Из Франкфурта-на-Майне Майкл Эверс выехал в отвратительном расположении духа - ему не очень улыбалась перспектива выполнять поручение своих хозяев из «Полевого агентства технической информации». Поручение, нужно сказать, было весьма деликатного свойства. Считалось, что именно он, Майкл Эверс, прекрасно владеющий немецким языком, имеющий ученые степени и связи со многими влиятельными немцами, сможет разведать кое-что важное у знаменитого доктора Отто Кранге.

А разузнать надо было о делах, некогда составлявших государственную тайну Германии.

Было совершенно неизвестно, как отнесется к этому Кранге. Дело осложнялось тем, что старый немец, признанный военным преступником, находился в тюрьме. Вот это и было, пожалуй, главной причиной плохого настроения Эверса. Оно ухудшалось по мере приближения автомобиля Эверса к месту заключения доктора Отто Кранге. Размышляя над тем, что ему лично могла принести эта поездка, Звере посылал самые отборные ругательства по адресу своих хозяев. И только огонек авантюризма, никогда не гаснувший в нем, поддерживал его заинтересованность предстоящей операцией.

Эверс всегда заботился о том, чтобы о его делах знали как можно меньше. Он вряд ли кому-либо рассказывал подробно свою биографию - причин к этому было достаточно. Ну, а если бы вдруг понадобилось рассказать о себе, то Эверс оказался бы в довольно затруднительном положении и потому, что в течение его сорокалетнего существования было уж слишком много не совсем обычных происшествий, и потому, что о большей части их он предпочел бы умолчать - отнюдь не из скромности, конечно.

Майкл Эверс получил блестящее образование, но, только начав карьеру ученого, понял, что, честно трудясь на научном поприще, вряд ли удастся ухватиться хотя бы за краешек Доллара.

И Майкл стал изворачиваться.

С искусством фокусника он переходил от лабораторий к журналистике, а от нее к биржевой игре; от биржевой игры к таинственным научным консультациям по не менее таинственным, хотя далеко не научным делам. Полный энергии, идей и неукротимого желания денег, он бросался во все места, где чуял возможность поживиться.

Окончилась война, и он решил, что не должен упустить драгоценное время послевоенного развала в Европе. При таких грандиозных крахах семейств, учреждений и государств под обломками должно валяться много такого, что можно взять. Взять легко, без труда, приумножить и потом… Впрочем, Майкл никогда не задумывался, что будет потом - американец должен делать деньги, делать карьеру, преуспевать!

Западная Германия.

Это был новый Клондайк. Десятки тысяч американских дельцов и «туристов» хлынули из-за океана в надежде погреть руки на еще теплых ранах Европы.

Да, это был новый Клондайк. Правда, не такой романтичный, как во времена, описанные Джеком Лондоном, но, несомненно, имеющий привлекательные стороны, даже преимущества. Не было риска замерзнуть в дикой безлюдной Аляске, не нужно было тащить на себе продовольствие через перевалы и преодолевать сотни миль по заснеженному Юкону. Все было гораздо современнее - благоустроенней и удобней. Были созданы «штабы специального назначения», и они проводили работу по изъятию патентов и ценностей очень деликатно. Особые формирования очищали немецкие сейфы, хранилища и банки. Управление «трофейных команд» находилось сначала в Вашингтоне, а затем и во Франкфурте-на-Майне. При главной штаб-квартире оккупационных войск был создан аппарат, носивший довольно невинное название: «Полевое агентство технической информации». Да, новый Клондайк. Прошли времена кустарщины, и громадный аппарат скромного «Полевого агентства» перекачал через океан около 200.000 немецких патентов!

Маршаллизация шла полным ходом.

Эверс - еще слишком мелкая фигура в этой крупной игре. Он чувствовал, что и здесь довольно трудно ухватить Доллар. Он, правда, был довольно влиятельным сотрудником «Полевого агентства», но понимал, что ему лично, пожалуй, эта поездка ничего существенного не принесет. Дела становились все мельче и незначительней. Вот и теперь не оставалось ничего более подходящего, чем «обработка» старого нациста, сидящего в тюрьме!

