Отдав последние распоряжения няне двух своих детей, Эльвира закрыла дверь квартиры и, ожидая лифта, нервно закурила. Не успела она сделать и двух затяжек, как раздался мягкий сигнал, и массивные двери «Отис» плавно разъехались, приглашая ее войти. Внутри лифта стоял добропорядочного вида гражданин средних лет в очках и шляпе. Он бросил неодобрительный взгляд на дымящуюся сигарету Эльвиры, и ей пришлось, пробормотав: «поезжайте, пожалуйста, я подожду», остаться докуривать сигарету на своем этаже.

«День не задался, – пришло ей на ум, – как, впрочем, и все последние годы».

Она затушила сигарету, снова вызвала лифт и спустилась на подземную стоянку. Там Эльвира подошла к своему Мерседесу, бросила сумку «Луи Витон» на переднее пассажирское сиденье и повернула стартер. Выезжая из гаража, она в который раз сильно задела диском о бордюр и с раздражением подумала: «Надо же было построить такой узкий выезд! И это называется элитное жилье? Полировать диск будет стоить кучу денег. Вот только откуда их теперь взять?»

Эльвира посмотрела на тяжелое осеннее небо и подумала: «Надо менять резину на зимнюю. Опять расходы! Ну да ладно». Она нажала ухоженным пальцем кнопку на руле, и радио послушно прибавило громкости. Легкая музыка полилась по салону автомобиля. Но настроения ей это не улучшило.

Эльвира ехала на встречу со своей институтской подругой, Наташей, которая лет пятнадцать назад переехала в Италию. Несмотря на это, они продолжали дружить. Раза два в год Эльвира ездила к ней. Наташа приезжала в Москву обычно осенью и весной. Они вместе ходили по модным магазинам и бутикам, потом могли зайти в какой-нибудь ресторанчик, вечером – в театр. Наташа была и оставалась самой близкой ее подругой, которой можно было рассказать абсолютно все, которая все понимала и никогда не осуждала.

Был ничем не примечательный будний день. От квартиры на Остоженке до ЦУМа, где подруги договорились встретиться, Эльвире было бы идти не более получаса, но из-за чудовищных пробок прошел целый час, прежде чем она смогла припарковать свою машину.

Эльвира хлопнула дверью автомобиля и направилась в магазин. На ней было элегантное замшевое пальто в тон цвета ее волос и белые сапоги. Ее отличала худоба и загар. Эльвира была все еще интересная женщина, возраст которой, однако же, – а ей несколько лет назад перевалило за сорок – все настойчивее давал о себе знать. Особенно тяжело дался ей последний год, со всеми своими жизненными неурядицами, которые оставили свои следы в виде мелких морщинок на ее лице.

Она набрала номер телефона и приложила трубку к уху.

– Наташа, ты где?

– Я-то на месте. А ты?

– Я иду к ЦУМу со стороны, противоположной Моховой.

– Чудесно, а то я уже как двадцать минут тебя жду.

– Прости, пробки одолели.

– Ладно, не бери в голову. Я жду тебя у входа, у автомобильной лавки.

– Какой?

– Сейчас прочту, подожди. А вот, «Мазератти»!

– Я тебя уже вижу.

Подруги расцеловались. Они походили по полупустому в этот час огромному магазину, в который раз отмечая несуразность московских цен. Наташа все же совершила несколько мелких покупок. Эльвира же ничего себе не купила, что было ей совершенно не свойственно. Потом к ним незаметно подкралось чувство голода, и они отправились в ближайшее кафе «Воуг». Там уютно расположившись, они завели беседу.

– Ну, сколько же мы не виделись, подруга? – спросила Наташа.

– С весны. Ты, кажется, в апреле приезжала?

– Что же ты летом в этот раз ко мне не приехала?

– Дети болели. Я тебе писала.

– Что-нибудь серьезное? Сейчас здоровы?

– Ничего серьезного, слава богу, не было. Так, простуда. Вначале Оксана, младшая моя, затемпературила, потом Катька. И как назло летом.

– Жалко. Сколько им сейчас уже?

