Через двадцать лет
[2]
Перед его глазами расстилалась безбрежная синева моря. Где-то очень далеко угадывалась линия горизонта. Там эта синева плавно сливалась с голубизной безоблачного неба. И невозможно было толком разобрать, где закачивается море и где начинается небо.
– Так проходит жизнь, – подумал Кирюша Хитролюбов, – так и настоящее плавно перетекает в будущее: неспешно, ровно, радостно. Легкий бриз приятно холодил его сильное молодое тело.
От палящих лучей полуденного солнца его закрывал свод балкона. Кирюша сидел в плетеном кресле и щурился, глядя вдаль. Его номер находился на десятом этаже современного здания правительственного дома отдыха. Кирюша был студентом последнего курса престижного института.
Ощущение свободы и радости переполняло его душу в то августовское утро. А вот события вчерашнего вечера он помнил смутно. Да и зачем забивать голову разной чепухой? Что прошло, то прошло. Надо жить настоящим. И Кирюша с восторгом, свойственным юности, продолжал смотреть на открывавшуюся перед ним безмятежную даль.
Внутри номера раздалось какое-то урчание. Это проснулся его друг, который попытался оторвать голову от подушки, но не смог. Другу показалось, что мозг его намертво прикручен стальными нитями к кровати. И любое движение головой доставляло ему нестерпимую боль. Пил он крайне редко, а когда все-таки пробовал, то из этого получалось только одно расстройство. Его организм отказывался принимать алкоголь. Он закрыл глаза, полежал еще немного и пробормотал слабым голосом:
– Кирюша! Кирюша! Ты где?
Кирюше неохота было прерывать плавный ход своих приятных мыслей о будущем, о настоящем, о синеве моря и голубизне неба. И он не стал отзываться. Но его друг продолжал стонать:
– Кирюша! Ну где же ты? Где? Я знаю: ты здесь! Дай мне воды, а не то я сейчас блевану на пол.
Последний довод возымел воздействие. Кирюша нехотя поднялся из плетеного кресла и вошел внутрь номера. Повсюду были видны пустые бутылки и грязные стаканы. Пепельница была заполнена бычками, которые также валялись и в других, совершенно непредназначенных для них местах. Но Кирюшу вид неубранного номера только порадовал. «Бардак!» – одобрительно подумал он и весело сказал:
– Здорово вчера оттянулись. Да, Петрос?
– Дай воды, – жалобно проскулил в ответ Петрос.
Кирюша снисходительно посмотрел на своего товарища и протянул ему стакан живительной влаги.
«Навязался ты на мою голову. Не ковбой он, нет, не ковбой, – думал Кирюша о Пете. – Зачем я с ним вообще связался?»
Сам Кирюша никогда не испытывал не то что похмелья, но даже состояния дискомфорта после попойки. Сколько бы он ни выпил накануне, с утра он был бодр и весел. Мог легко пойти играть в футбол или теннис, мог сесть учить иностранные языки.
«А этот выпил-то всего полбутылки водки, ну может, еще стакан портвейна саданул вдогонку, а потом весь вечер в туалете просидел в обнимку с унитазом. Приходилось по нужде к Сашке с третьего этажа всей компании бегать из-за него. Нет, не ковбой, не ковбой», – размышлял Кирюша.
– Который сейчас час? – нежно промурлыкал женский голосок из-под одеяла Кирюшиной кровати.
«Как же ее зовут, черт подери?» – подумал Кирюша и начал восстанавливать в своей недолгой памяти события вчерашнего дня.
Вот они с Петросом садятся в самолет. Вот прилетели в Сочинский аэропорт. Вот приехали в дом отдыха, бросили вещи в номере. Потом пошли в бар. Поначалу они выпивали вдвоем. Потом подошли еще двое ребят, с которыми Кирюша где-то виделся до этого. То ли в институте, то ли на какой-то вечеринке в Москве. А может, еще в каком доме отдыха. Одна тусовка, что и говорить! Все свои. Потом они пошли искупаться. На море встретили каких-то девиц. Начали знакомиться. Кирюша к тому времени уже оделся после купания. Но надо же было произвести впечатление на барышень! И он с криком «уть-тю-тю» прыгнул в одежде с волнореза в море. В джинсах было плыть очень неудобно, но что делать – искусство требует жертв! Удаль его действительно произвела нужное впечатление на девиц, и вся компания отправилась к ним в номер. Там долго пили и пели, танцевали и кидали бычки с балкона – кто дальше. Несколько раз приходил администратор и требовал тишины. Ей обещали, что да, вот уже сейчас все расходятся по своим номерам. И сами верили в это, но почему-то никак не могли разойтись. Потом были медленные танцы, и Кирюша танцевал с одной из новых знакомых. Он заливался соловьем, что-то остроумное нашептывал ей на ухо, а потом они оказались на его кровати. Остальные тоже потихоньку угомонились и разошлись. Но как ее звали, он, хоть убей, не помнил.
– Сейчас начало первого, Аня, – неожиданно пришел на выручку Петрос, оживший после стакана воды.
– Черт, – воскликнул Кирюша, – я же, кажется, вчера на двенадцать договорился с чуваками в теннис играть!
Он быстро извлек из огромной сумки кроссовки, теннисную ракетку и мячи.
– А как же я? Ты меня так здесь и оставишь? – капризно протянула Аня из-под одеяла.
– Я мигом. Туда и обратно. Или нет, знаешь, лучше я к тебе, в твой номер сам зайду после обеда, – скороговоркой ответил Кирюша, облачаясь в спортивную форму.
– Ты же не знаешь, в каком номере я… – начала, было, Аня, но за Кирюшей уже захлопнулась дверь.
Следующие вечера мало чем отличались один от другого. Бар, ночное купание в море, много вина и водки, потом коньяк, танцы в их номере, протесты трезвого Петроса, который больше не пил, требования администрации прекратить бардак. На четвертый день молодых людей из дома отдыха выгнали. Мало того, обещали написать Кирюшиному отцу на работу о недостойном поведении отпрыска. Кирюша долго уговаривал директора дома отдыха хотя бы не беспокоить отца, и, в конце концов, тот согласился, но при условии, что хулиганы сиюминутно покинут территорию вверенного ему общественного заведения.
– Что будем делать? – задался вопросом Кирюша, когда массивные ворота проходной локального рая захлопнулись за их спинами.
– Я тебе говорил, что не надо бардак у нас в номере устраивать, – яростно зашипел Петрос в ответ.
– Дай лучше сигарету, – безмятежно ответил Кирюша.
– Я не курю. Ты не знаешь, что ли?
– Ну да, я и забыл: ты не пьешь, не куришь и с девочками не спишь. И зачем я только с тобой связался?
– Это я зачем с тобой связался? Я тебе говорил, предупреждал тебя! А ты только бормотал: «Спокойно, Дункель, я на разливе сегодня!» – и все разливал и разливал. Кто ни придет к нам в номер – ты всем наливал. Весь дом отдыха споил.
– Ммм, – нечленораздельно промычал Кирюша, думая о чем-то своем.
– И знаешь, я заметил, что ты всегда так делаешь. А думаешь, кто-нибудь из твоих дружков вспомнит теперь твою доброту? Как бы не так! Где они теперь, твои вчерашние собутыльники, которых ты поил и кормил, скажи на милость? Никого из них, между прочим, из дома отдыха почему-то не выставили. Только нас! А помнишь, как ты по карнизу в соседний номер десятого этажа перелез? Зачем ты это делал, спрашивается? На очередную телку произвести впечатление хотел?
– А карниз-то тут при чем? Что тебе надо-то от меня? Отстань, – и Кирюша отмахнулся от него, как от назойливой мухи.
– Отстань, – передразнил его возмущенный Петрос. – Я просто хочу знать, сколько можно дебоширить?
– Сколько нужно.
– У тебя деньги остались, кстати?
Кирюша полез в задний карман джинсов, потом – в передний, потом – опять в задний. Наконец он извлек скомканную пятирублевую купюру и монету в двадцать копеек номиналом. На какой-то миг на лице его отразилось даже некое подобие заботы. Или это просто показалось Петросу?
– Не густо же у нас денег осталось, – прокомментировал его находку Петрос.
– А у тебя что: денег нет совсем?
– Ты же все мои деньги вчера в баре спустил! Не помнишь ничего, что ли? Ты же, как обычно, за всю компанию заплатить решил! А у тебя денег при этом не оказалось! Я тебе говорил, ох, я тебя предупреждал, что за тебя платить потом никто не будет! Но ты чуть не с ножом к горлу пристал. Дай тебе денег и все. Все на Галю впечатление произвести хотел! Галю ему подавай! Ани ему мало, значит, показалось.
– А Галя действительно «будь здоров» девица будет! – мечтательно пробормотал Кирюша, глядя куда-то в небо. Он вспомнил, как вчера, сбежав из бара, они целовались на пляже, под яркими южными звездами. Расчетливому Петросу этого все равно не понять. Не ковбой он. Объяснять ему, зачем люди ходят по карнизу десятого этажа, как и все остальное, – все равно, что бисер перед свиньей метать.
– Надо будет ей в Москве позвонить. Я у нее телефончик-то стрельнул, – и Кирюша хитро прищурился.
– В Москву надо еще как-то попасть, не забывай.
– Попадем. Есть ведь билеты у нас обратные.
– Да, через три недели.
– Знамо дело, через три недели.
– А лететь-то сегодня надо. Ты что ж думаешь, тебе билеты вот так взяли и обменяли? Да их в кассе не бывает в сезон никогда. Родителям звонить надо. Сами вопрос не решим.
– Куда звонить, зачем звонить? Спятил ты, что ли? Хочешь, чтобы мой отец про все узнал? Через три недели и полетим, – отрезал Кирюша.
– А жить где будем?
– Где, где. В частном секторе, вот где.
