Дело было в субботу. За окном догорал короткий погожий октябрьский день. Трое почтенных господ, каждый лет пятидесяти, после славного обеда с коллекционными винами, кряхтя и потягиваясь, поднялись из-за стола, где проходила долгая трапеза, и расположились в мягких креслах. Последние лучи солнца пробивались сквозь поредевшую листву прилегающего к дому сада. Весело потрескивали в камине дрова.

Подали коньяк и сигары. На холеных лицах мужчин в который раз за этот день отразились добрые, но, как подобает людям, уважающим себя и других, сдержанные улыбки. Собравшиеся были вполне образованными и, каждый в своей области, состоявшимися людьми, которым посчастливилось самим завоевать себе место под солнцем. Все они являлись добропорядочными семьянинами, но порой любили провести время в мужской компании. Друг друга знали они многие годы и не стеснялись. Никто из них никуда не спешил. Беседа, начатая за обеденным столом, плавно полилась дальше.

– Куда катится эта страна? – (под словосочетанием «эта страна» он обычно подразумевал свою родину) с нотками страдания в голосе задался вслух вопросом Сергей Сергеевич, человек богатырского телосложения.

Долгие годы Сергей Сергеевич упорно боролся с лишним весом: лыжи беговые и горные – каждую зиму он неделями пропадал на лучших курортах швейцарских Альп, – как он только себя не изнурял! Не мог сидеть без дела и каждую минуту, когда не спал, должен был находиться в движении. Всякое утро Сергея Сергеевича без исключений начиналось с занятий на тренажерах.

Однако, глядя на него, не составляло труда заметить, что любовь к обильной пище и красному вину все же перевешивала желание похудеть. Сергей Сергеевич ныне являлся бизнесменом средней руки. Дела его шли совсем неплохо, и, в целом, он уже давно мог позволить себе не работать. Но юношеский запал Бауманского института все еще теплился в его груди, и оттого ему неизменно хотелось чего-то большего. Денег ли, влияния? Или же просто быть постоянно в пути, как некоторые выражаются, «оставаться в обойме»? Наверное, и то, и другое, и третье.

– И не говори, в такой стране жить совершенно невозможно, – махнул рукой Семен Семенович, хозяин добротного дома, где собрались почтенные мужчины, человек среднего роста, с крупными чертами лица и довольно полного телосложения. И лицо Семена Семёновича выразило досаду, будто этот разговор ему был неприятен, хотя присутствующим было хорошо известно, что на данную тему Семен Семенович никогда потолковать не откажется.

Компании, находившиеся в подчинении Семена Семеновича, выполняли довольно специфические функции. Работа была там несколько нервная – повседневная деятельность не до конца вписывалась в рамки российского законодательства. Но и на свои доходы хозяин дома пожаловаться не мог: работал на одного из воротил строительного бизнеса, одновременно занимая посты генеральных директоров в нескольких компаниях.

С юных лет Семен Семенович был прижимист, деньгами сорить не любил, благодаря чему смог скопить кругленькую сумму, и теперь все чаще подумывал, как он выражался, «бросить все к чертовой матери» и уехать куда-нибудь подальше от надоедливых налоговых и всяких прочих проверок. В качестве не стесненного в средствах туриста Семен Семенович со своей семьей объездил добрую половину земного шара, но больше всего ему пришлись по вкусу берега европейского Средиземноморья. И в настоящее время в числе прочего он был занят поиском подходящей недвижимости в том благодатном регионе – какой-нибудь небольшой виллы с видом на море. Семен Семенович, правда, не владел ни одним иностранным языком. Но это обстоятельство его нимало не смущало. В своих многочисленных поездках по миру он в совершенстве освоил язык жестов, на котором, как ему казалось, мог легко объясняться с кем угодно.

– И почему все это здесь происходит? – снова поинтересовался Сергей Сергеевич и обвел взглядом присутствующих. На лицах мужчин отразилось молчаливое признание, видимо, вполне очевидного для них факта, что в их стране действительно происходит нечто из ряда вон выходящее. И они в подтверждение своей озабоченности степенно закивали головами и даже издали несколько гудящих звуков.