– Оксанке девять, а Катьке двенадцать скоро исполняется.

– Ну, совсем большие уже. Вот и надо было их на море вывезти перед московской зимой. Здоровья набраться.

– Это правда. Но куда больных повезешь? А откровенно сказать, подруга, никакого настроения никуда ехать не было. Я, единственно, за все лето на пару дней на Лазурный берег мотанулась, да и то по делам: с дядькой одним большим встретиться надо было – все в потугах работу найти. Я тебе об этом писала кое-что, но всего по электронке не напишешь.

– Конечно, Эльвира, не напишешь! Для того и встречаемся. Давай рассказывай, облегчай душу. Как с работой у тебя? Решилась на что-нибудь?

– А на что тут решаться? – Эльвира совсем погрустнела.

– Ну ты мне писала что-то, если я не ошибаюсь, – сказала не очень-то просвещенная в вопросах бизнеса Наташа.

– Если ты помнишь, я два года назад еще в «Юниливер» работала… – начала Эльвира.

– Это такая огромная международная корпорация, раскинувшая щупальца по всему миру. Даже я знаю. Ты там финансовым директором работала? Топ-менеджером, то есть? – перебила ее Наташа.

– Работала, работала, – с сожалением в голосе продолжила Эльвира и махнула рукой. – Но потом, как ты помнишь, решила начать свое дело – дура старая. И уволилась. И начала. Зарегистрировала фирму даже. Штат начала набирать. Договора о намерениях с контрагентами подписывала. Помещение под офис дорогущее сняла в самом центре. И все было бы хорошо, но начался кризис, и люди – большие дядьки, с которыми я договорилась, и которые мне обещали, что дадут деньги на раскрутку – а это как ни крути десятка, а то и вся двадцатка долларов, – сделали тете ручкой. Я пыталась, конечно, найти других. Ночи не спала. Тянула за свой счет текущие расходы, чтобы штат не распускать. Но каких инвесторов, спрашивается, в кризис найдешь? Короче, фирму пришлось закрыть. А убытки отнести на свой счет.

– И давно это произошло?

– В мае еще, сразу после твоего отъезда. До этого у меня оставалась хоть какая-то надежда.

– Ты мне не писала об этом.

– А что тут писать? Радости мало, сама понимаешь.

– А дальше? – спросила Наташа.

– А что дальше? Дальше я начала искать работу снова по найму.

– В «Юниливер» назад не звонила?

– Звонила. А что толку? Свято место пусто не бывает. Они мою вакансию сразу же закрыли. Говорят, какого-то молодого толкового парня на мое место взяли. Он сидит и не журчит. Денег в полтора раза меньше у них попросил. Зачем я им теперь нужна?

– А другие?

– Другие… Везде говорят, что кризис. А потом, когда дело к сорока пяти идет, не так-то просто что-то найти.

– Ну не знаю, ты же топ-менеджер все-таки. Таких мало.

– Таких, подруга, как я, как собак нерезаных, ешь – не хочу. Боюсь, я только больно поздно это поняла. Я уже давно готова и на меньшую должность. Но и там не получается ничего. Избыточная квалификация и недостаточная мотивация у Вас, говорят. Это у меня-то недостаточная мотивация?! – закричала Эльвира, и некоторые посетители ресторана с интересом посмотрели на нее.

– С другой стороны, может быть, тебе не работать пока? Зачем тебе эта работа? Твой Алексей денег дополна зарабатывает. Вам вполне хватит. Его-то с работы не уволили, надеюсь?

– Его-то не уволили. Куда он денется. Он даже еще продвинулся в последнее время. Самым главным у них стал.

– Ну так вот! Что тогда переживать? Плюнь ты на эту работу. Или дома не сидится все? Самореализоваться хочешь?

– Сейчас уж не до этого стало, – махнула рукой Эльвира.

– А что же тогда?

– Я же тебе писала, что Алексей последнее время совсем озверел.

– Это как? Вроде неплохой мужик был.

– Был, да весь вышел. У нас с ним почти до точки дошло.

