, а потом безо всякого предупреждения рухнул перед Кроверусом на колени и принялся бить себя кулаком в грудь, рыдая и моля пощадить его. Я выпучила глаза.

Дракон сделал нетерпеливый жест.

— Поднимайся, Рэймус. Сколько раз повторять: это ни к чему.

Слезы, секунду назад градом катившиеся по щекам толстячка, мгновенно высохли. Он поднялся с колен, что далось ему нелегко при такой комплекции, отряхнул гетры и сказал уже совсем другим, деловитым и чуть укоризненным тоном:

— Этикет есть этикет, господин Кроверус. — А потом сердечно добавил: — С возвращением, хозяин!

Дракон кивнул и мягко оттолкнул морду ящера, норовящего положить тяжелую голову ему на плечо:

— Займись Варгаром.

Хм, значит, у зверя, который нас привез, есть имя. Да и должность Рэймуса прояснилась: драконюх (этот термин показался мне наиболее подходящим).

Слуга засучил рукава и поднял лежавший рядом на земле мешок. Кроверус, уже шагнувший было к замку, остановился.

— Дай-ка одну.

Рэймус с поклоном протянул ему раскрытый мешок, и дракон, пошарив внутри, извлек человеческую голову. Мне стало худо, перед глазами все поплыло. Секунду спустя я узнала в «голове» кочан капусты. Правду говорят: у страха глаза велики!

Варгар тут же оживился и запрыгал от нетерпения, спровоцировав небольшое землетрясение. Кабина опасно затряслась, крылья смели стоявшую неподалеку телегу. Сейчас зверь отчетливо напоминал огромного пса, ждущего подачки, просто чешуйчатого, с крыльями и в свитере. Шипованный хвост елозил по земле.

— Тише-тише! — голос Кроверуса звучал почти ласково.

Он подкинул кочан, и ящер заглотил его в эффектном прыжке, едва не потеряв кабину, но ремни и крепления выдержали. Массивная туша на миг зависла, распластавшись на фоне жемчужного неба, и снова приземлилась на четыре лапы.

Кроверус встряхнул руки и, не оборачиваясь, двинулся к главному крыльцу. Невидимые ниточки настойчиво потянули меня следом. Я нехотя повиновалась. Оглянувшись, увидела, как Рэймус ведет Варгара в сторону ангара, приманивая его капустой. Зверь доверчиво семенил за смотрителем, сложив крылья за спиной, как голубок. Перед тем как войти, он обернулся в нашу сторону — в нежно-фиалковых глазах мне почудились симпатия и сочувствие.

Сейчас я предпочла бы присоединиться к ящеру в ангаре. Одна только парадная дверь в замок уже вызывала дрожь. Стрельчатые створки уходили ввысь на добрую дюжину метров и выглядели именно так, как, по моим представлениям, выглядят врата подземелья: мрачные, закоптелые, покрытые таинственными письменами и испускающие пронизывающий холод. Вместо привычных львов или грифонов вход охраняли две огромные каменные руки. Как только Кроверус ступил на крыльцо, раздался скрип чего-то неимоверно тяжелого и древнего. Каменные пальцы — каждый размером с меня — шевельнулись, потянулись к створкам и раскрыли их с громким скрежетом.

Дракон зашел внутрь, и я без промедления юркнула следом, пока руки-привратники не успели прищемить меня дверью. За спиной раздался протяжный лязг, и первый этаж погрузился в темноту. На одну секунду. А затем над головой вспыхнула огромная свечная люстра, похожая на колесо от телеги, а на стенах начали один за другим зажигаться масляные светильники. Чад потянулся наверх, рисуя в воздухе причудливые узоры. Странно, но от них, кажется, стало еще темнее. Какие-то неправильные светильники. Границы помещения терялись во мраке. Наши шаги и любое движение отдавались гулким эхом от стен, а высоко над головой слышалось шуршание и шелест. Я представила гроздья летучих мышей, облепивших потолок, и содрогнулась.

— Ой! — послышалось от лестницы. Там стоял невысокий человечек с мясистыми ушами и выдающимся хрящеватым носом. Он тут же поспешил к нам, гремя ведром и попутно раскидывая его содержимое — что-то, похожее на комки войлока.

— Мы ждали вас ближе к вечеру, хозяин, — сказал он извиняющимся тоном и бросил на меня любопытный взгляд, чуть задержав его на опухшем лице. — Но основные приготовления завершены, — снова незаметно выкинул что-то из ведерка, — так что библиотека, обеденная зала и трофейная готовы к приему… — Тут он хлопнул себя по лбу, аккуратно поставил ношу на пол и бухнулся на колени. А дальше повторилась та же сцена, что и с Рэймусом.

— Вставай, Хоррибл, она…

Слуга замахал тонкими ручками с длинными шишковатыми пальцами:

— Нет-нет, погодите, это еще не все! — Он повернулся к стене, где висел портрет придворной дамы — на припудренной груди красовалась мушка в форме сердечка — и гаркнул: — Атрос! — Ничего не произошло. Слуга сдвинул брови и вложил всю энергию в призыв: — Атр-р-р-рос!!!

В стене завозились. Из бюста дамы высунулась полупрозрачная мужская голова, поморгала, исчезла, а через мгновение оттуда вышел слегка просвечивающий господин в добротном охотничьем костюме былых времен. На боку покачивалась призрачная фляга. Он обвел нас не слишком заинтересованным взглядом, запрокинул голову и издал унылое завывание.

Хоррибл затрясся от возмущения:

— А где твой?.. — он сделал неопределенный пасс вокруг головы.

Атрос пожал плечами, отвернулся, порылся в стене, вытащил оттуда такую же полупрозрачную голову буйвола, испускающую голубоватое свечение, надел ее на себя и повторил вопль с той же интонацией.

На сей раз слуга остался доволен.

Я с любопытством уставилась на Атроса. Впервые вижу настоящее привидение!

— Не нужно этого всего! Она не гостья, — раздраженно рыкнул дракон.

— Но тогда каков статус? — задал резонный вопрос Хоррибл, поднимаясь с колен и снова хватаясь за ведерко.

— Представь, что она предмет мебели, который нужно кормить.

Я впилась ногтями в ладони. Чего бы мне это ни стоило, я найду причину вашей власти надо мной, господин Кроверус! И отыщу способ освободиться от магического договора. И стану первой принцессой, скинувшей бремя многовековой традиции и… Но все, что я сейчас могла, это бессильно сжимать кулаки и предаваться безумным мечтам.

— Хозяин, — спохватился Хоррибл, — сегодня было пять или шесть почтовых мышей от… — он опасливо покосился на меня, видимо, не уверенный, можно ли затрагивать эту тему при посторонних.

— Я понял. Где они? — дракон протянул руку.

— Наказ был отдать лично вам, поэтому улетели еще днем. Кроме последней — она ждет в вашем кабинете.

— Почему сразу не сказал? — бросил Кроверус, уже направляясь к боковой лестнице.

— Постойте, хозяин, — испугался слуга, — а что делать с принцессой?

— В башню ее. Ты ведь успел подготовить?

— Да, — обрадовался тот и повернулся ко мне. — Не знаю, как были обставлены ваши покои дома, но, уверен, о такой комнате мечтает любая принцесса. — Он заговорщически подмигнул.

Я мрачно указала себе в рот.

— Хозяин? — растерянно позвал слуга.

— Я облегчил тебе задачу: велел ей молчать, — усмехнулся Кроверус. — Следуй за Хорриблом. — Это уже мне.

— Но как я… — боковая дверь захлопнулась, — узнаю, что принцессе нужно… — докончил слуга себе под нос, повернулся ко мне с неуверенной улыбкой и поклонился.

— Прошу за мной, принцесса.

 

ГЛАВА 4,

в которой меня заточают в башню и подвергают пытке

Я уныло потащилась за Хорриблом, безгласая и бесправная пленница, предмет мебели. Через дюжину шагов в груди разлился влажный холодок, как будто через меня пронеслась грозовая тучка. Атрос бесцеремонно шагнул из меня, обернулся, отсалютовал от буйволиной головы и пристроился рядом со слугой. На платье так и остался запах рома.

— Мыммуммымму?

— Чего?

Призрак снял буйволиную голову, пригладил полупрозрачный ершик волос и повторил:

— Как думаешь, она тут останется? Или того? — Он недвусмысленно чиркнул по горлу. — Жаль было бы, такая цыпочка.

Я покрылась липким потом и навострила уши. Слуги всегда все знают о планах господ. Даже раньше, чем те успевают их составить.

— Тише ты! — зашипел на него Хоррибл и обернулся проверить мою реакцию, сделав вид, что убирает пылинку с рукава. Я тут же принялась глазеть по сторонам. Слуга снова отвернулся и понизил голос: — Она только ответить не может, но все прекрасно слышит. Наверное, слышит… — неуверенно добавил он.

Я вытянула шею, едва не наступая им на пятки, но, к моему разочарованию, слуги перешли на неразличимый шепот. В пути Хоррибл продолжал раскидывать таинственное содержимое ведерка. Что это было, я узнала, когда он остановился возле одной из картин и любовно повесил на раму комок паутины. Перехватив мой взгляд, смущенно пожал плечами:

— Гостья или нет, а приличия надо соблюдать.

Так вот в чем заключались «приготовления»! Конечно, в каждом доме свои порядки, а имидж замка дракона нужно поддерживать.

Еще через пару шагов он выкинул паука, сделанного из мотка пряжи. Магнус возмутился бы, увидев такую грубую имитацию. За все это время нам не встретилось больше ни души, и у меня закралось подозрение, что в замке только и были что мы четверо: трое живых и один неупокоившийся.

До меня то и дело доносились звуки: хлопанье дверей и невидимых крыльев, осторожный скрип половиц, шорох, шелест, приглушенное завывание и что-то похожее на шепот на непонятном языке — у меня от него мурашки бежали.

Сперва я пыталась запоминать дорогу, но вскоре окончательно запуталась, и от затеи пришлось отказаться. Коридоры беспрестанно ветвились, перетекали один в другой и множились, при этом мало чем отличаясь друг от друга: ковры-ковры, и портреты на стенах. Однако залы, мимо которых мы проходили, пусть и довольно запущенные, были изысканно обставлены. Тут подмести, там подполировать, отучить слуг развешивать паутину — и замок засверкает, как монетка Индрика! Я немедленно одернула себя, вспомнив, чей это замок.

Скорее всего, нынешним своим видом жилище обязано стараниям предшественников Кроверуса. Судя по количеству портретов, ими можно было населить небольшой городок. Со стен на нас взирали драконы обоих полов в костюмах разных эпох. Все они несли отпечаток сходства с нынешним владельцем — не знаю, было ли то сходство родственное или вызванное принадлежностью к драконьему племени: длинные, забранные в гребни волосы — оттенки от кипенно-белого до насыщенно-стального; когтистые пальчики дам кокетливо сжимают веера, а господ — небрежно поигрывают цепочками от хронометров или опираются на трость; под приподнятыми уголками губ загадочно сверкают черные клыки.

Когда впереди замаячил очередной поворот, Хоррибл повернулся ко мне:

— Почти пришли, принцесса.

Атрос, который шел первым и освещал путь буйволиной головой, уже собирался нырнуть в проем, но тут из крайней справа картины его кто-то окликнул. На этом пасторальном пейзаже дракониха не первой молодости, но все еще привлекательная и с шальными очами, предавалась невинному пикнику на траве.

Призрак расстегнул верхнюю пуговицу и, не глядя, протянул импровизированный светильник Хорриблу.

— Бывай, дружище, дела.

— Не смей, Атрос, на этот раз я все расскажу хозяину и…

Буйволиная голова провалилась в пол, а призрак шагнул в картину.

— Знаю я эти твои дела, — проворчал Хоррибл ему вслед.

К драконихе на картине прибавился полупрозрачный, но также не лишенный привлекательности господин. Он галантно предложил ей руку, и парочка быстро свернула к кустам. С них тут же снялась стая галок. На картине остался только плед и изысканно разложенные закуски. В траве пламенели вывалившиеся из корзинки сочные красные яблоки.

Хоррибл поспешно потянул меня прочь. Кончики мясистых ушей побагровели.

— Идемте, принцесса. Прошу извинить Атроса. Смерть — не оправдание дурным манерам.

Мы остановились перед нишей в стене, окаймленной аркой. Слуга сделал приглашающий жест.

— Будьте так добры, встаньте вот сюда.

Я шагнула в углубление, вспомнив свой спуск из башни Робина. Наверняка сейчас произойдет нечто подобное: Хоррибл дотронется до лепных узоров какой-нибудь волшебной штуковиной, и я в один миг окажусь наверху. Я почему-то представила, как он вытаскивает из кармана стрижа и стучит его клювом о навершие арки…

Вместо этого слуга поплевал на руки, ухватился за толстую веревку и, налегая всем весом, принялся тянуть ее на себя, приговаривая: «И р-р-раз! И два!»

Пол дернулся, и меня рывком приподняло на полметра. Я обнаружила, что стою в широком деревянном ведре. Скрипел ворот, натужно кряхтел Хоррибл, повторяя свою присказку. Меня все так же рывками поволокло наверх. Из чернеющего над головой туннеля тянуло сквозняком. Сердце замирало всякий раз, когда мой не внушающий доверия подъемник останавливался перед следующим скачком. А я даже пискнуть не могла! Я вцепилась изо всех сил в веревку, на которой держалось ведро, зажмурилась и принялась мысленно помогать слуге, повторяя про себя: «И р-р-раз, и два, и раз-з-з, и два-а!». Много-много ужасных минут спустя снизу донесся крик:

— Вылезайте, принцесса, не удержу!!!

Я распахнула глаза и выпрыгнула на площадку перед окованной дверью. Пустое ведро ухнуло вниз, утаскивая за собой веревку. Раздался гулкий удар об пол — из тех, после которых ведра не выживают. Наверное, это у них одноразовый подъемник. Интересно, как же тогда поднимется сам Хоррибл? Ответ я узнала считаные мгновения спустя. На лестнице застучали шаги, и вскоре мне навстречу вылетел запыхавшийся слуга. Он остановился на площадке, уперев руки в колени и переводя дыхание. Поймал мой взгляд и махнул через плечо:

— Вас уж с комфортом, на подъемнике, а я по старинке — лестницей.

Я повернулась к дыре, из которой минуту назад вылезла, и промолчала. Потому что не могла говорить. И визжать. И рычать. К счастью для Хоррибла.

Отдышавшись, слуга выпрямился и снова вошел в роль. Шагнул к двери и легонько постучал по ней костяшками — каждым пальцем поочередно, начиная с мизинца. Потом повторил процедуру, только уже с указательного пальца. В следующие пять минут он прямо-таки симфонию на двери сыграл. Удовлетворенно выдохнул, отступил, на шаг. Ничего не произошло. Хоррибл нахмурился и возобновил ритуал, бормоча:

— Нет, тут тройной, а теперь аллегро, да, в этом все дело… Или нужно было начать со среднего? Изготовитель запирающего заклинания был страстным поклонником музыки, — пояснил он извиняющимся тоном, — ну а я всегда считал, что замки не могут быть «слишком» надежными.

Я почувствовала в груди знакомый влажный холодок.

— Тут стаккато и тройная комбинация, начиная с безымянного, — обронил Атрос, прошел через меня, прошел через Хоррибла, прошел через дверь и исчез на той стороне.

Хоррибл прав: совершенно невоспитанный призрак! Неплохо бы спрашивать разрешения, прежде чем проходить сквозь людей!

Слуга передернул плечами, раздраженно придушил кого-то невидимого в воздухе и исполнил вышеозвученную последовательность перестукиваний. В замке что-то щелкнуло, и дверь с ворчанием отворилась, оставляя на каменном полу борозды.

Хоррибл поклонился с приглашающим жестом:

— Прошу, ваша темница… тьфу, то есть светлица, принцесса! Никак не привыкну к новой терминологии. Не так-то просто в моем возрасте переучиваться. Всю жизнь говоришь одно, а тут…

Я уже не слушала его бормотание, разглядывая новое пристанище. Содержимое вполне отвечало первому названию: осклизлые стены, забранное густой решеткой даже не оконце — отверстие для воздуха, капающая с потолка вода и узкая кровать, на которой поместится лишь половина меня. На правой стене белели нарисованные мелом палочки. Наверняка оставлены рукой предыдущего узника. В центре клетушки стоял Атрос с торчащим за ухом пионом (кажется, я видела эти цветы на картине) и с интересом следил за жирной крысой, наворачивающей вокруг него круги. Куртку он держал за кончик, перекинув через плечо, и время от времени откусывал от красного яблока, попахивающего масляной краской.

Хоррибл промчался мимо меня и выхватил у него фрукт.

— Сколько раз повторять, чтобы ты так не делал! — Слуга бережно отер яблоко о жилет и сунул в карман. — Мне что, заняться больше нечем, как прибираться за тобой еще и на картинах? Не говоря уже о твоих бесстыжих… — Он умолк, вспомнив, что рядом принцесса.

Атрос пропустил отповедь мимо ушей и ткнул в мою сторону:

— Гляди-ка, она никак в обморок собралась хлопнуться?

Хоррибл быстро обернулся и замахал ручками:

— Нет-нет, не обращайте внимания, принцесса, все это, — он обвел камеру широким жестом, — лишь вынужденная предосторожность. На случай неожиданной проверки.

Слуга достал из нагрудного кармана мелок, подошел к стене с белыми отметинами и перечеркнул самую крайнюю палочку. Стены тут же всколыхнулись и завертелись перед глазами. Неведомая сила приподняла крысу за хвост и принялась раскручивать. Лишь мы трое стояли неподвижно, неподвластные безумной круговерти. Она продолжалась с минуту, а потом резко прекратилась, и стены вернулись на место.

Я обнаружила, что нахожусь в просторной светлой, определенно девичьей и невыносимо розовой комнате: аккуратная розовая постель (почему-то круглая) под розовым балдахином, розовый туалетный столик с розовым же трюмо, розовый комод, розовые обои, розовый единорог на розовом гобелене… где они достали розовую шкуру медведя?!

Крыса обратилась в розовый пуфик и, упав на пол, мягко откатилась к стене и пристроилась в ряд таких же розовых пуфиков.

Мне тут же захотелось обратно в камеру.

Хоррибл кивнул и с гордостью огляделся.

— Миленько, правда? — сказал он довольно небрежно. Но довольный тон прямо-таки вопил: замечательно, изумительно, сногсшибательно! Да? Да??? — Я сам ее обставлял. — Еще одна пауза. Никто не ответил, и слуга продолжил: — Перелопатил гору литературы, сделал сравнительный анализ, даже провел небольшой анонимный опрос, чтобы выяснить, как обычно обставляют покои принцесс. Мнения разошлись по всем пунктам, кроме одного: принцессы любят розовое. — Он выжидающе посмотрел на меня и добавил: — Розового много не бывает. — Еще один взгляд. — Приятный такой цвет, освежающий. — Он помахал ручкой и вдохнул полной грудью, будто подгонял цвет поближе к носу. Потом приблизился к окну, увитому массивными чугунными розами на малиновых стеблях, и выглянул наружу.

Там пламенел розовый закат.

Хоть я никогда особо не любила розовый цвет, но относилась к нему спокойно. До этого момента. Я оглядела комнату и сглотнула, чувствуя, как пятки леденеют, а между лопатками проступает холодный пот. Мой личный ад…

Похоже, Атрос разделял эти чувства. Вся его бестелесная сущность содрогнулась, когда он случайно задел розовую кочергу для помешивания углей в камине. Призрак быстро отвинтил крышку фляги и сделал глоток. Лишь Хоррибл ликовал, не замечая повисшей в воздухе напряженности. Его можно было бы заподозрить в злонамеренности, если бы не эта чистая детская радость, с которой слуга оглядывал творение рук своих.

Я отвернулась, ища что-то менее розовое, на чем взгляд мог бы отдохнуть, и издала судорожный вздох: к правой стене было прислонено огромное старинное зеркало — с боков еще створки раскрывались. Я радостно бросилась к нему и припала ладонями к поверхности. Из отражения на меня посмотрело нечто: нечто пятнистое, опухшее, с узкими глазками-щелками и красным, прямо-таки клоунским носом, из которого неприлично текло. Эльфийский шелк на этом чудовище смотрелся почему-то особенно возмутительно. Само платье выглядело, как всегда, безупречно, даже не помялось. И не скажешь, что оно на мне почти сутки.

Я принялась разевать рот в беззвучном крике и колотить ладонями по стеклу.

— Ор-р-р-рест!! Озриэ-э-эль! — звала я, колошматя зеркало и не заботясь о том, что могу его разбить. Так даже лучше: пусть звон осколков докатится до самого Подземного мира, пусть ифриты услышат, придут и спасут меня. Это же так просто! Всего один шаг — и только меня и видели в замке дракона! Я беззвучно всхлипнула.

Я стучала, пока не покраснели ладони. Потом принялась молотить кулаками. Стекляшка невозмутимо выдержала град ударов. Я даже пнула его. Ни единой трещинки. Минут через пять, окончательно выдохшись и убедившись, что никто не собирается вылезать оттуда и спасать меня, я отступила на шаг, обессиленная, и разревелась. Позорно. Некрасиво. Хорошо хоть беззвучно.

На плечо мягко легла чья-то ладонь, и голос Хоррибла неловко произнес:

— Ну-ну, не стоит так убиваться, дитя. Красота — это не главное. Мне встречались девушки и пострашнее. — Я заметила в отражении, как он сложил пальцы крестиком. — Зато вы принцесса. — На лице слуги читалось искреннее сочувствие.

Я снова всхлипнула и провела рукой под носом. В отражении же заметила, как Атрос тихо крадется к выходу. Похоже, розовая комната, помноженная на девичьи слезы, оказалась непосильным испытанием для призрака.

Хоррибл снял руку с моего плеча, пощупал раму и окинул зеркало сверху донизу задумчивым взглядом.

— Хотите, можем убрать его из комнаты, если оно вас так расстраивает…

Я тут же отставила бесполезный плач и закрыла собой зеркало, давая понять, чтобы его не трогали. Мало ли, вдруг ифриты просто задержались в пути?

— Вы уверены?

Яростный кивок.

— Как пожелаете. — Слуга с поклоном отступил и обеспокоенно всплеснул ручками: — Что же это я! Вы, верно, проголодались? Прошу извинить рассеянного старика. Что вам принести? Э-э… вернее: вам что-нибудь принести?

Голода я и не чувствовала, хоть и ела в последний раз до восхода солнца, поэтому помотала головой.

— Не хотите? — уточнил слуга. Получив кивок, озадаченно нахмурился: — Все-таки будете?

В голове щелкнуло. Пару секунд я оторопело глазела на него, обдумывая пришедшую мысль. Медленно кивнула, потом дважды помотала головой, затем указала на зеркало.

— Велите убрать, потому что оно отбивает аппетит? — неуверенно предположил слуга.

Я затопала ногами, яростно ударила кулаком о ладонь и запрыгала на одной ножке. Потом схватила пуфик, совсем недавно бывший крысой, и вгрызлась в него.

— Принцесса питается крысами? — ужаснулся Хоррибл.

Хлопнув себя по лбу, я изобразила отчаяние, указала на потолок, где нежились крылатые младенцы, ни дать ни взять молочные поросята, и сделала на руках колесо по комнате. Этому трюку меня Мика научил.

Безумные пантомимы продолжались до тех пор, пока несчастный слуга не возопил:

— Не понимаю, ничего не понимаю! Я же его предупреждал, что никогда не имел дела с принцессами! — Он схватился за голову и в отчаянии выбежал из комнаты, хлопнув дверью.

Я опустила руки, и стопка пуфиков, которыми я секунду назад балансировала, рассыпалась по полу. Я перешагнула через них и уселась на высокую кровать, расплывшись в мрачной улыбке. Была бы кошка — погладила бы.

Если план удался, остается только ждать. В противном случае… тоже остается лишь это.

В действительности Хоррибл мне даже нравился — недопустимая слабость в подобных обстоятельствах. Поэтому я задушила симпатию в зародыше. Следует быть холодной и расчетливой. Я прикрыла глаза, представив, как сливаюсь с замком и лечу по коридорам незримым призраком рядом со слугой. Мне даже почудилось, что я слышу интонации двух собеседников: одни недовольные, с порыкиваниями, другие — торопливые, в чем-то убеждающие первого. Солнце уже упало за горизонт, окрасив комнату в дымчато-сиреневый. Дышать стало легче. Я подошла к окну и посмотрела вдаль, на бушующее море. Пейзаж вокруг замка виделся нечетко из-за той едва различимой завесы в воздухе. Впрочем, и смотреть-то было не на что: сплошь бескрайняя водная стихия. Зато двор прекрасно обозревался. Как раз сейчас его пересекал Рэймус, на ходу засовывая плотные рукавицы в задний карман бриджей. Под мышкой он нес пустой мешок.

Вскоре на лестнице послышался шум, потом знакомое перестукивание, и в комнату влетел сияющий Хоррибл. Он закрыл дверь ногой и шагнул ко мне, держа на вытянутых руках шкатулку. Вид у него был решительный, взъерошенный и вместе с тем слегка ошеломленный, как у человека, испугавшегося собственной смелости.

— Вот, принцесса, это немного упростит нашу задачу.

Я подошла ближе, с любопытством оглядывая инкрустированный эмалью ларец. Слуга откинул крышку, и из недр ящичка выплыл ослепительно сверкающий мячик размером с куриное яйцо и завис в воздухе.

— Разрешаю тебе говорить, — буркнул он голосом Якула Кроверуса, — но только разумные вещи. Женский вздор и глупости по-прежнему под запретом.

Договорив, шарик пошел сияющими трещинами и взорвался под напором идущего изнутри света, выпуская во все стороны лучи. Я закрылась рукой и часто-часто заморгала. Перед глазами побежали белые мушки, а потом зрение прояснилось.

Хоррибл захлопнул крышку пустой шкатулки.

— Хозяин сказал, что из-за оговорки вы будете все время молчать. Надеюсь, это не так, иначе придется найти другой способ объясняться. Думаю, стоит начать заново. — Слуга поправил шейный платок и, прижав руку к груди, поклонился. — Хоррибл. К вашим услугам, принцесса.

Я потерла горло, издала пробный звук и очаровательно улыбнулась.

— Оливия. Оливия Виктима Тринадцатая. Но для вас просто Ливи. Уверена, мы с вами подружимся, господин Хоррибл.

 

ГЛАВА 5,

в которой я включаю все свое обаяние

Чего у меня не отнять, так это наследственного очарования. Через полчаса мы с Хорриблом уже болтали, как старые добрые друзья, расположившись в моей комнате. Уступив настояниям слуги поесть, я попросила принести тостов и чай, но добавила, что он непременно должен составить мне компанию. Хоррибл сперва отнекивался, отговариваясь тем, что ему по статусу не положено трапезничать с принцессой, но очень быстро сдался. По всему было видно, что он соскучился по общению.

Он ненадолго отлучился, и я все гадала, не принесет ли поднос со скромной снедью молоденькая служанка, или горничная, или лакей, или даже сама кухарка, но не особо удивилась, когда тележку вкатил сам Хоррибл (и как он только втолкнул ее вверх по лестнице?). Полдник был сервирован в лучших традициях.

На плоском широком блюде, опасно кренясь, возвышалась многоэтажная стопка квадратных тостов с выжженной в центре летучей мышью. Остальное пространство занимали пузатый серебряный чайник, сахарница, молочник и с десяток розеток с разными видами пасты и конфитюра. Слуга достал откуда-то снизу два золоченых кубка, чуть потертых и очень древних на вид, и принялся разливать чай. Первый протянул мне вместе с тостом, который переложил на отдельную тарелку специальными щипцами. Соблюдение всего этого церемониала явно доставляло ему удовольствие.

Я осторожно откусила. Тосты нещадно подгорели. Похоже, слуга сам их готовил.

— Мм, не припомню, когда в последний раз ела так… хорошо прожаренный хлеб. Передайте мои комплименты кухарке.

— О нет, принцесса, — охотно отозвался Хоррибл, пристраиваясь на розовой лакированной скамеечке для ног, — я сам их сделал.

Я разыграла удивление:

— Не может быть! На вас уборка дома, приготовление еды, встреча и сопровождение принцесс… начинаю думать, что вы единственный служащий в этом доме.

— Так и есть, — сказал он, кинул щипчиками (не для тостов, уже другими) седьмой по счету шарик сахара в свой кубок и побултыхал. — Рэймус — смотритель Варгара, домашние дела его не касаются, — в голосе прорезались ревнивые нотки, — а Атрос, конечно, не в счет. Ему в обязанности вменяется лишь встреча гостей.

Так вот к чему был приветственный вой в вестибюле и буйволиная голова.

— Гостей? — тут же уцепилась я.

Может, одного из них удастся уговорить забрать меня с собой?

— Да, других драконов…

— А-а… — Последние, от кого принцессе стоит ждать помощи, это драконы. — И часто они у вас бывают?

— К счастью, не слишком. Сами понимаете, какие это хлопоты, а для организации достойного приема так и вовсе приходится дополнительно нанимать слуг и официантов. В повседневной жизни я прекрасно справляюсь с поддержанием порядка сам. А еду чаще заказываем в соседнем королевстве.

Я снова встрепенулась.

— Значит, соседнее королевство где-то совсем близко? И туда можно добраться? Я имею в виду, вокруг ведь бушующее море — его так просто на плотике не переплыть… или переплыть? Есть какой-то способ? И часто осуществляется доставка? — Я так разволновалась, что выплеснула немного чая на ковер, но слуга, кажется, ничего не заметил.

В памяти сразу всплыли все прочитанные истории, в которых узники сбегали, спрятавшись в мешок из-под картофеля, или поменявшись одеждой с приходящей служанкой, или притворившись мертвыми — тогда нужно лишь дождаться, пока вас сбросят в океан…

— Не подумайте, что меня этот вопрос как-то особенно интересует, — добавила я как можно небрежнее. — Вообще-то мне совершенно безразлично. — Я изящно отхлебнула из кубка, оттопырив мизинец.

— Раз так, можем поговорить о чем-нибудь другом, принцесса.

— Нет уж, договаривайте, раз начали! — воскликнула я, взмахнув руками и выплеснув остатки чая на ковер.

— До ближайшего королевства сотни миль, — пожал плечами слуга, стряхивая в кубок пятнадцатую по счету ложку малинового варенья и перемешивая его с чаем-сиропом. — Море не преодолеть: любой плот или корабль разобьется о пороги, а команда сойдет с ума от ужаса, заслышав вопли и стоны (вы наверняка видели воронки, когда подлетали к замку, но сразу сообразили, что они просто заколдованы на воспроизведение этих звуков). Так что еду доставляет птица синомолг: такая не то что корзину с завтраком — быка вместе с погонщиком притащит. К тому же их оперение светится в темноте, что удобно, когда встречаешь ужин в сумерках. В общем, доставка налажена отлично, никаких нареканий. Трижды в день, как часы. Владелец конторы некий Мартинчик…

У меня пересохло в горле.

— …У него филиалы в десятках королевств, а головная контора, по слухам, в Затерянном королевстве и… — тут Хоррибл осекся, виновато покосился на меня и положил обратно очередной тост.

Я скромно опустила глаза.

— Ох, господин Хоррибл, мне так стыдно, просто невероятно! Я, наверное, доставила господину Кроверусу массу неудобств… — Стрельнув взглядом из-под ресниц, я обнаружила, что слуга согласно кивает. — Он был очень зол?

Могла и не спрашивать, но сейчас передо мной стояла задача выведать как можно больше информации. Рассказывая о малозначимых вещах, люди нередко упоминают вещи значимые. Главное, внимательно слушать, чтобы ничего не пропустить.

— Лгать не буду, доставили вы нам хлопот, принцесса, — сказал слуга с мягким укором. — Не припомню, чтобы хозяин прежде так гневался. Видели Западную Башню?..

Я честно напрягла память и помотала головой.

— И не увидите, — кивнул Хоррибл. — Он ее сжег, узнав о вашем побеге. Не нарочно, конечно. Просто вышел проветриться, успокоиться, выдохнул сквозь зубы разок-другой… она и занялась..

— Это… ужасно.

— …А потом пошел в библиотеку, выдохнул там и… — голос дрогнул, но слуга справился с собой, — …секцию книг о свойствах жабьих пупырышек так и не удалось спасти. А после этого…

— Нет, не продолжайте!

— Он сел в драконолет и отправился на встречу с вашим отцом, — быстро докончил слуга.

Я недоуменно нахмурила лоб:

— Драконолет? Это вы о той кабине, в которой мы прилетели?

— Именно.

— Тогда, возможно, вы проясните для меня один… момент. Который из них двоих дракон?

Хоррибл вскинул брови и с сожалением прикрыл крышкой опустевшую сахарницу.

— Из двоих? А кто второй?

— Господин Кроверус…

— Тогда кто первый? — терпеливо уточнил он.

— Варгар…

Хоррибл молчал, ожидая продолжения, ну или пояснения шутки, явно готовый в любой момент рассмеяться и поддержать ее.

— Я имею в виду, разве ваш хозяин не превращается в крылатого ящера — такого, как Варгар? С чешуей, здоровущими лапами и шипованным хвостом?

Хоррибл пожал плечами:

— Варгар — всего лишь зверь. Вы же не спутаете наездника и коня? И я вам так скажу: нам крупно повезло, что у хозяина нет здоровущих лап и шипованного хвоста.

Он отхлебнул чай и замолчал, вероятно, прикидывая потенциальный ущерб, который нанес бы библиотеке хозяин с внешностью Варгара и характером Кроверуса. А я думала о том, что все это время, глядя в небо, мы принимали «коней» за «всадников».

— А мой… — я сглотнула комок в горле, — отец. Вы сказали, что господин Кроверус отправился к нему?

— Да, все подумали, что именно король помог вам бежать.

— Нет, он не имел к этому никакого отношения! — горячо возразила я.

— Верю, — кивнул Хоррибл, тщательно подбирая пальцем крупинки сахара. — Сперва тоже сомневался, но ваш отец проявил полную готовность к сотрудничеству. Его рвение рассеяло мои подозрения.

— Неужели?..

Все внутри сжалось. Значит, отец не изменил решения — да и с чего бы? Так что, даже если мне удастся отсюда сбежать, на помощь из дома рассчитывать не придется.

— Да, — слуга сокрушенно покачал головой, — и оттого особенно огорчительно, что все его попытки закончились неудачей.

— О чем вы?

— Стоило ему заказать в газете статью о вашем исчезновении, как тотчас закончилась типографская краска. Когда он собрался снарядить на поиски отряд, солдат начала косить таинственная хихикающая хворь. Даже виноградная шипучка с вашим портретом…

— Что с шипучкой?! — я ухватилась за столбик кровати.

— Вся партия оказалась бракованной, — трагическим шепотом сообщил Хоррибл. — Привезли шипучку без пузырьков.

Тепло возвращалось в пальцы, покалывая кончики. От сердца отлегло, на душе полегчало. Похоже, некоему королю пришлось изрядно попотеть, чтобы навлечь на себя такую внушительную цепь неудач.

— Моего отца прямо-таки Рок преследовал, — сдержанно прокомментировала я, стараясь удержать разъезжающиеся уголки рта.

— И не говорите, — совершенно искренне согласился слуга. — В итоге моему хозяину пришлось взять дело в свои руки.

— Очевидно, руки у него из цепких: что однажды в них попало, уже не вырвется. — Мне не удалось удержать яда в голосе. Поразительно, как воздух не разъело. Но мне повезло: Хоррибл не понимал намеков, полутонов, недосказанностей, оговорок и интонационных нюансов. — Господин Кроверус в одиночку справился с тем, что оказалось не под силу целому королевству.

— А как иначе? Такой удар для любого дракона! — Слуга кинул на меня один из своих мягко-укоризненных взглядов, который быстро превратился в любопытный. — Но вы ведь не виноваты в побеге, правда?

— Нет? — опешила я.

Хоррибл счел это подтверждением своих слов и удовлетворенно кивнул.

— Так я и думал! — Вокруг глаз наметились солнышки радостных морщинок. — Вообще-то догадаться оказалось нетрудно: вы ведь не могли не понимать, насколько важен для хозяина этот договор и что срыв сделки повлечет за собой печальные и совершенно ужасные последствия — в первую очередь, для него!

Тут я не нашлась что ответить. Признаться, чувства дракона волновали меня даже не в последнюю очередь. Они вообще меня не волновали.

— Наверняка случилось что-то из ряда вон, — подсказал Хоррибл.

Я наконец разомкнула губы.

— Э-э… вы попали в точку! Так все и было.

Слуга выпрямился и отставил тарелку с тостом, у которого обгрыз только корочки. Глаза возбужденно блеснули.

— Вам, без сомнения, запудрили мозги, — убежденно провозгласил он, — затуманили разум, сбили с толку, навешали лапшу на уши, возможно, околдовали и опоили… — Вопросительная пауза.

— Что-то вроде того…

— Вы потеряли память и пришли в себя уже где-нибудь на пиратском судне… — Рассказчик затаил дыхание и, дождавшись кивка (мне он непросто дался), восторженно подскочил на месте, все больше воодушевляясь. — Разумеется, вы при первой же возможности попытались сбежать, но не тут-то было: эти негодяи стерегли вас и других пленниц и днем и ночью.

— А там были и другие пленницы?

— Разумеется, были! Они всегда есть, тем более на работорговом судне.

— Кажется, оно только что было пиратским.

— Все пираты — работорговцы, — авторитетно заявил Хоррибл.

— Ну, хорошо, а дальше…

— А дальше вы искали любую возможность, лазейку, щелку, чтобы сбежать. Ждали своего часа, затаились, как кошка в ожидании топота крошечных мышиных лапок. И вот однажды ночью вам улыбнулась удача. На море начался шторм, волны яростно швыряли корабль с одного пенистого гребня на другой. Команда молилась о спасении, а вы тем временем догадались залезть в пустую бочку из-под рома и таким образом спаслись.

— А бочку вынесло к берегам Затерянного королевства? — уточнила я.

— Ну, конечно! Но перед тем почти неделю носило по волнам.

Я почти посочувствовала той мне.

Наверное, Хоррибл не успел выяснить, что Затерянное королевство не граничит с морем. А может, выяснил, но отмел пункт, как решительно не вписывающийся в тщательно выстроенную картину.

— Начинаю думать, что вы были на том корабле, — подмигнула я, подмешивая в его кубок каштанового варенья. — И вообще многое повидали.

Хоррибл порозовел от удовольствия и отмахнулся:

— Я многое прочел. Были, конечно, и другие предположения, но этот расклад показался мне наиболее вероятным.

— У вас аналитический склад ума.

— Значит, я был прав?

— От и до, — уверенно кивнула я.

Едва ли можно было осчастливить его больше.

— Вы поделились своими умозаключениями с хозяином?

— Естественно! Тотчас рассказал ему все это. Привел те же аргументы, что и вам.

— И он принял эту версию?

— Отнюдь, — расстроенно сообщил слуга. — Не поверил ни единому слову и вообще сказал, что вы коварно спланировали побег, а отец вас прикрывает.

— Какой господин Кроверус подозрительный! — возмутилась я. — Вот я вам сразу поверила.

Хоррибл пожал плечами:

— Я пытался доказать ему, что это единственное разумное объяснение вашего нелогичного поступка.

— Нелогичного?

— Нуда.

Я минутку подумала и спросила:

— То есть вы считаете нелогичным, что девушка не хочет быть переданной кому-то, как вещь, и тем паче быть съеденной?

— При чем тут желание девушки? — удивился Хоррибл. — Традиции на то и традиции, что соблюдаются вне зависимости от чьих-то желаний.

Я отчего-то почувствовала, что согласия по этому вопросу нам не достичь, и не стала развивать дальше тему. А кроме того, ощутила смутное беспокойство, оттого что слуга никак не опроверг вторую часть высказывания.

— Хотя про «быть съеденной» это я, конечно, погорячилась, — хихикнула я. Звук вышел натужным и больше похожим на кашель. — Кто в наше время ест прекрасных дев? — Я сделала паузу и сопроводила ее выразительным взглядом, приглашая собеседника посмеяться вместе со мной. Слуга отвел глаза и принялся старательно выскабливать остатки жидкой халвы из последней розетки. — У того, кто придумал эту нелепость, плохо обстояло дело с чувством юмора, не так ли? — заторопилась я. — Не понимаю, почему слух до сих пор никто не опроверг. Неужели люди находят легенду романтичной? Фи! И это в наш просвещенный век? Просто уму непостижимо! Ерунда какая! — Пауза. — Он меня съест? — обреченно спросила я, отбросив притворство.

Хоррибл вздохнул и отложил плошку.

— Не знаю.

— Как это не знаете? Вся ваша жизнь проходит в этом доме, вы ведаете делами хозяина, пользуетесь его безоговорочным доверием — иначе он не поручил бы меня вам! Так как, во имя всех стонов и ужасов этой горы, вы можете не знать, что со мной будет?! Господин Кроверус прежде ел девушек?

— Что вы, конечно, нет! — ужаснулся Хоррибл, и у меня с плеч не то что камень упал — лавина сошла. — До вас же тут не было принцесс.

Лавина вползла обратно, прихватив с собой ужас. Слуга взял мою руку и накрыл своей.

— Долго ждать не придется, ваша участь решится в ближайшие дни, максимум неделю. Хозяин в данный момент как раз уточняет этот вопрос. А до тех пор я приложу все усилия, чтобы сделать ваше пребывание здесь приятным. Не желаете запустить воздушного змея? Сейчас как раз подходящий ветер. Правда, запускать придется из окна — вам запрещено покидать башню.

— Благодарю, но я не в том настроении, — тон оказался суше, чем Хоррибл того заслуживал, но такова участь гонцов, приносящих дурную весть.

— Тогда можем поиграть в шарады или сложить пазл, смастерить ловца снов…

Я молча высвободила руку и отодвинулась.

Любая другая на моем месте сейчас ударилась бы в плач, начала бить себя в грудь и проклинать того аиста, что закинул ее в королевскую колыбель. И мне очень хотелось побыть любой другой. Но я понимала, что к решению проблемы это меня не приблизит, а времени в обрез. Слезы следует сцеживать в строго отмеренных дозах или лишь тогда, когда они могут помочь делу. Нужен был план. Хороший план. И помощник — без него никак. А капризным взбалмошным себялюбцам почему-то помогают менее охотно. Поэтому вместо того, чтобы ругать судьбу за слабые карты, я внимательнее пригляделась к ним и поняла, что рядом сидит тот, кто, как я сама минуту назад сказала, пользуется неограниченным доверием хозяина, имеет доступ ко всем дверям и отвечает за мою охрану. А у дверей и людей есть одна общая черта: к ним можно подобрать ключ.

Я снова придвинулась, вернула свою руку под шершавую ладонь старика и улыбнулась.

— Да что это мы все обо мне да обо мне, господин Хоррибл. Давайте поговорим о вас. Чем вы любите заниматься в свободное время?

Слуга обрадовался, решив, что сумел отвлечь меня от мрачных дум.

— Следить за поддержанием порядка в замке, — охотно ответил он. Видя, что я жду продолжения, добавил: — Готовить для хозяина.

— Как увлекательно! А еще?

— Чистить столовое серебро, составлять реестр библиотечных книг, протирать пыль с фамильных портретов, вязать чехлы для кресел и свитера для Варгара…

— М-м, ну вы же наверняка делаете что-то и для себя? — подсказала я, беспечно улыбнувшись. — То, что радует именно вас.

— Разумеется… — растерялся слуга.

— И это?..

— Чистка водостоков, натирание паркета воском, починка мебели… — Хоррибл судорожно пытался придумать ответ, который бы меня удовлетворил. — О, еще люблю отливать из бронзы!

— Что именно?

— Колотушки для входной двери.

— А как вы относитесь к прогулкам на свежем воздухе? Так, слегка отвлечься, проветриться: заглянуть в соседнее королевство, слетать на другой конец земли, совершить морское плавание за тысячу миль отсюда, переместиться с помощью волшебного амулета в неизведанные дали?

— Что вы! — рассмеялся слуга. — Я никогда не выезжал за пределы замка.

— И вам не хочется узнать, что там, в остальном мире?

— Я и так знаю, — пожал плечами он. — Я об этом читал.

Я сменила угол атаки и проникновенно спросила:

— Тогда вам, наверное, бывает здесь очень одиноко? Без дружеского участия…

— Одиноко? — удивился он. — Я же только что перечислил, сколько тут дел. До конца жизни не переделать. Да и хозяин постоянно подкидывает новые…

— Ах да, ваш хозяин. Скажите, а почему он… носит маску? Господин Кроверус, как бы это помягче выразиться, уродлив? Такими, как он, пугают младенцев и должников?

— Уродлив? — Хоррибл задумался, и я поняла, что этим вопросом он задался впервые. — Нет, не думаю. Думаю, даже совсем напротив: хозяин красив. — Он уверенно кивнул. — Да, определенно красив.

— Зачем же он тогда прячет лицо под маской?

— Я… не знаю, — нехотя признал слуга. — Наверное, это как-то связано с тем делом, из-за которого он отлучается из замка дважды в неделю.

А вот это уже интересно!

— И это дело…

— Не знаю.

— Но я думала, вы в курсе всех его дел, — возразила я.

— Так и есть: всех, кроме этого. — В голосе снова засквозили ревнивые нотки. Наткнувшись на мой недоверчивый взгляд, слуга добавил: — Правда, принцесса, если бы знал, я бы вам сказал.

Тут я спохватилась.

— О, вы, наверное, думаете, что я так подробно все выспрашиваю о вас, вашем хозяине и замке, чтобы потом воспользоваться этой информацией для побега? Уверяю, что это вовсе не так!

— Что вы, принцесса, даже не думал.

— Правда?

— Ну, конечно! Иначе не был бы так откровенен. Но мне нет смысла что-то скрывать: вам ни за что отсюда не сбежать. Это попросту невозможно.

Пусть скажет это пятнадцатидюймовому корсету, который я носила дома.

Тут со стороны окна послышался скрежет. На решетке сидела летучая мышь. Когда мы повернули головы, она что-то крикнула. Хоррибл тут же вскочил:

— Уже иду!

Посланница щелкнула зубами, оттолкнулась от решетки и камнем рухнула вниз, а слуга принялся поспешно собирать посуду.

— Хозяин вызывает, — сообщил он, забрал у меня кубок и пристроил на нижний ярус тележки, к пустым плошкам. Спасибо, что позволили составить вам компанию, принцесса.

Не успела я опомниться, как он уже подтолкнул столик к выходу. По пути колесики застряли в пасти медведя (могу поклясться, шкура сделала это нарочно!), и я помогла высвободить их.

Слуга поблагодарил и распахнул дверь.

— Вы сегодня еще вернетесь?

— Надеюсь, принцесса. Все будет зависеть от того, зачем хозяин меня вызывал. — Он поклонился, выкатил тележку в коридор и добавил: — Ни о чем не волнуйтесь и думайте о приятном.

Закрыл дверь и снова запер меня.

* * *

К его возвращению я успела убедиться, что меж чугунными розами, оплетающимися окно, пролезает только рука, в щель между дверью и стеной не воткнуть даже чайную ложечку, которую я стащила во время чаепития, а зеркало по-прежнему глухо к моим призывам.

Когда слуга вошел, я уныло стучала палочкой по ксилофону, пытаясь воспроизвести мелодию, которую Озриэль разучивал на своих музыкальных стаканчиках. Пуфик-крысу я пристроила рядом, для компании. У нее снова прорезался хвост. Впервые в жизни я оказалась совершенно одна: рядом не было даже ворчливого паука, чьи саркастичные замечания не позволили бы мне пасть духом.

— Господин Кроверус приглашает вас на ужин, — сообщил Хоррибл с порога. Я выронила палочку. — Ужинать, — поспешно поправился он. — Составить ему компанию. Стать сотрапезником. Разделить скромную снедь.

Уверена, Кроверус выразился несколько иначе, но Хоррибл облек приказ в вежливую форму, щадя мои чувства. Отказываться я, в любом случае, не собиралась, да и вряд ли могла. Нужно использовать любую возможность для сбора информации.

Я поднялась, оправила платье и покорно склонила голову:

— Я готова, господин Хоррибл.

Слуга кивнул:

— Следуйте за мной.

 

МЕЖДУГЛАВИЕ

Тем временем в Затерянном королевстве…

Скрипнула дверь камеры, рядом на пол приземлился какой-то пакет. Уинни подняла голову и немедленно вскочила на ноги.

— Ты! Где Индрик, что ты с ним сделал?!

— Можешь идти, — кивнул Марсий стражнику.

Тот кинул сомневающийся взгляд на разъяренную гоблиншу, но подчинился.

— Это тебя не касается, — холодно ответил Марсий, когда он удалился. — Скажу лишь, что пользы от него теперь гораздо больше, чем было. Голова раскалывалась от его воплей.

— Лучше слушать его вопли, чем видеть твою рожу!

— Не смей так со мной разговаривать!

— А то что? Сделаешь статуей? Ты ведь только это и умеешь. Тоже мне, напугал! Зачем пришел?

— Забыла? Я король и могу ходить, куда захочу и когда захочу. Особенно у себя во дворце.

— И первым делом побежал в темницу? А я-то думала, Ваше Чугунное Величество сейчас примеряет парадные чулочки и лепит мушки, готовясь к коронации.

Глаза Марсия потемнели. Он шагнул вперед, придвинув лицо вплотную. Воздух в камере нагрелся, кисти рук угрожающе заалели в темноте.

— Ты забываешься, гоблинша.

— Вовсе нет, — прошипела Уинни, и не подумав отодвинуться, — гоблинша помнит свое место, а вы, Ваше Величество, можете сказать о себе то же самое? Оглянись, это ты стоишь в моей камере!

— Это мой дворец и моя камера.

— Может, и все, что в ней, тоже твое?!

— Да! Каждый камешек в этом чертовом королевстве принадлежит мне!

Уинни на миг прикрыла глаза, пытаясь справиться с гневом и припомнить советы матери, как вести себя с докучливыми посетителями, но на ум приходила только сковорода. Она открыла глаза и посмотрела в лицо стоящего напротив. Как же хочется вмазать ему! За Индрика, за самоуверенность, за того грифона, за бусы, за унижение пятилетней давности, за то, что снова появился в ее жизни, заставив почувствовать себя брошенной и ненужной девочкой. Но она больше не девочка и не повторит прежней ошибки — не доверится. Никому.

Уинни выдохнула и спросила сквозь зубы:

— Сколько мне еще тут торчать?

— Сколько я захочу.

— Ты не имеешь права меня удерживать! Я ничего не сделала!

— И кто же мне помешает? — хмыкнул Марсий. — Или надеешься, что благодарные посетители «Наглой куропатки» выстроятся в очередь, умоляя освободить лучшую раздатчицу?

— Я тебя ненавижу.

— А я тебя!

— И поэтому держишь тут?!

— Да!

В темнице повисла пауза, прерываемая лишь тяжелым дыханием спорщиков.

Наконец Марсий отступил на шаг.

— Все, пора. Коронация, знаешь ли.

— Какое облегчение! Неужели мои глаза передохнут от твоей физиономии?

— И не мечтай, ты идешь со мной, — заявил он и подтолкнул ногой ранее принесенный сверток.

Уинни нагнулась, развернула бумагу и поморщилась.

— Что это?

— Твоя униформа. Мы не кормим дармоедов. Будешь отрабатывать свое пребывание здесь. Тебя ведь не нужно учить обязанностям подавальщицы?

Уинни вынула и встряхнула унылую робу с намалеванным на груди знаком бесконечности, больше похожим на мишень.

— Я это не надену, — заявила она, отшвыривая платье.

— О, не просто наденешь, а будешь мило улыбаться гостям, предлагая закуски и ежевичное шампанское.

Марсий опустил взгляд на ее башмаки и усмехнулся.

— Чуть не забыл: девушке полагаются праздничные туфли.

Небрежно тряхнул рукой, что-то блеснуло, и ноги Уинни внезапно отяжелели на десяток килограммов. С трудом оторвав правую от пола, она уставилась на чугунную туфлю, совсем недавно бывшую туфлей из оленьей кожи. Эту обувь она купила на распродаже специально для вечеринки в Шаказавре.

— Так тебе не придут в голову глупости вроде побега, — обронил Марсий и вышел из камеры. — Стража!

На зов прибежал тот же молодец.

— Отвести гоблиншу к остальным слугам, готовящим банкет, — велел король.

С минуту забавлялся, глядя, как она неуклюже топает к выходу, и сделал невольное движение вперед, когда она запнулась о порог. Уинни вскинула ненавидящий взгляд, и Марсий убрал руки за спину.

— При гостях будь порасторопнее, — бросил он и отправился наверх. Вскоре звук шагов стих.

— Пошла! — буркнул стражник и толкнул ее в спину.

Уинни чуть не упала. Чудом удержала равновесие и сцепила зубы — она не станет просить, не доставит Марсию такого удовольствия, — и, собравшись с силами, поплелась к лестнице. Это был самый долгий подъем в ее жизни. Приходилось переставлять ноги, помогая себе руками.

Уинни тащилась наверх, пыхтя и представляя, как заедет чугунным башмаком в одну самодовольную королевскую задницу.

* * *

— Что ты здесь делаешь, Лилит?

— Уже почувствовала вкус власти, Черата?

— А тебя до сих пор незнакомые дяди угощают на улице леденцами?

Первый советник усмехнулась, но внутренне кипела от ледяной ярости при мысли о том, что эта выскочка сейчас стоит между ней и ее целью.

— Ты больше не ректор и не можешь заявляться в Академию, когда вздумается.

Разговор происходил во время перерыва напротив ректорского кабинета. Впереди еще одна пара, а потом принцев поведут смотреть коронацию. Вокруг толпами сновали возбужденно переговаривающиеся студенты. Каждый считал своим долгом остановиться и засвидетельствовать почтение мадам Лилит. Обычно ей это нравилось, но сейчас лишь раздражало. Единственным плюсом было то, что Черату это раздражало еще больше.

Бывший профессор истории волшебного народа даже не пригласила первого советника внутрь. Все лишь бы унизить и побряцать новообретенной властью. Ошибка большинства новичков. Дорвавшись до высокого положения, они на первых порах быстро обзаводятся врагами. Стоило все-таки плотнее заняться ею, пока еще работала в Принсфорде, но всегда находились дела поважнее. Вот и сейчас Черата не попала в список приоритетов, но как только Лилит разделается с более насущными проблемами, непременно возьмется и за нее. И тогда… — Лилит никогда не заканчивала эту мысль, смакуя предвкушение.

— Послушайте, профессор, — начала она.

Лицо собеседницы побагровело.

— Я теперь ректор и требую…

— Можешь требовать, сколько влезет, — прошипела Лилит, понизив голос так, чтобы остальные не могли слышать, — но здесь я отдаю приказы. В этом здании, в этом городе и в этом королевстве. Советую запомнить. И вам добрый день, сир Туатский, — добавила она тем доброжелательным тоном, к которому привыкли за эти годы студенты. Щупленький блондин еще пару минут покрутился рядом, едва не доведя Лилит до белого каления. Внешне она, разумеется, никак этого не проявила. Когда он наконец откланялся, первый советник снова повернулась к собеседнице и продолжила угрожающим тоном: — Ия скажу, что ты сейчас сделаешь: ты откроешь мой чертов бывший кабинет, а сама испаришься куда-нибудь на полчаса, молясь о том, чтобы мое настроение улучшилось, когда ты вернешься.

На губах Чераты заиграла издевательская улыбка. Она сделала шаг в сторону.

— Кабинет перед тобой.

Лилит в бешенстве посмотрела на двери, в которые непринужденно входила сотни раз, и не двинулась с места.

— Ты знаешь, что должна пригласить меня, — процедила она.

— Неужели? — делано удивилась Черата. — А я-то думала, что в этом здании, в этом городе и в этом королевстве ты отдаешь приказы и не нуждаешься ни в чьем дозволении. Что, хочешь сказать, что я об этом пожалею? Ну, так этот момент того стоил.

Черата сложила руки на груди, наслаждаясь зрелищем поверженной соперницы.

Все заволокло алым вихрем гнева. Лилит неимоверным усилием загнала его внутрь и прошептала:

— Наслаждайся своим крошечным королевством, пока можешь, и помни: когда я вернусь, тебя не спасут ни эти двери, ни слезные мольбы.

Ее шепот пугал гораздо сильнее любых криков и угроз.

Ректор выпятила челюсть и ничего не ответила. Внезапно она увидела кого-то за спиной первого советника и на сей раз изменилась в лице.

Лилит обернулась, чтобы увидеть того, кто произвел на нее столь неизгладимое впечатление, и растянула губы в улыбке.

— Ах да, мадам Черата, я не упоминала, что сир Медоречивый с этого дня назначен королевским проверяющим? Должно быть, запамятовала. Вот соответствующий указ.

Ректор даже не взглянула на протянутую пергаментную трубочку с королевской печатью, и мадам Лилит небрежно закрепила ее в ручке двери.

— Мадам Черата? — вкрадчиво поинтересовался присоединившийся к ним принц и сверкнул алым глазом-протезом. — Наслышан, рад личному знакомству, очарован.

Поцелуй ожег тыльную сторону ладони, как клеймо.

* * *

Когда Лилит направлялась к выходу, ее окликнул знакомый голос.

— Мадам Лилит! Вернее, уже первый советник…

Перед ней вырос запыхавшийся мужчина с суровым щетинистым подбородком. Таких чаще встретишь на пустынной дороге с дубиной в руке, чем в стенах учебного заведения.

— Я спешу, профессор Робин, как-нибудь в следующий раз, — отрезала она, обогнула эльфа и продолжила путь.

Он догнал ее и пошел рядом, примериваясь к миниатюрному шагу.

— Это не займет много времени. Видите ли, не далее как этим утром одна всеми уважаемая гномка, хозяйка лавки магических цветов, была обворована.

— Жаль слышать, но вам следует обратиться к королевскому дознавателю, а не ко мне. Всего доброго, Август, — кивнула она привратнику.

Его поврежденный колпак временно заменили увеличенной с помощью заклятия банкой, и старичок чувствовал себя неуютно.

— Ее обворовали на уровне идей, — пояснил профессор травоведения. — Некий негодяй по имени Жмутс. Он давно мечтал заполучить ее «Эксклюзив-нюх» и не гнушался никакими средствами.

Мадам Лилит, потянувшаяся было к двери, замерла и подняла глаза на собеседника, впервые заинтересовавшись темой разговора.

— «Эксклюзив-нюх»? Случайно не в этой лавке работала принцесса Оливия, судьба которой всех нас так шокировала и взволновала?

— Да! — обрадовался мужчина. — Они с Гортензией очень дружны. Правда, имела место небольшая размолвка, но Ливи была бы счастлива знать, что справедливость восторжествовала.

Мадам Лилит положила руку ему на плечо и проникновенно сказала:

— Тогда мы просто обязаны сделать все возможное для торжества справедливости. В память о несчастной принцессе. Вы правильно сделали, что обратились ко мне, профессор Робин. Друзья Ливи — мои друзья.

— Я знал, что могу на вас рассчитывать! — просиял эльф.

* * *

Жмутс редко удивлялся. За всю жизнь не наберется и полудюжины случаев. Но поневоле удивишься, застав у себя на рабочем месте первого советника короля.

— Господин Жмутс, не так ли?

— Вы не ошиблись, мадам. Честь имею.

Хозяин «Цветолюкса» переломился в пояснице и поцеловал детскую ручку. Это с ним тоже случалось нечасто.

— До меня дошли слухи о ваших восхитительных мечтирисах. Ваша фантазия и мастерство поражают, а потому я пришла с предложением. Уверена, оно вас заинтересует.

Жмутс поправил монокль и самодовольно крякнул.

— Я целиком и полностью к вашим услугам.

 

ГЛАВА 6,

в которой обаяние мое не работает

От предложения «спуститься с комфортом» я отказалась, выбрав лестницу. Кажется, Хоррибл немного обиделся. Покажите мне девушку, которая захотела бы спуститься к ужину в ведре!

Мы снова долго блуждали разными переходами, пока не очутились на первом этаже. Пересекли холл и остановились перед огромной дверью, две створки которой образовывали полукруг.

Хоррибл потянулся, чтобы распахнуть ее передо мной, но тут откуда-то снаружи раздался нарастающий свист — такой издает приближающееся пушечное ядро (однажды я сопровождала папу во время боевых учений). Над парадной дверью показалась тень птицы, распростершей крылья в полете. Я не сразу сообразила, почему могу видеть ее сквозь стену. Понадобилось несколько секунд, чтобы различить в толще камня витраж из серых, черных и серебристых стеклышек. Наконец силуэт закрыл собой всю розетку, стеклянная преграда вспыхнула синим, и в вестибюль влетела огромная птица. Звона разбитого стекла не последовало: витраж лишь вязко всколыхнулся, пропуская гостью, и снова застыл. Прежде чем приземлиться, птица сделала круг по первому этажу — мы с Хорриблом быстро пригнули головы. Ее перья горели золотом, исполинские крылья мощно рассекали воздух, а глаза полыхали алым. В мускулистых лапах птица держала большую плетеную корзину, из которой торчала бутыль и тянуло жареными колбасками, а на груди красовался штемпель «Достанем и доставим. Мартинчик и К°».

Хоррибл вытащил из-за ворота хронометр на цепочке и сверился с ним. По циферблату в разные стороны бежало с десяток стрелок, совершенно друг с другом не согласующихся.