– Что??? Лачугу снимать? Без ванны, с туалетом на улице! Это без меня! Я в Москву хочу, – завопил рафинированный Петрос.
– Я тебе дам в Москву! Отец меня убьет за это. Здесь поживем, и нормально будет.
– А на что мы поживем? – протестовал Петрос.
– Увидим, пока же есть пять рублей. Поехали, вон автобус идет. До ближайшего поселка доедем, там снимем что-нибудь. Ночь перекантуемся как-нибудь. А там видно будет.
Ночь им пришлось провести на пляже. Благо, что духота не спадала даже после захода солнца. Все утро они искали комнату внаем в частном секторе. После трехчасовых безуспешных скитаний они подошли к обшарпанному домику недалеко от моря. На их стук в дверь вышла старушка и, сразу же поняв в чем дело, сказала:
– Проходите милки, проходите. У меня уже есть один постоялец. Но еще одна комната осталась. Вот сюда, милки, сюда. Всего-то у меня три комнаты будет. В одной я, в другой постоялец, а третью, уж так и быть, вам, милки мои, отдам.
Убранство домика неприятно контрастировало с хоромами правительственного дома отдыха, как, впрочем, и все остальные места, которые друзья безуспешно пытались снять все утро.
– А туалет где у Вас? – поинтересовался Петрос.
– Вона туалет где, – и старушка показала через малюсенькое окно куда-то на улицу. – И рукомойник, милки мои, тама будеть. Все есть, милки. Все.
Петрос театрально закатил глаза в потолок и снова зашипел:
– Я без туалета и ванны не могу.
– Молчи, идиот. Сможешь, никуда не денешься. А то опять на пляже ночевать придется. Ванну ему захотелось! – зашептал Кирюша.
– У меня здеся тихо-тихо. Покойно вам будеть. Но только, милки мои, деньги я всегда за два дня вперед беру, – журчала старушка.
– А сколько ж денег-то?
– Два рубля в сутки, милки мои, только для вас. И живите себе, сколько душе угодно.
Кирюша протянул ей пятерку.
– Ой, милки мои, а сдачи у меня, ведь, нету, – заохала старушка. – Ну ничего. Вы на сколько снимете?
– На три недели.
– Значит, за два с половиной дня вперед заплатили, – сказала старушка и ушла к себе в комнату. Кирюша бросил сумку на пол и улегся на кровать. Петрос аккуратно разместил свой чемодан на стуле и стал нервно расхаживать по комнате.
– Ну и как дальше? – поинтересовался Петрос с недовольной миной через минуту молчания.
– Как, как. Кверху каком, – Кирюша хотел было еще что-то добавить, но был прерван каким-то шумом, как будто кто-то большой запнулся и упал на крыльцо. Затем последовала басовитая матерщина. В следующее мгновение через коридор в комнату хозяйки проплыла огромная фигура, а потом послышался голос старушки:
– Опять нажралси! И чтой-то мне с тобою делать, сынок ты мой?
Вместо ответа раздался звук падающего тяжелого предмета: видимо, детина рухнул на кровать и захрапел. Друзья уставились друг на друга.
– Этого нам еще не хватало! – побледнел благоразумный Петрос. – Сейчас же переезжаем в другое место!
– Разбежался! Так она тебе деньги и отдала! Пошли лучше на море. Там видно будет.
Из затхлого помещения они вышли в палисадник, и тут их ждала еще одна неожиданность. Открылась калитка, и им навстречу направился молодой парень. Он был по пояс обнажен, через плечо у него было переброшено полотенце.
– Кого я вижу! – радостно закричал он. – Какие люди! Без охраны!
– Здорово, Егор, ты здесь какими судьбами? – обрадовано приветствовал друга Кирюша, растопыривая руки для объятий.
– Снимаю здесь комнату уже как две недели. Я здесь каждый год. Хорошее место. А вот ты-то здесь что делаешь? Тебе это не по чину будет.
– Тоже теперь снимаю. Похоже, мы соседи, – радостно захохотал Кирюша.
– Не могу поверить: ты, и вдруг… Это как же нашего баловня судьбы сюда занесло? И что-то не видно черной волги с водителем.
– Я тоже в это до сих пор не могу поверить, – вмешался в разговор Петрос. – А если одним словом, то выставили нас из приличного места из-за художеств вот этого типа, – и он ткнул пальцем в Кирюшу. – Теперь в этой халупе жить собираемся – только не понятно пока на какие шиши. У нас только двадцать копеек осталось.
– Ничего, в крайнем случае, ко мне в комнату переедете, – сказал Егор, – а вообще здорово, что мы встретились. Я сейчас за вином сгоняю.
– Хорошая идея, а мы пока в море окунемся, – покровительственно сказал Кирюша. – Душа-то здесь нет.
Через час друзья уже сидели за столом около их временного жилища. На их головы свисали виноградные гроздья. Они пили молодое вино и радовались жизни.
– Что ж ты к нам в гости не зашел, раз здесь уже давно торчишь? Я же тебе говорил название дома отдыха месяц назад, – спросил Кирюша у Егора.
– Доберешься до тебя! Кто же меня туда пустит. Я сунулся было, а меня на проходной взашей.
– Знамо дело: «стерегут слуг народа», – махнул рукой Кирюша. – Ну да ладно. У тебя деньги есть?
– Ну так, немного, – замялся Егор.
– Сколько?
– Рублей тридцать будет, – неразборчиво пробурчал Егор, которому не хотелось говорить, сколько у него денег.
– Сколько-сколько? А ты на сколько сюда приехал? – спросил Кирюша, привыкший к другим расходам. Они с Петросом только за три дня умудрились спустить около ста рублей.
– На месяц.
– То есть тебе еще две недели осталось? И как же ты собирался их прожить, если старуха по два рубля в день берет? А надо же еще есть и пить!
– Я рубль в день плачу, а вы что: два, что ли?
– Что ли, – и Петрос с Кирюшей кивнули головами.
– Ну, у богатых свои привычки.
– Денег у нас в обрез, то есть, у нас с Петросом они закончились, – резюмировал Кирюша, а твоих надолго не хватит. Что делать будем?
Все задумались. Потом Кирюша сказал:
– Есть идея!
Остальные перевели на него взгляд.
– Преф! – сказал Кирюша и торжественно поднял вверх свой короткий указательный палец. Пошли на пляж.
– Какой еще преф? – недоумевал Егор.
– Преферанс – игра такая в карты.
– А если тебя обуют? – тревожно спросил опасливый Петрос.
– Не боись, не обуют, – уточнил Кирюша.
– Я играть не буду. За это можно и по морде получить, – протестовал Петрос.
– Будешь, будешь, – не оборачиваясь, говорил Кирюша, – есть-пить захочешь – будешь.
Первый день игры оказался удачным. Вначале Петрос немного проигрывал, но за счет выигрыша Кирюши они в сумме получили порядка семи рублей. Вечером они пошли в бар, а потом на дискотеку. В результате пропили больше, чем заработали. На следующий день пришлось опять играть в преферанс на пляже. Фортуна вновь им улыбнулась. Они выиграли десять рублей, и снова со вкусом провели время. На третий день все было приблизительно также, а вот на четвертый день им попались какие-то, на первый взгляд, чудаковатые ребята. Один был большой и толстый, другой – маленький и косоглазый. Вместе они представляли еще более нелепое зрелище, чем по отдельности. Ничто, казалось, не предвещало неприятностей. Однако же в тот день нашим друзьям не повезло. Они спустили пять рублей. На следующий день они опять с ними встретились. Кирюша решил играть один, без Петроса, который играл значительно хуже его, а Егор, как обычно, просто сидел рядом. При этом Кирюша решил играть очень осторожно. Но, несмотря на это, он все равно остался в небольшом минусе. Его это не на шутку задело.
– Не идет карта, и все тут! – кипятился Кирюша, – давайте еще одну пулю распишем, – потребовал он у толстяка и косоглазого. Те нерешительно пожали плечами и, переглянувшись, согласились. Впоследствии друзья припоминали, что толстяк и косоглазый сами никогда не предлагали им играть, но всегда соглашались с предложением Кирюши продолжить игру.
– Не идет карта, и все! – негодовал Кирюша, глядя на то, как Толстяк и Косоглазый набирают очки в пулю. – Надо ломать фишку, надо ломать!
– То есть? – спросил Петрос.
Непонимающий игры Егор молча наблюдал за игрой друга.
«Даже не понимает, что такое фишку ломать! И зачем я его с собой взял?!» – в очередной раз подумал Кирюша, а потом все же пояснил:
– Рисковать! Рисковать это значит.
С этого момента Кирюша стал резко набирать в гору, а в пуле у него так ничего и не появилось. Его закрыл Толстяк. Итогом было минус десять рублей.
– Надо ломать фишку! – снова завопил Кирюша и, несмотря на протесты осторожного Петроса, потребовал сыграть еще одну пулю. Потом еще одну. Ближе к ночи Егор вытащил из кармана последние деньги со словами:
– Это все.
Игра была закончена.
– Ты что, не понял, что ли? – шипел в свойственной ему манере Петрос по дороге в их лачугу, – это же каталы! Ты что, не видел? Они одну пулю – чуть-чуть, другую – много, но всегда выигрывают! Когда ты играешь, то расклад всегда такой оказывается, что тебя ловят. Четыре-ноль у вистующих три раза подряд, это как: само собой так получается? А когда они игру заказывают, то им почему-то всегда везет. Хуже того, тебе не везет, когда ты вистуешь, опять такой расклад почему-то, что тебе в гору даже на вистах записывают! Не заметил, что ли?
– Какие еще каталы? Сам ты катала! – недовольно бубнил в ответ Кирюша. – Хотя может ты и прав, – успокоился он. – Ладно, сколько у нас денег осталось?
– Рубль, – ответил Егор, входя в лачугу.
