Никита Сергеевич еще издали заметил своего старого приятеля. В чем, в общем-то, не было ничего удивительного – ведь в переулке в этот час уже не было прохожих. И хотя Москва, как известно, не самый спокойный город, в особенности для вечерних прогулок, – а Петр Евгеньевич никогда не отличался ни чрезмерной смелостью, ни чрезмерной физической силой, – он парадоксальным образом всегда тяготел именно к поздним прогулкам. Дай ему волю, и он, рискуя потерей достоинства, здоровья, да и самой жизни от рук московских хулиганов, выходил бы на прогулки и вовсе ночью. Никита Сергеевич же, напротив, любивший ложиться спать до полуночи, подобные попытки своего старого знакомого по возможности пресекал.

Это было далеко не единственное различие в предпочтениях этих двух людей среднего возраста. Никита Сергеевич был подтянут, чему способствовали регулярные занятия спортом. Виды спорта он выбирал достаточно жесткие. В частности, отличался на хоккейном поле, занимался сплавом по бурным горным рекам в разных уголках планеты. А вот дворовых хулиганов Никита Сергеевич еще с детства опасался. В этом, надо признаться, крылась еще одна причина неодобрения им позднего приема воздушных ванн.

Петр Евгеньевич же был скорее вялого телосложения. Однако сказать, что он полностью пренебрегал своим телом, было бы неправдой. Просто он следовал несколько другим принципам. Еще с молодости его девизом была фраза: «Организм надо беречь, а не укреплять». И в этой своей уверенности он все более укреплялся с годами, свысока смотря на своих знакомых, регулярно получавших травмы в результате спортивных занятий. Физические упражнения, которые он время от времени предпринимал, в основном ограничивались поднятием тяжестей в форме килограммовых гирь. Он уделял также большое внимание еженедельным водным процедурам, которые были представлены паровой сауной с неизменными последующими массажами, масками лица, всевозможными кремами и маникюром. Петр Евгеньевич любил свежий воздух. И здесь они были близки с Никитой, чем в том числе объяснялись их нечастые прогулки.

Надо сказать, что длинный перечень различий в предпочтениях приятелей не исчерпывался вышеупомянутыми. При более внимательном рассмотрении можно было сделать вывод, что это совершенно разные люди. Петр Евгеньевич питал слабость к сладким и полусладким винам, любил немецкую кухню. Никита Сергеевич из вин потреблял только сухие, не верил в существование шампанского, содержащего сахар, и, находя немецкую кухню скучной, выступал за разнообразие в еде. Китайская, французская или, на худой конец, деликатная японская кухня – таковы были его гастрономические вкусы.

Петр Евгеньевич обладал скорее конкретным мышлением. Всю свою жизнь он неизменно испытывал жгучий интерес к разным устройствам и механизмам, любил посещать музеи военного искусства и всяческих достижений научного прогресса. Из литературы Петр Евгеньевич с удовольствием читал исторические романы, в особенности, содержащие описания военных действий. Как в кино, так и в литературе, он также очень любил фантастику, хотя и не допускал возможности наступления сверхъестественных явлений, относящихся непосредственно к его жизни.

Никита Сергеевич, напротив, считая, что в жизни абсолютно все возможно и все может произойти с ним хоть в следующее мгновение, чтением фантастики не увлекался. Когда-то в поисках смысла жизни он перелопатил массу философской литературы. Но, придя к выводу, что найти смысл жизни в книгах ему не дано, утратил интерес к философии. Когда-то его интересовала мотивация человеческих поступков и соответствующая литература по психологии – но и этот интерес угас с годами.

Их музыкальные пристрастия также разнились. А если где-то и совпадали, то, за редким исключением, причина такого совпадения скорее крылась в ностальгических чувствах, вызываемых какой-либо старой мелодией, нежели музыкальным стилем как таковым. Петр Евгеньевич любил массовые шествия, шоу. Никита Сергеевич негативно относился к любого толка большому скоплению народа.

Петр Евгеньевич пренебрежительно отзывался о балете и опере, предпочитая им частые походы в драматический театр. Никита Сергеевич не посетил ни одного драматического спектакля со времен юности, зато он всегда с готовностью ходил на оперу и балет. Несмотря на склонность к депрессиям, Петр Евгеньевич обладал немалым чувством юмора, и в минуты эмоционального подъема без устали веселил компании друзей цитатами из ранее прочитанных произведений литературной классики.

