Торгфрид

Сжимая свою хрупкую и такую странную человеческую женщину, стремительно несусь сквозь лес. В душе ощущение полета, я чувствую себя заново рожденным и переполненным силой — это звериная половина урчит от довольства, что только прибавляет мне скорости.

Лина испуганно взвизгивает всякий раз, когда я экстремально преодолеваю очередную преграду — одним прыжком перелетаю через овраг или сваленные стихией деревья. Она прячет лицо на моей груди, трогательно жмурясь и прикрывая уши руками, так как воздух со свистом проносится мимо.

Девушка никак не поверит, что бояться не надо, что я, направляемый сверхъестественными инстинктами оборотня, никогда не врежусь в дерево, не собьюсь с пути, не свалюсь с обрыва. Вряд ли она способна представить, что все это — сущие мелочи для зверя. Но мне совсем не хочется ее разубеждать. Так невыразимо приятно ощущать себя ее единственной опорой в жизненном вихре стремительных перемен.

Так важно чувствовать ее доверчиво прижавшееся тело, ее дыхание, что ласково щекочет грудь, пробуждая в моем, казалось бы, насытившемся ласками теле новый порыв жадной страсти.

«Я сохраню это доверие», — обещаю себе, понимая, что поступил верно, прекратив тогда преследование отряда боевиков, сторонников Ассимилянтов.

Доверие Лины важнее, чем их жалкие жизни, зверь не зря, едва распознав в девушке пару, так яростно сопротивлялся всему, что способно причинить ей боль. Шанс уничтожить людей еще выпадет, — жизнь оборотня длинна, а этот мир так тесен.

Борьба за него еще столкнет нас.

Сейчас мои собратья продолжают патрулирование территории. То, что мы почуяли здесь, очень важно. И я еще не решил, стоит ли сообщать об этом Никосу. Иметь такой козырь в рукаве полезно для оборотней. А к вампиру в последнее время доверия нет.

Звериное чутье не обманешь, меня не покидало ощущение, что кровосос все меньше думает об интересах нашего общего дела. И все больше одержим какой-то тайной целью. Эта его охота на оракула постепенно приобретает характер одержимости. Слишком рьяно ищет Никос эту вроде бы погибшую ведьму. Тем важнее будет выяснить детали ее гибели из первоисточника — от родных.

Мы с отцом никогда не обсуждали подробностей гибели моей матери, слишком болезненным был этот вопрос. По этой же причине я не разговаривал с дядей о его паре.

Но сейчас время пришло!

В мои планы входит на порядок усилить влияние оборотней в этом мире, после того как будет решен вопрос с людьми. Мне удачным виделся вариант с резервациями: какую-то часть популяции коренного населения мира мы должны сохранить, оставив для пищи и развлечения. Если первое имеет большое значение для вампиров, суккубов, то мы за время скрытой борьбы с отрядами боевиков начали видеть в них дичь.

Вошли во вкус преследования, погони.

А Лина? Для кого-то из моих собратьев моя пара тоже может стать соблазнительной приманкой? Я гнал от себя такие мысли.

Стану настолько сильным, чтобы ни у кого и мысли не возникло польститься на откровенную слабость моей пары.

А дети? Смирюсь ли я с полукровками?

Зверь во мне настолько силен, что все мои потомки унаследуют звериную сущность — я был удивительно самоуверен.

Себе признался: для Лины готов сделать исключение. Я принял как данность ее человеческую природу. Причина проста — для меня она не человек! Она — особенная, моя пара. Никак иначе воспринимать ее я не могу, как и помыслить об ее уничтожении. Понимаю, что испытаю такую боль, которую просто не смогу пережить.

В мыслях я видел в будущем оборотней сильнейшей расой из Пришедших в этот мир. Поэтому спешить и обнародовать настолько значимую информацию, как обнаружение Источника силы колдунов, не стоило.

— А когда мы доберемся до цели? — Лина потянулась и открыла глаза.

Последние два часа она расслабленно дремала, устроив голову на моем плече. Мы плавно покачивались в такт движению поезда, а я сжимал девушку в объятиях, наслаждаясь ощущением ее близости и одновременно размышляя. Мне отдых не требовался. В отличие от человеческой женщины, чьи силы основательно подорвали звериные игрища, сопутствующие полнолунию, меня прошедшие сутки наполнили энергией. Вер, обретя подругу, устанавливает максимальное равновесие со своей природой. Отныне ее присутствие будет только увеличивать мою мощь, питая внутренние силы.

