Е. Манучарова. ЛИНИЯ СУДЬБЫ [18] Очерк об академике Н. П. Бехтеревой
По долгу журналиста, по праву многолетнего знакомства, в силу крайней заинтересованности тайной этого характера я в каждую из встреч задаю ей вопросы. Мне надо выяснить ее мнение то как исследователя мозга, то как женщины с идеальным вкусом. Или как врача. Знатока живописи. А также как путешественника (она объехала с лекциями многие научные столицы мира). Или как одного из крупнейших организаторов здравоохранения, директора академического Научно-исследовательского института экспериментальной медицины.
Множество людей выбирают ее, Н. П. Бехтереву, в деловых и дружеских контактах. Кого выбирает она?
– Наталья Петровна, какую черту вы цените в людях более всего?
– Ценю надежность. Когда «да» – это «да». Когда как сказано, так и будет сделано. В юности меня привлекали более всего обаяние таланта, интеллектуальная яркость. Они и сейчас не могут не привлекать. Но если я не уверена, что передо мной человек, на которого можно положиться, его яркость меркнет. Думаешь, что у такого таланта большая вероятность оказаться пустоцветом.
– Надежнее кто: мужчины или женщины? Кого выбираете?
– В деле я не делю людей вот так. Еще ни разу не взяла на работу (или не отказала в ней), руководствуясь принципом пола. Женщине работать в науке труднее. Если она умна, про нее скажут: «Умная женщина». Не исследователь, не работник, а вот именно «женщина». Если она сделала ошибку, то ее припишут «женскому уму». Тогда как ошибка мужчины всегда будет именно его собственной ошибкой: вот этого Петра или Ивана. Есть такой психологический барьер. Он остался, хотя в стране давно действуют самые прогрессивные законы. Вот почему, когда женщина доходит до высокого уровня в работе как организатор или исследователь, заведомо можно сказать: в трудолюбии и таланте ей не откажешь. Не так ли?..
Бехтерева тоже любит задавать вопросы. И у нее это тоже профессиональное. Выспрашивает у природы, как та устроена. Сейчас ее исследования вышли на тот этап, когда она может задать человеческому мозгу вопрос: «Скажи мне, как ты думаешь?» И получить ответы…
Помню, как рождалась ее монография «Здоровый и больной мозг человека», я зашла к ней, когда уже почти готова была к печати эта рукопись о сложной системе, с помощью которой мыслят люди. В ответ на очередное мое допытывание услышала:
– Думать – значит решать. И решать – значит думать. Это всегда выбор. Для меня сейчас – выбор эпиграфа к книге. Впрочем, он уже сделан.
Маленькая узкая рука твердо выводит:
«Для достижения успеха надо ставить цели несколько выше, чем те, которые в настоящее время могут быть достигнуты. Макс Планк».
Эта фраза действительно идеально отражает линию ее судьбы в науке и в жизни.
Наталья Петровна – третье поколение рода ученых. Знаменитый Психоневрологический институт в Ленинграде носит имя ее деда, академика Владимира Михайловича Бехтерева. Так же, как улица, на которой институт расположен. Бехтерев скончался скоропостижно в Москве. В Ленинград увезли урну с прахом.
Его внучке тогда было только три года. Но запомнила она его очень хорошо и на всю жизнь.
Сейчас есть музей В. М. Бехтерева, там бережно хранятся документы, относящиеся к его жизни. А в клиниках до сих пор ходят о нем легенды. О мощи его гипнотического внушения, о бесспорности предварительных, в первую же встречу с больным поставленных диагнозов. Это был гений в исследовании мозга. Он написал более пятисот научных трудов. Основные из них стали фундаментом анатомии, физиологии, психологии. Тогда они были прорывом в неведомое. «Познать человека! Какой это высокий девиз», – говорил Бехтерев. Именно в этом он видел свою задачу.
Интересно: если бы случилось чудо, если бы Бехтерева, теперешняя, уже взрослый человек и утвердивший себя исследователь, увидела своего великого деда, о чем бы она хотела его спросить?
