Осень 2036 года выдалась теплой. Кроны деревьев пылали большими добрыми кострами, и их не могла погасить путающая близость стылого ноября. Пожухшая листва еще скрывала облупленные фасады домов, но очень скоро зыбкая разноцветная пелена осыплется на асфальт, и голые ветви кленов перечеркнут стены и небеса четкими черными линиями.

Пронзительно ясная погода обернется сырым туманным маревом, и люди привычно закутаются в плащи и куртки, отгородившись зонтами от слякотных небес.

Веселые прохожие превратятся в серые тени на фоне унылого дождя и будут созерцать неуютный мир пустыми безразличными глазами. Но это будет потом. Может быть, завтра, может быть, на следующей неделе. А если у нас все получится, то плохая погода не наступит никогда, потому что этот мир исчезнет. Его едва уловимые следы сохранятся только в нашей памяти, а мы запомним его залитым призрачным осенним солнцем на фоне пронзительно-голубого неба, слегка испачканного ватными клочками облаков.

Покрышки моего старенького «Опеля» тихо прошуршали по опавшим листьям, украсившим мостовую яркими пятнами собственных трупов. За сотню метров до неработающего светофора я привычно сбросил скорость и дисциплинированно показал правый поворот, хотя сзади никого не было. Мягко покачиваясь на выбоинах, машина неспешно въехала в захламленный двор старинного петербургского дома. У дома, как у человека или собаки, было имя. Его звали дом Перцова. Когда-то давно, после того как рухнула одна из стен, его было решено снести. Судебные исполнители и жандармы распихали жильцов по барачным поселкам в пригородах, после чего суета затихла, ибо где-то в бюрократических джунглях городской администрации что-то не срослось.

Недобитый каменный монстр продолжал жизнелюбиво взирать на окрестности черными глазницами разбитых окон. Теперь он верно служил своим новым тайным хозяевам и надежно хранил их страшные секреты.

Чтобы добраться до нужного парадного, мне пришлось объехать дворовый скверик, украшенный скелетированными останками больших деревьев, два раза свернуть направо и миновать арку, покрытую хитросплетениями глубоких трещин. Скромный «Форд» Титова, как обычно, приткнулся между ржавым мусорным баком и расплющенным контейнером с эмблемой морского порта. Непритязательный в обыденной жизни Сашка Титов и с машиной обращался с показушной небрежностью. Вот и сейчас несчастный «Форд» был не заперт, а в замке зажигания доверчиво торчал ключ. От кражи Сашку спасала исключительная дряхлость его драндулета и мистический ужас, вызываемый нашей компанией у местных уличных банд.

Я припарковался позади «Форда» с таким расчетом, чтобы Борей тоже смог впихнуть в маленький дворик свою коллекционную «Ладу» с золотистыми бамперами. Сегодня на нашей стоянке будет тесновато. Сразу три машины встанут здесь на вечный прикол. Чудом уцелевшие окрестные бомжи получат достойную награду за волю к жизни. Уже завтра самые смелые и жадные из них смогут завладеть дюжиной отличных высоколиквидных колес, и им не суждено будет разделить печальную участь собратьев, чьи скорбные останки покоятся ныне на воистину черной лестнице. Уверен, что пройдет всего три дня, и все три машины будут обглоданы до металлических каркасов. А еще через недельку не останется следов и от остального железа. Отбросы общества работают лучше и быстрее, чем ржавчина и гнилостные бактерии.

Я хлопнул дверцей чуть сильнее и торжественнее, чем обычно, и, с трудом перебравшись через кучу древнего мусора, взобрался на разбитые ступени крыльца. Крысы брызнули в стороны, как ошметки взрывающегося апельсина в рекламе сока. Только розовые пятки засверкали в пыльном сумраке парадного. Уважают, твари. А ведь поначалу и в грош не ставили. Кроме поспешно ретировавшихся грызунов, на ступенях лестницы обнаружился представитель племени хомо сапиенс. Он лежал в луже собственной мочи и рвоты. Не местный?

А может, напился так, что совсем страх потерял? Надо бы поколотить наглеца для его же пользы. Я поднял ногу, но сразу же опустил ее обратно. Жалко пачкать обувь, да и силы уже не те. Старость берет свое, и порой мне бывает проще пристрелить человека, чем аккуратно его покалечить. Пусть спит. Тем более что у меня осталось всего два патрона. Зачем мне больше, если сегодня мы все умрем?

Я переступил через бродягу, миновал лестничный пролет и остановился на площадке второго этажа. Здесь остро воняло испражнениями, плесенью, пылью и тленом. Заурядные ароматы мертвого дома, умирающего города, погибшей Империи. Я не шевелился. Ждал, когда отработает сторожевая схема. Спешка на этой лестнице могла привести к тяжелым увечьям и преждевременной смерти. Из темного угла на меня молча пялился глазок видеокамеры. Красный индикатор казался чужеродным порождением порядка во враждебном хаосе мироздания. Мне всегда хотелось швырнуть в него камнем. Прошло пять минут, телефон в моем кармане молчал. Пришлось достать трубку, отыскать в списке контактов Сашкин номер и нажать кнопку вызова.

— Васнецов? Вижу тебя. Сейчас отключу схему, – прогудел в трубке голос моего старого друга. – Готово. Поднимайся.

Я начал медленно карабкаться по ступеням. До четвертого этажа все шло хорошо, но потом возраст напомнил о себе. Начала душить одышка, мелко затрепетало в груди изношенное сердце. Пришлось остановиться у оконного проема, в котором давно уже не было ни стекол, ни рам. Чем дальше от грешной земли, тем чище воздух. Наверное, поэтому рай всегда располагают на небесах. В раю должно легко дышаться. Жаль, проверить не получится. Не достоин я рая, а вот познакомиться с климатом в аду, наверное, доведется. Я долго стоял, опершись на потрескавшийся подоконник. Дышал.

