ПРОЛОГ

Филипп Кью был суеверен. Он возлагал большие надежды на три восьмерки, входящие в цифровое обозначение года. И действительно, 1888-й стал годом его стремительного финансового роста. Да, пусть он всего лишь выскочка в глазах этих напыщенных индюков, которые гордятся своим высоким происхождением, но их снобизм не подкреплен таким состоянием, как у него. «Коротышка купец» еще заткнет за пояс этих жалких аристократишек, только и знающих что вздыхать о былом величии своих важных семейств…

Филипп Кью нервно мерил шагами гостиную. Иногда он подходил к столику с напитками, наливал себе немного рома и пил его неразбавленным как можно медленнее, закрыв глаза. «Удачный год, – думал он, – угольные шахты и лес принесли колоссальную прибыль, а теперь вот Эми родит мне наследника».

Наверху, в детской, плакала маленькая Фиби, которой только-только исполнилось три года. Гувернантка мисс Бойл тщетно пыталась успокоить малышку. Фиби как будто не слышала увещеваний и посулов и продолжала выводить скорбные рулады, изредка замолкая, чтобы перевести дыхание.

Наконец в доме стало тихо, даже чересчур тихо. Доктор Гринвуд, принимавший роды у Эми Кью, так долго не выходил из ее комнаты, что Филипп начал волноваться не на шутку. Двоюродная сестра Эми и горничная Нэнси находились там же. Ром не только не скрашивал тягостного ожидания, но и усиливал чувство страха, внезапно охватившее Филиппа. Мимо него, закрыв лицо руками пробежала Нэнси. Филипп устремился в комнату жены, но перед самой дверью остановился и прислушался. Кроме невнятного бормотания, ничего не было слышно.

И вот он решился, но то, что предстало его взору, повергло Филиппа Кью в ужас. Миссис Лавджой, сестра Эми, держала на руках завернутого в батистовые пеленки младенца. Женщина не смотрела на ребенка, казалось, ее внимание привлекла несуществующая дыра в стене. Сильвия Лавджой бормотала слова молитвы, в то время как доктор Гринвуд пытался привести Эми в чувство. Ребенок был мертв.

Взглянув на бледно-серое лицо Эми и не говоря ни слова, Филипп покинул ее комнату, чтобы не заходить туда большего никогда. Ему вспомнилось, как два дня назад жена просила его позаботиться о Фиби, если вдруг умрет в родах. Эми хотела, чтобы дочь перенесла отсутствие матери безболезненно, разумеется, насколько это возможно.

– Она должна быть счастливой.

– Конечно же, дорогая. Наша дочь не будет ни в чем нуждаться, а потом она подарит нам замечательных внуков. И выброси, пожалуйста, из головы эти нехорошие мысли. Подумай о нашем сыне, ведь он страдает вместе с тобой.

– Филипп, у меня предчувствие. Я видела дурной сон…

– Ты должна верить мне, а не снам, – Филипп рассмеялся и посоветовал жене не читать поэмы Юнга на ночь. Он вообще считал, что женщине полагается читать лишь молитвы и сказки детям, однако гордился тем, что Эми образованна и даже имеет литературный вкус.

… После похорон Филипп ходил по огромному дому, словно привидение. Ключ от комнаты Эми он хотел было выбросить, но горничная выпросила его себе. Впоследствии Нэнси взяла за правило два раза в неделю заходить туда, чтобы вытирать пыль и поливать любимую гортензию Эми. Экзальтированная Нэнси разговаривала с растением как с живым человеком, точнее, как с живой миссис Кью. Похоже, в доме после смерти хозяйки все помешались.

Сильвия на правах сестры пыталась несколько дней вести домашнее хозяйство, пока Филипп придет в себя, но окружающая обстановка действовала на нее угнетающе, и она спешно засобиралась в Лондон. Супруг Сильвии Лавджой владел книжной лавкой на Брэд-стрит, и дела его шли хорошо. Их брак, длившийся почти пятнадцать лет, мог быть идеальным, если бы не отсутствие у супругов детей. Сильвия подумала, что они вполне справились бы с ролью родителей крошки Фиби. Девочка была очаровательна, хоть и немножко упряма. От матери она унаследовала каштановые волосы с рыжинкой и лукавый взгляд. «Глаза, возможно, будут синими, как у Эми», – мечтала Сильвия. Сейчас глаза малышки были неопределенного серовато-голубого оттенка, а после плача в них появлялись зеленые искорки, такие же, как у отца. «Бедный Филипп, – Сильвия Лавджой горестно вздохнула, – неделя прошла после смерти жены, а он до сих пор ни с кем не желает разговаривать. Дела забросил, даже из дома не хочет выходить».

Сильвия Лавджой покидала Ипсуич с тяжелым сердцем – ей так и не удалось уговорить Филиппа отдать дочь им с мужем на воспитание. Стоило Сильвии только заикнуться об этом, как Филиппа Кью будто прорвало: он не постеснялся излить на Сильвию весь свой гнев, и, судя по всему, ее просьба наконец-то вернула отца девочки к жизни. Филипп, со сжатыми кулаками и побагровевшим лицом, кричал о том, что Фиби его дочь (никто ведь с этим не спорил) и он сам о ней позаботится. У девочки будет все самое лучшее, она будет жить как принцесса… Выпустив пар, Филипп извинился перед Сильвией. Потом более спокойным тоном поведал родственнице о прекрасном будущем Фиби. «Клянусь памятью Эми», – закончил разговор Филипп Кью.

 

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Три года назад роскошному особняку отца пятнадцатилетняя Фиби предпочла суровые стены школы для юных леди, принадлежавшей мисс Хилари Олборн. И хотя Филипп Кью считал, что приличная девушка должна воспитываться дома, он уступил желанию дочери завершить образование в заведении мисс Олборн. Не последняя роль в этом принадлежала тому обстоятельству, что с Фиби учились девушки из аристократических семей. Белинда Фарроуз и Сьюзи Хаттон были лучшими подругами его дочери.

Фиби Кью оправдала надежды отца: она была красива, грациозна, умна и, наконец, богата. Более того, дочь Филипа Кью была невестой. И не кого-нибудь, а самого Саймона Кросби – единственного отпрыска дворянской фамилии, уходившей своими корнями в… собственно, неважно. Главное – он аристократ и у него положение в обществе.

Свадьбу назначили на пятнадцатое октября, и на все приготовления оставалось немногим более трех недель. Но Фиби не спешила расставаться с подругами и покидать школу, а после вчерашнего вечера она впала в отчаяние. Фиби не хотела замуж! Вчера, в опере, ей стало ясно это как белый день; от волнения девушка даже оторвала пуговицу от перчатки. Финала «Сомнамбулы» Беллини Фиби услышать не пришлось – экипаж Саймона Кросби мчал ее по направлению к дворянскому предместью Лоутсайд, где находилась школа мисс Олборн.

– Что там стряслось с Фиби? – спросила Белинда Фарроуз, стоя посреди одного из захламленных покоев школы для юных леди. На диванах и оттоманках отделанного бахромой, бисером и парчой салона валялись груды кружевных нижних юбок и прочие детали дамских туалетов.

– Она даже не пустила к себе горничную, добавила Белинда.

– Пойду посмотрю, что у нее произошло. Сьюзи Хаттон распахнула дверь в соседнюю комнату. Платье Фиби, в котором она прошлым вечером была в опере, лежало бесформенной кучей тюля и шелка на полу. Простыни были смяты, а в воздухе стоял запах дорогих духов.

– Фиби, с тобой все в порядке? – тихонько спросила Сьюзи.

Она подошла к окну и отдернула занавески, впустив в комнату лучи угасающего вечернего солнца. Вдалеке виднелись несколько самых высоких домов Ипсуича. Из-за фабричной гари и копоти небо имело грязновато-янтарный оттенок. Но ближе к предместью Лоутсайд прохладный ветерок обещал приятный вечер.

– Фиби, разве мы не говорили тебе, чтобы ты собиралась? Ты что, сегодня с нами не идешь? – продолжала настойчивым тоном Сьюзи. Молчание подруги начинало выводить ее из себя. Однако любопытство юной леди Хаттон было сильнее, и она набралась терпения, ожидая, что Фиби рано или поздно сама все расскажет.

Хотя предстоящее мероприятие носило расплывчатое название евангельских чтений, все прекрасно понимали, что это лишь повод для сливок общества провести вместе воскресный вечер. На собрании и впрямь могли обсуждаться серьезные вопросы духовной жизни, но куда более мелкие проблемы – сплетни и флирт – встречались здесь воистину с религиозным рвением. Кроме того, к сегодняшнему общественному мероприятию примешивалась настоящая интрига, о которой все сплетничали уже целую неделю. Столь желанный Алан Стюарт искал себе жену!

– Ну, пожалуйста, дорогая, – донесся из соседней комнаты голос Белинды. – Ты меня просто пугаешь, а ты знаешь, что я не из робких…

Лежавшая на кровати Фиби не могла найти слов, чтобы развеять озабоченность подруг. Она пыталась припомнить, какой же была ее жизнь всего лишь 24 часа тому назад. Пыталась вспомнить, кем же все-таки она была. Единственной любимой дочерью. Невестой самого изысканного мужчины Ипсуича, привилегированной девушкой на пороге роскошной жизни.

Но прошлой ночью все рухнуло, и теперь Фиби ума не могла приложить, как собрать осколки разбитой вдребезги мечты.

– Пожалуйста, поторопись, – сказала Белинда, провальсировав из соседней комнаты, прижимая к груди блестящее шелковое вечернее платье. – Экипаж мисс Олборн уже готов. Вы только представьте! Алан Стюарт в конце концов решил обзавестись женой.

Девушка вертелась перед старинным венецианским зеркалом, взбивая копну черных блестящих волос.

– Не правда ли, все это так изысканно и романтично?

– Нет, это чистой воды варварство, – ответила Сьюзи. – Зачем демонстрировать нас мужчинам, словно лошадей на аукционе?

– А все потому, – ответила вошедшая в комнату Фиби горничная Гвенда Рид, – что мисс Олборн обещала, что все вы там будете. Три юных совершенства, – добавила она с легким оттенком иронии и отдернула полог кровати.

– С вами все в порядке, мисс? Черт возьми, но вы меня целый день к себе не пускали! – горничная похлопала бледной ручкой по куче одеял.

Доброжелательные подруги привели Фиби в бешенство. Ей хотелось кричать и топать ногами. Сказать, чтобы они оставили ее в покое, но она понятия не имела, как воплотить подобные желания в жизнь. Дурным манерам ее никто не учил. Укутавшись в простыни, она сделала вид, будто ничего не слышит.

– Послушай, она даже не хочет нам отвечать! – озабоченно воскликнула Сьюзи.

– Ну, пожалуйста, Фиби, – уговаривала Белинда. – Поговори с нами… Может, ты заболела?

Фиби знала, что в покое ее не оставят. Она с трудом приподнялась на постели, прислонившись головой к горке голландских атласных подушек. Два до боли знакомых и дорогих существа пристально смотрели на нее. Сейчас в них была какая-то особая красота, быть может, потому, что девушки столь разительно отличались друг от друга. Светловолосая Сьюзи и Белинда с черными локонами. Их лица сохраняли обезоруживающую невинность и миловидность, что еще вчера было присуще и Фиби.

– Нет, я здорова, – не своим голосом прошептала она.

– Да ты на черта похожа, – выпалила с присущей ей прямотой Сьюзи.

– Это потому, что я и впрямь была в аду.

– Я пошлю за доктором, – бросилась к дверям Гвенда.

– Нет! – крик Фиби остановил горничную. О докторе не могло быть и речи. – Я уверяю вас, – с трудом выдавила она, – что совершенно здорова.

И чтобы доказать это, Фиби вскочила с кровати и стала босая посреди комнаты.

– Ну, и слава Богу, – Белинда схватила подругу за руку и потащила за собой. Фиби не сопротивлялась и через мгновение оказалась в ярко освещенном салоне.

– Думаю, ты не в себе, потому что через три недели тебе предстоит стать замужней женщиной.

Белинда отпустила руку Фиби и задумчиво улыбнулась.

– Тебе несказанно повезло! Как ты можешь валяться в постели в такое волшебное время?

Если бы я была помолвлена с кем-то вроде Саймона Кросби, я бы от волнения места себе не находила. За неделю до того, как моя сестра вышла замуж за мистера Финчли, моя мать шутила, что ей необходим якорь, чтобы остаться на грешной земле!

Фиби понимала, что Белинда вовсе не хотела ее обидеть. Просто у Фиби не было матери. И потому она чувствовала себя самым несчастным существом на свете.

– Итак, – подытожила Сьюзи, – поспешим. Нам нельзя опаздывать.

С абсолютным безразличием Фиби окинула взглядом залу, заваленную расческами, пульверизаторами, кружевным нижним бельем, лентами и массой юбок, – достойную демонстрацию женственности. Раньше подобное ее восхищало, но теперь все было по-другому. Внезапно все эти вещи перестали хоть что-то для нее значить. Фиби охватило странное ощущение: будто бы она оказалась под стеклянным колпаком и теперь разглядывает своих подруг сквозь толстое, слегка затуманенное стекло.

Чувство отстраненности и безразличия нарастало с каждой секундой. Она ведь привыкла быть юной леди из знаменитой школы мисс Олборн, веселой и уверенной в том, что занимает соответствующее место в блистательном мире высшего общества Ипсуича. Теперь все это казалось таким же искусственным, как и бессмысленным. Девушка чувствовала себя чужой среди своих подруг и не понимала той глупой девочки, которой была еще вчера.

– А как же ты, дорогая Гвенда? – спросила Белинда у белокожей веснушчатой горничной.

Белинда использовала любую возможность для того, чтобы напомнить Гвенде о том, что она лишь простая служанка, находящаяся в распоряжении куда более знатных девушек вроде ее самой.

– Каковы твои планы на сегодняшний вечер?

Лицо Гвенды Рид залила пунцовая краска: ее белая, почти прозрачная кожа выдавала любые эмоции.

– Вы оставили мне прекрасный кавардак для уборки, мисс. И вряд ли я освобожусь до утренней зари.

– Я придумала! Гвенда должна пойти с нами, – заявила Сьюзи, которую воспитали девушкой свободомыслящей и в грош не ставившей общественное положение того или иного человека. В отличие от Белинды Сьюзи начисто была лишена классовых предрассудков.

Просто она знала, что сегодня там будут «нужные» люди: политики, промышленники, общественные реформаторы – все, кто крайне необходим для осуществления цели ее жизни – борьбы за права женщин.

– И впрямь, Сьюзи, – продолжала издеваться Белинда. – Ведь на вечер приглашены лучшие люди города. А чтения доктора Мэйна предназначены исключительно для тех, чье благородное происхождение не вызывает никаких сомнений.

– Приглашение распространяется на всех воспитанниц мисс Олборн, – напомнила ей Сьюзи, будучи богатой и достаточно наивной для того, чтобы бороться за равноправие женщин. Подруги всегда удивлялись несоответствию внешности Сьюзи ее характеру. Белокурая и нежная, девушка скорее напоминала фарфоровую куклу, нежели ревнительницу женского равноправия.

– Все это полная ерунда, – ответила Гвенда. Больше всего ей хотелось сейчас, чтобы очаровательные мисс скорее собрались и уехали, а она спокойно занялась бы делом.

– Но, может, ты действительно должна пойти с нами, – промолвила Белинда, сверкнув глазами. – Будет здорово, если мы удивим всех столь таинственной леди.

Прежней Фиби все это очень бы понравилось. Живая и смышленая, Гвенда всегда придавала некоторое разнообразие утомительной рутине продвижения по общественной лестнице. Но сейчас думать об этом не хотелось, и Фиби коснулась дрожащей рукой своего лба. В висках пульсировала боль, словно кто-то бил в маленькие молоточки, принося девушке невыносимые страдания. И именно сейчас, когда Фиби нужно быть сильной и уверенной в себе для серьезной беседы с отцом, она чувствовала себя беспомощной и совершенно измотанной.

– Белинда права, Гвенда, – сказала Сьюзи. – Это будет так здорово… Ну, пожалуйста, пойдем.

– Но мне нечего надеть, чтобы не выглядеть пугалом, – ответила Гвенда. В ее голосе почувствовалась тоска. Ведь, на самом деле, она просто бредила высшим светом. А сейчас ей представлялась прекрасная возможность на других посмотреть, в особенности на Алана Стюарта, и себя показать, но…

– У тебя есть, что надеть, – Фиби неимоверным усилием воли заставила себя выйти из ступора. – Ты наденешь мое новое платье. Мне оно не понадобится.

– Твой дорогущий вечерний наряд?! – не поверила своим ушам Белинда. Все платья Фиби ее отец заказывал в парижском салоне Риши. – Даже и не думай! Ты ведь его еще сама ни разу не надевала!

– Я не поеду с вами, – сдержанно промолвила Фиби, хотя при этом ей хотелось плакать. – Мне нужно срочно в город, чтобы повидаться с отцом.

Она не была уверена в том, когда именно приняла подобное решение, но тем не менее оно было принято. Ей необходимо было обсудить с отцом одно крайне важное дело, и медлить было нельзя.

– Но ты же не можешь одна ночью отправиться в город?! – не выдержала Белинда. – Кто будет тебя охранять?

– Брось, поедем с нами, – уговаривала Сьюзи, ей все еще не терпелось выведать у подруги тайну, которую та тщательно скрывала. У Сьюзи был нюх на секреты, и она, надо отдать ей должное, умела держать язык за зубами. К тому же Сьюзи как никто другой могла дать нужный совет или подтолкнуть к действию.

– Посидишь на евангельских чтениях, а потом мы отвезем тебя к отцу. Ты ведь знаешь, что на сегодняшнем мероприятии будет присутствовать сам Саймон Кросби. Разве не так? Он ведь уверен, что ты непременно появишься… В противном случае, что мы ему скажем?

Когда Фиби услышала имя своего жениха, ее словно окатили ледяной водой из ведра.

– Передайте ему мои извинения, – выдавила она из себя.

– Да ты совсем потеряла голову, – Сьюзи коснулась руки подруги. – Мы с ума сойдем, если ты не расскажешь, в чем дело! Это как-то связано со вчерашней оперой? Но ведь ты выглядела великолепно, когда уходила, а потом целый день провалялась в постели. Тебе не понравилась опера Беллини? Фиби отвернулась. Ну как же может не понравиться такая прекрасная музыка?

– Кажется, я знаю, в чем дело, – прошептала Гвенда. – Тебя ведь всегда мучили сильные боли в такие дни. Давай-ка я останусь и приготовлю тебе травяной чай.

– Да нет, дело совсем не в этом, – ответила Фиби.

– Нет, это абсолютно на тебя не похоже, – возмутилась Сьюзи. – Если что-то не так, почему бы тебе не поделиться с нами, дорогая?

– Все в порядке, – Девушка попыталась вложить как можно больше уверенности в свои слова, но ничего не получалось, потому что это была ложь. Все изменилось и уже никогда не станет прежним. Но как объяснить это лучшим подругам?

– Это чисто личное дело, – еле слышно ответила она. – Пожалуйста, оставьте меня в покое. Я объясню все, когда вернусь.

– Итак, мы решили стать таинственными, – процедила сквозь зубы Белинда. – По-моему, ты просто хочешь привлечь к себе внимание.

– Помолчи, – устало вздохнула Сьюзи. Она не выносила малейших ссор.

Белинда продолжала говорить, но ее уже никто не слушал. Хотя девушки и учились вместе, Белинда отделяла себя от других. Будучи почти столь же богатой, как Фиби, и почти такого же благородного происхождения, как Сьюзи, она сделала вывод, что вместе эти два факта ставят ее выше подруг. Белинда страдала жутким снобизмом, и порой в ее замечаниях Гвенде Рид сквозила настоящая злоба. Только она одна понимала, что нельзя просто так игнорировать исключительно важные общественные мероприятия. Все это лишний раз доказывало, что Фиби Кью недостойна блистать в свете. Новоиспеченная леди просто не понимала важности посещения мероприятий, на которых собираются нужные люди.

– Пойду вызову кучера, – промолвила Фиби.

Она застегнула простенькое светло-зеленое саржевое платье, накинула на плечи шаль и надела шляпку. Отослав за кучером, девушка обулась в немецкие кожаные башмаки, которые даже не стала застегивать.

Ее подруги принаряжались куда более основательно. С горящими от радости глазами, Гвенда облачилась во французское вечернее платье, и ее домотканые шаровары скрылись в ворохе кружевных юбок. Наряд из бирюзового шелка и алебастровая белизна кожи делали девушку похожей на героиню волшебной сказки. Спустя два века история Золушки повторялась, и воспитанницы мисс Олборн дружно рассмеялись мысли, пришедшей в их очаровательные головки одновременно. Только Фиби смотрела на происходящее взглядом постороннего. Три года, проведенные в этом престижном учебном заве-пении, промелькнули перед глазами за несколько минут.

Девушка так гордилась Сьюзи, Гвендой и Белиндой, ставшими, как ей порой казалось, ее лучшими подругами. Эта четверка делилась между собой всем – надеждами и мечтами, разбитыми сердцами и романтическими любовными победами.

И вот наконец произошло то, чем Фиби не могла поделиться со своими подругами. Она просто не способна была им открыться. Это было выше ее сил. Кроме того, прежде всего она должна была сообщить обо всем отцу. Фиби необходимо было решиться это сделать. «Господи, помоги, – молилась она про себя. – Только бы он понял». Впрочем, решение она уже приняла, но, вспомнив характер отца, немного испугалась предстоящего разговора.

– Хорошо вам провести сегодняшний вечер, – сказала Фиби, касаясь пальцами дверной ручки. – Мне хотелось бы узнать все подробности о дебюте Гвенды в высшем свете по возвращении.

Фиби уже с трудом подбирала нужные слова, мысленно она уже была на Харбор-стрит. Гвенда снова подбежала к ней.

– Мисс Фиби, вы уверены, что не поедете с нами?

– Абсолютно, – отчеканила девушка, скрываясь в дверном проеме.

– Пусть бедняжка идет, – расстроенным тоном заявила Белинда Фарроуз. Грациозно она натянула на свою изящную ручку шелковую перчатку. – Если мы будем и далее продолжать этот спор, то непременно опоздаем. Правда, без нас ничего интересного все равно не произойдет.

После чего началось обсуждение того, какую именно прическу сделать Гвенде, и, воспользовавшись этим, Фиби проскочила в вестибюль, где ее уже поджидал личный кучер. На улице она увидела громоздкий экипаж, запряженный парой превосходных лошадей. Золотая школьная эмблема украшала коричневые эмалевые дверцы.

Личная карета Фиби, заказанная Филиппом Кью в Дрездене, поджидала за углом. Дорогостоящий экипаж с опытным кучером и ирландской скаковой лошадью постоянно находился в ее распоряжении. Даже Сьюзи Хаттон не могла себе позволить подобного расточительства. Хотя, скорее всего, не хотела. В ее семье истинными признавались лишь вечные ценности.

Езда укачивала. Как только карета отъехала от школы с ее серыми, мрачными стенами и фигурными железными воротами, Фиби почувствовала, себя словно Рапунцель, сбежавшая из своей башни-темницы. Мимо пролетали небольшие фермы, вросшие в землю лачуги на фоне садов и полей. В окошках мерцал свет, и Фиби представляла, как фермерские семейства сейчас собираются за столом. Время ужина. За жизнью этих людей ей всегда приходилось наблюдать только издали, но она воображала, что в их отношениях присутствуют близость, понимание и теплота, которых Фиби так не хватало в ледяной формальной атмосфере отцовского дома.

Но ей грешно жаловаться. Всю свою недолгую жизнь она наслаждалась преимуществами, о которых большинство женщин даже не могло и мечтать. Филипп Кью планировал и строил будущее дочери с такими же скрупулезностью и педантизмом, с какими вел свои дела. Конкуренты открыто называли Кью жестоким и наглым, а Фиби ничего не понимала в торговле. И такое положение вещей ее отца вполне устраивало.

До Ипсуича они доехали довольно быстро. Дэйвид, служивший личным кучером девушки с тех пор, как ей исполнилось три года, уверенно правил по широким прямым улицам, пересекавшим город. Дэйвид жил в деревянном домишке на берегу реки. У него были жена-толстушка и двое взрослых сыновей. Фиби было любопытно, что же Дэйвид делает, когда возвращается поздно ночью домой? Трогает ли он свою спящую жену или же просто зажигает лампу и какое-то время смотрит на нее? Просыпается ли она? Или все же, вздыхая во сне, отворачивается к стенке?

Фиби понимала, что пытается отвлечься от предстоящего скандала. Она нервно ерзала на сиденье, пытаясь разглядеть сквозь окошко кареты городские кварталы. Обычно вблизи моря всегда было прохладнее, но в сегодняшний вечер духота ощущалась и после захода солнца. А может быть, Фиби просто не хватало воздуха от волнения.

Белесые искры газовых фонарей освещали длинные и прямые главные городские магистрали. Экипаж проехал по мосту, прогрохотав мимо элегантного отеля, где сегодня должны были собраться сливки общества. Изысканно одетая публика уже толпилась у входа. Фиби разглядела в толпе Сесилию Палмер, свою главную «конкурентку», претендовавшую на звание миссис Кросби. Но теперь, когда Саймон предпочел Фиби, точнее, деньги ее отца, Сесилия оказалась в незавидном положении. В двадцать пять лет у бедняжки еще не было жениха. Внутри сверкала огромная люстра. Золотая клетка высшего общества была единственным миром, знакомым Фиби. Но отныне она не чувствовала себя здесь в полной безопасности. Она даже и представить себе не могла, что вошла бы теперь в этот отель.

Традиционно проводившиеся в первое и третье воскресенья месяца чтения обычно привлекали Фиби. Она любила смотреть на разодетых в немыслимо дорогие наряды людей, счастливо потягивающих шампанское за оживленной беседой. Ей нравились простые радости беззаботной болтовни и сплетен. И, конечно же, ей нравилось восхищение мужчин, смотревших на нее. Но в прошлую ночь Фиби навсегда лишили иллюзий.

Неважно. Сегодня она поклялась вернуть свою душу.

Девушка задрожала, осознав, что, проигнорировав общественное мероприятие, буквально предала окружавших ее прежде людей. Никогда раньше ей еще не приходилось выступать в роли этакой бунтарки, и у нее не было полной уверенности в том, что она сможет благополучно завершить задуманное. Она все-таки не Сьюзи Хаттон, на выходки которой в обществе смотрят со снисхождением, потому что ее чудак отец известный вольнодумец.

Когда они выехали на Гэйт Авеню, Дэйвиду пришлось остановить карету, чтобы пропустить толпу. Похоже, люди возвращались из театра Юджина.

Постучав по стеклу, Фиби спросила:

– Все в порядке, Дэйвид?

– О, да, мисс Кью. Не волнуйтесь. Кучер повернул на мост Булвек, сокращая путь до дома. Но Фиби предпочла бы другой путь. Просто она вдруг поняла, что не готова через пять минут встретиться с отцом. Если бы Дэйвид вез ее по главной магистрали города, она успела бы подготовить краткую речь. А теперь они петляли по узким улочкам, стремительно приближаясь к дому. Но народа на их пути стало попадаться куда больше. Фиби попыталась хоть что-то разглядеть через заднее окно кареты. Пешеходы, в основном прилично одетые люди, напоминали собирающихся отужинать в ресторане. Но все же для воскресного вечера их было, пожалуй, чересчур много.

Фиби стала думать о подругах: они, должно быть, уже подъехали к отелю, оставили экипаж и присоединились к пестрой, блестящей толпе. Или же нет, три юные грации должны произвести фурор. Они войдут в тот самый момент, когда публика начнет занимать свои места, – белокурая Сьюзи, черноволосая Белинда и пепельно-русая Гвенда. Прекрасная незнакомка в роскошном парижском платье наверняка привлечет внимание Алана Стюарта, подыскивающего себе невесту. Прежнюю Фиби это повеселило бы. Можно было бы, например, рассказать Люси Приксли о том, что Гвенда (лучше придумать ей другое имя) дочь владельца художественной галереи в Лондоне и приехала сюда, чтобы забыть свою неразделенную любовь. Благодаря длинному языку Люси, скромница горничная Гвенда превратилась бы в светскую львицу. Интересно, о чем на этот раз лекция доктора Мэйна? Гвенда, конечно же, воспримет все за чистую монету и будет слушать внимательно, непонимая, что это всего лишь повод городской элите собраться вместе, чтобы посплетничать.

Если обман раскроется, будет скандал – классовые предрассудки еще слишком сильны. На первый взгляд безобидная шутка учениц могла задеть за живое тех, чьи права определялись рождением. В начале двадцатого века ничего не изменилось. Впрочем, Фиби прекрасно осознавала, что накручивает себя. Любой общественный скандал либо утрясется, либо померкнет на фоне другого, более свежего. Так было всегда. Куда сложнее, по мнению Фиби, заставить отца принять и одобрить ее решение.

Карета подкатила к фасаду кирпичного особняка Филиппа Кью. Окруженная садами, резиденция вместе с подсобными помещениями занимала почти целый квартал. Здесь даже имелся пруд для разведения форели, на ледяной глади которого зимой устраивали каток. Особняк украшали массивные колонны в греческом стиле. «Домишко», как называл его в шутку Филипп Кью, поражал своим величием. Казалось, будто он наступает на тебя, а не ты приближаешься к нему. Причудливая архитектура, основанная на смешении различных стилей, отталкивала и притягивала одновременно. С таким чувством человек мог смотреть, например, на сиамских близнецов. Широкая лестница вела к изящному крыльцу, украшенному каменной резьбой.

– Ну, вот вы и дома, мисс, – объявил Дэйвид. Фиби отродясь не считала особняк на Харбор-стрит своим домом. Это огромное шикарное строение куда более напоминало какое-то учреждение, вроде библиотеки или больницы. И скорее всего оно походило на клинику для душевнобольных. Хотя представления о том, как выглядит эта клиника, Фиби, слава Богу, не имела.

Дэйвид помог девушке выбраться из кареты. Порывы сильного ветра шуршали желтой листвой, усыпавшей мостовую.

Даже через перчатку Фиби чувствовала, что пальцы кучера холодны, как лед. Она посмотрела на него с удивлением. Несмотря на безразличное выражение лица, Дэйвид весь источал некую напряженность. Фиби, кажется, поняла, в чем дело: две недели назад, как раз перед прошлым собранием, Дэйвид обмолвился, что его жена заболела. С тех пор ее кучер изменился, он как-то заметно постарел и перестал улыбаться.

– Тебе бы лучше поспешить к своей жене, – сказала Фиби. – Ты должен непременно убедиться, что с ней все в порядке!

– Вы уверены, мисс? – Дэйвид открыл ворота. – Мой долг оставаться здесь и…

– Чепуха, прежде всего ты должен исполнить долг перед собственной семьей. Поспеши. Я буду волноваться до самого утра, если ты не поедешь. С благодарностью поклонившись госпоже, кучер распахнул перед ней огромные тяжелые ворота.

Фиби в одиночку прошла в вестибюль особняка. К ней поспешили слуги, две горничных и лакей в ливрее. Слуги приветствовали ее с безукоризненным достоинством, опустив глаза и не позволяя себе улыбок.

Слуги Филиппа Кью всегда были хорошо одеты и накормлены. Они прекрасно понимали, что далеко не всем повезло так же, как им. К своему собственному вечному стыду, хозяин дома на Харбор-стрит когда-то сам принадлежал к низшей касте. И хотя вслух об этом, конечно же, никогда не упоминалось, он как никто другой понимал извечное проклятие нищеты.

Девушка молила Бога, чтобы сегодня он оказался в состоянии понять свою дочь. Сейчас это было ей крайне необходимо.

– Отец дома? – спросила Фиби.

– Конечно же, мисс… Он наверху, в кабинете, – промолвил дворецкий. – Сообщить ему о вашем прибытии?

– В этом нет необходимости, мистер Фаулерз. Я сама поднимусь.

Она прошла мимо молчаливых слуг, по пути вручив шляпку и перчатки горничной. Фиби чувствовала, что слуги явно изумлены ее сегодняшним видом: простеньким платьем и шалью и растрепанными волосами, которые она не потрудилась должным образом причесать.

– Спасибо, – пробормотала девушка. – Более никаких распоряжений не будет.

– Как вам будет угодно, – ответил чопорный Фаулерз, отвесив церемонный поклон и отступив на шаг назад.

Звякнув связкой ключей, дворецкий увел слуг прочь.

Оказавшись в обширном вестибюле, Фиби ощутила внезапный холод. Дом представлял собой бесконечный лабиринт салонов и сезонных гостиных, музыкального зала, бильярдной, столовой, танцевального зала и гостевых покоев, сосчитать которые она никогда себя не утруждала. Дом являлся своего рода памятником купцу-принцу, и его главной целью было сообщить всем, что в мир явился некто иной, как Филипп Кью.

«О, Господи, – подумала Фиби, – и когда же это я стала такой циничной?»

Честно говоря, девушка прекрасно знала, когда именно это произошло, но предпочитала держать в тайне от всех.

Статуя Сатира, точная копия статуи Праксителя, приветствовала ее самодовольной улыбкой. Фиби показала гипсовому Сатиру язык, тотчас устыдившись своей глупой детской выходки.

Деревянные поручни лестницы были до блеска надраены воском. Рука ее скользила, и девушка вспомнила, как Саймон Кросби помогал ей выйти из экипажа. Тогда у нее возникало ощущение, что она опирается на перила лестницы, а не на человеческую руку. И теперь она должна стать женой этого человека.

Фиби поднималась по лестнице. В кабинете хранилась вся деловая документация поместья Филиппа Кью, и он просиживал здесь допоздна, предаваясь своему делу с воистину религиозным рвением. За свои деньги отец девушки не мог купить, пожалуй, лишь одного – чувства принадлежности к высшему свету, до сих пор смотревшему на него свысока. Чтобы решить эту проблему, необходимо было нечто большее, чем деньги. Нужна была Фиби.

По мере того как каждая ступенька приближала ее к кабинету, Фиби начало трясти, хотя в доме было душно. Она прошла мимо дорогих полотен в золоченых рамах. С холстов смотрели чопорные аристократы, к которым ее семья не имела никакого отношения, – это были портреты чужаков.

Фиби никогда не понимала, почему ее отец считал, что лучше получить богатство по наследству, нежели самостоятельно его заработать. Как-то раз она напрямую задала такой вопрос, но так и не поняла ответа.

– Я хочу обрести чувство совершенства, – сказал тогда отец. – Чувство, что я обладаю всем самым лучшим. Я хочу обрести то, что останется и после моей смерти.

Это была безумная затея: при помощи денег скупать, то, что другие семейства собирали за несколько поколений. Но тем не менее отец Фиби считал это своим священным долгом.

У дверей кабинета девушка остановилась, чтобы еще раз бросить взгляд на изящный поворот роскошной лестницы. Дальше медлить было нельзя. Фиби набрала в легкие побольше воздуха и постучалась. Кровь прилила к вискам. Страх, преследовавший ее всю жизнь, выполз, словно питон на охоту: НИКТО НЕ СМЕЕТ ПЕРЕЧИТЬ ЖЕЛАНИЯМ ФИЛИППА КЬЮ!

 

ГЛАВА ВТОРАЯ

Пароход не стал подходить к берегу. Алекс Хосмен предпочел не афишировать свое появление в Ипсуиче. Налегая на весла шлюпки, Алекс думал только об одном – найти Филиппа Кью и отомстить. На борту «Лаки» дожидаться возвращения Алекса остался Ричард Майлиус, человек с внешностью пирата, вдвое старше своего спутника. Мать Ричарда была француженкой, отец – шотландцем. Майлиус торопил Алекса поскорее разделаться с «этим ублюдком», потому что тоже хотел отмщения. Но Ричард Майлиус жаждал крови совсем не так, как Алекс, у которого был личный интерес. Майлиус искал справедливости. В поисках этой самой справедливости он прожил не свою жизнь, хотя и сам не понимал этого. Желания Майлиус подчинял необходимости, и осознай он, что никакой необходимости совершать тот или иной поступок не было, он бы сошел с ума. Однако Ричард Майлиус был не заложником собственных иллюзий, а скорее, слепым орудием в руках провидения.

Двадцать лет назад Ричард был таким же, как все. У него была семья. Но в один день все рухнуло. Корабль, на котором его жена и дочь отправились в путешествие, затонул при невыясненных обстоятельствах. Спаслось не более десятка человек, и среди них – восьмилетний мальчик. Из рассказов ребенка следовало, что у него теперь, кроме старшего брата, никого не осталось. Как найти брата, работавшего где-то на юго-западе страны на строительстве железной дороги, мальчик не знал. Да и что с ним стал бы делать шестнадцатилетний подросток, который и сам едва сводил концы с концами?

Почему Ричард тогда пожалел восьмилетнего Алекса, он и сам не мог себе объяснить. Возможно, потому, что среди пассажиров злополучного корабля тот запомнил смуглую кудрявую девочку в красном пальто и ее мать – женщину с браслетом из голубого камня. Ричард Майлиус стал для Алекса другом, наставником и воспитателем. Они были похожи – оба жили эмоциями. До того, как Гилберт и Кристиан погибли. Теперь Алексом владел холодный расчет – его месть остыла, он был готов убить, нет, не так: он был готов очиститься. Филипп Кью должен заплатить своей кровью, иначе все теряет всякий смысл.

Раньше Алексу приходилось убивать, но то была война. Хотя ехать в Трансвааль и защищать интересы алмазных баронов совершенно не стоило. Отказ Клариссы вряд ли мог повлиять на столь сумасбродное решение Хосмена. Высокомерная дочь шотландского рыбака в конце концов добилась своего – вышла замуж за совладельца рыболовецкой артели и теперь каждый год осчастливливала мужа очередной наследницей. Говорят, этот толстяк вне себя от восторга. Алекс Хосмен не стал бы из-за юбки делать глупости. Слава Богу, у парня хватило ума вернуться с войны целым и невредимым и сделать это довольно быстро, не дожидаясь ее окончания. После захвата Претории Алексу на войне стало неинтересно. Он понюхал пороха и доказал свою принадлежность к породе настоящих мужчин. Его приемный сын гордился им.

Желание Майлиуса пойти вместе с ним Алекса немного расстроило. Хосмену на мгновение показалось, что Ричард ему не доверяет. Алекс прокручивал в памяти разговор десятиминутной давности:

– Ну и видок у тебя, – скривил рожу Майлиус. – Ты что, никак передумал?

– Ты сам все лучше меня знаешь.

Алекс ощутил внезапный приступ ярости. Убийство стало бы своеобразным ритуалом очищения души от снедавшей ее черной злобы.

– Это не убийство, а отмщение, – ухмыльнулся Ричард.

Убийцей был Филипп Кью, хотя, вне всякого сомнения, его белые ручки были чисты. Он нанимал других делать грязную работу за себя, но был столь же виновен, как если бы собственными руками отправил восьмерых человек на тот свет.

– Я все же думаю, что ты должен мне позволить пойти с тобой, – подытожил Ричард Майлиус, похлопав по рукоятке своего большого охотничьего ножа.

– Нет, – Алекс застегнул патронташ. И причиной для отказа послужило то, что Ричарду не хватало холодной рассудительности. Он был слишком подвержен эмоциям, и в итоге импульсивный гнев делал его слишком уязвимым. Всем сердцем Ричард ненавидел и презирал Филиппа Кью, ибо именно Кью отнял у него самое главное – веру в справедливость.

Ненависть Алекса по отношению к Кью кардинально отличалась от ярости Ричарда. То было куда более холодное и трезвое чувство. Чистота ненависти и подвигла его на убийство. Майлиус был слишком непостоянен. Вследствие этого неуправляем и опять-таки уязвим.

– Тут полным-полно судов, – сказал Алекс. – Так что будет лучше, если ты останешься здесь да присмотришь за «Лаки». На берегу тоже слишком много народа.

– Да это, я думаю, в основном зеваки да любители погулять, – ответил Майлиус.

Алекс застегнул кобуру на револьвере, который они купили в Нью-Касле полгода назад.

– Патронов-то тебе хватит? – спросил Ричард.

– О, господи, да сколько же раз я должен, по-твоему, в него выстрелить? – Расстегнув замшевый жилет, Алекс продемонстрировал заправленные в пояс-патронташ боеприпасы.

– Пять зарядов, – констатировал Ричард. – Ну, с Богом, малыш. Времени мало. А я позабочусь о том, чтобы наш «Лаки» был готов в любой момент поднять якорь.

Спустив шлюпку на воду, Алекс погреб к берегу. Волны перехлестывали через борт.

Алекс старался не думать о том, что ему предстоит. Когда в действительности что-то оказывалось не так, как представлялось вначале, появлялось чувство неудовлетворенности собой. Исправить же, как правило, уже ничего было нельзя.

Странное дело, после гибели брата и племянника Алекс вдруг острее начал чувствовать, или, вернее, ценить жизнь. И Филипп Кью должен заплатить ту же цену.

Гилберта Ричард с Алексом нашли через четыре года с того самого момента, как судьба свела их. Не то чтобы они все время занимались поисками, просто в один прекрасный день Майлиусу все надоело. Он продал ферму в Шотландии, купил небольшой пароходик, и они стали жить свободно как птицы – ни к чему не привязываясь, нигде не задерживаясь. Алекс долго не мог привыкнуть новой жизни; ему нравилась ферма, он часами мог наблюдать за ягнятами, любил запускать руки в овечью шерсть… Став скитальцем, Алекс вновь остро почувствовал свое сиротство. Майлиус это понял и сделал для него невозможное: нашел брата! Гилберт тогда уже работал в пивоварне Шарля Совиньи, выходца из Канады, и серьезно подумывал о том, чтобы перебраться за Атлантический океан – куда-нибудь в Штаты или ту же Канаду. Встреча с Алексом все изменила. Гилберт остался в Англии, вскоре женился и, чтобы прокормить семью, устроился на угольную шахту в Нью-Касле…

Мыс лодки проскрежетал по прибрежному гравию. Алекс сложил весла и выпрыгнул на сушу.

Хосмен спрятал лодку на берегу, привязав ее к пирсу. В данных обстоятельствах Алекс должен был быть крайне осторожным. Кто-нибудь запросто мог украсть утлое суденышко, а доплыть до пароходика без лодки Алекс просто бы не смог.

Выбравшись на набережную, он вскоре оказался на мощенной камнем улице. Алекс шел мимо банков и отелей, магазинов и театров, парков и бульваров. Он читал таблички с названиями улиц, отстраненно наблюдал за группками что-то возбужденно обсуждающих людей.

Ипсуич представлял для Алекса совершенно незнакомый город, но он точно знал место, где проживал Кью. Хосмен подробнейшим образом изучил данный район по карте, и этот план четким образом навсегда остался в его голове.

Проходя мимо ярко освещенного отеля, Алекс обратил внимание на трех девушек, вылезающих из кареты, разодетых в шелка и кружева. Они о чем-то спорили, и та, которая была одета вычурное остальных, говорила своим спутницам, что они опоздали «из-за нашей Золушки».

– Белинда, как тебе не стыдно! – прервала ее блондинка с фарфоровым личиком. – Кстати, это была твоя идея, чтобы Гвенда поехала с нами.

– Милые мисс, не ссорьтесь. Все еще только занимают места, а кареты доктора Мэйна пока не видно.

– Пойдемте скорее, нам незачем стоять на дороге, – сказала Белинда, посмотрев на проходившего мимо Алекса.

Хосмен ощутил внезапную дикую тоску по пустынной величественности моря. Ну ничего, уже немного осталось, мысленно убеждал он себя. Очень скоро он вернется в привычный для него мир. Но прежде ему необходимо отыскать главную цель своего прибытия в Ипсуич, дом на Харбор-стрит. А затем он сможет отправиться домой, на остров. Именно там он попытается продолжить ту жизнь, что была так бесповоротно изменена Филиппом Кью.

Алекс подумал, а каково это – убить человека, погубившего Гилберта и Кристиана? Возрадуется ли наконец его отмщенное сердце? Или же ему просто станет снова весело и радостно на душе? Прогонит ли осуществленная месть ощущения утраты и предательства, снедавшие его с момента трагедии? Может, он вообще ничего не почувствует. А как было бы здорово, если б он вообще перестал теперь что-либо чувствовать. Бесчувствие стало бы блаженством после долгих месяцев душевных мук и самоубийственной скорби.

На войне Хосмену уже приходилось убивать. Но участие в войне так и не приучило его убивать безжалостно.

Он прибавил шагу, подгоняемый порывами ветра. Ему встретился хромой мальчик. Мальчику было лет четырнадцать. Столько же было и Кристиану, когда он умер.

А если бы Кристиан был жив, то этой весной ему бы исполнилось пятнадцать. В марте у него был бы день рождения, и Алекс, быть может, подарил бы ему охотничий нож или ружье, тем самым показав Кристиану, что тот стал уже почти взрослым. И сидели бы они вдвоем у очага, вязали бы сети или играли в шахматы. Даже теперь, спустя несколько месяцев после несчастья, Алекс представлял, с каким увлечением Кристиан плетет рыболовную сеть. Смех мальчика до сих пор отдавался в его сердце.

«Мне очень не хватает тебя, Кристиан!» Повернув в пустынный переулок, Алекс пошел еще быстрее. Ричард Майлиус предупреждал, что война отнимет его душу. Точно так же Ричард предупреждал Кристиана, чтобы тот не ходил работать на шахту. Но Кристиан даже слушать его не стал. Равно как и Алекс. Скучная и однообразная жизнь на острове привела к тому, что он бежал и записался в отряд действующей армии. И все то, через что ему пришлось пройти за мрачные месяцы воинской службы, превратило душу Хосмена в лед. Лишь Гилберт и Кристиан тянули Алекса обратно к свету. Но теперь, когда их не стало, ничто более не удерживало Алекса от повторного падения во мрак.

Добравшись до Мерлуфа, Алекс почувствовал желанную прохладу. Широкий бульвар, обрамленный каменными колоннами и витыми железными изгородями, раскинулся перед ним во всем своем великолепии. Широкие лужайки с уютными беседками и какими-то хозяйственными постройками окружали роскошные особняки. Эти дома походили на величественные замки. Высокие крыши, увенчанные шпилями, уходили в звездное небо. В одном из огромных окон Алекс увидел расположившееся в гостиной семейство. Мужчины играли в карты, в то время как женщина музицировала на фортепиано. В окнах других домов были видны смотревшие на улицу люди. Алекс молил Бога, чтобы тот помог ему побыстрее отыскать дом Кью. Конечно же, Филипп Кью вполне мог покинуть свое жилище, но шансы на то, что богатый промышленник находится в своем логове, были довольно велики. Судя по тому, что увидел здесь Алекс, богачи чувствовали себя в полной безопасности. Люди вроде Кью считали себя неуязвимыми, свято веря, что за свои деньги смогут купить все, в том числе и избавление от смерти. Глупцы!

 

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

– Фиби, что ты тут делаешь? – удивленный внезапным появлением дочери Филипп Кью выглядывал из-задверцы большого металлического сейфа, встроенного в стену его офиса.

Выглядел он как всегда превосходно. Несмотря на невысокий рост и крепкое телосложение, Филипп умел казаться элегантным. Он закрыл сейф и пристально посмотрел на дочь, удивленный скорее ее внешним видом, чем внезапным появлением.

– В такой поздний час, – добавил он. – К тому же, на сегодняшний вечер у тебя было запланировано свидание.

– Привет, папа, – небрежно бросила Фиби, проходя по персидскому ковру.

Подобно всей остальной обстановке дома, рабочий кабинет Кью изобиловал антиквариатом. В огромных шкафах хранились объемные тома в кожаных переплетах, к которым Филипп даже не притрагивался. Картины на темно-зеленых стенах изображали сцены охоты в местах, в которых Кью никогда не был. Человек, стремившийся пробиться в высший свет силой, а не привилегией рождения, работал за столом эпохи Людовика XV. Теперь, чтобы занять более высокое положение, ему была необходима Фиби. Именно поэтому она пришла с ним поговорить.

Девушка нежно обняла отца, поцеловав его в щеку, после чего отступила на шаг назад. Как обычно, от него пахло дорогими сигарами и ромом. Господи, ей так не хотелось его сейчас расстраивать!

– Извини, что помешала тебе, – промолвила Фиби.

Гримаса неодобрения исказила холеное лицо Кью. – О, мой бог, что на тебе надето?! Неужели лекцию доктора Мэйна отменили?

– Не знаю, – ответила Фиби, нервно сжав пальцы.

Привыкшая командовать слугами, девушка сомневалась, что ей удастся справиться с отцом, пускавшим по миру железнодорожных магнатов и угольных баронов.

– Я решила не идти сегодня на собрание. Мне хотелось увидеться с тобой, чтобы сказать…

– Твой жених уже сегодня со мною встречался, – перебил ее отец.

Во рту у Фиби пересохло, а руки стали липкими.

– Саймон был здесь?

– Да, он совсем недавно ушел. Так что, думаю, я уже знаю, что именно ты хочешь мне рассказать.

О, господи! Что же именно Саймон наговорил отцу?

Фиби была вне себя от возмущения: как Кросби мог не предупредить ее о визите на Харбор-стрит? Девушке это показалось как минимум странным.

– Так что же он тебе сказал? Филипп развел руками.

– Он рассказал мне о том, как ты вела себя вчера вечером в опере. Мне стыдно за тебя, Фиби. Какой позор!

Вот этого девушка ожидала меньше всего. Она даже представить себе не могла, что Саймон начнет жаловаться отцу.

– Стыдно за меня, – поперхнулась Фиби. – Да что я такого…

– Саймон говорит, что призадумается над твоим поведением, – продолжил Филипп.

– Моим поведением? – переспросила Фиби. Да кем он себя возомнил!

– Да, твоя глупость и нежелание взрослеть очень дорого мне обойдутся, – менторским тоном произнес Кью. – Саймон хочет, чтобы я вдвое увеличил твое приданое. И у меня нет иного выхода, кроме как исполнить его пожелание!

Не веря своим ушам, Фиби горько усмехнулась. Прошлой ночью Саймон Ноэл Кросби разбил ее мечты и теперь в качестве награды ожидал, что за невесту заплатят вдвое больше той суммы, о которой они первоначально договорились с отцом.

– Ну, тогда ты будешь рад узнать, что тебе не придется отдать ему и цента, – заявила девушка, пытаясь держать себя в руках.

Фиби любила отца, уважала его, а временами чуть ли не боготворила. Ссорились они крайне редко, но сейчас, похоже, наступало время очередного противостояния.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Я решила не выходить замуж за Саймона, – выпалила она. Отец остолбенел.

– Она решила! Это совсем не смешно, Фиби.

– А я и не пытаюсь тебя рассмешить. Я просто хочу… – девушка замолчала.

«Господи, – подумала она, – что же я делаю? Мое будущее, вся моя дальнейшая жизнь зависит от брака с Саймоном. Без этого я буду никем». Подобные мысли никогда раньше не приходили ей в голову, но теперь… Закрыв глаза, Фиби шагнула в бездну.

– Папа, я никогда не выйду замуж за Саймона Кросби!

– Да ты просто нервничаешь перед свадьбой, – попытался успокоить ее отец, снисходительно улыбаясь. – Здесь нет ничего удивительного, я слышал о чем-то похожем от врачей…..