– О том, естественно, о чем нельзя прочесть ни в одной книге. И в его тоже. Об искусстве диагноза. Об удивительном чувстве мозга, чувстве болезни. К врачу это или приходит, или не приходит. Искусство диагноза – это талант, помноженный на опыт. Но талант всегда шире, чем работа в какой-то одной профессии.
– А о чем он мог спросить вас, Наталья Петровна? – Пожалуй: «Как выглядят слова в мозгу?» Это должно было его интересовать более всего. Ведь нам удалось подсмотреть объективный базис субъективного. Мы уже видим теперь (в материальных процессах мозга), как выглядят слова, фразы, как мозг оперирует с обобщением, с принятием решения…
Для великого знатока души Владимира Михайловича Бехтерева личность начиналась там, где был личный выбор, иначе говоря – принятие решения. Личный выбор его сына – техника. Область, в которой Петр Владимирович проявил себя как конструктор и изобретатель, – оборона страны. Арестован по ложному доносу в 1937 году.
Вместе с сестрой и братом тринадцатилетняя Наташа оказалась в детском доме. Она была любимицей отца, хотела быть на него похожей. В его вину не верила, знала: оправдают.
Оправдали посмертно.
Жизнь как-то начинала налаживаться, когда грянула общенародная беда – Великая Отечественная война, тяжелая ленинградская блокада. Ока стала санитаркой, потом медсестрой. Смышленой, знающей. Раненые в ее присутствии веселели. (Как всякий истинный лидер, она умеет заражать людей нужным настроением.) Никакой работы не боялась. Как не боится и теперь, став академиком.
Не все раненые выживали. По ночам, на дежурстве, она неотвязно думала о несправедливом бессилии медицины. О том, что наука знает слишком мало, чтобы спасти человека. И про обязанность людей эти знания увеличивать.
Потом, став зрелой, она сформулирует нравственный закон для себя и для своих учеников: «Человек должен нести ответственность за несделанное». Нет, не только за то, что не применил знания, которые имел. Но и за области, еще не познанные человечеством, не отданные ему на благо. «Каждый в ответе не только за то, что свершил, но и за то, что не сумел сделать, промедлил со свершением». Этим руководствуется она в науке – при добывании новых знаний о мозге. И в клинике – при организации лечения.
Клиника, как ничто другое, показывает практичность хорошей теории. Показывает и характеры тех, кто вводит науку в практику: дело это нелегкое. Когда Бехтерева говорит «Надо встать на край!», значит, требует, чтобы за здоровье пациента дрались так, будто от этого зависит жизнь того, кто его лечит. «И если надо сделать невозможное, значит, надо постараться спокойно сделать это невозможное…»
А ведь когда-то ей, врачу «от Бога», казалось, что ее путь – не медицина. Что выбор – неокончателен, не ее решение, а воля обстоятельств. Просто – долг. В силу долга перед ранеными стала врачом, аспирантуру окончила ускоренно (знания всегда ей давались легко).
Однако заинтересовало, захватило ее не то, что уже было известно в медицинской науке, а то, о чем она думала госпитальными ночами, когда врачи не могли справиться с тяжелыми поражениями мозга раненых. За тупики, за загадки выбрала Бехтерева свою науку, эту страну белых пятен – нейрофизиологию человека.
Начала она работать в Ленинградском нейрохирургическом институте. Характер операции определяется диагнозом, какой предварительно ставят врачи. И они же говорят, есть шанс выжить или операция уже не нужна совсем. В этом консилиуме участвовала и Бехтерева. Интуиция и тщательность помогали ей. Но сколько же раз она снова и снова тыкалась в тупики и белые пятна, сколько раз признавалась себе, что традиционный путь исследования здесь ничего не дает!
