— Почему сюда?

Ты сказала: куда глаза глядят. Твои глаза привели сюда.

— Он там?

А сама как думаешь?

Вопрос я задала для порядка, хотя ответ и так знала. Замок прав, не он меня — я его сюда привела. Из-за полуоткрытой створки лилась тихая музыка, а танцующие на полу тени, ложась кружевом тьмы, были красноречивее слов. Кажется, в последнее время я научилась чувствовать дракона, где бы он ни находился. И это пугало.

Я открыла дверцу шире и заглянула внутрь. Точно так совсем недавно, а кажется, что это было в прошлой жизни, я впервые наткнулась на зал, хранящий тайну дракона. Он и теперь ее хранил.

Сегодня его движения не напоминали танец даже отдаленно. Мысли хозяина замка явно были поглощены не тем, что пыталось воспроизвести тело. Я облокотилась о косяк.

— Снова подсматриваешь?

— Просто смотрю. И, как видите, даже не пытаюсь таиться.

— Колбаса с тобой?

— Разве вы бы ее не учуяли?

— А, подловила!

Дракон повернул голову, и на какую-то долю секунды меня перенесло в сон, виденный еще в тюрьме в Потерии. В нем мои пальцы тянулись навстречу незнакомцу, стоящему в центре зала, и движение было взаимным. Но пробуждение помешало нашим рукам соединиться, как и мне — разглядеть мужчину. Разумеется, я знала, кого подсовывала греза, но оборванность позволяла притвориться в обратном, найти лазейку. Разве это честно, видеть сны о другом, тогда как Озриэль спит в соседней камере и до меня доносится его мерное дыхание?

И вот сейчас то ощущение вернулось, захлестнуло и забросило на то же место, где в прошлый раз все прервалось. Я даже невольно пощупала наряд и не удивилась бы, ощутив под пальцами скользкую нежность шелка. Но они, как и положено, наткнулись на хлопок домашнего платья, поверх которого я накинула шаль. Да и волосы были наскоро заплетены в косу, переброшенную на левое плечо (после опыта с куафером мадам Лили я стала иногда собирать их), а не убраны в пышную прическу. Дракон тоже выглядел так, словно поднялся с постели: простая рубаха со свободными рукавами, присборенными у запястий, заправлена в брюки и белеет в полутьме, завязки горловины ослаблены, чуть открывая грудь, обуви нет.

— Не спится?

Я покачала головой:

— Кошмары. А у вас?

— До них не дошло. Так и не заснул.

Облокотившись спиной о скрещенные руки, я кивнула на его правую ногу.

— Пробовали не отставлять пятку?

— Что?

Дракон, кажется, забыл, чем занимался, когда я вошла. Теперь опомнился и нахмурился.

— Я отведу тебя наверх.

— Не нужно. Я прекрасно ориентируюсь.

Он недоверчиво вскинул брови.

— Даже Рэймусу понадобился почти год, чтобы более-менее освоиться в лабиринте переходов. Или Хоррибл дал тебе карту?

— Скажем так, мы с вашим домом нашли общий язык. Возвращаясь к пятке… позволите показать?

Я двинулась вперед, словно притягиваемая взглядом дракона, и остановилась в шаге, ощущая с этого расстояния тепло его кожи и видя, как грудь тихонько поднимается и опадает в такт дыханию.

Обычно нас разделяло куда больше слоев ткани. Окажись здесь Магнус, он бы заявил, что я потеряла всякий стыд. Но паука в зале не было, а я, как ни странно, не чувствовала ни малейшего смущения или неловкости.

Наконец дракон словно бы очнулся и отступил на шаг.

— Не стоит, я безнадежен.

Я тихонько рассмеялась.

— Только не говорите, что стесняетесь брать у меня уроки танца. Ну же, это совсем не сложно. Эту кладем сюда, — я взяла его большую руку и положила себе на талию, — а эту держим вот так. — Аккуратно вложила свою ладонь в его. — Вы должны ее сжать, — подсказала я, когда дракон не шелохнулся.

Он помедлил и один за одним сжал пальцы — так осторожно, словно боялся, что рука от его прикосновения рассыплется. А потом крепче взял меня за талию и притянул к себе.

