13
Засев за телефонный справочник, Николай Белухин с самого утра обзванивал городские школы.
— Здравствуйте, товарищ директор, — приступал к очередному разговору. — Вам звонят из ОБХСС. — Тут курсант делал внушительную паузу, давая собеседнику время прийти в себя. — Нет, нет, финансовых нарушений пока не обнаружено, нас интересует другое. Скажите, училась в вашей школе девочка по имени Иоланта?.. Совершенно верно, имя довольно редкое, поэтому мы и надеемся на вашу помощь… Да, я понимаю, что с маху на такой вопрос не ответишь. Запишите наш телефон… Без разницы. Кто будет у аппарата, тому и сообщите. Всего наилучшего!
Капитан Мороз вполуха прислушивался к переговорам своего подопечного, мысленно одобрял: «Молоток стажер! Солидно, делово, внушительно. Держит нашу марку!»
К часу дня из трех разных школ сообщили фамилии четырех Иолант: Семечкина, Бирюкова, Елкина и Чеботарева. Мороз выехал по заданию, разрешив курсанту действовать самостоятельно. Из четырех названных учениц Николая интересовала только Иоланта Че… Чеботарева. В школе, где она училась, Белухину показали вынутые из архива контрольные работы. Николай сверил почерк — как будто похож.
— Скажите, а где сейчас эта Чеботарева? — спросил Белухин у бывшего классного руководителя Иоланты — худой желчной женщины в строгом темном платье, лишенном каких-либо украшений. Ксения Григорьевна отвечала быстро и без запинки, словно давно готовилась к беседе с сотрудником ОБХСС.
— Иоланта уехала в Москву поступать в театральный, в ГИТИС. А вот приняли ее или нет, это вы узнаете у родителей…
Белухин отметил легкий нажим на последнее слово — учительница явно на что-то намекала.
— Одаренная была девочка?
— Как вам сказать, — сухо отвечала учительница. — Одаренность — понятие относительное. Читала стихи на школьных вечерах, участвовала в спектаклях. Какого-то яркого артистического таланта я у нее не замечала. Но, скорей всего, поступила. Учитывая возможности родителей.
Здесь уже чувствовался не прозрачный намек, а лобовой подсказ, и Белухин был вынужден задать вопрос, на который его так усердно наталкивали.
— А кто ее родители?
— Мать — инженер-конструктор, она вряд ли представляет для вас интерес. А вот отец… — Тут Ксения Григорьевна выразительно закатила глаза кверху.
— Ну-ну, — подстегнул курсант.
— Отец у нее — директор крупного универсама! Нужны еще какие-нибудь пояснения?
— Спасибо, — начал прощаться Белухин. — Остальное мы выясним сами.
Ксения Григорьевна проводила его до лестницы, сказала напоследок, поджав губы:
— Иоланта одевалась сравнительно скромно. Но мне кажется, это была не более чем маскировка. Вы понимаете, о чем я говорю?
— Я понимаю, о чем вы думаете, — улыбнулся Николай. — До свиданья, вы нас снабдили весьма полноценной информацией.
— Это мой гражданский долг, — строго выпрямилась классная дама. Она не уловила иронии в словах Белухина. Впрочем, возможно ее там и не было…
Василий Трифонович Чеботарев выглядел столь недоступно занятым, что курсант поначалу слегка оробел. Директор универсама восседал за необъятным письменным столом, заваленным кипами деловых бумаг. Плечом он прижимал к уху трубку одного из трех телефонов, правой рукой подписывал документы, левой принимал новые бумаги. В то же время успевал краем глаза следить за телеэкраном, показывающим, что происходит в торговом зале.
Магическое слово «ОБХСС» заставило Чеботарева прервать свои занятия и переключиться на нежданного посетителя. Властным кивком удалив подчиненных из кабинета, он придвинул к Белухину красочную пачку дорогих сигарет:
— Закуривайте!
— Спасибо, не курю, — неподкупно отодвинул сигареты курсант.
— Тогда чашечку кофе. С бутербродом. А? — предложил директор с масляно-угодливой (так, по крайней мере, показалось Белухину) улыбкой.
— С удовольствием, но я только что от стола, — соврал курсант. — Давайте лучше перейдем к делу.
— Давайте, — согласился директор. — Чем могу быть полезен отделу борьбы с хищениями?
«Тон спокойный, даже доброжелательный. А вот пальцы подрагивают. С чего бы?..» Исподволь приглядываясь к хозяину кабинета, курсант мысленно брал все на заметку. Отметил безукоризненно сшитый импортный костюм, массивное обручальное кольцо, золотые часы.
