— То есть зомби — это как бы первая стадия. Это частично отформатированный человек, всякая социальная шелуха наподобие учтивости, вежливости, заботы и прочего слетает, а ненависть, злоба и базовые инстинкты остаются, — рассказывал Ллоуль, то и дело потирая перевязанное запястье — Берта знатно вцепилась в него, когда мы явились за телом ее хозяина. Мне с трудом удалось успокоить яростно ревущую овчарку, худо-бедно признававшую в моем лице если не друга Хельмута, то хотя бы его напарника и знакомого. Ллоуль же для нее оставался чужаком, и его Берта не принимала.

Сейчас собака стояла рядом, вместе с то и дело морщащимся от боли Ллоулем наблюдая за тем, как я орудую лопатой и обливаюсь потом, несмотря на опускающуюся ночную прохладу. Да-да, вот и мне досталась роль могильщика. Сам Ллоуль помогать отказался, сославшись на поврежденную руку. Да, я и не особо настаивал. Ему ведь почти семьдесят, хоть и выглядит на сорок с небольшим. Во всяком случае, Ллоуль назвал именно такой возраст, а вот лгал он или нет, я судить не берусь.

— Базовые инстинкты? А как же размножение? — недоверчиво спросил я, повернув голову вбок и глядя на рассказчика.

— Период длился слишком недолго, — парировал тот. — А так, задержись инфицированные в таком состоянии чуть дольше — да, начали бы и размножаться, как только утрясли бы все первичные вопросы наподобие сфер влияния, прокорма и прочего… Ты, и вообще заметили, что уже на этой самой первой стадии «расчеловеченные» зомби куда активнее и подвижнее обычных людей. Так вот, это — высвобождение энергии, ранее затрачиваемой на интеллектуальное времяпрепровождение и соблюдение какого-никакого морального облика. После этого началась стадия под номером два — организация. Зараженных моим оружием людей потянуло друг к другу — запустилась основная программа и начала пробиваться сквозь кровавый туман в воспаленном от чужеродной химии мозге. А дальше наступила полная деформация личности. Вчерашние жители планеты Земля стали пустыми сосудами с гладкими стенками, по которым мощной струей ударила Энергия.

— Ты как будто цитируешь не слишком удачную смесь ужастика с очередным эзотерическим откровением, — мне, запыхавшемуся, с трудом хватило воздуха на эту фразу, так что последние два слога прозвучали едва слышно.

Я вылез из ямы и оценивающе задержал взгляд на результате своей работы. Копал крепко, не жалея сил, руки и спина заныли, но Ллоуль успокаивал, приговаривая, что его чудо-отвар сработает лучше, если я погоняю кровь по организму. Лучше б я, конечно, пошел на пробежку, но ведь кому-то и могилу рыть надо. Кто, если не я? Александра Сергеевича беспокоить не будем.

— А чего это ты над эзотерикой смеешься? — с искренним недоумением спросил Ллоуль.

С ответом пришлось подождать. «Топливо» в дешевой зажигалке почти иссякло, и я прикурил сигарету с десятой попытки.

— Не то, чтобы смеюсь, но…

— Вы просто привыкли заблуждаться, — с нетерпением и даже раздражением заявил Ллоуль, поморщился, будто вспомнив что-то особенно гадкое, и продолжил. — Все дело в том, что вы утратили многие знания, дававшие вам, по сути, куда больше, чем тот же технический прогресс. Думаешь, пирамиды инопланетяне построили? Какой там! Такие же гуманоиды, как мы с тобой. Вот ты, наверное, уже устал от меня выслушивать дифирамбы в адрес моего мира — мол, и трава у нас зеленее, и небо голубее, и так далее. Но ведь так и есть, и причиной тому лишь одно — в нашем временном потоке все быстро поняли, что лучше всего жить в гармонии с окружающей средой, а не заниматься ее покорением, не затрачивать кучу сил, времени и здоровья на сомнительное мероприятие с крайне сомнительным же результатом.

— Этакий всеобщий вегетарианский рай, где нет судов, прокуроров, полиции, армии, где детей воспитывает община, где нет денег и частной собственности… Да-да, знакомо, — с неприкрытым скептицизмом говорил я. — Все это я читал в одной книге, хотя, вру, не в одной… Погоди, а твоя планета не Ка-Пэкс ли называется?