— Партнерам ведь полагается стоять ближе?

— Да…

От его опаляющего дыхания, как и шелестящего голоса, по коже побежали мурашки. Близость дракона обволакивала и дурманила. Его фигура заполнила пространство, и показалось, что зал уменьшился до размера тесной комнаты. Настолько тесной, что кружится голова и слабеют ноги. Я вдруг впервые заметила, какой он высокий и большой, гораздо больше меня, увидела укрытые рубашкой мышцы так отчетливо, словно ее не было вовсе. И почувствовала себя рядом с драконом маленькой и хрупкой. Слабой. Обычно мне претит телесная слабость, но то было приятное чувство, волнующее. Я была слабой и одновременно сильной, ощущая непонятную власть над ним. Слабость и власть, разве так бывает?

— Готова?

— Да.

И движение, плавное, скользящее, с которого начался танец. Наверное, таким оно было лишь в моем воображении. Да и весь зал словно бы окутался туманом, четко я видела только лицо дракона и горящие, завораживающие глаза. Он определял рисунок танца, и сладостно было следовать за ним, подчиняться и вместе с тем направлять. Легкое касание, едва заметный кивок, и он понимал с полужеста.

Мне вспомнилась лира Мадония Лунного, откликающаяся на ласковые касания и яростную настойчивость с одинаковой готовностью, и пальцы, умело скользящие по струнам. Сейчас я чувствовала себя той лирой. Наверное, потому и не удивилась, услышав музыку. Даже не сразу ее заметила. Приняла за отголосок своих мыслей или вибрацию души, которой сейчас было тесно в груди.

— Откуда здесь мелодия?

— Это музыкальный зал, мелодия возникает сама. — Поворот и рука, придерживающая мою талию. Чуть крепче, чем требуется. Чуть ближе притягивающая.

— Но кто ее исполняет? И подбирает?

— Сама комната, — пожал плечами дракон. — Она выбирает композиции, наиболее приличествующие случаю и исходя из настроения гостя.

— То есть… мелодию определяете вы?

— В данный момент мы.

— Красивая выходит…

— Да. — Дракон посмотрел вниз, на наши ноги. — Кажется, получается.

— Кажется, вы удивлены?

Он снова поднял взгляд.

— Поражен.

— Хотите попробовать со свечой?

— Лучше в другой раз, принцесса… пока рано.

И опять молчание, упоительнее любых слов.

Наш вальс забраковал бы любой придворный учитель танцев, ибо он был осторожен и полон неверных поворотов и лишних шагов — я старалась смягчать ошибки. Но было в нем то, что редко встречается в танцах незнакомцев на балу, столь же приличных, сколь и унылых: ощущение нити, протянувшейся от одного к другому, опутавшей нас. Нити, не сгорающей, несмотря на огонек, балансирующий на ней, как канатоходец под куполом шатра. И огонек тот грозил в любой момент перерасти в пламя.

— Лучше не смотрите вниз, — прошептала я.

— Как во время прыжка?

— Да…

Скольжение за партнером и видимость уступки, иллюзия контроля над танцем, тогда как идеальный танец — тот, которому вверяешь всю себя без остатка, дозволяя телу раствориться в магии движений. И связь, которую чувствуют оба и без которой невозможно единение.

Я боялась лишний раз пошевелить пальцами, чтобы не нарушить волшебство момента. Ноги порхали, не чуя пола, словно отталкивались от воздуха или самой темноты, а левая рука потерялась в теплой ладони и принадлежала не мне — танцу и партнеру, удерживавшему мой взгляд.

Когда одна мелодия сменилась другой, дракон прервал молчание:

— Танцующий король — вот и весь секрет.

— Что?

— Я беру у него уроки, весь последний год. А маска, чтобы не узнали.

— То есть каждую неделю вы летаете к нему?

— Да, у него своя школа. Представь, какой поднялся бы переполох, разведай остальные ученики, что среди них дракон. Да и мне… впрочем, не важно.

Я догадалась, о чем дракон умолчал: ему стыдно. Причем не только своего неумения, но и стремления его преодолеть, научившись танцевать.