— Итак, слушаю вас с предельным вниманием, — повторил директор.
Белухин вынул фотокопию найденной в сумке тетрадной обложки.
— Это рука вашей дочери Иоланты? Чеботарев надел очки, всмотрелся.
— «…анта Че…» Что ж, возможно. Возможно, этот клочок бумаги был когда-то обложкой ее тетради.
— Не возможно, а совершенно точно, — поправил Белухин. — Экспертизой доказана идентичность почерков здесь и в ее контрольных работах.
— Так… И что из этого следует? — Чеботарев закурил вторую сигарету, хотя первая была выкурена только наполовину. — Чем провинилась моя дочь перед вашим почтенным ведомством?
— Речь пойдет не о ней, а о вас, — жестко сказал Белухин. — Вы знаете, где мы нашли эту обложку?
— Могу догадаться. На свалке старого ненужного хлама.
— Пальцем в небо, гражданин Чеботарев! — Белухин сверлил директора пронизывающим взглядом. — Мы нашли ее на дне реки!
— Ну и что?
— А то! — Курсант впился немигающим взором в Чеботарева, готовясь нанести неотвратимый удар. — А то, что этот клочок бумаги, как вы изволили выразиться, найден в сумке, где лежало почти сто тысяч рублей!
Директор вынул платок, утер капельки пота, выступившие под крупным шишковатым носом.
— И вы полагаете, что это… что эти деньги принадлежат мне?
— Я ничего не полагаю! — отчеканил Белухин. — Я только хочу, чтобы вы объяснили, как в сумке с деньгами оказалась обложка тетради вашей дочери.
— Понятия не имею, — растерялся Чеботарев. — Здесь какое-то недоразумение!
— Разберемся! — Николай встал и направился к выходу. Потом вернулся. — Еще вопрос: в вашем магазине продаются соленые огурцы и квашеная капуста?
— В овощном отделе. Но в чем дело? При чем тут капуста?
— Да так, есть некоторые соображения, — с туманной многозначительностью изрек курсант. — Между прочим, на воровском жаргоне «капустой» кличут деньги… Гражданин Чеботарев, я скоро вернусь. Прошу до моего возвращения кабинет не покидать.
Белухин вышел, плотно прикрыв дверь за собой. Спустился в овощной отдел, походил среди бочек с квашеной капустой, у одной приподнял крышку, понюхал. Продавцы смотрели на Николая с паническим ужасом — уже весь магазин облетела весть, что грядет проверка ОБХСС.
Ворвавшись в кабинет Мороза, Белухин с порога торжествующе закричал:
— Все, елкин корень! Нашел! Сейчас все оформим, и я возвращаюсь к майору Лихареву.
Мороз оторвался от своей писанины.
— Постой, постой, не части. Кого ты нашел, стажер?
— Расхитителя и накопителя! Он это, товарищ капитан, чтоб мне с кедра свалиться! Вот такую ряху наел! Поперек себя шире! И квашеной капустой в универсаме тоже торгуют. А квашеная капуста — это что? Это и есть кислая среда. Звоните в прокуратуру, товарищ капитан! Нужна санкция на арест!
— Фамилия директора?
— Чеботарев. Василий Трифонович Чеботарев. Вы следователю так и продиктуйте, чтоб не было ошибки в санкции.
Капитан схватился за голову.
— Никола, ты в своем уме?
— А что такое?
— Какой расхититель? Какие, к черту, санкции? Ты соображаешь, что говоришь?!.
— Соображаю! Чеботарев не может объяснить, как в сумку с деньгами попала обложка от тетради его дочери. Это раз! Капуста и огурцы в магазине продаются. Это два! Брать надо Чеботарева, его это деньги. Скорей, товарищ капитан, а то слиняет!
Мороз помотал головой, словно стряхивая с себя дурное наваждение.
— Скажи, Никола, ты случайно милиционера к его кабинету не. приставил?
— Не-ет. А что — надо было?
— Эх ты, голова — два уха! Поднимайся, пойдем! Белухин подхватился со стула, надел фуражку.
— Думаете, может скрыться?
— Идем, Никола, идем.
— Товарищ капитан, а как же без санкции?
Мороз упорно не отвечал на беспорядочно-торопливые вопросы курсанта, только нервно приглаживал свой хохолок да изредка глухо чертыхался.
Уже сидя в машине, Белухин спросил:
— Давно этот деятель в торговой сети?
— Без малого лет двадцать.
— Во-во! Помните, что Петр Первый говорил: «Интендант, прослуживший в армии два года, уже пригоден к повешению». Суду все ясно, суд удаляется на совещание.
