Я повесила трубку, размышляя, не совершила ли сейчас очередную ошибку. У меня создалось впечатление, что Том не вполне шутил, и я с опаской ожидала встречи со Сторожевым Волком.

Вздохнув, я взяла тот жуткий коричневый конверт. Я надеялась, что телефон снова зазвонит или кто-нибудь войдет в дверь, или произойдет еще нечто, что помешает мне. Я знала, что внутри скрываются секреты, но боялась прошлого, боялась растеребить рану, так и не зажившую до конца.

Держала его в руках, погрузившись в раздумья и воспоминания. Внутри лежали копии полицейских рапортов о самоубийстве Фрэнка, отчет о вскрытии и те мелкие личные вещи, которые были при нем в тот ужасный вечер. Мне упорно не хотелось открывать конверт и предстать лицом к лицу с невыносимым.

Но мысль о фамильном кольце Фрэнка помогла преодолеть колебания. Быть может, это знак, как сказала бы тетя.

Я глубоко вздохнула и надорвала бумагу. Первое, что я вытащила из конверта, были принадлежавшие Фрэнку часы «Морис Лакруа». Ослепительный свет вспыхнул у меня в голове. Он так любил эти часы. Стрелки застыли на цифрах 19.49. Немало времени прошло, прежде чем я положила часы и вытащила папку. На ней был наклеен ярлык: «Дело № 06–05–0113».

Верхний лист представлял собой бланк, заполняемый при обращении в полицию. На нем были отмечены три звонка, сообщившие о падении человека с балкона по адресу проживания Фрэнка, и зафиксировано время прибытия дежурного офицера и «скорой» на место происшествия.

Усевшись, скрестив ноги, на пол, я старалась умерить стук сердца, пока читала рапорт о случившемся, подписанный детективом Марвином Стэмлером:

«Тринадцатого мая в девятнадцать часов пятьдесят две минуты я был направлен по указанному выше адресу для выяснения случая, касающегося падения с балкона. По прибытии мною было обнаружено тело: мужчина, белый, 45–55 лет. Лежал на земле, лицом вниз, головой в направлении на восток. Труп полностью одет: синяя рубашка, бежевые слаксы, черные носки, ботинок один, на левой ноге. Отсутствующий правый ботинок обнаружен в пяти футах к югу от тела. Вокруг головы растечение крови и мозговой жидкости».

Погрузившись снова в тот кошмар, я слышала стрекот сверчков, вдыхала наполняющий вечерний воздух аромат вербены, снова испытывала острое счастье, обуревавшее меня, пока я вынимала вещи из машины. А потом тот ужас, обуявший меня в момент, когда я увидела… то, что увидела.

Стряхнув наваждение, я заставила себя продолжить чтение рапорта детектива Стэмлера:

«Я приказал подразделению по обследованию места преступления, находящемуся под командованием дознавателя Эдмонда Кассерли, произвести полное обследование и проверить, имеются ли на теле жертвы, так же как под ногтями или на одежде, следы борьбы (рапорт прилагается). А также просил немедленно сообщить, если будут обнаружены какие-либо свидетельства, позволяющие опознать личность погибшего.

Дав распоряжение опросить жителей соседних квартир, я снял показания с лиц, сообщивших о происшествии: Дорис Кокер, Теда и Люси Мелтон и Ребекки Роуз Чемберлен. Все эти свидетели проживают по вышеуказанному адресу и в момент, когда увидели падающее тело, парковали свои машины. Никто не смог определить, с какого этажа произошло падение. Никто лично не был знаком с жертвой (показания прилагаются).

Подразделение по обследованию места преступления обратило мое внимание на бумажник, найденный на трупе. В нем содержалось водительское удостоверение на имя Фрэнка Гордона, проживающего по данному адресу, квартира 1888. Описание соответствовало приметам жертвы. Лицо погибшего рассмотреть не представляется возможным.

Получив данную информацию, я запросил ордер на обыск означенной квартиры, подразделение по обследованию места преступления продолжило работу, собирая улики, делая схемы с расчетом траектории и прочесывая территорию. В 20.15 на место происшествия прибыла некая мисс Д. Д. Макгил. Она показала, что ездила за покупками в Уотер-Тауэр-Плейс и является невестой Фрэнка Гордона. Она согласилась опознать тело и подтвердила, что это Фрэнк Гордон. Ей была оказана медицинская помощь работниками бригады скорой помощи. Затем я взял с нее показания на предмет привычек мистера Гордона, физического и психического здоровья в последние дни, а также личных или рабочих обстоятельств, которые могли повлечь внезапную смерть. Она сообщила, что не знает о наличии у него врагов, что он пребывал в прекрасном настроении, и что вскоре они собирались пожениться. Мисс Макгил решительно отвергла возможность самоубийства. Ею был составлен список родственников и знакомых покойного (показания прилагаются).

