Если сперва я собиралась рассказать друзьям все о мадам Лилит, то на обратном пути, еще раз поразмыслив, решила открыть лишь часть правды, умолчав о статусе Марсия. Это его секрет, не мой. Я не готова взваливать на себя ответственность за судьбу целого королевства, не мне решать, кто из них лучший правитель для этой страны. Пусть друзья просто знают, что мадам Лилит следует опасаться.

День клонился к завершению, поэтому миссию наметили на завтра, и меня отвели обратно в темницу до утра. В коридорах царила полная неразбериха: слуги носились туда-сюда, в воздухе витала тревога, по отрывочным восклицаниям я поняла, что Марсий исполнил-таки свою угрозу. Сам он тоже мелькнул впереди — стоял в окружении министров. Я вытянула шею и напрягла слух, но получила тычок в спину от Эола Свирепого.

— Сюда, — великан мотнул головой в сторону боковой лестницы.

— Полегче, — проворчала я, потирая поясницу, — кажется, вы мне позвоночник сломали. Мне стоит показаться королевскому лейб-медику…

* * *

К лейб-медику он меня не отвел, но остаток пути старался соизмерять силу тычков. А силы у него было немерено.

Когда мы спустились вниз, друзья пришли в движение: вскочили, приникли к прутьям. Меня встречали, как смертницу, чей приговор отменили в самый последний момент и вернули с эшафота.

— Ливи, — встревоженно позвала мадам Гортензия, — все в порядке? На тебе лица нет! — Надеюсь, это животное хорошо с тобой обращалось? — уничтожающий взгляд в сторону Эола Свирепого.

Я испуганно обернулась, но великан, вместо того чтобы рассердиться, залился вдруг морковным румянцем по самую бороду и промямлил:

— Никак нет, мадам. Приказано пылинки с принцессы сдувать.

В доказательство он провел лапищей по моему подолу. У меня чуть колени в обратную сторону не прогнулись.

Я скрипнула зубами:

— Да бросьте меня уже наконец в камеру!

— Да-да, сейчас, — он загремел ключами, посекундно озираясь на мадам. Когда щелкнул замок и дверь отворилась, я поспешно юркнула внутрь, не дожидаясь, пока мне переломают кости.

Эол Свирепый захлопнул решетку (слегка ее покорежив) и, прежде чем уйти, помялся напротив соседней камеры.

Мадам Гортензия демонстративно отвернулась.

Эмилия покашляла, Магнус хмыкнул, Уинни захихикала, Озриэль проявил мужскую солидарность и промолчал.

— Мадам, — ахнула я, когда великан удалился, — да он готов есть из ваших рук!

— Ты преувеличиваешь, — небрежно повела плечами гномка.

— Вовсе нет: одно ваше слово, и он бы голыми руками оторвал дверь камеры, а потом разнес этот дворец по камушкам, если бы мадам Лилит или Марсий вздумали ему помешать. Вам стоит только попросить, и…

— Я не стану этого делать, — резко ответила гномка. — У нас с Робином все серьезно, и я не опущусь до такого обмана, не дам ложную надежду даже во имя спасения!

— Но…

— Разговор окончен. А теперь расскажи: чего они от тебя хотели?

Щепетильность мадам могла бы показаться чрезмерной, но я поняла, что в ней все еще свежи воспоминания о непорядочности Рудольфо и ее глубоко возмущает сама мысль о том, чтобы поступить подобно ему.

Я рассказала друзьям все, кроме главного.

— То есть Марсий просто хотел посмеяться над тобой? — фыркнула Эмилия. — Как это на него похоже!

— Много ты знаешь, что на него похоже, а что нет, — подала вдруг голос Уинни со своей кучи соломы, чем немало удивила всех присутствующих.

— Ты что, его защищаешь? — поразилась я. — Понравилось кормить его супом или Его Величество предложил повышение — стать дворцовой подавальщицей?

— Не твое дело, — огрызнулась гоблинша и отвернулась к стене.

— Но что это за вещь, без которой мадам Лилит не может обойтись? — удивилась Эмилия.

Ответ я заготовила заранее и постаралась, чтобы он прозвучал как можно небрежнее.

— Какая-то грамота за красноречие. Пустяк, но для нее важно, тешит тщеславие. Просто ей не хочется обращаться к мадам Черате.

— Между ними всегда существовала напряженность, — заметил Озриэль. — Что-то вроде скрытого соперничества.

