Бек

Я склонился над губами Моники в шаге от поцелуя. Телефонный звонок я проигнорировал, потому что… ну, я был занят Моникой. А вот стуком в дверь, сопровождаемым голосом Лайлы, так легко не пренебречь.

— Бек, ты дома? У меня довольно срочное дело.

Как только я отстранился, Моника возмутилась.

— Ты издеваешься?

Издеваюсь? Блин, справедливо с ее стороны, но что я должен был делать? Держать Лайлу на пороге? Для нее «довольно срочным делом» могла быть четверка по предмету или спасение котенка, или на нее напали. Она действительно говорила одинаково в подобных ситуациях, и это было нормально.

— Дай мне только секунду.

Моника схватила меня за рубашку и провела языком по моему подбородку. Уверен, она думала, что это было сексуально, но у меня было ощущение, будто меня облизал лабрадор.

— Не заставляй меня ждать.

Меня обдало столь необходимым холодным воздухом, как только я открыл дверь. Лайла, обнимая себя, стояла в дверях. Она была без пальто, в рубашке с длинными рукавами и в одном из ее разноцветных шарфов.

— Эй, я типа занят, — сказал я. — Мы можем…

Я замер, увидев залитое слезами лицо.

— Что случилось? Кто тебя обидел?

Она покачала головой и выдохнула облако пара.

— Не физически, во всяком случае.

Я перевел взгляд с нее на Монику в одном лифчике и джинсах. Блин, она разозлится. Лайла заглянула внутрь, и ее глаза округлились.

— Ты, очевидно, занят. Я так и знала. Ничего страшного, честно. Увидимся завтра в кино. Ладно?

Она развернулась, чтобы уйти, и я наклонился и схватил ее за руку.

— Заходи.

Теперь я уж точно не сосредоточусь. Всего несколько минут, и я бы вернулся к Монике, но потом я бы всю ночь волновался о Лайле. Так или иначе, я чувствовал за нее ответственность, и, если бы кто-нибудь сделал ей больно, я бы лично отомстил.

Я закрыл за нами дверь и провел рукой по волосам.

— Ух, Моника, мы наверстаем упущенное в следующий раз.

Она с отвращением окинула Лайлу взглядом, на ее мрачном лице читалось «Как ты мог променять меня на нее?», и неожиданно мне стало гораздо легче сказать ей «прощай».

— В твоих мечтах, мудак, — выплюнула она, проходя мимо. Итак, никакой любви я не потерял. Я все-таки проводил ее, хотя мышцы моих бедер горели от сегодняшней встряски, и нужно было преодолеть еще много ступенек, но так я хоть наполовину ощущал себя джентльменом. Когда я вернулся, Лайла подняла взгляд от пятен на диване.

— Забава на неделю?

Я плюхнулся рядом с ней, вздрогнув от того, что зацепил покалеченное чуть ранее место. Чувак думал, что настоящий крепыш, но я отобрал шайбу и забил гол, в итоге — синяк.

— На самом деле, я встретил ее три недели назад, премного благодарен.

— О, перезагрузка. Я впечатлена.

— Слышу осуждение в твоем голосе. Довольно жестоко после того, как ты перекрыла кислород моим яйцам. Полагаю, мне просто придется сделать это с тобой, — я наклонился к ней, открыв рот и высунув язык.

— Фу! — она засмеялась и отмахнулась.

Хорошо. Она уже улыбалась. Грусть на ее лице убивала меня. Однако она быстро вернулась. Если бы это был кто-то другой, я бы убежал подальше, чтобы избежать обсуждения чувств или того, что довело ее до слез. Но Лайла была моей девочкой, и, как я уже сказал, я чувствовал за нее ответственность. Наверное, потому, что общаться с ней всегда было легко — эдакий необходимый перерыв в жизни — и у меня практически не было близких друзей, которые знали меня так же хорошо, как она. Мне это нравилось, и, честно говоря, я не был уверен, как ей удавалось делать все проще.

— Выкладывай.

Она вытерла ладони о бедра, концентрируясь на этом движении.

— Сегодня вечером у меня было свидание. Даже больше, я была шестым колесом на самом жалком из всех вариантов свидания.

— Шестым колесом? — спросил я.

Лайла рассказала мне про подготовку, выпивку, а когда она опустила голову вниз и прошептала о каком-то мудаке, назвавшем ее уродиной и скучной, я стиснул кулаки, желая найти его и показать ему силу их удара.

— Я просто думаю, что не могу вернуться туда, — она вытерла слезы со щек. — Можно я переночую на твоем диване?

— Ты же знаешь, что можно. В любое время.

За последние несколько месяцев я забыл, какой хрупкой она может быть. У нее никогда не было проблем с тем, чтобы высказать мне, что у нее на уме, хоть это и требовало времени, и иногда я волновался, что люди ею пользуются. Никогда бы не подумал, что у кого-то хватит ума быть настолько откровенным.

— Тот парень был неправ, Лайла. Он самый настоящий кретин.

Она размотала шарф и отшвырнула его в сторону. Потом скрутила свои русые волосы в подобие жгута, взяла карандаш со стола и засунула его так, чтобы закрепить его.

— Не думаю, что я прям такая уж уродина, я обычная. И скучная. Все, что я делаю, — это учусь. Так же, как и в средней школе. Я думала, что, когда поступлю в колледж в большом городе, все изменится. В итоге, все остальные изменились, а я все такая же недотепа и зануда, как и всегда. Все эти разговоры о том, что после средней школы станет лучше, все это вранье.