— С точностью до секунды, я же говорил! — обрадовался он и сунул часы мне под нос. Не знаю, на какую из стрелок полагалось смотреть, но какая-нибудь из них наверняка доказывала пунктуальность конторы господина Мартинчика в целом и птицы синомолг в частности. — Я разберусь с ужином, а вы пока заходите, принцесса, — сказал слуга и распахнул дверь в обеденную залу.

Оттуда повеяло зловещим холодом.

— Может быть, я подожду вас здесь? — засомневалась я. — Уверена, это не займет много времени, и…

— Исключено. Нельзя заставлять хозяина ждать. И да, — он понизил голос и придвинул губы к моему уху, — лучшими вариантами ответов будут: «Я вас поняла, господин Кроверус», «Совершенно с вами согласна, господин Кроверус», «Вы, как всегда, правы, господин Кроверус».

— Ответами? На какие вопросы?

— На все, — отрезал слуга, втолкнул меня внутрь и захлопнул дверь.

За стеной послышался его бодрый голос, обращенный к птице-посыльному. В ответ та тоже что-то проквохтала. Я оглядела зал. Полутемный, как и все комнаты в этом замке. У противоположной стены помещался гигантский старинный камин, с барельефами по бокам. Огонь не горел, отсюда и холод. Над головой простирался высокий сводчатый потолок, оканчивающийся отверстием, в которое заглядывала луна. Не знаю, была ли это иллюзия или настоящее ночное светило. Где-то наверху слышались скрипы, завывания и шорохи. В центре зала стоял стол из черного мрамора. На нем горело с полсотни свечей. Синее пламя танцевало от гулявшего сквозняка. Пенное кружево воска растеклось по шлифованной поверхности и сползало по ножкам. Все вместе производило впечатление жертвенного алтаря. Господина Кроверуса с вилкой и ножом поблизости не наблюдалось.

— Эй, вы здесь?

Я сделала несколько неуверенных шагов, оглядываясь и зябко обхватив себя за плечи. Подошла к столу, взяла одну из свечей — пламя тут же сменилось на черное, а вокруг огонька сгустился ореол мрака. Вместо того, чтобы рассеивать тьму, свеча ее распространяла. Я постучала ею о стол. Может, бракованная?

Позади раздался шорох.

Я резко обернулась, выставив свечу перед собой, как оружие, и увидела только силуэт дракона. Сам он оставался в тени, не спеша подходить ближе и завязывать беседу. Молчать наедине с драконом довольно некомфортно, поэтому я пролепетала первое, что пришло в голову:

— У вас… свечи сломались. Вот, видите, — я опустила глаза и ойкнула, потому что пламя снова стало синим.

— Ты когда-нибудь бывала во владениях Танцующего Короля, принцесса? — спросил Кроверус безо всякого вступления. От шелестящего голоса снова поползли мурашки.

— Вы о Его Величестве Терезии? — уточнила я, аккуратно возвращая свечу на стол.

— Именно.

— У него еще есть… — я засомневалась, вспомнив взбалмошность красавицы, — или была жена Камесинна, отказавшаяся составить ему партию в состязании против Настурция и тем самым поспособствовавшая лишению почетного титула?

— Значит, бывала? — рычащие нотки прорезали прежнюю сдержанность интонаций. Его голосовые модуляции вообще достойны отдельного упоминания: безо всякой видимой причины шепот переходил в шелест, тот, в свою очередь, в рык, а последний — в сплав вышеназванных звуков. И от любого из них меня трясло и пробирало до костей.

— Нет. — Я решительно помотала головой. — И никогда лично не видела. Нам рассказывали о нем на занятиях в Академии.

— Ты ведь не лжешь мне, принцесса? — вкрадчиво поинтересовался дракон.

— Нет, господин Кроверус. — Я вспомнила совет слуги и добавила: — Вы, как всегда, правы, господин Кроверус.

— Так «да» или «нет»? — раздраженно спросил он.

— Нет, не бывала в его владениях, да — вы правы.

— Насчет чего?

— Насчет всего.

Повисла тягостная пауза. Дракон внезапно поднял руки, отнял что-то от лица и шагнул в круг света — я поздно сообразила, что он снял маску, и не успела зажмуриться. Увидев его, зажмуриться я не смогла от изумления: Якул Кроверус был красив. Нет, не так: ошеломительно, пугающе красив. Настолько, насколько красивым может быть зубастое когтистое чудовище.

Сочетание тьмы и серебра завораживало, лицо из тех, что хочется разглядывать. Белая кожа, четкие скулы, черные глаза, серебряный гребень волос и квадратные серебристые зрачки, в которых отражаются огоньки свечей. Разве монстры бывают прекрасны?

Папа всегда говорил, что у меня специфический вкус.

— Время ужина, принцесса, — сказал он и щелкнул черными клыками. — Прошу к столу.

В тот же миг синее пламя свечей с гулом взвилось ввысь и снова опало, танцуя на цветоножке фитиля.

— Меня… мое имя Оли… Ливи, господин Кроверус, — прошептала я.

— Знаю, принцесса.

Он без толики ответного восхищения скользнул взглядом по моему лицу со следами аллергии и сделал нетерпеливый жест в сторону стола.

— Ну!

Я набралась храбрости.

— Нет… сперва скажите, что с Озриэлем? Он в порядке?

Кроверус наклонился совсем близко — так, что в мире остались только серебристые квадратики.

— Советую запомнить, принцесса: капризы остались дома. Ты хоть знаешь, что я могу с тобой сделать?

Я провела языком по пересохшим губам:

— Это не капризы. Я буду беспрекословно вас слушаться, обещаю, и сделаю все, что скажете, только ответьте на мой вопрос. А иначе… — я вздернула подбородок, — можете испепелить меня, как грозились еще в Потерии, но я не сдвинусь с этого места!

Подозреваю, у драконов есть собственные способы сдвигать с места принцесс, и крыть мне было нечем… Но говорила я искренне: если бы Кроверус сейчас извлек из кармана косточку и заявил, что это все, что осталось от Озриэля, то вся дальнейшая борьба, все планы, все мечты и надежды не имеют смысла.

Белое лицо внезапно перестало казаться таким уж красивым. Дракон отодвинулся, обошел меня, спокойно уселся за стол и заткнул за воротник льняную салфетку.

— Мальчишка жив. Ты ведь это хотела узнать? А теперь садись.

— Я… могу вам верить?

— А у тебя есть выбор?

Он щелкнул пальцами. Позади раздался скрип: одно из тяжелых кресел с бронзовыми гнутыми ножками встало, кряхтя и ворча, прошествовало ко мне и толкнуло под колени. Я плюхнулась на мягкое сиденье и вмиг очутилась за столом. Там уже появились тарелки и столовые приборы на две персоны. Справа протянулась батарея ложек, слева — армия вилок. Можно подумать, мы на светском ужине.

Не скажу, что до конца поверила хозяину замка, но на душе полегчало. Словно все это время я не могла нормально дышать, а тут кто-то подошел и ослабил слишком тугую шнуровку корсета. В конце концов, зачем Кроверусу лгать? Если бы он причинил Озриэлю вред, то так бы и сказал.

Как бы то ни было, после хороших вестей я воспрянула духом и готова была играть по его правилам… по крайней мере, так дракону следует считать.

Сам он сидел, изучая меня внимательным взглядом. Что он задумал? Зачем позвал на ужин? Задать главный вопрос — что меня ждет — духу пока не хватало.

Дверь распахнулась, и в зал вошел Хоррибл. Он торжественно нес огромный поднос, на котором лежал поросенок, обложенный румяными половинками печеного картофеля и зеленым горошком. За блюдом струился зримый шлейф аромата (надеюсь, то был не призрак самого поросенка). Слуга водрузил его в центр стола, а еще через минуту к нему прибавилось с десяток других, в основном, мясных: какие-то черные комки, похожие на ежиков под флюоресцирующим соусом, змеи-гриль, фаршированные кроты кверху лапками, шашлык из опоссумов, рагу из белок, голова шакала со свисающим набок языком и колечками лука на ушах… Я снова впилась взглядом в поросенка.

Кроверус знаком дал понять слуге, что не нуждается в его услугах, и самостоятельно навалил на тарелку половину принесенного. И к чему, спрашивается, столько ложек и вилок? Дракон ел руками.

— Помоги принцессе, — сказал он, разрезая когтем хрустящую змеиную кожицу. Хоррибл с готовностью подхватил блюдо с поросенком и подошел ко мне. Я радостно занесла вилку. — Принцессы должны оставаться мягкими и пухлыми, — добавил Кроверус.

Желудок резко прилип к позвоночнику. Я зачарованно наблюдала, как острый коготь распарывает кожицу, и из-под нее вытекает беловатый сок.

— Спасибо, но что-то нет аппетита. — Я поспешно вернула на место столовые приборы.

Протестующий рев желудка оповестил всех и каждого в этом зале, что я лгунья.

— Я настаиваю, — сказал Кроверус, с хрустом откусывая голову змеи.

— Ну, разве что совсем немного. — Я потянулась к подносу, с сожалением обогнула манящий поросячий бок, подхватила зеленую горошину и осторожно понесла ее к тарелке под тяжелым взглядом дракона. Чуть не выронила. Загипнотизированная горошина просто свинцом налилась.

— Всю жизнь приходится соблюдать диету, — сообщила я до противного бодрым голосом. — Знаете, конституция такая: горошиной больше, и меня тут же разносит. Прямо-таки вдвое. Ни один дракон от земли не оторвет.

Я аккуратно пристроила ее в центр тарелки и, вооружившись ножом и вилкой, разрезала пополам.

— Наш королевский лейб-медик советует есть небольшими порциями и тщательно пережевывать, — пояснила я.

Только боги знают, чего мне стоило проглотить половинку горошины в замке дракона, под дулами двух взглядов, шуршание свечей и стоны ветра в трубах.

Знаете, есть паузы комфортные, а есть такие, которые тут же хочется заполнить, неважно какой чепухой. Из головы вылетели все предостережения Хоррибла за компанию со здравым смыслом.

— У вас правда аллергия на фисташки?

Молчание.

— А сколько вам лет, господин Кроверус? — Я принялась за вторую половинку своего скудного ужина, остервенело пытаясь насадить его на вилку. — Надеюсь, мой вопрос не покажется нетактичным? Поймите правильно: не каждый день встречаешь дракона. Ваше племя… — я осеклась, — народность… окутана таким количеством слухов и легенд, что не знаешь, чему верить. Возвращаясь к вопросу, никаких намеков. Вопрос как вопрос. Просто вы седенький, вот я и подумала, что вам лет эдак пятьсот — шестьсот…

«И вы можете запросто не дожить до утра. Со старыми драконами это случается».

А еще: кто-нибудь, пожалуйста, заткните меня.

Хоррибл стоял за спиной хозяина белый как мел и пучил глаза. Кажется, за эти тридцать секунд, что длилась пауза, он успел меня отпеть и придумать надгробную речь.

— Мне тридцать шесть, — последовал наконец ответ.

— А сколько живут драконы?

— Тридцать семь.

— Правда? А когда ваш день рождения? — Наверное, радости в голосе могло быть и поменьше.

Внезапно Кроверус, а следом и Хоррибл откинули головы и расхохотались.

— Ну, не шутник ли мой хозяин, а? — восхитился слуга, подталкивая того в бок. Но тут же опомнился и отступил на почтительное расстояние.

— Можешь идти, — сказал дракон, все еще криво скалясь.

Когда слуга вышел, это подобие улыбки как ветром сдуло.

— Я был прав, когда считал, что молчание лишь украшает принцессу… как веточка петрушки или долька лимона.

Губы снова обнажили клыки в улыбке, но до глаз она не добралась. Вилка в моей руке задребезжала, и я прислонила ее к тарелке.

Он хотел меня запугать, это ясно. И мне было страшно. Чего он добивается?

— Благодарю за ужин, господин Кроверус, — я чинно промокнула уголки губ салфеткой и вернула ее на стол. — Признаться, я не ожидала такого… дружеского приема после случившегося недоразумения.

Кажется, не стоило затрагивать эту тему, потому что глаза дракона вмиг почернели, а скулы едва не прорезали кожу, на них заиграли желваки.

— Недоразумение?

Он уперся кулаками в стол и начал медленно подниматься. Он поднимался и поднимался. И чем выше становился он, тем меньше и испуганнее я.

— Ты хоть представляешь, что натворила? Каковы последствия? — Дракон с силой швырнул остатки окорока на тарелку. — Конечно, не представляешь! Встань. — Уже знакомое чувство заставило меня вскочить еще прежде, чем смысл приказа дошел до сознания. — И иди за мной.

Надо обязательно выяснить у Хоррибла, в чем секрет этого фокуса послушания.

Кроверус подхватил трехрожковый канделябр с незажженными свечами и двинулся к холодной пасти камина. Мы зашли внутрь, и единственным источником света остались зрачки моего провожатого. Что-то хрустнуло под ногой. Я не желала знать, что это было.

— Здесь… так темно, — робко шепнула я.

Дракон уставился на меня, не мигая, и коротко выдохнул. На фитилях затанцевали три синих огонька, подсвечивая его лицо.

— Уже нет.

 

ГЛАВА 7

Про экскурсию в подземелье и необычную библиотеку

Камин оказался входом в подземелье. Секретное нажатие, скрежет когтя, и дальняя стенка отъехала, открыв уходящую в темноту винтовую лестницу.

Начался спуск. Ступать приходилось крайне осторожно — кое-где ступени были сколоты, в других местах облиты чем-то липким, раза три по ногам пробежались мохнатые жирные крысы, совсем не похожие на розовые пуфики в башне.

Дракон двигался быстро и уверенно. Я старалась не отставать, потому что дальше двух шагов от канделябра все тонуло во мраке, а еще потому, что рядом с драконом зуд и першение утихали.

— Прекрати дышать мне в затылок.

— Да, господин Кроверус.

Стоило подчиниться, возобновился чих и зачесалось под коленками.

Дракон обернулся:

— Что с тобой?

Что я могла на это ответить? У меня из-за вас непонятная аллергия? Я пробормотала извинения и двинулась дальше. Спросить, куда именно идем, не осмелилась.

В памяти всплыла прогулка по подземелью с Орестом. Тот подземный мир теперь казался средоточием уюта по сравнению с подвалом Кроверуса. Готова спорить, тут не прибирается специальный гном…

Мы спустились в самый низ и очутились в помещении с нависающим арочным потолком. Вперед тянулся проход, по обеим сторонам которого располагались камеры.

Кроверус повернулся ко мне, провел рукой по ближайшей решетке, высекая когтями искры, и участливо осведомился:

— Совсем забыл спросить, принцесса, как тебе башня?

Я сперва чихнула, а потом прогундосила:

— Очень понравилась. Вы так добры, господин Кроверус и, как всегда, правы.

Судя по лицу, ответ ему не понравился, но я не поняла, чем именно.

Дракон прошел вглубь, остановился напротив последней камеры и ткнул в нее канделябром.

— А вот им не понравилась.

Я просеменила вперед на негнущихся ногах и заставила себя повернуть голову. Кажется, я вскрикнула, кашлянула и чихнула одновременно.

К решетке клетушки, обхватив костлявыми пальцами прутья, припал скелет, очевидно, девушки, очевидно, принцессы: вышедшее из моды платье, желтая вата волос и маленькая, завалившаяся набок корона. От пленницы пахло корицей и горьким миндалем. И это показалось мне ужаснее всего. В глубине белело еще два таких же скелета — в похожих нарядах и с одинаковыми коронами. Одна несчастная умоляюще протягивала руки с кучи соломы в углу. Вторая лежала на узкой тюремной кровати, листая какой-то модный журнал. Точнее, она его теперь, конечно, не листала, а просто держала. Может, ее хватил удар из-за безвкусного наряда?

— Но я ведь в этом замке первая принцесса! — потрясенно выдохнула я.

— С чего ты взяла? — нахмурился дракон.

— Мне… — тут я осеклась, потому что узнала об этом от Хоррибла, а выдавать слугу и тем самым терять единственного сочувствующего совсем не хотелось.

— Это очевидно: в вашем замке не чувствуется женской… — я машинально дотронулась до костлявой кисти, — руки. — Запах корицы и миндаля усилился. — Ой, а почему она такая…

— Не трогай!

Но я уже отломила прилипший к решетке палец и чуть надкусила.

— Она… из марципана? — изумилась я и кивнула на остальных двух принцесс. — А эти?

— Какое из двух слов «не» или «трогай» было непонятно? — дракон раздраженно забрал у меня палец псевдопринцессы и попытался прилепить обратно, но тот все время падал. Тогда он чуть дохнул, сахарная плоть потекла и на этот раз закрепилась.

— Мизинец идет после безымянного, — подсказала я, но, перехватив испепеляющий взгляд, поспешно добавила: — Однако ваша версия мне нравится больше: так свежо и нетривиально.

— Теперь видишь, что случается с недовольными и непослушными?

Я честно обдумала вопрос.

— Они превращаются в сахар?

— Они попадают сюда, — отрезал дракон.

— Но они же ненастоящие, — напомнила я.

— Это всего лишь наглядная иллюстрация. Имей в виду: это первое и последнее предупреждение.

— Но я не собираюсь вам перечить или выказывать недовольство, — заверила я. — Напротив, отныне намерена быть кроткой, покорной и во всем вас слушаться.

— Неужели? — прошелестел Кроверус.

— Да, теперь я не та Ливи, которая сбежала из дома две недели назад и доставила вам столько хлопот.

— Хлопот? — Глаза полыхнули серебром.

— Ужасных хлопот, просто невероятных. И мне бесконечно стыдно. Можете верить, можете нет, но, попав в этот замок, я изменилась, родилась заново. Осознала, проанализировала и исправилась. Сейчас вы мне все-таки не верите — я вижу это по выпяченному подбородку и скептическому оскалу, — но я докажу, что говорю правду, пусть у меня на это уйдет целая вечность!

Даже я себе поверила.

— Четыре дня.

— Что?

— У тебя нет вечности, принцесса, лишь четыре дня. — Он подался вперед и лязгнул зубами. — Так что советую начать доказывать прямо сейчас.

У меня ноги подкосились: что значит «четыре дня»? Дракон уже отвернулся и направился к лестнице. Я бросилась его догонять.

— Погодите, господин Кроверус, что вы имели в виду под четырьмя днями?

— Не думала же ты, что останешься здесь навсегда? Как ты совершенно справедливо заметила, в этом доме не чувствуется женской руки. Ее и не будет.

— Даже моей?

— Твоей особенно. Разве что отдельно от тебя.

Все эти ответы он бросал на ходу, поднимаясь наверх.

Вот тут я разозлилась. Протиснулась сбоку, обогнула его и решительно перегородила дорогу.

— Значит, вы на мне не женитесь?

Кроверус остановился, откинул голову и расхохотался. Потом резко прекратил смеяться, отодвинул меня и продолжил путь.

Вы даже не представляете, как было обидно! Нет, разумеется, я не горела желанием стать госпожой Кроверус, но неприятно, когда смеются в лицо на предложение руки и сердца.

— Значит, съедите? — допытывалась я, следуя по пятам. Предпочитаю знать правду, пусть и ужасную, чем мучиться от безвестности.

Снова молчание.

— Ответьте, прошу! Держать меня в неведении чересчур жестоко, даже для вас!

— Четыре дня, принцесса. И не советую злить меня.

— Четыре дня? Да это же целая жизнь!

— Пять минут назад ты собиралась слушаться меня целую вечность. Однако мне нравится твоя версия покорности: так свежо и нетривиально.

— Но…

— Довольно, — в голосе прорезалось шипение. Он остановился и схватил меня за локоть. — Иначе у тебя может не быть даже этих дней, и если попытаешься… что с тобой?

— У… у… у меня а-а-аллергия! А-а-аапчхи-и-и-и!!! — Два из трех огоньков погасли. Лучше бы погасли все три, чтобы я не видела выражения его лица.

* * *

В трапезную мы не вернулись. Не дойдя одного пролета до верхней площадки, свернули в боковой проход. Все это время дракон тащил меня за локоть. Я семенила сбоку кротко, как мышка, наслаждаясь прохладой в щеках, и то и дело щупая языком зубы. Во рту после пальца марципановой принцессы остался чем-то знакомый привкус, вернее, аромат. Вскоре я поняла, что именно он напоминает: похожий витал в пещере, куда меня водил Орест, — аромат магии. Ну, конечно! Марципановую основу закрепили магией, иначе муляжи давно бы растаяли или заплесневели в условиях подземелья.

За время пути глаза успели более-менее привыкнуть к темноте, и, когда Кроверус остановился, я различила в стене тонкую арку света. Дракон провел ногтем по преграде. От царапины побежала искристая змейка и сложилась в рисунок дракона. Он рыкнул, вспыхнул и погас. Дверь отворилась.

В лицо дохнуло теплом и чем-то неуловимо-кисловатым. Мы очутились в просторном помещении, бывшем не чем иным, как библиотекой. Шикарной библиотекой — из тех, где можно найти любую информацию по любой теме, а можно всерьез заблудиться в лабиринте стеллажей. Воздух здесь тоже отличался от других комнат. Очевидно, в помещении поддерживали определенные температуру и влажность для лучшей сохранности книг. От стеллажа к стеллажу тянулись железные рельсы, предназначенные для передвижных лестниц.

Кроверус пересек залу и вошел в смежную. Она уступала предыдущей размерами, но превосходила пестротой корешков. На полках помещались свитки, толстенные талмуды, тетради, грифельные дощечки, глиняные таблички, стеклянные книги, пергаментные, каменные, в обложках и без, с тиснением и позолотой и совсем простые.

Дракон обвел рукой помещение.

— Знаешь, что здесь?

— Книги? — рискнула предположить я.

— Открой любую…

Я подошла к ближайшему стеллажу и вытащила наугад. На обложке счастливая дева держала под мышкой курицу.

— Принцесса и вещая курица… — прочитала я вслух.

Дракон жестом предложил мне ознакомиться со следующей. Я вернула томик на место и потянулась к пергаментной трубочке, сняла ленту и взглянула на название: «Принцесса и старый хрыч».

Потом к потемневшему от времени фолианту, и к маленькой серебряной книжечке размером с пудреницу, и к стопке пожелтевших листов, скрепленных суровой нитью. Я просматривала названия одно за другим:

«Принцесса-разбойница».

«Принцесса-с-пальчик».

«Принцесса против двенадцати братьев».

«Неблагодарная принцесса».

«Принцесса и стеклянный ящик».

«Волосатая принцесса».

Помимо сборников сказок, тут были очерки, психологические исследования, отчеты, философские трактаты, наблюдения, классификации. И вся эта богатейшая коллекция препарировала одну-единственную тему.

— Они… о принцессах? — я не могла скрыть изумления. — Все до единой?

Дракон кивнул.

— Собраны предыдущими поколениями моей семьи в помощь потомкам. Теперь понимаешь, что все твои уловки бесполезны? Я тоже подготовился к встрече.

Я представила, как он вечерами листает сказку про волосатую принцессу, попивая какао и закусывая змеиной головой.

— Никаких уловок, господин Кроверус, я вам еще в подвале сказала, что…

— А вот этот прием хорошо описан в подборках на стеллажах № 6, 15 и 94.

Я открыла рот. Я закрыла рот.

— И последнее, принцесса, — он щелкнул пальцами, — ты когда-нибудь слышала про «Драконий синдром»?

Я помотала головой.

— Наверняка весь этот антураж кажется тебе романтичным: разные расы, похищение, уединенный замок посреди моря и прочая чушь. Поэтому сразу предупреждаю: не нужно питать романтических иллюзий и чувств.

— К кому? — удивилась я, мысленно перебирая обитателей замка.

— Ко мне, конечно.

С ответом я не нашлась, только вытаращилась. Дракон чуть отодвинулся.

— Надеюсь, этого уже не произошло?

Я разлепила губы, чихнула и прогнусавила:

— Дет.

— Хорошо. Эти четыре дня думай исключительно о послушании и настраивайся на покорность. — Он отвернулся и направился к выходу. Перед стеллажом со стеклянными книгами помедлил. — И сделай что-нибудь со своей аллергией. В среду вечером ты должна выглядеть хотя бы… сносно.

В зеркале корешков отражались мы оба. Прекрасный дракон и я. Лучшей моей частью по-прежнему было платье. Интересно, почему ему так важно, чтобы я прилично выглядела?

У выхода из библиотеки нас уже поджидал Хоррибл. Кроверус велел ему отвести меня обратно и поспешил раствориться в паутине коридоров.

— Готовы вернуться в башню, принцесса? — спросил слуга, подавая руку.

— А у меня есть выбор?

— Нет, — признался он.

Я вздохнула и приняла руку.

— Тогда оставим церемонии.

Первую атаку я предприняла, как только убедилась, что дракон ушел окончательно.

— Вы ведь знаете, что произойдет через четыре дня, правда?

 

ГЛАВА 8

Про секреты послушания и крем с неожиданным эффектом

Хоррибл отвел глаза.

— Почему нельзя мне сказать? Что за великая тайна?

— Не тайна, принцесса, просто…

— Вы же сами сказали, что нет смысла что-то от меня скрывать, — настаивала я. — Кому я здесь расскажу? Ну, пожалуйста, господин Хоррибл!

— Я… не могу, — выдохнул он.

Я остановилась и сжала его руки.

— Можете. Одним лишь словом, полунамеком вы снимете с моей души огромную тяжесть.

— Но я правда не могу! — возразил он.

— Как это?

— А вот так, — слуга потер горло, оглядел пустынный коридор и сказал: — Через четыре дня… — я подалась вперед, готовая ловить каждое слово, — утки полетят в Страну пасхальных сусликов задом наперед, потому что Алиса уже пролила маслице.

Я отпустила его руки и отступила на шаг.

— Э-э… спасибо, что приоткрыли завесу тайны, пожалуй, мне лучше поскорее подняться к себе.

Хоррибл сделал движение ко мне, размахивая руками и волнуясь все больше.

— Нет, я не то хотел сказать.

— Уверены? Потому что прозвучало вполне определенно. — Он одарил меня сердитым взглядом. — Ну, хорошо, может, попробуете еще раз?

Хоррибл кивнул и неуверенно начал:

— Через три дня… — а потом слова снова полетели, как стрелы из арбалета, торопясь выстроиться в лишенную смысла фразу, — селезень проглотит солнце, приняв его за шарик мороженого в кофе.

Я отодвинулась еще немного.

— Хм. Спорное утверждение. А при чем тут я?

— Да ни при чем совершенно! Теперь понимаете?

— Что я должна… — Я запнулась и пораженно докончила: — То есть вы в прямом смысле не можете мне сказать? Он запретил вам, как до этого запретил разговаривать мне?

На лице слуги отразилось радостное облегчение.

— Да! И всем остальным тоже.

— То есть ни Рэймус, ни Атрос…

— Нет, — покачал головой Хоррибл. — Им тоже велено молчать. А при попытке рассказать… вы уже слышали, что из этого вышло.

— Хм, значит, причина не в особой власти надо мной. Это или природный дар, хотя я не знала, что драконы обладают таким, впрочем, я вообще мало что о них знала, или же какой-то магический трюк… — Я и не заметила, как начала рассуждать вслух. — Жаль, вы не можете мне сказать, что это и…

— Почему не могу?

— Как? — поперхнулась я.

— Этого хозяин не запретил.

— Не томите же! — Я подскочила к слуге и схватила его за плечи.

— Голосовая микстура, — пояснил он, мягко высвобождаясь, и подставил локоть.

Я уцепилась за него, и мы продолжили путь.

— Что еще за голосовая микстура?

— Неужто вы о ней ничего не знаете? Довольно громкое было дело…

— Какое дело?

— Вы когда-нибудь слышали о некоей предсказательнице по имени Вещая Каладрия? В народе ее еще называют…

— Вещая Булочка… — выдохнула я.

— Так вы ее знаете?

— Шапочное знакомство. Прошу, продолжайте. — Я сжала пальцы в кулак, чтобы унять дрожь.

— Так вот, микстура «Слушаю и повинуюсь» — ее производства.

— А у Вещей Булочки есть производство?

— Было. Видите ли, — Хоррибл кинул быстрый взгляд по сторонам и понизил голос: — Указанные в ее лицензии прямые обязанности, как-то: ворожба, гадание и изречение разного рода предсказаний и пророчеств, являлось всего-навсего легальным прикрытием для других делишек. — На этом слове его глаза азартно блеснули. — Основной заработок шел с серого рынка. По мелочам она не разменивалась, занималась только элитными заказами — доставала или изготавливала в подпольных условиях то, что так просто не купишь в мастерской гнома или лавке магических товаров. Нетрудно догадаться, что это было: бородавки с носа ведьмы для черных ритуалов, рог единорога, амулеты из растолченных хрустальных туфелек Сами-Знаете-Кого — для привлечения принцев, вода из подземного магического озера…

«Свечные огарки».

— …Но попалась она в итоге на сущей ерунде: варежки с новыми линиями жизни.

— Перчатки, — машинально поправила я.

— Может, и перчатки, — согласился слуга. — Суть в том, что после этого ее лишили лицензии. Наверняка дело удалось бы замять, но, говорят, ситуацию продавил герцог, пострадавший от некачественного волосяного зелья. Новообретенная шевелюра исчезла аккурат в тот момент, когда он делал предложение руки и сердца одной хорошенькой графине. Во всем виновата романтика, — вздохнул слуга.

— А она-то здесь при чем?

— Тот герцог сделал все, как полагается: встал на колено и прочее. В итоге лысина размером с озеро образовалась прямо у девицы на глазах, пока он изливал чувства.

Я пожала плечами:

— Я бы на месте того герцога поблагодарила вещунью. Так что с голосовой микстурой?

— Тут все просто: пьешь и отдаешь приказ. Тот, на кого он направлен, вынужден подчиняться.

— Как долго?

— Вечно. В теории. Или пока не отменят приказ. На деле действие любого через месяц-полтора прекращается. — Слуга сокрушенно поцокал. — На упаковке, разумеется, было написано что-то вроде: «Твой вечный раб!»

Слава недобросовестным производителям!

— А на сколько приказов хватает одной порции?

— Примерно на десять — пятнадцать, в зависимости от сложности задачи.

— И господин Кроверус, конечно, постоянно пополняет запасы микстуры?

— Увы, после всей шумихи Вещая Каладрия ушла в глубокое подполье. Однако господин Мартинчик пообещал во что бы то ни стало достать новое в самые кратчайшие сроки. Не сомневаюсь, что ему это удастся.

Я тоже, поэтому крайне важно, чтобы ко мне микстура попала раньше, чем к Кроверусу. В голове начал намечаться план.

Мы остановились на верхней площадке башни, Хоррибл исполнил на двери танец костяшек, и она послушно отворилась.

Слуга посторонился, пропуская меня. Комната показалась холодной и неуютной, несмотря на потрескивающий камин. Лунный свет струился в единственное оконце, разбиваясь о чугунные розы решетки и оставляя на полу серебристый узор.

— Доброй ночи, принцесса.

Я обернулась.

— Как, вы уходите?

— Уже поздно, вам пора отдыхать. И вот еще, — он скользнул взглядом по моему лицу и потупился, — я взял на себя смелость оставить кое-что для вас на столе.

И, прежде чем я успела спросить, что именно, закрыл дверь.

Вообще-то меня ждало целых два сюрприза. Но первым делом я пересекла комнату, взяла со стола плоскую жестяную коробочку и покрутила. Сбоку была аккуратно приклеена этикетка.

«Мазь от всех видов сыпи, язв и прыщей волшебного и естественного происхождения». И ниже меленькими буквами, от руки: «Народныя рецепт бабки Феоклании».

Что ж, крем от сыпи не тот подарок, о котором мечтает каждая девушка, но сейчас он был как нельзя кстати, и я мысленно поблагодарила слугу.

Второй радостной вестью стала эмалированная ванна, появившаяся рядом с камином. Вода распространяла пар и дивный аромат мелиссы и ландыша. На кровати на бархатном покрывале лежала старомодная ночнушка — с длинными свободными рукавами, присборенными на запястьях, неимоверным количеством кружева, рюшечек и оборочек. На подушке покоился чепец. Его я проигнорировала, а вот сорочку повесила поближе к месту купания.

Быстро скинув платье (завтра попрошу Хоррибла заказать сменное, а это вернуть в магазин), шагнула к чану, чувствуя, как бегут мурашки от контраста холодного каменного пола и жара очага, и опустилась в воду. Принятие теплой ароматной ванны рядом с камином после всех треволнений оказалось таким наслаждением, что я чуть не заснула прямо там. Спустя четверть часа, нехотя покончив с водной процедурой, вылезла, воспользовалась пушистым полотенцем с гербом-дракончиком и натянула похрустывающую сорочку. Ткань упала до самого пола, прикрыв пальцы ног.

Я собрала волосы на затылке и завязала в узел. Вернулась к столу, открутила крышку баночки и чуть встряхнула ее. Внутри колыхнулась беловатая масса, похожая на сметану. Она и пахла, как сметана.

Ну, была не была!

Я приблизилась к зеркалу, в этой ночнушке похожая на привидение, и на всякий случай еще раз постучала:

— Эй, Озриэль, Орест, вы меня слышите?..

Никто не ответил. Я вздохнула, зачерпнула горсть мази и шмякнула сперва на правую, а потом на левую щеку. Отложила баночку, в которой осталось меньше половины, и старательно размазала крем по лицу. Он почему-то не впитывался. Сходство с призраком стало окончательным. Средство действовало на кожу успокаивающе, но зуд, снова усилившийся после возвращения в комнату, не прошел. Что ж, наверное, нужно время, чтобы оно подействовало. Вот завтра и проверим, какова истинная цена народным рецептам.

Я завинтила крышку, вернула баночку на стол и забралась в кровать. Отчаянно хотелось кого-нибудь обнять, и я вспомнила про крысу-пуфик. Но он мало того что снова обзавелся хвостом, так еще и попискивал. Обивка смутно напоминала шкурку. Я перевернулась на бок и закрыла глаза. В запасе у меня всего четыре дня, а единственный пришедший в голову план зависел от того, успеют ли за это время доставить голосовую микстуру. Это и планом-то нельзя назвать, ведь я фактически ни на что не могу повлиять…

Сглотнув ком в горле, я мысленно пожелала спокойной ночи Магнусу, Озриэлю, Эмилии, Индрику, мадам Гортензии и всем-всем друзьям, оставшимся в Затерянном королевстве. Заснула на имени Робина, и последней связной мыслью было: щеки все равно чешутся, дурите волшебный народ, бабуля…

* * *

Проснулась оттого, что у меня ничего не чесалось. Точно так, бывает, пробуждаешься, если шум, при котором засыпал, резко прекращается. По щеке разливалась благостная прохлада, но почему-то только по одной. Я мурлыкнула от удовольствия и повернула голову, подставив под прохладу вторую. Сразу обе не получалось. Уже готовясь снова провалиться в сон, почувствовала, что постель стала слишком жесткой и холодной. Ступни совсем заледенели, а в плечо что-то больно упиралось. Да и сидеть как-то неудобно. Стоп. Почему сидеть?

Я распахнула глаза и вскрикнула, обнаружив, что нахожусь не в кровати и даже не у себя в комнате. Тут же зажала рот ладошкой. Повернулась и дотронулась пальцем до стены, к которой только что прижималась. На ней остался кремовый след в форме щеки и пустотой на месте правого глаза. Что я делаю в коридоре? Как умудрилась выбраться из башни? Напрашивался один вывод: я хожу во сне. Но я же не знаю запирающее заклинание! Неужели вспомнила его в сонном состоянии? Не иначе…

Следующее, что я поняла: стена гладкая на ощупь и почему-то деревянная. А в плечо упирается не что иное, как бронзовая ручка. Дверная. С барельефом дракона. Я подняла глаза и, чуть дыша, отползла от двери. Больше на ней не было никаких опознавательных знаков или табличек вроде: «Стой, а то испепелю!» — но я точно знала, кто за ней. Как, во имя всех сказок мира, я очутилась у покоев Якула Кроверуса?!

Изнутри не доносилось ни звука. Мне было бы легче, если бы он выводил рулады храпом, а вот такая тишина…

Я осторожно выпрямилась и на цыпочках поспешила прочь. Свернула в конце коридора, чуть не упала, запутавшись в подоле, и подхватила его, чтобы удобнее было бежать. Ночнушка сползла на одно плечо. Сейчас мне только горящего канделябра и воющего на луну волка не хватало. А во всем остальном: ночной замок, перепуганная принцесса — и неоткуда ждать помощи…

— Вам помочь?

Этот вопрос не радует, если его задает призрак.

Атрос стоял, облокотившись о стену и поигрывая флягой на боку. Точнее, он, конечно, не облокачивался, а просто так стоял.

— Э-э, нет, благодарю, это ни к чему…

Я обошла его и остановилась на перекрестке коридоров, поочередно вглядываясь в каждый из чернеющих проемов и понятия не имея, где нахожусь. Если не успею вернуться в башню к рассвету и Хоррибл обнаружит утром лишь пустую комнату с остывшей ванной… то лучше не додумывать, что будет дальше.

— Уверены? А мне показалось, вы заблудились.

Атрос дунул мне в ухо, и я взвизгнула от неожиданности.

— Вы совершенно беспардонный призрак! Неужели смерть вас ничему не научила?

— О, как раз наоборот: научила, что надо было оттягиваться при жизни.

Я вспомнила красотку дракониху с картины, светящуюся буйволиную голову и скабрезные словечки, проскальзывавшие в беседе с Хорриблом.

— Думаю, вы и при жизни не слишком скучали.

— Что верно, то верно, принцесса, — подмигнул он. — Ну, так как, примете помощь от беспардонного призрака? — Поскольку я заколебалась, добавил: — Но я пойму, если вы предпочтете самостоятельно проверить все триста пятнадцать коридоров этого замка.

— Ведите, — вздохнула я и добавила: — Пожалуйста.

Я ухватилась за подставленный призрачный локоть (скрючила пальцы в воздухе), и мы двинулись вперед.

 

ГЛАВА 9

Про мужскую напористость и женскую ревность

Чем дальше мы отходили, тем сильнее зудели щеки и нос. Я постаралась не обращать на это внимания. Не хотелось думать, что дверь Кроверуса справилась с тем, с чем не справился крем бабки Феоклании.

— Этот наряд вам больше идет.

— Это ночнушка.

— И я о том же.

— Вы не спросите, как я здесь очутилась?

— Разве это не очевидно? Вы ходили во сне.

— Вы никому об этом не скажете? Ни господину Кроверусу, ни Хорриблу, никому-никому? — я постаралась, чтобы звучало не очень умоляюще.

Он остановился и ударил себя кулаками в грудь.

— Разве старина Атрос похож на стукача?

— Нет, конечно, нет! — обрадовалась я. — Как я могла подумать, что такой бескорыстный призрак, как вы, это сделает.

Он снова ударил себя в грудь:

— Разве старина Атрос похож на бескорыстного?

Я отодвинулась и сухо осведомилась:

— Что вы хотите этим сказать?

— От слов к делу, — восхитился он. — Вот это принцесса! Тоже не любишь тратить время на пустые разговоры, а?

Он многозначительно подмигнул, придвинулся ближе и обнял меня за талию. Я попятилась и прошла сквозь его руку.

— Что вы себе позволяете!

— Все, что ты позволишь, принцесса. — Он оглядел меня. — Из тебя получилось бы отличное привидение!

— Я… я… я…

Я поверить не могла, что ко мне пристает призрак.

— Так как насчет стр-р-р-р-растного поцелуя? — Он заломил охотничий берет.

— Вы с ума сошли?

— Я умер, — поправил Атрос. — Так что для этого уже поздновато. Но такая принцесса, как ты, любого сведет с ума! Итак, для справки: до башни еще семнадцать пролетов, пятьсот шестнадцать ступеней и двадцать пять коридоров.

— Вы шантажист.

— Я призрак.

— У вас на все одна отговорка.

Он снял с пояса флягу и, ничуть не стесняясь, отхлебнул. Качнул в мою сторону.

— Будешь?

— Я не могу с вами целоваться, — отрезала я, проигнорировав вопрос. — У меня есть жених, Суженый, если уж на то пошло. Моя судьба, нареченный. Пусть у него и нет аллергии на фисташки, но он совершенно замечательный, и мы безумно любим друг друга!

— Прямо-таки безумно? — уточнил Атрос.

— Да! И он совсем скоро придет сюда…

— Приплывет.

— Приплывет…

— Или прилетит.

— Неважно, — вскипела я, — он сюда доберется, спасет меня, женится…

— Обязанность всех спасителей.

— И мы будем жить долго и счастливо! — заорала я.

— Я и не собираюсь отнимать его право.

— Но вы ведь только что сказали…

— Я не предлагал жениться, — пояснил Атрос. — У нас бы все равно ничего не вышло: я призрак, а ты принцесса. И тебе сколько: пятнадцать, двенадцать? Уже разучился различать возраст.

— Семнадцать.

— Вот видишь: а мне четыреста одиннадцать.

— То есть вы в любом случае не хотели бы на мне жениться?

— Нет, можешь быть спокойна.

Я постояла минутку, а потом расплакалась. Дважды за сутки мне отказали.

— Что с тобой? — испугался Атрос.

— Никто не хочет брать меня в же-е-е-ены, — ревела я, размазывая остатки крема по лицу. — Ни дракон, ни даже при-и-и-зрак. Что со мной не так?

— Твой жених хочет.

— Хочет, — всхлипнула я, — но не может.

— Это еще почему?

— Нас пристрелило дружбой, и теперь мы даже целоваться не можем! Почему все — сначала Рудольфо, теперь вы — делают такие вот предложения, а жениться никто не хочет?

— Кто такой Рудольфо?

Я резко прекратила плакать, осененная ужасной догадкой.

— Я похожа на порочную женщину?

Призрак окинул меня взглядом знатока, дотронулся до ночнушки, и, вот ведь чудо, она сползла с плеча. Еще раз критически оглядел и с сожалением заключил:

— Нет, даже так не похожа.

Я не знала, радоваться или горевать, что непривлекательна даже этим.

— Тогда в чем дело?

— Просто такие парни, как я, встречаются чаще, чем такие, как твой жених. — Он порылся в кармане, вытащил платок и промокнул мне глаза. По векам пробежал холодок, и слезы высохли.

— Вы стирали его четыреста лет назад?

— Я его никогда не стирал.

— О. Ясно.

Он снова подставил руку кренделем, и я ответила недоверчивым взглядом.

— Но…

— Ты ведь не передумала насчет теплой постельки? До рассвета еще почти три часа. Конечно, если хочешь встретить утро на коврике перед дверью хозяина…

— Нет-нет, я уже соскучилась по своей розовой башенке и уютной розовой постельке.

По пути нам попалась галерея, полная горгулий.

— Жуть, — не удержалась я.

— Хозяин собирает.

— Какой оригинальный и тонкий вкус, — поправилась я.

Со всех сторон на нас пялились, косились и беззвучно рычали существа с раскинутыми для полета перепончатыми крыльями и короткими мускулистыми лапами. Кое-где на пьедесталах остались глубокие борозды от когтей — надо же, как добросовестно скульптор подошел к делу! Была даже парная композиция: две горгульи слились в неуклюжем танце.

— Коллекционное издание, — обронил Атрос и посторонился, пропуская меня в коридор.

— А стреляли из лука? — спросил он, снова пристраиваясь сбоку.

— В кого? — не поняла я.

— Ты сказала, что тебя и твоего мальца придружбило.

— А… нет, из арбалета, какого-то особенного ифритского. Озриэль сказал, что из него можно стрелять любыми заклинаниями, подходящими по калибру, но в тот раз он был заряжен стрелами дружбы. — Я вздохнула.

— И этот твой Озриэль умер?

— Нет, конечно! — вскричала я. — Даже не вздумайте такое говорить!

— Так в чем проблема?

— Как в чем? Я ведь вам только что сказала: стрела пронзила нас, и…

— В мои времена в случае ранения ты либо умирал, либо стрелу вытаскивали, и ты кутил дальше. Поскольку вы оба живы, не вижу проблемы.

— Мы вытащили стрелу, но заклятие осталось.

— Я так понимаю, стрела была магическая?

Я вспомнила черный дымок, рассеявшийся в воздухе.

— Да…

— Также мой опыт, — Атрос резко разорвал рубашку на своей груди, и я вскрикнула, — показывает, что иногда от стрел в ранах остаются щепки.

Я осторожно коснулась круглого, давно затянувшегося шрама, и воздух вокруг него колыхнулся молочно-белым паром. Призрак запахнул лоскуты рубахи и как ни в чем не бывало продолжил путь.

— Хотите сказать, что во мне или в Озриэле… или в нас обоих могли остаться магические щепки, которые мешают нам стать больше, чем друзьями?

— Да, — просто кивнул Атрос.

Во мне начала разгораться надежда.

— А как в ваши времена доставали такие щепки? — спросила я срывающимся от волнения голосом.

— Обыкновенно: щипцами.

— То есть если стрела магическая, то нужны…

— Магические щипцы.

— А где такие достать?!

— Понятия не имею.

— Но вы про такие слышали?

— Нет, но ничто не ново под луной. — Призрак остановился и снова отхлебнул из фляги.

— И что это значит?

— Может, ты выйдешь из моего рома?

— Простите. — Я сделала шаг назад, и он, глотнув последний раз, завинтил крышку. Наверное, содержимое бутыли никогда не заканчивается — должны же быть у призраков хоть какие-то преимущества.

— Это значит, что если сие пришло в голову нам, то кому-то это пришло в голову еще раньше, и этот кто-то уже нагревает на идейке… — Он многозначительно потряс кошелем на поясе. Нахмурился, снова потряс, потом вздохнул. — Ладно, в общем, представь, что он бренчал.

Мы как раз поднялись в башню и остановились перед моей дверью. Я принялась в волнении кружить по пятачку.

— Получается, все, что нужно, это найти лавку, где продаются магические щипцы…

— Я бы на твоем месте не рассчитывал на первую попавшуюся волшебную барахолку.

— …Или мастера, который возьмется за столь эксклюзивный заказ.

От следующей мысли я чуть не задохнулась, ночнушка вмиг стала тесной.

«… доставала или изготавливала в подпольных условиях то, что так просто не купишь в мастерской гнома или лавке магических товаров».

Так сказал Хоррибл! Теперь я знаю, кто сумеет помочь! Мир вновь обрел краски, запахи, вкус и надежду. Я почувствовала себя как узник, обреченный киснуть в мрачной камере, перед носом которого вдруг открылась радужная дверца с надписью: «Выйди через меня».

Я подскочила к Атросу и поцеловала его в щетинистую щеку. Губы ощутили только холодок.

— Спасибо! Спасибо-преспасибо вам!

— Не за что, принцесса, — он машинально потер щеку и взглянул на ладонь. — В прямом смысле: это знание тебе не пригодится. Ты никогда не выберешься отсюда, а твой возлюбленный друг в жизни не попадет сюда, уж извини.

— Это неважно, — ответила я, едва сдерживая улыбку. Пусть Атрос и дальше так думает, ни к чему давать Кроверусу пищу для подозрений. — Просто знайте, что вы мне очень и очень помогли. Я ваша должница.

— Хорошо, что ты это понимаешь, — подмигнул он.

Ну что за неугомонный призрак! Я вздохнула, наклонилась вперед, вытянула губы трубочкой и зажмурилась. Холодка на губах не почувствовала, зато сползшая с плеча ночнушка вернулась на место. Я удивленно открыла глаза и увидела, что Атрос поправляет рюшечку.

— Как-нибудь в другой раз, принцесса.

В голосе почудилась грусть. Я решилась озвучить мысль, пришедшую в голову еще в пути.

— Вы именно так и умерли, — я осторожно указала на круглый шрам под лентами рубахи, — от стрелы? — Тон постаралась выбрать поделикатнее — вдруг Атросу неприятно вспоминать собственную кончину?

Он, против ожидания, приободрился:

— Не, это тут ни при чем. Умер я классически.

— А есть такая смерть?

— Сломал шею на охоте, — пояснил он.

— Мне… жаль.

— А вот мне нет, не самый худший конец: после отменного обеда, под веселые крики друзей, лицо горит от ветра, и какой здоровенный был тот кабанище, ты бы видела! — Он широко расставил руки. — Из всего можно извлечь урок.

— Даже из смерти?

— Из нее особенно. Очнувшись призраком, я понял, чего ни в коем случае не следовало делать. — Он снова задумчиво провел по щетине.

— Садиться на лошадь пьяным?

— Выходить из дома, не побрившись. Жаль, уже не исправишь. Ты до рассвета собираешься тут торчать или все-таки пойдешь спать?

— Пойду… если вы меня пустите.

Наяву я совершенно не помнила того, что знала во сне.

— Ах да, код. — Атрос встал сбоку и продиктовал комбинацию. Я повторила все в точности, и дверь отворилась.

— Не слишком-то радуйся, принцесса, — предупредил он напоследок. — Завтра я скажу Хорриблу, чтоб внес изменения в запирающее заклятие.

— Даже не собиралась, — пропыхтела я, досадуя, что призрак оказался не так-то прост. — А насчет…

— По поводу ночной прогулки не беспокойся, это будет наш маленький секрет.

Я благодарно кивнула и закрыла дверь. Широко зевнула и побрела к кровати, мысленно уже заворачиваясь в одеяло. Небо за окном начало светлеть, возвещая приближение рассвета. На полпути к цели меня окликнули: «Эй, принцесса!»

* * *

Кажется, я напрочь утратила способность удивляться и пугаться, потому что даже не вздрогнула. Повертела головой, убедилась, что в комнате больше никого и, списав все на усталость, продолжила путь. Но тут голос уже с явной примесью раздражения произнес:

— Я здесь. Нет, еще немного правее.

Я крутанулась на пятках и уставилась на стену, где висела большая картина с изображением пасущихся на лугу овечек и спящего под деревом пастуха. Сейчас животные встревоженно носились по полотну, а в самой гуще стада стояла дракониха с картины в коридоре. Она брезгливо придерживала юбку и ждала, пока путь освободится. Так и не дождавшись, отпихнула ближайшую овцу — та умчалась прочь, испуганно блея, — подошла к самому краю рамы и поманила меня.

— Что вы здесь делаете? — удивилась я. — Это не ваша картина.

— На одно слово, принцесса.

— Слушайте, а это не может подождать до утра? Я так устала, всего пару часиков посплю и…

— Нет, — отрезала она.

Я бросила тоскливый взгляд на кровать, так и манящую зарыться в перину, вздохнула и подошла к полотну.

— Ближе.

Я повиновалась.

— БЛИЖЕ.

Еще полшажка.

Внезапно она схватила меня за волосы, притянула к самой картине и прорычала:

— Где это ты всю ночь шлялась? А ну, отвечай!

— Отпустите! Что вы делаете? — Я дергалась, безуспешно пытаясь высвободить волосы. Увидев, что они испачканы масляной краской, простонала: — Я ведь только-только голову помыла…

Но дракониха лишь крепче вцепилась.

— Признайся, ты на него глаз положила, едва порог переступив?!

— Вы о ком? Сдался мне ваш дракон!

— При чем тут Якул? Я об Атросе.

— А Атрос тут при чем?

— Нет, вы только поглядите! — всплеснула свободной рукой дракониха. Не знаю, к кому она обращалась: на рисованной полянке были лишь овцы (спящий пастух не в счет), а в комнате только я. — Еще и святую невинность из себя строит. Да ты посмотри на себя, во что одета, распутница!

— Это ночнушка, — запротестовала я и тут же вскрикнула, потому что она намотала волосы на кулак и с силой дернула.

— Еще станешь отрицать, что таскалась с ним всю ночь по замку и соблазняла самым бесстыдным образом?

— Конечно, стану! Точнее я таскалась, но не соблазняла. — Тут сорочка, как назло, снова сползла с плеча.

Дракониха с меня чуть скальп не сняла.

— Пустите, — взвыла я.

— И что такого он тебе там нашептывал, а, пташка-принцесса? О чем секретничали? Или, может, сразу перешли к делу, не стали тратить времени на болтовню?

Наверное, будь я чуть менее уставшей и запуганной, не нашлась, что ответить. Но я как раз достигла того состояния, когда в голову приходят самые безумные идеи. Меня осенило.

— О вас!

— Что?

— Мы все это время говорили о ваших с ним отношениях.

— Ты лжешь!

— Вовсе нет. Господин Атрос ужасно переживает, что вам приходится скрывать их.

Хватка чуть ослабла. Вывернув голову так, что заскрипели веки, я увидела, как скептицизм на лице драконихи сменился неуверенностью.

— Он прямо так и сказал: отношения?

— Разумеется! Вы же не думали, что он всего лишь легкомысленный призрак, который пользуется ситуацией, пристает к каждой особе женского пола и всячески избегает ответственности?

Волосы высвободились еще на полдюйма.

— Нет, естественно, нет, я и помыслить не могла, что… но постой-ка, с чего это он вдруг разоткровенничался именно с тобой? — В голосе опять начала прорезаться подозрительность, и я поспешила ее рассеять.

— А с кем еще: с Хорриблом? Или с Рэймусом? — Даже смешок выдавила.

Кажется, подействовало.

— Так о чем конкретно он говорил? Выкладывай все начистоту, принцесса, и не вздумай что-то утаить или переврать.

— Зачем мне это? — обиделась я. — А. сказал он следующее: о, Ливи, я так счастлив, что в этом мрачном, отгороженном от остального мира и затерянном посреди бескрайнего моря замке появилась добрая девушка с чутким сердцем, способная проникнуться сочувствием к несчастным влюбленным (кстати, мне было бы проще вспоминать детали, если бы вы чуть ослабили хватку. Ладно-ладно, это так, к слову). В общем, Ливи, сказал он, я неимоверно страдаю, оттого что мне и моей драгоценной, несравненной, обожаемой…

Тут я сообразила, что не знаю имени драконихи, но она сама выручила, подсказав:

— Данжерозе…

— …Данжерозе приходится видеться тайком, красть эти минуты наслаждения из-под носа брюзжащего Хоррибла. Ведь если Якул Кроверус узнает о наших встречах… — Последнее было всего лишь предположением, но по тому, как побледнела Данжероза, я поняла, что попала в точку.

— Нет-нет, он ни в коем случае не должен узнать! — воскликнула она.

— Господин Атрос сказал то же самое и добавил: пусть я призрак, и мне четыреста одиннадцать лет…

— Все-таки комплексует из-за того, что я старше.

— …Но я влюблен, как мальчишка, и готов пойти на риск, лишь бы видеться с ней чаще.

Дракониха наконец выпустила мои волосы, и я с облегчением потерла голову. А волосы все-таки придется мыть заново.

— О, Атти! — она умиленно прижала кулачки к груди и тут же требовательно добавила: — И что ты на это ответила?

— Что, кажется, знаю, как вам помочь.

— Правда?

Я кивнула и выразительно посмотрела по сторонам. Данжероза тоже воровато оглянулась на дрыхнущего пастуха и заправила локон за ухо, приготовившись слушать. Я придвинула губы вплотную к холсту, прикрылась сбоку ладошкой и рассказала ей только что составленный план.

Когда я закончила, она отодвинулась. Глаза радостно сверкали, но в них все еще сквозила легкая неуверенность.

— Думаешь, получится?

— Надеюсь.

— И ты правда сделаешь это ради нас, принцесса?

— Еще бы, — решительно кивнула я.

— Почему?

— Просто господин Атрос не ошибся, разглядев во мне добрую девушку с чутким сердцем, способную проникнуться сочувствием к несчастным влюбленным.

Последнее облачко сомнения рассеялось на челе ревнивицы. Она ухмыльнулась, вскинула подбородок и подбоченилась.

— А в тебе что-то есть. Надеюсь, я тебя не слишком… — Она указала на мои волосы.

— Что вы, пустяки, — отмахнулась я. — Мне даже нравятся эти зеленые пряди — так необычно…

Дракониха повела плечами.

— Значит, без четверти два?

— И ни минутой позже. — Она хотела уйти, но я вспомнила еще одну вещь. — Погодите, Данжероза!

— Да?

— Что будет через четыре дня? Что должно случиться в среду?

— Тебе не хватило пояснений Хоррибла? Хочешь услышать про зеленые грибы на березе или вроде того? — усмехнулась она.

— Нет, — я запнулась, — просто решила, что на картинного призрака приказ может не распространяться…

— Он распространяется на всех без исключения, — отрезала дракониха. — И я, к твоему сведению, полтергейст.

— Хорошо, тогда другой вопрос: почему господин Кроверус вне дома носит маску?

Она внезапно расхохоталась. Отсмеявшись, покачала головой.

— Понятия не имею. В первый раз нацепил с год назад, и вот с тех пор повелось. Откуда эта блажь, даже не представляю. И если допрос окончен, то мне пора.

Красиво взметнув ворох юбок, она направилась в глубь картины — туда, где меж холмами вилась дорога. Когда проходила мимо пастуха, тот очнулся, захлопал глазами и, вскочив на ноги, что-то прокричал, видимо, поинтересовался, что она здесь делает.

— Сам не видишь, осел? — заорала дракониха. — Собирала твоих овец по всем соседним картинам. Делать мне больше нечего?! В следующий раз сам за ними следи!

Парень растерянно заметался, сбивая в кучу разбредшееся стадо, а Данжероза продолжила путь с гордо поднятой головой. Уже заворачивая за схематично прорисованное деревце, обернулась и подмигнула мне.

Дальше я смотреть не стала. Зевнула, в полудреме доплелась до кровати и упала лицом в подушку. В первый раз проснулась от своего храпа, а во второй уже от стука Хоррибла. За окном ярко светило солнце.

 

ГЛАВА 10,

в которой я приступаю к реализации гениального плана

Как ни странно, наутро план показался не менее гениальным, что редко случается с планами, составленными ночью. Я даже дала ему условное название — «Антидракон». Мысли, прежде разрозненные, сцепились, как вагончики: послушание, псевдопринцессы, Атрос и Данжероза. Если задуманное удастся, я помогу не только себе, но и верну долг призраку.

Хоррибл откашлялся, дав мне время проснуться окончательно, и вкатил тележку. На ней стояла ваза с букетом репейника, стакан сока и мой завтрак, накрытый большущим жестяным колпаком.

— Доброе утро, принцесса!

Широкая улыбка слуги внезапно подувяла, и начищенный до блеска колпак подсказал мне почему: в нем, как в зеркале, отражалась принцесса с гротескно вытянутым красным носом и крошечными глазками. Ярко-розовая кожа была сплошь покрыта пятнышками сыпи. Я сделала вид, что не заметила украдкой брошенного на баночку с кремом взгляда и потянулась к салфетке, но замерла на полпути. Под стаканом как бы невзначай примостилась газета с кричащим названием «Транскоролевский сплетник». Первая полоса была посвящена последним событиям в Затерянном королевстве.

Я быстро подняла глаза. Хоррибл отвел свои и отошел к окну, сделав вид, что снимает паутинку. Схватив газету, я принялась жадно читать. С первой полосы мне улыбался умопомрачительный красавец: кривая ухмылка, черная прядь упала на лоб, рубашка на груди расстегнута, там даже кубики пресса влезли. Из-за его спины выглядывала какая-то белобрысая девица, но лица не видать. Если повернуть страницу под другим углом, брюнет в эффектной колдовской вспышке превращался в не менее эффектного дракона, каким его обычно изображают в книгах, а из-за плеча продолжала торчать все та же невразумительная безликая девушка.

— Это господин Кроверус и… я?! — Я покрутила газету и так и сяк, но признать в этом недоразумении себя все равно не получилось.

Хоррибл повернулся, кусая губы и, вероятно, жалея, что решил держать меня в курсе новостей.

Я продолжала вчитываться, не веря своим глазам:

— Серенькая мышь? Вопиющий мезальянс? Дракон без права выбора? Да эта репортерша вообще там была?!

Ответ располагался ниже в виде карандашного портрета авторши статьи. Даже в таком схематичном наброске я узнала девицу, уговаривавшую Кроверуса взять ее вместо меня. Соня Мракобес, значит. Дракономанка!

Слуга решительно подошел и попытался забрать газету.

— Приношу свои извинения, принцесса, не хотел вас расстраивать. Ума не приложу, как она здесь очутилась.

Но я увернулась, отскочила на середину кровати и быстро проглядела остальные колонки, посвященные вчерашнему дню. Раздувшийся от самодовольства Жмутс давал эксклюзивное интервью в связи с успешным запуском мечтирисов: на картинке толпы страждущих осаждали его «Цветолюкс». Материал соседней статьи был посвящен коронации Марсия, и в конце упоминалось, что еще через неделю состоится праздник в его честь, на который съедутся самые видные гости из близлежащих королевств. Мадам Лилит превозносили как одну из величайших волшебниц современности. Все это было уже чересчур. Я раздраженно отшвырнула газету. Хоррибл проворно убрал ее с глаз долой и бодро поинтересовался:

— Как спалось, принцесса?

— Как младенцу: просыпалась каждый час и ревела.

Лицо слуги расстроенно вытянулось, и я одернула себя, тем более что это была неправда. Хоррибл ни в чем не виноват: не он украл идею букета у мадам, превратил Индрика в статую, короновал Марсия, лишил моего отца сердца, разлучил нас с Озриэлем и привез меня сюда.

— Я знаю, что поднимет вам настроение, — хитро заявил слуга, склонился над тележкой, взялся за железную петельку колпака и сделал многозначительную паузу.

Вот тут он прав: хороший завтрак — залог хорошего настроения. Я плюхнулась на край постели, свесила ноги, заправила в вырез салфетку и нацепила улыбку. Особо притворяться не пришлось: я зверски проголодалась и даже поерзала от радостного нетерпения.