– Может быть, люди такие в стране подобрались? – осторожно промолвил третий участник спонтанно развернувшейся беседы о судьбах России, Роман Петрович – человек, в отличие от своих друзей, худощавого телосложения и небольшого роста, на носу которого красовались очки одного из ведущих мировых брендов. Роман Петрович всегда уделял большое внимание модной одежде. Он занимал должность профессора в одном из лидирующих учебных заведений Москвы, – оставим за скобками его название, – и жил, по меркам преподавательского состава, да, пожалуй, и не только преподавательского, на широкую ногу. Правда, непосредственно преподавательской деятельностью Роман Петрович себя не слишком обременял. Зато было хорошо известно, что Роман Петрович, как некоторые выражаются, «решал вопросы» в своей области. И, глядя на его образ жизни, легко было подметить, что «решает эти вопросы» Роман Петрович довольно эффективно и всегда к своей немалой выгоде. Заметим, что Роман Петрович так же, как и его друг, предпочитал в беседе дистанцироваться от своей родины путем употребления словосочетания «в этой стране» или просто «в стране», или, на худой конец, «здесь».

– А что люди? Обычные люди. Ну, пусть, – повел своей большой ладонью куда-то в сторону Сергей Сергеевич, – раньше, в советское время, понятно, зажатые все были, запуганные. Никто своего мнения высказать от страха не мог – за это сажали. Богатых недолюбливали. Так это система такая была. Я имею в виду, в том числе, систему ценностей. Ну, а сейчас-то что? Говори, делай, что хочешь. А никто перестроиться не может. Мы-то вот изменились, – он охватил взглядом своих товарищей, – понимаем, что к чему и откуда происходит. А другие почему-то не могут. Душат бизнес, и все тут. Совершенно невозможно работать! Бизнесменов просто ненавидят. А мы ведь для них же, своих душителей, рабочие места создаем. Что будет, если нас всех удушат? Так и вся страна загнется.

Сергей Сергеевич в разговоре, бывало, мешал все в одну кучу, выражался довольно сумбурно и не всегда понятно.

– Это все коррупция! Она нас всех удушит, вот что. А что мнение свое высказывать теперь можно, так это ты, Сергей Сергеевич, подожди. Никакой демократии у нас нет! Высказались уже некоторые, сходили на Болотную площадь. Сидят теперь. А если у кого из них бизнес был, так уже, поди, переписали его на власть предержащих. Я-то уж их хорошо знаю, – с негодованием в голосе пробасил Семен Семенович. – С таким правительством о чем вообще говорить можно?! Разбойники, вот кто они такие! Ни в одной стране мира такого нет! – завершил свою тираду склонный к довольно широким обобщениям хозяин дома.

– Оборзели они, правители наши, что и говорить! Я, например, друзья мои, решил, что пока они все «мигалки» до одной не отменят, ни на какие выборы – ни президентские, ни в Думу – не пойду. И точка, – твердо заявил Сергей Сергеевич и резанул в воздухе своей большой рукой, словно совершая удар по невидимому противнику.

– Ну, это детство какое-то, Серег. То есть «мигалки» раздражают, конечно. Но это же, если широко посмотреть на вещи, так – мелочь. Особенно в сравнении с тем воровством и повальной коррупцией, которые наши правители развели, – произнес Семен Семенович.

– Не скажи, Семен. Одной из важнейших функций любого правительства является посыл нравственного сигнала, образца, так сказать, поведения своим гражданам, – вступил в дискуссию Роман Петрович.

– Во-во. Я и говорю, вот они нам сигнал своими сигнальными маячками и посылают: мы, правители ваши, будет ездить, как хотим, нарушая все правила, и плевать вам на голову! – радостно поддакнул Сергей Сергеевич.

– Да. Это, я бы сказал, наглядное доказательство отсутствия демократических норм поведения и, конечно же, отсутствия демократических представлений об управлении в головах властителей и судей этой страны. Налицо стремление считать себя избранными. А демократия, между тем, подразумевает равенство в правах всех и каждого. Хотя такие вещи, как произвол и злоупотребление властью в экономической сфере, являются более значимыми, чем езда с «мигалками». Но для ликвидации всего этого на практике необходима отлаженная работа правоохранительных органов, – теоретизировал интеллигентный профессор Роман Петрович.

– Правоохранительных органов?! Вот именно, – перебил его Семен Семенович, – только с этим в этой стране опять проблемы. На злоупотребления во власти они глаза закрывают, а простых бизнесменов душат, просто житья не дают. Замучили проверками. У меня сколько раз «маски-шоу» устраивали. Ворвутся, всю документацию, все компьютеры увезут. Что потом делать? Пока не забашляешь кровопийцам, ничего с места не сдвинется. Того и гляди, за решетку упрячут. А как забашлял, сразу порядок. Лучше, конечно, заранее платить – дешевле. И как в такой стране жить!