– Нет, дело не в этом… Просто моя душа, мое сердце – все во мне изменилось. До вчерашнего дня я считала, что брак с Саймоном – это мое предназначение, судьба. Я ведь не знала ничего другого… Я… Мне очень жаль…

– Свадьба состоится в назначенный срок, – отрезал Кью, с трудом сдерживая гнев. – Довольно морочить мне голову! Ты ведешь себя, как несмышленый ребенок, а не как взрослая женщина. Все уже решено. Приглашены все наиболее значимые и важные люди, вплоть до миссис Тримпл. Ты же не можешь вот так просто сказать первой леди, что твои планы изменились!

– Я лично ей все объясню, – перебила отца Фиби, хотя внутренне содрогнулась от ужаса. -Ведь речь идет о моей будущей жизни, папа. И я не хочу провести ее с Саймоном Кросби.

Глаза Филиппа Кью гневно блеснули.

– Ты будешь жить так, как я того хочу, – заявил отец. – Я всегда действовал исключительно в твоих интересах.

– Я знаю, что ты искренне так считаешь, – согласилась Фиби, – но на сей раз мне лучше судить.

– Нет, ты полностью доверишься мне. Разве я хоть в чем-то тебе отказывал? Разве не потратил я целое состояние на то, чтобы порядочный человек мечтал о браке с тобой?

– А мои мечты ты в расчет берешь? – прошептала девушка.

– Ты просто не представляешь, во что превратится твоя жизнь, если я позволю тебе поступать по собственному усмотрению, – при этих словах он побагровел. – Ты будешь ничем не лучше девчонки из салуна или какой-нибудь фермерши. Благодаря мне ты никогда не знала ни страданий, ни тягот. Весь мир будет лежать у ног твоих детей. Но для этого необходимо одно условие – Кросби.

Фиби ходила из угла в угол по обширному, устланному коврами кабинету.

– Ты устроил этот брак, не взяв в расчет желания моего сердца… Разве ты спросил моего согласия? Ты и Саймон посидели за бутылкой бренди и выкурили пару сигар, а на следующий день ты ставишь меня перед фактом!

Дрожащей рукой Фиби коснулась лба, и в тусклом свете лампы на пальце предательски сверкнул крупный бриллиант.

– Да ты, похоже, была очень рада, – не выдержал отец.

– Я давно должна была сказать «нет»… «Да, должна была, – с горечью подумала девушка. – Но не сделала этого, так как была околдована внешностью Саймона и его чарующими комплиментами. Я позволила себе плыть по течению, ни о чем не думая. Я привыкла, что за меня все всегда решал отец».

– Неужели ты не понимаешь, – все больше отчаиваясь, продолжала она, – что нельзя принудить сердце полюбить.

– Чепуха! – отмахнулся Кью. – Чему тебя в этой школе учат? Видишь ли, девочка, заранее запланированный брак – признак цивилизованности общества. Любовь – это не дело одной ночи. Ты должна быть мудра и терпелива, а самое главное, слушаться тех, кто желает тебе добра.

– Я никогда не полюблю Саймона!

– Возможность породниться с семейством Кросби представляется нечасто. Саймон – единственный ребенок… Тебе крайне необходим этот брак, Фиби.

– Нет! Это тебе он необходим так же, как и Саймону. Несмотря на свою голубую кровь, он практически банкрот. У него есть имя. А у тебя – деньги, и вместе вы сможете позволить себе все, что заблагорассудится… Только никак не возьму в толк, зачем тебе я? Усынови Саймона, и все решится само собой!

Филипп Кью посмотрел на дочь остекленелым, ничего не выражающим взглядом. Он выглядел так, словно ему нанесли предательский удар в спину.

– Папа, я вовсе не хотела с тобой ссориться, – прошептала Фиби. Она немного испугалась: в такие минуты отец был непредсказуем.

Тяжело вздохнув, он сел в кресло. Прежде дочь видела в нем лишь титана промышленника, живую легенду. Но сегодня перед нею оказался совершенно измученный старик, и девушка никак не могла понять, кто же из них изменился?

– Я тебе не рассказывал о том, что поведала мне твоя мать перед своей смертью? – спросил Кью, выдержав паузу.

– Ты почти никогда не упоминал об этом, – тихо, почти шепотом, сказала девушка. – Должно быть, тебе больно об этом вспоминать.

Фиби было всего лишь три года, когда мать скончалась, родив мертвого ребенка. Лишь мимолетные воспоминания остались от нее. Эти воспоминания были болезненно живы и пахли фиалками. Она даже чувствовала нежные, прохладные материнские пальцы, легко касавшиеся ее лба. Даже сейчас, когда прошло столько лет, девушка помнила ласкающие душу слова: «Спи, моя драгоценная, спи».

Отец так и не женился, потому что к тому времени им окончательно овладели гордыня и честолюбие. Филиппа Кью устроила бы супруга, занимающая подобающее положение в обществе, но такой женщине не нужен был вульгарный выскочка, коим он считался. В отчаянии Кью полностью посвятил жизнь воспитанию Фиби. Ради того, чтобы добиться недостижимого – привилегированного классового положения. Он никогда не спрашивал, хочет ли этого дочь. Он лишь предполагал, что общественная значимость столь же важна и для нее. В какой-то степени он относился к Фиби, как к самой дорогой антикварной вещи в своем доме, и, может быть, поэтому решил, что Кросби, аристократ, потомок знатного рода, обязательно должен стать ее мужем.

– Так что же она сказала?

– Она знала, что умирает. – Отец встал с кресла и начал ходить по комнате от сейфа к рабочему столу и обратно. – У нее началось кровотечение… Последними ее словами было: «Сделай ее жизнь совершенной. Чтобы все у нее было совершенно…»

На глаза Фиби невольно навернулись слезы. Она попыталась представить, какими были последние мгновения жизни ее матери. Как она, прижимая к себе мертворожденного ребенка, сознавала, что уже не увидит, как повзрослеет дочь.

– Вот это-то я и пытаюсь сделать, – объяснил Кью. – Я хочу, чтобы у тебя все было лучше, чем у остальных. Хочу дать тебе жизнь, о которой мечтала твоя мать. И Господь мне свидетель – я не умру, пока не добьюсь этого.

– Но, папа, – Фиби умоляюще посмотрела на отца. – Неужели мы не можем обсудить…

– Конечно же, нет, – отрезал он. – Этот вопрос больше не обсуждается! Отправляйся-ка ты лучше спать, дорогуша. Мы оба устали. А утром ты извинишься перед Саймоном, и, возможно, он простит тебе твою блажь.

Он подошел к дверям кабинета.

– А теперь прошу меня извинить, но у меня много работы.

***

Оглушительный стук в дверь спальни казался продолжением ночного кошмара. Подобный пушечному выстрелу, он ворвался в ночную тишину. Крича что-то невнятное, Фиби вскочила с постели и окончательно проснулась. В воздухе чувствовался горьковатый запах дыма.

– Фиби, проснись! Открой мне, Фиби!

– Папа, – пронзительно закричала девушка, соскочив с кровати и распахнув настежь дверь. Филипп, небрежно одетый, с саквояжем в руке, стоял перед ней.

– Скорей собирайся, наш дом подожгли. Нужно бежать.

– Как подожгли? Кто? – Фиби не верила в реальность происходящего.

– Сейчас нет времени на догадки. Скорее, моя девочка.

Раздался звон бьющегося стекла: окна первого этажа треснули от высокой температуры.

Харбор-стрит была окутана дымом. Фиби схватила отца за рукав:

– Это кошмар! Мы должны скорее покинуть дом!

– Само собой, – сверкнул глазами Кью. – Фаэтон ждет нас за домом. Я приготовил его до того, как отослал на ночь слуг. Ты сможешь быстро собраться?

– Гораздо быстрее, чем ты думаешь, – ответила девушка, надевая платье. – Куда мы поедем, папа?

– В Ноулингстон, – бросил он, имея в виду их летнюю загородную резиденцию.

Фиби редко одевалась без посторонней помощи, но сейчас было бы просто нелепым звать кого-нибудь из прислуги, тем более, как сказал отец, он всех отпустил. Второпях натянув чулки и обувшись, она накинула шаль и совершенно забыла причесаться.

И Филипп Кью, и его дочь вряд ли бы успокоились, пока не оказались бы в Ноулингстоне. Находившееся на северном берегу озера Пинк поместье было куплено у одного разорившегося промышленника года четыре назад. «Быть может, – подумала про себя Фиби, – там я смогу заставить отца понять меня».

Фиби обожала Ноулингстон. У прежнего владельца поместья, несомненно, был вкус. Простой одноэтажный дом с просторными и светлыми комнатами, замечательный сад. Рядом лес и озеро. Хорошо, что у отца не хватило времени поменять обстановку. Благородная простота интерьера особенно привлекала Фиби. Здесь же, на Харбор-стрит, она чувствовала себя неуютно. Сравнение с птицей в золотой клетке Фиби понимала как никто другой. И теперь, мысленно прощаясь с домом, Фиби вдруг поняла, что останется совершенно равнодушной, если все это сгорит дотла.

Филипп Кью снова проверил содержимое саквояжа: документы, деньги, драгоценности и фотография – он и Фиби на празднике по случаю годовщины правления Эдуарда VII.

– Ты готова?

– Да, пойдем быстрее, – скороговоркой ответила Фиби. – Я так рада, что в трудную минуту мы вместе.

Они вышли в коридор, и тут отец остановился, дрожащей ладонью коснувшись ее щеки. Девушка не сумела скрыть удивления – суровый и властный родитель крайне редко открыто проявлял свои чувства. – Я тоже рад, что вчера вечером ты пришла ко мне. А что касается этой истории с Саймоном, то мы как-нибудь все уладим. Ты поймешь, что брак с ним всем нам на пользу, и все непременно будет хорошо.

– О, папа, – Фиби прижалась щекой к его ладони, – нам нельзя более медлить. Пойдем, прошептала она. – Эта груда дерева и камней не стоит твоей жизни.

Они уже вышли на парадную лестницу, когда Фиби обернулась, разочарованно глядя в сторону своей спальни.

– Что такое? – забеспокоился Кью. – Ты что-то забыла?

– Мамин медальон, – ответила она, вспомнив о единственной вещи, которую хотела бы сохранить. – Я знаю, где он. Подожди меня на улице, папа. Я мигом.

Отец понимающе кивнул и направился к выходу. Фиби бросилась в свои покои и довольно быстро нашла медальон. Он лежал в бархатной зеленой коробочке, перевязанной шелковыми лентами. Спрятав сокровище в лиф платья, девушка поспешила прочь.

Отец ждал ее в холле. Из бокового коридора, где находились комнаты прислуги, валил дым. Особняк загорелся с черного хода.

– Я готова, папа, – крикнула Фиби.

И в этот миг тяжелая входная дверь распахнулась. От неожиданности девушка замерла на ступеньках. На пороге стоял крепкий мужчина чуть выше среднего роста. Весь в саже, в прожженных кожаных штанах и рубахе с бахромой, он почему-то напомнил девушке пирата.

Грабитель, подумала Фиби, и ей стало дурно. Его твердая поступь, всклокоченные темные волосы и зажатый в руке револьвер заставили ее содрогнуться. Ужаснее этого человека она еще никого не встречала и потому так и осталась стоять на месте, не в силах вымолвить ни слова.

Филипп Кью неотрывно следил за оружием в руке незнакомца. В ее сторону отец даже не посмотрел, и Фиби поняла, что он просто не хочет, чтобы грабитель узнал о ее присутствии.

– Послушайте, – жестко произнес Кью, – если это ограбление, то в доме полным-полно добра, а потому нет причин причинять вред мне или… или… короче, оставьте меня в покое.

– Нет, старик, я пришел сюда не грабить, – в глубоком с легкой хрипотцой голосе неожиданного посетителя слышалась угроза.

Отец Фиби махнул тростью с серебряным набалдашником:

– Спиртное в подвале. Берите, сколько вам надо, и проваливайте!

– Нет, я прибыл сюда с острова Мей для того, чтобы посмотреть тебе в глаза, Филипп Кью, – прорычал мужчина. – Убийца!

Кью весь напрягся и с такой силой сжал рукоять трости, что костяшки его пальцев побелели. Он сделал неуверенный шаг в направлении выхода.

– Послушайте, – пробормотал он, – если речь идет о медном руднике, то мои адвокаты и приказчики решат…

– Я здесь потому, – незнакомец подошел к отцу Фиби, – чтобы разобраться с тобой. Да только дело вовсе не в деньгах!

Широко расставив ноги, он нацелил револьвер прямо в грудь Кью.

– Не будьте глупцом, я хорошо заплачу.

– Своей кровью, сукин сын!

Времени на раздумья у Фиби не оставалось. Она села на навощенный поручень лестницы и соскользнула вниз. За долю секунды перед ней промелькнули распахнутые от изумления глаза отца, лицо поворачивающегося незнакомца… Прогремел выстрел.

Она почувствовала удар ужасной силы, столкнувшись с мужчиной. Стекла задребезжали от грохота. Револьвер полетел на пол. Отец девушки схватил мраморного херувима, стоявшего на повороте лестницы, и обрушил каменное изваяние на голову незнакомца. Испустив нечеловеческий вопль, тот упал.

– О, господи, ты спасла мне жизнь, – прошептал Кью.

– Папа, – спросила Фиби, поднимаясь с пола, – как ты думаешь, ты его убил?

– Он это заслужил. Пусть теперь горит в аду, – бросил отец, поспешив на улицу.

Фиби машинально потянулась рукой к лифу и с отчаянием осознала, что он пуст. Бархатная коробочка с медальоном матери лежала на полу. Нагнувшись, девушка подняла ее и собралась уже было побежать вслед за отцом, но почувствовала, что ее что-то не пускает. Оглянувшись, Фиби увидела, что этот ужасный человек вцепился в подол ее платья.

 

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Голова раскалывалась, а в ушах стоял шум. Алекса тошнило. Над ним возвышалась миниатюрная шатенка. Образ девушки был туманным и расплывчатым, и Хосмен сначала испугался, что от удара по голове ослеп. Когда же зрение полностью вернулось к нему, Алекс убедился, что эта молоденькая девица доставила ему столько хлопот. Ее личико не выражало ничего, кроме ужаса. Хосмен заметил, сколько неуверенности в ее взгляде, и что она едва сдерживает крик. «Интересно, – подумал Алекс, – станет ли она кричать, чтобы предупредить Кью, или же промолчит и даст мне спокойно уйти?»

– Давай-давай, сбегай-ка за ним, – процедил он сквозь зубы, отпуская подол ее платья и слегка подталкивая вперед. – Ты сделаешь мне одолжение.

Потеряв равновесие, девушка навзничь полетела на ступеньки, подобно сломанной кукле. Алекс медленно поднялся, он с трудом держался на ногах. Теперь самым главным для него было поднять револьвер, догнать Кью и завершить задуманное.

Первый блин комом. Плохой выстрел. Девушка налетела на него в тот самый миг, когда он нажал на курок. Проклятый револьвер! Пятизарядные «пушки» были предназначены исключительно для убийства, а этим делом Алексу заниматься не хотелось.

Почувствовав, что женщина за его спиной пытается встать, Хосмен схватил валявшийся на полу пистолет и побежал по узкому коридору вслед за Кью. Из распахнутой настежь двери виднелся служебный проезд к дому.

Алекс вышел на улицу и словно оказался в аду. Крыша была охвачена пламенем. Отблески огня играли на свинцово-сером небе. Метель из жарких искр бушевала над домом.

Филипп Кью забрался на фаэтон и взял в руки кожаные поводья. Никакого возницы и в помине не было. Он ждал Фиби и не на шутку испугался, когда вместо нее в дверном проеме показался наглый незнакомец.

Алекс неторопливо двинулся к фаэтону. Он не станет ничего объяснять Филиппу Кью. На объяснения нет ни сил, ни времени. Кью так никогда и не узнает, какое отношение имеет к нему и за какое преступление умрет. «Да и черт с ним. – Алекс с досадой сплюнул. – Пусть ублюдок горит в аду лишь потому, что таким родился».

Хосмен вышел на середину переулка и поднял пистолет, крепко держа его обеими руками. У него перехватило дыхание: сейчас этот холеный господин, побелевший от ужаса, был на мушке его револьвера.

– Увидимся в аду, сукин сын, – прохрипел Алекс, предполагая, что Кью сейчас вряд ли его слышит. И когда Хосмен уже был готов нажать на курок, увидел выбегающую из дома девушку. Прямо на нее летели обугленные стропила.

Невольно выругавшись, Хосмен бросился к ничего не подозревающей Фиби. Он сбил девушку с ног, столкнув с того места, куда буквально через мгновение упали куски горящей крыши. Стропила и балки дождем посыпались вниз, завалив узкий проулок. Алекс краем глаза заметил, как перепуганные лошади понесли фаэтон его врага вперед.

Проулок оказался совершенно завален горящими бревнами, и единственной возможностью для Алекса выбраться отсюда было пойти назад, на одну из главных улиц.

Хосмен почти не думал о девушке, этой кричащей ведьме с каштановыми волосами, лишившей его последнего шанса отомстить. Машинально он схватил ее за локоть и потащил за собой. И лишь когда они, наконец, выбрались на безопасное место, Алекс понял, что девушка все время выкрикивает одно и то же слово.

«ПАПА!»

Фиби пыталась вырваться из крепких рук злодея, но безуспешно. Это было равносильно тому, что пытаться сдвинуть с места гору. Незнакомца девушка олицетворяла с той грозной стихией, которая уничтожила ее дом.

«ПАПА!»

О, господи, что же с ним? Последнее, что Фиби успела увидеть, – уносящийся вдаль, охваченный пламенем фаэтон. И вот теперь этот сумасшедший тащит ее совершенно в другую сторону.

– Ну, пожалуйста, – умоляла она. – Пожалуйста, отпустите меня. Ведь я же вам ничего плохого не сделала.

Спрятав револьвер в кобуру, мужчина сделал вид, что не расслышал ее слов.

– Я вам заплачу, – продолжала Фиби, пытаясь на ходу отстегнуть браслет с топазами. – Возьмите мои драгоценности!

– Леди, мне не нужны ваши чертовы побрякушки, – процедил незнакомец.

Фиби почувствовала, как ее покидают последние силы, но мужчина не дал ей упасть на мостовую, подхватив на руки:

– Проклятье, – выругался он. – Ты можешь пойти со мной или же остаться здесь и сгореть заживо…

– Я лучше сгорю в аду, чем пойду с тобой!

– Отлично, – в одно мгновение он отпустил руку Фиби и она с трудом удержала равновесие.

Девушку обдало дьявольским жаром, а от дыма стало трудно дышать. Дождь огненных искр сыпался с крыши. Она почувствовала запах тлеющих волос и увидела, что ее юбки во многих местах прожжены. Краем шали девушке удалось сбить с одежды угли. Особняк отца представлял собой дымящиеся развалины. На улице началась паника. Из-за сильного ветра огонь быстро перекинулся на крыши соседних домов. Харбор-стрит превращалась в огненный тоннель – пожар распространялся по обе стороны улицы.

Немного впереди Фиби заметила бегущего Майкла Клеменса, который даже не оглянулся, чем вызвал у девушки приступ ненависти. Но самым ненавистным для нее сейчас было то, что от пожара ей придется бежать лишь в одном направлении – к своему похитителю.

Когда она наконец нагнала его, незнакомец снова грубо схватил ее за руку и поволок за собой. Фиби захотелось кричать, но приступ сильного кашля помешал это сделать.

Они отбежали на безопасное расстояние, и лишь тогда Фиби осознала весь ужас происходящего.

«Это и есть конец света, – подумала Фиби. – И сам сатана явился на землю, чтобы провести меня сквозь адское пламя». Подобные мысли привели девушку в отчаяние, и она почувствовала, что находится на грани истерики.

Алекс Хосмен был удивлен так же сильно, как Фиби напугана. Когда он все-таки отыскал особняк своего врага, первое, что пришло ему в голову, – его кто-то опередил. Алекс ожидал увидеть что угодно: слуг, экипажи припозднившихся гостей или, может быть, спокойное величие сонного особняка, но не пожар. Вдруг Хосмен понял, что владелец дома о происходящем не знает, либо его вообще нет на месте: темные окна, отсутствие людей только подкрепляли эту догадку.

Запалить логово зверя мог кто угодно – конкуренты, точнее бывшие конкуренты, разоренные Кью, или такие же отчаявшиеся добиться справедливости, как Алекс Хосмен и Ричард Майлиус. Это мог быть в конце концов несчастный случай: огонь шел со стороны хозяйственных построек. В любом случае пожар был на руку Алексу. Если Филипп Кью все-таки находится дома, то официальной причиной его смерти будет признан пожар, а не убийство из огнестрельного оружия. Но удача неожиданно отвернулась от Алекса. Филипп Кью скрылся, да тут еще совсем некстати подвернулась его истеричная дочь.

Паника на Харбор-стрит нарастала. Из распахнутых окон домов выбрасывались тюки с одеждой, ценными вещами, домашней утварью. Вдруг откуда ни возьмись на дороге появился маленький мальчик. Перепуганный, он оказался на пути летящей повозки.

Незнакомец невольно вскрикнул. Отпустив Фиби, он метнулся на середину проезжей части и молниеносным движением подхватил мальчика на руки. С потрясающей быстротой он вынес ребенка на тротуар.

Фиби онемела от удивления, решив, что ее похититель – маньяк, охотящийся на беспомощных женщин и детей. Девушка видела, как он посадил ревущего, точно иерихонская труба, мальчика себе на плечо. Как влез на фонарный столб, возвышающийся над толпой. Мальчик замахал ручками, и какой-то мужчина, вырвавшись из толпы, бросился к нему.

Фиби собралась с силами и, покрыв голову шалью, чтобы скрыть свои роскошные волосы, юркнула в самую гущу толпы. Единственное, о чем она могла думать, – бежать. Затеряться в человеческом океане. Девушка ощущала себя беспомощным зверьком, спасающимся от безжалостного хищника. Два дня назад она прекрасно понимала, для чего живет. Знала, кто она, и какое место в этой жизни занимает. Теперь все рухнуло, и она стала подобна улитке, потерявшей свою раковину.

Заметив впереди перекресток, Фиби устремилась к нему и по пути наткнулась на служанку в черном платье и белом кружевном чепце. Парализованная страхом, женщина стояла, крепко сжав в руке веник. Девушка инстинктивно схватила ее за руку и потащила за собой.

Фиби что-то громко кричала, совершенно не слыша своих слов. Она скрежетала зубами и жадно хватала ртом горячий воздух. Оказавшись в самой гуще толпы, девушка почувствовала, как оторвали от нее руку служанки, после чего человеческий поток понес ее дальше. Вскоре беглянке удалось оторваться от толпы и сориентироваться.

Она узнала улицу, проходившую по краю католического кладбища. За два квартала отсюда лежал приморский парк. Фиби опустила плотно обмотанную шалью голову. Она то и дело бросала взгляды по сторонам, моля Бога, чтобы давешний сумасшедший ее не заметил. Если ей удалось скрыться от этого мужчины, значит, Господь не отвернулся от нее.

«Интересно, – про себя размышляла Фиби, – о чем думает этот проходимец? Что заставило его наброситься на отца и попытаться убить? Отец предположил, что это простой вор. Немудрено. В столь поздний час немало грабителей ходит по городу. Но этот безумец даже и не пытался хоть что-то вынести из дома. Похоже, его единственной целью было именно убийство отца. К тому же ему было известно имя папы…»

Каждый раз, когда Фиби слышала стук лошадиных копыт или скрип колес, она поднимала голову, чтобы посмотреть, не ее ли это отец. Оставалось надеяться, что он справился с управлением фаэтоном и не станет искать ее на Харбор-стрит. Лучше бы он сразу поехал к озеру Пинк.

– Со мной все будет в порядке, папочка, – шептала Фиби. – Если не погибну сегодня ночью, то потом все непременно будет хорошо.

Девушка намеревалась добраться до берега моря, а потом пойти на северо-запад. Быть может, ей удастся найти извозчика, и тот отвезет ее в летнее поместье. А там, в родном Ноулингстоне, она встретит отца. Ей очень хотелось в это верить.

Изящные туфельки Фиби были явно не предназначены для долгих прогулок пешком и, уж тем более, для бега, и вскоре она сильно натерла ноги.

На улице снова стало многолюдно. Зеваки собирались стайками и как завороженные смотрели в сторону зарева. Запоздавший сигнал тревоги заставил Фиби содрогнуться и пойти быстрее, несмотря на боль в ногах. Мимо девушки пронеслись два пожарных экипажа с паровыми насосами.

Фиби сейчас хотелось одного – выйти к морю. Там она обязательно успокоится и решит, как поступить дальше. Нужно будет только сосчитать все корабли, и верное решение само придет в голову. Так Фиби поступала всегда, когда стояла перед выбором. Но сейчас бедняжке предстояло нечто большее, чем выбрать платье для званого вечера или развлечение – кино, театр, оперу. «Ну конечно же! Нужно представить, что это сеанс кинопоказа, только затянувшийся на неопределенное время, а я – главная героиня», – Фиби даже хлопнула в ладоши, насколько ей понравилась эта идея. Она прошла уже целый квартал, прежде чем сообразила, что где-то потеряла шаль. Может, просто уронила ее на тротуар, когда мимо проезжали экипажи пожарных.

Фиби благодарила Бога, что избавилась от похитителя, но даже это единственное радостное событие не могло привести ее в чувство. Все вокруг казалось каким-то нереальным. А наступавший рассвет напоминал собой преддверие ада. Лишь надежда на то, что она сможет найти дорогу к отцу и их озерному дому, заставляла Фиби идти вперед.

Наконец она достигла скалистого берега моря. Завывающий ветер подхлестывал барашки, а само море ощетинилось корабельными мачтами и пароходными трубами. На берегу, в двухстах метрах от Фиби, сидели в обнимку мужчина и женщина. Они застыли, словно скульптурная композиция, и складывалось впечатление, что они просто спят.

«Интересно, это супруги, или любовники?» – подумала Фиби. Наверное, она позавидовала этой парочке: вот так, обнявшись, на берегу моря вряд ли она будет сидеть с любимым человеком.

Фиби невольно вскрикнула и отпрыгнула в сторону, когда ее ноги что-то коснулось. Это что-то оказалось маленькой испуганной собачонкой. Существо, забавная смесь болонки и дворняжки, также отскочило в сторону, и Фиби впервые за двое суток рассмеялась.

– Откуда ты здесь? – Фиби погладила собачонку, и та принялась усердно вилять хвостиком с длинной кисточкой на конце. Затем лохматое создание встало на задние лапки и прошло три-четыре шага.

– Умница! Ну, иди к своим хозяевам, – Фиби в полной уверенности, что животное принадлежит влюбленной парочке, крикнула в сторону голубков:

– Это ваша собака?

Вместо ответа мужчина и женщина поднялись и молча, держась за руки, пошли прочь. Псина прижалась к ноге Фиби и, похоже, никуда не собиралась уходить. Девушка взяла ее на руки и прижала к себе. Благодарное существо лизнуло Фиби в щеку и та поморщилась: от собачонки не очень-то хорошо пахло. Но отпускать псину Фиби не хотела – с ней на руках было как-то спокойнее.«Что же случилось с отцом? – лихорадочно, пытаясь окончательно не поддаться накатывающему отчаянию, думала Фиби. – Что стало с нашим великолепным особняком? А как же мой экипаж?» Все эти вопросы, которые девушка задавала самой себе, складывались в один: что стало с тем единственным миром, который до сих пор ей был знаком?

Перед стихией все были равны. И теперь она оказалась на одном уровне с пытавшимся похитить ее преступником. От этой мысли девушке стало не по себе.

И вдруг ей на ум пришла потрясающая идея. А что если Саймон Кросби больше никогда ее не найдет? Что если навсегда она будет потеряна для Филиппа Кью? Тогда ей не придется ругаться с отцом из-за замужества.

Фиби попыталась представить себе, каково это – быть никем, ничем и никому не принадлежать. И тотчас же ее окатила волна презрения. Побегом от нежеланного брака она предает своего отца, своих подруг, свою жизнь. Нет, этого бы никто на свете не заставил ее сделать. И тем не менее сиюминутная фантазия странным образом привлекала. Интересно, если она просто исчезнет, будут ли ее разыскивать и будут ли по ней тосковать? Как именно это повлияет на отца? Ответить на эти вопросы девушка не могла. У нее было такое чувство, что отец относится к ней как к личной собственности. Но вот любит ли он ее как родную дочь? Какое-то время отец будет горевать, а потом полностью погрузится в деловые проекты. А Саймон женится на другой богатой невесте. Подруги, конечно же, будут чтить ее память, но жить-то, в любом случае, станут по-своему.

Когда с моря подул холодный ветер, Фиби задрожала и сильнее прижала к груди несчастную собачку. Девушка вспомнила о своих подругах: о Сьюзи, Белинде и Гвенде. Кажется, с тех пор, как они собирались на званый вечер, прошла целая вечность.

Девушка окончательно выбилась из сил. Ее одежда была изорвана в клочья, ноги стерты в кровь, руки изрезаны. Боль чувствовалась в каждой клеточке ее тела. Чтобы унять боль, она пошла по воде, чувствуя, как волны бьют ее по коленям. И вдруг сквозь шум роли Фиби четко расслышала, как кто-то назвал ее по имени.

– Фиби, Фиби, ты ли это? Фиби Кью!

Она подняла голову, оглядела пирс и тотчас узнала шикарную карету. Подтянутый мужчина в растрепанном вечернем фраке стоял на козлах, ветер развевал его светлые волосы. Белая перчатка сжимала длинный хлыст.

«САЙМОН!»

 

ГЛАВА ПЯТАЯ

В тот миг, когда Фиби узнала своего жениха, ей показалось, будто душа покинула ее тело. Девушка стояла, словно зачарованная, ничего не понимая и не желая хоть что-либо чувствовать. Вот он, Саймон, как всегда милый и повелевающий. Точь-в-точь, каким был в ту злопамятную субботнюю ночь. Теперь он вновь обращался к ней, приказывая подойти.

Лишь мгновение тому назад Фиби размышляла о новой жизни, о том, чтобы покончить с прошлым и начать все заново. Ей очень не хотелось оставаться вещью, при помощи которой отец будет добиваться давно поставленной цели. Но в данный момент с чувством горького поражения она готова была признать, что понятия не имеет о том, как жить по-своему.

Будто завороженная, Фиби пошла навстречу Саймону. Мысли путались. Шок и усталость толкали ее к нему. Девушка чувствовала себя столь же беспомощной, как эта собачка. Пришло время вернуться к запланированной жизни и к мужчине, который будет руководить ею до конца дней. Саймон… Мужчина, за которого она обязана выйти замуж; мужчина, которого приличное общество считает царственной особой; мужчина, который должен был дать Филиппу Кью внуков, чьи права будут равными с отпрысками известнейших дворянских фамилий.

Холеное лицо Саймона служило ей маяком. Он протянул девушке руку в перчатке.

– Слава Богу, я нашел тебя, дорогая, – произнес Кросби с безупречным оксфордским акцентом. – Что за везенье!

Она смотрела на тянущуюся к ней руку в перчатке. Длинные элегантные пальцы дрожали от нетерпения.

– Ну, давай же, садись, – нетерпеливо продолжал он. – Я не намерен оставаться здесь! Проклятье!

Собака, до сих пор спокойно сидевшая на руках у Фиби, набросилась на Саймона. Бросив на нее гневный взгляд, он обратился к своей невесте.

– Где ты откопала эту тварь?!

– Здесь… Она заблудилась… – слова давались Фиби с большим трудом.

– Ладно, ерунда, – успокоился Саймон. – Просто брось это вонючее безобразие и возьми мою руку. Вот так-то, девочка…

Девушка внутренне вздрогнула, но безропотно повиновалась.

Ведь это же был Саймон. Саймон, которого она знала с детства. Тот самый Саймон, что брал вместе с ней уроки бальных танцев. Саймон, сидевший в кабинете отца и обещавший, что введет Фиби в высшие круги общества в обмен за ее руку и сердце… и потрясающее приданое.

У мисс Олборн девушку научили больше всего на свете бояться скандалов. Лишь представители низших слоев могут закатывать сцены. Этот урок в Фиби вбили настолько, что она, не задумываясь, отпустила на землю собачку. Дворняжка затанцевала около нее, в отчаянии царапая лапками юбки. Филипп лихо щелкнул хлыстом. Несчастное животное завизжало и бросилось наутек. Собачонка сделала крут и, все еще жалобно скуля, забилась под экипаж. Придя в себя, Фиби попыталась достать собаку и уже было нагнулась, как вдруг рука Саймона сомкнулась на ее запястье.

– Не торопись, а то успеешь… – прохрипел страшный голос у нее за спиной. – Она поедет со мной!

Сумасшедший… Он стоял рядом с каретой Кросби. Его волосы растрепались, а глаза гневно блестели.

Саймон отпустил руку невесты.

– Вы явно ошиблись, сударь, – промолвил он, нервно рассмеявшись. – Прочь с дороги! Я тороплюсь, а вы стоите у меня на пути!

– Саймон, этот человек очень опасен, – зашептала Фиби. – Он пытался убить моего отца.

Мужчина подошел ближе, Саймон выругался и взмахнул хлыстом. Однако наглый незнакомец даже бровью не повел. С легкостью перехватив метящий в него хлыст, он резко дернул Кросби на себя. Саймон упал с козел кареты и тут же получил мощнейший удар в челюсть, от которого потерял сознание.

Какое-то время Фиби, не отрываясь, смотрела на своего жениха. Великолепный фрак задрался, открыв торчавшую из-за пояса перламутровую ручку револьвера. Странно, ей никогда не приходило в голову, что Саймон ходит с оружием. Однако после вчерашней ночи она поняла, что совсем его не знает. Инстинктивно Фиби потянулась за оружием. Огромная вымазанная в саже рука сомкнулась на ее запястье. Девушка пронзительно закричала, пытаясь высвободиться, но тщетно.

Незнакомец стащил ее с дороги и поволок к морю.

– Нет, ни за что! – в панике закричала Фиби. – Отпустите меня!

Не обращая внимания на истошные вопли, мужчина продолжал тащить ее за собой. «Господи, – взмолилась про себя девушка, – да что же я такого сделала?» Единственное, что снова вертелось у нее в голове, – бежать, бежать во что бы то ни стало.

– Помогите! – кричала Фиби. – Спасите меня! Этот человек хочет меня похитить!

Девушка понимала всю тщетность своих усилий – берег в столь ранний час был пустынным. Только одно существо пыталось вызволить ее из беды – маленькая, брошенная собачонка. Она бежала, захлебываясь лаем, вслед зановоиспеченной хозяйкой и старалась цапнуть ее похитителя за ногу. Когда ей наконец это удалось, незнакомец притопнул на смелую защитницу ногой и рассмеялся. Животное испуганно взвизгнуло и побежало назад, к карете Саймона Кросби. Воспользовавшись заминкой, Фиби вырвалась из цепких рук маньяка, но через мгновение он настиг ее.

Мужчина решительным движением вновь привлек ее к себе.

– Послушай, – прошипел он, – прекрати выть. Мои нервы и так на пределе.

– Но что вы мне сделаете?! Ударите меня?! Пристрелите?!

– Да ты просто меня искушаешь, – схватив Фиби за локти, похититель поднял ее в воздух.

– Что вы делаете? – завизжала Фиби. – Вы не можете!

Лицо ее побледнело, а в горле пересохло. Сердце от страха бешено колотилось. Словно безвольную куклу он швырнул девушку в привязанную к пирсу лодку и перерубил ножом канат.

От удара о дно лодки у нее перехватило дыхание. К тому времени, когда девушка пришла в себя, лодка уже была на большом расстоянии от берега.

– А это что еще за чертовщина? – Прицедил он, смотря куда-то за ее плечо и бросая весла.

– О чем вы? – не поняла Фиби и обернулась. – Саймон?!

– Да нет, куда ближе… Думаю, что это крыса…

Мужчина опустил руки в воду, и через мгновение в лодке оказалось мокрое дрожащее животное.

– Ваша?

Фиби радостно подхватила на руки уже знакомую ей собаку и прижала к груди, ощутив на мгновение облегчение и покой. Потом она посмотрела на своего похитителя. Не сводя с него глаз, девушка посадила животное на дно лодки. Дворняжка дрожала, стряхивая с себя воду. Фиби понимала, что должна действовать. Уже не раздумывая о том, стоит ли устраивать сцену, она схватила одно из весел и попыталась ударить им незнакомца. Но он ловко увернулся, выхватил у девушки импровизированное оружие и, не вымолвив ни слова, снова налег на весла.

Фиби буквально рухнула на узкое жесткое сиденье. Ее отчаянная выходка ни к чему не привела, но от осознания того, что она хоть на что-то решилась, девушке стало немного лучше.

Безмолвие похитившего ее мужчины пугало больше тирады угроз. Было в этом человеке что-то ужасающее, но тем не менее Фиби вдруг обнаружила, что изучает его лицо не только со страхом. Ей было непонятно, почему она размышляет об этом чужаке, и потому девушка заставила себя больше о нем не думать. По мере того как каждый размеренный взмах весел отдалял ее от берега, Фиби все крепче прижимала к груди мокрую вонючую псину.

Но в конце концов она не выдержала.

– Так что же вы от меня хотите? – требовательным тоном спросила девушка.

Мужчина ничего не ответил, смерив ее леденящим взглядом.

– Куда мы направляемся? – не собиралась отступать она, но незнакомец продолжал безмятежно грести.

Закусив губу, Фиби попыталась подавить охватившую ее панику. Даже после того, что ей пришлось пережить за эту ночь, чувство ужаса не ослабевало. С каждой секундой девушка все более отдалялась от прежде знакомого мира. Она ощущала себя совершенно оцепеневшей, однако за этим оцепенением скрывалась истерия, граничащая с полным безумием. И если она ему поддастся, она уже никогда не перестанет кричать.

Тяжело вздохнув, Фиби поинтересовалась:

– А вы что, торгуете белыми рабынями?

– Что?

– Торговля белыми рабынями, – повторила она. – Это именно то, чем вы занимаетесь?

– Да, – ответил похититель, хищно улыбнувшись. – Да, это именно я и есть. Торговец белыми рабынями.

Фиби вздрогнула, уловив явный сарказм в его словах. О белых рабынях она читала в запрещенных романах, над которыми по ночам хихикали юные леди в школе мисс Олборн. В этих романах приключения, как правило, выпадали на долю невинных девушек с роскошными волосами. Правда, о том, что происходило после того, как несчастных пленяли жестокие похитители, в книгах всегда умалчивалось. Так что приходилось давать волю воображению.

Мужчина подвел лодку к небольшому пароходу. В рубке горела одна-единственная масляная лампа. Он привязал лодку к корме. Не спросив разрешения, взял на руки собачку, которая не замедлила его укусить.

– Вот проклятье! – незнакомец бросил дворняжку на палубу парохода, затем повернулся и смерил Фиби гневным взглядом. – Карабкайся на борт! Живей!

Девушка изо всех сил вцепилась в лодку.

– Нет!

Похититель тяжело вздохнул:

– Мы что, опять будем драться?

– Я отказываюсь куда-либо идти!

– Карабкайся на борт, или я сам тебя туда закину!

Фиби оценивающе посмотрела на его атлетическую фигуру. Нет, драться с таким чудовищем ей вовсе не хотелось. «Впервые в жизни мне приходится что-то планировать, – думала девушка, ища способ выпутаться из этой неприятности. – Я подожду, пока подвернется подходящая возможность, а потом начну действовать». Внезапно в голову Фиби пришла безумная мысль. Взявшись за поручни ведущей на борт пароходика лесенки, она решилась покончить со всем сразу и навсегда и прыгнула в воду.

Сначала ее сковал холод, потом девушка почувствовала, как одежда стала невыносимо тяжелой, и ее потянуло на дно. Фиби испугалась. В глубине души что-то протестовало, бунтовало против смерти. Девушка забила ногами, пытаясь вынырнуть. Воздуха не хватало настолько, что казалось, будто грудь вот-вот разорвется. «Я ведь не собиралась этого делать, – пронеслось в голове у Фиби. Она буквально физически ощущала, как ее окутывает тьма. – Мне не удалось покончить жизнь самоубийством, а вот теперь я даже не могу себя спасти».

Вдруг ее рука наткнулась на что-то твердое, и девушку сразу же вытолкнуло на поверхность. Она зашлась в кашле, а потом, отдышавшись и придя в чувство, поняла, что ее похититель нырял за нею.

– Какого черта с тобой творится, женщина?! – выругался он, затолкав Фиби, словно бессловесную скотину, на борт парохода.

Девушка знала, что отвечать необязательно, к тому же разговаривать ей вовсе не хотелось. Сев на ворох мокрых юбок, Фиби долго смотрела в одну точку ничего не видящими глазами. Из этого оцепенения ее вывела дворняжка, которая виляла хвостом и бегала вокруг новой хозяйки, радуясь ее появлению.

– Пушок, – сказала девушка, обращаясь к собаке. – Отныне я буду звать тебя «Пушком»:

– Вы хотите сказать, что это не ваша собака? – похититель Фиби, ставший ее невольным спасителем, втащил лодку на борт парохода. – Мы что, подобрали бродячего пса?

– Если вам не нравятся чужие на вашем корабле, тогда отпустите меня и собачку, – тут же бросила вызов девушка.

– Если эта мелочь начнет мне действовать на нервы, я скормлю ее рыбам, – пообещал мужчина.

Даже не удосужившись как-то предупредить Фиби и, видимо, совершенно ее не стесняясь, он снял с себя замшевый жилет и рубаху, обнажив мускулистый торс и сильные руки, и стал расшнуровывать штаны.

Задохнувшись от стыда, девушка отвернулась.

– Да как вы смеете?! Ведь это же неприлично!

– Нет, это я тебе расскажу о том, что неприлично… прыгать в Северное море в конце сентября! А то, что я только что сделал, если подумать, нормально. Интересно, ты сумасшедшая или просто дура?

Когда она вновь осмелилась взглянуть в сторону незнакомца, тот уже был в серых штанах и потертой рубахе. От его сапог пахло сыростью и рыбой.

Фиби много времени проводила на море, но никогда прежде ей не приходилось быть пассажиром парохода. Она любила кататься на паровой яхте, купленной в Ливерпуле ее отцом. Порой они доплывали до самого Саутенд-он-Си. Но сейчас, как ясно понимала девушка, это была отнюдь не увеселительная водная прогулка.

Со стороны паровых котлов раздался громкий стук. Открылся люк, и наружу вылез жилистый человечек с гладко зачесанными волосами. Мужчина с удивлением посмотрел на Фиби.

– Никак у нас гости? Может, мне показалось, но только что я слышал незнакомый голос, – произнес он с легким шотландским акцентом.

Когда человек окончательно выбрался на палубу, девушка заметила, что его шевелюра значительно тронута сединой. Несмотря на возраст, он был мускулист и подтянут. «Вылитый пират», – с долей детского восхищения подумала Фиби. Именно так она представляла себе представителя столь романтичной «профессии».

– Вы сильно промокли, – заметил он, переведя взгляд с нее на брошенную на палубе кожаную одежду. – Кажется, там был пожар? – прикрыв глаза ладонью, он посмотрел в сторону города.

Затем мужчина нагло уставился на Фиби.

– Итак, кто вы, черт вас дери?

Собака зарычала, и девушке пришлось вновь взять ее на руки.

– Меня зовут Ричард Майлиус, – представился «пират» с галльской куртуазностью, приятно ее удивившей. – А вообще-то, все зовут меня Грозным Риком. Добро пожаловать на борт «Лаки», мадемуазель.

– Мое имя Фиби Бартон Кью.

Улыбка мгновенно исчезла с лица Грозного Рика. Он повернулся к своему товарищу.

– Как ты посмел привести Кью на борт моего судна?!

– Да он просто сумасшедший, – затараторила Фиби, надеясь, что Майлиус ее поймет. – Он силой заставил меня пойти с ним, хотя я предлагала ему целое состояние за свою свободу. Так что здесь, сударь, я нахожусь против своей воли…

– Да, все мы так… шерри, разве нет?

– Так что же, он и вас тоже похитил? – поинтересовалась девушка.

– Нет! – Ричард Майлиус показал в сторону города. – Но вообще-то я терпеть не могу Ипсуич. Груда хвороста, железнодорожные трущобы да вонючие склады. Тьфу! – он сплюнул в воду.

– Умоляю вас! Это какое-то ужасное недоразумение. Вы просто обязаны высадить меня обратно на берег. По-моему, у вашего друга не все в порядке с головой.

– Друга? – Грозный Рик подмигнул атлету. – Когда-то Алекс Хосмен был моим приемным сыном. А теперь он вырос и стал моим деловым партнером. Разве он вам ничего не сказал? – Нет, – Фиби отрицательно покачала головой и постаралась запомнить только что услышанное имя… Алекс Хосмен. Простое имя для дикаря. – Он что, всегда был сумасшедшим?

Грозный Рик смерил ее таким взглядом, что внутри у девушки все похолодело.

– Мадемуазель, уверяю вас, что данный мужчина находится в абсолютно здравом рассудке.

Фиби снова подумала о том, что жизнь непредсказуемая штука: оказаться наедине с двумя дикарями и при этом не быть покалеченной и подверженной мучительным пыткам. Быть может, все еще впереди? Страх уступил место жгучему любопытству.

Стуча зубами от холода, Фиби посмотрела в сторону города. Ее отец, один из наиболее пылких патриотов Ипсуича, всегда называл его самым замечательным городом на свете. Но за одну ночь все коренным образом изменилось. На мгновение Фиби представила себе, что пожар, начавшийся на Харбор-стрит, охватил весь город.

Каково это – потерять все? Что бы в данной ситуации делали люди? Перед пожаром все равны – и бедные, и богатые. Если бы разразилась катастрофа такого масштаба, стал бы отец принуждать ее к браку с Саймоном? А если бы она осталась совсем одна? Единственная уцелевшая жительница Ипсуича, спасшаяся таким вот нелепым образом… Внутренне Фиби содрогнулась. Нет, как все-таки хорошо, что она может надеяться. Она обязательно вырвется из этого кошмара и встретится с теми, кто ей так дорог.

Фиби размышляла, что случилось с ее отцом и подругами из школы мисс Олборн? Что случилось с Саймоном? Как близка она была к спасению! Девушка до сих пор видела руку в белой перчатке, что тянулась к ней, слышала то, как изысканно-аристократическим тоном Саймон предлагал ей путь к спасению. И вот вместо этого она оказалась в компании одетого в кожу дикаря, утащившего ее, словно охотничий трофей, на свою вонючую посудину.

Как и Алекс Хосмен, Грозный Рик отдавал предпочтение одежде из кожи, а волосы у него были непристойной для нормального мужчины длины. Но, в отличие от Хосмена, он мило улыбался.

– Пора запускать котлы, – сказал он Алексу, и мужчины полезли в трюм.

– А как же я? – спросила Фиби, и в голосе ее послышались нотки истерики.

Дикари повернулись в ее сторону, а Алекс угрожающе сощурил глаза.

– А ты что, никак не поймешь, принцесса? – бросил он крайне раздраженно.

– А что именно я должна понять?

– То, что ты – заложница.

 

ГЛАВА ШЕСТАЯ

– Алекс, думаю, что ты должен мне кое-что объяснить! – промолвил Грозный Рик.

Алекс проверял клапаны на паровых котлах. После удара статуэткой у него раскалывалась голова.

– Отвечай, отвечай. И начни с этого чертова ублюдка Кью. Я надеюсь, ты не потерял след этого негодяя? И что там за пожар, черт возьми!?.

Надев кожаные рукавицы, Алекс стал зашвыривать в топку дрова. Через плечо он бросил беглый взгляд на Ричарда.

– Я нашел его, – отрезал Хосмен. – Я нашел Филиппа Кью.

– И ты убил его? – Черные, как головешки, глаза Ричарда Майлиуса возбужденно сверкнули. Выражение его лица выдавало то, что ему уже известен ответ на этот вопрос.

Управившись с делом, Алекс повернулся к другу.

– Нет, – ответил он. – Я его не убил.

– Ч-черт… Если ты его нашел, то почему не застрелил?

Алекс слишком устал, чтобы пускаться в детали. А быть может, и сам не знал ответа, То, что казалось настолько простым при планировании, на деле оказалось куда сложнее.

– Вся улица и его дом в огне, – ответил он Ричарду. – Мы выбрали неудачную ночь для охоты на Филиппа Кью.

– Так это не ты устроил пожар?

– Да нет же. Либо это несчастный случай, либо нас кто-то опередил и решил поквитаться с Кью таким вот способом. Когда я подошел к дому, добрая половина его уже была в огне. Несколько ближайших домов тоже загорелось. Люди спали, ничего не слышали. Наверное, есть жертвы. Пожарные приехали очень поздно.

– Мне плевать на жертвы! Ты нашел его? Ты должен был убить его на месте. Ты что, ждал формального приглашения?!

Хосмен промолчал.

– Надо было мне самому взяться за дело. Я бы перерезал этому черту горло от уха до уха, вот так! И что же ты мне взамен доставил из Ипсуича? Его лохматую дочь-коротышку!

Алекс сделал большой глоток сидра из глиняного кувшина. Голова по-прежнему кружилась. «Фиби, – подумал он. – Кажется, ее зовут Фиби».

– Мне бы не доставило удовольствия перерезать глотку такой красавице, – буркнул Ричард.

– А мы и не собираемся ее убивать.

– Что, есть идея получше? Поделись со мной своими соображениями.

Алекс подумал об огромном особняке, полном картин и антиквариата.

– Мы получим состояние ее отца в качестве выкупа.

– Но я не хочу его богатств! – Это потому, что они тебе не нужны, – отрезал Хосмен. – А о других ты подумал? Им, наверное, понадобятся деньги, полученные в качестве выкупа.

– Ба, так значит, она – заложница! – Грозный Рик взял кувшин из рук Хосмена и опустошил его до дна. – Так что же это за месть?

– Самая лучшая месть. Я видел, как он живет, Рик. Я понял, что для него самое главное. Обрушившаяся шахта Кью оставила людей без куска хлеба. Так что деньги этого негодяя, несомненно, облегчат их участь.

– Не очень-то мне это нравится! – воскликнул Ричард. – Филипп Кью должен поплатиться за все свои грязные дела!

Алекс ничего не ответил. Теперь, когда паровые котлы были запущены, он поднялся на палубу в лоцманскую рубку. Мисс Фиби Бартон Кью все еще стояла там, прижимая к груди перепуганную собаку. Вода капала с ее одежды. Хосмен так и не смог понять, прыгнула ли она в море преднамеренно, или же все это произошло случайно. Он не знал, о чем сейчас думает эта девушка, а впрочем, ему было наплевать. Но тем не менее почему-то его разбирало любопытство.

Фиби выглядела хрупкой и миниатюрной, ее платье было мокрым насквозь, а волосы – растрепаны. Вид у нее был беззащитный и невыразимо печальный. Девушка сейчас напоминала сломанную фарфоровую куклу. Только теперь Хосмен понял, что в Ипсуиче был ее родной дом. И вот она видела, как от этого дома остались одни головешки. Мисс Фиби потеряла все, что было ей так близко. Алексу вовсе не хотелось думать о печалях этой девушки, но он ничего не мог с собой поделать.

«Глупости, – сказал он себе. – Это всего лишь испорченная дочь человека, который бы, не задумываясь, стер с лица земли целый город ради своей выгоды».