Надо было множить знания о мозге. Узнавать этот сложный комплекс тоже комплексно – многосторонне. И она поняла: надо уходить из института, чтобы получить возможность принципиально новых решений. Институт экспериментальной медицины (ИЭМ), в котором она училась в аспирантуре, предложил открыть отдел специально под ее тематику. Она назвала его отделом нейрофизиологии человека. Это было первое в стране научное подразделение такого направления.
Молодой отдел Бехтеревой был тогда совсем небольшой – одиннадцать единиц вместе с уборщицей. От уборщицы Бехтерева отказалась, взяла инженера. Ученые и ремонт сделали сами. Кажется, их это не очень тяготило. Ведь главным было – всем вместе обсуждать свои проблемы.
Приехав впервые в ИЭМ, я не могла установить, отделяют ли сотрудники Бехтеревой хоть как-то ее рабочий кабинет от ее квартиры. Никогда нельзя было угадать, сколько человек сядет ужинать или обедать вокруг стола – только ли семья или еще человек пять из ИЭМа. А могло быть, что на несколько суток застревала в квартире та из ее сотрудниц, которая чего-то не могла осмыслить. Или, наоборот, та, у которой все очень хорошо выходило, и надо было быстро двигать дело вперед.
А глава дела Бехтерева? Она всегда – «генератор» (генератор идей – за это любят руководителей). И еще в отношение к ней отдел вкладывал два чувства: она была равна всем и выше каждого. Равна – потому что не администратор, а исследователь, врач. Выше – потому что именно она умеет помочь любому в любых запутанных взаимоотношениях с тайнами природы.
Отделу нужны были исследователи с независимым мышлением, физиологи, нейрохирурги, невропатологи, психологи – люди очень разных научных специальностей: ведь тогда-то и рождался новый комплексный метод изучения мозга, который должен был дать максимум сведений о нем и об организме. Но при этом минимально тревожить больного и в обследовании, и в лечении. Это определено жизненной позицией, убеждением, ежедневной практикой Бехтеревой. Она считает, что, работая с каждым из больных, клиника обязана решать его, именно его проблемы. Нельзя проводить такое обследование пациента, которое окажется нужным не ему, а тем больным, которые придут следом. Вместе с тем ученым необходимо видеть весь фронт задач медицинской науки, исходить из интересов всего человечества.
Директором ИЭМа был тогда академик АМН Дмитрий Андреевич Бирюков. Как-то он рассказывал мне, что пытался предупредить Бехтереву о «ножницах» между желаемым и возможным, о том, что немало лет понадобится ей, чтобы пробить стену недоверия медицины, ее инерционность.
Та слушала вежливо, спокойно, и на ее лице проницательный Бирюков читал: «Проблема должна быть разрешена, и она разрешена будет».
Она добилась того, чего хотела. В ее отделе нейрофизиологии человека разработан комплексный метод диагностики и лечения тех тяжких заболеваний, с которыми до сих пор не удавалось справиться обычными средствами. Он дал не только новые возможности практической медицине, но и позволил наблюдать за мозгом изнутри во время его работы (мышление, эмоции). Это принципиально новая ступень науки. До сих пор к мозгу человека относились как к некоему «черному ящику»: судили о работе его структур, сравнивая данные «на входе» и «на выходе». При новом методе работающие зоны мозга рассказали о себе сами голосами своих биотоков, ведь мозг (как и весь организм) – система, химическая и электрическая.
Многократные долголетние наблюдения Бехтеревой позволили ей разработать теорию «жестких» и «гибких» звеньев мозга. «Жесткие» – это те зоны, которые всегда обязаны включаться в совершенно определенную работу (есть такие, которые отвечают за счет, другие – за письмо, третьи – за речь). А «гибкие» – «министры без портфеля». Они всегда могут переориентироваться и подключаются по мере необходимости к разным работам: усиливают одну, ослабляют другую.