– И не говори, – мрачно поддакнул бизнесмен Сергей Сергеевич, очевидно, не понаслышке знакомый с озвученными проблемами.

– А ты заплати налоги, Сеня, и живи спокойно, – пошутил Роман Петрович.

– Да что ты понимаешь! – взорвался Семен Семенович, но, глотнув коньячку, уже спокойнее добавил. – Я тебе так скажу: я бы заплатил, конечно, но тогда бизнес сразу неэффективный станет. Конкуренты ведь тоже не платят. Да и не только в налогах дело. Бизнес такой, понимаешь ли, – и он махнул рукой.

– То есть ты с законом не дружишь и все равно в претензии, – ехидно заметил профессор.

– Ты, можно подумать, с законом дружишь, – недовольно забурчал Семен Семенович, – систему образования у нас разрушили до основания. Все экзамены за деньги теперь сдают. Никто учиться не желает. Коррумпировали все…

– Ну, разве это коррупция? Так, крохи! Все равно, ни на что не влияет, – махнул рукой профессор. – Вот наверху, там у них, вот где настоящая коррупция, – и Роман Петрович мечтательно закатил глаза куда-то под потолок, видимо, примеряя на себя роль государственного мужа.

Но Семен Семенович, казалось, не слышал его и продолжал начатую тему:

– И главное: всех все устраивает. Студентам нравится лодырничать. Да и зачем напрягаться, ходить на занятия, готовиться к сессии, если за них просто могут родители заплатить, и отметки, замечу, пятерки и четверки, в кармане. Преподавателям нравится не учить, а вместо этого проставлять экзамены за деньги, а не за знания. В результате – полная деградация. Моральное разложение. Какое общество построят люди с подобными нравственными ориентирами? Трудиться никто не хочет. Инфантилизм и иждивенчество впитываются со школьной и студенческой скамьи. Ведь всем известно, что на работу всех устраивают только по блату. В советское время нужно было пройти определенный путь, получить соответствующую квалификацию, и только потом, пусть и по блату, назначали на руководящие посты. А теперь этого ничего не надо. Главное иметь связи и быть лояльным. И понятно: все же построено на откатах, экономическая эффективность никого не интересует. А где откаты, там лояльность – главный критерий назначений. В результате полное отсутствие профессионализма. Куда катится эта страна? Деградация. Каждая вторая ракета, запущенная в космос, падает на землю. А ведь когда-то первыми были в космосе. Семьдесят процентов диссертаций – куплены.

Ведь до чего дошло! Теперь, кто поумнее, за границу детей посылает. И не столько учиться, сколько за достойным воспитанием. Потому что там обеспеченные люди своих детей специально в пятидневные школы отдают, чтобы те не чувствовали своей избранности и жили в равных со всеми условиях. Чтобы у богатых ребят не пропадал стимул учиться. Они и работать своих отпрысков отправляют с пятнадцати лет. На карманные расходы, по крайней мере, дети сами себе зарабатывают. И потому знают цену деньгам и учатся, как следует. А у нас ребенок еще школу не успел закончить, а ему уже «Порш» покупают. Ну, и что из него вырастет?

– Это ты верно, Семен Семенович, подметил, – продолжил заданную тему профессор. – Ко мне как-то на семинар студентка первого курса на двадцать минут опоздала. Страшная двоечница и прогульщица. Ну, я у нее поинтересовался, ради спортивного интереса, что же такое ее задержало. «Я, – говорит, – в аварию попала». «И кто же виноват?» – спрашиваю. А она мне совершенно беззаботно отвечает: «Не знаю, я даже из своего «БМВ» не выходила. Просто заплатила сразу гаишнику через открытое окно, он меня и отпустил.» – Она, ведь, господа, не сама это придумала – «заплатить, и все». Ее этому, видно, обучили дома, где и снабдили дорогим автомобилем. Девочка практически с материнским молоком впитала, что от всего, что бы она ни делала, как бы ни чудила, в жизни можно и даже должно откупиться. А значит, делать можно, что хочешь.

И самое страшное, господа, что такой образец поведения является жизненным эталоном для остальных студентов. К нему тянутся пока еще не испорченные ребята. Ну, и, опять же, мы сталкиваемся с неприкрытой коррупцией в правоохранительных органах. Без нее данная ситуация была бы невозможна.

