Центробежные силы нарастают

Еще при жизни Тито выдвигались различные предположения и догадки, что произойдет с югославской федерацией, этой сложной, многонациональной страной после Тито. Ведь он олицетворял собой единство Югославии. Его авторитет, политическое влияние в стране и в мире служили немаловажным фактором стабильности этого государства.

Пожалуй, преобладающим было мнение, что без Тито государство вообще существовать не сможет и сразу же начнется раздрай, который неизбежно приведет к развалу федерации. Ведь в последние годы жизни Тито действие центробежных сил становилось все более и более ощутимым.

И тем не менее, несмотря на нарастание разногласий между республиками, в течение ряда лет послетитовского периода взрыва не произошло. Не произошло потому, что, конечно же, Югославское государство держалось не только на авторитете личности Иосипа Броз Тито. Были и другие объединяющие факторы.

Этническая общность большинства югославских народов скреплялась оригинальной политической и социально-экономической моделью общества – системой так называемого самоуправленческого социализма, которая соединяла в себе не утратившие популярности социалистические идеи с некоторыми национальными традициями славянских народов. Конечно, не все в ней было отработано, немало было показного и декларативного. Но все же это была определенная ценность, объединявшая и цементировавшая общество. Вокруг нее была развернута большая идеологическая работа.

В свою очередь, система самоуправления держалась в значительной мере на объединяющей роли партии – Союза коммунистов Югославии. В рамках концепции самоуправленческого социализма в свое время были внесены существенные поправки в структуру партии, во внутрипартийные отношения, но они не затронули основные принципы, определявшие роль партии в обществе и регулировавшие ее деятельность.

В югославском обществе по-прежнему сохранялась однопартийная система с демократическим централизмом, идеологической дисциплиной, довольно жестким партийным контролем за деятельностью государственных органов. Другие общественные организации – Социалистический союз трудового народа, профсоюзы, рабочие советы, несмотря на все усилия оснастить их атрибутами самостоятельности, по существу оставались «приводными ремнями» партии.

Главный парадокс и внутреннее противоречие системы югославского самоуправления состояли именно в том, что его принципы отторгали руководящую роль партии, но в то же время без партии оно было бы неосуществимо.

Так или иначе партия выступала гарантом государственного и общественного устройства страны.

В этой связи нельзя не учитывать роли югославской народной армии, которая выросла из антифашистской национально-освободительной борьбы югославских народов, была своеобразным воплощением их единства. Пользуясь традиционным уважением в обществе, она также являлась в определенном смысле стабилизирующим фактором. Причем это была одна из сильнейших европейских армий.

Югославия еще при Тито нашла нишу и в системе международных отношений, отказавшись от участия в двух противоположных военно- политических блоках. В результате разрыва с Советским Союзом она, естественно, оказалась вне сформировавшегося в послевоенные годы советского военно-политического блока, но не вошла и в западный блок. Такая внеблоковая позиция сохранилась и после нормализации отношений с Советским Союзом в 1955 году.

Невхождение в блоки, равноудаленность от них, естественно, привели Югославию в Движение неприсоединения. Более того, Югославия стала одним из инициаторов и самых активных его участников, а Тито, наряду с Индирой Ганди, претендовал на роль неформального лидера этого движения. Несмотря на разноликость стран, участвовавших в нем, тяготение одних к западному капитализму, а других к восточному социализму, оно в условиях противостояния двух блоков превратилось в довольно влиятельную политическую силу на международной арене.

Югославия как активный участник Движения неприсоединения завоевала немалый авторитет, который важен был и для внутренней общественно- политической консолидации.

Конечно же, среди международных факторов немаловажное значение имела заинтересованность Советского Союза и других соцстран в развитии Югославии как единого федеративного государства. Да и Запад в лице Соединенных Штатов Америки и западноевропейских стран не был до поры до времени заинтересован в ослаблении и разобщении Югославии.

В последний период жизни Тито готовились условия для того, чтобы создать некие коллективные структуры руководства страной. На основе представительства от республик и автономных областей, ротации их состава были реорганизованы высшие органы государственной власти и партийного руководства. В Президиуме СФРЮ было введено двухлетнее попеременное председательствование представителей республик. Для главы исполнительной власти установлен пятилетний ротационный срок. А в партийном руководстве введена даже ежегодная смена председателя Президиума ЦК СКЮ, избираемого из представителей союзов коммунистов республик.

Все это помогло сохранить стабильность политической ситуации в Югославии в течение примерно десятилетнего периода послетитовского развития. Однако проблемы югославского общества не были устранены, противоречия между республиками, связанные с особенностями их исторических судеб, религии и культуры, оставались, а различия в уровне жизни даже продолжали углубляться.

Югославия сильнее, чем другие страны Восточной Европы, была связана с мировым рынком. При благоприятной конъюнктуре это давало ей немалые выгоды, но зато любое ухудшение мировой экономической ситуации особенно больно задевало ее. Именно это и произошло в середине 80-х годов. Внутренние противоречия и проблемы страны стали все ощутимее сказываться, выходить на первый план.

На почве экономического недовольства, взрыва национальных чувств начались массовые выступления в автономной области Косово, населенной этническими албанцами. Стали нарастать сепаратистские настроения в Словении и Хорватии.

В конце главы мне еще предстоит вернуться к анализу причин, приведших позднее к трагедии распада югославской федерации. Но в начале второй половины 80-х годов, когда мне пришлось соприкоснуться с советско- югославскими отношениями, непосредственной угрозы такого распада не ощущалось.

Советско-югославские отношения в послетитовский период были довольно добротными и устойчивыми, правда, и каких-то заметных подвижек в их углублении не происходило. Советское руководство уже давно, со времен Хрущева, убедилось в тщетности да и ненужности попыток оторвать Югославию от Запада и вернуть в советский блок. Напротив, стала признаваться полезная роль Югославии на международной арене, в Движении неприсоединения. Однако ставилась задача – постараться удерживать Югославию на антиимпериалистических позициях.

Советская перестройка, новое политическое мышление придали новые импульсы советско-югославским отношениям, расширению нашего экономического и политического сотрудничества. Обе стороны были искренне заинтересованы в углублении экономической интеграции, тем более что торгово-экономические отношения с Югославией уже давно строились на ценах мирового рынка и расчетах в свободно конвертируемой валюте, и тут ничего не надо было менять и перестраивать.

