Нарушение условия контракта
С некоторых пор жизнь Наденьки, как она сама изволила выражаться, не заладилась. И хотя действительно трагические события, такие, например, как неизлечимые болезни, лишение крова над головой или же крайняя нужда, ее миновали, день ото дня нараставшее ощущение неудовлетворенности судьбой все более угнетало ее. Порой, в минуты одиночества Наденька принималась размышлять над тем, с чего же начались все ее неприятности. Поначалу ответ на этот вопрос не был очевиден. Но постепенно она пришла к умозаключению, что скорее всего досадные перемены впервые постучались в ее хорошо налаженную жизнь одним теплым летним вечером на побережье Греции. И вскоре ее память уже могла живо восстановить эту картину до деталей.
Было не жарко и не холодно. Остывающее солнце плавно тонуло в далекой молочной дымке. После купания они вчетвером – сама Наденька, ее обожаемый муж Витя и двое их друзей – тут же на пляже растянулись на шезлонгах. Всеми овладела приятная истома. Витя маленькими глотками потягивал пиво и ровным басом что-то гудел, обратившись к своему другу Алексею. А тот его расслабленно слушал, закинув руки за голову и глядя на набегающие легкие волны. Зарыв ноги в теплый мелкий песок, Надя с Олей, женой Алексея, как и их мужья, тоже лениво беседовали на какую-то пустяковую тему. Да и возможны ли серьезные разговоры в такой вечер, когда все вокруг словно пропитано беззаботной негой?
И вот совершенно неожиданно Наденька разобрала обрывки каких-то странных фраз, которыми обменивались мужчины.
– Когда представительство закрывают? – спрашивал Алексей.
– По плану через полгода.
– А ты работу-то ищешь?
– Нет, – пробасил ее Витя.
– А почему?
– Да надоело это все уже, – вальяжно провел рукой по воздуху Виктор.
– Так, может, и не найдешь уже.
– Бог его знает, теперь уж по-всякому может быть.
– Да уж, когда за пятьдесят пять перевалило – это не шутка в нашем деле.
Неприятный холодок пробежал по Надиной тонкой спине: «Что за нелепый разговор? О чем, и главное, о ком это они, вообще, говорят? Неужели о Вите?»
– То есть, как это не найдет? – обращаясь к Алексею, помимо обыкновения встряла в разговор Надя.
Алексей, наивно полагавший, что поглощенная общением с его женой Наденька не может одновременно слушать чужую беседу, оказался застигнутым врасплох. Кроме того, он не был осведомлен, насколько откровенно принято в семье их друзей обсуждать подобные щекотливые темы, и ему не хотелось подводить товарища. Поэтому он смущенно крякнул, выдержал небольшую паузу и медленно произнес несколько междометий: «Ну, это, как бы так лучше сказать, в общем, это конечно…» – которые сопроводил жестом задумчивости, поднеся открытую ладонь к склоненной голове, словно собирался ее подпереть.
Однако же, его более чем расплывчатый ответ, призванный отвлечь внимание Наденьки, лишь возбудил в последней еще большую тревогу. Теперь она была убеждена, что случайно долетевший до ее слуха обрывок разговора относился именно к ее мужу, а не к кому-то постороннему Но подобный поворот событий в ее представлении был совершенно невозможен и даже абсурден. Какой чудак этот Алексей! И поэтому уже в следующее мгновение Наденька просто весело рассмеялась, как будто все это была какая-то глупая, но смешная шутка.
Они были женаты двенадцать лет. Это были счастливые годы любви и согласия. И у нее никогда не возникало сомнений в надежности их материального положения. Да и откуда, спрашивается, им было взяться? Каждое утро в половине девятого ее обстоятельный Витя, размеренно облачившись в отглаженный добротный костюм, безупречную в своей белизне рубашку, галстук и надраенные черные ботинки, отправлялся на работу. Где он работал, Наденька точно не знала. Да ее никогда и не занимал этот вопрос. Ей было и так понятно, что место это «правильное». «Согласитесь, кому попало не станут подавать служебную машину с водителем!» – рассуждала Наденька.
А однажды, вскоре после их свадьбы, она даже побывала на официальном приеме, куда ее взял с собой Виктор! Там подавали шампанское и всякие деликатесы, а также было много солидных людей. И все они обращались к ее мужу по имени-отчеству. Значит, он был им ровня! Виктор же степенно представлял молодую жену своим знакомым. Пожимая руки тут и там, Наденька с мужем плавно перемещались по залу Ах, как это было приятно! Ей хотелось, чтобы этот вечер никогда не кончался. И тут, в довершение этого благолепия, в шуме голосов она краем уха услышала кем-то оброненную фразу: «Непотопляем, просто непотопляем!». Относилась ли эта ремарка действительно к ее мужу или к кому-то совсем постороннему, сказать с уверенностью теперь нельзя, но Наденька по каким-то одной ей известным причинам заключила, что речь, вне всякого сомнения, шла именно о ее Викторе.
Когда она познакомилась с Виктором, стояли чудные дни поздней весны. Наденьке только исполнилось двадцать пять, и она уже год работала в турагенстве. Надо было как-то зарабатывать на жизнь! Но с неоконченным высшим устроиться на более высокую зарплату очень трудно. А тут еще малолетняя дочь Даша на руках. Выкраивая последнюю копейку, родители Наденьки порой подбрасывали ей немного денег, но их переводов из далекого маленького городка хватало только на аренду квартиры – крошечной клетушки на окраине столицы.
И тут появился Витя – обстоятельный, очки в дорогой оправе, облаченный в сногсшибательный костюм, на шикарной машине и всегда при деньгах. Настоящий джентльмен, он никогда не «забывал» свое портмоне в другом пиджаке, как это делали некоторые ее сослуживцы, когда наступало время пригласить девушку на ужин. Ах, а как Витя красиво ухаживал! При каждой встрече – цветы, рестораны! Перед его обаянием нельзя было устоять. А какие слова ей говорил. Заверял, что она самая прекрасная на свете, что будет на руках носить.
Так они встречались целый год. Но Витя все никак не мог решиться на развод со своей старой женой, которой тогда уже перевалило за тридцать пять. Тогда Наденька забеспокоилась, и, может быть, единственный раз в жизни даже усомнилась в своих чарах. Вообще-то уверенность в своей неотразимости пришла к ней сама собой еще в юные годы и с тех пор никогда уже не покидала ее. Роста улыбчивая Наденька была немного выше среднего, хрупкого телосложения, с темными озорными глазами и короткой стрижкой.
Какие бы напасти ее ни постигали, Наденька всегда была полна оптимизма и свято верила в то, что удача когда-нибудь обязательно улыбнется ей. Эта ее уверенность передавалась окружающим. Наденька была девушка легкая в общении и хорошо воспитанная.
Она никогда и ни к кому не питала недобрых чувств. Ну или почти ни к кому. Вот разве что к бывшей жене Вити. Но как это можно не понять? И пусть злые языки судачат, что она для достижения своей цели прибегала к помощи каких-то там приворотов или тайных ритуалов. Можно ли этому верить, зная, что Наденька всегда оставалась очень набожной? Просто ей очень хотелось, чтобы у нее в жизни «все, все, все получилось». А под этим она прежде всего понимала обеспеченного, доброго и красивого мужа. Да, Витя был чуть младше ее отца. Что с того! Зато он был галантен и эрудирован. Даже его седина добавляла ему солидности, которой у него было хоть отбавляй. А стоило Вите заговорить, Наденьке тут же начинало казаться, что нет ничего на свете, чего не знал бы ее избранник. Ей было с ним всегда так интересно! В компании он мог без труда поддержать любую тему разговора, будь то имена композиторов классической музыки или книги современных авторов, путешествия в далекие страны или тайны мироздания. От Вити Наденька почерпнула так много нового! Для нее всегда оставалось загадкой, откуда, как и когда он успел все это узнать? Порой она спрашивала его об этом. Виктор же отшучивался или пояснял, что среднему человеку отпущено очень много времени, даже с избытком, так что, если не лежать часами на диване, то все можно успеть.
Но главным для Нади было все-таки то, что Витя стал ее добрым волшебником, который взял, да и воплотил ее заветную мечту в жизнь. Мечта же эта появилась у нее еще в детстве. Надя даже точно помнила, как и когда это произошло. Они с подругой, ученицы младших классов, возвращались из школы домой. Навстречу им попались две женщины. Они несли тяжелые авоськи с продуктами, в ручки которых их натруженные руки вцепились так, словно это была завоеванная в тяжелом бою добыча. На их грубоватых, не по возрасту морщинистых лицах читалось многолетнее раздражение. Обе были довольно полные и показались Наде очень неприятными. Женщины шли усталой развалистой походкой, и когда Наденька поравнялась с ними, то до ее слуха донеслось, как одна с горькой досадой и жгучей завистью говорила другой:
– И ты представляешь себе, их жены, не то, что мы, они не работают?! Во как! Во, какие у них мужики! Прикинь!
– Я-то прикидываю! Да только откуда ж таких мужиков-то взять? – недовольно буркнула другая.
Обдав Наденьку тяжелым запахом пота, женщины удалились, а сознание девочки пронзила мысль: для того, чтобы не превратиться вот в такую же усталую, замученную женщину, необходимо не работать! А для этого, по мнению Наденьки, требовалось не так уж много – просто удачно выйти замуж.
Но первый муж Нади, к ее большому разочарованию, не предоставил ей такой возможности. Да и вообще, этот тип быстро, буквально через несколько месяцев после рождения их дочери, куда-то исчез.
Зато с Витей все получилось именно так, как ей хотелось. Витя еще до развода с женой купил добротную квартиру, осуществил там дизайнерский ремонт, свил, можно сказать, семейное гнездышко. Туда он как-то вечером буквально внес Надю на руках. А уже чуть позже урегулировал все необходимые формальности своего бракоразводного процесса. Ну и, понятное дело, он никак не возражал, чтобы Наденька навсегда, как ей тогда казалось, оставила свою изнурительную и бестолковую работу Мысль о том, чтобы подыскать себе какое-нибудь другое, более интересное занятие или овладеть какими бы то ни было практическими навыками, позволяющими самостоятельно зарабатывать себе на хлеб насущный, с тех пор никогда не посещала ее беззаботную голову.
