Том не смог помочь напрямую, зато укрепил меня в намерении первым делом нанести визит в Сити-Колледж. Путь мой лежал на север, по трассе «Кеннеди» к аэропорту О'Хара, названному в честь Батча О'Хары, прославленного морского летчика Второй мировой, который также являлся сыном адвоката Ала Капона. Неприглядные факты истории Чикаго выпирают здесь и там, хотя отцы города делают все возможное, чтобы заретушировать их.
Час пик в Чикаго начинается рано, но движение на выезд затруднено не было, так что до колледжского кампуса я добралась довольно быстро. Кампус располагается на северо-западной окраине мегаполиса, там где раньше находилась клиника Даннинга для умалишенных. Народ до сих пор рассказывает истории о некоторых пациентах Даннинга, вроде Человека-волка. В полнолуние этот малый перепрыгивал восьмифутовый забор с заостренными кольями, пробирался на муниципальное кладбище Олайв и выл как волк. Была там еще женщина, пытавшаяся перелезть через тот самый забор, но напоровшаяся на острие. Когда клинику закрыли, ее здание пустили на слом, и в девяностых на его месте построили студенческий кампус — шестиэтажное сооружение из стекла и хрома в окружении акров асфальта и похожего формой на почку пруда. Зловещих, увитых плющом стен ограды не наблюдалось.
Ближайшую стоянку украшала табличка «Только для преподавателей». Я юркнула на нее, закрыла машину и направилась к центральному входу.
Я старалась держаться подальше от мира науки со времен смерти Фрэнка и той травли, которой его коллеги подвергли мои исследования по семнадцатому веку. Слишком много я нажила врагов и вытерпела боли. Отбросив тяжелые воспоминания, я распахнула дверь.
В раскаленном холле пахло, как от взопревшей спортивной одежды. Не требовалось сложной дедукции, чтобы догадаться о том, что система кондиционирования вышла из строя в самый неподходящий момент.
В административном офисе никого не было. Я побродила по лабиринту коридоров в поисках кабинета Дэвида и наконец нашла на пятом этаже кафедру английского. Все смахивающие на преподавателей присутствующие или деловито беседовали со студентами, или разговаривали по телефону. Заметив одинокую даму в небольшом офисе, я постучала в дверь с табличкой «Мс Джефферс/ Мр Корд».
Женщина оторвалась от своих бумаг.
— Входите.
— Это вы миссис Джефферс?
— Мисс Джефферс, — поправила она меня низким голосом. — Это действительно я.
Она была крупная, со стрижеными рыжеватыми волосами, очень белой кожей и без макияжа, если не считать вызывающе красной губной помады. Одета мисс Джефферс была в скверно сидящие джинсы и строгую рубашку, а акцент выдавал уроженку Восточного Побережья.
— Меня зовут Ди Ди Макгил, я знакомая Дэвида Барнса. Было бы просто замечательно, если у вас нашлась пара минуток на разговор со мной.
— Я уже потратила вагон времени на разговоры с этими тупыми копами.
— Мы с Дэвидом учились вместе в магистратуре. Это я нашла его труп.
— Ах, да! Мне попадалось ваше имя в утренней газете.
Она подставила мне кресло и сдвинула в сторону кучу бумаг на своем столе.
— Ну-ка, сейчас избавимся от этого хлама.
— Простите, что помешала.
Мисс Джефферс улыбнулась едва заметно.
— Для моего здоровья полезно отдохнуть иногда от этих осточертевших экзаменационных тестов. Вы даже не представляете, как это утомительно! Нынешние дети не читают классику, они не знают, сочинял ли Шекспир в том же веке, что Уитмен или Уолт Дисней. Единственное, что гнездится в их маленьких серых клеточках, это спорт и развлекательные программы. Все эти маленькие хулиганы-мальчишки думают только о том, как залезть в трусики к девочкам, а девочки…
Помрачнев, она горько вздохнула.
Мне вспомнились данные недавнего опроса среди молодежи от восемнадцати до двадцати лет. Только тридцать два процента смогли поместить американскую Гражданскую войну в правильную половину столетия. Я указала на кипу тестов.