«И это прекрасно и очень своевременно, учитывая планы, к реализации которых я стремлюсь».

— К вечеру будем в Виннипеге, — пообещал, коснувшись губами ее макушки и легонько проведя носом по волосам своей пары.

— Там твой дом?

— Нет.

Своим вопросом Лина пробудила в душе предвкушение: совсем скоро девушка окажется на острове нашего клана.

Привести пару в собственный дом — это крайне важно для оборотня. И там Лина будет в безопасности. Тогда я смогу позволить себе заняться собственными планами, я буду знать, что она под защитой клана и древней магии.

— Значит, мы продолжим свой путь?

— Да, нам предстоит перелет, — подтвердил я выводы девушки.

— Куда? — слегка отстранившись, Лина внимательно уставилась на меня.

— Не скажу, — невольно улыбнулся, удивляясь своему непривычному состоянию: пара пробуждала во мне желание баловаться, шутить, подтрунивать. Быть мягким, даже нежным. — Пусть это станет сюрпризом.

— Хорошо, — неожиданно моя пара тоже таинственно улыбнулась и, слегка понизив голос, призналась: — Знаешь, у меня такие странные ощущения…

Как я ее понимаю!

— Это потому что мы предназначены друг для друга, — перебил Лину.

Но девушка лишь покачала головой.

— Тор, я не об этом, — и, потянувшись навстречу, коснулась моих губ легким поцелуем, успокаивая и безмолвно уверяя в своем согласии с моими словами. — Я про твой дом.

— А что не так с моим домом? — искренне удивился я, бросая быстрый взгляд через окно на мелькающий вдоль железнодорожного полотна лес и одновременно незаметно глубоко втягивая воздух, анализируя запахи. Бдительность сейчас вдвойне необходима, я обязан защищать Лину. А ее странная связь с колдунами очень меня беспокоила. И я обязательно разберусь с этим вопросом. Выясню все тайны ее прошлого. Но позже. Сейчас первоочередная цель — укрыть свою пару на территории клана.

Лина же отвела взгляд и, погрузившись в собственные ощущения, с сосредоточенным видом попыталась подобрать слова.

— Не в доме дело. Нет, мне, конечно, интересно увидеть, где ты живешь. Но сейчас все происходящее со мной кажется таким невероятным и необъяснимым, что из-за дома я вообще не переживаю. И это не обычное любопытство. Сама не пойму, с чего вдруг, но… — Она замерла, пытаясь точнее выразить свои чувства. Замер и я, нутром почуяв что-то очень важное, желая хотя бы так заглянуть в душу девушки. — Мне отчего-то очень хочется оказаться там. Словно это самая важная сейчас для меня цель. Жизненно важная! Как будто все во мне стремится к этой цели, как будто сейчас я двигаюсь в единственно верном направлении. Я всей душой желаю оказаться в конце нашего пути — в твоем доме. Понимаешь, в чем странность?

Лина наконец сосредоточила вопросительный взгляд на мне, надеясь, что я разберусь в ее сумбурных ощущениях. И я не сомневался, что знаю причину ее смятения.

— Милая, не переживай. Это правильно. Ты чувствуешь природу своей пары, а для оборотня жилище — это важная часть его мира. Наше логово, берлога. И это прекрасно, что тебя тянет в наш дом, — стиснув ее в объятиях, прижал к себе.

Но она с сомнением качнула головой.

— Не уверена, что меня тянет именно в дом, в жилище. — Девушка запнулась, не сумев подобрать нужное определение.

— Просто поверь! Причина в этом. Не волнуйся, уже завтра мы будем на месте. И это ощущение исчезнет, — ласковым поцелуем коснулся мочки уха подруги.

— Думаешь?

— Знаю. — В душе был убежден, что иного объяснения ее состояния нет. Сам испытывал те же чувства, домой тянет нестерпимо. Подобного за собой не припоминал, но я еще никогда и не возвращался туда с обретенной парой. — Отдохни пока. Осталось немного.

Лина, улыбнувшись, доверчиво приникла щекой к моей груди. И расслабилась, прикрыла глаза, намереваясь последовать моему совету и поспать.