— Все паясничаешь, — Ллоуль все равно излучал доброту, поднимая этим во мне кипящую волну раздражения. — А зря. Я все же завершу мой рассказ, тебе он все равно интересен — я вижу. И не спорь, а слушай. В будущем тебе эти слова могут очень пригодиться, особенно если ты окажешься в сложной ситуации. Энергию не нужно копить и вырабатывать — это еще одно заблуждение увлеченного техногенными забавами человека. Энергия лежит в основе всего, и она находится в постоянном движении. Все, что требуется — это позволить ей проходить через себя, выбирая необходимое под свои нужды, и только-то. Энергия попадает в объект и выходит из него в том виде, в каком этому объекту необходимо. В тебе энергия течет тоненьким ручейком, как мутная вода по никогда не чищенным трубам в канализации. Она течет еле-еле. Не переживай, ты такой не один. Мои слова касаются почти всех жителей всех континентов. Ну, сколько ж можно курить?

Я прикурил вторую сигарету от первой и затянулся. Наркоман я, признаю. Пачка сигарет важнее всего, и никотином лично я всегда запасался в первую очередь, лишь затем обращая внимание на еду и воду. Лучше быть голодным и пересыхать от жажды, чем скрипеть зубами без сигарет. Какой кошмар, да? Надеюсь, мой пример станет показательным для тех, кто не страдает от рабской зависимости и предостережет их от попадания в ловушку.

— Твоими стараниями я пережил такое, что и в страшном сне не приснится. Так что не суди, да не судим будешь.

— А представь, что я не создал бы зомби? Что бы ваши хваленые армии делали? Стреляли бы по всем этим бедным, в сущности, животным, не зная еще, что за ними идет что-то пострашнее. А вообще-то… Может быть, что волна кромешной темноты, предваряющая переход Пожирателя из одной параллели в другую, привела бы к обмену ядерными ударами и волне самоубийств. А потом, несколько часов спустя, уцелевшие увидели бы дергающийся в затухающих конвульсиях мир и удивились.

— Кстати, насчет ядерных ударов — американцы?

— Да, — просто кивнул Ллоуль. — Мой просчет, я честно не думал, что их командиры всерьез на это пойдут. В любом случае, влияние военных в конечном счете оказалось ограниченным. Мне пришлось оторвать несколько групп подопечных от настройки и бросить их на засевшую в бункерах элиту. Все погибли. Целей достигло лишь несколько боезарядов. Если не изменяет память, шесть или семь, остальные были сбиты, еще до моего вмешательства. В глобальном масштабе, сам понимаешь, такое подобно соринке. Но местность возле взрывов, конечно, загажена на годы вперед.

— Но почему такой кровожадный способ, почему? Нельзя было попробовать договориться с правительствами? Объединить ученых? Придумать что-то?

— Ни в коем разе. Слушай, пока ты не прикурил третью — давай закончим и поговорим спокойно.

— Да, ты прав, — проговорил я, выбросил бычок в траву и взялся за ту часть большого холщового свертка, где были ноги. Ллоулю ничего не оставалось, как брать Хельмута за плечи.

Мы аккуратно уложили его в яму, хоть в последний момент ноша выскользнула из моих рук, и ноги глухо брякнули о сырую землю. Берта чуть дернулась, но смолчала. Только сидела, не отводя глаз от пахнувшего холодом провала могилы, и тяжело дышала.

Стоило мне бросить первую горсть земли, как собака внезапно кинулась на меня. Я старался наблюдать за Бертой в течение всего процесса погребения, памятуя, как она обошлась с Ллоулем, и не терял внимания ни на секунду, но моя реакция не шла ни в какое сравнение с реакцией овчарки. Некогда грозный хищник, прирученный и откормленный человеком и изможденный старостью, на несколько уровней опережал любого человека в скорости и мощи.

Удар сбил меня с ног, и я приготовился к худшему, молясь лишь о том, чтобы успеть прижать подбородок к груди. Но Берта и не думала атаковать. Не глядя назад, она убежала куда-то в заросли кустарника и скрылась. Скрылась на территории прыгучего зверя, уже успевшего сегодня вкусить чьей-то плоти.