Я даже не знал, с чего начать. Казалось, что здесь так много мин, которые могут взорваться, если я скажу что-то не так.

— Я устала, Бек. Я больше не хочу совершать безопасные поступки просто потому, что я слишком боюсь попробовать что-нибудь еще.

В ее глазах появилась решимость — так же, как когда мы решали сложные уравнения по химии в прошлом семестре, или когда один из наших опытов не получился, и нам нужно было выяснить причину.

— Пришло время изменений. Время дать себе немного воли. Я на втором курсе и до сих пор не сделала ничего, что полагается. Типа напиться до рвоты и забыть остаток ночи.

— Клянусь, ты меня переоцениваешь.

Она посмотрела на меня убийственным взглядом, и я поднял руки.

— Хорошо, хочешь напиться и блевать — я не буду тебя останавливать.

— Но я хочу сделать больше, чем просто напиться.

Лайла нахмурилась, и я практически увидел, как закрутились колесики в ее голове.

— Мне нужно составить список и наметить план.

Я хотел было заметить, что список — не самый лучший способ дать себе волю, но решил, что пусть будет так, как будет. Она наклонилась и посмотрела по сторонам.

— У тебя есть какая-нибудь ручка или карандаш?

— Удивительно, что у меня есть тот, который у тебя в волосах. Если тебе действительно нужно что-то записать, я могу принести ручку из кухни.

— И листок бумаги?

Как будто она когда-нибудь пользовалась одним без другого. Так что вместо кухни я пошел в спальню, схватил практически пустой блокнот и ручку и протянул ей.

Лайла постучала ручкой по губам.

— Думаю, начну с нового внешнего вида. Пусть это будет одно из экстремальных преображений. Это расширит рамки моего сознания, потому что это буду совершенно новая я. Что думаешь? Мне пойдет быть блондинкой? Или брюнеткой? Или, может быть, сделать колорирование? — она приподняла брови, оторвав взгляд от бумаги.

Девушки любили подобные вопросы с подвохом, и я научился осторожничать, когда они спрашивали о подобном.

— Я думаю, что ты прекрасно выглядишь такой, какая есть.

Лайла склонила голову набок и вздохнула.

— Но что ты подумал, когда впервые встретил меня? Можешь быть честным. Уверена, ты был немного разочарован, когда узнал, что твой партнер по химии — это я.

— Ну, да, — сказал я. — Но это потому, что ты была чертовски милая. Я был уверен, что ты тупая, и значит, в конечном итоге, мне пришлось бы делать всю работу самому.

Она закатила глаза, и я улыбнулся, не в силах удержаться, чтобы не добавить:

— Тогда я учуял твой аромат, и твоя кровь пахла так вкусно, я испугался, что убью тебя и съем. Вот почему я был весь такой подавленный и оставил вмятину на столе в первый день.

Лайла засмеялась и оттолкнула мою руку.

— Придурок.

— Я позволил тебе уговорить меня на «Сумерки» в прошлое воскресенье. Явная ошибка.

— Эй, я смотрела ту немую комедию с грубым сортирным юмором. И у нас все еще есть две оставшиеся части «Сумерек». А теперь будь серьезным.

— Ладно. Серьезным.

Я закинул руку на спинку дивана и встретил ее пристальный взгляд.

— Менять свою внешность из-за слов какого-то придурка глупо.

Я не лгал, когда говорил, что она была чертовски милой: у нее была приятная, невинная внешность, и мне всегда это нравилось. Она была уникальна.

— И разве это не идет вразрез с твоими феминистскими ценностями?

Лайла надула губы и нахмурилась.

— Выглядеть лучше не противоречит феминизму. И я меняюсь не для него. Я меняюсь для себя, — она прижала руку к груди. — Я хочу попробовать что-то новое. В школе я была паинькой. Идеальная девушка с идеальными оценками. Такой, какой меня хотели видеть родители, чтобы я могла попасть в хороший колледж. Но теперь я, наконец, здесь, и не хочу быть лапочкой. Я хочу быть сексуальной девушкой. Я хочу стать смелее. Делать что-то совершенно безумное. Может быть, даже опасное.

Блеск в ее глазах определенно был опасен, и в моей голове зазвучали тревожные колокольчики.

— Я не хочу потом оглядываться назад и жалеть о том, что не сделала этого, — сказала она, ее голос звучал тверже и громче, чем обычно. — И если я не изменю все в этом семестре, когда предметы пока не стали сложнее, и я не засела за учебники, полностью подтверждая ярлык «скучная», то потом это будет еще труднее сделать.

Лайла прикусила нижнюю губу, снова став ранимой.

— Но, должна отметить, что это совершенно за пределами моего понимания. Для того, чтобы это сделать, мне нужна твоя помощь.

Я посмотрел в ее карие глаза, полные надежды и решимости, и мое сердце взволнованно забилось. Однажды мы стали партнерами по лабораторной, а потом до того, как я осознал, она уговорила меня смотреть мыльные оперы. Она выглядела безобидно в этом своем стиле хиппи и с ручкой или карандашом, которыми всегда закалывала волосы.

— Пожалуйста, — добавила она, сложив руки в молитве.

Если она действительно этого хочет, конечно, я помогу ей в этом. В конце концов, для чего, как не для подобных случаев, нужны друзья?