— Находишь это смешным? — спросил он, помолчав.

— Ничуть. Что смешного в желании освоить нечто новое? Но мне любопытно…

— Ежегодный бал, — ответил Кроверус, опередив вопрос. — Думал в этом году впервые поучаствовать.

Он замолк, а я не решилась продолжить расспросы. Мужчины редко загораются беспричинным интересом к танцам. Кто посеял в его голове эту идею? Я и сама догадывалась. Но не хотела слышать ее имя. Есть имена, которые отравляют волшебство момента. Сегодня днем я имела случай убедиться в силе одного такого.

— Вы уже заказали фрак?

Дракон с тихим смешком покачал головой:

— Учитель посоветовал повременить еще годик-другой. Но в лице читалось все десять. Есть те, кто просто не рожден танцевать.

— Есть еще не рожденные танцы, — возразила я. — И каждый вправе придумать свой собственный.

— Как мы сейчас?

— Да, как мы сейчас.

Он потянулся ко мне, и на какой-то миг почудилось, что дотронется до щеки. Все во мне затрепетало, сжалось в ожидании этого прикосновения. Но пальцы в последний момент дрогнули, и дракон лишь поправил сползающую с плеча шаль.

— Боюсь, на настоящем балу ни одна партнерша не рискнет остаться без подола и пальцев на ногах.

На настоящем балу… а не нелепости, затеянной двумя, мучающимися от бессонницы.

Чутье подсказывало, что партнерша подразумевалась совершенно определенная. Без сомнения, превосходная танцорша, которая не потерпит рядом неуклюжего дракона, угрожающего бросить тень на ее блеск.

Стало вдруг грустно. Кроверус представлял на моем месте Грациану. Отсюда и вся химия. Да и была ли она вообще? Тень волшебства, почудившаяся лишь одной стороне.

Моя рука стала вялой, плечи поникли, и я попыталась отстраниться, отводя взгляд. Дракон почувствовал изменение настроения, как вперед смотрящий чует приближение айсберга, и не позволил отодвинуться. Рука на талии притянула ближе… до неприличного близко, так что дыхание опалило мои губы.

— Хочешь сбежать, принцесса?

Я поняла: если сейчас подниму глаза, то уже не смогу уйти, потеряюсь в чужой воле, растворяться в которой так сладко. И подняла глаза. Качнула головой.

— Хорошо. Потому что я пока не готов тебя отпустить. Надеюсь, на тебе прочные туфли?

Жар хлынул в щеки.

— А что, собираетесь заставлять меня танцевать каждую ночь, год за годом, как в той сказке?

Взгляд дракона сделался изучающим: обрисовал мои губы, отчего немедленно захотелось их облизнуть, погладил шею, спустился ниже и снова вернулся к лицу.

— Как в той сказке, — согласился он.

— А если я сношу туфельки?

— Принесу тебе новые.

Пальцы дрожат в его ладони, и дыхание прерывистое, выдает с головой.

— Если будете и дальше так крепко прижимать, лишусь чувств прямо у вас на руках.

— Не имею ничего против. — В темноте сверкнула улыбка. Но объятия он все же ослабил и отодвинулся до приличной дистанции. Почти приличной. Магнусу понадобились бы нюхательные мушки.

— По-моему, учитель слишком строг к вам, — сказала я, стараясь вернуть беседу в русло обсуждения пустяков и перекрыть оглушающий стук в груди. — У вас отлично получается. Особенно сейчас, без тех ужасных ботинок.

— Босиком гораздо удобнее, — признал дракон.

Маневр возымел действие. Тон из многозначительного сделался будничным.

— Так почему бы не танцевать всегда без них?

Кроверус недоверчиво посмотрел на меня.

— Но ведь не принято.

— Не все ли вам равно, что принято, а что нет? Какая разница, что подумают другие? В конце концов, вы же дракон, испепелите всех недовольных.

Он рассмеялся.

— Тебе следовало родиться драконихой, а не принцессой.

— Что плохого в том, чтобы быть принцессой? — воинственно спросила я.