Когда она подняла на него глаза, Хосмен заметил, что щека ее перемазана сажей, а платье во многих местах прожжено до дыр. Девушка продолжала гладить дворняжку. Пароход между тем прибавил ходу.

– Куда вы меня везете? Он не ответил.

– Каковы ваши намерения? – Фиби говорила громким, уверенным тоном. – Я требую, чтобы вы мне ответили!

– Кто был тот малыш с хлыстом? – спросил Алекс, сделав вид, что не расслышал ее вопроса.

– Саймон Ноэл Кросби, – с гордостью произнесла девушка. – Он мой жених!

– Очаровательный парнишка, – процедил сквозь зубы Хосмен. – Вам повезло, юная леди.

– И можете быть уверены, что он запомнил вас, сударь. Теперь во всех газетах будут ваши портреты. – А ты что, не помнишь, что сама отказалась поехать с ним?

– Я не отказывалась, только не успела…

– Нет, время у тебя было. Ты могла просто схватить его за руку и сесть в карету.

– Но вы бы все равно меня преследовали.

– Вполне возможно, – признал Алекс. – А может быть, и нет. Теперь ты об этом не узнаешь, потому как предпочла меня.

– Ничего подобного, – возмутилась Фиби. – С какой стати?!

– А вот этот вопрос тебе следовало бы задать себе. Ведь я, черт подери, понятия не имею, что творится у тебя в голове!

– Кроме того, у вас теперь проблемы, – отрезала девушка. – Вы хоть знаете, кто мой жених?

– По-моему, он полная задница!

– Да он отпрыск одного из влиятельнейших семейств в городе! – всплеснула руками Фиби. – Он наследник издательской империи со связями в Лондоне. Когда Саймон и мой отец найдут меня, об этой истории будет напечатано во всех газетах страны.

– К тому времени, как они тебя найдут, ими уже можно будет драить палубу, – покачал головой Алекс.

– Странная у вас манера выражаться, – констатировала Фиби. – Какая-то смесь лесного невежества с образованной фамильярностью. Кто вы?

– Хватит глупых вопросов, и быстро в трюм, – тоном, не терпящим возражений, произнес Хосмен. Ему не хотелось, чтобы мисс Кью хоть что-то о нем разузнала. – И молите Бога, чтобы отец поскорее купил вам свободу.

– А иначе что? – вспылила девушка.

– В противном случае вас ожидает долгая холодная зима.

Фиби поспешила снять с пальца кольцо с бриллиантом.

– Это стоит целое состояние. Берите! Только быстрее верните меня на берег.

Алекс сунул кольцо в карман, даже не взглянув на него.

– Нет! Так просто ты не отделаешься. Пусть твой папаша заплатит.

– Но вы же не можете держать меня на этой посудине всю зиму! – возмутилась девушка.

– Верно, – согласился Хосмен, – и поэтому нам лучше поторопиться.

– Вам это так просто с рук не сойдет! – выкрикнула Фиби.

Алекс взял ее за запястье и презрительно посмотрел заложнице в глаза:

– Вы что, так и не поняли, принцесса? Мне уже сошло это с рук.

 

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

От качки Фиби тошнило, но она решила держаться до последнего. Продрогшая до костей в своем мокром платье, она ждала, пока Алекс Хосмен не скроется в рубке. «Пират» Грозный Рик о чем-то с ним говорил. Похоже, они спорили. Затем оба склонились над столом, заваленным картами.

«Вот и хорошо, – с некоторой радостью отметила девушка. – Сейчас они не обращают на меня никакого внимания. Они, похоже, посчитали, что я пойду в трюм, рухну на койку и забьюсь в истерике».

Честно говоря, именно это она и собиралась сделать.

Девушка совершенно не знала, как поступать дальше. Вспоминая своих подруг, она понимала, что Гвенда сразу бы пошла на решительные действия. Она была из тех, кто и минуты не сидит на месте. Сьюзи бы отнеслась к этим мужланам с ярко выраженным презрением да еще бы совестила их за позорное преступление. А Белинда постаралась бы очаровать их и, усыпив бдительность злодеев, бежала. Так как договариваться с этими дикарями бесполезно, а любезничать с ними она не собирается – надо бежать.

В конце концов Фиби решилась. Она успела подсмотреть, как Алекс Хосмен крепил шлюпку на корме, и теперь девушке казалось, что она сможет самостоятельно спустить ее на воду.

Город еще был в пределах видимости. Но чем дальше «Лаки» отплывал от Ипсуича, тем слабее становилась надежда на спасение. Фиби необходимо было поторопиться.

Она нащупала механизм, который отпускал лебедку, и нажала на какой-то рычажок. Цепи жутко заскрежетали, и маленькая лодчонка, с громким всплеском упав на воду, завертелась позади парохода.

Оглянувшись, Фиби поняла, что находившиеся в рубке мужчины так ничего и не расслышали. Девушке было жаль оставлять собачку, но иного выхода она не видела.

О, если бы у нее осталась хотя бы капля мужества! Оказавшись в шлюпке, Фиби уже ничего не чувствовала, кроме леденящего страха. Ее обдало холодным фонтаном брызг, поднимающихся от гребных винтов. Девушка с трудом отвязала огромные узлы и уже через несколько мгновений оказалась в свободном плавании. Пароход быстро удалялся в северном направлении, и Фиби не могла поверить, что свободна.

Холодные волны перехлестывали через борт утлого судна. Громко рассмеявшись, девушка взялась за весла. Дикарь, насколько ей помнилось, греб с легкостью, но Фиби вода показалась тяжелой, словно камни. Вполне возможно, что девушка сумела бы сбежать, не соверши она одну ошибку. Оставшись в одиночестве на пароходе, собака подняла оглушительный лай. И Фиби молилась, чтобы его не расслышали сквозь шум гребных винтов. Но, к своему ужасу, девушка увидела, как пароход развернулся и, подобно лох-несскому чудовищу, стал надвигаться на нее. На борту находился один из похитителей с крюком-кошкой в руке…

В тесной каморке, где очнулась Фиби, были очень низкий потолок и узенькое вентиляционное отверстие для доступа свежего воздуха. Более всего это помещение напоминало маленькую, заваленную одеялами кладовку. В полумраке девушка разглядела свернутый кольцами канат, ящик с какими-то непонятными инструментами, кожаную рубаху и два предмета, особенно ее удививших, – детскую куклу и оригинальное издание романа Чарльза Диккенса «Оливер Твист». Она наткнулась на пустую бутылку, иллюстрированный «Фермерский журнал», кувшин с искрившимися мутно-зелеными камнями и ночной горшок.

Превозмогая боль, Фиби надела платье. Она уже не помнила, в какой момент стянула его, прежде чем рухнуть без чувств на койку. Пальцы не слушались, и девушке не сразу удалось справиться с пуговицами. С большим трудом она выбралась на палубу. Девушка посмотрела вокруг: сплошной туман; ни Ипсуича, ни берега и в помине не было видно.

Каждая клеточка ее тела болела. Фиби укачало, но желудок был пуст, и потому ее все равно бы не стошнило. Пушок вертелся у нее под ногами, но у девушки не нашлось сил хотя бы потрепать его по головке.

«Ты не Пушок, ты Предатель!» Алекс Хосмен стоял у руля, направляя пароход сквозь беспросветный туман. Он даже не обратил на нее внимания. К Фиби подошел Грозный Рик, державший в руках дешевую китайскую кружку.

– Чай, – сказал он вполне миролюбиво, протягивая девушке напиток. – Очень целебный. Помогает от морской болезни.

У Фиби не было сил спорить, и потому она взяла кружку, согревая о нее озябшие пальцы.

– Откуда он знает, в какую сторону плыть в таком тумане? – спросила девушка.

– Алекс выполняет мои приказания, – объяснил Грозный Рик. – Ведь это мой пароход. А куда плыть, мы прекрасно знаем. Так что ничего не бойтесь. Пока вы на борту «Лаки», вы в полной безопасности.

Безопасность. Более она не понимала значения этого слова.

Морская гладь успокоилась по сравнению с тем, какой она была… когда? – А который сейчас час? – спросила Фиби. Она потеряла счет времени.

– Верно, вы хотели спросить, который сейчас день? Вы проспали ровно двое суток.

Девушка чуть не подавилась чаем. Голова у нее закружилась, и Фиби поспешила присесть на деревянную скамью. Она смотрела на свои потрескавшиеся и покоробившиеся туфли. Целых два дня она проспала, не снимая их.

Должно быть, в чай было подмешано какое-то сильнодействующее зелье, потому как перед глазами у девушки все заплясало, а в следующую секунду она почувствовала, как теряет сознание. Чьи-то сильные руки подняли ее. Охваченная ужасом, Фиби очнулась и пронзительно закричала.

– Заткнись, – процедил сквозь зубы Алекс Хосмен. – Я просто отнесу тебя на койку.

– Отпустите меня, – прошептала она, перепуганная близостью его тела, запахом мокрой кожи и тем, как он сжимал ее в своих объятиях.

Когда Фиби вновь оказалась на койке, ее всю затрясло. «Нет, все-таки разница чувствуется», – говорила она себе, успокаивая рвущееся из груди сердце. Теперь все было по-другому. Просто этот мужчина, Алекс Хосмен, глубоко ее ненавидел. И именно ненависть не позволяла ему распускать руки. Девушке очень не хотелось, чтобы отныне ее вообще кто-либо трогал.

Она опять проснулась спустя несколько часов. Или дней? Ее разбудили шум паровых двигателей и мужские голоса. Фиби лежала, не шелохнувшись, пытаясь убедить себя в том, что это всего лишь навсего дурной сон, и что он очень скоро закончится. Пока глаза ее были закрыты, девушка представляла, что вновь находится в пансионе мисс Олборн, в своей собственной кровати и нежится на глаженых ирландских простынях. А через несколько минут войдет Гвенда с чаем и молочником на подносе, и они обсудят планы Фиби на сегодняшний день.

Однако пропахшее рыбой судно и Пушок, который нежно облизывал ее лицо, быстро развеяли эти фантазии. И опять же с большим трудом Фиби пришлось открывать люк и выбираться на палубу, где ее вновь поджидал Грозный Рик.

Старик снова предложил ей чаю.

– Нет, пожалуйста, только воду. Ваш чай навел меня на определенные подозрения.

– Да вы должны быть благодарны мне за хороший сон. Ведь это очень длительное и утомительное путешествие.

– А какова же его цель?

– Ну, тут все зависит от вашего отца. В том случае, если он выполнит наши требования, мы посадим вас на поезд в Хаддингтоне.

– Где? Вы сказали в Хаддингтоне? – переспросила Фиби. – Но ведь это же больше трехсот миль от Ипсуича!

– Мисс, ваши познания в географии просто поразительны. Для женщины вы делаете большие успехи. Но, если хотите, мы высадим вас на скале Басс… Вас по-прежнему не устраивает Хаддингтон?

Фиби сейчас было важно одно – как можно скорее вернуться к отцу, к нормальной жизни, скорее оказаться от этих мужланов подальше. Нарочито спокойно и деловито Фиби начала обсуждать план своего освобождения:

– А вы что, послали ему письмо?

– Нет, мы свяжемся с ним по телеграфу, – ответил Ричард.

– Что нужно вам от моего отца? – спросила Фиби.

– Справедливость, – просто ответил Грозный Рик.

– Я не понимаю, о какой справедливости идет речь?

«Пират» уставился в забрызганный иллюминатор.

– Наказание за убийство. Девушка истерически рассмеялась.

– Вы что, всерьез считаете, что мой отец кого-то убил?

– Я знаю это, – отрезал Ричард.

– Да ничего вы не знаете! – не выдержала Фиби. – Отец мой за свою жизнь и мухи не обидел. Он добрый христианин…

– Ему посчастливилось иметь дочь, которая ему верит. Но правда остается правдой.

– Хорошо, тогда поведайте мне вашу версию этой правды.

– Прошлым летом…

– Достаточно, Ричард, – над ними нависла черная тень Алекса Хосмена. – Тебе лучше пойти проверить котлы. Разве ты не это собирался сегодня сделать?

Грозный Рик молча кивнул и бросил беглый взгляд на Фиби.

– Обязательно чем-нибудь подкрепитесь. Вам еще понадобятся силы.

– Но вы, что… – и прежде чем девушка успела договорить, Ричард исчез в котельной.

Она с ненавистью посмотрела на Хосмена.

– Вы не дали нам договорить!

– Я все слышал.

– Но кто вам дал право вмешиваться?

– Сейчас у тебя нет никаких прав. Кровь ударила Фиби в голову, в глазах у нее потемнело, и на какой-то миг ей показалось, что сейчас она потеряет сознание.

– У меня есть все права знать, почему вы насильно удерживаете меня на борту этой вонючей посудины и почему вы все дальше увозите меня от дома. У меня есть все права…

– Для пленницы вы слишком много требуете.

Она попыталась сформулировать ответ, но внезапно потеряла равновесие. Мускулистая мужская рука тотчас же подхватила ее, спасая от падения. Фиби открыла глаза, и тошнотворная дрожь пробежала по ее телу. Прикосновение Хосмена было грубым и бесчувственным. Девушку чуть не вырвало.

– Подите прочь, – прошептала Фиби. – Умоляю вас, подите прочь…

– Не умоляйте. Эта черта мне менее всего нравится в женщинах! – Мужчина оттолкнул ее, и девушка шлепнулась на скамейку. – Делай, что тебе говорят, держи рот на замке и уверяю, что отношения наши наладятся.

– А вам не приходило в голову, что мне глубоко плевать на наши, как вы выражаетесь, «отношения»?!

– Нет, но мне приходило в голову связать тебя по рукам и ногам и заткнуть рот кляпом.

От удивления Фиби не смогла вымолвить ни слова. Патологическая жестокость этого человека шокировала. Ей уже была знакома изощренность людей, готовых на все, лишь бы добиться положения в высшем обществе, но девушка никогда не сталкивалась с природной жестокостью, коей обладал Алекс Хосмен.

– А это что? – спросил Алекс, поднимая с пола какой-то предмет.

Фиби потянулась за бархатной коробочкой.

– Это мое, должно быть, я обронила только что. Нет, только не…

Но он, конечно же, это сделал. Хосмен открыл коробочку, и оттуда выпал медальон. Голубой топаз, оправленный в серебряную филигрань, был, естественно, не самым дорогим из ее драгоценностей, но для Фиби он являлся огромной ценностью.

– Эта вещь принадлежала моей матери, отдайте мне ее!

– Нет! – Алекс засунул медальон в карман. -Мы отошлем его Филиппу Кью, чтобы он понял, что мы не блефуем.

– Ну, пожалуйста, – настаивала Фиби. – Только не эту вещь. Ведь вы уже забрали мое бриллиантовое кольцо, которое мне подарили на помолвку. Оно стоит куда больших денег.

– И, скорее всего, именно его и присвоит посыльный.

– Но отец может подумать, что вы нашли медальон на пожаре, – Фиби невольно прикрыла ладошкой рот, понимая, что сказала лишнее.

– Вы правы, – согласился Хосмен. – Может, мне лучше послать ему ухо или палец?

– Кошмар, – прошептала девушка. – Вы не посмеете…

Усмехнувшись, Алекс какое-то время смотрел на нее, а затем вытащил из-за сапога остро отточенный тесак.

Завизжав, Фиби бросилась прочь, но он схватил ее за волосы и отрезал ножом большую прядь.

– Думаю, этого вполне будет достаточно, – подытожил Алекс, пряча нож.

Застонав, девушка рухнула на скамью, схватившись за испорченные волосы. Тот факт, что она потеряла все и теперь движется в неизвестном направлении в компании двух ненормальных, привел Фиби в состояние, граничащее с тихим сумасшествием.

 

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Дымящиеся трубы и зерновые элеваторы призрачно вырастали из тумана, окутавшего городок Хаддингтон.

Стоявший на корме парохода Алекс ощущал присутствие девушки, словно тяжесть привязанного к шее камня. Теперь он как никогда понимал строки старой поэмы Кольриджа, которую зимними вечерами читал ему священник Фред Баркли: «Всякий должен носить на себе свидетельство своих грешных деяний, и прежним уже не стать».

Хосмен похитил эту женщину, действуя импульсивно, и вот теперь она принадлежала ему и полностью от него зависела. Держать на «Лаки» дочь Филиппа Кью в качестве заложницы было полным идиотизмом, но для мести все средства хороши. Бог его знает, что из всего этого получится. От всех этих проблем у Алекса разболелась голова. Ничего удивительного, если учесть то, с какой силой ударил его статуэткой по черепу отец Фиби.

Сейчас заложница металась в рубке, то и дело подходя к иллюминатору, чтобы посмотреть на город. Алексу вспомнилось, как еще ребенком он поймал бабочку. Она была прекрасна. Царственная золотисто-голубая с длинными крыльями и усиками, как шелковые нити. Он посадил насекомое в стеклянную банку, капнув туда сахарного сиропа, чтобы бабочке было чем полакомиться, а в железной крышке банки проделал несколько отверстий для доступа воздуха. Потом Алекс лег спать, а утром увидел, что она умерла и ее красивые крылья осыпались от бесконечных ударов по стеклу.

Фиби уже несколько дней ничего не ела. Хосмену было любопытно, почему она не попыталась вновь бежать. После первой неудачной попытки девушка казалась сломленной и поверженной. Сделав несколько шагов по палубе, он распахнул настежь дверь рубки. Мисс Кью встретила его холодным взглядом. Собачка, которую она назвала Пушком, зарычала, но со скамейки не сдвинулась.

– Вы обязательно должны что-нибудь съесть. – Алекс взял с полки банку печенья, отвинтил крышку и бросил содержимое Фиби. – А то вы уж совсем на щепку похожи.

– А у вас, – не сдержалась она, – манеры троглодита!

Хосмен поставил рядом с печеньем большую бутылку сидра. Однако Фиби с видимым отвращением отодвинула все это.

– Я не голодна и не мучаюсь от жажды.

– Ешьте, черт вас дери! – Алекс просто не знал, что с ней делать. – Вы заболеете, если не будете есть.

– Я и так уже больна, – ответила девушка с холодным презрением.

От ее слов Хосмену стало не по себе.

– Какого черта?!

Она окинула его оценивающим взглядом.

– Что, страшно стало? Боитесь, что я отдам концы под вашим бдительным присмотром?

– Знаешь, женщина, мне глубоко наплевать на то, жива ты или нет, – ответил он резким тоном. – Все наши надежды возлагаются на твоего отца.

Алекс внимательно посмотрел на девушку. У нее была белая нежная кожа, свойственная, скорее, блондинкам, а еще она обладала хрупкостью, присущей оранжерейной орхидее. Однако за последние несколько дней щеки ее ввалились, а порванное платье значительно обвисло… Он вновь подумал о бабочке.

– Что вы имели в виду, когда сказали, что больны? – потребовал ответа Хосмен.

– Я страдаю от морской болезни.

– Чай Грозного Рика поможет справиться с этим недомоганием.

– Но он мне не помогает.

– Так что же вам поможет, скажите мне, принцесса?

Фиби посмотрела ему прямо в глаза.

– Мне необходимы нормальная баня и перемена белья, настоящий матрас, чтобы спать, и нормальная человеческая пища.

– Что же, извините меня, но я должен позвонить и вызвать слуг… – буркнул Алекс.

– Вы сами спросили, – девушка пожала плечами.

Хосмен попробовал печенье и решил, что оно не такое плохое на вкус.

– Так чем же питаются принцессы? Мне всегда это было любопытно.

Она презрительно фыркнула:

– Не настолько уж я и привередлива, чтобы требовать особой диеты.

– Тогда ешьте это проклятое печенье!

– Нет, – Фиби скрестила на груди руки, всем своим видом выказывая отвращение.

– Если ты считаешь, что голодовка заставит меня отпустить тебя, то глубоко заблуждаешься, – медленно проговорил Алекс.

– А если я умру от голода, то мой отец…

– Что отец?! – саркастически поинтересовался он. – Устроит на меня охоту и убьет меня? Да я мечтаю, чтобы он хотя бы попытался сделать это!

Когда же Хосмен встретился глазами со взглядом зеленых глаз, которые затягивали точно омут, то ему невольно стало не по себе.

– Думаю, пришло время, сударь, кое-что мне объяснить…

– Я ничего не буду вам объяснять.

– В таком случае я отказываюсь от еды, – парировала Фиби.

Прикусив язык, чтобы не выругаться, он присел за столик напротив девушки и протянул ей печенье.

– Хорошо, за каждое съеденное печенье я буду отвечать на один из ваших вопросов.

– Пойдет, – девушка взяла сласть и, тщательно прожевав, быстро проглотила.

– Вопрос первый, – она отряхнула с пальцев крошки. – Почему вы и Грозный Рик считаете, что мой отец – убийца?

Было видно, что девушка с трудом подбирает нужные слова.

– Потому что… – В наступившей паузе чувствовалось напряжение.

– Потому что это правда, – ответил он. – Филипп Кью лично ответствен за восемь смертей. Ричард и я тому свидетели.

– В таком случае, – немного подумав, сказала Фиби, – это дело властей, а не пары… – Она пристально посмотрела на него. – Я не знаю, кто вы, похититель?

– Грозный Рик – шкипер этого парохода. А я… – Алекс призадумался.

Кем же он был на самом деле? Он помнил, кем он был когда-то. В юности Алекс Хосмен был деловым партнером Грозного Рика. Они промышляли рыболовством и посылали улов в большие города. Потом появился Кристиан, а затем Алекс отправился на поиски приключений, по наивности полагая, что солдатская жизнь откроет ему мир.

Вместо этого Алекс попал в настоящий кошмар. С войны он вернулся с потускневшим взглядом и очерствевшим сердцем. Отныне в душе его уже не было прежнего покоя. И лишь Кристиан, отданный на его воспитание братом, заставил Хосмена вновь стать самим собой. На острове Мей он и мальчик полностью перестроили свои жизни, и ритм их бытия отмечали лишь смены времен года. От весенней распутицы до первого льда в начале декабря. Они работали в фактории, обеспечивающей продуктами население крохотного поселка. Их тесная дружба слишком много значила для Алекса.

А зимы они проводили в деревушке под Эдингбургом в компании ученого и всеми уважаемого Фреда Баркли. Этот монах в свое время обучал Алекса грамоте.

– Ну? – девушка нетерпеливо постучала по столу пальцами в ожидании ответа. – Договаривайте… Грозный Рик – хозяин этого парохода. А кто же вы?

Хосмен кивнул в сторону банки с печеньем. И Фиби с удовольствием съела еще одно, запив глотком сидра.

– Я был рыбаком на острове Мей. Вы хоть знаете, где это?

– Я видела это место на карте. – Там я работал в фактории, – промолвил Алекс.

«До недавних пор», – подумал он про себя. После трагедии он надел на себя вериги стоицизма и к работе своей стал относиться формально. Часами Хосмен просто просиживал в лодке, и, честно говоря, ему совсем не хотелось грести к берегу. А потом, когда пришла телеграмма от страховой фирмы Кью, гнев Алекса стал внутренней болью. Несправедливость требовала отмщения. Месть стала единственным смыслом жизни после смерти брата и племянника, по сути ставшего Алексу приемным сыном.

Господи, да Кристиан никогда не был для него обузой! Но мальчик, своенравный упрямец, решил, что пойдет работать в шахту вместе с отцом. Он считал себя достаточно взрослым для того, чтобы заботиться о семье. Не нужно было Гилберту перебираться на остров – новая работа принесла брату смерть. Она погубила их обоих.

– Итак, вы утверждаете, что мой отец совершил убийство, – подытожила девушка. – На острове Мей… – и прежде чем он смог ей что-либо ответить, сказала:

– Это не вопрос… Это вывод.

– Но это вовсе не мое личное утверждение, – поправил Фиби Хосмен. – Это бесспорный факт.

– В таком случае сообщите факты властям, и пусть закон вершит правосудие, – резонно парировала она. – Но вы же не станете этого делать, потому что прекрасно знаете, что отец мой никого не убивал.

«А она оказалась куда умнее, чем я предполагал».

Алекс подозревал, что юную мисс Кью не удивит известие о том, что страховая компания сделала вывод, что восемь смертей стали следствием несчастного случая. Не удивит ее и то, что держатель акций получил большую мзду из рук Филиппа Кью.

– Как погибли эти несчастные? – чуть слышно задала новый вопрос девушка.

– Взрыв на шахте…

Она закрыла глаза и скорчила трагическую мину, будто бы это ее и впрямь потрясло, но Алекс прекрасно знал, что на самом деле ее волнует лишь одно: быстрее убраться с этой посудины.

– Похоже, это всего-навсего трагическая случайность, а отнюдь не убийство, – сделала очередной вывод Фиби. – У моего отца немало врагов. Они вешают на него совершенно немыслимые обвинения. Но все это вовсе не оправдание для того, что вы сейчас вершите. Тем более, меня похищают не в первый раз…

Эта новость потрясла Алекса.

– Неужели?!

– Когда я была совсем маленькой, ветеран англо-египетской войны похитил меня из Оук-Парка, где я была на пикнике с моей гувернанткой. Мы тогда гостили в Лондоне у двоюродной сестры моей матери, – девушка снова засунула в рот печенье, словно позабыв о своей голодной забастовке. – Ему удалось добраться лишь до Лондонской подземки, и он даже не успел потребовать выкупа. Мой отец нанял детективов, которые быстро схватили его…

– И вы так и не узнали, чего же именно хотел этот человек?

– Он утверждал, что мой отец незаконно наживался на войне.

– Наверное, он был прав.

– Да нет, солдат был безумен. Вероятно, война окончательно искалечила его психику, – она моргнула. – Насколько мне помнится, в итоге его повесили…

– Потому что он был глуп и допустил, чтобы его поймали.

– А как вы думаете, что мой отец сделает с вами?

Алекс Хосмен даже бровью не повел.

– Отлично! – воскликнула Фиби, неправильно истолковав возникшую паузу. Она проглотила еще одно печенье и пригубила сидр. – Каковы ваши требования?!

– Компенсация за погубленные им семьи. Признание своей вины и уступки рабочим его горнорудной компании.

– Но это полный абсурд! – не выдержала девушка. – Даже мой отец не в состоянии в одночасье ликвидировать все последствия трагической случайности. А если б и смог, то не стал бы торговаться с такими, как вы…

– Даже ради спасения собственной дочери? – парировал Алекс.

Она управилась со следующим печеньем и сделала нервный глоток.

– Это что, текст телеграммы, которую пошлет папе Грозный Рик?!

– Вам остается молить Бога, что вы значите для Филиппа Кью больше, чем все его богатство!

Внезапно Фиби показалась Хосмену очень маленькой и беззащитной.

– Неужели отец проигнорирует опасность, в которой оказалась родная дочь, по причине больших затрат?!

Девушка помедлила с ответом.

– Я никогда в жизни не посылала телеграмм, – прошептала она. – Это правда, что вы должны продиктовать текст телеграфисту? В таком случае, не возникнут ли у него определенные подозрения по поводу требований о выкупе?

– Ричард свое дело знает.

– Ах! В таком случае он многоопытный похититель. И объясните мне, каким образом будут телеграфированы украшение моей матери и прядь моих волос?

– Все это будет отправлено почтой, в конверте. И когда ваш отец его получит, то сразу же поймет, что мы не шутим.

– Я думаю, дом сгорел дотла, – сухо напомнила девушка. – Где вы собираетесь искать моего отца? Он может находиться как минимум в трех городах страны. Все это безумная авантюра, мистер Хосмен. И будь у вас хоть капелька здравого смысла, вы уже давно бы высадили меня на берег и позволили бы мне добраться поездом до Ипсуича. И я смогла бы убедить папу, чтобы он забыл об этом недостойном инциденте… Алеко внезапно вспомнил о холеном джентльмене Саймоне Кросби, любимом ею наследнике издательской империи. Если ответа от Кью не последует, они постараются связаться с Кросби, решил Хосмен.

– А почему вы все время называете меня принцессой? – ни с того ни с сего спросила Фиби.

И когда в ответ мужчина метнул на нее исполненный ненависти взгляд, густо покраснела и отправила в рот очередное печенье.

– Просто я предполагаю, что остров Мей место дикое и безлюдное. А вы тем не менее порой выражаетесь, как человек образованный…

– Просто мы, троглодиты, на зиму прячемся в свои норы. А там у нас масса свободного времени для самообразования и чтения книг.

Алекс подозревал, что юная мисс будет крайне удивлена, когда узнает, что грамоте его научил священник, что знает он три языка – английский, французский и латынь – и что в эту ночь при свете керосиновой лампы он читал «Происхождение видов» Чарльза Дарвина.

– В таком случае вы должны достаточно разбираться в логике и юриспруденции, чтобы понять, что ваш безумный план никогда не сработает. Погибших не вернуть… Ну, пожалуйста, – умоляющим тоном протянула девушка, – отпустите меня и продолжайте жить, как жили прежде.

Проблема была в том, что Алекс Хосмен не хотел прежней жизни. Смерть Кристиана убила все хорошее и светлое, что когда-то было в нем. Когда у брата родился четвертый ребенок и Алекс, чтобы тому помочь, взял на воспитание старшего племянника, он не предполагал, что мальчик станет для него самым дорогим существом на свете. Не так, как он для Ричарда, потерявшего семью. Алекса и Кристиана связывали и кровное и духовное родство.

Он выругался так, что Фиби густо покраснела, и вышел из рубки, громыхая сапогами по палубе. Когда Алекс чистил корпус двигателя, ее слова молотом стучали в его голове. «Отпустите меня… Ваш безумный план никогда не сработает… Погибших не вернуть…»

Он все это и сам прекрасно знал. Но жаждал Справедливости. Оплаченные Кью адвокаты блестяще его выгородили.

Но все это было еще до Фиби. Да, из-за нее можно было хорошо поторговаться. Просто убить Кью было бы слишком великодушной милостью для такого ублюдка. Похитив его дочь, Хосмен отнял у негодяя то, что тот не мог купить себе ни за какие деньги.

***

Лишь бегло взглянув на Ричарда, Алекс понял, что хороших известий ждать не приходится.

– Ну, что, из Ипсуича ответа не последовало?

– Новости плохие. Пожар уничтожил половину Харбор-стрит, она практически стерта с лица земли. Особняка Филиппа Кью больше нет.

Грозный Рик взобрался на борт «Лаки». Пушок, который явно стал ему симпатизировать, восторженным лаем приветствовал нового друга.

– Славная псина, – добродушно проворчал Ричард. – Ты мой хороший. Ну-ну, успокойся.

– А как насчет бандероли?

– Я отправил пакет на почту до востребования, – ответил Грозный Рик, – и это значит, что в ближайшее время мы ответа не получим…

Алекс с удовлетворением ухмыльнулся, представив себе, как Кью, открывая бандероль, находит украшение и прядь волос своей любимой дочурки. А еще он подумывал заставить написать ее слезное письмо. Но передумал: пряди волос столь редкого цвета будет вполне достаточно.

Ричард тем временем выгружал взятые в Хаддингтоне припасы – пищу и питье, свечи и керосин, вязанку дров и таинственный узелок.

– Кое-что для девушки, – объяснил он в ответ на вопросительный взгляд Алекса. – А то ей и впрямь неудобно…

– Черт тебя дери, – сорвался Хосмен. – Мы что, взяли ее в развлекательный круиз? Да она же заложница!

– Я долго размышлял об этом. Может ли эта девушка являться заложницей, если отец ее даже не знает, что мы захватили ее с целью выкупа?

– Если он получит посланную тобой телеграмму, а потом бандероль, то непременно узнает!

– Я послушал, о чем говорят люди, пока был на берегу. Ипсуич не единственный город, в котором случился пожар воскресной ночью, – промолвил Ричард, осеняя себя крестным знамением. Он верил в порчу и проклятия, а также в то, что сатана правит этим миром.

– Так что же, были и другие пожары? – спросил Алекс.

– Сгорел центр деревообрабатывающей промышленности в графстве Эссекс, и там погибла не одна тысяча людей. То же самое случилось где-то в Девоншире. Весь Хаддингтон только и говорит о ночи, когда с неба лил огненный дождь. Я даже видел людей с плакатами на шее, в которых говорилось о наступлении конца света. И кто мы такие, чтобы им не верить?

Хосмен кивнул в сторону широкой морской глади.

– Но мы ведь все еще здесь, и мир никуда не подевался.

Алекс не был настроен на философский лад.

– Так куда ты послал телеграмму? – спросил он.

– Объявление будет помещено в газете «Дейли миррор». Я также заплатил за объявления в «Тайме» и «Лондон уикли». И ты будешь гордиться моим слогом, Алекс. Цитирую буквально: «Что до дочери Фиби, то мы настоятельно просим мистера Филиппа Кью получить важное сообщение на центральном телеграфе».

– Итак, мы ждем здесь, – кивнул Алекс.

– Я не могу. Я должен отбыть на остров с последним грузом. Ведь меня ждут люди. Мой друг, мне кажется, мы совершаем большую ошибку…

– Что?!

– Я думаю, самым лучшим выходом для тебя было бы высадить эту девушку на берег и посадить на поезд.

– О, Господи, Грозный Рик, я – то думал, что ты со мной заодно. Да мы взяли в заложницы самую богатую девушку Ипсуича!

– Да от нее больше проблем, чем проку.

– Ты все плохо просчитал, – с ожесточением произнес Хосмен. – Мне кажется, что она – единственный ребенок в семье. Следовательно, за нее дадут воистину царский выкуп.

– Так значит, все дело в деньгах… – сплюнул Грозный Рик.

– Деньги здесь ни причем, – раздраженно произнес Алекс. – Речь никогда не шла о деньгах. Но я знаю, как использовать подвернувшийся шанс. Ведь мы проделали долгий путь до Ипсуича, чтобы найти Филиппа Кью. Ценнейший инструмент попал в наши руки. Она – весьма дорогостоящая недвижимость Кью, и он пойдет на все, чтобы вернуть ее. – Мужчина, как всегда в подобной ситуации, начал ходить взад-вперед по палубе. – Когда отнимаешь у человека жизнь, он и впрямь страдает, но лишь раз. А когда отнимаешь то, что этот человек любит, он будет страдать каждое мгновение, которое пробудет в одиночестве…

– А откуда тебе знать, что он любит свою дочь?

– Если бы не любил, то давно бы от нее избавился. Ведь эта девчонка способна вывести из себя кого угодно!

– В таком случае, – сказал Ричард, посмотрев на север и щелкнув пальцами, – мы идем на компромисс, и ты остаешься с нею здесь в Хаддингтоне. При мысли о том, что ему одному придется приглядывать за девушкой, Алексу стало' плохо, и он с возмущением замотал головой.

– Ни за что… Мы доставим дочь Кью на остров Мей. И пускай потом Кью ее оттуда забирает.

– Да он сроду там не бывал, – размышлял вслух Грозный Рик. – Может, и впрямь говоришь дело… Да только вот девушка… Отправить ее на остров – это все равно, что забросить котенка в джунгли!

Хосмен задумался.

– Ничего, как-нибудь выживет!

Он посмотрел на корму, туда, где сидела, укутавшись в шерстяное одеяло, Фиби Кью. Подставив обнаженные плечи под скудные лучи тусклого осеннего солнца, она читала потрепанный том сказок братьев Гримм, найденный в одном из сундуков. Ветер с озера играл ее волосами, поднимая длинные золотисто-каштановые локоны к свету. Разглядывая Фиби, Алекс неожиданно ощутил прилив нежности. К черту лирику, решил он про себя. Сейчас она наблюдает за гаванью. Слава Богу, что теперь они уже на приличном расстоянии от берега, но мисс Кью уже один раз пыталась бежать, может попробовать и во второй.

«Самое неприятное в этой ситуации, – решил про себя Алекс, – так это то, что приходится наблюдать все ее страдания». Хосмен не ощущал враждебности к девушке, и тем не менее именно ее печальные глаза будут преследовать его изо дня в день. Он попытался мысленно укрепить себя в решимости. Все это ради Кристиана. Ради брата и других семей, уничтоженных Филиппом Кью. Сейчас не время расслабляться.

Но Грозный Рик, похоже, видел его насквозь.

– Сынок, она ведь безобидна. Вины на ней нет. Она точно такая же, как и… – он запнулся, но Алекс и так уже все понял.

– А, вижу, куда ты клонишь, – тьма окутывала сердце Алекса каждый раз, когда он думал о мальчике, которого потерял. – Ты убедил себя в том, что она столь же невинна, сколь невинен был Кристиан. Но ты, Ричард, жестоко ошибаешься.

– А тебе-то откуда знать?

– Она, во-первых, женщина, а во-вторых, до мозга костей такая же, как и ее отец. Чего мне еще добавить? – Алекс сжал кулаки. -Попомни мое слово, она предаст нас при первой же возможности!

– А если ты ошибаешься? – переспросил Грозный Рик.

– Если я ошибаюсь, мы сразу же отправим ее назад.

Подобный компромисс Алекс предложил лишь потому, что прекрасно знал, что не ошибается по поводу хрупкой с виду особы, ставшей его заложницей. Несмотря на невинные глазки, она была далеко не безопасна.

 

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Сдерживая дыхание, Фиби не спеша извлекла коробок спичек. Девушка чувствовала, как наблюдает за ней с противоположного конца парохода Алекс Хосмен, и молила Бога, чтобы ее невинная поза ввела того в заблуждение.

– Только пикни, – предупредила она Пушка, свернувшегося клубком неподалеку на канатах. – Ты уже раз помешал мне бежать, второй такой возможности я тебе не дам!

Собачка зевнула и положила морду на лапы. Фиби плотнее укуталась в толстое шерстяное одеяло, распахнув его на груди, чтобы был доступ воздуха и спички хорошо горели. Она посмотрела на восток, где пронзали небо элеваторы и печные трубы Хаддингтона. Как-то отец взял ее с собой в поездку по Шотландии, заезжали они и в этот довольно большой город. Здесь имелась железнодорожная станция – ее лучший шанс на побег.

Тогда Фиби наблюдала за Хаддингтоном со стороны реки Тайн, и о побеге ей думать не приходилось. Они плавали на речном пароходике мистера Хартли, делового партнера отца, и все обстояло просто великолепно. Да, тогда она еще не знала ни тягот, ни зла. Она даже представления не имела о том, что существуют люди вроде Алекса Хосмена и Грозного Рика. И когда на завтрак Фиби ела копченую белугу, ей и в голову не приходило подумать о том, откуда эта рыба, кто поймал ее и почистил и какова жизнь этих людей.

И вот теперь, всего лишь за несколько коротких дней, девушке пришлось убедиться в том, что мир не столь очарователен, как казалось прежде. Фиби поняла, что он обладает рядом плохих качеств и способен на обман.

Прямо перед ней, на палубе, под шерстяным одеялом лежали три сигнальные ракеты. Девушка похитила их еще прошлой ночью и теперь ожидала подходящей возможности, чтобы ими воспользоваться. Сейчас, когда в гавани курсировали два корабля, момент был наиболее подходящим. Когда они увидят сигнал бедствия, то посчитают, что пароход тонет, и обязательно придут на помощь. Морские законы вынудят их это сделать.

Если повезет, то сигналы заметит и береговой патруль и обязательно прибудет сюда, чтобы разобраться. А если понадобится, то она снова прыгнет в воду, и неважно, что ее предыдущая попытка оказалась неудачной.

На полуденном солнце корма далекой шхуны сияла, придавая все больше надежды. Корабль дрейфовал примерно в четверти мили к югу, достаточно близко, чтобы вовремя подоспеть на помощь.

Фиби затаила дыхание. Время пришло. Незаметно оглянувшись, она убедилась в том, что Алекс Хосмен по-прежнему стоит у руля, Грозный Рик спустился в трюм, а собака мирно спит, греясь на осеннем солнышке.

Девушка аккуратно поставила ракету между ног и зажгла спичку. Зашипев, та загорелась и тут же погасла на ветру. Когда она зажигала вторую спичку, у нее уже тряслись руки. Стиснув зубы, Фиби прикрыла ладошкой крохотный язычок огня и поднесла к фитилю сигнальной ракеты. Крохотное слабое сияние, на секунду вспыхнув, тотчас же погасло. Когда она попытала счастья в третий раз, сердце уже выскакивало у нее из груди. Мысленно девушка молила Бога, чтобы все обошлось.

Фитиль сначала задымил, а потом стал сыпать огненными искрами. Встревоженный странным шипением, Пушок вскочил и начал громко лаять.

– Слава Господу, – прошептала Фиби, хватая сигнальную шашку и размахивая ею над головой. Обжигающие искры посыпались прямо в лицо. Изо всех сил она запустила ракету в небо. С душераздирающим свистом та растворилась в небесной синеве, оставив за собой облако зеленого дыма.

Затаив дыхание, дрожащими руками Фиби поспешила зажечь еще одну ракету. Ей казалось, что одной будет мало для того, чтобы привлечь необходимое внимание. Но вторая ракета как назло не зажигалась, и тем не менее девушка не оставляла безуспешных попыток. «О Боже, – причитала она про себя, – избавь меня поскорее от этих людей».

Фиби услышала тяжелую мужскую поступь. Еще вчера она умерла бы от страха, но сегодня страха не было. Впервые в жизни ей приходилось самой заботиться о себе и действовать самостоятельно. Непростое дело для женщины, которую с колыбели учили быть куколкой, украшением, способным выполнять чужую волю.

Когда девушка увидела искаженное от ярости лицо Алекса Хосмена, то отбросила одеяло и побежала прочь к самому борту парохода.

– Помогите! – кричала она, размахивая руками и думая, что теперь-то ее наверняка разглядят со шхуны. – Помогите!

Огромные паруса шхуны развернулись, судно изменило курс, и уже через несколько мгновений корабль направился к «Лаки». Фиби вцепилась в поручни ограждения борта и, откинув назад голову, издала победный крик. Ее порыв не остался незамеченным.

Алекс Хосмен больно сжал ее запястья.

– Пустите меня, – попыталась вывернуться девушка. – Не смейте прикасаться ко мне!

– Тогда перестаньте махать руками и кричать, как сумасшедшая, – ответил он.

– Я перестану, если вы меня отпустите.

– Отлично…

Как только руки ее вновь стали свободны, Фиби схватилась за спасательный круг, но Алекс выбил его и отшвырнул подальше.

– Неужели вы вновь собрались искупаться в море?

Более он не сказал ни слова. Его молчание несколько обескуражило девушку, ожидавшую, что Хосмен как всегда начнет вычитывать ее. Но вместо этого мужчина просто стоял у нее за спиной и наблюдал за тем, как к ним приближается шхуна.

Девушка набрала в грудь побольше воздуха, чтобы крикнуть в очередной раз.

– Вы действительно хотите, чтобы я заткнул вам рот? – прошептал ей на ухо Алекс.

Из трюма показался Грозный Рик. Усевшись на палубе, он стал ждать, что будет дальше.

Закусив губу, Фиби с нетерпением ждала, когда же ее наконец освободят от общества стоявшего рядом человека. От него пахло морским ветром и лесом. А если учесть его мощные формы, то девушке казалось, будто она сейчас стоит в тени ветвистого дуба.

Фиби с опаской посмотрела на похитителя.

– Почему вы на меня не кричите?

Алекс не отрывал глаз от приближающейся шхуны.

– В этом нет нужды, – уверенно и спокойно произнес он.

– Что ж, вы не можете меня обвинять, – констатировала она равнодушным тоном. – Разве не является законом войны то, что пленный обязан попытаться бежать?

– Так вот, оказывается, что это… Война? Фигура на палубе шхуны поднесла к губам рупор.

– Эй, там… вы что, терпите бедствие? – на сильном ветру его слов практически не было слышно.

– Помогите! – закричала Фиби. – Меня держат здесь как заложницу!

Хосмен сильной рукой обнял ее за талию и прижал к себе.

– Заткнись, – прошептал он. – Я же тебя предупреждал…

Ее охватила дрожь, и на миг Фиби перестало хватать воздуха.

– Помогите… – буквально прохрипела несчастная, впиваясь ногтями в его мускулистую руку.

– Сигнальная ракета сработала случайно, – прозвенел над водой крик Грозного Рика. – Просим извинения…

Фиби постаралась собраться с силами. Да, она оказалась в ловушке, но положение ее было не таким уже безнадежным. Теперь успех зависел от спокойствия и здравомыслия.

– Пожалуйста, не слушайте его, – крикнула она. – Я…

– Я же сказал, – разозлился Алекс. – Заткнись!

Девушка постаралась собрать последние остатки мужества.

– И не подумаю!

– Отлично!

Движение его было столь молниеносным, что Фиби ничего не успела сообразить.

Взяв ее голову в руки, он закрыл девушке рот крепким поцелуем.

«Нет, он совсем не такой, как Саймон. Его даже не с кем сравнить».

И хотя губы Алекса Хосмена оказались нежными, его объятия полностью парализовали девушку. Она чувствовала себя беспомощной, словно кролик перед удавом. Застонав, Фиби попыталась освободиться. Она стучала кулачками по его мощным бицепсам, билась о его грудь, но ощущала лишь неприступную стену. Как будто издалека до нее донесся голос Грозного Рика, переговаривавшегося с людьми со шхуны.

– Ах, любовь, – рассмеялся тот. – Видите, мы тут празднуем молодую любовь!

Шкипер со шхуны грязно выругался. Фиби, у которой окончательно перехватило дыхание, еле слышно всхлипнула.

– А теперь можешь ее отпустить, – послышался голос Грозного Рика. – Шхуна уже разворачивается.

В ту же секунду Хосмен отпустил ее. Это было столь неожиданно, что, потеряв равновесие, девушка чуть было не упала за борт, в последний миг схватившись за поручни. Алекс, похоже, не заметил, что, побывав в его объятиях, юная мисс чуть было не умерла от ужаса. Сейчас Фиби его совсем не интересовала.

Она держалась за поручни и тяжело дышала, пытаясь успокоить рвущееся из груди сердце. А потом, не давая себе времени на то, чтобы испугаться, попыталась прыгнуть за борт. Девушка старалась не вспоминать, какой ледяной была вода и как это страшно – тонуть.

В то же мгновение сильные руки подхватили ее и потащили обратно на палубу. Фиби упиралась изо всех сил, но Алекс просто перекинул ее себе на плечо. Задыхавшуюся от бессильной ярости и висевшую теперь вниз головой девушку пронесли мимо озабоченного Рика и лаявшей собаки, бежавшей за ними вплоть до самого кубрика.

Хосмен бросил ее на койку лицом вниз. Внутри Фиби вдруг что-то взорвалось, освободив накопившуюся в ней ненависть. Она перевернулась, поджала ноги и изо всех сил ударила Алекса в живот. Вскрикнув от боли, мужчина согнулся пополам. Воспользовавшись его замешательством, девушка вскочила с койки и рванулась к двери. Но она не успела сделать и нескольких шагов, как огромная рука схватила ее. Бледное лицо Алекса покрывали капельки пота. Лицо исказилось от боли. И тем не менее Фиби не чувствовала никаких угрызений совести.

Тяжело вздохнув, Хосмен вновь бросил ее на кровать. Девушка плюнула ему в лицо и, изогнувшись, стала яростно отбиваться ногами. Она выцарапала бы ему глаза, если бы могла дотянуться до них.

Господи, как же здорово было драться подобно сумасшедшей. В этой безумной битве Фиби потеряла последние капли вежливого самоконтроля, правившего ею с самого рождения.

Схватив ее за запястья, Алекс завел ее руки за голову. На девушку пахнуло морской водой и соленым мужским потом. Его поза пробудила в Фиби самые жуткие фантазии. Ее одновременно и влекло к нему, и отталкивало.

Было в обращении Хосмена с ней нечто непонятное, беспокоившее девушку. Она не чувствовала в мужчине ненависти, скорее ощущались некая усталость и равнодушие.

Перевернув ее вниз лицом, Алекс прижал коленом спину девушки и заломил ей руки.

– Проклятье! А ведь я тебя недооценил. Кто научил тебя так драться?!

– Отпусти меня, ублюдок! – прохрипела Фиби и с удивлением обнаружила, что подобные высказывания приносят несказанное удовольствие. – Подите прочь!

– С радостью, но прежде… – он полез в карман штанов.

От ужаса девушка закричала, и в ту же минуту сложенный в несколько раз кусок материи заткнул ей рот. Алекс плотно завязал бандану у нее затылке, затем скрутил по рукам и ногам веревками так, что Фиби даже не могла пошевелиться.

В глазах у нее застыли слезы, и девушка едва сдержала подступившие рыдания. «Хватит плакать, хватит быть слабой, – твердила она себе. – Слезами горю не поможешь».

Хосмену явно было безразлично, расплачется она сейчас или нет. Он отошел, бросив в сторону Фиби ничего не выражающий взгляд.

– А я готов был тебя сегодня отпустить, – произнес он безразличным тоном. – Мы как раз обсуждали это с Грозным Риком.

«Лжец, – подумала Фиби, – ты говоришь это, чтобы еще раз меня помучить».

– Да, мы ведь договаривались с тобой, что в случае, если ты будешь вести себя хорошо, мы поладим.

«Лжец, если бы это было так, ты бы мне об этом сказал».

– Быть может, уже вечером ты ехала бы на поезде, если бы не устроила этот цирк с сигнальной ракетой и не пыталась вновь утопиться. Но, как видишь, человек предполагает, а Бог располагает. И все же ты меня кое-чему научила, принцесса. Ты – дочь своего отца.

Алекс Хосмен еще не знал, что теперь Фиби твердо решила больше не прыгать в ледяную воду. Ей не хотелось умирать. Она хотела жить и превратить жизнь этого мужчины в ад.

Алекс не мог понять, почему думает о связанной в трюме женщине. В жизни его никогда особенно не мучили угрызения совести. То был единственный способ выжить на войне и не сойти с ума. Однако злополучный пожар на Харбор-стрит и похищение дочери Кью оставили на душе неприятный осадок. Что-то пробудилось в глубине его сознания. Нечто ему неподвластное беспокоило Алекса, и от этого он злился еще больше.

Шипение сигнальной ракеты и горящая дуга в небе вызвали у Алекса воспоминания, которые, как он считал, были уже давно погребены под пылью времени. На какое-то краткое мгновение он вновь оказался на поле битвы у Претории, скакавший, как безумный, на взмыленной лошади под свист ядер и пуль, срывавших листву с деревьев и поднимавших фонтаны земляных брызг.

То был день, о котором он уже много лет не вспоминал, но тем не менее отчаянный поступок молодой девушки напомнил Хосмену о нем.

Он не был уверен, почему. Быть может, была виновата сигнальная ракета на фоне ослепительно-голубого неба. Но, скорее всего, куда более глубокая искра зажглась в нем благодаря непредсказуемости мисс Кью в сочетании с острым желанием жить. Она заставила Алекса вспомнить о том, каким он был, когда завербовался в армию. Воспитанный Грозным Риком, юноша и понятия не имел о солдатской службе. Просто был еще слишком горяч, страдал от скуки и многого не понимал.

Когда Алексу надоела муштра, он добровольно изъявил желание стать посыльным генерала Пола Хиккенса. Старик задумчиво почесал свои седые бакенбарды, разглядывая Алекса. Затем промолвил, глядя ему в глаза:

– Если ты настолько глуп, чтобы пойти на такое дело добровольно, то я достаточно умен, чтобы использовать тебя по назначению.