Советский Союз был наиболее важным экономическим партнером, на долю которого приходилось до 1/3 объема внешней торговли страны. Югославия получала из СССР значительное количество требующихся ей энергоресурсов и сырья, надежный рынок сбыта для своих промышленных товаров, независимый от экономической конъюнктуры в Европе и на мировом рынке. Но и для Советского Союза югославский рынок представлял интерес как с точки зрения размещения заказов, в частности в судостроении, так и в получении продукции сравнительно высокого качества.

В советско-югославской торговле были и свои трудности. У Советского Союза вследствие падения цен на энергоносители образовался долг по текущим платежам. К этому времени он превысил 1 млрд. долл. Особенность дисбаланса во взаимной торговле двух стран была в том, что он явился результатом чисто ценовых факторов при сохранении и даже увеличении физического объема товарных потоков, в чем были заинтересованы обе стороны.

Что касается политических отношений, то и здесь возникла благоприятная ситуация. Ведь новое мышление, выдвинутые Горбачевым подходы к изменению связей между социалистическими странами были вполне созвучны тем принципам, на которых уже в течение трех десятилетий практически строились отношения с Югославией.

Естественно, с нашей да, я думаю, и с югославской стороны учитывались и исторически сложившиеся глубокие чувства симпатии между народами наших стран, которые не были поколеблены годами взаимного отчуждения и вражды между политическими руководителями двух стран. Уже первые встречи и контакты Горбачева с югославскими руководителями Д. Балевским, М. Реновицей, Б. Круничем и другими наглядно продемонстрировали высокую степень взаимопонимания процессов современного общественного развития, внутренней и внешней политики наших государств.

У югославских деятелей был большой соблазн толковать новую политическую линию КПСС как подтверждение своего приоритета в разработке путей развития социалистических стран. Мы к этому относились спокойно, с пониманием того, что они действительно первыми поставили многие проблемы реформирования социализма. Да и сами югославы не очень-то выпячивали грудь вперед, видя, что управленческая система стала давать сбои, не избавляет от серьезных сложностей в экономическом, общественно-политическом развитии, и признавали необходимость ее серьезной корректировки.

В общественном же мнении Югославии на фоне обостряющихся проблем (внешний долг, безработица, национальный вопрос), особенно в сопоставлении с активностью и динамизмом перестроечных перемен в СССР, усиливалось критическое отношение к деятельности руководителей собственной страны. Стали выдвигаться настоятельные требования принятия более решительных мер, все громче стал звучать вопрос: почему же Югославия не берет пример с СССР?

Понимая значение советского фактора, югославы охотно шли на углубление наших отношений по государственной линии, включая военную, особенно это касалось поставок советского вооружения и снаряжения для армии. Более содержательными стали и межпартийные связи. Весьма примечателен тот факт, что председатель Президиума ЦК Союза коммунистов Югославии принял участие во встрече представителей коммунистических и других левых партий и движений, состоявшейся в Москве в дни празднования 70-летия Октябрьской революции. Раньше от участия в таких мероприятиях югославы отказывались.

Хорошие, деловые и тесные отношения у меня сложились с моим югославским коллегой, членом Президиума ЦК СКЮ М. Орландичем, который курировал в ЦК СКЮ международные вопросы, а также исполнительным секретарем Президиума ЦК СКЮ С. Стояновичем, послом СФРЮ в Москве М. Верешем.

Любопытная деталь. Регулярно после пленумов ЦК и других крупных событий я приглашал к себе для доверительной беседы послов социалистических стран. На первую встречу был приглашен и посол СФРЮ. Вереш поблагодарил, но намекнул, что предпочел бы встретиться со мной отдельно. Даже в этом рутинном случае Югославия не хотела быть «одной из социалистических стран». Естественно, никакой проблемы тут не возникло, я встретился с Верешем в другое время, да и позднее такие встречи были довольно частыми, особенно в связи с подготовкой визита Горбачева в Югославию.

Посол передал мне послание югославского руководства Горбачеву с предложением нанести визит в Югославию еще весной 1987 года. Осуществить этот визит удалось лишь примерно через год. Это было связано не только с занятостью Горбачева и югославских руководителей, но и с тем, что визиту и та и другая стороны придавали особое значение. Потребовалась большая работа для его подготовки.

С самого начала возникла идея принятия советско-югославской политической декларации, которая, с одной стороны, подтвердила бы значение принципов отношений между двумя странами, зафиксированных в Белградской (1955 г.) и Московской (1956 г.) декларациях, ознаменовавших поворот в отношениях наших двух стран, а с другой – обобщила бы более чем 30- летний опыт нашего сотрудничества, новые реалии и новые подходы, вытекавшие из тогдашней политики советского и югославского руководства.

Мы со своей стороны имели в виду, что это хороший случай на высоком политическом уровне в официальном документе сформулировать наши общие принципы отношений между соцстранами, основанные на новом политическом мышлении. Советско-югославская декларация могла бы стать ключевым политическим документом в этой области.

Визит Горбачева, в нашем представлении, должен был продемонстрировать поддержку усилий белградского руководства, направленных на укрепление Югославского государства, как необходимого условия стабильности на Балканах и в Европе, да и в более широком политическом контексте.

Визиту предполагалось придать роль важного импульса и в дальнейшем развитии советско-югославских экономических отношений. Надо было найти решение проблемы нашего долга Югославии по внешней торговле, образовавшегося в связи с падением мировых цен на нефть. Кстати, это была первая ласточка надвигавшейся волны таких же проблем и с другими странами СЭВ. Просто там образование такого долга было отодвинуто во времени из-за применения мировых цен на нефть, усредненных за предыдущие пять лет. Югославии же нефть и нефтепродукты мы продавали по текущим мировым ценам.

При всей остроте этой проблемы нельзя было допустить, чтобы она отвлекла внимание от перспективных и принципиальных аспектов советско- югославских экономических отношений, и в первую очередь от перехода к широкомасштабной научно-технической и производственной кооперации. Поэтому условились о разработке и подписании в ходе визита долгосрочной программы экономического сотрудничества между двумя странами на период до 2000 года.