— Ничего… если не считать королевского размаха разрушений.

Тут мой носок зацепился за трещину в паркете. Израненный пол зиял черными бороздами, прорытыми пламенем дракона в памятную ночь нашей ссоры. Кроверус удержал меня от падения и, легко приподняв за талию, перенес на другую сторону, не прерывая танца.

— Теперь можете поставить меня на пол.

И мимолетное сожаление, когда он послушался…

Я вспомнила свой сон на следующую ночь после того, как дракон прикусил палец.

— Может быть, у нас так хорошо получается, потому что мы уже танцевали?

Но шутка обернулась изумлением, когда он серьезно кивнул.

— Может быть.

— Так это был не сон? Вы, я, Данжероза, Атрос и…

Озадаченное выражение лица подсказало: остальные пригрезились, участников было двое.

— Там была только ты. Я не мог уснуть и, сам не знаю почему, спустился сюда. Ты танцевала по залу, кружила… босиком, кстати.

— Почему вы меня не окликнули, не разбудили?

— Так и сделал, несколько раз. Но ты не услышала. А стоило подойти, обняла за шею и затихла.

— И как вы поступили?

— Отнес тебя в башню.

— И все?

Подозрение в голосе было вызвано тем моментом сна, когда горячая щека прижималась к моей. А наутро я проснулась без аллергии.

Дракон нимало не смутился.

— Ну, может, не совсем все. Но лишнего я себе не позволил. Хотя не всякий проявил бы стойкость, когда к нему прижимается и обнимает за шею принцесса.

— Вы меня дразните?

— А получается?

— У вас талант.

Я не удивилась, когда он, помедлив, произнес:

— Мне тоже снились… сны после твоего отъезда: как будто ты в замке. Яркие, словно наяву…

Он замолк, задумавшись.

Все это время меня мучил какой-то вопрос, и я наконец поняла, какой:

— А как же зубы?

— А что не так с твоими зубами? Коротковаты, конечно…

— Не с моими, я про ваши. Как вы показываетесь в таком виде на уроках Танцующего короля? Их ведь под маской не спрячешь…

— Я там не улыбаюсь, — сказал дракон и, в противоположность словам, широко улыбнулся. — Как выяснилось, суровость даже добавляет очков в глазах дам.

— Вы хитрец, — рассмеялась я.

— Совсем нет, — тихо и неожиданно серьезно ответил дракон. — Иначе давно бы сделал то, о чем думаю весь вечер.

Взгляд остановился на моих губах, и зал поплыл, перешептываясь с дыханием ветра в занавесях и нишах, сияя островками луны в подсвечниках, каминной решетке, паркете и зеркале возле стены. Обычно занавешенное, сейчас оно казалось очередным окном, только отражающим то, что происходит внутри, а не снаружи…

— Ливи… — прошептал дракон.

Как чудесно мое имя прозвучало в его устах! Словно каждая буква — нечто особенное. Он медленно наклонился, и вся вселенная вдруг уменьшилась, сжалась до одного этого лица, неправдоподобно прекрасного, с лунными камнями глаз, в которых отражалась я. Губы мягко коснулись моих губ, выпивая остатки воли, заставляя запрокинуть голову, как вдруг в зеркале за его спиной что-то мелькнуло, и я увидела ифрита. Его искаженное болью лицо.

— Озриэль?

В следующий миг это снова было лишь мутное пятно — отражение напольной вазы, преобразованное моим воображением в обманутого возлюбленного.

Наверное, я произнесла имя вслух, потому что дракон отшатнулся, как от пощечины, и убрал руку. Я же, напротив, прижала ладонь к щеке, словно пощечину дали мне. Тот, чье доверие я предала. Не действием, но в мыслях. Предала бы и действием, через секунду-другую…

Я отступила на шаг. Никто не произнес больше ни звука. И мучительная пауза все длилась и длилась, стягивая грудь железным обручем, сыпля в глаза разъедающие опилки совести.

— Простите, — всхлипнула я, попятилась и повторила, — простите…

А потом закрыла лицо руками и бросилась вон из зала, преследуемая лишь тишиной и раскаянием.