«Тюрьма. Впрочем, дело, пожалуй, не осложняется, а скорее облегчается тем, что этот старый колдун в тюрьме», - подумал Эверс и стал соображать, чем можно будет заинтересовать сидящего в тюрьме доктора, если не удастся просто подкупить. Эверс ни в одном из своих приключений не видел преступления. Однако при упоминании одного только слова «тюрьма» им всякий раз овладевало нечто вроде суеверного страха. Впрочем, он был суеверен не больше, чем это подобает культурному американцу.

Промелькнули деревья вдоль асфальтированного шоссе, остались позади несколько деревушек с крестообразно расположенными улочками и торчащими посреди них кирхами. Машина въехала в рощу, в которой то там, то здесь краснели черепичные крыши домиков сельского типа. У одного из них машина остановилась. Сопровождающий выскочил первым и распахнул дверцу автомобиля.

- Мы приехали, мистер Эверс.

Привычка ничему не удивляться помогла Эверсу не выразить изумления при виде удобного, увитого плющом особнячка под черепицей. Лишь слегка изогнулись его тонкие губы: «Содержание нацистских преступников поручено, как видно, какому-то дачно-курортному тресту».

Доктор Кранге оказался своеобразным человеком. Рассматривая его громоздкую фигуру с большой головой, обрамленной пышной седеющей шевелюрой, выбившейся из-под круглой черной шапочки, Эверс сразу почувствовал, что столкнулся с достойным противником. Он не заметил у Кранге того голодного и ненавидящего взгляда, которым обычно посматривали на него в Европе. Нет, Кранге был спокоен, не подобострастен и держал себя даже несколько надменно.

Эверс объяснил свой визит желанием получить консультации по тому исследованию, которое он якобы вел в настоящее время. Ученый снисходительно согласился.

Эверс поселился неподалеку и стал часто бывать в домике, где содержался Отто Кранге.

Кранге был словоохотлив, но при малейшем намеке Эверса на дела, которые, собственно, только и интересовали его как сотрудника «Полевого агентства технической информации», старик или умолкал, или начинал ругать и Америку и большевиков.

- Я всегда был далек от политики, - выкрикивал Кранге, крупными шагами меряя комнату, - но мне ясно одно: гений германской расы непобедим! Да, да, я это говорю теперь, после Сталинграда и Берлина. Не я предрешал события, я занимался своим делом. Вы, американцы, придаете слишком большое значение атомной бомбе - и это потому, что фактически не вы ее создали. По сути дела, вы купили ее и, заплатив дорого, уж слишком кичитесь. Атомная бомба! Старо! Наделав шума на весь мир, вы за этим шумом не заметили, что есть вещи позначительней. - Эверс насторожился. - Меня обвиняли в том, что я проводил свои эксперименты на живых людях. Вздор! Какие люди? Сброд! Сброд, ничего общего не имеющий с арийской расой.

Эверс начал понимать старика и, нащупав его слабую струнку, решил поддакивать:

- Не в этом дело, конечно, герр Кранге, - спокойно возражал Эверс, весь этот сброд действительно не стоит того, чтобы из-за него волноваться. - Кранге остановился посреди комнаты и пристально посмотрел на развалившегося в кресле американца. - Не в этом дело, герр доктор, повторил Эверс, - дело в том, - он вынул изо рта сигару и начал ее внимательно рассматривать, - дело в том, что вы, немцы, ничего не сделали. Вы тоже много шумели в свое время о готовящемся у вас «новом оружии». Шумели, шумели и - проиграли войну… Короче говоря, дело в том, что у вас ничего не вышло… Мы, американцы, - деловой народ и судим по результатам.

- Не вышло, говорите?!. - воскликнул Кранге. - Не вышло потому, что…

Кранге умолк.

Эверс не прерывал молчания и, закинув голову на спинку кресла, спокойно пускал струйки голубоватого дыма.

- Я слушаю вас, герр профессор, - наконец заговорил Эверс, стараясь всем своим видом и интонацией голоса показать полнейшее равнодушие к затронутому вопросу. - Так почему, говорите, не вышло?

Кранге так же быстро успокаивался, как и приходил в возбуждение. Он подошел к креслу, стоявшему напротив кресла Эверса, удобно уселся в нем и заговорил медленно, отчеканивая каждое слово:

- Вы напрасно думаете, мистер Эверс, что, заводя со мной разговор о «новом оружии», вы сможете узнать у меня что-нибудь о величайшем секрете нации. Напрасно! О, я знаю, вы, американцы, действительно деловой народ и вы уже сумели прибрать к рукам многое из того, что было сделано нами, немцами!