Юмор Никиты Сергеевича был суховат, не всегда и не всем понятен. Депрессии же он и вовсе в молодости считал душевной распущенностью. И лишь с годами, ознакомившись с соответствующей научно-популярной литературой, пришел к выводу, что депрессии являются результатом генетически заложенных биохимических обменных процессов головного мозга и эндокринной системы. Что, в числе прочего, позволило ему с большим пониманием относиться к чувствам, порой безнадежно обуревавшим его друга.

Можно было бы и дальше перечислять всевозможные различия двух приятелей, продолжая все больше удивляться, что же все-таки могло связывать этих людей. Вопросом этим они не раз задавались и сами, хотя и не вслух.

Видимо, роднило их то, что они знали друг друга тысячу лет, когда-то учились в одном классе. В юности входили в одну компанию. Посещали одни и те же места. Им было что и кого вспомнить. Кроме того, благодаря своим родителям, немало добившимся в свое время на чиновничьей ниве, они были с детства близки по социальному статусу. Да и в настоящем их материальные достижения не слишком разнились. В этой связи они легко могли вместе посещать различные места одной ценовой категории, будь то рестораны, клубы или курорты, не задумываясь о том, по карману ли это другому. Или, что еще хуже, сможет ли другой заплатить сам? Не будет ли простой рассказ о горнолыжном курорте звучать обидно для другого? Воистину, жар многих дружеских чувств изрядно поостыл на почве возникшего материального неравенства.

Нет, у наших знакомых были различия более глубокого порядка, которыми их во многом наделила сама природа, и которые не исправишь праведным или неправедным трудом.

– Доообрый вечер, достопочтеннейший Петр Евгеньевич, – широко улыбаясь, скорее пропел, чем проговорил Никита Сергеевич, протягивая руку вперед.

– Добрейшего вечера и Вам, многоуважаемый Никита Сергеевич, – ответив вялой улыбкой на довольно хищную улыбку своего знакомого, проговорил Петр Евгеньевич. Они пошли по переулку.

Петр Евгеньевич был не на шутку взбудоражен. Плечи его закруглялись книзу больше обычного, как бы внешне дополняя картину обуревавшего его пессимизма. Еще во время предшествующего прогулке телефонного разговора Никита понял, что с приятелем произошла какая-то неприятность. Общаясь с Петром Евгеньевичем тысячу лет, он безошибочно знал, какая именно. Знал он также, что Петру Евгеньевичу необходимо обсудить с кем-нибудь свою проблему. Так уже бывало много раз. Так как Петр Евгеньевич молчал, а разговора было все равно не избежать, Никита Сергеевич, заговорил первым.

– Ну, как дела? Как поездка? Погода была хорошая?

– Да, погода была хорошая. А поездка отвратительная.

– Странно, а мне казалось, что ты всем остался доволен.

– Чем же тут можно быть довольным? Я все сделал. Заказал билеты. Гостиницу. Два разных номера, между прочим. Все, как она хотела. Кстати говоря, пять звезд. То же самое место, где мы были два года назад. Почему, скажи ты мне, она так себя ведет со мной?

– Как так?

– Как? Уже в аэропорту ей вдруг начались бесконечные звонки. И так это знаешь, она при этом мне говорила: «Сейчас, я на секундочку…» – и отходила в сторону. Я сдаю наш багаж, а она щебечет с кем-то по телефону. Нам нужно проходить паспортный контроль, а она все щебечет. Весело так щебечет. Увлеченно. Потом даже перестала отходить для этого в сторону. Она специально не отключала телефон до самого последнего момента. Он в очередной раз позвонил прямо перед взлетом. Уже зажглись надписи «пристегните ремни». Это же безобразие! Уже объявили о необходимости отключить мобильные телефоны. Она, ни на что не обращая внимания, просто доверительно тихо говорила в трубку, отвернувшись. Как будто бы я пустое место. Да и что, спрашивается, можно без конца обсуждать?

– Может быть, он ей просто нравится? В этом случае неважно, что обсуждать.

– Не знаю. Причем тут это? Я спросил у нее, кто это ей без конца звонит. Знаешь, что она ответила? «Ты что, ревнуешь? Мы же с тобой договорились, мы просто друзья».

– Так ты поэтому снял два номера? И давно вы об этом с ней договорились?

– Где-то год назад.

– А на что же ты тогда сердишься?

– Ты просто не понимаешь, как она для меня много значит. Я надеялся, что на курорте у нас все будет как раньше. Почему я должен так страдать? Ведь я столько для нее сделал.

– Что же именно?

– Много всего. Шубу норковую до пят. За год образования ее дочери заплатил. Не хочу перечислять всего.

– Денег что ли девать некуда?