Ах, что за жизнь у нее началась! Сказка, да и только! Прежде всего, у ее Дашеньки появилась няня. А потом, когда Даша немного подросла, и по дороге на работу Витя сам стал забрасывать ее в школу – он же все равно на машине, – у Нади отпала неприятная необходимость утомлять себя ранними вставаниями. С тех пор Надя просыпалось часам к десяти. Затем, не торопясь, пила кофе со сливками и с клубникой. Далее могла посмотреть телевизор или почитать модный глянцевый журнал – узнать, как там обстоят дела у мировых знаменитостей: кто из них развелся, кто женился, кто приобрел самую дорогую в мире яхту, кто купил необыкновенно роскошную виллу, какой ни у кого больше нет, а кто усыновил дюжину беспризорных детей с чернокожего континента. У Нади появилась домработница, потом она ее уволила и пришла другая, которая не избежала судьбы первой. Потом были третья и четвертая… Они часто сменяли друг друга. Их достоинства и недостатки – кто-то из них подворовывал, кто-то плохо гладил или портил вещи, а одна так вообще заявила, что ей необходимо время от времени лежать на полу в гостиной, – являлись неиссякаемым источником для долгих оживленных дискуссий с новыми подругами, которые могли позволить себе иметь прислугу.
Постепенно перед Наденькой стал раскрываться необъятный мир престижных брендов – будь то украшения, одежда или домашняя утварь, – в который она радостно устремилась всем своим доверчивым детским существом. А любой мир – что слоеный пирог, и каждый слой тоже со своей иерархией. И для каждого уровня достатка обязательно находятся свои бренды, эти знаки отличия, при помощи которых люди с завидным постоянством демонстрируют друг другу свое превосходство.
Как и большинство людей, Наденьку не интересовали вещи, для нее совершенно недоступные, как, например, виллы, дорогие яхты или крупные бриллианты. И, соответственно, их отсутствие не вызывало у нее страданий. Зато она очень хорошо разбиралась в более доступных для нее предметах – марках одежды, посуды и, конечно же, телефонов, к приобретению которых всячески стремилась. И частые беседы на эту тему с более обеспеченными подругами подогревали эту пламенную страсть.
При этом Наденьке, не в пример многим ее изнывающим от безделья новым подругам, никогда не бывало скучно. Возможно, в том числе благодаря этой ее особенности веселый, легкий нрав ее с годами не иссякал. Вечером она встречала мужа с неизменной ласковой улыбкой на лице. В компании друзей все ее естество всегда излучало доброжелательность.
Несмотря на то, что Надя производила впечатление довольно энергичной женщины, все дела, за которые ей доводилось браться, а такие, разумеется, все-таки находились – привезти из школы домой Дашу, отвести ее к репетитору, что-то приготовить на ужин, хотя Витя часто и с удовольствием великолепно готовил сам, – быстро утомляли ее. Наденька часто жаловалась мужу на усталость, тем самым все больше и больше вовлекая своего ненаглядного в домашние дела. Да он, впрочем, не особенно противился и с готовностью исполнял хозяйственные поручения молодой жены. И все-то у Наденьки шло своим чередом.
Но вот, по прошествии года с того неприятного разговора на берегу Эгейского моря, над Наденькиной чудесной, хорошо налаженной жизнью стали сгущаться тяжелые тучи.
Поначалу Витя за ненадобностью перестал с утра надевать костюм с галстуком и взял довольно дурацкую привычку все дни просиживать дома. Одновременно испарилась его служебная машина с водителем. Но это было бы еще полбеды. Сами по себе эти тревожные симптомы не могли бы поколебать великой уверенности Наденьки ни в ее Вите, ни в своем завтрашнем дне. Ну, перестал человек ходить на работу. Что с того? Муж одной ее состоятельной подруги давно не работал, и они месяцами пропадали на своей вилле в Черногории. Витя никогда не посвящал жену в деловые вопросы. Надя не знала и никогда не интересовалась уровнем их реального достатка, то есть, сколько зарабатывает ее муж ежегодно, сколько они тратят, и существуют ли у них сбережения, а если да, то какие.
Однако далее ситуация стала самым драматическим образом усугубляться. В один прекрасный день Витя совершенно неожиданно отказался покупать Дашеньке телефон «Вертю» взамен ею утерянного. Наденька очень тактично попыталась вступиться за дочь, объяснить мужу, что Дашенька, да и их семья в целом, должны соответствовать сложившемуся окружению и, в частности, той школе, в которую они определили свое чадо. А там, как это понимала Надя, все с телефонами «Вертю» только и ходят. Ведь это было так очевидно!
К ее разочарованию, всегда податливый к ее просьбам Витя с раздражением заметил, что с его точки зрения подобные траты в настоящий момент будут для них чрезмерны. И также зачем-то упомянул, что сам он всегда пользовался довольно недорогим телефоном, который, как минимум, в два раза дешевле, чем у Даши.
Откровенно говоря, Надя никогда не одобряла непритязательный вкус своего мужа, и не только в отношении пресловутого телефона. Она давно уже испытывала неловкость перед своими подругами за свою микролитражку, которая когда-то ее так радовала. Эти мысли Наденька тут же постаралась в мягкой форме донести и до Вити. Что, однако, вызвало у него еще большее неудовольствие. Ее муж забурчал, что многие вообще не имеют никаких автомобилей. А затем Витя сердито добавил совсем уж полную нелепицу: что если кому-то не по душе те телефоны, которые он покупает, то есть неплохой выход: заработать самим на то, что нравится. Надя в удивлении воззрилась на своего распоясавшегося мужа. Неужели он полагал, что ей или шестнадцатилетней Даше – это даже было страшно себе представить – надо пойти на работу?
«Нет, этого, конечно же, не могло быть. Это у него, наверное, сгоряча вылетело. Ну, не ходит ее Витя временно на службу. Что ж с того? Не следует же из этого факта, что на работу надо отправляться ей самой?!» – рассуждала Надя. Но тут же ей в голову полезли разные неприятные мысли о том, что они стали до неприличия редко посещать рестораны, и о том, что когда Витя заказывал билеты в театр, то непременно брал недорогие неудобные места. Кроме того, вместо Греции или Испании они в этом году планировали ехать отдыхать в Турцию, и всего на неделю, а не, как обычно, на месяц!
А вскоре произошел еще один неприятнейший эпизод. Наденька, как всегда, сидела в кафе с подругами. И когда настало время расплатиться по счетам, все, как водится, небрежно побросали на стол свои пластиковые карты – каждый за себя. Ах, какой это красивый жест! Наденька знала, что ей он особенно хорошо удавался. Вскоре вернулся официант и с каменным выражением лица объявил, что у Нади на счете нет средств! Одной из ее подруг пришлось расплачиваться за Надю. Как это было некрасиво и как стыдно! Эта самая подруга тут же не преминула небрежно заметить, что Наденька, видно, прогадала с мужем и что такая красавица, как она, вне всяких сомнений, могла бы себе найти кого-нибудь помоложе, да и при деньгах. Какое неприятное замечание. Но что ей было ответить? У Надиных подруг мужья были сплошь обеспеченные и молодые, в смысле, лишь слегка старше своих спутниц. Наде ничего не оставалось, как улыбнуться и постараться все свести к шутке. Но сам факт был чудовищен!
Уже сидя в машине одна, чувствительная Наденька взволнованно позвонила мужу и недовольно справилась, чем было вызвано столь досадное недоразуменье. Но Витя монотонно сообщил, что он, оказывается, недавно предупреждал ее о сокращении доступного ежемесячного остатка на дебитовой карте. И как это она могла пропустить такое мимо ушей? Но самое важное заключалось не в этом, а в том, что теперь получалось, что это не было недоразумение. И, следовательно, она не сможет, как раньше, встречаться с подругами когда захочет. Ведь виделись они обычно именно в модных кафе или ресторанах. Предложи им другое – прогуляться, например, – и они сразу поймут, в чем тут дело. Выходило сплошное несоответствие и стыд! Вот что теперь выходило.
Происходящие перемены очень расстраивали Надю. И постепенно ее начал терзать один вопрос: как долго такое будет продолжаться? Поразмыслив немного, она пришла к заключению, что, по всей видимости, эта ситуация будет неизменной, а может быть – об этом ей даже думать не хотелось, – станет еще хуже, до тех пор, пока Витя не выйдет на работу.
Тогда Надя стала донимать мужа, когда же он, наконец, опять начнет работать, и всячески доказывать ему необходимость скорейшего осуществления данного шага. Однако, несмотря на проявление несвойственной ей большой настойчивости, вразумительного ответа ей получить так и не удалось. Шли месяцы, а Витя целые дни проводил дома. Похоже, пророческие слова его приятеля, оброненные на греческом побережье, несмотря на всю кажущуюся тогда их абсурдность, начинали сбываться.
Надя все более критично стала присматриваться к мужу и вскоре, к своему крайнему неудовольствию, пришла к заключению, что, в отличие от нее, тот не очень-то переживал. Однажды, в состоянии подпития, в компании своих хороших друзей Витя расслабился и разоткровенничался: «Да, видно, ушел я на пенсию, ребята. Пусть рановато. Но что делать? На скромную жизнь хватит».
«То есть как это – ушел на пенсию? Что это он имел в виду, спрашивается? Ему ведь до пенсионного возраста еще несколько лет. Да и какое это вообще имеет значение, когда ему надо кормить семью? Скажите на милость, «на скромную жизнь хватит»! Он только себя в виду имеет, что ли?» – не в силах заснуть от расстройства, той же ночью думала Наденька. Ей-то уж точно не хватало. Не такое будущее она себе рисовала, когда выходила замуж за Виктора. И в сорок лет она совсем не собиралась себя хоронить.
Виктор же не слишком утруждал себя поиском работы. Иногда, под нараставшим день ото дня напором жены, он мог безрезультатно позвонить куда-нибудь, но не более. О том, что его возможности могли быть исчерпаны, Наденька как-то не думала. Просто с этим всем надо было срочно что-то делать. Но время шло, а перемен к лучшему не наступало.
Как-то раз в большом торговом центре неподалеку от дома, где Наденька любила побродить на досуге, ее окликнули по имени. Обернувшись, Надя увидела высокую, со вкусом одетую женщину, в которой без труда узнала бывшую коллегу по работе в турагенстве Оксану.
Когда-то они могли бы стать подругами, но Надя не терпела рядом с собой красивых женщин. В присутствии грациозной Оксаны шансы Наденьки на успех стремились к нулю. В то время у Нади не было сомнений, что ее коллегу ожидает блестящее замужество и вытекающее из него безоблачное будущее.
Теперь делить им было нечего. Бывшие коллеги обрадовались друг другу, обнялись, расцеловались и тут же устроились в маленькой забегаловке, чтобы за чашкой кофе поговорить по душам. Первой начала словоохотливая Надя:
– Какие у тебя сапоги модные! Какая это фирма?
– Да так, ерунда. Они не из натуральной кожи, кстати, – безразлично махнула рукой Оксана и назвала малоизвестную фирму.
– Да что ты, неужели не из натуральной? Ну, ты тогда об этом никому не говори… – понизила голос Надя, как если бы то, что она только что услышала, было неприлично.