Кранге некоторое время сидел молча, как бы обдумывая дальнейшее.

Пожевав беззвучно губами, он произнес тихо и даже, как показалось Эверсу, злобно:

- Я хочу предупредить вас - у меня вы ничего не узнаете! Да, ничего. Я всю жизнь работал над овладением одной из сокровеннейших тайн природы. Я был близок, очень близок к открытию этой тайны! Я почти овладел ею! глаза Кранге заблестели, он стал говорить почти шепотом, но быстро и отрывисто. - Мы, мы и только мы, немцы, владеем этой тайной. Я верю - в этом залог восстановления могущества нации, и я считаю своим долгом стоять на страже этой тайны!

Кранге устало поднялся с кресла и подошел к окну. Цветник с посыпанными влажным песком дорожками простирался до высокой металлической ограды, увитой белыми цветами каприфолии. Стража, приставленная охранять преступника, медленно совершала обход особнячка.

Эверс вытер платком вспотевший лоб, а Кранге позвонил, чтобы распорядиться об ужине.

Беседу никак не удавалось вести в нужном направлении, и Эверс начал нервничать. Кранге часто бросал из-под густых бровей испытующие взгляды на американца и, хотя оставался внешне спокойным, все же немало волновался, прикидывая, что могли означать участившиеся визиты заокеанского радиофизика.

В комнату вошла стройная розовощекая женщина в накрахмаленной наколке, толкая перед собой хромированную тележку-столик. Профессор поочередно приподнял крышки на всех судках и удовлетворенно прищелкнул языком.

Эверс не без интереса наблюдал, как старик со знанием дела переставил приборы на столике и небрежным жестом отпустил горничную.

Кранге еще раз осмотрел поданные кушанья, поправил кольца на салфетках и радушно пригласил гостя к завтраку.

За ужином, сдобренным несколькими бокалами рейнвейна, беседа пошла живее.

«Ну, что же, - подумал Эверс, - по зверю надо подбирать капкан».

Кранге уселся за стол и, довольный своими достойными ответами слишком любопытному американцу, не без ехидства продолжал:

- Вы говорили, мистер Эверс, о цели вашего приезда сюда. Вы желали получить консультации по поводу своих работ. Ну что же, давайте продолжим. В прошлой беседе мы остановились на вопросах, касающихся динамики электрической активности головного мозга. Поскольку я понял, вас интересует…

- Меня интересует, - перебил профессора Эверс, - знаете ли вы что-нибудь о последних работах советского ученого Зорина?

- Зорина? - настороженно переспросил Эверс.

- Да, да, Зорина.

- Я не совсем понимаю вас. - Смущение Кранге было столь велико, что он не мог сразу подобрать слова для ответа Эверсу. - Я не совсем понимаю, какое отношение имеют работы Зорина к вопросам, по которым вы хотели получить консультацию?

- Оставим, герр Кранге, разговор о «консультации». Я и так потерял уже несколько дней без всякой пользы для себя и для вас. - Кранге удивленно взглянул на Эверса. - Да, да, для вас. Мне не понятна ваша настороженность, ведь быть откровенным - это прежде всего в ваших интересах.

- Мои интересы - это интересы нации! - напыщенно произнес Кранге.

Эверс уже давно понял, что фанатика-физиолога не удастся ни подкупить, ни запугать. Старик упрям, и к тому же его фанатизм стал манией, граничащей с помешательством. Вкрадчиво, очень умело Эверс стал внушать Кранге, что он напрасно старается скрыть результаты, полученные в его лабораториях. Скрывать нельзя. Более того, скрывать опасно. Опасно потому, что теперь уже во всем мире идут работы по изучению электромагнитного воздействия на процессы, протекающие в живых клетках. И очень успешно. А если наибольшего успеха достигнут русские?

- Русские? - не без страха и злобы переспросил немец.

Эверс удовлетворенно улыбнулся и рассказал Кранге о своем пребывании во время войны в Советском Союзе, о посещении института, руководимого Зориным. Эверс не преминул щегольнуть своей будто бы осведомленностью в секретных разработках советского института. О том, что ему пришлось слишком поспешно покинуть Советский Союз, он умолчал, разумеется.

- Вы понимаете, дорогой профессор, нас могут опередить. Подумайте над тем, что я рассказал вам о работах Зорина.