Взгляд лениво блуждал по серым стенам за окном, по деревьям, растущим прямо сквозь ржавые крыши. Этот дом чем-то напоминал мне меня самого, хотя и был гораздо старше. Он тоже подзадержался в этом мире.

У него тоже не было внуков, с которыми можно нянчиться по вечерам. У него даже не было старенького верного «Опеля». Я представил себе свою смерть, которая должна наступить через несколько часов. Из-за электромагнитной пульсации в придуманных Сашкой обмотках температура внутри моей черепной коробки поднимется до девяноста пяти градусов. От такой жары должны лопнуть глаза и из глазниц повалит густой желтоватый пар. Я во всех подробностях вспомнил, что происходило с подопытными бомжами, но почему-то жуткая картина на этот раз не испугала меня. Наоборот, мне стало легче, и мое сердце начало биться спокойнее. Оставшиеся лестничные пролеты покорились мне с удивительной легкостью.

Дверь на шестом этаже оказалась гостеприимно распахнутой. Александра нигде не было видно. Очевидно, обесточив защитный контур и отперев замок, он сразу же вернулся к своей аппаратуре. Его беззаботность в вопросах безопасности не имела никаких разумных пределов. Когда он работал над какой-либо проблемой, то забывал обо всем остальном. Настоящий маньяк науки, и в этом был его главный и, наверное, единственный плюс. Если бы не он, проект не сдвинулся бы с мертвой точки ни на сантиметр. Борей классно генерирует безумные идеи, но как только дело доходит до их воплощения, он становится молчаливым и скучным. Только термоядерная энергия Александра толкает проект вперед.

Чем сложнее задача, тем с большим упоением Сашка бьется над ней. Его способности воплощать в железе все что угодно, абсолютно безграничны.

Постороннему может показаться, что в этой компании талантов я человек лишний. Наука и я – понятия совершенно несовместимые. Слово «интеграл» вызывает у меня десятиминутный приступ зевоты, а изначальный смысл такого понятия, как синус, утерян мною лет пятьдесят назад. Зато я умею хорошо стрелять и драться. Точнее умел раньше, но даже того, что осталось, вполне хватает для успешной охоты на бомжей. Кроме того, за участие в проекте мне обещана вторая молодость. Неплохая награда, правда?

Я миновал железную дверь и аккуратно закрыл ее за собой, отсекая жидкий поток света, льющегося с лестницы. Стало темно. Для порядка я пощелкал выключателем, но, как и ожидал, результата не добился. Пришлось немного подождать, пока привыкнут глаза. Пахло тухлятиной, канифолью и прокисшим табачным дымом. Когда очертания стен проступили сквозь тьму, я повесил плащ на ржавый гвоздик и двинулся по длинному коридору. Время от времени мы устраивали субботники и выносили весь скопившийся мусор в ближайший двор-колодец, однако наш очистительный энтузиазм почему-то никогда не затрагивал конкретно это место, поэтому здесь прекрасно сохранились все культурные слои. При строительстве дома в начале XX века захваченное нами помещение отделывалось, как богатая просторная квартира, с залом для приемов, несколькими спальнями и комнатой прислуги. Позже, при смене социального строя, квартира превратилась в коммуналку, о чем свидетельствовало несколько абсурдно рассекающих богатую лепнину перегородок. Великая война оставила следы бумажных крестов на уцелевших стеклах. Перестройка ознаменовалась новыми революционными преобразованиями. В расселенной коммуналке разместился небольшой офис, маленький спортивный зал, парикмахерская и крошечное кафе на три столика. Очевидно, бывшую квартиру оккупировал элитный спортклуб для очень узкого круга посвященных.

Скоротечная Третья Мировая расколола страну на сотню неравных кусков. После обретения Петербургом независимости старой элите стало не до физкультуры.

Трупы городских вождей несколько недель украшали фонарные столбы на Невском проспекте. Новые правители вели себя скромнее прежних и не нуждались в эксклюзивных клубах. Потеряв клиентов, а может быть, и хозяев, заведение быстро пришло в упадок. О неожиданности краха говорило то, что большая часть оборудования не была ни распродана, ни разворована. В те тяжелые времена даже мародеры не всегда справлялись со своими обязанностями. Пару компьютеров мне даже удалось включить, и они напомнили мне о молодости, продемонстрировав незабываемый загрузочный экран «Виндоуз Икс Пи».

— Александр, – крикнул я. – Сашка!

Бродить в одиночестве по логову нашей банды было неприятно даже мне. Помимо доисторических компьютеров и акустических колонок странной сферической формы, за каждым углом здесь мог таиться самый настоящий скелет с остатками гнилого мяса на почерневших ребрах. Укусить не укусит, но аппетит испортит всерьез и надолго.

— Здесь я, – почти сразу отозвался Титов из большой лаборатории, бывшей некогда маленьким спортзалом.

Я обошел развалины стола с расколотой столешницей, толкнул тяжелую дверь и проник в помещение, где вскоре завершится моя суматошная жизнь. Три больших окна были надежно заколочены фанерой и задрапированы большими кусками темно-синей ткани. Благодаря почти военной светомаскировке мы могли безбоязненно включать свет любой мощности, не привлекая ничьего внимания.

Александр корпел над настройкой главной схемы.

Стоя на четвереньках, он запустил руки в потроха установки. Его высокий умный лоб был покрыт каплями пота, окладистая седая бородка тряслась от усталости и усердия.

— Помочь? – предложил я.

— Ходи в задницу, криворукий урод. – Грубо поблагодарил меня Сашка.

Он все еще дулся на меня за то, что я заподозрил его в краже бутылки коллекционной водки. Но ведь кто-то же ее выжрал! И это абсолютно точно был не я и не Готлиб, который тогда несколько недель вообще не появлялся в лаборатории. Значит, Сашка. Больше некому.

Только он способен употреблять тайком и в одно рыло.