– Дело не только в коррупции. Русский человек, когда во власть попадает, начинает почему-то чудить. Барство, чванство, хамство вокруг себя разводит. Что хочу, в общем, то и ворочу. Закон – для других, а мне, типа, все можно. Наворованное богатство – всегда напоказ. Случай про студентку – подтверждение этого, – с досадой сказал Сергей Сергеевич.

– Я и говорю, что без честной работы правоохранительной системы ничего не выйдет, – снова заметил профессор.

– О какой правоохранительной системе можно говорить? Расскажу вам историю, – начал Семен Семенович. – Мой друг возвращался с женой к себе в загородный дом. Жена была за рулем. Ехали, соблюдали скоростной режим, никого не трогали. Стали подниматься в горку. Тут им навстречу, по встречной полосе, вылетает кортеж. Дальше – лобовое столкновение. Жене моего товарища разбившимся лобовым стеклом изрезало лицо. Слава богу, после трех лет лечения и двух операций почти удалось восстановить внешность. И, слава богу, товарищ мой имел знакомых в правоохранительных органах. Позвонил сразу, кому следует. А иначе его жена виноватой оказалась бы. Так, по крайней мере, выходило из протокола, который ему пытались всучить на подпись сразу же после аварии приехавшие гаишники, или сотрудники ДПС, как их теперь величают. Только суть этих людей от перемены их названия не изменилась. Боле того, на приятеля моего еще давление пытались оказать – подписывай, мол, а то хуже будет. А ехал какой-то важный чиновник. Воскресный день был. Куда, спрашивается, торопиться?! А все туда же – крутизну показать. И водителя своего отмазать.

– Да, наши люди – это золото. Хлебом не корми, дай крутизну показать. Не зря говорят – «понты дороже денег», – согласился Роман Петрович. – Да и нетерпимость власти к критике процветает. Нетерпимость – бич этой страны. Посмотрите, всех, или, если быть точнее, многих из оппозиции, кто на Болотной площади выступал, под разными предлогами пересажали уже. Им бы, руководителям нашим, прислушаться к критике. Может быть, что в себе, в своем стиле руководства, да я бы сказал, в своем стиле жизни, в повседневном поведении – ведь оттуда все происходит – поменять что-нибудь захотелось бы. Тогда бы и страна поменялась. Но где уж там! И проблема не только в том, что существует экономическая коррупция в верхних эшелонах власти, хотя, конечно, нынешний ее размах угрожает самой экономической безопасности страны, но и в том, что, глядя на власть, все остальные казенные службы только за зарплату свои прямые обязанности выполнять больше не желают. Любое действие служащих самых разных мастей должно быть дополнительным образом оплачено соответствующим просителем. Я говорю о нашей системе здравоохранения и образования, о судебной машине. Обо всем. Законы-то в подавляющем большинстве случаев у нас имеются, но вот те, на кого возложена функция их исполнения, не хотят воплощать эти законы в жизнь…

Тут речь интеллигентного профессора была снова прервана импульсивным Сергеем Сергеевичем:

– Точно! На прошлой неделе мне что-то не спалось, я встал с постели и подошел к окну. Было начало первого. Окна у меня, как вам известно, выходят на Остоженку – тихий центр. Куда там! Вижу, остановились несколько дорогих легковых авто и внедорожников, из них повыскакивали молодые люди. Вначале они что-то оживленно обсуждали, но очень быстро болтовня переросла в драку. Далее в руках у одних появились ножи, у других пистолеты. Раздались характерные приглушенные хлопки. Кто-то упал. И тут показался полицейский патруль. Молодые люди слегка притихли, однако не предприняли никаких попыток к бегству. А вместо этого на глазах у полицейских растащили своих раненых товарищей по машинам и стали со стражами порядка что-то обсуждать. Подъехала еще одна патрульная машина. Обсуждение продолжилось в расширенном составе. Я-то, по свойственной мне наивности – видно ничему меня жизнь, старика, не учит – все ждал, когда их всех – бандитов этих – лицом на асфальт положат и наручники на них наденут, а потом в участок заберут. Что вы думаете? Ничуть не бывало! Вначале отъехала одна машина, потом другая, третья, затем уехали полицейские. Просто разъехались! Читай – договорились! Такого ни в одной стране мира быть не может, кроме как у нас! – патетически завершил свою речь возмущенный бизнесмен. Считал ли он свою правоохранительную систему действительно наихудшей во всем мире, или же это была распространенная фигура речи, сказать с уверенностью нельзя.