Бехтеревой и ее сотрудниками открыты важные тонкие механизмы мозга. К ним относятся и биологические часы мозга Бехтерева показала, что он может работать в разных временны́х режимах. Скажем, знаменитые чудосчетчики оперируют с огромными числами едва ли не со скоростью компьютера. Есть больные, у которых крайне замедленны и речь, и мышление. Новый комплексный метод ИЭМ – стимуляция мозга – позволяет помочь им. В некоторых профессиях и трудных ситуациях мозг сам переводит себя в быстрый режим.
Академик Бехтерева считает, что такая способность есть у каждого из нас, но не торопится давать рекомендации по скоростному обучению. Она предупреждает: необходимо исследовать биологическую опасность скоростного режима. Это ее принципиальная позиция – максимально щадить организм и побеждать природу, подчиняясь ее законам.
В мозге ее особенно интересуют механизмы надежности. Вот один из тех, что открыт Бехтеревой и ее сотрудниками: система, которая реагирует только при ошибках. Независимо от смысла и значения действий, она посылает сигналы, обращая внимание мозга на сбой. Такой механизм самоконтроля позволяет нам делать минимальное количество ошибок, страхует нас.
Принципиально новое направление, которое до работ ученого даже не формулировалось, – это нейрофизиология мыслительных процессов, исследование материальной основы мысли. Работа ее школы физиологов показала, что традиционная идея, будто человек «думает корой» (и только), не совсем верна. Природа, обеспечивая надежность, задублировала важнейшие системы. Бехтерева показала, что в подкорке есть зоны, впрямую связанные с высшими функциями сознания. Удалось обнаружить нейроны, имеющие отношение к речи, к принятию решений, к распознаванию образов.
Нормальный мозг оберегает себя балансом эмоций, старается не отдаваться целиком и надолго восторгу или отчаянию. Больной работает иначе: его может захлестнуть волна отрицательных эмоций. И если так будет продолжаться долго, мозг отвыкнет радоваться. Все территории будут в нем захвачены только негативными эмоциями. Справиться с этим станет трудно, как со всяким устойчивым патологическим состоянием. Долгие беды приводят к тому, что даже здоровый человек в отчаянии воскликнет: «Мне все равно, страдать иль наслаждаться, к страданьям я привык уже давно». Каждый мыслящий человек может научиться управлять своим состоянием – не позволит себе «привыкнуть к страданиям».
Комплексный метод академика Н. П. Бехтеревой позволяет определить миг рождения эмоций. Вот почему еще до того, как на больного надвинется тяжелая тоска, врач может увидеть это опасное положение, понять, хватит ли у мозга сил справиться самому или надо принять меры и организовать вокруг опасного очага зону защиты. Врач может простимулировать нужные зоны и противопоставить больному очагу активность радости. Это применяют сотрудники Бехтеревой при борьбе с эмоциональными нарушениями эпилептиков.
…Наука потому и наука, что ее окончательные выводы не зависят от особенностей характеров исследователей – они объективны. Но наука потому и наука, что это всегда встреча с неизведанным. Вот почему личность ученого часто определяет и направление, и скорость получения результата в такой встрече. И несомненно, темп его применения.
Особенности натуры Натальи Петровны определили во многом успехи современных методик. И в наши дни уже немыслима наука о мозге человека без полученных Бехтеревой результатов. Их уже используют крупные клиники у нас в стране и центры за рубежом.
Но когда-то надо было решиться на это. И изо дня в день результатами (излечением больных, казавшихся безнадежными) снова и снова доказывать на деле всю необходимость нового. Нужны были недюжинная воля, самообладание, жизнестойкость…
Впрочем, прошедшее время тут неуместно. Ей и сейчас нелегко дается борьба за современную технику. Особенно за жизненно необходимый позитронно-эмиссионный томограф, ведь он еще не создан в нашей стране.
Она убеждена, что сложнейший орган – мозг – требует для исследования и техники сложной. И не считает возможным отказываться от нужного метода только из-за того, что его трудно организовать.