Дескать, гению нужен допинг. Я беззлобно пнул гения носком ботинка по лодыжке и совершил свой всегдашний круг почета вокруг главного стенда. Нет, не так. Вокруг Главного Стенда. Оба слова с большой буквы. Каждый раз, когда я видел сие величественное сооружение, меня переполняло благоговение перед человеческим разумом. Если бы я был верующим, то, наверное, крестился бы, глядя на нашу чудо-машину. Правда, внешне она выглядела не очень презентабельно. Цилиндрический помост, склепанный из гулких листов железа, был похож на пожарную цистерну диаметром четыре метра и высотой полтора метра. Одновременно он смахивал на гигантский барабан. Если пройти по нему, чеканя шаг, то грохот будет слышно даже на улице. Очень большой, смешной и неуклюжий предмет, но именно в нем были сокрыты самые сакральные интегральные схемы и уникальные, почти магические, приборы, нужные для трансляции личностной матрицы во времени и пространстве. Стоп! Вру. Только во времени, хотя и подобной мелочи вполне достаточно, чтобы отважиться на крупную авантюру.

По моему дилетантскому мнению, у нас получилась очень красивая машина времени. Ничего, что она сильно смахивала на ржавую бочку. Любую вещь нужно видеть в перспективе, а у этой вещи была огромная перспектива. За листовым железом стокаратными алмазами сверкали прорывные озарения и гениальные догадки, способные своим блеском ослепить любого мудреца. К счастью, я был достаточно глуп, чтобы остаться зрячим, и достаточно образован, чтобы ежедневно наслаждаться грандиозным достижением человеческой мысли.

Кроме прекрасной защиты от помех, железный цилиндр служил еще и пьедесталом для трех анатомических кресел. Подобно царским тронам они возвышались на полутораметровой высоте и, словно электрические стулья, были опутаны тугими пучками проводов.

По лесенке, напоминающей корабельный трап, я вознесся к приготовленному для меня трону. На подлокотнике красовалась привинченная Бореем медная табличка с моим именем: «Петр Васнецов». Любит он дешевые изыски. Наверняка сам гравировал буквы на полированной пластинке. Я придирчиво осмотрел подголовник. Сашка должен был переделать его. Именно из-за неудачной конструкции подголовников нам пришлось отложить старт. На первый взгляд ничего не изменилось. Такое же, как и вчера, фиксирующее кольцо на трех металлических прутьях. Те же любовно приклеенные кожаные прокладки, нужные только для того, чтобы не поранить кожу зажимами, когда в черепе закипит мозг. Вроде бы все по-прежнему. Хотя нет. Вот отличие.

Из мягкого поролона торчали кончики трех алчно поблескивающих сверл.

— Зачем это? – осведомился я.

— Что зачем? – буркнул Александр.

— Сверла зачем?

— Идейка одна возникла. – Он посмотрел на меня водянистыми глазами сытого болотного упыря. – Понимаешь, Петруха, кости экранируют излучение головного мозга. Сильно экранируют. Отправляться с целым затылком в прошлое – все равно, что по мобиле из лифта звонить. Такие дела.

Пару минут я пытался понять полученную информации. Несмотря не беспредельное напряжение интеллекта, мне не удалось разгадать, какая связь существует между мобильными телефонами в лифтах, сверлами в подголовниках и мозговым излучением, в существование которого я, если честно, не очень-то и верил.

— И что? – осторожно уточнил я.

Взгляд Титова в одно мгновение стал бешеным.

— Готлиб, тля лабораторная, выдрожор канючий, не работал с человеческим мозгом! Мышей портил и прочую мелкокостную дрянь. Потому результат у него всегда был хороший. – Сашка вскарабкался на помост и встал в позу Ильича у Финляндского вокзала. – Составляющую по времени можно получить только от человека, – громогласно провозгласил он. – Я говорил этому гетерогопнику, что нужно больше экспериментировать, а ему, видишь ли, жалко материал. Они, видишь ли, люди. А когда мы для решающих опытов бомжар начали в кресло пихать, то никаких гарантий добиться не могли. Фифти-фифти. Или получится, или не получится. Куда это годится? А вчера меня как жахнуло. Ой, думаю, недаром для правильного открытия третьего глаза реальные пацаны черепок себе сверлят. Померил. И точно, в глазнице напряжение выше. Понимаешь?

Он постучал себя пальцем по лбу. Звук получился гулкий.

— Тебя не стыренной бутылкой случайно жахнуло? – рассудительно поинтересовался я. – Нам не смотреть, нам информацию перемещать надо. На хрена нам третий глаз во лбу?

— Предлагаешь багажник просверлить? – Александр серьезно кивнул. – Логично. Для ускорения. – Он обхватил меня за плечи и возбужденно запыхтел в ухо. – Без костного экрана надежность передачи очень сильно повышается. Соответственно время удержания канала сокращается, следовательно, появляется возможность дублирования информации. – По его лицу расплылась мечтательная улыбка. – В результате вероятность положительного исхода поднялась с сорока четырех до девяноста двух процентов. Понимаешь, Петька, что это значит?

— Мы больше не смертники? – потрясенно выдохнул я. – Ты настоящий Дед Мороз.

— Оле Лукойе, – самодовольно ухмыльнулся Сашка.

Такого сказочного сюрприза я не ожидал. Морально мы были готовы к тому, что до места назначения доберутся не все. С полной гарантией – только один. Максимум двое смогут прорваться сквозь пятидесятилетнюю толщу времени. Теперь благодаря Сашке все волшебным образом переменилось.

— Это надо отметить. – Титов всегда находил повод что-нибудь отметить, но сейчас было не самое подходящее время для выпивки.

— Ты проверил, как работает система со сверлами?

— Тебя ждал. – Сашка потупился и скорчил умильную рожицу. – Будь другом, сгоняй за «кроликом». Последнего на замер коэффициента экранирования потратил. Думал, выдержит, а он хилый оказался. Удаление глаза перенес, а на вскрытии черепа скуксился. Откинул копытца безо всякой пользы для человечества, скотина.