Приезд Эверса встревожил Кранге, всегда подозревавшего, что у него хотят выведать секрет. Уж очень близко к охраняемой им тайне была тема, по поводу которой Эверс выразил желание консультироваться. Когда Эверс упомянул о работах Зорина, у Кранге не оставалось сомнений - Эверс что-то знал о великой тайне. Но что? Откуда он мог узнать?

Однако Кранге был доволен собой: он не дал себя провести, не проговорился, не обольстился обещаниями американца - он охранял тайну нации, он… Но работы Зорина?.. Что если действительно опередят? Какой тогда смысл охранять тайну? Быть может, прав Эверс: надо действовать? И кто же, как не американцы, могут помочь именно сейчас, могут создать условия для продолжения дела, которому он посвятил всю свою жизнь!

Наступила ночь. Темная, душная и, как казалось старику, тревожная. Свет фонарей, окружавших особняк, едва пробивался сквозь заросли зелени и причудливыми пятнами стлался по полу.

В ночной тишине назойливо звучали мерные шаги часового.

Эверс несколько дней не появлялся у Кранге. Он считал, что упрямство старика сломить нелегко и отправился в управление «Полевого агентства» с намерением получить дополнительные сведения, которые помогли бы ему справиться со старым маньяком.

Сведения были получены.

Он явился к Кранге в прекрасном расположении духа и держался теперь гораздо развязнее, чем в предыдущие посещения.

- Вы провели несколько тоскливых дней без меня, не так ли, профессор?

Кранге с явной неприязнью смотрел на полного, подвижного и жизнерадостного американца. Эверс тщательно обрезал сигару, раскурил ее и несколько раз затянулся ароматным дымом.

- На этот раз я приехал к вам не за консультацией, - усмехнулся Эверс, - я приехал с конкретными деловыми предложениями. Ваше согласие - и вы будете свободны!

Кранге подскочил, намереваясь выпалить несколько негодующих фраз, но Эверс остановил его энергичным жестом.

- Спокойно, спокойно, герр Кранге, я еще не закончил. Я не сказал о главном. Мы дадим вам полную возможность продолжать ваши работы. Поймите, мы с вами - представители цивилизованных наций, и мы вместе должны бороться с нависшей угрозой. Мы должны приложить все усилия к тому, чтобы не допустить такого положения, при котором Москва…

Эверс перегнулся через ручку кресла и, понизив голос, спросил:

- Вы, надеюсь, в эти дни подумали над тем, о чем я вас просил? Вы подумали, как могут быть опасны для нас работы Зорина?

- Я думал, - медленно произнес Кранге, - я очень много думал над этим, но я… Вправе ли я один решать вопрос о судьбе открытия, которое является достоянием нации?

- Один? О, это пусть вас не смущает. Учтите, мы знаем об этой тайне больше, чем вы думаете. Не забывайте - мы с вами, немцами, были союзниками еще тогда, когда русские ждали открытия второго фронта. Вы напрасно, герр доктор, играете в прятки. Я могу сказать вам больше… Я могу… А впрочем, давайте говорить откровенно - вы стараетесь скрыть от меня секрет «плана ММ». Не так ли?

Кранге вздрогнул. Эверс внимательно следил за своим собеседником. Да, он вовремя получил дополнительные сведения!

- Не тревожьтесь, дело в надежных руках, - Эверс встал, медленно обошел свое кресло, оперся о спинку обеими руками и пытливо посмотрел на вдруг осунувшегося профессора. - Ну, а что касается материалов, о которых вы предпочитаете молчать, то материалы эти, хранившиеся у Рихарда Тиммеля…

- У доктора Рихарда Тиммеля? - в испуге прошептал Кранге.

- Да, да, у доктора Рихарда Тиммеля, директора всей вашей секретной кухни… Так вот, - Эверс прищурился от попавшего в глаза сигарного дыма, - они у нас. Вы не волнуйтесь, доктор, я еще раз повторяю: это надежные руки. На вашем месте я бы волновался в том случае, если бы они попали к русским!

Кранге успокоился довольно быстро и даже повеселел немного - сам собой разрешился мучивший его вопрос. Не он открыл тайну американцам, они как-то без него раздобыли материалы, хранившиеся у Тиммеля. Все устроилось как нельзя лучше, и он сможет… А что если американцы, получив теперь материалы по «плану ММ», не предоставят ему свободы? Впрочем, нет, в материалах Тиммеля все изложено в слишком общей форме.