Хоррибл сдернул колпак, и я растерянно заморгала. На плоском сияющем блюде покоилась одна-единственная горошина.

— Что это? — спросила я все еще растянутыми в улыбке губами.

— Ваш завтрак, — просиял Хоррибл и аккуратно подвинул горошину в центр. — Вы же сами вчера сказали, что соблюдаете диету.

— А вы запомнили.

— Запомнил, — слуга выпятил грудь. — Даже ту часть, где упомянули про нежелательность второй горошины, поэтому тут только одна.

— Я вижу, что она… одна.

— Не подумайте, что это со вчерашнего ужина, — забеспокоился он. — Я специально заказывал утреннюю доставку через контору господина Мартинчика. Это элитный сорт гороха «Шикобрак», крайне прихотливый. Его выращивают лишь на одном острове во всем мире и собирают по особой технологии.

Я представила птицу синомолг, решительно рассекающую гигантскими крыльями воздух, с тем чтобы вовремя доставить мне утреннюю газету и горошину элитного сорта «Шикобрак». Интересно, горошину упаковывали отдельно?

— Простите, кажется, я не голодна… — Я вяло оттолкнула тарелку. — Наверное, вчера переела. Может быть, позже. Разогреете мне ее на обед.

— Уверены?

— Да. Заодно, если можно, закажите мне несколько сменных платьев. А то, что сейчас на мне, нужно будет вернуть в магазин, я напишу адрес.

— Конечно, принцесса.

Я одним махом выпила сок и прошлась по комнате, растирая затекшую шею. Слуга тем временем принялся складывать посуду на второй ярус тележки.

— А что новенького в замке? — беззаботно поинтересовалась я. — Мне будет интересна любая новость. Ну, к примеру, не прислал ли господин Мартинчик микстуру послушания?

— Увы, нет, лишь уведомил в краткой записке, что поиски продолжаются.

— Какая… досада.

— Что поделать, принцесса, но это сейчас не к спеху. Вообще, если хотите знать мое мнение, просьбы куда эффективнее приказов, как и все, что делается по доброй воле.

— О, как чудесно, что вы сами это предложили! У меня как раз есть к вам одна крошечная просьба.

Слуга в этот момент переставлял пустой стакан из-под сока. Пальцы побелели от напряжения.

— Просьба? — Он разогнулся. — Боюсь, что…

— Ничего крамольного, нелегального или трудновыполнимого. — Я непринужденно выглянула в окошко. Во дворе Рэймус выгуливал Варгара. Сперва разминал ему крылья, потом принялся кидать каучуковые морковки, их ящер приносил, перехватывая прямо на лету. — Видите ли, — я отвернулась от окна и подошла к слуге, вооружившись самой обаятельной улыбкой и убедительным тоном, — вчера я сказала господину Кроверусу, что намерена во всем его слушаться.

— Это просто прекрасно, принцесса! — поддакнул Хоррибл, не сводя с меня настороженного взгляда.

— Но он не поверил.

— Ну…

— Поэтому я хочу доказать искренность намерений и хотя бы отчасти загладить вину.

— Думаю, не стоит так беспокоиться и…

— Стоит, — отрезала я и тут же мягко добавила: — Иначе как он поверит в мою честность и кротость?

— Вы могли бы…

— И вот этим утром мне пришла в голову блестящая мысль. Она преисполнила мое сердце восторгом: я сделаю ему подарок!

— Подарок — это здорово, принцесса, подарок — это замечательно, — забормотал Хоррибл, пятясь вместе с тележкой к выходу.

Я быстро подтолкнула ногой пуфик, блокируя колесики, и пока слуга возился, пытаясь их высвободить, продолжила как ни в чем не бывало:

— Вот и я так подумала, поэтому прошу устроить встречу с ним.

Хоррибл резко оставил попытки.

— Зачем вам встречаться?

— Чтобы обсудить кое-какие нюансы. — Я обезоруживающе улыбнулась и почесала щеку.

— А вы можете сделать подарок, не покидая башни и не видясь с ним? Я все передам слово в слово.

Я накрыла его руку своей и мягко ответила:

— Нет.

* * *

— Нет.

— Но я еще ничего не сказала! — возмутилась я и покосилась на плеть, которую Кроверус красноречиво оставил на краю стола. Он просматривал какие-то письма в своем рабочем кабинете, а я стояла напротив, как нашкодившая студентка в кабинете ректора. Почему-то многим этот способ выказать пренебрежение кажется удачным — принимать вас во время разбора ужасно важной корреспонденции.

— Хоррибл передал, что ты хотела о чем-то попросить, так вот: просьба отклоняется. Возвращайся в башню. Хоррибл! — Слуга тут же выглянул из-за двери. — Проводи.

— Нет, стойте, — я невежливо вытолкала слугу в коридор и снова захлопнула дверь. — Это связано с моей аллергией.

Взглядом дракона можно было гвозди забивать.

— Подарок, который ты собиралась мне сделать, связан с твоей аллергией?

— Напрямую, — кивнула я. — Помните, вы вчера спрашивали, нельзя ли как-то решить этот вопрос. Тогда я постеснялась сказать, что сыпь у меня появляется от волнения, а в новом месте я всегда испытываю беспокойство. Ваш замок — новое место.

— Хочешь сказать, у тебя аллергия на мой замок?

— Да, то есть нет, вернее, не совсем. — Я глубоко вздохнула и сцепила пальцы на груди: — Есть одно занятие, которое действует на меня успокаивающе. Уверена, оно послужит лучшим лекарством. К тому же оно совершенно безобидное. Невиннее некуда.

— И это?..

— Вышивание.

Дракон поднял бровь. Дракон опустил бровь. Фыркнул, выпустив облако серебристого дыма и опалив искрами края письма, которое держал. Тут же принялся раздраженно сбивать тлеющий огонек ладонью. Я потянулась помочь, опрокинула чернильницу и залила радужной лужей пергамент.

Зато потушила.

Целую минуту стояла тишина. Я уже подумывала позвать Хоррибла, когда Кроверус едва слышно прошелестел, не поднимая глаз от испорченного письма:

— Вышивание? И это все?

Я посмотрела на бьющуюся на виске жилку, на когти, пробороздившие в лакированной поверхности канавки…

— Д-да… а еще, — остальное я выпалила на одном дыхании, — хотела бы снова посетить темницу.

— Зачем? — удивился он, забыв даже разозлиться.

— Чтобы научиться смирению и покорности, как вы того желали.

— Я думал, ты это и так умеешь.

— Чтобы еще лучше научиться, — раздраженно ответила я, — сильнее проникнуться, так сказать, и помнить, что бывает с теми, кто вас ослушается.

Он наконец поднял черные глаза в обрамлении серебристых ресниц, и меня опалило с ног до головы. До чего же взгляд может быть выразительным… и завораживающим.

— Хорошо.

— Хорошо? — не поверила я.

— Хорошо.

Дракон внезапно поднялся, обошел стол, навис надо мной — по-другому не скажешь — и упер пристальный взгляд в грудь. Я невольно подтянула край выреза. Когда Озриэль вот так смотрел, я не ощущала неловкости, было даже лестно, но тут почувствовала, что заливаюсь краской, да еще и кожу защипало как раз в том месте, куда он уставился.

— Что там у тебя?

— Э-э, что вы хотите этим сказать? Да как вы вообще… то есть разве можно и…

В голове проносились варианты один другого обиднее: самым правдоподобным показался намек на небольшие размеры.

Дракон протянул руку, поддел когтем цепочку и вытащил рубин фортуны наружу. Жжение прекратилось, и я с удивлением поняла, что кожу щипало как раз в том месте, где он висел. Точно такая же реакция была и вчера, когда Глюттон Медоречивый сошел с пьедестала.

Я настороженно наблюдала, как Кроверус вертит рубин, хмуро вглядывается в грани, и пыталась определить, знает ли он про кровеит.

— Так что это, принцесса?

— Всего лишь побрякушка, — ответила я как можно небрежнее. — Подарок от папы на прощанье.

В какую-то секунду почудилось, что дракон снова разозлился: ноздри раздулись, сам он весь напрягся и изучающе посмотрел на меня, но потом хмыкнул и разжал пальцы. Кулон упал на место.

— Я не хочу, чтобы ты его носила.

— Но… — Вверх по его горлу поползло свечение, воздух резко нагрелся. Я сглотнула. — То есть, конечно, как пожелаете, господин Кроверус.

Он протянул руку. Я нехотя сняла кулон через голову и опустила его на раскрытую ладонь, до последнего удерживая цепочку. Дракон сомкнул пальцы в кулак, и пришлось ее отпустить. Сунув камень в нагрудный карман, он вернулся за стол.

— Ты еще здесь?

— Уже ухожу, господин Кроверус, спасибо, господин Кроверус, — я отворила дверь и занесла ногу за порог. — Ох, и последнее, чуть не забыла…

* * *

— Что это? — спросила я у Хоррибла, роясь в корзинке, которую он мне вручил.

— Все необходимое для вышивания. А нитки даже с флюоресцирующим действием, так что сможете работать и в темноте.

— А иголка тоже светится?

— Нет, иголка обычная, — расстроился слуга. — Это помешает?

— Моей задаче? Ничуть. Скажу больше: никто и ничто не помешает мне достичь цели.

— Закончить вышивку?

— Именно.

Я заявила, что собираюсь изобразить какой-нибудь эпический эпизод из драконьей истории, однако для этого мне нужна иллюстрация в качестве образца. Не без скрипа, но удалось-таки вытянуть из Кроверуса разрешение посещать еще и библиотеку. В сопровождении Хоррибла, разумеется.

Мы с ним как раз только что оттуда вернулись. После недолгих поисков подходящий том был найден: «Достоверная история драконов с древнейших времен и до наших дней». Пролистнув пару глав, представила себе автора — такого же распухшего от самодовольства, как и его книга. Зато картинок много. И на каждой главными действующими лицами были, конечно, драконы. Встречались и другие представители волшебного и обычного народов, но лишь затем, чтобы оттенить своей неправотой мудрость драконьего племени.

Я натянула ткань на раму и сделала пару пробных стежков зелеными нитками. Хоррибл, нетерпеливо выглядывавший из-за плеча, поинтересовался:

— А что это будет?

— Трава.

— Трава?

— Да, поэтому сразу попрошу вас заказать побольше красных ниток.

— Это будет маковое поле?

Я ткнула пальцем в книгу.

— Это будет трава на поле брани, залитая кровью врагов драконьего народа.

На пятом стежке я вытерла лоб и провозгласила:

— Пора делать перерыв.

— Уже?

Я воткнула иголку в кусочек губки, прикрепленной к раме, повернулась к слуге и скрестила руки на груди.

— Вам, как я понимаю, никогда не приходилось вышивать, господин Хоррибл?

— Нет, разумеется, нет, — смутился он.

— Именно поэтому вы считаете это занятие пустяковым…

— Нет, что вы, я…

— …И понятия не имеете о том, что глаз очень быстро «замыливается», и мастеру нужна передышка, прогулка, глоток свежего воздуха, чтобы напитаться новыми образами и вдохновением.

— Я…

— Не подскажете, который час?

Хоррибл достал уже знакомый хронометр с бегущими в разные стороны стрелками.

— Без четверти два.

— Прекрасно, успеваем. — Я принялась складывать швейные принадлежности в корзинку для рукоделия. Подняла голову и указала на раму. — Вы не поможете?

— Собираетесь взять ее в темницу? — удивился он.

— Ну, разумеется! Мне не терпится опробовать флюоресцирующие нитки.

Проходя мимо пасторальной картины, я приостановилась и сделала вид, что протираю пятнышко на раме, а сама чиркнула в уголке пару слов для одной знакомой драконихи.

 

ГЛАВА 11,

в которой я покрываю влюбленных и впервые в жизни колдую

Путь вниз занял больше времени, чем вчера, потому что приходилось нести еще и вещи. Я шла впереди, освещая путь. Слуга тащил стульчик и раму с будущим шедевром.

Сегодня принцессы выглядели так же, как и вчера. Только палец у той, что держалась за решетку, все-таки отвалился. Я обернулась и, убедившись, что слуга занят вещами, быстро нагнулась и сунула его в корзинку для рукоделия.

— Благодарю за помощь. Поставьте, пожалуйста, стул вот сюда, а раму туда. Нет, еще чуть правее… идеально! Жаль, мы не подумали о столике для подсвечника.

— Не беда, принцесса, я могу держать его в руках. Мы ведь здесь ненадолго?

— Часик-другой, не больше. Только получу свою дневную дозу смирения, и сразу обратно.

Я уселась на стул, примостила рядом корзинку и достала иголку, за которой протянулся сияющий хвостик нитки — а ведь и правда красиво!

Едва я успела сделать первый стежок, наверху послышался шум. Я внутренне улыбнулась — точен, как часы, — уронила иголку и всплеснула руками.

— Ох, господин Хоррибл, похоже, там стряслось что-то совершенно ужасное! Вам стоит пойти посмотреть.

Слуга не сменил положения, но тревожный взгляд был прикован к лестнице. Он с усилием перевел его на меня и нервно улыбнулся.

— Это всего лишь ветер.

— Да, наверное, вы правы, и там не происходит ничего страшного. — Я сделала новый стежок, вытянула нитку и прислушалась. — А это случайно не господин Кроверус сейчас вопил «помогите» таким тонким жалобным голоском? Хм, нет, показалось. — Еще один стежок. — В любом случае, я рада, что мы с вами в подвале. Даже если снесло крышу, или обрушилась одна из стен, или на замок напал свирепый монстр, нам, по крайней мере, ничто не угрожает.

Подсвечник в руке Хоррибла заплясал.

— Осторожнее, — я отвела его, — вы чуть ткань не прожгли.

— Простите, принцесса.

Прошло еще минут пять, в течение которых слуга напряженно вслушивался в происходящее наверху — я видела это по подрагивающим ушам, — а я раздраженно орудовала иглой, надеясь, что кое-кто догадается повторить намек. Кое-кто догадался, потому что очередной грохот достиг наших ушей через все этажи. Повеяло ветерком, и рядом материализовался Атрос. Выглядел он так, словно только что побывал в самой гуще боя: весь взъерошенный, оторванный воротничок болтается на одной нитке.

— Там-там! — он сделал неопределенный жест и выпучил глаза. — Нет, дайте-ка сперва отдышаться…

— Ты призрак! — закричал в отчаянии Хоррибл. — Тебе не нужно дышать!

— Но привычка-то осталась…

Нервы слуги сдали. Он поставил подсвечник на пол и кинулся к лестнице. Уже на середине опомнился и посмотрел вниз:

— Я только проверю, в чем дело, и сразу вернусь. Вы побудете тут без меня пару минут, принцесса?

Я чинно расправила подол.

— Разумеется.

— Беги! — махнул Атрос. — Я за ней присмотрю.

Хоррибл помчался наверх, перепрыгивая через две ступени. Когда шаги стихли, я повернулась к Атросу:

— И что это было?

— Чучело Минотавра потеряло смысл бытия и повесилось на люстре в трофейном зале.

— И как вам это удается? — восхитилась я. — Вы же призрак!

— Долгие годы тренировки, — подмигнул он. — Ну, где она?

Я нагнулась к корзинке и вытащила сложенный лист, вырванный из «Достоверной истории драконов с древнейших времен и до наших дней». Расправила его, подошла к дальней стене и приклеила там кусочком воска. Это была иллюстрация, изображавшая военный лагерь ранним утром: черепица палаток уходит к горизонту, тут и там вьются дымки, привязанные лошади щиплют траву. Данжероза уже ждала нас. На ней была кольчуга, в руках дракониха крутила меч, с любопытством рассматривая его, — наверняка стащила из чьей-то палатки.

Я облегченно выдохнула: значит, она прочла мое послание. В нем я сообщила название книги и страницу, куда она должна явиться.

Дракониха подняла голову и просияла:

— Ты сдержала слово, принцесса.

Потом посмотрела поверх моего плеча на Атроса. Взгляд затуманился, она встала боком, томно выгнулась и протянула руку. Стало ясно, что под кольчугой у нее ничего нет.

— Дорогой, давай ты будешь завоевателем, а я непокорной дочерью вождя. — Она помахала мечом.

Когда я повернулась, Атрос уже срывал с себя одежду. Я поспешно прикрыла глаза ладонью:

— Эй, обязательно это делать прямо здесь?

Секунду спустя на иллюстрации были уже двое. Атрос, на котором остались только подштанники, подхватил Данжерозу на руки и страстно прижал к себе.

— Сколько у нас времени? — деловито поинтересовалась она, упираясь кулачком ему в грудь.

— Полчаса, пока Хоррибл будет выпутывать рога из люстры.

— Вторая слева палатка в полном нашем распоряжении.

— Умница моя!

Призрак резво понес ее в указанном направлении. Данжероза обвила руками его шею и горячо зашептала что-то на ухо. Атрос прижал ее еще крепче и перешел на бег.

Я отвернулась, обошла горку полупрозрачной одежды и вернулась к камере с марципановыми принцессами. Картинку я нарочно повесила на дальнюю стену: не только для того, чтобы не стать случайной свидетельницей слишком личной сцены, но и чтобы они не видели, чем я занимаюсь. Времени в обрез, действовать надо быстро.

Я придвинула стул к решетке, села и расположила на коленях пустую коробочку. Достала из корзинки ножницы, раскрыла их и поднесла к руке марципановой принцессы.

— Извини, я вынуждена это сделать.

Поудобнее перехватив сахарную кисть, принялась соскабливать верхний слой. Сверкающая пыль посыпалась в подставленную коробочку.

Какое-то время тишину нарушал только противный скрип.

— Знаешь, — сообщила я принцессе, — я решила по возвращении основать Лигу Солидарности Принцессам. Необходимость давно назрела. Жаль, эта мысль не пришла мне в голову раньше.

Когда коробочка наполнилась примерно на треть, наверху хлопнула дверь. Я поспешно накрыла тару крышкой и сунула на дно корзинки, замаскировав нитками и лоскутами. Потом кинулась к дальней стене.

— Все, время вышло! — прошептала я.

Вторая слева палатка ходила ходуном, никто мне не ответил.

На лестнице уже шлепали шаги.

— Принцесса, не волнуйтесь, это я! — крикнул Хоррибл из темноты. Я приставила ладони рупором к картинке и громко позвала: — Атрос! Немедленно вылезай оттуда!

Из палатки высунулась довольная физиономия, и на секунду я испугалась, что призрак махнет рукой и снова спрячется. Он действительно отвернулся, но лишь затем, чтобы поцеловать на прощание дракониху. И только когда на лестнице уже показались ноги Хоррибла, Атрос разомкнул страстные объятия, подбежал к раме и спрыгнул на пол рядом со мной. Данжероза выскользнула из палатки и скрылась в рощице за лагерем. Я сложила рисунок, сунула его в лиф и одним прыжком очутилась на стуле.

Неторопливо повернула голову, одновременно нащупывая иголку и стараясь не дышать слишком часто.

— А, это вы, господин Хоррибл? Я так увлеклась работой, что ничего не слышала.

Слуга подошел и встал рядом, кипя от негодования.

— Надеюсь, все в порядке, ничего серьезного? — уточнила я.

— Погром в трофейном зале, можете себе это представить!

— Какое вопиющее неуважение! Виновного нашли?

— Пытался: опросил все картины, но никто ничего не видел. Но я этого так не оставлю, будьте уверены! Чувствую, что-то тут нечисто. Так что в следующий раз… а как вы тут без меня? Все в порядке?

— В полном, старина! — заверил его Атрос.

— Тогда почему на тебе только подштанники?

— Это я его попросила.

— Раздеться?

— Да, мне нужен был натурщик с атлетическим телосложением, и господин Атрос любезно согласился позировать. Благодарю, теперь можете одеться.

Хоррибл понимающе кивнул, повернулся к полотну, на котором по-прежнему красовалась лишь дюжина стежков, и приподнял брови.

— Натурщик для чего?

— Разве вы не видите этот стежок? — спросила я ледяным тоном. — Знаете, сколько нужно времени и сил, чтобы правильно рассчитать композицию?

— Да-да, понимаю, — пробормотал Хоррибл. — И, должен заметить, впервые вижу столь продуманный и изящный стежок.

Я сдержанно кивнула, поднялась и подхватила корзинку.

— Пора сделать перерыв.

— Уже?

* * *

Поднявшись в башню, я отказалась от обеда, спровадила Хоррибла и, дрожа от нетерпения (а еще от страха, что ничего не получится), бросилась к корзинке. Извлекла со дна коробочку и осторожно сняла крышку. Из недр поднялось и тут же осело серебристое облачко. В воздухе разлился самый сладостный в мире аромат — аромат магии.

Я очистила пространство и разложила на столе нити нескольких цветов, потом взяла щепоть порошка и принялась аккуратно втирать его по всей длине волокон. Во мне нет ни капли волшебства, я самая обыкновенная принцесса и прежде никогда не колдовала, и уж тем более не создавала магические предметы — только пользовалась готовыми. Но Орест сказал, что магия — самая естественная на свете вещь. В надежде на это я и соскоблила немножко магического слоя, которым была запечатана марципановая основа муляжа. Создают же умельцы сапоги-скороходы, плащи-хамелеоны и хихикающие зеркала? Почему бы и мне не попробовать. Идею вещи мне подсказало платье из эльфийского шелка. Я и заклинания никогда не составляла, но, втирая порошок, неустанно шептала ниткам свое желание. Надеюсь, этого окажется достаточно, чтобы наделить их нужными магическими свойствами.

Отвалившийся принцессин палец тоже пустила в дело. Когда порошок закончился, я отряхнула ладони и спрятала коробочку. На сегодня хватит, но в подземелье придется еще вернуться.

Руки дрожали, и вдеть нитку в ушко удалось лишь с третьей попытки. Я подошла к раме, прицелилась и воткнула иголку в полотно. Нить колыхнулась, игриво свилась спиралью и снова распрямилась, притворившись самой обычной. Сердце радостно подпрыгнуло. Кажется, получилось! Я засучила рукава и принялась за работу, приговаривая свое заклинание.

Трудилась до ночи. Когда сгустились сумерки, зажгла свечи. Сделав последний на сегодня стежок, закрепила иголку и отступила на несколько шагов, потирая уставшие глаза. Впереди еще полно работы, но уже сейчас результат вырисовывался вполне приличный. С виду — панно как панно, а на самом деле… Я подошла и погладила вышивку.

— Вы ведь не подведете? — шепнула я ниткам.

По материи пробежала рябь, и мои губы растянулись в улыбке.

На столике у окна обнаружилась кружка с какао и домашние бисквиты. Напиток давно остыл и подернулся пленкой. Я даже не слышала, как Хоррибл заходил пожелать доброй ночи. Наверное, слуга не хотел меня отвлекать. Хорошо, что со стороны занятие выглядело вполне безобидно. Я отгребла пленку к краю, осушила кружку, вытерла усы и в один укус покончила с печеньем. Оно только раззадорило аппетит, но придется подождать до завтра, сама виновата. Я переоделась в ночнушку, умылась и нанесла крем бабки Феоклании. Может, чтобы подействовал, нужен накопительный эффект? Забравшись в кровать, пожелала шепотом спокойной ночи всем друзьям и мгновенно уснула.

* * *

Проснулась на коврике под дверью Кроверуса. На этот раз кричать не стала. Тихонечко на цыпочках поспешила прочь.

 

ГЛАВА 12

Про поиски пропитания и случайный шпионаж

Сперва я порадовалась, не встретив за первым же поворотом Атроса: если вчерашнее недоразумение еще можно было списать на случайность (отпереть во сне сверхсложное заклинание и найти в огромном незнакомом замке спальню дракона — с кем не бывает), то сегодняшнее стало тревожным звоночком. Однако уже на пятом перекрестке коридоров я пожалела, что рядом нет призрака.

Я шла, ежась от холода и неприятного ощущения, что за мной следят сотни глаз. В замке и днем-то не утихали звуки: казалось, кто-то постоянно шелестит, перешептывается, вздыхает, а ночью они становились еще отчетливее. Я спускалась этаж за этажом, коридор за коридором и сама себе казалась тенью. Терла зудящие щеки, но от этого они только сильнее зудели.

В какой-то момент моего слуха достигла музыка. Я остановилась, удивленная, а потом попыталась двинуться на звук, но свернула куда-то не туда и потеряла его. Да и откуда здесь взяться музыке? Наверняка ветер в трубах…

Желудок требовательно заурчал — еще бы, за сутки там побывал только сок и какао с печеньем. Днем меня занимали совсем другие проблемы, зато сейчас его рев грозил перебудить весь замок. Завтра предупрежу Хоррибла, что с гороховой диетой покончено. Вот только до завтра, кажется, не дотерплю. Точно не дотерплю.

Доставка доставкой, но где-то же должны храниться и припасы на экстренный случай — тот же обожаемый Хорриблом конфитюр… Я прикинула расположение кладовой в нашем дворце и стала держать курс вниз. Время от времени непонятная музыка вновь прорезалась сквозь толщу стен. Звучала то совсем рядом, то отодвигалась куда-то далеко, то подпрыгивала ввысь и гасла, чтобы через минуту подкрасться с нескольких сторон сразу.

Наверное, все мы на подсознательном уровне знаем, где добыть пропитание. Как еще объяснить, что я нашла-таки кухню?

Стоило мне войти, на стенах зажглись масляные лампы, еще одна вспыхнула над головой. Сначала я испугалась, что попалась, но потом поняла, что тут никого, кроме меня. Видимо, какой-то хитрый механизм освещения. Я оглядела просторное помещение: грубо сколоченный дубовый стол, на котором не одно поколение поваров оставило зазубрины, очаг с вертелом, давно не использовавшиеся печи вдоль стен и ряды полок, уставленные всевозможной утварью. Когда-то эта кухня звенела, стучала, шипела и булькала тысячей голосов.

Посуда нынешних жильцов хранилась в скромном голубом буфете с деревянным кружевом узоров и стеклянными вставками в дверцах. Еда нашлась в смежной с кухней кладовой: мешок сухарей, палка колбасы, несколько булок и несметное количество банок с вареньем, джемом и повидлом.

В колбасу я, не удержавшись, вгрызлась прямо на месте. Опомнилась только на середине палки. Потом схватила булку, банку клубничного варенья и поспешила обратно в кухню. Разрезала булку пополам, намазала нижнюю часть вареньем, пришлепнула сверху второй половинкой и на следующие четверть часа погрузилась в королевство чревоугодия. Под конец первой банки и второй булки желудок издал благодарное урчание и затих.

Покончив с трапезой, я постаралась, как могла, скрыть следы вторжения. Чуть поколебалась, решая судьбу колбасы: оставлять на виду улику нельзя, доесть сил уже не осталось. Прихватила с собой.

* * *

Теперь я почему-то не сомневалась, что сумею отыскать свою башню. Главное, правильно настроиться — как в случае с кухней.

Но найти кухню оказалось на порядок легче. Я поднялась вроде бы тем же путем, но внезапно очутилась в совершенно незнакомом коридоре. Он вывел в другой незнакомый коридор, а тот, в свою очередь, в следующий такой же. Я настолько привыкла, что, кроме меня, вокруг никого, что потеряла бдительность и спокойно шагнула в очередную залу.

Там было гораздо холоднее, чем в предыдущих: ветер развевал белые занавески на узких окнах, протянувшихся от пола до потолка через равные промежутки, как бойницы. Над головой тренькала люстра, состоящая из множества мерцающих кристаллов. Они качались и стукались, издавая мелодичные звуки. Из мебели здесь были только старинные стулья, выстроенные вдоль стен. Под ногами — давно не драенный черный паркет елочкой, лунный свет отражается от зеркал и множества других поверхностей: латунных, мраморных, драгоценных. Разглядеть что-то еще я не успела, потому что в центре зала спиной ко мне стоял неизвестный.

Понадобилась секунда, чтобы узнать в нем Якула Кроверуса. Я почувствовала, как леденеет колбаса за пазухой. Ноги сработали быстрее головы, унеся меня за накрытый бархатом постамент. Минутку я посидела, прижав колени к груди и приходя в себя, а потом любопытство пересилило. Я осторожно выглянула и начала со всевозрастающим недоумением наблюдать за действиями дракона: он что-то негромко бормотал, совершал странные пассы руками, делал несколько шагов по залу, резко останавливался и раздраженно выпускал в воздух облачка дыма, потом возвращался на место и начинал заново, как кладоискатель, пытающийся набрести на точку, отмеченную на карте.

Когда он в очередной раз повернулся, я быстро нагнула голову и затаилась. Очень скоро ноги затекли, зубы застучали от холода, а пальцы онемели. Единственное, что чувствовало себя прекрасно, — моя аллергия. Она снова утихла.

Сколько еще дракон намерен тут торчать? Похоже, и не собирается уходить. Придется сделать это первой, пока не превратилась в сосульку и не выпала из укрытия с громким стуком.

Улучив момент, когда он отошел в глубь зала, я выскользнула из-за постамента и юркнула в полуоткрытую дверь, через которую вошла. В коридоре припустила со всех ног, уже не заботясь о том, слышал ли он меня. Бежала до тех пор, пока не закололо в боку. Обессиленная, присела на покрытую мягким ковром лестницу, обняла руками перила и прикрыла глаза, теряясь в догадках, что же означало странное поведение дракона. Проснулась уже в своей комнате, аккурат к приходу Хоррибла.

 

ГЛАВА 13,

в которой мне дают неприличные советы

Слуга вкатил тележку с завтраком и положил на стул сверток со сменным комплектом одежды. В движениях сквозила поспешность.

Сок я выпила, а вместо горошины попросила принести тот же завтрак, что был у него.

— Как… вы отказываетесь от горошины «Шикобрак» ради какого-то омлета, жареного сыра и овсяных блинчиков с вареньем?

Я едва сдержала стон.

— Именно. Не хочу вводить господина Кроверуса в лишние расходы, поэтому отныне намерена питаться тем же, что и остальные.

Когда слуга вернулся со всем вышеперечисленным, я пристроила тарелку на коленях и поинтересовалась:

— А где сегодняшняя газета?

— Наверное, забыли положить, — пробормотал Хоррибл и принялся активно взбивать перину. — Хотя нет, постойте, говорят, она обанкротилась и больше не будет выпускаться.

Продолжать расспросы я не стала, чтобы не услышать в ответ, что все прочие периодические издания постигла та же участь.

— Вы куда-то торопитесь?

Он то и дело поглядывал на свой хронометр.

— Да, принцесса, среда уже послезавтра, дел невпроворот. Простите, но, боюсь, сегодняшний поход в темницу отменяется.

— Как? — вскричала я.

Нет-нет, этого нельзя допустить, без волшебного порошка весь план рушится!

— Ни минутки свободной, — замялся слуга. — А это вы уже столько сделали за вчерашний день? — удивился он и подошел к раме. Я невольно испытала прилив гордости. Конечно, такое даже любящий папа не станет вывешивать в галерее и демонстрировать гостям, но в общем и целом выходит неплохо. А желание жить прибавляет скорости.

— Да, и не в последнюю очередь меня вдохновило посещение подземелья. Без этого я не смогла бы так достоверно передать муки рыцаря, корчащегося на переднем плане, видите?

— Я понимаю, принцесса, и мне жаль, но…

— А что, если меня проводит туда кто-то другой? Ну, к примеру… — я сделала вид, что задумалась, — Атрос?

— Атрос?! — фыркнул Хоррибл. — Да он даже вещи не сможет донести!

— Вы правы, — я погладила чугунную розу на решетке, — лучше еще раз встречусь с господином Кроверусом и расскажу ему о проблеме.

— Проблеме? — заволновался слуга.

— Не тревожьтесь, я объясню, что вашей вины здесь нет, вы же не обязаны успевать абсолютно все…

Слуга побледнел и закусил губу:

— Это… не самая хорошая идея.

— Отчего же?

— Хозяин сегодня не в духе, велел напомнить вам про покорность и распорядился не беспокоить по мелочам. Визит в темницу ведь в сущности… мелочь?

— Совершенная мелочь, — согласилась я.

— Поэтому о ней вполне можно не упоминать. — Хоррибл замолчал, потирая большим пальцем ладонь и шевеля кустистыми бровями. Я затаила дыхание. — Сделаем вот как, — наконец решился он, — я помогу спустить вещи, а внизу с вами побудет Атрос. Когда захотите подняться, просто пошлите его за мной.

Я хлопнула в ладоши:

— Как здорово вы все придумали, господин Хоррибл!

Уже направляясь к выходу, он потихоньку заменил баночку крема от сыпи на новую и примостил рядом еще какую-то коробочку. Когда дверь закрылась, я подошла и прочитала бодрую розовую надпись: «Набор настоящей принцессы». Внутри обнаружился целый арсенал средств для наведения красоты: вишневый карандаш для губ, вишневая же помада, сурьма для глаз, белила и крохотный пузырек парфюма. Я открутила крышечку, и в нос шибанул приторно сладкий аромат кокоса и ванили. Еще никто и никогда не заботился так рьяно о моей красоте. Интересно, как бы я выглядела, воспользовавшись всем этим? Ну, внимание от пятен на лице точно отвлекла бы. Я подавила желание выкинуть набор в окно. Вместо этого сунула его в нижний ящик комода, попутно обнаружив там вчерашнюю колбасу. Видимо, автоматически положила во сне.

Потом повернулась к зеркалу. Увы, изменений к лучшему не наблюдалось. Наоборот, краснота начала усиливаться, доставляя все больше беспокойства. Сыпь завоевывала новые территории на шее и подбородке. Игнорировать становилось все труднее. Да что же это такое!

Сегодняшний визит в темницу мало чем отличался от вчерашнего. Правда, на сей раз я заполнила порошком под завязку пять коробочек — на случай, если не удастся сюда больше вернуться. Марципановая принцесса после этого заметно похудела, зато должно хватить на все полотно.

Покончив со сбором магической пыли, я распихала коробочки по карманам и подошла к дальней стене. Еле докричалась Атроса. Призрак покинул палатку, лишь когда я пригрозила положить иллюстрацию прямо господину Кроверусу на стол.

Пришедший за мной Хоррибл выглядел еще более озабоченным, чем утром. Поднимались мы почти бегом, но мне удалось уговорить его заглянуть на минутку в библиотеку. Пора выяснить, что это за аллергия и как от нее избавиться. Сама явно не пройдет.

Я набрала целую стопку книг, пряча от слуги корешки с названиями. Вернувшись в башню, чтение я отложила на потом и сразу взялась за дело: втерла очередную порцию магического порошка в нитки и продолжила вышивку. От этого клочка шелка, прошитого магией, зависела сейчас, ни много ни мало, моя жизнь. Правда, предстояло еще придумать, как избавиться от решетки на окне…

— Я знала, что дело не в юношеских угрях.

— Что?

От неожиданности я уколола палец и быстро крутанулась на каблуках, пытаясь определить, откуда доносится голос Данжерозы. На картине с овцами ее не было. Дракониха расположилась на развороте книги, прямо на иллюстрации, которую я взяла в качестве образца для панно.

— Я пробежалась по картинкам, — она махнула в сторону библиотечных книг, — брр, жуть! Но ни один из описанных случаев не похож на твой.

— Ошибаетесь, — возразила я. — У меня самая обыкновенная аллергия. — Дракониха скептично сложила руки на груди. — Да-да, — заторопилась я, — она может проявиться на что угодно. Даже вот на эти пуфики, или какао, или чугунные розы, или…

— …Волшебные нитки.

— Да, или на них… — Я похолодела. — Что вы только что сказали?

— Девочка, я не вчера начала ходить по иллюстрациям. Но на этот счет можешь не волноваться: твои чудеса рукоделия меня не интересуют. Я пришла поговорить о твоем личике.

— Не хочу показаться грубой, но это не ваше дело, — отрезала я и раздраженно воткнула иголку в полотно. В зубах дракона образовалась щербина. Ну и пусть.

Данжероза прошлась по полю брани, пнула кончиком туфли рыцарский шлем и присела на перевернутую телегу.

— Представь себе, этой ночью мне вздумалось полюбоваться закатом на великолепном холсте кисти Александрина Ронийского…

— Рада за вас.

— …Расположенном на том же этаже, что и спальня моего, скажем так, родственника из будущего, Якула Кроверуса.

Иголка в моих руках дрогнула, в зубах дракона появилась новая щербина.

— И кого же я застала в том коридоре в столь неурочный час? Есть какие-нибудь предположения?

— Никаких.

— Тебя, — она задумчиво провела ладонью по колесу и посмотрела на грязевой след. — Но не это самое любопытное.

— Нет? — я повернулась с отвисшей челюстью.

Она усмехнулась.

— Сперва хотела тебя разбудить, но ты так трогательно хваталась за дверь и прижималась к ней щеками… совершенно чистыми от сыпи. Ночью ничего этого, — тычок в сторону моего лица, — не было. А утром снова появилось…

Я задрала подбородок:

— И что?

— Ты ведь стала такой милашкой после приезда в замок, так? Вернее, после встречи с Якулом…

— И что? — упрямо повторила я.

Она приподняла брови, потом откинула голову и расхохоталась, хлопнув в ладоши:

— А ты ведь и сама догадываешься, принцесса.

— Если намекаете на то, что это Знак, то глубоко ошибаетесь! — горячо возразила я.

— Заметь, не я это сказала, — дракониха оторвала плюмаж от шлема и повертела головой, прилаживая перья в волосы: — Как тебе лазурный?

— Господин Кроверус не может быть моим Суженым, — прорычала я, игнорируя вопрос.

— Потому что?..

— Потому что у меня уже есть нареченный, — я гордо выпрямилась. — И никакие знаки не посмеют мне диктовать. Не говоря уже о том, что ваш родственник из будущего держит меня тут против воли и запугивает.

Данжероза пожала плечами, спрыгнула с телеги и выдернула одно перо из связки.

— Оставлю только зеленые… — Она повернулась, чтобы уйти, но остановилась и бросила через плечо: — Ах да, твои прогулки по ночному замку и умение находить дорогу до цели, будь то твоя комната или…

— У меня врожденное чувство ориентации, — поспешно перебила я.

Дракониха хмыкнула:

— Замок чувствует в тебе свою, милая. Этот дом признал тебя раньше, чем его хозяин, хотите вы оба того или нет.

Я на пару мгновений потеряла дар речи и просто наблюдала, как она уходит, а потом крикнула:

— Постойте!

Данжероза полуобернула голову:

— Чего тебе?

— Если бы эта… этот…

— Любовный зуд, — подсказала она.

— Необычный зуд был вызван причинами, слегка напоминающими те, о которых вы упомянули… — я поскребла щеку, — что бы вы сделали, чтобы избавиться от него?

— Так принцессе вдруг понадобилось мое мнение?

— Не будьте такой вредной.

Она томно дунула вверх, отчего перышки в прическе красиво качнулись.

— Я бы его утолила…

Я непонимающе нахмурилась, и Данжероза недвусмысленно приспустила платье с плеча.

— Это самый никудышный совет из всех, которые я слышала! — разозлилась я.

Дракониха снова рассмеялась и, больше не оборачиваясь, двинулась к краю картинки.

— Попробуй начать с поцелуев, принцесса, — хихикнула она откуда-то вне пределов видимости, — вдруг понравится.

Когда она ушла, я отшвырнула иголку и принялась кружить по комнате. Постояла, глядя на кучу книг, схватила первую попавшуюся, села на ковер и приступила к изучению, но вскоре заметила, что глаза бесцельно скользят по строчкам, и со вздохом отложила ее.

Слова Данжерозы так меня задели, потому что были созвучны моим собственным мыслям, но я отчаянно не хотела в это верить. Какой смысл во всей суете, если я не вольна выбирать свою судьбу?

Вскоре из-за тяжких дум у меня слезилось, чесалось и зудело абсолютно все.

Почувствовав, что задыхаюсь, я подошла к окну, подставила лицо вечерней прохладе… и уперлась в огромные фиалковые глаза, каждый размером с мою ладонь.

 

ГЛАВА 14,

в которой я лезу туда, куда лезть не стоило

Варгар висел прямо напротив окна, мягко рассекая крыльями вечерний воздух. Чуть влажные ноздри трепетали, от него пахло горячей кожей, дымом и травой.

— Что ты здесь делаешь?.. — рассмеялась я, когда немного пришла в себя.

Ящер курлыкнул и выгнул шею, с любопытством заглядывая в мою комнату. Он бы и голову просунул — решетка мешала.

— Значит, просто пришел поздороваться?

Зверь сделал движение головой, словно подныривал. Я как-то сразу поняла, что так он выражает симпатию. Страшно ничуточки не было.

Я медленно просунула руку через решетку, чтобы дать ему время подготовиться, и коснулась морды повыше ноздрей. Меня затопило волной восторга: пальцы гладили нежную горячую кожу, свободную от чешуек, которыми было покрыто его тело. Варгар жмурился и урчал, как огромный кот. Зверь явно получал не меньшее удовольствие от происходящего. Я осмелела и провела ладонью вверх. Стоило попытаться убрать руку, он тут же поддел ее мордой, мол, продолжай. Я хихикнула и вспомнила кое о чем:

— Постой минутку! То есть… повиси.

Он послушно остался на месте, а я метнулась к комоду и достала припрятанную еще с ночи колбасу. Огромные ноздри вздрогнули и блаженно втянули мясной аромат. Я осторожно протянула угощение через решетку, держа его за самый кончик. Но опасения были напрасны: Варгар мягко, одними губами, принял подарок, и лишь когда я убрала руку, запрокинул голову и одним махом заглотил его, довольно чавкая.

Я рассмеялась. Это вам не песика покормить! Зверь ответил хитроватым взглядом. Жаль, не может улыбнуться. Внезапно уши с кисточками на концах насторожились. Я тоже услышала шум и посмотрела вниз. На площадке перед башней стояли, задрав головы, Рэймус и Кроверус и смотрели на нас: первый — в совершенном изумлении, даже шапка свалилась, а второй, судя по вьющимся вокруг искрам, в бешенстве. Дракон достал плеть и с щелчком расправил ее. На башню тут же обрушился мощный удар — я еле устояла на ногах: Варгар оттолкнулся лапами от кладки, перегнулся назад и ринулся на зов хозяина, падая стремительно и вместе с тем грациозно, как листок.

На этот раз ему не приходилось тащить стесняющую движения кабину. Зато на хребте поблескивала серебристая конструкция, что-то вроде седла с рогом-рукоятью. Свитер сменил легкий доспех из металлических чешуек и кожи, напоминающий его собственную шкуру.

У самой земли ящер выровнял полет и сделал плавный круг над площадкой, подняв ветер и почти задевая лапами землю. Шапка Рэймуса, которую он только что нахлобучил, снова слетела. Когда Варгар пролетал мимо Кроверуса, черная плеть захлестнулась вокруг шеи ящера как раз в том месте, где ее защищал доспех. Второй рукой дракон ухватился за рог и на ходу запрыгнул в седло. Почувствовав наездника, Варгар оттолкнулся от земли и взмыл ввысь, вращаясь вокруг своей оси. От этого зрелища захватывало дух. Я прильнула к окну, вцепившись в чугунные розы.

Набрав высоту, зверь лег на крыло параллельно земле. Пролетая мимо башни, он выпустил в мою сторону дым в форме сердечка. Кроверус, на котором снова была маска, ожег меня разъяренным взглядом (что я на этот раз сделала не так?), пришпорил его пятками и потянул за плеть. Ящер немедленно повиновался и взял курс прочь от замка. Когда он стал размером с кошку, небо вздрогнуло и пошло рябью — значит, преодолели воздушную завесу вокруг горы. Вскоре рябь прекратилась, и по ту сторону осталось лишь мутное, быстро удаляющееся пятно.

Я вздохнула и отошла от решетки. Ладони саднило — чугунные шипы оставили на них капельки крови. Я ополоснула руки из кувшина и вернулась к вышивке.

Интересно, куда это отправился Кроверус? Готова поклясться, на одну из своих таинственных встреч, о которых упоминал Хоррибл. Тем лучше для меня: никто не побеспокоит.

От этой мысли я начала орудовать иглой с удвоенным рвением, приговаривая заклинание и расчесывая кожу. В этот вечер дракон на панно обзавелся лицом. Особое внимание я уделила клыкам и рассыпающему искры взгляду. По-моему, получилось очень похоже.

— Зубы достаточно длинные, господин Кроверус? — поинтересовалась я, затягивая очередной стежок. — Как насчет стекающего с них яда? Что, считаете это отличной идеей? Ваше желание для меня закон!

Мне показалось, тканый дракон усмехнулся.

Когда глаза окончательно перестали что-либо видеть от усталости, я открепила панно от рамы и расстелила на полу. Вышивка была готова меньше чем наполовину, но этого должно хватить для первичной проверки. Я прочистила горло и срывающимся голосом приказала:

— Вверх.

По ткани пробежала мелкая дрожь, краешек приподнялся, упал, следом вспучилась середина. Шелковый лоскут выгнулся, сделал усилие, уперся в пол уголками и поднялся на два пальца в воздух. Пару секунд парил, а потом обессиленно рухнул обратно.

Я радостно вскрикнула и опустилась рядом на колени.

— Умница, — прошептала я, гладя его. — Теперь отдыхай.

* * *

Когда зашел Хоррибл с ужином, панно уже снова вернулось на раму.

— Пирог с тапиокой слегка попахивает селедкой, не обращайте внимания. Сегодня ветрено, в дороге все перемешалось.

— Я видела, господин Кроверус куда-то улетел? Это не опасно в такую погоду?

— Пустяки, хозяин и не в такую летал.

За лаконичным ответом и поджатыми губами читалась детская обида: Кроверус не рассказал ему о цели своих еженедельных отлучек, и слуга видел в этом знак недоверия.

— Как вам моя вышивка?

— Делаете успехи! — искренне похвалил Хоррибл и, заложив руки за спину, принялся внимательно изучать полотно. — Ну и морда, аж жуть! — Он ткнул в результат сегодняшних усилий и повернулся ко мне. — Это кто-то из врагов драконьего народа?

— Самый страшный, — кивнула я. — Вы ведь расскажете хозяину, как я стараюсь и беспрекословно его слушаюсь?

— Непременно, принцесса.

— Один лишь намек на улыбку и доброе слово с его стороны подействуют лучше любой микстуры послушания. Кстати, ее уже привезли?

— Увы…

— Какая жалость!

* * *

Глупость — это повторение одних и тех же действий с ожиданием разного результата. Поэтому нынешней ночью я подготовилась ко сну лучше, чем в предыдущие: привязала чулком (их прислали вместе со сменным платьем) правую руку к столбику кровати, хорошенько затянула узел зубами и подергала, проверяя. Потом легла лицом в подушку, чтобы хоть немного унять жар, поелозила щеками, ловя остатки прохлады, и попросила сон прийти поскорее.

Проснулась, чувствуя тяжесть в правой руке. На конце чулка болтался выломанный столбик. Это уже ни в какие ворота! Я раздраженно отвязала его, для чего снова пришлось пустить в ход зубы, и собралась постучать в дверь, перед которой пробуждалась уже третью ночь подряд, но вовремя одумалась. И что бы ты сказала разбуженному и, несомненно, злому дракону, Ливи? Я представила, как пытаюсь убежать, плеть захлестывается вокруг щиколотки и тащит меня, брыкающуюся и цепляющуюся за ковер, обратно. Нет уж, как-нибудь сама с этим разберусь.

Тут в спальне завозились, и я едва успела шмыгнуть за ближайший угол, как дверь отворилась. На драконе все еще были вчерашний костюм и маска. Похоже, он только что вернулся и на минутку заскочил в комнату. Мой взгляд упал на кроватный столбик, так и оставшийся лежать в коридоре, в двух шагах от его двери, и внутри поднялась паника. Но дракон, не глядя по сторонам, двинулся прочь по коридору.

Я подождала, пока он скроется за поворотом, и вышла из укрытия. Секунду поколебалась, а потом последовала за ним. В чем же ваша тайна, господин Кроверус? Возможно, если я это выясню, то получу рычаг давления на дракона. Ну, а если не выясню, то просто лопну от любопытства!

Коридор вывел на площадку рядом с лестницей, но хозяина замка и след простыл. Я разочарованно выдохнула: упустила. И двинулась туда, где, по моим представлениям, располагался холл, надеясь, что от него удастся найти дорогу до башни.

Про брошенный столбик вспомнила лишь несколькими этажами ниже, но не стала возвращаться, боясь заплутать.

Мелодичные звуки застали меня на середине лестницы. Легкие, мурлыкающие, они то порхали впереди, дразня и маня, как кукурузная фея, то настигали сзади, то залетали сбоку. И я пошла за этой кукурузной феей. Музыкальная ниточка временами становилась совсем тонкой, но ни разу не оборвалась, как вчера. Откуда же здесь музыка? Даже не музыка, а что-то напевное, по-домашнему уютное…

Она привела меня к дверям, створки которых в сомкнутом состоянии превращались в крону дерева, и тут же упорхнула. Сейчас правая сторона была приоткрыта, как и вчера… Лицо перестало щипать. Я дотронулась до скулы и положила ладонь на створку, догадавшись, кто находится по ту сторону. Меня охватила дрожь: страх, любопытство, досада, желание продлить мгновения, свободные от зуда… Я прекрасно знала, чем рискую, но не устояла перед соблазном.

Скользнув внутрь, сразу спряталась за накрытым бархатом постаментом в углу, благо уже знала его местоположение. Густая тень обеспечивала надежность убежища. Если прошлой ночью залу наполнял мягкий лунный свет, то сегодня его вытеснило сияние свечей. Они рассыпались огоньками по всему залу, как грибы после дождя, отражаясь всюду: в паркете, хрусталиках люстры, на шелке ширм. В окно дул холодный ветер, развевая занавески, но лепестки пламени не гасли, только яростнее трепетали, и свечи оплавлялись на паркет, рисуя дорожки из воска и огня.

Дракон скользил вдоль одной из таких дорожек, огибая пылающие столбики. Два шага вправо, разворот, неловкий взмах. В вытянутой руке он держал зажженную свечу, и всякий раз при развороте она гасла. Это его сильно раздражало, но странное занятие дракон не оставлял: зажигал ее дыханием и начинал все заново, с тем же результатом. Нет, не так, ему бы чуть плавнее, и без этого взмаха в конце… Но хозяин замка не слышал моих мыслей, поэтому повторял ошибку, и огонек раз за разом захлопывался.

Я чуть не присвистнула, когда поняла, чем он занят: именно так меня когда-то учили танцевать: свечой проверялась плавность скольжения. Там есть один хитрый трюк, чтобы она не гасла, но Кроверус его явно не знал.

Обычно собранный и по-змеиному гибкий, сейчас он двигался неловко, то и дело запинаясь и цепляясь носками за абсолютно ровный пол. Я опустила глаза и поняла, в чем причина: лакированные бальные туфли. Обычно дракон ходил босиком.

Звон кристалликов в люстре над головой, раздувающиеся от ветра занавески, пылающие свечи, рассыпанные огненными отголосками в черном зеркале паркета, и танцующий дракон. Все это слишком попахивало безумием. Но до чего восхитительным было это безумие! Я непроизвольно подалась вперед, облокотившись о постамент, за которым пряталась, и он, к моему ужасу, издал пронзительный дисгармоничный звук. Под бархатным чехлом скрывался клавесин! Я отпрянула и тут же снова подняла глаза. Зала была абсолютно пуста. То же мерное треньканье над головой, пузырящиеся занавески, зажженные свечи… и никакого дракона.

Я провела дрожащей рукой по глазам, стирая наваждение, и рванула к двери. На ходу обернулась, чтобы убедиться, что за мной никто не гонится, и с размаху врезалась во что-то твердое, горячее и очень злое. Якул Кроверус превратился в саму ночь: только зрачки и волосы серебрились в темноте, дыхание со свистом вырывалось из груди. Страшнее всего было не видеть выражение лица. Он снял маску и сжал пальцы. Горгулья с жалобным треском обратилась в труху. Нет, оказывается, не видеть было все же не так страшно. Это была даже не злость — клокочущая ярость.

В подобных обстоятельствах лепет вроде «еще днем я обронила здесь браслет…» звучит очень глупо.

— Еще днем я обронила здесь браслет. Спасибо, уже нашла.

Я попыталась юркнуть в полуоткрытую створку, от которой отделяло каких-то полтора шага. Дракон молниеносно переместился влево, и я снова в него врезалась. Квадратики зрачков полыхнули ярче свечей. Он, не отрывая взгляда, отвел руку назад и с громким щелчком закрыл дверь.

Сердце подпрыгнуло к горлу.

— Принцесса любит играть с огнем? — спросил дракон свистящим шепотом, от которого по спине побежал озноб, и встряхнул руку. На конце когтей зажглись пять огоньков. — Я тоже.

 

ГЛАВА 15

Про то, как опасно кусать принцесс

Я попятилась.

— У вас когти горят, — пискнула я, пытаясь хоть как-то его отвлечь и едва соображая, что несу. Кроверус молча наступал. Я споткнулась о свечу, размазав остатки по паркету, и невольно опустила глаза. Когда я их подняла, лицо дракона было в паре дюймов от моего. От него веяло жаром и раскаленным железом. Голова по-змеиному наклонялась то влево, то вправо.

Под распахнутым воротом начало наливаться свечение, похожее на маленькое солнышко, и поползло к горлу…

— Ты приходила сюда вчера?

— Я… нет, вы ошиблись, это кто-то другой. Я и колбасы-то в руках не держала. Должно быть, Хоррибл хотел и…

— Ложь, — он раздраженно рассек пятерней воздух, оставив в темноте пять пылающих, медленно гаснущих царапин. — Твой запах, — дракон повел носом, — теперь нет сомнений. — Он сделал паузу, пытаясь справиться со вспышкой ярости. Не справился. — И на что ты пришла посмотреть, а? — прорычал он и выкинул вперед обе руки, как для объятий. Из пальцев брызнул поток серебристого огня и прочертил в паркете борозды справа и слева от меня. Запахло жженым деревом. Я замерла ни жива ни мертва, только мелко дрожала.

Ну, выбралась из башни, не нарочно, между прочим. Кто же мог подумать, что он так разозлится?

— Вы не так поняли, я…

— Сидела там, — кивок в сторону клавесина, — и смеялась?

— Смеялась? — тупо повторила я и взвизгнула, потому что паркет взрыла очередная сверкающая змея и заключила меня в пылающий круг. Перед глазами все поплыло, воздух дрожал и растекался, искры вихрились и закручивались, кусая то локоть, то лодыжку, прожигая дырочки в ночнушке. Пол начал быстро нагреваться, лак на паркете шипел и пузырился. Еще чуть-чуть, и я сама вспыхну, как свеча! Дракон виделся смутным силуэтом.

Он шагнул прямо сквозь стену огня, сгреб рубашку на моей груди и приподнял меня до уровня своих глаз. Я засучила ногами в воздухе, едва доставая носочками до паркета. Ну, хотя бы ступням прохладнее.

— Последнее слово, принцесса.

— Не отводите пятку при развороте, — выпалила я и зажмурилась в ожидании лавины огня.

Возможно, кто-то другой распорядился бы последней секундой жизни получше, но я как-то не готовила речь заранее…

Еще немного повисела в воздухе, а потом пятки встретились с паркетом.

— Что?

Открыв один глаз, я обнаружила, что огненный круг присмирел, языки пламени уменьшились, словно отражали настроение дракона.

— Если не будете отставлять ногу, свеча не погаснет, — пояснила я, пытаясь стянуть края рубашки, в которой теперь зияли дыры от когтей. — Вы ведь разучивали танец? А еще лучше: скиньте обувь, ясно ведь, что она вам мешает.

Дракон окаменел, и я приготовилась снова бултыхаться в воздухе. Если и на сей раз предложит последнее слово, надо выдать что-нибудь поумнее.

Свечение у него в горле достигло верхней точки, и Кроверус, чуть поморщившись, выдохнул в сторону. Щеку лизнул горячий воздух, волосы откинуло за спину, но струя огня ударила в стену, а не в меня.

Солнце в груди дракона погасло, и в полумраке бальной залы осталось только бледное, все еще злое лицо в клубах дыма. Он раздраженно затушил остатки огня туфлей, погасил когти и потащил меня за шиворот к выходу.

— Больше ни шагу из комнаты. Оставшиеся два дня проведешь в башне. Как ты вообще оттуда выбралась? Не отвечай, неважно… — Он продолжал что-то еще бормотать, шипеть и рычать, перейдя на незнакомый язык.

— Пустите, слышите, пустите! — вырывалась я. — Вы не имеете права так со мной обращаться, я принцесса! Вы грубый, невоспитанный, бесчувственный и самый ужасный из всех драконов!

Кроверус, не обращая внимания, тащил дальше. Уже потянулся, чтобы открыть дверь.

— Да принесет среда избавление от тебя…

— Да принесет она избавление от вас!

Тут ворот ночнушки лопнул, и я плюхнулась бы на пол, но дракон вовремя подхватил под мышки.

— Вы спрашивали, смеялась ли я? — выкрикнула я. — Да, хохотала до упаду!

Он с рычанием крутанул меня к себе, стиснул плечи и прошипел:

— Не много ли хлопот для такой маленькой принцессы?

— Чересчур много! Думаете, я всю жизнь мечтала расстаться со всем, что мне дорого, со всеми, кого люблю, чтобы попасть сюда, чесать щеки и слушать ваши оскорбления? И вообще, опустите меня на пол.

Последнее он проигнорировал.

— Думаешь, я всю жизнь мечтал стать посмешищем для драконьего сообщества? — Он так сжимал, что я едва могла дышать. — Глядите, это тот дракон, от которого сбежала принцесса! Знаешь, чего стоило созвать новый ковен?!

Ковен? О чем это он? — мелькнула мысль и так же быстро исчезла.

— Лучше бы сразу сожрали!

Он убрал руки, и я упала, но тут же вскочила, чувствуя, что закипаю не меньше его. Мне бы сейчас свечение в горле и пару искорок на кончиках пальцев.

— Что ты только что сказала? — голос, как всегда, неожиданно перешел от грохота к шипению. Глаза сузились.

— То, что слышали. Только угрожать и горазды. Дракон вы или не дракон, в конце концов?! Или съешьте, или отпустите!

— Предлагаешь съесть тебя?

Я растопырила пальцы.

— Вот, начните с них — каждый вечер кремом смазываю, они у меня самые вкусные.

Я ведь уже упоминала, что порой болтаю лишнее?

К моему неописуемому ужасу, дракон сгреб руку и притянул к себе. Пришлось упереться другой ему в грудь, чтобы сохранить между нами хоть какое-то расстояние.

— Не могу отказать девушке, — заявил он, выбрал указательный палец и раскрыл рот, полный черных кольев.

— Пустите, — пискнула я на грани обморока.

— Какая непоследовательность. — Он слегка прикусил палец, примеряясь.

— А как же последнее желание?

— Я ведь только руку съем.

— Но тогда я не смогу закончить вышивку…

— Постараюсь это пережить.

Я резко дернулась, умудрилась вывернуться и метнулась к двери, но успела пробежать лишь пару шагов. Сильные руки схватили поперек туловища, снова оторвав от пола и сбив дыхание. В следующий миг я оказалась тесно прижата к дракону, подбородок упирается ему в грудь.

— Ты сама меня искала, принцесса. Хотела видеть настоящего дракона? Ну, смотри…

— Я не искала, это все Знак, вот уже которую ночь, он привел и…

— Знаков не существует, — прошелестел он и чихнул.

— Я больше всех на свете хотела бы в это верить! — заявила я и кашлянула.

Мы настороженно уставились друг на дружку. Кроверус убрал одну руку и потер щеку. Когда отнял ладонь, я увидела расплывающееся под скулой серебристое пятно. Рядом уже проступало другое такое же, поменьше.

Дракон передернул плечами и отступил на шаг.

— Что еще за игры? Что ты натворила? — На белой коже появлялись все новые и новые серебристые пятна.

Я чувствовала, как мое лицо в ответ покрывается такими же, только красными.

У драконов аллергия смотрится симпатичнее. Хотя…

— О нет, — выдавила я и шмыгнула носом, в котором опять начал нарастать зуд.

Дракон поскреб когтями шею, подбородок, переносицу, откашлялся искрами и снова чихнул, уперев руки в колени. Потом вскинул на меня горящий взгляд.

— Это какое-то колдовство! Признавайся! Что ты сделала?

— Ничего я не делала! — возмутилась я, почесывая локоть. — Если бы вы меня не хватали, не пугали и не кусали за палец, может, этого бы и не случилось…

На его скулах заиграли желваки, я попятилась. Чем дальше я пятилась, тем больше пятен проступало на коже дракона и тем громче он чихал. Мое лицо тоже горело. Кроверус одним прыжком оказался рядом, и зуд отступил. Его пятна резко побледнели, мелкие исчезли.

— Прекрати это!

— Не могу! Надеялась, вы сможете…

— Врешь, это зелье или заклинание!

Мы стояли друг напротив друга, тяжело дыша, и в моем сознании билась одна-единственная мысль: аллергия — и его и моя — утихает, лишь когда мы рядом. Чем ближе, тем лучше.

— Зачем мне вас опаивать или накладывать заклинание? Просто у вас тоже последствия стресса…

— Предлагаешь заняться вышивкой?!

— Предлагаю для начала не кричать на меня.

— Просто скажи, как от этого избавиться, и я ничего тебе не сделаю, — вкрадчиво пообещал он.

Вздувшиеся на лбу вены намекали на то, что дракон не вполне искренен.

Как избавиться? Хотела бы я знать…

И тут словно какая-то невидимая сила толкнула меня меж лопаток. Я качнулась вперед. Тело точно знало, что делать, а разум словно отключился — только этим и могу объяснить то, что произошло потом: я встала на цыпочки, взяла его лицо в ладони и прижалась к нему щекой.