— Мои соболезнования. Сама я, боюсь, закончила бы физической расправой с мелкими негодяями.
— Значит, вы пришли поговорить о Дэвиде, — проговорила моя собеседница, поместив на нос пару старомодных очков и пристально разглядывая меня. — Как получилось, что вы нашли его тело?
— Разговаривала с ним по телефону, когда услышала выстрелы, и опрометью кинулась к нему на квартиру. Мыс Дэвидом не виделись сто лет, а позавчера встретились в Чикаго. И мне хотелось бы узнать, как складывалась его жизнь последнее время.
Выражение лица мисс Джефферс смягчилось.
— Похоже, мы все заводим в школе хороших друзей, а потом теряем их, когда сталкиваемся с реальным миром.
Мы сидели в крохотной каморке, зажатые между двумя столами и двумя креслами. Спертый воздух и исходивший от Джефферс густой аромат «Уайт Линен» вызвали у меня приступ клаустрофобии.
— Вам плохо? — спросила она, схватив меня за руку.
— Очень жарко, и такое чувство, что сами стены давят.
— Да, тут немного тесновато.
— А что стряслось с системой кондиционирования? — поинтересовалась я. — Здание-то вроде не старое.
— До строительства этого кампуса мы обитали в вагончиках, поэтому даже без кондиционера здесь лучше, чем было в них тогда. Кстати, меня зовут Дороти. Кока-колы не хотите?
Я отказалась. Она быстро вернулась с бутылкой нормальной колы.
— После всех этих испытаний со студентами мне требуется дополнительный сахар, — пояснила Дороти. Потом, помолчав немного, продолжила: — Бедняга Дэвид, мне так жаль! Бет всегда говорила, что он лучший из нас. Дэвид явно выдавался из ряда вон.
— Так же было и в магистратуре, — кивнула я, размышляя, не та ли самая эта «Бет», про которую упоминали в газетах.
— Он был не просто одаренным, но и по-настоящему интеллигентным человеком. Более того, остроумным. И бегал за всем, что носит юбку. Главным его грехом являлось отсутствие такта. Остальные преподаватели с кафедры отбывают тут пожизненное, но Дэвид умел вертеться и получить, что хочет.
— Пожизненное?
— Мы готовы тут сидеть, пока не унесут на носилках. — Она рассмеялась в нос. — Но только не Дэвид. Он просто никогда не воспринимал преподавание всерьез и благодаря этой очаровательной непочтительности мог затевать дела, которые никому и в голову не придут.
— Кто из коллег по кафедре был ему наиболее близок?
— Мартин Суини помогал ему готовить презентации про Хемингуэя, — Дороти фыркнула. — Дэвид величал их балаганными представлениями.
Я прикусила губу. Узнай моя собеседница, что я видела спектакль, она, возможно, не озвучит свою точку зрения.
— Называлась эта затея «Настоящий Хемингуэй», — продолжала она. — Дэвид считал, что люди не желают читать Хемингуэя, их интересуют его личная жизнь и охотничьи приключения. К несчастью для цивилизации Запада, он совершенно прав. С его подачи Мартин отрастил бороду, стал одеваться и двигаться как Хемингуэй. Трюк удался: Мартин с тех пор так и не выходит из образа. Говорит всем, чтобы называли его «Папа».
— Как думаете, он согласится поговорить со мной?
— Ему нравится говорить о Хемингуэе, но смерть Дэвида стала для него тяжелым ударом. Мы с ним разговаривали сегодня утром, и он сказал, что, наверное, не сможет в одиночку завершить намеченный ими тур представлений.
— Слышали вы о том, что Дэвид нашел утраченные рукописи Хемингуэя?
— О, все слышали, только не особенно верят, — ответила Дороти. — Мне лично кажется, это слишком раздуто. Я занимаюсь Женской наукой, и Хемингуэя не читала со школьной скамьи. Как понимаете, меня трудно причислить к поклонницам его творчества: весь этот мачизм, да и в женщинах он мало чего понимал.