Если бы не борода, то в эту минуту Сашка стал бы похож на большого трогательного ребенка, выпрашивающего вкусную конфетку. Однако вопреки его надеждам я не проникся к нему нежностью. От одной мысли, что снова придется спускаться и подниматься по крутой лестнице, у меня защемило в груди.

— Один не дотащу, – признался я.

— Ладно, пошли вместе, – великодушно согласился бородач. – Зайдем в магазин, купим что-нибудь вкусное и булькающее. А потом поохотимся.

— Охоты не будет. Прямо на нашей лестнице лежит отличный экземпляр.

— Надо посмотреть, в каком он состоянии, – капризно поморщился Сашка. – Нам сейчас только первый сорт подходит.

Мы вместе вышли в коридор. Я привычно потянулся к рубильнику, чтобы обесточить сторожевую систему, и с досадой обнаружил, что забыл ее включить, после того пришел. Проклятый склероз. Еще вчера мною был устроен разнос Титову, и вот сегодня я сам совершаю точно такую же оплошность. К счастью, мой рассеянный друг не заметил моего промаха, и мне не пришлось краснеть и огрызаться.

— Лежит, говоришь? Значит, тащить придется, – затосковал Сашка. – Может, подманить получится? А? У меня спина ни к черту. Болит, зараза. Ничего не помогает.

Каждый раз, когда появлялась возможность физически потрудиться на благо коллектива, Сашка вспоминал про свою больную спину. Его жалобы за много лет стали такими привычными, что их никто не слышал.

Мне кажется, даже он сам произносил свои заклинания автоматически, исходя из неведомых ритуальных соображений. Мы привычно облачились в грязные рабочие халаты, покрытые бурыми пятнами засохшей крови, и натянули на руки вонючие резиновые перчатки. Без этих защитных средств работать с отбросами общества было совершенно невозможно. В свое время нам хотелось обзавестись респираторами или лучше изолирующими противогазами, но из соображений конспирации от них пришлось отказаться. Слоняющиеся по заброшенному дому люди в дыхательных масках могли вызвать ненужный интерес у горожан и окончательно распугать лабораторный материал.

Идти вниз было гораздо легче, чем карабкаться наверх, и уже через пять минут мы с Александром придирчиво осматривали «кролика». Бомжик выглядел достаточно разумным, чтобы его мозг оказался в состоянии сымитировать передачу ментального сигнала в прошлое. К сожалению, никто, кроме людей, не способен породить полноценный сигнал. Именно поэтому у нас не было иного выхода, кроме как использовать в работе человеческий материал. Имелось у нас и еще одно оправдание, избавлявшее от звания палачей и убийц. В результате наших опытов этот мир должен был исчезнуть, а в ином мире, который мы создадим, этот несчастный бродяга станет архитектором, писателем, квалифицированным рабочим или крупным конструктором и никогда не узнает, что в некоей несуществующей реальности он умер в страшных муках. Разве что будет иногда видеть свою нереализованную судьбу в ночных кошмарах.

Будущий крупный конструктор недовольно заурчал и даже попытался лягнуть Титова ногой.

— Ну, как? – с надеждой поинтересовался я. – Годится?

Перспектива искать где-то еще один образец меня совсем не радовала.

— Ему недолго осталось. – Александр потер свой подбородок рукой в той самой перчатке, которой только что трогал бомжа. – Наша тонкая душевная организация нисколько не пострадает. Мы всего лишь избавим божью тварь от мучений. Будущему будет не стыдно за нас.

Бомж взбрыкнул ногами, взвыл и попытался встать.

Титов ему помог, я, в свою очередь, подпер нашу жертву с другого бока, и вместе мы сумели придать ей положение близкое к вертикальному.

— С чего ты взял, что моя душевная организация пострадает? Думаешь, они вызывают у меня сочувствие? – прокряхтел я, пытаясь погасить циклические колебания «кролика».

— Я же видел твое лицо, когда мы прошлых жмуриков околпачивали.

Наверное, он прав. Мне действительно было жаль этих несчастных полулюдей-полуживотных, единственной осознанной целью которых является сокращение срока своего пребывания в этом негостеприимном мире. Их смерть не будет напрасной. Благодаря им реальность, где они были несчастны, сгинет, а в новом мире судьба этих людей обязательно сложится гораздо удачнее.

— Водки хочешь? – спросил Титов у бродяги, для доходчивости пихнув его локтем в бок.

Бомж ответил ему высокомерным молчанием, хотя и облизнулся. Еще один тычок.

— Хочу, – утвердительно мотнул головой наш свежий «кролик».

— Пойдем, налью, – предложил Титов.

Мы начали медленно подниматься по лестнице. К счастью, бомж шел сам и не сильно нуждался в нашей помощи. Мы лишь слегка корректировали траекторию его перемещения. На третьем этаже наш орел встал на крыло, и я слегка поотстал, чтобы отдышаться. Сердце успокаивалось долго, и, когда мне все-таки удалось добраться до лаборатории, бродяга уже расположился в моем кресле на стенде. Он радостно скалился и жадно поглощал живительную жидкость, закусывая ее дешевой колбасой. Александр всегда выполнял обещания и, если посулил водку, значит, он ее обеспечит. А про сохранение жизни речи не было. Пусть не обижается. Но почему он выбрал именно мое кресло? Теперь придется дезинфицировать его хлорамином и перед смертью полной грудью вдыхать отвратительный химический запах.

Бомж чавкал и жмурил от удовольствия маленькие глазки. Грязные слюни бежали по подбородку. Нет, не быть ему архитектором. Тупое создание. В лучшем случае слесарь-сборщик второго разряда.

— Господа, – послышался у меня над ухом глубоко интеллигентный голос Готлиба. – Вы звери, господа.

«Опять забыл включить сигнализацию», – с тоской подумал я и посмотрел на вошедшего.

В дверях стоял наш третий друг, коллега и сообщник.