В тот же миг остатки неприятных ощущений схлынули, а сама я очутилась в совершенно ином месте, за тысячу миль отсюда, хотя прекрасно понимала, что по-прежнему стою в продуваемой ветрами бальной зале старого замка. Но больше не было ни холода, ни страха. Только тепло, уют и безопасность. Внутри натянулась и лопнула сладкая струна, затопив меня восторгом. В душе заливались соловьи, цвела радуга и светило солнце. Я могла бы стоять так вечность…

Стоп, какое солнце, какие соловьи? Я вздрогнула и отстранилась. Дракон тоже отшатнулся, во взгляде читалась не меньшая растерянность, и я заподозрила, что недавнее ощущение мы разделили. Что это было?

Он с недоверием рассматривал мое лицо так, словно видел впервые. Он и видел меня впервые без аллергии. Невольно потянулся, но тут же опомнился и отдернул руку. Машинально потер свою щеку: пятна исчезли…

Я отступила еще на несколько шагов и откашлялась:

— Видите, я была права: все дело в стрессе. Минута покоя творит чудеса.

Кроверус наконец очнулся. Потряс головой, сердито посмотрел на меня, молча схватил за локоть и потянул к выходу. Я покорно семенила рядом, едва поспевая, слишком растерянная, чтобы о чем-то спрашивать или протестовать.

В коридоре дракон набрал в грудь воздуха, и замок вздрогнул от рычания:

— Хор-р-р-рибл!

Он продолжал громогласно призывать слугу вплоть до парадной лестницы. Хоррибл выкатился откуда-то сбоку. На нем был мятый колпак и сорочка, похожая на мою, только без рюшечек-кружавчиков. Дракон стряхнул меня слуге на руки.

— В башню.

— До утра?

— До вечера среды.

И, видимо, чтобы лучше дошло, прожег в полу рядом с нами дыру.

Хоррибл подпрыгнул.

— Да, хозяин!

Он в считаные мгновения втащил меня на вершину лестницы и всю дорогу до башни беспрестанно всплескивал руками и расспрашивал: чем я разозлила хозяина, как очутилась внизу в столь неурочный час, да еще в одной ночнушке… как я вообще там очутилась?! За всей этой суетой даже не заметил в моем лице изменений.

Не помню, что я отвечала. Или вообще молчала?

В комнате поток речи оборвался: некоторое время Хоррибл взирал на то, что осталось от кровати: рухнувший полог и огрызок столбика. Повернулся, хотел что-то сказать, но передумал и только вздохнул. Меня же, наоборот, прорвало. Я металась из угла в угол, что-то восклицала, в чем-то горячо его убеждала, заламывала руки, путалась, начинала заново… Потом подскочила к нему и сжала сухонькие шишковатые пальцы.

— Он не может быть моим Суженым! Это невозможно! Я протестую, слышите? Отказываюсь!

— Конечно, не может, — слуга успокаивающе похлопал меня по руке, как ребенка. — А вы сейчас вообще про что, принцесса?

Я застонала:

— Нет, вы не понимаете!

Слуга мягко положил руку мне на плечо:

— Давайте я принесу вам чашечку горячего молока с каштановым медом, и вы все расскажете по порядку. А как хорошо после такого молочка спится, вы себе не представляете!

Я отпрянула.

— Оставьте себе ваши никчемные мед и молоко! Если ничем не можете помочь, уходите!

Он застыл в нерешительности. Только мял рукав своей нелепой сорочки и дергал кисточку на колпаке.

— Вы не поняли? Оставьте меня одну! Сейчас же! — Я схватила пуфик и запустила в него. Слуга поклонился и грустно произнес:

— Как скажете, принцесса. Но ваша кровать, я мог бы…

— Одну. Немедленно.

Он поднял пуфик, аккуратно вернул на место, снова поклонился и удалился.

Стыдно за эту гадкую вспышку мне стало, едва только закрылась дверь. Ведь злилась я на кого угодно, только не на Хоррибла. Почему мы так часто вымещаем разочарование и гнев совсем не на тех, на кого в действительности злимся? Теперь к прочим бедам прибавилось еще и чувство вины. Но я ведь принцесса, меня учили справляться с эмоциями. Главное, перенаправить энергию в новое русло. Поэтому я пошла и доломала кровать.

Когда с основными разрушениями было покончено, а сама я сидела на искореженном остове и с наслаждением рвала на лоскуты шелковый полог, у противоположной стены что-то мелькнуло. Я подняла голову и вздрогнула. Отражение в зеркале бежало складками. Потом помутнело, пошло пузырями, как лужа во время дождя, и в нем начала проступать знакомая фигура.

Сердце екнуло.

— Озриэль! — крикнула я и тут же испуганно зажала рот рукой.

Отбросила остатки балдахина и подбежала к зеркалу.

Блуждавший в белесом тумане ифрит вздрогнул и повернулся в мою сторону. Я припала к поверхности ладонями.

— Озриэль, ты меня слышишь? — прошептала я, глотая слезы.

Тень приближалась, становясь все четче, приобретая цвета. И когда он остановился совсем близко — протяни руку и достанешь, — сомнений не осталось: это действительно Озриэль. Не Орест, а мой любимый. Под воротничком виднелся след, оставленный плетью Кроверуса.

Губы ифрита шевельнулись, сложившись в «Ливи», но толща стекла не пропустила ни звука. Он меня тоже не слышал. И, похоже, не видел, только чувствовал: стоял прямо напротив, но смотрел куда-то поверх плеча, хмурясь, напряженно вглядываясь. Еще он ужасно выглядел — словно постарел лет на десять и за это время ни разу не выспался.

— Я тут, Озриэль, тут! — стоило огромного труда сдержаться и не перейти на крик.

Ифрит приставил сложенные козырьком ладони к зеркалу, снова вгляделся, потом о чем-то вспомнил, порылся в кармане и нацепил очки, похожие на рокерские — с расходящимися лучами звезд. Наши взгляды встретились, и его измученное лицо осветилось улыбкой.

Меня обожгло волной стыда и сожалений. Я чувствовала себя последней предательницей. Как я могла пять минут назад прижиматься в бальной зале к дракону и воображать, что счастлива? Нет, это было что-то другое, неправильное. Вот оно, настоящее счастье, стоит передо мной за стеклянной преградой, такой обманчиво хрупкой и вместе с тем непреодолимой.

Наши ладони встретились, моя — с этой стороны, его — с обратной. Второй рукой я коснулась щеки ифрита. Он тоже погладил мою в отражении, что-то нежно бормоча, а я кивала с совершенно глупым видом. Потом взгляд Озриэля упал на мою ночнушку, он поперхнулся, глаза выпучились — увидел дыры от когтей. Вопрос был ясен и без звука.

«Нет-нет, это чистая случайность!» — я сунула палец в прореху и показала, что не ранена.

Озриэль встрепенулся, похлопал себя по карманам, достал короткую синюю палочку, показал ее мне и написал на стекле:

«Он тебя пытал?»

Поскольку в зеркале все отражалось наоборот, я не без труда прочитала послание.

Яростно помотала головой. «Нет, я в порядке!»

Он облегченно выдохнул, помял кончик палочки и осмотрел комнату за моей спиной.

«Тебя заперли?»

Я кивнула. Общение выходило слишком однобоким. У меня тоже скопилось множество вопросов. Решение пришло мгновенно.

Показала «я сейчас» и кинулась к комоду. Достала из нижнего ящика «Набор настоящей принцессы» — дождался-таки своего часа, — схватила вишневый карандаш для губ, вернулась к зеркалу и продемонстрировала его Озриэлю.

Ифрит просиял.

Наверняка у влюбленных бывали и более романтичные способы обмена сообщениями, но едва ли встречались столь оригинальные.

Мы писали, каждый со своей стороны, задавали вопросы, перебивали друг друга, стирали и не могли наговориться.

«Как я волновалась».

«Я чуть с ума не сошел!»

«Когда он вышел из Академии один, без тебя, я уж подумала…»

«… Задержал меня, а потом вы уже улетели…»

«Как Индрик?»

«По-прежнему статуя… Марсий теперь король. Скоро праздник в его честь…»

«Магнус?»

«Шлет привет и грозится порвать Кроверуса».

«Эмилия…»

Лицо Озриэля сделалось грустным.

«Днюет и ночует возле дворца, в надежде на аудиенцию у мадам Лилит».

«Нет! Мадам Лилит нельзя доверять!»

Карандаш Озриэля замер. Он обеспокоенно огляделся.

«Ты уверена?»

«Да! Она…»

«Больше ни слова, Ливи. Я понял».

А я поняла, что даже зеркала имеют уши.

Кивнула.

«Ты можешь забрать меня отсюда?»

Хотя понимала: если бы мог, уже бы забрал.

Озриэль снова печально покачал головой.

«Пока нет, но мы над этим работаем. Ушло два дня, чтобы найти твое зеркало и попасть в него».

«А передать через него что-то сможешь?»

«Нет».

Тут Озриэль зажмурился от упавшего на поверхность солнечного зайчика, и я удивленно обернулась. Снаружи светало. Неужели мы столько проговорили? Ифрит проследил мой взгляд и быстро постучал по стеклу, чтобы привлечь внимание. Звука я, конечно, не услышала — только уловила движение.

«Тебе угрожает опасность прямо сейчас?»

Я помедлила и решительно написала: «Нет».

Он чуть прикрыл глаза и коротко выдохнул.

«Мне пора. Вернусь следующей ночью. Потерпи несколько дней, и мы вытащим тебя оттуда».

«Нет, постой…»

Он обернулся и ответил кому-то через плечо. Стоящего позади я не видела, но тот, похоже, подгонял Озриэля. Наверняка ифрит серьезно рисковал, придя в это зеркало.

Я покусала кончик карандаша: среда уже завтра, и, если сидеть сложа руки в ожидании помощи, забирать будет некого, но говорить Озриэлю об этом не стала.

«Найди способ избавиться от решетки». — Я указала на окно, подошла и демонстративно подергала ее.

«Железо?»

«Чугун».

«Что ты задумала? Ничего не предпринимай и…»

«Просто сделай это, хорошо?»

Он, не колеблясь, кивнул.

«Сделаю».

Ифрит снова мельком обернулся.

«Я должен идти».

«Тогда не медли».

«Будь осторожна».

«Ты тоже…»

«Я люблю тебя, Ливи».

«И я люблю тебя, Озриэль».

Мы одновременно потянулись к зеркалу и коснулись губами поверхности. Как несправедливо! Возможно, мы больше никогда не увидимся, а я даже поцеловать его не могу! В глазах раскаленным оловом закипали слезы, но я усилием воли загнала их обратно и улыбнулась.

Изображение стало бледнеть, подергиваться туманом и снова пошло складками, как в самом начале. Потом воцарилась густая чернота, из которой начала медленно проступать моя комната.

Я намочила полотенце и стерла с зеркала улики. «Я люблю тебя, Ливи» смыла в последнюю очередь. Повернувшись к развалинам кровати, пожалела о своей излишней эмоциональности. Что ж, эта беда легко поправима. Вот бы и остальное решалось столь же просто. Я накидала на медвежью шкуру пуфиков, улеглась сверху, стараясь не думать о том, что некоторые из них попискивают и дрыгают хвостами, и накрылась одеялом.

 

ГЛАВА 16,

в которой брезжит спасательный свет и клубится серебристая тьма

Утром меня ждал завтрак, новая кровать (крепко же я сплю!) и записка от Хоррибла. В ней он извинялся, что не сможет уделить мне должного внимания, поскольку будет весь день занят подготовкой к завтрашнему вечеру. Ни намека на нанесенную обиду. Услышав за окном шум, я выглянула наружу.

Слуга носился по лужайке пушечным ядром, очевидно, занимаясь той самой подготовкой: таскал туда-сюда какие-то коробки, встречал почтовых летучих мышей, широким жестом раскидывал по траве уже знакомые комки паутины, раскладывал на просушку коврики и занимался еще кучей дел.

Что ж, мне тоже предстояло много работы. Умывшись (аллергия не давала о себе знать после памятного ночного рандеву с драконом), я отправила в рот гренок с розмарином, запила соком и продолжила вышивку. Какофония звуков не смолкала весь день: хлопали двери, где-то что-то двигали, на кого-то кричали и вообще всячески суетились. Поразительно, как такой маленький человечек может производить столько шума.

Все утро я работала, не поднимая головы. Ближе к полудню сняла вышивку с рамы и предприняла еще одну проверку. На сей раз лоскут поднялся в воздух сразу и продержался не меньше минуты. Однако первая же попытка встать на импровизированный ковер-самолет пригвоздила его к полу. Я постаралась подавить приступ отчаяния, утешаясь тем, что работа еще не завершена: ткань прошита магией всего наполовину, и следующую попытку стоит отложить до того момента, когда будет готово хотя бы две трети. Не радовало только, что времени осталось совсем мало.

Днем завеса вокруг замка дрогнула, и на лужайке приземлился незнакомый ящер с эмблемой чартерных линий. Из кабины выкатилась кругленькая старушка. Она поправила остроконечную шляпу, поудобнее перехватила узелок с трилистником — отличительным знаком травниц — и направилась к замку. Ей навстречу выбежал Хоррибл. Женщина что-то спросила, получила многословный ответ, сопровождаемый жестикуляцией в области лица, коротко кивнула и продолжила путь энергичным шагом.

Минут через пятнадцать в замке что-то грохнуло, треснуло, одно из окон разлетелось вдребезги, и оттуда повалил дым. Я различила интонации Кроверуса, но что именно он кричал, не разобрала. Было ясно одно: дракон очень и очень зол.

Вскоре на крыльце снова показалась давешняя гостья и невозмутимо засеменила к поджидающему ящеру (Рэймус успел его покормить). Следом вылетел Хоррибл, догнал ее и замахал руками, что-то объясняя. Женщина остановилась у подъемного трапа, жестом прервала его и внезапно подняла голову, придерживая шляпу. Наши взгляды встретились. Язык у меня прилип к нёбу. Нужно что-то сделать. Закричать? Позвать на помощь? Умолять забрать меня с собой? Я так и не произнесла ни звука. Бесполезно. Никто в здравом уме не пойдет против дракона, тем более на его территории. Старушка ткнула в меня пальцем, сделала пасс в районе лица и что-то сказала Хорриблу, словно доказывая свою правоту. Тот тоже задрал голову и растерянно уставился на меня. Я наконец очнулась и отпрянула от окна. Что она ему сказала? Речь явно шла обо мне.

Вскоре чартерный ящер грузно поднялся в небо и улетел, а я вернулась к работе, размышляя о завтрашнем вечере. Я догадывалась, что намечается какое-то собрание — не зря же Хоррибл так старается с уборкой, — но могла и ошибаться.

Ближе к вечеру снова поэкспериментировала, на сей раз с мелкими предметами: для тяжелого черепахового гребня все еще рановато, зато заколки с изумрудными капельками целых пять минут парили по комнате на шелковом лоскуте в полуметре от пола.

Что ж, с одной частью плана, кажется, все в порядке, зато вторая по-прежнему под вопросом. Я в сотый раз подошла к зеркалу, постучала и окликнула Озриэля. Тишина. Если он не найдет способа избавиться от решетки на окне, то мне никакой ковер-самолет не поможет. Впору жалеть, что не родилась «принцессой-с-пальчик». Вот бы для Кроверуса был сюрприз.

Вечером пришел бледный и измученный Хоррибл с ужином. Он пристроил поднос на стол, поклонился, потер поясницу и целую минуту изучал мое лицо.

— Прекрасно выглядите, принцесса.

В голосе было больше подозрения, чем восхищения. Я потупилась.

— Благодарю, и рада, что вы зашли. Я хотела извиниться за свое безобразное поведение этой ночью. Простите, что бросила в вас крысой.

Он слабо отмахнулся.

— Пустяки, я давно забыл. Не выкинь вы чего-нибудь в этом роде, я бы усомнился, что передо мной настоящая принцесса.

Я улыбнулась, и он улыбнулся в ответ.

— Тогда как насчет чая примирения?

— Я бы с радостью, но дел еще, — слуга постучал ребром ладони по горлу.

— Понимаю. Скажите, а кто была та женщина?

Хоррибл тут же начал сосредоточенно поправлять идеально расставленные тарелки.

— Женщина? Которая?

Как будто они сюда сотнями съезжаются.

— Ну та, что прилетала днем на наемном ящере.

— Ах, вы о той… — переставил солонку, вернул солонку на место, — да так, травница. Я уже могу забирать поднос?

— Надеюсь, вы не заболели из-за всех этих хлопот?

— Нет-нет, она прилетала не ко мне.

— Значит, к господину Кроверусу? Он занемог?

Не удивлюсь — столько кричал на меня.

— Не то чтобы… Просто подхватил небольшую… — слуга скользнул задумчивым взглядом по моей чистой коже. — Не берите в голову, лучше думайте о завтрашнем вечере и настраивайтесь.

— Я только о нем и думаю. Еще бы знать, на что настраиваться… Скажите, к нам приедет комиссия?

— Комиссия? — удивился он.

— Ну да, просто я подумала, что все эти приготовления явно для какого-то приема. А еще в самом начале вы упоминали проверку. Они будут проверять меня? Если вы скажете, в чем она заключается, то я смогу лучше подготовиться и не подведу господина Кроверуса.

Хоррибл виновато пожал плечами:

— Лучший совет, какой я могу дать, — будьте кроткой и покорной.

Я вздохнула.

Слуга принялся собирать посуду и как бы невзначай обронил:

— Крем, как я вижу, помог?

— Крем? Ах да, крем! Он-то меня и исцелил, спасибо. Теперь буду всем его рекомендовать.

— А у вас… еще осталось?

Я порылась в ящике и извлекла нетронутую баночку бабки Феоклании.

— Вот.

— Раз он больше не нужен, вы позволите?

— Конечно, забирайте.

Я протянула мазь и проводила слугу до выхода. Подержала дверь, пока он пятился с подносом, бормоча что-то про сухость кожи по вечерам, закрыла ее, шагнула обратно и примерзла к месту. Кусочки пазла сложились: ночной инцидент с драконом, после которого моя аллергия присмирела, приезд травницы и внезапно понадобившийся крем…

Аллергия Кроверуса снова вернулась, крем нужен ему. Это единственное логичное объяснение. Я представила утыканное серебристыми пятнами лицо и поняла, почему он так кипятился днем. Ну, или же дракон хотел обезопасить себя и запасался на всякий случай — среда-то уже завтра…

Но и я поторопилась с выводами. Вскоре после ухода слуги кожу кольнул сделавшийся привычным зуд… Яне исцелилась. Это была всего лишь передышка длиною в день, и теперь она закончилась. Эффект от объятий окончательно прошел.

* * *

Озриэль так и не появился, и я мучилась, не зная, то ли он занят поисками решения, то ли попросту не смог вернуться в зеркало еще раз. Вдруг Кроверус засек «взлом» и установил защиту? Маловероятно, конечно, иначе я бы уже металась по комнате, прячась от потоков огня.

Я работала до глубокой ночи. Помимо желания закончить вышивку, мной владел страх: я боялась уснуть и проснуться уже не здесь… Предыдущая ночь показала, что попытки предотвратить это обречены на провал. Поэтому я твердо решила не спать. Прошлась по комнате, ополоснула лицо холодной водой из кувшина. Вот так! Спать совсем не хочется, и ничуточки я не устала. Только минутку посижу вот на этом стуле и облокочусь на спинку, просто так удобнее…

Я начала клевать носом и тут же испуганно вскочила. Похлопала себя по щекам, сделала десяток приседаний, потерла глаза, опустилась на пуфик… а голова совсем не клонится к плечу, и…

* * *

Мне снилось, как я танцую. Кружусь босиком по зале. Ветер развевает занавески на окнах, и в люстре над головой мелодично тренькают хрусталики. Откуда-то из темноты льется музыка, заставляя кружиться все быстрее и быстрее…

За столиком у стены сидит Хоррибл, а напротив него — мой отец. Оба с удовольствием наблюдают за моим танцем, изредка перебрасываясь фразой-другой. На тарелке перед слугой лежит горошина «Шикобрак», и он уговаривает отца отведать деликатес. Папа отказывается, ссылаясь на сердечную недостаточность. В груди у него зияет огромная дыра в форме сердечка. Сам он в домашнем халате, но на голове корона, и рубин фортуны тоже на месте — полыхает алым так ярко, что больно смотреть… Я тянусь к шее, где должен висеть кулон, но вспоминаю, что Кроверус его забрал… Как же он снова очутился у папы?

Неподалеку стоят Данжероза и Атрос. Дракониха жует нарисованное яблоко, смеется и посылает мне воздушные поцелуи, а на призраке из одежды только кальсоны. Мне ужасно неловко, что он показался перед папой в таком виде. Я хочу подойти и сказать ему об этом, но ноги не слушаются, продолжая танец, кружа меня все быстрее. И чем сильнее я стараюсь остановиться, тем быстрее кружусь… Перед глазами все мелькает, лица сливаются, сердце колотится, кристаллики над головой громко стукаются, папа, яблоко, рубин фортуны, поцелуи, смех, парящая от ветра занавеска, босые ноги…

Внезапно кто-то хватает меня за руку, избавляя от безумной круговерти, и вот я уже танцую не одна. Скольжу по залу в плавном вальсе. Когтистая рука осторожно сжимает мою, но я не осмеливаюсь поднять глаза на партнера, потому что боюсь отвести их от свечи, которую мы вместе держим. Она не должна погаснуть — вот все, что я знаю во сне. Это важно, на свете нет ничего важнее. Сейчас будет разворот. Я задерживаю дыхание и отставляю ногу…

Погасла свеча или нет, я так и не узнала, потому что зала исчезла. Теперь я в темном коридоре. Во рту сухо, а сама я больше не касаюсь ногами пола. Я парю… нет, меня несут. Куда? А главное, кто? Крепкие руки прижимают меня к груди, в которой грохочет чье-то сердце. Я слышу дыхание.

Мы поднимаемся по винтовой лестнице а., мою башню? Значит, я все-таки уснула… Нет, нельзя, дракон будет в ярости.

Я поднимаю голову, пытаясь разглядеть того, кто меня несет.

— Что…

— Спи, принцесса, — шепчет серебристая тьма.

Мысли вмиг тяжелеют, мешаются, подчиняясь приказу, и веки снова закрываются. Спать? С удовольствием… я так устала за сегодня: вышивать, танцевать, летать… Главное, чтобы свеча не погасла…

Перед тем как окончательно провалиться в сон, я чувствую, как чья-то горячая щека прижимается к моей щеке… Накатившая волна счастья и спокойствия утаскивает меня в блаженное забытье.

* * *

Проснулась я резко, от стука. Потерла глаза, не понимая, что Хорриблу понадобилось посреди ночи: за окном еще темно, небо усеяно алмазами звезд. На чугунных шипах решетки мерцает лунная роса.

Стучал не слуга. В зеркале стоял ифрит. Я вскочила на ноги, покачнулась от мимолетного головокружения, но тут же пришла в себя и бросилась к Озриэлю, на ходу вытаскивая карандаш и пытаясь расправить мятое платье, в котором так и уснула.

«Ты пришел!»

«Где ты была?»

Моя рука растерянно замерла.

«О чем ты? Я была тут…»

«Я заходил час назад, но тебя… неважно. Вот, — он порылся в кармане, извлек сложенный вчетверо листок, расправил и показал мне, — я нашел способ».

Я вгляделась в неровные, наполовину выцветшие строчки и недоуменно нахмурилась: какие-то значки и непонятные письмена. Похоже на… формулу? А сам клочок совсем недавно явно был частью какой-то очень старой книги.

«Что это? Ничего не понимаю…»

Озриэль кивнул, мол, знаю, развернул листок к себе и принялся покрывать зеркало торопливыми пояснениями, поглядывая в пергамент.

Пока он писал, я с болью в сердце разглядывала любимого. Сейчас он был похож на ровесника моего дедушки Арчибальда.

«Озриэль, ты здоров?»

Ифрит коротко взглянул на меня.

«Ну, конечно. Просто устал, не обращай внимания».

А рука нервно трет карандаш.

Когда он закончил писать, я пробежала глазами строки и беззвучно хлопнула в ладоши. Это то, что нужно!

«Уверен, что получится?»

Он помедлил и кивнул.

«Если сумеешь найти все ингредиенты… Попробую отыскать рецептуру попроще, но пока альтернативы нет».

«Не нужно, эта подходит».

«Что ты задумала? Ничего без нас не предпринимай».

«Но…»

«Пообещай!»

«Обещаю…»

И скрещенные пальцы за спиной. Прости, Озриэль, но так нужно.

Если получится выбраться из замка, найду первое попавшееся зеркало и свяжусь с ним.

«Озриэль, ты ведь услышишь меня из любого зеркала, если я просто постучу в него?»

«Нет, для этого нужно заклинание вызова ифритов — чтобы позвать именно меня в конкретное зеркало».

«А как…»

Но тут он вздрогнул и прислушался, как будто его кто-то окликнул.

«Что такое? Ты в опасности?» — заволновалась я.

«Мне пора. Ты все поняла?»

Вместо ответа я показала ему листок, куда подробно переписала инструкции. Хотелось написать напоследок все то, что принято говорить, прощаясь с кем-то навсегда — я ведь не знаю, удастся ли мне сбежать до этой таинственной проверки, — но я боялась, что тогда ифрит останется и случится что-то непоправимое. Я не могла допустить, чтобы он из-за меня пострадал, поэтому просто повторила, что очень сильно его люблю.

Он торопливо написал то же самое и исчез. Я устало потерла глаза и еще раз просмотрела расшифровку формулы — зелье, активируемое заклинанием. Наверняка Озриэль приложил немало усилий, чтобы отыскать такое, с которым справилась бы даже я, не имеющая опыта зельеварения. Вся загвоздка только в компонентах. Я несколько раз тщательно все перечитала и повторила на память, а потом порвала листок на мелкие кусочки и съела. Это лишний раз доказывает, как я устала — в противном случае, догадалась бы сжечь.

 

ГЛАВА 17,

нервная во всех отношениях

Я едва дождалась утра и с первыми лучами рассвета потрясла маленький золотой колокольчик, который Хоррибл оставил вчера на всякий случай. На зов явился Атрос.

— А где Хоррибл? — удивилась я.

— Везде, — резюмировал призрак, подошел к окну, просунул голову сквозь решетку и указал вниз: — Даже я не умею так быстро перемещаться. Он встал еще затемно и с тех пор ни разу не присел.

— Тогда ты, Атрос, можешь кое-что для меня сделать?

Он отвернулся от окна и уставился в пол, покачиваясь на носках.

— Сегодня проси все, что угодно, принцесса. Если это будет в моих силах, то…

— Вот что мне нужно, — я сунула ему под нос список Озриэля, который набросала по памяти, — и как можно скорее.

Атрос пробежал глазами пункты.

— Так, шоколадные пончики, уксусная кислота, настойка белладонны, десять капель ртути, яд красных муравьев, — пока он изучал остальное, я в нетерпении покусывала губу, — клык мантикоры и плюшевый мишка, — дочитал он и присвистнул.

Как известно, лучше всего запоминаются начало и конец, поэтому шоколадные пончики и плюшевого мишку я добавила для отвода глаз.

— И зачем все это? Отравить прибрежные воды?

Я напустила холодность.

— Господин Кроверус желает, чтобы сегодня вечером я хорошо выглядела, а тут, — я потрясла листком, — лучший из известных мне рецептов увлажняющей маски для лица. Им еще моя прабабушка пользовалась.

Атрос вздрогнул и отодвинулся. Значит, я правильно рассчитала: мужчины имеют весьма смутное представление о способах, коими женщины добывают красоту. Знают лишь, что они сопряжены с тратами и страданиями. Скорее всего, во времена Атроса страданий было больше.

— Ну как, получится достать? Понимаю, что некоторые из компонентов довольно экзотичны…

— Есть все, кроме шоколадных пончиков и плюшевого мишки. Сойдет?

— Постараюсь заменить их, — выдавила я.

— Положись на меня, принцесса, — подмигнул призрак. — Сегодня ты будешь красоткой.

Когда он удалился, я схватила иголку и принялась за панно, стараясь ни на что не отвлекаться.

Заказ мне доставил Рэймус в двух коробках. Смущенно, бочком, втиснулся в комнату, пробормотал:

— Вот, нате. Куда поставить?

Я быстро освободила место на столе.

— Сюда.

Драконюх плюхнул коробки (из верхней тянуло отнюдь не розами) там, где я указала, снял шапку, поклонился, снова нацепил ее и шмыгнул к двери.

Я принялась торопливо разбирать принесенное, проверяя, все ли на месте. Сердце упало в пятки, когда там не оказалось засушенного пятачка черного кабана. Он вскоре нашелся, на самом дне, под чешуей барабульки.

Отставив первую коробку, я потянулась ко второй, про себя удивившись, зачем ее перевязали атласным бантом, сняла крышку и замерла. Внутри лежало платье и карточка, на которой размашистым незнакомым почерком было написано:

Сегодня ровно в 18:00. Надень это.

Я.К.

Я провела пальцем по подписи и подавила желание тут же разорвать наряд на лоскуты. Ни к чему тратить сейчас энергию, она мне понадобится, вся до капли. Я потянулась вернуть крышку на место, но не удержалась: вытащила платье из коробки, подошла к зеркалу и приложила к себе. При других обстоятельствах я бы порадовалась наряду, действительно прелестному: без рукавов, белый струящийся шелк присборен под грудью и драпируется мягкими складками, напоминая античные колонны, треугольный вырез тянется неглубоким клинышком и украшен золотистой булавкой. К платью прилагались массивные золотые браслеты, покрытые вязью узоров, из тех, что носят выше локтей. В общем, для полноты картины не хватало только таблички «жертвенная дева».

Я вернула наряд в коробку, подтолкнула ее ногой подальше под кровать и начала готовить зелье. Сперва смешала в тазу для умывания начальные ингредиенты. Сверилась с бумажкой и шепнула слово, звучавшее для меня бессмысленным набором звуков. Содержимое таза тут же пришло в движение, начало плавиться и смешиваться. Пока происходила реакция, я перешла к следующей части: подожгла сухой пучок розмарина и кинула в смесь строго на пятой минуте. Масса вспучилась, колыхнулась, выпустила облако зеленого пара, пахнущее гнилыми сливами, и снова успокоилась. Все остальные действия заняли около часа. Когда масса приобрела светло-коралловый цвет, я вытерла лоб и перевела дух.

Теперь остается только ждать. Зелью положено вызревать шесть часов. Сейчас нет и одиннадцати, значит, между пятью, когда оно будет готово, и шестью, когда все начнется, у меня будет целый час. Я старалась успокоить себя этим, отгоняя тревожные мысли. Но они все равно просачивались. А вдруг что-то пойдет не так, и зелье не успеет настояться? Или я напутала последовательность добавления ингредиентов? Или Кроверус решит не дожидаться вечера и появится на пороге, ну, к примеру, в эту самую секунду?

Я не выдержала: подбежала к двери и приложила ухо. Все тихо. Отругала себя, вернулась к раме и продолжила вышивку.

Если честно, я уже слабо верила во все эти истории про кончину в тарелке дракона с яблоком в зубах. Когда жила дома, они представлялись вполне реальными, потому что драконы были чем-то далеким, загадочным, про них шептались по углам, а нянюшка рассказывала на ночь страшные сказки. Но я не припомню никого, кто знал бы представителя их народности лично. Время от времени до нас доходили слухи об очередной принцессе, за которой явился дракон, и ни разу — о ее возвращении домой. А страшнее всего не те монстры, что выходят из тени, а те, что остаются в ней.

Теперь мне было даже чуточку неловко за гастрономический допрос, учиненный Кроверусу еще в самом начале. Но все это не означало, что я не боялась сегодняшнего вечера. Еще как боялась! Прежде всего, страшила неизвестность. Даже если мне не грозит ужасная смерть, возможно, я больше никогда не смогу выбраться из этого замка. Увидеть друзей, обнять Озриэля, помочь папе… Провести в этой башне остаток дней? Ну уж нет! Бежать, срочно бежать!

Хотя Кроверус говорил, что в замке я не останусь в любом случае… Что же будет?

Пальцы дрожали, я торопилась, то и дело колола их, роняла булавки. Старалась сосредоточиться, шептать свою мантру ниткам вдумчиво (где-то слышала, что наделить предмет магией можно, только если безоговорочно веришь в успех), но постоянно отвлекалась: в замке же вовсю продолжалась подготовка.

К трем часам дня не прошитым остался лишь правый угол. Еще два часа, у меня впереди еще целых два часа, да это же целая вечность, успею. Иголка плясала в потных пальцах, норовя выскользнуть.

Зелье тем временем меняло цвета и запахи, как модница, раздумывающая, на каком сочетании остановиться.

В четыре на лужайке приземлился ящер-тяжеловоз. Он был раза в два крупнее Варгара и того, что прилетал вчера. Сердце екнуло. Я вцепилась в решетку, не обращая внимания на впившиеся в ладони шипы. Люк открылся, и оттуда высадилась целая армия слуг: лакеи, официанты, служанки в коричневых накрахмаленных передниках и с наколками в волосах. Их тут же взял под свое начало Хоррибл, приобщив к уборке и скоблежу. Теперь он только отдавал распоряжения и координировал работу.

Возвращаясь от окна к панно, я заглянула в таз — смесь стала густо-фиолетовой и пахла грушами в вине, что указывало на предпоследнюю стадию. Отлично, зелье почти готово. Вышивка тоже скоро будет завершена: остался небольшой участок размером с кисет для огнива, работы минут на пятнадцать. Я не удержалась от еще одной предварительной проверки. Дрожащими руками сняла лоскут с рамы, расстелила на полу — уголки трепыхались то ли от нетерпения, то ли от чего-то другого, — встала на середину, сглотнула и приказала: «Вверх!»

Целую минуту, пока панно раздумывало, сердце не билось. А потом меня рывком приподняло в воздух, под пятками осталась только туго натянутая ткань. Я охнула и рассмеялась, одновременно раскинув руки, чтобы не упасть.

«Умница, а теперь лети к комоду!», «К окну», «Выше», «Ниже».

Панно-самолет послушно, пусть и не без некоторого усилия (все же оно еще не было закончено) носило меня по комнате. Ничего, сейчас доделаю и получу в свое распоряжение полноценное летательное средство.

В самый разгар испытаний из таза послышался хлопок, и бульканье, продолжавшееся последние шесть часов, прекратилось.

«Вниз!»

Не дожидаясь, пока ткань коснется пола, я соскочила и подбежала к тазу. Внутри застыла ртутным озером серебристая жижа. В ней отразилось мое взволнованное лицо с огромными от испуга и надежды глазами. От смеси пахло предгрозовым небом. Готово! Теперь только пару финальных стежков на вышивке, и…

За окном послышался гул. Небо начало на глазах покрываться мутными, быстро увеличивающимися пятнами. «Небесная аллергия», — мелькнула мысль. Веселила она меня ровно до того момента, когда воздушную завесу не начали один за другим прорезать незнакомые ящеры.

* * *

Крылья всех цветов и размеров разбили небо на мозаику.

Во дворе стало тихо, слуги прекратили возню и, задрав головы, наблюдали за невиданным зрелищем.

Первым летел огромный ящер с кустистыми седыми бровями и усами, в броне из обсидиановой чешуи, отливающей зеленым и фиолетовым. Он чем-то напоминал своего наездника, облаченного в подобие фрака пожилого дракона с бурым гребнем, бакенбардами и высокомерным лицом. Он правил уверенной рукой, на которой переливались перстни. К седлу была приторочена трость с янтарным набалдашником. За ним летели другие драконы: некоторые, как и он, верхом, другие в кабинах.

Рэймус и несколько его помощников бросились на посадочную площадку встречать гостей. Еще днем они вбили в землю рядом с ангаром колышки, к каждому из которых крепилась цепь. Теперь я поняла их назначение.

Варгар с любопытством выглядывал из-за дверей своего убежища, но подойти ближе мешала веревка. Когда Обсидиановый приземлился, к нему от замка двинулась рослая тень, в которой я узнала Кроверуса. Дракон снова был в маске. Он учтиво поклонился и поприветствовал пожилого дракона. Тот лишь надменно дернул головой и, отказавшись от помощи, соскочил с седла. Кроверус лично взял его ящера под уздцы и повел к колышку № 1. Проходя мимо Варгара, Обсидиановый клацнул зубами. Варгар отпрянул в смятении, а задира гордо продолжил путь.

Следом начали приземляться остальные, к ним уже спешили помощники Рэймуса. Одним из последних прибыл изящный ящер голубовато-стального оттенка с узкой вытянутой мордой и белыми глазами. Им правила всадница, единственная женщина среди собравшихся. Развевающееся алое платье делало ее похожей на живое пламя, а разметавшиеся волосы довершали образ, придавая драконихе дикой грации. Перед тем как сойти на землю, она сколола их небрежным жестом. Потом кинула поводья Рэймусу и придержала юбку, готовясь спуститься с седла. Вокруг тут же засуетились слуги и драконы, наперебой предлагая руку. Всадница оглядела столпившихся. В этот момент вернулся Кроверус, его-то руку она и выбрала среди остальных. Какой-то блондин выглядел особенно разочарованным таким поворотом событий. На лицах остальных было написано «этого и следовало ожидать».

Когда все наконец спешились, а ящеров передали слугам, процессия под предводительством Седого, Кроверуса и Алой двинулась к главному входу. Обсидиановый никак не мог успокоиться: вставал на задние лапы, пугал слуг и задирал соседних ящеров. Заметив это, Алая замедлила шаг и приблизилась к нему. Тот с подозрением посмотрел на нее. Дракониха, несмотря на предостережения, ловко зашла сбоку и пощекотала ему чешую под подбородком. Обсидиановый немедленно успокоился, широко зевнул и сложил голову на лапы, само добродушие. Пару раз моргнул и прикрыл глаза.

Алая небрежно поправила юбки и вернулась к остальным. Ее встретили восхищением — все, за исключением Седого. Наверное, старик был недоволен, что та без спросу полезла с ласками к его ящеру.

Остаток пути до центрального входа драконы преодолели без приключений. Разряженные и оживленно переговаривающиеся, они походили на обычных гостей, собравшихся на званый ужин. Шествие замыкала шестерка слуг в белых шапочках. Они несли на плечах перекладину, на которой покачивалась, как мне показалось, ванна. Уже начало смеркаться, поэтому видимость оставляла желать лучшего. Но когда свет факелов упал на предмет, я поняла, что это огромный бронзовый котел, покрытый лентами барельефов, а белые шапочки слуг до боли похожи на колпаки поварят.

Прежде чем войти в замок, Алая подняла голову и посмотрела прямо на меня. Уголок рта дернула кривая улыбка, обнажив заостренные золотые зубы. Кроверус, поглощенный только ею, что-то сказал и сделал приглашающий жест в сторону двери. Красавица благосклонно ему кивнула, изящно приподняла подол и шагнула внутрь.

Все это время я стояла, прижавшись к решетке, как зачарованная, не в силах оторваться от происходящего. Когда чары спали, меня охватил леденящий животный ужас.

Появление бронзового котла прояснило, почему Кроверус меня не съел. Просто у драконов принято делиться. Вот он и пригласил соплеменников и свою подружку на праздничный ужин, главное блюдо которого — я.

Лжец-лжец-лжец!

 

ГЛАВА 18,

в которой я лечу, как ветер

Усилием воли отлепившись от окна, я подбежала к тазу, схватила кружку, оставшуюся после обеда, и зачерпнула вязкое серебристое зелье. Побултыхала и плеснула его на решетку, представляя вместо нее лицо дракона. Раздалось шипение, и прутья, на которые попала жижа, начали прямо на глазах таять, как свечной воск. Я наблюдала, затаив дыхание и подпрыгивая от нетерпения. Получилось или нет? Получилось или нет?

Голоса драконов слышались уже где-то в замке, несколькими этажами ниже.

Еще минута, и три чугунные розы, окончательно размягчившись, превратились в радужную слизь. Тягучие капли потянулись вниз. Я смахнула их полотенцем, снова зачерпнула из таза и обработала следующий участок решетки.

Судя по удаляющимся голосам, гости свернули к обеденной зале.

Я кусала губы, отсчитывая самые долгие в моей жизни шестьдесят секунд. Ничего, до назначенного часа еще целых десять минут, а Кроверус ведь пунктуальный дракон. Он не начнет раньше времени. Пока рассядутся, пока решат, кому ножка, кому шейка…

Следующие четыре розы стекли переливающимися соплями. На этот раз я даже полотенцем протирать не стала. Попыталась высунуться наружу — может, уже достаточно? Голову и руку протиснула, но второе плечо не пролезало — мешали оставшиеся две розы.

Значит, последний взмах, и прощай решетка — зелья хватит тютелька в тютельку. Я погрузила кружку в таз, поелозила по дну, собирая остатки, и тут услышала на лестнице шаги. На лестнице моей башни.

— Принцесса, вы готовы?

Хоррибл.

Рука непроизвольно дернулась, и добрая треть варева выплеснулась на ковер. Оно так и осталось лежать лужицей — действовало только на чугун и было совершенно безвредно для прочих материалов.

Нет времени собирать. Я перепрыгнула через лужу, метнулась к окну и выплеснула остатки на решетку, умоляя розы истаять поскорее.

Шаги остановились прямо за дверью.

— Мы уже тут.

Мы? Кто мы?!

— Ты ее не под венец ведешь, — пробурчал Кроверус. — Открывай.

Послышался вздох, а потом — перестукивание. Слуга начал открывать дверь.

— Нет! — взвизгнула я, расправляя панно. Оно, как назло, зацепилось за раму, а я дергала и никак не могла сообразить, как его освободить. Мысли разбегались от ужаса.

Стук замер.

— Я не одета! — крикнула я, изо всех сил рванув на себя полотно. Рама опрокинулась и с грохотом повалилась на пол.

— Открывай, — коротко приказал Кроверус.

— Но принцесса не одета и…

— Ты что, не слышишь? Принцесса дурит нас. Открывай, я сказал!

Быстрая дробь, щелчок замков и скрип рассохшегося дерева о каменные плиты. Я подбежала к окну, вскарабкалась на подоконник, расстелила ткань и встала на нее, не обращая внимания на продолжающую стекать мне на волосы и плечи слизь. Дверь распахнулась, и в проеме застыл Кроверус. Ярость и изумление просочились даже через маску. Глаза в прорезях стали размером со спичечные коробки.

За его спиной мелькнуло ошеломленное и вконец растерянное лицо Хоррибла.

— А ну, слезай немедленно! — прорычал дракон и в два прыжка пересек комнату.

Я отвернулась и громко приказала.

— Вперед! Скорее!!!

И в тот момент, когда Кроверусу оставалось сделать последний шаг, полотно снялось с подоконника и устремилось навстречу ветру и сумеркам.

Когти полоснули щиколотку, но удержать не успели. Я упала на четвереньки, отчего ткань посредине просела, и обернулась. Дракон стоял в оконном проеме, тяжело дыша, и радужные сопли стекали на его костюм.

— Вернись, глупая! Разобьешься!

Я ответила нервным визгливым смехом.

— Никогда!

Поверить не могу, что сделала это! Разработала план, вырвалась из плена, теперь остается только добраться до ближайшего… да хоть куда-нибудь добраться, главное, подальше отсюда.

Полотно скользило вперед. Несколько слуг, оставшихся во дворе, наблюдали за моим полетом с разинутыми ртами. Ящеры тоже подняли головы и встрепенулись, словно желая присоединиться, но вынуждены были разочарованно опуститься обратно — цепи держали крепко.

Мне казалось, я лечу быстрее ветра, оставляя позади Кроверуса с его рычанием и замком, полным ужасов, на деле же удалилась от башни всего на пару метров.

Господи, я лечу, лечу! Господи, я… падаю!!!

Полотно ухнуло вниз, но тут же выровнялось, и захлестнувшая меня волна паники пошла на спад — ровно до того момента, когда все повторилось. Что-то шло не так. Панно с лысинкой в правом уголке, который я так и не успела прошить магией, медленно, но верно снижало скорость, да и само начало двигаться с видимым усилием, рывками.

— Ну, что же ты! Быстрее, вперед! — умоляла я.

Лоскут внял призыву, собрал остатки сил и предпринял еще одну героическую попытку, но надолго запала не хватило. Ткань мелко задрожала и начала выписывать в воздухе зигзаги, то проваливаясь, то снова выкарабкиваясь. Я вцепилась в нее и заверещала, как самая настоящая дева в беде, каковой сейчас и являлась.

Перед глазами все вертелось, Хоррибл что-то кричал с искаженным лицом. Кроверус не кричал, он стоял в оконном проеме, вцепившись одной рукой в кладку, а другую протягивал мне:

— Хватайся!

Какое там хватайся, я бы даже не допрыгнула! Он, видимо, тоже сообразил, потому что убрал руку, поискал кого-то внизу глазами, набрал в грудь побольше воздуха и издал раскатистый рык.

Двери ангара распахнулись, и оттуда высунулся Варгар. Кроверус снова рыкнул, и ящер, издав ответный рев, взял разгон, на ходу расправляя крылья. Я поняла, что дракон велел ему подхватить меня, и завопила еще громче, от облегчения. Благословите, боги, драконов!

Веревка натянулась, рывок, и ящер, едва не перекувыркнувшись в воздухе, с жалобным воем плюхнулся на задние лапы. Колышек наполовину выскочил из земли, но не пустил.

Полотно наконец устало трепыхаться, сдалось и окончательно обмякло. Между мной и землей осталась самая обыкновенная тряпка и сто футов воздуха. Когда я это поняла, желудок прилип к горлу. Панно полетело вниз, и я вместе с ним.

Площадка перед башней приближалась с невероятной скоростью, как и разинутые в вопле рты слуг.

Возле самой земли слуха достиг свист рассекаемого воздуха, и лодыжку обхватило что-то тугое и обжигающе горячее. Я зажмурилась, травины щекотнули нос, и меня поволокло обратно наверх за ногу. В последний момент я автоматически сгребла ставшую бесполезной тряпку.

Лететь наверх немногим приятнее, чем вниз. Во втором случае хотя бы знаешь, что тебя ждет.

Кроверус стоял на подоконнике, наполовину свесившись наружу. Когтями одной руки крепко вцепился в выступ стены, а во второй сжимал плеть, на другом конце которой вверх тормашками болталась я.

Наверное, в такие минуты полагается испытывать радостный шок и благодарить судьбу за счастливое избавление. Я же сгорала от стыда, что дракон видел мои панталоны.

Когда я пролетала мимо окна, он схватил меня за талию, чуть не сорвавшись сам, и мы вместе упали в комнату. Кроверус повалился на пол, я — на него. Какое-то время приходили в себя: я хватала ртом воздух, беспрестанно ощупывая бока и голову, дракон дышал сквозь стиснутые зубы. Маска свалилась, открыв усеянное серебристой сыпью лицо. Над нами квохтал и суетился Хоррибл.

Немного оправившись, я уперлась Кроверусу в грудь, приподнялась и неверяще прошептала:

— Вы… спасли меня…

— Цела?

— Кажется, да…

Дракон поморщился:

— Хоррибл, сними принцессу, пока я ее не прикончил.

Слуга тут же подхватил меня, поставил на пол и на всякий случай задвинул за спину. Кроверус, шатаясь, поднялся, снова надел маску, отряхнул костюм и оглядел себя, оценивая ущерб. Рукав и воротничок держались на одном честном слове и паре ниток, тут и там остались потеки зелья. Правда, по сравнению с моим, его наряд был в идеальном порядке. Я не узнала ту, что отразилась в зеркале: бледная до синевы, всклокоченная, ссадина во всю щеку и эполеты из разноцветной слизи, про платье вообще молчу.

Кроверус шевельнулся, издал тихое рычание и медленно поднял голову. Из-под маски повалил дым, с когтей сорвались искры. Я невольно попятилась. Похоже, дракон сдерживался из последних сил, чтобы не выкинуть меня обратно в окно вместе с панно. Хоррибл трясся и переводил обеспокоенный взгляд с хозяина на меня и обратно. Не знаю, чем бы все закончилось, если бы не вмешался мой ангел-хранитель, но он вмешался.

За полуоткрытой дверью раздалось покашливание, и кто-то из слуг робко поинтересовался:

— Господин Кроверус, господин Хоррибл, вы там? Гости уже заждались..

Хозяин замка вздрогнул, сжал и разжал кулаки, гася когти, и повернулся к слуге:

— Через пять минут принцесса должна быть внизу. А не то…

И поспешно вышел, видимо, чтобы избежать соблазна немедленно реализовать вторую часть.

— Что же теперь будет, господин Хоррибл? — пролепетала я и плюхнулась на кровать, невидяще уставившись в стену. Я бы расплакалась, но все слезы, кажется, высушил ветер во время полета.

— Ну-ну, принцесса, поздно для сожалений. Не плачьте сейчас, а то глаза покраснеют, сделаете только хуже.

— Что может быть хуже этого? — я ткнула в отражение.

Пока я предавалась горю, слуга времени не терял: вытащил из нагрудного кармашка платок, вытер грязь с моего лица, обработал царапину, пригладил щеткой волосы и сбрызнул их цветочной водой.

— Где платье?

— Платье? — мысли ворочались вяло.

— Рэймус должен был сегодня передать, от хозяина.

— Ах, оно… — я махнула рукой. — Под кроватью.

Слуга опустился на колени, пошарил и вытащил коробку.

— Сейчас мы вас переоденем, мы все успеем, все сделаем правильно, — бормотал он, доставая наряд и успокаивая скорее себя, чем меня. — Ведь у нас впереди еще целых, — щелкнул крышкой своего диковинного хронометра, — полторы минуты. Вот, переоденьтесь.

Я очнулась и оттолкнула платье.

— Нет, уберите. Я не надену.

Лицо слуги исказилось от отчаяния.

— Прошу вас, принцесса. Это ради блага…

— Вашего? Или господина Кроверуса?! — не выдержала я. — Уж извините, что огорчу, но я не полезу в суп в венке из лаврового листа и петрушки ни ради вас, ни ради кого бы то ни было. Пусть ваш хозяин возвращается и волочет меня силой. Спускаться вниз и облегчать ему задачу я не собираюсь.

— О чем вы?

— Не нужно притворяться, я видела котел!

— Вы не поняли, он совсем для другого.

— Неужели? Может, варить гостям какао? А я уж подумала, он имеет какое-то отношение ко мне и предстоящему ритуалу!

— Имеет, самое непосредственное, но не то, о котором вы подумали. Это Решальный Горшок. Его испокон веков используют во время церемонии принятия новых членов в Драконий клуб.

— Драконий… клуб?

— Это официальное название драконьего сообщества. Вот почему для моего хозяина это так важно. Дракон может считаться его полноценным членом лишь после обряда инициации: когда представит свою принцессу самым видным его представителям — ковену и получит указания Решального Горшка, что с ней делать. — Слуга молитвенно сложил руки. — Пожалуйста, вам всего лишь нужно спуститься вниз и продемонстрировать покорность. Показать, что вы во всем готовы слушаться хозяина.

— А что потом?

— Потом господина Кроверуса официально посветят в…

— Я не об этом! Что будет со мной?

— На этот вопрос, как я уже говорил, ответа не знает никто. Все зависит от Решального Горшка. Как он скажет, так и будет.

— Что это значит?

— У него имеется некий набор вариантов, который постепенно пополняется, и… — Хоррибл многозначительно вскинул палец, — среди прочих есть «освободить принцессу».

— Вы ведь не лжете? Если так, то это жестоко!

Хоррибл прижал руку к сердцу.

— Клянусь, принцесса.

— А сколько всего пунктов в том списке? Сколько вариантов?

Слуга помялся.

— По слухам, около двух…

— То есть пятьдесят на пятьдесят?! — не поверила ушам я.

— …Сотен тысяч.

Я попыталась осознать услышанное: один шанс на двести тысяч, что я получу свободу. Немного помолчав, поинтересовалась:

— А… договориться с Горшком никак нельзя?

Слуга покачал головой:

— Это неподкупный судия, именно поэтому его и используют в ритуале. Однако, — в уголках глаз собрались хитрые морщинки, — говорят, что превыше всего Горшок ценит покорность и, если в ком-то ее видит, принимает более благосклонное решение.

— Хотите сказать, выказывая покорность, я получаю больше шансов обрести свободу?

— А также располагаете к себе ковен и… смягчаете последствия в случае не самого благоприятного исхода.

Я поняла, что он имеет в виду реакцию Кроверуса, если ковен вынесет решение не в его пользу. А еще мне пришло в голову, что, настаивая на покорности, дракон хотел приблизить нас обоих к наилучшему раскладу: меня — к свободе, а себя — к избавлению от меня. Хотя это лишь предположение.

— А как насчет других вариантов? Что в них?

Тут внизу ударили в гонг, и Хоррибл засуетился.

— Пожалуйста, принцесса! Нет времени!

Я вздохнула и решилась.

— Хорошо, — сказала я, поднимаясь с кровати, — подождите, пожалуйста, снаружи.

— Только…

— Знаю: я быстро. Не могу же я переодеваться при вас.

Считаные мгновения спустя мы уже спускались с башни.

— Кстати, господин Хоррибл, за последние пять минут вы рассказали об этом вечере больше, чем за последние четыре дня. А как же запрет хозяина?

— Он распространялся лишь до сегодняшнего вечера. А сегодняшний вечер наступил.

— Почему господин Кроверус сразу не рассказал мне про Решальный Горшок и прочее?

— Принцессам не положено заранее знать о ритуале, — назидательно ответил слуга. — К тому же хозяин вам… — он осекся и сделал вид, что закашлялся, но я и так поняла: дракон мне не доверял. Вообще-то правильно делал. Знай я заранее про церемонию, все равно попыталась бы сбежать, а то и придумала, как использовать имеющуюся информацию с максимальной выгодой. Но сейчас поздно думать об упущенных возможностях.

На подходе к обеденной зале нас встретили чарующие звуки квиддер и мандолин. А драконы знают толк в вечеринках, даже музыкантов позвали! Я резко остановилась и схватила Хоррибла за рукав камзола: по такому случаю слуга облачился в черный бархат с квадратными серебряными пуговицами — видимо, в знак солидарности с мастью своего хозяина — и красный воротник-жабо.

— Стойте!

— Что такое, принцесса? — забеспокоился он. — Вы же не передумали?

— Нет, — выпалила я и затащила его за каменный вазон, в котором росло подобие миниатюрного бобового стебля с шерстистыми желтыми листочками на конце. — Вот, просто часть плана по очаровыванию гостей и Горшка. — Я вытащила из декольте и расправила свое многострадальное панно.

Слуга вскрикнул и заозирался.

— Что вы задумали? Пожалуйста, уберите, — разволновался он, пытаясь засунуть вышивку обратно мне в вырез.

— Спокойно, господин Хоррибл, я знаю, что делаю, — заявила я и отстранилась, а потом оторвала подол, вымазала лицо грязью из вазона и накинула панно на плечи, как шаль. — Вот теперь можем идти.

Вышла из укрытия и решительно поволокла полуобморочного слугу к трапезной.

 

ГЛАВА 19

Про благие намерения и небольшое недопонимание

Уже в дверях Хоррибл меня обогнал и шагнул в зал первым. Я даже сопротивляться не стала, спряталась за его спину. Под ложечкой противно сосало.

Музыка смолкла, и все взоры обратились к нам. Я оценила мужество слуги, принявшего на себя огонь драконьих взглядов. Гости разместились за столом, за которым я совсем недавно ужинала с Кроверусом. Только на этот раз его застелили пурпурной бархатной скатертью, на которой красовалась старинная чеканная посуда и фамильные кубки. Среди яств преобладали мясные блюда. Лакеи и официанты выстроились вдоль стен, готовые на лету ловить пожелания гостей.

Пар поднимался от тарелок, кто-то облизывался, но ужин стоял нетронутым. В воздухе висело густое напряжение. Все ждали.

Седой дракон сидел с правого конца и, сложив кончики когтей, сверлил суровым взглядом Кроверуса, сидящего с левого конца. Даже мне показалось неприличным, что хозяин замка не снял маску. Все равно что не снять шляпу на балу.

Котел булькал на небольшом помосте. Над ним разливалось зеленоватое свечение, и с поверхности то и дело срывались разноцветные пузыри. Время от времени его помешивали «поварята».

— Итак, Якул, — громко сказал Седой, и остальные драконы вздрогнули, словно очнувшись, — ваша принцесса соизволила наконец спуститься. — Он сделал паузу, и драконы, сообразив, рассмеялись. Седой стукнул тростью об пол, и смех тут же прекратился. — Ну, даю вам слово, представляйте ее.

Громко шаркнул отодвинутый стул, Кроверус, заметно нервничая, поднялся и прочистил горло. Но прежде чем он успел произнести хоть слово, я вышла из-за спины Хоррибла, быстро приблизилась и бухнулась перед ним на колени, стуча себя в грудь:

— Пощадите, господин Кроверус! Сжальтесь над бедной несчастной принцессой. Все, чего я хочу, это еще немножко порадоваться солнышку, потоптать травку и съесть пару-тройку эклеров с разноцветной посыпкой. — Слезы все никак не давались, поэтому я незаметно уколола булавкой с платья палец. Влага тут же потекла по щекам, даже притворяться не пришлось. — Отныне и вовек я буду во всем вас слушаться, только не подвергайте меня всем тем ужасным истязаниям, от которых у добрых людей кровь стынет в жилах. Вот, — я скинула с плеч и протянула на дрожащих руках вышивку, — примите это в дар, как знак покорности, и да смягчит он ваше сердце.

Я немного модифицировала и дополнила речь, которой Рэймус и Хоррибл приветствовали хозяина в день приезда, и по праву гордилась ею: после такого выступления у присутствующих не должно остаться сомнений ни в моей покорности, ни в том, что Кроверус оправдывает звание повелителя Горы Стенаний и Ужасов.

Дракон покачнулся, ухватившись за край стола, и машинально взял панно. Наверное, приятно удивлен.

Пару мгновений стояла мертвая тишина — гости тоже онемели, а потом, как по команде, обернулись к Седому. Тот напоминал чайник за секунду до закипания. Это послужило сигналом, поднялся гвалт.

— Как можно!

— Просто возмутительно.

— Вот вам и аристократические манеры.

— А я ведь говорил, что ему не место в Драконьем клубе.

— Вы только поглядите: бедное дитя, какая запуганная и исхудавшая.

— Что с ее лодыжкой? Ее пытали?

— Морили голодом?

— И держали в какой-то грязной дыре…

— Мать моя дракониха! Какие на ней обноски!

Заскрипели отодвигаемые стулья, меня со всех сторон окружили, подхватили под локти и понесли к ближайшему стулу. От удивления я даже ноги разогнуть забыла.

Драконы усадили меня за стол. Один пододвинул тарелку с ломтем мясного пирога, второй плеснул рябинового вина, третий смочил виски ароматическим уксусом из висевшего на шее кулона, какой-то суетливый гость замахал перед моим носом платочком.

Со всех сторон звучали слова сочувствия и ободрения, кто-то попытался кормить с ложечки, на долю Кроверуса достались гневные взгляды, цоканье и порицания.

Алая в суете участия не принимала и пренебрежительно рассматривала меня со своего места. Мне совершенно не нравилось выражение высокомерного снисхождения на тонком лице, но сейчас было не до нее. Блондин с желтыми клыками воспользовался ситуацией и пересел к ней поближе.

Жесткая ладонь хлопнула по столу, и гвалт тут же стих.

— Тишина! — гаркнул Седой. — Прекратите этот балаган.

Он был страшен в гневе, на губах разве что пена не пузырилась. Но взгляд оставался прикованным к Кроверусу.

Драконы начали нехотя рассаживаться по местам, старичок, пытавшийся кормить меня с ложки, утешающе сжал напоследок плечо. Только Кроверус остался стоять. За все это время он не произнес ни звука и, кажется, еще не пришел в себя.

— Правильно, постойте, юноша. — Седой вышел из-за стола, раздраженно вырвал из-за ворота салфетку и швырнул на скатерть. — Никогда, слышите, еще никогда мне не приходилось так краснеть ни за одного дракона! Так-то вы видите вступления в клуб?

— Мейстер Хезарий, я…

Кустистая бровь взметнулась вверх, и Кроверус поперхнулся.

— Ковен должен был собраться еще две недели назад, но все мы помним, что этого не произошло, и причину, по которой это не произошло. Вняв вашей отчаянной просьбе и приняв во внимание молодость, я согласился считать случившееся досадным недоразумением и дал второй шанс (в этом месте послышались шушуканья и хмыканье). И вот как вы им воспользовались?!

— Со всем к вам уважением, мейстер, я…

— Молчать! — Трость звонко стукнула о плиты. — И снимите уже наконец эту маску. Устроили тут бал-маскарад!

Драконы повернулись к Кроверусу — кто-то со злорадством, большинство с любопытством.

Хозяин замка медлил.

— Ну же, Якул, — подала голос доселе молчавшая Алая, — это, в конце концов, неприлично.

— Грациана права, — осклабился Белокурый. — Это неуважение.

Его единодушно поддержали.

Кроверус поднял руки и медленно отнял маску от лица. То ли драконы отличаются излишней впечатлительностью, то ли жизнь у них такая спокойная, что любая мелочь вызывает потрясение, но над столом снова пронесся коллективный вздох. На этот раз никто не осмелился высказать мысль вслух, все ждали вердикта мейстера Хезария.