– Что мы теперь делать будем? – в негодовании вопил Петрос.
Егор в ожидании воззрился на Кирюшу.
– Да, денег не густо, – и Кирюша потер указательным пальцем свой длинный нос. – Ну да ничего, посмотрим, что продать можно, – он полез в свою огромную сумку, и через минуту извлек том Сэлинджера «Над пропастью во ржи» английского издания.
– Вот это пойдет, – сказал он деловито, – завтра с утра в букинист пойдем.
– Ух ты! И не жалко тебе такую книгу сдавать? – спросил бережливый Егор при виде книги, которую он недавно с интересом читал в переводе.
– Ему не впервой, – захохотал Петрос, радуясь, что деньги найдены.
– Он в Москве постоянно родительские книжные шкафы облегчает.
– Если бы я этого не делал, то их просто некуда было бы девать. Отец каждую неделю все новые и новые книги из «книжной экспедиции» тащит…
– А что это такое: «книжная экспедиция»? – спросил далекий от элитной жизни Егор.
– Так, еще один вид правительственного спецраспределителя: книги распределяет среди слуг народа. А я думаю так: прочитал – дай другим. Вот мой лозунг.
На следующий день «Над пропастью во ржи» ушла за десять рублей. Друзья даже не успели дойти до прилавка оценщика, как к ним подошел какой-то потрепанного вида книголюб и суетливо тихим шепотком поинтересовался, что у них имеется на продажу. Кирюша оттопырил майку и показал уголок книги. Книголюб тут же пришел в состояние тихого возбуждения. Быстро сговорились о цене.
– Хорошо, что у нас такая читающая публика, – пропел Кирюша, выходя из магазина, отяжеленный червонцем. – Сэлинджер – еще понятно: мировая величина, но вы бы видели, какую откровенную дрянь я в Москве сдаю, и тоже ведь находит своего потребителя. Вот что интересно! Подходят такие же суетливые потрепанные книголюбы и сметают все подряд.
– А чем людям в нашей стране развитого социализма еще заняться? – заговорил Егор. – Какие у них есть пути самореализации? Никаких. С самого детства все расписано. Выше крыши не прыгнешь. Если блата нет, то законным путем денег много не заработаешь, как ни старайся. Путешествовать нельзя – заграницу все равно никого не выпускают. Да и не на что, даже если выпустят кого. По стране путешествовать – это для тех, кто в палатке жить любит. Гостиниц все равно нет…
– Палатки приличному человеку ни к чему, – неожиданно вставил о наболевшем рафинированный Петрос, – итак в лачуге который день кантуемся.
– А с другой стороны, прожиточный минимум каждому все равно обеспечен, – продолжал свои рассуждения Егор. – Для этого надо просто на работу приходить – не работать, нет. Спать там, чаи гонять, но приходить. А тебе за это на хлеб, пусть и без масла, но всегда заплатят. А на работе такой люди маются от безделья. Вот они и читают, что ни попадя, надо же время чем-то занять…
– Кирюша! Ты? – какой-то модно одетый парень в темных очках улыбался, глядя на него.
– Андрюха! Здорово! Какими судьбами?
– Да вот решил прокатиться на юг на новом автомобиле Сереги. Вон он за рулем сидит, – и он указал на стоявшую невдалеке белую «Волгу», на заднем сиденье, которой сидели две симпатичные блондинки. – Помнишь его? С параллельного потока. А ты, как я погляжу, и здесь операцию «букинист» проворачиваешь?
– Я себе не изменяю…
– Мне на почту надо заскочить – телеграмму матери отправить, – встрял в разговор Егор, – я быстро: туда и обратно. Пять минут. Подождете меня здесь?
Кирюша кивнул в ответ. Егор быстрым шагом удалился.
– Слушай, ты же в «Ай Даниле» должен быть? – поинтересовался Андрей.
– Ну, это долгая история…, – Кирюше не хотелось рассказывать Андрею о своих злоключениях.
– Слушай, – перебил его Андрей, – а давай с нами? Мы сейчас к Эркену на дачу в горы махнем. Там все наши будут. Телки, вино…
– А в машину поместимся?
– Шесть человек? – Андрей пересчитал присутствующих и сидящих в машине, – на пределе, но можно. Поместимся!
– А что? А давай! – задорно сказал Кирюша.
– Егора ждать не будем, что ли? – поинтересовался Петрос.
– Всемером все равно в машину не поместимся, – сказал Андрей. – Может, мы за ним потом приедем?
В этот момент раздался гудок автомобиля. Им нетерпеливо сигналил хозяин машины.
– Пошли, пошли скорее, – сказал Андрей, увлекая Кирюшу за плечи. – Надо будет только вина еще и шашлыков купить. У вас деньги есть, кстати?
– Конечно, – ответил Кирюша, втискиваясь в компанию двух блондинок на заднее сиденье машины.
Через час они подъехали к большому дому с колоннами в греческом стиле. Там друзья быстро влились в шумную компанию, в которой весело провели время. Но на исходе третьего дня на даче неожиданно появились родители хозяина, и всей компании пришлось ретироваться. Каждый поехал по своим делам.
– За Егором так и забыли заехать, – когда они уже тряслись в автобусе с Кирюшей, сказал Петрос.
– Неудобно, конечно. Ну, да ладно, – ответил Кирюша.
– Если бы со мной так поступили…, – начал было Петрос.
– Ну, пошел тоску нагонять. Забыли, ну что ж теперь, всякое бывает, – перебил его Кирюша. – К тому же, в машину он все равно не помещался. Кому-то все равно надо было остаться. А ехать назад Сергей отказался.
– Ты у него спрашивал?
– Спрашивал, спрашивал, – не очень убедительно пробормотал Кирюша. – Короче, отряд не заметил потери бойца.
Вскоре они достигли своей халупы.
– Здрасьте, милки, – встретила их хозяйка, – явилися, значит. А вещички-то ваши все в цельности и сохранности. У Егора они, дружка вашего, теперячи.
– Как это у Егора? Почему?
– Так у меня ж новые постояльцы завелися. Катею и Светою зовут. Вы ж мне не заплатили, милки. А вещички ваши в цельности и сохранности у Егора. Скоро придет он – подождете покамест тута.
Комната Егора была заперта. Через час он появился в компании двух девушек, по всей видимости, их новых соседок. Увидев сидящих на крыльце Кирюшу и Петроса, он прокричал:
– Кого я вижу! Возвращение блудных сыновей!
Егор не выглядел обиженным или же хорошо скрывал свои чувства. Молодые люди быстро познакомились. Их новые соседки оказались общительными и компанейскими девушками из Ленинграда. А Катя была еще и очень привлекательна. Егор от нее просто не отходил. Что бы она ни пожелала, он был тут как тут, радостно исполняя любой ее каприз. Быстрее всех наполнял ее бокал. Стойло ей взять сигарету, он уже подносил ей спичку. Становилось ли ей жарко, Егор брал неизвестно откуда взявшийся в доме хозяйки старый веер и обмахивал им Катю. Он также всячески демонстрировал свои права на девушку. Подавал ей руку, если она вставала, в шутку обнимал ее, когда появлялась хоть малейшая возможность. Сидел рядом с ней за столом. И вообще не отходил от нее ни на шаг.
Кирюше она тоже понравилась, и он включился в борьбу. Но поначалу Катя оставалась совершенно безразличной к его знакам внимания, тем более, что с Егором она познакомилась раньше на целых полтора дня. Кирюша не отступал. Такое в его практике частенько случалось. Он помог девушкам переместить тяжелый чемодан, лично почистил картошку для супа, а потом сгонял в магазин и купил бутылку ликера для Кати, памятуя, что она говорила о том, что любит ликеры. Но на девушку это не оказало заметного воздействия. Ей, похоже, доставляло удовольствие наблюдать за соперниками, не отдавая явного предпочтения никому из них.
На следующий день на пляже Кирюша торжественно провозгласил:
– Ужинать все идем в ресторан!
– А на какие шиши? – приземлено поинтересовался Егор. – Денег в обрез.
– Деньги – это ерунда! Главное дружба, – важно сказал Кирюша.
– Откуда ты их возьмешь, интересно только?
Катя зевнула и с выражением скуки отвернулась.
– Говорю же – есть деньги, – при этих своих словах Кирюша поймал на себе заинтересованный взгляд Кати.
– Ну и откуда мы возьмем деньги? – спросил Егор, когда друзья пришли в свою комнату после купания.
Кирюша открыл свою огромную сумку и, немного порывшись там, извлек модную ветровку японского производства. Потом покопался еще и достал небольшой магнитофон «Филипс». Ничего подобного в советских магазинах никогда не продавалось. Но люди стремились заполучить такие вещи. А у Кирюши всегда этого добра полным-полно было. Отец постоянно ездил в командировки по Европе и привозил все новые и новые вещи. После не долгих раздумий Кирюша выбрал ветровку. Магнитофон должен был им еще послужить. Что может быть лучше танцев под южным ночным небом, когда тебе двадцать лет?
– Я думаю ветровку за стольник, не меньше, толкнем, – сказал он.
Кирюша никогда не был «рабом вещей». С ними он всегда расставался легко и непринужденно. Так же легко он относился к деньгам. Если у других их не оказывалось, что случалось нередко, то он, не раздумывая, платил за всю компанию. Кирюша, вообще, ни за что особенно в жизни не держался, ничем и, пожалуй, никем сильно не дорожил.
Вечером вся компания действительно отправилась в ресторан. Там они много пили, шутили, смеялись. Были медленные танцы. Катя была нарасхват. Во время одного из медленных танцев Кирюша рассказывал Кате о постигших его злоключениях.
– …Короче говоря, я говорю директору «Ай Даниля»…
– Подожди, подожди, – с интересом в голосе перебила его Катя, – это правительственного пансионата? Вы там жили, что ли?