Боевыми заданиями Хосмена стали молниеносные марш-броски. Он насмерть загонял армейских лошадей, когда скакал по ночам по неизвестной местности или в дыму сражения, никогда не зная, сразит ли его на этот раз вражеская пуля. Он чувствовал ту же самую непредсказуемость и живость в этой непокорной девушке. Теперь, когда прошло три года, Алекс прекрасно понимал, что неудержимость – это отнюдь не мужество.

После случая в Хаддингтоне молодой человек, не желая видеть свою заложницу, поручил Грозному Рику освободить ее от пут, как только они удалились на Почтительное расстояние от города.

Следующий отрезок их плавания обещал быть ничем не примечательным. Сейчас лучше всего было доставить эту своенравную девчонку на остров Мей и ждать там Кью. И пусть тот торгуется за свою дочку. Алекс планировал зайти на телеграф и дать сообщение в головной офис компании Кью. Чертов убийца должен поскорее выкупить свою дочь и исчезнуть из его жизни вместе с ней.

И все же Алекс не чувствовал себя победителем. Думая о восторжествовавшей справедливости, он все чаще мысленно возвращался к девушке, немного жалея ее. «Но Фиби Кью опасна, – напомнил он себе. – Она дочь своего отца. Она ударит ножом в спину с такой же легкостью, с какой пнула меня ногой в живот».

Однако когда Хосмен сжимал девушку в своих объятиях, между ними словно пробежал мощный разряд тока. Поцелуй был отнюдь не фальшивым. После случившегося Алекс мечтал о вкусе ее губ и мягкой податливости ее тела. Ему просто понравилось обнимать Фиби, ощущать ее запах. Ее хрупкость и изящность, то, как она пыталась отбиться от него своими маленькими ручками, как ее губы противились поцелую – все вместе волновало и одновременно ожесточало мужчину.

То, как мисс Кью отреагировала на поцелуй, было, по мнению Алекса, совсем нетипичным для женщины. И атака ее маленьких кулачков являлась следствием паники, которая и смутила Хосмена. Он прекрасно понимал, что сам отнюдь не подарок, но почему-то всегда считал себя большим мастером по части поцелуев.

Разумеется, до сегодняшнего дня молодой человек даже и не пытался целовать таких красоток, как Фиби Кью.

 

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Хоть Фиби и старалась изо всех сил, никакие угрозы и слезы не заставили Алекса Хосмена высадить ее на берег за все время их длительного путешествия. Как только они вышли из гавани Хаддингтона, мужчина позволил ей свободно передвигаться по пароходу, прекрасно понимая, что теперь побег уже невозможен и, как оказалось, безошибочно предположив, что девушка уже не решится на самоубийство. Окруженный водой и туманом, «Лаки» на всех парах уходил в такую глушь, что в течение нескольких дней им не встретилось ни одного корабля.

Случай в Хаддингтоне изменил отношения Фиби и Алекса к худшему. Девушка нисколько не жалела о том, что подожгла сигнальную ракету. Но теперь она уже была готова к непоколебимому гневу Хосмена и той холодной ярости, какую она видела на его лице. Ей даже хотелось довести похитителя до подобного состояния снова.

Но как это ни странно, ничего нового в своем нынешнем положении Фиби не находила. Сидя на своей койке, она размышляла о том, что рабство принимает различные формы. Женщина, полностью находящаяся во власти своего отца или мужа, ничем не отличается от заложницы на борту этого парохода.

Лучшая подруга Фиби, Сьюзи Хаттон, сейчас поаплодировала бы столь радикальным мыслям, ведь прежде дочь Филиппа Кью не волновали вопросы общественной справедливости. С раннего детства девушку учили, что ее мнение не имеет никакого значения. Но, оказавшись заложницей, она стала вольно мыслить. А быть может, тому виной было близкое общение со столь надменным человеком, с этим невыносимым Алексом Хосменом.

Девушка навела порядок в крохотной каморке, создав для себя свой уголок, и дни напролет читала.

На борту парохода Хосмен и Грозный Рик держали на удивление большую библиотеку. В Хаддингтоне Майлиус купил Фиби швейные принадлежности, расческу и несколько заколок. Почему это вызвало такое раздражение Алекса?

Ну да, впрочем, что с дикаря возьмешь? Порой она вставала, чтобы машинально расчесать волосы, думая, сколь глупо было поручать горничной столь простое дело. И все-таки раньше кто-то мыл ей голову и причесывал, кто-то штопал ночные рубашки. Фиби размышляла о том, как к ней относилась Гвенда Рид. Неужели она считала ее куклой? Неужели ей было незазорно причесывать кого-то?

Хосмен игнорировал Фиби даже тогда, когда она смотрела ему прямо в глаза. Неожиданно девушка поймала себя на мысли, что делает это довольно часто, любуясь его натруженными и в то же время такими нежными руками. Нежными?! Да, она помнила его объятия, вкус его губ, но помнила и о том, какую панику вызвал в ней этот поцелуй.

Свинцово-серым утром Фиби разбудил необычный шум. Она вышла на палубу, чтобы посмотреть, что происходит, и столкнулась с мрачным Алексом.

– Мы подходим к Литтлнесту, – сурово произнес он. – Спускайтесь в трюм и ждите, пока мы не причалим.

– Нет, я предпочту остаться на палубе и понаблюдать. – Девушка подошла к краю борта и стала всматриваться в призрачные очертания.

Быстрое течение подбрасывало «Лаки» то вверх, то вниз, словно пушинку.

Из-за внезапного толчка Фиби потеряла равновесие. Она услышала собственный ужасающий вопль. На секунду перед глазами мелькнули бурлящая вода, свинцовое небо и быстро пронесшиеся мимо лесные прибрежные заросли. Девушка перевалилась через ограждение борта и повисла над ледяной водой. При очередном толчке она почувствовала, как рвется ткань платья. Закрыв глаза, Фиби приготовилась к очередному падению, но что-то предотвратило его. Слава Богу, Алекс оказался рядом!

– Женщина, ты что, без воды жить не можешь? – прокричал Алекс Хосмен. – Мне и впрямь надо было дать тебе утопиться!

– Поставь ее на палубу, сынок, – донесся до девушки голос Грозного Рика. – Это самый лучший подхват из тех, что мне приходилось видеть.

Едва коснувшись ногами палубы, Фиби, дрожа от потрясения, упала прямо в объятия Алекса. Тепло его тела и запах морского ветра, исходящий от одежды молодого человека, подействовали на нее успокаивающе. Неохотно девушка отстранилась от Алекса.

– Благодарю вас, – успела сказать она, прежде чем прикусила язык.

– Я же приказал вам отправляться в трюм, – сердито проговорил Хосмен.

– А я хочу посмотреть, – заупрямилась Фиби.

– Я не могу быть вам нянькой, когда у меня дел невпроворот.

Алекс схватил ее за руку, но она вырвалась.

– Алекс, мне нужна твоя помощь, – позвал из рубки Грозный Рик.

– Я остаюсь на палубе, – твердо заявила девушка, всем своим видом показывая, что уступать не намерена.

Взгляд Хосмена на минуту пристальнее задержался на ее лице.

– Держитесь подальше от борта, потому как впереди нас ждет еще не такая качка. И если опять свалитесь, то меня не будет поблизости, чтобы спасти вас в очередной раз.

– Отлично, – парировала Фиби. – Я как-нибудь сама о себе позабочусь.

– К тому же вы можете оставаться на палубе лишь до тех пор, пока мы не подойдем к прибрежному течению вплотную, – буркнул Алекс, прежде чем отправиться к Грозному Рику.

Фиби с неподдельным восхищением оглядывала открывшийся ей пейзаж. То и дело из рубки доносился голос Ричарда, рассказывавшего девушке о местных достопримечательностях.

Смотря в длинную медную подзорную трубу, она видела небольшие лодки, промышлявшие рыболовством неподалеку от берега. Рыбаки, разводившие костры, не обращали внимания на проходившие мимо корабли и лодки. Куда более крупные суда бросали сети, чтобы выловить как можно большее количество белорыбицы. – Вот мой бизнес! – воскликнул Грозный Рик. – Я ценю рыбу куда больше, чем золото.

В подзорную трубу Фиби успела рассмотреть величественный Биг Нортон Отель на берегу.

Это вполне цивилизованное местечко вызвало у нее острый приступ ностальгии. Девушка мечтала об огромной роскошной ванне, широкой чистой кровати на ночь и более всего – об избавлении от похитителя, взявшего ее в заложницы. Мысль ее лихорадочно заработала, выискивая новые способы побега.

– Все, что можно, вы уже посмотрели, – сказал Хосмен, словно читая ее мысли. – Идите в трюм, если не хотите, чтобы я сам вас туда отнес.

Взглянув на молодого человека с ненавистью, Фиби, сохраняя достоинство, вновь отправилась в свою каморку, где ее заперли на ключ. Ладошкой девушка протерла крохотный иллюминатор, чтобы разглядеть, что происходит. Фиби снова почувствовала приступ легкой тошноты.

И тут ей внезапно пришло в голову, что она попала в самое что ни на есть настоящее приключение. До этого ничего выдающегося с девушкой не происходило, если не считать поездки в Лондон на годовщину коронации Эдуарда VII в день ее семнадцатилетия.

Алекс зашел в ее крохотную каюту, держа на руках Пушка. Он всегда держал собаку так, будто это была кипа грязного белья. Опустив песика на койку, Хосмен повернулся к дверям.

– Куда это вы? – спросила Фиби, вовсе не удивившись, когда он не ответил.

– Я опять запираю дверь снаружи… Она бросилась к порогу:

– Нет, пожалуйста, я клянусь, что ни за что…

Скрежет запирающегося засова заставил ее вздрогнуть. Кладовка была слишком тесной, и потому Фиби уселась на узкой кушетке, уперевшись подбородком в колени, и стала гладить лохматого пса. У нее не было ни свечи, ни лампы, чтобы поджечь все это и тем самым привлечь к себе внимание. К тому же девушка могла сгореть заживо, прежде чем подоспеет помощь. Она не находила подходящего предмета, чтобы обрушить его на голову Алекса Хосмена, когда он появится в очередной раз. Фиби пыталась взывать к Грозному Рику, который казался более милосердным человеком, нежели Алекс, но он вытаскивал свою губную гармошку и начинал играть на ней с особым усердием, чтобы заглушить ее рыдания.

Совершенно опустошенная, Фиби рухнула на кровать. Здесь было слишком темно для того, чтобы читать, а потому она уставилась в стену, из последних сил ненавидя своего похитителя.

***

Стоя на дымящихся развалинах Харбор-стрит, Филипп Кью смотрел на обугленный остов своего особняка. Тлеющие угли обдавали его волной жара. Пруд для форели выкипел, каретная, конюшня и флигеля пристройки превратились в золу.

Желто-серые клубы дыма поднимались над почерневшими балками строения, которое когда-то было его домом, а теперь являло из себя ничто.

С ночи понедельника, когда относительно легкий дождь обозначил окончание пожара, наемные агенты Кью обшаривали развалины в поисках его дочери.

Прежде всего Филипп посоветовал обратить внимание на особняк и его окрестности. Ведь последний раз, когда он видел Фиби, девушка выбегала из дома как раз в тот момент, когда на нее рухнула крыша.

Но, несмотря на тщательные поиски, ничего обнаружить не удалось. Это несколько приободрило Кью, дав ему надежду, что дочь жива. Хотя он понятия не имел, где она может находиться.

Филипп пробирался по развалинам прежде величественного особняка. Все произведения искусства и антиквариат, которыми он прежде привык окружать себя, превратились в пепел и прах.

Внимание Кью привлек стук лошадиных копыт. К нему подъехали двое мужчин в длинных черных пальто. У того, что постарше, была курчавая седая бородка, у младшего один глаз был закрыт повязкой. Филипп знал Джона Алдервика уже много лет, с тех самых пор, как Алдервик сделал себе имя на деле серийного убийцы Саунти. Теперь детективное агентство всем известного сыщика занималось грабежами поездов, восстаниями рабочих и частными делами, сулившими большую выгоду. Кью нравилось, как работает Джон. Детектив был скор и самоуверен даже в тех случаях, когда ошибался.

– Это мой оперативник, Питер Уикс, – представил своего спутника Алдервик с ярко выраженным шотландским акцентом.

Он окинул взглядом пожарище.

– Вы понесли невосполнимую утрату, мистер Кью. Мне больно это видеть. Приношу мои соболезнования.

– Да нет, дело в моей дочери, Фиби! – воскликнул Филипп. – Дело в том, что она… исчезла!

Исчезла. Он прокручивал то мгновение в своей памяти безотчетное количество раз, и теперь видел его, словно застывшую картину. Атлетического телосложения мужчина, врывающийся в особняк с пистолетом. Фиби, сбивающая его с ног. Грохот выстрела.

Все казалось таким простым. Фаэтон уже поджидал. Он с дочерью должен был уехать, оставив сумасшедшего гореть вместе с портсмутской мебелью.

Но все сложилось совершенно иначе. Фиби почему-то не успела, что-то разделило их. А потом весь квартал охватило пламя, и лошади понесли… И только на Лейн-стрит животные вновь стали послушны поводьям. К тому времени стали подъезжать пожарные экипажи, так что путь к особняку был отрезан.

Об этом Кью сообщил Алдервику холодным и абсолютно бесстрастным тоном.

– Значит, последний раз вы видели ее в переулке, и единственный свидетель тому – грабитель…

И вновь ему обожгло сердце. Он уставился на мыски своих ботинок. Их покрывала серая пыль.

– Нет, он не был… – Филипп Кью осекся, размышляя, следует ли говорить правду. – Он утверждал, что он откуда-то с севера, с острова Мей. В прошлом году я попытался открыть там шахту, но все закончилось аварией.

– Несчастный случай?

– Да, произошел взрыв. И я думаю, что этот безумец с револьвером…

– У него был револьвер?

– По-моему, он мстил. Я думаю, он мог поджечь дом. Но, по правде говоря, совсем не было времени… – Он снова смолк, ощутив дрожь в голосе. – Я хочу, чтобы ее нашли, – закончил Кью. – Сегодня!

– Сэр, мне бы хотелось знать ее приметы, промолвил Питер Уикс, доставая из кармана сложенный вчетверо лист бумаги и огрызок карандаша.

– Я привез это из нашего дома на озере, – Филипп протянул ему небольшую фотографию Фиби на драпированном стуле, позирующей с фарфоровой собачкой в руках. Художник, который позднее запечатлеет этот образ в масле, постарается, чтобы девушка и собака выглядели как можно живее и естественней.

Кью неприятно поразило то, что на фотографии дочь более всего напоминает безжизненную статую.

Однако она была красива, и Кью понял это по реакции Уикса, разглядывающего снимок. Видя Фиби впервые, так реагировали практически все.

Филипп вспоминал свой последний разговор с дочерью. Рассказывать чужому человеку об их ссоре нужды не было. Несмотря на то, что один глаз Питера Уикса был закрыт черной повязкой, от его внимания ничего не ускользало. Он словно читал мысли:

– Порой люди, которые исчезают, – безразличным тоном бросил сыщик, – вовсе не хотят, чтобы их находили.

– Это не тот случай, – отрезал Филипп, в глубине души сомневаясь в своей правоте.

Пока Уикс задавал вопросы и что-то помечал на бумаге, к железным воротам подкатил шикарный экипаж. Летящей походкой к ним подошел Саймон Кросби. Он был безупречно одет, его волосы были аккуратно причесаны и напомажены. Похоже, исчезновение невесты не повлияло на молодого человека никоим образом. Именно его Кью хотел для своей дочери – Аристократа. Джентльмена, которого несчастья обходят стороной.

– Я видел ее, – промолвил Саймон. – Я видел, что произошло…

И пока он объяснял, что же случилось на побережье, огонь ярости в груди Филиппа вспыхнул с невероятно болезненной силой.

 

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Почерневший частокол старого форта четко выделялся на фоне янтарного неба. Спеша по дощатому тротуару, Алекс то и дело здоровался, видя знакомые лица. С момента основания торговой фактории на острове Мей он провел немало времени в Литтлнесте. Это был маленький приморский городок, в котором, помимо английской, можно было услышать французскую, еврейскую, испанскую и даже русскую речь. Местные рыбаки сидели в темной, до отказа забитой народом таверне и распивали спиртное наряду с бизнесменами из Хаддингтона, Данбара и даже Эдингбурга.

Проститутки, как всегда, были дружелюбны, тем более что Алекс Хосмен был им слишком хорошо знаком. Правда, на сей раз он прошел мимо них, лишь многозначительно подмигнув и махнув рукой.

Алекс бросил горсть медных монет в трясущуюся ладонь старого Мартина Хоуна. Бедолага выглядел просто ужасно. И хотя торговать в лавке мог бы один из его двух сыновей, старик предпочитал делать это сам. Хоун не доверял детям, ожидающим, по правде говоря, когда папаша отойдет в лучший мир. Свою жену старик похоронил примерно полгода назад, и это основательно его подкосило. Мартин Хоун начал довольно часто прикладываться к виски. Мартин приветствовал Алекса сердечным поклоном.

– Собираешься обратно на остров? Хосмен согласно кивнул в ответ:

– Мне тут у тебя надо будет кое-что купить.

– Это мы мигом, – бросил Хоун, когда Алекс поставил на прилавок большой пустой ящик.

– Все как обычно, – он стал перечислять продуктовый список, – мука, соль, кофе, бобы и масло.

А тем временем Хоун положил в ящик свежие яблоки и большую головку сыра. – Слушай, мне тут еще мыло надо, – добавил Алекс, отрешенно почесывая щетину.

Хоун протянул ему кусок хозяйственного мыла, завернутый в пергаментную бумагу. Алекс подумал, и вернул мыло хозяину.

– Слушай, а нет у тебя мыла, что пахнет получше, уж больно это воняет.

Мартин недоуменно пожал плечами и бросил Апексу кругляш, испускавший аромат сирени.

– Слушай, а это что, простыни? – спросил Хосмен, указав на стопку какой-то материи на одной из полок.

Владелец протянул ему комплект.

– У меня еще и перина есть.

– Перина?!

– Ну да, такая штука, вроде матраса. Алекс тихо выругался.

– Что-что? – не расслышал Хоун.

– Ничего. Я забираю простыни и пуховую перину.

Мужчина в очередной раз окинул взглядом лавку.

– А это что? – спросил он, беря двумя пальцами какой-то предмет одежды из тончайшей ткани.

– Женское нижнее белье, – ответил Хоун. – Настоящий батист и кружева.

– Я это тоже забираю… Мартин Хоун хитро улыбнулся.

– Да ты, Алекс, никак жениться надумал?

– Да что ты, Христос с тобой! – Хосмен почувствовал, как краснеют его уши. – Просто у меня на борту «Лаки» пассажир… Точнее… пассажирка…

Хоун оскалился, обнажив гнилые зубы.

– Так что же ты мне сразу не сказал? Нет, брат, видать, ты не мастак выбирать покупки бабам…

Алекс сделал неуверенный жест в сторону ящика.

– Мыло, простыни, нижнее белье, что еще надо?

Хоун тяжело вздохнул, а потом принялся за дело. Он подбирал перчатки, чепцы, готовые платья и какие-то гофрированные предметы, о назначении которых Хосмен даже не догадывался.

– Да не нужна мне вся эта упряжь, – явно расстроился Алекс. – Это же все временно.

– Может, и так, да только женская гордость вечна. – Мартину Хоуну доставляло особое удовольствие снабжать Хосмена ворохом предметов дамского туалета.

Алекс понятия не имел, что это такое. Ведь там, откуда он был родом, женщины сами делали себе нижнее белье и варили мыло, а мужчины и слыхом не слыхивали о подобных вещах. Но Фиби Кью не была такой. Гордая, умная, надменная – эти качества Алекс более всего ненавидел в женщинах. На рассвете следующего дня пароход взял курс на запад. Паровые котлы заработали на полную мощность. Ветер и течение изменились. И, как ни странно, даже вода стала пахнуть по-другому. Быть может, она стала свежее от хвойного аромата сосновых лесов. Фиби еще никогда не приходилось бывать севернее Эдингбурга, и теперь она понимала, что наступает самая захватывающая часть ее приключения. Девушка все более удалялась от дома.

Мысли о неизведанных диких местах, похоже, вызвали появление Алекса. Собака злобно зарычала на непрошеного гостя и выскочила из тесной каморки. Фиби услышала топот кованых сапог и вся напряглась, словно в ожидании опасности. Проигнорировав появления Хосмена, она осталась лежать на кровати лицом к стене. Ее сердце разрывалось от ненависти. Девушка слышала, как в полумраке мужчина натыкается на различные предметы, и ей было ужасно любопытно, что происходит. Но Фиби не желала оказывать похитителю такой чести, как поворачиваться к нему лицом.

Внезапно она почувствовала, как Алекс легонько потряс ее за плечо, и с трудом удержалась от крика.

– Мы тронулись в путь, – сообщил он и вышел, аккуратно закрыв за собой маленькую дверь.

Девушка осторожно повернулась. На полу стояла овальной формы ванна, полная горячей воды. А рядом лежали губка, брикет удивительно душистого мыла и чистое полотенце. Потрясенная до глубины души, она не сразу заметила пачку свежих простыней, под которыми лежала самая настоящая огромная пуховая перина.

В пергаментном пакете Фиби обнаружила рубашку и синее шерстяное платье. Она также нашла толстые вязаные чулки, ночную сорочку и утепленное нижнее белье.

Когда Фиби подумала о том, что ей еще так долго придется быть заложницей, ее пробил ледяной озноб. Быть может, все это сделано с умыслом? А может, Хосмен собирается продать ее пиратам? Воображение рисовало все более ужасающие картины, так что девушка уже почти решила оставаться грязной и одетой в лохмотья, чтобы хоть как-то насолить Хосмену. Но почти есть почти…

Горячая ванна приветствовала ее ласковым паром. Тихонько ойкнув от благодарности, Фиби быстро разделась и погрузилась в воду. Никогда она еще не принимала ванну с таким удовольствием. Даже мраморный бассейн в особняке отца не шел ни в какое сравнение, равно как и то, что тогда ее обмывали сразу три горничные. Сажа и копоть пожара наконец-то окончательно смылись, и девушка едва не рассмеялась от радости, снова став чистой.

Она сидела в ванной до тех пор, пока вода не остыла, а Пушок не начал нетерпеливо скрестись в дверь. Завернувшись в полотенце, Фиби принялась разглядывать новые предметы своего туалета. Готовые вещи были бесформенны и безвкусны, однако чисты и даже накрахмалены. В основном они были изготовлены из шерсти и хлопка, а не из шелка или атласа, но все же казались вполне пригодными.

Шерстяное платье в синий полевой цветочек висело на ней, как мешок. Девушка закатала рукава, подобрала юбку и почувствовала себя принцессой. Она тщательно расчесала волосы, заколов их парой целлулоидных шпилек, которые дал ей Грозный Рик.

Когда Фиби вышла из тесной каморки, Пушок возмущенно залаял на нее и стал царапаться. Она взяла собаку на руки и поднялась на палубу.

Грозный Рик был на камбузе, помешивая на сковородке нечто кипящее и безумно дурманящее.

– Могу представить, что ты даже не узнал меня, – усмехнулась девушка. – Но я больше не пахну, как сгоревший дом.

– А, это вы, завтрак подан, – бросил Ричард, не подав и виду, что заметил в ней изменения, и вываливая жаркое на оловянную миску.

Фиби распахнула глаза от удивления при виде свежей моркови, турнепса и зеленого горошка в потрясающем соусе. А когда Грозный Рик нарезал хрустящую золотистую буханку хлеба, у девушки и вовсе проснулся жуткий аппетит.

– О, мистер Майлиус, это просто великолепно! – она уселась за стол и с благодарностью принялась за жаркое.

– Сегодня вы выглядите куда счастливее, мадемуазель.

– Но на самом деле это не так, – возмутилась Фиби. – Просто мне куда комфортней, и к тому же я просто потрясена… Я и забыла, когда в последний раз нормально мылась, меняла белье, спала на нормальной постели…

Ее собственные слова сейчас эхом отдавались у нее в голове.

– Я не думаю, чтобы Алекс Хосмен проявил обо мне хоть какую-то заботу.

– Нет, мы сделали это только для того, чтобы вы не плакали, – объяснил Алекс, неожиданно вошедший на камбуз.

Он сел напротив Фиби, и потому она изо всех сил старалась его не замечать, уделяя все свое внимание изысканному куриному рагу, приготовленному Ричардом.

Но Хосмена невозможно было проигнорировать. Присутствие молодого человека испортило ей настроение. А с тех пор, как мужчина схватил и поцеловал ее, девушка не знала покоя. Из головы не выходили воспоминания о том, какие у него губы, какие сильные и нежные руки, обнимающие ее за талию… Она положила ложку на стол.

– Полагаю, вы ждете благодарности…

– А я полагаю, что вы заткнетесь и продолжите прием пищи, – резонно заметил Алекс.

– Ну и прекрасно, – Фиби уткнулась в тарелку, но у нее внезапно пропал аппетит. Отодвинув от себя жаркое, она машинально поискала салфетку, но той не оказалось. Вместо этого девушка обнаружила на столе какие-то бумаги и чуть не поперхнулась от изумления.

– Вы получили известия из Ипсуича? – не спрашивая разрешения, она схватила листочки и стала их разглаживать.

«Пожар», «Гибель в огне» – кричали газетные заголовки. То была «Дейли миррор», проиллюстрированная литографиями погорельцев и видами уничтоженных огнем строений. Вся передовица была посвящена пожарам, вспыхнувшим в разных уголках страны. Почти сто тысяч человек лишились крова, и не меньше сотни трупов обнаружили в местах трагедий.

В памяти Фиби всплыли живые картины пожара, и она ощутила леденящий, почти животный ужас. Девушка не помнила, чтобы ей было так страшно, но газетные заметки вновь пробудили в ней чувство опасности.

Она взяла следующую газету и стала читать статью мистера Эдуардса из «Ивнинг Пост». Тот утверждал, что пожар в Ипсуиче начался в трущобах, в предместье Лич-Айвс.

«Эти районы всегда являлись «терра инкогнита» для уважаемых граждан Ипсуича…» – на мгновение девушка прервала чтение и, не сдержавшись, выругалась.

– Бог мой, что за сноб!

– А вы бывали в том предместье? – спросил Майлиус.

– Конечно же, нет… Я… но это совсем другой случай, – бросила Фиби, взяв в руки очередную газету. «Морнинг Экстра» вышла всего лишь через несколько дней после пожара.

«… Причиной которого стала корова, опрокинувшая лампу в хлеву, где ее доили…», – прочла она с удивлением. Но возможно ли это?

– А вы впрямь эксперт по рабочему классу, – с сарказмом прокомментировал Алекс Хосмен. Он взял самый свежий номер еще одной газеты. – Они все об этом говорят: «На следующее после пожара утро наш корреспондент обнаружил миссис Рид на пороге ее собственного дома. Поначалу она и слова не могла промолвить о пожаре, а лишь рыдала о том, что лишилась коровы, и теперь у нее ничего нет». – Алекс рассмеялся. – Я удивлен, что у нее остался порог, ведь, по идее, ее недвижимость должна была сгореть первой!

Фиби стало не по себе.

– Как, вы говорите, ее звали? Миссис Рид? Алекс еще раз пробежал глазами статью. – Совершенно верно… «Экстра» называет эту женщину Кэтрин Рид из дома № 137 по Лейман-стрит.

«Да этого просто не может быть!» – подумала девушка. Каждое Рождество она распоряжалась, чтобы корзину с подарками отправляли на адрес мистера и миссис Рид на Лейман-стрит.

– О, Господи, – прошептала она. Хосмен изумился.

– Но только не говорите мне, что они были вашими друзьями.

Фиби даже не обратила внимания на его оскорбительную язвительность.

– Их дочь, Гвенда, работает у меня по найму в качестве горничной, – девушка нервно закусила губу. – Да теперь весь город будет настроен против них!

– Не спорю, – Хосмен положил свои большие ладони на стол. – Люди любят искать виноватых.

– Но Рид – люди порядочные, они зарабатывают свой хлеб в поте лица. Миссис Рид разносит молоко в то время, когда большинство ипсуичцев еще спят. А Гвенда для меня больше, чем служанка. Она моя подруга. – Фиби с вызовом посмотрела на Алекса Хосмена. – Мне необходимо срочно вернуться в Ипсуич!

Мужчина добродушно рассмеялся.

– Леди, вы не в том положении, чтобы отдавать приказы.

Девушка постаралась сдержать охватившую ее ярость.

– Да теперь семейство Рид могут отдать под суд. Сейчас я как никогда необходима Гвенде!

– Придется ей обойтись без вас.

Фиби чуть не разрыдалась. Ей сейчас очень хотелось быть с Гвендой. Куда сильнее, чем вернуться к отцу. Девушка редко сталкивалась в жизни с необходимостью быть кому-то нужной и верила всем сердцем, что ее появление в суде поможет оправдать семейство Рид. Ведь она – дочь самого богатого человека Ипсуича.

Фиби вспомнила тот день, когда впервые увидела Гвенду Рид. Им тогда обеим было по 10 лет, и Гвенда катила перед собой тележку со сливками и маслом по тротуару вдоль Паркинг-стрит. А Фиби была в своей карете, и ей запрещено было выходить туда, где, по словам ее няни, собиралась всякая рвань. И пока совсем еще юная мисс Кью смотрела в окошко, какие-то сорванцы налетели на Гвенду. Они перевернули ее тележку, украли масло и облили девочку с ног до головы сметаной. Она сидела на тротуаре – несчастнейшее из созданий, которое когда-либо приходилось видеть Фиби.

Ей с трудом удалось уговорить кучера и няню забрать бедную девочку к себе домой. Там Гвенду вымыли и дали ей чистую одежду.

Строгая бонна, конечно же, возмущалась, но впервые Фиби удалось настоять на своем. Вместо того, чтобы склонить голову в почтенной благодарности, Гвенда Рид восприняла проявленную по отношению к ней доброту как нечто само собой разумеющееся.

Даже не собираясь плакать по поводу пропавшего масла и сливок, она уговорила повара Кью ежедневно делать заказы на молочные продукты у ее матери.

Отец Фиби считал, что лучшие горничные – это француженки: они живы, умны и являются авторитетом для юных леди из высшего общества. Но дочь и слышать об этом не хотела. Она требовала, чтобы ее горничной стала Гвенда.

– А если ты хочешь, чтобы она говорила по-французски, – Фиби поставила отца перед фактом, – она может ходить на занятия по иностранному языку вместе со мной.

Через неделю, в течение которой Фиби ни с кем не разговаривала, ее отец послал кого-то убедить миссис и мистера Рид позволить своей дочери Гвенде стать личной служанкой мисс Кью. Не имевшая матери, чтобы поделиться с нею секретами своего сердца, девушка стала делиться ими с Гвендой. А никогда не располагавшая собственной кроватью Гвенда познала иную жизнь. Так из года в год крепла их женская дружба.

«Ах, Гвенда! – с горечью подумала девушка. – Такая скорая, такая гордая, такая чертовски умная… Все эти статьи в газетах окончательно тебя доконают!»

– Был ли у вас верный друг, мистер Хосмен? – тихо спросила Фиби. – Неужели у вас не было друга, который бы значил для вас все, такого, ради которого вы бы пошли на что угодно?

Алекс тяжело вздохнул.

– Ну же, – настаивала она, уверенная, что мужчина не понимает всей тяжести и серьезности положения. Но Алекс безмолвствовал, неприступный, как скала.

«Ведущий промышленник Ипсуича и владелец многих предприятий Филипп Кью занят поисками своей единственной дочери Фиби, которая по окончании школы мисс Олборн должна была выйти замуж за мистера Саймона Ноэла Кросби. Мистер Кью предлагает большую награду за информацию о местонахождении своей дочери…»

Фиби скрестила руки на груди, закрыла глаза и тихо помолилась. То, что ее отец опубликовал объявление, означало, что ему удалось пережить пожар. «О, папа, – подумала она, – тебе удалось выжить. Слава Богу. Ты остался в живых».

«Мисс Кью видели в переулке за особняком Кью, что на Харбор-стрит. Перед рассветом ее обнаружили близ приморского парка. Она находилась с незнакомцем, напавшим на мистера Кросби, описавшего нападавшего как «отпетого злодея, громилу чуть выше среднего роста с безумными глазами, длинными нечесаными волосами и без бакенбард». Мистер Кросби предполагает, что негодяй вполне может быть рыбаком…»

– Вот это место мне понравилось больше всего, – прервал ее чтение Хосмен.

– Неужели вам не приходило голову, – спросила Фиби, откладывая газету в сторону, – что вы совершаете противозаконный поступок?

– Я прибыл в Ипсуич, чтобы убить вашего отца, – прищурился Алекс. – Вы спасли меня от самого себя, принцесса.

– Нет, ваши перепалки наводят на меня тоску, – со вздохом вымолвил Грозный Рик. – Пойду-ка я на свежий воздух да выкурю трубочку.

И Алекс, и Фиби его проигнорировали.

– Теперь вы вне закона, Хосмен. Вы – преступник, объявленный в розыск. Но я могу тебе помочь лишь в том случае, если ты меня отпустишь…

– Я не нуждаюсь в вашей помощи!

– Как только вас схватят, то сразу же отправят в тюрьму!

– Ни за что, – хладнокровно парировал Алекс.

– Откуда такая уверенность?

– С такими ребятами, как я и Грозный Рик, это обычно не происходит.

– Похоже, вы большие специалисты по похищениям, признайтесь, вам прежде уже приходилось проделывать подобное?

– Нет, – отрезал Хосмен. – Повода не было.

– Но вражда с моим отцом дала вам такой повод, – продолжила Фиби.

Его лицо стало непроницаемым.

– Это отнюдь не вражда… Он может покончить со всем, приехав за вами. – Алекс бросил взгляд на заваленный газетами стол. – Но это, конечно, в том случае, если он приедет…

– У вас нет сердца. Вы понятия не имеете, что такое любовь, дружба или семейные отношения!

Алекс встал из-за стола, заслонив собой свет. Фиби посмотрела ему прямо в глаза. Они были темно-карими с девичьими густыми ресницами. И в этих карих глазах отразилась такая боль, что девушку будто ударило током, и она поспешила отвернуться. Ей не хотелось знать причину его скорби. Она не хотела думать об Алексе Хосмене, как о мужчине, способном чувствовать боль.

 

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Море было неспокойным и не отражало голубизны неба. И когда Фиби склонилась над бортом «Лаки», чтобы полюбоваться на него, водная гладь показалась ей столь непроницаемой, что девушке стало не по себе.

Она сидела на палубе, несмотря на то, что северный ветер нес ледяное обещание близкой зимы. На Фиби была шерстяная одежда, выданная ей Хосменом, но она до сих пор не поблагодарила его и даже не намеревалась этого делать.

Закончив читать сказки братьев Гримм, девушка погрузилась в авантюрный, блестяще написанный приключенческий роман «Путешествие к центру Земли» Жюля Верна. У Хосмена было прекрасное издание «Оливера Твиста», вышедшего из-под пера Чарльза Диккенса. Но, прочитав лишь несколько страниц, Фиби отложила эту книгу. Ей не нужно было читать произведение о страданиях ребенка, ей и без того было плохо. Фиби вспоминала о своем отце и о подругах.

Хосмен и Майлиус считали, что именно принадлежавшая ее отцу горнорудная компания стала причиной ужасной трагедии. Ошибались они или были правы, доказать не представлялось возможным. Но она точно знала, что компания Кью процветала, хотя и имела туманное представление о ее работе. Предприятия отца располагались по всей территории Великобритании. Время от времени он посещал их с инспекционными поездками, но Фиби с собой никогда не брал. Если девушка и знала о промышленности, сделавшей ее отца одним из богатейших людей Англии, то лишь весьма туманно – безликие рабочие добывают из земли руду, которую затем переплавляют и развозят по всей стране.

И лес, и каменноугольные шахты, и даже алмазный рудник на юге Африки – все это работало на процветание и честолюбие Филиппа Кью. Они прошли Красную Гавань. Фиби вспомнила, что место это упоминалось в деловых бумагах отца, но не более того. Ей было стыдно за свое невежество.

Исходя из лучших побуждений, Филипп Кью не давал дочери никакой информации о своем бизнесе. По его мнению, женщины не должны были забивать свои прекрасные головки вульгарными вопросами индустрии и торговли. Конечно же, Фиби была не столь наивна, чтобы считать, что отец ее в своих делах поступает как святой, но он был до мозга костей человеком порядочным, и потому Алекс Хосмен явно ошибался в том, что именно Кью стал причиной аварии на одном из рудников. Но убеждать его в невиновности отца было бесполезно.

Белоснежные чайки кружили в небе, то и дело ныряя за рыбой. Фиби отложила книгу и огляделась. Ледяной ветер трепал завязки ее чепца. На горизонте что-то сверкнуло. Прикрывая глаза от яркого солнца, девушка посмотрела в ту сторону и увидела узкую полоску суши серо-зеленого цвета.

Она встала и, похлопав по бедру, позвала Пушка проследовать за ней в рубку.

– У вас есть подзорная труба? – спросила Фиби у Грозного Рика.

Он кивнул и передал ей оптический прибор.

– Что, вы уже видите?

– Да, а вы?

– Пока еще нет. Глаза уже не те… – он провел пальцами по серой пряди.

Девушка посмотрела в трубу:

– Все так расплывчато…

– Это остров Мей, мисс. Он откроется перед нами постепенно… всему свое время…

Судя по тону Ричарда, этот далекий остров был ему чем-то особенно близок. Девушку частенько подмывало спросить, почему эти люди решили поселиться на этом диком острове и что интересного они там нашли. Но по какой-то причине ей не хотелось знать лишние подробности об Алексе и Ричарде. Фиби прекрасно понимала, что должна держать дистанцию между собой и теми, кто ее похитил. Девушка чувствовала, что, узнав об этих мужчинах несколько больше, станет относиться к ним по-человечески и полностью попадет под их влияние.

– Это не просто остров, – продолжал объяснять Ричард по мере того, как темная полоска впереди увеличивалась. – Это наш дом… Много удобных гаваней…

Постепенно изрезанная береговая линия острова стала вырисовываться из густого тумана. Стаи чаек летали вокруг парохода. Пушок лаял на птиц словно бешеный. Алекс Хосмен, стоя у руля, внимательно следил за берегом.

Теперь не нуждавшаяся в подзорной трубе, Фиби вернула ее Ричарду. Этот остров более всего напоминал девушке крепость, окутанную туманами, неприступную, защищенную остроконечными скалами. В бледное полуденное небо упирались шпилями вершины огромных елей. Дурман хвои стоял в воздухе. Березы блистали с возвышенностей острова золотой осенней листвой. Ярко-оранжевый мох облеплял скалы выше уровня воды.

Когда «Лаки» вошел в удобную, укрытую от ветров гавань, Фиби ощутила тревогу. Это и впрямь была крепость, окруженная острыми скалами и ледяной водой, и как только она сойдет на берег, то станет такой же узницей, как и заточенная в башне Рапунцель.

«Тем более, – добавила про себя она, – этот остров находится так далеко, что, вполне вероятно, никто никогда меня здесь не найдет».

«Как странно, – подумала девушка, чувствуя, как все ее существо наполняется страхом и отчаянием, – как все это до жути странно».

Эта же самая мысль приходила к ней и в ночь пожара. Фиби вспомнила, что тогда подумала о том, что бедствие подобного масштаба может навсегда перевернуть жизнь многих людей.

Однако она не верила, что останется здесь надолго. Девушка слышала, как Ричард с Алексом говорили о холодном сезоне, который должен был наступить в конце ноября и вынудить островитян искать спасения на большой земле. Да и Алекс Хосмен презирал ее. И не потому, что винил ее отца в аварии на шахте, а потому что считал Фиби неженкой. Алекс называл ее принцессой, как будто бы она сама считала себя представительницей благородного рода. Мужчина не скрывал своих издевок и по поводу того, что мисс Кью воспитывалась в традициях и условиях несказанного богатства.

Часами девушка спорила сама с собой по поводу того, открывать или нет всю правду Алексу Хосмену. Ведь он считал, что похитил невинную невесту у всесильного отца. На самом деле все было далеко не так.

Закрыв глаза, Фиби предалась мрачным рассуждениям. С холодной решительностью девушка постаралась не думать о других вещах. Она добралась до своей новой тюрьмы и должна была приложить усилия, чтобы выжить или бежать из нее.

Алекс Хосмен вытащил Фиби из огня в самый ужасающий момент ее жизни и, похоже, даже не догадывался об этом. А скорее всего, ему было все равно.

Люди, подобные ему, размышляла девушка, от рождения не были способны заботиться хоть о ком-то. Алекс был слишком груб, зол и дик. Кроме алчности, в сердце его ничего не было, а Фиби для него была лишь средством утоления голода стяжательства и мести. За время их путешествия он не сделал ничего такого, что заставило бы ее изменить свое мнение.

«Лаки» причалил у дощатого пирса. Над водой возвышалось покрытое мхом ветхое строение, пропахшее рыбой. Грозный Рик высадил пса на берег, и Пушок восторженно забегал по суше, оповещая о своем прибытии громким лаем. Фиби сошла следом, продемонстрировав куда меньшую радость. На твердой земле ноги ее не слушались, а густой туман приглушал все звуки.

Когда девушка оказалась на острове, ее охватило какое-то особое волнение. Едва ли не в первый раз после трагедии в Ипсуиче она осознала, что жизнь радикально изменилась. Впереди лежало неизведанное. Фиби мало что слышала об экспедициях и приключениях кроме того, как мероприятия эти весьма опасны и для женщины являются весьма неподходящим занятием.

Алекс Хосмен вряд ли догадывался, что вовлек ее в настоящую авантюру. А Фиби надеялась, что на острове найдет кого-то, кто ей поможет.

Услышав шаги за спиной, девушка, не поворачиваясь, спросила:

– Здесь что, никого нет?

– Теперь есть, – ответил ей Алекс.

Она наблюдала, как носится радостный Пушок, обнюхивая незнакомую землю. И вдруг пес скрылся в густом кустарнике.

Девушка гневно взглянула на молодого человека.

– Верните Пушка, пока он не заблудился!

– Сделай это сама… Я тебе не слуга!

– Вы слишком агрессивны, чтобы служить кому-либо.

В ответ Хосмен просто рассмеялся и пошел прочь помогать Грозному Рику нести сундук с припасами. Они свернули на тропу, что вела по краю болота к лесу. Фиби проследовала за ними, так как иного выбора у нее сейчас не было.

Тропинка походила на длинный зеленый тоннель, в конце которого мерцал туманный свет. Девушка направилась к этому свету. В конце концов она оказалась на вершине холма, откуда открывалась странная картина. Фиби не знала, как правильно назвать увиденное ею. Слишком маленькое поселение для того, чтобы быть поселком или деревней. Скорее, нагромождение построек вдоль вымощенной деревянными плахами дороги. И все же это было какое-то селение. Она взглянула на Алекса Хосмена.

– Ну, и что дальше?

– Вот мы и здесь, – ответил тот. – Мы дома.

– Это вы дома.

Все это напоминало девушке какую-то далекую бедную страну. Фиби с недоумением смотрела на бревенчатые дома и неизвестные дощатые постройки, радуясь дыму, струившемуся из каждой печной трубы. Она собиралась вступить в союз с этими людьми, завоевать их симпатии и сочувствие. Здесь она встретит кого-нибудь, кто поможет ей бежать.

Обогнав мужчин, сражавшихся с тяжелой ношей, Фиби спустилась в поселок. Постройки вблизи оказались довольно маленькими и очень грубо сколоченными. Среди этих жилых строений выделялись два здания. Одно – очень длинное и низкое, а другое – высокое, с плоским фасадом. Здесь во всем ощущалась какая-то временность. Словно обитавшие в этих несуразных сооружениях люди могли в любой момент собраться и покинуть свои жилища.

Пушок первым вбежал в поселок и тотчас же был атакован внушительных размеров овчаркой. Фиби вскрикнула, но нужды в этом не было. Маленькая дворняжка, лязгнув зубами, обратила собаку в бегство.

Лай овчарки разбудил поселенцев. Стали открываться двери, на окнах отдергивались занавески, а из одного большого дома высыпали ребятишки.

– Это Грозный Рик! – закричал какой-то мальчик. – Грозный Рик!

Они пронеслись мимо Фиби, не обратив на нее никакого внимания. Девушка сразу же поняла, что в этом забытом Богом уголке Грозный Рик пользуется особой любовью. Дети засыпали его вопросами, желая знать, что именно привез им Ричард из города, как долго здесь пробудет и в каком доме собирается вечером отужинать.

Старик добродушно посмеивался.

– Погодите, сорванцы, – говорил он. – Всему свое время. Прежде помогите мне с этой поклажей!

К тому времени, когда они оказались в самом центре поселка, у Грозного Рика уже был целый отряд добровольных помощников. Пушок также успел завоевать доверие детишек. Все собрались у окруженной изгородью высокой торговой фактории с плоским фасадом. На ветру раскачивалась вывеска – «Торговая фактория «Си Вулф». Собственность Алекса Хосмена».

Глаза Фиби округлились от удивления.

– Да это ваша личная фактория?

– Да, – коротко бросил Хосмен.

Она хотела задать массу вопросов, но понимала, что ответов сейчас на них не получит.

Дети, столь восторженно приветствовавшие Грозного Рика, подобной симпатии по отношению к Алексу Хосмену явно не испытывали. И не то чтобы они его боялись, просто соблюдали дистанцию. Быть может, дело было в его мускулах, но, скорее, причиной тому было отстраненное выражение его лица.

На шум вышли и другие обитатели селения, в основном женщины. Но был здесь и старик, длинные седые волосы которого были собраны в пучок, и еще один мужчина – инвалид, лишенный руки. Огромные чепцы закрывали лица женщин, хотя по их спинам струились длинные волосы. Мало-помалу Фиби стала понимать, что общее внимание переходит на ее персону. Молчаливый вопрос висел в воздухе, подобно озерному туману. Люди хотели знать, кто она такая и что собирается здесь делать.

Заметно подобревший Грозный Рик представил ее широким галльским жестом.

– Будьте добры поздороваться с мадемуазель Фиби К… – тут он осекся. – Она приехала немного у нас погостить.

– Она что, невеста мистера Хосмена? – спросил какой-то карапуз.

Фиби почувствовала, как горят ее щеки.

– Конечно же, нет, – поспешила возразить она, но никем не была услышана.

– Моя мама говорила, что лучше ему поскорее найти себе женщину, – прокомментировал другой сорванец.

– А моя говорит, что у него и так баб хватает, – спорил третий.

– И где же они? – не унимался его дружок. – Что-то мы ни одной не видели… по крайней мере, до сих пор.

– Я абсолютно точно не… – начала Фиби, но ее опять перебили.

– Говорят, он держит их где-то в лесной глуши, – предположил еще один мальчик. – А может, и в Литтлнесте.

– Достаточно, – выдохнула вконец смущенная Фиби. – Я не женщина мистера Хосмена или кого-нибудь еще…

– Тогда кто вы? – спросил светловолосый парень.

– Гость, – вмешался Алекс Хосмен, придерживая девушку за талию, повел ее по деревянной мостовой.

– И, по-любому, она здесь не задержится… Ник, – Алекс обратился к светловолосому пареньку, – отнеси-ка эту ковровую суму ко мне на квартиру.

Фиби увидела убогую маленькую хижину во дворе за торговой факторией. Дверь ее была закрыта, а окна плотно заперты ставнями. Девушка онемела, чувствуя, как из горла ее рвется крик.

– Я не могу здесь оставаться вместе с вами… – еле слышно пролепетала она.

– Но, черт вас подери, почему?

– Это не совсем удобно.

Алекс не смог удержаться от смеха.

– Но мне-то какое дело? Тем более, горячего приема в этом поселке не ждите.

– Простите, не поняла? – переспросила Фиби.

– Дело в том, что ваша фамилия – Кью, принцесса: Так что ждите, пока все местные об этом не узнают…

 

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

До этого мгновения Фиби казалось, что у таких людей, как Алекс Хосмен, просто не может быть нормального дома. Мужчина, которого она знала, прежде был слишком зол и дик, чтобы обладать такими мирными предметами, как кухонная утварь, одеяла и мебель, книги и керосиновые лампы.

И вот теперь девушка увидела его дом, ломая все представления, которые уже успели сложиться у нее об Алексе. Строение это вблизи оказалось отнюдь не мрачноватой времянкой. Здесь даже имелись приличное крыльцо с двумя плетеными креслами и каменная труба. Дом напоминал жилище приличного, крепко стоявшего на ногах поселенца, которому небезразлично, как он живет.

Фиби бегло огляделась вокруг, ощущая присутствие хозяина дома, когда они пересекали двор. Она на какое-то мгновение решила, что заблуждалась насчет этого мужчины, как уже ошибалась и раньше в отношении других.

Дверь оказалась незапертой, и, повинуясь одобрительному жесту Хосмена, девушка прошла в дом, в то время как ее похититель возился, открывая ставни.

Самодельные занавески, сшитые из мешковины, пропускали тусклый солнечный свет. Внутри стоял затхлый запах сгоревших дров и нежилого помещения. Глаза Фиби понемногу привыкали к полумраку. Черная железная печка и лестница, ведущая на чердак. Высокое деревянное трюмо с жестяным рукомойником. Вязанка дров у очага. Стол и стулья, эмалированные тарелки и чашки на полке.

– Вы будете спать здесь, – хмуро буркнул Алекс, распахивая ногой дверь. – А я – на чердаке.

Она прошла вслед за Хосменом в крохотную комнату с низким потолком. Здесь имелись умывальник и кровать, покрытая шерстяным одеялом. Алекс ткнул пальцем в маленькую дверцу.

– Туалет там, а воду вы сможете носить из кухни. Он поставил на пол огромный сундук, повернулся и вышел из комнаты.

Фиби стояла, не шелохнувшись, пытаясь собраться с мыслями. «Он хочет, чтобы я жила вместе с ним в этом доме. Изо дня в день, до тех пор, пока за мной не приедет отец», – мысль о том, что ей придется находиться рядом с каким-то мужчиной, а уж тем более с дикарем, по идее, должна была привести девушку в ужас. Но вместо этого Фиби испытала приступ настоящего бешенства.

– Так чем же мне заниматься?! – громко спросила она.

Шаги в соседней комнате на мгновение смолкли.

– Заниматься?

– Как проводить время… Что вы хотите, чтобы я делала?

– Не знаю… А чем вы, принцессы, обычно занимаетесь?

Девушка презрительно фыркнула.

– Мне бы очень не хотелось, чтобы вы и впредь меня так называли. Вы хоть знаете, как нужно обращаться к женщине?

Алекс подошел к ней вплотную, заслоняя собою свет. С грубым пренебрежением он провел большим пальцем по ее щеке и окинул с головы до ног оценивающим взглядом:

– Могу поспорить, что теперь я знаю, – произнес Хосмен с угрожающими нотками.

Сердце Фиби ушло в пятки, и девушка поняла, что осталась прежней трусихой. Когда же она перестанет бояться? Никогда, если он будет считать ее своим врагом. С демонстративным отвращением девушка вздернула подбородок и поспешила отойти от Алекса.

– Вы что, чувствуете себя сильнее и мужественней, когда издеваетесь надо мной?

Хосмен рассмеялся.

– Нет… я делаю это потому, что когда вы беситесь, то становитесь куда привлекательней, – произнес он и вышел из комнаты, хлопнув дверью.