Судя по всему, мир пожилого дракона только что сделал кульбит и показал ему нос.

— Это… это…

— Банальная аллергия, не Знак, — быстро ответил Кроверус. — Это попросту невозможно. Я перерыл все источники, уверяю вас, и нигде не нашел упоминания ни о чем подобном. За всю историю еще не было случая, чтобы дракон и принцесса…

— Что вы с ней сделали?

— С кем? — опешил Кроверус.

— Прародительница драконов, дай мне сил. С принцессой, конечно!

— Ничего, совершенно ничего, — растерялся Кроверус, повернул голову, и наши взгляды скрестились на моем пальце.

Уверена, нас посетила одна и та же мысль: аллергия у дракона началась, после той ночи, когда он его прикусил.

Драконы опять загалдели, на Кроверуса посыпались новые обвинения. Меня подмывало присоединиться к травле, но я отмела эту мысль, увидев лицо Хоррибла. Слуга жался у стены с совершенно несчастным видом, бросая возмущенные взгляды на гостей и умоляющие — на хозяина. Да и сам Кроверус… нет, мне, разумеется, не было его жаль, но и забивать последний гвоздь в крышу его усыпальницы не хотелось. Все-таки, как ни крути, драконы слегка преувеличили мои страдания… Он ведь не морил меня голодом… и не пытал… и не держал в грязной дыре… и еще много «не». Только немножко пугал и укусил за палец.

— Поверьте, мейстер, это недоразумение, и, если вы подождете, я сейчас же с ним разберусь.

— Довольно. Вечер окончен, — отрезал глава клуба и повернулся к слуге: — Готовь седло, мы улетаем.

Кроверус стал пепельным, но спросил со спокойным достоинством.

— Значит ли это, что мне отказано?

Пожилой дракон смерил его взглядом с ног до головы и выдержал невеликодушную паузу.

— Это значит, что я даю вам шанс, которого вы не заслуживаете. Ковен соберется в третий и последний раз в следующую среду, то есть ровно через неделю. В этот день вы должны представить умытую, сытую и довольную жизнью принцессу, добровольно и с радостью исполняющую вашу волю. Тогда и только тогда мы испросим подсказку у Решального Горшка. Имейте в виду, если вы попытаетесь добиться вышеперечисленного запугиванием, я об этом узнаю.

Кроверус сдержанно поклонился. Мои надежды на слезы благодарности и целование рук не оправдались.

— Благодарю, мейстер.

Старик надменно кивнул.

— Дружеский совет, Якул: на сей раз отнеситесь к делу серьезно. Вы сейчас как никогда близки к тому, чтобы стать первым в роду неучастником Драконьего клуба. На этом все, не провожайте нас. — Мейстер отвернулся и, бросив поварятам: — Погасить Горшок, он нам сегодня не пригодится, — направился к двери.

Лакей подсуетился и растворил ее как раз вовремя, чтобы дракону не пришлось замедлять шаг. Поваренок подошел к котлу и кинул в него пучок сухих трав. Внутри зашипело, зашкворчало, со дна поднялся пар в виде стаи летучих мышей. Они беззвучно устремились к потолку и истаяли по пути. Шестеро крепышей вновь навесили его на балку, взвалили ношу на плечи и двинулись к выходу. Трое шли спереди, трое сзади.

Остальные драконы тоже начали подниматься из-за стола, скользя сожалеющими взглядами по нетронутому ужину. Один незаметно сунул куриную ножку за отворот рукава, другой набил карманы сырными кексами.

Алая выходила из зала последней. Кроверус шевельнулся и поспешил ей наперерез. К двери они подошли одновременно. Кроверус преградил ей путь и схватил за локоть:

— Грациана, я понятия не имею, что это значит.

Дракониха холодно вскинула подбородок.

— Я разочарована, Якул. Когда в нашу последнюю встречу ты упоминал о подарке, я и представить не могла, что под этим подразумевалась… — она сделала брезгливый жест в мою сторону. Глаза полыхнули красным.

— Нет, принцесса тут ни при чем. Говорю же: это какая-то ошибка, она…

— Тогда тебе лучше побыстрее исправить эту ошибку. Ты слышал мейстера Хезария. Последний шанс, Якул. — «Шанс» она особо выделила, давая понять, что речь не только о вступлении в клуб. — Дракон и принцесса, боже, какая пошлость! — процедила она, высвободила локоть и вышла за дверь.

Кроверус какое-то время стоял неподвижно, глядя ей вслед, а потом велел, не поворачивая головы:

— Хоррибл, выйди.

— Но хозяин…

— Выйди.

Я молитвенно сложила руки, однако слуга, бросив на меня извиняющийся взгляд, послушно растворился за дверью. Музыканты на галерее побросали ноты и тоже торопливо удалились. Мы остались в зале одни.

* * *

Кроверус медленно повернулся, сейчас ему не нужна была никакая маска — лицо окаменело и ничего не выражало. Только глаза горели и ноздри раздувались. Кончики пальцев подрагивали.

— Если вы меня испепелите, то можете попрощаться с членством в Драконьем клубе, — быстро предупредила я, соскользнула со стула и спряталась за спинку.

Дракон со свистом втянул воздух и неторопливо зашагал в мою сторону.

— Что это было за представление?

— Вы не можете меня винить. Я хотела как лучше…

— Как лучше?! Ад строили, чтобы сделать, как лучше, ведьм сжигали, чтобы сделать, как лучше, а ты просто оружие массового уничтожения драконов!

— Если бы вы сразу сказали, в чем суть ритуала, этого недоразумения не случилось бы, — защищалась я. От возмущения даже вышла из-за стула. — Но нет же, вы предпочли третировать и запугивать меня, твердя про кротость и покорность. Интриган драконий!

— И с аллергией ты заранее придумала…

— Вас послушать, так кругом только я виновата!

— Ну не я же! Откуда мне было знать, как вести себя с принцессой?!

— Так вы же у нас специалист, прочитали все в этих своих книжонках! Вот бы и про аллергию там вычитали! Ах да, там же про нее нет. Может, потому (просто предположим для разнообразия), что я тут ни при чем?!

— А кто еще?

Чувствуя, что вот-вот достигну верхней точки кипения, я вцепилась в спинку стула и посмотрела дракону прямо в глаза.

— Для Знака нужны двое. И если половина вины на мне, то вторая — на вас.

— Но я ничего не делал!

— И я ничего. Поэтому перестаньте во всем обвинять меня!

— А это что? — он ткнул в мое лицо. — У тебя она проявилась раньше.

— Да, я солгала, когда сказала, что сыпь у меня возникает от волнения. Впервые она появилась после встречи с вами.

— Значит…

— Нет, не значит, — отрезала я. — У вас же началась после того, как прикусили мне палец, помните?

— Ты что-то сделала той ночью, в зале.

— Всего лишь облегчила нам обоим приступ. Вот, смотрите. — Я взяла со стола поднос, смахнула с него виноград и повернула к Кроверусу. — Видите этого дракона, больше похожего сейчас на леопарда?

— Да как ты смеешь…

— Фокус-покус, — я двинулась ему навстречу, держа поднос на вытянутых руках, чтобы Кроверус видел свое отражение. Он не сразу перевел на него взгляд, но когда сделал это, лицо вытянулось от удивления.

Дракон поднял руки и начал ощупывать лоб, скулы.

По мере того, как расстояние между нами сокращалось, пятна Кроверуса заметно бледнели.

Я остановилась и откинула поднос.

— Что это было?

— Неужели не ясно: аллергия проходит, когда мы рядом, и усиливается, когда врозь.

— Почему? Это ведь не…

— Знак? Надеюсь, что нет. И не нужно так смотреть, мне это нравится ничуть не больше, чем вам.

Дракон тоже остановился, сложив руки на груди. На полу между нами пролегла почти осязаемая черта. Шанс выскользнуть из зала я упустила. Но Кроверус, кажется, немного успокоился и выглядел скорее настороженным и недовольным, чем разъяренным.

— Аллергия прекратилась на пару часов, после того как ты… — Он сделал жест, подразумевая момент, когда я прижалась к нему щекой, и обвиняюще добавил: — А потом опять началась.

Я с досадой почувствовала, как лицо и шея начинают гореть, и покачалась на носках. Тут же вспомнила слова мадам Лилит у фонтана про эту свою привычку — и перестала.

— У меня тоже. Только не на пару часов, а на сутки, а теперь вот снова… — Я потерла зудящий подбородок и недоуменно уставилась на грязный палец. Уже и забыла, что вымазала лицо землей.

— А потом во сне… — пробормотал Кроверус.

— Что вы сказали?

В памяти всплыл сон, в котором кто-то нес меня обратно в башню, и жар чужой щеки на моей… Это ведь был сон, правда? Или…

— Неважно, — отмахнулся дракон. — Если ее можно временно усмирить, то наверняка есть способ избавиться насовсем.

— Наверняка, — кивнула я.

— И это?

— Не знаю.

Вернее, подозреваю. Но проверять не хочу. Нужно поискать другие варианты.

— Или хотя бы прекратить на один вечер. Сделать так, чтобы она не проявлялась в следующую среду.

— А потом что? — разозлилась я. — Предлагаете строить из себя послушную мышку, выбить для вас членство в клубе, а что потом будет со мной вам плевать!

— Чего ты хочешь от меня? — вскипел он. — Не я устанавливал порядки!

Чувствуя, что разговор снова заходит в тупик, я взяла себя в руки и сдержанно предложила:

— Заключим сделку.

Дракон поднял бровь.

— Какую?

— В следующую среду я весь вечер изображаю из себя пай-принцессу, а вы меня потом отпускаете. Таким образом, каждый получает желаемое: вы вступаете в клуб, а я возвращаюсь в Затерянное королевство, к своему любимому и своей жизни. Все счастливы.

— Исключено, — фыркнул Кроверус. — Инициация состоится лишь после того, как воля Решального Горшка будет исполнена.

— Тогда какой мне во всем этом интерес? Кто вас учил вести переговоры? Так дела не делаются.

— У меня с тобой нет и не может быть никаких дел.

— И в этом ваша проблема, — вздохнула я. — Хорошо, тогда другой вариант: отпустите меня в Затерянное королевство на неделю. Я вернусь к следующей среде, и вы сможете спокойно провести ритуал.

— Хочешь сказать, что через неделю приедешь в замок? По доброй воле?

— Не просто приеду, но и сделаю все, чтобы вечер прошел гладко и вы получили-таки свое место в Драконьем клубе.

— Что тебе даст эта неделя?

— Я не успела закончить кое-какие… дела.

— Дела?

— Помочь друзьям. Ни вы, ни я не знаем, что выкинет Решальный Горшок, и если мне не суждено будет с ними больше увидеться, то хочу, по крайней мере, знать, что у тех, кто мне дорог, все хорошо.

За эту выторгованную неделю я надеялась помочь Йндрику, папе, госпоже Марбис, мадам Гортензии, раскрыть жителям королевства глаза на истинную сущность мадам Лилит и попрощаться с Озриэлем. Причем последняя задача представлялась мне самой трудной.

— И почему я должен тебе верить?

— Я даю вам честное слово, — с достоинством ответила я. — Читали сказку «Красавица и Страшилище»? Она есть в вашей библиотеке, и там…

— … Девушка нарушила данное слово, и Страшилище погибло.

— Согласна, не лучший пример, но ведь в конце…

Кроверус жестом пресек дальнейшие возражения, минуту рассматривал меня, а потом расхохотался.

— Думал, ты действуешь тоньше, принцесса.

— Но я говорю правду! — вскричала я. — Я вернусь!

— И я говорю правду, — сказал Кроверус уже совсем другим тоном, перешагнул незримую черту и продолжил наступление, заставляя меня пятиться. — И вот тебе моя правда: всю следующую неделю ты будешь помогать мне и Хорриблу искать средство от аллергии, учиться послушанию и немногословию, а не то… — Он красноречиво выдохнул в сторону, испепелив стоявший в вазе букет. От цветов остался только остов, который осыпался угольной пылью.

Но на меня такие штучки больше не действовали.

В голову пришла неожиданная мысль:

— А что, если Решальный Горшок велит вам жениться на мне? Ну, или просто заботиться и лелеять до конца дней? — ехидно спросила я.

Дракон искоса посмотрел на меня и небрежным щелчком убрал пылинку с воротничка. Пылинка улетела вместе с оторвавшимся воротничком.

— Значит, так тому и быть.

— Вы карьерист, — раздосадованно ответила я и прибегла к последнему доводу: — Представляю, какое лицо будет у Грацианы…

— Что ты только что сказала?!

— Каково это, когда дракон, на которого ты возлагала такие надежды, дает от ворот поворот, выбрав принцессу, — продолжила я рассуждать вслух. — Как это она сказала про союз дракона и принцессы, дайте-ка вспомнить… — я пощелкала пальцами, — ах да: боже, какая пошлость!

Серебристые пятна дрогнули и растеклись по лицу Кроверуса металлической паутиной. Смотрелось жутковато.

— Ты ошибаешься: между мной и Грацианой ничего нет.

— Но вам бы хотелось, чтобы было? — проницательно заметила я, стараясь всем видом показать, как это мне безразлично. — Интересно, о каком подарке шла речь? Впрочем, это я так, из чистого любопытства, вряд ли вам представится случай вручить его. Я бы на месте Грацианы ни за что его не приняла после такого…

— Да какого такого?! — рассвирепел дракон.

— В последний раз спрашиваю. — Я остановилась в такой же позе, что и он, и ответила не менее обжигающим взглядом: — Либо отпускаете меня на неделю и получаете по возвращении ласковую, послушную принцессу, либо попрощайтесь с Драконьим клубом, Грацианой и нервами.

— Выбираю третий вариант.

— Третий? — забеспокоилась я. — Что еще за третий?

И тут он прыгнул прямо на меня. Я еле успела увернуться и с визгом кинулась вдоль стола, надеясь обогнуть его и очутиться возле двери раньше дракона. Безумная и заранее обреченная затея.

Кто выйдет из этого марафона победителем, стало ясно почти сразу. Я на ходу опрокинула тяжеленный стул, но Кроверус с легкостью отшвырнул эту преграду струей огня. На углу я схватилась за скатерть, и только когда в руках остался лоскут ткани, сообразила, что держу свое злосчастное панно. Отшвырнула его, но вышивка, вместо того чтобы упасть, зависла над полом и полетела рядом со мной.

Я почти чувствовала на своем плече когтистую руку, когда дверь распахнулась и Хоррибл радостно объявил с порога:

— Хозяин, микстуру послушания привезли!

Я споткнулась и едва не растянулась на плитах, но панно, вовремя скользнув вперед, придержало меня. Кроверус остановился, тяжело дыша. Наши взгляды встретились, и я поняла: одна и та же мысль пришла в голову обоим. Моя левая нога все еще стояла на полу, тогда как правая — на подрагивающем от нетерпения панно-самолете. Оно словно подстегивало к действию. Я повернулась к двери и оттолкнулась левой ногой. Ткань прочитала мои мысли и заскользила прямо к цели, набирая скорость. Встать на нее двумя ногами не получалось — панно тут же проседало и замедляло ход, так что второй я просто отталкивалась.

— Хоррибл, задержи ее! — послышалось сзади.

— Хоррибл, с дороги! — прорычала я.

Радостная улыбка на лице слуги сменилась гримасой ужаса. Он заметался в дверях, не зная, как поступить.

— Не пускай!

— Пропустите!

В тот момент, когда я подлетела к двери, слуга замер, прижав руки к бокам, и крепко зажмурился. Я чуть отклонилась влево и с легкостью его обогнула. Судя по возне и возгласам за спиной, Кроверусу повезло меньше, но я не стала оборачиваться, чтобы проверить. Мчалась вперед, одержимая одной-единственной целью: успеть к микстуре раньше дракона.

 

ГЛАВА 20,

в которой дракон разыгрывает тайный козырь

В холле слышалось квохтанье. Влетев туда, я застала птицу синомолг красующейся перед картиной с изображением павлинихи (я отчего-то сразу догадалась, что это именно павлиниха, а не павлин). Корзина стояла чуть поодаль. Не дав посыльному опомниться, я направила панно к ней, на ходу соскочила и сдернула покрывало, которым было прикрыто содержимое. Рыться не пришлось: внутри оказалось не так много заказов (судя по ярлычкам, от разных клиентов), и коробочка лежала на виду. Под стеклянной крышкой поблескивала бутылочка с искристым желтым содержимым, для сохранности обложенная войлоком. Птица что-то возмущенно курлыкнула и побежала ко мне, воинственно выставив клюв и хлопая крыльями. В этот момент с другой стороны в холл вынырнул Кроверус. За ним бежал запыхавшийся Хоррибл.

Увидев коробочку в моих руках, дракон замер, но лишь на мгновение, а потом продолжил путь.

— Не глупи, отдай ее мне, принцесса, — сказал он, приближаясь с раскрытой ладонью. Глаза блестели, гипнотизируя.

— Обойдетесь!

Я сорвала крышку, вынула бутылочку и дернула пробку. Не поддалась, слишком тугая. Я в панике вцепилась в нее зубами. Едва не лишилась челюсти, а та не сдвинулось ни на волос. Дракон был уже совсем близко. Он понял мое затруднение, хмыкнул и сбавил шаг. Я в отчаянии огляделась, выхватила из ножен стоявшего в нише доспеха клинок и рубанула по горлышку. Успела лишь увидеть смесь изумления и ярости на лице дракона, а потом запрокинула голову и вылила содержимое бутылочки в рот.

Могу сказать только одно: буэ-э-э!

Зато по венам словно струи тока пустили, я чувствовала себя всемогущей.

— Стойте! — гаркнула я.

Кроверус застыл, будто на стенку наткнулся. Левая нога на земле, а правая все еще в воздухе. Вот это да!

Он с усилием опустил ее на пол, но остался на месте. Мышцы напрягались, кулаки сжимались и разжимались — он пытался противиться приказу, но не мог.

Я вытерла лоб и издала смешок облегчения. Крах всего обернулся неожиданной победой.

— Лучше бы вы приняли мое первое предложение. Связанная словом, я бы не стала его нарушать.

— Лжешь, принцесса, — прошипел дракон.

— Какой вы недоверчивый. Видно, вас часто в жизни обманывали. Как бы то ни было, сделанного не воротишь, вы отказались и теперь останетесь ни с чем.

Он снова попытался шагнуть вперед — вены на лбу вздулись, пятна проступили еще ярче от напряжения, — но безрезультатно.

— Принцесса… — жалобно позвал слуга.

— Простите, господин Хоррибл, ничего личного. К вам я всегда хорошо относилась.

— Ты не сумеешь добраться до ближайшего королевства, — прошелестел Кроверус.

— Ошибаетесь, я воспользуюсь… — я опустила глаза на свое панно, и оно испуганно съежилось, снова превратившись в нелетающую тряпку. Дракон усмехнулся. — Воспользуюсь… — я повертела головой и ткнула в корзину, — этим!

От неожиданности подпрыгнули все присутствующие, включая птицу синомолг. Я подошла к посыльному, пощупала мускулы на лапе и кивнула:

— Выдержит!

Птица что-то протестующе заквохтала.

— Опомнитесь, принцесса, вы разобьетесь!

— Хоррибл прав, — неожиданно поддержал Кроверус. — Тебя довезет Варгар.

— Вы так любезны, — я сладко улыбнулась, — но нет.

Неужели он рассчитывал так легко меня провести?

Судя по проступившему на лице раздражению, именно на это он и рассчитывал.

— Тебя завернет первый же патруль, свяжутся со мной. А уж я позабочусь о том, чтобы все знали, по какому адресу отправлять беглую принцессу.

— Вы забыли, что случилось на сегодняшнем вечере? Когда меня поймают, я потребую перо и пергамент и напишу мейстеру Хезарию дли-и-и-инное и очень жалостливое письмо, в котором подробно изложу ужасы, постигшие меня после злосчастного ужина и подтолкнувшие к столь отчаянному шагу.

Кроверус молчал, но во взгляде промелькнуло что-то похожее на любопытство и уважение. Или мне так показалось?

— Ты многого не знаешь, принцесса, — наконец выдавил он. — Что бы ты там себе ни напридумывала, драконы никогда не станут помогать принцессе против своего собрата.

— Но вы ведь, насколько я понимаю, еще не совсем собрат?

Знаю, жестокая шпилька, но я не удержалась.

А еще я прочитала достаточно сказок, чтобы знать, как опасно затягивать подобную болтовню, поэтому повернулась к корзине, сдвинула содержимое в сторону и занесла ногу.

— Как печально, что твой отец так и останется Бессердечным…

Я обернулась.

— Что?

Кроверус потянулся к карману — я невольно отодвинулась, — вынул рубин фортуны и покачал его на цепочке перед моим носом.

— А ведь спасение было так близко… — Он сокрушенно поцокал и притворно вздохнул.

— Вы ничего не знаете о заклятии, — неуверенно ответила я, — и просто пытаетесь меня надуть. Это низко.

— Ничего не знаю о заклятье Сердцевырывания, хочешь сказать?

Я сглотнула и вернула ногу на пол.

— Ну? Я вас слушаю.

— Знаешь, что это, принцесса? — он постучал когтем по камню, и тот вспыхнул алым.

— Просветите меня.

— Кровеит…

— Вы не сообщили ничего нового. Если это все, то, извините, мне пора.

Кроверус проигнорировал выпад, невозмутимо продолжив:

— …Кристалл, образующийся из окаменевшей крови магических существ. — Пауза. — Драконов.

У меня отвисла челюсть.

— Вижу, этого ты не знала, — усмехнулся он.

Но я уже взяла себя в руки.

— И что мне это дает? Какая разница, из чьей он крови?

— Большая, — тихо ответил дракон, — потому что в этом камешке — спасение твоего отца. Не в любом кровеите, а именно в этом. Или думаешь, он случайно оказался у короля?

Я закусила губу, подумала и расхохоталась.

— Спасибо за ценную информацию, господин Кроверус, а теперь вот что, если вы забыли, то напомню: во мне целый флакон микстуры «Слушаю и повинуюсь», которой хватает на… подскажите, господин Хоррибл, а то я запамятовала, сколько приказов?

— Десять — пятнадцать, — едва слышно отозвался слуга.

— Именно, — я снова повернулась к дракону, — десять — пятнадцать приказов, а посему я приказываю: отдайте рубин мне, а после расскажите все, что знаете о заклятии и о том, как его снять.

На лице Кроверуса отразилось невероятное изумление, потом мучительная внутренняя борьба (довольно картинная), и он медленно, с видимым усилием протянул рубин. Но стоило мне сделать ответный жест, дракон убрал руку и криво улыбнулся.

— А знаешь… я передумал, принцесса. Мне нравится этот камешек. Оставлю-ка его себе.

Подкинул кровеит и сунул его в карман.

Я опешила.

— Что это значит? Немедленно отдайте камень! Я приказываю!

— А на одной ножке попрыгаешь?

— Что?!

— Если попрыгаешь, может, и передумаю, но… вряд ли. — Дракон небрежно облокотился о мраморную тумбу с изображением вопящей женщины. Если бы у меня на голове росли змеи, я бы тоже вопила.

— Нет, дело не в микстуре, — перехватил мою мысль Кроверус. — Во всех других ситуациях она работает, просто заключенная в кровеите магия слишком древняя, ее не обхитрить зельем. Она-то и охраняет камень от приказов. Ты не можешь выведать у меня связанную с ним информацию… пока я сам не захочу ею поделиться.

И снова мне вспомнились слова Ореста в хранилище под кабинетом мадам Лилит о том, что кровь — квинтэссенция магии, основа жизни. Дракон почти слово в слово их повторил.

— А вы захотите? — без особой надежды спросила я.

— Если ты хорошенько меня попросишь, принцесса. А еще лучше: предлагаю сделку.

— Вот как? Я думала, вы не заключаете сделок с принцессами.

Хоррибл в этот момент подошел к птице, курлыкнул что-то успокаивающее и потрепал по перьям.

— Я гибкий и современный дракон. Итак, для начала ты прикажешь себе ничего мне не приказывать, а затем потратишь оставшийся запас на что-нибудь полезное. К примеру, велишь слугам — каждому в отдельности — навести здесь порядок. Затем, как я уже сказал, проведешь неделю в поисках средства против аллергии и настраиваясь на предстоящий вечер. В следующую среду ты сделаешь все, чтобы ритуал прошел, как надо…

— …Как надо вам, — не удержалась я.

— Как надо мне, — согласился дракон. — А потом, вне зависимости от результата, я расскажу, как снять заклятие с короля.

— Ловко вы все придумали.

Он насмешливо поклонился.

— Старался, принцесса.

— Только одна загвоздочка: почему я должна вам верить? Что, если я выполню свою часть сделки, а вы, как бы это сказать, кинете меня? Обманете, проведете и обставите?

Оскал Кроверуса стал еще шире.

— Я даю тебе честное слово.

Тут мне было нечем крыть. Он вернул мое же обещание. Но даже если сейчас дракон говорит искренне, он не властен над Решальным Горшком. Моя судьба вверена старому куску бронзы! И что, если он прикажет до конца дней заключить меня в темницу? Тогда я точно не смогу сделать то последнее, что хотела.

Решение далось нелегко. Наверное, оно было самым трудным в моей жизни.

— Я ценю ваше предложение и готовность к сотрудничеству, но…

Кроверус нахмурился.

— …Вынуждена отказаться.

Маска сдержанности слетела с него.

— Хочешь сказать, что предашь отца?

— Хочу сказать, что помогу друзьям, а в следующую среду вернусь в замок для ритуала и положусь на вашу честность в отношении заклятия моего отца.

Я снова отвернулась к корзине.

— Постой, принцесса. — На этот раз голос звучал серьезно и встревоженно — никакого ехидства или затаенного коварства. — Мне тоже непросто это признать, но ты видела, что происходит, когда мы врозь. Твоя аллергия… — он запнулся, — твоя и моя. Мы не выдержим эту неделю вдали друг от друга.

Он прав: я могу сейчас улететь, но что, если невыносимый зуд уже завтра заставит сюда вернуться?.. И тут вспомнилась предыдущая ночь, когда кто-то нес меня в башню, а следом другая, в бальной зале, и горячая щека, прижавшаяся к моей, а еще слова Данжерозы… Какое-то внутреннее чутье подсказало, что я мыслю в правильном направлении. Если краткий миг щека к щеке дает отсрочку на день, а мне нужна целая неделя, то…

Решение пришло по наитию.

— Спасибо, что напомнили, господин Кроверус, — сказала я, обхватила его за шею, приказала: — Втяните зубы. — И крепко поцеловала.

Где-то рядом охнул Хоррибл и присвистнула птица-посыльный. Но мне было не до них. Меня, как и в прошлый раз, подхватил вихрь невыразимого восторга. В горле нарастало сладкое жжение, и хотелось, чтобы это мгновение никогда не прекращалось. Кроверус стоял не шевелясь, руки по швам, видимо, опешил, но я знала, что и он это чувствует.

Когда я попыталась отстраниться, горячая ладонь мягко легла мне на талию и притянула обратно. На этот раз он не стоял неподвижно, совсем наоборот. Я не чувствовала губ, растворяясь в горячем дыхании. Если бы кто-то сказал мне, что клыки в таком деле не помеха, в жизни бы не поверила. А зря. От его груди шел жар, и в моей начал разгораться точно такой же, как будто его огонь вливался в меня. Я потеряла счет времени. Ноги стали ватными, голова кружилась, где-то под ложечкой тянуло — я ненавидела себя за слабоволие, но еще долго не в силах была прервать поцелуй. Наконец, опомнившись, уперлась ему в грудь и отодвинулась.

На сей раз дракон отпустил. Его лицо было алебастрово-белым, без капельки серебра — вся сыпь бесследно исчезла, — зато глаза казались ямами, полными черного огня. Он смотрел на меня тем взглядом, которым… никто и никогда на меня не смотрел. И молчал.

— Как вам такое средство? — спросила я, пытаясь отдышаться и скрыть смущение.

Он ощупал свое лицо и провел тыльной стороной ладони по моей, вновь ставшей гладкой и шелковистой щеке, осторожно, чтобы невзначай не оцарапать. Я впервые за вечер устыдилась своей чумазости, но дракон, похоже, ее даже не замечал.

— Не уверен, что подействовало. Закрепим результат? — И снова потянулся ко мне.

Я испуганно уклонилась. Испугалась я не его напора, а того, что соглашусь, поэтому быстро выпалила:

— Вернусь через неделю. Приказываю вам не пытаться меня найти или помешать. Берегите рубин фортуны, у вас в руках счастье одной семьи и целого королевства.

— Безумие следовало назвать твоим именем, принцесса, — прошелестел он, но глаза продолжали гореть огнем.

— Приму это за комплимент.

— Это и был комплимент.

Пока удача на моей стороне, оттягивать нельзя.

— Как зовут посыльного? — спросила я у Хоррибла, изо всех сил делая вид, что ничего особенного не произошло.

Птица успела вновь переместиться к картине с павлинихой, предоставив нам самим разбираться со своими делами.

— Квохарь, принцесса, — ответил слуга, покосился на Кроверуса и густо покраснел.

— Мы летим в Затерянное королевство, Квохарь, — громко объявила я и забралась в корзину.

Птица вздрогнула, вытянулась по струнке, взяла разгон и побежала к корзине с самым решительным видом, отталкиваясь крепкими лапами и широко разведя крылья. Я зажмурилась в ожидании столкновения, но вместо этого корзину слегка накренило и качнуло. Когда я решилась открыть один глаз, мы уже летели и пол быстро удалялся.

Обернувшись, я увидела, что дракон и слуга смотрят вслед.

— Я сдержу слово! — крикнула я.

Что они ответили и ответили ли что-нибудь, я не узнала, потому что все заволокло вязкой массой — мы влетели в витраж над дверью, через который Квохарь обычно проникал в замок. Звуки смолкли, слышалось лишь тягучее чпоканье, как будто кто-то шел по болоту, стало нечем дышать, а в глазах заплясали синие искры. Но длилось это недолго, и мы очутились во дворе замка. О недавних гостях напоминали только колышки с номерками и изрытый когтистыми лапами газон. Часть слуг разъехалась, оставшиеся занимались уборкой.

Кто-то поднял голову и указал на меня товарищу. Я быстро спряталась и отползла в глубь корзины. К тому же, при виде уменьшающегося клочка земли, к горлу подступила тошнота. Теперь только пережить полет, а там… непременно придумаю, как помочь друзьям и разоблачить мадам Лилит.

Небесная завеса дрогнула, и скала с замком осталась позади, превратившись в мутное пятно. Зато воздух наполнился стонами, завываниями и воплями. Со всех сторон из пара облаков начали возникать потрескивающие воронки и смерчи, издающие эти звуки. Непростая все-таки работа у посыльных. Хорошо, что Квохарь — опытный летун.

Птица ловко обогнула первое препятствие, зато я чуть не вывалилась из корзины. Так не пойдет. Немного порывшись среди остальных заказов, я отыскала пару шарфов и крепко привязала себя к днищу. Еще вскоре выяснилось, что на высоте значительнее холоднее, особенно если летишь не в кабине Варгара. Ничего похожего на одеяло или манто из горностая не нашлось — только связка битых зайцев. Фу-фу-фу! Но делать нечего. Я завернулась в свое панно и накрылась ею. Противно, зато тепло. Под голову подложила пару мешочков со специями — пахли они приятно — и прикрыла глаза.

 

ГЛАВА 21,

в которой я продолжаю отдавать приказы и отстаиваю права трудящихся птиц

Больше никогда в жизни не стану путешествовать в корзине! Уж лучше при помощи огарка или мелков. Заячья связка очень скоро перестала греть. Шкурки подернулись инеем, а вместе с ними — мои ресницы и щеки. Стоило смахнуть наледь, образовывался новый слой. Зубы стучали, я дышала на ладони, но едва могла разогнуть пальцы.

Хорошо хоть, стоны и вопли заколдованных воронок смолкли, когда мы отлетели на достаточное расстояние от замка. Правда, на смену пришла гнетущая тишина: здесь, на высоте, был слышен лишь свист ветра и хлопанье крыльев Квохаря. Его оперение, как и говорил Хоррибл, светилось в темноте, так что можно было не опасаться, что в нас кто-то случайно врежется. Если не считать этого мягкого мерцания, нас окружала темнота. Зато звезды стали намного крупнее и ближе. Я старалась гнать мысли о том, на какой головокружительной высоте мы находимся. Но один раз не выдержала: отвернула панно, подползла к краю корзины, ухватилась за борт и глянула вниз.

Дыхание перехватило от смеси ужаса и восторга, сердце забилось часто-часто: под нами простиралось лоскутное полотно ночи. Темные гористые и равнинные участки перемежались скоплениями огоньков — то были города и деревеньки. Среди покачивающихся верхушек деревьев тут и там что-то мерцало, наверное, эльфийские поселения. Все вместе напоминало вышивку по черному бархату.

Я так залюбовалась, что свесилась за борт, не заметив, как накренилась корзина. Посыльный недовольно поддал мне крылом, и я, сообразив, быстро спряталась обратно.

Спать себе не позволяла — боялась, что до Затерянного королевства долетит только сосулька, — и старательно разгоняла кровь: растирала ступни, встряхивала руками, разминала пальцы. Это не помогало. Я не знала, который час, но до Затерянного королевства определенно было еще порядочно лететь. Почувствовав, что больше не выдержу, я дернула Квохаря за перо. Тот недовольно повернул голову.

— З-з-знижайся…

— Квох-квох?

— Зм-м-мерзла.

Губы не слушались, а ледяной ветер заталкивал слова обратно. Я не слышала сама себя. Посыльный моргнул и неожиданно нырнул клювом в корзину. Я испуганно прикрыла голову руками.

— Эй, ты чего? («Ий, дчво?»)

Хоррибл никогда не упоминал, а я не спрашивала, чем питаются птицы синомолг. Мускулы не появляются на ровном месте. Последовала возня, и мне в плечо мягко ткнулся клюв, на колени что-то упало. Когда я решилась открыть глаза, птица уже снова сосредоточенно смотрела вперед, а на моем подоле лежал небольшой мешочек из суровой ткани. На ярлычке была изображена перечеркнутая снежинка.

Я развязала тесемки и обнаружила внутри с полдюжины семян. Взяла одно и покрутила: похоже на абрикосовую косточку, только зеленую и с ребрышками. Квохарь покосился на меня и издал нетерпеливый возглас, мол, жуй уже скорее.

Наверное, семена были чем-то вроде средства от простуды: съев всего одно, я почувствовала, как по телу разливается тепло, словно хлебнула горячего пунша. И оно не только не выветрилось через пару минут, наоборот, жаркий ручеек начал растекаться по жилам, достиг кончиков пальцев, пощипал пятки, растопил иней на ресницах. Я смахнула капельки влаги и подняла глаза.

— Спасибо.

Птица что-то небрежно курлыкнула, но я решила по прилете обязательно рассказать об этом господину Мартинчику. За такое должна полагаться премия — ну там отпуск или дополнительная порция корма.

Остаток пути прошел в тепле и относительном спокойствии. Я лежала на дне, закинув руки за голову, и любовалась звездами под мерное покачивание корзины и колыбельную ветра. Уже без опаски прикрывала глаза и представляла удивленные и счастливые лица Озриэля и Эмилии при встрече. Им необязательно знать, что через неделю мне придется вернуться к Кроверусу. Я им расскажу, но… чуть позже. Не буду сразу огорчать.

Думая о драконе, я поймала себя на мысли, что больше не чувствую страха и возмущения — только печаль, оттого что придется расстаться с друзьями и любимым. Впрочем, кто его знает, что там выкинет Решальный Горшок? Предугадать невозможно. Может, он устроит дело ко всеобщему удовольствию. Сомнительно, но и сгущать краски не стоит.

Поскольку нет ничего постояннее, чем временное, я решила отодвинуть мысли о возвращении до момента возвращения, и поэтому больше ничто не омрачало мои сладкие грезы.

Звезды перед глазами кружились, соединялись и снова рассыпались по небу сияющими картами. Вот на черном бархате возник Озриэль — момент, когда мы кидали непотопляемые камешки с пирса. Ифрит улыбается мне мягко и нежно, и солнце делает его кудри похожими на одуванчик. А на следующей картинке Эмилия стоит в платье, которое сама сшила для вечеринки в Шаказавре, смущенная, но гордая и счастливая. Восхитительные образы сменяли друг друга, и все внутри трепетало в предвкушении встречи.

В одном из последних мне почудился лик дракона — смотревшие на меня глаза-звезды горели растерянностью и… восхищением. И от этого взгляда внутри поднималась жаркая волна.

* * *

— А ты еще кто такая?

Я заморгала, щурясь от яркого света. Мне в лицо тыкалась чья-то борода. Я фыркнула и попыталась отодвинуть ее. Над краем корзины склонились две физиономии.

— Боб, Хоп, что там у вас?

Физиономии тут же исчезли, сменившись спинами.

— Ничего, господин Трясински.

— Совсем-совсем ничего. Нет там никакой побирушки!

— Что?! А ну-ка, разойдитесь!

Спины раздвинулись, и в потоке света возникло третье лицо, явно принадлежавшее гоблину: зеленоватая морщинистая кожа, залысины окружены редкими пучками волос, нос длинный и крючковатый. Пенсне от изумления прыгнуло на самый кончик, словно хотело получше меня разглядеть.

— Я уже в Затерянном королевстве? — пролепетала я.

Господин Трясински отшатнулся, попятился и шлепнулся на зад, но гномы Боб и Хоп немедленно подхватили его под мышки и поставили на ноги.

Я поднялась, охая и потирая спину. Все затекло за время полета и сейчас страшно ныло. Я с наслаждением потянулась, чувствуя, как хрустит каждая косточка, повернулась к застывшей троице и повторила вопрос:

— Это Затерянное королевство?

— Д-д-да…

Одним махом выпрыгнув из корзины (и откуда только силы взялись?), я подбежала к двери, распахнула ее и крикнула в ночь:

— Иуху-у-у! Я верну-у-улась!

Где-то что-то разбилось, стайка кошек с громким мяуканьем брызнула врассыпную, вдалеке зажглось оконце, в остальном ничего не изменилось, мир не перевернулся. Я почему-то думала, что окажусь прямо в Шебутном переулке, но глазам предстало совершенно незнакомое место с домами в один ряд. Может, просто другой район?

— Где это мы? — удивилась я.

Сзади покашляли.

— А вы, собственно, кто и как очутились в корзине? — спросил господин Трясински, оправляя жилет. Он был одет, как обычный клерк: костюм-тройка, заплаты на локтях, за ухо заправлен карандаш. Похоже, он тут за главного. Боб и Хоп тем временем рылись в корзине, проверяя оставшиеся товары.

— Э, да здесь половина заказов вернулась, — провозгласил один.

— Вы только гляньте, — удивился второй, выгребая фантики из-под жевательных мармеладок.

Я покраснела:

— Да, там еще слегка поубавилось хереса и плюшек с тмином. Но я все возмещу!

Гоблин вздохнул и устало потер лоб:

— Так, начнем с самого начала: за кем была закреплена корзина?

Боб сверился с гроссбухом.

— За Квохарем.

Пенсне господина Трясински сурово сверкнуло:

— Где он сейчас?

— Всех, кто вернулся за последний час, накормили и отвели на насест в казарму.

— Привести.

Гномы переглянулись.

— Вот-те на, Квохарь квохарнулся! — пробасил Хоп.

Оба рассмеялись этой незамысловатой шутке и протопали к двери.

Все шло наперекосяк. Вместо того, чтобы с пользой тратить каждую отпущенную минуту, я торчу здесь.

Дождавшись, пока гномы выйдут, я обратилась к гоблину:

— Послушайте, господин Трясински, вы ведь господин Трясински? Я должна сейчас же поговорить с господином Мартинчиком. Он меня прекрасно знает.

— Вот как? — протянул клерк и отступил, разглядывая меня.

Я вдруг увидела себя со стороны: подол оторван, вся вымазана грязью, волосы растрепаны. Учитывая все это и обстоятельства моего появления, его недоверие было понятно. Неудивительно, что гномы приняли меня за побирушку.

— Это невозможно.

— Да нет же, поверьте, я говорю чистую правду! Просто отведите меня к нему.

— Это невозможно, потому что господина Мартинчика здесь нет, — пояснил гоблин.

— Как… нет? — спросила я севшим голосом. — Но это ведь контора «Мартинчик и Ко»? Мы в Потерии?

— Мы в Затерянном королевстве, в нескольких часах лета от столицы. Господин Мартинчик в головном офисе, а это приграничный филиал.

— И вы им заведуете?

— Да, — важно ответил гоблин.

— Тогда, пожалуйста, скажите, как я могу в самый кратчайший срок добраться до Потерии? Это очень важно: вопрос жизни и смерти! Здесь можно взять внаем ящера или карету? На худой конец, сгодятся цветные мелки. Если ничего такого нет, то я согласна даже на корзину, только…

— Не так быстро, юная леди. Теперь моя очередь задавать вопросы. И, кстати, я буду вынужден задержать вас до прибытия патруля. — Он взял со стола журнал и обмакнул перо в чернильницу: — Как ваше имя?

В коридоре послышался шум: гномы возвращались и, судя по отрывистому квохтанью, вели возмущенного посыльного.

Клерк выбил кончиками пальцев нетерпеливую дробь по поверхности стола:

— Послушайте, юная леди.

Я быстро повернулась к нему.

— Нет, это вы послушайте. Сейчас вы скажете Бобу и Хопу, что произошло недоразумение и вы сами с ним разберетесь. Затем поблагодарите Квохаря за отлично выполненную работу и дадите ему пару деньков отдыха, можете прибавить еще что-нибудь, что полагается в таких случаях. А потом отправите сотрудников спать, а сами поможете мне добраться до Потерии, после чего благополучно забудете обо всем, что произошло.

Гоблин отложил журнал и покачал головой.

— Повторяю: вам лучше…

— Я приказываю! — поспешно выпалила я.

Слова подействовали незамедлительно: выражение лица клерка сменилось сперва на удивленное, а потом на деловитое. Гоблин повернулся к двери, в которую ввалились Боб и Хоп. Они подталкивали перед собой взъерошенного Квохаря. Вид у птицы был чрезвычайно недовольный и слегка испуганный. Алые глаза перебежали с клерка на меня и обратно. Я затаила дыхание.

— Квох-квох? — осторожно поинтересовался посыльный, но Боб тут же его одернул.

Господин Трясински снял с носа пенсне, подышал на стекла, вернул на место и расплылся в широчайшей улыбке, после чего последовало пятиминутное квохтанье (квохтал гоблин). И чем больше он говорил, тем выше на лоб ползли глаза гномов, а Квохарь из настороженно-пришибленного становился гордым и напыщенным. Клюв обратился к потолку, на гномов он теперь даже не смотрел. Только надменно высвободил крыло, которое держал стоявший с разинутым ртом Хоп.

— Ко-о-октухпш, — торжественно заключил господин Трясински, прошествовал к рабочему столу, достал из ящика ленту, на которой покачивалась печенька с благодарственным тиснением, и надел ее на посыльного — тот наклонил голову, чтобы гоблину было удобнее. И как только герой не лопнул от самодовольства! Так распушил перья, что стал похож на шар.

Выпрямившись, он бросил на гномов уничтожающий взгляд и приказал:

— Ко-кок!

Гордо выпятил грудь со знаком отличия-печенькой и промаршировал к выходу. Боб и Хоп растерянно потоптались и бросились за ним.

Гоблин спохватился и прокричал им вслед:

— На сегодня можете быть свободны!

Потом закрыл дверь и повернулся ко мне.

— А теперь перелет в Потерию, — напомнила я.

Клерк что-то буркнул про нелегальные методы принуждения, прошел к столу, на котором лежала стопка журналов, и раскрыл самый верхний. Провел пальцем по столбикам с записями и провозгласил:

— На сегодня все полеты завершены, но вот завтра…

— Я не могу ждать до завтра, — оборвала я. — Если вылететь сейчас, то как раз прибуду в столицу к утру.

Он пожал плечами.

— Ничем не могу помочь: все посыльные сейчас либо в рейсе, либо отдыхают.

— Так разбудите кого-нибудь!

— Сотрудники должны полноценно отдыхать, — покачал головой он. — Мы никогда не отступаем от этого правила, и именно поэтому в конторе «Мартинчик и Ко» за все годы не было ни единого несчастного случая.

Я хотела возразить, но представила, как шлепнусь с неба, не долетев пару минут до Потерии, и не стала.

— Что же делать? Должен быть другой вариант!

— Увы. — Гоблин захлопнул журнал с плохо скрываемым торжеством.

Может, зря я не приказала помогать мне радостно и добровольно?

В этот момент за стеной послышались возгласы, чей-то голос громыхал возмущением.

Гоблин устало закатил глаза и направился к выходу.

— Посидите минутку здесь.

Когда он распахнул дверь, до меня донеслось:

— …Возмутительная задержка… жаловаться… да хоть представляете, с кем говорите?

Я узнала этот голос еще прежде, чем господин Трясински обратился к недовольному по имени.

— Прошу, успокойтесь, мейстер Хезарий.

— Не говорите мне: успокойтесь! — еще больше вскипел тот. — Мне и так пришлось задержаться на лишние пять дней из-за досадных обстоятельств, потом вся эта бумажная волокита, хотя у меня есть приглашение. Я не собираюсь ждать больше ни минуты!

Интересно, «досадные обстоятельства» — это вчерашний ужин? Куда же так торопится гроза всех драконов?

Подкравшись ближе, я заглянула в приоткрытую дверь. Сомнений не осталось: прямо сейчас по небольшому залу ожидания нервно вышагивал не кто иной, как глава Драконьего клуба.

 

ГЛАВА 22

Мистер «Хэ»

Помещение делилось на две неравные части стойкой регистрации, за которой стоял молоденький эльф-стажер. По углам примостились пузатые цветочные кадки (я машинально отметила, что лимофикусам не помешает поливка), а на лавочке у стены жались испуганные посетители: какое-то семейство троллей — мать, как наседка, прижала к себе детей, двое стеклянных человечков и огр. Компания орков и то присмирела в присутствии дракона. Все кротко ждали своей очереди, искоса поглядывая на грифельную доску с расписанием полетов.

— Кабину уже доставили, — сообщил меж тем клерк как можно почтительнее, стараясь унять беспокойного клиента, — ив настоящий момент закрепляют. Вы ведь не хотите, чтобы мои помощники пропустили какое-нибудь крепление или плохо затянули ремни?

— Вы мне угрожаете?!

— Разумеется, нет! Вылет состоится в течение получаса…

— Вы мне твердите это последние три часа! Неужели так трудно обслужить клиента, прежде чем он состарится и умрет? Чтоб вы знали…

Отповедь продолжилась. Мейстер расхаживал перед гоблином, строго отчитывая его (мне вспомнился некий дракон, которому вот так же недавно выговаривали) и подкрепляя каждое значимое слово ударом трости об пол. Медный наконечник звонко отскакивал от плитки.

Наконец, выпустив, в буквальном смысле, пар и дым, дракон перевел дыхание и процедил:

— Бумагу, перо и летучую мышь.

Господин Трясински щелкнул пальцами. Стажер, до того завороженно наблюдавший за перемещениями дракона, вздрогнул, засуетился и снабдил грозного клиента писчими принадлежностями. Пока тот, прислонив к стойке регистрации трость с набалдашником, строчил кому-то письмо, паренек вскарабкался на стремянку, снял с потолка одну из летучих мышей и вместе с ней спустился. Положил ее на стол и разбудил несильным щелчком.

Мышь встрепенулась, зевнула, раскрыв ротик с острыми зубками, и обвиняюще уставилась на дракона. Прошлась взад-вперед по стойке, переваливаясь с ноги на ногу и что-то ворча.

Мейстер Хезарий не обращал на нее ни малейшего внимания. Он вообще никого не видел и не слышал. Лицо, такое суровое и нетерпеливое минуту назад, смягчилось. Видимо, адресат, кем бы он ни был, успокаивающе действовал на него даже на расстоянии.

Пока он писал, я быстро умылась, воспользовавшись умывальником господина Трясински, и расчесала пальцами волосы. Потом снова приникла к щели.

Закончив, дракон сложил листок, сунул его в конверт, обмакнул перо в другую чернильницу и надписал адрес. Сотрудник поднес к свече палочку серебристого сургуча. Гость нетерпеливо выхватил ее, дохнул и капнул на письмо, после чего запечатал его набалдашником трости.

Едва с процедурой было покончено, выражение брюзгливого недовольства вернулось к нему.

— Ну?! — гаркнул дракон.

Эльф подпрыгнул и, схватив в одну руку письмо, в другую мышь (она успела только пискнуть и выпучить глаза), понесся во двор. Когда он пробегал мимо, я оглянулась и, убедившись, что мейстер Хезарий сюда не смотрит, выскользнула за пареньком.

Двор был пуст. Его освещали массивные масляные лампы, каждая с меня ростом. Огороженный пятачок справа напоминал взлетно-посадочную площадку, наподобие той, что Рэймус с помощниками оборудовали в замке для приема гостей. Его сейчас занимал ящер — я узнала зверя мейстера Хезария, — вокруг которого суетились сотрудники, прилаживая кабину. Он с высокомерной ленцой поглядывал на них и время от времени задиристо лязгал зубами, пугая несчастных до полусмерти. Наверное, пожилому дракону тяжело летать в седле на такие дальние расстояния, поэтому понадобилась кабина.

За площадкой виднелись какие-то постройки. Во всех было темно, кроме одной: в окнах метались тени, и слышалось приглушенное квохтанье, шипение, скрежет и поскуливания. Вот, значит, где казарма посыльных.

— Эй, постой!

Эльф замер и изумленно обернулся.

— Откуда ты знаешь мое имя?

Настала моя очередь удивляться.

— Тебя зовут Эй?

— Нет, меня зовут Эйпостой.

— Мне нравится чувство юмора твоих родителей.

— В смысле?

— Э-э, проехали. Скажи, что там у тебя? — я ткнула в конверт.

Эльф тут же надулся от важности и оглядел меня. Видимо, хотел бы в слушатели кого-нибудь посолиднее, но желание похвастать порученной миссией пересилило.

— Сам мейстер Хезарий поручил мне отправить письмо, — он потряс почтовой мышью. Та возмущенно цапнула его за палец. — Ой!

— Это тот недовольный старик в конторе?

Стажер задрал нос еще выше.

— Много ты знаешь. Это, — он подался вперед, сделал паузу и раздельно произнес: — ДРА-КОН. — Фальшивая сдержанность тут же слетела с курносого лица, уступив место возбуждению. — Прикинь, а? Настоящий дракон, у нас в конторе! Ребята мне завтра не поверят. То веками о них ни слуху ни духу, то прям нашествие. Слыхала про ту принцессу в Потерии, которую…

— А кому письмо? — перебила я.

Эльф пожевал губами, недовольный, что его перебили.

— Откуда же я знаю?

Я наклонила голову, пытаясь прочесть адрес. Конверт был совершенно чист. Но я же сама видела, как дракон его надписывал!

— Тут нет адреса! Как ты его доставишь?

— Адрес есть, просто он написан невидимыми чернилами. И доставлю не я, — он выкинул вперед кулак с зажатой мышью, — а Жуж.

Я огляделась по сторонам и придвинулась ближе.

— Слушай, а дай взглянуть, что в нем написано? — я состроила умоляющую гримаску, — буду детям и внукам рассказывать, что видела послание настоящего дракона.

— Еще чего! — возмутился эльф. — Это конфиденциальная информация. Мы не читаем корреспонденцию наших клиентов.

Но я видела, что его самого распирает любопытство. Можно было, конечно, приказать, как господину Трясински, отдать конверт, но так я быстро растеряю оставшийся запас приказов, а он еще может пригодиться.

— Одним глазком, — искушала я.

Эльф окинул взглядом пустынный двор, покосился на взлетную площадку и махнул рукой.

— Сюда.

Мы спрятались за угол, но так, чтобы свет от лампы падал на бумагу, и Эйпостой осторожно сломал печать. Раздался звук, какой бывает, когда разбиваешь карамельную корочку на крем-брюле. Мы склонились над посланием.

Твой Х. летит к тебе на крыльях любви, моя пташка. Застрял, скоро буду. Жди.

— Это он че, типа, драконихе писал? — присвистнул эльф. — Поэтично, ниче не скажешь.

— «Твой Х.» — оглушенно повторила я. Схватила эльфа за грудки и крикнула: — «Твой Х.!». Так я же сама и выслала ему приглашение в Потерию!

— Тише ты! — испугался паренек и обернулся по сторонам, не слышал ли кто.

— Эйпостой! — раздался из конторы голос господина Трясински. — Скоро ты там?

— Все, мне пора, — выпалил эльф, отцепил мои пальцы и бросился к краю поля.

На ходу выкинул руки вверх, и почтовая летучая мышь взмыла в небо, сделала несколько зигзагов, выровняла полет и энергично заработала крыльями. Вскоре она растворилась в небе, как кусочек сахара в кофе, а я все не могла прийти в себя.

Так вот кто был тайным воздыхателем госпожи Марбис! Интересно, что глава Драконьего клуба сделает с принцессой, погрузившей его возлюбленную в вековой сон? Даже представлять не хочется. Да и перспективы Кроверуса стать членом сообщества как-то резко похудели.

Эйпостой ураганом пронесся обратно, одним прыжком взлетел на крыльцо и скрылся за дверью. А я постояла, напряженно раздумывая и наблюдая за стайкой эльфов, пыхтящих вокруг ящера, а потом двинулась к взлетно-посадочной площадке, стараясь не привлекать внимания и держась тени.

Наконец кабина была прилажена, и эльфы, проверив напоследок все ремни, с видимым облегчением поспешили прочь. Ящер лязгнул им вслед зубами и улегся на землю, примостив голову на лапы. Кабина-будочка лежала рядом. Я дождалась, пока сотрудники скроются в конторе, и вышла из тени. Ноздри зверя вздрогнули, он тут же вскинул голову и завертел ею. Глаза остановились на мне и сузились, крылья дрогнули. Он начал подниматься. Я, не мешкая, приблизилась и пощекотала чешую под подбородком точно так, как это делала Грациана.

Полыхающие злобой глаза подернулись поволокой. Ящер, так и не успевший полностью распрямиться, смешно провел лапой по морде, как умывающийся кот, качнулся — я едва успела отпрыгнуть — и, что-то басисто мурлыкнув, улегся обратно. Последовала пауза, которая сменилась ровным глубоким дыханием. При каждом выдохе мой подол расправлялся колоколом.

Чуть-чуть подождав и убедившись, что он действительно заснул, я подергала ручку кабины. Дверь с неожиданной легкостью отворилась, впустив меня внутрь. Стоило зайти, снаружи послышались голоса: на крыльцо вышла целая процессия во главе с мейстером Хезарием и двинулась в мою сторону.

* * *

Требуя посреди ночи кабину, глава Драконьего клуба явно не забыл перечислить пожелания: вряд ли мраморный фонтанчик с русалкой, золотой умывальник и пирамида грильяжных шариков на подносе были личной инициативой господина Трясински. Мейстер привык к комфорту, ничего не скажешь. Голоса приближались, и я заметалась в поисках укрытия.

— Просыпайся, Тиберий, нам предстоит путь. — Ящер громогласно зевнул. — Знаю-знаю, мой мальчик, потерпи еще немного, и совсем скоро ты сможешь отдохнуть в достойных условиях, а не в этом…

— Кхм, — напомнил о себе господин Трясински.

— Не в этом… месте.

Кабину качнуло, когда ящер поднялся, и я кубарем покатилась к дальней стене. Дверь приоткрылась и снова закрылась: заминка произошла из-за того, что гоблин хотел сам раскрыть ее перед гостем. Лишь благодаря этому я успела отползти и спрятаться за ширмой. Ручка повернулась, и голоса стали громче. Я прильнула глазом к щелке между рамой и натянутым полотном. Дракон остановился на пороге, окинул взглядом внутренность летательной будки и изрек:

— М-да.

— Это лучшее, что удалось найти за столь короткое время, — засуетился из-за его плеча господин Трясински. — Все, как вы просили: кофе еще горячий (на столике возле кресла действительно стоял кофейник, из носика которого струился пар), в шкафчике вы найдете сигары и письменные принадлежности, есть мини-бар, свежая пресса буквально из-под катка, у вас даже раньше, чем у газетчиков, а вот за той ширмой — небольшой топчан, на котором можно отдохнуть. Позвольте я покажу.

Он сделал движение к ширме, и я отползла, вжавшись спиной в топчан. Только этого не хватало…

Дракон выставил руку, преградив ему путь.

— Не нужно. Был рад знакомству, — он повернулся и подтолкнул гоблина кончиком трости наружу, — и еще больше рад расставанию. Пришлите счет на Неназванную Гору.

Как только клерк оказался на траве, дракон захлопнул дверь и издал басовитый рык. Кабина затряслась — Тиберий брал разбег, — потом рывок, и плавное покачивание: мы взлетели.

— А где эта Гора? — послышался откуда-то снизу удаляющийся возглас.

Мейстер Хезарий его уже не услышал. Он вздохнул, опираясь всем телом на трость, подошел к креслу и тяжело опустился в него. Сейчас он ничуть не напоминал взбалмошного тирана, скорее просто очень уставшего пожилого дракона. Мейстер вытянул ноги и прикрыл глаза. Мне даже показалось, что заснул. Если так посмотреть, это даже романтично, что он по первому зову летит к возлюбленной, которую не видел много лет.

Я тихонько выдохнула, но менять положение не рискнула. Только подтянула колени к груди и обхватила их. С одной стороны, ситуация хуже некуда: сбежала от одного дракона, обманом вынудила доставить меня в Затерянное королевство, где села на хвост, если так можно выразиться, другому дракону, и сейчас нас разделяет всего лишь шелковое полотно. А впереди — полная неизвестность. С другой стороны, через каких-то пару часов я смогу обнять любимого и друзей. Зацелую Магнуса — паук станет ворчать и строить из себя циника, но я знаю: он с ума сойдет от радости при виде меня, целой и невредимой.

Потом мои мысли обратились к профессору Марбис. Все еще можно исправить: по прибытии подошлю к мейстеру Хезарию паренька с запиской, в которой расскажу, где искать профессора и как снять заклятие. А по чьей вине это произошло, ему знать совсем необязательно. Такие мелочи даже упоминать не стоит. Единение двух любящих сердец — вот то единственное, что имеет значение. Нет, все определенно складывается к лучшему. И ни одна живая душа даже не заподозрит, что я здесь была и…

— Выходи.

Мои мысли сбились. Дракон по-прежнему сидел с закрытыми глазами. Может, послышалось? Следствие пережитых волнений, так сказать. Но тут мейстер открыл глаза, в которых больше не сквозило ни тени усталости, взял кофейник, плеснул ароматного варева в одну из чашек и повторил:

— Я знаю, что ты там. Выходи, принцесса. Считаю до пяти: раз, два…

На слове «пять» я вышла из-за ширмы и сказала:

— Пожалуйста, не ешьте меня, мейстер Хезарий, и не делайте ничего ужасного.

— Садись.

Я с опаской посмотрела на кресло напротив, на которое он указывал, и, протиснувшись бочком, села. Скромно оправила обгрызенный подол и придала лицу выражение глубочайшего раскаяния.

— Как вы узнали, что я там?

Дракон подтолкнул одну чашку ко мне, а вторую взял сам и с наслаждением вдохнул аромат.

— Я почуял тебя сразу, как вышел из конторы. Учуял бы и раньше, если бы не вся эта суматоха. — Он отхлебнул и на мгновение блаженно зажмурился. — Ну, хоть что-то они умеют делать, как надо. — Потом кивнул на мою чашку. — Пей, похоже, тебе это не повредит.

Я вежливо отхлебнула чуть-чуть и отставила напиток.

— Послушайте, не делайте этого.

— Не пить кофе? Ну уж нет, меня никто не остановит, последняя чашка была почти три часа назад.

— Не везите меня обратно к господину Кроверусу, — пояснила я.

— С чего бы мне это делать? — удивился он.

— Я думала… из драконьей солидарности, и все такое. Вы же сами сказали, что у него последний шанс.

Старик хмыкнул, устроился поудобнее и откинулся на спинку кресла.

— Вот пусть Якул сам и разбирается со своими делами. Кто сказал, что стать членом клуба легко? У нас не делают никаких скидок по происхождению, каждый должен заслужить!

Это он произнес почти сердито и погремел ложечкой в чашке непонятно зачем: дракон пил без сливок и сахара — полная противоположность Хорриблу.

Когда до меня дошел смысл слов, накатило невероятное облегчение.

— Серьезно? Нет, вы это точно серьезно? Фю-у-уть, просто гора с души свалилась. — Отсмеявшись, я вспомнила про великодушие и небрежно заметила: — Должна предупредить: господин Кроверус ни в чем не виноват. Это я вынудила его отпустить меня.

— Да ну?

— Чистая правда, — закивала я. — Если честно, даже немножко провела.

Он задумчиво опустил голову на грудь.

— Даже не знаю, что хуже: «принцесса провела дракона» или «принцесса вынудила дракона». Пожалуй, все-таки второе. Поэтому, если не желаешь своему дракону зла, лучше никому об этом не говори.

— Он… не мой дракон, — покраснела я, поспешно отхлебнула кофе, поперхнулась и закашлялась.

Мейстер Хезарий с любопытством смотрел на меня. Кажется, все это его забавляло.

— Ну, хорошо, это мы обсудим чуть позже, а сейчас расскажи, как ты здесь очутилась?

— Здесь — это в вашей кабине? — с надеждой спросила я.