— Отдохни-ка, — бросил Ллоуль, взял из моих рук лопату и сам принялся закапывать могилу. Рука его, кажется, больше не беспокоила.

Я сел, ожидая, пока уймется заскакавшее сердце.

— Берту ведь там сожрут.

— Не факт. В любом случае, мы здесь ничего поделать не можем. Собаки, знаешь ли, тоже временами нуждаются в одиночестве.

— Не знаю, сомневаюсь… Кстати, а почему ты велел мне не бояться? Почему монстры обходят твой дом?

— Экспериментальный состав, распылил накануне вашего приезда. Пока вроде работает.

— Любишь ты всякую гадость в воздух выпускать, — я все еще пытался относиться к Ллоулю так, как нужно относиться к убийце всего человечества.

— Не люблю, ой как не люблю. Но, возвращаясь к твоему вопросу, шансов с кем-то договориться не было ни малейших. Американцы бы немедленно пустились меня исследовать, русские могли бы убить или, в лучшем случае, упрятать в психушку и сгноить там. А китайцы, с их-то фантазией… Нет, лучше не буду. Словом, сотрудничество с людьми отпадало. Даже с учеными, их ведь тоже контролируют всевозможные организации, а задействовать для операции независимых, читай бедных, ученых смысла нет. Да и, сказать честно, ваши технологии не позволяют создать оружие против Пожирателя. А вот вы сами прекрасно этим оружием можете быть.

Развитой разум предполагает хорошую пропускную способность энергии — куда лучше, чем у любого млекопитающего или, тем более, рыбы или ящерицы. Да и численность человечества позволяла работать с большим запасом. Мне ведь, по сути, хватило бы и трехсот миллионов. Но я сразу закладывал в план огромные потери. Так что сейчас по всему миру разбросано не менее семисот миллионов полностью послушных мне единиц оружия. Полностью послушных. Теперь, когда период трансформации окончательно завершен, я могу буквально видеть их глазами, слышать их ушами и чувствовать, как они. К счастью, в текущий момент мое вмешательство уже не требуется. Все организовано, остается лишь подождать.

— Здорово, — невесело ухмыльнулся я. — Меня сия участь тоже не миновала. Уж не знаю, какая это была из твоих стадий, но зомби тогда транслировали свои пренеприятные последние воспоминания прямо на окружающих.

— Просто энергия уже начала бить ключом, а направить ее еще было некуда, — ответствовал Ллоуль. — Ну, кажется, все, готово.

Аккуратный холмик могилы возвышался над окружающей его травой, как террикон над лесом. Прощай, Хельмут. Даже если мы когда-то с тобой встретимся, ты не узнаешь меня.

— Давай только без этих дурацких традиций, — меня почему-то аж передернуло. — Ну, знаешь, когда надо обязательно выдавить какую-нибудь хрень над свежей могилой усопшего. Хельмут и без того знает мое к нему отношение, и, думаю, лучше обойтись без лицемерия — мы с ним едва три дня знакомы.

— Вот это поворот, — Ллоуль подержал на мне тяжелый пристальный взгляд, будто фонариком высвечивая все темные, покрытые пылью и паутиной уголки души, а потом расслабился и хлопнул меня по спине. — Прогуляемся?

И мы пошли прочь от аккуратной белой коробочки гостиницы на юг, вдоль берега. Я уже перестал обращать внимание на вьющийся над головами зоопарк, равно как и на странную фауну, снующую неподалеку. Ллоуль сказал, что бояться нечего, а там, где есть — что ж, туда не пойдем.

Немного поднялись в горку и встали на особо отвесном участке, во сне берег все-таки был круче. Там он возвышался над хмурым морем метров этак на двадцать пять, а здесь едва ли наберется десять. Не знаю точно, плоховато у меня с прикидкой на глаз, но в реальности же небольшой обрыв никак не поражал воображение и не вызывал трепета.

Ллоуль сел, свесил вниз ноги, приглашающе посмотрел на меня, мнущегося в нерешительности. Я пожал плечами и последовал его примеру.