Фиби была на грани отчаяния. Она оказалась в самом немыслимом месте среди абсолютно чужих ей людей и не видела никакого выхода из сложившейся ситуации. Подойдя к окну, девушка отдернула занавеску, пожелтевшую от времени и пыли. По оконной раме полз огромный бурый паук. Вскрикнув, она отскочила прочь.

Закусив губу, Фиби, пошатываясь, добралась до кровати и рухнула на шерстяное одеяло, закрыв лицо руками. Ее душили слезы, однако девушка понимала, что слезами горю не поможешь. Почувствовав под пружинной сеткой что-то твердое, она встала и заглянула под кровать и увидела деревянный ящик. «Может, здесь хранятся запасные одеяла», – подумала Фиби. Здесь, в поселке, было гораздо холоднее, чем на побережье. Судя по всему, ночами здесь стояли суровые морозы.

С трудом выдвинув из-под кровати покрытый паутиной и пылью ящик, Фиби открыла его и обнаружила там детскую одежду, жестяную коробку из-под сигар с засушенной бабочкой, кожаную сумку с разноцветными стекляшками, рогатку и тетрадку с ученическими прописями.

Разглядывая вещи, девушка удивилась и смутилась одновременно: похоже, Алекс Хосмен хранил вещи, связанные со своими детскими воспоминаниями. Однако ей трудно было даже представить этого мужчину маленьким мальчиком, имевшим любящую мать.

– Какого черта! – Алекс зашел в комнату как раз в тот момент, когда Фиби с неподдельным интересом изучала содержимое ящика.

Ее словно ударило током, когда девушка уловила в голосе Хосмена нескрываемую ненависть.

Он мигом оказался рядом и резким движением ноги задвинул ящик под койку.

– Это касается только меня!

– Точно так же, как и моя жизнь, – парировала Фиби. – И тем не менее вы меня похитили. Это я должна спрашивать, какого черта?

Словно бросая мужчине вызов, она вновь выдвинула ящик.

– Здесь какие-то детские вещи, – констатировала девушка, рассматривая свою находку. – Одежда для мальчика, книги… и вот… – она достала банку с коллекцией окаменелостей, – какое же чудовищное давление испытывает листик растения, чтобы навечно отпечататься в камне, – продолжала размышлять Фиби вслух. – Кто бы мог подумать, что нечто, столь хрупкое и беззащитное, способно так глубоко врезаться в скальную породу?

– Никогда об этом не думал, – растерянно пробормотал Алекс.

– Это все ваше?

– Нет, – отрезал он.

– Тогда, может быть, все эти вещи когда-то принадлежали вашему ребенку, мистер Хосмен? Что с ним случилось?

Алекс мыском сапога снова задвинул ящик обратно под кровать. Направляясь к дверям, он бросил фразу, ошеломившую Фиби:

– Ваш отец убил его.

Хосмен посчитал, что теперь этой женщине будет о чем подумать, пока он будет заниматься своими делами. Эрик Виверсен, искалеченный в катастрофе на шахте, замещал Алекса во время отсутствия, но проблем, однако, накопилось невпроворот. Бизнес в это время года всегда шел из рук вон плохо. Народ паковал вещи, готовясь отправиться на большую землю с наступлением суровой зимы. Алексу тоже было необходимо упаковать и оставить на хранение то, что он не собирался брать с собой, подвести баланс и провести ревизию.

Благодаря Филиппу Кью, многие сюда уже больше никогда не вернутся. Кормильцы семей, молодые мужчины, погибли, а оставшиеся старики и женщины уже не смогут рыбачить или работать на лесозаготовке. Он как раз расставлял канистры с керосином, когда вошла Майла Беккер, прижимая к груди спящего ребенка. Жена священника, она была своего рода учительницей для местных детишек и в плохую погоду собирала ребятню на кухне, чтобы вслух почитать им Святое писание и научить счету.

– Добро пожаловать, Алекс, – сказал она. – Слава Богу, ты вернулся.

– Спасибо, мэм.

Ему нравилась Майла. Широкая в кости, настоящая северянка, она более всего подходила для жизни в холодных лесах. Душа ее была щедрой, как и тело.

– Чем могу служить?

– Мне нужно гвоздичное масло, – ответила она. – А то у ребенка зубки режутся, и потом не могли бы вы нам прислать немного керосина? Дни становятся такими короткими…

Хосмен кивнул в знак согласия и быстро нашел масло на полке с аптечными товарами.

– Ну как, была ли для пастора рыбная ловля удачной? – спросил он, чтобы хоть как-то заполнить возникшую паузу.

Она сожалением покачала головой. Ребенок заворочался во сне, а затем снова прижался к плечу матери. Алекс сроду не обращал внимания на маленьких детей, а теперь поймал себя на мысли, что с интересом разглядывает пухленькую детскую ручонку и розовые губки.

– Думаю, это наверняка поможет, – промолвил он, ставя на прилавок прозрачную бутылку с маслом.

Поблагодарив мужчину, Майла продолжила:

– Народ интересуется вашей гостьей, Алекс.

– Неудивительно…

Ни Алекс Хосмен, ни Майлиус никому не сказали, что собираются проделать столь дальний путь. Обычно «Лаки» ходил лишь до Литтлнеста или Хаддингтона и обратно. Алекс тяжело вздохнул. Ни Майле, ни кому-либо еще из поселенцев не понравилась бы правда о Фиби Кью. Однако рано или поздно пришлось бы объясняться с местными жителями, и лучше уж начать с жены пастора. Хоть она тоже потеряла в аварии двоюродного брата, ее строгие принципы и вера, похоже, помогли женщине превозмочь горе.

– Я и Грозный Рик были в Ипсуиче… Мы хотели поквитаться с Филиппом Кью, – начал Алекс.

– Неужели? – Майла всплеснула руками. – Бог мой! Вы не должны были этого делать… – Да мы ничего и не сделали… Когда прибыли в город, там начался пожар. Его дом был в огне.

– Почтовая лодка привезла новости о пожарах, – сказала женщина.

Перед мысленным взором Хосмена предстал Филипп Кью в вестибюле собственного особняка. Он так побледнел, когда на него навели револьвер. И почему это Алекс замешкался? Ведь порочная жадность этого негодяя забрала восемь жизней.

– На улице, где он жил, царил полный хаос, – пустился он в объяснения. – И подлецу удалось бежать, но я придумал, как заставить его за все заплатить. Женщину, что мы привезли, зовут Фиби Кью. Она его дочь…

– О, Алекс, – не выдержала Майла.

– Послушайте, дайте мне договорить… Мы дали знать Кью, чтобы он прибыл за ней сюда.

– Ну, допустим, он сюда приплывет, – вздохнула жена пастора. – Но ведь он может привезти с собой и полицию, и вооруженных гвардейцев! Разве не мало крови пролилось на нашем острове?

– Мы потребуем от него реституции для семей погибших.

– Ты хочешь сказать, что он нам заплатит? – она поджала губы. – Да никакие деньги не восполнят наших потерь.

– Я знаю, Майла. Но суд уже состоялся, и иного решения быть не может. Людям надо чтото есть. Как-то сводить концы с концами каждый день. Тут-то деньги Кью и пригодятся.

– А ты подумал о том, что деньги не решат всех проблем? – спросила Майла, и в ее голосе почувствовалась горечь.

Алексу сейчас до боли не хватало Кристиана.

– Конечно, подумал.

С тех пор как он передумал убивать Филиппа Кью, Хосмен искал другой способ восстановить справедливость. Алекс хотел встретиться с Кью лицом к лицу. Он хотел, чтобы тот увидел, где погибли невинные люди. И все это можно было осуществить, лишь вынудив мистера Кью прибыть на остров Мей.

– После аварии вдове брата пришлось перебраться с острова в Литтлнест, – голос Майлы дрогнул. – Теперь она работает в салуне, Алекс… Она продает свое тело в Доме для иммигрантов и каждую ночь напивается в стельку.

Хосмену стало не по себе.

– Мне очень жаль, Майла… Быть может, деньги Кью помогут ей сменить род занятий.

– Быть может, – прошептала женщина. – Да только местным все это не понравится. Им не понравится то, что его дочка здесь.

– Бог даст, через неделю все и кончится. Ведь это его единственный ребенок. Кью обязательно за ней приедет.

Майла расписалась в лежавшей на прилавке тетрадке.

– Знаешь, – задумчиво проговорила она, – будет весьма богоугодным делом, если мы построим на острове церковь. В моей гостиной уже становится слишком тесно.

***

– Ты уверен, что он пошел именно по этой тропинке? – спросила Фиби, окинув взглядом склон холма.

Мальчик по имени Ник истово перекрестился.

– Да провалиться мне на этом месте! Он постоянно ходит этой дорогой.

Заслонив глаза ладонью, ребенок посмотрел на солнце.

– Если вы будете держаться правее, то вам будет не так тяжело идти.

– Спасибо, – поблагодарила его девушка.

– Хорошо, что ты мне встретился.

Она наткнулась на парнишку, когда тот шел домой с богатым уловом из ближайшего пруда. Ник клялся, что знает, где можно отыскать Алекса Хосмена.

Фиби и в голову не могло прийти, что она станет искать своего похитителя, и тем не менее это случилось. Узнав, что у Хосмена был маленький ребенок, который погиб, и проведя целый день в одиночестве, в поисках ответов она направилась к фактории Алекса. Но Хосмена уже не было. Какой-то мальчуган, приятель Ника, сказал, что видел Алекса и жену священника примерно час назад.

Ник посмотрел ей в глаза.

– Ну что? – спросила она, будучи уверенной в том, что мальчик наверняка уже знает, кто она такая.

– Говорят, что вы чертово отродье…

– Кто именно?

– Да так, люди в поселке… – неопределенно ответил Ник. – И это правда?

– А ты-то сам веришь?

Уши мальчика покраснели, и он смущенно пробормотал:

– Да нет, не похоже…

Фиби улыбнулась, скрывая свое отчаяние. Здесь ее отца ненавидели все. Каждый в поселке считал, что она слеплена из того же теста. Девушка просто не знала, как противостоять такой ненависти.

Вдалеке зазвонил колокол, и Ник обернулся в сторону поселка.

– Извините, но мне пора, – заторопился он. – Кое-какие дела до ужина.

– Не волнуйся, я сама найду мистера Хосмена, – заверила его Фиби, хотя и не была в этом уверена.

Мальчик повернулся и побежал к дощатой хижине в конце узенькой улочки. Тяжело вздохнув, девушка стала взбираться вверх по склону холма, все время путаясь в длинном платье. И вскоре от постоянного напряжения у нее заболели и руки, и ноги.

Когда Фиби, оступившись, упала на скалистый валун, то решила, что лучше будет читать о приключениях в книгах, нежели принимать в них непосредственное участие. По крайней мере, когда читаешь приключенческий роман, то знаешь, что все закончится хорошо.

Вид, открывшийся перед Фиби, когда она добралась до вершины холма, поверг девушку в изумление. Где-то в глубине души появилось ощущение нежданного чуда. Фиби показалось, что она стоит на пике мира, с высоты которого просматривается дикий, покрытый осенним лесом остров. То тут, то там, подобно зеркалам, поблескивали маленькие озера. Внезапно девушка ощутила полное одиночество. Прежде подобное чувство было ей незнакомо, а сейчас… деревья и вода просто околдовали ее, приведя в состояние эйфории; шум ветра и пение птиц убаюкивали.

«Это какое-то волшебство, – подумала Фиби. – Остров, находящийся столь далеко от остального мира…» На минуту ей показалось, что, кроме нее и этой красоты, ничего не существует, и девушка вдруг испытала искреннюю радость.

– Какого черта вы здесь делаете? – грубый мужской голос неожиданно спустил ее с небес на землю.

Фиби споткнулась и чуть не упала.

– Не пугайте меня так…

– В таком случае не шпионьте за мной, – ответил Алекс Хосмен.

– Вы не можете оставить меня вот так, без объяснений по поводу моего отца!

Алекс стоял в закатных лучах солнца, глядя на девушку с явной ненавистью. На нем были потертые штаны и домотканая рубаха. Ветер играл его волосами, и Фиби невольно залюбовалась темными, слегка вьющимися прядями. Она смотрела на мужчину, словно завороженная, ощущая его близость к той дикой природе, которая их окружала.

– Я хочу, чтобы вы рассказали мне о своем ребенке, Алекс… Ну пожалуйста…

– Зачем вам это?

– Потому что я хочу понять.

Яростно пнув сапогом каменный валун, он произнес:

– Следуйте за мной.

Как обычно, Хосмен даже не посмотрел в ее сторону и не повернулся даже тогда, когда Фиби, вскрикнув, оступилась. Девушка не осуждала его за эту злобу и ненависть. То, что Алекс потерял сына, объясняло многое.

Они вышли на пустошь, посреди которой зиял огромный провал. Вокруг валялись обугленные балки, а рядом росли дикие розы.

– Это и есть медь острова Мей, – произнес Хосмен, заглядывая в жерло заброшенной шахты. – Это не руда, а чистый металл. Люди издревле искали его. Еще год назад здесь не было никакого рудника. Ваш отец решил первым заработать быстрые деньги. У Фиби перехватило дыхание – она уже догадывалась, о чем пойдет речь дальше.

– А потому он прислал сюда свою горнорудную компанию. Он не первый и не последний, да уж больно был жаден… Его люди прибыли сюда прошлой весной.

– В таком случае, почему вы возлагаете всю вину и ответственность именно на моего отца?

– Так, значит, это в порядке вещей? Платить другим за выполнение грязной работы, за то, чтобы они совершали ошибки вместо него и брали вину на себя?…

Девушка вздохнула. Конечно, Хосмен был прав. Как руководитель компании, ее отец ответствен за случившееся, даже если и не находился здесь.

– Сначала островитяне приветствовали открытие нового предприятия, – продолжал Алекс. – Народ здесь бедствовал. Одной рыбалкой и рубкой леса не прожить. И когда компания вашего отца прибыла сюда и стала строить грандиозные планы, то все местные просто рты поразевали. Кью обещал будущее вконец отчаявшимся. Дескать, словно по мановению волшебной палочки, все они скоро станут богачами. Стоит только отыскать мощную жилу, и им уже больше никогда не придется работать. Конечно же, у большинства хватило ума не поверить этим басням, но пятнадцать мужчин и подростков все же клюнули. Короче, компания отбыла восвояси, оставив представителя и пообещав рабочим премии за скорость и первый металл. Они даже не позаботились о правильной технологии и мерах безопасности работ. На это им было наплевать – важнее было найти жилу.

По спине Фиби пробежал холодок. Компания «Рудники Кью» и впрямь этим летом свернула работы на острове Мей. Она вспомнила, как прочла заметку об этом в «Дейли Курант». Теперь девушка знала о причинах этого. Правда, ее отец никогда не упоминал ни о какой аварии. Он просто обратил все свое внимание на другие принадлежавшие ему фирмы: «Пароходы Кью» и «Железные дороги Кью». Он закрывал и открывал компании вновь с быстротой модницы, меняющей наряды и перчатки.

По мнению Фиби, отец исходил из того, что на свете нет ничего постоянного. Он мечтал об аристократической жизни, но хотел купить ее на быстро заработанные деньги. Неужели он не понимал, что солидные семейства обязаны своим богатством только честному и основательному бизнесу?…

Девушка и понятия не имела о том, когда вновь увидит отца и что скажет ему после всего того, что случилось. Она даже представить себе не могла, как поведет себя папа, увидев это мертвое место, где его предприятие нанесло земле незаживающую рану и погубило восемь жизней.

Она посмотрела на все еще цветущие розы. Их было восемь, каждая в честь одного из погибших.

– Расскажите мне об аварии, – тихо попросила Фиби.

– Пятнадцать человек принялись за работу. Их подстегивали обещания больших заработков, премий и процентов от прибыли. Однако никакой прибыли не получилось. Восемь человек погибли во время взрыва. Среди погибших был и Кристиан… ему было четырнадцать.

«Кристиан, – подумала девушка, – французское имя. Имя, подходящее для древних королей». Ей стало дурно.

– Мистер Хосмен… Алекс… – прошептала она. – Мне очень жаль, что ваш сын погиб…

– Да, он действительно был моим сыном, но, к сожалению, приемным. Кристиан – старший сын моего брата Гилберта, который тоже погиб здесь. Я воспитывал мальчика с пяти лет.

Фиби поняла, что ее непреодолимо влечет к этому мужчине. Ей так хотелось пробиться сквозь стальную броню, сковавшую его сердце. Прежде девушка обвиняла Алекса в бессердечии, но теперь вспоминала моменты, опровергающие это. Честно говоря, она поняла это еще тогда, когда вместо того, чтобы убить ее отца, Хосмен бросился ей на помощь, оттолкнув от падающих балок…

– А как получилось, что мальчик стал вашим сыном?

– Мой старший брат очень рано стал отцом огромного семейства. Им просто не на что было существовать. И я взял Кристиана к себе.

– Сколько же вам было лет?

– Девятнадцать… Иного выхода не было, иначе мальчик мог серьезно заболеть. Он и так был слишком слаб.

– А где сейчас его мать? Она на острове?

– Нет. Она осталась в Нью-Касло с шестью детьми, а Гилберт приехал сюда заработать денег.

Наступила тишина, нарушаемая лишь тихим шелестом травы и редким щебетом птиц. Девушке хотелось плакать от жалости. На лице Алекса были написаны все чувства, которые он испытывал в эти минуты. Фиби не могла полностью осознать его потерю, но чувствовала всю боль его души своим сердцем, в котором хранились осколки воспоминаний о собственной матери.

– Вы говорите, что мальчику было всего четырнадцать лет. В таком возрасте легкие деньги кружат голову, – первой прервала паузу девушка, прекрасно понимая, что слова ее не смогут послужить утешением. – Думаю, вы просто бы не смогли остановить его. Некоторые готовы отдать все, чтобы использовать подвернувшийся шанс…

Отец Фиби почти никогда не упоминал о своем прошлом, но она знала, что, будучи подростком, он уже сам зарабатывал себе на хлеб. Как-то раз в разговоре с ней отец заметил, что уже в шесть лет продавал яблоки и газеты на улице.

– Мне очень жаль, что мальчика заманила на шахту именно компания моего отца.

– Кристиан думал, что все это что-то вроде забавного приключения, – с горечью произнес Алекс. – Помощник Кью лично поговорил с ним, сказал, что тот будет работать наверху… качать меха для подачи в шахту свежего воздуха… Для парня это звучало, словно праздник, особенно после того, как он всю весну проторчал на берегу, промышляя рыбной ловлей. Им не удалось добыть даже унции меди, – продолжил он. – Поставленный Кью инженер даже не позаботился о том, чтобы укрепить ствол шахты.

Алекс остановился у края провала, с тоской глядя в черную бездну.

– В тот день я работал в фактории, но взрыв все равно слышал. Все, кто был на острове, поняли, что произошло, и побежали сюда… Говорят, Кристиан погиб первым, потому что был наверху… Его рубашка болталась на ветвях дерева…

Фиби слушала рассказ Хосмена, не замечая слез, катившихся по ее щекам.

– Просто не знаю, что и сказать вам. Она даже и подумать не могла, что станет сочувствовать этому суровому человеку. Сердце, казалось, вот-вот разорвется от сострадания, которое девушка испытывала в эту минуту.

– Вы прошли через ад, и я не знаю, как помочь вам.

– А я и не жду от вас никакой помощи.

– То, что вы держите меня в заложницах, тоже не поможет вам…

Алекс проигнорировал ее замечание.

– Ваш отец свернул бизнес компании «Рудники Кью». Его адвокаты так уладили дело, что никто не взял на себя ответственность за случившееся. Никаких компенсаций не было выплачено. Погибшие были похоронены наскоро, а их жены и дети отныне должны заботиться о себе сами.

– И именно поэтому вы хотели убить моего отца? Именно поэтому?

Молодой человек смерил девушку таким взглядом, что ей захотелось куда-нибудь спрятаться.

– Выкуп за тебя, скорее всего, его обанкротит.

Ветер высушил слезы на щеках Фиби.

– Вы совсем не понимаете моего отца, – сказала она, и девушке пришло в голову, что она точно так же не понимает своего родителя. Создавалось впечатление, будто они говорят о ком-то постороннем. Фиби думала об отце, как о красивом мужчине, угождавшем любой ее прихоти. Она видела его честолюбивым человеком, упорно взбирающимся вверх по общественной лестнице, хотевшим, чтобы весь мир лежал у ног его дочери, и готовым ради этого на все. После того, что девушка узнала о мистере Филиппе Кью, отец казался ей совершенно незнакомой личностью. Да, девушка имела представление о его честолюбии, но неужели отец был способен лгать и хитрить ради того, чтобы первым открыть здесь шахту?

– А вы понимаете его? – спросил Алекс.

Хосмен.

– Достаточно… для того, чтобы заявить, что вы его никогда не обанкротите, – вспыхнула Фиби. – Его бизнес слишком обширен. Я даже не берусь перечислить все принадлежащие папе фирмы. Кроме того, даже если вы и отберете у него последний цент, отец найдет возможность вновь сделать состояние. Такой уж он человек… Непотопляемый… – Она произнесла это без видимой гордости. – Папа достаточно богат для того, чтобы заплатить компенсации всем пострадавшим от аварии. В том числе и лично вам…

– Я потерял Кристиана, а не деньги, скопленные за целую жизнь, и эту потерю не возместят ни серебро, ни золото!

Фиби стало любопытно, подозревает ли Алекс, что уже причинил ее отцу самую настоящую боль? Забрав ее, он добился своего. Она была единственной надеждой Филиппа Кью на будущее, на респектабельность, на искупление… Но лишь в том случае, если выйдет замуж за Саймона Кросби.

Девушка задрожала, вечерний ветер поднимался с озера, срывая розово-янтарную листву с кленов.

– Нужно вернуться до наступления темноты, – прервал молчание Алекс.

Она стала спускаться с холма. Тропинка уже успела подернуться ледком, и девушке приходилось цепляться за камни и ветви деревьев, чтобы не упасть. Всю дорогу Фиби чувствовала за спиной присутствие Хосмена. Он не коснулся ее, не произнес ни слова, а когда они вошли в поселок, на острове Мей уже наступила ночь.

 

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Более всего Фиби Кью напоминала Алексу солдата, уставшего после длительного сражения. Он наблюдал за девушкой уже несколько дней и заметил, что она буквально излучает задумчивую усталость, заставившую Хосмена вспомнить о времени, проведенном на войне.

Мисс Кью словно пала духом. В отблесках горевшего в печке огня лицо ее выглядело осунувшимся, а глаза приобрели нездоровый блеск. Невероятно, но сейчас девушка напоминала Алексу его самого, когда после очередного сражения он едва дышал. Почему в глазах этой женщины отражались столь знакомые ему боль и отчаяние?

Конечно же, даже самый бывалый воин не выдержал бы потрясения от гибели своего родного дома. Пожар был словно воплощение гнева Божьего. И Фиби, как и остальным, пришлось насмотреться на самые невероятные ужасы.

В печку полетело очередное полено, послав в трубу сноп искр. Девушка никак не отреагировала на это. В отличие от многих, кого Алексу пришлось увидеть в ночь пожара, она не билась в истерике. По правде говоря, она умела держать себя в руках и даже подобрала беспородную собачонку. Алекс понял, что причина нынешней нервозности Фиби кроется в другом.

Подкидывая дрова, Хосмен заметил, что абсолютно не понимает эту аристократку. Быть может, для девиц ее круга вполне нормально так нервничать? Прежде он не сталкивался с богатыми наследницами, тем более ему жутко не хватало Грозного Рика, служившего своего рода буфером между ними. Ричард, загрузившись соленой рыбой, взял курс на запад.

– Что вы пытаетесь разглядеть? – неожиданно спросила девушка.

Алекс даже не сообразил, что она обратила внимание на его пристальный взгляд.

– Мне просто любопытно, все ли подобные вам женщины столь же впечатлительны?

– Простите, а что значит «подобные мне»?

– Я имел в виду таких перевоспитанных наследниц, которые не дружат с головой.

– И вы думаете, что я принадлежу к их числу?

– Яблоко от яблони недалеко падает… Фиби промолчала и, подумав, продолжила:

– Итак, вы считаете, что я сошла с ума и вся на взводе?

– Да.

– И вы не знаете, почему?

– Сначала я подумал, что все это из-за пожара, но в ту ночь в Ипсуиче вы держались молодцом.

Она посмотрела на Алекса с удивлением.

– Я была похищена, а сейчас нахожусь неизвестно где. Я понятия не имею, что случилось с моими друзьями, семьей, домом, тем миром, к которому я привыкла, а вас удивляет, что я проявляю некоторую нервозность, зная все это?

– Я считал, что именно этим все и объясняется, – сказал Хосмен, – но понял, что ошибался.

– Что вы имеете в виду?

– Вас беспокоит что-то еще… просто у меня такое чувство. Она похлопала себя по коленям, подзывая Пушка.

– В таком случае, ваши чувства вас подводят. Думаю, с моими нервами все будет в порядке, как только вы вернете меня домой.

Алекс нахмурился, ощутив неуверенность в голосе девушки.

– И где ваш дом? В том шикарном особняке на Харбор-стрит? Или в престижной школе для богатеньких девиц?

– Откуда вы узнали о пансионе мисс Олборн?

– Подслушал ваш разговор с Грозным Риком. Итак, где же именно ваш дом, принцесса?

– А почему вы спрашиваете? Неужели вы, наконец, собрались меня туда отправить?

– Если отец и впрямь заинтересован в вашем счастье, он скоро будет здесь и сам заберет вас.

Фиби нервно рассмеялась.

– Вам весело? – удивился Хосмен.

– Да нет, просто одно странное совпадение. В ту ночь мы с отцом как раз обсуждали мое будущее счастье. И именно в тот момент, когда вы столь безжалостно изменили ход нашей жизни.

По ее голосу мужчина понял, что между девушкой и ее отцом произошел разлад.

– Вы что, повздорили с Кью по поводу того, какой вилкой есть рыбу, или из-за вечернего туалета для оперы?

– Вы, конечно, не можете себе представить, что у такой девушки, как я, могут и впрямь быть серьезные проблемы? – с презрением бросила Фиби.

– Женщина, ты даже не в состоянии ответить на простой вопрос.

– А вас не научили культурно разговаривать. Мистер Хосмен, поверьте, мне нечем утешить вас, что касается вашей тяжелой потери. То, что случилось на шахте, и впрямь ужасающая трагедия. Да только, если вы будете со мной жестоко обращаться, это не смягчит боли от потери Кристиана и вашего брата.

– Я с вами жесток? – Алекс развел руками от удивления. – Просто я задал вам всего несколько вопросов. И не моя беда, что вы отказались на них ответить.

– Я вовсе не отказывалась.

– Тогда почему вы мне не отвечаете? Не думаю, что для вас это так трудно. Или у мисс Олборн вас не учили давать простые ответы на элементарные вопросы?

– Ни я, ни мисс Олборн понятия не имеем, почему это так важно: отвечать мне или нет.

– Это неважно, – сердито пролаял он. Но отчасти это было важно. Несмотря на то, кем была Фиби, и почему он взял ее с собой, Хосмену хотелось знать о ней побольше. Ему было интересно, о чем девушка думала, когда оказалась в самом эпицентре бушующего пожара. Ему хотелось знать, каковы на ощупь ее каштановые шелковистые волосы, как звучит ее естественный смех. Хотелось знать, почему она не бежала с Саймоном Кросби в ночь, когда сгорел ее дом.

– Я просто не вижу смысла в этом разговоре, – бросила Фиби.

– В разговоре?! – вспылил мужчина. – Мы уже давно не в Ипсуиче, принцесса. На острове Мей нет ни театра, ни ресторанов, ни бальных залов.

– Тогда как же вы здесь развлекаетесь?

– Да просто разговариваем друг с другом.

– Понятно… Значит, сейчас вы пытались меня развлечь…

– Видите ли, это, безусловно, не вечер в опере, но… – он смолк и пристально посмотрел на Фиби. Она стала белее мела.

– Что с вами, вы больны? – встревожился Алекс.

Девушка ничего не ответила, но Хосмен увидел, как на ее лбу выступили крупные капли пота. Она покачнулась, и Алекс поспешил подхватить Фиби и поддержать за локоть, опасаясь, что она упадет в обморок.

Когда молодой человек коснулся ее, девушка резко отшатнулась, и подол ее платья оказался в опасной близости от огня.

Хосмен тотчас отошел на шаг, еще раз напомнив себе, что перед ним прежде всего слабая и деликатная леди. Невидящим взглядом мисс Кью обвела комнату и прошептала:

– Прошу прощения.

Алекс сделал еще один шаг назад. Никогда он не видел, чтобы лихорадка так быстро сваливала людей с ног, и решил, что, может быть, Фиби просто устала.

– Мне показалось, что вам внезапно стало плохо.

– Я… я… прекрасно себя чувствую.

Она добрела до кровати и рухнула на одеяло.

Молодой человек направился на кухню и принес кувшин с сидром. Налив стакан, он протянул его девушке.

– Сейчас вам лучше выпить вот это. Фиби чуть помедлила, а затем взяла стакан и пригубила напиток.

– Великолепно… Да, кстати, я собиралась кое о чем спросить вас за ужином, мистер Хосмен…

От такого официального обращения Алексу стало не по себе.

– О чем же?

– А что будут думать и говорить местные, зная, что я проживаю с вами под одной крышей?

– Ерунда, – облегченно махнул рукой он. – Народ здесь простой и практичный. Если кому-то надо переночевать, местным плевать, в чьем доме он будет спать…

Присматривая за девушкой, Алекс заметил, что та почти ничего не ела, да и выглядела она неважно. «А что, если Кью приедет, – подумал про себя Хосмен, – а дочка его больна или, хуже того, свихнулась?»

Фиби наблюдала из окна за пробуждением жизни в поселке. Вот на крыльцо дома напротив выполз маленький ребенок. Женщина в ночной рубашке и платке схватила его и втащила внутрь хижины. Вдалеке шла какая-то девушка с ведром. А дорогу напротив их дома пересекал мужчина с длинными седыми волосами. Судя по облачкам пара, вырывавшимся из его рта, на улице было довольно морозно.

В это утро Фиби оделась, не глядя в зеркало, умылась ледяной водой и причесалась в полутьме. Выйдя из своей комнаты, она обнаружила, что печка уже топится, а Алекс готовит завтрак.

Сегодня, после первой ночи, проведенной ею в этом домике, он выглядел совсем иначе, менее устрашающим. Лежа в постели, девушка слышала, как Хосмен довольно-таки долго плескался в оцинкованной ванне.

Фиби вдруг попыталась представить, как выглядит ее похититель без одежды. Вряд ли он был похож на тех изящных мраморных Аполлонов, которых она видела позапрошлым летом во Флоренции.

Сегодня Алекс выглядел просто великолепно. Его густые длинные волосы отливали синевой. Слегка потертые кожаные штаны обтягивали его сильные ноги, обутые в высокие сапоги; а клетчатая рубашка была слегка расстегнута, что притягивало внимание Фиби.

Алекс варил кофе, и было видно, что он находится в отличном расположении духа. От ощущения некоего интимного уюта девушке стало как-то неловко.

Наконец Хосмен заметил ее:

– Кофе почти готов.

– Спасибо.

Фиби несмело присела за стол. Не найдя салфетки, она растерялась и, не зная, куда деть руки, положила их на колени.

Алекс налил себе чашечку, неторопливо пережевывая хлеб.

– Мне что, самой угощаться?

– Могу поспорить, принцесса, что завтрак к вам сам не придет.

– Ваш сарказм неуместен.

Фиби потянулась за эмалированным кофейником как раз в тот момент, когда Алекс хотел ей что-то сказать, но в следующую секунду ее безумный крик заставил его забыть обо всем. Девушка вскочила из-за стола, прижимая к груди обожженную руку. Хосмен, чуть не опрокинув стол, подлетел к ней и, схватив за запястье, потащил к умывальнику, где заставил долго держать руку под струей холодной воды. Потихоньку нестерпимая боль ослабла. – Вы что же, не знали, что кофейник горячий?

Фиби промолчала. Он, бесспорно, понимал, что ей никогда в жизни не приходилось самой наливать себе кофе из стоящего на печи кофейника.

Алекс внимательно изучил ладонь девушки. Багровый рубец проходил по ней наискосок.

– От ожога, наверняка, вздуется пузырь, – пробурчал он и обмотал руку влажной тряпкой.

– Подождите немного, – мужчина направился в кладовую, – я принесу специальную мазь от ожогов.

Через минуту Алекс вернулся с маленькой баночкой, из которой слегка пахло травой.

– Давайте сюда вашу руку.

Хосмен обработал ожог мазью и наложил повязку.

– Вы, должно быть, считаете меня такой неприспособленной, – едва слышно проговорила Фиби.

Ее рука все еще болела, но душевные муки терзали девушку куда сильнее. Она чувствовала себя полнейшей дурой!

– Да нет, – ответил Алекс. – Просто я никогда в жизни не встречал женщины, которая не могла бы самостоятельно завязать себе ботинки или налить кофе.

Он поставил перед Фиби полную кружку горячего ароматного напитка и тарелку с хлебом. Девушка было подумала, не устроить ли ей очередную голодную забастовку, но вспомнила, что подобный бунт с этим мужчиной не проходит. Когда дело касалось ее, у этого человека не было ни сердца, ни сочувствия.

Здоровой рукой она взяла кусочек хлеба, при этом чувствуя, что сгорает от стыда. Господи, как же это глупо – хватать голыми руками раскаленный кофейник с горячей плиты. И как назло, именно Алекс Хосмен стал свидетелем этой глупости.

Всю жизнь Фиби окружали мужчины, заставлявшие ее чувствовать себя неполноценной. Например, отец был уверен в том, что женщина не должна заниматься вопросами бизнеса и коммерции. То, насколько разбирался Саймон в изысканных винах и всем том, что касалось искусства, безусловно, впечатляло, но он взял в обычай исправлять ошибки невесты в столь деликатных вопросах. А теперь и Алекс Хосмен, из-за которого девушка оказалась в этом новом и чужом для нее мире, нанес новый удар. Она оказалась никчемным украшением, никому ненужным, которое и терпят-то с трудом.

– Должно быть, вам забавно видеть меня столь беспомощной? – не выдержала Фиби.

– О вас можно сказать все, что угодно, леди, но смешной вас никак не назовешь.

– Интересно, а как бы вы смотрелись в привычном для меня мире? – вызывающе сиросила девушка. – Наверняка, были бы столь же неуместны, сколь я здесь.

– Именно поэтому мы и на острове Мей, – просто ответил Хосмен. – Но если бы мы остались здесь навсегда, то я, скорее всего, застрелился или убил бы вас.

– Тогда давайте покончим с этим прямо сейчас. Отвезите меня обратно в Ипсуич. Если вам нужны лишь деньги моего отца, то я лично позабочусь о том, чтобы вы их получили. Я видела место трагедии. И если все произошло именно так, как вы рассказали…

– Все было именно так.

– В таком случае папа не прав, действительно не прав, и надо заставить его заплатить. Я заставлю отца прислушаться к моим словам. И у вас не будет необходимости нарушать закон.

Алекс рассмеялся.

– Вы думаете, что для меня это так важно?

– Предполагаю, что вас уже ничто не интересует, кроме мести.

– Хорошо, но почему я должен поступить иначе? – отрезал он.

Неизвестно почему, но яростная скорбь мужчины тронула Фиби.

Она сняла влажную тряпку с руки. Алые пятна ожога стали ярче.

– Никогда в жизни у меня не было потерь, сравнимых с вашей. Я просто не могу представить, что вы испытываете, – девушка опустила взгляд. – Знаю только одно: то, что вы делаете, вам не поможет.

Алекс резко вскочил из-за стола.

– А вы думаете, что мольбы, обращенные к вашему отцу, помогут?

– Я не имела в виду, что мне придется его умолять. Я ни разу в жизни никого ни о чем слезно не просила.

Тут Фиби густо покраснела, осознавая, что лжет.

Она растерялась от нахлынувших болезненных воспоминаний. То было самое странное ощущение, которое девушка когда-либо чувствовала. Ей показалось, что Алекс Хосмен, запах ароматного кофе, весь мир находятся где-то далеко. Восприятие Фиби словно притупилось, и она решила, что и впрямь потихоньку сходит с ума.

– Вы слышали, что я сказал? – голос Алекса вернул девушку из забытья.

– Простите, что…

– Я буду в своей лавке.

– А я что буду делать? – требовательным тоном спросила она, озираясь по сторонам с безумным видом. – Вы не ответили на мой вопрос. Почему вы не отправите меня к отцу, чтобы я убедила его заплатить компенсации пострадавшим семьям?

Хосмен остановился на пороге.

– Вы сейчас на острове в Северном море. Никто не собирается везти вас к папочке… – Отлично… Тогда доставьте меня на большую землю, и я доберусь поездом самостоятельно!

Прежде Фиби никогда не ездила на поезде одна. У ее отца имелся собственный роскошный вагон, сделанный на заказ, но во время путешествий с девушкой всегда были сопровождающие.

– Я позабочусь о том, чтобы справедливость восторжествовала. Поверьте мне на слово!

– Можете посчитать меня скептиком, но я не верю Кью.

– Он не понимает, что именно здесь произошло, – продолжала настаивать девушка. – Его ввели в заблуждение его же собственные подчиненные.

– Кью знал, что делал. Он знал, что именно поставлено на карту. Ему просто было все равно.

– Нет! – Фиби просто отказывалась верить этому. Да, ее отец был честолюбив, но он не был жестоким и бессердечным. – Сотни людей работают на моего папу. Он изо всех сил старается нанимать опытных и принципиальных профессионалов. Быть может, все же виноват был оставленный им заместитель. Я просто передам моему отцу слово в слово все то, что вы мне рассказали. Я объясню ему, что именно произошло на острове Мей. Он уволит человека, ответственного за это преступление, и заплатит пострадавшим все необходимые компенсации.

Фиби метнула на Алекса гневный взгляд.

– А вы, вы собирались хладнокровно казнить его, поправ закон и не выслушав его оправданий. Слава Богу, самому провидению было угодно вас остановить!

– А, насколько мне помнится, какая-то сумасшедшая, съехав по лестнице, помешала мне. Мой ответ на ваш вопрос – нет! Вы останетесь на острове до тех пор, пока отец за вами не приедет.

– А что если до него не дошло ваше послание? – потребовала ответа девушка.

– Дойдет, – уверенно ответил Хосмен. – Ведь вы так нужны ему…

– Для того чтобы окольцевать Саймона Кросби? – закончила она за Алекса, ощутив внезапную панику.

– И тогда его внуки смогут вступить в Хрустальный клуб.

Услышав эту фразу, Фиби чуть не поперхнулась.

– Да откуда вам о нем знать? – Хрустальный клуб являлся самым элитным частным клубом Оксфорда, местом собраний наследственных аристократов.

– Даже троглодит иногда читает мемуары и прочую литературу подобного рода, – усмехнулся мужчина. – Но если ваш отец не приедет сюда до начала холодного сезона, вам придется перебраться в Данбар. Именно там зимует большинство островитян. – А что такое холодный сезон?

– Холодный сезон и есть холодный сезон. Это когда в море лучше не выходить. Не только опасно, но и улов никакой. Местные возвращаются на Мей в марте или апреле.

– А когда же начинается холодный сезон?

– В ноябре-декабре.

– И что, население всего острова спешно эвакуируется?

– Нам еще ждать этого пять недель. Он поставил кофейник в раковину.

– Меня ждут дела.

– А как же я?

– Принцесса, – ответил Алекс, – я не могу нянчиться с вами сутки напролет, придется вам самой поискать себе занятие.

Девушка подошла к окну и посмотрела на улицу.

– Интересно, знают ли они, кто я такая? – спросила Фиби, наблюдая за двумя беседовавшими во дворе женщинами.

– Думаю, что теперь уже точно знают, – мрачно произнес Хосмен, размышляя, как островитяне отреагируют на появление дочери Кью.

– Да они все меня ненавидят… Алекс не мог этого отрицать.

– Только, ради Бога, больше никуда не убегайте. На нашем острове очень легко заблудиться, и еще труднее кого-то найти…

Он вышел из дома, хлопнув дверью. Смотря вслед своему похитителю, Фиби поежилась от пробежавших по спине мурашек. Наступала зима.

В тот же самый день Филипп Кью получил очередной удар судьбы вместе с таинственной бандеролью. Его секретарь по общественным связям, мистер Грэг Локс, обедал с ним в кабинете особняка на озере Пинк. Весь его вид излучал сочувствие.

– Итак, это правда, – прошептал Локс. – Тот мерзавец, с которым мистер Кросби столкнулся на побережье, и впрямь ее похитил.

Филипп ощутил неприятное жжение в груди. Он отрешенно смотрел на распакованную бандероль, в которой лежал каштановый локон. Но Кью даже не прикоснулся к пряди волос, а вместо этого взял медальон и положил его на стол. Много лет тому назад он вкалывал целый месяц, чтобы заработать на эту безделушку, и с тех пор ни разу об этом не пожалел. Филипп вспомнил, как это украшение смотрелось на его жене, когда она надевала его на воскресные службы. Грани на голубом топазе искрились куда тусклее ее божественных глаз. Эми обычно смеялась, когда Фиби, будучи еще совсем маленькой, играла с украшением.

– Этот медальон будет твоим, когда ты подрастешь, – говорила она дочери. – Но лишь в том случае, если ты будешь хорошо себя вести.«Кстати, Эми очень понравилась бы эта комната», – подумал Кью. Стены здесь были окрашены в ее любимый голубой цвет, а камин, сделанный из белого мрамора, сейчас полыхал мирным пламенем, отгоняя осеннюю стужу.

– Но похитители могут и блефовать, – неуверенно предположил Локс.

Филипп молчал. Человеку по имени Алекс Хосмен нужны были не только деньги, он хотел большего – личного присутствия его, Кью, на острове Мей. Это было выше его сил. Филипп не мог и помыслить о том, как будет стоять у шахты, вырытой по его приказу, которая послужила могилой восьмерым ни в чем не повинным людям. Эта самая большая ошибка его жизни и так напоминала временами о себе в ночных кошмарах.

И сейчас, в глубине души понимая, что поступает глупо, Кью направил свой гнев на дочь. Во всем виновата Фиби! Всему виной ее детский отказ выйти замуж за Саймона Кросби. Если бы она пошла на тот вечер вместе со своими подругами, то ничего подобного не произошло бы. «Разве что Хосмен точно бы меня пристрелил», – мысленно напомнил себе Филипп.

– Мистер Алдервик настоятельно советовал мне не вступать ни в какие переговоры с похитителями, – наконец выдавил из себя он.

– А как насчет сегодняшнего ужина, сэр, – откашлялся Локс.

Кью, уловив некоторое замешательство в тоне своего секретаря, поднял на него изучающий взгляд:

– А в чем дело, Локс?

– Сэр, лучше бы вам не идти на этот званый прием. Многие нужные нам люди отказались на него прийти…

– Кто именно?

– Честно говоря, абсолютно все… Но они выражают вам свои искренние соболезнования.

На несколько мгновений у Филиппа перехватило дыхание.

– И семейства Кросби не будет? – с трудом произнес он.

– Так точно, сэр.

И даже почти на четверть сгоревший, Ипсуич оставался фабрикой сплетен. Катастрофа никак не повлияла на острые языки и скандальные перешептывания. Люди сами делали собственные выводы по поводу исчезновения Фиби Кью.

– Вы – мой советник по общественным связям, – обратился к Локсу Кью. – И я, по-моему, достаточно плачу за то, чтобы подобные вопросы были улажены.

– Прошу прощения, сэр, но с такой ситуацией мне еще не приходилось сталкиваться.

– Тогда будьте откровенны. Скажите мне прямо, что говорят люди!

– Сэр, я не могу…

– Да говорите же, черт бы вас побрал! – Они, похоже, размышляют над тем, что именно дикарь похитил вашу дочь… В подобных случаях человеческое воображение рисует невероятные картины. Ходят слухи…

– Какие?! – терпение Филиппа было на исходе.

– О том, что она уже не годится для брака… – советник густо покраснел. – Ну, кому она теперь нужна? К тому же мисс Кью может родить от Хосмена ребенка… Мне очень жаль, сэр… Филипп Кью видел лишь единственный выход из ситуации. Данную проблему могли решить только деньги. Он взял чистый лист бумаги и свинцовый карандаш, написал записку своим размашистым почерком и бросил ее через стол Локсу.

– Вот мой ответ.

Грэг Локс с нескрываемым облегчением поспешил прочь. Филипп взял старинный медальон и положил его в карман сюртука, а потом вышел из комнаты, перед этим с досадой швырнув бандероль и локон дочери в пылающий камин.

Фиби решила как можно дольше не выходить из дома. Она тщательным образом изучила обиталище Алекса Хосмена и нашла его удобным и практичным. За исключением полки с разнообразными книгами здесь не было ничего, кроме простой деревянной мебели, некрашеных дощатых полов и голых стен. Единственным ярким предметом обстановки являлся пестрый коврик овальной формы, лежавший у очага.

Девушке было любопытно, как выглядел Кристиан, и каким был Алекс до гибели мальчика. Интересно, умел ли он тогда искренне смеяться и улыбаться? Играл ли с приемным сыном в шашки по вечерам? Рассказывал ли ему всякие истории? Она живо представляла себе подобную картину, и от этого на сердце становилось как-то печально.

– Ну что же я здесь делаю? – прошептала Фиби. Почувствовав очередной приступ отчаяния, она поспешила выйти из дома. Пушок лежал на крыльце, греясь на осеннем солнышке. Увидев хозяйку, он приветственно завилял хвостом, и девушка наклонилась погладить пса.

Странно, но Фиби почему-то не тосковала по своей прежней жизни. Раньше она обычно вставала очень поздно, и ей подавали легкий завтрак на белоснежном китайском фарфоре и чистом серебре. Потом, как правило, был урок французского, хотя ее французский весьма отличался от красочных пассажей Грозного Рика. Далее девушка планировала важные встречи, пользуясь услугами личного секретаря отца, Локса, обладавшего безупречным почерком и вечно бывшего в курсе всех последних сплетен. Днем она ездила на примерку очередного платья или общалась с нужными людьми. Затем чай, второй завтрак и, быть может, какое-нибудь богоугодное дело. Все всякого сомнения, затем последовал бы званый ужин и, наконец, развлечения – театр, кинематограф, танцы, опера.

Фиби вздрогнула, когда в голове у нее эхом зазвучали отголоски «Сомнамбулы» Беллини. Господи, кем же была та беспечная, избалованная девушка? Она более всего походила на корабль без руля и без ветрил, отданный на волю ветра и волн. Лишь сейчас Фиби поняла, что, по сути, никогда не принадлежала себе – ее держали в золотой клетке, подобно канарейке. «Но канарейка поет, несмотря на то, что она пленница, – размышляла девушка. – Интересно, знает ли она о том, что ее золоченая клетка – тюрьма?»

Фиби почувствовала себя узницей. Она словно попала из одной клетки в другую: из золоченой клетки богатой ипсуичской наследницы на скалистый остров на далеком севере. Просто у тюрьмы сменился тюремщик, и девушка, что хуже всего, не предполагала, как и куда отсюда бежать.

В конце концов одиночество вынудило ее искать общения, хотя Фиби и подозревала, что на острове ее примут враждебно. Она вышла из дома и пошла по дороге. Навстречу девушке попадались в основном женщины да малые дети. Кто-то, оживленно споря, стирал белье прямо на обочине. Но, заметив Фиби, они тотчас же смолкли. В глазах женщин читалась такая открытая ненависть, что девушка с трудом подавила желание вернуться обратно в дом.

Вообще она не привыкла откровенничать с чужаками, но в свете последних событий о правилах этикета можно было забыть.

– Меня зовут мисс Фиби Бартон Кью, – представилась Фиби, подходя поближе к двум женщинам. – Думаю, вы и так об этом знаете.

Островитянки переглянулись.

– В таком случае вы, мисс, верно, понимаете, почему мы не встречаем вас с распростертыми объятиями, – чуть грубовато ответила темноволосая женщина средних лет. Вторая, бледная блондинка с кудрявыми волосами, лишь отвернулась.

Фиби пыталась сохранить приятное выражение лица, хотя ей давно уже хотелось провалиться сквозь землю. Она росла в атмосфере лести и благодушия, и никак не могла свыкнуться с такой открытой враждебностью.

– У меня такое же желание оставаться на этом острове, как и у вас – видеть меня, – сказала девушка. – Но раз уж меня силой принудили остаться здесь, я обязана разобраться в трагедии, в которой винят моего отца.

Оглядев ее с ног до головы и не упустив из виду серебряные сережки и маникюр на ногтях Фиби, блондинка ехидно произнесла:

– Так, значит, это из-за тебя Кью такой алчный. Конечно же, он ведь должен покупать всякие дорогие штучки для тебя и твоей маменьки.

– Моя мама умерла, когда я была еще совсем маленькой, – тихо ответила девушка. – Отец, правда, всегда покупает мне некоторые дорогие вещи, но утверждать, что именно я послужила причина аварии на шахте, глупо, как и то, что Алекс Хосмен меня похитил.

Обе женщины заинтригованно посмотрели на Фиби. Девушка вдруг поняла, что пожар и похищение – весьма захватывающая история, хотя и невероятная, но тем не менее правдивая. Ведь все это действительно произошло с ней.

– Мне очень жаль семьи мужчин, погибших в аварии. Я уже поклялась мистеру Хосмену, что мой отец понесет законную ответственность.

Однако, заметив окаменевшее выражение их лиц, Фиби сменила тему.

– Да, я виновата, – твердо сказала она. – Но не до такой степени, как вы считаете. Я виновна лишь в преднамеренном неведении. Я никогда не принимала участия в делах моего папы. Не думаю, что они меня заботили. Просто меня учили, что не женское это дело – лезть в бизнес, а потому я закрывала глаза на все, что касалось его шахт и прочих предприятий.

– Нет, мисс, мы здесь живем совсем по-другому, – с достоинством и гордостью ответила блондинка. – Все семьи работают вместе. И мы знаем, что делают наши сыновья, дочери и соседи.

Девушка была изумлена. Совместное проживание семей, их работа ради общей цели – это было для нее внове и находилось далеко за пределами понимания.

– У нас дел по горло. – Темноволосая женщина указала на ведро с мокрым бельем. В ее словах сквозила скрытая гордость, и Фиби впервые в своей жизни поняла, что значит быть изгоем, оказаться исключением.

– Думаю, настанет день, когда вы назовете мне свои имена и имена ваших близких, погибших в аварии. Однажды вы поверите, что я действительно хочу помочь вам всем. Особенно теперь, когда я поняла, какое отношение ко всему этому имеет мой отец. Но я должна вернуться в Ипсуич, чтобы рассказать о том, что здесь случилось, и проследить, чтобы папа поступил как положено.

– Нам уже не поможешь, – холодно бросила темноволосая поселянка.

Обе женщины отвернулись от девушки и продолжили стирку.

– Мне нечего на это ответить, – с трудом выдавила из себя Фиби. Она еще раз внимательно посмотрела на женщин. Выражение их лиц казалось высеченным из гранита. – Мне и правда хочется знать, как вас зовут, – прошептала девушка и собралась уходить.

– Майла Беккер, – раздался негромкий голос за ее спиной.

Это говорила бледнолицая блондинка.