– Бог с ними, расскажи лучше, как живешь. Ты по-прежнему за Витей замужем?
– Да, конечно.
– Здорово! Молодец! Сохранила семью.
– Молодец-то молодец, но… – и Надя немного потупилась.
– А что? Случилось что-то? Он у тебя такой обстоятельный был.
– Обстоятельный. Это верно. Ты знаешь, все шло просто чудесно, даже сказочно. Нет, конечно, мы не были олигархами, ты не подумай. Но добротная квартира – сто метров квадратных, у меня своя, пусть и маленькая, машина, я сама за рулем, рестораны, отдых за границей, а главное, не надо работать! И все есть. А потом, несколько лет назад, представляешь, Витя потерял работу. И теперь у нас, понимаешь, пока трудный период в жизни, то есть с деньгами плохо стало. Временно, конечно, но знаешь, очень неприятно…
– А сколько твоему Вите лет? – поинтересовалась Оксана.
Деликатной Наде вопрос Оксаны показался немного прямолинейным. Она в смущении сморгнула, но все же ответила, как есть:
– Пятьдесят семь.
– А почему ты тогда думаешь, что это временно?
– Как почему? Ну, должен же он снова работу найти?! – искренне удивилась Наденька.
– Почему ты так в этом уверена? Думаешь, на такие должности, как у него, желающих мало – молодых да шустрых?
– Ну а как же иначе? И при чем тут другие? Он же такой обстоятельный! Другие ему не ровня! Он же умница, он же всю жизнь был очень, очень большим начальником, он… – Наденька запнулась, не зная, какие еще аргументы привести, а потом выпалила: – А потом, потом, он же мне просто обещал, что я не буду работать, что я буду всегда как сыр в масле кататься! Понимаешь?
Но Оксане, судя по всему, приведенные доводы не показались убедительными. И чуткая Наденька этого не могла не заметить. От этого ей только еще больше захотелось убедить Оксану в своей правоте, но никаких дополнительных аргументов у нее не нашлось, и потому она просто жалобно посетовала на свою судьбу:
– Понимаешь, все теперь пошло кувырком. Я теперь даже с подружками не могу встречаться.
– А это еще почему? – удивилась Оксана.
– У них другой материальный уровень. Несоответствие получается. Они все время в модных кафе проводят, а я с ними не могу. Денег нет. Они мне несколько раз прямо так и говорили уже, что я не за того, видно, замуж вышла. Что нашла себе какого-то старикашку без денег. Говорят, что я могла бы гораздо интереснее себе пару найти. Нет, я, конечно, Витю очень всегда любила… Но теперь, когда он сидит дома, ждет пенсии, я даже задумываться начала. Я ведь, действительно, ему свою молодость подарила! Правильно подруги говорят. А что же он? Нет, я, конечно, и сейчас в отличной форме. Куда не приду, на меня все женщины с ненавистью смотрят, как будто мне их мужья нужны! Как будто я в поиске! Но раныие-то, раньше такие большие возможности у меня были, а что из этого всего вышло… – и Надя грустно замолчала.
– Ты знаешь, – сказала Оксана, – я вот тебя слушаю, и мне твоя жизнь сказкой кажется. Я, прежде всего, имею в виду те, сколько там, пятнадцать или семнадцать сытых лет, что ты за Витей замужем прожила. Я бы с радостью с тобой прямо сейчас поменялась, если бы время назад вернуть можно было бы, конечно. А я, вон, несмотря на всю свою красоту, вместо этого как лошадь рабочая пропахала в этом агентстве еще лет семь, параллельно в институте на вечернем училась – сама понимаешь, насколько это непросто далось. Потом в страховую компанию устроилась, там пахала экономистом лет пять, недавно только меня начальником отдела сделали, и снова вкалываю, как ишак. Не бог весть что, конечно, но все же.
– Ну, а на личном фронте как?
– Бывали, понятно, любовники. Но все куда-то испарились. Кого я сама прогнала – те, кто веселые, но без денег, а кто сам исчез. Нет, попадались, конечно, солидные ребята, но все почему-то женатые. С одним роман до настоящего времени так и тянется. Ну, дарит он подарки кое-какие мне, ну, иногда за границу с собой берет, тайком от жены. А так, откровенно говоря, морока одна, да и только. Квартиру я себе малюсенькую с трудом купила, ипотека на мне висит до сих пор. А у тебя, вон, сто метров квадратных, как с куста. А подругам твоим повезло просто, ну, чуть больше, чем тебе. А могло бы быть совсем иначе. И у тебя тоже, без обид, Надя, скажу, могло бы все сложиться совсем иначе, не подвернись тебе Виктор тогда. И молодость твоя прошла бы, как моя. И никому бы ты ее не пристроила. Другие девчонки, что с нами вместе работали, совсем незавидной судьбы ведь все оказались. Так что не слушай ты подруг своих. Дуры они чванливые. А радуйся тому, что имеешь. У тебя и сейчас все совсем неплохо, на мой взгляд.
– Ну да, я понимаю. Наверное, надо просто это трудное время пережить, – вздохнула Наденька, сворачивая на старую колею.
– Да с чего ты взяла, что это временно?
– Ну я же тебе объясняла. Денег не хватает. Несоответствие и все такое. А Витя мне обещал… Поэтому, конечно же, так не может вечно продолжаться. А потом, что же мне теперь, на работу самой идти, что ли?
– Ну, пойди, а почему нет…
– Да ты что?! – в удивлении воззрилась на Оксану Надя.
– А что тут такого?
– Ну я не знаю! А потом, куда же я пойду без диплома? Три копейки получать!
– А ты что, так институт за эти годы не окончила, что ли? У тебя же времени вагон был, – еще больше удивилась практичная Оксана.
– Да нет, не окончила, я, знаешь, как-то не думала об этом… – рассеянно ответила Надя. Ей хотелось поддержки или хотя бы сочувствия, а вместо этого она слышала вопросы сродни неприятным советам, которые никак не вязались с ее представлениями о жизни и только больше бередили душевные раны. К тому же, никакой особенной потребности в высшем образовании она никогда не ощущала. И Надя перевела разговор на другую тему:
– Слушай, расскажи лучше о себе!
– Дочка у меня пятнадцати лет. Муж сбежал через год, как она родилась. Сейчас вот ума не приложу, куда и как ее в институт пристраивать! А приличный институт теперь таких денег стоит! А у тебя?
– Ну, у меня Даша! Семнадцать лет. Красавица! Во всем фирменном ходит! Вот только вчера на фотосессию ездила. Одна подруга моя за это заплатила – сами мы себе этого позволить не можем сейчас. И, представляешь, из-за всех этих катаклизмов Дашу, такую красавицу, пришлось год назад в другую школу перевести, попроще, в общем! А то там все такие расфуфыренные ходят, а мы временно не можем этого себе позволить. Я планировала ей машину на восемнадцать лет купить. На курсы вождения устроила. Но теперь, боюсь, из этого ничего не получится. Но ты не подумай, как только у Вити будут деньги, мы обязательно ей машину купим. В Москве по-другому как? Ты ведь знаешь… – увлеченно тараторила Надя.
– А в какой институт вы ее устраиваете? – перебила несколько уязвленная Оксана, в планы которой отнюдь не входила покупка автомобиля для собственной дочери и которая из лично опыта знала, что в Москве вполне можно совсем по-другому.
– В институт? – рассеяно переспросила Надя, которая не смогла быстро переключиться с одной темы на другую.
– Ну да, в какой институт?
– Пока не знаю.
– Но ей же поступать вот-вот.
– Я думаю, Витя все устроит, – ответила Надя. И Оксана решила, что образование дочери не является для ее старой знакомой первостепенным.
Наденька отчетливо помнила, что Витя ей это тоже как-то обещал. А каким образом он это все исполнит, она не задумывалась.
Предметом же ее настоящей тревоги было то, что Витя никак не соглашался осуществить ее мечту: подарить ей маленький «мерседесик». Да и вообще, ее некогда такой щедрый муж теперь взял странную манеру отвечать ей, что ему, видите ли, не совсем понятно, на что они будут жить дальше при таких тратах. Такое было обидно слышать. «Уж не разлюбил ли ты меня» – справлялась она в подобных ситуациях. Виктора же этот вопрос только больше сердил. Как-то раз он даже ответил ей довольно грубо: «Я тебе про Фому, а ты мне про Ерему. Я тебе говорю, денег надо меньше тратить, а ты мне…» – и махнул рукой. У деликатной Наденьки, не привыкшей к такому обращению, даже слезы на глазах навернулись.
Как многим людям, добровольно находящимся на иждивении, Наденьке всегда казалось, что ей что-то недодают, что от нее что-то несправедливо утаивают, что надо просто хорошенько попросить, и все-то непременно появится.
И вот, после долгих уговоров, упреков и слез, Наденьке все же удалось убедить Витю раскошелиться на желтенький автомобиль с заветной эмблемой на капоте.
Но если бы кто-нибудь спросил, зачем он пошел на этот шаг, Витя вряд ли смог бы дать однозначный ответ. Ставя свою подпись под банковским переводом в оплату проклятого автомобиля, трезво мыслящий Витя прекрасно понимал всю несоразмерность, если не сказать нелепость данной покупки для их семейного бюджета. При таких тратах его накопления неминуемо должны были иссякнуть уже через несколько лет. Но донести до жены эту простую истину не было никакой возможности. Надя почему-то всегда переводила конкретный разговор о деньгах в принципиально другую, какую-то размытую плоскость, не имевшую прямого отношения к экономии. В частности, надув губы, спрашивала, почему именно сегодня у мужа такое плохое настроение. Как будто хорошее настроение могло прибавить денег в кармане! Или же, с нотками отчаяния в голосе, произносила хорошо отрепетированную фразу «Если бы Даша была тебе родной дочерью, ты бы вел себя совсем по-другому!». Во всех-то ее встречных, совершенно не относящихся к теме замечаниях легко читался скрытый упрек. При этом Наденька, как и прежде, как будто ничего не изменилось, продолжала возносить своего мужа на воображаемый пьедестал почета, постоянно упоминала о его больших заслугах и о том, какой он крупный руководитель. От подобных речей у Виктора Владимировича оставалось неприятное чувство, словно кто-то назойливо пытался примерить тяжелый хомут на его старую шею.
Парадоксально, но пик карьеры Виктора пришелся именно на момент его знакомства с Наденькой. С тех пор он только неуклонно соскальзывал вниз.
Виктор Владимирович никогда не занимал особенно высоких постов, равно как не было у него и из ряда вон выходящих достижений. Хотя работа его в целом была хорошо оплачиваемой, ему так и не довелось заработать столько, чтобы почувствовать себя по-настоящему экономически независимым или хотя бы получить возможность не ходить на службу вовсе. Лишь природная бережливость позволила Виктору подготовить хоть какой-то задел на черный день.