Затем, в 20.28, я попросил мисс Макгил открыть дверь квартиры 1888 своим ключом. Следов насильственного проникновения не выявлено. Я вошел один и осмотрел жилище. Ни в одной из комнат не обнаружено признаков беспорядка. Стеклянные двери на балкон оказались открыты. Следов борьбы на балконе нет. Явных следов и отметок на балюстраде балкона нет. Предсмертная записка не обнаружена.

Мисс Макгил было предложено зайти в квартиру, поскольку ей хорошо было известно расположение вещей и она могла указать на пропажу чего-либо. По ее словам, все оказалось цело и на обычных местах.

Далее я дал распоряжение подразделению по обследованию места преступления сделать фотографии квартиры и балкона, после чего снять отпечатки пальцев и произвести тщательные розыски предсмертной записки (рапорт прилагается).

Я сопроводил тело в офис коронера и встретился с патологоанатомом, мистером Брайаном Пайнсом (рапорт прилагается)».

Какое-то мокрое пятно расплылось по рапорту. Я поняла, что это слеза, сбежавшая по моей щеке. Я вытерла лицо и внимательно прочитала показания свидетелей. Потом извлекла двенадцатистраничный рапорт подразделения по обследованию места преступления, подготовленный дознавателем Кассерли. В нем перечислялись все, вплоть до мелочей, улики и отпечатки пальцев, переданные в криминалистическую лабораторию.

Рапорт из лаборатории прилагался. Я прошлась по всем уликам, прочитав результаты обследования. Большинство выводов формулировалось слишком научно, чтобы их уразуметь. Некоторые, впрочем, звучали ясно, как информация по пунктам 06–05–0113-М2 и 06–05–0113-M3, где указывалось, что под ногтями Фрэнка «не обнаружено посторонних материалов».

Мне вспомнилось, что именно это стало решающим доказательством, на основании которого коронер вынес решение о самоубийстве. Это и заявление Кена. Порывшись в бумагах, я нашла его свидетельские показания и снова испытала боль от того, что он сказал. Или подразумевал.

Кен утверждал, что Фрэнк неоднократно говорил о своем нежелании жениться на мне. Фрэнк, по его словам, выражал опасения стать импотентом по причине рака простаты. По Кену, его брат был подавлен и собирался разорвать помолвку, но не знал как. Кен был убежден, что самоубийство показалось для Фрэнка выходом.

Полиция, коронер, газеты, коллеги Фрэнка из университета — все поверили ему. Все, кроме меня. Мы с женихом были слишком близки, слишком счастливы. Да, у него был рак простаты, но я порекомендовала копам проконсультироваться с лечащим врачом Фрэнка. Доктор давал гарантию излечения, о чем и сообщил следствию. Но полицейские настаивали, что вопреки хорошим прогнозам многие мужчины часто испытывают иррациональный страх перед импотенцией. Еще копы раздули целую историю из нежелания Фрэнка оплачивать счета за лечение из медицинской страховки. Я пояснила, что Фрэнк был человеком скрытным и не желал сообщать коллегам о своей болезни. По мне, именно это упорное стремление жениха оберегать свою частную жизнь являлось сильнейшим доводом не верить, что он способен был сигануть с балкона и разбиться в лепешку перед глазами у всех, включая меня. Иногда меня смущало, почему Фрэнк доверился Кену. Они никогда не были близки. Теперь сомнение проснулось с новой силой. Предсмертной записки так и не нашли, а я никогда не поверю, что Фрэнк мог уйти из жизни, не попрощавшись со мной. На что копы с умным видом возразили, что именно так и поступают любящие люди в подобных случаях.

Я развязала ленту, скрепляющую сделанные на месте происшествия фотографии. Один из снимков, с одиноким ботинком, лежащим на мостовой, снова вызвал у меня поток слез.

Собрав разбитые часы, связку ключей, расческу, бумажник и носовой платок, я сунула их обратно в конверт. Кольца среди вещей не оказалось. Я обыскала пол, перерыла все, но так и не нашла печатки. Начав все сначала, я перебрала все бумажки, все предметы вплоть до скрепки, но без толку. Родовое кольцо, завещанное Фрэнку отцом, очень много для него значило, и он никогда его не снимал. Но оно пропало.

Внимательно перечитала составленную полицейскими опись личных предметов покойного. Кольца в ней не числилось.

Чертовы копы! Кто-то из них стащил кольцо! Я отшвырнула опись.

В ярости я снова стала рассматривать фотографии, на этот раз обращая особое внимание на руки Фрэнка. Крупная печатка с внушительным черным прямоугольным камнем должна быть видна, но ни на пальцах, ни на земле ее не было. Если кольца не было с Фрэнком, то полицейские не могли его украсть. Но он никогда не снимал свою реликвию. Так куда же она тогда делась? В квартире ее не обнаружили, я сама смотрела. Где же она? Кольцо на руке Кена выглядело точь-в-точь как принадлежавшее Фрэнку. Но Фрэнк говорил, что его кольцо единственное и передается со времен прапрадеда старшему наследнику по мужской линии.

Какое-то нехорошее чувство зародилось у меня внутри, но ясности не прибавилось. Прибавилось вопросов.