– Ну да, конечно, я там каждое лето, – небрежно пояснил Кирюша. – Так вот, я говорю ему: «Признаем свои ошибки, так, мол, и так: дебоширили и готовы понести наказание, то есть покинуть вверенное Вам заведение. Но прошу: не беспокойте отца, не сообщайте ему на работу – ему это, помимо всего прочего, может не понравиться. Вам же хуже потом придется…»
– А кто такой твой отец? – перебила его Катя.
– Ну, мой отец, – и Кирюша перечислил все большие должности славного трудового пути его отца. – Строгий мужик, кстати. Может и шашкой рубануть. Вон Егор так его просто боится.
– А с чего это Егору его бояться?
– Ну он же у нас дома постоянно торчит. А отец, когда с работы усталый приходит, этого не любит. Да и вообще они с матерью почему-то решили, что Егор меня спаивает. Я им пытаюсь, конечно, объяснить, что это не так, но все бесполезно. Как вобьют себе в голову старики что-нибудь, назад не выбьешь. А недавно, после того, как у меня во время вечеринки люстру ребята разбили, отец заявил, что не будет Егору помогать на работу устраиваться и все. Он думает, что это Егор разбил…
– А кто же все-таки разбил люстру? – серьезно спросила Катя.
– А? Люстру? Черт его знает. Может, Егор и разбил, а может еще кто-нибудь. Стоит ли такую ерунду помнить?
Надо заметить, что в действительности Егор никогда не просил у отца Кирюши устроить его на работу. И дома у него он вовсе постоянно не торчал, хотя и любил зайти к нему в гости. Просто Кирюше иногда нравилось немного приукрасить скучную действительность – был за ним такой грешок. А может быть, он просто перепутал Егора с кем-то из других своих знакомых, которые на самом деле частенько сидели у него, опорожняя его набитый деликатесами холодильник, потребляя кем-то заботливо обновляемые ящики вина и коньяка? Вполне возможно, что кто-то из его друзей и просил Кирюшиного отца устроить его на работу. Ну, ошибся Кирюша, ну перепутал спьяну одного с другим. С кем, скажите, не бывает? Но остаток вечера Катя танцевала только с ним.
Компания веселилась в ресторане до самого его закрытия, а когда пошли назад, хлынул теплый ливень, который и продолжался-то всего минут пять, но успел оставить после себя лужи. Девушки стали через них перепрыгивать, а Кирюша галантно предложил Кате нести ее на руках, дабы та не промочила ноги. И Катя уже не возражала. И он нес ее до самого дома. После этого Кирюша все ночи до самого отлета проводил в кровати Кати.
Через несколько дней у друзей снова закончились деньги, тогда в ход пошел магнитофон. Когда они вечером снова собрались в ресторан, экономный Егор спросил у Кирюши:
– Может быть, стоит сегодня не ходить в ресторан? Там же жуткие цены. Все это можно купить на рынке и приготовить дома. Дешевле будет раза в три-четыре.
Но Кирюша только махнул рукой. А Катя одарила его любящим взглядом. Ей хотелось пойти в ресторан и совершенно не хотелось стоять у грязной плиты и заниматься готовкой.
– Что мы будем делать, когда закончатся деньги за магнитофон? Нам еще неделю протянуть до отлета на что-то надо, – настаивал Егор.
– Что будем делать, что будем делать? Там видно будет, – беззаботно ответил Кирюша.
Как и многие действительно счастливые люди, Кирюша жил настоящим. Разум его не был отягощен думами о дне грядущем. И было от чего. Перед ним никогда не вставал вопрос, что с ним будет дальше, какие действия для этого он должен предпринять. На то были родители. Его отец многие годы занимал видные посты в партии и правительстве. С детства Кирюша твердо знал, что обязательно поступит в какой-нибудь престижный институт. Учась в институте, он всегда знал, что будет работать в привилегированном месте. Другие для этого вынуждены были лезть из кожи вон, становиться комсомольскими вожаками, кандидатами в члены компартии, устанавливать нужные контакты с нужными людьми, переступая через свою гордость, прогибаться перед «старшими товарищами». В потугах достичь успеха окружающие его люди должны были расталкивать друг друга локтями, частенько совершая нелицеприятные поступки. Кирюше все это было ни к чему. Сама категория долженствования была ему незнакома. Все в его жизни решалось само собой. Все двери были для него открыты. Его ожидало блестящее будущее. И Кирюша был счастлив и беззаботен.
Эти жизненные обстоятельства, недосягаемые для многих других, но воспринимаемые им самим как неизменная данность, создавали ореол привлекательности вокруг Кирюши. У него всегда было много друзей. Он многое мог им дать, и потому был нужен им. Некоторые при этом открыто завидовали ему. Одним словом, Кирюша был востребован, что немаловажно в жизни человека.
Кирюша с Егором были знакомы не более года. Егор очень дорожил своим новым другом, и готов был многое ему прощать. Он был очень шустрым молодым человеком и быстро влился в новую компанию.
Детство и юность Егора, однако, проходили в совершенно других условиях. Отец Егора давно отправился в мир иной, и они остались жить с матерью в небольшой квартирке напротив парка, где молодой Егор бегал по утрам трусцой, а летом упорно учился играть в теннис. Денег на этот благородный вид спорта, как и на все остальное в его жизни, ему недоставало. Расходы на ракетки и мячи, не говоря уже о теннисной форме и стоимости самого корта, были для него непосильной ношей. С деньгами у Егора всегда было напряженно. Да и откуда, спрашивается, им было взяться? Но Егор никогда не унывал. Мячи и ракетку можно было позаимствовать у богатого друга Кирюши. За корт платить и вовсе было не обязательно: достаточно было перелезть через ограду – Егор никогда не отличался особенной щепетильностью. А форма? Что форма – большинство тогда играло, в чем придется.
Егор, как и Кирюша, был среднего роста, хорошо сложен. Поддержанию своей физической формы Егор всегда уделял большое внимание, а также не пропускал возможности получить естественный загар на пляжах Серебряного Бора, куда регулярно ездил на троллейбусе в летнее время.
В отличие от Кирюши, Егор завидным женихом никогда не был. Он не владел иностранными языками. Да и на что они ему были нужны? Шансов протолкнуться для поездки за границу у него не было, а читать он мог и на русском. Стоит ли упоминать, что учился Егор в богом забытом техническом институте, а жизненные перспективы его представлялись туманными.
Так как не оказалось никого, кто бы мог замолвить за него словечко в нужном месте, Егор после окончания института отправился прямиком на завод «Красный пролетарий», где и начал свою трудовую деятельность в качестве младшего инженера.
Кирюша тем временем отправился в Сингапур по линии Министерства Иностранных Дел, куда его благополучно распределили сразу после института. Это была не первая его поездка. Еще студентом, он ездил на этот сказочный остров – символ высоких технологий – на стажировку. Такой карьерный рост был немногим доступен. В результате Кирюша настолько расслабился и поверил в свою неуязвимость, что стал откровенно пренебрегать всеми нормами посольской жизни. Говорили, что он пьянствовал и дебоширил и, что однажды, заснув в нетрезвом виде в вагоне монорельса в парке «Синтеза», даже попал в полицейский участок. Говорили, что Кирюша нашел себе красавицу-китаянку и чуть ли не открыто жил с ней, за что любого другого советского человека выслали бы из страны в двадцать четыре часа. Многое говорили о нем в то время. А ему было все нипочем. Однако же, в конечном итоге, несмотря на все старания отца, который к тому времени изрядно утратил свое могущество, Кирюше в один из его приездов в отпуск в Москву вначале без излишнего шума не продлили командировку, а потом и вовсе вытолкнули из МИДа.
Совсем незадолго до этих неприятных для него событий, во время своего приезда из Сингапура в командировку в Москву, Кирюша познакомился со своей будущей женой. Вышло это случайно.
У Кирюши по обыкновению собралась большая компания. Предки его – так он именовал родителей – были в отъезде, и потому квартира в очередной раз находилась в его полном распоряжении. Неуемное веселье продолжалось несколько дней. Под вечер третьего дня, в воскресение, на его большой кухне оставались только самые стойкие бойцы – а это был сам Кирюша, его очередная пассия Ира, которая терпеливо дожидалась его приезда из Сингапура и, похоже, имела самые серьезные виды на Кирюшу, Егор, его девушка Света и бывший сокурсник Кирюши Игорь. Они сидели на кухне и заканчивали бутылку португальского портвейна, закусывая сочным окороком. В этот момент раздался телефонный звонок. Кирюша снял трубку.
– Кирюха, ты дома? – звонил один из его школьных друзей.
– Дома, дома, – отвечал не совсем трезвый Кирюша.
– Отлично, – почему-то облегченно выдохнул его друг. – Тогда я сейчас к тебе загляну.
– Давай, Леха, заходи, выпивки навалом.
– У меня, кстати, для тебя сюрприз один есть.
– Давай, заодно и посмотрим.
– Лелик, – сказал Кирюша, повесив трубку и глядя на остальных. – Сейчас придет.
– Какой еще Лелик? – спросил Игорь.
– Сейчас увидишь. Ты только его так не называй – он этого не любит, в драку полезть может, особенно, когда нетрезвый, – предупредил Кирюша, – а в остальном – ничего чувак, тоже ковбой в общем.
– Хорошо, – безразлично ответил Игорь.
Через пять минут раздался звонок в дверь. Квартира была спланирована таким образом, что из кухни через коридор была видна входная дверь. Кирюша прокричал:
– Не заперто!
На пороге появился длинный парень, на руке у которого болталась миниатюрная и очень симпатичная брюнетка.
– Здорово всем, – проговорил длинный. – Знакомьтесь – это Даша. А я Алексей, – и он пожал руку Игорю, которого видел впервые. Со всеми другими он был хорошо знаком.