В отличие от полноватого Титова, Борей был неприятно худ. В его заостренных хищных чертах мне всегда мерещилась замаскированная угроза. Я знал Борея как очень хорошего доброго человека, но от его высокомерной пренебрежительной жестикуляции всегда веяло тошнотворным дешевым аристократизмом. Излучаемая им аура уничижала всех, кто имел несчастье попасть под ее действие. Борей умел произносить обычные и совсем необидные слова таким тоном, словно ставил себя на голову выше всех присутствующих, и мне иногда хотелось точным ударом в пах сбить его с пьедестала. Не делал я этого только потому, что очень сильно уважал этого человека за его исключительный ум, неподдельное благородство и несокрушимую принципиальность.

— Наш чистоплюй пришкандыбал, – обрадовано буркнул Сашка и дополнил свое почти литературное изречение уникальным многоэтажным матом, разгадать все секреты коего мне так и не удалось за весь период нашего многолетнего знакомства.

— Здравствуй, Борей, – я пожал руку Готлибу, его ладонь была хрусткой и сухой, как крылышко насекомого.

Борей сдержанно поклонился и так посмотрел на меня, что я почувствовал себя второгодником в школе для даунов.

— Кого мучаете? – задал он самый идиотский вопрос, который только можно придумать.

— Сам не видишь? – Титов подошел и тоже протянул ему руку, предварительно вытерев ладонь грязной ветошью.

— Вам не надоело убивать? – печально спросил Борей. – Кажется, уже можно успокоиться и прекратить бесчеловечные опыты. Программа подготовки завершена еще на прошлой неделе.

Я почувствовал себя чудовищем. Александр, похоже, тоже, однако его было не так просто смутить.

— Из-за тебя, между прочим, животинку тираним. Ты во всем виноват, – категорично заявил он. – Экранирующий эффект костной ткани кто проморгал?

— Чушь, – отмахнулся Готлиб. – Кость не может быть экраном. То биополе, которое мы используем, включает только электромагнитные компоненты и Т-лучи. У крыс эти лучи на два порядка слабее, но…

Ноздри Титова раздулись от ярости.

— Чушь?! – взревел он и, сграбастав с верстака стопку распечаток, сунул ее в лицо Борею.

Тот брезгливо отодвинулся, криво улыбнулся и двумя пальцами выдернул из распушившегося комка парочку листиков. Вчитался. Его лицо стало озабоченным. Он внимательно посмотрел на беспрестанно жующего и пьющего «кролика». Потом аккуратно забрал у Титова пачки смятой бумаги и вдумчиво изучил листы один за другим.

— Чем решили удалять кость? – деловито осведомился он.

— Сверлами, – гордо доложил Сашка.

— Ерунда, – запротестовал Готлиб. – Тайм-компонента не может экранироваться…

— Ты читай, читай. – Титов весь светился от самодовольства.

Сегодня он превзошел самого Готлиба. Этим действительно можно было гордиться. Борей отбросил распечатки и торопливо взобрался на «бочку». На некоторое время с него слетело его стылое пренебрежение к окружающему миру.

— Сверла не годятся, – послышалось сверху. – Очень маленькая площадь, а тут кубическая зависимость. Нужны фрезы. Хорошие хирургические фрезы. А лучше предварительно вскрывать череп специальной пилой.

— Тогда одному из нас придется остаться, – мгновенно сообразил Сашка.

Оба дружно повернулись и посмотрели на меня.

Я сглотнул слюну и остро ощутил тяжесть пистолета в плечевой кобуре. «Никуда вы без меня не поедете, гаврики», – подумал я, но вслух очень сдержанно сказал:

— Мне больше нравится идея с фрезами.

Готлиб наполовину прикрыл глаза. Он всегда так делал, когда задумывался. Спустя мгновение его веки распахнулись, и он пронзил взглядом Титова.

— Остаться придется тебе. Васнецов нужен на завершающем этапе операции. Без него там никак, а ты не сильно нужен.

Сашка тут же скис и пробубнил себе под нос:

— Без меня тоже никак. Я ваша главная страховка. Обязательная.

— Никому нельзя оставаться, – поддакнул я. – Давайте с фрезами попробуем.

— С фрезами так с фрезами, – кивнул Готлиб. – Хуже, по-любому, не будет. Александр, ты пойдешь в магазин. Потом настроим аппаратуру и еще раз ее проверим.

Слегка насупившись, Титов послушно отправился за фрезами. По пути наверняка завернет в распивочную, после чего проверка аппаратуры станет невозможной.

Похоже, что и сегодняшним вечером мы никуда не отправимся.

— Плохо выглядишь. – Борей посмотрел на меня сверху вниз. – Тебе лучше поспать перед отправкой. Без тебя реализация нашего плана станет проблемной.

— Ну, почему же? Как минимум, вы снова станете молодыми. Это не так уж и мало.

— Станем молодыми, чтобы снова прожить эту жизнь не в силах что-либо изменить? – Глаза моего друга сузились в тонкие злые щелочки. – Спасибо, не хочется. Я лучше здесь подохну. В этом городе все, по крайней мере, уже устаканилось. Лучшее место в мире, чтобы умереть.

— Пожалуй, вздремну, – вяло кивнул я, обрывая ненужный разговор.

— А я пойду крошить диски. Никто и никогда не должен повторить нашу разработку. Все-таки во времена нашей молодости с уничтожением информации дела обстояли гораздо проще, – посетовал он. – Бумага прекрасно горит. А здесь придется помахать молотком.

«Ему хорошо махать молотком. Ему всего семьдесят», – подумал я, устраиваясь на пыльном диванчике в одной из крошечных комнатушек. Судя по непритязательной обстановке, здесь раньше отдыхал персонал спортклуба. На полу догнивал толстый ковер. На стене в специальном подвесе висел старинный телевизор с разбитой электронно-лучевой трубкой. По углам пылились горшки с засохшими трупами комнатных растений. Несмотря на усталость, отключиться не получилось.

В последнее время у меня стало совсем плохо со сном.