— Здесь — это в Затерянном королевстве. Почему, получив свободу, ты отправилась именно сюда?

— Вообще-то, я не получила свободу.

— Вот как?

— Да, у нас с господином Кроверусом договор.

Вот тут я его точно удивила. Мейстер подался вперед и отставил блюдце.

— Так-так, и какой же договор у тебя с моим сыном?

Едва успев сделать глоток, я выплюнула кофе обратно в чашку.

— С вашим… кем?!

 

ГЛАВА23

Из рук в лапы

Мы проговорили до тех пор, пока небо за иллюминаторами не начало подергиваться лиловой предрассветной дымкой, а звезды побледнели. Когда стали снижаться над столицей, утро уже было в самом разгаре и улицы заполонили спешащие по своим делами горожане.

Мы оба выглянули наружу.

Я прильнула к круглому окошку. Сердце стучало от радости и волнения. Не могу поверить, что я все-таки здесь! Я обернулась, сообщила об этом дракону и добавила:

— Не знаю, как благодарить вас, мейстер Хезарий! И еще раз извините за… профессора Марбис.

— Шутишь? — усмехнулся дракон. — Разве не знаешь, что все спасенные девы обязаны выйти за своих рыцарей? Она мне пятьдесят лет отказывала, теперь не отвертится. — Я хохотнула, но тут он стал серьезным и внимательно на меня посмотрел. — Ты необыкновенная принцесса, Оливия Виктима Тринадцатая. Все-таки подумай над моими словами. Не так часто Знаки появляются в нашей жизни, не стоит ими пренебрегать.

Я отвернулась от окна и принялась разглаживать складку на подоле, пряча глаза и чувствуя себе очень неловко.

— Тут и думать нечего, мейстер Хезарий. Я вас уважаю и желаю всего самого лучшего господину Кроверусу, но уверяю: вы ошибаетесь. Мы с ним слишком мало друг друга знаем для таких смелых предположений. Если честно, думаю, он меня терпеть не может. Я тоже его едва выношу… вернее, я так думала, но теперь понимаю, что всему виной ситуация, в которой оба оказались. Чувства… не могут возникнуть в таких обстоятельствах.

— Да? И какие же обстоятельства, по-твоему, нужны? Есть какой-то идеальный сад, где выращивают эти самые чувства, а потом преподносят двум юным сердцам? Взгляни только на меня: старый дракон, а сломя голову понесся через полмира по первому зову самой сварливой женщины на свете, которую не видел полвека. Когда дело доходит до любви, все мы юнцы, и неважно, сколько весен ходили по земле.

Он не горячился, не давил, просто спокойно рассуждал. Передо мной сейчас сидел совершенно другой дракон, не имеющий ничего общего с тем, который внушал членам клуба такой трепет за ужином.

Я снова отвернулась к окошку и положила ладонь на стекло.

— Есть еще одна причина. Здесь, в этом королевстве, у меня остался любимый, самый добрый и замечательный ифрит на свете. Я никогда не смогу его предать. — Едва сказав это, почувствовала укол: ты уже его предала, когда млела от поцелуя дракона, — ехидно прошелестел голосок, сидящий внутри каждого из нас и зорко следящий за тем, чтобы мы не получали больше радостей, сверх отмерянных. — Благодаря ему, я знаю, что любовь подобна солнечному зайчику в ясный день: легкая, воздушная, теплая…

— Удобная, неглубокая и быстротечная. — Мейстер Хезарий вскинул когтистые ладони. — Не собирался тебя обижать или переубеждать, но… ты ошибаешься, девочка. Моему сыну нужна именно такая принцесса, как ты. А не эта… вертихвостка Грациана, — ворчливо добавил он.

— Кажется, ваш сын думает обратное, — заметила я.

— Мало ли что он там думает! — вскипел дракон. — Я его отец, мне лучше знать.

Он стукнул тростью об пол, и я едва сдержала улыбку — так отец с сыном были сейчас похожи.

В этот момент впереди показались знакомые улицы.

— Вы все запомнили? — быстро спросила я.

— И запоминать нечего, — отмахнулся дракон. — Именно это я и собирался сделать первым делом при встрече с Мелюзиной.

Вряд ли я когда-то смогу привыкнуть к имени профессора Марбис.

Внизу начали мелькать кварталы. Мы летели уже достаточно низко, чтобы можно было разобрать названия на вывесках. Появление ящера не осталось незамеченным: горожане останавливались, подталкивали друг друга и указывали в небо.

Какой-то уличный торговец фруктами, как раз вывозивший тележку, так зазевался, что столкнулся с выезжавшим с другой стороны торговцем рыбой. Тщательно выстроенная пирамида мандаринов разлетелась по всей дороге, смешавшись с ершами и окунями. Оба тут же принялись браниться и отгонять налетевшую на бесплатное угощение ребятню.

Мой пульс участился, когда впереди показался Шебутной переулок, я вцепилась в подлокотники кресла.

— Уверена, что не хочешь высадиться здесь?

Я помотала головой и указала на сверкающие в утреннем солнце башни-лучи.

— Нет, летим туда.

Вскоре мы миновали Шебутной переулок. Ставни «Эксклюзив-нюха» были плотно закрыты. Странно, в этот час мы уже обычно открывались… Но как бы мне ни хотелось повидать Эмилию и мадам Гортензию, сперва нужно уладить другое дело. Я решила, что для этого представился очень удобный случай: если бы не мейстер Хезарий, пришлось бы серьезно поломать голову над тем, как попасть на территорию Академии. Уверена, пропускная мантия со значками четырех факультетов, выданная мне по распоряжению мадам Лилит, больше не действует.

Мейстер Хезарий отодвинул занавеску набалдашником трости и выглянул в соседний иллюминатор.

— Тут всегда так?.. — он слегка поморщился, не закончив вопрос.

— Нет, — растерянно отозвалась я. — Вообще-то в Потерии обычно очень чисто на улицах…

Значит, мне не показалось: дракон тоже обратил внимание на беспорядок. Поразительно, как столица изменилась меньше чем за неделю. Кварталы, над которыми мы летели, производили гнетущее впечатление: телеги с мусором стоят неопорожненные — раньше их вывозили за город и сжигали содержимое специальным заклинанием, улицы неопрятные, похоже, их не подметали ни сегодня, ни вчера. Среди очистков и танцующих на ветру пакетов рябили яркие атласные ленты, растоптанные цветы и серпантин — я догадалась, что все это осталось после коронации Марсия.

В одном месте даже стояла припаркованная прямо на тротуаре карета! И никому не было до этого дела. Я видела такое безобразие лишь однажды, и тогда стражники быстренько подхватили нарушительницу с четырех сторон и унесли на штрафной двор под крики владельца (некий виконт, как он сказал, остановился «всего на минутку» возле ювелирного, чтобы купить своей даме колье).

Я отодвинулась и неуверенно посмотрела на дракона.

— Раньше тут такого не было…

— В Затерянном королевстве ведь недавно сменился король? Насколько я знаю, вместо прежнего сейчас правит какой-то мальчишка.

— Да, его сын, Марсий.

Мейстер Хезарий хмыкнул и убрал трость. Занавеска упала на место, скрыв творящееся безобразие.

— Как я понимаю, бессмысленно спрашивать, хороший ли он правитель.

— Он меньше недели на троне, — возразила я, впрочем, не собираясь слишком горячо защищать Марсия, — еще… не освоился.

— И я о том же: если он меньше чем за неделю сделал из процветающего королевства это, — небрежный кивок через плечо, — что будет со страной через месяц?

Я промолчала, потому что сама всю дорогу ломала голову над вопросом: чего добьюсь разоблачением мадам Лилит, и добьюсь ли чего-нибудь? Нет, разумеется, заговор нужно раскрыть, вот только какова альтернатива? В сказках все просто: злодей хочет отнять престол у доброго мудрого короля, любимого и почитаемого своим народом. Заговор раскрыт, виновные наказаны, король продолжает править, все счастливы. Но что, если ни одна из противоборствующих сторон не достойна править?

Предположим, первому советнику удастся свергнуть Марсия. В таком случае Затерянное королевство застонет под дланью королевы Лилит, и что-то мне подсказывает, что прозвище Милосердная ей не светит. С другой стороны, если мне удастся сорвать ее коварные планы и раскрыть Марсию и всем остальным глаза, то королевство останется в руках узурпатора в сто тридцать пятом поколении, который за несколько дней сделал со страной «это»…

Я раздумывала над дилеммой весь остаток пути, но так ни к чему не пришла. Возможно, обсудив все с друзьями, я увижу выход, которого не вижу сейчас. Ведь дверца никогда не закрывается без того, чтобы при этом не открылась другая.

Единственное, что я сейчас точно знала: нужно забрать из подземного зала под кабинетом ректора свидетельство незаконного правления Марсия, случайно обнаруженное нами с Орестом во время поиска медицинского архива. Древний свиток, который можно прочесть, лишь вооружившись окаменевшей слюной гнома из коллекции ифрита. А пустить его в дело или уничтожить — это решу позже, когда доказательство будет у меня на руках.

Конечно, меня не покидало смутное беспокойство. Вдруг опоздала? У мадам Лилит ведь было достаточно времени, чтобы вернуться за свитком в Академию, и для этого ей даже не нужно, как мне, выдумывать какие-то причины: вполне естественно, что бывший ректор захотела вновь посетить родные стены. Однако в свежей прессе, предоставленной господином Трясински, не было ни слова о государственном перевороте и смене власти, а значит, первый советник все еще «выгадывает удобный момент». Наверняка плетет сеть тщательно, с таким прицелом, чтобы нанести один-единственный, но окончательный и сокрушительный удар.

— Почти на месте, — сообщил дракон и ткнул тростью туда, где виднелась во всем великолепии Академия.

Казалось, это единственное место, не затронутое изменениями: на башнях все так же развеваются флаги, на верхушке жилого корпуса в виде бобового стебля трепещут, играя бликами, листочки, и учащиеся стекаются со всех сторон в открытые ворота. Только фонтан принцев-основателей осиротел без скульптур, на их место поставили какую-то безобразную в своем безвкусии вазу, из горлышка которой били разноцветные струи воды.

Послышался сигнал труб — прозвонили к первой паре.

— Туда, — я указала на площадку между двумя башнями учебного здания примерно на уровне пятого этажа. Как раз подойдет, чтобы ящер смог приземлиться. Вариант высадиться на лужайке перед центральным входом сразу отмела — не хочу тратить время, пытаясь проникнуть внутрь.

Мейстер Хезарий стукнул несколько раз тростью по обшивке и издал негромкий рык. Тиберий тут же взял курс на указанный пятачок.

Студенты внизу принялись задирать головы и останавливаться, послышались изумленные возгласы, повторялась та же ситуация, что и тогда, когда мы летели над улицами города.

Когда до площадки осталось всего ничего, я заметила, что одно из окон ближайшей башни раскрыто. Внутри мелькали рассаживающиеся по местам студенты, там начиналось занятие.

Тиберий мягко приземлился на все четыре лапы, кабину качнуло в последний раз, и полет закончился. Когда я это поняла, стало страшно. Одно дело планировать, выстраивать стратегию, просчитывать варианты, и совсем другое, когда все это нужно немедленно применять на практике, здесь и сейчас.

Я тряхнула головой, прогоняя опасения, и запретила себе думать о неудаче. У меня все получится!

— Ну, — сказал мейстер Хезарий, поднимаясь, — удачи тебе, Оливия.

— Спасибо за то, что вы сделали для меня, — я протянула руку, — я этого не забуду.

Дракон мягко усмехнулся и, вместо того чтобы пожать руку, галантно поцеловал.

— Полечу обратно на днях, возможно, задержусь на сутки-другие. Если ты к тому времени уладишь свои дела…

Я покачала головой.

— Мне бы за неделю управиться.

Но даже если бы управилась пораньше, не собираюсь красть у себя последние часы, которые могу провести с друзьями.

— Вот, — он порылся в нагрудном кармане и протянул мне карточку, — на всякий случай.

Поблагодарив его кивком, я спрятала визитку, набрала в грудь побольше воздуха и нажала ручку двери.

* * *

Снаружи в глаза тут же брызнуло солнце. Оно было всюду: висело раскаленным шаром в небе, тысячами бликов отражалось от крыш, флюгеров, стекол, оконных рам и камней мостовой. Налетевший ветер растрепал мои пряди. Я жадно вдыхала воздух города, впитывала звуки, по которым успела соскучиться. Позади раздалось хлопанье крыльев, напоминающее работу лопастей: Тиберий снялся с крыши и начал набирать высоту. Я сложила руку козырьком, помахала им вслед и, не теряя времени, побежала к раскрытому окну.

Оттуда доносился монотонный гул рабочего процесса. Чей-то смутно знакомый голос рассказывал материал. До меня долетали только отдельные слова преподавателя. Студенты, склонив головы, старательно скрипели перьями (кто-то на задних рядах мухлевал — самопишущее перо бегало по пергаменту, пока хозяин читал под партой что-то, явно не относящееся к теме занятия).

— …И они рождались из солнечного света в особо ясные дни.

На этой фразе я впрыгнула в окошко и остановилась на подоконнике, оглядывая аудиторию.

Раздался коллективный вздох. Тридцать пар глаз уставились на меня со смесью ужаса и восхищения. Я представила, как сейчас выгляжу: платье развевается, волосы трепещут на ветру, на лице написана неколебимая решимость.

— Мадам… а это и есть salamandra vosplamenatus? — благоговейно спросил какой-то конопатый студент.

Я посмотрела в сторону профессорской кафедры, и душа упала в пятки. Это же надо было из всех аудиторий выбрать именно ту, где проходило занятие мадам Чераты!

Новый ректор, как и все, пару секунд оторопело таращилась на меня. Надо сказать, она изменилась: очки в роговой оправе никуда не делись, но деловой костюмчик, пришедший на смену мантии, помада смелой расцветки и новая прическа призваны были продемонстрировать окружающим смену статуса.

Наконец она очнулась, раздраженно отложила указку, впечатав ее в стол, и направилась ко мне.

— Нет, Асмодей, это princessa ordinaria, но если она сию же секунду не покинет здание Академии, то станет princessa vosplamenatus. — С этими словами она схватила меня повыше локтя, стащила с подоконника и поволокла к двери. На ходу кивнула одному из студентов: — Ливий, замените меня на ближайшие десять минут.

— Послушайте, профессор Черата, — сказала я, когда мы оказались в коридоре, и вывернулась из ее хватки. — Я пришла не просто так, а за одной вещью, и без нее не уйду.

Она тоже остановилась. Очки на носу аж подпрыгнули.

— Мадам Черата, — прошипела она, поправляя их. — Если вы не забыли, то говорите с новым ректором Принсфорда.

— Мадам Черата, — согласилась я. — Знаю, мы с вами не всегда хорошо ладили, но сейчас не время вспоминать прежние размолвки. На кону судьба королевства. Мне только на секундочку забежать в один зальчик, и, обещаю, больше вы меня не увидите.

Она снова вцепилась в мой локоть и потянула по коридору к боковой лестнице. За закрытыми дверями шли занятия.

— Нет, тебе нельзя здесь оставаться.

— Да выслушайте же! — я затормозила пятками и попыталась вырваться, но на этот раз она держала крепко.

— Нет, это ты выслушай! — Она остановилась, тяжело дыша, и ткнула пальцем мне в грудь. — Все это не шутки. Тебя не должны здесь увидеть, а не то…

Раздалось сухонькое покашливание. Ректор побледнела и обернулась. Из-за поворота вышел, потирая ручки, Глюттон Медоречивый.

— Мадам Черата, — промурлыкал он, — как это любезно с вашей стороны лично доставить к нам принцессу Оливию. Вы ведь именно это собирались сделать — отвести ее во дворец, не так ли?

Ректор что-то неразборчиво пробормотала. Ясно было одно: этот оживший принц с вкрадчивыми манерами и лисьими повадками пугает ее до икоты.

Я тоже примерзла к месту, завороженно наблюдая за экс-статуей.

— Ну, разумеется, — кивнул он так, словно добился вразумительного ответа, — вам бы и в голову не пришло ослушаться распоряжения Его Величества.

К мадам Черате вернулся дар речи.

— Мадам Лилит, вы хотите сказать, — отчеканила она.

— Цели первого советника полностью совпадают с целями Его Величества, на благо которого она служит. Мы ценим лояльность жителей королевства и вашу, конечно. Благодарю, дальше я сам поведу принцессу.

Он потянулся ко мне, но мадам Черата вдруг загородила меня собой, чем немало удивила:

— Вы забываете, что я ректор этой Академии, и здесь действуют мои указания. Принсфорд вне чьей-либо юрисдикции, здесь свои законы, над которыми не властен даже король.

Глаз покровителя факультета магической дипломатии вспыхнул алым.

— Что я слышу? — вкрадчиво прошелестел принц. — Будь на моем месте кто-то другой, кто-то менее чуткий и дипломатичный, он бы решил, что ваши слова попахивают… изменой!

Мадам Черата издала судорожный вопль и схватилась за горло, машинально комкая бусы, словно ища спасения.

— Да как вы смеете… — прошептала она.

— И это вы забываете, дражайшая и многоуважаемая мадам Черата, — продолжил принц, надвигаясь на нее и с каждым шагом словно бы становясь выше. Приторная любезность стекала с лица, как глазурь с пирожного в жаркий день, придавая ему пугающие черты, — что Академия основывалась при моем непосредственном участии, и если кто и имеет право отдавать тут приказы, то это никак не жалкая профессоришка, — в голосе прорезалось злобное шипение. — Эти стены еще помнят меня.

Приказы! — вспыхнуло у меня в голове. Я сглотнула и крикнула принцу срывающимся голосом:

— Стойте, где стоите!

Он и бровью не повел. Все внутри похолодело: но как же так, во мне сыворотка послушания и я отдала приказ…

Мадам Черата попятилась, обернулась и бросила:

— Беги, Ливи, беги!

Я не заставила просить себя дважды. Подхватила подол и кинулась к ближайшей галерее, но тут Глюттон Медоречивый щелкнул пальцами, и раздался треск. Стены коридора шевельнулись, затряслись, из них посыпалась каменная крошка, и на моих глазах оттуда вышли два каменных голема и подхватили меня с боков, оторвав от пола. В том месте, откуда они вышли, остались глубокие проломы.

— Пустите, сейчас же отпустите меня! — завизжала я, молотя ногами в воздухе.

Я выкрикнула приказ еще несколько раз и внезапно почувствовала, как что-то покинуло меня. Словно сидевший внутри солнечный зайчик выскользнул и растаял. Я истратила остатки сыворотки!

Истуканы повернулись к принцу, ожидая дальнейших указаний и не обращая на мои вопли ни малейшего внимания.

У того, что был справа, на лице болтался оторванный кусок обоев, а к ногам прицепился плинтус, у того, что слева, на ухе покачивалась прежде висевшая на стене картина. Оба имели голову, руки и ноги, но в остальном мало походили на людей, напоминая скорее наспех вытесанные из камня болванки.

Принц повел носом, словно принюхиваясь.

— Сыворотка послушания? — спросил он с веселым удивлением. — Дешевые фокусы. Эти колдуны всегда забывают предупреждать о куче вещей. Например, что она не действует на облеченных древней магией. Ну, и на бездушных, конечно. — Он постучал костяшками по груди ближайшего голема.

Тот даже не моргнул.

Начали хлопать двери, оттуда высовывались встревоженные студенты и преподаватели. Среди прочих я узнала профессора Амфисбену, которая вела музицирование и неровно дышала к Озриэлю.

— Что здесь происходит? — нахмурился выглянувший из аудитории преподаватель.

К Глюттону Медоречивому уже снова вернулась непринужденная любезность:

— Приношу извинения за шум. Не обращайте внимания, несанкционированное проникновение на территорию Академии.

— Нет, не слушайте его! Он все это… — Но тут один из големов прикрыл мне лапищей рот. Словно булыжником с размаху заехал. Надеюсь, Озриэль будет любить меня и с выбитыми передними зубами. Теперь я могла только мычать и дрыгаться.

Судя по лицам, объяснение удовлетворило далеко не всех, но после того, как големы подогнали сомневающихся рыком, двери начали поспешно закрываться. Когда последняя захлопнулась, Глюттон Медоречивый повернулся к истуканам:

— Вы знаете, куда ее вести.

Голем убрал руку с моего рта. Я сплюнула каменную крошку, кашлянула и поинтересовалась:

— А нельзя ли озвучить для непосвященных?

Последнее, что я увидела, — это лицо мадам Чераты. Новый ректор Принсфорда кусала губы, и в выражении читалась смесь гнева и страха. А потом мне на голову опустился мешок, погрузив все во тьму.

 

ГЛАВА 24

Про долгожданное воссоединение в неожиданном месте

Я думала, дорога никогда не закончится. Один из големов взвалил меня на плечо и так нес все время. Мешок лишал возможности видеть, но не слышать. Когда меня спустили на первый этаж, у Августа вырвался удивленный возглас, но в ответ я могла лишь мычать, и то еле-еле.

Я болталась вниз головой, стукаясь о каменную спину и стараясь не задохнуться, что было непросто: мешковина лезла в рот, воздуха не хватало, а дыхание то и дело сбивалась, когда истукан поправлял меня, чтобы не сползала с плеча (я активно извивалась). Кровь прилила к голове, в ушах стоял гул, во рту пересохло. На то, чтобы кричать, сил просто не осталось, я боялась, что меня стошнит, если открою рот. Да и что бы я крикнула? На любое утверждение Глюттон Медоречивый мигом выдаст сотню убедительных опровержений, в этом он мастер. Уверена, даже если бы его поймали с окровавленным кинжалом в руках рядом с горой тел, он бы и тогда сумел придумать логичное объяснение.

Потом мы вышли наружу. По плеску воды я определила, что миновали фонтан, на брусчатке мои зубы начали выбивать чечетку, затем последовал лабиринт улиц, который сменился дорогой, ведущей прямо и вверх. Под конец мне было уже все равно, куда несут, только бы уже донесли и эта тряска закончилась. И она закончилась весьма неожиданно: последовал спуск, лязгнул замок, протяжно скрипнула какая-то дверь, и я очутилась на куче соломы. С головы сдернули мешок, я сделала несколько судорожных вздохов и заморгала.

Вокруг было темно, единственным источником света, если не считать крошечного оконца под потолком, служила масляная лампа, стоявшая на полу между двумя рядами камер, в одной из которых сидела сейчас я. Это темница! Разве меня не должны были доставить во дворец?! Я-то была уверена, что увижу мадам Лилит. Големы захлопнули решетчатую дверь и двинулись к лестнице.

Я вскочила с соломы, вцепилась в прутья и прижалась к ним лицом.

— Стойте! Вы не можете меня здесь держать! Я принцесса, в конце концов. Вам это так, — наверху хлопнула дверь, — не сойдет… — растерянно пролепетала я.

— Ошибаешься, Золушка.

Я резко обернулась и едва не вскрикнула, когда навстречу шагнула тень.

* * *

— Уинни! Что ты тут делаешь?!

— Уиннифред, — машинально поправила она, но безо всякой злости, голос звучал устало. — А ты думала, я возлежу на шелковых подушках, пью щербет и закусываю манной?

Только сейчас я вспомнила ту часть рассказа Эмилии, где Марсий, обратив Индрика в статую, забрал раздатчицу с собой. Если честно, за все это время я о ней ни разу даже не подумала — почему-то не сомневалась, что гоблинша от такого поворота событий только выиграла. Поэтому, увидев ее здесь, почувствовала укол совести. Впрочем, совсем-совсем легкий, да и тот прошел бесследно, как только она заговорила.

— Я думала, Марсий не посадит свою возлюбленную в темницу, — пояснила я и тут же пожалела о сказанном.

Гоблинша двинулась на меня, сжимая кулаки и сверкая глазами. Они светились в темноте болотными огоньками.

— Что ты сейчас сказала? Повтори-ка!

— Тише-тише, это я так, к слову пришлось… — Уинни ведь не знала о том, что мы с Озриэлем стали невольными свидетелями их с Марсием тет-а-тет в «Наглой куропатке». — Слушай, если честно, мне нет дела до ваших отношений, разбирайтесь сами. У меня были трудные четыре дня, и предстоит еще более трудная неделя, поэтому я не собираюсь с тобой спорить. Все, чего я сейчас хочу, это выбраться отсюда.

Уинни остановилась, фыркнула и отвесила издевательский поклон.

— Сейчас, принцесса, только позвоню в колокольчик, и вас мигом отсюда заберут. Должно быть, произошла какая-то чудовищная ошибка! И не мечтай, — добавила она совсем другим тоном.

— Можешь говорить что угодно. Уверена, как только я найду способ сообщить друзьям, что нахожусь тут, они что-нибудь придумают…

Гоблинша махнула рукой и устроилась на своей куче соломы.

— Считай, я твоя фея-крестная, желание исполнено.

— О чем ты? — удивилась я.

— Ливи… — послышался позади неуверенный голос. — Это правда ты?

Я подпрыгнула и покрылась изнутри мурашками. Нет, этого не может быть!

— Мадам Гортензия, что вы здесь делаете? — выдохнула я и прижалась к решетке, вглядываясь в камеру напротив. Света масляной лампы едва-едва хватало, но ошибки быть не могло. Там в точно такой же позе замерла хозяйка «Эксклюзив-нюха». Гномка, всегда такая аккуратная и ухоженная, стояла растрепанная, в несвежей одежде и со следами сажи на щеке, маникюр был безвозвратно испорчен.

Мадам отвернулась и сказала кому-то через плечо:

— Это действительно она!

— Ливи!

— Ливи, это правда ты? Глазам своим не верю!

— Эмилия, мадам, что вы тут делаете?.. — я переводила изумленный взгляд с одного родного лица на другое. — Магнус! — вскричала я.

— Оливия! — паук рвался ко мне, как лев, но какая-то тонкая цепочка, пристегнутая к лапке, не пускала его. На вид она была не толще конского волоса, едва заметно серебрясь в темноте, но надежно приковывала пленника к кольцу в полу камеры.

Он снова рванулся вперед, но безуспешно. Магнус в отчаянии потряс лапкой и обессиленно сник.

— Бесполезно…

— Что они с тобой сделали? — возмутилась я и повернулась к мадам и Эмилии. — Нельзя ее разорвать?

— Это «цапелька», — пояснила мадам.

— Самая прочная нить в мире, — пояснила Эмилия пояснение мадам. — Производится титановым шелкопрядом, которого поят специальной магической росой. Рубашку из нее даже стрелам не пробить.

— Голова идет кругом, — призналась я и потерла виски. — Как вы здесь очутились?

— Кто-нибудь, переведите меня в одиночку, — простонала позади Уинни, но я не обратила на нее внимания.

— Этот негодяй Жмутс обвинил меня в плагиате идей, — сказала мадам дрожащим от гнева голосом.

— Не может быть! — ахнула я. — Как он посмел?!

— И подал жалобу Его Величеству, — продолжила Эмилия. — В итоге Марсий поместил сюда мадам на время разбирательства.

— Разбирательства? — горько усмехнулась гномка. — Там уже все решено. Нет смысла отрицать очевидное: Жмутс добился своего, стал цветочным королем. Он шел к этому с того самого дня, как приехал в Затерянное королевство. Остальные лавки уже у него в руках, «Эксклюзив-нюх» был последним оплотом, и вот он рухнул, а его хозяйка опозорена. — Она закрыла лицо рукой.

— Мы этого не допустим, — горячо возразила я. — Не смейте сдаваться, вы душу вложили в «Эксклюзив-нюх», а для этого мошенника цветы — всего лишь средство обогащения, они для него ничего не значат. — Тут я вспомнила обстоятельства нашей последней встречи. — Послушайте, мадам, в прошлый раз…

Гномка замахала рукой:

— Ничего не говори, Ливи, мне так стыдно. Из-за всех свалившихся на магазин проблем, связанного с ними напряжения и неудачи с Рудольфо, я стала такой подозрительной, что разучилась отличать друзей от врагов.

— Вы не должны извиняться.

— Нет, должна, — твердо сказала мадам Гортензия и приобняла Эмилию. — И я прошу прощения, Ливи, надеюсь, не слишком поздно. Вы двое столько сделали для магазина, для меня, а я поверила первому же негодяю, а не своим друзьям.

— Мадам встретила Лизоблюдку, и тот ей все рассказал, — добавила Эмилия.

Гномка покачала головой.

— Жалкое было зрелище. Жмутс обманул и его: вышвырнул в тот же день. Когда я его встретила, Лизоблюдка побирался просроченной пыльцой и пил из лужи.

— Кто бы сомневался, — хмыкнула я. В отличие от мадам Гортензии и Эмилии, на лицах которых читалось искреннее сочувствие, я не испытывала к предателю ни малейшей жалости. Все-таки до их прекраснодушия мне далеко.

— Я не отрицаю и не умаляю его вины, — продолжила гномка, — но не могу сердиться. Он слишком несчастен…

— А ты-то здесь как очутилась? — обратилась я к Эмилии. — Хотя стоит ли удивляться: Марсию явно не нужны причины, чтобы бросать честных горожан в тюрьму. Скоро на воле останутся только преступники.

— Я не хотела оставлять Индрика одного, — печально сказала Эмилия и всхлипнула. — Марсий поставил его в тронном зале и демонстрирует всем, как какую-нибудь безделушку. А когда принимает послов, закрепляет у него в руках поднос с печеночными заварнушками и огуречными канапе. — На последнем она расплакалась, но тут же взяла себя в руки, промокнула глаза подолом и отказалась от утешительных объятий мадам. — Я в норме, не обращайте внимания.

— Она попыталась похитить его, — подала голос Уинни.

— Да помолчи ты! — рассердилась Эмилия. — Если бы не ты, Индрик был бы сейчас со мной.

Гоблинша в ответ только фыркнула.

— Ты правда пыталась похитить его?

— Мы пытались. Но об этом позже. Расскажи лучше, как ты вырвалась из замка и добралась до Затерянного королевства. Озриэль говорил, что…

— Это долгая история, — перебила я. — Сперва скажи, где Озриэль? Он выглядел нездоровым, когда передавал мне вчера формулу зелья, и я за него волнуюсь.

— Я тут, — раздалось из глубины камеры, из-за их спин. — Значит, зелье сработало?

Я оторопела и сжала прутья так, что едва не содрала кожу на ладонях.

— И ты молчал?! Что ты там делаешь? Подойди к свету, я хочу тебя видеть.

— Может, чуть позже, — последовал ответ, а за ним вздох.

— Позже? — повторила я, не веря ушам. — Позже?!

— Тише, Ливи, Озриэль не виноват, — сказала Эмилия.

— Стоит послушать мальчика, — заметила мадам Гортензия, отводя глаза. — Лучше присядь…

Даже не взглянув в их сторону, я спросила темноту:

— Разве ты мне не рад? — В голосе прорезались слезы. Я действительно готова была расплакаться. — Я так летела к тебе, Озриэль, и только мысль о встрече, о том, чтобы вновь увидеть тебя, обнять помогла мне пережить этот кошмар и преодолеть все трудности, а теперь ты не хочешь меня видеть?

— Хочу! — взволнованно воскликнул он и шевельнулся. — Просто безумно! Ты даже себе не представляешь, что я тут успел передумать в первые два дня, когда нам никак не удавалось найти дорогу к твоему зеркалу в замке. Я… — Голос сорвался и умолк.

— Так в чем же дело? — всхлипнула я. — Магнус, хоть ты мне скажи…

— Дело в том, Ливи, — смутился паук, — что старина Озриэль сейчас не в лучшей форме.

— Что это значит? Кто-нибудь мне объяснит, что все это значит? — я раздраженно ударила кулаком по решетке.

— Моя оболочка, — тихо отозвался ифрит. — В тот раз Кроверус повредил ее плетью, но первые несколько дней, пока мы, сбившись с ног, искали твое зеркало, я не обращал на это внимания и запустил ситуацию. А следовало послушать Ореста, который убеждал меня надеть запасную. Кто бы мог подумать, что из нас двоих мой старший братец окажется разумнее, — горько усмехнулся ифрит. — Нашу вторую встречу засекли. Вообще-то думаю, что засекли и первую, или позже обнаружили следы взлома, так что, едва мы с тобой договорили, меня схватили стражники и упекли сюда, в полуразрушенной оболочке. Поэтому Магнус прав: я не в лучшей форме и не хочу, чтобы ты видела меня таким.

— Значит, дело только в этом? — облегченно выдохнула я и зло отерла слезы. — И причина не в какой-нибудь ифритке, в которую ты успел втрескаться, пока меня не было? Потому что, если так…

В голосе Озриэля послышалась улыбка.

— Ты самая глупая на свете принцесса, если могла так подумать. Я люблю тебя, Ливи. Отныне и навек, забыла?

— Постой, что ты имел в виду, когда сказал, что они засекли взлом? И что за стража?

Озриэль помялся.

— Единственное зеркало, с помощью которого можно было до тебя добраться, находится во дворце.

— То есть ты проник во дворец, чтобы связаться со мной?

— И сделал бы это снова!

— Мы проникли, — вмешалась Эмилия. — Надеялись заодно помочь Индрику.

Наступила тишина.

— Подойди, Озриэль, — спокойно сказала я.

— Но…

— Я бы на твоем месте послушала его, Золушка. Мой последний дружок тоже был не ахти на рожу — в предках затесалась прабабка-кикимора, но после того, как увидела твоего, я всю ночь уснуть не могла, зная, что рядом спит «это»…

— Вот только тебя не спросили, — осадила гоблиншу Эмилия. — Тоже мне, «Мисс Затерянное королевство».

— Озриэль Ирканийский, — громко отчеканила я, — немедленно подойди к решетке, а не то я за себя не отвечаю. И когда я до тебя доберусь — а я доберусь, — мало не покажется!

Он снова вздохнул и, судя по звукам, встал:

— Хорошо.

Эмилия и мадам Гортензия, придерживавшиеся деликатного нейтралитета, расступились, и я увидела в глубине камеры какое-то голубоватое свечение: с полдюжины небольших огоньков висели в темноте на разной высоте, распространяя что-то похожее на дымок.

Озриэль секунду помешкал и подошел к решетке. Хорошо, что я крепко держалась за свою, только это помогло не упасть.

— Ты такой… высокий, — только и сумела выдавить я.

 

ГЛАВА 25,

в которой я узнаю, как на самом деле выглядит Озриэль, и знакомлюсь с еще двумя живыми легендами

Определение подходило как нельзя более точно. Ифрит стал в полтора раза выше, чем был. В стоявшем напротив все еще угадывались черты прежнего Озриэля, но лишь потому, что я знала, кто передо мной. Человеческая кожа оболочки потрескалась, кое-где и вовсе сошла, свисая лоскутами, а под ней проглядывала настоящая, бледно-голубая и мерцающая. Там, где отвалились целые куски кожи, из разломов поднимался светящийся лазурный дымок — похожим образом кровь сочится из ранки под водой. Еще он оказался неимоверно худым: длинные жилистые руки с тощими, как у скелета, пальцами, согбенная спина с далеко выпирающими рельефными позвонками и ребра, похлеще, чем у стиральной доски. Нос вытянутый, с горбинкой, на лице широкие полосы, напоминающие боевую раскраску, и проступающие веточки вен. Только выражение глаз, пронзительно зеленых, прежнее, и волосы все такие же, белокурые, завитками.

Пока я его разглядывала, Озриэль стоял, не дыша, и глядел в сторону.

— Посмотри на меня.

Он помедлил и повернулся. В глубине глаз затаились волнение и надежда.

— Может, ты и не самый красивый ифрит на свете, но ты мой ифрит, и больше не смей меня так пугать!

Он выдохнул и рассмеялся.

— Ты правда не собираешься порвать со мной здесь и сейчас? — И тут же забеспокоился: — Это ведь не из жалости, правда? Потому что, если из-за нее…

— Помолчи. Если бы я могла сейчас тебя поцеловать, то показала бы, как я тебя «жалею».

Уинни издала звук, будто ее тошнит, а мадам Гортензия и Эмилия радостно обнялись. Даже Магнус подпрыгнул и выкинул коленца.

— Неужто вы все считали меня такой легкомысленной? — обиделась я.

— Разумеется, нет, Ливи, — смутилась Эмилия, — я твердила Озриэлю, что для тебя это ровным счетом ничего не значит.

— Да и меня кое-чему научила история с Рудольфо, — поддержала мадам Гортензия и дружески потрепала Озриэля по плечу.

Он резко отпрянул и поморщился, потирая это место и пытаясь прилепить сползший кусок кожи.

Гномка прижала ладони ко рту:

— Ох, прости!

— Что случилось? — встревожилась я. — Тебе больно?

— Не обращай внимания, Ливи, — поспешно ответил он и, так и не сумев вернуть лоскут на место, выкинул его.

Мадам Гортензия, Эмилия и Магнус вмиг стали серьезными.

— Озриэль не может находиться на земле без специальной оболочки, он же ифрит, рожден жить под землей, — тихо сказал паук.

— Но в одну из первых встреч, тогда, в жилой башне, я тебя спрашивала об этом, и ты сказал, что можешь показываться в истинном облике не только под землей, — возразила я.

— Я имел в виду секунд на тридцать, ну, минуту, — беззаботно отозвался он и широко развел руками, — а потом… пф-ф-ф.

Я похолодела, представив, что прячется за этим «пф-ф-ф» и небрежным тоном.

— Значит, когда Кроверус в Академии сказал, что ты сгоришь, если явишь на земле свой истинный облик, то он… говорил правду?

Озриэль ответил вымученной улыбкой, и я все поняла.

— Нам нужно срочно отсюда выбираться! — воскликнула я.

— Да ты нам просто глаза раскрыла, принцесса! — делано восхитилась Уинни. — Если бы не ты, так бы и сидели, не ведая, что есть места поудобнее темниц.

— Чего я еще не знаю? — спросила я у друзей, игнорируя гоблиншу.

И они рассказали.

Оказывается, Робин предпринимал неоднократные попытки повидаться с мадам Гортензией, подавал петиции, но все без толку. Сейчас он ищет другой способ это сделать. Орест и бабуля Остиопатра поставили в известность остальных ифритов о том, где и в каких условиях держат одного из отпрысков королевской крови.

— Во мне ведь как-никак целая капля, — кисло улыбнулся Озриэль.

— Это должно сработать! — обрадовалась я. — Такое оскорбление для подземного народа. Чувствую, Марсию очень скоро придется принимать разъяренную делегацию ифритов.

— Если бы, — покачал головой он. — Ты забываешь, что у нас крокодильими слезами оплакивают кончину очередного наследника на престол. Повозмущаются для вида, а сами радостно вычеркнут из списка неудобного конкурента. Так что до меня есть дело только моей семье.

— Значит, мы в выигрыше, — кивнула я. — Когда за дело берется твоя бабушка Остиопатра, я не поставлю на Марсия и ломаного гроша.

— Склонна согласиться с Ливи, — улыбнулась Эмилия.

Среди прочих новостей, я узнала, что Глюттон Медоречиый и Амброзий Высокий теперь частые гости в Академии (второй даже взялся читать лекции), а Марсий, как и следовало ожидать, во всем слушается мадам Лилит и безоговорочно ей доверяет.

— Она ему слишком потакает, — с осуждением заметила мадам Гортензия.

— Когда посол одного из соседних королевств явился от имени своего правителя просить о финансовой помощи, Марсий заявил, что не имеет дела с голодранцами и велел прогнать его, надев бедняге на голову его же штаны.

— И первый советник ему не помешала? — изумилась я. — Она же вела дипломатию!

— Она сказала, что это отличная идея, — мрачно заметил Магнус.

— Вообще-то мне еще многое нужно вам о ней поведать, но сперва скажите, откуда вы столько знаете, если сидите тут?

В этот момент послышались приближающиеся звуки, очень приятные и гармоничные. Сырое подземелье лишь оттеняло их воздушную прелесть.

— Частично от него, — ответил Озриэль.

— От кого? — я удивленно повернулась в сторону лестницы.

Наверху лязгнул замок, и кто-то принялся спускаться вниз, неся с собой самую сладостную музыку, какую только можно вообразить.

* * *

Сначала показались копытца — они ступали в такт музыке, — а следом и их владелец: миловидный юноша в алом берете с пером, плаще, как у трубадуров, и красно-синих штанах буфами (такие всегда меня смешили с тех пор, как узнала, что их набивают ватой и конским волосом). Тонкие подвижные пальцы умело перебирали струны лиры. Он исполнял песню о прекрасной принцессе, заточенной сначала в башню, а потом в темницу. От бархатистого голоса что-то внутри меня трепетало и мучительно замирало в такт мелодии. Так могла бы петь сирена, если бы родилась мужчиной. Остальные тоже подпали под чары музыканта — даже Уинни, хоть и напустила презрительный вид, вслушивалась.

Юноша остановился прямо напротив меня и, не отрывая гипнотического взгляда, последними несколькими аккордами завершил песню.

Я откашлялась, приходя в себя.

— Вы ведь тот, кто я думаю? Вы Мадоний Лунный?

— Скорее уж Юродивый, — скривилась Уинни, к которой вернулась язвительность, как только стих последний аккорд.

Покровитель факультета ранимых романтиков никак не отреагировал на грубость. Мягко улыбнувшись, он подцепил мою руку и прижал к губам, но взгляд его блуждал, ни на чем надолго не задерживаясь.

— Ты не ошиблась, прекрасная дева.

— Эй, полегче там! — пробурчал Озриэль. — Это моя девушка, если что.

Музыкант задержал мою руку еще на мгновение, отпустил и двинулся в глубь темницы, напевая уже новую песню — про старого ревнивца, которому молодая супруга наставляет рога, пока тот воюет в чужих землях.

— Что это только что было? — спросила я, потирая кисть, на которой все еще горел поцелуй.

Тут Мадоний взял особо высокую ноту, и Озриэль пристыженно прикрыл глаза:

— Подземный боже, и на этом факультете я учился…

— А по-моему, он славный, — возразила Эмилия. — И так чудесно поет! Готова слушать его вечно! Индрик бы оценил… — Ее лицо тут же огорченно вытянулось — подруга корила себя за то, что наслаждается музыкой, пока возлюбленный страдает, подавая иноземным послам печеночные заварнушки и огуречные канапе.

— Да, мальчик безусловно талантлив, — заметила мадам Гортензия, мечтательно подперев щеку и глядя ему вслед.

— Это к слову о том, откуда мы так много знаем, сидя тут, — пояснил Магнус.

— Хотите сказать, от Мадония? — я понизила голос и горячо зашептала: — То есть он на нашей стороне, и мы могли бы…

— Нет, — покачала головой мадам. — Он не нашим и не вашим. Мальчик сам по себе. Но его баллады нередко описывают то, что происходит вокруг, так что информацией мы не обделены.

— Мальчик! — фыркнула Уинни. — Ему тыща лет, а до сих пор не нашел занятия посолиднее, чем тренькать на своей бренчалке.

— На факультете доблестных защитников наверняка учат чему-то вроде того, как рвать голыми руками такие прутья! — пробормотал Озриэль и раздраженно потряс решетку.

— Да-да, все мы видели, как ты пускаешь слюни на Эола Свирепого, — заметила Уинни.

Гоблинша лежала на соломе, закинув руки за голову.

— Ты хоть раз пыталась для разнообразия быть милой и не раздражать всех вокруг? — упрекнула Эмилия.

Уинни приподнялась на локте и глубоко задумалась:

— Нет.

И улеглась обратно.

Тут звуки снова стали громче — принц дошел до конца коридора, разделявшего камеры, и теперь возвращался обратно.

— А зачем он приходит? — спросила я.

Мадам пожала плечами:

— Чтобы скрасить узникам заточение, наверное.

— Ему можно задавать вопросы, — добавила Эмилия, — иногда он сам рассказывает о том, что происходит наверху, но по большей части ведет себя, как сущее дитя. Единственное, что имеет для него значение, — музыка.

— Значит, на вопросы он отвечает? — уточнила я и, получив кивок, позвала: — Мадоний!

Он приблизился, прекратив петь, но по-прежнему перебирая струны.

— Зачем вы пришли?

Принц призадумался и расцвел в улыбке:

— За вами, конечно!

— За мной? — удивилась я и изумленно охнула, потому что Мадоний яростно провел пальцами по струнам, замок щелкнул, и дверь моей камеры отворилась.

Остальные тоже оторопели.

— Да, вас желает видеть Его Величество, — пояснил он и посторонился, пропуская меня вперед.

Стоило выйти из камеры, новый сочный аккорд заставил дверь захлопнуться.

— Этого твой Эол точно не умеет, — подмигнула я Озриэлю и повернулась к принцу. — Я вам еще не говорила, что ваш си-бемоль безупречен? А балладу про пленную принцессу я готова слушать вечно!

Темницу прямо-таки озарило от его улыбки, и наградой мне послужил новый куплет.

— Вернусь с новостями, — шепнула я друзьям напоследок и прошествовала за принцем наверх.

* * *

Когда мы уже подходили к дверям тронного зала, они сами собой распахнулись, как от взрыва — настолько мощного, что правая створка осталась косо покачиваться на одной петельке.

В проеме стоял гигант Эол Свирепый. Он возвышался над нами горой мышц, словно бы вытесанных из гранита: одно только запястье толще, чем весь Мадоний Лунный. Натертая жиром кожа блестела и лоснилась, а единственным предметом одежды служила обвязанная вокруг бедер тряпочка. На нее-то я и уставилась: неужели чопорная мадам Лилит позволила ему разгуливать по дворцу в таком виде?

— Где ты был? — прорычал он в лицо Мадонию, нависая и брызгая слюной. — Тебя послали за девчонкой час назад. Королева заждалась!

— Сколько раз повторять, любезный Эол, — раздался из-за его спины сладкий голосок, и оттуда вышла мадам Лилит, — что вы вгоняете меня в краску намеками на королеву красоты.

Она притворно улыбнулась кому-то через плечо, а потом снова повернулась к нам с перекошенным от злости лицом, схватила великана за локоть, заставив согнуться, и прошипела ему в ухо:

— Еще раз назовешь меня королевой, пустоголовый осел, и я клянусь…

— Ну, скоро там? — раздался нетерпеливый голос Марсия из глубины зала. — Привели?

— Да-да, Ваше Величество, — отозвалась первый советник и наконец посмотрела на меня.

Усмешка перекосила тонкие губы.

Я встретила ее взгляд холодным равнодушием. Первый советник хмыкнула и сделала знак следовать за ней.

 

ГЛАВА 26

Его Величество Марсий Великий

Марсий сидел, развалившись на троне: одна нога закинута на подлокотник, на вторую стоящий на коленях обувщик примеряет вычурный башмак для парадных выходов. Я сглотнула, увидев рядом Индрика. Несчастный музыкант выглядел неплохо, но действительно держал поднос — только с финиками и орешками. Марсий горстями закидывал их в рот.

Мне он обрадовался, как старому другу. Пинком отпустил обувщика и стряхнул крошки с ладоней.

— Так-так, это действительно ты, Цветочек! А я не верил, когда мне доложили, что принцесса вернулась. Не ожидал увидеть тебя… целой. Дракон оказался вегетарианцем?

— Дракон оказался настоящим джентльменом, — с достоинством ответила я, — и отпустил меня.

— Оливия хочет сказать, что сбежала, — мягко заметила мадам Лилит.

Первый советник уже пристроилась справа от Марсия и бессознательным движением поглаживала трон.

— Ошибаетесь, — парировала я. — Господин Кроверус прекрасно знает, где я, и не возражает (тут пришлось слегка приврать — выбора у него не было), но можете сообщить ему, если не верите. Вы ведь этим собирались угрожать?

— Не смей так разговаривать с мадам Лилит! — вскипел Марсий, вскакивая с трона. — Она всегда к тебе хорошо относилась, не понимаю почему — ты ничем этого не заслужила!

— Хорошо относилась?! Знал бы ты, что она сделала, и еще собирается… — Тут я осеклась. Что я ему скажу: первый советник задумала государственный переворот? И где доказательства? Или что он незаконный король? Чутье подсказывало: Марсий не поблагодарит ни за первое, ни за второе.

— Ну? — насмешливо спросил он, складывая руки на груди.

На спокойном лице мадам Лилит отражался вежливый интерес — она чувствовала себя в полной безопасности. Она и была в полной безопасности. Не нужно ходить к Вещей Каладрии, чтобы узнать, кому поверит Марсий. Поэтому я промолчала.

Юный король хмыкнул.

— Так я и думал. Тебе просто ненавистна мысль о том, что ты сама никому не нужна.

— Что? — оторопела я.

Его лицо уже приняло хорошо знакомое надменное выражение. Марсий принялся расхаживать перед троном, задумчиво крутя финик.

— Отец тебя фактически продал, — заявил он и закинул финик в рот, — а дракону, как видим, ты и даром не нужна. — Прожевал плод и выплюнул косточку.

Я помолчала, а потом тихо сказала:

— Мне… жаль, Марсий.

Он остановился и недоуменно вскинул брови.

— Тебе жаль?

— Да, мне жаль, что твой отец умер, а единственная небезразличная девушка ненавидит тебя. И теперь ты один. Поэтому да, мне жаль.

Мадам Лилит попыталась что-то сказать, но Марсий, не оборачиваясь, жестом остановил ее. Кулаки короля сжались, а лицо подернулось гневной судорогой, и я почти пожалела о сказанном. Пару мгновений он вглядывался в меня так, словно хотел прожечь насквозь — наверняка именно этого и хотел, — а потом разжал кулаки, откинул голову и расхохотался. Невеселый это был смех.

— Ты жалеешь меня? Меня?

Он быстро шагнул вперед и закатал рукава. Я невольно попятилась.

— Гляди! — он встряхнул правой рукой. Из пальцев выбросились тонкие нити металла, на лету утолщаясь, и врезались в пол передо мной, взрыв плиты и окатив фонтаном каменной крошки. И вот уже передо мной решетка. Точно такая же выросла позади от взмаха левой руки. Я оказалась в высокой покатой клетке из тех, в каких держат экзотических птиц, только из чугуна.

Марсий подошел и небрежно провел по прутьям. Я отодвинулась как можно дальше: от его раскаленных пальцев шел жар, и решетка оплавлялась, как воск от прикосновения пламени.

Он усмехнулся, видя мой страх.

— Разве это не прекрасно? Ни тебе, ни твоему жалкому папаше такая власть и не снилась. — Он остановился напротив и облокотился руками о клетку. Омуты глаз опасно сверкали, во всем облике сквозила неистовая красота. Марсий погладил чугунное плетение и задумчиво продолжил: — Когда мне было тринадцать, отец вызвал меня к себе и сказал, что я чудовище, поэтому должен носить перчатки, особые перчатки, дабы оградить честных горожан от последствий моего уродства. И знаешь, что самое смешное? — Он наклонился вперед и доверительно понизил голос: — Я ему верил. Я чертовски долго ему верил и лишь недавно понял, почему он так поступил. — Взмах руки, и разделявшие нас прутья опали поникшими стеблями. Марсий перешагнул через них, придвинул губы к самому моему уху — я не смела пошевелиться — и прошептал: — Он меня боялся. Боялся заключенного в них, — демонстративно сжал и разжал пальцы перед моим носом, наслаждаясь испугом, — могущества. Еще наверняка завидовал. Может, немного любил… — Король ласково провел тыльной стороной ладони по моим волосам и намотал одну прядь на палец, запахло жженым волосом. — Старик часто повторял, что делает это из любви. Но если кого-то любишь, Цветочек, — шепот упал до едва различимого, — то никогда не заставишь его отказаться от части себя, не назовешь уродом за то, какой он есть. Поэтому мой отец был слаб. — Марсий отпустил локон, резко отодвинулся и направился к трону, а я перевела дыхание и постаралась унять дрожь в коленях.

— Твой отец был слаб, потому что любил тебя или потому что боялся?

— И то и другое, — бросил он через плечо, подошел к Индрику и окинул его взглядом с ног до головы. — Любовь, страх — все эти чувства лишь мешают, подчиняют нас. Вот поэтому отцы — твой и мой — не останутся в истории, про них очень скоро забудут. При жизни таких называют как угодно: Милосердный, Добрый, Справедливый — и никогда Великий. — Марсий закинул музыканту руку на шею, как лучшему другу, и повернулся ко мне: — Я извлек урок и не повторю ошибок. Мне не нужно любви. Достаточно, чтобы боялись.

Я промолчала. А что бы вы сказали человеку, который так отчаянно лжет самому себе?

— И это ты узнал от мадам Лилит?

— Ты не слушаешь, — разозлился он. — Этому я научился у себя. — Марсий раздраженно оглядел чугунного музыканта. — Что за идиот! — И выбил у него из рук поднос. Остатки орехов и плодов рассыпались по полу. Король шагнул прямо по ним и крикнул в сторону двери: — Позвать раздатчицу, я желаю обедать!

— Ваше Величество, — подала голос мадам Лилит, — три посла и один герцог ждут в приемной. Они приехали на деловой обед, поэтому не думаю, что сейчас…

Король быстро обернулся и прошипел:

— Я спрашивал ваше мнение, первый советник?

Секунду мне казалось, что та сорвется. Но мадам Лилит справилась с собой и ответила почти прежним тоном:

— Простите, Ваше Величество. Худший совет — тот, о котором не просили.

Вспышка Марсия уже прошла. Извиняться он, разумеется, не стал, но тон сбавил.

— Подождут.

Я с любопытством наблюдала за этой сценой. Значит, есть область, куда даже мадам Лилит путь заказан, и имя ей Уиннифред. Видимо, первый советник тоже прекрасно это понимала и была далеко не в восторге. Ее ноздри трепетали, а змейка на шее волновалась, чувствуя настроение хозяйки.

— Привести, — велел Марсий слуге, и тот поспешно скрылся за дверью.

Король снова уселся на трон. Индрик теперь стоял с глупым видом, вытянув вперед руки, которые больше ничего не держали.

— Итак, — провозгласил Марсий, — что же нам с тобой делать, принцесса?

— Вообще-то есть парочка идей, и если…

— Молчать. Как ты уже поняла, с прошлой нашей встречи многое переменилось, — он многозначительно постучал ногой по трону (мадам Лилит поморщилась), поэтому теперь никто и ничто не сможет заставить меня тебя терпеть.

Я ждала, что он скажет дальше, внешне сохраняя спокойствие, про себя же лихорадочно просчитывала варианты.

— А драконы читают газеты?

— Газеты? — растерялась я. На ум пришел «Транскоролевский сплетник».

— У меня есть блестящая мысль: я окажу тебе услугу. — Я настороженно ждала подвоха и, разумеется, дождалась. Король поелозил на шелковой подушке и с нескрываемым удовольствием заявил: — Раз уж ящер от тебя отказался, мы могли бы поместить объявление на первой полосе, — он сделал широкий жест, имитируя заголовок статьи: — Принцесса ищет дракона. Вегетарианцам просьба не беспокоить.

Я набычилась. Отсмеявшись, Марсий заявил с холодной ленцой:

— Значит, так: первым делом свяжемся с драконом и, если он подтвердит твои слова, лишив нас повторного представления «принцесса на привязи», просто вышвырнем тебя вон из города.

— За ворота? — похолодела я.

Помимо того, что это нарушало все планы, Затерянное королевство не зря так называется. За пределами города можно серьезно заплутать, всего лишь зайдя за соседнее дерево. У граждан страны такой проблемы нет: у них на внутренней стороне запястья имеется печать с заглавными буквами «З» и «К», которая избавляет от проблем при въезде в страну, а также помогает связываться с ближайшим населенным пунктом. Не могу сказать точно, как это работает. Про штамп я узнала от Эмилии, когда поинтересовалась, что за рисунок у нее и мадам Гортензии на руках.

В общем, если Марсий реализует угрозу, я и к Кроверусу не успею вовремя и не узнаю, как вылечить отца. Рухнет все!

— Ваше Величество, позвольте сказать, — подала голос мадам Лилит.

Марсий позволил. Она погладила хвостик змейки.

— Я хотела бы поговорить с Ливи наедине. — Мы с королем одновременно уставились на нее. — Мне доложили, что принцессу обнаружили на территории Академии. Прежде чем она покинет королевство, нужно убедиться, что у мадам Чераты нет к ней никаких претензий.

Когда до меня дошел смысл, из ушей разве что пар не повалил. Она намекает, что я могла что-то украсть!

Марсий хмыкнул и сделал небрежный жест.

— Дозволяю. — Мадам Лилит за его спиной раздраженно закатила глаза. — Кстати, и правда: что ты делала в Академии, Цветочек? Так глупо с твоей стороны было заявиться туда…

В этот момент двери раскрылись, избавив от необходимости отвечать. В зал вошла Уинни, неся поднос с тарелками, тарелочками, плошками и плошечками.

Марсий мгновенно обо мне забыл. Подтянулся на троне, глаза заблестели, но голос звучал нарочито равнодушно.

— Поставь сюда, — сказал он, пододвинув ногой небольшой кофейный столик.

Гоблинша покосилась на Индрика, сглотнула, подошла и с нескрываемым отвращением шмякнула поднос на указанное место. Плошки подпрыгнули, содержимое перемешалось.

Марсий и ухом не повел.

Протиснувшийся следом министр робко начал:

— Ваше Величество, послы Гиркании, Морабии и Изумрудных гор ждут уже второй час и…

Но под свирепым взглядом монарха тут же испарился.

— Так о чем это я, Цветочек? — протянул Марсий, обращаясь ко мне, но неотрывно наблюдая за тем, как Уинни наливает суп. Покончив с этим, она протянула ему тарелку. — Еще перечно-томатной заправки.

Гоблинша скривилась, демонстративно вылила всю оставшуюся плошку заправки (она пользуется популярностью в Затерянном королевстве, но у меня от одной капли из глаз текли слезы) и небрежно протянула ему тарелку.

— И укропа.

Та затряслась от злости и стала насыщенно-болотного оттенка. Мадам Лилит наблюдала за всем этим, брезгливо поджав губы. На Уинни она смотрела, как на опасное насекомое, которое нужно раздавить. Раздатчица медленно отвернулась, исполнила приказ и снова повернулась.

— И ложку.

Натянутая струна лопнула.

— Вот тебе ложка! — выпалила она и швырнула ее в суп. Жижа брызнула в разные стороны, окатив абсолютно всех. Нашим с Уинни платьям было нечего терять, чего не скажешь о нарядах остальных двоих. Особо смачная капля попала мадам Лилит на нос и стекла. Увидев это, гоблинша расхохоталась. Марсий вскочил, красный от злости и заляпанный с ног до головы.

— Ты… ты! — зарычал он и занес руку — пару мгновений я ждала, что на одну чугунную статую в этом зале станет больше. Уинни не шелохнулась, скрестив руки на груди и с вызовом глядя на него.

Тут снова заглянул давешний министр.

— Ваше Величество, — пролепетал он со страдальческим видом, — герцог Вирсавии…

И поспешно спрятался за дверь, о которую в следующую секунду разлетелась тарелка с остатками супа. Марсий повернулся к мадам Лилит и процедил:

— Первый советник, как вы относитесь к тому, чтобы ввести в моду чугунные костюмы для назойливых послов и герцогов?

— Отличная идея, Ваше Величество.

У меня отвисла челюсть: вот тебе и дипломатия!

Марсий схватил Уинни за руку и потащил к двери, на ходу оттирая салфеткой костюм. Гоблинша нехотя плелась за ним, даже не пытаясь скрыть злорадную улыбку.

— Обратно в камеру, — услышала я приказ короля, когда они вышли в коридор.

 

ГЛАВА27,

в которой мне делают предложение, от которого нельзя отказаться

Едва звуки шагов стихли, мадам Лилит обошла трон, по-хозяйски уселась на него и провела руками по лицу, словно сняла маску: выражение терпеливой благожелательности сменилось откровенным раздражением и усталостью. Перехватив мой взгляд, первый советник хмыкнула и вальяжно откинулась на высокую спинку с огромным черным бриллиантом в изголовье.

— Что?

— А вы не боитесь, что Марсий может вернуться? Или кто-нибудь из слуг заглянет и, мягко говоря, удивится, увидев вас в таком положении? Или скажете, что греете трон для короля в его отсутствие? Во дворце, как я заметила, не топят…

— Что-то вроде того, — хихикнула она. — Неужели ты до сих пор сомневаешься в моей фантазии и смекалке?

— В чем я ни капли не сомневаюсь, так это в вашем лицемерии.

Мадам Лилит пропустила выпад мимо ушей, ласково погладила подлокотник и блаженно зажмурилась.

— Ничего не могу с собой поделать, — призналась она. — Я столько лет ждала этого и теперь вся трепещу, как невеста в день свадьбы. Последние мгновения самые тягостные. — Она со вздохом открыла глаза, подалась вперед и сообщила с оживленным смешком, как будто мы были близкими подругами: — Знаешь, я даже пару раз спускалась сюда ночью, когда не могла уснуть, и примеряла трон.

— И как, ваш размерчик?

— Сидит как влитой, — кивнула она и с видимым удовольствием поерзала. Потом безо всякого перехода напустила деловитый вид и сложила руки на коленях. — Это было лирическое отступление, а теперь к делу. Ты вернешься в Академию и принесешь мне свиток из подземного зала. Ты знаешь, о каком документе речь. Понадобится кодовое слово. — Она нагнулась и достала из выдвижного ящика в основании трона пергамент и перо, расправила клочок и сняла крышечку с чернильницы. — Ничего сложного, я научу, как его правильно произносить.

Сказать, что я удивилась, — ничего не сказать. Голова вмиг распухла от массы вопросов, но вслух я спросила:

— С чего вы взяли, что свиток еще там? Может, мадам Черата его обнаружила и теперь решает, как лучше поступить?