Над этими документами в течение нескольких месяцев и велась большая подготовительная работа. Мы предложили, чтобы югославская сторона взяла на себя представление первоначального проекта декларации, а затем работа над ней пошла на двусторонней основе. Долгосрочная программа экономического сотрудничества готовилась в рамках Советско-югославской межправительственной экономической комиссии, возглавляемой заместителями глав правительств И. С. Силаевым с нашей стороны и Я. Земляричем – с другой.

Возникли и некоторые протокольные сложности. Они были связаны с тем, что Горбачев представлял и государственное и партийное руководство, а в Югославии оно было разделено. Вначале югославы предложили (и их можно было понять) все содержательные и протокольные мероприятия проводить отдельно по государственной и по партийной линии, но это сильно усложняло программу. В дальнейшем удалось найти некие рациональные решения и по этому вопросу.

С Горбачевым в Белграде

С первых шагов визита, начавшегося 14 марта 1988 г., стала складываться товарищеская и, я бы сказал, непринужденная обстановка. Конечно, соблюдены были и все протокольные формальности, присутствовал и момент торжественности, но не было той напыщенности, суеты и искусственности, которые отличали визиты в некоторые другие страны, особенно в Румынию.

Не обошлось и без небольших организационных шероховатостей, но больше по вине нашего протокола. Так, при встрече в аэропорту я, уже сидя в машине, заметил, что Марко Орландич что-то обеспокоенно ищет, но не придал этому значения: мало ли забот у хозяев. Оказывается, он должен был ехать со мной, но не нашел машины, так как номера были сняты. Дело в том, что впервые визит в социалистическую страну обслуживался мидовской протокольной службой. Раньше это делалось людьми из аппарата ЦК под руководством М. Киселева – заведующего сектором нашего отдела, который хорошо знал не только детали протокола и традиции, но и конкретных людей, и обычно все проходило без сучка и задоринки. На этот раз по настоянию Шеварднадзе (я согласился, что это действительно не дело партии) протокольную сторону визита вели мидовские товарищи. Отсюда и шероховатости, которые, впрочем, мало кому были заметны.

Разместили Горбачева в Дединье – престижном районе Белграда, в резиденции «Белый дворец», а нас с Силаевым поместили в особняке – в пяти минутах езды от «Белого дворца». Но мы только ночевали там, а все время были рядом с Горбачевым, вместе с ним обедали и ужинали, обсуждали ход визита и вопросы, возникавшие в процессе переговоров.

После официальных приветствий Горбачев пригласил провожавших нас до резиденции председателя СФРЮ Лазара Мойсова и председателя Президиума ЦК СКЮ Бориса Крунича побеседовать в предварительном порядке в узком кругу. В ходе непродолжительной, но весьма любопытной беседы Горбачев доверительно поделился информацией о планах наших недругов на Западе в отношении Советского Союза и других социалистических стран – тех, кто по инерции руководствуется представлениями и догмами «холодной войны», усматривает в советской перестройке некую угрозу для себя, стремится возбудить и поддерживать оппозиционные настроения и действия, дискредитировать деятельность партии, армии, спекулирует на проблемах международных отношений и т. д.

Для югославских руководителей такой разговор оказался неожиданным. Вначале они отнеслись к нему сдержанно и даже настороженно, а затем активно включились в обсуждение. Особенно это проявилось со стороны Крунича, который в подтверждение сказанного привел наблюдения и соображения из югославского опыта, особенно в том, что касалось подогревания в Югославии антисамоуправленческих настроений и межнациональных противоречий.

Со стороны Горбачева это был, конечно, не экспромт, а заранее продуманный шаг, чтобы придать последующим официальным переговорам более доверительный, откровенный и дружеский характер. Дело в том, что при всем взаимопонимании на наши отношения в какой-то мере влияли инерция некоторого дистанцирования, выработанная в годы отчуждения, привычка югославских руководителей подчеркивать независимость, самостоятельность, оригинальность своего курса даже там, где расхождений по существу не было. Думаю, Горбачеву удалось если не в полной, то в значительной мере разрушить эту преграду.

Немаловажную роль здесь сыграли контакты Горбачева с жителями Белграда, а затем и других городов. На пути из аэропорта в столицу не было больших толп приветствующих людей с флажками в руках. Как такие толпы организуются – известно, но когда Горбачев попросил сделать остановку на одной из центральных точек города – перекрестке улиц Маршала Тито и Князя Милоша, вмиг образовалось большое скопление людей, состоялась исключительно теплая беседа советского руководителя с белградцами. С каждым днем и даже часом росло внимание народа к визиту, все больше и больше становились толпы людей, ожидавших встречи с Горбачевым.

В такой исключительно благоприятной и дружественной обстановке проходили переговоры и все протокольные мероприятия: посещение машиностроительного объединения имени Иво Лолы Рибарта, Мемориального центра Иосипа Броз Тито, церемония посадки молодого кедра в городском Парке дружбы, вручение Горбачеву золотой памятной медали Белграда, встреча с делегатами Скупщины СФРЮ.

В книге почетных посетителей Мемориального центра Тито Горбачев оставил запись, в которой выразил уважение памяти этого выдающегося сына Югославии; дал высокую оценку его роли в борьбе югославского народа против фашизма, в строительстве новой Югославии, в борьбе за мир, в создании Движения неприсоединения.

Для меня это было третье посещение могилы Тито и Мемориального центра. По едва уловимым черточкам и деталям я имел возможность убедиться в том, что отношение к Тито претерпевало существенное изменение. Оно стало менее идеализированным, более простым и человечным, хотя с умершими чаще всего бывает наоборот. Думаю, что это отражало общее ослабление влияния титовского наследия на общественно-политическую жизнь страны.

Конечно, в выступлениях югославских руководителей и на этот раз делались ссылки на авторитет Тито. Но они скорее играли ритуальную, чем содержательную роль. Такого культа Тито, какой был при его жизни, не было и в помине. Влиятельные силы в Союзе коммунистов Югославии продолжали отстаивать титовское идейное наследие, но тут уже обнаруживалось его отставание от жизни, которая ставила новые проблемы. Далее я еще вернусь к этой ситуации.