— Но что ты с этого получишь? — уточнила мадам. — Надеюсь, она пообещала взамен освободить тебя?

Я покосилась на Озриэля.

— Что-то вроде того…

— Ливи, во время нашего разговора в зеркале ты сказала, что мадам Лилит нельзя доверять, — заметил ифрит. — Что ты имела в виду?

— Она… — я запнулась, — первый советник преследует свои цели, и она нам совсем не друг. Я в этом уверена. Уже одно то, что она ничего не сделала, чтобы помешать Марсию посадить вас сюда под ничтожными предлогами, говорит за себя. Скорее всего, инициатива исходила от нее. К тому же именно она наложила заклятие на моего отца.

— Не может быть!

— Зачем ей это?

Я кратко пересказала суть.

— М-да, а ведь магическая дипломатия была чуть ли не единственным предметом, который мне нравился, — сказал Озриэль в наступившей тишине.

— В дипломатии она мастер, — горько сказала я. — Умеет надавить на нужные рычажки. Но не волнуйтесь, мы все выберемся отсюда. Пока не знаю как, но это обязательно произойдет. Ах да, Озриэль, мне нужно будет связаться с Орестом, как это сделать?

— Зачем тебе? — удивился он.

— Он уже однажды бывал в хранилище, мы бывали, — поправилась я. Глаза Озриэля вспыхнули, но он не стал комментировать. В тот раз Орест меня поцеловал, и мы старались избегать этой темы. — Я сумела убедить мадам Лилит, что нуждаюсь в консультациях твоего брата, на всякий случай — вдруг дверь хранилища захлопнется или произойдет еще что-то непредвиденное. Поэтому мадам Лилит разрешила мне встретиться с ним завтра, перед походом в Академию. А я помню, ты говорил, что для вызова ифрита нужно специальное заклинание.

Как же мерзко было им врать!

— А ведь это может сыграть нам на руку, — задумался Озриэль. — Орест мог бы передать через тебя то, что поможет нам отсюда выбраться, только нужно хорошенько подумать. Это должно быть что-то небольшое, незаметное, и…

— Нет. — Я покачала головой. — Мадам Лилит предупредила, что такие штучки не пройдут.

Я была связана по рукам и ногам. До Академии и обратно меня сопроводят прихвостни первого советника. Единственное место, куда я войду без них, — это кабинет ректора и сообщающийся с ним подземный зал. Я не стану рисковать Озриэлем, операция должна пройти успешно, мне нужен этот свиток. Он и раньше был мне нужен, но только тогда я не знала, как поступлю. Теперь у меня не было выхода — только отдать его мадам Лилит. И я это сделаю ради спасения любимого. Если уж рушить королевства, то только во имя любви!

Вообще-то участие Ореста не было случайностью и уж тем более моей заслугой.

— Но что вы станете делать со свитком? — спросила я у мадам Лилит под конец аудиенции. — Даже если вы знаете первый язык королевства, то остальные жители не могут похвастать такой же эрудицией. Или собираетесь потрясти пергаментом с трибуны и попросите поверить вам на слово?

— Тут мы подходим к следующему пункту: мне нужна та штука, с помощью которой ты и твой дружок прочитали документ. Кстати, я так и не поняла, что это было? — мадам Лилит с искренним любопытством ждала ответа.

Смысла лгать не было, поэтому я нехотя сказала:

— Окаменевшая слюна гнома, спрыснутая из ручья знания. Возможно, в составе есть что-то еще, но мне об этом неизвестно.

— То, что нужно! — заявила мадам Лилит. — Пусть ифрит достанет еще.

— Сколько?

Тонкие губы растянулись в улыбке.

— Так, чтобы хватило на всех жителей города.

— Вы с ума сошли! Эти его штуки — большая редкость, единичные экземпляры, откуда он достанет их в таком количестве?

— Это не моя забота.

— Но зачем вам столько?

— А это уже не твоя. Если захочет сохранить жизнь брату, найдет способ. Я, со своей стороны, готова оказать финансовую поддержку.

Мне стало тошно при мысли о том, что жизнь Озриэля зависит от обязательности его самого непутевого братца. С Ореста станется пропустить встречу из-за какого-нибудь пустяка или вовсе о ней забыть…

— Так как его позвать, Озриэль? — снова спросила я. — Или это может сделать только другой ифрит?