Оглядываясь назад, Виктор Владимирович признавал, что он сам в немалой степени создал, а потом и поддерживал в глазах Наденьки свой образ человека с большой буквы, которому не страшны никакие невзгоды. Так было проще произвести впечатление на свою молодую избранницу. К тому же это было совсем не сложно. Наденька сама с готовностью наделяла его этой ролью.
Зачем же, спрашивается, отказываться от того что само плывет в руки? И что же тут, спрашивается, такого? Разве только он один был в этом грешен? Разве не свойственно человеку желание порой подать себя окружающим в чуть лучшем свете, чем на самом деле?
«А в довершение всего, – размышлял склонный к отвлеченным построениям Виктор Владимирович, – что такое соответствие или несоответствие чьего-либо образа реальности»? При ближайшем рассмотрении понятие это, как и многие другие, было относительно. Все зависело от того, чьими глазами посмотреть на вопрос. Если подойти с позиции тех, кто достиг больших вершин, то да, тут получался какой-то обман. Однако ж с того невысокого бугорка, на котором проистекала жизнь Наденьки, достижения ее мужа действительно представлялись значительными. И был ли смысл в том, чтобы лишать ее иллюзий, которые доставляли ей такое удовольствие и повышали ее социальный статус? По крайней мере, стоило ли это делать раньше времени, которое, между прочим, могло так никогда и не наступить?»
Но теперь некогда притягательный образ собственного величия превратился в непосильную ношу, которую Виктор Владимирович с радостью бы сбросил с плеч. Но не тут-то было!
«Сбросить? Допустим… Но не станет ли это актом саморазрушения? Ведь все мы, в некотором смысле, лишь примеряем разные роли, в которые окружающие с готовностью верят», – рассуждал Виктор Владимирович.
Каковы же будут последствия смены маски? Как после этого изменится отношение к нему членов его семьи? До недавнего времени у себя дома он пользовался непререкаемым авторитетом, где его слово воспринималось как истина в последней инстанции. И это было, что там говорить, очень приятно и удобно – ни тебе споров, ни утомительных обсуждений, как это нередко бывает в других семьях. Но что будет потом? Не получится ли так, что вместо лаврового ему на голову наденут венок терновый? Между тем уже сейчас Наденька взяла неприятную манеру спорить о необходимости тех или иных его расходов, да и вообще становилась день ото дня все более раздражительной по всяким пустякам, чего за ней никогда прежде не водилось. А некогда тихая послушная девочка Даша все чаще поддакивает своей матери! Того и гляди у нее появится собственное мнение. И тогда – пошло-поехало, только держись! Взаимные упреки и скандалы станут нормой. И конец спокойной жизни.
Однако суровая действительность помимо его воли неумолимо вносила свои коррективы, и Виктор Владимирович вынужден был мягко сокращать их ежемесячные траты, отчего обстановка дома все более накалялась.
Но однажды, во время одной из долгих одиноких прогулок по парку, которые вошли у него в привычку, пытаясь объективно посмотреть на вещи – а Виктор Владимирович полагал, что он, не в пример другим, на это вполне способен, – он пришел к парадоксальному выводу, что в какой-то мере Наденька, возможно, была права. И пусть он в поисках работы еще несколько лет назад прилежно обзвонил всех своих прежних знакомых, которые могли ему как-то быть полезны – до некоторых, кстати, он так и не дал себе труда дозвониться, – все эти действия не могли изменить главного обстоятельства, которое заключалось в том, что Виктор Владимирович устал. И устал уже довольно давно.
Ему надоело однообразие его будней, его коробило от перспективы ежедневного присутствия на утомительной работе. И во имя чего, спрашивается, надлежало туда ходить? Чтобы заработать на хлеб насущный?
Но Виктор Владимирович располагал некоторыми сбережениями, которых, по его подсчетам, при очень скромной жизни должно было хватить, чтобы скоротать отпущенный ему срок. Как сказал поэт, Виктор Владимирович «скупее стал в желаньях», и потому отказ от многих развлечений не сильно его беспокоил.
А что до всего остального, то квартира у него была в собственности. Она, правда, не была элитной, что его когда-то несколько смущало. Теперь же, ввиду незначительных затрат на ее содержание, он был этому только рад. У него не было долгов. И ко всему прочему, не за горами было то время, когда ему должны были начать выплачивать пенсию.
Виктор Владимирович по натуре был довольно скромен и в меру любознателен. Еще до встречи с Надей по долгу службы он объехал полмира и теперь был готов довольствоваться редкими поездками на недорогие курорты. Тогда как его Наденьке, мало где побывавшей, напротив, безумно хотелось новых впечатлений. А главное, отдых по первому разряду для нее был вопросом престижа и неизменной темой последующих обсуждений с подругами.
Где-то в мире существовали многочисленные дорогостоящие увлечения и хобби, на которые некоторые его удачливые знакомые тратили большие деньги и с которыми, если судить по их словам, они нипочем не могли бы расстаться. Так, некоторые с замиранием сердца говорили об элитарном парусном спорте, другие увлекались мужественным хоккеем или престижным гольфом, третьи, рискуя свернуть себе шею, зачем-то карабкались на горные вершины, управляли самолетами или прыгали в бездну с парашютом, четвертые, в потугах что-то доказать себе и другим, ныряли на немыслимые глубины с аквалангом. Зачем они все это делали? Виктор Владимирович не понимал. Для не склонного к риску и неспортивного Виктора Владимировича все это были лишь неоправданные излишества и пустое бахвальство. У него никогда не возникало нужды себе самому что-либо доказывать. Равно, как не было ему особенного дела и до мнения других, чего никак нельзя было сказать о Наденьке, обладательнице легко ранимой души, чуткой к замечаниям посторонних. Ей совершенно необходимо было знать, что окружающие думают про нее одно лишь хорошее.
Виктор Владимирович был также всегда далек от обуревавшей иных страсти к дорогим автомобилям. И когда настала пора распрощаться со служебной машиной, он в целях экономии с хорошей скидкой выкупил в личное пользование свой бывший скромный корпоративный седан, поизносившийся за долгие годы эксплуатации. Более того, он запросто мог бы обойтись и без машины вовсе. Ему никогда не была понятна радость личного вождения автомобиля. Он не видел ничего притягательного в бессмысленном вращении руля и утомительном переключении разных кнопок. И уже несколько лет, как Виктор Владимирович запросто пользовался услугами общественного транспорта и не усматривал в этом ничего предосудительного.
А вот его Наденька пребывала в уверенности, что ездить на общественном транспорте небезопасно и даже постыдно. Это же чувство она внушила и своей дочери, которая, несмотря на робкие доводы отчима, выросла избалованной девушкой. И для юной Даши, как и для ее матери, способ передвижения по городу был также вопросом соответствия. Ведь двух ее лучших подруг везде возили на машине с водителем. Почему юная Даша из многих других выбрала себе в подруги именно этих девочек, оставалось для Виктора Владимировича загадкой. Но с некоторых пор, куда бы она ни отправлялась, Витя или Надя непременно должны были сопровождать Дашу на машине в качестве водителя.
В молодости, когда ему было многое интересно, и Виктор Владимирович не сомневался в целесообразности того, чем занимается, все ему давалось довольно легко. Без излишних раздумий он с подкупающей руководство готовностью брался за то, что ему поручали. И быстро осваивал новые участки работы. Год от года перед ним открывались все новые перспективы. Работа порой захватывала его. Не забывал Виктор Владимирович уделять должное внимание и человеческим отношениям. А как без них? Он непринужденно устанавливал новые и поддерживал уже существующие деловые контакты. Ему не составляло большого труда – хотя, откровенно говоря, он никогда и не испытывал от этого чрезмерного восторга – своевременно поздравить полезного человека с днем рождения или провести нужное количество часов в приемной старшего по должности.
Но с некоторых пор все это стало Виктора Владимировича тяготить. Он стал впадать в неуместные для той среды, в которой находился, раздумья о том, стоят ли его вполне осязаемые усилия в настоящем призрачных достижений в неопределенном будущем. И все чаще ему казалось, не стоят. Особенно теперь, когда, скептически глядя на вещи, он полагал, что, сколько в его возрасте ни работай, а миллионов все равно не заработаешь и ничего-то принципиального нового для себя не откроешь.
С годами сама профессия изрядно ему наскучила. А контакты с людьми стали требовать от него все большего душевного напряжения. Одновременно на него стали накатывать частые приступы усталости и ощущения бессмысленности происходящего. И это относилось не только к его работе.
Сколько ни искал, Виктор Владимирович никогда не мог найти для себя смысла жизни, которая в его понимании была нелепой суетой, бесконечным движением в непонятном направлении, случайным участником которого он являлся.
Доводилось ли ему иметь какие-нибудь индивидуальные цели, к которым стоило бы стремиться? Да, конечно, время от времени они появлялись, особенно в молодости. Вот только перечислять их было бы совершенно ни к чему, так как цели эти, как он теперь прекрасно осознавал, подобно стремлениям многих миллионов, не были оригинальны, хотя в то время представлялись их владельцу очень даже значительными и непохожими на стремления других. Постепенно часть поставленных задач была им достигнута, а часть просто перестала интересовать. Он не испытывал сожалений о чем-то несбывшемся.
Виктор Владимирович был согласен с Сартром, который утверждал, что априори человеческая жизнь бессмысленна и что каждый человек сам придает ей свой собственный смысл. И таких людей Виктор Владимирович знал.
«Но отчего у некоторых людей есть цель в жизни, а другие не могут ее найти, как ни стараются?» – размышлял Виктор Владимирович. С его точки зрения, ответ заключался в том, что цели в жизни находили люди, наделенные избытком энергии. Таким всегда необходимо было находиться в постоянном движении. Но, чтобы двигаться, разумному человеку нужно знать направление, понимать, к чему стремиться. И цели, задающие траекторию движения, естественно, находятся. Таким образом, первопричиной человеческих устремлений и целей являлся банальный избыток энергии.
В этих своих рассуждениях Виктор Владимирович, в качестве исключения, отдельно выделял натуры гениальные, которым была свойственна неудержимая внутренняя потребность творить несмотря ни на что. Но и эта потребность подразумевала наличие избытка все той же энергии.
Кроме того, почти все человеческие желания, по мнению Виктора Владимировича, так или иначе, сводились к производным побуждениям от двух основных инстинктов – самосохранения и продолжения рода. В любом случае, наличие желаний совершенно не оправдывало факта человеческого существования.