- Ну что же, мистер Эверс. - Кранге лукаво сощурил глаза, - раз вы получили «план ММ», то теперь я вряд ли могу быть вам чем-нибудь полезен.

- Что вы, профессор, вы же сами знаете - обладать «планом ММ» еще не значит извлекать пользу из тех изысканий, которые проводились в свое время отделом Рихарда Тиммеля. Мы хотим продолжить эти изыскания и приглашаем вас сотрудничать.

Кранге оживился. Эверс задавал вопрос за вопросом, он отвечал на них довольно обстоятельно, хотя упорно старался обойти самое существенное. Эверс был терпелив, он понимал, что Кранге не собирается выбалтывать все сразу, а хочет иметь гарантии. Эверса это устраивало, но он желал выяснить главное: как далеко продвинулись немцы в своих изысканиях и сколько нужно еще поработать, чтобы довести дело до конца.

Тон, которым Эверс задавал вопросы, становился все более властным и настойчивым.

- Меня интересует вот что, герр Кранге…

- Да, я вас слушаю…

- Интенсивность излучения биологических объектов, как известно, ничтожна. Удалось ли в ваших лабораториях создать аппаратуру, дающую количественную, а главное качественную характеристику этих излучений?

- Да, мистер Эверс, удалось, - не без гордости ответил физиолог, удалось, и мы имели возможность анализировать радиофизиологические процессы, протекающие в целом ряде участков коры головного мозга.

Эверс внимательно рассматривал крупное, выразительное лицо Кранге и, хотя не решил окончательно, что светится в глазах старика - огонек безумия или настоящего творчества, - счел необходимым «прощупать» светило науки по вопросам, имеющим практическое значение.

- Это очень интересно, герр Кранге. Так вы говорите, что вам удалось регистрировать приборами непосредственное излучение коры головного мозга?

В вопросе Эверса чувствовались такие неприкрытые нотки недоверия, что Кранге, забыв об осторожности, поспешно ответил:

- Мозг излучает довольно интенсивно. Это проявляется даже тогда, когда удается обнажить очень небольшой участок мозговой поверхности, а в нашем случае, когда… - Кранге осекся. Наверное, даже этому видавшему на своем веку виды изуверу не очень легко было вспомнить об опытах со вскрытой черепной коробкой, над пульсирующим мозгом еще живого человека.

- Как видно, недостатка в «экспериментальном» материале у вас не было. Не так ли, профессор?

Кранге некоторое время сидел молча в глубоком кресле, поникший, сразу вдруг постаревший. Не покидавшая его уверенность в том, что он творит только на благо своей нации, привела его в равновесие. Эверс спохватился, подумав, что, пожалуй, немного переиграл, и, рассмеявшись, продолжал:

- Дорогой профессор, само собой разумеется, что меня совершенно не интересует… э-э-э… «кроликовая» сторона этого вопроса. Поверьте мне, мы будем проводить эксперименты на материале… Ну, скажем, на таком, какой потребуется для науки. Дело не в этом. - Эверс решил воспользоваться замешательством физиолога и резко спросил: - Где материалы по конструкции аппаратуры и генератора?

Кранге уже давно с тоской и страхом ожидал этого вопроса. Он чувствовал - его дальнейшая судьба, его свобода зависит от того, как воспримет Эверс его ответ.

- Видите, мистер Эверс… материалы уничтожены при подходе войск Советской Армии. Вместе со всем, что находилось на «объекте N 55» в Браунвальде. Там был главный испытательный пункт.

- Как вы считаете, герр Кранге, есть ли какая-нибудь возможность восстановить их?

- Думаю, никакой.

- Вот как! - Эверс начал подозревать, что Кранге виляет, что он старается скрыть от него главное. - Почему вы так думаете?

- Потому, что погиб Крайнгольц.

- Кто такой Крайнгольц?

- Крайнгольц - инженер. Он вел всю радиотехническую часть работы. Собственно говоря, после гибели Крайнгольца нам пришлось свернуть многие исследования - мы не могли уже найти радиофизика, равноценного Крайнгольцу. Мне так и не удалось довести до конца многое из намеченного. - Кранге вздохнул. - Да, это был талантливый человек, но строптивый и своенравный. Он не разделял моих идей и вообще всегда был плохим немцем. Мы, нужно сказать, не очень-то ладили с ним, но талантлив он был несомненно; очень талантлив!