– Меня зовут Майла, – повторила та. – Мой двоюродный брат погиб на шахте вашего отца. Его завалило, и мы так и не смогли найти тело.

– Спасибо, что вы мне это сказали… Молю Бога, чтобы вы нашли его, – промолвила Фиби.

– А я Лайза Вилсонс, – проговорила темноволосая женщина с видимой неохотой.

«Ну, ничего, это всего лишь начало», – подумала девушка, чувствуя, как отчаяние медленно покидает ее.

Хотя Лайза то и дело бросала недовольные взгляды, уже приблизительно через полчаса Майла пригласила дочь Кью к себе домой.

Первое, что поразило Фиби, так это чистота просторной горницы. Все здесь было вымыто и вычищено до блеска. Посреди комнаты стоял огромный дощатый стол. Его окружали ряды лавок.

– Здесь мы проводим воскресные службы, – объяснила Майла, поймав любопытный взгляд девушки. – Мой муж – пастор.

Не прошло и пяти минут, как Майла пообещала Фиби научить ее шить.

– Храни вас Бог, – поблагодарила девушка. Ведь пока я здесь, мне надо будет хоть чем-то заниматься. А этот несносный Алекс Хосмен обозвал меня… дайте-ка мне вспомнить его очаровательную фразу… ах, да… бессмысленной, как сиськи на рыбе.

Лайза предпочла потупить взор, зато Майла рассмеялась от всей души.

– О, это так похоже на Алекса!

– Неужели?

– Вы ведь вместе с ним проплыли более трехсот миль, – уточнила Лайза. – Само собой, теперь-то вы уж должны знать, каков он.

– Можете себе представить, что у нас отнюдь не лучшие отношения, – парировала Фиби.

Беседа с женщинами становилась все оживленнее. В некоторых отношениях они мало чем отличались от Сьюзи и Белинды, оставшихся в далеком Ипсуиче.

– А Алекс рассказывал вам, как он меня похитил?

Майла и Лайза тотчас же обратились в слух. Фиби подробнейшим образом рассказала им о пожаре с того самого момента, как Алекс Хосмен ворвался в особняк ее отца.

– И вы, съехав по лестнице, ударили его?! – всплеснула руками Лайза.

Тогда Фиби вовсе не казалось, что она совершила какой-то подвиг, но теперь девушка видела, насколько подобный поступок впечатлил женщин. Она описала тот ад, что творился в проулке за домом, и как оказалась разлученной с отцом, и то, как своими глазами видела, как Хосмен спас потерявшегося ребенка, и как она воспользовалась этим, чтобы бежать. Рассказала Фиби и о приблудившейся собачонке, и как Алекс вновь поймал ее. О Саймоне девушка не сказала ни слова.

– И вот теперь я здесь, – закончила свой рассказ Фиби, – с абсолютно незнакомым человеком, что противоречит всем правилам моего круга, да еще и задумавшим безумную месть…

Она невольно вздрогнула.

– Неужели он всегда был такой, со странностями, или это взрыв на шахте так на него повлиял?

– Он жил на острове с малых лет, – начала Майла. – Рос, помогая Ричарду Майлиусу на его пароходе. Конечно, Алекс всегда был мальчиком темпераментным и ни секунды на месте усидеть не мог. А несколько лет тому назад бежал отсюда и записался добровольцем в армию.

– Он поступил на службу в Нью-Касло, там тогда жил его брат, – добавила Лайза.

Фиби трудно было представить Хосмена в роли солдата. Этот человек просто не мог маршировать на плацу, исполняя чьи-то приказы. Но вот увидеть его в момент кровопролитного сражения у нее получилось. С самого первого момента девушка ощущала в нем равнодушие к собственной жизни.

– А Алекс, кажется, был посыльным, – продолжала Лайза, – он передавал депеши из одного полка в другой.

– Но вы же знаете, что он не из тех, кто будет распространяться о своей жизни, – добавила Майла. – Через год он вернулся совсем другим. Он как будто потерял интерес к жизни. Кристиан очень переживал: ведь они с Ричардом целый год не получали от него вестей. Уж как Ричард Майлиус отговаривал Алекса идти на эту проклятую войну! Но ему хотелось романтики, побывать в Африке…

– А про войну Алекс никогда не рассказывал, – вставила Лайза, – но однажды Кристиан показал мне коробку с медалями и орденами, которыми он был награжден. Среди всего прочего там была даже медаль за исключительную храбрость и героизм…

Фиби ощутила в голосе женщины теплоту, которой прежде не было. Быть может, потому, что сама Лайза строила планы насчет Алекса Хосмена.

– А за что именно? – переспросила девушка.

– Об этом никто не знает. Он же никому ничего не говорит.

– А вы у него спрашивали?

– Конечно же, но это не значит, что он тут же раскроет все свои тайны… – Говорят, что под Преторией, – встряла в разговор Майла, – он в одиночку захватил целый пушечный расчет.

– А вот это, – пробормотала Фиби, вспомнив о яростной агрессивности Алекса, – меня вовсе не удивило бы.

– Грозный Рик говорит, что последней пулей, что оставалась в его пистолете, он застрелил солдата, пытавшегося бежать с поля боя с полковым знаменем.

– Похоже, вы хорошо его знаете, – сказала девушка, почувствовав просыпающуюся надежду. – Может, замолвите за меня словечко? Убедите его в том, что он совершает большую ошибку.

– Неужели? – удивилась Майла.

– Ничего хорошего в том, что он держит меня здесь против моей воли, нет. А если мистер Хосмен меня отпустит, я смогу уговорить отца оказать помощь семьям погибших. Я смогла бы убедить папу не преследовать его по закону за все его поступки…

– А по мне, так Алекс очень даже умен…

– Но удержание меня здесь в качестве заложницы ничего не решает. Поверьте, мне будет только хуже.

Она вздрогнула, представив, сколь жестокой может быть месть отца. Машинально Фиби вспомнила об одном происшествии, когда она была еще совсем маленькой. Как-то, играя, она спряталась под столом в папином кабинете. Отец не знал об этом, когда к нему зашел какой-то мужчина.

– Ну, пожалуйста, – умолял он, – мистер Кью. Клянусь, я верну вам деньги через неделю.

– Вы мне их уже три месяца возвращаете, – гневно прервал его отец.

– Да это все из-за жены, мистер, понимаете, она больна…

– Убирайтесь, пока я вас отсюда не вышвырнул!

Даже теперь, спустя столько лет, девушка помнила, какой же страшный был у папы голос. С того самого дня она и перестала играть в его кабинете.

– Понимаете, мой отец часто нанимает агентов детективного агентства Алдервика, если дело касается нашей безопасности, – объясняла она женщинам. – И Алекса могут посадить в тюрьму или повесить на первом же суку.

– Неужели? – искренне удивилась Лайза.

– Боюсь, что так.

Странно, но Фиби почему-то не хотелось, чтобы с Хосменом произошло нечто подобное. Ей просто хотелось домой.

– Может, я непрактичная и неприспособленная, но я как никто знаю моего папу. И я могу заставить его прислушаться к моим словам.

Майла и Лайза переглянулись.

– Ну, пожалуйста, – девушка почувствовала, что сейчас ей выпадает единственный шанс, и ни за что не хотела его терять. – Помогите мне убедить мистера Хосмена отправить меня обратно в Ипсуич.

– Так значит, вот чего вы хотите, – промолвила Лайза. – Обратно в Ипсуич, к своему папочке.

Фиби закусила губу. В один миг она вспомнила о привычной жизни в родном городе.

– Больше мне вернуться некуда, – еле слышно прошептала она.

Саймон, коренной лондонец, хотел вернуться к себе сразу же после свадьбы. Девушка, конечно же, раньше об этом не думала, но теперь внезапно осознала, что ей неинтересно было бы жить в Лондоне.

– Откуда нам знать, что это не пустая болтовня? – спросила Лайза. – Быть может, оказавшись в объятиях своего папочки, вы забудете обо всех своих обещаниях. Ведь людям вашего круга наплевать на нас, бедняков.

– Это неправда, – возмутилась Фиби. – Я видела шахту. Я видела, какую невосполнимую утрату понесли здешние семьи. Кстати, я сплю на кровати, где раньше спал мальчик, погибший в этой аварии. Неужели вы думаете, что я когда-нибудь об этом забуду? Или не сдержу своего слова?!

Лайза посмотрела на нее с явным подозрением.

– Мы ничего о вас не знаем, мисс.

– Она выросла без матери, – перебила подругу Майла. – И пережила пожар.

Фиби уже успела понять, что, похоже, жена пастора может стать ее союзницей.

– Я решу эту проблему вместе со своим отцом, – сказала она. – Но я ничего не смогу сделать до тех пор, пока не окажусь в Ипсуиче.

– Видите ли, Алекс Хосмен – человек, который сам себе на уме, – протянула Майла. -И я уверена, что в любом случае он вас не отпустит.

– Но неужели вы не можете с ним поговорить? Убедить его в том, что, освободив меня, он сделает богоугодное дело?

– Но даже, если и отпустит, вы же не рыба, чтобы самостоятельно доплыть до Ипсуича.

Фиби охватил ужас.

– Как?! Сюда не заходят никакие корабли?

– Время от времени, – вздохнула Лайза. – Почтовая лодка будет сегодня или завтра.

– А куда она отсюда пойдет?

– Будет останавливаться в других поселках, а затем отправится в Красную гавань.

Девушка умоляюще посмотрела на своих собеседниц.

– Неужели вы мне не поможете? Неужели не замолвите за меня словечко перед Алексом Хосменом…

– Не поможет, – бросила Лайза. – Никто не смеет поучать Алекса. Майла протянула Фиби принадлежности для вышивания.

– Возьмите, это поможет вам скоротать время.

– А мне пора бежать, – внезапно заторопилась Лайза. – Я обещала мистеру Виверсену сыграть с ним партию в шашки… бедный старик.

Как только она исчезла, дюжий мужчина с раскрасневшимся от мороза лицом вошел в дом.

– Где моя распрекрасная женушка? – прорычал он и, заключив Майлу в объятия, смачно чмокнул ее в губы.

– Бен, – игриво хихикнула женщина. – У нас же гости.

Пастор сдержанно приветствовал Фиби и обратил все свое внимание на супругу.

– Майла, к десяти часам наши сети были уже полны. Я сказал О'Брайену, что помогу в рыбохранилище, если будет запарка.

Девушка инстинктивно поняла, что нехватка рабочих рук на острове напрямую связана с аварией на шахте. Пастор Беккер, отведав изрядный кусок пирога, в очередной раз поцеловал жену и ушел восвояси.

Фиби показалось, что мимо нее пронесся торнадо. На лице Майлы играла исполненная тихой радости улыбка.

– Для священнослужителя, – объяснила она, Бен уж больно неформален.

Девушка поняла, что Майла имела в виду поцелуй, и, похоже, любила своего мужа и была счастлива в браке. Подобного дочь Филиппа Кью себе даже представить не могла.

– А у тебя остался любимый в Ипсуиче? – напрямую спросила Майла, заметив задумчивое выражение ее лица.

Застигнутая врасплох, девушка кивнула.

– Я должна была выйти замуж за человека по имени Саймон Кросби, – ответила она. – Но теперь мне кажется, что я уже никогда этого не сделаю. Знаете, когда он впервые попросил моей руки, я подумала, что он это делает искренне, по любви…

– Ничего удивительного, – пожала плечами Майла. – Некоторые люди и впрямь женятся по любви.

Фиби никогда в жизни такого не видела. Все те, кого она знала, выходили замуж или женились по чисто династическим причинам. Таковы были светские обычаи. Браком скреплялся союз двух богатых семей.

«Да, – подумала девушка, – мне явно не хватает того, что делает женщин, подобных Майле, счастливыми женами. Быть может, это потому, что я росла без матери. А может, потому, что отец вообще редко чему радовался». Теперь Фиби точно не могла понять, что такое настоящее счастье и как его найти.

– Наверное, я вообще никогда не выйду замуж, – пробормотала она. Секундой позже девушка услышала отдаленный гудок. Лицо ее озарилось надеждой.

– Это почтовая лодка?

Майла кивнула.

Фиби выскочила из дома пастора и со всех ног побежала к пристани. Может быть, сейчас она решит все свои проблемы…

 

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

Первым, с кем столкнулась Фиби по пути к пристани, оказался Алекс Хосмен. Сейчас, с развевающимися на ветру волосами, он, более чем когда-либо, напоминал героя скандинавских саг. При виде Алекса у девушки перехватило дыхание, и неожиданно для себя она почувствовала тепло и симпатию по отношению к этому мужчине. Хосмен, завидев Фиби, удивленно поднял брови.

Фиби так и продолжала бы бежать, не попади ногой в грязную лужу. Вскрикнув, она подняла подол юбки и поспешила вытянуть башмак из ледяной жижи. Алекс шел немного впереди, как будто ничего не произошло.

– Не надоело еще вынюхивать, принцесса? – в конце концов спросил он, обернувшись к девушке.

В голосе Хосмена почувствовалась незнакомая прежде Фиби заинтересованность. Молодой человек посмотрел на ее забинтованную руку.

– Итак, кто же рассказал вам о почте? Девушка подумала, что ничего страшного не случится, если она расскажет ему о знакомстве с Майлой и Лайзой. А поведав о том, как провела несколько часов, она получила удовлетворение от его неподдельного удивления.

– Вот так-то… А вы-то были уверены, что они обвинят меня во всех грехах моего отца!

– Я не спец по женским душам, – корректно заметил Алекс.

Было заметно, что Хосмен что-то от нее скрывал, но Фиби еще не была уверена, что именно.

– Не все согласны с тем, что месть – единственный путь к искуплению, – продолжила она.

Лицо мужчины исказила гримаса ненависти.

– А кто сказал, что я ищу искупления? Девушка язвительно рассмеялась и перевела взгляд на лежавшую впереди дорогу.

– Ерунда, просто я слишком много вам наговорила. Не волнуйтесь, ваша бессмертная душа – не мое дело.

Фиби сама не поверила, что сказала ему такое. Но, может быть, заложницам и положено так говорить?

Почтовый пакетбот оказался маленьким буксировщиком барж, и его паровые котлы громко пыхтели, когда он причаливал к пристани. Когда Алекс и Фиби оказались на дощатом пирсе, какой-то бородач занимался выгрузкой корзин на причал.

Хосмен поздоровался с ним. Мужчина же с явным удивлением воззрился своими близко посаженными глазами на стоявшую рядом девушку.

Алекс молча загрузил на свою двухколесную тачку три корзины.

– Может, переночевать останешься, Мак-рой? – спросил он.

– В следующий раз. Сегодня мне лучше добраться до Красной гавани до того, как погода испортится.

Фиби видела Красную гавань на одной из карт Грозного Рика. Поселок этот находился на противоположном конце острова, приблизительно в двадцати милях.

– Послушайте, – торопливо вмешалась в разговор девушка. – Возьмите меня с собой.

Мужчина задумчиво почесал свою бороду.

– Вы хотите добраться до Красной гавани, мисс?

– Нет, я хочу вернуться вместе с вами на большую землю.

Она не посмела поднять глаз на Хосмена, чувствуя его испепеляющий гневный взгляд.

– Но я вам заплачу.

– Неужели, мисс? – Макрой проявил явную заинтересованность, набивая трубку своими пожелтевшими от табака и дыма пальцами.

– Ну, пожалуйста, – всплеснула руками Фиби. – Я ведь не здешняя. Хосмен привел меня сюда против воли. Любой честный и порядочный человек помог бы мне. Ведь за мое возвращение в целости и сохранности уже наверняка объявлена большая награда.

Мужчина уставился на нее своими мутными глазами.

– Правда?!

От его взгляда девушке стало не по себе и по какой-то причине расхотелось оказаться на пакетботе наедине с этим человеком.

– Все, что я хочу, – с трудом выдавила она из себя, – так это оказаться на большой земле, а там я уж как-нибудь сама доберусь до Ипсуича.

– Думаю, мы договоримся, – в сивой бороде блеснули алые, влажные губы, – за определенную цену.

Девушка попыталась еще раз уверить себя в том, что надо во что бы то ни стало забраться в шкиперский ботик. Только нечто в этом шкипере вызвало у Фиби невероятное отвращение. Холодок внизу живота напомнил ей, что некоторые мужчины представляют опасность для таких женщин, как она. Девушка не знала, что предпринять. С одной стороны, здесь оказался кто-то, кто бы мог помочь ей выбраться отсюда, с другой стороны, она слишком боялась воспользоваться представившейся возможностью. Совершенно расстроенная, испытывая глубокое отвращение к самой себе за нерешительность, едва сдерживая слезы, она прошептала:

– Кажется… я уже передумала… – после чего развернулась и зашагала к фактории.

К тому времени, когда Фиби подошла к крыльцу дома Хосмена, ей уже хотелось выть от отчаяния. Она не знала, что делать дальше и кому можно довериться. Сев на порог, девушка обхватила руками колени.

Когда Алекс, наконец, вошел во двор и поставил тележку около входа в магазин, Фиби даже не посмотрела на него.

– Вы правильно поступили, оставшись здесь, – проговорил Хосмен.

– Откуда вам знать?

– Шкипер-то он очень хороший, – неловко начал объяснять Алекс, – да вот только говорят, что с женщинами он чуток грубоват.

«Грубоват…» При этом слове воображение Фиби стало рисовать омерзительные картины.

Хосмен тем временем открыл двери складского помещения.

– Я думал, вам будет интересно узнать, что от вашего отца пришла телеграмма.

Фиби подскочила, как ужаленная. Отец знал, что она здесь! Филипп Кью мог решить любую проблему. Конечно же, он найдет способ выручить единственную дочь.

– И что же в ней говорится? – спросила она. – Когда папа будет здесь?

– Думаю, мы скоро узнаем, – ответил Алекс.

– А откуда пришла телеграмма? – Фиби сгорала от нетерпения.

Хосмен даже не взглянул на нее.

– Ближайший телеграф находится на почте в Красной гавани.

Проходя вслед за Алексом в магазин, девушка мысленно подсчитывала, через сколько дней за ней прибудет отец.

Правда, в последнюю встречу их отношения пошатнулись. Отец не захотел выслушать ее доводов в отношении Саймона Кросби, но со временем, Фиби была уверена, папа поймет, что ей не нужен такой муж. Даже несмотря на то, что Саймон занимает такое высокое положение в обществе.

Она бросила взгляд на склонившегося над прилавком Хосмена. Он осторожно разгладил клочок бумаги янтарного цвета. На какое-то мгновение Алекс погрузился в чтение, а затем многозначительно посмотрел на Фиби. И вдруг он произнес слово, которого девушке еще никогда не приходилось слышать, и быстро вышел в подсобку. Она слышала, как Хосмен в ярости гремит ящиками и канистрами.

Осторожно девушка подошла к деревянному прилавку, боясь притронуться к бумажке, лежавшей на столе. Дрожащими руками она, наконец, взяла ее.

Фиби пришлось прочесть телеграмму дважды, прежде чем смысл текста стал ей окончательно ясен.

Издав звук, похожий на крик загнанного животного, скомкав телеграмму, девушка прижала ее к груди. Всю жизнь она была дочерью Филиппа Кью, а теперь стала никем. Фиби вспомнила о своей фантазии навсегда затеряться в толпе во время пожара. Что ж, это желание сбылось. Ей больше не придется слушать отца – у нее теперь его нет. Человек, оберегавший девушку всю ее сознательную жизнь, отказался от нее. О ней забыли, словно о разорившемся предприятии.

– О, папа, – только и сумела прошептать несчастная Фиби. – Как же ты мог?!

Алекс Хосмен вряд ли смог расслышать ее шепот, но тем не менее выглянул из подсобки с озабоченным видом. С того момента, когда он изрыгнул страшное проклятие, Алекс не вымолвил ни слова. При виде выражения лица мужчины у девушки начался истерический смех.

Она смеялась до тех пор, пока на ее глазах не показались слезы и не закололо в груди. Все это время Хосмен смотрел на Фиби, как на сумасшедшую.

Немного выждав и дав ей успокоиться, он подошел к девушке и взял ее руки в ладони. У Фиби не осталось сил, чтобы сопротивляться.

– Вы должны мне объяснить эту злую шутку, принцесса, – глухо сказал Алекс, – потому как я не понимаю ее смысла.

– Подшутили над вами, мистер Хосмен, – ответила она, тряхнув копной волос. – Вы-то, чудак, думали, что захватили самую ценную заложницу Ипсуича. А выяснилось, что теперь я не стою и цента.

Мысленно девушка поняла, что отец уже никогда не простит ее за отказ выйти замуж за Саймона Кросби. Запланированный альянс со старинным аристократическим родом для Филиппа Кью значил все.

Отец всегда оставался для Фиби полной загадкой. Когда же он перестал видеть в ней родную дочь и стал считать пешкой в своей игре? А может быть, он никогда не считал ее дочерью?

Для нее не нашлось места в его сердце. Она присутствовала только в его хитроумных планах. Девушка высвободила руки и еще раз перечитала телеграмму вслух.

Слова ранили нестерпимой болью. Все это так похоже на отца…

«ВЫ ЕЕ ПОХИТИЛИ… ВЫ ТЕПЕРЬ О НЕЙ И ЗАБОТЬТЕСЬ. ДОЧЬ, НЕПРИГОДНАЯ ДЛЯ БРАКА, НИЧЕГО НЕ СТОИТ!»

Фиби было интересно, о чем же сейчас думает Алекс Хосмен. Лицо его не выражало абсолютно никаких чувств. Но спустя несколько мгновений он опять произнес то же совершенно незнакомое ей слово.

– Что, черт подери, значит «непригодная для брака»? – спросил он.

– То и значит, – ответила девушка. – Нельзя на мне теперь жениться.

Алекс злобно прищурился.

– Но почему, принцесса? Изъянов я не заметил, или я чего-то не знаю? Вы не объясните мне?

От стыда Фиби густо покраснела. -Да.

– Что да?!

– Да, – вновь повторила девушка.

У нее свело живот, и Фиби с трудом удалось подавить приступ нарастающей тошноты. Она вышла из магазина и направилась прочь из поселка. Остановившись у хрустально-прозрачного ручейка, каскадом стекавшего с прибрежных скал, она почувствовала, что у нее за спиной стоит Хосмен.

– Я все еще жду ответа, – тихо проговорил он.

– Я… – Фиби не могла, не хотела выдавать тайны своего сердца этому человеку. В отчаянии девушка заломила руки.

– Что с вами, мисс, вы больны?

– Нет, я здорова, глаза твои бесстыжие, но я… разорена… уничтожена…

– Странно, – задумчиво протянул Алекс после долгой паузы. – Были б вы кобылой, он не дал бы за вас и цента, окажись вы загнанной. А так….. А, кажется, понял, что Кью имел в виду. Он, верно, думает, что его любимица, его совершенство лишилось девственности!

Фиби закрыла лицо ладонями. Прежде она еще не слышала, чтобы нечто подобное произносили вслух.

– Я абсолютно уверена, что именно так отец и думает, – прошептала она измученно.

Хосмен разразился гомерическим смехом. Девушку настолько изумила подобная реакция, что она, опустив руки, с удивлением уставилась на Алекса.

– Вам что, весело? – холодно поинтересовалась она.

– Минуту назад вам тоже было весело, – мужчина все еще смеялся. – Леди, в итоге больше всех пострадал я. Ни тебе выкупа, ни справедливости, да еще и обвинение в изнасиловании…

Фиби невольно вскрикнула, вновь упрекнув себя в глупости и недогадливости. Предположение отца теперь казалось вполне логичным. Ведь он видел похитителя, злодея с безумными глазами, напоминающего гунна или вождя викингов, способного лишь насиловать да грабить.

– Ну что? – спросил Алекс, успокоившись. – Что вы так на меня смотрите? О чем задумались, принцесса? – Об ордах викингов…

– О чем, о чем?

– Да так, ни о чем… Теперь у вас есть все основания меня отпустить. А мне придется постараться убедить отца, что вы никогда не посягали… – она не выдержала и отвернулась.

– И с чего бы вам теперь защищать мою честь?

Хосмен выглядел искренне пораженным. Фиби почувствовала его приближение, ощутив тепло его тела за спиной.

– Хотя, вряд ли он станет меня слушать. Я ведь теперь непригодна для брака.

– Что, все из-за того, что он считает… – Алекс снова рассмеялся. – Представьте себе, что я слышал о мужчинах, которым доставались жены-девственницы, но вообще-то это крайняя редкость.

– Нет, они достаются всем, – прошептала девушка. – И это бесспорный факт…

Хосмен не смог сдержать смешок.

– Это что, вас так учили в пансионе для благородных девиц?

Фиби чуть не поперхнулась.

– Поверить не могу, что я беседую с вами на подобные темы.

– Может, для Кросби это и важно, но нельзя судить о женщине, принимая в расчет одну лишь девственность… А может, Кью блефует, – Алекс ткнул пальцем в смятую телеграмму.

– Хотелось бы… – вздохнула девушка. – Мой отец всегда говорит то, что думает.

Она посмотрела на далекий горизонт. Линия, где небо сходилось с озерной гладью, казалась столь близкой, будто бы ее можно было коснуться рукой.

«Вы ее похитили. Вы теперь о ней и заботьтесь…»

«Словно о какой-нибудь кошке», – подумала Фиби. Теперь девушка окончательно запуталась и абсолютно не представляла, как действовать дальше. Всю жизнь отец был для нее прочным якорем. Без него чтобы ее удержало? Единственное, что Фиби знала теперь, что для нее нет места на этом диком мрачном острове.

– Нет никакого смысла держать меня здесь дальше, – сказала она Хосмену. – Я буду вам только лишней нахлебницей. К тому же вы теперь лишились последней надежды вернуть деньги, потраченные за мое похищение. Единственным выходом для вас будет отослать меня обратно в Ипсуич, причем незамедлительно.

– Но, похоже, мисс, вас там не ждут с распростертыми объятиями…

Девушка вспомнила Гвенду, сестру ее сердца. Гвенда, Сьюзи и даже Белинда защитили бы ее и поддержали и, быть может, заставили бы вновь поверить в себя.

– Там есть и другие люди, кроме моего отца, – ответила Фиби. – Так что пусть это вас не волнует.

– Поверьте, меня это точно не волнует. Девушка взглянула на Хосмена, пытаясь понять, о чем он думает. Взгляд Алекса был тверд и непреклонен. Но, как ей показалось, он впервые смотрел на нее, как на человека, а не на предмет торга или породистую кобылу.

– Пожалуйста, – вновь заговорила она, – давайте будем считать, что инцидент исчерпан. Я не буду преследовать вас по закону за то, что вы привезли меня на этот остров, а вы не будете считать меня ответственной за трагедию, причиной которой стала одна из компаний отца.

– Все не так просто. Отсюда суда до Ипсуича каждый день не ходят.

– Ничего, есть почтовый пакетбот. На нем я доберусь до большой земли, а там возьму экипаж или сяду на поезд. Неужели вы не понимаете, мистер Хосмен, что все кончено.

Только сейчас Фиби поняла, что отец фактически от нее отказался. Поначалу ее всхлипывания были беззвучны, как и ее боль, но затем девушка так разрыдалась, что даже видавшему виды Алексу Хосмену стало не по себе.

Он положил руку ей на плечо, едва сдерживаясь от порыва обнять эту хрупкую девушку, и неуклюже попытался утешить Фиби.

– Ну, не надо плакать, – повторял Алекс. – Не надо…

Она с трудом заставила себя успокоиться.

– Хорошо-хорошо, я больше никогда не буду плакать…

Скомкав телеграмму, Хосмен бросил ее на землю.

– Так, значит, вы утверждаете, что ваш отец не блефует. А это значит, что он всерьез верит в эту «непригодность для брака»…

– А вам какое дело? Вы же сказали, что вам все равно.

Как ни странно, Фиби вдруг почувствовала несказанное облегчение: ей не придется ни за кого выходить замуж. Разве не об этом она мечтала?!

– Как вы думаете, а не приложил ли к этому руку Саймон Кросби?

– Я понятия не имею, о чем сейчас думает Саймон… пожалуйста… – простонала девушка, почувствовав очередной приступ отчаяния. – Отпустите меня…

– Обратно в Ипсуич, – закончил за нее Алекс. – К любящему папочке:

– Да.

– Но почему, черт побери? Неужели вы не поняли смысла его послания?

– Да… но…

– И теперь вы хотите вернуться к этому сукину сыну? И вновь стать его дочкой?

– Я не могу перестать быть его дочерью лишь потому, что вы загнали меня на этот Богом забытый остров. – А вот мистер Кью считает, что вы запросто можете перестать ею быть.

Фиби почувствовала, что на глаза вновь наворачиваются непрошеные слезы.

– Мне нужно повидаться с ним, объяснить…

– Вероятно, вы это и так всю жизнь делалион ведь того не стоил!

– Вам ненавистна мысль, что я смогу пробить его?

– Он не заслуживает прощения.

– Он заслуживает прощения от меня. А того выбора вы мне не оставили, – сердито отрезала девушка. – С чего бы мне оставаться здесь с человеком, который меня ненавидит!

– Я вовсе не испытываю к вам ненависти, – опешил Алекс.

– Ха, вы не давали мне повода хотеть остаться с вами!

– Да вы и не должны этого хотеть. Вы же заложница!

– Которая не стоит и цента, и потому я прошу меня освободить.

Фиби одолела вдруг жуткая тоска по величественному покою залов и коридоров пансионамисс Олборн, по жизни, в которой единственной проблемой было решение, какое платье надеть к обеду – из голубой саржи или белого шелка. Но несмотря на эту тоску, теперь девушка уже не была прежней Фиби Кью. Больше подобные вещи уже не будут ее радовать. Она должна была найти что-то новое. Новую цель в жизни. А просто прячась на северном острове, достигнуть хотя бы малого было невозможным.

– Я хочу знать, что с моими друзьями.

– Вполне возможно, что они погибли, – сказал Алекс. – Судя по тому, что пишут газеты, в Ипсуиче пожар не удалось локализовать сразу, значительная часть города выгорела, и многие лишились своих домов, как вы, мисс.

– Как вы умудрились стать таким жестоким?

– Я просто констатирую факты.

– Тогда вы должны понять, что я жажду их увидеть. Я ведь здесь с ума схожу от неведения!

– Ну, это уже кое-что, – почти довольно буркнул Хосмен и, отвернувшись, пошел прочь, оставив девушку в одиночестве около стремительного ручья.

 

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

Фиби решила провести остаток этого времени года на острове Мей. «Это всего лишь несколько недель, – внушала она себе, пытаясь подавить все возрастающее отчаяние. – Всего лишь несколько недель, а затем я покину остров вместе с его обитателями. А оказавшись на большой земле, уж как-нибудь доберусь до Ипсуича». О том, что будет дальше, девушка предпочитала не думать.

Об отце Фиби старалась не вспоминать. Трудно было смириться с мыслью о том, что теперь она для него ничего не значит. Может, отец просто еще не отошел от потрясения после пожара? Конечно же, он ценил ее больше, нежели товар на брачном рынке. В конце концов, папа же любил ее?!

В памяти всплыли воспоминания далекого детства: отец сидел у ее кровати, когда Фиби была маленькой, и зажигал лампу, потому что девочка очень боялась темноты. А когда няня Макферсон сказала, чтобы он не баловал дочку, отец рассмеялся и сказал: «Да она же еще ребенок». И Фиби блаженно улыбалась под одеялом и засыпала, ощущая запах старой кожи и чернил.

Чтобы не сойти с ума, девушка решила выйти из добровольного заточения в хижине Алекса Хосмена и поподробнее познакомиться с уникальным сообществом обитавших на острове рыбаков и лесорубов. Майла Беккер и Лайза Вилсонс стали ее подругами. Женщины научили девушку вышивать гладью, а она в свою очередь открыла им секрет изготовления чрезвычайно модных сейчас в Ипсуиче дамских шляпок. Известие о том, что отец от нее отказался, сыграло в пользу Фиби. Теперь здешние сочувствовали девушке.

Чтобы отвлечься от мыслей о том, что отец отказался приехать за ней, Фиби стала наблюдать за жизнью поселенцев с всевозрастающим интересом. В развалюхе напротив дома Хосмена проживали сестры Макалистер, днем латавшие сети, а по вечерам вязавшие у печи толстые цветные свитера. Говорили они исключительно с шотландским акцентом, но никогда не забывали улыбнуться и очаровательно склонить голову, когда девушка проходила мимо.

А Дженни Линд и Камилла Голднес были двумя молодыми мамами, овдовевшими после взрыва. И пока их дети носились, как угорелые, по поселку, глаза матерей выражали такое отчаяние, что у Фиби сердце разрывалось от жалости к ним. Вообще-то ей дети нравились, но близко с ребятишками она никогда не общалась – это был еще один недостаток ее занятой ипсуичской жизни. Девушка всегда считала, что дети ее не касаются, хотя знала, что когда-нибудь придется стать матерью. Малышню ее круга всегда держали в частных детских садах и школах, и появлялись эти дети лишь в сопровождении своих родителей, вышколенные, словно дрессированные спаниели.

Сейчас на дороге стояли дети явно иного воспитания.

– Привет, – сказала Фиби, мило им улыбнувшись. Майла уже как-то сказала ей, что зовут их Пол и Бетти Линд. – Чем занимаетесь?

Девочка протянула потрепанного воздушного змея и, сделав удивленное лицо, пролепетала:

– Не летает…

– А папа знал, как заставить его летать, – перебил сестренку Пол.

– Папа ушел и больше не вернется, – подытожила сестра.

При этих словах девушка неожиданно ощутила прилив ненависти к своему отцу.

– Ну, в таком случае, мы должны сами заставить его полететь, – с улыбкой промолвила она, критически разглядывая бумажного змея. – Я знаю, что делать.

– Правда? – хором чуть ли не выкрикнули брат и сестра, а их детские личики засветились от счастья и предвкушения чуда.

– Само собой, когда мне было столько же, сколько вам, я запускала своего собственного воздушного змея в большом зеленом парке далеко отсюда.

Фиби не стала им объяснять, под каким бдительным присмотром проходили такие прогулки.

– Просто нужно побольше веревки и длинный красивый хвост.

– Хвост? – поднял в удивлении брови Пол, и девушка невольно рассмеялась, поняв, что мальчик имел в виду совершенно иную вещь.

– Пойдемте, – предложила она. – Нам надо будет дойти до торговой фактории.

Было столь необычайно и великолепно идти по колено в траве в компании этих двух милых ребятишек. В полутемном торговом зале Фиби взглянула Алексу в глаза и сказала:

– Нам нужна бечевка для воздушного змея.

Он даже не улыбнулся. Лицо молодого человека не выдало никаких эмоций, но моток бечевки Он все-таки ей дал и даже угостил детей конфетами.

Они пришили змею хвост из кусков разноцветной материи и опять пошли в поле. Девушка объясняла Бетти, что надо держать змея по ветру, в то время как она вместе с Полом бежала вперед, разматывая веревку.

– Пускай, – крикнула Фиби, и девочка отпустила змея. Тот сделал неловкий нырок, затем поймал воздушный поток и стал медленно набирать высоту. Дети приветствовали его радостными возгласами, высоко задрав головы, и ослепительно-голубое небо отражалось в их глазах.

Оставив ребят наедине с новым развлечением, девушка направилась к поселку в чрезвычайно хорошем настроении и окончательно решила, что без детей жить нельзя. Местная малышня была дика и жизнерадостна, как сама природа. Фиби пыталась вспомнить, была ли она такой в детстве, и с сожалением констатировала, что далее соскальзывания вниз по перилам лестницы на Харбор-стрит ее шалости не распространялись. Целая армия нянек, гувернанток и учителей сдерживала ее неуемные порывы. Порой девушка задавала себе вопрос: а как бы все было, если бы ее мама осталась жива? Запускали бы они вместе воздушного змея или собирали бы цветы? Была ли какая-нибудь разница?

Фиби загляделась на осеннее небо над островом Мей и на краткое мгновение вновь почувствовала, что мама ее все же любила. «Да, – решила она, – если бы мама была жива, то все, абсолютно все было бы иначе».

Девушке не хватало матери, ей нужен был кто-то близкий и искушенный в житейских делах, кто-то честный и откровенный, кто рассказал бы ей правду о том, что творится в девичьем сердце. Должна ли женщина отдаваться молча, пока ее муж пыхтит над нею? И должна ли жена терпеть такое из ночи в ночь?

Неудивительно, что никто и никогда не говорил с Фиби о подобных вещах. Неудивительно, что на малышей шикали, когда те спрашивали о том, как живут мужчины с женщинами, и об особенностях брачной жизни.

Иногда на девушку находила самая настоящая тоска. И тогда она думала, что есть в ней нечто беззащитное и нуждающееся в ласке, то, что заставляло Фиби хотеть, чтобы ею наслаждались и обнимали, чтобы не тяжело склонялись над ней, а любили по-настоящему… И как бы она порой ни старалась, это желание не покидало девушку. Временами Фиби размышляла, что ей бы понравилось стать чьей-то мамой. Неизвестно почему, но она считала, что из нее получилась бы хорошая мать. Старая, давно забытая боль стала куда острее, потому что теперь девушка потеряла еще и отца. Но слезы и избыточная жалость к самой себе не могли решить ни одну проблему.

Еще раз окинув взглядом поле, девушка вновь заметила детишек Линдов, возившихся со змеем, и не сдержала улыбки. Сейчас ей больше всего хотелось познакомиться с новыми людьми этого нового мира, а не предаваться мрачным мыслям о прошлом.

Робет О'Брайен, промышлявший рыбной ловлей вблизи побережья острова Мей, на протяжении последних 30 лет был единственным, кто не соблазнился на басни о блестящем будущем прииска Кью. Рыбы он ловил больше всех, имел свою собственную лодку и прежнему прибыльному делу изменять не собирался. Конечно, произошедшая трагедия затронула и его семью, но не нанесла столь глубоких ран, как потерявшим детей родителям, безутешным вдовам и сиротам. Жена О'Брайена и его дочь были заняты тем, что чистили и солили улов. Они явно не выказывали враждебности, и потому Фиби решилась к ним подойти.

Где-то в глубине души она радовалась сложившимся обстоятельствам, радовалась, что свободна и вольна в своих поступках. Порой ей приходила в голову мысль выучиться какому-нибудь ремеслу, познать, как другие обеспечивают свое существование.

День был ясным и холодным, а краски его столь яркими, что слепили глаза. Море отражало темно-голубое небо поздней осени, и даже за то короткое время, что девушка провела здесь, она успела заметить необратимые изменения в окружающей природе. Листья пожелтели и опали. Небо стало куда ниже, и дни короче, птицы собрались в стаи и полетели зимовать в дальние страны. Гладь моря стала свинцово-серой. На острове значительно похолодало.

Фабрика по переработке рыбы представляла собой строение из поросших мхом бревен и стояла прямо у причала. Таким образом рыбакам было проще выгружать улов.

Фиби подошла к причалу, когда лодка О'Брайена уже мерно покачивалась на швартовах. Жена рыбака Элис и его дочь Мэри уже подкатили тележку, чтобы забрать улов.

– Здравствуйте, мисс, – сказала Элис, завидев Фиби. – Вы уж простите меня, но я сейчас занята. Мы ждем большого улова.

Должно быть, у Роберта сегодня был удачный день. Рыбак вместе с братом причалил первым, и, похоже, их сети были полными.

– Я знаю, – ответила девушка, наблюдая, как плещется в сетях серебристая рыба… – Поэтому я и пришла сюда.

Элис резко повернулась к ней.

– Что вы хотите этим сказать?

– Просто я хочу помочь вам в работе и не жду, что вы мне за это заплатите, – выпалила она. – Я просто хочу здесь делать хоть что-то полезное.

– Это вовсе не работа для леди, – рявкнул на Фиби Роберт.

– Но ваша жена делает ее ежедневно, – парировала девушка.

– Да, но вы же не… – тут он поперхнулся.

– Я буду благодарна вам, если вы покажете мне, как все это делается.

Элис и Мэри жестом подозвали ее к себе.

– Вот вам бочка, полная рыбы. Вы ставите ее на тележку и катите на фабрику, а там выгружаете на конвейер. Потом мы покажем вам, как разделывать рыбу для дальнейшей транспортировки.

Фиби взялась руками за тележку и покатила к бревенчатому строению. Работа оказалась куда более тяжелой, нежели она могла себе представить. И на пороге фабрики девушка умудрилась опрокинуть тележку. В итоге все содержимое оказалось на полу. Серебристая форель забилась на затоптанных досках. Элис прошла через порог и выругалась с эмоциональностью, присущей ирландцам. Она взяла в руки большую деревянную лохань и протянула лопату Фиби.

– Неприятности случаются, – сказала женщина отнюдь не враждебно. – Давай-давай, загружай рыбу – и к столу.

Стиснув зубы, девушка взяла в руки лопату. Она недоумевала и не хотела знать, насколько сложнее окажется дальше.

Рыбаки и их жены приступили к работе. Мэри стояла как раз напротив Фиби и груды длинных серебристых форелей.

– Все делается вот так, – объясняла Мэри. Схватив рыбину в одну руку, она взяла остро отточенный нож в другую и в мгновение ока вскрыла брюхо форели. Девушка внимательно наблюдала за этим процессом и пыталась представить, что сможет сделать то же самое самостоятельно.

Мэри показала ей, как правильно потрошить рыбу, отложив рыбье сердце на край стола.

– Видите ли, – проговорила она, смущенно улыбнувшись, – малыши используют это в качестве наживки, когда удят на причале.

Маленькая девочка с беззубым ртом тот же час схватила скользкое сердце и выбежала на причал, чтобы побыстрее наживить его на крючок.

Фиби стало дурно, и она ощутила, что покрывается холодным потом. Мэри понимающе посмотрела на девушку.

– Точно так же выглядит моя мама, когда беременна.

Она почистила рыбу и бросила ее в стоящий на весах деревянный ящик.

– Как в ящик наберется сто фунтов, – продолжала объяснять Мэри, – мы кладем в него лед и забиваем крышку гвоздями. А потом отправляем рыбной компании в Хаддингтон.

Фиби невольно вздрогнула.

– А каким образом улов попадает в Хаддингтон?

– Обычно на пароходе, который идет из Стоун Бич. Он довольно далеко от поселка.

Еще неделю тому назад девушка в отчаянии искала этот Стоун Бич, чтобы добраться оттуда до Хаддингтона. Но сейчас у нее не было причин торопиться.

Мэри протянула ей нож ручкой вперед.

– Желаете почистить вашу первую рыбу? Подавив отвращение, Фиби взяла в руки нож.

– Пожалуй, мне понадобится помощь, – призналась она.

– Я вам помогу.

Девушка взяла одну из рыбин за хвост двумя пальцами – форель оказалась куда тяжелее, чем она предполагала. – Положите ее на бок и держите крепко-крепко, – посоветовала Мэри и схватила другую рыбу, показывая, как именно следует ее держать.

Фиби заставила себя сделать то же самое: на ощупь рыба была холодной и влажной. К тому же девушка сомневалась в том, мертво ли это существо. «Мертва, – заверила себя она. – Так же мертва, как и трют'о'бле, которое я заказывала в ресторане Ярвика на Эппл авеню».

К неимоверному ужасу Фиби, рыба забилась у нее в руках. Невольно вскрикнув, девушка отпрянула назад. Мэри молча взяла в руки деревянную киянку и ударила живучую форель по голове.

– Вот так, – сказала она. – Теперь она не рыпнется.

Фиби, следуя советам молодой поселянки, старалась больше не глядеть на эту рыбу. Она положила форель на стол и как следует прижала рукой, а затем попыталась вспороть ножом брюхо рыбины.

Но у нее ничего не получилось. Если в руках Мэри нож моментально распарывал рыбу, то Фиби сумела соскоблить лишь пару-тройку чешуек.

– Вы должны втыкать нож острием, – посоветовала девушке ее ровесница, у которой это занятие не вызывало никаких отрицательных эмоций, а действия были доведены до автоматизма. – Втыкайте его глубже.

Фиби подумала, что еще немного – и потеряет сознание.

– Глубже, – еле слышно прошептала она и сделала очередную попытку, потом еще одну и еще… На четвертый раз ей все-таки удалось проткнуть рыбье брюхо.

– Постарайтесь быть решительнее, – подсказала Мэри.

И пока поселянка говорила, нож Фиби сделал очень глубокий надрез, и она, наконец, нашла то, что искала: рыбьи потроха.

«Я могу это сделать, – внушала себе девушка, стиснув зубы. – Я должна выпотрошить эту рыбину». Правда, она не была уверена, зачем, но просто ей до крайности необходимо было это сделать.

– Никто из женщин не ведал, как работать на рыбообрабатывающем комбинате до этого лета, – сказала Мэри, словно читая мысли Фиби.

– И вы учились здесь после того, как заработала шахта? – спросила девушка.

Мэри молча кивнула в ответ, бросив в ящик обработанную рыбу.

– Мужчины-то отсюда сбежали. Горнорудная компания пообещала им очень большие деньги. Но они их так и не получили… И все из-за взрыва.

Некоторое время они работали молча. Вторую форель Фиби удалось обработать куда лучше. Однако при виде рыбьих внутренностей она вновь чуть не упала в обморок.

– Да нас всех от этого тошнит, – успокоила девушку Мэри. – Это ведь куда хуже, чем разделывать курицу.

Фиби не знала, как именно разделывают курицу, и потому промолчала.

Алекс был абсолютно уверен в том, что работа на рыбообрабатывающей фабрике окончательно поставит Фиби Кью на колени. Сам он в тот день мастерил новые полки для магазина, но все же то и дело справлялся насчет своей теперь уже квартирантки. Молодой человек ожидал, что она с минуты на минуту прибежит обратно, ужаснувшись своей первой в жизни грязной работы.

Но часы шли, а Фиби не возвращалась. В конце концов Хосмена разобрало любопытство, и он сам отправился в рыборазделочный цех. Дин Экель, рыбак, собиравшийся навсегда оставить промысел с наступлением зимы, сидел на бочке и со смаком курил свою трубку. И пока женщины работали за дощатыми столами, задавал все те же вопросы:

– Каков был сегодня ветер? На какой глубине лучше всего ловилась рыба?

Поначалу Алекс даже не признал Фиби. Она была в длинном кожаном переднике и высоких резиновых сапогах; голову девушка повязала платком. Ее руки были по локоть в крови от рыбьих потрохов, а лицо белее мела.

Совершенно внезапно, против своей воли Алекс ощутил нарастающую волну нежности к Фиби. «Жалость, – сказал он себе. Элементарная жалость, ну разве что смешанная с невольным восхищением». Он приволок из особняка миллионера в рыборазделочный цех острова Мей избалованную девчонку, а ей ничего… Другая на ее месте целый день лежала бы, свернувшись калачиком на кровати, да рыдала. Но эта девушка, похоже, собиралась доказать, что дочь Филиппа Кью ничего не страшится. Отец был явно недостоин любви такой дочери.

– Эй, Алекс, как дела? – спросил Дин с едва заметным норвежским акцентом.

Фиби быстро повернулась, но ничего не сказала и молча продолжила работу, словно не замечая Хосмена.

– Да вот, решил прикупить рыбку к ужину, – сказал Алекс, – похоже, вы сможете мне одну выделить.

– Какой разговор, – с хитрой усмешкой вымолвил Дин, взяв из его рук монету. – Выбирай.

Алекс специальновыбрал рыбу, которую только что почистила Фиби.

– Надеюсь, вы не успели с ней подружиться? – А к чему этот вопрос?

– Я к тому, что друзей на ужин не едят.

– Чтоб я хоть раз в жизни после этого взяла в рот рыбу! – с надрывом в голосе поклялась девушка.

– Все так поначалу говорят…

– Да нет, честное слово, я не буду есть рыбу, – она отвернулась, хватая очередную форель.

Рассмеявшись, Алекс побрел к торговой фактории.

Когда рабочий день кончился, Фиби ощущала себя настоящей победительницей. Она доказала, насколько все заблуждались, считая мисс Фиби Бартон Кью всего лишь избалованной дочерью аристократа, которая ничего не умеет и ничему не хочет учиться.

В покрытых рыбьей слизью сапогах, с растрепанными локонами и гневным выражением лица девушка вошла в жилище Алекса. Пушок приветствовал хозяйку с воистину собачьим восторгом.

– Я буду вам благодарен, если вы оставите эти сапоги во дворе, – пробурчал Хосмен, не отрываясь от конторских книг.

Фиби ничего не ответила, но повернулась к двери.

– Только повесьте их на заборе, а то в них заведутся черви.

Скрипнув зубами, девушка сняла сапоги.

Не такие уж и ужасные они были. Дин вылил на них целое ведро воды, прежде чем Фиби покинула цех. Конечно же, девушка и не надеялась, что Алекс встретит ее с распростертыми объятиями, но все же такта этому молодому человеку явно не хватало.

Вернувшись в дом, она застала Алекса по-прежнему погруженным в работу и с удивлением заметила на нем очки в золотой оправе. Сев у окна, Фиби сделала вид, что смотрит во двор, а сама украдкой наблюдала за Алексом, привлеченная его ученым видом. Нет, предположение отца о том, что Хосмен ее изнасиловал, не выдерживало никакой критики. Она даже никогда не интересовала Алекса как женщина! Хосмен считает ее избалованной коротышкой, а теперь ему за нее даже ломаного гроша не дают.

– Ну, и когда у нас будет готов ужин? – не отрываясь от работы, спросил Алекс.

– Что-что? – переспросила Фиби.

– Я спрашиваю, когда же у нас будет готов ужин? – повторил он.

Девушка была настолько потрясена, что даже не смогла рассердиться. С подчеркнутым спокойствием и выдержкой она ответила:

– Боюсь, я вас не понимаю. Почему вы решили, что я собираюсь сегодня вечером готовить для вас ужин?

– Но это вы решили, что можете найти себе место на этом острове, жить и работать, подобно остальным его обитателям.

Девушка только развела руками.

– Считаю, мой труд сегодня подтвердил это.

– Я не отрицаю, что вы вкалывали сегодня в этом рыбном цеху! – воскликнул Алекс. – Но с чего вы взяли, что работа ваша закончилась тогда, когда последний ящик был пересыпан льдом?

– Потому что рабочий день закончился!

– Вы что, и впрямь полагаете, что Элис и Мэри сейчас сидят дома, попивая шерри и закусывают монпансье? Для вас, быть может, все это игра, а для них – реальная суровая жизнь.

– А, теперь я, кажется, поняла. Моя подруга Сьюзи предостерегала меня насчет таких мужчин, как вы. Я должна была прислушаться к ее словам.

– Мужчин, как я?

– Да, таких мужчин, которые считают себя лучше, лишь потому, что родились на свет мужчинами. Мужчин, которые порабощают женщин, заставляя выполнять их свои прихоти.

– Леди, я вас ни к чему не принуждаю. Вы сами хороши…

– Что вы хотите этим сказать?

– Да вы носитесь здесь, как угорелая. Никто вас не просил что-то доказывать местным жителям. И поверьте мне, никто не собирается прощать вашего отца лишь потому, что вы оказались хорошей женщиной.

Глаза Фиби округлились от изумления.

– Мне просто надоело сидеть без дела на крыльце и молиться об освобождении…

Она выдержала паузу.

– Итак, вы считаете, что я оказалась хорошей?

– Неужели я сказал такое?

– Похоже, именно это вы и сказали.