И присущая Виктору Владимировича тяга к поэзии, литературе, музыке, искусству отнюдь не подрывала этого его убеждения. Да, от созерцательного соприкосновения с этими проявлениями жизни он получал некоторое удовольствие, а в молодости даже неоднократно переживал катарсис. Но определение смысла бытия с позиции гедонистов, пусть и перенесенное в область духа или интеллекта, Виктор Владимирович никогда не разделял. Допустим, получает он удовольствие от того или иного созерцательного процесса, и что с того? На вопрос «Зачем все это нужно?» в отношении любого человеческого действия, в особенности, поставленный два-три раза кряду, он не находил ответа. Область искусства не была здесь исключением.
В бога он толком не верил, хотя и крестился уже в зрелом возрасте. Тогда многие по своей сути неверующие крестились в России. Но и к материалистам Виктор Владимирович себя отнести тоже не мог, так как не считал человека ни вершителем своей судьбы, ни венцом мироздания, и всегда предполагал наличие некой высшей силы или высшего разума, недоступных человеческому пониманию.
Виктор Владимирович вообще не был склонен переоценивать духовные проявления жизни. Он полагал, что физиология и, в частности, химические процессы, заложенные в человеке самой природой, если не диктуют поведение любого индивида, то уж, по крайней мере, играют тут одну из ключевых ролей. В частности, гормональная активность, в его понимании, для человека была сравнима с бензином для автомобиля. Как бы ни был совершенен автомобиль, без дозаправки он никуда не мог поехать. По этой аналогии именно гормоны запускали инстинктивные стремления человека жить и размножаться, равно, как и все их сложные, и на поверхностный взгляд совершенно самостоятельные, производные. И Виктор Владимирович исключением не являлся. Но теперь этот некогда могучий источник жизненной силы в нем неумолимо иссякал, унося с собой все желания, равно как и никчемное и бессмысленное стремление человека к вечному пребыванию в этом мире. Создатель и тут позаботился о своих подопечных, в конце пути избавив их от чрезмерных переживаний о ненужном.
В этой связи Виктор Владимирович не раз возвращался к своим детским воспоминаниям. Ребенком, глядя на старых людей, он думал, что те должны испытывать ужас от того, что им осталось мало жить, что они немощны и уже мало на что годны. Теперь же, оставив позади себя большую часть жизни, сам он никаких ярких эмоций вообще и тем более страха по поводу неизбежной кончины не испытывал. Напротив, его душевное состояние скорее можно было охарактеризовать как нарастающее безразличие.
Но вернемся к нашему повествованию, лет на десять назад, когда Виктор Владимирович стал все реже видеться со своим руководством, у которого именно для него теперь почему-то не находилось времени. Многие важные совещания также стали проходить в его отсутствие. И в какой-то момент Виктору Владимировичу стало понятно, что его мнение больше никого не интересует. Такое положение вещей не могло не вызвать у него внутреннего неприятия и даже протеста. Зачем же тогда ему было стараться? И Виктор Владимирович, уже давно и без того не отличавшийся чрезмерным рвением, вовсе стал работать спустя рукава. Поползли слухи о его нерадивости, о том, что ему пора на отдых. Он же, в отместку, с высоты своего опыта только ехидно посмеивался над другими, в частных беседах едко указывая на их ошибки и личные недостатки. Но среда, как водится, платит индивиду той же монетой. И пришла тоскливая пора понижений в должности, которую сменил этап поиска вакантных мест на стороне. Поначалу Виктору Владимировичу помогали старые связи, и он несколько раз умудрился поменять одну организацию на другую. Однако траектория этого движения шла по нисходящей линии, пока его не уволили окончательно и бесповоротно.
Размышляя на тему, отчего еще не старым человеком он остался не у дел – в то время, как некоторые были в состоянии найти себя и после семидесяти лет, – Виктор Владимирович с грустью пришел к философскому выводу, что жизнь любит не тех, кто, посмеиваясь над промахами других, лишь рассудительно наблюдает за всем со стороны, а других, кто, ошибаясь и рискуя, постоянно находится в непрекращающемся движении. Не зря некоторые полагают, что главное не продолжительность жизни, а ее насыщенность.
Постепенно он пришел к заключению, что его нынешний статус безработного во многом являлся результатом его личного выбора. Ведь это он сам, еще задолго до своего окончательного увольнения, перестал прилагать необходимые усилия к тому, чтобы оставаться на плаву. Это он сам, своим поведением, а по-другому он вести себя не хотел, исподволь провоцировал коллег на соответствующие ответные действия. А неблагоприятные обстоятельства, хотя они, безусловно, тоже присутствовали, отнюдь не являлись единственной причиной.
В целом Виктор Владимирович вполне отдавал себе отчет, что в сложившейся ситуации ему было проще сократить свои расходы и жить скромнее, чем изнурять себя нелепыми потугами догнать давно ушедший поезд, в котором его место занял кто-то другой.
Когда Виктор Владимирович смотрел на свой пройденный путь с точки зрения жизненных достижений, то к нему неизменно приходило ощущение некоторой законченности этого процесса.
Что касается потомства, то от второго по счету брака у него была взрослая дочь, Катя. Несмотря на раздельное проживание, Виктор Владимирович всегда оказывал ей моральную и материальную поддержку. Когда пришло время, помог поступить в престижный институт, а потом устроил на хорошую работу. Катя удачно вышла замуж. Они виделись обычно раз в неделю. У дочери была хорошо налаженная жизнь, и за нее не было поводов волноваться.
Что касается дома, то двум своим предыдущим женам совестливый Виктор Владимирович оставил по добротной квартире, а потом свил уже третье по счету семейное гнездышко.
В профессиональной деятельности у него тоже, вне всяких сомнений, накопились свои достижения.
Образно выражаясь, он посадил дерево, построил дом, вырастил потомство. Отсюда проистекало, что жизненный цикл его можно было считать завершенным. И если бы смерть внезапно настигла Виктора Владимировича, то он бы не возражал. Главное, чтобы она не оказалась мучительной. К несчастью, из его наблюдений следовало, что именно страдания в подавляющем большинстве случаев сопутствовали переходу в мир иной.
«Видно, так специально задумано Всевышним, – размышлял Виктор Владимирович, – чтобы у умников типа меня, которым все наскучило, было поменьше соблазна по своему разумению прекратить эту нудную пьесу, не дождавшись положенного им окончания третьего акта.»
Однако же Виктор Владимирович обладал довольно крепким здоровьем. Он был среднего роста, в меру упитан, и его также отличал здоровый цвет лица. Только зрение еще со школы подводило его, отчего его нос всегда украшали круглые очки в тонкой оправе. В общем, за исключением несчастного случая, который, как известно, не принято брать в расчет, ничто не предвещало его скорой кончины. Сам же он свою смерть не торопил, полагая, что она и без того в любом случае когда-нибудь наступит помимо его воли.
Виктору Владимировичу случалось досадовать на то, что человек не может знать, сколько ему еще отмерено. Этот вопрос для него имел не сакральный, а исключительно практический смысл. Ибо в зависимости от ответа на него он мог бы либо стать свободнее в тратах своих накоплений или же еще прижимистей, чем прежде. Ведь, несмотря на свою природную скромность, ему все же было, куда тратить деньги. Виктор Владимирович был сибаритом и любил хорошо поесть. Вкус его был безупречен. А какая же настоящая трапеза обойдется без доброго вина? И что за ужин без аперитива? И хотя посещения «мишленовских» ресторанов, разбросанных по всему свету, остались далеко в прошлом, кулинар от бога Виктор Владимирович, несмотря на стеснение в средствах, все же не мог отказать себе в приготовлении самых утонченных блюд, пусть и в домашних условиях. И в этой области мало кто мог с ним потягаться. Причем вкусовые предпочтения его не ограничивались какой-либо одной национальной кухней. Виктор Владимирович знал толк в приготовлении пищи как на французский, так и на итальянский манер, слыл знатоком китайского и японского кулинарного искусства, отдавал он должное и русским блюдам, запросто мог подать узбекский плов и многое другое. А пир без друзей, как известно, не пир.
Однако и от этих маленьких радостей, похоже, пора было отвыкать. С некоторых пор Наденька решила, что от друзей Виктора нет никакого прока, и ни к чему тратить на них деньги, которым она может найти гораздо лучшее применение. Об этом она ему как-то и объявила, для пущей убедительности, довольно эмоционально аргументировав свою точку зрения. А некогда царственный Виктор, лев по гороскопу, теперь лишь вяло махнул рукой и промолчал.
Стоит также отметить, что эрудированный Виктор Владимирович в прошлом не в шутку увлекался художественной литературой, захаживал в оперу и на балет, выкраивал время для посещения выставок изобразительного искусства, к некоторым течениям которого он был не равнодушен. В этой связи ему даже когда-то казалось, что он легко сможет заполнить этими увлечениями все свое свободное время на пенсии. Но странным образом с годами, когда он оказался не у дел, Виктор Владимирович охладел к художественной литературе – его стали мало интересовать чужие мысли. Некогда столь пленявшая классическая музыка все чаще оставляла его почти безучастным, как, впрочем, и опера с балетом. К тому же на подобные темы ему не с кем было поговорить. Его Наденька, отвадившая немногих друзей от их дома, сама не питала большой любви к высоким проявлениям искусства, и, за исключением редких походов в драматический театр, всегда находила повод отказаться от подобных приглашений мужа. Что до юной Даши, то она также не разделяла вкусовых пристрастий отчима. А Виктор Владимирович, в свою очередь, не понимал ее увлечений, которые он даже не мог охарактеризовать. Ему казалось, что девушка все время проводит в социальных сетях и на дискотеках. Общих тем для разговора с приемной дочерью не находилось.
Виктор Владимирович, как легко можно заметить, глядя на его жизненный путь, несмотря на то, что формально причислял себя к христианам, никогда не рассматривал свой брак как нечто незыблемое или вечное. Он всегда полагал, что если любовная лодка под тяжестью недопонимания и взаимного неудовольствия просела ниже определенной ватерлинии отношений, и волны взаимного раздражения начинают перехлестывать через борт, то не стоит бессмысленно пытаться спасать ветхое суденышко. А вместо этого лучше построить себе новый корабль. Собственно говоря, этим подходом Виктор Владимирович обычно и руководствовался в прошлом – развод, и с глаз долой.
Наденька же, надо отдать ей должное, каким-то женским чутьем понимала, что нельзя перегибать палку. Она чутко улавливала, когда нужно остановиться в своих претензиях, которые принимали все более ощутимые размеры. Со своей стороны Виктор Владимирович тоже осознавал, что годы его уже не те, и подыскать кого-нибудь еще для совместной жизни ему, скорее всего, будет совсем не просто. Оттого у себя дома он постепенно сдавал свои некогда крепкие позиции.