Не помогали никакие таблетки, а сейчас мне начало мерещиться, что на черной лестнице кто-то стонет. Интересно, это слуховая галлюцинация или загубленные нами души действительно вопиют об отмщении? Размышляя о вероятности посмертного возмездия, я забылся Буквально через несколько минут меня разбудил долгий нечеловеческий вопль. Он длился и длился, заставляя кровь холодеть в жилах. На этот раз определить источник удалось без проблем. Никакой мистики.

Обычное завершение эксперимента. Я медленно встал, натянул туфли и, шаркая подошвами, направился в лабораторию.

Александр стоял на подиуме и расстегивал ремни, которыми давешний бродяга был прикреплен к креслу. К моему креслу! Тело погибшего было практически обезглавлено. На больших фрезах, торчащих из подголовников, виднелись алые куски плоти. Мелкие кровяные брызги и кляксы неравномерно покрывали пол, потолок, стены и одежду моих друзей. Похоже, с тех пор как Борей уговорил меня отдохнуть, прошло несколько часов. Абсолютно трезвый Титов успел купить и установить фрезы, да еще и провести эксперимент. Значит, мне все-таки удалось заснуть.

— Рот ему почему не завязали? – сварливо спросил я. – Хотите, чтобы какая-нибудь сволочь полицию вызвала?

— Ты о чем? – Сашка посмотрел на меня круглыми от изумления глазами. – Он ни звука не издал. Я оглушил его перед процедурой. Даже не пискнул, собака. – Он сбросил труп вниз.

— А кто кричал? – Сердце в моей груди снова затрепетало.

— Никто не кричал. – Титов пожал плечами. – Тебе послышалось, старик.

— Генеральную репетицию считаю успешной, – громко подытожил Готлиб. – Сигнал получен более чем устойчивый. Александр, ты был прав.

Сашка картинно захлопал в ладоши. Борей не менее артистично поклонился. Я же прислонился к стене, потому что мою грудь словно сдавило раскаленным обручем. Казалось, что конец близок, но, к счастью, боль быстро отступила, так и не убив меня. Помню, потом мы долго сидели за синим пластмассовым столом в запыленном и заброшенном кафе спортклуба, пили водку и закусывали колбасой, которую не успел сожрать жертвенный бомж. Я с беспокойством прислушивался к своему сердцу, но оно никак не реагировало на алкоголь.

Борей и Александр обсуждали какие-то технические детали. Их голоса очень таинственно гудели в затхлой полутьме.

Свет мы не включали, и за грязными оконными стеклами застенчиво поблескивали тусклые ночные огни.

Странный город, странная страна, странный мир прощался со мной. Если у нас все получится, ничего этого никогда больше не будет. Только три человека запомнят реальность, где не существует странной страны со странным названием Россия. Мир, где нет России, должен исчезнуть, и мы сотрем его так же легко, как ластик стирает карандашную пометку. А если у нас ничего не получится, то мы об этом никогда не узнаем. Завтра на интернет-сайтах напишут, что три полоумных старика покончили с собой изумительно экзотическим способом. Потом найдут трупы бомжей на черной лестнице, и целую неделю крошечная страна, чей размер чуть-чуть превышает размер старой Ленинградской области, будет ужасаться невиданному преступлению.

— Пора. – Борей скрипнул стулом, вставая.

— На посошок? – предложил Сашка.

Мы выпили, стоя и не чокаясь. Как на поминках. Я не почувствовал вкуса. Страх превратил дешевую водку в горьковатую воду. Готлиб со стуком поставил стакан на стол.

— Итак, товарищи, повторим вкратце наш план.

Полузабытое обращение «товарищи» заставило всех улыбнуться.

Аппаратура настроена на 24 октября 1986 года, – с нарочитым равнодушием сообщил Борей – Это будет… То есть была пятница. Наши нынешние личности перемещаются… Должны переместиться… – Я впервые слышал, чтобы он сбивался и мямлил. – Должны переместится в нас же самих, живущих в те времена. Это единственный способ межвременных перемещений не противоречащий физическим законам. В прошлое будет передана только нематериальная информация, которая изменит наши тогдашние личности, сделав их идентичными нынешним.

— Планировали 30 октября, – напомнил Сашка.

— Люблю пятницу. – Готлиб пожал плечами. – И еще… – на его лице появилось несвойственное ему смущение. – Хотелось вечером посмотреть «Музыкальный ринг» с БГ. Без пятнадцати восемь. Тогда не получилось… – Борей с осуждением посмотрел на наши понимающие улыбки и продолжил предполетный инструктаж. – Итак, 24 октября утром мы будем на месте.

Если быть совсем точным: в районе шести по Москве плюс-минус два часа. В тот же день связываемся друг с другом по телефону. Пароль: «Бабушка выздоровела», отзыв: «На выходные обещали дождь». И до часа икс забываем о существовании друг друга. Встраиваемся в жизнь. Стараемся никак не засветиться. К сожалению, наши личности, соответствующие тому времени, будут полностью затерты нами нынешними, но я надеюсь, что воспоминания помогут нам не наделать глупостей. Может быть, даже получится исправить какие-нибудь давно забытые нелепости. Васнецов, не забудь, на тебе оружие.

— Не забуду, – хрипло ответил я.

— Кто тебя знает. – Сашка бросил на меня насмешливый взгляд. – Пойдешь по телкам и член положишь на великую идею.

— Я помню, что такое долг перед Родиной. – Мне захотелось ударить Титова по лицу, красному то ли от волнения, то ли от выпитого алкоголя.

— По девочкам мы все пойдем, – примирительно сказал Готлиб и продолжил: – Дальше, первая контрольная точка – 11 января 1987-го в два часа дня, я встречаюсь с Петром на мосту Александра Невского.

Это будет, было, воскресенье, и проблем возникнуть не должно. Если что-то не срастется, следующая встреча ровно через неделю.

Я кивнул. Дескать, помню. Сколько можно повторять?