Вместо ответа Петр Евгеньевич, посмотрев куда-то в сторону и наверх, издал негромкий, но вполне характерный хмыкающий звук, который означал: «Тебе этого все равно не понять».

«Куда уж нам!» – подумал Никита Сергеевич, а вслух сказал:

– Ты посмотри, какое количество красивых и интересных женщин ходит вокруг! Что тебе до нее? Пусть она другим голову морочит.

– Да, но мне других не надо! Я, между прочим, не изменял ей все эти три года.

– А ей-то нужна твоя верность? Небезынтересно было бы также узнать меру ее целомудрия.

– Ну, знаешь! Да! Мне не нужны другие. Она мне интересна. Она волевая, сильная, – при этих словах глаза Петра Евгеньевича устремились вверх и вдаль, а плечи неожиданно расправились. – Такие ставят тебе высокую планку, – в голосе его зазвучала патетика. – Кому-то, может быть, комфортно со слабыми женщинами, – продолжал он, – но мне нужна она. Такая независимая. Готовая к борьбе. Она не дает тебе расслабляться.

– Это уж точно.

Некоторое время они шли молча.

– Я, между прочим, все же заставил ее сказать, кто это ей названивает без конца. И откуда он взялся, – при этих словах Петр Евгеньевич снова взял паузу.

– И что же?

– Говорит, старый знакомый. Был без ума от нее в институте. Недавно случайно встретились. Но между ними ничего нет.

– Муж у нее, судя по всему, отличается завидным терпением.

– Она совершенно независима от него.

– Да?

– Они уже не живут давно. Ты понимаешь, в каком смысле.

– Само собой разумеется, – с улыбкой на устах поддакнул Никита Сергеевич.

– Я, между прочим, ей предлагал пожить вместе.

– А она?

– Хотела, чтобы я для начала купил квартиру.

– Да? Но у тебя же есть квартира.

– Она ей не подходит. Говорит, тесновато будет втроем. Она считает, что квартира должна быть где-нибудь на Остоженке, элитного плана.

– Квартиру, естественно, в совместную собственность?

– Об этом не говорили.

– Зачем же говорить об очевидных вещах.

– По-моему, она просто использует меня. Как ты думаешь? Интересно узнать, тот, кто ей названивает, он что для нее сделал?

– Возможно, ничего. Скорее всего, ему этого и не требуется. Помнишь, пять лет назад, твоя Евгения тоже многого от тебя хотела. Правда, новая квартира представлялась ей все же более скромной. Сейчас она, как ни в чем не бывало, проживает с каким-то парнем в любви и согласии в своей же старой квартире.

– Боже, почему я должен так страдать? Почему это со мной происходит?

– Наверное, это происходит оттого, что ты сам этого хочешь.

– Хочу страдать?

– В том числе.

– Что ты имеешь в виду?

– На правах старого друга, если желаешь, могу еще раз изложить свою точку зрения.

– Изволь.

– Видишь ли, прежде всего, в данном контексте ни с кем ничего не происходит. Каждый сам делает свой собственный выбор. Тебе ведь никто эту Наталию не навязывал. Ты ее выбрал сам из десятков других, ничем казалось бы не менее симпатичных со стороны стороннего наблюдателя, гражданок. Таким образом, это твой выбор.

– Она особенная, – упрямо произнес Петр Евгеньевич.

– Конечно, – согласился Никита Сергеевич. – А до этого были не менее особенные Жени, Оли и Нины.

Недовольное молчание Петра Евгеньевича Никита Сергеевич воспринял как приглашение к продолжению экскурса.

– Это, на самом деле, не должно расстраивать. Большинству людей не свойственно особенно меняться с годами. Однажды взятый стереотип поведения повторяется. В этой связи обычный человек, коими мы с тобой являемся, имеет склонность наступать на одни и те же грабли. Применимо к твоей ситуации, эпизод с Наталией зеркально повторяет истории, имевшие место некоторое время назад с Евгенией, Ольгой и Ниной. Все то же самое. Мучительно долгий период генезиса взаимоотношений, составляющий три-четыре года. Масштаб страдания. Объект, если позволишь так выразиться, страдания, тот же. Волевая, своенравная, требовательная женщина-вамп. По крайней мере, в твоих глазах. И завершение– твое фиаско, сдобренное изрядной депрессией. Твоей, конечно же. Все твое.

– Согласись, – Никита Сергеевич, придя в оживление от своих, как ему казалось, удачных мыслей, театрально развел руками и продолжил: – Это надо любить, или хотя бы к этому надо неосознанно стремиться.

– Но я не хочу страдать!

– Только страдаешь раз за разом по собственной воле.