— Странно, что ты еще не спросил меня о том, почему я выбрал такое необычное место для реализации своей задумки.

— Хорошо, спрашиваю — почему?

— Потому что в начале семидесятых я оказался именно там, в Ижевске, после переброски из моего мира. Такая операция отняла массу энергии и потребовала невероятных усилий — население моего мира невелико, как я уже говорил, поэтому опробованный на вашей планете метод нам не подходил. Пришлось задействовать другие источники энергии. Ты меня заранее прости — я не буду слишком сильно вдаваться в детали, рассказывая о подобном. Не то, чтобы я хотел воспрепятствовать здешнему прогрессу, нет. Просто сейчас такие знания вам ни к чему, человечеству, а тебе лично они могут только навредить. Будешь держать в себе — будет лишнее бремя, а ты и так весь сутулый ходишь, как будто тащишь незримый груз. А будешь всем рассказывать — попадешь в «психушку» через сам знаешь каких людей. После них дорога одна, на лечение, причем пожизненное. И неважно, на какую структуру или организацию такие граждане работают.

Так вот, меня отправили сюда как добровольца. На тот момент мне было двадцать девять лет, я только-только входил в пик своих физических и умственных возможностей и с нетерпением ждал вызова, Миссии. Ждал и получил.

Наши ученые рассчитали все на славу. Я оказался в теле только что умершего бомжа, вот так. Мое сознание буквально вошло в комнату, когда сознание того бедняги еще не успело до конца ее покинуть через противоположную дверь. Пришлось немного помочь. Это создало импульс, подобный импульсу дефибриллятора, и сердце неохотно, но забилось. Чувствовал я себя премерзко, как никогда раньше. Тело тяжелое, голова гудит, нутро будто обработали каким-то особо мерзким химикатом. Уж не знаю, от чего именно помер прежний хозяин этой развалюхи, которую и телом-то не назовешь, но точно не от хорошей жизни.

Долго ли, коротко ли, но я привел себя в порядок, не пропускал ни одного мероприятия для бездомных. Меня мыли, стригли, кормили и поили. Впрочем, долго этим всем я не «наслаждался» — вскоре пристроился дворником (мятый паспорт внезапно отыскался в кармане тряпья, надетого на меня в день перехода), нашел какую-то комнатушку, перебрался на завод. В науку я лезть опасался, в советское время туда невозможно было попасть вот так, из ниоткуда. Вопросы посыпались бы… Так что трудился обыкновенным токарем, не светился, о прошлом говорил мало и неохотно — память прежнего владельца тела сильно пострадала и в результате его образа жизни, и в результате события, повлекшего смерть.

К счастью, никто не узнавал меня. Возможно, без бороды до пупа и слипшихся патл я выглядел, как человек. Кстати, не поверишь, оказалось, что этот самый бомж — практически мой ровесник, чуть старше, на годика два-три. Не понимаю, ума не приложу, как и почему он так запустил себя. Жаль, жаль, что у меня не осталось никакого доступа к памяти, кроме обрывков родом из раннего детства. Они не сказали ничего — мать, отец, забота, семья…

У меня была четко сформированная задача, а также хорошо выученный язык, а, точнее, языки. Зона предположительного попадания была широка — от Финляндии до севера Китая. Так что над земными наречиями мне пришлось потрудиться. Благо, в моем собственном языке имеются некие сходства с финно-угорской семьей. Наверное, поэтому судьба и занесла меня, куда занесла.

Первое время я вообще мог показаться странным — говорил с легким акцентом — он и сейчас прорывается, если я несколько дней молчу — вел себя иначе, но весь период адаптации я промахал метлой, а к станку подошел уже вполне оформившимся советским гражданином. Оступившимся, но вовремя вернувшимся на путь истинный.

Я постарался как можно скорее перенести расчеты из головы на бумагу — мне предстояло синтезировать и подготовить несколько сотен компонентов для вируса, чья эффективность была подкреплена только теорией. Ты даже не представляешь, как сложно это было сделать человеку, оторванному от научного сообщества — повторю, в то время мне не светила должность лаборанта, с моей биографией. Это вызвало бы подозрения и звонок куда следует.