Однако жизненные силы все еще теплились в нем. И импозантный Виктор Владимирович каким-то образом умудрился свести шапочное знакомство с одной дамой среднего возраста, которая не была столь притязательна, как его Наденька. И пусть до настоящего романа дело пока не доходило, да Виктор Владимирович и не слишком к тому стремился, это знакомство придало ему дополнительную уверенность в своей правоте.
И вот в один из вечеров, когда у семейного очага разгорелась очередная неприятная дискуссия на тему, как лучше потратить деньги, Виктор Владимирович со всей строгостью заявил Наденьке, что ей следует либо начать жить по средствам, либо подыскать себе какую-нибудь работу.
Наденька попыталась по своему обыкновению перевести разговор в другую плоскость и жалобно забормотала о том, что он ее разлюбил. Когда это не подействовало, она ударилась в слезы. Но Виктор Владимирович был тверд как скала. Рыдая, но не сдаваясь, Наденька покинула поле боя и удалилась к себе в комнату. А Виктор Владимирович победоносно налил себе рюмочку первоклассного португальского портвейна, расходы на покупку которого так не одобряла его жена, и устроился в кресле под торшером читать «Бунтующего человека» Альбера Камю.
На следующий день в кафе Наденька с обидой излагала суть произошедшего своей подруге:
– Ты знаешь, разговор начался довольно мирно. Я просто за ужином, как обычно, спросила у мужа, когда же он, наконец, выйдет на работу. Ну, может быть, добавила еще, что Даша уже совсем взрослая стала, и ей ежедневно больше денег требуется, а кое-какие его расходы могут и подождать, как то португальский портвейн с фуа-гра, например. Ну, разве что, для большей убедительности, привела ему в пример твоего мужа. А он, представляешь себе, вдруг как стукнет пустой пивной кружкой по столу! Глаза кровью налились. Потом помолчал, видно, взял себя в руки все-таки, и задает мне совершенно не относящийся к теме вопрос: «А зачем люди вообще работают, как ты думаешь, Наденька?». И голос такой елейный стал.
– Ну а ты что? – покачав головой, с пониманием спросила подруга.
– Ну а что тут говорить? Все же ясно. Бессмысленный разговор какой-то. Я ему ответила, естественно, что работают для того, чтобы деньги зарабатывать.
– Ну, это само собой. А он что?
– Так вот оказывается, что это не само собой. Он потом опять спросил: «А что, если денег хватает?»
– То есть как это «хватает»? – поинтересовалась подруга в явном недоумении.
– Не знаю, как. Ну, может, вот так, как у нас раньше было, наверное… – замялась Наденька и продолжила: – А я ему говорю: «Но у нас-то с тобой не хватает!»
А он мне свой вопрос повторяет: «А что если все же хватает? Ты можешь себе такое представить хотя бы гипотетически? В этом случае, зачем работают?» Ну, в общем, дальше он, не дожидаясь моего ответа, сказал, кажется, что-то на тему, что работают для самовыражения или для того, чтобы получить новый жизненный опыт или для куража еще.
Во взгляде своей подруги Наденька прочла сочувствие, словно речь шла о душевном недуге одного из членов ее семьи, и потому, чтобы как-то сгладить произведенный слишком тяжелый эффект, Наденька добавила:
– Он, вообще-то, не одну кружку пива выпил перед этим.
– А он что, еще пьет у тебя? – развела руками подруга.
– Не то чтобы… – в смущении замялась Наденька. Ей было снова стыдно за мужа.
– Ну, это ладно, а дальше что?
– Дальше самое неприятное. Дальше я опять напомнила, что у нас-то как раз не хватает денег. И тут он ответил, что ему-то всего хватает! Представляешь себе?!
– Представляю, – вздохнула подруга, – тебе не хватает, а ему, видите ли, всего хватает! Хорош гусь, нечего сказать! Да, Надь, тебе не позавидуешь.
– Это уж точно. Он, в общем, меня на работу выгоняет теперь. А не хочешь, так, говорит, поубавь свои аппетиты. И раздражительный такой все время ходит. Ничего ему не скажи уже.
– Да ты что?! Совсем он, что ли, уже с катушек съехал?! Правильно тебе Ирка Сдобнова говорила, не повезло тебе с твоим старикашкой. Да он счастлив должен быть, что ему такая красота и молодость досталась! Он должен в поте лица до конца своих дней трудиться, отрабатывать должен! Сам пускай свои аппетиты убавляет. Зачем он вообще такой нужен тогда? Тебе просто надо кого-нибудь другого себе подыскать… – негодовала подруга Нади.
– У тебя кто на примете есть? – осторожно поинтересовалась Надя. Вообще-то она и не собиралась ничего такого спрашивать, но эта фраза вырвалась у нее как-то сама собой, помимо ее воли.
– Ну, чтоб вот так прямо сразу, наверное, нет. Но если пораскинуть мозгами, то тут ведь знаешь, как… – туманно обрисовала ситуацию подруга. Былой напор ее почему-то тут же испарился, и она замолчала.
– Нет, что ты, я совсем не имела в виду ничего такого! – спохватилась Надя и густо покраснела.
– Ничего, ничего, подыщем тебе кавалера поприличнее…
Тут зазвонил телефон. Надя повела головой и с сарказмом фыркнула: «Мой ненаглядный забеспокоился!». Рука ее потянулась к телефону.
– Не спеши, – опередила ее подруга.
Надя вопросительно на нее посмотрела.
– Пусть подождет. Мы с тобой разговариваем. Ты сейчас занята. У тебя же могут быть свои дела?
– Точно, – ответила Надя, которой определенно пришлась по душе эта мысль.
Вскоре телефон умолк, а потом оповестил об СМС-сообщении. Наденька быстро прочитала текст.
– Чего ему надо? – спросила подруга.
– Его друзья на ужин приглашают завтра.
– Что за люди?
– Такие же «дембели», как и мой. Ему еще во всем подпевают, – безразлично махнула рукой Надя.
– Напиши, что не можешь, что занята.
– Занята? – подняла глаза Наденька. В ее взгляде отразилось легкое сомнение.
– Ну да, занята. А что здесь такого? Может, ты на маникюр записана на это время? Да и вообще, лучше с тобой в кафе посидим. А ему лишний раз покажешь, кто в доме хозяин. Это тут главное, понимаешь? Ему это полезно будет.
Наденьке так и сделала. Этот совет подруги Наде тоже понравился, и она взяла его на вооружение. Но с тех пор количество и без того нечастых приглашений друзей Виктора Владимировича резко пошло на убыль.
Вскоре подруги расстались, а из всего разговора Наденьке отчетливо запомнилась фраза, оброненная Ириной: «Зачем он вообще такой нужен».
И вот помимо воли Наденьку стали посещать мысли на эту тему.
«В самом деле, – размышляла она, – я ведь еще довольно молода и неотразима. И вполне понятно, что мне полагается жизнь другая, нежели та, которую я вынуждена теперь вести.»
Но вот ее муж, по всей видимости, не собирался более обеспечивать ее и Дашины потребности. И никакие уговоры на него не действовали. Уйти от него? Но сама эта мысль Наденьке была непривычна и даже неприятна. Она продолжала оставаться в уверенности, что любит своего Витю. А, кроме того, куда ей было уходить? Или к кому? И на что жить? Несмотря на всю свою любовь к Вите, Наденька, как и многие люди, бывало, задавалась подобными вопросами. И ответы на них были довольно неутешительны. Квартира находилась в собственности мужа. Ни она, ни Даша не работали. И на горизонте, несмотря на всю предполагаемую Надину красоту, совсем никто не появлялся. Все это, как и ее подругам, казалось Наденьке очень несправедливым.
Но делать было нечего, и вскоре, после очередного семейного скандала, она вышла на работу. Лучшим из того, что Надя смогла найти, оказалась должность дежурной в приемном отделении поликлиники пластической хирургии, куда нужно было ходить минимум два раза в неделю и торчать там по двенадцать часов кряду за сущие копейки.
Но трагедией для Наденьки являлось совсем не то, что работа была неинтересная, бесперспективная и мало оплачиваемая – она, между прочим, ездила туда на своем желтеньком «Мерседесе», и весь ее годовой заработок с трудом покрывал стоимость обслуживания автомобиля. В конце концов, Наденька, как и подавляющее большинство людей, никогда не занималась чем-то увлекательным. Но сам факт выхода на работу ознаменовал собой крушение ее жизненных надежд. Это был некий символ постигшей ее жизненной неудачи. То, от чего она бежала вчера, сегодня ее настигло.
Тем не менее Наденька хорошо держалась. Была всегда мила на людях и старалась, как и прежде, одаривать окружающих своей лучезарной улыбкой. С годами она не прибавила в весе ни килограмма и почти не потеряла своей природной подвижности.
Только в душе ее было мрачно и пусто. Она стала чаще, чем прежде, посещать церковь. Там запах ладана и тихие звуки потрескивающих свечей словно обволакивали ее, отвлекая от неразрешимых мирских проблем, спокойствие и легкость постепенно нисходили на ее голову. Наденька не была знакома со священным писанием, да и никогда им не интересовалась. В церкви она всегда беседовала с богом напрямую, и ей, как она полагала, не нужны были никакие дополнительные толкования вечных вопросов бытия. Но стоило Наденьке оказаться на одной из центральных улиц, где отовсюду – с дорогих витрин магазинов, из окон престижных ресторанов и шикарных лимузинов – выпирал и словно резал по живому достаток других, смирение вновь покидало ее душу, и его место быстро заполняло чувство обиды на жизнь, которая так необъяснимо жестоко и несправедливо обходилась с ней. Разве она хуже других? Ей было непонятно, почему ее новым подругам, которые были ничем не симпатичнее ее, достались хорошо зарабатывающие мужья? А она должна была теперь ходить на работу и довольствоваться малым? За что на нее свалилось такое наказание? Она ведь никому никогда не желала плохого и просила себе у Всевышнего лишь положенное. Разве могла такая несправедливость длиться вечно? Наверное, должен был быть из всего этого какой-то выход, который позволил бы ей снова не работать, ходить в кафе с подругами и ездить отдыхать на престижные пляжи за границу. Находясь в церкви, Наденька прилежно просила у Господа указать ей путь, но тот не давал прямого ответа, а лишь посылал кратковременное успокоение, которое было сродни смирению. Однако мириться с тем, что есть, Надя не собиралась. И если выход из создавшейся ситуации был ей все еще не ясен, то вот с причинами своих жизненных потрясений Наденька довольно хорошо разобралась. Это был Виктор. Ему она была обязана своей незадавшейся жизнью. Он обманул ее много лет назад. А она простодушно отдала ему свою бесценную молодость.