Остальные, с интересом разглядывая Дашу, перечислили ей свои имена. Потом Кирюша сказал:
– Садитесь, что пить будете?
– Я – коньяк, но только «Хенесси», – без излишних стеснений низким голосом озвучила свои пожелания Даша и достала пачку длинных сигарет.
Хозяин квартиры тут же заботливо поднес зажигалку. Даша закурила.
– Твои родители, Кирюша, недовольны будут, что дома курили, – нахмурившись, сказала Ира на правах хозяйки.
А Кирюша только махнул рукой в ее сторону, и, небрежно бросив: «Пойду за «Хенесси». Лех, поможешь поискать?» – встал из-за стола. Они вышли в другую комнату, Кирюша порылся в шкафах и через минуту извлек бутылку «Хенесси».
– Хорошо, что «Хенесси» у предков нашелся. Слушай, Лех, – спросил он, – а что за девица с тобой?
– Повествование простое и незатейливое, – отвечал обстоятельный Леха, – я же вчера тоже на попойке на одной даче завис до утра. Всю ночь гудели. Сегодня пока проснулись, пока в реке искупались, в общем, только после обеда домой двинул. Дача эта у чёрта на куличках находится. Еле до конечной остановки метро в Москве добрался: на попутке какой-то ехал. В метро минут сорок болтался.
– Эко тебя занесло, – посочувствовал товарищу Кирюша.
– Иду от метро, усталость ощущаю страшную. Ничего уже не надо – понимаешь. Только бы до дома дойти и спать завалиться. В метро, на эскалаторе, не поверишь, чуть было в обморок не упал, так в глазах все почернело.
– Это вегето-сосудистая дистония. Спортом надо заниматься, – пробормотал Кирюша.
– Чего? – протянул Леха.
– Ничего, ничего, ничего, – жалея, что отвлек его, снова пробормотал Кирюша. – Дальше, дальше давай, рассказывай.
– Тут вдруг вижу, какая-то симпатичная телка идет навстречу и мне подмигивает. Я ей, естественно, в ответ. А как по-другому? Она мне «привет» говорит. Я ей тоже «привет». А сам думаю: «Наверное, она меня с кем-то путает». А телка меня спрашивает: «Привет, Леш, а как Андрей поживает?». Я теряюсь: какой еще Андрей, черт меня подери, думаю. Но меня-то она ведь по имени называет, значит, мы с ней знакомы, получается. Отвечаю ей уклончиво. Мол, нормально все с Андреем. И привет ему передам от нее прямо завтра.
Слово за слово. Из разговора получается, что мы с ней действительно знакомы: виделись пару раз в доме отдыха года три назад. А потом я ее еще года два назад в баре напротив здания ТАСС встретил, и Андрей какой-то там был. Но кто он, хоть убей, не помню. Я, видно, по обыкновению пьян был и потому ее тоже не запомнил, хотя это и странно, конечно. А она говорит и говорит все. Невероятно разговорчивая оказалась. Но мне-то невмоготу уже: спать хочу дико. Понимаешь! Однако и бросить такую симпатяжку на улице было бы неправильно. Я по сторонам в полной растерянности смотрю, и твой дом вдруг вижу. И тут мне в голову идея приходит: ее к тебе отвести. И вот она здесь. Я, кстати, сейчас домой отваливаю. Спать хочу невыносимо. А ты уж сам тут как-нибудь. Все для друзей, короче, – закруглил повествование Леха, зевая во весь рот.
– А девица-то ничего будет! – сам себе сказал Кирюша, хитро прищурившись.
– Жаль, что у тебя Ирка дома оказалась. Не обессудь – я не знал. Покедова, – и Леха, более не мешкая, отправился домой спать. Благо, что он жил напротив.
– Ирка – тоже мне проблема! – сам себе ответил Кирюша, потирая нос, и вернулся на кухню.
– А где же Даша? – Кирюша разочарованно посмотрел по сторонам.
– Они со Светой курить на лестницу пошли, – суховато ответила Ира.
– Зря ты их туда отправила, – сказал Кирюша недовольно, – курили бы здесь.
Девушки, никогда не видевшие друг друга до этого, разговорились стоя на лестнице между кадок с цветами. Вернее говорила больше Даша, а Света слушала свою новую знакомую, которая трещала, как пулемет:
– Отец с утра раздраженный был: хотел, было, к Петрову поехать – ну, это Министр Среднего Машиностроения, знаешь, наверное. Ты бы видела, какая у них дача в Барвихе! Так вот, а нашей «Волге» кто-то колесо шилом проткнул. Представляешь? А водителя отец отпустил на выходные. На служебной, сама понимаешь, не поедешь уже. Что делать? Мать предложила, чтобы ее брат его подбросил, но отец – ни в какую.
– Почему? – спросила Света.
– У брата матери ведь «Жигули».
– Ну? – Света, недоумевая, глядела на Дашу. Жигули в то время были пределом мечтаний большей части населения Советского Союза.
– Что – «ну»? Ты что?! Отец в «Жигули» не сядет, – сказала Даша и капризно выпятила пухлые губки. Секунды две-три она молчала, наблюдая за произведенным эффектом, а потом неожиданно сменила тему:
– Слушай, а у тебя с Егором как? Серьезно?
И, видя замешательство Светы, Даша уточнила:
– Я имею в виду, замуж за него собираешься?
На лице Светы выступил румянец. Она в нерешительности молчала, не зная, что ответить на довольно интимный вопрос человеку, с которым десять минут назад не была даже знакома.
– Я думаю, он в тебя влюблен. Это сразу видно, – не дождавшись ответа, продолжала тараторить Даша. – Я такие вещи сразу вижу. Он вокруг тебя так и вьется. Понравиться тебе очень хочет. Но ты смотри, – неожиданно перешла к рекомендациям словоохотливая новая знакомая, – я таких издалека вижу, я уж таких знаю.
Воспитанная Света временами затягивалась сигаретой и вежливо молчала. А Даша уже трещала совсем о другом:
– Знаешь, где вчера мы были?
Света покачала головой.
– У внука самого Черненко, – сказала Даша и взяла короткую паузу, наблюдая за реакцией собеседницы, но уже в следующую минуту природная словоохотливость взяла верх и она затрещала с новой силой:
– Он живет в доме напротив. У него, прикинь, семикомнатная квартира. Мы там коньяку «Хенесси» двадцатилетней выдержки три бутылки выпили. А пепел я в колонку «Сони» стряхивала – думала, что это пепельница. А ему, внуку Черненко, это все равно. У него эти «Сони» – «Хай Фаи» штабелями в антресолях лежат. Хороший он парень…
– Ну как Вы тут? – Кирюша показался из-за кадки с цветами, – а я как раз вам «Хенесси» принес. – В руках он сжимал бутылку конька и три пухлые рюмки.
– Только никому не говори об этом, – вращая черными глазами, доверительно прошептала Даша своей новой знакомой. Та, хотя и не совсем поняла, о чем именно из всего сказанного она не должна никому говорить, кивнула в ответ. Они приступили к распитию конька. В процессе выяснилось, что Даша курит почти без остановки. Света, выпив пару рюмок, пошла в квартиру, а Кирюша с Дашей разговорились, сидя между кадками цветов. Время летело незаметно, и прошло уже около часа, а они все говорили, курили и потягивали коньяк. Но вот хлопнула дверь, и на лестничной площадке появилась недовольная Ира.
– Я еду домой, – сообщила она, и сердито добавила, – ты проводишь меня?
– Давай посидим еще немножко, покурим, – уклончиво ответил Кирюша, по своему обыкновению, пытавшийся обойти острые углы.
– Хорошо, но только пятнадцать минут, – строго сказала некурящая Ира и ретировалась на кухню.
Но пятнадцати минут Даше и Кирюше оказалось определенно недостаточно. Сидя на ступеньках в клубах сигаретного дыма, они продолжали попивать коньяк, когда разгневанная Ира показалась в дверном проеме квартиры во второй раз.
– Я поехала, а ты как знаешь, – сказала она, входя в тут же подоспевший лифт.
– Иришка, ну что ты? – безвольным тоном пробормотал Кирюша. – Через полчасика поедем…
Но лифт уже уносил прочь очередную отвергнутую жертву молодого сердцееда, который в этот момент смотрел на Дашу преданно-влюбленными глазами.
Девушка Даша, несмотря на то, что происходила из тех же социальных кругов, что и Кирюша, была совершенно не похожа на его предыдущих знакомых. Книг, за исключением сокращенного варианта курса средней школы, она никогда не читала, да и не любила их. Изъяснялась девушка просто и незатейливо, главным образом, односложными предложениями. В свою речь обильно к месту и не к месту вставляла матерные выражения. К любым проявлениям искусства была совершенно равнодушна, а разговоры на эту тему считала глупым самолюбованием. Из музыки предпочитала самые несложные образцы отечественной эстрады. Хотя девушка, не без помощи родителей, и умудрилась окончить институт иностранных языков, ни одним иностранным языком она так и не овладела. Низкий уровень собственного образования не сильно ее тяготил. Было даже не совсем понятно о чем, в сущности, мог так долго разговаривать с ней Кирюша в первый вечер их знакомства.
Даша, несмотря на свой малый рост, оказалась очень энергичной особой; точнее будет сказать, ее экспансивность не знала никакого предела. Она была очень словоохотлива и обладала хорошо поставленным сильным голосом. За столом ей без труда удавалось заглушить любого. Темы, ею затрагиваемые, не отличались разнообразием и сводились к обсуждению прогноза погоды, перечню покупок, совершенных за день, а также уровню достатка ближайших знакомых. В своих незамысловатых беседах Даша особенно любила упоминать имена богатых людей, с которыми она якобы была знакома сама, либо с которыми были знакомы ее знакомые. Ей представлялось, – и в этом она, надо признать, была не одинока, – что это прибавляет ей значимости в глазах окружающих.