– То есть?

– Дома он совсем мало появляется теперь. А когда появляется, то мы либо молчим, либо кричим друг на друга. Разве что не деремся. Хотя он недавно несколько раз меня действительно толкнул в ярости. Того и гляди до рукоприкладства дойдет.

– Хорош гусь! И давно это у вас так?

– И раньше-то не очень хорошо было, – я тебе просто не писала об этом, – а когда я из «Юниливер» ушла – финансовую самостоятельность потеряла, вот тут все и началось! Он как с цепи сорвался. Власть свою почувствовал.

– Погоди, а что значит, он дома мало появляется?

– Это значит, он дня три в неделю дома ночует, а дня на четыре якобы к своей мамаше переезжает. К мамаше или еще куда – это проверить надо, между прочим. А иногда он на свою охоту чертову на несколько дней уезжает. Страсть у него к ней появилась, видите ли! Мне только грязные рубашки и трусы оставляет на постирку, как будто я горничная ему. А общаемся мы теперь через детей. Он взял моду им сообщать, когда он дома появится. Деньги мне на счет переводит! Пять тысяч долларов в месяц! Всего-навсего. Как ты думаешь, на это проживешь с двумя детьми-то? Притом, я и за квартиру плати, и свою машину сама полностью давай обслуживай, и еду сама покупай!

– Послушай, Эльвира, вы же прожили лет двадцать вместе. Всегда же можно договориться по-человечески! Какой негодяй, однако, оказался! Я же ведь его прекрасно помню. Он раньше вполне приличный мужик был.

– Вот именно, что негодяй! Я уже еле держусь, чтобы его из дома не выставить!

– Подожди, подожди… Может быть, он этого как раз и добивается?

– Вот именно! Сам решение принимать не хочет. Ответственности не хочет. Меня специально провоцирует. Чтобы я ему все в лицо бросила, какой он негодяй. А он мне обиженно сказал бы: «Ах, так! Вот как со мной, с кормильцем, обращаются! Сама во всем виновата, значит. Ну, тогда пеняй на себя, а я умываю руки». И вроде я во всем виноватая окажусь, а его совесть чиста будет.

– Мужики они такие, не любят решение принимать. Хотя не по-человечески это все, конечно.

– Это уж точно. Живу как на пороховой бочке. Не знаю, когда он домой заявится, и что за этим последует. Привычка у него появилась Вагнера на полную громкость включать. Дети уже спят, а он высокой музыкой наслаждается! И попробуй скажи ему что!

– Может тебе развестись с ним?

– Да?! Он только этого и ждет. Развестись? С двумя детьми на руках и без работы. На моем текущем счете и десяти тысяч зеленых не наберется. Все сбережения мои ушли на провалившийся проект. Алексей ведь ни копейки не вложил, гад такой! Хотя проект совместный, раз мы одна семья! Я и так во всем себя теперь ограничиваю. Думаешь, приятно такой жизнью жить? А что делать?

– Ты знаешь, я бы все-таки подумала на твоем месте еще раз, что лучше. Помнишь, как у меня было? Когда мой первый итальянец вдруг решил, что об меня можно ноги вытирать, я плюнула на всю эту красивую жизнь, на все тряпки, шмотки, виллы, яхты, и ушла просто в никуда. В Россию возвращаться не хотелось. Тогда я переехала в драную квартирку на окраине Милана и отправилась работать в магазин. В то время всем казалось, что я сошла с ума, и что никаких шансов у меня больше в жизни нет. Да я и сама так думала. Думала, что так и буду влачить жалкое существование. И влачила, и ничего. Ты же помнишь? Приезжала ко мне тогда. Горевали вместе. А теперь, посмотри, все опять наладилось.

– Не знаю, я так не могу. Ты решительная, а я, видно, нет. По правде сказать, трудно расстаться с нормальной машиной, с сезонными коллекциями шмоток. Привыкла я к этому всему. К тому же у меня двое детей на руках. Их куда, спрашивается, девать? Они есть просят. А их образование? Где на него деньги взять? У тебя детей не было. За себя одну всегда решение легче принимать.