Так или иначе, с помощью маргинальных субчиков, имеющих подвязки там и сям, дело потихоньку пошло. Жил я экономно, бобылем — любые отношения с женщиной убили бы мой план — и деньги водились, какие-никакие. Мужики удивлялись, крутили пальцами у виска, но с нравоучениями не лезли, какая-то моя черта все же сдерживала их от прямого вторжения в мою жизнь.

Только раз случилась неловкая ситуация, когда посреди рабочего дня мне пришла телеграмма о смерти матери. Не моей, конечно, а того бедняги — Сергея, здесь меня зовут Сергеем. Звали, то есть. Неважно. Важно то, что я все же сглупил и приехал на похороны. Сам не знаю, зачем. Из любопытства, что ли.

Там было полтора алкоголика, но все же… Они так смотрели на меня — у одного собутыльника умершей чуть инсульт не случился от шока, хоть, чем черт не шутит, еще одну могилу рядом рой. Эффект был что надо, да… Думали, что помер Серега давно, вот умора, а?

На этих словах Ллоуль-Сергей, токарь и пришелец, разразился странным дребезжащим смехом, сквозившим непонятной тоской. Моего настороженного лица он словно и не видел, подергиваясь и похрюкивая от внезапно накатившего грустного веселья. Наконец, Ллоуль утер выступившие на глазах слезы и оборотился ко мне.

— Ты меня извини, я долго жил один, лет десять уже как почти ни с кем не общаюсь. Так что я вполне могу показаться тебе чудаком.

— Да нет, все в порядке, — заверил я. — Продолжай, пожалуйста.

— Конечно, с удовольствием, — Ллоуль набрал в грудь воздуха. — Как же я люблю рассказывать! У нас дети очень любят меня послушать, я — некто вроде менестреля, расхаживаю по миру и песнями и историями.

— У вас там что, Средневековье? — на сей раз пришла пора мне посмеяться, устало и вяло, но все же.

— Я тебе потом расскажу, что у нас и как, если пожелаешь, — пообещал Ллоуль, тоже улыбнувшись. — В позднем Советском Союзе я уже числился в мастерах, но люди начинали открыто меня сторониться. Мало того, что я не пил и не курил, так еще и вопреки всем правилам выглядел все лучше. А я лишь придерживался того режима питания и вообще образа жизни, какой был мне привычен. Тело опустившегося пропойцы, конечно, протестовало, но я плавно приучил его к здоровью и чистоте. На это потребовалось почти пять лет. Физкультура, голодание, свежий воздух — все просто и под боком, главное, не лениться.

Но с развалом СССР для меня наступил рай, как и для всех тех, кто предприимчив или кто не от мира сего. А особенно для тех, кто подходит под обе категории.

Мигом появилась своя фирма, деньги, связи и все необходимые материалы. Я едва укладывался в сроки, буквально еле-еле. Опоздание было равносильно смерти всех вас, а следом и нас. То есть, мы бы остановили Пожирателя, но ценой своего существования как цивилизации. Улететь всем на другую планету? Можно, конечно, но там нас никто не ждал. Обитаемые миры были заселены другими существами, и имеем ли мы право на то, чтобы вытеснять их? Ответ очевиден. Да, у тебя это вызывает циничную усмешку — в вашем случае, господа земляне, слово «гуманизм» того и гляди станет историзмом. Чего только стоят эти ядерные удары по уже мертвым землям. Или ты думаешь, только американцы такие плохие, а кто-то другой хороший? Все одинаковые. Все прибегают к насилию, как только чувствуют силу. Вы не там свернули, когда-то давно. И пришли не туда.

Я долго и тщательно планировал все, спокойной, обстоятельно, без лишней суеты, но и не прохлаждаясь. Потом я купил этот отельчик, восстановил его, продал компанию — ты знаешь ее название, точно знаешь — и переехал сюда, чтобы продолжить работу над составом. Она была окончена восемнадцатого апреля.