В действительности я сама в это не верила, но хотелось стереть ухмылочку с лица первого советника. Если бы новый ректор обнаружила свиток, то мы, да и все в королевстве, были бы уже в курсе, это раз. Документ написан на древнейшем первом языке — очень сомневаюсь, что мадам Черата его знает, это два.

Мадам Лилит, конечно, не купилась. Она пренебрежительно взмахнула ручкой, отметая несостоятельную версию, и принялась что-то активно строчить.

— Пф-ф, эта курица не могла его обнаружить. Вход надежно замаскирован, а после того, как ты и твой любопытный дружок-ифрит там побывали, я запечатала его заклинанием. Кодовое слово известно только мне.

— Почему я? Не проще послать туда одного из ваших приспешников? Эолу Свирепому даже кодовое слово не понадобится — проломит стену да войдет.

Мадам Лилит поморщилась, отложила перо, послюнявила палец и потерла приставшее к нему чернильное пятнышко.

— Черата сразу догадается, что они действуют по моей указке. Был у меня запасной план, но твое появление, в кои-то веки своевременное, расставило все по местам. Нужен тот, кого она не заподозрит. А тебя, как я с удивлением узнала от дядюшки, она защищала. Не подумай, что Черата делала это из прекраснодушия или особой симпатии к тебе. Ей плевать, в чем там дело, лишь бы наступить на хвост мне, помешать получить желаемое. — Мадам Лилит тряхнула головой. — Она всегда мне завидовала. Смешно — как лужа против океана.

— Зачем вам вообще ее разрешение? Вошли, взяли, вышли. Вы же первый советник короля, вам все нипочем.

Мадам Лилит сложила руки на груди и сделала скучное лицо — с таким поясняют самоочевидные вещи.

— Принсфорд — особая автономная территория. Изначально задумывалось, что он не будет входить ни в чью сферу влияния — чтобы не зависеть от смены власти. Островок с местным самоуправлением, так сказать. Но, по сути, единственный уголок, куда у меня теперь решительно нет доступа, это кабинет ректора — сердце и святая святых Академии. Отныне мне нужно разрешение, чтобы войти туда.

— И мадам Черата его не дала?

— Как видишь. — Было заметно, что одна только мысль о подобном бессилии приводит ее в ярость. — Я так торопилась стать первым советником, что, признаться, не учла этой досадной мелочи. Покидая в тот вечер кабинет, я не предполагала, что уже не вернусь в него в качестве ректора… И поэтому мне нужна ты.

— Это я уже поняла. Но с чего вы взяли, что мадам Черата пустит меня в кабинет?

— Помнишь, однажды на занятии я сказала, что из тебя вышел бы отличный советник, а дипломатия — гибкая наука?

— Вы вообще много чего говорили, вот только, оказывается, грош цена вашим словам.

Кажется, она обиделась.

— Я лгу лишь тогда, когда нет другого выхода. Во всех остальных случаях достаточно сделать правильный акцент, и люди услышат то, что хотят услышать.

— Удобно, ловко и, как всегда, в высшей степени дипломатично.

— Сочту твои слова комплиментом. Знаешь, Ливи, — она наклонила голову, — у нас есть что-то общее…

— Вот только не нужно этих задушевных бесед, — скривилась я. — Подругами нам не стать.

— Почему нет?

Я поперхнулась.

— Вы вырвали у моего отца сердце, а потом попытались скормить меня дракону. Такие вещи негативно сказываются на дружбе.

Она секундочку подумала и кивнула.

— Пожалуй, ты права. Тогда ограничимся деловыми отношениями. Итак, Его Величество я беру на себя: скажу, что не смогла отказать тебе в последней просьбе — прикоснуться к стенам Принсфорда. — Она приложила руку к груди. — У меня ведь такое большое и чуткое сердце. Черате ты скажешь, что в зале под кабинетом хранится компромат на меня. После такого она готова будет на руках отнести тебя вниз. Ты скромно откажешься, спустишься одна, заберешь свиток, после чего поблагодаришь ректора, пообещав, что эти сведения сокрушат первого советника, и вернешься во дворец в сопровождении людей моего дяди.

— Стражи, хотите сказать.

— Называй, как пожелаешь, — отмахнулась она. — Ты ведь не настолько глупа, чтобы считать себя умнее меня.

— Вы все учли…

— Абсолютно, — с довольным видом кивнула мадам Лилит.

— …Кроме одного: я не стану вам помогать.

Она спокойно обмакнула перо в чернильницу и поставила финальную завитушку.

— Станешь.

— Потому что?..

— Захочешь спасти жизнь своему ифриту. Он ведь погибает, забыла?

Меня словно под дых ударили.

— Это низко даже для вас. И он не просто «ифрит», у него есть имя — Озриэль. Вы были его профессором, а теперь спокойно заявляете, что убьете его.

— Я этого не говорила. — Она посыпала написанное песком, сдула песчинки и подняла глаза. — Я просто буду стоять рядом и ничего не делать. Несчастья случаются ежечасно, — она сокрушенно покачала головой, — я не в силах помочь всем.

— Несчастья? — вскричала я. — Да он сгорит заживо, потому что вы держите его в клетке!

— Хватит. — В голосе мадам Лилит зазвучали стальные нотки. Она поднялась с трона. — Мне осточертело нянчиться с капризными детьми. Только и знаете, что твердить «я хочу» и «дайте!». До других вам и дела нет!

— Это неправда.

— Неужели? Тогда скажи, как звали единственную и любимую внучку Августа?

Вопрос застал меня врасплох и… пристыдил. Я промолчала, демонстративно отвернувшись к окну.

— Так я и думала, — хмыкнула мадам Лилит. — А он ведь даже не посторонний, вы, насколько могу судить, довольно близко общались. — Она сделала паузу. — Вообще-то я тоже не знаю и даже не уверена, что у него была внучка, потому что мне на это начхать. Просто хотела тебя подловить. Я же говорю, принцесса: у нас много общего. Но это не значит, что я готова потратить на тебя еще хотя бы одну минуту. — Она вытянула из-за ворота длинную цепочку, на которой покачивались изящные песочные часики, наполненные мерцающим зеленым порошком. — Мне предстоит куча дел: спланировать заговор, разослать пару десятков писем потенциальным сторонникам, пустить слушок, проверить, не успел ли Его Величество остыть, прежде чем три посла и один герцог отяжелели на пару сотен фунтов.

В голове у меня щелкнуло.

— Вы не остановили Марсия… Наоборот, поддержали жестокую и совершенно глупую затею, родившуюся на волне раздражения. — Я вспомнила рассказ друзей. — А еще тот посол, которому надели на голову штаны… Вы и тогда не помешали.

Мадам Лилит не перебивала, глядя на меня с любопытством и даже гордостью — как будто я была лучшей ученицей, отвечавшей урок.

— Вы поощряете в нем самое худшее. Зачем?

— И правда, зачем? — эхом повторила она.

— Чтобы настроить народ против него — вот в чем причина. Вы таким образом подготавливаете почву для своего переворота — чтобы, когда это случится, симпатии были на вашей стороне, а не на стороне взбалмошного деспотичного мальчишки.

Мадам Лилит театрально округлила глаза и строго заметила:

— Взбалмошного деспотичного мальчишки — надеюсь, это не про нашего короля? Ведь в таком случае я, как преданная подданная, вынуждена буду доложить о твоих изменнических речах. — Тут она откинула притворство, хлопнула в ладоши и расхохоталась. — Когда я покажу жителям свиток с кровью отпрыска первого законного короля, они поймут, что их дурачили сотни лет, разозлятся, выместят свое справедливое раздражение на щенке, — я вздрогнула, представив Марсия наедине с разъяренной толпой, — а потом вздохнут с облегчением и поблагодарят кого?

— Того, кто избавил их от незаконной тирании, — прошептала я.

— Молодец, садись, пять.

Я поджала губы.

— Здорово, правда?

Иногда, как сейчас, ее поведение так соответствовало внешности, что мадам Лилит казалась расшалившимся ребенком. Она словно прочитала мои мысли и досадливо отмахнулась.

— Побочное действие моего заклятия, не обращай внимания. Итак, мы поняли друг друга или… — она сделала жест, как будто собирается позвать стражу.

— Я это сделаю, — тихо сказала я.

— Что-что, не слышу?

— Я достану для вас свиток, доказывающий незаконность правления Марсия, — твердо сказала я.

В глазах первого советника блеснул триумф.

— Хорошая принцесса, — усмехнулась она.

— Но у меня есть одно условие.

Улыбка сменилась нахмуренными бровями.

— Я думала, мы договорились, принцесса: ты мне свиток, а взамен ифрита освободят. Но я, вероятно, не вполне четко произнесла фразу «зажарен до хрустящей корочки».

— То, о чем я прошу, ничего не будет вам стоить.

Как я и рассчитывала, любопытство все же пересилило.

— О чем речь? — осведомилась она.

— Мне нужны магические щипцы.

— Я похожа на гнома или кузнеца?

— Уверена, их можно достать через контору господина Мартинчика. Однако просьбу первого советника он удовлетворит с большей готовностью, чем обыкновенной чужеземной принцессы.

— Ты мне льстишь, — заметила мадам Лилит с легкой улыбкой. — Продолжай в том же духе, мне приятна твоя лесть. Одно из преимуществ высокого положения — все стараются тебе угодить. Думаю, мне никогда это не надоест. Таким, как ты, незаслуженно получающим все с самого рождения на блюдечке, просто по факту королевской крови, этого не понять. Вы высокомерно именуете сие подхалимажем и лизоблюдством. Мне чужд подобный снобизм. А знаешь… я согласна. Будут тебе щипцы.

— Правда? — недоверчиво переспросила я. Уж больно легко она согласилась.

— Да, — просто ответила она. — Как видишь, я не такая уж и злодейка. Если ты достанешь мне свиток, готова послужить золотой рыбкой и исполнить заветное желание. К тому же две причины вместо одной — так у тебя будет больше стимула стараться.

В коридоре послышался какой-то шум, крики, топот. Мадам Лилит покосилась на двери, еще раз сверилась с часами и велела:

— Опиши мне свойства щипцов, я сделаю заказ.

Я изложила требуемые качества, не уточняя, для чего именно понадобился инструмент. При других обстоятельствах мадам Лилит не преминула бы поинтересоваться, но сейчас ее мысли занимало то, что происходило за стеной. Когда я закончила, она протянула мне пергамент с кодом от подземного зала.

— Как я сказала, ничего сложного: парочка фраз на затерянном языке плюс несколько несложных движений. Видишь, я для наглядности изобразила их стрелочками.

Я просмотрела пояснения, взглянула на схематичного человечка и подняла глаза.

— Вы серьезно?

— А что? — она пожала плечами. — Мне всегда нравилось танцевать мамбу.

 

ГЛАВА 28

Про поклонника мадам Гортензии и муки совести

Если сперва я собиралась рассказать друзьям все о мадам Лилит, то на обратном пути, еще раз поразмыслив, решила открыть лишь часть правды, умолчав о статусе Марсия. Это его секрет, не мой. Я не готова взваливать на себя ответственность за судьбу целого королевства, не мне решать, кто из них лучший правитель для этой страны. Пусть друзья просто знают, что мадам Лилит следует опасаться.

День клонился к завершению, поэтому миссию наметили на завтра, и меня отвели обратно в темницу до утра. В коридорах царила полная неразбериха: слуги носились туда-сюда, в воздухе витала тревога, по отрывочным восклицаниям я поняла, что Марсий исполнил-таки свою угрозу. Сам он тоже мелькнул впереди — стоял в окружении министров. Я вытянула шею и напрягла слух, но получила тычок в спину от Эола Свирепого.

— Сюда, — великан мотнул головой в сторону боковой лестницы.

— Полегче, — проворчала я, потирая поясницу, — кажется, вы мне позвоночник сломали. Мне стоит показаться королевскому лейб-медику…

* * *

К лейб-медику он меня не отвел, но остаток пути старался соизмерять силу тычков. А силы у него было немерено.

Когда мы спустились вниз, друзья пришли в движение: вскочили, приникли к прутьям. Меня встречали, как смертницу, чей приговор отменили в самый последний момент и вернули с эшафота.

— Ливи, — встревоженно позвала мадам Гортензия, — все в порядке? На тебе лица нет! — Надеюсь, это животное хорошо с тобой обращалось? — уничтожающий взгляд в сторону Эола Свирепого.

Я испуганно обернулась, но великан, вместо того чтобы рассердиться, залился вдруг морковным румянцем по самую бороду и промямлил:

— Никак нет, мадам. Приказано пылинки с принцессы сдувать.

В доказательство он провел лапищей по моему подолу. У меня чуть колени в обратную сторону не прогнулись.

Я скрипнула зубами:

— Да бросьте меня уже наконец в камеру!

— Да-да, сейчас, — он загремел ключами, посекундно озираясь на мадам. Когда щелкнул замок и дверь отворилась, я поспешно юркнула внутрь, не дожидаясь, пока мне переломают кости.

Эол Свирепый захлопнул решетку (слегка ее покорежив) и, прежде чем уйти, помялся напротив соседней камеры.

Мадам Гортензия демонстративно отвернулась.

Эмилия покашляла, Магнус хмыкнул, Уинни захихикала, Озриэль проявил мужскую солидарность и промолчал.

— Мадам, — ахнула я, когда великан удалился, — да он готов есть из ваших рук!

— Ты преувеличиваешь, — небрежно повела плечами гномка.

— Вовсе нет: одно ваше слово, и он бы голыми руками оторвал дверь камеры, а потом разнес этот дворец по камушкам, если бы мадам Лилит или Марсий вздумали ему помешать. Вам стоит только попросить, и…

— Я не стану этого делать, — резко ответила гномка. — У нас с Робином все серьезно, и я не опущусь до такого обмана, не дам ложную надежду даже во имя спасения!

— Но…

— Разговор окончен. А теперь расскажи: чего они от тебя хотели?

Щепетильность мадам могла бы показаться чрезмерной, но я поняла, что в ней все еще свежи воспоминания о непорядочности Рудольфо и ее глубоко возмущает сама мысль о том, чтобы поступить подобно ему.

Я рассказала друзьям все, кроме главного.

— То есть Марсий просто хотел посмеяться над тобой? — фыркнула Эмилия. — Как это на него похоже!

— Много ты знаешь, что на него похоже, а что нет, — подала вдруг голос Уинни со своей кучи соломы, чем немало удивила всех присутствующих.

— Ты что, его защищаешь? — поразилась я. — Понравилось кормить его супом или Его Величество предложил повышение — стать дворцовой подавальщицей?

— Не твое дело, — огрызнулась гоблинша и отвернулась к стене.

— Но что это за вещь, без которой мадам Лилит не может обойтись? — удивилась Эмилия.

Ответ я заготовила заранее и постаралась, чтобы он прозвучал как можно небрежнее.

— Какая-то грамота за красноречие. Пустяк, но для нее важно, тешит тщеславие. Просто ей не хочется обращаться к мадам Черате.

— Между ними всегда существовала напряженность, — заметил Озриэль. — Что-то вроде скрытого соперничества.

— Но что ты с этого получишь? — уточнила мадам. — Надеюсь, она пообещала взамен освободить тебя?

Я покосилась на Озриэля.

— Что-то вроде того…

— Ливи, во время нашего разговора в зеркале ты сказала, что мадам Лилит нельзя доверять, — заметил ифрит. — Что ты имела в виду?

— Она… — я запнулась, — первый советник преследует свои цели, и она нам совсем не друг. Я в этом уверена. Уже одно то, что она ничего не сделала, чтобы помешать Марсию посадить вас сюда под ничтожными предлогами, говорит за себя. Скорее всего, инициатива исходила от нее. К тому же именно она наложила заклятие на моего отца.

— Не может быть!

— Зачем ей это?

Я кратко пересказала суть.

— М-да, а ведь магическая дипломатия была чуть ли не единственным предметом, который мне нравился, — сказал Озриэль в наступившей тишине.

— В дипломатии она мастер, — горько сказала я. — Умеет надавить на нужные рычажки. Но не волнуйтесь, мы все выберемся отсюда. Пока не знаю как, но это обязательно произойдет. Ах да, Озриэль, мне нужно будет связаться с Орестом, как это сделать?

— Зачем тебе? — удивился он.

— Он уже однажды бывал в хранилище, мы бывали, — поправилась я. Глаза Озриэля вспыхнули, но он не стал комментировать. В тот раз Орест меня поцеловал, и мы старались избегать этой темы. — Я сумела убедить мадам Лилит, что нуждаюсь в консультациях твоего брата, на всякий случай — вдруг дверь хранилища захлопнется или произойдет еще что-то непредвиденное. Поэтому мадам Лилит разрешила мне встретиться с ним завтра, перед походом в Академию. А я помню, ты говорил, что для вызова ифрита нужно специальное заклинание.

Как же мерзко было им врать!

— А ведь это может сыграть нам на руку, — задумался Озриэль. — Орест мог бы передать через тебя то, что поможет нам отсюда выбраться, только нужно хорошенько подумать. Это должно быть что-то небольшое, незаметное, и…

— Нет. — Я покачала головой. — Мадам Лилит предупредила, что такие штучки не пройдут.

Я была связана по рукам и ногам. До Академии и обратно меня сопроводят прихвостни первого советника. Единственное место, куда я войду без них, — это кабинет ректора и сообщающийся с ним подземный зал. Я не стану рисковать Озриэлем, операция должна пройти успешно, мне нужен этот свиток. Он и раньше был мне нужен, но только тогда я не знала, как поступлю. Теперь у меня не было выхода — только отдать его мадам Лилит. И я это сделаю ради спасения любимого. Если уж рушить королевства, то только во имя любви!

Вообще-то участие Ореста не было случайностью и уж тем более моей заслугой.

— Но что вы станете делать со свитком? — спросила я у мадам Лилит под конец аудиенции. — Даже если вы знаете первый язык королевства, то остальные жители не могут похвастать такой же эрудицией. Или собираетесь потрясти пергаментом с трибуны и попросите поверить вам на слово?

— Тут мы подходим к следующему пункту: мне нужна та штука, с помощью которой ты и твой дружок прочитали документ. Кстати, я так и не поняла, что это было? — мадам Лилит с искренним любопытством ждала ответа.

Смысла лгать не было, поэтому я нехотя сказала:

— Окаменевшая слюна гнома, спрыснутая из ручья знания. Возможно, в составе есть что-то еще, но мне об этом неизвестно.

— То, что нужно! — заявила мадам Лилит. — Пусть ифрит достанет еще.

— Сколько?

Тонкие губы растянулись в улыбке.

— Так, чтобы хватило на всех жителей города.

— Вы с ума сошли! Эти его штуки — большая редкость, единичные экземпляры, откуда он достанет их в таком количестве?

— Это не моя забота.

— Но зачем вам столько?

— А это уже не твоя. Если захочет сохранить жизнь брату, найдет способ. Я, со своей стороны, готова оказать финансовую поддержку.

Мне стало тошно при мысли о том, что жизнь Озриэля зависит от обязательности его самого непутевого братца. С Ореста станется пропустить встречу из-за какого-нибудь пустяка или вовсе о ней забыть…

— Так как его позвать, Озриэль? — снова спросила я. — Или это может сделать только другой ифрит?

— Да нет, не только, тут ничего сложного.

Он объяснил. Пока он рассказывал, остальные с интересом слушали. Позади зашуршала солома — значит, даже Уинни заинтересовалась.

Всего-то и нужно было, что одно распечатанное зеркало (мадам Лилит запечатала их, чтобы ни один любопытный ифрит впредь не мог заглянуть во дворец без приглашения) и заклинание из двух слов: первое служило призывом, а второе указывало на конкретного ифрита.

— То есть вторым мне просто написать имя — «Орест»?

— Да, — кивнул Озриэль и тут же спохватился: — Только на ифритском, конечно. Если мне дадут бумагу и перо, я напишу.

— Думаю, завтра мадам Лилит с превеликой радостью обеспечит тебя и тем и другим.

— Кажется, с этим разобрались, — подытожила мадам Гортензия с напускной бодростью. — Кто бы мог подумать, что первый советник так тщеславна: столько суеты из-за какого-то клочка пергамента в рамке. Зато взамен тебя освободят.

Я так и не призналась им, что на кону не моя свобода, а Озриэля: слишком зыбка была эта договоренность, а единственная гарантия — слово мадам Лилит. Но другого выхода я не видела. Нужно хотя бы попытаться.

— Все это какой-то кошмарный сон, — сокрушенно вздохнул Магнус и прошелся вдоль решетки, звеня «цапелькой». — Сперва бросают в темницу, потом выкидывают из города.

Я натужно улыбнулась:

— У меня есть и хорошая новость, Магнус.

Он перестал расхаживать и воззрился на меня:

— Какая?

— Если что, в ссылку мы отправимся вместе!

Даже в скудном свете лампы я увидела, как он посерел, ворсинки встали дыбом, паук пошатнулся.

— Что? Что с тобой? — испугалась я.

Он медленно вернулся на место и весь как-то поник, скукожился.

— Не подумай, что я не рад нашему воссоединению, Оливия, но… — Тут он поднял на меня четыре пары самых несчастных в мире глаз, и я все поняла.

— Арахна?

Он коротко кивнул.

— Давно вы виделись последний раз?

— Нас схватили вместе с Эмилией. Эти негодяи все предусмотрели — взяли с собой сачок! — Паук затрясся от ярости. — К счастью, ей удалось ускользнуть. С тех пор я ее не видел и даже не знаю, в городе ли она. — Он шаркнул по тюремному полу лапкой. — Возможно, улетела, решив, что тут уж ничем не помочь. Это было бы даже к лучшему, — с горечью закончил он.

— Уверена, что она этого не сделала.

— Ты так думаешь? — воспрянул Магнус.

— Я в этом уверена. Арахна совершенно особенная бабочка, ведь она сумела разглядеть под этим толстым хитиновым слоем и тонной сарказма прекрасную душу и оценить тебя по достоинству.

Паук ничего не ответил, только слабо улыбнулся, но улыбка и взгляд говорили красноречивее слов.

— А что насчет Индрика? — робко спросила Эмилия. — Ты его видела? Как он?

Не знаю, как принято оценивать самочувствие чугунных статуй, но для скульптуры он, по-моему, выглядел совсем неплохо, о чем я и сообщила подруге. Она немного успокоилась, хоть и не перестала опасаться, как бы Марсий не выкинул чего-нибудь еще.

Мы проговорили до глубокой ночи, но, по сути, ни к чему новому не пришли: только повторили то, что и так известно. Я рассказала о своем пребывании в замке дракона. Озриэль слушал очень внимательно — половину он уже знал после нашей зеркальной беседы, а потом вдруг сказал:

— Мне кажется, ты чего-то не договариваешь.

— Что? — смутилась я. — О чем ты?

В голову пришла фантастическая мысль, что Озриэль как-то догадался о нашем с драконом поцелуе. Нет, разумеется, я собиралась все ему сама рассказать, но… позже, когда наступит удобный момент.

Я вся сжалась в ожидании обвинения. Представила, как лицо ифрита исказится гримасой гадливости, и перед глазами все потемнело. Я не вынесу, если он станет меня презирать.

— Когда ты говорила о Кроверусе, у тебя было такое лицо… не могу передать. Признайся честно: он ужасно с тобой обращался?

Смысл сказанного не сразу дошел до меня. Сперва нахлынуло облегчение, оттого что секрет не выплыл наружу, а следом — жгучий стыд. Именно так себя, должно быть, и чувствуют преступники, чудом избегнувшие ответственности.

Интересно, можно как-то по выражению лица или другим признакам определить, что человек недавно с кем-то целовался? Я украдкой потрогала губы, вспомнив, каким горячим был поцелуй — вдруг остались следы, как тогда с Орестом? Нет, кажется, все в порядке. Но воспоминание о поцелуе породило жар в груди, как будто я прямо сейчас прижималась к дракону, и в ногах появилась противная слабость. Да что это со мной?

— Нет, — ответила я с излишней поспешностью. — Господин Кроверус был предельно вежлив и предупредителен.

Назвать это правдой можно было лишь с большой натяжкой, но мне хотелось поскорее завершить этот разговор.

В глазах Озриэля мелькнуло недоверие, но он не стал настаивать.

— До сих пор поражаюсь, как ты сумела уговорить его отпустить тебя, — в который уже раз восхитилась мадам Гортензия.

— Наследственные чары, капелька удачи и хороший учитель риторики.

Все посмеялись шутке и вскоре начали готовиться ко сну.

— А ты, Уинни… Уиннифред, — поправилась я, — чего Марсий от тебя хочет?

Она притворилась спящей. Эмилия перехватила мой взгляд и пожала плечами, мол, никто из них не знает. О причине я догадывалась, вот только что Марсий поставил в качестве условия освобождения: чтобы гоблинша была с ним поприветливее? Интересно, многим ли удавалось добиться искреннего расположения девушки, заточив ее в темницу?

— Озриэль, — позвала я шепотом, когда, по моим расчетам, остальные уже уснули.

Он откликнулся сразу, значит, тоже не спал.

— Да?

— Не хотела говорить при остальных, потому что все еще вилами по воде писано, но, кажется, я нашла способ избавиться от заклятия дружбы.

— Правда? — он радостно схватился за прутья. Мы сели друг напротив друга, разделенные тюремным проходом, и вытянули ноги, почти соприкасаясь подошвами.

— Да, один… друг подсказал, что причина может быть в застрявших в нас щепках от той магической стрелы.

— Друг? — удивился Озриэль.

— Призрак, которого я встретила в замке.

— И ты ему доверяешь? Он ведь заодно с драконом, то есть фактически враг. Это может быть какой-то уловкой.

Я, ни секунды ни колеблясь, отмела это предположение.

— Доверяю. Ему тут никакой выгоды, да и не думаю, что призраки на чьей-то стороне. Они… сами по себе.

Потом я рассказала, что мадам Лилит пообещала заказать щипцы, и мысленно поблагодарила Озриэля, когда он не стал высказывать и так очевидные опасения.

— Знаешь, Ливи, — сказал он, когда я закончила. — Даже если ничего не выйдет, лучше я буду до конца жизни твоим другом, чем меня в ней не будет вовсе.

Горло стиснуло, я почувствовала, что сейчас расплачусь, и скрыла волнение за сердитым тоном:

— Не говори глупостей. Мы со всем справимся, вместе. И никакой дракон нам не помешает!

— При чем тут дракон? — удивился Озриэль. — Я думал, с ним покончено.

— Да, покончено, — быстро согласилась я, — просто я очень устала, а завтра предстоит ответственный день.

— Отдыхай, Ливи, — кивнул ифрит.

— А ты?

— А я подожду, пока ты уснешь.

Устраиваясь спать, я так долго ворочалась и взбивала солому, что разбудила Уинни, о чем она немедленно мне и сообщила. Я ничего не ответила, отвернулась к стене и задышала ровно, сделав вид, что заснула. Вскоре раздался шорох — Озриэль лег спать, и вокруг воцарилась тишина, прерываемая сонным дыханием друзей, совесть которых была чиста. Ко мне же сон не шел еще очень долго.

Я прокручивала в голове события последних дней, и теперь к прежним страхам прибавился новый: я до икоты боялась, что Озриэль как-то догадается о том, что произошло между мной и Якулом… тьфу, то есть Кроверусом. Да что происходит! Раньше я даже в мыслях не называла дракона по имени…

Да и не было ведь ничего. А тот поцелуй — это всего лишь вынужденная мера, мне пришлось это сделать. Но, как я ни старалась убедить себя в том, что пошла на жертву, противный голосок внутри нашептывал, что жертвы сопряжены со страданиями, а не сладким жаром в груди.

 

ГЛАВА 29,

в которой я раскрываю тайну кровеита, а мадам Лилит заказывает гномьи слюни

На следующее утро меня подняли ни свет ни заря и сразу отвели к мадам Лилит. Рабочий кабинет первого советника во многом напоминал ректорский. На стене красовался портрет Марсия во весь рост. Как патриотично.

Я передала ей слова Озриэля о том, как вызвать Ореста.

— Велите, чтобы кто-нибудь отнес ему пергамент и перо, он напишет нужное заклинание.

Первый советник отправила с этим поручением Эола Свирепого. В другой ситуации покровителю факультета доблестных защитников вряд ли понравилось бы служить мальчиком на побегушках, однако частые спуски в подземелье явно радовали его.

Пока мы ждали, мадам Лилит нетерпеливо прохаживалась туда-сюда и произнесла от силы две-три реплики, по всему было видно, что она нервничает. Время от времени она выглядывала в окно и потирала ручки, совсем как ее дядя. Последний тоже вскоре явился, но, в отличие от племянницы, вел себя совершенно непринужденно. Он галантно поздоровался со мной, словно и не было той сцены в Академии, устроился в одном из стульев-кресел и поинтересовался, завтракала ли я. Я нехотя призналась, что не успела — меня отвели сюда раньше, чем нас покормили. Тогда он позвонил в колокольчик и велел принести бутербродов с теплой уткой, спаржу и тыквенное печенье.

Я старалась сохранять презрительно-отстраненный вид и хотела отказаться от угощения, но намерение вылетело из головы, как только принесли все вышеперечисленное. Великие дела не совершают на пустой желудок, поэтому я без малейшего стеснения устроилась за столом мадам Лилит и принялась за завтрак.

Глюттон Медоречивый тоже подцепил одно тыквенное печеньице и, прежде чем отправить в рот, аккуратно счистил посыпку:

— Терпеть не могу кунжут, — пояснил он и повернулся к мадам Лилит, рассеянно смотревшей в окно. — Не желаете ли присоединиться к нам, дражайшая племянница?

Та вздрогнула, придя в себя от задумчивости, недовольно покосилась на нас и отклонила предложение.

— А зря, — констатировал он, подмигнул мне и отправил печенье в рот.

— Вы с таким уверенным видом творите зло, — не удержалась я. Прозвучало почти как комплимент.

— А именно так его и нужно творить, — спокойно заметил принц. — Во-первых, выгадаете время, пока сильные будут приходить в себя от вашей наглости, а во-вторых, слабые, видя такую решимость, засомневаются в себе. Люди любят уверенных. — Его глаз-протез полыхнул алым. — Прошу меня извинить, принцесса.

Принц вынул из кармана элегантный платок с монограммой, извлек глаз и принялся его протирать. Пару секунд я молча наблюдала за тем, как он ловко полирует его кусочком ткани, а потом подавилась печеньем. Пальцы инстинктивно потянулись к шее, где до недавнего времени висел рубин фортуны.

— Это… это… — я задыхалась, тыча в сторону камня.

— Вы хотите знать, не кровеит ли это? — любезно подсказал собеседник.

Я с трудом кивнула.

— Именно он, — Глюттон Медоречивый сдул невидимую пылинку с красного шарика, отчего тот снова вспыхнул, и в глубине заволновался клубок светящихся нитей, а потом вернул в глазницу. — Лучшего материала для таких целей не найти. Так что, если когда-нибудь возникнет подобная нужда, очень рекомендую. — Глаз крутанулся и встал на место. — Пользуюсь уже тысячу лет и никаких нареканий. — Он сопроводил шутку еще одним подмигиванием, а я никак не могла прийти в себя.

Передо мной совершенно отчетливо встала страница из «Камней неустановленного происхождения», где перечислялись области применения кровеита.

«…при производстве ювелирных украшений, в качестве магических амулетов, протезов, реквизита прорицателей, разменной валюты у гномов и для игры в камешки».

Разгадка все это время была так близко! Если, конечно, я правильно поняла…

Мадам Лилит оторвалась от созерцания двора и повернулась к нам. Лицо было совершенно непроницаемым, но я поняла, что наша беседа от нее не ускользнула.

— Довольно, дядя. Не стоит обременять сейчас головку принцессы лишней информацией — пусть сосредоточится на предстоящей задаче.

Я хотела возразить, что моя голова вполне способна выдержать натиск нескольких мыслей сразу, но в этот момент вернулся Эол Свирепый и с поклоном протянул мадам Лилит небольшой медный поднос, на котором лежал сложенный вчетверо листок.

Та прыгнула вперед кошкой и нетерпеливо сгребла его. Это так резко контрастировало с ее привычной сдержанностью, что Глюттон Медоречивый поднял бровь. Первый советник спохватилась, с напускным равнодушием заглянула в записку и протянула ее дяде, а сама направилась к столу, где лежала заранее приготовленная толстенная книга. Содержимое послания, как и говорил Озриэль, состояло всего из двух слов, а вот буквы меня поразили. Это были обыкновенные вертикальные палочки, расположенные под разным углом. Я тоскливо подумала о том, что не мешало бы выучить родной язык Озриэля. «С чего ты взяла, что у тебя будет такая возможность и что он тебе пригодится?» — ехидно шепнул внутренний голосок.

Мадам Лилит протянула книгу принцу.

— Удостоверьтесь, дядя.

Каждая страница была разбита на столбики на двух языках. Глюттон Медоречивый держал в руках ифритский словарь.

Мадам Лилит правильно истолковала мой взгляд и усмехнулась:

— Верить на слово — слишком большая роскошь в наши дни.

Принц отыскал нужную страницу, прислонил к ней записку и сверил первое слово, затем точно так же проверил и второе, только уже по буквам.

— Все в порядке, — заключил он, возвращая словарь мадам Лилит, — можем переходить к следующей части. — Он встал, поправил мантию и предложил мне локоть. — Не откажете составить мне компанию, принцесса?

Я не отказала. А что, был выбор?

* * *

Мы следовали чередой секретных коридоров: входили в потайные дверцы за гобеленами, выходили из ниш за доспехами, чтобы тут же нырнуть в объятия фальшивых стен.

По пути я воспользовалась моментом и невинно поинтересовалась у своего провожатого:

— А это правда, что, благодаря ему, вы можете видеть будущее? — я осторожно указала на искусственный глаз.

Тот лукаво блеснул.

— Возможно, — протянул принц.

— И что кровеиты притягиваются друг к другу?

Беззаботный тон его не обманул.

— Осмелюсь предположить, принцесса, что это не праздное любопытство.

— Что вы, напротив! Празднее некуда. Просто одно время я подумывала выбрать в качестве темы для курсовой работы по артефактологии кровеит, но от затеи пришлось отказаться — слишком мало справочного материала. Вообще-то всего одна книга, и та наполовину вымарана.

— Любопытно, а я-то уж подумал, что это как-то связано с тем кулоном, который висел у вас на шее в памятный день нашей первой встречи тогда, на площади. Официальной встречи, я хочу сказать. — В горле у меня пересохло. — Правда, помнится, несколькими неделями раньше, — он задумался, — да, думаю, это было недели за две до того (когда ты камень, время течет иначе), как я испытал схожее ощущение, — он постучал по протезу, — неприятнейшее, доложу я вам: глаз жжет и готов вылезти из орбиты, поэтому я рад, что вы решили избавиться от кулона.

В его ухмылке мне почудился намек.

— Испытали схожее ощущение — хотите сказать… притяжение? — сдавленно спросила я и задержала дыхание.

«Настолько сильное, что способно притянуть владельца второго кровеита даже из другого королевства… Особенно если этот самый владелец в этот самый момент пролетал мимо с помощью свечного огарка».

Мадам Лилит, шедшая впереди и уже некоторое время поглядывавшая на нас, сбавила шаг и сладко осведомилась:

— О чем это вы секретничаете, дядя?

Но взгляд, в противоположность тону, был цепким и настороженным.

Я чуть не застонала: одна фраза отделяла меня от разгадки сразу двух загадок! Что ей стоило вмешаться минутой позже? Глюттон Медоречивый мгновенно переключился и ловко сменил тему. Можно подумать, он развлекал дам на званом вечере, а не сопровождал узницу и первую заговорщицу королевства.

Случай возобновить прерванную беседу так и не представился — мадам Лилит вилась вокруг коршуном. Единственным утешением служила мысль, что она почувствовала опасность и теперь волнуется: первый советник считала глупенькую принцессу неспособной найти связь между кровеитом и заклятием Сердцевырывания. А еще я порадовалась, что рубин фортуны остался у дракона. Подальше от ее цепких рук.

Я по-прежнему не знала, как снять заклятие с отца, зато вполне уверилась в правильности догадки, зародившейся еще среди библиотечных стеллажей Академии. Тогда она была слишком смутной, теперь обрела отчетливость и заиграла правдивыми красками. Раньше я винила Вещую Булочку в том, что оказалась в Затерянном королевстве вместо объятий Суженого. Даже подозревала, что пророчица нарочно подсунула мне бракованный огарок, чтобы избавиться от неудобной принцессы, но сейчас поняла: свеча работала исправно, просто никто не мог предположить, что на полпути к Суженому рубин фортуны притянет к глазу Глюттона Медоречивого.

* * *

Зала, в которую мы пришли, была чем-то вроде малой гостиной, давно не использовавшейся. Мадам Лилит сразу устремилась к потертому зеркалу у стены. Наверное, то самое, через которое Озриэль нашел меня. Цветочные обои показались мне смутно знакомыми.

Мадам Лилит пробормотала несколько слов, прищелкнула пальцами, и поверхность мигнула.

— Готово, — сказала первый советник, обернувшись, — зеркало распечатано, приступай.

Она едва сдерживала возбуждение. И это только начало, представляю, что будет, когда свиток окажется у нее в руках. Я взяла протянутый Глюттоном Медоречивым листок и карандаш, пишущий на любых поверхностях, подошла к зеркалу и тщательно перенесла на него заклинание вызова.

— Долго ждать? — нетерпеливо осведомилась мадам Лилит.

— Озриэль сказал, что это заклинание срочного вызова, так что…

— Привет, крошка… — раздалось из зеркала. Орест перевел взгляд на мадам Лилит и осклабился, — и еще одна крошка, — потом на Глюттона Медоречивого, — и тебе не скучать, Ваше Каменейшество.

Несмотря на шутливый поклон, я почувствовала, что ифрит предельно серьезен и намеренно оскорбительный тон — всего лишь бравада. Зря я считала, что он легкомысленно относится к ситуации с братом.

— Не смей так со мной разговаривать, — вскипела мадам Лилит, но тут же справилась с собой и холодно процедила: — Теперь слушай, ифрит. Сейчас мы…

— Как ты здесь очутилась, крошка? — спросил Орест так, словно мы были тут одни, и обвел глазами зал. — Рад, что ты вернулась к нам цела-невредима. Уже знаешь про Оззи?

Мадам Лилит чуть не задохнулась, а ее дядя наблюдал за происходящим, прислонившись к колонне, и не вмешивался. Кажется, его это даже забавляло.

— Орест, — тихо сказала я, — теперь я тоже тут, в темнице, но сейчас это неважно, — поспешно добавила я, видя, как брови ифрита поползли вверх. — Тебе нужно выслушать предложение мадам Лилит.

— Она отпускает моего брата? — перебил он, снова обращаясь исключительно ко мне и тем самым выбрав самый действенный способ вывести мадам Лилит из себя.

— Пока нет, но…

— Тогда нам не о чем говорить, — отрезал он. — И пусть не думает, что это так просто сойдет ей с рук. Не волнуйся: мы вытащим вас обоих, крошка. Никто не может посадить одного из Ирканийских под замок и выйти сухим из воды. Мы уже подали петицию подземному королю и добились поддержки Коллегии — группы самых уважаемых ифритских семей.

Если он хотел этим заявлением напугать первого советника, то добился обратного эффекта: она неожиданно успокоилась, впервые за утро, а на губах заиграла улыбка, которая, по моему опыту, предвещала неприятные известия.

— Вы могли не утруждаться, — ласково заявила она, сложив ручки под грудью. — Не далее как вчера, вышеназванная Коллегия заверила меня, что не станет вмешиваться в наземные дела, тем более что обвиняемый ифрит нарушил закон, тайно вторгшись во дворец. — Орест оторопел. Первый советник изобразила удивление: — Как, вы не знали о решении Коллегии? Ах, ну конечно, откуда вам! Ведь рассмотрение петиций от «не-очень-важных-персон» занимает время, а очередь, как я слышала, расписана на годы вперед.

Напускная уверенность покинула Ореста.

— Ну что, теперь готов слушать? — спросила мадам Лилит совсем другим тоном.

— Пожалуйста, Орест, — добавила я. — От этого зависит жизнь Озриэля.

Ифрит перевел мрачный взгляд с первого советника на меня и обратно, сложил руки на груди, надел темные очки и дерзко вскинул подбородок:

— Ну?

* * *

Услышав, сколько нужно гномьих слюней, Орест отреагировал примерно так же, как я. И получил такой же ответ.

— Сам понимаешь, время не терпит, — с притворной мягкостью заметила мадам Лилит. — Кто бы мог подумать, что ифриты такие неженки: твой братец буквально рассыпается на глазах. Больно смотреть.

Орест побледнел и сквозь очки прожег ее уничтожающим взглядом.

— С Озриэлем все в порядке, — поспешила успокоить я, — но мадам Лилит права: поторопись.

— А то я не знаю, — буркнул он и добавил в своей привычной манере: — Кстати, без оболочки я буду посимпатичнее Оззи. И когда мы разделаемся со всем этим, то могли бы встретиться в более уютной обстановке.

— У тебя есть с собой тот образец? — перебила я.

— Гляделки? — уточнил он.

— Э-э, наверное.

Ифрит полез в карман.

— Вообще-то у них не было названия, тогда я предложил гномам свой вариант. Им понравилось, так что теперь выпускают под таким.

Прежде чем вытащить руку, он медленно обвел глазами мадам Лилит и ее дядю. Первый советник впилась взглядом в его нагрудный кармашек и облизнула губы. Он вынул уже знакомую коробочку и потряс ею. Я раскрыла ладонь.

— Могу я взять ее сегодня с собой, Орест? Хочу быть уверенной, что не перепутаю документ.

Последнее я особо выделила, и ифрит понял намек. О путанице речи даже не шло — у меня на уме было другое.

Он для вида поколебался, и мадам Лилит пренебрежительно махнула рукой.

— Толку мне от одной пары. Совсем скоро у меня их будут тысячи.

Орест протянул мне через зеркало коробочку.

— Я верну ее, — пообещала я.

— А я сделаю все, что от меня зависит.

— До встречи завтра утром, — пропела мадам Лилит. — В этом же зеркале, ровно в семь.

— Это что, часть плана: пытка недосыпом? — проворчал он и добавил: — Захватите задаток, гномы сейчас подозрительны и без аванса работать не станут. — Он снова повернулся ко мне и взволнованно начал: — Ливи, передай Озриэлю, что вся наша семья…

Первый советник произнесла те же слова, что и вначале, зеркало мигнуло и погасло — выключилось. Теперь в нем снова отражалась только комната.

Я раздраженно обернулась:

— Это было обязательно?

— Телячьи нежности, — фыркнула она. — Пустая трата времени. Все, пора, принцесса.

Покидая зал, я оглянулась на зеркало и шепнула:

— Не подведи, Орест.

А потом незаметно сунула универсальный карандаш в карман, в котором уже лежали гляделки. Не станет же покровитель факультета магической дипломатии мелочиться, требуя его обратно?

 

САМАЯ КОРОТКАЯ ГЛАВА,

в которой меня готовят к миссии

Меня не оставляла радость, которую я старалась скрыть от подозрительного ока мадам Лилит. Причиной тому был план, который только что окончательно оформился. Вчера я его лишь наметила, но сегодня в кармане лежало все необходимое для его воплощения. До кабинета ректора и обратно меня будут сопровождать люди мадам Лилит, поэтому предпринять что-то я смогу лишь в подземном зале, куда войду одна.

Нетрудно догадаться, зачем первому советнику столько гляделок: она собирается публично разоблачить Марсия и воспользуется первым же удобным случаем, как только свиток и гляделки будут у нее. Всем жителям королевства, славящегося своей грамотностью, представится случай прочесть документ. Моя идея была до гениальности проста: я внесу в него правки, когда спущусь в подземный зал, сотру пару имен и названий. Никто ведь не сможет обвинить меня в том, что из-за ветхости свитка ключевые моменты теперь нечитаемы. Именно поэтому я попросила у Ореста его образец — чтобы видеть, что вымарывать. Пусть Марсий не лучший король, но я поняла, что не смогу пойти на это — не смогу отдать королевство на растерзание мадам Лилит, а то и гражданской войне. Но технически сделка будет считаться состоявшейся — я ведь принесу ей свиток.

Меня отвели в комнату для купания и выделили на водную процедуру полчаса. Мраморные бортики, ванна размером со всю нашу темницу и душистая шапочка пены на воде… Я прыгнула туда с разбега, войдя в воду рыбкой, и вынырнула в короне из пены. Перевернулась на спину и неторопливо поплыла к другому бортику. Следующие полчаса резвилась, забыв обо всем на свете.

Выволакивали меня оттуда почти силком. На выходе выдали платье с высоким расшитым воротничком, похожее на то, что было сегодня на мадам Лилит, а куаферу было велено придать мне «приличный вид».

Пока он трудился над прической, я еще раз прокрутила в голове детали плана и не нашла в нем изъяна. Приличный вид заключался в том, что мои волосы разделили на пробор и заплели в косу ниже пояса. Мадам Лилит осталась довольна, в отличие от моих волос, впервые в жизни стиснутых лентой. Видимо, все эти ухищрения были призваны растопить лед недоверия в сердце мадам Чераты. Увидев себя в зеркало, я подумала, что расчет мадам Лилит имел под собой основание: девушка в отражении, упакованная во вдовье платье и со скромно зачесанными волосами, не имела ничего общего с принцессой, так раздражавшей нового ректора. Только неприятно поразило сходство с первым советником из-за фасона платья.

Мадам Лилит побарабанила коготками по столу и изрекла:

— Прекрасно.

Тут лента развязалась, тщательно заплетенная коса в мгновение ока распустилась, и волосы рассыпались по спине привычным каскадом. Первый советник нахмурилась. Куафер побледнел и сделал шаг ко мне:

— Я мог бы…

— На это нет времени, — отрезала она и движением брови отдала Эолу Свирепому приказ. Великан подхватил несчастного вместе с рабочим сундучком и вынес за дверь.

Я сгорала от нетерпения приступить к делу.

— Ну что, все готово? Можем начинать?

Мадам Лилит кивнула, сняла со своей шеи змейку и, прежде чем я успела вымолвить хоть слово, надела ее на меня.

— Вот теперь можем начинать, — сладко улыбнулась она, заворачивая хвостик на манер шарфа. — Ты же не рассчитывала, что спустишься в зал одна, принцесса?

— Но мадам Черата может что-то заподозрить, — запротестовала я, когда пришла в себя. — Увидит ее и поймет, что это ловушка.

— Она не увидит Руфоцефалуса, если ты сама не покажешь. — Я не сразу поняла, что так зовут змею. Руфоцефалус тем временем уютно устроился на моей шее, свесив хвост на ключицы и поводя им из стороны в сторону. Меня передернуло от омерзения: скользкая чешуя неприятно холодила, а еще он издавал едва различимый свист-шипение, тонкий раздвоенный язычок показывался и исчезал с неуловимой быстротой.

Так вот зачем понадобилось такое платье: высокий воротничок надежно скрывал шпионское колье. Я помрачнела, а мадам Лилит, напротив, засияла от удовольствия, наблюдая мою реакцию. Она догадывалась, что я что-то задумала. План рухнул, как тролль с моста. Как одолеть женщину, которая всегда опережает на несколько шагов?

На башне пробило восемь утра. Скоро первая пара.

— Все, пора, — провозгласила мадам Лилит. — Черата помешана на пунктуальности и не пустит опоздавшую в Академию.

— Где мои конвоиры? — буркнула я.

Сперва мне в провожатые отрядили Эола Свирепого и еще парочку преданных мадам Лилит людей, один вид которых мог стать причиной заикания.

— А нет кого-нибудь более заметного? — поинтересовалась я. — Вдруг не все догадаются, что вы что-то задумали?

— С чего жителям королевства меня подозревать? Я величайшая волшебница современности и мудрый советник, к деликатным рекомендациям которого, увы, не прислушиваются, — она усмехнулась. — Войти незаметно все равно не получится, да и делу это не помеха.

Но в итоге все-таки заменила громил на Мадония Лунного.

У Эола Свирепого начал дергаться глаз, однако ослушаться он не посмел.

— Никаких фокусов, принцесса, — предупредила мадам Лилит напоследок.

— Какие фокусы, если у вас в заложниках Озриэль? Думаете, я сбегу?

— Ты, как праздничный салют, Ливи, — никогда не знаешь, каким будет следующий залп.

— Могу сказать о вас то же самое.

 

ЭПИЛОГ

На подходе к Академии у меня начали трястись поджилки. Мадоний Лунный, почувствовав мое настроение, принялся наигрывать балладу, подействовавшую лучше любого успокоительного, но Эол Свирепый быстро пресек это. Несколько раз он был на грани того, чтобы удавить Мадония струнами его же лиры.

Первый сигнал труб застиг нас у ворот. Я собиралась влиться в поток учащихся, но, завидев Эола Свирепого, студенты поспешно расступились, со всех сторон послышались возгласы, свист. Доблестные защитники проскандировали речевку факультета, с восхищением глядя на живую легенду. Великан небрежно поиграл мышцами, чем вызвал новую волну восторга, и подтолкнул меня вперед. Наше появление, как и предсказывала мадам Лилит, не осталось незамеченным. Более того, весть о колоритной троице так быстро облетела Академию, что, поднявшись на крыльцо, мы нос к носу столкнулись с мадам Чератой.

Ректор поджидала нас перед центральным входом, скрестив руки на груди и сжав губы в узкую полоску.

— Что вы здесь делаете?

— Доброе утро, мадам Черата, — поздоровалась я, стараясь придать лицу скромное и добродетельное выражение. — Не могли бы мы поговорить о цели визита в вашем кабинете?

— Нет, — отрезала она. Проходившие мимо студенты замедлили шаг, вокруг вырос лес ушей. — Нам не о чем говорить, — добавила она тише и подогнала любопытных выразительным взглядом.

— Мне казалось, в прошлый раз вы были на моей стороне, — доверительно сказала я.

— В прошлый раз тебя не прислала первый советник. Теперь ничем не могу помочь. — Она развернулась на каблуках и прошествовала к двери.

Эол Свирепый опередил ректора и галантно распахнул створку — с такой силой, что оторвал ее. Мадам Черата испуганно вскинула глаза на многотонную пластину, которую он держал над ее головой.

— Боюсь, я не могу так сразу уйти, — мягко заметила я, подходя сзади, и тихо добавила только для нее: — Вы правы: я от мадам Лилит, но я вовсе не с ней.

Ректор вздрогнула, моргнула и, пожевав губами, сделала знак следовать за ней.

— У вас ровно пять минут.

Оглядывая бывший кабинет мадам Лилит, я чувствовала себя так, словно очутилась здесь впервые. Если можно было что-то поменять, то мадам Черата это поменяла, стремясь стереть любое напоминание о предыдущем ректоре: переклеила обои, переставила мебель, перекрасила напольные вазы и покрыла все ажурными салфеточками.

— Ну, — сказала она, устроившись за столом и сложив кончики пальцев перед собой, — что ты имеешь мне сказать?

Конвоиры остались за дверью — на этом мадам Черата решительно настояла. Они уступили без особого сопротивления (вернее, Эол Свирепый уступил, а Мадоний был слишком занят, настраивая лиру), ведь при мне был Руфоцефалус. Змей время от времени ерзал, чтобы напомнить о себе и предупредить необдуманные шаги с моей стороны, хотя я и так ни на секунду о нем не забывала.

Я с притворным беспокойством обернулась на дверь и поведала ректору заранее подготовленную легенду: мадам Лилит послала меня в хранилище за благодарственной грамотой, не зная, что я однажды там случайно побывала (мадам Черата понимающе фыркнула) и видела свиток, содержимое которого способно уничтожить ее карьеру. В этом месте мадам Черата вся обратилась в слух. Как и предсказывала первый советник, желание растоптать извечную соперницу взяло верх над осторожностью.

— Что в этом свитке? — жадно спросила она, перегнувшись через стол.

Я незаметно пощупала пергаментную трубочку, спрятанную в рукаве — фальшивку, сфабрикованную мадам Лилит. Улики в ней указывали на то, что она в свое время заняла кресло ректора Принсфорда, подтасовав голоса.

Мое выступление прошло безупречно. Когда Руфоцефалус станет докладывать о нем хозяйке, та не найдет к чему придраться.

Ко всему прочему, мадам Черата чрезвычайно досадовала из-за кодового заклятия на подземном зале. Она так и не сумела его взломать. Я пообещала сообщить ей код, если она позволит мне спуститься туда одной.

Я была рада, когда ректор согласилась оставить кабинет. Не только потому, что она могла что-то заподозрить и остановить меня в последний момент. Просто чувствовала себя ужасно глупо, танцуя мамбу.

* * *

Книжные полки послушно отъехали, открыв уходящую вниз лестницу, и я нырнула в проем.

Казалось, с прошлого посещения тут ничего не изменилось. Не встретилось никаких неожиданностей, которых я так опасалась. Свиток с портретом сына первого короля висел на своем месте — во рту хрустальной жабы. Руфоцефалус постучал по моей шее кончиком хвоста, поторапливая.

— Прекрати, — прошептала я. — И без тебя знаю, что делать.

Я приблизилась и протянула дрожащую руку к свитку, а другой в это время теребила в кармане универсальный карандаш. Из-за высокого воротничка змей не мог видеть, что я делаю, — всего лишь стереть пару слов, и документ станет бесполезной пустышкой.

— Нужно убедиться, что это тот самый свиток, — сказала я вслух, обращаясь к Руфоцефалусу. В этом, конечно, не было необходимости. Проверка доказала подлинность. Воспользовавшись моментом, я быстро вычеркнула пару имен и названий и поелозила по пергаменту пальцем, чтобы придать помаркам видимость естественных причин.

Шпион, наверное, почуял неладное, потому что внезапно заволновался и цыкнул на меня. Но дело было сделано!

— Все, миссия закончена, — сообщила я, едва сдерживая радость.

Всего лишь несколько взмахов карандашом, и я спасла Озриэля от гибели, а Затерянное королевство — от мадам Лилит!

Я вынула прозрачные чешуйки из глаз, вернула в коробочку и потянула свиток из пасти жабы. Он не поддался. Следующие пять минут я билась и так и сяк, пытаясь его высвободить, но хрустальная бестия словно издевалась надо мной. Стоило дернуть сильнее, раздался предупреждающий хруст: тысячелетний пергамент грозил рассыпаться вследствие неуважительного обращения.

Руфоцефалус своим шипением подливал масла в огонь, расшатывая и без того истерзанные нервы.

— Вот сам и доставай, раз такой умный! — разозлилась я и шлепнула его по хвосту. Пусть ябедничает потом мадам Лилит.

Змей не остался в долгу и чуть не придушил меня.

Наверху послышался шум. Время истекло. Я вытерла выступивший на лбу пот и скрипнула зубами:

— Черт с тобой!

И сняла с пьедестала жабу. Пошатнулась и попятилась, едва ее не выронив — кто бы мог подумать, что хрусталь такой тяжеленный! Внезапно в недрах Академии что-то протяжно ухнуло.

— Что это было?

Руфоцефалус тоже настороженно замер. Послышалось шуршание, а потом с ближайшего стеллажа вылетела одна из бесчисленных пергаментных трубочек и гулко приземлилась на пол. Я в недоумении уставилась на струйку синего песка, которая ее только что вытолкнула. Та продолжила сочиться из стены. Быстро поставив жабу на пол, я подбежала, подняла досье и вернула его на место. Но тут за спиной послышался новый стук — такая же участь постигла другой свиток. Я кинулась к нему, но, так и не успев поднять, замерла: что-то не так. Со всех сторон нарастал шорох, стены мелко дрожали, послышался хруст, секундная пауза, а потом воздух наполнился свистом выстреливающих со всех сторон трубочек. Тысячи свитков замелькали в воздухе, выталкиваемые со стеллажей потоками цветного песка. Вскоре в центре зала собралась внушительная горка документов, и она продолжала расти. Не успела я опомниться, как уже по щиколотку стояла в песке, и его уровень стремительно повышался.

Я закашлялась и заметалась, безуспешно пытаясь заткнуть отверстия, через которые он сочился, с помощью досье. Тут одна из трубочек угодила мне в лоб, отрезвив. Я огляделась по сторонам. Ручейки превратились в песчаные водопады, стеллажи накренились, документы сыпались с них дождем, перемешиваясь и теряясь в общем хаосе. Наконец полки одного шкафа, не выдержав, треснули, и он повалился на соседний, тот в свою очередь на другой, и так по часовой стрелке. Стеллажи с грохотом обрушивались один на другой, наглядно иллюстрируя эффект домино.

Руфоцефалус вскарабкался мне под подбородок и испуганно зашипел.

— Да поняла я уже, что пора делать ноги, — пропыхтела я и сдернула его пониже. Потом обернулась в поисках хрустальной жабы и запаниковала, не сразу ее обнаружив. Ту наполовину засыпало песком. Я подбежала к ней, с трудом подхватила на руки и бросилась наверх, надсадно кашляя. Одной рукой прижимала ношу к себе, а второй прикрывала нос. Песок забивался в него, в глаза, мне казалось, что и в легких разыгралась песчаная буря.

Лестница дрожала и тряслась под ногами. В пути я то и дело спотыкалась и, достигнув верхней ступеньки, едва не рухнула от облегчения и усталости. Оглянувшись через плечо, увидела, что зал наполовину погребен под цветным песком. Весь беспорядок остался под ним, поэтому сверху радужные разводы кварца выглядели даже красиво.

Выпрыгнула я прямиком в объятия мадам Чераты. Придумать достоверное объяснение, почему у меня в руках хрустальная жаба, не успела, поэтому на мгновение растерялась. Надеясь ее отвлечь, вынула из рукава пергаментную трубочку с лжедоказательствами:

— Вот, это то, о чем мы говорили…

Лицо ректора было искажено ужасом. Даже не взглянув на документ, она оттолкнула меня и бросилась в проем.

— Нет, не ходите туда!

Но она не слышала. Через секунду оттуда послышался ее полный ярости и отчаяния вопль:

— Что ты наделала?!

— Простите, я… я не специально. Не знаю, как это вышло, — забормотала я, пятясь к двери. — Мне правда очень-очень жаль.

Крики мадам Чераты летели в спину, когда я вывалилась в коридор и привлекла внимание проходящих мимо студентов. Никакой паники, только удивление при виде меня. Я повернулась кругом, тяжело дыша и оглядывая изумленные лица. Под ногами хрустел песок, сыпавшийся с моих волос и одежды, а перед глазами все еще стояла нарисованная воображением кошмарная картина: древнейшая Академия королевства исчезает под тоннами цветного песка, и все это по моей вине.

Однако больше никто не выглядел взволнованным, никакой паники. Я прислушалась: шум за дверью, и так еле различимый, начал стихать. Катастрофа постигла только подземный зал, о ней знали лишь я и мадам Черата. У меня вырвался вздох облегчения.

— Сделала то, за чем пришла? — прорычали над ухом.

Я подпрыгнула и, увидев Эола Свирепого, едва сдержалась, чтобы не броситься ему на шею. Вместо этого просто кивнула, выдавив:

— Да.

Гигант казался надежной скалой, которой не страшны никакие землетрясения.

— Тогда идем, — сказал он и потащил меня к выходу.

— Осторожнее, — я покрепче перехватила жабу, которую чуть не выронила.

Стоило нам отойти, толпа студентов жадно прильнула к двери ректорского кабинета, возбужденно галдя, стоявшие сзади силились разглядеть что-то поверх голов счастливчиков в первых рядах. И весь этот хаос творился под восхитительные звуки лиры.

Держись, Озриэль, спасение близко!

Конец второй книги

 

ДВЕ НЕДЕЛИ, КОТОРЫХ НЕ БЫЛО

(рассказ-бонус)

За 5 лет до описываемых в книге событий

Марсия прямо-таки трясло от бешенства. Как же они надоели, все они! Со своими нравоучениями и менторским тоном. Будто и впрямь знают, каково ему!

— Все дело в упрямстве и испорченности мальчишки, — заявляет наставник Луций, прогуливаясь с Его Величеством по саду. — Он наделен могущественным даром, но предпочитает растрачивать его на глупости и проказы.

— Но он утверждает, что не знает, как его контролировать, — возражает отец.

— Глупости. — Решительный жест отсекает все возражения. — Высшие силы не стали бы вручать замок без ключа. Его Высочество просто действует вам наперекор, и, потакая его капризам, вы делаете только хуже.

— Что же вы посоветуете, мастер Луций?

— Проявить строгость и твердость, — уверенно кивает старик. — Пара недель без ужинов, запаренные розги, и вы поразитесь, насколько быстро он научится контролировать силу.

Марсий, прятавшийся в этот момент за фонтаном с певучими рыбками, едва удержался от того, чтобы засандалить одну из них самодовольному старику прямо промеж глаз. Удержала лишь мысль, что вместо певучей до цели может долететь чугунная.

Вчера в тронном зале принимали посла из соседнего королевства. Он привез в дар от своего короля дивной красоты голубой алмаз, ограненный в форме морской девы, играющей на арфе. Драгоценный камень размером с кулак взрослого мужчины искрился всеми оттенками синего и лазури. Марсий дотронулся лишь кончиком пальца, не удержался — хотелось проверить, звучат ли струны арфы. И вот на глазах оскорбленного посла изумительный голубой алмаз превратился в дешевую чугунную болвашку. Отец ледяным тоном велел Марсию покинуть зал. Он направился к выходу с высоко поднятой головой, делая вид, что не слышит смешков придворных. Его Величество тем временем извинялся перед послом, заверяя, что в их намерения не входило оскорбить его повелителя.