Сердце билось быстрее с каждой минутой, приближающей нас к острову моего клана. Не успел самолет, доставивший нас к землям оборотней, сесть, а я уже с трудом сдерживал нетерпеливое желание зверя схватить пару в охапку и устремиться вперед — домой! И Лина выглядела такой же взбудораженной, она в сильном нетерпении ерзала на месте, бросала в окно любопытные взгляды и явно всей душой рвалась вперед.

Желание оказаться дома захлестнуло, отметая прочь любые иные намерения, приглушая даже инстинкты.

Покинув салон самолета, в считаные минуты оказались в машине и сорвались с места.

— Это что-то необъяснимое, — склоняясь к лобовому стеклу, заявила Лина. — Я готова выскочить из машины и бежать впереди нее. И словно точно знаю, куда бежать. Чувствую. Это ненормально! Мне бы думать об обстоятельствах собственной жизни. О поисках родных. Но все мое существо живет лишь одной потребностью — двигаться вперед. К цели.

— И у меня, — вдавливая педаль газа в пол, усмехнулся я. — Это прекрасный пример общности наших стремлений.

— Не знаю, — моя пара недоверчиво пожала плечами. — Меня это пугает. Кажется, что сердце остановится, если я сверну с пути или немного замедлюсь.

— Уже сейчас, — ведомый той же потребностью, пообещал ей.

Дальше мы неслись молча, с жадным вниманием вглядываясь в мелькающие пейзажи уже родного мне острова. Постепенно они слились в одну пеструю смазанную полосу.

Стоило машине остановиться во дворе моего дома, как мы оба, словно безумные, сорвались с места. Дверцы хлопнули с яростной силой, а спустя миг мы уже ворвались в мое жилище. А там, не сговариваясь, дружно поспешили по лестнице наверх.

И тут я испугался.

Мы уже дома. Но чувство жалящей, разъедающей душу неведомой потребности не исчезло. Оно гонит куда-то дальше.

Это уже совсем не походило на жажду обретения дома. Тут что-то иное. Я нутром почуял магию. (Как не заподозрил этого раньше, ослепленный самоуверенностью?) Магию древнюю и могучую. Она скручивала волю в узел, вынуждая жить и дышать одним желанием — идти к цели. Но какой? Я не понимал.

Действуя инстинктивно, ухватил Лину за плечо, не позволяя ворваться в комнату первой. Мало ли что служит источником этого притяжения? Я уже не был уверен в безопасности собственного жилища.

Спальня оказалась пустой, а нас нестерпимо тянуло еще дальше. Мы одновременно дернулись в сторону стены. Я, чуть опередив девушку, ударил по ней кулаком. И, не контролируя себя, принялся ломать каменную кладку, не жалея сил и обдирая пальцы в кровь. Лина делала то же самое, царапая свои слабые руки. Запах крови моей женщины заставлял звериные инстинкты сходить с ума, но даже они не могли заставить меня остановиться.

Тайник! Поразительно, но я внезапно вспомнил о его существовании. Как это возможно?

Светящийся, такой манящий и вожделенный свиток внутри! Наши руки дернулись к нему одновременно, схватили сразу за оба его конца, пачкая собственной кровью, и…

Хлоп!

Вспышка магического света на миг ослепила даже меня.

Невыносимое притяжение мгновенно отпустило, мы достигли желаемого.

Вот только…

Описать лавину неописуемых ощущений, нахлынувших на меня, невозможно. Тут и шок, и страх, и неверие, и понимание, и… ужас. Воспоминания нахлынули как лавина, буквально сбили с ног.

Патронесса Школы обольщения… Первая встреча с девушкой в желтом сарафане — с моей парой… Ощущение неземного счастья от близости единственной, предназначенной мне пары… Обладание… Эйфория… Обещание защитить любой ценой… Ее семья… И обряд…

Охнув, едва не рухнул, подкошенный навалившейся тяжестью — пониманием содеянного. Сознавать открывшуюся информацию было невыносимо.

Это конец!

«Гномья магия брачного договора особенная. Она очень узконаправленная, но сильная. Сильнее мощи темного артефакта, когда дело касается обстоятельств договора…»

Я обрел воспоминания! Нашел выпавший из моей жизни кусок. Понял причину своего состояния. Восстановил собственную целостность.

«Как и Лина…» — Мысль остудила, словно ледяной дождь, безжалостно жаля уколами паники.