Я не согласилась с ней — леди Бретт из «И восходит солнце» мне нравилась. Но свое мнение сохранила при себе.
— Впрочем, не в нашем кругу открытие вполне могли счесть значительным, и у Дэвида был шанс прославиться, — заявила мисс Джефферс.
— Но почему он не поделился таким выдающимся известием с коллегами? — спросила я.
Дороти громко рассмеялась.
— Вы, видно, никогда не имели дела с бюрократией. Наша администрация продолжает воевать с Дэвидом за рукописи даже после его смерти.
— Вы считаете рукописи настоящими? — спросила я. — И если Дэвид с Мартином так хорошо ладили, то почему Мартин не согласился с Дэвидом, считавшим находку подлинной?
— Мы все удивляемся. Спросите его самого. Мартин взял на себя классы Дэвида до конца семестра, так что должен быть где-то поблизости.
Я не сказала, да и не собиралась говорить Дороти, что работаю на страховую компанию, поэтому сменила тему.
— Как думаете, после аукциона и всего прочего, Дэвид остался бы здесь преподавателем?
— Кто знает? Бет думает, что да.
— А на кафедре все хорошо относились к Дэвиду?
— Тот же самый вопрос мне вчера весь день задавали полицейские. Вы точно не из них?
— Точно. Просто хочу узнать побольше о Дэвиде.
— Ну ладно, — промолвила Дороти после паузы. — Он не ладил с Большим Биллом. Вам известно, наверное, про выдвинутое против Дэвида обвинение в сексуальном домогательстве?
Я кивнула.
— Но в курсе ли вы того, как все происходило? В десять утра копы ворвались прямо в аудиторию, заковали Дэвида в наручники на глазах у студентов и уволокли в полицейскую машину. Представляете?
Для Дэвида, которого я знала, это был нокаут. Неудивительно, что он ни словом не обмолвился про этот эпизод тем вечером.
— Звучит ужасно, — сказала я. — Почему копы не могли подождать? А вы верите, что он виновен?
— Думаю, так или иначе Дэвид был виновен в сексуальном домогательстве. Как и большинство других мужчин. И вел он себя, как его кумир, Папа Хемингуэй. Впрочем, в случае с Дэвидом, это скорее женщины вешались ему на шею. Никто на кафедре не поверил студентке, — задумчиво продолжила Дороти, теребя нитку жемчуга на шее. — Этой девушке вечно не хватает мужского внимания. Но стоило ей пожаловаться, как администрация тут же приняла меры.
— Полагаете, Дэвид выиграл бы дело?
Она встала и обогнула два маленьких стола.
— Бет боролась за него. Мы все старались отстоять Дэвида, но администрация плевать хотела на наше мнение. Как будто я стала бы вон из кожи лезть, защищая человека, которого считаю виновным. Администрация развернула в отношении Дэвида охоту на ведьм, и он решил дать сдачи. Полагаю, его целью было кресло заведующего кафедрой. Бет побуждала его к этому, я поддерживала. Вы встречались с нашим нынешним начальником, Биллом Батлером?
— Нет.
— Все зовут его Большой Билл, — фыркнула Дороти. — Честно говоря, он всех достал — одевается и ведет себя как ковбой, только что прибывший в город.
— Насколько понимаю, Билл не лучший из людей?
— Он амбициозен и умен. Стелется перед администрацией дело не по делу: увеличение классов, рост бумажной работы, стандартизированные тексты — вам ли не знать, как изматывает вся эта чепуха преподавателей. Тут постоянно все бурлит. Поверьте, даже Борджиа могли бы поучиться интригам у нашего колледжа. Достаточно сказать, что планы Большого Билла и преподавательского корпуса не пересекаются ни в одной точке.
— Как вы с Бет оценивали шансы Дэвида на победу?
Дороти Джефферс раза три или четыре упомянула имя «Бет», и мне хотелось хоть что-то вызнать про нее.