Эверс начал нервничать. Если раньше он мог считать, что «дипломатическое» поручение выполнено блестяще, то теперь…

- Так, значит, нет самого главного - нет материалов по аппаратуре и генераторам. Техническую документацию вы уничтожили в страхе перед советскими войсками, а с гибелью этого Крайнгольца вообще потеряна всякая возможность продолжать работы. - Эверс с презрением посмотрел на Кранге. Вы-то, вы-то теперь на что можете пригодиться, герр профессор?!

- Видите ли, мистер Эверс, Ганс Крайнгольц…

- Крайнгольц, Крайнгольц… - Эверс раздражался все больше и больше. На что мне ваши талантливые покойники!

Кранге глубоко ушел в кресло и, часто помаргивая, смотрел на плотную фигуру негодующего американца. Еще несколько минут тому назад он мог рассчитывать, что понадобится новым хозяевам, а теперь…

Эверс внезапно повернулся к Кранге.

- Вы сказали, что этого радиофизика звали Ганс Крайнгольц? - Кранге молча кивнул. - Когда он погиб?

- В марте тысяча девятьсот сорок четвертого, при возвращении из Швеции.

- Из Швеции?

- Да, Крайнгольц был шведский подданный, он много лет работал в Германии, ведя свои изыскания. Во время войны он два или три раза бывал в Швеции. В марте сорок четвертого года судно, на котором он возвращался в Германию, было потоплено англичанами.

- А вы не знаете, семья его была в Швеции?

- Нет, его семья находилась в Соединенных Штатах. Он был женат на дочери Уильяма Диллона. В тридцать девятом его жена уехала в Америку.

Эверс выведал у Кранге все, что тот знал о Крайнгольце, внимательно перелистал свою записную книжку и стал прощаться.

- Так, значит, Крайнгольц, говорите, погиб?

- Погиб.

Эверс больше не появлялся в домике у Кранге.

Покинув Кранге, Эверс поспешил в нанятый им особнячок; необходимо было спокойно поразмыслить над результатами своей «дипломатической» миссии.

«Завоевание» Кранге - это несомненный успех.

Эверс с удовлетворением думал о том, как ловко ему удалось припугнуть старого фанатика и практически свести на нет его значимость. Теперь Кранге у него в руках. Хорошо! А ведь еще несколько дней тому назад физиолог держал себя надменно и кичился своим, казалось, несгибаемым намерением охранять «великую тайну». Смешно! Сколько напыщенности и игры в благородство, сколько трескучих, никому не нужных фраз о благе нации, долге, порядочности - и вот он у него в руках, вот он уже трепещет при мысли о том, что может не понадобиться, с тревогой думает, будет ли на свободе?

Прекрасно!

Ну, а Крайнгольц?.. Все сходится: Ганс Крайнгольц немец, шведский подданный, в Штаты прибыл в 1944 году, женат на дочери Уильяма Диллона, радиофизик. Может ли быть такое невероятное совпадение?!

«Но как же это могло произойти? И Кранге и его нацистские руководители, как видно, были убеждены в том, что Крайнгольц погиб при бомбежке судна и вдруг - Ганс Крайнгольц в Штатах! Неужели совпадение? Нет, нет - это было бы слишком неестественно. Так не бывает! Весьма возможно, что он спасся, но что побудило его бежать в Америку? Семья? Не похоже, что он был в плену. Да, много непонятных, пока необъяснимых обстоятельств. О многом надо срочно разузнать!»

Эверс начал соображать, как практически собрать все необходимые сведения. Пока ему было ясно одно: с Гансом Крайнгольцем, радиофизиком, шведским подданным, женатым на дочери крупного американского промышленника Уильяма Диллона он виделся в Штатах после окончания войны, следовательно после его «гибели».

В бытность свою консультантом в «Радиофизик корпорейшн» Эверсу довелось разбираться в одном весьма необычном деле.

Некий Крайнгольц, довольно состоятельный инженер, проводивший свои изыскания в собственных лабораториях, обратился к этой фирме с предложением принять участие в окончании его разработок.