Застыв каменным истуканом, пытаясь как-то упорядочить поток нахлынувших сведений, видел напротив замершую как зеркальное отражение девушку. Ее широко распахнутые глаза. Потрясение во взгляде. И недоверие, медленно сменяющееся ненавистью…

— Предатель, — выдохнула она и тут же, отшатнувшись, закричала: — Ненавижу тебя!

— Под-дожди, — с трудом выдавил из себя мольбу. Соображать получалось плохо. Понимал лишь одно — сделанного мною моя пара не простит.

Моя пара! Нестерпимый вой боли и отчаяния рвался из глотки. Инстинкт зверя требовал удержать, разум человека твердил: невозможно.

Стремительно рванув назад, привалился спиной к двери и уставился в лицо ведьмы умоляющим взглядом.

— Не отпущу! Лина, милая, подожди! Я объясню! Ты все поймешь! Я все делал ради тебя, чтобы защитить свою пару…

Я говорил и понимал, что все зря. Сам с трудом сознавал смысл собственных торопливых слов, а зверь внутри метался от боли, которая разъедала душу девушки. Мучился от тоски и безнадежности, не осознавая звериной натурой причин этой муки, но отчаянно желая растерзать источник страданий пары.

Самого себя!

Я разрывался между необходимостью удержать контроль, сохранить разум, содрогаясь при мысли о том, на что окажется способен вер, овладей мною его воля, и безнадежными попытками найти выход, подобрать слова, способные убедить ее. Я словно раздвоился. Или это на две половины разделилась моя жизнь? А сложить ее в нечто целое не получалось. Единственное, что знал, — Лину я потерял.

Видел это в яростном блеске ее глаз, что едва не прожигали в моем теле дыры. В выражении странно мерцающего лица, гневно трепещущих крыльях носа и сжатых губах. Девушка мелко дрожала, силясь сдержаться. И веяло от нее стойкостью, гневом и болью.

Моя память вернулась. Теперь я помнил абсолютно все, до последней мелочи. Сейчас я ясно видел свои ошибки и понимал, что было сделано не так. Но был ли прок от этого осознания?

— Ты уничтожила артефакт! — Вдруг понял, что никто, кроме нас двоих, не помнит об этом. О том, насколько мир людей был близок к пропасти, а я — к реализации своих планов. — Но как?

Перед глазами явственно встала картина, стертая магией. Вскинутая рука Лины, и в следующий миг в ней — темный контур артефакта. Вихрь разлетающихся песчинок — множество поглощенных артефактом душ — и невероятный всплеск силы, навеки покрывший слоем забвения все, связанное с ритуалом.

— А ты уничтожил мою семью!

В крике девушки прозвучало что-то дикое, животное. Что-то, острейшим скальпелем резанувшее мою душу.

— Ты принес их в жертву своим омерзительным планам. Ты — Отступник! Предатель! Враг! И знай… — Она напряженно вытянулась, каждой клеточкой тела излучая подавляющую меня силу. — Я не просто не прощу тебе этого. Я отомщу! Я остановлю тебя!

Резко рванул вперед, желая схватить свою пару, прижать к себе, умолять не спешить, попробовать понять… Впрочем, сейчас я и сам не понимал себя. Но страх перед происходящим рос, всей своей звериной сущностью я чувствовал, что теряю ее. И теперь я знал — вспомнил, — что это смерти подобно.

Огромная ваза, что внезапно материализовалась в руках девушки, врезалась в меня и разлетелась на куски. За ней последовало бревно, какой-то тяжелый колокол…

Лина остервенело метала в меня разные предметы, даже не задумываясь о том, как эти вещи появляются в ее руках. Но разве можно остановить меня такой мелочью?

Подскочив вплотную, рухнул на колени, обхватывая руками бедра девушки.

— Умоляю тебя, давай поговорим! Я объясню… Я сожалею… — Никому и никогда я не говорил таких слов, не признавал свою вину, не был готов нести наказание.

Одна только мысль о потере пары убивала, душила отчаянием. Сейчас я не понимал, как мог быть так слеп. Так самонадеян и эгоистичен!

— Нет тебе прощения! Ты враг всего рода человеческого! Один из тех, что пришли в наш мир с намерением поработить его, уничтожить нас в огне войны. Безжалостной и беспощадной. И моя семья… Они стали лишь первыми жертвами.