Официальные советско-югославские переговоры начались в Палате федерации вначале по государственной линии. С югославской стороны их вели председатель Президиума СФРЮ Л. Мойсов, председатель Союзного исполнительного веча Б. Микулич, его заместитель Я. Землярич, союзный секретарь по иностранным делам Б. Лончар. Б. Крунич был лишь участником переговоров.

На следующий день переговоры были продолжены в Центральном Комитете Союза коммунистов Югославии. Его представляли председатель Президиума ЦК СКЮ Б. Крунич, члены Президиума ЦК СКЮ М. Орландич, М. Реновица, В. Тупурковский, исполнительный секретарь ЦК СКЮ С. Стояно вич. Руководителей государственных органов не было. С советской стороны в обоих случаях в переговорах участвовали мы с Силаевым, посол В. П. Логинов, сопровождавшие лица.

Думаю, нет смысла подробно останавливаться на содержании переговоров. Могу сказать одно: они носили конструктивный характер. Причем более заинтересованно и конкретно, я бы сказал, эмоционально вели переговоры Б. Крунич и его коллеги по Союзу коммунистов. Беседа шла об опыте социально-политического развития двух стран, о межпартийных отношениях, проблемах современного социализма.

Но о принятых документах все же надо кое-что сказать. Принципиальное значение имело подписание советско-югославской декларации. В ней подтверждена историческая роль универсальных принципов, содержащихся в Белградской и Московской декларациях, а именно: взаимное уважение независимости, суверенитет, территориальная целостность, равноправие, недопущение вмешательства во внутренние дела под каким бы то ни было предлогом. Заявлено, что стороны впредь будут придерживаться этих принципов.

Вместе с тем в новой декларации подчеркнуты взаимная готовность развивать диалог и обогащать содержание наших отношений, «исходя из принципов независимости, равноправия и невмешательства, ответственности каждой страны, каждой партии перед рабочим классом и народом своей страны, взаимного уважения различных путей строительства социализма», стремление вести конструктивный, товарищеский диалог с целью вывести весь комплекс двусторонних отношений на новые рубежи.

В декларации нашли свое отражение совпадение взглядов на современное мировое развитие, признание того, что мировая цивилизация переживает переломный момент и в этих условиях необходимы новые подходы, новая политическая философия, в основе которой лежит понимание неделимости и взаимозависимости мира.

С декларацией тесно связан и другой документ, подписанный в Белграде, – Долгосрочная программа экономического сотрудничества СССР и СФРЮ на период до 2000 года. В ней конкретизированы пути развития экономических отношений между двумя странами, отвечающие их интересам.

Конечно, югославскую сторону волновала проблема нашего долга. Ее ставили, перед нами в той или иной форме на всех уровнях. Договорились решить ее за счет изыскания дополнительных возможностей для поставки товаров в Югославию, а также за счет долгосрочной задолженности Югославии Советскому Союзу и обычной практики предоставления текущих расчетных кредитов.

Во всяком случае, эта проблема не помешала широкой и далеко идущей договоренности о развитии экономических отношений, перспективной проработке производственной кооперации двух стран, включая и научно- техническое сотрудничество. Причем акцент был сделан на развитие новых форм сотрудничества – прямых производственных и научных связей между предприятиями, объединениями, организациями СССР и СФРЮ, создание совместных предприятий как на территории СССР, так и в СФРЮ. Решимость и воля сторон и в этом вопросе были продемонстрированы достаточно ясно и отчетливо.

В целом визит заложил основу для качественно нового этапа в развитии советско-югославских отношений. Он, пожалуй, в наиболее отчетливой форме продемонстрировал новый подход советского руководства к проблеме отношений с социалистическими странами. Не случайно он привлек к себе большое внимание мировой общественности.

Для освещения визита в Югославию прибыло несколько сот журналистов из многих стран. По ходу его то тут, то там возникали импровизированные пресс-конференции Горбачева. Более 300 корреспондентов было на специальном брифинге, проведенном мною вместе с исполнительным секретарем ЦК СКЮ М. Лоличем в Сава-центре. Вступительное слово пришлось делать, по существу, экспромтом, поскольку времени для подготовки просто не оказалось. Мне было задано много вопросов, в том числе касающихся 1948 года, «белых пятен» в наших отношениях с Югославией. Между прочим, на пресс-конференции я сообщил, что КПСС передала Союзу коммунистов Югославии 90 тыс. страниц архивных документов, представлявших интерес для югославской стороны, о деятельности Коминтерна и Информбюро, событиях второй мировой войны. Замечу, что в дальнейшем работа была продолжена, и через некоторое время югославской стороне было передано еще около 500 архивных материалов о деятельности представителей Компартии Югославии в Коминтерне.

Наблюдения и комментарии западных корреспондентов о ходе визита, высказывания и реплики Горбачева, материалы брифинга, проведенного мною вместе с Лоличем, нашли довольно широкий отклик в зарубежной прессе и в теле- и радиокомментариях.

«Голос Америки» со ссылкой на своих корреспондентов из Белграда сообщил: «Во время церемонии посадки дерева в Белградском парке Горбачев сказал журналистам, что он удовлетворен началом переговоров и что много времени было уделено национальным вопросам». Корреспондент Би-би-си Саймон Броуди обратил внимание на мои слова о том, что обе стороны отметили роль Тито и Хрущева, которые проявили большую мудрость и сумели отказаться от недоразумений прошлого. «Как видите, – заметил Броуди, – Хрущев снова стал мудрым». На вопрос, каково общее впечатление от этого дня, Броуди ответил: «Общее впечатление, что советские представители гораздо раскованнее, я бы сказал, югославских официальных лиц».

А вот последующий комментарий Би-би-си: «Советская сторона в ходе визита все время подчеркивает, что отношения между обеими партиями строятся на равноправии, взаимном уважении и что они основаны на принципах белградско-московской декларации 30-летней давности. Правда, эта же декларация не помешала Хрущеву разгромить венгерское восстание в 1956 году, а Брежневу – «пражскую весну» в 1968 году. Все же самой Югославии не пришлось испытать советского вторжения. Новая декларация, которая будет обнародована в ближайшие дни, включит многое из старой и учтет развитие событий за последние годы.