В ответ Алекс лишь пожал печами, подрегулировал пламя в керосиновой лампе и продолжил работу. Контраст очков в золотой оправе с обветренным лицом этого дикаря неизвестно почему вызвал в душе Фиби какие-то нежные чувства. Бросив на Хосмена исполненный презрения взгляд, она наконец-то поняла, что от нее и впрямь не очень хорошо пахнет. Она мечтала сейчас содрать с себя заскорузлую одежду, нырнуть в ледяное озеро и больше никогда не всплывать. Быть может, там, в водных глубинах находится совершенно другой мир, тайная страна, где люди искренне заботятся друг о друге, где…

– Да вы на ногах не стоите, принцесса, – прервал ее размышления голос Алекса.

Девушка попыталась справиться с наваливавшейся дремотой.

– Я чувствую себя прекрасно, – парировала она. – Просто горю желанием переодеться во что-нибудь чистое.

– Жду, не дождусь.

Ничего не сказав, Фиби прошла в свою спальню и едва не споткнулась о цинковую ванну, стоявшую у печки. Из ванны поднимались клубы пара, и на мгновение девушка закрыла глаза, вдыхая пар, поднимавшийся от горячей воды. Раздевшись, она с наслаждением погрузилась в небольшую ванну, похожую на ту, которая была на «Лаки». Взяв в руки кусок мыла, девушка приступила к блаженной процедуре, напевая какую-то незамысловатую песенку.

Уже когда вода начала остывать, Фиби внезапно подумала: «А ведь это Хосмен приготовил мне ванну. Опять. И, черт побери, мне ведь опять придется его за это благодарить».

Она умылась, избавившись от неприятного запаха рыбы, выстирала одежду и вывесила ее сушиться.

– Так когда же у нас будет ужин?

«Ну, конечно же, – подумала девушка, а в животе у нее заурчало от голода. – И как это у него хватало совести требовать ужина от женщины, которая еле стоит на ногах после тяжелого рабочего дня?! Сейчас я ему устрою ужин!»

Алекс старался не замечать того, как тихо стало в соседней комнате.

– Вы там случайно в ванне не утонули? – в конце концов не выдержал он.

Ответа не последовало.

– Принцесса? Тишина.

– Мисс Кью?

Он снял очки и встал из-за стола.

– Фиби?

Впервые Алекс назвал ее по имени. Когда он вновь не услышал ответа, Алекс подошел к дверям комнаты и тихонько постучался и, немного подождав, приоткрыл дверь. В вечернем сумраке Хосмен поначалу не разглядел своей бывшей заложницы. Но потом он понял, что ворох тряпок и полотенец на кровати – спящая глубоким сном Фиби Кью.

Это зрелище потрясло Алекса до глубины души. Будучи все время начеку, девушка держалась от него на расстоянии, что вполне устраивало обоих. И вот теперь она здесь, живет в его доме, спит в кровати Кристиана, и он ума не может приложить, что же с ней теперь делать. Если верить Чарльзу Дарвину, эта девушка принадлежит к совершенно иному виду. И было бы противоестественно для нее бороться за жизнь в этом забытом Богом уголке планеты. И тем не менее именно так она и собиралась поступить. Быть может, ей просто стало скучно или же было необходимо любой ценой позабыть о том, как поступил с ней этот выродок, родной отец. Но как только остров ей как следует наскучит, мисс Кью с большим удовольствием отправится к папочке. И если б старый сукин сын понимал свою выгоду, он бы встретил дочь с распростертыми объятиями, не задавая ей глупых вопросов.

Еще одно полено полетело в печь, и из заслонки вырвался сноп огненных искр. Света на какое-то время в комнате стало больше, и Алекс успел разглядеть, что Фиби выстирала свою одежду.

Девушка вздохнула во сне и подогнула колени.

Хосмен решил не смотреть на нее, но все-таки не удержался. Конечно же, она была без одежды. Алекс видел ее округлое голое плечо, кожа казалась такой нежной. Маленькая изящная ножка выглядывала из-под покрывала. Прежде Алекс никогда не задумывался о женских ножках, но, залюбовавшись ногами Фиби, твердо решил, что многое упустил в этой жизни. Больше всего его потрясли нежные розовые пятки, совсем как у ребенка, и… покрытые розовым лаком ногти.

Молча глядя на спящую девушку, Хосмен вновь напомнил себе, что она – дочь Филиппа Кью. Ее растили, словно парниковую розу – хрупкую, прекрасную недотрогу, предназначенную лишь для того, чтобы на нее любовались. И тем не менее его, Алекса, почему-то неудержимо влекло к Фиби. «Ерунда, – резко оборвал он себя. – Похоже, пора уже посетить Сторм Бей, где знакомая вдовушка всегда готова разделить со мной пару ночей». Но Алекс должен был признать, что вдовушка ему бы уже не помогла, как и шлюхи из салуна в Литтлнесте, которые были особенно приветливы зимой. Нет, его нынешние желания сконцентрировались на одной женщине, прежде столь ненавистной ему Фиби Кью.

Эта девушка продолжала удивлять Алекса. Каждый раз, когда Хосмен ожидал, что она окончательно сломается и падет духом, Фиби расправляла плечи и мужественно встречала очередное испытание судьбы.

Ему было куда проще презирать дочь Кью, пока она не стала частью местного сообщества. И Алексу было куда легче, пока он не увидел ее обнаженную, спящую крепким сном после тяжелого рабочего дня.

Тяжелые мысли снедали молодого человека, пока он выливал воду из ванны и стряпал себе скудный ужин. Он пытался изо всех сил сопротивляться пробуждающимся чувствам по отношению к этой женщине, но, по-видимому, тщетно.

 

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

Случилось невероятное – Фиби и впрямь стала своей в маленьком работящем поселке. Она даже представить себе не могла, что так быстро научится чистить и пересыпать льдом уложенную в ящики форель, баюкать младенцев и печь хлеб. Кроме того, девушка выполняла всю бумажную работу для полуграмотных рыбаков.

Прежде Фиби воспитывали в уверенности, что за всю жизнь ей не придется проработать и дня. Однако пребывание на острове Мей полностью перевернуло ее представление о жизни. Здесь, на острове, женщины вкалывали побольше мужчин. Здесь девушке пришлось самой думать, принимать самостоятельные решения и в конце концов получать радость от сделанного. Фиби обрела утешение в труде и обнаружила в своей душе стремление сблизиться с островитянами.

Дженни Линд научила ее вязать, и в благодарность за это девушка сшила Дженни и ее дочке Бетти очень модные чепчики. Элис открыла ей не меньше сотни рецептов приготовления блюд из рыбы, показала, как коптить и жарить на березовых дровах. Деревенские дети научили многим играм и смешили до слез.

Фиби все больше привыкала к размеренному ритму местной жизни. Она стала просыпаться с первыми петухами, привыкла к запаху дыма и горячего хлеба, который каждое утро доставали из печей. Научилась прислушиваться к голосам играющей ребятни.

В ту ночь, когда Грозный Рик вернулся с большой земли, в поселке был устроен песенный праздник у костра. Ричард восседал на бревне, подобно королю перед своими подданными. Он покуривал трубочку и с удовольствием делился последними сплетнями. Майлиус поведал о том, как чуть не утонул в Красной гавани и как видел в Сторм Бей медведя шатуна.

Фиби смотрела на него, сидя на бревне и обхватив колени руками. На детских лицах играли отблески костра, а глаза ребятни сияли, подобно звездам. «Как, должно быть, здорово вырасти здесь, – думала она, – быть свободным, как сама природа, трудолюбивым и окруженным людьми, которые действительно заботятся друг о друге».

Прежде чем началось пение, дети попросили, чтобы Грозный Рик рассказал еще одну историю, но тот лишь рукой отмахнулся:

– Мое красноречие на сегодняшний вечер иссякло, – подытожил он.

– А как же насчет истории о Томе и Полин Холл? – безжалостно предложил Дин.

– Том Холл, – завизжали детишки, хотя наверняка уже слышали этот рассказ не один раз, потому как и Фиби он тоже был известен.

– Том Холл так Том Холл, – обреченно согласился Ричард и начал рассказ. – Тридцать лет тому назад молодоженов Холл послали на зиму присмотреть за медным прииском. Но тот, кто их нанял, обещанных припасов не прислал, и потому Том и Полин оказались брошенными на безлюдном оледеневшем острове. Том умер с голоду, несмотря на то, что Полин поила его своим чаем из коры деревьев и давала есть кожу от ботинок.

Будучи не в силах закопать своего мужа в промерзший грунт, Полин решила не бросать труп на снегу на растерзание хищникам. А потому она оставила его в их хижине и порой к нему наведывалась, а сама построила себе новую лачугу, где и грелась у разведенного костерка. Так, в полудреме, у огня Полин постепенно умирала с голоду, борясь одновременно с ужасным искушением сварить суп из своего собственного супруга.

Прибывшие по весне на остров шахтеры обнаружили совершенно седую, сумасшедшую, но тем не менее живую женщину.

Даже самые шумные дети, слушая эту историю, притихли.

Чтобы развеять мрачное впечатление, начали петь. Фиби научила людей исполнению популярной в Ипсуиче песенки, и теперь островитяне аккуратно выводили припев.

Краем глаза девушка заметила пастора Беккера, подошедшего к своей жене сзади и поцеловавшего ее в ухо. Майла громко рассмеялась. «Для некоторых любовь – так просто, подумала про себя Фиби». Ей хотелось поговорить об этом, да только не с кем было…

Хоть она и жила в непристойной близости от Хосмена, он был от нее дальше звезд. Алекс являлся живым подтверждением того, что некоторые раны никогда не заживают. Утрата Кристиана жгла молодого человека каленым железом. Ежедневно девушка сталкивалась с его обвиняющим взглядом, и этот взгляд становился все мрачнее и мрачнее с каждым разом, как кто-то на острове признавал ее равной, благодарил или смеялся вместе с ней. И его неодобрение еще решительнее настроило Фиби доказать, что она вовсе не испорченная и избалованная пустышка, а полноценная личность.

Извинившись, девушка покинула собравшихся на лугу людей. Вечерний ветер пронизывал до костей. Зима обещала быть суровой и холодной.

Как-то вечером, когда за окном бушевал ледяной ветер, Фиби решила приготовить ужин, чтобы доказать Алексу Хосмену, что она вовсе не та женщина, которая не знает, как взять в руки раскаленный кофейник. Надев старый передник, она растопила печь до необходимой, по ее мнению, температуры, затем положила две картофелины в горшок с водой и разогрела сковороду для рыбы.

Фиби подумала, что в этом нет ничего трудного, глядя, как закипает вода в горшке. Хотя она не представляла, что делать дальше. Девушка накрыла на стол. Дома эту процедуру обычно выполнял слуга, а иногда даже несколько, накрывавших праздничный стол лиможским фарфором, ирландским хрусталем и флорентийскими тарелками. Конечно же, у Хосмена пришлось иметь дело с потрескавшимися эмалированными тарелками, кривыми вилками и ложками.

Убедившись, что под рукой есть толстое полотенце, чтобы взять горячую сковороду, Фиби стала жарить форель. Рыбий жир вскипел, расплескивая обжигающие брызги. Вскрикнув, девушка отпрянула назад. Сковорода в печи тут же вспыхнула алым пламенем. И в этот момент в дом вошел Алекс Хосмен.

Молодой человек бросился к пылающей посуде, но Фиби опередила его, плеснув горячей воды из-под картошки в печь.

– Не смей этого делать! – закричал Алекс. Через секунду девушка поняла, почему – горячий жир при добавлении воды горел еще лучше.

Громко ругаясь, Хосмен схватил сковороду и выбежал во двор. Спустя некоторое время он вернулся, протянув ей то, что осталось от рыбы.

– Я так понимаю, что ужин готов…

– Это рыба по-шотландски – с гордым видом произнесла девушка. – Новый рецепт.

Затем она выложила картофелины на тарелки, а Алекс тем временем соскреб ножом угли с форели и удалил кости. Удивительно, но внутри рыба оказалась вполне съедобной.

Они ужинали в сравнительно дружественном молчании. Благодарить Хосмен ее не стал, но съел все без остатка, за что девушка была ему крайне признательна.

– Куда это вы уставились? – спросил Алекс, заметив ее странный взгляд в никуда.

– Да вот, задумалась…

– О чем?

– О том, что сегодня я впервые накормила кого-то ужином… Раньше мне никогда не приходилось этим заниматься…

– Я уже это понял.

– И ничегошеньки в этом трудного не было. Ведь в этом есть что-то элементарное…

Застеснявшись собственных слов, Фиби густо покраснела и отвернулась.

Алекс с довольным видом откинулся на стуле и, скрестив руки на груди, проговорил:

– Вы можете кормить меня, когда вам заблагорассудится, принцесса.

Она вскочила из-за стола, покраснев еще сильнее.

– Я еще должна вымыть тарелки… Фиби чувствовала пронизывающий взгляд Хосмена все время, пока мыла посуду.

– Неужели вы не можете не нервничать? – спросил Алекс.

– Да я спокойна. – Ну и хорошо.

Девушка молча вытирала тарелки и ложки, невольно прислушиваясь к грохоту кочерги, – это Алекс бросил очередное полено в печь.

– Зимняя эвакуация начнется через два дня, – неожиданно объявил он. – В некоторых гаванях уже штормит.

«Зимняя эвакуация, – подумала Фиби. – Обитатели острова Мей оставят его, чтобы вернуться весной, растопить печи и возродить жизнь в поселке. Но не я. Я наконец-то вернусь в цивилизованный мир, обратно в…» Мысли внезапно смешались. С того самого момента, как Хосмен похитил ее, девушка только и думала о побеге и ни о чем другом, кроме как вернуться к прежней жизни. А теперь она даже не была уверена, что хочет этого возвращения. Ведь Ипсуич сильно пострадал от пожара, в огне погиб шикарный особняк отца. Кроме того, отец официально заявил, что Фиби ему не нужна.

Саймон, судя по всему, тоже не захотел принять на себя заботу о своей невесте. Как ни странно, но последняя мысль согревала девушку.

– Вы хоть слышали, что я сказал?! – прервал ее размышления голос Алекса. – Народ довольно скоро покинет этот остров на зиму…

– Я прекрасно вас слышала.

– Похоже, вы не любительница новостей.

– Я знала, что это рано или поздно случится. Вчера вот шел снег. И уже несколько дней все пакуют вещи.

Фиби расставила тарелки по местам.

– Бьюсь об заклад, что Грозный Рик захочет поднять якорь, как только погода наладится.

– Именно так и проходит эвакуация, на пароходе Грозного Рика? – поинтересовалась она.

– Да, на «Лаки», парочке пакетботов да одной шхуне. Как только погода наладится, весь этот флот возьмет курс на Данбар или Литтлнест.

Наконец девушка повернулась к Хосмену.

– А что потом?

– Большинство местных будет зимовать у родни и друзей, ну а холостякам можно будет снять комнаты в городе, наняться на работу на верфи или пивоварни Лестера.

Фиби поджала губы. Алекс сам спровоцировал ее вопрос.

– Нет, я имела в виду, что ожидает там лично меня? Я просто представить себе не могу, каким образом вы будете удерживать меня в заложницах там?

Хосмен стукнул кулаком по столу.

– Ну, если вам угодно знать, я по-любому буду вас удерживать.

Не сдержавшись, девушка дала выход своей ярости:– Ваш план провалился, потому что я больше не нужна своему отцу. И тем не менее я делала все, чтобы смириться с вами. Мне понятна глубина вашей утраты. Мое сердце разрывается от скорби. Я предложила вам, чтоб отец выплатил компенсации всем пострадавшим, обещала не возбуждать против вас уголовного дела. Я работала здесь как проклятая, пока мои руки не превратились черт знает во что! Что вы еще от меня хотите?

Взгляд Хосмена на мгновение просветлел. Но Фиби решила, что ей это просто показалось.

– Просто будьте готовы отправиться в плавание, как только погода наладится, – спокойно произнес он.

– Мне кажется, я заслужила знать, что именно меня ждет.

– Узнаете, когда доберемся до места, – отрезал Алекс.

– Ну что ж, если я отправляюсь в путешествие, – фыркнула девушка, то должна смастерить себе новую модную шляпку.

 

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

Рассвет дня эвакуации с острова оказался солнечным, ясным и холодным. Водная гладь более всего напоминала хорошо отполированное зеркало. Невидимый дух срочности пронизывал воздух, поскольку холодный сезон наступал быстрее, чем кто-либо мог предположить. Снег уже покрыл землю, а около причала образовалась тонкая корка льда. Обледенелые скалы сверкали на солнце, подобно хрусталю. На западе уже собирались черные тучи. Дин Экель клялся, что чувствует близкое приближение пурги, и потому шкиперы решили твердо взять курс на Данбар и не рисковать более продолжительным плаванием в Хаддингтон.

Фиби надела только что сделанный бархатный чепец, аккуратно завязав его у подбородка. Самодельная вещица, конечно, очень сильно закрывала лицо и волосы, но теперь менять фасон было уже поздно. Девушка натянула свою единственную пару перчаток и вывела во двор Пушка. Пока она возилась с пуговицами на перчатках, Алекс уже вышел из магазина, а собака, визжа от радости, путалась у нее под ногами.

– Мы отплываем через час, – сказал Хосмен. – Пожалуйста, не отходите далеко от причала.

– Да я даже со двора не выйду, пока не застегну эти проклятые перчатки.

Помедлив немного, он предложил:

– Дайте-ка мне свою руку. Отказывать было глупо, и, скрывая нервозность, девушка протянула мужчине руку. Его огромные пальцы боролись с крохотными перламутровыми пуговичками.

– Вообще непонятно, зачем вам на перчатках еще и пуговицы, – проворчал он, стараясь попасть в петельки. – Можно подумать, что они свалятся, если вы не застегнете все эти пуговицы.

– Это просто такая мода, – ответила Фиби. – И вы ничего не понимаете в подобных вещах.

– И никогда не буду, – буркнул Алекс, покончив с первой перчаткой и принимаясь за вторую. Когда Хосмен коснулся ее, сердце девушки нежданно забилось чаще.

– Да у вас рука трясется, – заметил он. -Успокойтесь.

– Ничего она не трясется.

– Еще как трясется, – он вытянул ее руку, чтобы Фиби сама в этом убедилась.

– Ну, это просто от холода, – вышла из положения девушка, втягивая голову в плечи. -Нет уж, лучше я пойду к Майле, и она застегнет мне эту перчатку, не делая глупых замечаний.

– Ну и слава Богу!

Девушка хлопнула в ладоши, привлекая внимание Пушка, и они вышли, скрипнув калиткой. Собака побежала по замерзшей дороге, принюхиваясь к незнакомым запахам.

– Эй, принцесса, – крикнул ей вслед Алекс.

– Что? – ответила Фиби, демонстрируя всем своим видом, что очень торопится.

– Смотрите, не опоздайте на посадку на борт «Лаки»! Если прозеваете эвакуацию, вам придется провести на острове всю зиму. Вы же не хотите, чтобы с вами случилось то, что произошло с женой Тома Холла?!

Девушка поежилась.

– Все же это лучше, чем закончить свою жизнь, как Том Холл!

Когда она шла по главной улице безымянного поселка, то ощутила внезапную грусть. Больше она никогда в жизни не увидит этих мест, не увидит, как над бескрайней гладью моря восходит солнце. Не услышит ветра, завывающего в высоких кронах сосен, не услышит шума волн, бьющих о скалистый берег, больше никогда уже не встретит людей вроде Дина Экеля и уж точно не станет зарабатывать себе на жизнь обработкой форели.

Она больше никогда не будет наблюдать, как здешние детишки запускают змея, не будет собирать вместе с ними разноцветные камешки в быстрых ручьях, не будет баюкать младенца Камиллы, а потом пить чай с этой молодой мамой.

Никогда уже больше этого не будет.

Видя, какой переполох царит у причала, Фиби подумала, что сейчас Дин чувствует то же самое. Он тоже навсегда покидал Мей. Две ночи тому назад на званом ужине Дин встал и торжественно объявил, что уходит на пенсию. После того как прорыбачил пятьдесят лет, он решил обосноваться в собственной небольшой хижине в Шотландии, где сможет спокойно сидеть у печи и покуривать свою трубку. Наконец у него появится возможность перечитать все книги, собранные за время жизни.

Дин говорил, что уходит на покой со слезами на глазах, потому что любил этот остров. Другие тоже плакали, потому что Дин Экель считался здесь непоколебимой скалой, центром, надежным причалом, вокруг которого вращалась вся жизнь поселка. Вчера он пошел с Фиби на прогулку и показал ей быстрый, искрящийся на солнце ручей, дно которого было усыпано самым великолепным агатом, какой когда-либо девушке приходилось видеть. Теперь ей хотелось взять несколько этих блестящих камешков с собой на память.

Когда Фиби спустилась к причалу, то поняла, что Хосмен не преувеличивал, когда говорил, что весь поселок готовится к эвакуации. Суда были загружены под завязку скарбом переселенцев. Люди увозили с собой даже железные печки. «Господи, – пронеслось в голове у девушки, – как же они бедны. Надо будет обязательно договориться о компенсациях».

Жизнь на острове Мей научила ее многому. Раньше Фиби была беспомощным листком, дрожащим под порывами отцовских амбиций.

Но теперь она точно знала, что обладает собственной волей и будет слушаться голоса своего сердца, а не отцовских советов.

Когда девушка шла вдоль причала с бежавшим рядом Пушком, с востока подул сильный ветер. Она поздоровалась с Бирксами и Голднесами и в последний раз обняла младенца Камиллы Голднес.

Подойдя к стоявшему у причала «Лаки», Фиби увидела на борту парохода улыбающегося Ричарда Майлиуса.

– Ах, мисс, – приветствовал он ее. – А я – то вас поначалу не признал.

– Неужели я так изменилась?

– О да, теперь вы не плачете. Девушка рассмеялась.

– Неужели я так много ревела?

– Ну, нет, – добродушно усмехнулся Грозный Рик.

– Да, – одновременно с ним сказал Хосмен, голова которого показалась из люка машинного отделения. – Но мы терпели вас из-за цвета ваших прекрасных волос.

– Очень смешно, – недовольно поморщилась Фиби и, прикрыв ладонью глаза, в последний раз полюбовалась на обледенелые скалы.

Пушок уже прыгнул на пароход и как бешеный восторженно носился на палубе, а Грозный Рик тем временем катил к трюму очередную бочку. Вдруг крышка бочки отвалилась. Перепуганная девушка инстинктивно отскочила в сторону.

Ричард изверг целый поток ругательств, в то время как содержимое бочки растеклось по всей палубе. Пес, заскулив, попятился к рубке. В воздухе стояла ужасающая вонь.

– О, Боже, – прошептала Фиби. – Что это?

– Рыбий жир, – с отвращением сплюнул Алекс, вновь показавшийся в отверстии люка.

– Проклятье! – Грозный Рик наблюдал, как жидкость залила его сапоги. – Какой осел закрывал эту бочку?!

Девушка уже было собралась подняться по трапу на борт парохода, но Алекс жестом приказал ей этого не делать.

– Мы уж тут сами как-нибудь уберем. Не хватало еще, чтобы все мы потом были в этой дряни.

Рукой он указал на судно «Кинг», стоявшее на другом конце причала.

– Вам лучше отправиться на большую землю в компании О'Брайенов и Беккеров.

Плавание вне общества Хосмена вообще-то должно было быть приятным для Фиби. Девушка вспомнила, что ее главной целью являлся побег от этого человека. Но теперь это показалось ей полным абсурдом.

– Хорошо, – ответила она.

Алекс рассеянно кивнул и помахал ей рукой. Он уже драил палубу старой серой шваброй. Фиби отправилась на «Кинг», рассказав там о происшествии. И пока мужчины смеялись над пролитым жиром, Майла со светлой улыбкой смотрела на девушку.

– Последний день на острове? – спросила она.

– Пожалуй… По крайней мере, для меня и Дина.

– Да мы уж много лет пытались избавиться от этого старого мошенника, – бросил через плечо занятый погрузкой Роберт О'Брайен. – Надо было оставить его здесь, чтоб он замерз насмерть.

Дин сухо рассмеялся.

– Тогда тебе не над кем было бы подтрунивать, Роберт. Да и потом, существует много способов, чтобы не замерзнуть, – сказал Дин, обращаясь к Фиби.

– Сейчас последует очередная байка, – предупредил ее Бен Беккер.

– Слышал я историю, как два человека заблудились в пургу. Они уже наполовину замерзли, когда им посчастливилось убить оленя. Они его выпотрошили, а сами залезли в тушу.

– Вот видите, что я вам говорил? Краснобай… – перебил его Роберт, поднимая якорь.

– А может быть, то был не олень, а карибу?

– Может, этого вообще не было?

– А мне вот рассказывали, что эти двое были раздеты догола и согревали друг друга телами внутри этой туши.

Дин и Роберт разразились хохотом.

– Я б лучше умер, – подытожил Дин. Фиби густо покраснела, но смеялась вместе со всеми.

– Вы прямо такая леди, – восхищенно заметила Майла, разглядывая чепец девушки. – Ах, как бы и я хотела идти в ногу с модой.

Фиби была поражена, что простая смиренная Майла хочет быть похожей на нее. У этой женщины были муж и сын, которые обожали ее.

– Подождите, у меня кое-что для вас есть… И когда девушка стала развязывать головной убор, Майла запротестовала:

– Нет-нет, ни за что!

– Нет, вы должны принять мой подарок, иначе я обижусь.

Фиби удивилась твердости своего голоса. Она совершенно изменилась, стала самоуверенной и даже властной. Сняв малиновый чепец, она буквально заставила Майлу снять свой, простенький, из серой шерсти.

– Ну вот мы и квиты. Я теперь буду в тепле, а вы станете настоящей модницей.

– Спасибо, эта вещь у меня будет самой любимой, – обняла ее Майла.

Честно говоря, малиновый цвет как нельзя шел к волнистым светлым волосам Майлы и ее бледному лицу, столь характерному для северянок. Она повернулась к старому Дину, тихонько сидевшему в сторонке со своей любимой трубкой в зубах. Сморщенной рукой он нервно перебирал висевшее на шее ожерелье из медвежьих клыков.

– Да ты прямо красавица, Майла, – вымолвил он рассеянно.

Было видно, что сейчас его голова занята совершенно иным. Глаза старика обесцветили многочисленные бури и шторма. На этом острове он был рыбаком, а кем станет на большой земле?…

Конечно, это был довольно смелый шаг – начать новую жизнь. Но и для Фиби, и для Дина шаг этот был вынужденным. Девушке было его жалко, потому что выглядел старый рыбак потерянным и отчаявшимся.

– Как вы собираетесь проводить время в Шотландии? – спросила она, пытаясь отвлечь Дина от мрачных мыслей.

– Буду делать то же самое, что делал каждую зиму. Сидеть у печи, курить трубку, читать. Может, сыграю пару партий в кости с каким-нибудь другим старым рыбаком, и попутно будем травить с ним байки о славных былых днях.

– Звучит не так уж плохо.

– Да, это будет похоже на зиму, да только зима эта станет бесконечной.

– Но…

Дин внезапно встал, снял с шеи ожерелье и бросил его в воду. Фиби ахнула, когда оно скрылось под водой.

– О, Дин! – воскликнула девушка пораженно. – Ваше ожерелье…

– Оно больше не мое, – ответил рыбак безразличным тоном. – Оно принадлежит морю. Рано или поздно, но море свое возьмет.

Ей не понравилась подобная безнадежность в мужчине, которым она прежде так восхищалась.

Роберт О'Брайен тяжело вздохнул.

– Бог запрещает тебе покинуть остров без подарка на память, Дин, – сказал он и, достав невод, бросил его за борт. Все с интересом переглянулись и стали ждать, что будет дальше. Майла Беккер сказала, что у нее хорошее предчувствие, и не ошиблась.

Через несколько минут О'Брайену удалось выудить ожерелье, и он протянул его старику. Лицо Дина расплылось в улыбке.

– Ты заслужил бутылочку шнапса, – заявил старик.

– А как же ты, Фиби? – спросила Майла. – Какой подарок на память об острове ты везешь с собой на большую землю?

– Я как-то об этом не подумала… Девушка удивилась самой себе. Прежде она была так сентиментальна и всегда хотела иметь какую-то вещь на память о тех местах, где побывала. Инстинктивно рука потянулась к шее, и тут Фиби вспомнила, что Хосмен отослал столь дорогой ей медальон отцу.

Подарок на память… Быть может, ей и впрямь стоит взять с собой с этого острова что-нибудь. А то через много лет никто и не поверит, что с ней могло произойти такое…

Девушка знала, чего ей сейчас хотелось больше всего. Она видела это вчера, когда гуляла с Дином.

– Ты права, – сказала она Майле. – Я должна прихватить с собой что-то на память. Я вернусь буквально через несколько минут.

– Да мы уже отчаливаем, – заворчал Роберт О'Брайен.

– А я решила плыть на «Лаки», – ответила Фиби, обрекая себя на суровое плавание на палубе, скользкой от рыбьего жира, но все же признавая, что хочет провести это плавание в компании Алекса и Грозного Рика.

– Все нормально. Боюсь, мой пес там без меня с ума сходит.

– Ну что ж, тогда до встречи на большой земле, – сказал Бен Беккер.

Подобрав юбки и завязав потуже колкий шерстяной чепец Майлы, девушка спустилась на пристань. А потом со всех ног побежала к тому быстрому ручейку, что вчера ей показывал Дин.

На бегу она ощутила небывалую свободу. Да, она, несомненно, будет тосковать по гордому великолепию этих диких мест. И, быть может, настанет день, когда она вернется сюда, но не как заложница, а как долгожданный гость. Фиби уже решила, как поступит дальше: добьется от отца финансовой компенсации пострадавшим, даже если ради этого ей придется судиться с ним, и лично доставит деньги весной на остров.

Продираясь сквозь густые лесные заросли, девушка наконец-то вышла к ручейку. По краям он уже был подернут ледяной коркой, а под журчащей, чистой, как слеза, водой, сверкали агаты.

Фиби расстегнула пуговицы на одной из перчаток и стянула ее с руки. Затем, подобрав юбки, она склонилась над ручьем, чтобы набрать мелких гладких камешков. Вода была до ужаса холодной, а камни покрыты льдом, и к тому времени, когда девушка выловила десятый камень, ее пальцы окончательно онемели. Фиби знала, что ей следует поторопиться, но другой такой возможности у нее уже не будет. Самые красивые камни лежали на середине ручья. Девушка потянулась за одним и, потеряв равновесие, упала в ледяную воду. От шока у нее перехватило дыхание. Фиби не смогла даже закричать. Собрав последние силы, она выбралась из ручья и побежала к берегу. Голова гудела от удара. Проклиная себя за неуклюжесть, девушка представляла, как Алекс и Грозный Рик будут снова подтрунивать над ней. Когда воздух разрезал пароходный гудок, Фиби поняла, что ей следует бежать быстрее: она и так уже потеряла слишком много времени.

 

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

– Теперь палуба, как каток, – проворчал Алекс, когда они вышли из гавани.

Хосмену пришлось кричать, чтобы заглушить безумный лай пса Фиби.

– Ну это ж не моя была идея – нагрузить пароход бочками с рыбьим жиром, – оправдывался Грозный Рик. – Ты все это устроил. Черт подери! Теперь мне придется полгода отдраивать палубу.

– Не волнуйся, я сам все уберу. – Алекс возил по рыбьему жиру ветхой шваброй.

– В будущем тебе работать не придется, – изрек Грозный Рик. – Если наша дорогая мисс надавит на своего папашу, как обещала, все мы станем богатыми, как короли!

– Кью не станет платить за нее выкупа. Он известный скряга, этот старый придурок за нею даже корабля не послал! И с чего ты взял, Ричард, что она получит от него хотя бы медный грош?

– Он все поймет… Скорее всего, мистер Кью уже осознал, что дочка не виновата в случившемся.

– Да у него уже предостаточно было времени, чтобы понять, что в случившемся виноват только я, что, в общем-то, сущая правда.

Вся эта история оставила в душе у Алекса неприятный осадок. Ведь он взял Фиби в заложницы, не подумав, как это может отразиться на ее будущем.

– Ну так где ж тогда этот чертов Кью? – Грозный Рик не отрывал глаз от чернеющего горизонта.

– Ему необходимо время. Ричард откашлялся.

– Мне-то ты можешь открыться, Алекс. Ты наверняка уже спишь с ней?

На мгновение Алекс лишился дара речи.

– Да как тебе такое могло прийти в голову, старый осел?!

– Просто я вижу, как ты порой на нее засматриваешься… Да и потом, я же не слепой, вижу, как она на тебя смотрит…

– Ты абсолютно не прав, – ответил Алекс, почувствовав, как бешено забилось сердце.

Ричард скептически посмотрел на своего молодого друга.

– Ну и потом, у нее определенные симптомы… ну, в общем, ты сам понимаешь…

– Какие еще симптомы?

– Видишь ли, она очень быстро устает… ее тошнит… Просто я подумал, что она уже того…

«Фиби? – мысль показалась Алексу невероятной. – Беременна?»

– Ты не прав, Ричард… Просто у нее такая деликатная конституция. Она явно была не приспособлена к той жизни, которую мы ей устроили…

– Тогда, может быть, виноват тот жених, о котором она упоминала? – предположил Грозный Рик.

«Нет, – сомневаясь, подумал Хосмен, – просто она была слишком хрупка и не знала этого жестокого мира». И куда она сейчас плыла? Что может сделать такой человек, как Кью, с вернувшейся обесчещенной дочерью? Алекс надеялся на то, что Грозный Рик прав, и Кью, в конце концов, сменит гнев на милость. Сукин сын не заслуживал ее, но Фиби то его любила. И к тому же он ее отец. Мужчина припомнил, как пару раз высек Кристиана: первый раз, когда мальчик отправился на утлой лодочке в Большую гавань и двое суток отсутствовал дома, а второй раз, когда тот выпил полпинты крепкого виски и наблевал на пол. Алекс всегда приходил в ярость от подобных выходок… но он все время прощал мальчика. И так поступал бы любой отец.

Но все было так лишь до их последней ссоры. Алекс запретил Кристиану работать на руднике. Прекрасное лицо мальчика помрачнело, и он убежал из дома, твердо решив начать собственную независимую жизнь. Он хотел доказать ему и Гилберту, что ни от кого не зависит. Ему предложили место на шахте и зарплату, вдвое превышавшую то, что он зарабатывал рыбным промыслом. Кристиан и Алекс расстались в тот день врагами, и возможности помириться им больше уже не представилось… Он потерял и сына, и брата.

Филиппу Кью был преподан куда более жестокий урок, чтобы простить свою дочь.

Погруженный в мрачные размышления, Хосмен смотрел на глупую дворняжку, метавшуюся по палубе и громко лаявшую в сторону исчезающего острова. Конечно, он и Пушок терпели друг друга, но лишь благодаря присутствию Фиби. Пес никогда не расставался с девушкой. Вот почему он был так расстроен, оказавшись на борту «Лаки», в то время как Фиби уплывала на «Кинге». С трудом сдерживая равновесие на скользкой палубе, Алекс взял подзорную трубу Грозного Рика и взобрался на мостик. «Кинг», «Дрим» и «Виктория» были уже далеко впереди. Парусные суда двигались куда быстрее парохода – им помогали порывы сильного зимнего ветра.

«Как бы не началась буря», – подумал Хосмен, глядя на почерневшее к западу небо. Тяжелые низкие тучи предвещали скорый снегопад.

К ночи весь остров Мей уже наверняка будет покрыт снегом, а его гавани станут недоступными для кораблей. Через несколько дней остров погрузится в долгую зимнюю спячку до самой весны.

Алекс еще раз посмотрел в подзорную трубу и узнал Фиби по той смешной малиновой шляпке, которую она сшила прошлой ночью. Какое-то время девушка сидела на палубе «Кинга», а потом спустилась в трюм.

Хосмен отвернулся и принялся внимательно рассматривать удаляющуюся береговую линию. Алекс считал этот остров своим родным домом, но зимой он более всего походил на неприступную вражескую крепость.

На какое-то мгновение мужчине показалось, будто он уловил какое-то движение на краю поселка, а потом «Лаки» качнуло так, что Алекс еле устоял на ногах. Когда он вновь навел подзорную трубу на остров, то увидел лишь сплошную пустоту. Голые скалы, голые деревья, голая земля.

«ПРОЩАЙ, КРИСТИАН!»

Хосмен понимал, что в этом нет никакой логики, но ему казалось предательством покидать остров вот так. Ведь последние восемь лет они с Кристианом на зиму уплывали с острова вместе. А теперь Кристиан навсегда оставался здесь, в холодной могиле, навсегда вдали от Алекса. Он уже больше не мог прикоснуться к мальчику, взъерошить его вихры, услышать его смех.

Стиснув зубы, Хосмен постарался отвлечься от мыслей о сыне и от того факта, что Кристиану уже никогда не суждено увидеть весны.

Когда рядом была Фиби, он меньше думал о мальчике. Конечно же, она не могла заменить ему парнишку, которого он так любил и существование которого придавало смысл всей его жизни, но присутствие заложницы вынуждало Алекса думать о чем-то другом, кроме постигшей его невосполнимой утраты.

Наблюдать за тем, как девушка открывала для себя остров Мей, было равносильно тому, что вновь посмотреть на эти места чистым детским взглядом. Мир казался прекрасным. Жизнь стоила того, чтобы жить. По иронии судьбы, чтобы вновь напомнить Алексу об этом, понадобилась испорченная неженка, дочь злейшего врага.

Последние дни Хосмена вовсе не беспокоило, что все его планы мести Филиппу Кью потерпели полный крах. Честно говоря, желание убить Кью исчезло вместе с его сгоревшим особняком. Фиби просто лишний раз напомнила о том, что, кроме всего прочего, враг его являлся чьим-то отцом.

Судя по всему, Кью планировал отдать дочь в качестве жертвенного агнца известному на всю Англию семейству Кросби, но девушке что-то не особенно этого хотелось. Алекс мог лишь предполагать, как станут развиваться события после того, как они достигнут Шотландии. Он планировал высадить девушку в Данбаре и доставить ее на тамошний железнодорожный вокзал. Оттуда она сможет добраться до Ипсуича, на чем вся эта история и закончится.

А что будет дальше, его уже не волновало. После того как Фиби уедет в Ипсуич, у Алекса не будет повода захотеть встретиться с ней вновь. Он больше никогда ее не увидит.

Очередная волна ударила о борт парохода, и ледяные брызги хлестнули Хосмена по лицу. Ветер был хорош, да только пробирал до костей и обещал жуткую бурю. Если погода не испортится, к ночи они уже достигнут большой земли.

Паника охватила ее не сразу. Фиби была слишком наивна, чтобы понять последствия того, что опоздала на уходивший из гавани корабль. Когда она закончила собирать агаты, более всего ее волновали мокрые ноги и спина. Люди наверняка отметят, какой у нее жуткий вид. Девушка думала об этом, пробираясь к причалу мимо рыборазделочного цеха Роберта О'Брайена.

«Странно, – сказала про себя она, – все корабли ушли. Но, даже видя это, Фиби не ощутила тревоги. И только потом поняла, что ее просто забыли здесь по ошибке. Сама по себе эта мысль казалась невероятной. Прежде еще никогда в жизни про нее не забывали, ни преднамеренно, ни по случайности. И вот это все-таки произошло. И, конечно, она сама была виновата, решив пересесть с одного судна на другое. Фиби ощутила себя глупой сентименталисткой, решив забрать на память об острове какой-нибудь сувенир.

Она старалась держаться изо всех сил. Девушка убеждала и успокаивала себя тем, что через несколько часов придет какое-нибудь судно и заберет ее.

– Да, именно так оно и будет, – громко сказала Фиби. – Кто-нибудь вернется, чтобы забрать меня отсюда.

Но никто ее не слышал. Никогда в жизни девушка еще не была так одинока. С самого рождения ее окружали няньки, слуги, горничные. И вот она оказалась совершенно одна на пустынном острове, который находился Бог знает где.

– Отлично, – произнесла она. – Какой смысл стоять здесь, чтобы замерзнуть насмерть.

Подобрав свои обледенелые юбки, Фиби пошла прочь с причала. Она уже прошла половину пути до поселка, когда остановилась, чтобы бросить последний взгляд на почерневшую на западе полоску горизонта. Северный ветер поднимал на море большие волны. Никаких кораблей видно не было.

Но нечто все же привлекло ее внимание. Там, далеко на западе, небо закрывали черные клубы дыма. Никогда еще прежде девушке не приходилось видеть, как начинается зимний снегопад. Метель застигла ее врасплох. Фиби не спеша всходила на холм, словно завороженная этим зрелищем. Тьма нависла над поверхностью моря, отбрасывая на нее огромную тень. От величия надвигавшейся бури у девушки захватило дух, но лишь теперь она поняла, что ей придется противостоять стихии в одиночку.

И вот тогда-то Фиби охватила самая настоящая паника. Она тихонько вскрикнула. И то было не рыдание или просьба о помощи, а лишь странное сдавленное выражение обуявшего ее страха. Девушка понимала, что никогда не отличалась особенной храбростью. В прежней жизни от нее ни разу не требовали проявлений героизма.

А когда пришла беда, Фиби оказалась настолько к ней не готова, что у нее даже не хватило сил продолжить путь. Девушка сидела прямо на тропинке, обняв колени руками и дрожа от холода и страха.

«Подумай», – сказала она себе и произнесла то же самое вслух.

– Подумай, Фиби, ты совершенно одна на этом острове, а начинается настоящая снежная буря. Что ты должна сделать для того, чтобы остаться в живых? С трудом заставив себя встать с промерзшей земли, она добралась до поселка. Покинутая деревня показалась Фиби пугающим призраком, все ее обитатели бежали перед лицом неведомой угрозы. А она лицом к лицу столкнулась с ужасными силами природы.

Девушка снова посмотрела на берег, втайне надеясь, что переоценила масштабы надвигавшейся бури. Но теперь все выглядело гораздо ужасней. Еле живая от холода, Фиби побежала в укрытие.

***

– Алекс, согласись, что это было ужасно, – Грозный Рик стал на якорь в торговой гавани Данбара и отсчитал в кошельке необходимую для оплаты стоянки сумму.

– Ну и в бурю мы попали. Надо было отплывать с острова еще на прошлой неделе.

Алекс кивнул в ответ, явно поглощенный совсем другими мыслями. Бурь он никогда не боялся.

– А ты видел, где пришвартовался «Кинг»? Грозный Рик понимающе взглянул на друга.

– Что, так соскучился по своей маленькой гостье?

– Просто хочу лишний раз убедиться, что с ней все в порядке и она не выкинула очередную глупость.

– Ну, в этом отношении она просто спец.

– Сам знаю. Так что лучше всего будет мне ее побыстрее разыскать.

С громким лаем Пушок спрыгнул на берег. Все дорогу дворняжка страдала от отсутствия Фиби. Грозный Рик продемонстрировал Алексу увесистый кошель.

– Пойду-ка я найду себе на берегу какую-нибудь бабу, да напьюсь в стельку.

– Да, женщины это любят. Оказавшись в порту, Алекс стал искать «Кинг». Стояла кромешная тьма, а надоедливый пес никак не мог угомониться, надсадно лая.

На причале с фонарем в руках стоял Дин Экель.

– Ну, как плаваньице? – старик шикнул на собаку. – Неужели ты не в состоянии унять эту псину?

– Нет.

– Ну, тогда мы используем ее в качестве наживки и скормим рыбам.

– Он просто ищет Фиби.

Дин прикрыл лицо ладонью от очередного порыва вьюги.

– А, кстати, где девушка? Как она перенесла шторм на борту «Лаки»?

Поначалу Алекс ощутил лишь легкое смятение.

– У нас на борту ее не было. Мы только что бросили якорь. – Ox! – воскликнул Дин, стараясь перекричать зловещие порывы снежной бури. – Должно быть, я чего-то не понял. Она ведь сказала, что собирается плыть с вами.

– А мы ей приказали отправляться на «Кинг», – почесывая бороду, растерянно произнес, Грозный Рик.

– Но мне она сказала, что поплывет с вами! – воскликнул Дин.

Может, старик что-то напутал…

– Но я же видел ее, – не выдержал Алекс. – Она сидела под мачтой «Кинга»…

Тут он поперхнулся, увидев Майлу. На ней был тот самый модный чепец.

– Это… это же шляпка Фиби… – прошептал Хосмен.

– Она мне ее подарила, – ответила женщина. – Сегодня утром. Она такая добрая, хорошая девушка, Алекс. Когда-нибудь ты и сам это поймешь.

Грозному Рику удалось успокоить пса только после того, как он засунул ему в пасть здоровенную воблу.

– Давайте-ка рассуждать логически. Итак, Фиби не поплыла на борту «Лаки», а вы говорите, что и на «Кинге» ее не было.

– Она хотела забрать что-то острова, но не сказала, что именно, – почесал затылок Дин. – Сказала, мол, вы отправляйтесь, а я поплыву вместе с Алексом.

Все трое мужчин выругались одновременно, а Майла схватилась за руку пастора.

– Мы обязательно должны выяснить, где сейчас эта девушка!

– Она осталась на острове, – прискорбно вздохнул Дин. – Где же ей еще быть?

Жена Беккера застонала от бессилия.

– Что же нам теперь делать? Мы же не можем оставить ее там.

– Первым делом надо проверить все другие суда, – сказал Бен.

– Она же совершенно неприспособленная, – всхлипнула Майла. – Она там погибнет…

Алекс промолчал и отошел прочь. Город сверкал огнями. Вой злого ветра смешивался с фортепьянными аккордами, доносившимися из гостиниц. Как правило, в эту ночь мужчина мог расслабиться, все работы были закончены, и наступала пора погружаться в зимнюю спячку. Обычно Хосмен в компании Грозного Рика отправлялся на поиски крепкой выпивки да охочей до любовных утех женщины. И так они обычно и проводили свою первую ночь в порту.

А на море бушевал шторм. Волны бились о пристань, осыпая береговую линию ледяными брызгами. Снег валил как никогда. К утру его будет по пояс. Но об этом Алекс уже не думал. Теперь он знал, что обязан сделать.

 

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

– Нет, ты не глупая, – внушала себе Фиби. – Ты просто неопытная.

Через несколько часов после того как она осознала, что осталась одна на пустынном острове, повалил снег, а девушка уже привыкла разговаривать сама с собой.

– Похоже, я схожу с ума, – проговорила она, держа в руках охапку поленьев и пытаясь пробиться к дому. – Но, в конце концов, какое это имеет значение? Если я осталась здесь совсем одна, то и стандарты здравомыслия устанавливать мне одной.

Фиби рассмеялась этой мысли вслух, но сильный порыв злого ледяного ветра унес смех вдаль. Нагнувшись, девушка прошла в хижину.

Заунывная песня природы преследовала ее даже внутри. Она уронила охапку дров, при этом больно ударившись ногой о порог. Фиби вскрикнула от боли. Подол юбки зажало захлопнувшейся дверью, и ей пришлось снова открывать ее, чтобы высвободиться. В комнату ворвался холодный воздух.

Никогда еще девушка так не замерзала, как во время этой разбушевавшейся метели. Никогда в жизни она еще не видела, чтобы снег сыпал так быстро и в таких огромных количествах. Быть может, то же самоё когда-то пришлось наблюдать жене Тома Холла. Плотно закрыв дверь, Фиби аккуратно сложила дрова в поленницу у печи.

Только сегодняшним утром – неужели это было сегодня! – Алекс выкинул из печи последние горящие угли во двор. До весны воспользоваться печкой он не предполагал.

Девушка потерла замерзшие ладони, открыла печную заслонку и присела у печки. Теперь… Как же разводится огонь? Она, должно быть, видела это тысячи раз… О, если бы она тогда еще была и внимательна!

Фиби открыла спичечный коробок, и спички рассыпались по всему полу. Когда девушка, скрипя зубами, принялась их собирать, ее охватила внезапная тоска по Гвенде, Сьюзи и даже Белинде.

Жизнь в пансионе мисс Олборн была бесконечной цепью бессмысленных восторгов и удовольствий. Фиби и ее подруги с удовольствием принимали участие в общественных мероприятиях, важных заседаниях филантропических организаций, примерках и походах по магазинам. Как правило, дальше пустой болтовни дело не доходило. Бессмысленные лекции и развлечения.

Альтернатива той пустой жизни оказалась весьма болезненной. Теперь она уже знала это наверняка.

– Отлично, – сказала себе Фиби, вспомнив, что стоит все-таки развести огонь. – Я смогу это сделать.

Девушка засунула в печку большое полено и на всякий случай положила еще одно. Но все попытки зажечь спички и растопить печку оказались безрезультатными.

– Вот черт, – огорчилась Фиби, присаживаясь на колени. – Что же я делаю не так?

С остервенением она продолжала жечь спички до тех пор, пока у нее не осталось всего лишь несколько штук.

Фиби была готова расплакаться. Все поначалу казалось ей лишь детской игрой, а действительность была куда более страшной.

Происходящее напоминало какой-то абсурдный фарс. Фиби прекрасно изъяснялась на латыни, могла играть на фортепиано, заучивать наизусть и декламировать вслух пространные поэмы, но она никак не могла разжечь огонь, чтобы не замерзнуть.

– О, Сьюзи, как же ты была права, – произнесла девушка, чувствуя, как стучат от холода зубы. – Женщины – это рабы, которых держат во мраке невежества.

Тьма. В последние несколько недель солнца садилось все раньше и раньше, но из-за разыгравшейся за окном пурги Фиби даже не могла определить, который сейчас час. Она нашла лампу и бутылку керосина. Алекс Хосмен был щепетилен в подготовке дома к зиме, но кое-что самое необходимое оставил, чтобы использовать по возвращении сюда весной.

А до начала весны еще целых три месяца! Девушка старалась сейчас не думать об этом, не думать о том, что у нее нет ни пищи, ни огня. Фиби воспользовалась одной из последних спичек, чтобы зажечь лампу. От одного лишь вида огненного сияния в закопченном стекле ей стало теплее. Словно загипнотизированная, девушка смотрела на огонек, размышляя о том, сколь утомителен был сегодняшний день. Она была голодна, замерзла, и к тому же ей очень хотелось пить. Прямо сейчас Фиби была готова залезть одетой под одеяло и уснуть навечно. Или погрузиться в зимнюю спячку, словно какой-нибудь зверь, а весной проснуться. Искушение было велико.

– Нет, – сказала она вслух, стуча зубами, – если ты сейчас уснешь, то больше уже никогда не проснешься. Давай, разжигай печку!

Керосин из лампы немного расплескался, когда девушка поднесла ее поближе к печи, на краткий миг вспыхнув огненными языками. Сначала Фиби не придала этому никакого значения, но затем, аккуратно поставив лампу на место, подтащила к печи канистру с керосином. Облив горючим дрова, она поднесла к ним спичку. На сей раз огонь вспыхнул так сильно, что ей пришлось отпрянуть. Правда, пламя это угасло с поразительной быстротой. Фиби подбросила в печь еще несколько щепок и с облегчением вздохнула, когда в печи загудело ровное теплое пламя. Она ощутила чувство полного триумфа при виде потрескивающих в печи дров и громко рассмеялась. Но радость была омрачена тем, что дым, шедший от весело потрескивающих поленьев, не исчезал в трубу, а скапливался в хижине. Фиби понимала, что задохнется уже через несколько минут, если не найдет выхода из создавшегося положения. «Заслонка, – вспомнила она. – Открыть заслонку, закрыть заслонку, так всегда говорили слуги». Не имея ни малейшего представления о том, как выглядит эта самая заслонка, девушка наугад подняла какой-то железный рычажок. Когда спустя пару минут дым втянуло в печную трубу, она с облегчением вздохнула.