Вскоре Наденька, тщательно подготовившись, предприняла еще одну попытку заставить мужа найти работу. Как-то вечером, за чаем, она радостно сообщила Виктору:
– Петр Семенович, добрый и успешный человек, откликнулся, наконец-то, на нашу просьбу и готов с тобой встретиться. Тебе надо всего-то позвонить ему в приемную. Вот телефон.
При этом на словах «наша просьба» Наденька сделала ударение, хотя Виктор и не подозревал, что он о чем-то кого-то просил, что сразу же привело его состояние раздражения.
«И что она лезет, куда не следует?» – мелькнуло у него в голове.
– Кто это такой Петр Семенович? Муж твоей знакомой Ирины, что ли? – нарочито пренебрежительно произнес Виктор.
– Сколько раз тебе говорить: Ирина моя подруга, а не просто знакомая. И она делает нам большое одолжение тем, что уговорила мужа взять тебя на работу.
– Одолжение? – переспросил Виктор.
– Да, одолжение. Она же знает, в каком положении мы оказались.
– А что это за работа, она не уточнила? – поморщился уязвленный муж.
– Какая разница? Под лежачий камень вода не течет. Все, что от тебя требуется, это просто позвонить ему завтра по телефону. Все лучше, чем сидеть дома.
«Ну, это кому как», – подумал Виктор, но по обыкновению последних лет промолчал. Потом он вспомнил, как он лет десять назад случайно встретил подругу Нади и ее мужа то ли в магазине, то ли в ресторане. Сейчас Виктор даже не мог толком представить себе его внешность, видимо, как и Петр – его. Для Виктора было вполне очевидно, что ничего интересного Петр Семенович ему предлагать не станет. Прямым подтверждением этого было то, что ему следовало звонить не на мобильный номер, а в приемную. Но объяснить все это Наденьке было невозможно. И, глядя в ее наполняющиеся слезами глаза, он решил, что проще уступить, чем объяснить, почему этого не надо делать.
На следующее утро под строгим взглядом жены он послушно набрал указанный номер телефона. В приемной какая-то барышня ледяным тоном сообщила, что ему следует обратиться в отдел кадров, по такому-то номеру. В отделе кадров Виктору сообщили, что его ожидают на собеседование на будущей неделе.
На собеседовании дама средних лет с удивлением ознакомилась с его резюме, из которого следовало, что таких, как она, Виктор Владимирович на протяжении долгих лет легко снимал и назначал одним росчерком пера. Минут двадцать она мучила его бессмысленными профессиональными вопросами, в которых сама ничего не понимала, а потом торжественно сообщила, что его готовы принять на смехотворную должность эксперта второй или еще какой-то там категории, с зарплатой, отличавшейся чуть ли не на порядок от той, которую Виктор Владимирович получал на последнем месте своей работы. Он в задумчивости встал и, слегка кивнув головой, молча вышел.
«Хамство какое! Ему помогают, а он…!» – услышал он вслед.
Виктор Владимирович шел по надраенным коридорам учреждения. Вокруг него озабоченно сновали энергичные молодые клерки. В сосредоточенных взглядах многих из них таились ожидания будущих собственных свершений. «Надежды юношей питают», – мелькнуло в памяти бывшего руководителя, и его строго поджатые губы невольно сложились в ироничную улыбку. Все это было Виктору Владимировичу хорошо знакомо. Когда-то это была его жизнь, и она ему нравилась, но теперь все это осталось далеко позади. Виктор Владимирович приметил, что некоторые молодые служащие с любопытством поглядывали него – пожилого человека в кепке, непонятно что забывшего в мире молодых. Их руководство находилось на других этажах.
«Нет, попытаться окунуться в эту среду еще раз было бы нелепо», – подумал Виктор Владимирович.
И даже если бы некий добрый волшебник предложил ему скинуть годков так тридцать-сорок, то он без сожалений отказался бы от такой чести. Столь желанная для многих перспектива снова стать молодым отнюдь не казалась ему заманчивой. Более того, Виктор Владимирович не видел в этом никакого смысла. Для него, человека, знакомого с древнегреческой философией, именно конечность любого приятного процесса обуславливала саму его привлекательность. В то время как бесконечность, дай ей волю, неумолимо свела бы все самые прекрасные проявления жизни к нудному однообразию, в котором растворилось бы без остатка любое удовольствие. Нет, путь Виктора Владимировича был пройден, и слава богу. К счастью, в целом он был доволен своей жизнью, и ему совершенно не хотелось бесцельно портить годы ее заката. Они и без того оставляли желать лучшего.
Он вышел из учреждения на улицу, и лицо его осветило веселое мартовское солнце. Морщины раздумий, вновь было набежавшие на его лоб, разгладились. Виктор Владимирович сделал глубокий вдох, словно ныряльщик, всплывший на поверхность после долгого погружения в тяжелые воды океана. Свежий воздух наполнил его легкие. Ему было легко и свободно, как бывает, когда после долгих метаний принимаешь непростое, но окончательное решение. Конечно, чем-то приходилось жертвовать. Но в любом положении можно было найти свои преимущества. В частности, он никому ничем не был обязан. Ему не надо было ни перед кем держать отчет. И пусть его домочадцы придерживались совершенно другой точки зрения. Сейчас они были далеко. Виктор Владимирович, степенно заложив руки за спину, отправился на прогулку в парк. Однако снизошедшая на него благодать была недолгой.
Виктор Владимирович почувствовал в нагрудном кармане неприятную вибрацию, издаваемую мобильным телефоном. Звонила его Наденька.
– Привет лапуля. Хочу напомнить, что тебе надо сегодня купить продукты. Я проснулась, открыла холодильник, а тут хоть шаром покати. И не забудь моющие средства. Уборщица вчера сказала, что они закончились.
– А какие?
– Ну, ты уж там разберись как-нибудь сам.
Последняя фраза почему-то особенно задела Виктора Владимировича, и он даже отважился на робкую попытку бунта.
– А не могла бы Даша купить хотя бы продукты? Или моющие средства?
– Ну, лапуля! Ну, ты что? Опять? – протянула Наденька вредным голоском.
– А что опять?
– Дашеньке надо к контрольной готовиться, вот что. Она учится, между прочим…
– Если бы она еще училась хорошо, я бы понял, – успел вставить Виктор.
– К тому же она все равно не знает, куда идти и что конкретно покупать, – эмоционально выпалила Наденька, но потом чуть смягчилась: – Ладно, давай, не упрямься. Чмоки…
– Хорошо, сейчас зайду домой, возьму твою машину, – вздохнул муж.
– Нет, лапуль, ты уж лучше на своей.
– Моя сломалась, ты же знаешь.
– Так что же ты ее не чинишь?
– Я же тебе говорил, стоимость ремонта равна стоимости этой колымаги. Ее проще будет продать. Так что я пока на твоей.
– Нет, лапуль. Моя мне самой нужна. Я сейчас по делам как раз еду. Так что ты уж как-нибудь сам там давай. Ну, чмоки. До вечера, – прощебетала Наденька и разъединилась.
Вечером дома его ждал неприятный разговор. Он было попытался отмолчаться – не вышло. Наденька, словно с ножом к горлу, приступила к нему с расспросами о том, как прошло интервью. Между тем, одно это унизительное для него слово способно было привести его в состояние ярости. Но Виктор Владимирович твердо решил держать свои эмоции при себе.
– Почему же ты не попрощался? Они же могут теперь отказать тебе в месте?
– Мне это место ни к чему.
– То есть как это ни к чему? – с болью в голосе спросила Наденька.
– Как бы тебе это объяснить? – замялся Виктор Владимирович.
– Постарайся уж как-нибудь! – ехидно перебила его жена.
– Видишь ли, это место для молодых людей. Я буду выглядеть на нем смешно, – терпеливо пояснил Виктор.
– Ничего, начнешь с малого, а потом…
– А что потом? Суп с котом? Ничего, кроме ежедневного раздражения, потом не будет…
– Это все гордыня в тебе говорит, а нам жить на что-то надо! – в отчаянии повысила голос Наденька.
– Служить бы рад, прислуживаться тошно, – театрально вскинув голову, процитировал Виктор Владимирович русскую классику Временами он был склонен к патетике.
– Что, что? Вот ты как заговорил! – нахмурила лоб его жена.
– А вот что. Во-первых, надо различать гордыню и достоинство. А во-вторых, жить нам есть на что, если, конечно, поубавить твои с Дашей аппетиты. Так что еще неизвестно, кому за гордыней надо последить.
– Что-то я совсем перестала понимать тебя последнее время. Что ты имеешь в виду конкретно?
– Продай свой мерседес, к примеру, и деньги появятся.
– Что! Ах, вот ты как? Ну, это уже ни в какие ворота не лезет!
Наденька со слезами на глазах выскочила из-за стола и закрылась у себя в комнате. Ей было очень обидно, и она не очень представляла себе, как быть дальше. Ее мир был растоптан.
Виктор же по обыкновению налил себе рюмочку порто и мрачно принялся смотреть в окно. Его взору открывался малоинтересный вид непритязательного городского квартала. Было как всегда тихо. Вечерело. На небе собирались тучи. Постепенно раздражение от разговора с Наденькой сменилось осознанием того, что он не может найти ни понимания, ни сострадания в собственном доме. Ведь ему было совсем не просто! Черт его знает, сколько ему было еще отмерено на этом свете! А если десять или даже двадцать лет такого существования! Он действительно был бы рад отдать это время и свои силы на служение.
«Но служить можно чему-то высокому и большому, – размышлял Виктор Владимирович. – Например, искусству, родине или, хотя бы, спорту.» Была ли его вина в том, что Господь лишил его такой возможности? Допустим… Но что с того? И пусть по-настоящему увлеченных до старости каким-либо интересным делом людей встречалось совсем немного, это служило слабым утешением для Виктора Владимировича. Ощущение собственной ненужности и одиночества нахлынуло на него тяжелой волной. Вот, значит, к чему он пришел, что заслужил.
У него возникла потребность поговорить с кем-нибудь по душам. Виктор Владимирович с досадой бросил взгляд на предательски молчавшую дни напролет трубку телефона. А ведь еще каких-нибудь десять лет назад, когда он находился «в обойме», был востребован, его даже раздражали слишком частые звонки. Как быстро все меняется! Теперь его раздражало бесконечное молчание этой пластмассовой штуки. Он все же набрал номер своего хорошего приятеля – большинство из них, кстати, сами собой куда-то испарились в последние годы, – но тот, вместо дружеского приветствия, лишь скороговоркой ответил ему, что очень занят на работе и перезвонит позже, а лучше всего, завтра или как-нибудь на днях. Виктор Владимирович мрачно положил трубку и посмотрел на плотно закрытую дверь, за которой скрылась Надежда. Он тяжело поднялся и попробовал повернуть ручку. Дверь, отделяющая его от жены, оказалась заперта, и теперь из-за нее не доносилось ни звука. Дочь Наденьки, Даша, где-то веселилась с друзьями. А если бы она и оказалась дома в этот момент, то это вряд ли изменило ситуацию к лучшему. Скорее всего, наоборот. Ведь с некоторых пор Даша стала очень раздражительна в отношении Виктора Владимировича. По любому, даже самому пустяшному поводу она взяла неприятную манеру перечить своему кормильцу. А когда очевидных причин не находилось, она ограничивалась неодобрительными взглядами в его сторону.