– Тут мне сложно судить, но я думаю, что я и с детьми от такого упыря ушла бы. У меня знаешь, в жизни несколько раз так было: пока цепляешься за что-то, что уже давно, по сути, от тебя ушло, только хуже становится. От этого судорожного цепляния все другое перестает для тебя существовать, все в жизни твоей уменьшается до одной точки, в единственную заботу превращается: жить для того, чтобы удержать то, что имеешь. Это ужасно. И знаешь что? Чем больше ты пытаешься удержать, тем больше кто-то невидимый это у тебя отнимает. Ни на что уже сил у тебя не остается. Ничего вокруг не видишь. А отпустить страшно. Кажется, что это последнее, что у тебя в жизни осталось, и если бросишь, то погибнешь неминуемо.

А потом найдешь в себе силы плюнуть на это, смиришься с потерей, оглядишься вокруг. И странным образом заметишь многое, чего не замечала до этого в бессмысленной борьбе своей. И жизнь откроет тебе другие возможности. И наградит чем-то совсем другим, новым. И все-то, в конце концов, наладится. Хотя, наверное, по-всякому бывает. Каждый, в конечном счете, только про себя знает, да и то не до конца.

Подруги какое-то время молчали, а потом Наташа сказала:

– Ты прости меня, я не хотела нравоучения тебе читать. Просто задумалась и говорила, что в голову придет.

– Все в порядке, подруга. Я не сержусь: мы же сто лет друг друга знаем. А иначе зачем встречаться?

– Но надо же, как твой Алексей изменился все-таки! В какого монстра превратился! – посетовала Наташа. – Я же его совсем другим помню!

– Ты его когда последний раз видела? Лет десять назад?

– Больше. Вы тогда к нам вместе в Милан приезжали. Все казалось так безоблачно.

– Да, – с грустью сказала Эльвира. – Все меняется.

На десерт они взяли тарелку экзотических фруктов и кофе. Потом расплатились по счету пополам – так они всегда делали, и Эльвира поехала домой. Вечером они сходили вместе на какую-то премьеру, а на следующее утро выяснилось, что Наташе нужно срочно лететь назад в Милан по неотложному делу. Подруги поохали и поахали, но вынуждены были расстаться.

На следующий день Наташа, пройдя паспортный контроль и прочие утомительные процедуры досмотра, наконец-то удобно устроилось в кресле у окна самолета.

Не успела она привычно подумать: «Только бы рядом никто не сел….», как грузный мужчина лет пятидесяти стал устраиваться на соседнее кресло.

Наташа отвернулась и стала смотреть в окно. Самолет, вырулив на взлетную полосу, быстро начал разгоняться. Ее вдавило в кресло. Самолет оторвался от земли и начал набор высоты. Наташа закрыла глаза. Ее разбудил голос стюардессы, предлагавшей напитки. Сосед ее попросил себе джин-тоник. Голос его показался Наташе знакомым, и она в первый раз повернула голову и посмотрела на него. Она не могла поверить своим глазам: рядом с ней сидел Алексей, муж ее подруги, негодяй и гад, собственной персоной. Он сильно изменился за эти годы. Полысел, пополнел. В его внешности и движениях теперь угадывался большой начальник. Алексей читал какие-то бумаги и не обращал на нее никакого внимания. По-видимому, он ее тоже не узнал. Наташа видела Алексея последний раз, когда он и Наташа приезжали к ней в Милан лет двенадцать назад. Тогда они выглядели абсолютно счастливой парой. До их визита Наташа тоже видела его нечасто. Всего-то несколько раз за все годы замужества своей подруги. С ней, как впрочем, и с другими, он был всегда очень вежлив и даже приветлив. От того Наташе трудно было представить его в роли семейного тирана.

– Что я могу Вам предложить? – обратилась к Наташе стюардесса.

– Мне, пожалуйста, бокал красного вина.

Алексей оторвался от бумаг и повернул голову на звук голоса своей соседки. Их взгляды встретились, и он, как будто роясь в своей памяти, медленно сказал:

– Я думаю, мы знакомы.