Советские представители впечатляют даже западных журналистов своей откровенностью. Они сняли обвинение в адрес югославского руководства 50-х годов, не зачитывают формальных речей, говорят о проблемах, экономических реформах, демократизации и т. д.

Вообще складывается впечатление, что, не считая экономических трудностей, у обеих сторон действительно отмечается взаимопонимание по многим вопросам».

В заключительной беседе с журналистами Горбачев заявил: «Я и мои товарищи полны впечатлений от встреч и бесед на югославской земле. Исторические корни нашей дружбы, стремление наших народов к ее укреплению ставят перед политиками задачу воплотить эти настроения людей в соответствующую политику, идти плечом к плечу, выходить на новые рубежи социалистического строительства.

Советские люди преданы дружбе с народами Югославии. Так было, есть и будет. И в этом главный итог визита. Будем вместе идти общей дорогой, основываясь на принципах документов 1955 и 1956 годов, которые еще раз подтверждены советско-югославской декларацией, выходящей по своему значению за рамки двусторонних отношений. В этом его принципиальное значение.

Желаю процветания Югославии».

Казалось, что визит Горбачева в Югославию заложил новые прочные и глубокие основы для благоприятного развития отношений между нашими странами на длительный период. Но события последующих лет как в Советском Союзе, так и в СФРЮ привели к кардинальным переменам в обеих странах, создавшим совершенно иную обстановку.

В республиках

В Югославии, да и в Советском Союзе, перемены во многом были обусловлены вышедшими на первый план противоречиями в межнациональной сфере. Сложность и острота этих проблем в Югославии нам были, в общем- то, хорошо известны, но во время визита мы хотели еще и еще раз, что называется, с близкого расстояния посмотреть на них. Конечно, было бы наивным рассчитывать на то, что можно за какие-то пять дней глубоко вникнуть в суть этих проблем, тем более что дни были заполнены до предела официальными мероприятиями.

Еще при подготовке визита югославская сторона выступала за то, чтобы советская делегация посетила все шесть республик или большую их часть. Сделать это, к сожалению, не удалось. В программу было включено посещение трех республик – Сербии, Хорватии и Словении. В отношении Сербии проблема состояла только в том, чтобы встретиться в Белграде с сербским руководством. Было намечено посетить столицу Словении Любляну, а закончить визит на территории Хорватии – в Дубровнике. Там встретиться с хорватскими деятелями и провести заключительную беседу с федеральным руководством.

Не знаю, как отнеслись в Боснии и Герцеговине, а также в Македонии к тому, что Горбачев не побывал у них, но вот от черногорцев в Белграде буквально не было прохода. Они умоляли хотя бы на несколько часов сверх программы посетить эту республику, подчеркивая особое отношение черногорцев к России. Но такой возможности просто не было.

Должен заметить, что на официальных встречах, да даже и в неофициальной обстановке, югославские руководители не очень охотно шли на откровенный обмен мнениями по межнациональным и межреспубликанским проблемам. Объяснение, с моей точки зрения, простое. Встречи с представителями республик проходили, как правило, в присутствии федеральных руководителей. Но и работники федеральных органов занимали свои посты как представители республик по принципу ротации. Они, по-видимому, не хотели углубляться в эти проблемы в беседах с советским руководителем, демонстрировать при нем свои противоречия, во всяком случае, проявляли определенную сдержанность. Мы, со своей стороны, не скрывали интереса к межнациональным проблемам, но старались делать это в ненавязчивой форме.

И тем не менее острота ситуации в югославской федерации, нарастающая напряженность в отношениях между республиками не могли не проявиться во время визита и, в частности, на встречах нашей делегации с руководителями Сербии, Хорватии и Словении. Все эти встречи были обставлены по примерно одинаковому образцу, принятому в отношениях между равноправными партнерами. И вместе с тем каждая из них имела свою специфику, связанную с особенностями республики, ее положением и ролью в федеративном государстве.

Особый интерес с этой точки зрения представляли контакты с руководителями Сербии. На официальном обеде, данном в честь Горбачева от имени руководства Сербии, царила атмосфера, которая предопределялась характером, манерой поведения Слободана Милошевича. Он был тогда председателем Президиума ЦК СК Сербии, чувствовал себя безусловным лидером республики. Категоричность и безапелляционность суждений, решительность, напор выделяли его не только из сербских руководителей, но и политических деятелей федерации.

Трудно восстановить в памяти детали его выступлений и высказываний, но общее впечатление сложилось довольно отчетливо: это была открытая позиция в пользу укрепления централизма в югославской федерации вокруг ее сербского ядра. Бросалось в глаза подчеркнуто уважительное отношение к нему со стороны присутствующих, в том числе председателя Президиума республики П. Грачанина, представителя старшего поколения югославских коммунистов и антифашистов.

Насколько удалось уловить, Милошевича поддерживали и выдвигали как сильную личность различные общественно-политические силы в Югославии, в первую очередь в Сербии. Он пользовался поддержкой и югославской народной армии. Об этом нам прямо и открыто говорили высокопоставленные и информированные представители военного руководства Югославии.

Слободан Милошевич привлекал к себе внимание уже давно, когда он был еще секретарем Белградского городского комитета Союза коммунистов. Я понял это из одной ситуации, с которой мне пришлось столкнуться несколькими годами раньше. Оказалось, что хорошо мне знакомый бывший советник-посланник югославского посольства в Москве Бора Милошевич – брат Слободана. Это был тоже сравнительно молодой человек, но опытный, способный дипломат, к тому же видный, богатырского сложения мужчина. Мне говорили, что он по матери черногорец.

Из посольства в Москве он был взят на высокую должность в Международный отдел ЦК СКЮ, а через некоторое время я узнал, что он направлен послом в одну из африканских стран. Информированные люди объясняли это тем, что надо было устранить неловкость, связанную с одновременным пребыванием братьев на высоких партийных постах.