— У нас будет больше трех лет на подготовку. Очередная точка только 7-го ноября 1990 года. Во время демонстрации на Красной площади сразу после выстрела господина Шмонова прозвучит еще один выстрел, который произведет присутствующий здесь Петр Васнецов.

— К вашим услугам. – Я кивнул головой и щелкнул каблуками.

— Если ты промахнешься, то я влезу на мавзолей и придавлю эту пятнистую тварь собственными руками. – Титов скрипнул зубами. – А потом тобой займусь.

— Не бойся, не промахнусь, – пообещал я.

— Ладно. Посмотрим еще. Может быть, и стрелять не надо будет. – Борей почесал подбородок. – Все варианты мы с вами еще сто раз обсудим на месте. Точнее мы с Петром обсудим, а ты, Александр, до 1995 года будешь ходить в школу и радоваться жизни. Твой черед наступит, если у нас ничего не получится. Тогда тебе предстоит собрать еще одну машину времени, чтобы мы могли послать новых агентов дальше в прошлое.

— Мне тут пришла одна идейка. – Александр полез за пазуху и извлек оттуда какие-то листочки с числами. – Это тебе, а это тебе.

Он сунул нам с Готлибом по бумажке, исписанной числами.

— Спортлото? – спросил догадливый Борей. – Шесть из сорока пяти, – он посмотрел на числа. – Розыгрыш от 23-го ноября 1986 года. Финансы – не твоя забота. Если я погибну, то у Петра есть вся информация.

Хитов огорченно скомкал свой листик. Мы выпили еще по рюмке и гуськом переместились в лабораторию.

Меня шатало. В лаборатории густо пахло кровью и свежим мясом. Этот запах перебивал даже резкую вонь бомжа, труп которого никто так и не удосужился убрать. Плевать!

Последний час перед отправкой, вместо того чтобы молиться и вспоминать во всех подробностях прошедшую жизнь, я повторял числа и даты, еще раз просматривал двести листов технической документации на машину времени и перечитывал архивные бумаги времен распада Союза. По прибытии на место я должен буду воспроизвести по памяти довольно толстый том с точностью до запятой. На зубрежку у меня было полгода, и я для лучшего запоминания уже раз тридцать переписал всю эту лабуду левой рукой. Осталось освежить в памяти схемы и таблицы и, главное, альтернативные варианты исторических событий, которые мы с таким трудом рассчитали. Именно от этих вычислений зависело теперь будущее всего человечества.

— Готовьтесь, – приказал Титов, оторвавшись от консоли. – Десять минут до старта, пятнадцать до взрыва.

Почему так быстро? Я думал, есть еще полчаса. Или даже час. Ну, хотя бы двадцать минут. Почему только десять? Внутри меня заметался страх. В груди стало холодно и пусто. И без того дряблые мышцы окончательно ослабли. Глупо и нелогично бояться, когда жизнь уже прожита. И хорошая жизнь, что бы там ни говорил Готлиб.

Бояться нужно было тогда, когда был еще молод. Когда было что терять. В Анголе, в Никарагуа, в Штатах, когда подкрадывался к проклятой военной базе, когда этот чертов негр не умер после удара ножом. Да, там тоже было страшно, но не так, как сейчас. Сейчас ощущения были на редкость гадкие. Будто я замыслил украсть чужие, не принадлежащие мне минуты существования, и меня вот-вот схватят за руку. Я боюсь совершить кражу, а еще больше боюсь ее не совершить.

— Зарядил сколько договаривались? – спросил Борей у Сашки.

Под каменной маской царственной невозмутимости, которую снова натянул на себя Готлиб, я разглядел смертельный парализующий испуг. Однако высокомерный умник, никогда не державший в руках ничего страшнее скальпеля, выглядел спокойнее меня, и сей печальный факт придал мне сил. Страха меньше не стало, но я почувствовал, что могу его контролировать.

— Зарядил чуть больше. Тонна морской смеси этажом ниже, – похвастался Титов, его побелевшие губы подрагивали, однако голос звучал вполне обыденно. – И не спрашивай, чего мне стоило организовать это.

— Куда столько? И двухсот килограммов должно было хватить, – удовлетворенно хмыкнул Борей, устраиваясь в своем кресле.

— Я брал не в супермаркете, сам понимаешь. Пришлось взять все, что предложили. Зато весь дом в пыль, и никаких следов.

— Да что там дом. Весь квартал, – кровожадно поддакнул я, моя челюсть предательски дрогнула. – Если наш план сорвется, то ни одна сволочь не должна узнать тайну.

Не уверен, что они поняли меня, потому что я сильно заикался.

— Прошу пассажиров занять свои места, пристегнуть ремни и думать только о хорошем. – Сашка нажал кривым желтым пальцем на большую кнопку со стертой надписью «Enter» и, энергично размахивая зажатым в руке пультом дистанционного управления, взбежал на помост, чтобы плюхнуться в свое кресло. Я с трудом поднялся по крутым ступенькам. Ноги не слушались.

Сердце колотилось так, будто собиралось, подобно инопланетному чудовищу, проломить грудину и выпрыгнуть наружу. Очень медленно я добрел до своего кресла, залитого кровью бродяги. Неприятно. И очень негигиенично, но что поделаешь? Стараясь не сосредотачиваться на производимых действиях, я сел в черную лужу, откинулся на липкую спинку и тщательно зафиксировал голову в подголовнике. Ледяной остро заточенный металл чувствительно царапнул кожу на затылке. «Хочется верить, что бомж не болел СПИДом», – с похоронной иронией подумал я.

— Наверное, это больно, когда череп сверлят? – внезапно спросил Борей. – Почему мы не подумали про обезболивание?

— Придется потерпеть ради светлого прошлого, – недовольно хрюкнул Сашка.

— Не бойся, Борей, – сказал я и достал из плечевой кобуры пистолет. – После остановки сердца мозг живет еще пять минут. Ты ничего не почувствуешь.

— Спасибо. – Готлиб благодарно улыбнулся. – Ты настоящий друг. Избавишь меня от неприятных воспоминаний. Не забуду. Только в голову стрелять не надо.