Потом его брови поползли наверх, и он приветливо сказал:

– Ваше имя – Наташа. Вы подруга Эльвиры. Мы были у Вас в гостях в Милане.

Потом он немного помрачнел.

– Слава богу, я не изменилась до неузнаваемости, – сказала Наташа с прохладой в голосе.

– Продолжаете жить в Италии? – спросил Алексей.

– Да.

– А я вот в командировку лечу.

Эльвира промолчала. Губы ее были плотно поджаты.

– Летали в Москву? – невозмутимо продолжал разговор Алексей.

– Да, – лаконично отвечала Наташа.

– Наверное, встречались с Эльвирой?

– Встречалась.

– Наверное, теперь считаете меня монстром?

Только тут Наташа заметила, что Алексей слегка «под шафе». Видимо, он успел принять дозу в аэропорту еще до посадки. Этим могли объясняться и его разговорчивость, и готовность перейти к острым темам.

– Откровенно говоря, считаю, – прямо ответила Наташа.

Алексей допил джин-тоник и сделал знак стюардессе, что желает еще. Потом он повернул голову к Наташе и спросил:

– И почему же?

– Мне обязательно отвечать? – сердито спросила Наташа.

– Желательно, – ухмыльнувшись, ответил Алексей. – Желательно было бы мне узнать, что про меня рассказывают. К тому же, у моей жены есть очаровательная привычка говорить полуправду.

– Вы хотите обвинить ее во лжи?

– Ну зачем же сразу во лжи, – с сарказмом протянул Алексей, – ну что Вы? Как можно? Она так низко никогда не упадет. К тому же на лжи поймать могут. А вот если, излагая материал, просто опустить все ненужное, все лишнее, что мешает целостности ее понимания ситуации, ее интересам, тогда совсем другое дело. Вроде, и не соврала ничего, получается, и свою точку зрения как надо преподнесла. Только от правды такое изложение так же отличается, как черное от белого.

Эльвира молчала. Было заметно, что ей неприятна эта беседа.

– Так почему же? – снова задал вопрос Алексей.

– Потому что цивилизованные мужчины так себя не ведут.

– А как же они себя ведут? – снова ухмыльнулся Алексей.

– Они, они, – Наташа начала мучительно думать, как бы ей доходчивее описать поведение цивилизованных мужчин, но, не найдя более академического определения, просто сказала, – они, по крайней мере, с уважением относятся к тем, кто их любит, к тем, кто в них нуждается, к своим близким людям.

– Ааа, вот оно что! А эти Ваши прекрасные правила, – с ироничной улыбкой на устах спросил Алексей, – касаются всех цивилизованных людей, или же нормы благородного поведения распространяются только на мужской пол?

– Я думаю, Ваша ирония здесь не уместна, – суховато отвечала Наташа.

– Я вовсе не иронизирую, я просто хотел бы знать Ваше мнение, относятся ли эти правила и к женщинам тоже?

– Разумеется, относятся.

– Что ж, уже неплохо, – сказал Алексей и, помолчав, продолжил, – а Вы, вообще-то, представляете, каково жить с Эльвирой в браке?

– Мне это ни к чему. Я лишь знаю, что лет десять назад вы выглядели абсолютно счастливой парой.

– Четырнадцать, – поправил Алексей, – с тех пор, как мы виделись в Милане, прошло четырнадцать лет.

– Надо же…, – невольно пробормотала Наташа.

– Да, и с тех пор многое изменилось. Изменилась и Наташа тоже. Когда мы с ней поженились, это была скромная веселая девушка, которая больше всего хотела завести семью и детей. Она где-то прочла, что главное в жизни женщины – это забота о ком-то близком: муже и детях. И искренне в этом была убеждена. И всячески стремилась к этому. И еще до нашего брака убедила меня в этом своем стремлении. Но долгое время детей нам, правда, завести не удавалось. Мешали материальные обстоятельства. Денег ни на что не хватало. Это отнюдь не портило наших отношений друг с другом. Что ж такого, иногда в жизни надо и потерпеть. Мы любили друг друга и были счастливы. Работали мы оба, но главным образом это была моя обязанность. Эльвира работала на полставки, и на ней еще лежали заботы по дому. Когда мы приезжали к вам в Милан, я только начинал неплохо зарабатывать. У нас наконец-то появилась возможность завести детей. Родилась Оксана, а потом и Катя. И все-то, казалось, было хорошо.