– Пожалуй, поведаю вам еще одну занимательную историю на ту же тему. Она на первый взгляд может показаться смешной и ничтожной, но это лишь, если не делать из нее соответствующих выводов, – взял слово профессор. – Дело было прошлой весной. Сижу я у себя в кабинете, никого не трогаю. Вдруг, после короткого стука, в мою дверь просовывается голова розовощекого молодого человека. Я еще подумал, что это студент старших курсов ко мне в кабинет лезет.

– Роман Петрович? – спрашивает он.

– Допустим, а чем обязан? – отвечаю.

– Вам тут повесточка, распишитесь, – довольно развязно говорит молодой человек.

– Какая еще повесточка?

– Известно какая, военкоматовская.

– Зачем я им понадобился? – и я в изумлении воззрился на парня.

– Известно зачем, на сборы, – нагловато улыбаясь, отвечает мне молокосос.

– Что, что?! Да вы знаете, сколько мне лет?

– Знаю, вам пятьдесят, Роман Петрович. Но по закону вас могут еще пять лет хоть каждый год призывать в палатках пару-тройку недель провести.

– А на дворе, замечу вам, конец марта, снег еще не сошел, ночные заморозки случаются, – пояснил и без того очевидную всем присутствующим нелепость ситуации Роман Петрович.

– Вот тут, подпишитесь, пожалуйста, – и румяный молодой человек бесцеремонно сует мне под нос повестку. И, видя мое замешательство, развязно добавляет: – Но все вопросы, Роман Петрович, как говорится, порешать можно, ко взаимному, так сказать, удовлетворению. И ежели желания ехать на сборы у вас нету, то есть тут один человечек у меня на примете… Ну, как говорится, сами понимаете, – тут розовощекий скосил глаза в сторону и снова ухмыльнулся.

– Ладно, подумаю, – ответил ему я и сделал прощальный жест рукой.

Как только розовощекий вышел, я набрал телефон одного своего знакомого полковника. Чьи только дети у меня не учатся! И поинтересовался, что мне делать. Через десять минут у меня уже была полная информация о том, что это действительно сборы и что мне, человеку, давно страдающему хроническими заболеваниями, туда просто не надо являться – а мой знакомый полковник обо всем позаботится.

Так вот я вас спрашиваю, зачем нужно посылать повестки людям, которым за пятьдесят? Никого моложе найти не могут? Но главное не это. Главное, что «розовощекий» мне потом неоднократно и навязчиво предлагал платные услуги своего знакомого. Что же это происходит, я вас спрашиваю? Так скоро на «абонентское обслуживание» нас всех возьмут, причем те, кто нас защищать должен! Военкомат скажет: не хочешь на сборы ездить – отстегивай мне сотенку в месяц, не то будем регулярно призывать. Полицейский скажет: не хочешь в тюрьму, а ведь мы можем это быстро организовать, отстегивай сотенку в месяц. Из психлечебницы придут и тоже спросят: а вы знаете, что ваши соседи про вас говорят, что вы невменяемый и все такое? Мы ведь обязаны отреагировать. Так что, если не желаете в психушку, гоните соточку, уж будьте любезны. О какой тут демократии говорить!

– Во-во! – буркнул хозяин дома.

– Но вот что я еще хотел бы заметить, господа, – снова взял слово интеллигентный профессор: – на мой взгляд, суть демократии заключается отнюдь не в том, меняется ли в стране руководство раз в пять лет или нет, осуществляются ли полноценные выборы, подотчетно ли правительство народу – оно, вообще-то, нигде не подотчетно, – и существуют ли политзаключенные. В конце концов, в той же Англии лейбористы не сильно отличаются от консерваторов. Правительства повсеместно злоупотребляют вверенной им властью, хотя степень этого, соглашусь, везде разная. Да и политзаключенные тоже везде есть.

Но демократия – это, прежде всего, высокая степень развития каждого индивида и, соответственно, общества в целом. Она заключается в том, насколько каждый готов ограничить себя самого во имя общественных интересов. Не плевать на пол, не распивать в общественных местах алкоголь, не задирать прохожих, громко не сквернословить, если даже за это ничего не будет. И, конечно же, терпимость, терпимость и еще раз терпимость к окружающим! То есть демократия как фаза общественного развития – это, прежде всего, добровольное самоограничение каждого во имя общества.