— В голову Бет я не заглядывала, лучше спросите ее сами. Мне его шансы казались весомыми. Из него вышел бы хороший завкафедрой, который навел бы здесь порядок. Но это дело с сексуальным домогательством воистину подкосило его. Неожиданно некоторые из молодых преподавательниц переметнулись на сторону Большого Билла. Большинство из нас осталось с Дэвидом, включая Бет. Совсем не понимаю тех девчонок — какая глупость с их стороны довериться Большому Биллу! Любому умному человеку ясно, что он кого хочешь обведет вокруг пальца.
Дороти тяжело вздохнула.
— Лично я надеялась, что Дэвид славно отплатит всей этой шайке за такое обращение. Но теперь его нет, и мы обречены терпеть этого фигляра, — горько подытожила она.
— Вы несколько раз упомянули про Бет. Это та самая Бет Мойерс про которую писали сегодня в газетах?
— Да. Они с Дэвидом были… э-э… большими друзьями.
— Любовниками, хотите сказать?
— Этого я не говорила.
Мисс Джефферс стала волноваться, и меня порадовала неожиданная помеха, в виде шума, раздавшегося в коридоре.
Дороти открыла дверь. В коридоре стоял крупный мужчина в желто-коричневом костюме и ковбойских сапогах и обнимал за талию миловидную девушку. Та рыдала.
— Тебе не стоит винить себя, — мягко увещевал ее мужчина. — Ты тут ни при чем.
— Могу я чем-нибудь помочь? — спросила Дороти. — Может, стакан воды?
«Ковбойский сапог» отвел взор от девушки, только-только заметив нас. Волосы его были собраны в длинный конский хвост, перехваченный неприглядным шнурком с серебряными кончиками. Он неуютно поежился, а девица продолжала рыдать у него на плече.
— Нет, все в порядке, Дотти. Спасибо, — прогундосил мужчина и быстро повел подопечную по коридору.
При имени «Дотти» моя новая знакомая скривилась.
— Так это и есть… — начала я.
— Наш заведующий кафедрой.
— Такого трудно не заметить, — кивнула я.
— Я вам сказала, что он жулик, и не пошутила, — она нагнулась ко мне и зашептала: — Я навела справки. Прежде всего, Билл вовсе не из штата Одинокой Звезды. Может, даже и не был там никогда. Родился в Бруклине, первый в своем выпуске Нью-Йоркского университета. Акцент и прикид приобрел позже.
— Что за шарада? — спросила я, изыскивая способ вернуться к теме Дэвида и Бет, но не показаться невежливой.
— Хороший вопрос. Он выбрал себе такой образ, чтобы выделиться из толпы. И стоило ему превратиться в Большого Билла, как карьера сразу пошла на взлет. Извращение. Лично я думаю, он немного чокнутый.
Мне вспомнился выпускник Гарварда, который выдавал себя за уличного бродягу, чтобы провести выборы в одном из районов Чикаго. Возможно, среди ученых такое поведение распространено шире, чем подозревает Дороти.
— А что это за девушка?
— Дебби Мейджорс, та самая студентка, которая выдвинула обвинение против Дэвида. Интересно, что там стряслось?
— Тебе интересно, что там стряслось? — раздался скрипучий голос прямо у нас за спиной.
— Ах, Бетте, — воскликнула, оборачиваясь, Дороти Джефферс. — Ты меня напугала. Это мисс Макгил, старая подруга Дэвида.
— Привет, меня зовут Бетте Абрамович, — громко сообщила пришедшая, стиснув мою ладонь словно стальными клещами. — Мы очень сожалеем о смерти Дэвида. Я ищу Бет, — продолжила она, обращаясь к Дороти.
— Бет? Сегодня все ее ищут. Но я не видела Бет.
Дороти повернулась ко мне.
— Бетте из администрации колледжа. Ей очень не хотелось, чтобы Дэвид стал заведующим кафедрой, так ведь, Бетте?
— К чему ворошить прошлое? Его нет, и вопрос закрыт. Но не стану отрицать, я пыталась разубедить Дэвида. Эти обвинения в домогательстве прилипают к человеку, даже если ты невиновен. А в случае и с Дэвидом разве поверишь в полную невиновность?