Но вот в чем проблема. Люди с течением жизни меняются. Нет, не все, но подавляющее их большинство. Одни толстеют, другие худеют, у них могут появляться новые интересы, увлечения, стремления, а старые наоборот предаются забвению. И вот что интересно: меняются люди – а я в настоящий момент говорю о муже и жене – чаще всего не в одинаковом направлении. Ему вдруг охоту подавай, а она на Лазурный берег непременно желает ехать. А ведь в юности они вместе довольствовались волейбольной секцией. У него неожиданная страсть к классической музыке прорежется, а ей вдруг танцы подавай – без румбы и танго жизни никакой себе уже не представляет. А в юности они вместе ходили на дискотеку и были тем вполне довольны. Да, все меняется. Меняются с возрастом и воззрения людей, их представления о жизни и своем месте в ней. И то, что казалось им вместе неприемлемым, по прошествии пятнадцати лет вдруг одному покажется нормой. Но другой-то воззрения не изменил! Вот в чем история. Но я что-то больно углубился в теорию.

Так вот, Эльвира, когда девочки отправились в школу, и самое время было бы за ними следить и их воспитывать, неожиданно захотела выйти на работу. Она не работала со времени рождения первого ребенка. Не скрою: меня удивил такой поворот, но я не возражал, хотя и не был сторонником такой идеи. А она мотивировала это тем, что сидя дома она совсем отупеет. «Наверное, – решил я, – есть некий резон в ее словах». Мы договорились, что она не будет перерабатывать и выйдет на полставки. Наняли няню. Но через год Эльвира сказала, что на полставки ее держать никто больше не готов, и что ей необходимо перейти на полный рабочий день. Тогда мы наняли домработницу, чтобы поддерживать дом в порядке. К тому времени у нас появилась большая квартира. Конечно, домработницы и няни нужны. Но никакая няня не заменит детям матери, и никакая домработница не создаст дома уют! Мне, порой, кажется, что у нас было уютнее, в сталинской «двушке», чем стало в трехстах метрах элитного жилья. А Вы знаете, как может испортить ребенка няня? Некоторые няни, держась за хлебное место, старательно исполняют все детские прихоти без исключения, и просто превращаются в слугу несмышленой малышки, чудовищно травмирую детскую психику, превращая ее в «принцессу на горошине». Другие потихоньку от родителей втирают малышам в голову свои представления о жизни, например, о домовых, кикиморах, или еще что другое, ничего общего не имеющее с точкой зрения мамы и папы. Я уже не говорю о вопиющих случаях, когда постфактум выяснялось, что ребенок во время прогулки с няней занимался попрошайничеством. Что говорить – воспитывать детей должны родители!

Я не раз говорил обо всем этом с Эльвирой – результат же оказался обратный. Она увлекалась карьерой все больше и начала засиживаться на работе до позднего вечера. О какой уж тут заботе о семье и детях может идти речь? Мне все чаще приходилось ужинать в ресторане и не только потому, что этого требовало дело. Просто дома меня никто больше не ждал.

– А дети? – вставила Наташа.

Но Алексей, не обратив внимания на ее ремарку, продолжал:

– «Потом она начала ездить на работу по субботам. Начались командировки. Она все выше поднималась по карьерной лестнице. Я не говорю, что это плохо, нет – я далек от этой мысли. Кому-то это покажется даже очень притягательным. Но, согласитесь, это совсем не тот уклад, который был в начале нашей супружеской жизни, и представления о котором я не менял!»

– Может быть, все намного проще? Может быть, Вы просто ее разлюбили? А если бы любили, то приняли такой, какая она есть? – надменно спросила Наташа.