– Нашим людям до этого еще далеко! Наши люди, вообще, вежливость за слабость принимают, – прогудел Семен Семенович.

– И не говори! – энергично махнул рукой Сергей Сергеевич.

На улице совсем стемнело. Друзья же тем временем окончательно разделались с бутылкой винтажного коньяка и пришли к единому мнению, что управляют ими люди нетерпимые, хамоватые, жуликоватые и совсем недемократичные. Что в нашей стране жить приличным, разделяющим демократические ценности, людям очень и очень сложно, и уж конечно, пока у нас такое правительство, ожидать перемен к лучшему не приходится. При этом как-то само собой подразумевалось, что сами присутствующие – люди вполне терпимые, довольно вежливые, в меру честные и очень демократичные.

И вот, когда подали вторую бутылку коньяку, взгляд Сергея Сергеевича случайно упал на настенные часы. Лицо его приняло вначале удивленное, а потом тревожное выражение.

– Семен, у тебя эти часы правильно идут? Не спешат?

– Часы точные, – с обидой в голосе за часы пробурчал хозяин дома. – А что?

– У меня самолет в десять вечера!

– Нормально, успеешь без проблем. Тут тебе напрямую.

– Надеюсь, – буркнул Сергей Сергеевич и поднял с кресла свое отяжелевшее большое тело.

– Я, пожалуй, тоже поеду, – засобирался Роман Петрович.

– Да подожди. Тебе-то куда спешить, Рома? Давай выпьем еще.

– Тебе хорошо, ты-то дома, а мне еще ехать.

Роман Петрович, хотя и мог позволить себе шофера, предпочитал водить машину сам, даже будучи не вполне трезвым.

– Вызвал бы ты «трезвого водителя», а то поймают еще, проблем не оберешься, – предложил ему Семен Семенович, когда друзья вышли из дома.

На что Роман Петрович только покровительственно похлопал по плечу своего друга и надменно уселся за руль своего спортивного Мерседеса. Оказавшись в машине, духовно развитый Роман Петрович неожиданно ощутил потребность послушать Бетховена. Из динамиков полились чарующие звуки обожаемой профессором пятой симфонии. «Вечер удался», – пришло ему на ум.

Роман Петрович отъехал несколько километров от дома своего друга, когда зазвонил его мобильный телефон.

– Алло, – прожурчал довольным голосом Роман Петрович в трубку.

…

– Да, такса обыкновенная.

…

– Да, сорок тысяч евро за поступление.

…

– А не хотят, пусть в «макароносверлильный» поступают! В «арбузолитейном» пускай учатся! – неожиданно перешел на крик Роман Петрович. Он всегда считал, что дело есть дело, и тут уж, знаете ли, бывает не до рассусоливаний.

Разъединившись, он недовольно забурчал: «Дорого им! Как будто я все себе в карман кладу. Как будто надо мной никого нет! Как будто там, наверху, тоже не люди, есть, пить, как будто, там наверху не хотят!»

Но вскоре Роман Петрович уже въезжал в охраняемый двор своего дома в центре города. Он поленился заезжать на парковку, и, несмотря на то, что правилами кондоминиума, которые он сам подписывал когда-то, строго запрещалось оставлять машины у подъезда, ему почему-то показалось, что сегодня именно тот случай, когда это можно и даже нужно сделать. Тут, однако, профессор, к своему раздражению, заметил, что вход к его подъезду уже перекрыт какой-то спортивной машиной. Присмотревшись внимательнее, Роман Петрович разобрал, что это был «Порш» его первокурсника сына. Гнев его поубавился, и на уста снизошла кроткая улыбка.

«Вот сорванец», – мелькнула мысль.

Свою машину можно оставить и у соседнего подъезда, что профессор и сделал.

Роман Петрович вальяжно вышел из машины, прошел мимо надписи «парковка запрещена» и исчез в дверях своего элитного дома.

Все это время за ним внимательно наблюдали двое молодых охранников.

– Крутой мужик. Вот бы так же! – мечтательно сказал один другому после паузы.

А в это самое время Сергей Сергеевич, развалившись на заднем сидении своего лимузина, говорил водителю:

– Кирюха, ну что ты там, заснул совсем, что ли? Давай, газуй!

– Так машин много, поток плотный, Сергей Сергеевич.