Поведение изобретателя было по меньшей мере странным. Он просил фирму финансировать его вплоть до окончания изысканий, но при одном условии: до завершения этих изысканий он не намерен передавать фирме какие-либо данные о конструкции аппаратуры. Больше того, немедленно по окончании разработок изобретение должно стать достоянием государства! Интересы фирмы? До интересов фирмы Крайнгольцу не было никакого дела. Могло ли такое поведение изобретателя не вызвать улыбки у руководителей «Радиофизик корпорейшн»? Дело усложнялось тем, что Крайнгольц не был похож на изобретателей-маньяков или вымогателей. Явно не принадлежал он и к числу людей, которые всю свою жизнь носятся с эфемерными, большей частью вздорными, невыполнимыми замыслами, мучая себя, десятки людей и учреждений, надоедая своими абсурдными предложениями и настойчивыми просьбами. Нет, Крайнгольц производил впечатление человека солидного, обстоятельного и держал себя весьма независимо.

Эверсу было поручено заняться Крайнгольцем.

Не без досады вспоминал потом Эверс встречи с ним - это было одно из его немногих поражений. Да, Эверс должен был признать, что ничего не мог поделать с радиофизиком.

Беседуя с ним, Эверс чувствовал, что тот действительно ведет весьма важные изыскания, верил, что сделано большое открытие, но так и не сумел выведать, в чем же состояла его суть.

- Речь идет, об открытии, - говорил Крайнгольц, - которое может изменить очень многое в судьбах целых народов, мистер Эверс, и я считаю, что не имею права что-либо сообщать о нем. Средства, которыми я располагаю, приходят к концу. Меня тревожит мысль о том, что я не смогу довести разработки до конца. Вот я и ищу людей, которые взялись бы помочь мне завершить начатое. Но открытие должно стать достоянием государства. Другого положения быть не может.

Крайнгольц не изменил своего решения, фирму, разумеется, не устраивало такое «оригинальное» предложение. Крайнгольц больше не появлялся в «Радиофизик корпорейшн», а Эверс вскоре уехал в Европу.

«Нет, нет, - продолжал свои размышления Эверс, - сомнений быть не может - это тот самый Крайнгольц, который занимался в свое время работами по секретному «плану ММ» в тайных немецких лабораториях».

Можно было считать, что деликатное поручение своих хозяев из «Полевого агентства» он выполнил блестяще. Да, да, именно блестяще. Ведь даже то, что он сумел сломить упрямство старого немца, еще не делало погоды. Как удачно получилось, что в свое время он встречался с Крайнгольцем!

Крайнгольц… А что если его предложение фирме «Радиофизик корпорейшн» было связано с разработками, проводившимися по «плану ММ»? Что, если он продолжает работы и сейчас в Штатах? Ведь на таком открытии можно подзаработать - и как!

Эверса охватило чувство острого волнения - он стоит у истоков великих дел. Какое могущественное средство будет в руках тех, кому он передаст сведения, которые ему удастся добыть… А он?.. Он близок к Доллару, Неужели Доллар и на этот раз ускользнет? Жажда Эверса иметь доллары была органической. Она была как бы частью его тела, ну, скажем, как рука или нос. И всю свою жизнь Майкл изворачивался как пес, старающийся ухватить зубами белый кончик своего черного хвоста. Доллар все время маячил на его жизненном пути. Бывало, он подходил к Доллару совсем близко, уже протягивал к нему свои руки, по цепкости не уступавшие рукам его предков-переселенцев, оставалось только схватить Доллар, но он оказывался уже где-то далеко, и снова надо изворачиваться…

И вот теперь… Неужели опять Доллар ускользнет? Ведь тот, кто овладеет открытием, сможет сделать крупнейший бизнес. Ведь если изыскания окончатся удачно, то какими смехотворными покажутся старые игрушки в виде танков и самолетов, газов и бактерий, ракетных снарядов и атомных бомб!

Неужели Доллар исчезнет бесследно?..

А что если ему самому, на свой страх и риск, использовать все то, что может принести это открытие?

«Может быть, это и есть то, что я ищу под обломками старой Европы? подумал Эверс. - Почему бы мне не овладеть открытием? Кто знает о нем? В «Агентстве» знают о Кранге, но никто, кроме меня, не знает о Крайнгольце. Великолепно! Запрятать Кранге и доложить хозяевам, что ничего сделать не удалось - кстати, будет хороший предлог разделаться с «Полевым агентством технической информации» - и немедленно в Штаты. Там разыскать Крайнгольца и можно разворачивать работы. На первое время средств будет достаточно, а потом заняться поисками подходящих финансистов».