За сутки до часа «икс» я приехал в Ижевск — он, кстати, здорово изменился за десять лет — и передал состав одному охочему до денег пареньку. Я заплатил ему щедрый аванс и честно предупредил, чем все кончится. Не поверишь, но он и бровью не повел. Хладнокровно установил бомбу в нужное место и отчалил. Кстати, судя по моим данным, он успел снять все деньги с карточки в первые часы катастрофы. Мы условились, что я переведу основную сумму сразу после экстренного выпуска новостей. Я так и сделал, а молодой человек, нажавший на спусковой крючок, в момент трагедии уже пребывал в Перми, в аэропорту. Дальнейшая его судьба печальна, самолет разбился. Там была какая-то неполадка, с моими проделками не связанная. Но посудина упала, когда заражение уже началось, и всем было плевать.

Ижевск — достаточно большой город, но защиты от терактов не имеет ровно никакой. Это не Москва, не Нью-Йорк, где полиция постоянно насторожена, внимательна и готова ко всему. Но в то же время твой город имеет и аэропорт с десятком рейсов каждый день, и весьма загруженный вокзал. Все это идеально подходило мне, лучшего варианта сложно было найти — власти среагировали инертно, недооценили вирус, и не только власти в России, но во всем мире.

Ну, а дальше ты все знаешь. Побывал, так сказать, в гуще событий.

— В кровавой гуще, — я протяжно зевнул — не потому, что мне было скучно, но от того, что усталость исподволь брала свое. — А у меня еще вопросик имеется — в чем был смысл этих снов? С какой целью ты кого-то приглашал, зазывал? Просто поболтать?

— В общем-то да, — сделав задумчивое выражение лица, Ллоуль развел руками. — Скучно мне было, постоянно. Решил напоследок провести небольшой опыт. Суть его была в том, что мои сигналы смогут пробиться только к тем людям, чье сознание еще не полностью захламлено паразитами всех мастей, паразитами ума и тела. Таких людей были десятки тысяч по всему миру, и ты был далеко не первым из тех, до кого я достучался. Но, чтобы не было обидно, ты оказался в первой половине.

В основном это были молодые люди, относительно здоровые в силу возраста, но попадались и уникумы вроде Хельмута. Хельмут любому юнцу дал бы фору, я восхищен им. Скажу даже, что такой человек идеально вписался бы в мое общество, только там ему на вид дали бы все девяносто или даже сто.

А еще я хотел сказать одну вещь. Ты, наверное, заметил, что судьба благоволит тебе?

— Имеешь в виду сейчас? — озадачился я. — То, что я жив-здоров, невредим, считай, а мои друзья нет?

— И это тоже, как часть тенденции. Ты постоянно выходишь сухим из воды, когда более сильные или умные проигрывают, оступаются, по тем или иным причинам не могут добраться до цели. А ты идешь себе мягко и немного робко, но доходишь, причем сохраняя марку — по головам ступать не приходится, юлить и обманывать тоже, все выглядит честно и порядочно. Этакая хорошо продуманная тактика с примесью удачи, хотя на самом деле все с точностью до наоборот.

— Ну, спасибо, — проворчал я, внутренне признавая правоту Ллоуля. — Выходит, я совершенный бездарь, но мне фартит, а тем, кто лучше — нет, и они, видите ли, поэтому умирают.

— Да какой же ты бездарь? Твой талант — везение, — жизнерадостно подмигнул Ллоуль. — Я просто хочу, чтобы ты знал об этом и использовал это оружие в будущем. Оно сможет привести тебя к любым вершинам, каким пожелаешь, если ты на него положишься и доверишься ему.

Не зная, что ответить, я решил промолчать и переварить эти слова, уже, впрочем, прекрасно понимая, что никогда их не забуду. Не сотвори себе кумира, да? Да как же их, кумиров этих, не творить, они ведь нужны каждому из нас. И слова, сказанные кумиром, остаются выгравированными глубоко внутри навсегда.

Я немного зарделся, как первоклашка после прилюдной похвалы от учителя, и потупил взгляд, но быстро взял себя в руки. Повинуясь первому пришедшему порыву, посмотрел вверх и застыл, любуясь.

В бездонной выси кружились длинные и широкие серебристые ленты, почти прозрачные, выдающие свой гибкий и постоянно извивающийся контур лишь легкими переливами цветов да игрой заходящего солнца, придававшего всему вокруг теплоты. Причем не только теплоты красок, но и, собственно, воздуха — здесь мне не была нужна ни ветровка, ни кофта. Красота!