– Ладно, газуй давай по встречной!

– А если права отберут, Сергей Сергеевич? – на всякий случай поинтересовался хитроватый Кирюха. Он знал повадки своего хозяина, как свои пять пальцев.

– Да не волнуйся ты, отмажем тебя, не впервой же.

– Воля ваша, Сергей Сергеевич, – удовлетворенно ответил водитель и, «втопив» педаль газа в пол, выехал на разделительную полосу. Ему нравилась быстрая езда, как и езда без правил. Любил Кирюха чувство щемящего превосходства над остальными участниками движения, которое этому сопутствовало. Особенно, когда за это не надо было платить.

Пока они ехали до аэропорта, Сергею Сергеевичу пришла идея, что неплохо было бы выпить еще. А мысли с делом у него никогда не расходились. Он достал припасенную для таких случаев бутылку виски и в течение поездки маленькими глотками осушил большую ее часть. На посадке его, однако, ожидал неприятный сюрприз. Бизнесмена отказались регистрировать на рейс ввиду крайне высокой степени опьянения. Сергей Сергеевич никак не мог поверить в происходящее с ним. Он так долго ехал, нарушал правила, чтобы не опоздать, наконец, прибыв в аэропорт, с большим трудом – у него двоилось в глазах – все же смог найти стойку регистрации. И вот теперь его не хотят регистрировать. И все из-за какого-то пустяка! Он всего-то немного выпил. Рядом с ним сдавали багаж пассажиры, они получали посадочные талоны. А Сергей Сергеевич стоял тут же, опершись на стойку и, глядя на девушку, служащую авиакомпании, которая отказывала ему в полете, периодически произносил всего лишь одно слово: «сучка». Других слов у него в тот момент не находилось. Надо ли говорить, что это лишь усугубило его положение. Потом он собрался с силами и потребовал пригласить представителя авиакомпании. Вскоре подошел любезный человек средних лет, но это делу не помогло. Поездку на море пришлось немного отложить.

А что же хозяин дома? После того, как разъехались гости, Семен Семенович отправился пройтись по осеннему саду. Он любил топтать дорожки вокруг своего дома, и шелест опавшей листвы под ногами успокоительно на него действовал. В такие вечерние часы, когда ничто не нарушало его покоя, нетрезвый Семен Семенович ощущал редкие приливы удовлетворения от прожитой жизни. Голые деревья окружали его со всех сторон, и сквозь их ветви, в окне уютной гостиной его дома, мелькнул силуэт его красавицы жены. «На свете счастья нет, но есть покой и…» – мелькнуло в его памяти. Что там говорить? Семен Семенович любил поэзию!

Но тут совершенно неожиданно ему показалось, что что-то идет не так. Он в недоумении повертел головой по сторонам. Вот оно что! Его большие ноздри постепенно наполнялись едким дымом. А вскоре послышался шум с прилегающего участка, отгороженного высокой бетонной стеной. Стену эту, высотой в три метра, Семен Семенович возводил, чтобы ни при каких обстоятельствах не видеть ненавистных ему соседей. И, конечно же, как можно меньше их слышать. Но недавно он, к своему негодованию, заметил, что с соседского участка ежедневно все выше и выше поднимаются кирпичные стены их нового дома высотою как минимум в пять этажей! Понятное дело, соседи специально затеяли это строительство, чтобы насолить ему, чтобы смотреть на него и его семью сверху вниз. Смотреть и нагло посмеиваться! Семену Семеновичу живо представлялись глумливые физиономии его соседей, высовывающиеся из окон пятого этажа!

«Что же мне теперь, стену надстраивать придется? Но тогда какой высоты?» – ломал голову Семен Семенович последние месяцы.

И вот теперь с соседнего участка послышались крики его владельца и совершенно непереносимый хохот, да что там хохот – противный высокий визг соседки. Между прочим, соседка Семену Семеновичу была особенно неприятна. Если бы кто-нибудь спросил его, откуда взялась эта вражда, то он вряд ли смог бы сформулировать исчерпывающий ответ. Жили они с соседями бок о бок многие годы, и кто кого обидел первый, сейчас вспомнить было невозможно. Но с давних пор взаимная неприязнь прибывала с каждым днем, и, конечно же, каждая семья была непоколебимо уверена в своей правоте. Стоит ли говорить, что соседи никогда не пытались спокойно обсудить имеющиеся взаимные претензии. Все общение их сводилось исключительно к брани.