— Лина! — закричал, перекрикивая рычание собственного зверя. — Они живы! Наверняка живы! Ведь ты изменила ход событий. Вот только как?

Ведьма презрительно рассмеялась.

— Будь твоя воля, они бы давно погибли, корчась в муках, пока неведомое зло выпивало бы их жизни.

— Мы пара, Лина! Мы едины! Я предал, да. Тогда мне это казалось правильным, я стремился защитить тебя. Сейчас мне ясно видно, как я ошибся. Я только сейчас в полной мере почувствовал твою важность. Ты — все для меня, ведьмочка! И я исправлю свою ошибку!

— Исправлю ошибку? — задыхаясь, через силу выдавливая из себя слова, прошипела она. И попятилась, отступая шаг за шагом.

Лицо дорогой и такой жизненно необходимой мне женщины исказила гримаса боли, ее страдания огнем выжигали мое нутро. Прижав одну руку к груди, другой она пыталась отстранить меня, не позволяя приблизиться.

— Ошибку?! Смерть не отыграть назад, эта ошибка непоправима. Какой был бы смысл в твоем раскаянии, если бы задумка осуществилась? Нет. Для меня все очевидно. Ты проклят, предатель! Я проклинаю тебя! Такое не прощают. Не будет у тебя пары! Все!

— Лина! — кричал я, обезумев от ее отчаянных слов. От их горькой правды. Единственное слово билось в сознании — все! Кровь шумела в ушах, отчаяние и мука, вызванные видом страданий самого дорогого существа, сводили с ума. И тем ужаснее была боль, чем яснее я понимал: виноват в этом только я сам.

Как слеп я был. Неоправданно жесток и безумен. Одержим нелепым мифом, лицемерной целью, и в этом ослеплении проморгал самое ценное. Ее! Свою женщину! Возможность завоевать ее любовь и доверие. Удержать навеки.

— Умоляю, — не смея преследовать, не отводя от ее лица взгляда, упал на колени, протягивая к Лине руки: — Умоляю!

Боль разрывала грудь. Вот оно — мое солнце, мой воздух, моя кровь… Моя жизнь! Мое сердце. Что я без нее? Теперь я уже знал… Помнил тот ужас безнадежного одиночества и нестерпимой боли, что испытал, потеряв пару. И буду помнить. И ненавидеть себя, каждую секунду пожирая собственную душу и плоть невыносимой болью раненого зверя. Неизлечимо, смертельно раненного.

Вырванную душу не вернуть.

И без сердца не выжить.

А именно их я теряю вместе с парой. О чем молил, и сам не понимал, сознавая, что упустил свой шанс. Сам разрушил чудо, что судьба подарила мне, проявив неслыханную щедрость, позволив обрести пару.

Зверь внутри обезумел от страха и ярости, чувствуя страдания своей пары. Это было страшнее самой жестокой пытки, мучительнее медленного огня, лижущего живую плоть, больше того, что он был способен вытерпеть. Только не боль его пары!

Подвластный инстинктам, он искал выход, жаждал борьбы и мести. Острые когти разрывали мою грудь в неистовом желании уничтожить причину ее боли.

Но даже зверь сознавал, что нет для меня прощения. Нет понимания. Нет выхода. И второго шанса тоже нет. И не будет.

— Никогда! — созвучно моим бессвязным мыслям неистово закричала Лина. — Никогда я не прощу тебе этого, предатель!

Руки ее взлетели вверх. Еще не понимая причины, я всем существом замер, предчувствуя страшное — конец. Всего миг, заведенная за спину рука Лины — и все. Она растаяла, исчезла в дымке, сверхъестественно стремительные лапы зверя схватили лишь воздух.

Все. Она ушла. Исчезла.

И в этот раз у меня нет даже права преследовать ее.

Сколько я пролежал на месте, которое даже спустя много часов хранило ее аромат, не знал. Думать о чем-то не мог. Действовать не представлял как. Понимал, что совершил непоправимое — оттолкнул от себя пару, лишился всякого доверия девушки. Зверь чувствовал мое отчаяние и вторил тоской и животным безумием. Я был на грани того, чтобы навечно отказаться от всего человеческого, стать животным, чуждым всякой разумности. Зверем, живущим лишь болью и ненавистью к самому себе.

Как существовать, лишившись пары?