— Я похож на дурака? – От ощущения превосходства страх ушел, и оружие в руке больше не дрожало. – Помнишь песенку? – спросил я и тихо напел: – Наша родина – революция, ей единственной мы верны.

— Светом, солнцем озарены, светом правды своей сильны. – Борей закрыл глаза и улыбнулся.

— И меня потом пристрели, – быстро прошептал бодрившийся до последней секунды Александр. – Только Готлибу не говори.

Из-за охватившего его ужаса Сашка решил, что его свистящий пронзительный шепот никто, кроме меня, не слышит.

— Не вопрос, – кивнул я. – Не скажу.

Титов скосил глаза на крошечный экранчик пульта дистанционного управления в своей руке.

— Еще пять минут осталось.

Эти последние минуты показались мне длиннее всей моей не самой короткой жизни. Именно сейчас с невиданной доселе ясностью мною была осознана реальность смерти. Я вспомнил все. Забавно, что события, которые я считал очень важными для себя, на самом деле оказались равновеликими со всякими давно позабытыми пустяками вроде потерянной коллекции фантиков или проваленного зачета по электротехнике. Оказывается, в жизни важна любая мелочь и ничто не может быть слишком важным рядом с черной громадой небытия.

— Десять, – произнес Титов бесцветным голосом робота. – Девять, восемь…

— Не части, – буркнул я.

— Семь… Шесть… Пять…

Выстрел. Борей дернулся и повис на ремнях. На нагрудном кармане его пиджака образовалась крошечная черная дырочка, из которой не выступило ни капли крови. Мастерство не пропьешь.

— Четыре… Три… В голову! – пискнул обезумевший от ужаса Александр перед тем, как пуля пробила ему сердце.

Ни о каком выстреле в голову не могло быть и речи.

Нашей аппаратуре нужен живой и целый мозг. Разве что немножко попорченный по краям. Сашка, правда, утверждал, что, невзирая на спешку при монтаже, фреза ни в коем случае не заденет кору. Вроде бы он смонтировал в крепеже надежный предохранитель. Судя по останкам подопытного бомжа, у него ничего не получилось. Посмотрим. Я затолкал бесполезный пистолет обратно в кобуру. У меня было только два патрона, и я потратил их на друзей, ничего не оставив для себя. Жаль, что такой хороший способ обезболивания придумался слишком поздно, и я не догадался навестить оружейный магазин. Думал, что двух патронов мне до конца жизни хватит. Ошибся. Патронов мало не бывает.

Машина времени продолжала работать в автоматическом режиме. Я почувствовал, как фрезы выдвинулись из пазов в подголовниках, как напряглись обмотки электроприводов, как вздрогнули мертвые тела моих друзей. Фиксатор на голове стал тугим. Сейчас начнется.

Дикая боль полоснула по сердцу. Инфаркт? Возможно. Почему бы и нет? Сейчас это уже не важно. Защелкали реле, активирующие энергетические контуры, взревели электромоторы, туман из красных брызг поднялся над подиумом. Инстинктивно я схватился незакрепленной рукой за фрезу и увидел, как мои пальцы разлетаются в разные стороны. Через секунду навалилась непроглядная темень. Кажется, я провалился в тоннель, из глубины которого прямо на меня несся поезд.

* * *

Я заорал и проснулся от собственного крика. По белому потолку неспешно ползли блики от фар проезжающих по улице машин. Я слегка повернул голову. Полоса оранжевого света от уличного фонаря падала на красочный плакат, приколотый к стене канцелярскими кнопками. «Добро пожаловать в Анголу» призывала надпись на английском. Я сел на кровати и включил ночник. Наволочка на подушке была чистая, но очень мятая, как, впрочем, и простыня с пододеяльником. На тумбочке лежала книжка. «Валентин Пикуль „Мальчики с бантиками“», – автоматически прочитал я название. Помню. Это про школу юнг на Соловках. Я читал ее когда-то, и она была именно в такой обложке. Или это та самая книга и есть?

Внезапно сердце затрепетало от восторга. Получилось! У нас все получилось! Я провалился в прошлое. В самое настоящее прошлое. Я четко вспомнил это время. Странно, что так много подробностей было записано в моей памяти. Я с абсолютной точностью знал, что происходило со мной вчера и что я буду делать завтра, отлично помнил, какие продукты лежат в холодильнике и какая одежда висит в шкафу.

По квартире витал запах сбежавшего этим вечером кофе. По вечерам я всегда пью кофе и без большой чашки крепчайшего напитка просто не могу заснуть. Я встал с кровати и подошел к окну. Сильно ныл затылок.

Я вспомнил, как фрезы вгрызались в мой череп, и у меня закружилась голова. Забавно помнить то, что никогда не случится. Мы перевернем этот мир, и то будущее, которое я видел, никогда не настанет.

На соседнем доме краснела тускло подсвеченная надпись «СЛАВА КПСС!». Убогая реклама умирающей партии. Я бросил взгляд на часы. Четыре часа утра.

Спать совсем не хотелось, и я отправился на кухню. Под морозилкой старого верного «Саратова» ждали своего часа два треугольных пакета сливок и запотевшая бутылка кубинского рома. Почему бы и нет? Готлиб очень правильно назначил прибытие на пятницу. Зазвонил телефон.

— Васнецов слушает, – строго сказал я в трубку.

— Бабушка выздоровела, Васнецов, – на другом конце трубки захихикали. – Офигенно выздоровела.

Голос мне был совершенно незнаком.

— Какая бабушка? – осторожно переспросил я.

— Ты забыл, что ли? – мой собеседник явно испугался. – Извините, наверное, я ошибся номером.

— Борей, ты? – вскрикнул я.

— Ага, – довольно ответил Готлиб.

— На выходные обещали дождь, – мой голос дрожал от переполнявшего меня счастья, теперь я точно знал, что у нас все получится.

— Врут. На выходные будет сиять солнце. Даже ночью будет сиять!