«Я же говорил им: не жечь листьев на участке. Я же говорил, что я не переношу этого дыма. Они это все специально. И смеются вдобавок!» – мрачно думал Семен Семенович, у которого, надо признать, действительно была легкая аллергия на дым от палых листьев.

В негодовании он ретировался в дом и присел в кресло. Потом он встал и налил себе водки. Достал из холодильника припасенный для такого случая огурец. Выпил, зажмурился, закусил, потом повторил процедуру. Затем он вышел на улицу, где продолжалось безобразие: с соседского участка сильно тянуло едким дымом, и раздавался отвратительный смех соседей.

Семен Семенович подошел вплотную к стене и что есть мочи завопил:

– А ну, прекратите орать! И погасите немедленно костер! У меня аллергия! И вам это известно!

Но его слова, судя по всему, остались без внимания. Дымом по-прежнему тянуло. И Семену Семеновичу даже послышалось, что хозяйка дома прокричала что-то обидное в ответ: «без тебя, дурака, разберемся, что нам делать» или что-то в этом роде.

«Ну, видит бог, я их предупредил! Ладно, посмеются они у меня!» – мрачно подумал Семен Семенович и торопливо отправился в подвал своего дома.

Когда он появился оттуда, на его плече красовалась длинная стремянка. Семен Семенович, пыхтя, прислонил лестницу к разделявшей его с соседями стене, и нетвердой поступью начал восхождение по шатким ступенькам ненадежной конструкции.

А по другую сторону стены в это самое время его соседи и двое их друзей радостно созерцали тление многочисленных куч палой листвы, заблаговременно подготовленных их садовником. Правда ли то, что делали они это назло Семену Семеновичу, мы не знаем. Но мы доподлинно осведомлены, что, заслышав из-за стены угрозы Семена Семеновича, его соседка действительно своим очень высоким и одновременно громким голосом в красочных выражениях посоветовала ему заниматься своим делом, дополнительно пояснив при этом, что на своей собственной территории она может делать все, что ей заблагорассудится. Вся это информация по сей день хранится в материалах полицейского протокола, составленного в тот же вечер.

Соседи Семена Семеновича продолжали пребывать в приподнятом расположении духа, когда из-за забора неожиданно показалась его крупная голова. Выражение лица Семена Семеновича, даже несколько скраденное тусклым светом фонарей, в этот момент не предвещало ничего хорошего. Однако компанию это явление почему-то еще больше раззадорило, и они, буквально схватившись за животы, начали раскачиваться от смеха, тыкая в него пальцами. Видимо, эти господа никак не предполагали дальнейшего неблагоприятного для них развития событий и искренне верили, что находятся в полной безопасности на своей территории.

А вот бравый Семен Семенович, напротив, все прекрасно предусмотрел. Он вынул из кармана травматический пистолет и, не мешкая, открыл беглую стрельбу по своим обидчикам. Тут следует пояснить, что в молодости он обучался этому делу в разведшколе. И даже был отмечен соответствующими хвалебными грамотами. Потому даже по прошествии многих лет и, несмотря на изрядную алкогольную интоксикацию, ему удалось-таки послать несколько пуль в цель. Что и явилось причиной довольно болезненных травм его обидчиков, которые с отчаянными криками не замедлили ретироваться в дом.

Полностью разрядив обойму, Семен Семенович, удовлетворенно урча, тоже покинул поле боя и преспокойно отправился спать. Недолгий сон его был, правда, вскоре прерван нагрянувшим нарядом полиции. Доказательства его удали в виде громадных кровоподтеков на телах его соседей и так некстати посетивших их гостей были налицо.

После устроенной им бойни Семен Семенович, человек с двумя высшими образованиями, остаток ночи провел в камере предварительного заключения. Впрочем, он не оказывал сопротивления при задержании, а, протрезвев под утро, приступил к плотным переговорам с блюстителями порядка. Жена подвезла ему необходимую кругленькую сумму, которая позволила положительно решить вопрос об отказе в возбуждении уголовного дела, на чем так настаивали соседи. Но они, как и накануне, не смогли правильно оценить обстановку.

Когда после проведенной в КПЗ ночи небритый, с синяками под глазами Семен Семенович грузно забирался в свой «Феррари», за рулем которого находилась его жена, двое прогуливавших занятия студентов, глядя на него, одновременно подумали: «Крутой чувак! Мне бы так!»