Сама Бехтерева никогда не определяет свою жизнь как войну против кого-то или чего-то. Она отдает силы борьбе «за». Борьбе за каждого своего пациента, за уровень медицинской и физиологической науки. За уровень института, который возглавляет. За молодую смену. За каждого своего ученика.
Недавно снова, как много лет назад, я встретила ее во дворе ИЭМа с группой молодых сотрудников. И снова они без устали говорили про свое – про главное. Так кто она им? Директор? Да, несомненно. Твердый руководитель института и отдела. Но более всего – генератор, держатель цели, человек, рядом с которым невозможно снизить уровень работы, разменяться на мелочи, отступить перед вершиной. Снова и снова она помогает подниматься после разочарований, сомнений, усталости. Снова и снова разрешает недоумения перед запутанными ответами природы. Выделяет в наблюдениях основное. И умеет показать, куда повернуть исследования.
Каждый из ее учеников идет своей дорогой к научной самостоятельности. Но полное одобрение Бехтеревой получает, только когда достигает того рубежа, где главным становится не накопление идей, а умение щедро делиться ими. «Что отдашь, то твое» – заповедь школы Бехтеревой.
– Как вы выбираете для молодежи, для института, для себя самой научные направления, проблемы?
– В большой науке сейчас ситуация другая. Есть задачи, стоящие перед человечеством. Неважно, что на каком-то этапе они кажутся пока неразрешимыми (скажем, поиск нервного кода пятнадцать лет назад казался делом следующего столетия, но уже ясно, что это не так). Задачу, поставленную человечеством, необходимую для его существования, наука решит обязательно. Из будущего виднее путь к нему.
С будущим у нее свои отношения. Она планирует его очень надолго вперед и достаточно детально. Так построена и кадровая работа в ИЭМе – она готовит определенных людей для определенных, наиболее горячих точек своего дела. Последовательно, не торопясь, приближает к выбранной цели.
Характерно: к решению научных и клинических проблем Н. П. Бехтерева всегда подходит с позиции целостного человека, и это определяет ее общие взгляды на необходимость развития комплексных исследований человека – о чем она не устает писать, говорить, за что постоянно борется. Этим определяется и ее заинтересованное отношение к идее создания определенных научно-организационных структур типа Института человека – идее, которая сейчас широко (правда, пока явно с недостаточной результативностью) обсуждается нашими учеными, представителями культуры, литературы.
С присущей ей энергией включилась Бехтерева в движение ученых, борющихся за мир. Для нее непереносима сама мысль об утрате завтрашнего дня Земли. Она участвует в диспутах и конференциях, во встречах с интеллигенцией других стран, в дискуссиях с американскими учеными. Ведет их со спокойным напряжением. Ее мысль остра, научные доказательства убедительны.
Исследователь мозга, она знает: ядерные приготовления отнимают у людей не только завтрашний день. Уже сегодня для многих могут настать сумерки души. Уже сегодня давящий стресс гонки вооружений снижает творческий потенциал планеты. Смириться с этим невозможно. И в сторону от борьбы она не отойдет.
Владимир Михайлович Бехтерев 
Петр Владимирович Бехтерев 
Механизм детекции и детерминации ошибок А – исследования конца 1960-х годов. Суперпозиция вызванных изменений напряжения кислорода в тесте на оперативную память. Регистрация с помощью вживленных электродов. Справа – типичный «детектор» ошибки в хвостатом ядре мозга (из книги: Бехтерева Н. П. Нейрофизиологические аспекты мыслительной деятельности. Л.: Наука, 1971);Б – исследования начала XXI века. Независимые компоненты когнитивных вызванных потенциалов мозга при тесте на математические операции. Регистрация с помощью накожных электродов. Слева – топография компонента, справа – электромагнитная томография низкого разрешения, в центре – временная динамика компонента при правильном и ошибочном выполнении теста (из книги: Kropotov J. D. Quantitative EEG, event related potentials and neurotherapy – Academic Press, Elsevier: 2009). 
Ж. Нагорнова, С. Данько, М. Старченко, Н. Шемякина