Может быть, это объяснение надуманное, но остается несомненным факт, что Слободан Милошевич имел мощную поддержку и быстро продвигался по пути своей общественно-политической карьеры. С ним связывалось противодействие опасности развала югославской федерации, вокруг него происходила концентрация радикально-традиционалистских сил в югославском обществе, которые проявили себя попытками остановить процесс распада, не останавливаясь перед применением жестких методов борьбы с сепаратистскими тенденциями во имя сохранения югославской федерации при доминирующем влиянии Сербии.

Весьма интересными с точки зрения межнациональных отношений были поездки в Словению, встречи с руководителями этой наиболее развитой и наиболее близкой к Западу республики Югославии. Нашу делегацию разместили в старинном замке – бывшей резиденции Тито «Гора у Краня». В ответ на наше восхищение великолепным убранством замка нам сказали, что у Тито такие резиденции были в каждой республике, а всего их в Югославии насчитывалось около трех десятков.

В Словении и ее столице Любляне мне приходилось бывать и раньше. Весь облик республики говорил о ее принадлежности скорее не к Восточной, а к Западной Европе: ухоженная, благоустроенная земля с прекрасной застройкой, множество костелов оригинальной архитектуры, на горизонте – альпийский пейзаж с заснеженными вершинами. Любляна – небольшой, но уютный, опрятный город с западноевропейским укладом жизни.

Со стороны жителей города, как и повсюду, проявлялось огромное внимание к Горбачеву, к нашему визиту. Не скрывали своего удовлетворения визитом и руководители республики. Они с большим энтузиазмом демонстрировали самостоятельность своих позиций и суждений, самобытность республики, ее принадлежность к Западу. Характерно, что оценки социально- экономической ситуации в Словении строились на сравнении ее показателей не с общеюгославскими, сербскими или даже хорватскими, а с австрийскими, итальянскими – вообще западноевропейскими. И конечно же, вывод делался не в пользу Словении, с явным намеком на то, что самостоятельно, вне федерации, она могла бы добиться значительно большего.

Во время встречи с Горбачевым, точно не припомню – то ли на официальной беседе с советской делегацией, то ли в речи на обеде, председатель Президиума ЦК Союза коммунистов Словении Милан Кучан в развернутом виде изложил свое понимание программы политических и экономических реформ в социалистических странах. Оно воспринималось как явная демонстрация самостоятельности Словении. Дело в том, что Союз коммунистов Югославии, как и КПСС, готовился к партийной конференции, на которой предполагалось рассмотреть все эти вопросы. В центре шла усиленная подготовка к конференции. И подтекст выступления, по-моему, был такой: там, в Белграде, что-то делают, о чем-то спорят, а у нас уже есть своя позиция.

Интересно и то, что содержание программы Кучана было довольно созвучно проводившимся и намечавшимся реформам в Советском Союзе. Нам как бы говорилось: что там будет в Белграде – неважно, а основа для сотрудничества Словении с Советским Союзом есть – вот она.

Впоследствии я встретился с Кучаном на съезде Португальской коммунистической партии и еще раз имел возможность убедиться, что это серьезный политик, но, конечно же, с явным акцентом на национальные интересы Словении.

Во время пребывания в Словении произошел еще один эпизод, который в какой-то мере характерен для обстановки в этой республике. Просматривая республиканскую газету «Дело», я обнаружил статью недружественного содержания о событиях 1968 года в Чехословакии с фотографией демонстрации братиславской молодежи против советского вторжения на фоне советских танков. Такая публикация не могла быть случайной. Я не стал говорить об этом Горбачеву, но обратил внимание Марко Орландича, сопровождавшего нас в Словении, на эту статью. Зачем понадобилось кому-то на фоне такой, можно сказать, восторженной встречи Горбачева публиковать подобный материал? В связи с чем вспомнили об этой неприятной странице, ведь это не какая-то годовщина августовских событий в ЧССР? Трудно поверить, что в Югославии не управляют средствами массовой информации настолько, что не имеют возможности предотвратить появление таких публикаций. Мы знаем это по своей практике. Конечно, и у нас в условиях гласности в газетах появляются те или иные некорректные материалы. Но если мы обращаемся к газетам с просьбой воздержаться от каких-то публикаций, могущих вызвать международное осложнение, то они прислушиваются к ней.

Орландич был смущен, просил из единичного факта не делать выводов, не раз возвращаясь к этому вопросу. Конечно, появление такого рода материалов в газете не отражало преобладавшего в республике общественного мнения и отношения к визиту Горбачева, но, по-видимому, нюансы такого рода в общественных настроениях были.

Общение с Хорватией получилось довольно своеобразным – через Дубровник. Для Горбачева на берегу лучезарной Адриатики была предоставлена престижная резиденция «Ядранка». Там же состоялась встреча с хорватскими руководителями: председателем Президиума Социалистической Республики Хорватии А. Марковичем, председателем Исполнительного веча А. Миловичем. А для заключительных встреч туда прибыли руководители федерации Л. Мойсов и Б. Крунич. Мне показалось, что таким образом было подчеркнуто и особое общеюгославское значение Дубровника – этой подлинной жемчужины Адриатики.

В Дубровнике мне как-то посчастливилось провести несколько дней. Это ни с чем не сравнимое природное и рукотворное чудо. Неповторимое по чистоте и цвету море, лучезарное небо и южное солнце, белокаменная крепость, опоясывающая маленький полуостров с расположенным на нем средневековым городом уникальной архитектуры, любовно охраняемые исторические реликвии. А сколько прелести в разбросанных поблизости скалистых, покрытых лесом островах, с причудливыми очертаниями. И все это на фоне гор, напоминающих чем-то крымские.

На сей раз улочки Дубровника были буквально запружены народом, жаждущим встретиться с Горбачевым. Тут были не только граждане Югославии, но и многочисленные туристы из всех стран мира, в том числе и из нашей. Местные жители говорили, что такого в их древнем городе еще не бывало.

В те дни трудно было даже допустить мысль о том, что город может стать объектом кровопролитного и жестокого конфликта между двумя республиками, что на его улицах будут рваться снаряды и бомбы, гибнуть люди, разрушаться ценнейшие творения природы и человека.