– Что же, по-твоему я душевный мазохист?

– Определенно. К тому же надо ведь тебе находить какое-то оправдание своим депрессиям. Бывало, в веселой компании сидишь ты в абсолютной прострации. Окружающие, не понимающие природу твоих частых депрессий, удивляются. С вопросами к тебе. Что случилось, Петр Евгеньевич? Почему на Вас прямо-таки лица нет? Ну что им объяснишь? А тут все понятно. Душевные страдания по прекрасной даме. Окружающим все ясно, да и самому спокойнее. Если же тебе это объяснение не по душе, можно поискать какую-нибудь более изощренную причину. Скажем, тебе уже сорок пять. Все вокруг давно женаты. Конечно, не без исключений, но обычно у старого холостяка развивается некий комплекс. Он основывается на стремлении индивидуума к общности с другими. Человек – существо бинарное – раздираем двумя разнонаправленными векторами, хочет исключительности и одновременно хочет быть как все. Холостяку как все быть не удается, так как все женаты. А он нет. Но и жениться страшно. Особенно если думать, что это на всю жизнь. Разные вопросы лезут в голову холостяка, собирающегося жениться: «А вдруг она не будет следить за домом, а я полагаю, что это женская обязанность? А что я буду делать, если она будет приходить за полночь? Если она будет мне изменять? А вдруг она сама будет меня ограничивать? Что же, мне после брака не уделять внимания другим женщинам? Должен ли я буду зарабатывать больше, чем она? А если не получится?» И многие прочие вопросы, сопутствующие ограничениям, налагаемым традиционным браком.

Петру Евгеньевичу хотелось что-то то ли возразить, то ли добавить какие-то детали своей истории, которые, как ему казалось, могли прояснить всю безысходность его положения. Но Никита Сергеевич, увлеченный некогда столь любимым им предметом и уже не обращая никакого внимания на Петра Евгеньевича, продолжал свои психоаналитические изыскания:

– Может также оказывать подавляющее воздействие стереотип родительских отношений, если они были прочными, как у твоих, например. Точнее, страх недостижимости такой же гармоничной, скорее всего с виду, семьи твоих родителей. Таким образом, подсознательно ты не хочешь жениться в результате вышеназванных страхов. В то же время, с точки зрения преодоления комплекса холостяка, жениться нужно. Это желание, в отличие от предыдущих страхов, вполне осознанно. В связи с этими разнонаправленными векторами желаний ты подсознательно раз за разом выбираешь такой объект, который изначально вряд ли приемлем для женитьбы. Волевую, сильную, с карьерными амбициями. Которая ставит тебе, как ты выразился, высокую планку. Не дающую расслабиться. Но потом тебя начинают терзать справедливые сомнения: а возьмешь ли ты эту самую планку? А сможешь ли не расслабляться? Да и нужно ли это для семейной жизни? И вот ты уже сам не против перевести отношения из любовных в разряд дружеских. А как только это произошло, думаешь: «Но ведь я же хотел жениться!»

В конце концов, ты остаешься честен перед самим собой. Ведь ты искал возможности жениться, быть как все. Но после долгих раздумий в очередной раз решаешь, что эта ноша тебе не по плечу. По прошествии времени все повторяется вновь.

– Что же мне делать?

– Никаких жертв, ни материальных, ни душевных. А если вдруг действительно все же захочешь жениться, не задумывайся, что это навсегда. Как получится.

– Да, думаю, с моей Наталией у тебя бы вряд ли что-нибудь получилось, – с легким чувством собственного превосходства промолвил Петр Евгеньевич, туманно намекая на какие-то свои прошлые победы в этой области. – Ты бы с ней так не поговорил.

– Мне с ней и не надо ни о чем разговаривать.

– Да нет, просто не со всеми проходят вот такие подходы.

– И слава богу. Жизнь интересна своим многообразием. Кто-то ищет родственную душу, а кому-то приведи кобылицу, которую нужно объездить. Главное знать, что твое.

– А мне все же интересно, что он сделал такого, чего не делал я, что она теперь без ума от него? Боже мой, почему она так себя ведет со мной? Почему я должен так страдать?

Никита Сергеевич посмотрел на часы. С начала их прогулки прошел ровно час. Минутная стрелка, готовая начать отсчет нового часа, встала на ту же позицию, что и в начале их беседы. Несмотря на любовь к свежему воздуху, они по-разному смотрели на положение вещей и потому никогда не могли прийти к одному знаменателю. Никита Сергеевич зевнул и промолвил:

– Однако, поздно уже. Пора готовиться ко сну.