Розги были вечером.

А неделю назад на обед вместо обычного яблока Марсий отведал чугунное. Раскололись оба передних зуба. Придворный маг, уже пожилой и чуть подслеповатый, как назло, потерял очки и перестарался. В итоге пришлось полдня ходить с лошадиными зубами — аж рот не закрывался. Лучше бы дыра осталась — хоть сплевывать удобно.

И это они называют великим даром?!

Подождав, пока отец и наставник свернут на соседнюю тропинку, Марсий кинулся к выходу из сада.

Началось все с полгода назад — вскоре после тринадцатого дня рождения. И проявлялось в самый неожиданный и, конечно, неподходящий момент, причем всегда по-разному. Иногда дело могло ограничиться чугунными узорами на обоях вместо шелковых, а в другой раз Марсий опаздывал к завтраку, потому что не так-то просто выбраться из комнаты, если дверь отяжелела на несколько тонн.

Чего он только ни делал: тер пальцы мочалкой, держал над огнем, мазал всякой травяной дрянью и даже, по совету нянюшки, сведущей в народных средствах, сунул руки в муравейник (потом еще неделю пришлось мазать другой дрянью, чтобы свести зудящие следы укусов). Только под лошадиную струю подставлять наотрез отказался, хоть гадалка и утверждала, что это самое действенное средство. Все оказалось напрасно. С виду пальцы как пальцы, но стоит самому в это поверить — и что-нибудь непременно идет наперекосяк.

Марсий выбрался из дворца окольными путями и помчался в «свое место». Он открыл его пару лет назад во время одной из конных прогулок. Обрыв, а под ним — небольшое озерцо. Чуть в стороне — роща, в которой росли дикие сливы, лесные орехи и древесные гуси. А в самом озере водились клювороты и жил кит. Он практически все время спал, а когда просыпался, зевал так широко, что образовывался круговорот. Когда Марсий об этом узнал, больше там не купался.

А главное, здесь не было ни наставников, ни чугунных яблок, ни голубых алмазов. Зато там была зеленая девочка. Она сидела на его личном обрыве и плакала. Марсий рассвирепел: это уж слишком! Он решительно подошел и встал перед гоблиншей, расставив ноги и скрестив руки на груди.

— А ты еще кто такая?

Девочка вытерла нос рукавом старенького платья и смерила его недовольным взглядом.

— А тебе какое дело?

— Никакого, — согласился он. — Тогда просто: эй ты, а ну уйди, это мое озеро!

— Сам вали!

Марсий так опешил, что пару секунд не мог найти слов.

— Да что ты вообще тут делаешь?

— А сам не видишь? Пла-а-а-а-а-ачу!

— Почему?

— Потому что я уро-о-о-о-одина.

Не сказать чтобы совсем уж уродина, просто опухшая и вся в зеленых пятнах от слез.

— А ты можешь из-за этого плакать в другом месте?

Девчонка вперила в него злющие глаза и снова шмыгнула носом.

— Не могу.

— Почему?

— Потому что ты об этом попросил. Теперь точно не уйду.

— Не попросил, — процедил он. — Приказал.

— Ах, приказал? — темно-синие глаза сузились, слезы разом высохли.

— Да. — Он вздернул подбородок. — Я, наследный принц, Его Высочество Марсий Фьерский приказал тебе покинуть это место.

Девочка медленно поднялась и встала напротив в точно такой же позе, скрестив руки на груди.

— И где же ваш белый конь и личная охрана, Ваше Заносчивое Высочество? — прошипела она. — Не вешай мне тут лапшу на уши! Даже наследный принц не может быть таким засранцем.

Марсий побагровел.

— Значит, не уйдешь по-хорошему?

— Сказала же: сам вали.

— Ну, ты напросилась! Потом не пищи!

Он схватил ее за прядку и дернул. Чугунная шевелюра должна отрезвить кого угодно. Вот только ничего не произошло. Марсий раздраженно взглянул на свои предательские руки — почему не работает, когда это нужно?! Хорошенько встряхнул их и снова потянулся к волосам, но тут девчонка с неожиданной прытью отскочила и лягнула его в голень.

— Руки-то не распускай!

Он повалился на колени, хватая ртом воздух и потирая ушибленное место.

— Ах ты! Да тебя за это… да я…

— Его Высочество не учат выражаться яснее?

В тот момент он ненавидел ее даже больше, чем мастера Луция и каллиграфические прописи.

Но, насмехаясь, гоблинша потеряла бдительность, и Марсий ухватил ее за лодыжку. Хорошенько дернул, и вот уже противница с визгом летит в траву.

Оба поднялись на четвереньки и уставились друг на дружку, вспотевшие, взъерошенные и до предела злые. Гоблинша и думать забыла, что пять минут назад выла, как баньши. Прежде Марсий никогда не дрался с девчонками. Один раз во время игры в угадайку влепил щелбан проигравшей дочке министра по подземным связям, так там такие визги начались, можно было подумать, он ей сотрясение устроил. Нянечки увели пострадавшую под руки. А по этой сразу видно: такая из-за щелбана не станет сопли распускать, вон как рычит.

Неизвестно, чем бы все закончилось, но тут откуда-то справа донеслись шебуршание и приглушенный скрежет.

Гоблинша как раз размахнулась, чтобы врезать ему по уху:

— Стой, ты это слышишь?

— Ты о чем? — нахмурилась она.

— Звук… вот снова!

Оба прислушались.

— Как будто кто-то идет по осколкам…

— Это оттуда, — уверенно заявила она, поднялась, отряхнулась и подбежала к краю обрыва. Ухватившись за чахлый кустик, свесилась вниз.

— С ума сошла, упадешь! В озере, между прочим, кит. Если он тебя сожрет, вытаскивать по кускам не стану.

Она обернула к нему возбужденное лицо и замахала:

— Скорее, сюда!

Марсий поднялся, нехотя подошел и остановился в двух шагах от нее, все еще не уверенный, что это не какая-нибудь уловка.

— Ну, чего там?

— Сам посмотри.

Девчонка подвинулась, и он, не удержавшись, заглянул за край, стараясь при этом не выпускать ее из виду. Вдруг столкнет?

Но она и не думала выкидывать фокусов — смотрела как зачарованная вниз. Там, на самом краю уступа, лежало что-то огромное и мохнатое, похожее на швабру великана. Из нее торчали веточки, кусочки пуха, колосья, какие-то веревочки. В центре имелось углубление, а в нем — камень округлой формы размером с дыньку. Поверхность казалась мраморной из-за голубых пятнышек, а красивые золотистые и лиловые прожилки переливались на солнце. Рядом лежало крошево из точно таких же кусочков. Марсий присмотрелся. Да это же…

— Яйцо, — сказала девчонка вслух.

— Совсем необязательно, — возразил Марсий. Не потому что был не согласен, просто очень уж хотелось ей возразить.

— Конечно, оно! — воскликнула гоблинша, даже не заметив его тона.

— Эй, стой, ты куда?

Но она уже осторожно спустила ногу на уступ, держась за кустик. Через минуту склонилась над гнездом и провела пальцем по скорлупе.

— Шершавое, — заявила она, задрав голову. — И холодное.

Марсий не вытерпел. Когда еще попадется такая находка? К тому же девчонка могла подумать, что он струсил. Он небрежно спрыгнул вниз, даже не потрудившись за что-то подержаться. Зря. Земля поехала из-под ног, и он едва сам не сорвался в озеро. В последний момент успел ухватиться за гнездо.

Девчонка уже крутила яйцо в руках, нахмурив лоб и с трудом удерживая ношу:

— Не аист, и не подземные хрякогрызы… — пробормотала она и подняла ношу повыше к солнцу, любуясь переливами рисунка.

Марсий вгляделся и побледнел:

— Положи!

— Что? Почему?

— Это яйцо грифона!

Он с мрачным удовольствием отметил, что ее лицо стало цвета молодой кукурузы.

— Ну и что, — сказала она, но яйцо положила обратно трясущимися руками. — Подумаешь! — Тут снова послышался давешний звук: настойчивый шорох и постукивание. Скорлупа на мгновение вспыхнула, став полупрозрачной, и оба увидели внутри маленький скрюченный силуэт. Самой выдающейся его частью был клюв. Тень поскрежетала коготками по скорлупе и снова замерла — заснула.

— Его нужно разбить, — решительно сказал Марсий и занес ногу.

— Не смей! — прорычала девчонка, отталкивая его, и загородила собой гнездо.

— Ты в своем уме? Еще не хватало, чтобы эта плотоядная тварь вылупилась и заявились в город!

— Он же еще совсем маленький, беззащитный птенчик! Так нельзя…

— Хочешь дождаться, пока он вырастет и сожрет побольше народа?

— Он не пойдет в город, — уверенно заявила она.

— С чего ты взяла?

— Видишь, — она указала на горку острой скорлупы, — остальные сразу улетели. Этот тоже улетит, когда вылупится. Если вылупится… Сейчас конец лета, а яйца грифонов вызревают лишь при высоких температурах. Если оставить его так, птенец не успеет сформироваться до конца и будет слишком слабым, чтобы разбить скорлупу. Он погибнет.

— А ты сунь внутрь палец, — посоветовал Марсий. — Глядишь, после плотного обеда, у него сразу сил прибавится.

Марсий снова попытался отодвинуть девчонку.

— Постой! Я отдам тебе желание…

Он замер.

— Какое еще желание?

— Разве ты не знаешь? Когда рождается грифон, ему можно загадать желание, но только одно-единственное. И оно непременно сбудется.

— Врешь ты все, — протянул Марсий, а у самого внезапно перехватило дыхание.

Он сможет избавиться от чертова проклятия! И уже никто не посмеет смеяться над ним. И он станет нормальным, как все…

— Зуб даю! — воскликнула гоблинша. — К моей троюродной тетушке однажды по незнанию попало яйцо грифона — она купила его на ярмарке, торговец выдал за страусиное. Тетя принесла яйцо домой, оставила около печи, а сама пошла спать…

— Ты мне всю жизнь своей тетки пересказать собралась? — перебил Марсий.

Девочка сердито сверкнула глазами:

— Подбираюсь к главному. На следующее утро она спустилась вниз и хотела поставить вчерашнюю кашу разогреваться в печь. Обернулась в поисках тряпки, чтобы открыть заслонку, и тут вдруг увидела вместо яйца горку скорлупы, а на ней — только что вылупившегося грифончика. Тетушка так удивилась, что воскликнула: «Чтоб мне провалиться!»

— И что случилось?

— Она провалилась. Доски на кухне давно прогнили, и пол обрушился именно в этот момент.

— И что это доказывает, кроме того, что она жила в развалюхе?

Девочка вскинула палец.

— Нужно четче формулировать желания, только и всего. Но согласись, если и совпадение, то очень своевременное.

Марсий хотел отпустить еще какое-нибудь язвительное замечание, но тут вдруг представил, как приводит грифона во дворец, и придворные расступаются в почтительном страхе. Вот он заходит на занятие к мастеру Луцию и как ни в чем не бывало заявляет, что Каратель (кличка тотчас пришла на ум) теперь всегда будет с ним. И мастер Луций трясется весь урок, неустанно нахваливая почерк Марсия, который еще накануне был «совершенно никудышным».

Каратель станет его домашним питомцем, почему нет? Заводят же люди котов, домашних эльфов и никчемных попугайчиков. А у него будет цепной грифон — как раз под стать сыну монарха. Он закажет ему золотой поводок и кольчугу.

— Ну, хорошо, — согласился он, всем видом давая понять, что делает девчонке одолжение. — Но следить за яйцом будешь ты.

— Конечно!

* * *

Когда Марсий пришел на следующий день, гоблинша была уже на озере. Полировала яйцо кусочком замши, что-то напевая себе под нос.

— Что ты делаешь?

— Как что? Мою его, конечно, гляди, какое пыльное! — Она пощекотала яйцо и просюсюкала: — А сейчас мы будем чистые-пречистые, правда?

Марсий закатил глаза. А чего еще ожидать, если связываешься с девчонкой? Он осторожно спрыгнул вниз, на этот раз не погнушавшись уцепиться за куст, и обошел гнездо.

— Ты не больно-то полируй, вдруг все волшебство в верхнем слое или вроде того.

Гоблинша расхохоталась:

— Если в ком-то или в чем-то есть волшебство, то его не сотрешь мочалкой или неосторожным словом. На-ка, держи. — Она протянула ему пушистый и не слишком чистый шмат.

Марсий брезгливо оглядел его, но трогать не стал.

— Что это? — с подозрением спросил он. — Похоже на бороду гнома. Надеюсь, безбородый гном не валяется где-нибудь-поблизости?

— Дурак, это обычный войлок и пара мотков старой пряжи. Нужно укутать яйцо, чтобы оно не простудилось. Помнишь: ему нужно тепло.

— Нет уж, давай как-нибудь сама. Уговор был, что ты за ним следишь. И больше не смей называть меня дураком.

Девчонка пожала плечами и принялась за дело.

— Тебе больше не о чем беспокоиться, — сказала она яйцу. — Я буду за тобой присматривать до тех пор, пока не наберешься сил. А потом ты исполнишь желание этого надменного, неприятного, заносчивого, испорченного, себялюбивого грубияна и сможешь полететь к мамочке и братьям с сестрами. Ты мне веришь?

В ответ послышался знакомый треск и скрежет коготков.

— Моя прелесть, — умилилась добровольная нянька, обкладывая яйцо войлоком.

— Марсий.

— Что?

— Надменного, неприятного, заносчивого, испорченного, себялюбивого грубияна зовут Марсий, — пояснил он. — И за подобные оскорбления король отрубает голову.

— Уинни, — просто ответила она и добавила, снова обращаясь к яйцу: — Тогда нам повезло, что он всего лишь принц, правда?

* * *

Когда они пришли на следующий день, войлок исчез — ветер все разметал. Уинни сказала, что скоро вернется, и куда-то убежала. Вернулась час спустя и принесла пару варежек — каждая размером со спальный мешок.

— Купила их на распродаже у великанов, — пояснила она. — Точнее, выменяла на два обеда.

— Два обеда?

— Да, я работаю подавальщицей в таверне «Наглая куропатка». Мама в первую смену, а я во вторую.

Следующие пять минут она пыхтела, пытаясь аккуратно подстелить варежку под яйцо. Какое-то время Марсий наблюдал за безуспешными попытками, потом не вытерпел и отобрал у нее варежку.

— Дай-ка сюда. И подними его.

Гоблинша послушно взяла яйцо в руки, и вскоре дело было улажено.

— Теперь точно не замерзнешь, Лемурра, — сказала она, ласково похлопав яйцо по макушке.

— Чего-чего? Какая еще Лемурра?

— Это имя, которое я ей выбрала, — пояснила Уинни. — Правда, красивое? Я слышала, так звали какую-то герцогиню, которая всем кружила голову, из-за нее перестрелялась куча влюбленных идиотов.

— Это Каратель, — отрезал Марсий. — Еще раз услышу про каких-то там Лемурр, и сделка отменяется.

— Как скажешь, — холодно ответила Уинни и наклонилась поправить варежку. Марсий услышал, как она прошептала: «При нем будешь Карателем, хорошо, Лемурра? Знаю-знаю, фе-е-е».

— А что за желание? — спросила она незадолго до ухода и как бы за между прочим. — О чем ты хотел попросить?

— Не твое дело, — буркнул Марсий.

Она только плечами пожала.

* * *

Неделю спустя яйцо все еще было целым. И за эту неделю Марсий сделал много такого, чего прежде никогда в жизни не делал: поливал яйцо горячей водой («чем горячее, тем лучше») — воду брали из озера и грели самовоспламеняющимися камешками; писал на скорлупе добрые слова ягодным соком («так грифончик поймет, что его здесь ждут, и поскорее вылупится»), читал яйцу сказку про противного принца и добродетельную гоблиншу («малыши любят волшебные истории») — сборник сказок буквально рассыпался от ветхости, но краски были такими живыми, словно картинки только вчера нарисовали.

Дойдя до того места, где гоблинша спасала королевство, он раздраженно отложил талмуд.

— Слушай, ты сама ее сочинила?

— Конечно, нет. Это старый болотный фольклор… — возразила Уинни.

Марсий фыркнул и продолжил чтение.

— И долго еще это будет продолжаться? — осведомился он еще через неделю. — Кажется, этому засранцу понравилось, что с ним так носятся, вот и не торопится клюв показывать.

— Тсс! — Уинни встала на колени и приложила ухо к яйцу. Потом осторожно постучала, и в ответ раздался тихий скрежет. — Уже скоро, — уверенно заявила она, поднимаясь и отряхиваясь. — Несколько дней, максимум неделя.

Марсий сидел, привалившись к песчаной отмели и любовался закатом: багровый шар в оперении из облачков.

— А кто назвал тебя уродиной?

— Что?

— Ну, помнишь, в самый первый день. Ты плакала из-за того, что уродина.

— С чего ты взял, что меня кто-то обозвал? — проворчала она.

— Ну, иначе следовало плакать каждый день всю жизнь. А я тебя здесь раньше не видел.

Она хмыкнула — звук из тех, что издают девчонки и который может означать что угодно, — и плюхнулась рядом.

— Один клиент, из постоянных — горный тролль. Мне кажется, он и заходит-то в «Наглую куропатку» лишь для того, чтобы назвать меня безрукой уродиной. — Она смахнула злую слезу и, подхватив камень, зашвырнула его далеко в озеро. — Ненавижу его!

— А ты что в ответ?

— А что я? Мама твердит, что в таких случаях нужно мило улыбнуться и извиниться перед посетителем, даже перед таким мерзким.

— Извиниться за то, что он обозвал тебя?

— Ага.

— Вот же глупость! — рассердился Марсий. — Когда бьют по щеке, нужно врезать в ответ по скуле, да так, чтобы обидчик навсегда запомнил. Так мой отец говорит.

— Мне его подход больше нравится, — кивнула Уинни.

— Значит, ты никогда не пыталась мстить?

— Конечно, пыталась! — возмутилась она. — На прошлой неделе добавила в его рагу слизняков, а два дня назад подмешала в коктейль с древесной стружкой слабительный сироп. А ему хоть бы хны! Еще и добавки потребовал… А потом снова меня обозвал.

Марсий потер подбородок.

— А он привязывается только к тебе или ко всем?

Уинни немножко подумала:

— Вообще-то он всегда грубит…

— Я не о том спросил.

— Хм… да вроде только ко мне.

— Интересно, почему?

— Вот сам его и спроси, — скривилась она.

Марсий оскалился в ответ.

— Так и сделаю.

— Чего?

Он поднялся и кинул взгляд на яйцо.

— Скоро твоя смена?

— Да, как солнце сядет, нужно идти, — удивленно отозвалась Уинни, тоже поднимаясь. — А что?

— Как думаешь, сегодня этот тролль придет?

— Наверняка.

— Тогда через полчаса жди меня на крыльце «Наглой куропатки». Это ведь в центре?

— Да, на площади перед фонтанами принцев-основателей. Что ты задумал?

Но Марсий уже карабкался наверх.

— Через полчаса, — напомнил он и скрылся из виду.

Уинни еще минутку постояла, поправила варежку, погладила напоследок яйцо и тоже полезла наверх.

* * *

Через полчаса возле крыльца Марсий вручил ей пузатую склянку, покрытую светлыми, будто инистыми узорами.

— Вот, добавь три капли ему в блюдо.

Уинни с любопытством повертела флакон.

— Что это?

— Ария правды, настоянная на желчи послушания. Через пять минут сможешь задать ему любой вопрос и приказать.

— Что приказать?

— Да что угодно! Хоть ламбаду на столе станцевать.

— А почему ария?

— Увидишь, — хмыкнул он.

— Сам приготовил?

— Пф-ф-ф, нет, конечно. Купил. Ручками только простолюдины работают.

Марсий тут же осекся, но Уинни не заметила обидных слов или сделала вид, что не заметила. Она подкинула флакон и ухмыльнулась:

— Три капли, значит? Добавлю все — самое то для этого борова. — Она убрала склянку в карман передника и махнула рукой: — Я оставила тебе место у стойки.

* * *

Место она оставила отменное — тролль оттуда был виден как на ладони. Зрелище малоприятное: лицо все в бородавках, крохотные тупые глазки и огромный, выглядывающий из-под рубахи живот, с которого сыпалась каменная пыль, когда он его почесывал волосатой лапищей.

Он заказал оленью ногу с кровью и крысиные хвосты под соусом из тины. Уинни приняла заказ и направилась к служебному коридору. Проходя мимо Марсия, подмигнула.

Четверть часа спустя тролль накинулся на блюдо так, будто месяц не ел: со смачным хрустом вгрызался в оленью ногу, разламывая кость, и с наслаждением высасывал сок. За считаные минуты расправившись с блюдом, потянулся было за крысиным хвостом, но тут вдруг заметил стоящую напротив Уинни. Она перекатывалась с пятки на носок, с явным отвращением наблюдая за его трапезой.

— На что это ты уставилась, маленькая уродина?! — заорал он, да так, что все разговоры вмиг стихли.

— На огромного тупого тролля! — выпалила Уинни.

— Что ты только что сказала?

Тролль резко поднялся, опрокинув при этом стол. Остатки еды, глиняный кувшин с сидром и плошка с топленым маслом, которую всегда подавали к горячим блюдам, полетели на пол.

Марсий сжал кулаки, готовый в случае чего… он и сам не знал, как справился бы с троллем. Но как-нибудь справился бы. За стойкой висели ножи. Он отлично метает ножи.

Уинни отскочила, но бежать не собиралась.

— Почему ты все время ко мне цепляешься? — выкрикнула она.

— Потому что я тебя ненавижу! — пропел тролль фальцетом, ужасно фальшивя.

Он тут же зажал себе лапищами рот, изумленно пуча глаза.

— Уиннифред! Как ты смеешь, немедленно прекрати этот цирк и извинись перед господином Бугрожором.

К эпицентру шума быстро шла высокая изможденная гоблинша. На ней красовался точно такой же передник, как на Уинни, а кожа была на пару тонов темнее, и Марсий понял, что это ее мать.

— И не подумаю! — прошипела девочка, не отрывая глаз от Бугрожора. — Почему ненавидишь, что я тебе такого сделала? А ну, отвечай!

Тролль посерел и весь затрясся от злости, из ушей повалила пыль. Он попытался сомкнуть челюсти, но язык больше ему не повиновался. Благодаря зелью из пузырька, он слушался только Уинни.

— Потому что ты должна была быть моей, Инфиделия! — пропел он все тем же несолидным писклявым голосом, отвечая на вопрос девочки, но глядя только на ее мать. За соседними столами послышались смешки. Глаза тролля вылезали из орбит от ярости, но остановиться он не мог, допевая: — А не выходить за этого грязного слабака… Вот и родилась у тебя такая же паршивая и никчемная дочь, каким был о-о-о-о-о-о-он!

— Заткнись! — завизжала Уинни. — Не смей так говорить о моем отце!

— Уиннифред… — позвала старшая гоблинша, но на этот раз голос был скорее просящий и совсем не сердитый.

Уинни отмахнулась:

— Почему ты мне все не рассказала, мама? — Девочка снова перевела гневный взгляд на тролля. Тот ломанулся к ней, топая и пыхтя, как носорог. Еще секунда, и он просто сомнет ее! Марсий вскочил на ноги, но тут Уинни ткнула пальцем в Бугрожора: — А ты: танцуй ламбаду!

Тот как раз занес огромную ногу-бревно, словно и впрямь собирался ее растоптать, а потом с видимым усилием и скрежетом опустил ее на пол — доски жалобно прогнулись — и дернул бедрами из стороны в сторону.

— На столе, — добавила она.

Тролль разразился ругательствами и проклятиями, но послушно направился к ближайшему столу. Сидевшая там компания эльфов кинулась врассыпную. Бугрожор вскарабкался на стол, так что застонали дубовые доски, и минуту спустя уже вовсю танцевал ламбаду, подпевая себе все тем же тоненьким голоском и чуть не плача от бешенства.

Уинни хохотала, сложив руки на груди. Посетители вторили ей: они хватались за бока и смеялись, подбадривая тролля веселыми криками. На каждый такой возглас он грозил волосатым кулаком размером с валун и обещал оторвать шутнику голову. Марсий сам стоял, сложившись пополам от смеха. Мать Уинни делала вид, что хмурится, но то и дело отворачивалась, чтобы скрыть улыбку, и больше не одергивала дочь.

Но вот настал момент, когда доски охнули в последний раз, просели и проломились. Тролль с грохотом полетел на пол.

Воцарилась полная неразбериха.

— Это что еще за безобразие в моем заведении?

Все, включая Марсия, подняли головы и увидели на площадке второго этажа сердитого орка.

Уинни побледнела и быстро юркнула под галерею, подальше от его ока. Проносясь мимо Марсия, схватила его за руку и потащила к выходу.

* * *

— Кто это был? — спросил Марсий на улице, когда они остановились отдышаться в одном из проулков.

— Хозяин «Наглой куропатки», господин Ухокрут, — ответила Уинни, тоже часто дыша. — Наверняка теперь вышвырнет меня вон. — Она зло сдернула передник и откинула его в сторону. — Ну и пусть! Найду другое место. Это того стоило!

— Не то слово, — согласился Марсий. — Впервые видел танцующего тролля! Ты заметила это его фирменное движение бедрами?

Они переглянулись и расхохотались.

— Куда сейчас пойдешь? Вернешься обратно? — спросил он.

— Нет, не сейчас. Подожду, пока мама и господин Ухокрут остынут.

— Тогда к озеру? — предложил он.

— А тебя не будут искать?

— Пусть ищут.

Уинни кивнула, и они направились к озеру.

— А ты правда принц? — спросила она по дороге.

— Правда. Это что-то меняет?

— Ровным счетом ничего. Так что, если надеешься услышать обращение «Ваше Высочество», закатай губу обратно.

— А я бы взглянул, как ты делаешь книксен.

— Чего делаю? — с подозрением переспросила Уинни. — Будешь ругаться, я тебе наваляю.

— Даже не думал, — усмехнулся он.

Какое-то время шагали в молчании.

— Уинни…

— Да?

— Не смей ему верить.

— Кому ему? Ты о чем?

— Ты совсем не уродина. Напротив, вполне симпатичная… красивая даже. Нет, еще лучше…

— Это как?

— Интересная. Интересной быть намного лучше, чем красивой. — Он задумчиво согнул и разогнул пальцы. — А тот, кого стоит слушать, никогда не назовет тебя уродом за то, какой ты есть.

На улице уже стемнело, но Марсию показалось, что от этих слов щеки Уинни вспыхнули густо-зеленым. Она отвернулась, делая вид, что разглядывает деревья, — они как раз вышли на проселочную дорогу.

— Он назвал моего отца грязным слабаком, — сказала она дрожащим от сдерживаемой ярости голосом. — Но мой папа таким не был, он был охотником.

— Был?

— Однажды ушел в лес и не вернулся. Но перед тем подарил мне это. — Она сняла с шеи бусы и протянула ему.

Марсий с удивлением пощупал нанизанные на леску сморщенные шарики.

— Это… ягоды?

— Черноплодная рябина, — кивнула она с гордостью. — Оберег от злых духов и придурков.

— И как, помогает?

— Не всегда, как видишь, — вздохнула она. — Но это единственное, что осталось в память о нем. Ой…

— Прости, я не хотел!

Марсий быстро сунул ей бусы обратно и спрятал руки за спину, как будто этим можно было что-то исправить.

Уинни осторожно пощупала отяжелевшие ягоды.

— Они… железные? — удивилась она и присвистнула.

— Чугунные, — поправил он. — Извини, я действительно не хотел…

— Да ничего, — она взвесила бусы на руке. — От этого их суть не поменялась. А как ты это сделал?

— Понятия не имею, — буркнул Марсий. Ему жутко хотелось сменить тему. — Как думаешь… э-э-э… для абордажа лучше подойдут багры или дреки?

— Даже не представляю, что такое абордаж. Но все-таки скажи: как это у тебя вышло? Это какой-то фокус?

— Никаких фокусов, — выдохнул он сквозь стиснутые зубы. — Паршивая наследственность.

В этот момент впереди показалось озеро, и они остановились на обрыве. Уинни только проверила, все ли в прядке с яйцом, а потом уселась на валун и подперла подбородок кулачками.

— Ты всегда так умел?

— Нет. — Марсий устроился прямо на земле, сорвал травинку и принялся накручивать ее на палец. — С полгода назад началось. Говорят, что-то подобное передавалось в нашей семье по мужской линии из поколения в поколение, но… слабее… не так, как у меня.

— Но это же жутко интересно!

— Ага, интересно, — разозлился он. — Со стороны смотреть. А вот когда самому…

И он рассказал ей про голубой алмаз, и про дверь, и про чертово яблоко. Даже про муравейник рассказал.

Уинни не смеялась. Слушала внимательно, не пыталась строить из себя великого советчика и не выказывала ненужного сочувствия. Оттого рассказывать ей было легко.

Дослушав до конца, она снова сняла чугунно-рябиновые бусы и принялась перебирать ягоду за ягодой.

— Но это же часть тебя… — сказала она задумчиво. — Значит, тот, кто наверху раздавал такие вот подарочки, знал, что делает. То есть он не мог подарить то, с чем бы ты не справился.

Марсий раздраженно отшвырнул травинку.

— Ты сейчас почти слово в слово повторяешь мастера Луция. Дальше начнешь заливать про то, что мне всего лишь нужно собраться, сосредоточиться, вообразить, что на свете нет ничего важнее, и направить всю волю в пальцы, подчинить их. Знаю, все это уже проходил.

— Нет, — покачала головой Уинни. — Думаю, как раз этого делать не нужно. — И пробормотала: — Кто над чайником стоит, у того он не кипит.

— Ты сейчас вообще о чем? — нахмурился он.

— Когда-нибудь замечал, что если чего-то очень-очень сильно хочешь и стараешься ради цели изо всех сил, прямо-таки из кожи вон лезешь… то ничего не получается? — очередная чугунная бусина с щелчком отправилась на вторую половину лески. — А стоит перестать заморачиваться, расслабиться, и желание исполняется, как по волшебству.

Марсий хмыкнул, а потом задумался.

— Ну, бывало…

— Напрягаться и стараться ты уже пробовал. Так почему бы не попробовать расслабиться и перестать мучиться? Представь, что уже умеешь управляться со своей, — она помедлила, подбирая слово, и он ожидал услышать «способностью», — чугунутостью. Обращай на пальцы ровно столько внимания, сколько люди обычно на них обращают. И когда в следующий раз захочешь до чего-то дотронуться, просто дотрагивайся, в полной уверенности, что ничего плохого не произойдет, и вещь не станет чугунной, если ты сам этого не пожелаешь.

— Странный… подход.

— Но попытаться-то можно… А наоборот это работает?

— В смысле?

— Ты можешь превратить чугунную вещь обратно в нормальную?

— Не знаю, — растерялся Марсий, — никогда не пробовал.

Вообще-то прежде он думал только о том, как избавиться от этой своей… чугунутости. И даже когда, следуя настояниям мастера Луция, пытался ее подчинить, все равно мечтал от нее избавиться.

— Вот, попробуй! — Уинни протянула ему бусы.

Марсий взял их и с сомнением повертел.

— Не уверен, что получится.

— Просто попробуй, — посоветовала она и снова подперла подбородок кулачками, приготовившись смотреть.

— Гм… не знаю, с чего начать. — Он встал, держа дешевую побрякушку на вытянутых руках, прочистил горло и произнес: — Велю вам снова стать рябиновыми!

Никогда еще он не чувствовал себя глупее, чем стоя звездной ночью над обрывом и разговаривая с бусами.

— Нет, не так! — отмахнулась Уинни, вскочила и тоже встала рядом. — Ты опять уделяешь этому слишком много внимания и на самом деле не веришь, что получится.

— Да с чего ты взяла, что твой совет такой уж полезный? — разозлился Марсий. — Сама-то когда-нибудь пробовала ему следовать?

— Да, — серьезно кивнула девочка. — Моя мама — подавальщица, и бабушка работала в таверне, а до нее — ее мама, и так далее. Если в какой-нибудь пещере найдут наскальные рисунки с подавальщицами, то не удивлюсь, если одна из натурщиц окажется моей прапра и еще триллион раз пра бабкой.

— Триллион не может быть, — улыбнулся Марсий.

— Неважно. Так вот, когда я только-только начала работать в трактире два года назад, неполную смену — просто мама решила, что мне пора приучаться к семейному делу, — то все никак не могла удержать этот поднос, знаешь, какой он тяжеленный? А еще часто липкий и скользкий, клиенты бывают настоящими свиньями! Дня не проходило, чтобы я что-нибудь не разбила. Мама жутко ругалась. А потом однажды отвела меня в сторонку и сказала, что я пытаюсь делать то, чего до меня не делали ни она, ни ее мама, ни моя триллион раз пра бабка, — я слишком стараюсь. В итоге делаю это так, словно выполняю самую трудную задачу на свете, не понимая, что умение заложено во мне. Надо просто делать, и все, не придавая этому такого значения. В этот момент маму вызвали отнести заказ — пирог с голубями и гусиный паштет, а я взяла поднос, уставленный кружками с ячменным пивом, и понесла его компании орков за третьим столиком справа.

— И ты донесла?

— Нет, споткнулась и опрокинула все до единой. Потому что снова из кожи вон лезла, вместо того чтобы прислушаться к себе. А потом я так разозлилась, что перестала стараться, перестала так сильно над этим заморачиваться… и у меня начало получаться. Через месяц я уже била не больше одной тарелки в неделю.

Марсий снова посмотрел на бусы:

— Ладно… можно и попробовать. Хуже во всяком случае не будет.

— Перестань хмуриться, — подсказала Уинни.

— Хорошо.

— И зубы не стискивай.

— Ладно.

— И вообще сделай вид, что не очень-то тебе это важно.

— Готово.

Марсий почувствовал, как на лбу выступили капли пота — так он старался придавать происходящему как можно меньше значения.

Уинни отошла, чтобы ему не мешать, и принялась бродить вокруг, срывая листики и что-то напевая. Пару раз проведала яйцо.

Минут через десять он оставил попытки.

— В следующий раз еще попробую, держи, — он протянул ей бусы, но Уинни покачала головой.

— Хочу, чтобы они остались у тебя.

— Но… это же все, что у тебя есть в память об отце.

— А я и не отдаю насовсем, просто на хранение. Мы же еще будем видеться, и, значит, они станут как бы общими, но сейчас пусть останутся у тебя. — Она нахмурилась: — Мы ведь будем видеться?

— Конечно, — его голос неожиданно охрип.

— Ты сегодня вернешься домой?

— А ты?

Уинни покачала головой.

— Лучше заночую тут. Не хочу попадаться господину Ухокруту на глаза.

— Тогда я тоже останусь.

— Уверен?

— Конечно, только надо бы найти что-то, чем можно согреться. Ночи теперь холодные. — Он завертел головой. — О, знаю! У нас еще остались самовоспламеняющиеся камни?

— Вроде был один или два, я клала возле гнезда.

Они сходили к яйцу и действительно обнаружили один. Пока они возились, Марсий снова задумчиво пощупал бусы в кармане, вытянул руки и неожиданно для себя произнес:

— Это. Я хочу, чтобы этого не было.

— Что? — Уинни разогнулась и откинула упавшую на лоб прядь.

— Ты спрашивала, что я хочу загадать грифону. Так вот, хочу, чтобы это, — он вытянул руки и повертел ими, будто впервые видя, — исчезло.

Уинни провела пальчиком по борту гнезда и спросила, не поднимая глаз:

— А научиться управлять? Разве не лучше было бы…

— Нет, — отрезал он. — Не нужна мне эта… чугунутость.

Уинни бросила на него странный взгляд, но ничего не ответила. Когда они снова выбрались наверх, Марсий с размаху ударил камень о землю. Но волшебство, видимо, уже порядком выветрилось, поэтому булыжник не вспыхнул, а только сильно нагрелся. Они выбрали местечко подальше от обрыва и улеглись. Камень положили посредине, чтобы греться. Шершавая поверхность то и дело вспыхивала голубоватыми и лиловыми переливами, от нее в ночное небо, медленно кружа, поднимались мерцающие искорки.

Марсий лежал, закинув руки за голову, и наблюдал, как эти волшебные мухи тают в ночи. Он уже начал дремать, когда услышал сонный голос Уинни:

— Марсий…

— Еще не спишь?

— Я тоже считаю тебя интересным, — пробормотала она и нащупала его руку.

Он так и заснул, держа ее за руку.

* * *

Пробудились они одновременно — от треска. Переглянулись и тут же поняли, откуда он доносится. Бросились к обрыву.

— Скорее! — Марсий первым спрыгнул вниз и помог ей спуститься.

Скорлупа горела ярко-оранжевым и стала почти прозрачной. Птенец уже пробил дыру размером с мандарин.

Оказывается, вылупиться грифону действительно не так-то просто. Скорлупа, даром что прозрачная, оказалась в сантиметр толщиной, не меньше.

— Нужно ему помочь, — Уинни принялась отколупывать кусочки по краям отверстия, и Марсий последовал ее примеру.

Сначала показался серебряный клюв — загнутый и острый, такой не у всякой взрослой птицы увидишь, потом птенец уперся в края львиными лапами с темными уголками когтей и расправил крылья. В лучах рассветного солнца они тоже казались сделанными из серебра. Он повертел головой, моргнул красными глазами-зернышками, привыкая к свету дня, и издал звук, напоминающий рычание и курлыканье одновременно.

— Он вылупился, Уинни! — восторженно вскричал Марсий и осторожно взял птенца на руки. — Грифон вылупился!

Уинни стояла молча, напряженно наблюдая за ним. Марсий поднял глаза, удивленный ее сдержанной реакцией.

— Ты понимаешь, что это значит?

— Да, — тихо ответила она.

Но ему сейчас было не до выяснения причин. Он поднял ладони повыше к солнцу и громко сказал:

— Хочу, чтобы мой дар исчез. Чтобы отныне я мог спокойно прикасаться к чему угодно, не опасаясь превратить эту вещь в чугун.

Он помолчал. Птенец по-прежнему сидел на раскрытых ладонях, переминаясь на крошечных львиных лапках и поводя крыльями. Марсий растерянно повернулся к Уинни.

— Наверное, все?

— Наверное.

— Надо на чем-то проверить. — Он осторожно пересадил птенца на левую ладонь и дотронулся свободной рукой до разбитой скорлупы. Ничего не произошло. — Исчезло! — радостно выдохнул он. — Уинни, ты это видишь? Видишь? Желание исполнилось!

Он повернулся было к птенцу, но внезапно осекся и отдернул руку от гнезда. Край, налившийся чугуном, накренился от тяжести, гнездо заскрипело и, прежде чем остальная часть тоже обратилась в чугун, уравновесив его, ухнуло с обрыва.

Они проводили его взглядом, пока не раздался бултых, а потом Марсий взглянул на птенца в своей ладони.

— Ничего не понимаю, — нахмурился он, — я ведь первым загадал желание, сразу, как только он вылупился. Я все сделал правильно и…

И тут до него дошло. Он поднял глаза, чувствуя, как кровь закипает, растекаясь по жилам раскаленным железом.

— Ты… соврала.

Вот что означали это ее странное выражение лица и молчание — вина. Или насмешка? Она обманула его!

— Марсий, я… — Уинни протянула к нему руки, но Марсий отшатнулся.

— Для тебя Ваше Высочество, — прошипел он. — Ты врала мне с самого начала! Не было ведь никакой провалившейся тетушки? И паршивого грифоньего яйца, купленного на ярмарке тоже не было, да? Скажи!

Она помолчала и выдавила:

— Тетушка действительно провалилась, а яйца… яйца не было. Но, Марсий, — она запнулась и заторопилась, — то есть Ваше Высочество, ты ведь хотел его убить, а так нельзя, он… Я хотела рассказать.

Но Марсий уже ничего не видел и не слышал.

— Так почему не рассказала?! Молчишь? А я знаю почему. Ты все это время смеялась надо мной, смеялась над тем, как легко я повелся. Небось и посетителям своей вшивой таверны все растрезвонила, и вы смеялись вместе. — Он услышал дрожь в голосе и от этого возненавидел стоящую напротив и тянущуюся к нему девочку еще больше.

— Не было этого, разреши все объяснить…

— Довольно, наобъяснялась! — выкрикнул он, сам не замечая, как сжимаются пальцы. — Тот тролль был прав: ты грязная, никчемная у… — он запнулся.

Уинни побледнела и сказала спокойно:

— Ну, скажи это. — И тут же крикнула: — Скажи!

Эхо пронеслось над озером. Марсия трясло, горло сдавило, веки горели.

Внезапно Уинни опустила глаза и охнула. Он тоже посмотрел на свои ладони. В них сидел чугунный птенец. Крылья раскинуты, как для первого полета, загнутый клюв вздернут, взъерошенное ветром оперение навеки застыло.

Первой очнулась Уинни. Она мягко тронула его за плечо.

— Ты не хотел, знаю. Но если ты попробуешь, как мы вчера говорили…

Марсий сглотнул и дернул плечом, отстраняясь.

В этот момент со стороны дороги послышалось конское ржание и стук копыт.

— Ваше Высочество! Ваше Высочество, вы нас слышите?

— Здесь… — прошептал Марсий. Потом прочистил горло и сказал громче. — Эй, я здесь!

— Марсий, погоди! — но он уже полез наверх, не оборачиваясь.

Там его ждал отряд из дюжины всадников, закованных в латы с королевским гербом на груди — знаком бесконечности. Покачивались плюмажи, сверкали мечи и наконечники копий.

Находившийся впереди воин выглядел усталым. Глаза ввалились.

— Ваше Высочество, мы искали вас всю ночь. Вы целы? Его Величество места себе не находит.

Марсий вздернул подбородок.

— Со мной все в порядке. А Его Величеству я сам все объясню. Где мой конь?

Один из всадников выехал вперед, ведя на поводу серого в яблоках скакуна.

Наследный принц вскочил в седло.

— Едем, — кивнул он, и отряд тронулся в путь.

Уинни стояла и смотрела им вслед, пока люди короля не скрылись в клубах пыли.

— Прости, Марсий, — прошептала она. — Мне правда очень-очень жаль.

* * *

Порой ледяная сдержанность людей пугает намного сильнее криков и брани. Отец Марсия был как раз из таких. Он долго молча рассматривал его — все происходило в тронном зале, — потом качнул головой в сторону мастера Луция и произнес ровным, ничего не выражающим голосом:

— Мне сказали, что с тобой была какая-то девчонка.

— Да, она…

— Молчать. — Его Величество поднялся с трона и начал прохаживаться взад-вперед, поглаживая перстни на руках. Мантия величественно стелилась за ним по надраенному до зеркального блеска полу, в котором отражалась люстра, сияющая мириадами огней. — Еще мне сказали, что тебя видели вчера в таверне, — он пощелкал пальцами, и мастер Луций, сверившись со свитком, подсказал:

— «Наглая куропатка».

— Да, «Наглая куропатка», — отец произнес это так, словно буквы были горькими.

Марсий сделал шаг вперед.

— Отец, выслушайте, я…

Правитель резко развернулся, откинул путающийся в ногах шлейф. Черные глаза сверкали на бледном лице, ноздри раздувались.

— Это она научила тебя перечить своему отцу и королю?

Марсий стиснул зубы, стараясь хотя бы изобразить раскаяние.

— Вот откуда эти твои отлучки. — Он помолчал. — Ты больше с ней не увидишься. Отныне круг твоего общения будет ограничен только нужными и правильными людьми. Мы с мастером Луцием проследим за этим.

Марсий вскинул глаза и сжал кулаки.

— Нет.

— Что ты сказал?

— Я сказал: нет. Я не перестану общаться с Уинни.

Если бы ему сейчас предложили увидеть лгунью, он бы отказался — слишком свежа была рана. Но не видеться с ней больше никогда?

В залу словно ворвался северный ветер. Застывшие у дверей лакеи съежились и попытались сделаться еще незаметнее.

Несколько секунд прошло в жуткой тишине, а потом отец сказал, не поворачивая головы и не отрывая глаз от Марсия.

— Оставьте нас. — Слуги поспешили к выходу. — Вы тоже, мастер Луций.

Когда в зале остались только они вдвоем, отец резко поднял его лицо за подбородок, заставляя взглянуть в глаза, и произнес свистящим шепотом: — Никогда, слышишь, никогда больше не смей перечить мне при подданных, щенок. Ты меня понял?

Марсий смотрел, сколько мог, потом, не выдержав, опустил глаза.

— Да, Ваше Величество.

Отец еще пару мгновений вглядывался в лицо, словно оценивая степень послушания, а потом отпустил подбородок, отошел к окну и сцепил руки за спиной.

— А теперь иди в свои покои.

Марсий скрежетнул зубами.

— И когда мне будет… позволено их покинуть?

— Когда л скажу.

— Да, Ваше Величество. — Он поклонился, хотя король не мог видеть этого, стоя к нему спиной, и вышел из зала. В коридоре перешел на бег и, едва не сбив по пути служанку, несшую стопку чистого белья, ворвался в свою комнату, зло хлопнув дверью.

Повалился на постель прямо как был, в одежде, зарывшись лицом в подушки. На обратном пути во дворец он уже успел немного остыть. Нет, он не перестал злиться на Уинни, но ненависть переплавилась в обиду — не только на нее, но и на себя — за то, что поверил в возможность избавления. За то, что так сильно верил. Он больше никогда и ни во что не будет так страстно верить, ведь… разочаровываться так больно.

Когда Марсий поднял голову, за окном уже стемнело. Он пролежал в постели весь день и не знал, приносили ли слуги еду — стука не слышал. Наверное, приносили, но, не получив ответа, уходили.

Он пошевелился и вдруг почувствовал, как в бок уперлось что-то твердое. Пошарил в кармане и вытащил чугунного птенца. Он и не заметил, как сунул его в карман куртки…

Марсий сел на кровати и потер глаза, вертя грифона в руках. Сейчас птенец не выглядел грозным и почти ничем не отличался от других птенцов, даже крошечные львиные лапы и хищный клюв не делали его опасным. Зато, если бы вырос, смог бы спокойно растерзать барашка… или ребенка.

Он подошел к окну и поставил птенца на подоконник. Лунный свет упал на клюв, сделав его снова серебряным, как этим утром. Марсий скинул куртку и наклонился к ящику в углу, где были сложены ножи. Поправил на стене криво висящий круг и приступил к тренировке. Это занятие всегда его успокаивало. Если бы для мастера Луция было достаточно хорошо метать ножи, или отжиматься на одной руке, или сражать мечом противника вдвое выше и сильнее, Марсий каждый день купался бы в похвалах. Вместо этого он корпел над завитушками, отрабатывая каллиграфический почерк, хотя, ясное дело, когда-нибудь у него будет личный секретарь, и это умение ему не пригодится. Но наставник считал, что выполнение трудоемкого бессмысленного задания воспитывает выдержку и волю, так необходимые будущему монарху.

Полчаса спустя Марсий подошел к кругу и вытащил из сердцевины последний нож. К этому моменту он почти окончательно успокоился и пришел к выводу, что вина Уинни, конечно, велика, но по большому счету ничего не изменилось. Ему подарили несбыточную мечту. У него отняли несбыточную мечту. Итого, ноль прибыли и ноль убытка.

Наверное, стоит дать ей возможность еще раз извиниться. Только как это сделать? Отец будет в ярости, если узнает, что он ослушался, и тогда сегодняшний разговор покажется мягким внушением. Ничего, он что-нибудь придумает.

Марсий обернулся к окну и сказал вслух:

— Ладно, пусть будет Лемурра. Глупое, конечно, имя, но ты и вправду похож на девчонку.

Птенец, разумеется, ничего не ответил.

Марсий подошел к окну и провел пальцем по загнутому клюву. Холодный. И шершавый. Прямо как ее рука прошлым вечером. Он встряхнул головой, отгоняя воспоминание. Потом взял стул, уселся на него верхом и положил руки на спинку, продолжая разглядывать птенца.

— Ты, наверное, тоже не слишком счастлива превратиться в чугунного болванчика. — Он помолчал. — Но когда бы еще попала в королевские покои, верно? Смотри, какой отсюда вид. Нравится?

Вид и правда открывался потрясающий: казалось, из окна можно было увидеть весь город. Сотни и тысячи крыш, плоских, домиком, покатых, волнистых, даже круглых. Из некоторых труб еще поднимался дымок, но большинство прекратило работу до следующего утра. Тихонько поскрипывали флюгера, где-то вдали нестройно пели голоса, кто-то смеялся, повсюду горели уютные огоньки.

Марсий провел пальцем по хохолку и горько усмехнулся:

— Даже если не нравится, выбора все равно нет.

И тут внезапно что-то переменилось. Плотная чугунная поверхность начала словно бы осыпаться, уступая место мягкому пуху. Птенец помотал головой и встряхнулся, скидывая остатки чугунной пыли, глянул на Марсия красным глазом и издал рычащее курлыканье.

Марсий отшатнулся и чуть не упал со стула. В изумлении уставился на свои руки.

— Но я же даже не пытался, и… — Он снова поднял голову. Птенец расправил крылья, разминаясь после вынужденного заточения — черный абрис на фоне бархатного синего неба. Полуорел-полулев, только совсем крошечный. Марсий протянул к нему руку, но грифон цапнул его и опасливо отодвинулся.

Он глянул на палец, рассмеялся и быстро нагнулся, прикрыв голову, потому что птенец взмыл с подоконника и сделал круг по комнате. А потом, разогнавшись, ринулся к окну и вылетел наружу. В какой-то момент показалось, что он сейчас упадет и разобьется. Но вот птенец с трудом удержался в воздухе, отчаянно хлопая крыльями, выровнял полет и начал медленно набирать высоту. Марсий смотрел на него, пока тот не превратился в крохотную точку на фоне луны, после чего закрыл окно.

Перестать заморачиваться — кто бы мог подумать!

Он практиковался еще около часа на всех подряд вещах — иногда получалось, чаще нет. Но начало положено! Это как со спортивными тренировками: нужна постоянная практика.

Он должен рассказать об этом отцу, сейчас же, немедленно! Нет, придется дождаться утра. Отец не станет сердиться за то, что он нарушил приказ не выходить из покоев без разрешения, когда увидит, с чем он пришел.

Марсий не мог заснуть почти до самого утра, а когда все-таки заснул, увидел парящего над городом грифона, не птенца, а уже взрослого, гордого и величественного. Рядом с ним летела девочка с темно-зелеными, разметавшимися по ветру волосами и синими глазами. Она смеялась и махала, зовя Марсия присоединиться к ним.

* * *

Заявиться к отцу на следующее утро без приглашения он не успел. Тот сам вызвал его в рабочий кабинет. Там больше никого не было, даже мастера Луция.

— Ты едешь учиться, — сообщил отец, не отрываясь от бумаг, которые в этот момент подписывал. Перо резво бегало по пергаменту. Марсий как зачарованный смотрел на уверенные росчерки, которые оставляла унизанная перстнями рука.

— Когда?

— Сразу после завтрака.

— Но…

— Твои вещи уже собраны. Карету подадут через полчаса.

— Отец, я хотел тебе кое-что показать, смотри, — он вытянул руки, но король, по-прежнему не поднимая глаз от свитка, отрезал:

— Довольно, Марсий. Ты уже не ребенок, а будущий король. Я устал от твоих выходок.

— Только взгляни, о большем я не прошу! Вот, — он потянулся к лежащей на столе мраморной лягушке пресс-папье, но дотронуться не успел.

Отец отшвырнул перо и поднял тяжелый взгляд:

— Я сказал: довольно.

Марсий замер, медленно опустил руки и завел их за спину, приняв ту же позу, что и отец вчера у окна.

— И далеко эта школа, Ваше Величество?

Голос звучал на удивление спокойно и бесстрастно.

— Не очень. Полторы недели пути. Все нужные документы в сундучке под сиденьем кареты. Когда приедешь, отдашь их руководителю школы. — Он посыпал чернила песком и поставил сургуч греться над свечой. — Не нужно делать такое лицо, ты сможешь приезжать домой на побывку каждые полгода. Мы с мастером Луцием уверены, что это пойдет тебе на пользу. Школа славится своей дисциплиной.

Слова доносились будто бы издалека.

— Как скажете, Ваше Величество, — отозвался Марсий тем же глухим невыразительным голосом и поклонился — вышло как у больного ревматизмом.

На мгновение взгляд отца чуть смягчился.

— Не воспринимай это как наказание, — сказал он. — И постарайся сделать так, чтобы она, — почти нежный кивок на стену, где висел портрет темноволосой красавицы с такими же, как у Марсия, глазами и таким же гордым, как у отца, профилем, — … чтобы мы могли тобой гордиться.

Гордиться… Почему нельзя гордиться тем, какой он есть?

— Да, Ваше Величество.

Отец, вздохнув, поднялся из-за стола, обошел его и взял лицо Марсия в ладони:

— Ты мой сын и единственный наследник, и я люблю тебя, — сказал он, сжимая руки. — И все, что я делаю, я делаю только ради тебя… и ради Затерянного королевства, конечно. Но в первую очередь ради тебя, да простят мне эту слабость. — Отец поцеловал его в лоб холодными сухими губами. — Я желаю тебе только самого лучшего, сын, и когда-нибудь ты это поймешь.

Наверное, он ждал ответа, но Марсий промолчал.

— Вот, — спохватился король и, пошарив на столе, протянул ему шкатулку, откинув крышку. Внутри лежала пара толстых кожаных перчаток с фамильным гербом. — Я хочу, чтобы отныне ты носил их, не снимая. Они гномьей работы и помогут… сдерживать твою другую сторону.

Марсий взял шкатулку.

— На этом все, Ваше Величество? Я могу идти?

— Да, ступай.

В дверях он помедлил и обернулся. Король сидел на краешке письменного стола, задумчиво вертя в руках гусиное перо.

* * *

Спустившись к карете, Марсий удивился тому, сколько подданных пришли его проводить. Значит, глашатаи известили их рано утром. Жители Потерии узнали о том, что Марсий уезжает, даже раньше его самого. Он повернулся к наставнику, почти не надеясь, что тот удовлетворит просьбу.

— Мастер Луций, мне нужно кое с кем попрощаться. Это не займет много времени, и если бы…

— Это исключено, Ваше Высочество, — крякнул старик. — Вы должны отправиться немедленно. Это приказ Его Величества.

Марсий поднял глаза и увидел в одном из окон дворца высокую и чрезвычайно прямую фигуру в пурпурной мантии.

— Тогда вы можете сделать одну вещь? Напоследок.

— Какую вещь?

— Вот, — он вынул из кармана бусы и протянул наставнику, — пусть кто-нибудь из слуг передаст это той девочке из таверны «Наглая куропатка» и скажет, что она бессовестная лгунья, но я больше не сержусь.

Старик пожевал губами, и Марсий приготовился к отказу, ведь отец вчера вполне ясно выразился, когда запретил общаться с гоблиншей. Но мастер Луций кивнул, забирая бусы.

— Я лично передам.

— Спасибо! Не думал, что когда-нибудь искренне скажу это вам, но спасибо, мастер Луций.

Тот снова сухо кивнул, и Марсий вскочил на подножку кареты.

Устроившись внутри, лишь на мгновение выглянул наружу, а потом откинулся на мягкое сиденье и принялся водить пальцем в перчатке по стеклу окошка, выписывая одно-единственное имя.

— Я вернусь к тебе, Уинни, — прошептал он. — Только не забывай меня.

* * *

Уинни наблюдала из-за дворцовой ограды за приготовлениями. Как ни старалась, ближе подобраться не получалось. Пролезть между прутьями — тоже. Она даже к стражникам у ворот попробовала обратиться.

— Мне нужно поговорить с Его Высочеством, это важно!

Верзилы переглянулись и расхохотались.

— И что же такого важного маленькая гоблинша может ему сообщить? — спросил тот, что справа, утирая слезы смеха.

— Не твое дело, — огрызнулась она. — Я скажу это только Марсию.

Лица стражников вмиг сделались суровыми.

— Попридержи язык! И радуйся, что больше никто не слышал твоей непочтительности в отношении Его Высочества. А ну, брысь! — стражник топнул ногой. — А то вот схватим тебя и бросим в темницу!

— Дурак! — выплюнула Уинни и поспешно нырнула в толпу, потому что стражник сделал движение в ее сторону. Обернувшись, увидела, что он махнул рукой и вернулся на свой пост.

Она непременно должна еще раз поговорить с Марсием и сказать, как ей жаль! А вдруг он уезжает только из-за ее обмана? Нет, — одернула она себя, — глупая Уинни, разве стал бы принц уезжать из-за какой-то трактирной гоблинши! Конечно, у него нашлись более веские причины. Но мысль о том, что он покинет королевство, ненавидя ее, была невыносима.

Если бы она смогла поговорить с ним хотя бы минутку, то сумела бы убедить, что не смеялась над ним и что прошедшие две недели были лучшими в ее жизни! Да только эти две недели в ней и были!

Тут народ пришел в движение, раздались возгласы, и она увидела, как на крыльцо вышел Марсий. Одет он был, как самый настоящий принц, на боку даже покачивалась шпага.

— Марси-и-ий! — закричала она и замахала руками, подпрыгивая. Но писк потонул в поднявшемся реве толпы. Жители Потерии приветствовали наследника и прощались с ним, провожая в путь. Уинни едва не затоптали.

Огромные ажурные ворота — те самые, в которые она только что пыталась попасть, — раскрылись, пропуская карету. В окне мелькнуло лицо Марсия, а потом исчезло в глубине.

Уинни бросилась следом, продираясь сквозь толпу, распихивая всех направо и налево и сама получая тумаки.

Через минуту карета скрылась из виду. Уинни остановилась, все еще не веря, что это произошло, и стояла на одном месте очень долго. Толпа успела разойтись.

— Девочка…

Она не сразу поняла, что старик, разряженный, как дама, в шелк и бархат, обращается именно к ней.

— Чего вам?

Он сморщил нос.

— Ты ведь Уинни, верно?

— Кто вы? И откуда меня знаете?

— Неважно, я просто выполняю просьбу Его Высочества.

Уинни встрепенулась, не веря своим ушам.

— Вы о Марсии? Он что-то передал мне? Что он сказал?!

Старик брезгливо отвел руки, которыми она вцепилась в полы его дорогой одежды, и протянул ей унизанную чугунными бусинами нитку.

— Вот, он просил отдать тебе это.

Уинни растерянно взяла бусы.

— И все? Он ничего не добавил?

— Отчего же: добавил, — кивнул старик. — Сказал, что ты бессовестная лгунья и впредь он не желает тебя видеть. И вообще хочет забыть, что когда-то тебя знал.

Уинни попыталась что-то ответить, но губы беззвучно шевелились, не произнося ни звука. Старик развернулся и направился во дворец, а она побрела к фонтану принцев-основателей, не чувствуя под собой ног. Уселась на бортик, поднесла бусы к глазам и, наконец очнувшись, разорвала их.

— Нет, это я не хочу тебя видеть! И не хочу знать! — крикнула она и расплакалась.

Какое-то время она сидела, полностью отдавшись этому занятию. А потом мимо прошли сапоги на толстой кожаной подошве. Затем они снова вернулись и остановились перед ее носом. Уинни подняла глаза, закрываясь рукой от солнца.

Напротив стоял мальчишка лет тринадцати. Коротко стриженные волосы, черная куртка с шипами на плечах и широченная улыбка. За спиной покачивался какой-то чудной музыкальный инструмент. Струны тихонько тренькали от ветерка.

— Он не стоит слез такой хорошенькой девчонки, — подмигнул незнакомец, поставив ногу на борт фонтана и доверительно придвинувшись.

— Кто «он»? — спросила Уинни, трубно сморкаясь в платок.

— Тот парень, из-за которого ты так убиваешься.

— Много ты знаешь, — буркнула она. — И с чего ты вообще взял, что я плачу из-за парня?

— А из-за чего тогда?

— Просто… день не задался. Так бывает. И вообще, иди куда шел.

Не тут-то было. Паренек завертел головой и выпалил:

— Сиди тут.

Уинни глазом не успела моргнуть, а он уже вернулся и протянул ей букет настурций.

— Вот, держи! И улыбнись.

Она недоверчиво взглянула на цветы.

— Это… мне?

— Ну, не Глюттону же Медоречивому! — усмехнулся он, указывая глазами на статую позади. — Или ты видишь поблизости другую хорошенькую девчонку в плохом настроении?

Уинни почувствовала, как щеки становятся горячими.

— Спасибо, — прошептала она, принимая букет. — Они… красивые.

— Не за что, — пожал плечами парень. — Мне это ничего не стоило.

— А как тебя зовут?

— Индрик, — просиял он. — Или можно просто: Рикки.

— Я Уинни.

— Ты ведь больше не будешь плакать, Уинни?

— Нет, — она решительно смахнула остатки слез и убрала платок в передник. — Все в порядке.

— Вот и отлично! Еще увидимся, Уинни. — Он собрался уходить, но в последний момент обернулся и подмигнул: — Знаешь, я бы на твоем месте и думать забыл о том парне. Просто выкинул его из головы.

И, не дожидаясь ответа, пошел прочь бодрой пружинистой походкой.

Уинни поднялась, проводила его взглядом, а потом повернулась туда, где час назад скрылась королевская карета. Подняла кулак с зажатыми обрывками бус и громко пообещала:

— Я забуду тебя, Марсий Фьерский! Непременно забуду, чего бы мне это не стоило!