Конечно же, Горбачев и все мы знали о том, что в Хорватии в послетитовский период происходило постепенное ослабление всей системы политических факторов, связывавших эту республику с Сербией и югославской федерацией в целом, накопление взрывного материала. В прошлом немаловажное значение имел и тот факт, что сам Тито был по национальности хорватом. Мне приходилось бывать на родине Тито в селе Кумровац, тем более что рядом с селом была построена партийная школа ЦК СКЮ, с которой сотрудничала Академия общественных наук. В глубине села для посетителей был открыт типичный крестьянский дом, по тем временам среднего достатка, в котором родился Тито. Там демонстрировался весь набор незамысловатых, но добротных предметов нелегкого крестьянского труда и домашней утвари. Так что это был в какой-то мере и этнографический музей. На длинном шесте, точно так же как это делалось в старых русских избах, подвешена люлька, в которой баюкался младенец Иосип Броз.

Так или иначе, Тито удавалось удерживать хорватский сепаратизм и сербо-хорватские противоречия в определенных рамках, а отношения между двумя этими республиками, как в СССР отношения России и Украины, были несущей конструкцией всей югославской федерации.

С Хорватией я познакомился еще в конце 60-х годов, когда работал в Ленинграде, который поддерживал с Загребом побратимные отношения. Уже тогда здесь чувствовались настроения отчуждения от федерации. Бывал я в Загребе и в 70-е годы уже в качестве ректора Академии общественных наук, посетил Загребский университет, общался с социологами и политологами. Характерно, что сепаратистские настроения среди хорватской интеллигенции причудливо переплетались с критическим отношением к традиционному марксизму, движением за демократию, прозападным либерализмом. В Загребе издавался известный своим «ревизионизмом» журнал «Праксис», но здесь же возникла в свое время национально-патриотическая организация «Матица хорватска».

К сожалению, на этот раз на широкое общение с хорватской общественностью выйти не удалось.

Где выход?

Результаты визита в Югославию, впечатления от встреч и переговоров с руководителями федерации и республик подтвердили остроту проблемы межнациональных отношений и укрепили советское руководство в понимании необходимости поддержки Югославии как единого федеративного государства, развивавшегося по демократическому пути.

Такая поддержка была органическим компонентом советской политики, вытекавшей как из общей социальной философии, признания возрастающей роли интеграционных факторов, так и из интересов сохранения стабильности на Балканах и в Европе в целом.

Советская политика в отношении Югославской Федерации, конечно же, питалась и схожестью проблем, которые встали перед нашими странами в межнациональной сфере.

При создании СФРЮ, безусловно, был использован опыт национально- государственного устройства нашей страны и, в частности, федеративный принцип. Немало общего в том, что касалось роли России и Сербии в федеративном государстве. Россия в СССР была основным ядром федерации, в Югославии подобная роль принадлежала Сербии. Схожесть и в сочетании славянского и мусульманского элементов, православия и католичества и т. д. Границы между республиками, установленные в СФРЮ, как и в СССР, не имели того значения, которое они приобрели, когда встал вопрос о полной независимости республик.

Есть, конечно, и существенные различия. Общность народов, объединенных в Советский Союз, складывалась на протяжении многих веков и, естественно, была в силу этого более органичной с точки зрения экономических, политических и даже культурно-этнических связей. Югославия – это сравнительно новое образование, возникшее в результате первой мировой войны, хотя разнообразные связи между народами этой страны существовали и раньше. В общем, если оставить в стороне масштабы (территорию, численность населения), то, пожалуй, в мире не было более схожих между собой стран, чем СССР и СФРЮ. Советское руководство, проводя линию на обновление и укрепление своего союзного государства, просто не могло проводить иную политику в отношении другого, но очень сходного с ним многонационального государства.

К сожалению, в последующие годы развитие событий в Югославии пошло в направлении все большей дезинтеграции страны и распада федерации. И что особенно прискорбно, оно привело к жестокой междоусобной войне с огромными для мирного времени людскими потерями и материальным ущербом. Трудно оценить последствия глубоких травм, нанесенных национальному самосознанию народов, перспективам их отношений в будущем, а ведь им жить вместе бок о бок вечно. Это подлинная трагедия для югославянских народов.

Распад югославской федерации вместе с некоторыми другими проблемами вновь сделал Балканы пороховой бочкой Европы, увеличил угрозу срыва общеевропейского процесса, возникновения широкомасштабной войны.

В чем же причины такого развития событий? Почему они приобрели столь острый, можно сказать обвальный, характер? Позволю себе, не претендуя на сколько-нибудь полный и законченный анализ, высказать некоторые суждения на сей счет.

Объяснение, на мой взгляд, надо искать прежде всего в процессах внутреннего развития Югославии. Главное состоит в том, что влияние интеграционных факторов, потенциал которых был накоплен в предшествующий период и о которых говорилось в начале главы, постепенно ослабевало. Самоуправленческая система начала все больше давать крупные сбои. В свое время, когда в социалистическом мире господствовал тоталитаризм, она стала крупным шагом вперед в социалистическом обновлении, привлекала своей прогрессивностью, но в дальнейшем утратила черты оригинальности и уникальности. Степень демократичности югославской системы оказалась явно недостаточной. Во многих отношениях она была показной, декоративной, не затронула глубоко отношений собственности, не обеспечила преодоления отчуждения людей от производства, не создала у них сильно действующую систему стимулов. С одной стороны, она воспроизвела всевластие бюрократии, этатистские тенденции в управлении производством и распределением, а с другой – привела к ослаблению действительно необходимых функций централизованного управления, бюджета и т. д.

Самоуправленческая система оказалась не в состоянии преодолеть или даже смягчить социально-экономические различия между республиками. Собственно, такая задача противоречила основным ее принципам. Разрыв в экономическом развитии, в уровне жизни населения не только не сокращался, а, наоборот, увеличивался и достиг, пожалуй, предельно возможного для единого государства масштаба. Так, величина валового национального продукта, приходившаяся на душу населения в Словении, была больше, чем в автономной области Косово в 1950 году, в 3,2 раза, а в 1980 году – уже в 7 раз.