Бетте извлекла из сумочки бумажный платок и вытерла взмокший лоб.
— Но Дэвид не намерен был отказываться, — продолжила она, бросая платок в мусорную корзину рядом со столом Дороти. — На прошлой неделе он звонит мне и говорит: я знаю, мол, что Большой Билл не из Техаса и сообщу об этом всем.
— Неужели колледж не в силах поднять свидетельство о рождении Большого Билла и его диплом? — спросила я.
— Ну, — замялась Бетте. — У нас сейчас новая политика, все тщательно проверяется. Кстати, мы выяснили, что он солгал, заполняя заявление о приеме на работу.
С точки зрения статистики Большой Билл принадлежал к большинству. Свыше семидесяти двух процентов соискателей указывают о себе неверные сведения, и как правило, это сходит с рук. Мне не показалось разумным обсуждать проблемы статистики с Бетте и Дороти. Вместо этого я спросила, насколько серьезным проступком считается указание ложных данных.
— Думаю, если бы Дэвид уличил Большого Билла в подлоге, песенка последнего была бы спета, — заявила Бетте. — Нет способа причинить себе больший вред, чем соврать о своей биографии в академическом мире. Уверена, что на выборах, вопреки этому делу о домогательстве, победил бы Дэвид.
Скорее всего, она права. Трудно представить, что человека можно шантажировать фактом происхождения не из Техаса. Но если этот человек подделал университетские документы, его карьера смоется в унитаз за считанные мгновения.
— Вспомните, что случилось с лауреатом Пулитцеровской премии, профессором истории из колледжа Маунт-Холиок, — вмешалась Дороти. — Не вспомню его имени. Хоть он и извинился за то, что солгал про свое участие войне во Вьетнаме, его на год отстранили от преподавания без зарплаты и лишили с таким трудом выслуженной кафедры.
Я поделилась с Бетте, что мы с Дороти обсуждали пропавшие рассказы Хемингуэя. Та согласилась с коллегой, что вытекающие отсюда изыскания могли помочь звезде Дэвида взойти на небосклон науки.
— Чего никак не пойму, так это почему Дэвид никогда не говорил нам, что ему прислали эти рукописи, — развела руками Абрамович. — Поднялась бы большая шумиха, и находку взяли под защиту. Теперь, даже если она по праву принадлежит нам, это придется доказывать в суде.
— А с какой стати колледж претендует на собственность? — поинтересовалась я.
— Адвокат выяснил, что посылка пришла на наш адрес, — пояснила Бетте. — Что ясно показывает: кто бы ни являлся отправителем, Дэвида он знал только в связи с работой в колледже. Это как с изыскательскими проектами в промышленности: пока специалист работает на нас, плоды его труда принадлежат нам. Это четко оговорено законом. Это дело выиграем мы, без сомнения.
— До работы в администрации Бетте преподавала договорное право, — вставила Дороти.
— Как думаете, насколько хорошо Дебби Мейджорс знает Большого Билла? — задала я вопрос.
Бетте закусила губу.
— Не имею понятия. Никогда не замечала ничего необычного. Ну ладно, продолжу искать Бет.
Не попрощавшись, она резко повернулась и выбежала в коридор.
— Как вам кажется, — спросила Дороти, — колледж действительно может заполучить рукописи Хемингуэя, раз Дэвид…
— Мы говорили о Бет, — прервала ее я. — Мне бы хотелось поговорить с ней.
— Ее кабинет дальше по коридору. Номер сто двадцать пять. Но Бетте утверждает, что не застала ее на месте.
Мисс Джефферс посмотрела на часы.
— Ой, мне надо идти в класс.
Собрав со стола бумаги, она запихнула их в пузатый, уже переполненный портфель.
— А не подскажете расписание занятий Бет или где можно оставить для нее записку? — спросила я, пока Дороти извлекала из нижнего ящика стола свою сумочку.
— Увы, нет, — она задвинула ящик. — Уточните в администрации. Мне пора.
Выставив меня из каморки, мисс Джефферс заперла дверь и быстро зашагала по коридору.