Даша была девушка нрава буйного, но не злого. Ее родители имели хорошую по тем временам дачу, на которой можно было неплохо повеселиться. Сама Даша была никогда не прочь выпить и покурить, посидеть подольше за столом в шумной компании. Когда Даша затягивалась сигаретой, лицо ее приобретало задумчивое выражение. Со стороны можно было подумать, что ее голову в этот момент посещают серьезные мысли. Но впечатление это было обманчивым: Даша никогда не давала себе труда задумываться, а мысли ей приходили в голову все больше самые обыденные. Возможно, этими обстоятельствами и обуславливался ее веселый нрав и крепкое здоровье. Улыбка редко покидала ее красивые уста, в черных глазах ее резвились бесовские искорки, а щеки оставались естественно румяными, несмотря на тонны потребляемого ею табака. Даше Кирюша сразу очень понравился, а она – ему. Со свадьбой долго временить не стали.
Как-то раз, года через два после их свадьбы Егор случайно встретился с Петросом на вечеринке в одной компании. Они разговорились, вспоминая прошлое.
– Я вот все думаю, почему Кирюша женился именно на Даше. Ведь были же у него неплохие телки. Симпатичные и неглупые. Не понимаю. Ты что думаешь? – и Егор воззрился на приятеля.
– А черт его знает. Ты, кстати, знаешь, не первый, кто задается этим вопросом. Я месяца три назад Игоря встретил случайно, он тот же вопрос мне задал. Говорил, может большая любовь?
– Да какая там любовь. Влюбленный Кирюша – это же оксиморон, – и Петрос захохотал. – Но я тоже над этим думал, между прочим. И знаешь, что мне кажется? – взгляд Петроса стал серьезным.
– Что?
– Как бы это объяснить. Понимаешь, Кирюша всегда отвязанным был, а в последнее время, после Сингапура, совсем отвязался. Понимаешь, что я имею в виду?
– Ну, есть такое… – неопределенно мотнул головой Егор.
– Ну и даже если он, предположим, еще больше отвяжется, решит, что ему все можно. Бухать будет каждое утро, забьет на работу полностью, забудет все, что знал, наплюет на правила человеческого общежития и так далее, так вот – для Даши он всегда…, – Петрос замялся, – он всегда недостижимым образцом, что ли, будет являться. Ей до него никогда не дотянуться. Хотя бы потому, что он китайский знал. Так что с Дашей ему отвязывайся, сколько хочешь!
– Ну, ты это загнул…, – молвил Егор, и друзья сменили тему разговора.
Время шло, после увольнения из Министерства Иностранных Дел Кирюша долго не тужил и, конечно же, не без поддержки родителей, определился на новую работу в Министерство Внешней Торговли. Через год они уехали в долгосрочную командировку во Вьетнам, а через два у них родился сын.
С Егором их отношения почти прекратились – уж больно невзлюбила его Даша.
– Неперспективный какой-то, а вертится все под ногами. Денег у него нет и не будет. Что толку с ним общаться? Мешается только, время отнимает, – делилась своими мыслями о Егоре Даша.
Чтобы отвадить его от дома, она говорила ему всякие колкости. Несколько раз в компании незатейливо справлялась у него, ездит ли он на работу на машине, хотя было и без того понятно, что денег на машину у Егора нет.
Егору Даша тоже пришлась не по душе, и еще до свадьбы он настойчиво обращал внимание Кирюши на ее многочисленные недостатки, наивно полагая, что оказывает тому дружескую услугу. Результатом, к его удивлению, явилось охлаждение их отношений. Встречаться они стали не чаще одного раза в год, а потом и вовсе на время забыли о существовании друг друга.
Помимо прочего, Даша оказалась целеустремленной особой. Мысли о богатстве и положении в обществе обуревали ее голову. В реализации же своих стремлений она вынуждена была полагаться на своего мужа Кирюшу. Несколько раз не без помощи родителей она, правда, все же пыталась найти себя в жизни за пределами дома. Однако попытки эти не увенчались успехом. Говорили, что с последнего места работы даже звонили Кирюшиному отцу и обещали, из уважения к нему, исправно продолжать платить Даше зарплату при условии, что она не будет мешать производственному процессу своим присутствием в офисе. С тех пор Даша оставила всякие мысли о возможности самостоятельного заработка и укрепилась в понимании, что ее путь к славе, деньгам и могуществу должен мостить Кирюша. А укрепившись, начала высказывать свои мысли вслух.
Кирюша же во избежание скандалов – а Даша не терпела, когда ей перечили – на словах соглашался с ней, на деле же не проявлял большого интереса к прозе жизни.
Однажды под утро, когда они уже вернулись в Москву из Вьетнама, в их квартире раздался телефонный звонок. Не совсем трезвый Кирюша недовольно снял трубку. Оттуда послышался торопливый и встревоженный голос соседа по даче. Дом был построен лет двадцать назад Кирюшиным отцом.
– Кирилл, твоя дача горит!
– Ну а я-то что могу поделать? – монотонно прогудел Кирюша.
– Как это, что можешь? Приезжай скорее! – кричал сосед в трубку, думая, что делает полезное дело.
– А мне-то зачем ехать? Ночь на дворе, – флегматично осведомился Кирюша.
– Твоя же дача горит, твоя! – буквально проорал сосед, думая, что тот не расслышал слова «твоя».
– Ну а я-то что могу поделать? – также флегматично пробормотал хозяин дачи, положил трубку и отправился снова спать.
В целом он был, конечно, прав. Пожарную команду вызвали и без него, а его приезд вряд ли мог воспрепятствовать пожару. Однако много ли найдется людей, реагирующих подобным образом на известие, что их собственность охвачена огнем?
Шли годы. На Дашину беду Кирюшу, казалось, вполне устраивало, что он имеет. А имели они, по ее представлениям, к тому времени довольно мало: одну на двоих малолитражку да небольшую квартирку в потрепанном доме, которую они купили по возвращении из Вьетнама. Куда подевались добротные родительские квартиры, одному только богу известно. Скорее всего, они были проданы, а деньги прожиты – Даша не привыкла себе ни в чем отказывать. Однако жизнь вносила свои коррективы, и старые привычки пришлось оставить. Во Вьетнаме много заработать не получилось, а в Министерстве Кирюше положили скромную зарплату. Тут уж стало не до шика. Отец его приказал долго жить. Дашин отец тоже давно уже был на пенсии. И оказалось, что помогать Кирюше больше некому. Государственные дачи, служебные машины и спецраспределители безвозвратно ушли в прошлое. Но Кирюша не изменял своим привычкам. На работе не напрягался, вечерами пил виски и почитывал беллетристику. А в конце недели встречался с друзьями, играл в футбол и пил водку. Если бы не Даша, то он, скорее всего, так и продолжил бы тянуть чиновничью лямку и лет через двадцать, может быть, дослужился бы до начальника департамента. Их с Дашей стали бы приглашать на приемы, званые ужины, да и деньги он стал бы получать совсем другие. Но долгие перспективы Дашу не привлекали. Да и неизвестно, реализовались бы они когда-нибудь. Она постоянно закатывала Кирюше скандалы, называла его никудышным, неудачником и иными обидными словами. Твердила, что если он мужик, то непременно должен что-нибудь придумать. Иногда она даже давала Кирюше оплеухи. Впрочем, и он не оставался в долгу. Ругал ее в ответ, а выпивши, мог в качестве ответной меры залепить Даше хорошую затрещину.
Все эти разговоры, в конце концов, подвигли Кирюшу на перемены в жизни. В один прекрасный день ему показалось, что он тоже может стать преуспевающим бизнесменом. Он написал заявление об увольнении по собственному желанию и устремился в бушующий океан зарождавшегося российского бизнеса.
Тем временем Егор уже давно закончил свою работу на заводе «Красный пролетарий», где дослужился до должности комсорга. Но комсомол упразднили, и возглавлять стало нечего. Егор не растерялся и с двумя друзьями учредил небольшое предприятие по вывозу мусора – дело, как здраво рассуждали они, нужное и полезное, а потому прибыльное. Однако, насчет прибыльности этого дела друзья, как выяснилось позже, сильно заблуждались.
Как оказалось, необходимым условием успеха являлись неформальные взаимоотношения с городскими властями. Но там было и без Егора тесно.
Сам процесс бизнеса, в который ежедневно был погружен Егор, был малопривлекателен. Контракты на оказание услуг заключались с большим скрипом, платежи по ним осуществлялись нерегулярно. Машины, на которых вывозили мусор, были старыми и без конца ломались. Чинить их было некому. Нанять грамотных специалистов было не на что, и Егору приходилось пахать от зари до зари самому. Но хуже всего дело обстояло с шоферами. После получки половина из них уходила в запой, из которого многие уже не могли выйти – их приходилось увольнять. Другая половина без конца устраивала аварии на дорогах. Страховок тогда еще почти не было, а те страховые компании, которые все же появлялись на рынке, жили недолго и имели тенденцию банкротиться именно в тот момент, когда наступал страховой случай. Шли бесконечные судебные тяжбы. Шоферы требовали повышения зарплаты. Донимали налоговые проверки, приходили пожарники, санэпидемстанция, арендодатели требовали повышения арендной платы. От всего этого у Егора пухла голова, но он с детства привык не ждать милостей от жизни и никогда не терял бодрости духа.
Надо отметить, что Егор всегда был самоуверенным человеком. Жизненные неурядицы не оказали на эту черту его характера существенного воздействия. Он их просто не замечал. То немногое, что он смог заработать к тридцати годам – добротная одежда, старая машина и маленькая съемная квартира – всегда представлялось ему лучше, чем аналогичные вещи у других. Все то, что он не мог себе позволить, – а такого было немало, – он совершенно искренне считал просто ненужными. Такое у него было счастливое устройство психики. Так еще в дни далекой юности, как-то узнав, что его другу Кирюше родители собираются покупать модный автомобиль «Жигули» пятой модели, мечту многих, Егор совершенно искренне поинтересовался у него, зачем он ему нужен. Ведь с машиной так много хлопот! Кирюша лишь с удивлением посмотрел на своего друга и ответил что-то вроде «на всякий случай», про себя же отметил: «Воистину зависть принимает порой нелепые формы».