Удивительно, но ответ в сознании вспыхнул мгновенно — дядя! Его пару убили. И если в моем случае я знал, чувствовал, что Лина жива и здорова, то он… Как смог он вынести это? С той поры прошла целая человеческая жизнь, и он сумел прожить ее. Пусть и жалко, но сумел.

Говорили, что она тоже была ведьмой! — озарило меня. Дядя должен знать о них хоть что-то. Возможно, он подскажет, где искать Лину?

Сорвавшись с места, даже не заметил, как оказался на другом краю поселка. Оборачивался уже практически перед дверями кабинета главы клана. Единственным, кто попытался заступить мне дорогу, оказался мой отец. Но сейчас я был не в том состоянии, чтобы выслушивать его.

— Вон! — прорычал, одновременно сдергивая с окна легкий тюль, чтобы прикрыть наготу. Если бы я начал разгуливать тут без одежды, это можно было бы расценить как неуважение к главе клана.

Дядя внимательно посмотрел на меня и сухо кивнул присутствующим. Помещение мгновенно опустело. Тяжело дыша, наверняка выглядя безумцем, я навис над столом дяди.

— Тебе известен путь в Школу обольщения?

В том, что Лина там, не сомневался: я не чуял направления, в котором находилась девушка.

— Зачем тебе к ведьмам?

Ответ в стиле дяди — неторопливый и устало-безразличный.

— Моя пара — ведьма. Она сейчас там! — Таиться смысла не было, тем более теперь я знал больше. — На Школу готовится нападение. Я должен помочь ей!

— Твоя ведьма вернулась в Школу? Бросила тебя? — Неужели проблеск иронии? — Что же до Школы — мы не будем вмешиваться.

— Как? — Я напрягся, внезапно осознав, что за своими страданиями действительно не учел угрозу для Лины.

Никос нашел способ пробраться в Школу, а это значит — будет штурм. И когда до ведьм доберутся вампиры, я им не позавидую.

— Ассимилянты обязаны помочь им, между нами существует договор.

Тяжело откинувшись на спинку кресла, глава клана разглядывал меня. И молчал, не спеша с ответом. Он выглядел как бесконечно уставший и безразличный ко всему старик.

— Мы разорвем его. Видимо, людям не выстоять, слишком уж серьезно взялись за них. Силы Отступников растут. Я должен думать об интересах своих, поэтому клан выберет нейтралитет. Мы выждем и поддержим победителя.

Совсем недавно я рассуждал бы именно так, ища способ укрепить позиции клана на фоне потерь других. Я бы жульничал и юлил, до последнего избегая прямого вмешательства в схватку. Более того, осторожно помогал бы тем, на чьей стороне оказывалось бы преимущество.

Я. Но не дядя. Он всегда был ярым сторонником Ассимилянтов. Хранил верность клятве, данной первыми Пришедшими-оборотнями.

— Это предательство! — зарычал, разом утратив последние крохи выдержки. Если оборотни не поддержат Школу обольщения, лишив меня возможности защитить, помочь моей ведьме… — Наш предок поддержал право людей на их мир! И мы не можем пойти иным путем. Я не позволю этого!

— Ты?! — Хохот главы клана был презрительным. — Мне заявляешь об этом ты? Полагаешь, я слеп и выжил из ума? И не знаю о том, что именно ты давно перешел на сторону Отступников? Предав свой клан и нарушив обещание своего предка?

Я и раньше не считал нужным оправдываться, а дядю — достойным моих оправданий. И тем более не собирался делать это сейчас. Любые средства хороши, когда мне нужно добиться от Лины второго шанса. Заслужить его.

Пока я жив, пока дышу — не сдамся. Пусть не рядом с ней, но я буду делать все, что должен, что жажду сделать ради своей пары.

— Я брошу вызов! — Мой голос зазвенел от ярости. Я сбросил все маски, позволяя другому оборотню увидеть свою силу, свою ярость, свое безумие. — Убью тебя и встану во главе клана, чтобы помешать тебе разорвать договор с Ассимилянтами!

— Что ж… — Дядя как-то обмяк, вновь устало откинувшись на спинку кресла. — Я дождался. Время моих мучений наконец-то закончится. Действуй, я сдамся без боя.

— Что? — опешил я, не ожидая такой реакции. Знает о моем предательстве и готов уступить мне власть? Где логика?