— Да нет, не только, тут ничего сложного.

Он объяснил. Пока он рассказывал, остальные с интересом слушали. Позади зашуршала солома — значит, даже Уинни заинтересовалась.

Всего-то и нужно было, что одно распечатанное зеркало (мадам Лилит запечатала их, чтобы ни один любопытный ифрит впредь не мог заглянуть во дворец без приглашения) и заклинание из двух слов: первое служило призывом, а второе указывало на конкретного ифрита.

— То есть вторым мне просто написать имя — «Орест»?

— Да, — кивнул Озриэль и тут же спохватился: — Только на ифритском, конечно. Если мне дадут бумагу и перо, я напишу.

— Думаю, завтра мадам Лилит с превеликой радостью обеспечит тебя и тем и другим.

— Кажется, с этим разобрались, — подытожила мадам Гортензия с напускной бодростью. — Кто бы мог подумать, что первый советник так тщеславна: столько суеты из-за какого-то клочка пергамента в рамке. Зато взамен тебя освободят.

Я так и не призналась им, что на кону не моя свобода, а Озриэля: слишком зыбка была эта договоренность, а единственная гарантия — слово мадам Лилит. Но другого выхода я не видела. Нужно хотя бы попытаться.

— Все это какой-то кошмарный сон, — сокрушенно вздохнул Магнус и прошелся вдоль решетки, звеня «цапелькой». — Сперва бросают в темницу, потом выкидывают из города.

Я натужно улыбнулась:

— У меня есть и хорошая новость, Магнус.

Он перестал расхаживать и воззрился на меня:

— Какая?

— Если что, в ссылку мы отправимся вместе!

Даже в скудном свете лампы я увидела, как он посерел, ворсинки встали дыбом, паук пошатнулся.

— Что? Что с тобой? — испугалась я.

Он медленно вернулся на место и весь как-то поник, скукожился.

— Не подумай, что я не рад нашему воссоединению, Оливия, но… — Тут он поднял на меня четыре пары самых несчастных в мире глаз, и я все поняла.

— Арахна?

Он коротко кивнул.

— Давно вы виделись последний раз?

— Нас схватили вместе с Эмилией. Эти негодяи все предусмотрели — взяли с собой сачок! — Паук затрясся от ярости. — К счастью, ей удалось ускользнуть. С тех пор я ее не видел и даже не знаю, в городе ли она. — Он шаркнул по тюремному полу лапкой. — Возможно, улетела, решив, что тут уж ничем не помочь. Это было бы даже к лучшему, — с горечью закончил он.

— Уверена, что она этого не сделала.

— Ты так думаешь? — воспрянул Магнус.

— Я в этом уверена. Арахна совершенно особенная бабочка, ведь она сумела разглядеть под этим толстым хитиновым слоем и тонной сарказма прекрасную душу и оценить тебя по достоинству.

Паук ничего не ответил, только слабо улыбнулся, но улыбка и взгляд говорили красноречивее слов.

— А что насчет Индрика? — робко спросила Эмилия. — Ты его видела? Как он?

Не знаю, как принято оценивать самочувствие чугунных статуй, но для скульптуры он, по-моему, выглядел совсем неплохо, о чем я и сообщила подруге. Она немного успокоилась, хоть и не перестала опасаться, как бы Марсий не выкинул чего-нибудь еще.

Мы проговорили до глубокой ночи, но, по сути, ни к чему новому не пришли: только повторили то, что и так известно. Я рассказала о своем пребывании в замке дракона. Озриэль слушал очень внимательно — половину он уже знал после нашей зеркальной беседы, а потом вдруг сказал:

— Мне кажется, ты чего-то не договариваешь.

— Что? — смутилась я. — О чем ты?

В голову пришла фантастическая мысль, что Озриэль как-то догадался о нашем с драконом поцелуе. Нет, разумеется, я собиралась все ему сама рассказать, но… позже, когда наступит удобный момент.

Я вся сжалась в ожидании обвинения. Представила, как лицо ифрита исказится гримасой гадливости, и перед глазами все потемнело. Я не вынесу, если он станет меня презирать.

— Когда ты говорила о Кроверусе, у тебя было такое лицо… не могу передать. Признайся честно: он ужасно с тобой обращался?

Смысл сказанного не сразу дошел до меня. Сперва нахлынуло облегчение, оттого что секрет не выплыл наружу, а следом — жгучий стыд. Именно так себя, должно быть, и чувствуют преступники, чудом избегнувшие ответственности.