Когда Егору перевалило за тридцать пять, он приударил за своей секретаршей Ирой. Девушка была лет на десять моложе его, высока, стройна и хороша собой. Она благосклонно приняла ухаживания Егора, который старался изо всех сил и готов был на многое, чтобы доказать искренность своих чувств. В это же время он затеял строительство собственного дома, в котором планировал жить с Ирой. Денег не хватало, и Егору приходилось по субботам-воскресеньям, подменяя прораба, лично возить цемент и кирпичи, руководить рабочими. Строительство продвигалось медленно, и прошло лет пять, прежде чем приступили к укладке крыши. А нужна была еще внутренняя отделка, облагораживание территории.
А Ира хотела путешествовать. Она говорила ему:
– Егор, зачем нам дом? Давай лучше потратим все деньги на путешествия!
Но Егор свое дело знал туго и резонно про себя замечал: «Ага, потратил один такой. Только потом без жены и без денег остался». А Ире вполне искренне говорил:
– Да и на что они нужны, эти путешествия? Что там за границей, собственно говоря, такого, что мы не видели? Ездил я пять лет назад на неделю в Испанию. Ничего там особенно интересного не заметил. Мог бы и не ездить вовсе – ничего бы не потерял. Нам и здесь хорошо.
Когда Егору доводилось зайти в ресторан, он, заказывая себе самые дешевые блюда, без устали твердил, что в ресторанах нет ничего хорошего, и что то же самое можно поесть и дома. Когда Ира предлагала поменять его старую колымагу, он отмахивался и говорил, что заниматься покупкой новой машины дело хлопотное и, в общем-то, пустая трата времени, когда и эта ездит хорошо.
Строительство дома в совокупности с нужным обществу, но малоэффективным трудом по ассенизации города могло запросто занять все время Егора до наступления пенсионного возраста. Но в один прекрасный день удача улыбнулась ему.
Один его старый знакомый, совмещающий позицию акционера и менеджера, собрался на пенсию. Не то чтобы человек этот достиг пенсионного возраста, нет, просто он достаточно, по его представлениям, заработал, а теперь хотел как следует отдохнуть и пожить в свое удовольствие. А какое же может быть удовольствие, если ты служащий, и каждый день тебе необходимо отправляться на скучную и малоинтересную работу? Между тем, место у него было очень даже теплое: директор одной компании, связанной со строительством. Компания была немаленькая и быстро растущая, а доходы ее – значительные. И вот человек этот, доверяя Егору, предложил его кандидатуру своим партнерам по бизнесу. Те согласились. Егор, недолго думая, бросил за долгие годы опостылевший ему собственный бизнес, и вместе со свежим притоком денег его жизнь начала чудесным образом меняться.
Прежде всего, многолетнее строительство было завершено в течение года, и Егор с Ирой из малогабаритной съемной квартирки перебрались в собственный дом. У них появилась челядь, которая жила в отдельно стоящем здании и постоянно была занята облагораживанием территории вокруг дома. На этом метаморфозы не кончились. Егор с удовольствием стал посещать дорогие рестораны. Мысли о высоких ценах или о том, что все то же можно поесть и дома в его голову почему-то больше не приходили. В результате за несколько лет он сильно поправился и больше не мог заниматься спортом. Зато у Егора появились новые увлечения. Как минимум раз в полгода он начал менять дорогие марки автомобилей, и это более не представлялось ему пустой тратой времени. В довершение всему, у Егора неожиданно проснулась известная многим страсть к дальним путешествиям. Вдруг оказалось, что в мире есть много всего интересного. И чем дальше он летал, плавал и ездил, тем больше ему хотелось увидеть что-то новое, открыть для себя неизведанное. За несколько сытых лет Егор совсем заматерел и округлился. От его былой суетливости не осталось и следа. Разговаривал он теперь неспешно, а передвигался степенно.
А что же Кирюша? Оставив понятную ему службу чиновника, он с одним знакомым зарегистрировал частную фирму. Начали они, как и многие в то время, с коммерции. Походили по магазинам и рынкам, справки у «знающих» людей навели и решили для начала поторговать новозеландским маслом. Все просчитали – дело представлялось верным. К тому же Даша им все уши прожужжала про то, как ее школьный товарищ якобы сказочно разбогател на торговле. А тоже начинал с простого ларька.
Но стоило им начать действовать, как все пошло наперекосяк. Денег на закупку им удалось одолжить меньше, чем они предполагали. Сам товар пришел с задержкой. Со складом вышли неприятности, и хранить товар, за исключением небольшой партии, сразу переданной магазинам на реализацию, оказалось негде. Большая часть товара пропала. Денег от реализации остатков товара не хватило даже на погашение долгов. Пришлось спешно занимать у знакомых. Отдавать было нечем. Но компаньоны опять взяли в долг – только у других знакомых. В этот раз товар пришел почти вовремя, склад не подвел, но часть ларечников, которым они сдали товар на реализацию, обманула их самих. А когда они пришли за выручкой, то получили в морду от крепких ребят с короткими стрижками.
Несколько трудных лет они старались наладить торговлю маслом. Кирюша тратил на собственный бизнес все свои силы. От постоянного нервного напряжения он стал плохо спать по ночам, а волос на голове у него заметно поубавилось. Да и здоровье начало подводить. Даша в те короткие часы, когда он находился дома, продолжала ругать его бранными словами и понуждала «взять да придумать что-нибудь». Хотя, что именно, сама она толком не понимала.
– Когда же ты станешь приносить деньги в дом? Не глупее же ты паровоза? Как же меня это все бесит! Понимаешь ты, бесит! – раздражалась она. – Получается же у других, в конце-то концов? – И Даша приводила в пример фамилии бандитствующих элементов, с которыми за время новой Кирюшиной работы у них как-то само собой свелось довольно тесное знакомство.
Под этим напором Кирюша со своим напарником решил заняться торговлей водкой. Даша не раз упоминала знакомых своих знакомых, сказочно обогатившихся на этом деле. Знакомые эти, стоит заметить, уже как год скрывались от правосудия заграницей. Но Дашу это нисколько не смущало, даже наоборот – привлекало. О том, как они ловко одурачили налоговую службу, писали российские газеты. Они были не просто богаты, но и знамениты!
– Могут же люди! Могут! Вот и вы бы так! – орала она на Кирюшу, – придумали бы что-нибудь, наконец, с напарником твоим! А то какой же ты мужик! Только сидишь и водку пьешь! Меня это бесит, понимаешь ты, бесит!
Кирюша действительно даже в самые трудные времена своей жизни, которые, похоже, и переживал тогда, в рюмке водки себе никогда не отказывал. Как, впрочем, и его жена Даша. Хотя она больше предпочитала хороший коньяк. И помимо сигарет, это было то единственное, в чем она хоть как-то научилась разбираться к сорока годам своей жизни.
Торговля водкой также не принесла практически ничего кроме головной боли. Потом последовало несколько новых предпринимательских инициатив и авантюр со схожими результатами.
Не надо забывать, что Кирюша всегда был человеком склонным к абстрактному. Он любил литературу, с удовольствием изучал культуру других народов и их языки. Работа в министерстве, которой он когда-то занимался, не приносила ему большого удовлетворения, но и не сильно тяготила его. По крайней мере, без излишнего напряжения отработав свой рабочий день среди привычных и понятных ему людей в галстуках, он, выйдя из чистого помещения, сразу же забывал о работе. Вечера оставались в его полном распоряжении, не говоря уже о субботе с воскресеньем.
Малый бизнес, которым он ныне занимался, не давал ему покоя ни днем, ни ночью. И что было особенно плохо, он был ему глубоко неприятен. Вежливый Кирюша привык к рафинированному окружению, в котором хорошо себя чувствовал. Но общаться ему теперь приходилось с мелкими торговцами, людьми простыми и далекими от высоких материй, которые всегда искали собственную выгоду за его счет, а проще говоря, пытались его обмануть. Противостояние этим людям называлось бизнесом, который занимал теперь все Кирюшино время без остатка. Не было больше свободных вечеров: работать надо было допоздна. Не было спорта, некогда было читать и ходить по театрам. Домой он приходил, чтобы только поспать. В субботу и воскресение приходилось встречаться с малоинтересными, но нужными для бизнеса людьми. Шли годы. Вся жизнь его превратилась в бесконечную и изнурительную работу, которая, не приносила ни денег, ни душевной радости. Взгляд его потерял живость. Кирюша стал дерганным. Некогда богатырское здоровье все чаще давало сбои. Его начали беспокоить тяжелые мысли о будущем.
«Что же меня ждет через год, два, пять? Неужели я должен прожить их в таком же духе? И зачем мне все это? – перед сном задавался вопросом Кирюша. – Радости никакой. Денег у меня определенно больше не становится. Слава богу, конечно, не голодаю, могу заправить бензином старую машину. А вот так, чтобы не работать хотя бы с год, да что там с год, на месяц закрыть чертову лавочку, поехать, скажем, попутешествовать – об этом не может быть и речи! А если, вдруг, заболеешь? Нет, об этом лучше просто не думать. Денег хватает в обрез. Но тогда, стоит ли это все таких усилий? Или, может быть, так все живут? Или же тупая каждодневная забота о хлебе насущном есть общечеловеческий удел? Нет, это не так. Некоторые ведь живут совсем по-другому». Тут сон тяжело наваливался на утомленного ненавистным трудом человека, глаза его закрывались, ход мыслей прерывался.