— Эти существа издалека, — проронил Ллоуль, тоже мечтательно запрокинув голову кверху. На миг в его блаженном взгляде тускло полыхнул странный огонек, и это от меня не ускользнуло. Я понял, что ему и в самом деле далеко не сорок и не пятьдесят, что он куда старше, и что этого не скроешь отсутствием дряблости, седины и морщин. Глаза рано или поздно проболтаются.

— Что с ними будет? — задал я очередной вопрос, уже вжившись в роль почемучки. Только вместо раздраженных родителей на мои вопросы отвечали с удовольствием, внятно и развернуто.

— Здесь будет их новый дом. Они имеют право на покой, все они, — Ллоуль широко обвел рукой справа налево. — Если, конечно, этот мир уцелеет. Мы рассчитывали, что уцелеет, но, если честно, расчеты не всегда оправдываются на все сто. Здесь имеется столько факторов, сколько мы учесть не в состоянии. Но можешь быть уверен, что все от нас зависящее мы сделали.

— Да я не сомневаюсь, — я пожал плечами. — А люди? Здесь же еще есть люди, грабящие и убивающие остатки своих сородичей или, наоборот, сидящие тише воды, ниже травы. А еще, наверное, хватает и новых мессий, уже начавших постройку нового, более справедливого мира, в укромных уголках земного шара. С ними что?

— А что с ними будет? Ничего. Будут жить дальше. Зомби после выполнения своей задачи умрут, фактически испарятся, и, скажу честно, на Земле станет весело. Тысячи новых видов из разных эпох, миров, реальностей… Им предстоит ужиться здесь, создать новый общий дом, обрести гармонию. Это будет тяжелый и кровавый путь, но в конце концов все образуется. Не сомневайся. Или что, ты хочешь остаться? Может, мечтаешь о том, чтобы начать с нуля? Тебя ведь больше никто и ничто не связывает с прошлым.

— Нет, нет, — я решительно помотал головой. — Если ты не против, я бы хотел отправиться туда, где все по-старому, все по-прежнему.

— Что ж, будь по-твоему, — легко согласился Ллоуль. — Ты перенес достаточно, чтобы выбирать. Имеешь право.

— Это хорошо, — я слабо улыбнулся. — Но ведь все эти создания — ты говоришь, многие из них издалека, но как же они выживут здесь? Состав атмосферы, гравитация, вода, пища… Я не ученый, конечно, но осмелюсь спросить — смогут ли они адаптироваться?

— Многие уже не смогли. Многие погибли еще в предыдущих мирах, куда их вынесло вместе с Пожирателем, помотав в безвременье. Остались лишь те, кто хорошо чувствовал себя на предыдущих «копиях» наших с тобой миров. Кто-то в долгосрочной перспективе вымрет, конечно…

— А кто-то уже неплохо освоился, — перебил я, вспомнив о крылатых верзилах-мясоедах.

— И то верно.

Мы еще немного посидели, посмотрели на закат и поговорили о том, о сем, не касаясь уже ничего важного и глобального. Голова и так пухла от информации, похлеще, чем после нескольких часов просмотра дебильных картинок и клипов в соцсетях. Вот она, настоящая информационная интоксикация. Но все равно на душе почему-то было хорошо и благостно. То ли так действовали снадобья Ллоуля, то ли сказывалась вселенская усталость, а то ли действительно все вставало на свои места.

Солнце дошло до конечной точки маршрута и начало на глазах скатываться за безбрежный горизонт, напоследок размазывая алые росчерки по воде.

— Что ж, пора готовиться, — Ллоуль ненавязчиво подвел черту под собственной исповедью и легко поднялся на ноги.

— Пойдем.

И мы зашагали назад в гостиницу. Где-то синхронно и очень музыкально затрубила очередная живность, судя по громкости и плотности звука — весьма крупная. Кто знает, быть может, эти животные прибыли с той Земли, где не вымерли динозавры? Я представил себе толпящихся возле зарослей зауроподов или гадрозавров, жующих листья и таращащихся своими глуповатыми глазами на новую реальность, готовящуюся стать их постоянным домом, и не сдержал дебильной счастливой улыбки.