Всегда благодушный, улыбчивый, Мороз неожиданно вскипел:
— Что тебе ясно, стажер, что? А ты знаешь, что этот Чеботарев — ветеран Отечественной, что у него три ордена, семь медалей и пять ранений? Что он первый сигнализирует нам о жуликах и спекулянтах? Расстроил ты меня, Николай, ну тебя…
— Евгений Игоревич, — оторопело лепетал курсант, — но ведь бывает…
— Бывает, — проворчал Мороз, постепенно успокаиваясь. — Бывает, и медведь летает — когда с кручи падает. Подозрение без оснований — оскорбительно. Запомни это, стажер.
Некоторое время ехали молча.
— А как же дочка? — робко спросил Белухин, боясь вызвать новый взрыв начальственного гнева. — Обложка-то с ее именем…
— Разберемся, — буркнул капитан неприветливо, останавливая машину перед зданием универсама.
Когда они вошли в кабинет директора, Чеботарев поднялся из-за стола и, прихрамывая, пошел навстречу Морозу с протянутой для пожатия рукой. Белый халат распахнулся, и Белухин увидел на лацкане пиджака орденские планки в несколько рядов.
— Евгений Игоревич, дорогой, помогите. Ваш коллега такого страху на меня нагнал. Какая-то сумка, какие-то сто тысяч — ничего не понимаю. Вопиющая нелепица!.. Евгений Игоревич, ну, вы же меня знаете.
Мороз обеими руками стиснул руку директора.
— Успокойтесь, Василий Трифонович, мы вас ни в чем не подозреваем. А Колю Белухина простите — стажер. Молодой еще, неопытный, может и брякнул что лишнее — от чрезмерного усердия.
— Нет, я понимаю: какие-то основания у вас есть. Но поверьте моему честному слову…
Выждав, когда Чеботарев грузно опустился в кресло, Мороз уселся напротив.
— Я уверен, Василий Трифонович, со временем все выяснится. Но… но сейчас нам действительно очень нужно узнать, как попала обложка, надписанная вашей дочерью, в сумку с деньгами.
— То есть понятия не имею. Какое-то чудовищное стечение обстоятельств.
Директор нажал кнопку. Вскоре на столе появился расписной поднос с тремя чашками ароматно дымящегося кофе и тарелками, на которых соблазнительно алела нежирная ветчина и маслянисто поблескивала твердокопченая колбаса.
— Попробуем, Василий Трифонович, разобраться вместе. — Капитан вынул фотокопию бывшей обложки и положил на стол. — Посмотрите внимательно — вдруг что-нибудь вспомнится?
Директор поднес фотокопию к глазам.
— Могу с уверенностью сказать, что к школьным делам тетрадь отношения не имеет. Видите, вверху типографское «для…». В этом месте Иола обычно писала: для уроков по математике, химии, литературе… Здесь же ничего нет. Пейте кофе, юноша, а то остынет.
— И что это может означать? — заинтересовался Мороз, отправляя в рот второй бутерброд с ветчиной.
Чеботарев наморщил лоб, вспоминая.
— Сколько лет прошло… В шестом классе Иола неожиданно увлеклась поэзией. Декламировала Есенина, Маяковского, Цветаеву, исписывала их стихами целые тетради. Не исключено, что эта — одна из них.
— Любопытная мысль. Твое просвещенное мнение, Коля? — обратился Мороз к Белухину. Тот безучастно пожал плечами, от былой активности не осталось и следа. — Василий Трифонович, могла ваша дочь дать переписать стихи подруге?
— Почему бы и нет? Могла дать, могла потерять, могла выбросить.
— Ну, это вряд ли, — подал наконец голос Белухин. — Стихи, да еще таких поэтов, не выбрасывают.
— Правильно, стажер! — поддержал капитан. — Значит, остановимся на весьма вероятном предположении: тетрадь со стихами дана на время одной из подрут, а та…
— Зажилила, — подсказал курсант.
— Скажем мягче — забыла отдать, — улыбнулся Мороз. — Как, кстати, Василий Трифонович, попадаются вам забывчивые покупатели?
— Есть забывчивые, есть, как не быть. Вот только попадаются далеко не все.
— Не ленитесь составлять протоколы, присылайте их к нам. За повторные мелкие хищения, по новым законам, можно привлекать к уголовной ответственности. Итак, тетрадка со стихами предположительно осталась у одной из школьных подруг. У кого?.. Василий Трифонович, нам нужно поговорить с Иолантой.