В его разгоряченном мозгу начали возникать мысли, одна заманчивей другой.

Наконец, неясно бродившие в голове соображения оформились в одну определенную, совершенно четко выкристаллизовавшуюся идею, и он решил начать действовать.

Вынув из чемодана новую записную книжку в обложке из мягкой серой кожи, на первой странице он написал угловатым почерком:

«Операция Смерч».

На следующей странице, аккуратно проставив дату, начал деловые записи:

1. Поручить Джонсону ликвидировать акции «Стоун энд компани» и арендовать контору на Брод-стрит.

2. Каблограмму Дефорестам: разыскать и следить за каждым шагом Крайнгольца.

3. «Оформить», профессора Отто Кранге.

4. Встретиться во Франкфурте с Эрвином: он должен знать кое-кого из «торгашей свободой».

5. Передать по цепочке указание Протасову: раздобыть рецептуру сплава для индикатора.

Эверс долго вертел в руках паркеровскую авторучку. «Затея несомненно хорошая. В Штатах все можно будет провернуть, но как там… Там Зорин. Это ученый с мировым именем, и к его голосу будет прислушиваться весь мир… Затея может быть сорвана… Если Зорин начнет разоблачать, выступать с научными докладами и сообщениями, то… но посмотрим, поборемся…»

Как только было покончено с записями, ознаменовавшими начало нового, на этот раз совершенно необычного приключения в жизни Эверса, он решил покинуть уютный домик сельского типа близ Неешульце и как можно скорее отправиться во Франкфурт-на-Майне.

У Эверса-дельца была укоренившаяся потребность - поддерживать связи с громадным количеством самых различных людей. В то время, как открытый коричневый «кадиллак» мчал его по направлению к Франкфурту-на-Майне, он тщательно изучал свою адресную книжку, продумывая детали целиком захватившего его плана.

«Уже теперь надо думать о финансировании. Наиболее подходящими могут быть люди, так или иначе связанные с «Нэйшнл сити бэнк». Семьдесят пять филиалов, разбросанных по всему свету! Это как нельзя лучше сочетается с необходимостью иметь в большом количестве стран филиалы будущего предприятия. Нужны пути к «Нэйшнл сити»… Тайсоны. Ближе всех к банку Тайсоны. Как проникнуть к ним? Элзи Туомбли. - Эверс задумался, вспоминая свои встречи с этой экстравагантной особой. - Нет, не подойдет. Эта старая интриганка может не столько помочь, сколько испортить. Непременно впутывает в каждое дело кучу совсем не нужных людей. Кто еще у Тайсонов? выискивал в книжке Эверс. - Чарли, Тони, Сеймор и еще пара десятков родственничков покрупнее и помельче - разве легко разобраться в этакой родословной и в том влиянии на дела, которое каждый из них оказывает на главу нетитулованной династии? Дальше Элла и Флора Тайсон. Превосходно! Если Юджин все еще добивается руки наследницы тайсоновских миллионов, то все может устроиться как нельзя лучше. Весь вопрос в том, где окажется Юджин в тот момент, когда он будет необходим, - в Майами-Бич или на Южном полюсе - от Юджина Диринга можно ожидать всего, чего угодно».

Странички адресной книжки, хранившей координаты влиятельных знакомых Эверса, быстро мелькали в его полных пальцах, а в голове составлялись все новые и новые комбинации из имен, встреч и сделок.

«С финансированием, пожалуй, можно будет все наладить. Самое важное как можно скорее узнать, где сейчас Крайнгольц. Для этого - каблограмму сыскной конторе Дефорестов, способной разыскать кого угодно, и, если понадобится, то даже их могилы. Да, обойтись без Крайнгольца невозможно, причем Крайнгольц нужен обязательно в живом виде. А что если он за это время и в самом деле успел отправиться к праотцам? - не без страха подумал Эверс. - Не должно быть - он был еще не стар, а впрочем, чего не случается с людьми!»

За деловыми размышлениями и просматриванием своей адресной книжки путь до Франкфурта-на-Майне показался Эверсу коротким.

При въезде в город шофер спросил, куда Эверс желает ехать, и тот, не задумываясь, ответил:

- Почтамт на Шиллерштрассе.