— Я всегда знал, что так будет. Что именно ты однажды вцепишься мне в глотку, пытаясь заполучить власть над кланом. Знал с того момента, когда твоя мать напала на мою пару. И ждал. Предательство — в твоей крови.

Его слова стали ударом.

Моя мать лишила его пары. Теперь я знал, что это такое.

Его пара тоже была ведьмой. И в этом мы схожи.

— Как ты смог выжить? Почему смог простить нас? Оставил при себе?

Я отступил, почувствовав, как под влиянием сочувствия схлынула ярость. Зверь усмирял меня, ища у более опытного собрата помощи. Я сел в ближайшее кресло, впервые собираясь поговорить честно.

— Такова была воля моей любимой. — Взгляд оборотня помутнел, выдавая сильнейшую душевную боль, вызванную воспоминаниями. — Я не послушался ее однажды и… лишился. Больше я такой ошибки не совершал. Урок был усвоен, но какой ценой!

Задохнувшись, ошеломленно вглядывался в лицо мужчины напротив. Изо дня в день видеть, ощущать рядом тех, кто повинен, пусть и косвенно, в смерти твоей пары! Жить и продолжать свое дело лишь потому, что этого пожелала она?

И я еще считал его слабым и ничтожным?

— Значит, это правда? — внезапно осознав смысл услышанного, вздрогнул я. — Твоя пара была оракулом? Она предвидела свою смерть?

— Да. — Дядя смежил веки, скрывая от меня выражение глаз. — И я живу так долго только в ожидании исполнения ее воли.

— Но почему она… почему вы допустили это?

В одно мгновение дядю словно покинули остатки жизненных сил, он сгорбился и как-то разом одряхлел.

— Моя вина! Я пренебрег, не поверил, посчитал недопустимым… Был глуп, молод и самонадеян. Не допускал и мысли о предательстве сородича. А вампиры… Все было проделано очень ловко. Планы постоянно меняли, не давая ей возможности четко увидеть грядущее. И твоя мать… Я доверял ей.

Последнее он произнес шепотом.

Волна стыда окатила жаром щеки. Мы — оборотни, и наша суть — защищать близких, защищать себе подобных, а членов семьи в первую очередь. Моя мать была его семьей. И она предала. Совершила самое страшное.

Как и я.

Отрезвление вновь накрыло стыдом и болью.

Жалок? Только я.

Достоин всеобщего презрения? Тоже!

Я сто раз заслужил свои муки. Безысходность стала полной.

— Ты еще не потерял ее. — Утешение и поддержка пришли оттуда, откуда я не мог их ждать, — от дяди.

Осторожно подняв на него взгляд, едва слышно выдохнул:

— Ты это знаешь? — намекая на предсказание.

— В каком-то смысле, — ушел от прямого ответа он. — Твой путь — борьба, пришло время войны. Но она бессмысленна, если нет цели. Не теряй времени, действуй. И ты получишь свою награду.

— Я не знаю, что делать. — Никогда раньше не делал таких признаний.

— Ты знаешь. Раз готов взять ответственность за клан, если решился прийти сюда и открыться.

— Я очень обидел ее. Это мое наказание.

Признание вырвалось невольно. Как крик души, как мольба о помощи, совете.

— У каждого из нас своя плата. И важно выдержать, заплатить эту цену.

Я внимательно слушал дядю, а сам думал о том, откуда у него столько силы и веры в себя, в меня, и это тогда, когда для него его цель уже недостижима.

Насколько надо быть сильным, чтобы годами сдерживать эту боль, не позволяя животному безумию захватить себя?

— Иди и сражайся за нее. А наш клан пойдет за тобой, поскольку только ты способен провести его через все испытания грядущей смуты. Уже сегодня я соберу представителей всех родов оборотней и сообщу им о своем решении. О явлении нового главы.

— Оракул предрекала это? И падение Школы обольщения? Победу Отступников? — поднявшись, пристально взглянул на главу клана.

— Не думай о предсказаниях, — слегка нахмурившись, качнул он головой. — Живи своим умом. И верь в себя. Исправить можно даже непоправимое, если желать этого искренне и не пожалеть сил для исправления ошибки. Если хочешь ее спасти, ты должен победить. Другого пути нет, что бы ни говорилось в пророчестве.

«Я спасу!» — истово поклялся самому себе, выбегая из кабинета.