Во всей квартире стояла полная тишина и темень. Но зажигать свет Виктору Владимировичу почему-то не хотелось. Он покачал головой, налил себе виски и снова мрачно уставился в окно. «Не нужен, не нужен, не нужен…» – гудел чей-то голос в его сознании. Потом ему пришли на ум слова Достоевского, вложенные в уста одного из его героев, Мармеладова: «Ведь надобно же, чтобы всякому человеку хоть куда-нибудь можно было пойти, ведь надобно ж, чтобы у всякого человека было такое место, где бы его пожалели». Нет, так жить дальше Виктор Владимирович не хотел! Но делать было нечего, и он просто отправился спать.
Вскоре произошло еще одно, на первый взгляд незначительное, событие, которое, однако, по мнению некоторых, возымело свои последствия. Случилось так, что Виктор по телефону советовался со своим знакомым банкиром на тему, как лучше сохранить остатки своих накоплений. Заметим, что слух Виктора давно потерял былую остроту. И потому разговаривал он несколько громче, чем требовалось для сохранения конфиденциальности этой беседы. В этой связи Наденьке без труда удалось ознакомиться с размером их семейных накоплений, и, что интересно, они не показались ей столь уж ничтожными. Более того, по ее незатейливым расчетам, при правильном подходе на покрытие их расходов этих средств должно было, скорее всего, хватать. Особенно, если при этом еще больше поубавить потребности ее мужа. В своих калькуляциях Наденька, конечно же, не учитывала инфляцию. Равно как не учитывала она многие расходы, которые совершал за нее Виктор. Однако подслушанный разговор лишь подтвердил ее давнее убеждение, что ее муж просто скуп и, по всей видимости, ее совершенно разлюбил. А если так, то чего следовало от него ждать дальше?
Но коварная судьба припасла для Наденьки кое-что еще. Необычно холодным августовским вечером она зашла в кафе выпить чашку кофе со своей подругой.
– Ты знаешь, я тут твоего видела, – затрещала Ирина, не успели они сесть за столик.
– Где же? – простодушно удивилась ничего не подозревающая о надвигающейся грозе Наденька.
– Да проезжала мимо парка тут недавно, позавчера, что ли. Остановилась на светофоре и вижу: прямо передо мной по переходу твой идет. Только ты не волнуйся, Надя, но вижу, идет он не один, а под ручку с какой-то мадам и воркует себе, и воркует. И сам вальяжный весь. Свободной рукой широкие движения такие делает, куда-то вдаль показывает.
– С какой еще мадам? – на щеках у Наденьки выступил легкий румянец – предвестник большой бури.
– А я знаю? Немного потрепанная, конечно, и в возрасте. Ему другую откуда взять-то? Но, знаешь, если ей собой подзаняться, пройти курс омоложения там, подтяжки сделать, какие полагается, ну, на швейцарские курорты пару раз заглянуть, то из нее кое-что могло бы еще получиться, для своих лет, конечно.
Чувствительная Наденька от волнения потеряла дар речи и густо покраснела. На этот раз она даже пропустила мимо ушей обидные упоминания недоступных для нее курсов омоложения и дорогих швейцарских курортов, на которые обычно не скупилась в своей речи ее подруга. Но, видя замешательство Нади, Ирина смягчилась:
– Ну, ты так уж не переживай. С тобой она, конечно же, сравниться ни по каким параметрам не может. Я вообще, откровенно говоря, не могу понять, что он в ней нашел. Может, это он потому, что ты его уму-разуму учишь, работу искать заставляешь? В отместку, так сказать? У тебя есть предположения, кто это может быть?
Наденька молча покачала головой.
– Это, конечно, не очень хорошо. Совсем от рук отбился! Мало ли, что в его старую дурную голову придет! Тем более, что, как ты говоришь, квартира на него записана, а от его сбережений копеечных ты, если что, больше половины получить не сможешь, да и то еще поди докажи, что они все при совместной жизни нажиты были. Так что урезонить тебе его, конечно, в любом случае нужно. А то хорош гусь, без денег, а туда же! Шаловливый старикашка какой тебе попался, ты только посмотри! Эх, не повезло тебе, Надежда, с мужем, не повезло! И зачем он тебе такой сдался, ума не приложу? – сочувственно глядя на подругу, в который раз завершила свою речь Ирина. После чего с чувством выполненного долга непринужденно выпорхнула из-за стола и, сославшись на неотложные дела, которых у нее от роду не бывало, унеслась прочь. Ирина не проработала ни дня в своей жизни, а единственная ее дочь давно училась за границей.
Оставшись одна, Надя заказала себе кофе, закурила тонкую длинную сигарету, чего практически никогда не делала, и с полчаса мрачно смотрела прямо перед собой. Потом, придя к каким-то одной ей известным умозаключениям, она расплатилась и двинулась в сторону дома. С мужем она в тот вечер ничего обсуждать не стала.
На следующий день выглянуло солнце, погода наладилась, и они всей семьей отправились на опостылевшую Наденьке дачу, которая когда-то принадлежала родителям Виктора, а теперь перешла по наследству ему и его сестре в равных долях. На даче этой не было элементарных удобств, о чем Наденька даже стыдилась упоминать своим подругам. Стоило ли говорить о том, что Виктор своим наследством ничуть не тяготился и, если бы не протесты жены, то с удовольствием проводил бы на своем участке гораздо больше времени. Наденька же долгие годы надеялась, что ее муж скоро приобретет что-нибудь приличнее, куда можно будет, не стесняясь, пригласить гостей, но этим надеждам, как она теперь с горечью понимала, похоже, не суждено было сбыться. И с этим со всем, конечно же, надо было что-то делать.
По приезде, пока женщины возились с салатами и закусками, Виктор Владимирович и муж сестры с энтузиазмом начали готовить шашлык на прилегающем к дому участке. Полдень выдался знойный, и запах маринадов привлек большое количество свирепых ос, нешуточно расплодившихся в то лето. Одно из этих недобрых насекомых коварно ужалило Виктора Владимировича в шею, а другое в щеку Виктор Владимирович, страдающий тяжелой непереносимостью осиного яда, с криками «Наденька, доставай скорее шприц!», немедля устремился в дом к заветной аптечке. Анафилактический шок с ним уже как-то случался в прошлом, и тогда его чуть живого вызволила с того света чудом подоспевшая бригада скорой помощи. С тех пор Виктор Владимирович обзавелся шприцем, заряженным кортикостероидным содержимым, и всегда предусмотрительно брал его с собой на природу. Вернее будет сказать, что это Наденька брала заветный шприц, так как именно она, по установившемуся в их доме порядку, всегда собирала все их вещи в дорогу. Первое время после того неприятного случая благоразумный Виктор Владимирович всегда лично проверял наличие шприца в их совместной походной аптечке, которая содержала помимо антигистаминных препаратов много других лекарств. Но осы давно не нападали на него, а шприц всегда оказывался на месте, в результате чего былая бдительность его постепенно ослабела, и он счел возможным целиком довериться своей некогда заботливой Наденьке. И, как выяснилось, совершенно напрасно. Ибо на этот раз его жена по неизвестным никому причинам забыла положить заветный шприц в аптечку.
Агония Виктора Владимировича была мучительной, но недолгой. Со слов очевидцев, все завершилось в течение нескольких минут. И если бы кто-нибудь прежде спросил Виктора Владимировича, хотел бы он себе такой смерти, то, зная его, можно было бы с большой долей уверенности допустить, что он, находясь в здравом рассудке, предпочел бы себе именно такую кончину, прежде всего, ввиду ее скоротечности. Вот и муж его сестры вспоминал впоследствии, что совсем незадолго до этого Виктор Владимирович в минуту откровенности говорил ему о том, что желал бы отправиться в мир иной так же, как его старший брат. Тот, как-то собираясь на работу, нагнулся завязать шнурок. Да так и не разогнулся больше никогда. Попавший в сердце тромб мгновенно и практически безболезненно решил дело многолетней давности. Такая быстрая смерть в понимании Виктора Владимировича являлась ничем иным, как божьей благодатью. Конечно, смерть самого Виктора Владимировича все же была не столь безболезненна и стремительна. Но можно ли требовать чрезмерного от Всевышнего? К тому же, Виктор Владимирович никогда не был перфекционистом. И даже со слов Наденьки, которая якобы и поныне во время молитвы в церкви иногда слышит голос своего почившего мужа, Виктор Владимирович сообщил ей недавно, что в целом он остался доволен своим уделом, включая его завершающий акт, равно как и своевременность последнего. Ведь от отведенной ему под занавес новой роли Виктор
Владимирович, мягко говоря, не испытывал большого энтузиазма.
Эпилог
Несмотря на последовавшее после смерти мужа сокращение семейных расходов – мертвые, как известно, денег не просят, – жизнь Наденьки с материальной точки зрения мало изменилась к лучшему Тому было несколько причин. В частности, дочь Виктора Владимировича неожиданно предъявила претензии на квартиру своего отца. Непрактичной Наденьке возможность подобного развития событий почему-то никогда не приходила в голову. Изнурительная тяжба никак не может завершиться и по сей день. К тому же, самих накоплений Виктора Владимировича хватило совсем ненадолго, и по истечении нескольких радостных лет полного безделья Наденька снова была вынуждена выйти на ненавистную работу. Возможно, из-за этого обида на почившего мужа никак не отпускает ее. Но Надежда не теряет надежды, и потому, кто знает, может быть, уже совсем скоро она вновь обретет свое счастье и сможет забыть о былых обидах. Хотя некоторые считают, что последовательность событий непременно должна быть обратной.
Что до ее подруг, то все они все так же дружны и часто проводят время за долгими разговорами в модных кафе. Иногда, после получки, к ним присоединяется Наденька. Тем для обсуждения довольно много. Это и модные бренды, и последние события из жизни мировых знаменитостей – всего не перечислишь! Наденька по-прежнему завидует своим подругам, хотя и не так мучительно, как прежде, ибо с некоторых пор она стала замечать, что их жизнь совсем не так безоблачна, как они ее представляют другим. Что, в общем-то, довольно свойственно многим людям. На эту тему есть даже старая поговорка: «В каждом дому по кому», – которую Надя почему-то особенно полюбила в последние годы. Но все это уже не относится к нашему повествованию.