Эти различия стали особенно нетерпимыми в условиях нарастания общеюгославских экономических трудностей. На Югославии чрезвычайно болезненно сказалось ухудшение конъюнктуры мирового рынка. Стали обременительными внешний долг, превысивший 20 млрд. долл., инфляция, огромная безработица, вынужденная эмиграция и т. д. Экономические трудности подтолкнули антифедералистские настроения в более развитых республиках (Словения, Хорватия), для которых федерация стала казаться тяжелой обузой.

Партия, исповедовавшая самоуправленческую идеологию, постепенно стала утрачивать свое влияние в обществе. Ее обновление на демократических принципах приобрело по преимуществу формальный характер, затронуло лишь внешние, «архитектурные» формы (ротация руководителей, сокращение аппарата и т. д.), но не коснулось политического всевластия и системы идеологического диктата.

Не случайно стали все громче звучать протесты против однопартийной системы, призывы к идеологическому и политическому плюрализму. Официальной социалистической идеологии все более весомо стали противостоять национальные и культурно-религиозные ценности, проистекавшие из своеобразия исторических судеб каждого из народов Югославии. Наслаиваясь на экономические противоречия, они стали выходить на первый план, рассматриваться как якорь спасения, порождая бурный рост сепаратистских настроений.

Последние захватили и партию. В январе 1990 года делегация Словении заявила, что отказывается участвовать в работе XIV чрезвычайного съезда СКЮ. Начался прямой процесс развода партии по национальным квартирам. В июле того же года Союз коммунистов Сербии преобразовался в социалистическую партию и в последующем одержал победу на выборах. В четырех республиках – Словении, Хорватии, Боснии и Герцеговине, Македонии – также произошло преобразование партии со сменой названия, но новые партии потерпели поражение на выборах. В Черногории Союз коммунистов сохранился и одержал победу.

Распад партии открыл шлюзы для прямых дезинтеграционных процессов.

Несомненно, большую роль сыграли и внешнеполитические факторы. Оригинальная внеблоковая концепция Югославии, ее роль как одного из лидеров Движения неприсоединения постепенно стали размываться. В условиях коренной перестройки международных отношений, окончания «холодной войны» и отхода от двухполюсной модели мира они утрачивали свой смысл. И здесь старый капитал перестал приносить дивиденды.

Я думаю, что перед руководством Югославии, как и Советского Союза, во всей полноте и масштабности встала задача переоценки ценностей, внутренней и внешней политики в свете новых реалий конца XX столетия.

Необходимость обновления, естественно, касалась и федеративного устройства страны. При современном демократическом подходе, основанном на приоритете прав человека, свободном волеизъявлении народов, учете всей совокупности новых факторов, возросшем национальном самосознании, это открывало, может быть, единственную, уникальную возможность сохранения исторически сложившихся связей между республиками.

Как и в СССР, многое в судьбе федерации в Югославии зависело от позиции самой крупной республики, образовывавшей ядро всей федерации. Думаю, руководители России в СССР и Сербии в Югославии продемонстрировали два принципиально разных, по сути дела крайних, подхода к судьбам своих федераций, и ни один из них, по-моему, не может быть признан адекватным.

Действия российского руководства, направленные на суверенизацию Российской Федерации, фактическую поддержку центробежных сил в других республиках, по сути дела, подталкивали распад Союза, причем отнюдь не конституционными, а скорее радикально-обвальными, необольшевистскими методами.

С этой точки зрения вполне логична, но далеко не безупречна, а если говорить прямо, то просто ошибочна позиция российского руководства и в отношении событий в Югославии: недвусмысленная поддержка дезинтеграционных процессов, односторонних явочных шагов республик по выходу из федерации. Это выразилось не только в морально-политическом сочувствии, но и в официальных действиях. Я имею в виду поспешное дипломатическое признание республик, объявивших о своей независимости, когда разумнее было бы побудить республики к урегулированию их отношений с федерацией и другими членами путем политических переговоров.

Столь же поспешными были действия и некоторых западных держав по дипломатическому признанию новых югославских государств. Политические средства урегулирования отношений между республиками по имущественным, территориальным, гуманитарным вопросам еще далеко не были к этому времени исчерпаны, конфронтация между ними обострялась. В таких условиях дипломатическое признание республик, выходивших из федерации, означало одностороннюю поддержку их позиций по всем вопросам и осуждение позиций другой стороны.

Невольно возникало сомнение: а не было ли здесь пристрастности со стороны некоторых стран Запада, выборочного отношения к югославским республикам, преимущественной заботы о тех, кто поближе к Западу? Это – опасная политика. Ведь такой соблазн в отношении республик Югославии и Балкан мог появиться (в какой-то мере появился) и с юга – со стороны мусульманского мира, да и с востока – со стороны России. Ясно, что к добру такая политика привести не могла.

Действия сербского руководства были направлены на то, чтобы сохранить федерацию, удержать другие республики в ее составе. Осуждать такое стремление, я думаю, нет оснований. Другое дело, была ли у сторонников федерации программа ее обновления, способная ответить на потребности времени и интересы народов, ведь сохранение статус-кво было просто невозможным.

Когда же стало ясно, что федерация в прежнем виде обречена, возник вопрос о территориально-этническом размежевании. Сербия попыталась удержать территории других республик, населенные этническими сербами. Их насчитывается более 2 млн. Это вызвало противодействие. Особенно сложной и запутанной оказалась ситуация в Боснии и Герцеговине, где развернулось кровопролитное трехстороннее противоборство.

Очень трудно дать однозначную оценку событий в Югославии, в частности действий сербского руководства. С одной стороны, вызывает понимание неравнодушие к судьбам людей, оказавшихся жертвами распада единого государства, чужаками на той земле, на которой они проживали испокон веков, стремление взять их под защиту. С другой – неприятие попыток достичь этих целей с помощью насилия, применения оружия, приведших к ожесточенной войне с многочисленными человеческими жертвами и труднопредсказуемыми последствиями.

Военное решение проблем Югославии не имеет перспектив. Это относится не только к действиям противоборствующих сторон, но и к применению военных санкций со стороны мирового сообщества. Шансов на успех у них нет, но еще более усложнить и запутать обстановку они могут.

Выход из югославской трагедии один, как бы сложен он ни был, – прекращение кровопролития и недопущение его в будущем, поиск политических решений на основе разумного компромисса, примирение народов.