Но однажды он не мог заснуть дольше обычного. Кирюша вдруг вспомнил то утро в «Ай Даниле», когда он молодой и всеми любимый сидел на балконе десятого этажа и смотрел на открывавшуюся перед ним безбрежную синеву моря и неба, в которую, казалось, стоит лишь ступить, и прекрасное будущее распахнется перед ним и увлечет его за линию безмятежного горизонта радостной жизни. Легкий бриз приятно холодил его здоровое тело. Он был свободен, всеми любим, и ничто его не обременяло.
Кирюша улыбнулся своему радостному прошлому, которое было всегда с ним и которое никто, пока у него была память, не в силах был отобрать.
Потом он вернулся мыслями к настоящему, и морщины на его лбу сделались еще глубже. Тут ему в голову неожиданно пришла неведомая доселе мысль: «Все, хорош! С Дашей я больше жить не буду. Уйду. Вот только с сыном поговорю. Он уже большой – поймет. И пусть она все забирает! Все ей оставлю: квартиру и машину. А сам уйду. Не могу больше».
Потом он задал себе вопрос: «Уйду, допустим. Ну а жить, где же я буду жить? Где взять денег на квартиру?» Вопрос не находил ясного ответа. Тогда Кирюша потер себе нос и пробормотал вслух:
– А ну его к Аллаху! Придумаю что-нибудь. Буду снимать, в конце концов. Не притеснять же теперь сына разменом квартиры, да и не согласится она.
Сына Кирюша очень любил.
Немного погодя ему в голову пришла еще одна мысль: «И проклятый бизнес этот – пошел он к черту! Пойду назад, в министерство. По крайней мере, рубашку белую с галстуком каждый день носить буду. Есть у меня один знакомый там, подсобит с устройством, надеюсь». Поразмыслив еще немного, он решил, что объявит об этом Даше через пару дней. Несмотря на то, что решение было трудным, Кирюша ощутил прилив спокойствия и давно утерянного чувства свободы. Потом он повернулся на бок и впервые за долгие годы безмятежно заснул.
На следующий день раздался телефонный звонок. Старые друзья молодости, с которыми он не виделся тысячу лет, предлагали встретиться и тряхнуть стариной, то есть выпить и закусить. Договорились собраться у Егора.
И вот, летним субботним вечером Кирюша с Дашей на потрепанном Фольксвагене миновали массивные ворота. Их взгляду открылся добротный хозяйский дом, на пороге которого стоял заметно округлившийся хозяин. Прекрасная хозяйка приветливо улыбалась гостям. Она грациозно поправила прическу, и на ее руке блеснуло кольцо с массивным бриллиантом. Егор степенной походкой уверенного в себе человека направился встречать гостей.
– Помнишь, какой он был суетливый? – сказал Кирюша Даше перед тем, как выйти из машины. – Не ходил, а бегал.
Разговорчивая Даша на этот раз хранила гробовое молчание и только смотрела по сторонам. Когда-то она взирала на Егора сверху вниз. У нее было все, у него – ничего. Сейчас, похоже, все поменялось.
Они вышли из машины, Кирюша с Егором обнялись.
– Сколько ж мы не виделись? – Спросил Егор и сам себе ответил, – лет двадцать, не меньше.
– Не говори, за сорок пять уже перевалило в прошлом году.
После дальнейших слов приветствий Егор, указывая рукой на массивный гараж, сказал:
– Машину лучше поставить сюда, рядом с моими.
Кирюша припарковал свой маленький старый «Фольксваген» рядом с сияющей тушей хозяйского «Бентли» и спортивной «БМВ» последней модели. В глубине гаража угадывались благородные очертания «Порше» и «Мазератти».
Они пошли к дому по гранитной дорожке, прорезавшей гладко подстриженные газоны. Здесь и там возились рабочие. Кто-то налаживал поливочное устройство, другие копошились возле яблонь. После осмотра дома друзья обосновались на открытой веранде. Потом подъехали еще два друга их юности с женами. Женщины затеяли свою беседу, мужчины свою. В какой-то момент на веранде появился повар и тихим голосом поинтересовался у хозяйки, к которому часу подавать горячее.
Кирюша смотрел вокруг себя: на добротный дом Егора, цветущий сад, на его дорогие автомобили в гараже и прислугу. Чувство зависти никогда не было ему свойственно, и сейчас он просто размышлял, как переменчива бывает жизнь, и как многое в ней может измениться. Он думал о том, что равное количество затраченного труда почему-то не ведет к одинаковым результатам. Он размышлял о том, как непостоянна бывает удача. Кому-то она дается с рождением, но потом неожиданно покидает, к кому-то приходит в зрелом возрасте, а кому-то не улыбается вовсе. Он смотрел на некогда суетливого, а ныне уверенного в себе Егора и слушал, как тот весомо вещал:
– А что, Петрос, ты переживаешь? Правильно, – по-отечески одобрял Егор действия их друга молодости, – все правильно, Петрос, надо брать, что нравится. Я вот всегда так делаю, – и он окинул взглядом свой дом, гараж и сад. – Ты говоришь, тебя мучает совесть, что ты оставил свою старую жену и женился на молодой? Но так устроена жизнь, мой друг – от этого никуда не денешься. Естественный отбор.
– Для этого возможности надобно иметь соответствующие, – отвечал Петрос, – а они не у каждого есть.
– Не у каждого? – ухмыльнулся Егор, ковыряя в зубах полированным ногтем. – Разумеется, не у каждого. Работать надо просто. Тогда все будет.
«Давно ли он так рассуждает? Как быстро все меняется… – думал Кирюша. – Еще лет пять назад, мне рассказывали, экономил на всем, а теперь посмотрите на него: «Всегда беру, что нравится…»! Как будто и не было всей его скромной жизни. А это: «Работать надо просто»?…Кому это надо, спрашивается? – лениво рассуждал про себя Кирюша, не вступая в разговор. – Нет, все это, может, и правильно. Особенно, если знаешь зачем. А если приходится тянуть ежедневную лямку за три копейки? Тогда как? Ну да ладно, пусть в его случае и надо. Но речь-то, кажется, он ведет обо всех подряд. Да и вообще: где бы он сейчас был, если не улыбнулась бы ему удача, и не подвернулся бы его знакомый? Так и трубил бы от заката до рассвета на своем малом предприятии, экономя каждую копейку? Интересно было бы тогда его послушать. Воистину: бытие определяет сознание».
Егор посмотрел на Иру и сказал:
– Ирочка, родная, не принесешь ли нам еще вина? Того, что мы с тобой из Чили привезли.
«Это новое в отношениях Егора с женщинами, – думал Кирюша, – раньше бы ему и в голову не пришло о чем-либо просить Иру. Он все и всегда делал услужливо сам. Раньше Егору надо было понравиться. Сейчас все изменилось. Он стал хозяином».
Появилось новое вино. Его попробовали, похвалили, потом принесли другое, с другой винодельни, из другой страны, то ли из Аргентины, то ли из Австралии, но тоже приобретенное Егором и Ирой лично на месте его производства. Хозяин степенно делился с друзьями своими впечатлениями о посещенных ими винодельнях.
Радушные хозяева были искренне рады гостям. После дегустации вин подали легкие закуски русской кухни с запотелой водкой. Потом подоспела духовитая солянка, и снова в дело пошла запотелая водка. Много говорили, о чем-то спорили. Потом Кирюшей овладела сладкая истома, и его голова плавно склонилась на подголовник кресла. Глаза закрылись.
– Ну вот, опять нажрался! – услышал он не теряющий с годами своей природной силы Дашин голос. – Как меня это бесит! Просто бесит!
– Кирилл, я тебя, кажется, спрашиваю, – продолжал голос его сварливой жены до боли знакомые фразы, – ты можешь не пить водку? Можешь? А? Не пить водку, я тебя спрашиваю? Можешь? Водку не пить можешь? Меня это бесит, понимаешь ты, бесит?!
Кирюша ничего не ответил. Да и что уж тут скажешь? Он не открывал глаз, но знал, что при этих словах Даша опрокидывает очередную рюмку конька и с серьезным видом затягивается сигаретой. Все это было ему привычно и давно, как полагали его друзья, его уже не беспокоило.
– Ну, ничего: скоро этому конец, – подумал он.
Потом он расслышал обрывок разговора.
– Когда я выходила за него замуж, разве я об этом мечтала? – говорила Даша Ире. – Я-то думала: сын такого человека, факультет международных отношений, Министерство Иностранных Дел, я думала, мы как сыр в масле будем кататься…
Кирюша попытался вспомнить, о чем думал он, когда делал ей предложение, но не смог. Вместо этого он приоткрыл глаза и, потерев нос, по слогам сказал своей жене:
– И ничего-то у тебя не вышло!
Потом он снова прикрыл глаза и подумал: «Завтра же подаю на развод, и никакие квартиры меня не удержат».
Где-то грянул гром, вдали сверкнула молния, и хлынул теплый летний ливень. Капли его весело забарабанили по крыше беседки. Кто-то прибавил музыку. Звуки горячей латинской песни слились с шумом дождя. Кирюша повернул голову и увидел Егора, танцующего под проливным дождем. Мокрые шорты плотно охватывали его толстые ляжки. Егор всегда хорошо танцевал, особенно, когда он был молод и гибок. Но и сейчас, несмотря на свой внушительный вес, он бодро крутился и вертелся под потоками летнего ливня, звучно пощелкивая крупными пальцами. Его рука при этом крепко сжимала початую бутылку текилы, из которой он поминутно отхлебывал. На устах Егора играла блаженная улыбка абсолютного счастья. Где-то вдалеке за ним появилась радуга.
«Жизнь переменчива. Как причудливо она тасует людей? – думал Кирюша. – Посмотрим, чем она нас еще сможет удивить лет, так, через двадцать. Если, конечно же, дожить».