Интересно, можно как-то по выражению лица или другим признакам определить, что человек недавно с кем-то целовался? Я украдкой потрогала губы, вспомнив, каким горячим был поцелуй — вдруг остались следы, как тогда с Орестом? Нет, кажется, все в порядке. Но воспоминание о поцелуе породило жар в груди, как будто я прямо сейчас прижималась к дракону, и в ногах появилась противная слабость. Да что это со мной?

— Нет, — ответила я с излишней поспешностью. — Господин Кроверус был предельно вежлив и предупредителен.

Назвать это правдой можно было лишь с большой натяжкой, но мне хотелось поскорее завершить этот разговор.

В глазах Озриэля мелькнуло недоверие, но он не стал настаивать.

— До сих пор поражаюсь, как ты сумела уговорить его отпустить тебя, — в который уже раз восхитилась мадам Гортензия.

— Наследственные чары, капелька удачи и хороший учитель риторики.

Все посмеялись шутке и вскоре начали готовиться ко сну.

— А ты, Уинни… Уиннифред, — поправилась я, — чего Марсий от тебя хочет?

Она притворилась спящей. Эмилия перехватила мой взгляд и пожала плечами, мол, никто из них не знает. О причине я догадывалась, вот только что Марсий поставил в качестве условия освобождения: чтобы гоблинша была с ним поприветливее? Интересно, многим ли удавалось добиться искреннего расположения девушки, заточив ее в темницу?

— Озриэль, — позвала я шепотом, когда, по моим расчетам, остальные уже уснули.

Он откликнулся сразу, значит, тоже не спал.

— Да?

— Не хотела говорить при остальных, потому что все еще вилами по воде писано, но, кажется, я нашла способ избавиться от заклятия дружбы.

— Правда? — он радостно схватился за прутья. Мы сели друг напротив друга, разделенные тюремным проходом, и вытянули ноги, почти соприкасаясь подошвами.

— Да, один… друг подсказал, что причина может быть в застрявших в нас щепках от той магической стрелы.

— Друг? — удивился Озриэль.

— Призрак, которого я встретила в замке.

— И ты ему доверяешь? Он ведь заодно с драконом, то есть фактически враг. Это может быть какой-то уловкой.

Я, ни секунды ни колеблясь, отмела это предположение.

— Доверяю. Ему тут никакой выгоды, да и не думаю, что призраки на чьей-то стороне. Они… сами по себе.

Потом я рассказала, что мадам Лилит пообещала заказать щипцы, и мысленно поблагодарила Озриэля, когда он не стал высказывать и так очевидные опасения.

— Знаешь, Ливи, — сказал он, когда я закончила. — Даже если ничего не выйдет, лучше я буду до конца жизни твоим другом, чем меня в ней не будет вовсе.

Горло стиснуло, я почувствовала, что сейчас расплачусь, и скрыла волнение за сердитым тоном:

— Не говори глупостей. Мы со всем справимся, вместе. И никакой дракон нам не помешает!

— При чем тут дракон? — удивился Озриэль. — Я думал, с ним покончено.

— Да, покончено, — быстро согласилась я, — просто я очень устала, а завтра предстоит ответственный день.

— Отдыхай, Ливи, — кивнул ифрит.

— А ты?

— А я подожду, пока ты уснешь.

Устраиваясь спать, я так долго ворочалась и взбивала солому, что разбудила Уинни, о чем она немедленно мне и сообщила. Я ничего не ответила, отвернулась к стене и задышала ровно, сделав вид, что заснула. Вскоре раздался шорох — Озриэль лег спать, и вокруг воцарилась тишина, прерываемая сонным дыханием друзей, совесть которых была чиста. Ко мне же сон не шел еще очень долго.

Я прокручивала в голове события последних дней, и теперь к прежним страхам прибавился новый: я до икоты боялась, что Озриэль как-то догадается о том, что произошло между мной и Якулом… тьфу, то есть Кроверусом. Да что происходит! Раньше я даже в мыслях не называла дракона по имени…

Да и не было ведь ничего. А тот поцелуй — это всего лишь вынужденная мера, мне пришлось это сделать. Но, как я ни старалась убедить себя в том, что пошла на жертву, противный голосок внутри нашептывал, что жертвы сопряжены со страданиями, а не сладким жаром в груди.