– Я же Вам как раз про это и толкую, что уже однажды принял ее такой, какая она есть, а она – меня, и было это двадцать лет назад. Но то была совсем другая женщина.

– Ладно, пусть, но все это отнюдь не оправдывает Вашего жестокого обращения с женщиной, особенно, когда она стала финансово от Вас зависимой, – вставила Наташа.

– Помилуйте! Я вовсе и не пытаюсь оправдаться, я просто вспоминаю. Вы же начали с того, как когда-то все было хорошо. Так вот, все эти ее задержки на работе, странные, как мне казалось, командировки на один-два дня меня сильно беспокоили, не скрою. Но Эльвира говорила мне, что никакого повода для ревности быть не может. И вот в один прекрасный день, я случайно стал свидетелем ее недвусмысленного телефонного разговора, который не оставлял сомнений в справедливости моих подозрений.

– То есть вы подслушивали ее разговор? Какая низость! Ревнивец! – с негодованием сказала Наташа.

– Право, и не знаю, что более низко: измена или подслушивание?

– А Вы сами-то без греха, что ли?

– Я…, – Алексей замялся, потер щеку пальцем и продолжил, – ну, пусть, я и не без греха…

– Вот именно, – победоносно сказала Наташа.

– Ладно, пусть так. Я просто рассказываю все подряд, как есть. Понятное дело, был скандал. Потом как-то все немного успокоилось. Но с тех пор каждый стал оплачивать свои расходы самостоятельно. Она и не возражала. Эльвира к тому времени заняла позицию финансового директора, и денег у нее стало предостаточно. Согласитесь, довольно странная семья получилась. А два года назад ей вдруг пришла в голову идея создать свою компанию. Деньги, между прочим, ей на раскрутку, я полагаю, ее любовник дать собирался.

– Вы полагаете или знаете? Только откровенно, – защищала свою подругу Наташа.

– Я полагаю.

Наташа неодобрительно хмыкнула.

– Ну так вот. Собственный бизнес – это даже не высший менеджмент. Он забирает все время. Я просил ее не делать этого.

– На Вас не похоже, чтобы Вы о чем-то просили. А, может быть, Вы просто завидовали ее карьерным успехам?

– Ладно, буду откровенен. Не просил. Просто поставил вопрос ребром. Семьи к тому времени все равно никакой уже не осталось. Детьми занимается няня, домом – домработница. Деньги каждый зарабатывает себе сам. Коммунальные платежи пополам платили. О чем тут просить? Я просто сказал, что так больше не подходит. Она просто пожала плечами и пошла делать то, что считает нужным. А теперь, когда любовник ее бросил…

– Про любовника ведь это Ваши догадки, – перебила его Наташа.

– Не совсем. Ну да ладно! Пусть догадки. Когда ее фирма развалилась, так толком и не начав функционировать, – и Алексей с нескрываемым сарказмом ухмыльнулся – было заметно, что ему по душе неудачи жены, – она приходит ко мне и говорит: «дай мне денег!» А почему, скажите мне, я должен их ей давать? Только потому, что они у нее кончились?

– Хотите развестись, так и скажите женщине, с которой бок о бок прожили двадцать лет.

– Но разве это была совместная жизнь? Бок о бок!? Я имею в виду последние годы. А потом – это ее пристрастие к танго по воскресеньям…

– Все равно, зачем же мелко провоцировать! Сами решение принимайте и несите за него ответственность потом.

– Может быть, Вы и правы в чем-то, но когда дети, двадцать лет жизни, а отношения достигли такого развития и все так запутано, то трудно, знаете ли…, – Алексей замялся, а потом махнул рукой и попросил себе еще джина-тоника. Они помолчали. Потом он встал и отправился в туалет. Когда он вернулся, объявили посадку. Разговаривать больше было им не о чем. Приземлившись в Миланском аэропорту, они сухо попрощались и разошлись в разные стороны.

«Хорошо, когда можно вот так просто сказать «пока» и разойтись, как в море корабли», – подумал Алексей, глядя на удаляющуюся спину Наташи.