— Да, конечно. Но ее сейчас нет. Она — в Крыму, в санатории. С легкими не все ладно.
— Вернется не скоро?
— Путевка только началась. Мороз задумался.
— Василий Трифонович, — спросил он наконец, — с кем из школьных подруг Иоланта и сейчас продол» жает дружить? Может быть, кто-то бывает у вас?..
— Подруг у Иолы много — и школьных, и пединститутских, она у меня общительная девочка. Вас, наверное, интересуют школьные… Лиза Колчина забегает, Аня Брянцева, Таня Дорошина, Галя Приходько…
Мороз аккуратно записывал фамилии в блокнот. Чеботарев потер лоб рукой.
— Больше не помню. Была бы Иола… А знаете, Евгений Игоревич, она должна мне на днях звонить.
— Вот и прекрасно, — обрадовался Мороз. — Поговорите с ней, пусть вспомнит, кому давала тетрадку.
— Да-да, непременно спрошу, — пообещал директор, провожая гостей к выходу. — И тут же вам сообщу.
Чеботарев подал руку Морозу. Потом, чуть поколебавшись, — Белухину.
— Извините, если что… — смущенно пробормотал тот, осторожно пожимая протянутую руку.
— Ничего, ничего… Я же понимаю — служба, — натянуто улыбнулся директор.
— Да, товарищ капитан, промашка вышла, — садясь в машину рядом с Морозом, признал Белухин. — Спорол я дурничку.
— Рутинно мыслишь, Никола! Этак, брат ты мой, можно далеко зайти. Всю торговую сеть засадишь, кто кормить-то тебя будет, Пинкертон?
Мороз завел мотор, вырулил на шоссе.
— А крепенько вы на бутерброды налегли, товарищ капитан, — съехидничал курсант. — Одну тарелку совсем ополовинили.
— Зато ты держался молодцом, ни к чему не притронулся, — парировал Мороз. — Вот мне и пришлось за двоих отдуваться.
— Евгений Игоревич, а если он все же причастен? Может, этими бутербродами он хабар подсовывал? Нам в школе говорили…
— То в школе. В жизни, Коля, все сложней. Если он преступник, мой отказ от угощения его насторожит преждевременно. Если честный человек — незаслуженно обидит. Как видишь, в обоих случаях отказываться не резон. Был момент, когда… Да нет, не может быть! Проверим, конечно, но думаю — Чеботарев тут ни при чем. В общем, стажер, пока — полнейшая невезуха.
— Товарищ капитан, вы забыли: у нас еще одна ниточка есть — багажная бирка.
— Ничего я, Коля, не забыл. Сейчас отвезу тебя в аэропорт, начнешь работать по этой версии. Я тем временем буду знакомиться с подружками Иоланты.
— А мне, значит, с бумажками? — понурился Белухин.
— А тебе, Коля, с полетными документами. Ищи владельца бирки!
— Евгений Игоревич, — хитро прищурился Белухин, — может, махнемся: я займусь подружками, а вы — бумажками?.
Мороз заколыхался от смеха.
— Нет уж, Никола, извини: я — подружками, а ты… А вам, товарищ курсант, — уже вполне официально, — дается ответственнейшее поручение: по багажной бирке найти авиабилет с фамилией пассажира. Ювелирная работа, стажер, тончайшей чеканки! Другой бы благодарил. За доверие.
— Да, всегда вот так, — обиженно ныл Белухин. — Что полегче да позвончей — начальству. А как завалы разгребать…
— Никола, кончай скулеж! — рявкнул Мороз. От дружеского тумака в бок курсант вовремя уклонился.
Из тесного лабиринта городских улиц машина вырвалась на широкую автостраду, капитан прибавил скорость.
— В понедельник мы начали, — прикидывал он вслух, — сегодня среда. Считай — неделя через коленку. Как думаешь, стажер, до субботы перелопатишь архив?
— Запросто, товарищ капитан.
— Ну-ну, Коля, не бодрись, на рать едучи. Хорошо бы к субботе довести это дело до ума. А в субботу — на рыбалку. Любишь рыбалить, Коля?
— У нас в Сибири так говорят: «Рыбак душу не морит: рыбы нет — так щи варит». Я, Евгений Игоревич, не добытчик, я — потребитель. Но зато — благодарный.
Мороз метнул в рот сигарету, прикурил от зажигалки.
— Не рыболов, значит, а рыбоед. Тоже годится. Я буду ловить, а ты — уху варить. Идеальное разделение труда!
Белухин глянул искоса усмешливым глазом.
— Опять выгадываете, товарищ капитан? Опять отхватываете кусок послаще?