Фиби села на голый пол, поджав колени к подбородку, и любовалась на завораживающие языки пламени.

– Мне тепло, – сказала она, обращаясь к огню. – Наконец-таки я согрелась. Но кто бы мог подумать, что для того, чтобы согреться, необходимо совершить такой подвиг?

Девушке хотелось расстелить перед камином плащ и уснуть, но она понимала, что этого делать нельзя. Перво-наперво нужно было запастись необходимым количеством дров, а потом поискать что-нибудь съестное.

Фиби заставила себя выйти во двор и принести еще поленьев. От ледяного ветра перехватывало дыхание, мороз пробирал до костей, а снежная буря обрушилась на нее тысячами ледяных осколков.

Как можно скорее девушка постаралась взять вязанку дров из дровяного сарая, что находился позади дома. Фиби понятия не имела, хватит ли этих поленьев до утра. Завывающий ветер загнал ее обратно внутрь хижины.

«Хватит строить иллюзии, – твердо решила девушка. – Пора приниматься за работу!»

Она сложила дрова в железный ящик позади печи. Ощутив новый приступ голода, девушка обыскала кухонный шкаф – он был пуст.

Алекс Хосмен либо забрал излишки продуктов на большую землю, либо закатал их в бочки и поставил в погребе торговой фактории.

Он объяснял, что если оставить еду дома, то она может привлечь какого-нибудь медведя-шатуна или другого хищного зверя.

Девушка нашла небольшую баночку соли и консервированную кукурузу, которую сварила на растопленном снегу. Противная еда застревала в горле, но Фиби силой заставила себя ее проглотить. Завтра она обязательно проберется на факторию и найдет там что-нибудь посъедобнее.

С чувством, близким к облегчению, девушка стала стелить себе постель на ночь. Поскольку стесняться было некого, она подтащила матрасы поближе к печи и навалила на них толстые шерстяные одеяла. Когда Фиби повесила сушиться на спинку стула свою мокрую юбку, чулки и туфли, от них пошел пар.

Фиби Бартон Кью как правило пользовалась услугами одной-двух опытных горничных, помогавших ей по вечерам раздеться, восхищаясь при этом совершенством французских туалетов. Затем они одевали ее в белоснежную ночную рубашку из чесаного хлопка, которая была так легка, что практически не ощущалась на теле. Расчесывали ее волосы до блеска, давали выпить чашечку травяного чая с медом и спрашивали, понадобится ли мисс Кью еще что-либо перед тем, как она отойдет ко сну.

Да, прежней Фиби уже не существовало. Девушка расхохоталась. Теперь все ее нужды ограничивались двумя вещами: как утолить голод не замерзнуть насмерть.

Когда она, наконец, забралась под одеяла, ей вновь подумалось, насколько она одинока. Абсолютно одинока – первый раз в жизни.

Глядя на пляшущие в печи язычки пламени, Фиби молила Бога, чтобы проснуться вовремя и подбросить дров. И по мере того, как нарастал рев снежной бури за окном, глаза девушки слипались, и вскоре она погрузилась в тревожный сон.

Ей приснился медведь. Огромный, бурый, точь-в-точь такой, какого ей показывал Ник на болоте. У огромного зверя были крохотные маленькие глазки и окровавленная пасть. Встав на задние лапы, он подошел к Фиби и стал рычать. Но вместо рыка из его пасти вырвалось потрясающее сопрано, исполняющее арию из «Сомнамбулы» Беллини. Зверь приближался, и девушка уже чувствовала жар его тела. Этот жар лизал ее, и она таяла, обретая прежнюю чувственность.

Раздался оружейный выстрел.

Фиби резко вскочила. Сердце выскакивало из ее груди, тело взмокло от пота.

Звук выстрела по-прежнему звенел в ее ушах. Девушка привстала со своего импровизированного ложа и с облегчением обнаружила, что все это ей причудилось – в печи только что треснуло полено. Постепенно Фиби осознала окружающую ее суровую реальность. Девушка находилась в забытом Богом краю, замерзала в неком странном царстве, отделенном от остального мира. Снежное королевство, в котором ее уже никто не отыщет. Сон прошел, она очнулась, и теперь все кончено, все кончено…

Фиби рассмеялась, и смех ее был преисполнен иронии. Должно быть, она – единственная женщина, проснувшаяся в белой пустоте снежного бурана и почувствовавшая при этом скорее облегчение, чем тревогу. Заметив, что даже не помнит, как погрузилась в сон, девушка поняла, что устала гораздо сильнее, чем могла предположить.

В качестве нелишней меры предосторожности Фиби сняла со стены старое ружье. Руки ее дрожали, когда девушка заряжала оружие, вспоминая уроки в поместье отца. Поставив ружье в угол комнаты, она придвинула к дверям тяжеленный сундук и стала смотреть в окно. Ночной кошмар постепенно расплылся в зимнюю белизну, и Фиби постаралась сосредоточиться на неотложных делах.

Во-первых, нужно было поесть. Консервированная кукуруза ее особенно не привлекала, а когда Фиби подумала, что сделает из нее какое-то подобие каши, ее чуть не вырвало. Девушка решила отправиться на торговую факторию и совершить там рейд по складам. Конечно, Алекс и Грозный Рик там мало что оставили, но, вне всякого сомнения, там можно было найти что-нибудь съестное.

Едва ступив за порог, она чуть сразу не окоченела от пронизывающего ветра и поэтому поспешила вновь вернуться в хижину, плотно затворив за собой дверь.

– Отлично, Фиби, – сказала девушка самой себе, и было так странно слышать собственный голос впервые за это утро. – Хоть раз в своей жизни все тщательно взвесь и будь готова ко всему.

Она прошлась по комнате, встряхивая одежду, которую повесила сушиться у огня. Неизвестно почему, ночной кошмар не выходил у нее из головы.

Размышляя об увиденном во сне, Фиби надела все, что смогла обнаружить в доме, включая старую мягкую фланелевую рубашку. Когда мягкая ткань коснулась тела, девушку обдало волной странного запаха – терпким духом морских ветров и северных лесов и, собственно, запахом самого Алекса Хосмена.

У Фиби внезапно перехватило дыхание. Сердце, казалось, вот-вот выскочит из груди. Но как только в момент охватившей ее дрожи в памяти всплыл образ Алекса, она сразу же успокоилась. Девушка видела Хосмена во всех известных ей ипостасях: дикарь, врывающийся в особняк ее отца; могучий защитник, спасающий из огня ребенка; моряк, бизнесмен, торговец. Мужчина, оплакивающий мальчика, которого любил как собственного сына. Она поняла, что никогда по-настоящему не боялась Алекса, и это теперь казалось ей столь странным.

– Хосмен не способен на убийство, – еле слышно прошептала Фиби.

Тяжело вздохнув, она не спеша застегнула рубаху, надела серый шерстяной чепец, натянула перчатки и сразу же вспомнила, как неуклюжие пальцы Алекса боролись с перчаточными пуговичками.

Присутствие этого мужчины ощущалось в каждом предмете хижины и в каждом уголке ее души и сердца. Фиби не могла не думать о нем, хоть это и было так некстати. Ей не стоило волноваться о Хосмене, ведь он отправился на большую землю… без нее, а она осталась в одиночестве.

Из грубого шерстяного одеяла девушка соорудила вполне пригодную плащ-накидку. Ей нужно было всего лишь пересечь двор, чтобы добраться до торговой фактории. Но за окном шел такой сильный снег, что уже на расстоянии вытянутой руки нельзя было разглядеть дороги.

Прикрывая лицо от ветра, Фиби вышла из хижины. Ее следы сразу же замело снегом, а спустя всего лишь несколько мгновений она вдруг поняла, что уже не видит дома.

Ослепленная пургой и едва сдерживаясь, чтобы не поддаться панике, девушка пошла назад, боясь заблудиться. Когда она наткнулась на деревянный порог, то чуть было не разрыдалась от радости.

Немного поразмыслив, как добраться до фактории и при этом не сбиться с пути, Фиби нашла оптимальное решение. Она отыскала моток бечевки и привязала одним концом к дверной ручке.

Держа в руках веревку и набрав в легкие побольше воздуха, девушка вновь распахнула дверь. Ледяной ветер терзал легкие, перехватив дыхание. Снежная метель грозила загнать обратно в хижину. Фиби так хотелось вернуться, свернуться калачиком у печи и молить Бога о том, чтобы снежная буря закончилась прежде, чем она умрет от голода.

Но в эти мгновения новая Фиби Бартон Кью твердо решила выжить.

Девушка пошла вперед наперекор снежной буре. Уже через десять шагов от мороза у нее онемели ноги. Еще через десять шагов показалось, что у нее уже нет ни пальцев, ни подбородка, ни носа. Фиби жалобно всхлипнула и вдруг совершенно неожиданно наткнулась на дверь торговой фактории.

– Нет! – закричала девушка, увидев, что дверь заперта на тяжелый висячий замок. – Только не это!

Истерика не поможет, она тут же прервала бесполезные рыдания. Топор… Нужно найти топор! Внушительных размеров колун с длинной ручкой висел на стене сарая, примыкавшего к фактории. Когда Фиби взяла его в руки, он показался ей куда тяжелее, чем выглядел. Проваливаясь по пояс в снег, девушка вновь добралась до дверей фактории и изо всех сил ударила по ним топором.

От удара руки у нее загудели, а промерзшее дерево не поддалось. Со второго удара лезвие топора застряло в дверной планке, не причинив ей особого вреда.

Стиснув зубы, Фиби ударила в третий раз, и от дверей откололась небольшая щепка.

– Я умру, если простою здесь еще немного, – пробормотала девушка, дрожа от холода. От этой мысли она пришла в ярость и, размахнувшись, обрушила топор на замок. Промерзшее железо хрустнуло, и он развалился.

Не веря в свою удачу, Фиби прошла в полутемный обледенелый магазин и собрала все продукты, которые только смогла найти.

Девушка набивала холщовый мешок банками ежевичного сиропа и яблочного соуса, консервированными ягодами и тушенкой. Не забыла и про кофейные бобы. Затем, перекинув мешок через плечо, она направилась к хижине. День стал сплошной белой метелью. Колющей, жалящей, воющей. Фиби абсолютно ничего не видела. Стоило ей сделать лишь один неосторожный шаг, и она могла заблудиться и замерзнуть насмерть всего лишь в нескольких шагах от дома. Девушка потянула за бечевку в кармане юбки. Ее противоположный конец по-прежнему был привязан к дверной ручке.

Оказавшись в теплой хижине, Фиби чуть не расплакалась от радости. Замерзшими руками она развела огонь и открыла банку яблочного соуса. Немного утолив мучивший ее голод, девушка уселась у камина и, смотря на огненные блики, постепенно успокоилась. Веки ее отяжелели, глаза начали слипаться, и вскоре Фиби заснула, совершенно вымотанная, но довольная собой.

 

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ

Лошадь пала, как подрубленная. Алекс успел выпрыгнуть из седла в тот момент, когда жеребец-тяжеловоз рухнул на всем скаку.

Последовала целая череда грязных ругательств, пока молодой человек доставал седельные переметные сумки. Пришлось сражаться с пятнадцатью сотнями фунтов мертвого лошадиного мяса, и в конце концов Хосмену удалось достать свои пожитки, изрезав на куски новое седло.

Пока он работал, собачка Фиби пригрелась у него на груди, между меховой курткой и шерстяной рубашкой. Алекс вовсе не хотел брать с собой дворнягу, но примерно в миле от города услышал за спиной приглушенный лай и, обернувшись, увидел бегущего за ним по сугробам пса.

Посмотрев на коня, молодой человек чертыхнулся: конезаводчик с побережья божился, что тяжеловоз доставит Алекса до Большой гавани даже в разгар снежной бури. Большая гавань являлась ближайшим местом, с которого можно было добраться до острова Мей. По крайней мере Алекс так думал. Макрой – единственный человек, который сможет ему помочь. Благодаря своей жадности он выйдет в море в любую погоду.

Сначала Алекс решил вернуться за Фиби на лодке. Но в тот вечер разразился снежный ураган, и было просто невозможно отчалить от берега. Грозному Рику едва не пришлось связывать Хосмена, чтобы тот не кинулся за девушкой, несмотря на непогоду.

– Алекс, ты не принесешь девушке пользы, если умрешь, – промолвил опытный рыболов.

Грозный Рик и остальные умоляли Алекса подождать до тех пор, пока не кончится буран. Но больше часа он не выдержал. Однако Ричард все же уговорил Хосмена дождаться рассвета и снабдил всем необходимым.

Грозный Рик даже собирался отправиться вместе с ним, но Хосмен отговорил друга от этой затеи. Не было никакого смысла ехать вдвоем. В конце концов молодой человек, не говоря ни слова, ускакал один.

И вот теперь он стоял посреди снежного урагана и смотрел, как коченеет несчастное животное.

Провозившись около часа, Алекс забрал только самое нужное: толстое шерстяное одеяло, спички, воблу, охотничий нож и пистолет. Соорудив из одеяла подобие вещмешка, он перекинул его за спину.

Хосмен был обязан добраться до Фиби. Никогда прежде он не волновался так ни о ком, кроме Кристиана. Но мужчина всегда знал, где именно находится мальчик. Он знал, что с ним все в порядке, до того последнего дня.

Тогда при грохоте взрыва сердце Алекса замерло. Хотя взрывные работы были обычным делом на шахе, он чувствовал, что на сей раз случилась беда.

А сейчас Хосмен сходил с ума от неведенья. В отношении Фиби он совершил неслыханную глупость. Уверив себя в том, что девушка находится в полной безопасности на борту «Кинга», Алекс даже не удосужился лично проверить это. Теперь же его беззаботность могла стоить Фиби Кью жизни.

Остров нельзя было назвать полностью необитаемым, успокаивал себя Алекс. Лесозаготовительная компания оставила вахту на его южной оконечности, чтобы никто не захватил купленных ею гектаров леса. Пара рыбаков из Красной гавани вполне могла остаться на зимовку. Но все эти люди находились на расстоянии нескольких миль от Фиби. К тому же она не знает, откуда ждать помощи.

Несмотря на то, что Хосмен был одет достаточно тепло, он начал мерзнуть. Ветер буквально срывал с Алекса одежду, пробирая до костей.

Молодой человек понятия не имел, сколько еще идти до Большой гавани, но твердо знал, что восточная оконечность острова Мей находится к ней ближе всего. По неизвестной ему причине перед мысленным взором Хосмена временами всплывал образ Фиби. «Странное дело, – думал Алекс, – ведь мне даже не нравилась эта женщина». Хотя он не стал бы отрицать, что она была прекрасна, как зимняя луна, бледная, совершенная и далекая. Ледяная принцесса. Ее лик сиял, подобно путеводной звезде, призывая двигаться шаг за шагом вперед. Хосмен вспоминал, какой была девушка. Он видел ее и разъяренной и испуганной, но упрямой, гордой и уязвимой. Он видел, как Фиби старалась стать одной из поселенок, сблизиться с местными, не взирая на трудности.

Ее разочарование в родном отце явилось для Алекса полной неожиданностью. Прежде он считал, что все богатые заодно и привыкли считать себя непогрешимыми. Тем не менее девушка прислушалась к его словам, поверила ему.

Шагая наперекор сбивающему с ног ветру, Хосмен долго размышлял о юной мисс Кью и, в конце концов, пришел к выводу, что совершенно ее не знал. Она по-прежнему оставалась для него загадкой. Алекс понял: эта девушка что-то скрывает в себе, и ему хотелось бы знать, что именно. Мысли, страхи, тайны – все без исключения. Фиби была женщиной, которую он жаждал познать. Взяв ее в плен, Алекс не заметил, как сам стал заложником.

Сражаясь с бушующей стихией, мужчина чувствовал, как с каждым часом им все более овладевает безумие. Стараясь не думать о том, что может замерзнуть насмерть, Хосмен молил всех известных ему богов о помощи, о силах добраться до острова и отыскать девушку.

После того как Алекс нашел наконец Макроя и выпросил у него старый баркас, Хосмен вернул себе надежду на спасение Фиби. Но сам шкипер ни за какие деньги не согласился отвезти Алекса на своем пакетботе. Конечно, это было безумием отправляться в путь в такую погоду на баркасе, который почти отслужил свой срок. Но Алекс Хосмен не был бы самим собой, если бы не рискнул. В конце концов девушка оказалась на острове по его вине.

***

Фиби пересчитала зарубки, которые она сделала на стене около печи. Уже пошли четвертые сутки с тех пор, как девушка оказалась одна на острове. Снежный буран закончился, оставив после себя огромные сугробы. От странной опустошенной красоты заснеженного острова у Фиби захватывало дух, хоть ей и становилось при этом страшно. Снегом засыпало все – дороги, овраги, скалы и камни. У некоторых небольших построек, вроде дома О'Брайенов или сарая Майлы, замело крышу.

Каким искушением было вообразить, что и тебя точно так же укроет мягкий снег. Порой Фиби тянуло выйти на улицу и отдаться на волю снежной стихии. Но девушка всегда отговаривала себя от этой затеи, потому как снег никогда бы не затянул ее душевных ран. А с ними так трудно было жить.

Она слабела с каждым часом. Скудная пища и постоянное переутомление делали свое дело. Но больше всего угнетало одиночество. Не зная, как убить время, Фиби панически боялась, что скоро сойдет с ума.

– Мне необходимо какое-то занятие, – эхом отозвались ее слова в пустой комнате. – Я потеряю рассудок, если не найду, чем заняться.

Девушка обыскала всю хижину, но не нашла и клочка бумаги. Пера и чернил тоже не было, а чтение уже не занимало. Алекс Хосмен и впрямь чрезвычайно тщательно очистил свое жилище на зиму.

«Сколь бесцветна и пуста была моя жизнь, – размышляла Фиби, с тоской обнаружив, что не может придумать себе какое-нибудь дело. – И как постыдно, что я этого не замечала».

В ту ночь девушке опять приснился сон про медведя. Ревущее чудовище надвигалось на нее, а она, спотыкаясь, пятилась, и ее туфли гулко стучали по полу оперного зала с красным занавесом. Стук пробудил Фиби ото сна.

Девушка вскочила, чувствуя, как бешено бьется ее сердце.

– Сон, – прошептала она, жадно хватая ртом воздух. – Это был всего лишь сон.

Сияние рдевших в печи углей отбрасывало тусклый оранжевый свет на дощатую входную дверь. Остальное скрывала кромешная тьма. За окнами выл ветер, но сквозь визг бури Фиби вновь услышала отчетливый стук.

«Наверное, это хлопает на ветру открывшаяся дверь дровяного сарая», – решила она. Мысленно успокаивая себя, девушка стала пробираться к висевшему на стене дробовику.

Стук становился все громче. Фиби живо представила себе огромного медведя-людоеда, пытающегося забраться в ее хижину. Когда девушка взводила курок, руки ее тряслись.

Отец всегда положительно относился к упражнениям в стрельбе. Стрельба считалась спортивной привилегией богатых. Фиби и представить себе не могла, что когда-нибудь ей придется воспользоваться ружьем, чтобы спасти свою жизнь.

Она уперлась плечом в приклад.

Дверь хижины распахнулась настежь.

Снежный ветер хлестнул девушку по лицу, а вместе с ним в хижину ввалился медведь. Лохматый, ужасающих размеров, он был куда больше того, что ей снился. Фиби нажала курок, и ружье выстрелило.

Тварь, странно застонав, рухнула на пороге.

 

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ

Отдача была настолько сильной, что Фиби еле удержала равновесие. От удара прикладом ее правая рука повисла плетью, и дробовик рухнул на пол. Едкий пороховой дым наполнял комнату, смешиваясь со снежной метелью, врывающейся через распахнутую дверь. А на полу лежал мертвый мужчина.

В то самое мгновение, когда ее дрожащие пальцы нажали на курок, Фиби увидела, что это вовсе не медведь, а человек в куртке из медвежьего меха. Однако было слишком поздно.

Пламя камина бросало зловещие отблески на безвинную жертву. «О, Господи, – мысленно простонала девушка, – неужели я совершила убийство?!»

Она опустилась на колени возле укутанного в меха тела. Зная, что теперь этот человек не причинит ей вреда, Фиби все равно боялась. Незнакомец лежал лицом вниз, неподвижный и безмолвный. В полумраке девушка не заметила никакой огнестрельной раны. Она потрясла мужчину за плечо.

– Эй… вы?…

Человек не подавал никаких признаков жизни.

– О Господи, неужели вы мертвы? – прошептала Фиби, переворачивая свою жертву на спину.

Откинув меховой капюшон, девушка разглядела небритое, но тем не менее до боли знакомое лицо.

– О, нет! – всхлипнула она, содрогаясь от ужаса. – Я застрелила Алекса Хосмена!… Ну, пожалуйста, не умирай, я очень-очень прошу…

Мысленно бормоча бессвязную молитву, Фиби открыла печную дверку, чтобы получше осветить комнату. В тот же миг в хижину вбежал Пушок, стуча заледенелыми лапками. Он радостно носился вокруг хозяйки, но та не обратила на него никакого внимания.

Пронизывающий до костей ледяной северный ветер врывался через распахнутую дверь, превращая слезы, льющиеся по лицу девушки, в крошечные льдинки. Плотно закрыв дверь, она посмотрела на Алекса и вдруг совершенно неожиданно для себя поняла, что абсолютно спокойна.

Фиби взяла его лицо в свои ладони и стала растирать холодную, как лед, кожу. Ей всегда казалось, что у Алекса красивое лицо, отмеченное печатью силы и характера, но прежде она никогда не позволяла себе любоваться на него.

– Нет, нет, я тебя не потеряю, – шептала девушка. – Я тебя не отпущу.

Она приложила ухо к его груди, но так и не смогла понять, дышит Хосмен или нет. Сознавая, что первым делом должна найти место ранения, Фиби стянула с Алекса куртку. От мужчины пахло снегом и соснами, и девушке стало любопытно, каким же образом он все-таки до нее добрался.

Дотронувшись рукой до шеи Алекса, она замерла.

– Ну, должен же быть пульс, – бормотала отчаянно Фиби. – Должен… Должен…

Хоть девушка и пыталась отогнать мрачные мысли, она не могла не вспомнить печальной истории о Томе Холле и его жене, и о том, как бедная женщина провела долгую зиму с окоченевшим трупом.

Фиби закатала рукава и попыталась еще раз. Пальцы ее дрожали, и она никак не могла нащупать пульс.

Алекс обязан был остаться в живых. Он ведь пришел бог знает откуда, наверняка испытав невыносимые тяготы, чтобы вернуться к ней. Такой крепкий мужчина не мог погибнуть от простой огнестрельной раны.

Фиби бросила в огонь еще одно полено, зажгла лампу и поставила рядом с Алексом, чтобы получше осмотреть его. Девушка стянула с Хосмена унты и принялась раздевать его, надеясь найти рану.

«Живи, – внушала она. – Пожалуйста, живи. Ты должен жить».

Но кроме жалобного повизгивания собаки, тихого треска поленьев и завывания ветра, не было слышно ни звука.

Фиби охватило чувство невыразимой утраты. Хоть Алекс и был ее похитителем, в данный момент она готова была отдать свою жизнь в обмен на его.

Девушка привстала и почти сразу же увидела дробь. Большая часть заряда вонзилась в стену хижины почти в трех футах от дверного проема, а остальные дробинки были рассыпаны по полу.

– Я выстрелила всего лишь один раз, – промолвила она вслух, чувствуя, как в душе зарождается надежда. – Я выстрелила всего лишь раз и промахнулась. Слава Богу, я промахнулась!

Склонившись над Алексом, Фиби прошептала ему на ухо:

– Нет, ты не умер… Ты просто простудился… Ничего, скоро ты отогреешься, и все будет в порядке…

Ей пришлось приложить немало усилий, чтобы оттащить молодого человека на свое импровизированное ложе. Девушка вновь коснулась его лица – кажется, он уже отогревался…

– Слава тебе, Господи, – всхлипнула она. – Сработало. Ты отогреешься, и все будет хорошо.

Руки и ноги Алекса были по-прежнему холоднее льда. Фиби подбросила в печку как можно больше дров, и как только пламя загудело, взялась за работу. Одежда Хосмена, особенно верхняя, была мокрой.

«Ее необходимо во что бы то ни стало снять».

Когда после многочисленных попыток девушке удалось стащить с мужчины куртку, она остолбенела от ужаса: Алекс был ранен в голову. Капюшон взмок от крови.

– Я не хотела тебя убивать, – запричитала Фиби, перевязывая голову Хосмена куском муслина из своих швейных принадлежностей.

Алекса нужно было согреть, поэтому девушка решила раздеть его практически догола. Снимая с молодого человека мокрую одежду, она добралась до шерстяных кальсон, тоже сырых и холодных. Под ними оказались фланелевые трусы.

– Это мы оставим на тебе, – процедила Фиби сквозь зубы, пытаясь не думать ни о чем, кроме как о спасении жизни Алекса.

Она укрыла Хосмена всеми одеялами, что были в хижине, и положила под его голову подушку. Затем проверила, есть ли в чайнике вода, чтобы согреть чаю, когда Алекс очнется.

Но, глядя на то, как неподвижен и бледен был мужчина, Фиби опасалась, что он никогда не придет в себя. Этот молодой человек победил бурю, добравшись сюда, но теперь, похоже, буран брал свое.

– Нет! – воскликнула она, не выдержав. – Ты обязательно должен выжить, Алекс Хосмен! Ты меня слышишь?!

Конечно же, он ничего не слышал… и был холоден, как могильный камень, а тепла печи явно не хватало.

Фиби присела, рассеянно гладя пса. От осознания того, что ей предстоит сделать, девушка вся дрожала. Заставив себя рассуждать здраво, она немного успокоилась. Речь шла о жизни и смерти, а не о близости между мужчиной и женщиной.

Раздевшись, Фиби забралась под одеяла. Алекс замерзал, и сейчас казался ей огромной сосулькой.

«Если я не сделаю этого, он погибнет».

Собравшись с духом, девушка попыталась крепко обнять молодого человека. Дрожащими пальцами она коснулась его плеча, но тотчас же их отдернула. У Фиби перехватило дыхание, и она в ужасе отпрянула от Алекса, чуть не лишившись чувств.«Коснись его, – внушала себе девушка. – Коснись его».

Она повторила попытку, и ей опять стало не по себе. Едва не расплакавшись, Фиби закусила губу, понимая, что должна заставить себя отбросить прочь все нелепые страхи и отогреть Алекса Хосмена.

Девушка положила ладонь ему на грудь. Но что-то подсказывало, что нужно сильнее прижаться к этому беспомощному мужчине. Содрогаясь от страха, Фиби зажмурилась и попыталась подумать о чем-то хорошем. О трели жаворонка за окном. Неторопливой беседе с подружками на залитой солнечным светом веранде. Поездке в Лондон.

«Ну, потрогай же его», – чем больше она медлила, тем меньше оставалось у Алекса шансов выжить.

У девушки мелькнула циничная мысль – с какой целью Хосмен вернулся: спасти ее или просто для того, чтобы вернуть себе заложницу?

Поборов нерешительность и глубоко вздохнув, Фиби положила голову ему на плечо. Сердце молодого человека билось, угадывалось и едва слышное дыхание. Тихонько охнув, девушка прижалась всем телом к телу Алекса, вновь стараясь думать о хорошем. Она вспомнила об искрящемся на солнце море, о голосах рабочих, травящих байки в рыбном цеху, об Алексе Хосмене, который мог запросто нести на каждом плече по стопудовому мешку с мукой, о губной гармошке Грозного Рика.

Иной человек решил бы, что это размышления медленно сходящей с ума женщины, но Фиби не придавала этому значения, потому что они помогали побороть страх.

И тут девушку пронзила мысль о неподвижности Алекса.

– Конечно же, – прошептала она. – Он ведь без сознания.

Да, мужчина столь послушен и нестрашен лишь тогда, когда он лежит без чувств.

Окончательно успокоившись, Фиби уже ничего не боялась и думала лишь о том, как побыстрее отогреть Алекса. Она не спеша растирала его окоченелые конечности, то и дело прикасаясь к его лицу. Камни, которые девушка нагревала с вечера, уже остыли, и ей пришлось снова положить их под печь.

А потом она вновь обняла молодого человека, молясь про себя за этого могучего, странного, раненого ею мужчину, добравшегося сюда, несмотря на снежную бурю, ради нее.

 

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

Он был охвачен огнем. Смертоносные языки пламени пожирали его руки и ноги, и эта пытка была невыносима. Крик застрял в его горле. Он видел только алую дымку смертельного огня и слышал ровный однообразный гул пламени. Теперь он оказался в аду и при этом был совершенно недвижим и беспомощен.

– Слава Богу, – расслышал он сквозь гул пожара. – Ты очнулся.

Шокирующая реальность прервала его сон. Глаза Алекса Хосмена открылись. Несколько секунд он ничего не видел, кроме слепящей белизны. Затем склонившееся над ним лицо приобрело четкие очертания. Перед ним стояла с озабоченным видом взволнованная девушка. Мисс Фиби Кью.

– Привет, принцесса, – еле слышно прошептал Алекс.

– С вами все в порядке? – спросила девушка.

Он заморгал, щурясь от слишком яркого света. За окном кружился снег, такой белый на фоне голубого неба.

– Я жив, – ответил Хосмен.

Язык у него заплетался, будто у пьяного, руки и ноги горели огнем, и Алекса очень сильно знобило. Молодой человек посмотрел на свои руки. Кончики пальцев приобрели зловещий багровый оттенок.

– Мне кажется, вы отморозили свои руки и ноги, – сказала Фиби. – Я никогда прежде не сталкивалась с обморожениями, но думаю, это как раз тот случай. Вам очень больно?

«Жжет, как каленым железом», – подумал Алекс, но решил не говорить об этом вслух. Он пытался хоть что-то вспомнить, но понял, что частично потерял память.

– Как тебе удалось вернуться ко мне? – спросила девушка.

Оказавшись на баркасе, Хосмен утратил счет времени. Но, судя по всему, ему крупно повезло, поскольку само провидение оказалось на его стороне.

Когда баркас начал тонуть, Алекс уже терял сознание. Он понятия не имел, где оказался. Только увидев сквозь метель очертания Молочной горы, Хосмен убедился, что перед ним остров Мей. Но даже тогда он сомневался в абсолютном успехе своей затеи. Остров был слишком велик.

Алекс уже плохо помнил, как карабкался по скалистому хребту и съел последние запасы воблы, чтобы поддержать угасающие силы. Все, что осталось у него в памяти, так это жуткий мороз и безумный вой ветра.

– Я пришел сюда пешком… с юго-восточной оконечности острова, – с трудом проговорил Хосмен, слишком измученный болью для того, чтобы продолжать дальнейший разговор. В глазах у Алекса помутнело, и он снова впал в забытье.

И тогда он увидел Фиби. Снежную принцессу. Она была его путеводной звездой. Ради нее он пришел сюда. Быть может, это именно она и спасла его в ледяной пустыне.

Когда Хосмен снова очнулся, то увидел вполне обычную, очень усталую женщину.

– Ты поправишься? – спросила она.

– Думаю, что да, – еле слышно прошептал Алекс.

К молодому человеку подбежал Пушок, весело виляя хвостом, и принялся его облизывать. Хосмен не мог скрыть отвращения, но постарался улыбнуться.

– Итак, маленький крыс тоже выжил.

– Алекс, это так славно, что вы взяли с собой собачку. Вы такой милый.

Милый?… Прежде так его никто не называл. Никто даже не смел.

– Нет, я здесь ни при чем. Дурачок сам за мной увязался.

Девушка протянула Хосмену кружку.

– Чай с медом. Поверить не могу, что вы вернулись.

Он тоже не мог поверить. Если бы мисс Фиби Кью просто была его заложницей, пошел ли Алекс по льду для того, чтобы отыскать ее?

Мужчина потянулся к растрескавшейся эмалированной кружке, но обмороженные пальцы не слушались. Фиби вовремя подхватила кружку, чтобы горячий чай не расплескался.

– Подождите, – сказала она. – Я вам помогу.

Алекс покорно ждал, пока девушка поправляла подушку под его головой. А затем она поднесла к его губам кружку. Выпив весь чай, Хосмен почувствовал себя намного лучше.

Алекс приподнялся на локте и посмотрел по сторонам. Утро. Это его хижина в поселке.

– А где моя одежда? – спросил он. Лицо Фиби залила пунцовая краска.

– Я повесила ее у огня сушиться. Хосмен пристально посмотрел на девушку, мысленно представляя, как она его раздевала.

– Жаль, я был без сознания, а то бы сам разделся.

– Я подумала, что вы умрете в этих мокрых, обледенелых тряпках.

– Да я и сам того боялся, – буркнул Алекс, переводя взгляд на лежащий на полу дробовик. Он никогда не оставлял там ружье.

К молодому человеку постепенно возвращалась память. Он вспомнил, как увидел стелившийся из трубы дымок. Отблеск пламени за окном. Как бежал по снегу пес.

«Наконец-то я тебя нашел», – именно это и было его последней мыслью.

А затем он распахнул дверь, и тут прогремел выстрел.

– Ты меня застрелила! – воскликнул Алекс, вскакивая с ложа. Голова его закружилась, и он чудом удержался на ногах.

Фиби обхватила колени руками. – Я не хотела.

– Ну как же. Ты ведь целилась в меня из ружья. Спустила курок. Как еще прикажешь это понимать?

– Просто я подумала, что вы чужой… точнее, медведь.

– Медведь?!

– Было темно… К тому же на вас была медвежья шкура.

– Проклятье!

– Но я промахнулась, – возмутилась Фиби. – Почти что промахнулась, – добавила она, виновато склоняя голову.

«Хватит лежать, – подумал про себя Алекс, – надо самому осмотреть рану». Но тут ему стало так плохо, что он пошатнулся и чуть не упал. Хосмен схватился за первое, что попалось ему под руку… за Фиби.

Девушка всхлипнула.

– Хватить ныть, – бросил он. – Сейчас я приду в себя.

Постепенно в глазах у Алекса прояснилось. Потрогав голову рукой, он нащупал сделанную наспех повязку. Ткань была шершавой от запекшейся крови. Хосмен посмотрел на свои пальцы. Это действительно была кровь. Алекс отпустил девушку.

– Как это случилось?

– Да я промахнулась, клянусь вам. Видите?

Фиби подбежала к дверям, показывая на застрявшую в косяке дробь.

– Скорее всего, вас задело рикошетом.

– О, черт! – выругался Алекс.

– Не надо ругаться!

– Отлично, а что же мне делать, принцесса, молиться?

Густо покраснев, девушка уставилась на его обнаженную грудь.

– Первым делом вам следует одеться. А потом что-нибудь поесть и обязательно как следует выспаться.

Ворча что-то невразумительное, Хосмен натянул сухие штаны, носки, сапоги и вышел во двор. Когда он вернулся, Фиби уже расставляла на столе миски.

– В умывальнике теплая вода… – проговорила она, не поднимая глаз.

Алекс вымылся и сел за стол, ощутив острый приступ голода. Девушка подала ему кукурузную кашу, политую соусом. От этого блюда стошнило бы крепчайшего из лесорубов, однако молодому человеку оно показалось сладчайшей амброзией. Он съел все подчистую, не сказав ни слова.

Справившись с нехитрой пищей, Хосмен осмотрелся. Повсюду лежали вещи Фиби. Предметы дамского туалета. Правда, их было не так много, так как большую часть отправили набольшую землю, но все же внимание Алекса сразу же привлекли небрежно брошенный чулок, гребешок, какие-то кружева и пузырек с таинственно пахнущей жидкостью.

У печи были беспорядочно свалены дрова, а полки заставлены продуктами из магазина – мукой, сиропом, консервами и копченой рыбой.

Фиби невольно поймала его взгляд.

– Я вломилась в вашу лавку, – виновато проговорила она, пожав плечами. – Воспользовалась топором.

– Да не буду я тебя ругать, – ответил Алекс. Честно говоря, он был несколько удивлен.

Девушке удалось в одиночку пережить здесь снежный буран. Не каждый мужчина был способен на такое.

– Ну, так что же случилось? – спросил он в гнетущей тишине. – Почему ты осталась?

– Да это вы меня оставили.

– Но ты же должна была быть на борту «Кинга».

– Мне надо было кое-что забрать с острова. Явно взволнованная, Фиби стала убирать со стола посуду.

– Зачем ты решила вернуться? Что именно ты забыла?

– Да все это глупости, – пробормотала девушка, стараясь не смотреть на Хосмена. – Хотела набрать себе мешочек агатов из ручья…

Так сказать, сувенир на память об острове Мей. Я подумала, что больше никогда уже не увижу этих мест.

«Да, странная птичка, – рассуждал про себя Алекс. – Ее привезли на остров насильно, и тем не менее она захотела сувенир на память о времени, проведенном здесь. Неужели Фиби полюбила эти места?»

– Ты должна была сказать об этом мне. Мы бы тебя подождали.

– Ну, честное слово, я думала, что это займет всего лишь несколько минут… Я вовсе не хотела заставлять меня ждать. Меня преследует злой рок. В ночь пожара я вернулась за драгоценностью, когда-то принадлежавшей моей матери. И именно в этот миг вы ворвались в дом отца… Ох, чем быстрее мы выберемся из этой переделки, тем лучше будет для всех.

– Послушай, принцесса, так просто мы из нее не выберемся.

– Что вы хотите этим сказать?

– А то, что мы застряли в этих льдах и снегах на всю зиму. И до первой оттепели острова не покинем.

Фиби побледнела.

– А когда это будет?

– В апреле, скорее всего. А может быть, в марте, если весна придет раньше.

Лицо девушки приобрело зеленоватый оттенок. – Но это же больше трех месяцев!

– Считать я и сам умею, принцесса. Некоторое время Фиби что-то бессвязно шептала, потом встала из-за стола и, пошатываясь, вышла во двор. Алекс отчетливо расслышал, как ее вырвало.

 

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

В течение следующей недели Фиби пыталась смириться с тем фактом, что она и Алекс Хосмен будут зимовать на острове. В запрещенных приключенческих романах, которые девушка читала тайком в пансионе мисс Олборн, зимовки всегда были увлекательны. Так сказать, хрустальным чудом снежной белизны. Реальность оказалась совершенно иной. Морозный арктический ветер, свистящий сквозь щели в стенах, бесконечные темные ночи, исполненные леденящего сердце безмолвия, слепящий белый снег и мучительные походы на двор по нужде или за дровами.

Зима теперь представлялась Фиби долгим и мучительным путешествием. И она не была уверена в его благополучном завершении.

Как-то днем девушка стояла и смотрела в окно на мрачного вида болотистую низину у берега озеру. Ее покрывало толстое снежное одеяло. Положив локти на подоконник, Фиби внимательно разглядывала морозные узоры на стекле. Два снегиря прилетели поклевать насыпанных ею во дворе хлебных крошек. Похоже, птицы понимали, что она где-то рядом, но не боялись, поэтому прилетали каждый день и оставались, сколько хотели.

Алекс Хосмен вошел в хижину в снежном вихре. В его руках был дневной запас дров. Даже теперь, когда девушка привыкла к его меховой куртке, он все равно казался ей похожим на медведя.

Алекс медленно выздоравливал после своего ледяного похода. Огнестрельное ранение, похоже, тоже заживало быстро, и он снял повязку, обнажив трехдюймовый шрам как раз пониже челки. Пальцы на руках и ногах побагровели и стали шелушиться. И Алекс, и Фиби опасались начала гангрены, но ее признаки так и не появились.

При виде того, как Хосмен выздоравливает, девушке хотелось петь, но она предпочитала молчать.

На второй день молодой человек почувствовал себя лучше настолько, что иронично заметил, чтобы она постелила себе на чердаке.

– Но я же не думала, что проведу эту зиму вдвоем с кем-то…

– Точно так же думала и Златовласка. Когда Алекс усмехнулся, Фиби зарделась.

Иного выхода не было, и пока раненый мужчина лежал у печи, она просто стала спать наверху.

Как-то девушке в голову пришла совершенно неожиданная мысль.

– Но ведь поселок пуст, быть может, нам стоит поселиться в разных домах?

– Но почему?! – возмутился Хосмен. – Ты что, считаешь, что мы будем смущать снежных гусей?

Он рассмеялся, посчитав мысли Фиби абсурдными.

– Чего мы будем делиться? Оставайся здесь, девушка, а я буду спать на чердаке.

Как и в самом начале, они теперь жили в одной хижине, но казалось, будто бы они за много миль друг от друга.

Фиби не скрывала своей радости по поводу выздоровления Алекса и того, что в этом не последняя роль принадлежит ей. Со временем девушка стала называть молодого человека на «ты».

– Доброе утро, – приветствовал ее Хосмен.

– Утро доброе.

Она вновь посмотрела в окно.

– Знаешь, думаю, теперь я поняла, почему зимой животные погружаются в спячку.

– Ну?

– Им тогда не приходится наблюдать эти унылые дни.

Сухо рассмеявшись, Алекс стал аккуратно складывать поленья у печи.

– Хотя, – размышляла вслух Фиби, глядя на тоскливый серый денек, – у снега есть одно большое преимущество. Он скрывает все несовершенства, недостатки и уродства ландшафта.

– Честно говоря, никогда об этом не задумывался, – ответил Алекс.

Это ее не удивило. Алекс всегда был так буквален. Фиби повернулась и увидела, как он бросает в печку полено. После того как они оказались в вынужденном заключении под одной крышей, между ними возникла если уж не истинная дружба, то по крайней мере молчаливое согласие. Теперь, когда вокруг никого не было, отношения между ними стали совершенно иными, с каждым днем молодые люди все лучше узнавали друг друга.

Алекс вставал очень рано. Похоже, у него было какое-то шестое чувство по поводу того, когда именно появится на востоке серая полоска света. По утрам Фиби слышала скрип половиц, когда Хосмен спускался с чердака вниз, а потом плеск воды у умывальника. Потом она слушала скрежет кофемолки, и до девушки долетал божественный аромат варящегося кофе. Будучи человеком немногословным, Алекс обычно молчал и начинал разговор лишь после первой чашечки ароматного напитка.

– Ну, и на что ты так смотришь? Он утер лоб рукой в перчатке.

– На тебя.

– Почему? – Да я просто никогда не наблюдала ежедневную жизнь мужчины столь близко, – сказав это, Фиби опустила глаза. – Ну, это, если не считать моего отца.

– Поверь мне, принцесса, бывали в моей жизни деньки и получше. А если б все было, как сейчас, то я бы давно повесился.

– Ну, хорошо, – пробормотала девушка, смущенная его пессимизмом. – Хорошо, я, конечно, тебя не понимаю, но ты не похож на мужчину, неспособного провести зиму в занесенной снегами хижине.

– Все зависит от того, с кем я проведу эту зиму.

– Ха! – триумфально воскликнула Фиби. – Ты выбрал меня. Ты же еще в Ипсуиче решил притащить меня сюда.

– Ну, это еще было до тех пор, пока я не узнал тебя как следует. Ты ведь совсем сумасшедшая. Бежать с отплывающего корабля ради каких-то камушков…

– Я сумасшедшая? – истерически рассмеялась она. – Да это ты сумасшедший. Это ты ведь меня похитил.

– Если бы ты делала то, что тебе говорили, ты уже давно бы была дома, – констатировал Алекс.

«Дом». Это простое слово вызвало в душе Фиби целую бурю чувств. Она долго смотрела на Хосмена и, в конце концов, изрекла:

– Единственное, что может ухудшить наше положение, так это ссоры. Если уж мы не можем быть друзьями, то почему бы нам не попытаться вести себя цивилизованно.

– Мы можем попробовать стать друзьями. Эти слова Алекс промямлил столь невнятно и тихо, что девушке сперва показалось, что она ослышалась.

Нет. Он действительно сказал это, и незнакомое доселе тепло разлилось в ее груди. Фиби пришло в голову, что никогда прежде у нее не было друга-мужчины. Даже ее отношения с Саймоном до того, как они в последний раз сходили в оперу, были не столько дружбой, сколько стратегическим союзом. Так сказать, ассоциация, спонсированная и одобренная отцом – еще одним мужчиной, которого, как оказалось, девушка совсем не знала.

Находясь в неком меланхоличном состоянии, Фиби размышляла, что куда лучше понимала этого крепкого грубого мужчину с северного острова, нежели собственного отца. Она знала, что Алекс способен нарубить дневной запас дров буквально за считанные минуты и то, что он всегда насвистывает себе что-то под нос, когда работает. Она знала, что он любит крепкий черный кофе и способен запросто съесть три миски каши. Знала, что он может очень быстро, запоем прочитать книгу и что, несмотря на свои дикие манеры, человек-то он, вобщем-то, неглупый. Когда Фиби необходимо было вымыться, Алекс уходил на пару часов бог знает куда. А когда надо было вымыться ему, он ждал, пока она не отправиться спать. Лежа в холодной тьме, укутавшись с головой в одеяла, девушка слушала, как Хосмен плещется в цинковой ванне, невольно представляя его мускулистое тело. Она пыталась не смотреть на него, когда раздевала, прежде чем согреть, но это было просто невозможно. Невозможно было и забыть это притягивающее к себе тело, когда по ночам Алекс тащил ванну во двор, чтобы вылить воду.

С каждым днем Фиби все больше привыкала к этому мужчине, звуку его шагов, шелесту страниц, когда вечерами он читал книгу, отблескам керосиновой лампы на его очках, к тому, как Алекс хвалит ее стряпню. Между ними возникало нечто, чему она еще не вполне верила. Но подобно тем снегирям, что бесстрашно летали за окном, девушка уже ничего не боялась.

 

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ

Дни их были заполнены процессом элементарного выживания, но по вечерам делать было нечего. Разве что сидеть у печи и читать книгу или рукодельничать. Фиби пристрастилась к вышивке, а Алекс решил отправиться на подледный лов рыбы и часами просиживал за столом, изготавливая рыболовные крючки, которые казались такими крохотными в его медвежьих лапищах.

Будучи поглощенным работой, Хосмен внезапно заговорил с девушкой о книге, которую недавно прочитал, – «Происхождение видов» Чарльза Дарвина.

– А ты знаешь, что мой пастор предал эту книгу анафеме и запретил своей пастве ее читать? – проговорила она, не отрываясь от рукоделия.

Алекса эта фраза чрезвычайно удивила.

– Он что, считает, что если запретит людям читать, то тем самым уничтожит идеи?

– Думаю, что да.

Фиби уже много недель не вспоминала о докторе Мэйне и своей жизни в Ипсуиче. А ведь в ночь пожара она должна была пойти на его лекцию вместе с Саймоном. Девушка нахмурилась, представив, что все могло бы сложиться иначе, пойди она в тот вечер вместе со своими подружками.

– Ты думаешь, что кто-то имеет право учить людей, что им стоит читать, а что нет? – не унимался Хосмен. – И как именно им следует думать?

– Честно говоря, я как-то об этом не думала. Мой отец всегда говорил, что всякий поступок куда важнее философских разглагольствований.

Фиби поразило выражение лица Алекса.

– Тебе, что, неприятно думать о моем отце как о человеке, а не чудовище?

Рука Хосмена сжалась в кулак.

– Он – чудовище, потому что заставил страдать слишком многих.

– Но, Алекс, неужели ты не понимаешь, что уже уничтожил его.

Сев на скамью у печи, девушка снова принялась за вышивку. Несмотря на то, что отец был для нее тайной, кое-что она уже поняла очень ясно.

– Думаю, ты не понимаешь, сколь важно для меня было выйти замуж за Саймона Кросби. Тогда бы мой отец смог получить то, чего не купить ни за какие миллионы, – респектабельность и допуск в высшее общество нашей страны. Ведь Кросби признает даже Британский королевский дом. Мое вхождение в это семейство стало бы венцом достижений отца. Он уже спал и видел, как его мечты воплотятся в жизнь. Но ты их похитил. Неужели тебя это не удовлетворяет?

При упоминании о Саймоне на лице Алекса отобразилось полнейшее презрение.

– По-моему, я только раз съездил по морде твоему женишку и даже кожи на костяшках не содрал. Будь ты моей суженой, я бы в отличие от него точно спас бы тебя в ночь пожара. Фиби задумалась.

– Мне надо было спасаться от вас обоих… Она не договорила. Не следовало обсуждать глубоко личные вещи с Хосменом.

Алекс замолчал, и девушка решила, что он больше не будет касаться данного предмета. Но спустя некоторое время Хосмен спросил:

– А как же ты, принцесса? О чем мечтаешь ты? Неужели женщины, подобные тебе, тоже готовы пойти на все, лишь бы добиться высокого положения в обществе?

– Не буду лгать тебе. Есть женщины, вроде меня, готовые отдать жизнь, лишь бы добиться определенного статуса.

– Что ты имеешь в виду?

– Мое положение в обществе и то, как относятся ко мне «нужные» люди, – вот что важнее всего для меня в этой жизни, – иголка молниеносно вонзилась в ткань.

– Да? Неужели?

– Именно так оно и было… но до пожара. Важно теперь лишь то, что не сгорело в огне. Знаешь, сущее потрясение – узнать, что прежде ты была марионеткой в чьих-то честолюбивых руках. А самой собой – никогда.

Алекс усмехнулся, и Фиби было любопытно, сделал ли он это преднамеренно, чтобы скрыть удивление, вызванное ее откровенностью.

– Ну, так кем же ты была? – спросил Хосмен.

Девушке с трудом удалось скрыть невольную улыбку. Он и впрямь понимал все буквально.

– Я имею в виду, что никогда прежде не поступала по велению своего сердца. Я всегда оправдывала чьи-то ожидания. В частности, ожидания моего отца. Этому меня учили с пеленок. А также чаяния Саймона Кросби и его семейства. Я никогда не думала о себе. Я позволяла другим диктовать мне, кто я такая и как именно мне следует поступать.

– Ну а теперь? – Алекс стал продевать леску в только что изготовленный крючок.

– А теперь я просто не знаю, что мне предпринять. Отец отказался от меня, потому что теперь я не представляю для него никакой ценности, – Фиби проглотила подступивший к горлу комок. – Теперь и для тебя я тоже не представляю ценности. Иными словами, ты рисковал впустую.

Хосмен снял очки и внимательно посмотрел на девушку. От этого взгляда Фиби невольно покраснела. В висках гулко застучали молоточки.

– Все, чему меня учили прежде, в данных обстоятельствах абсолютно неприменимо. Так что, судя по всему, теперь я – табула раса. По латыни…

– Знаю, знаю. Чистая доска, – рассмеялся Алекс, прочитав в ее глазах крайнее удивление. – Вот вам, принцесса, и очередной пример троглодитской эрудиции.

Фиби стало немного стыдно из-за того, что она считала Хосмена неграмотным лишь потому, что у него не было формального образования. Но дни, проведенные в хижине, помогли девушке заглянуть в его душу. Она открыла для себя мужчину, любившего книги и науку не меньше мистической красоты этого острова.

За долгие северные зимы Алекс Хосмен получил образование не хуже университетского.

– Никогда – это долго, – промолвил он.

– Так же, как и вечность.

– И что же вы намерены делать со своей вечностью, мисс Табула Раса? Перепишете историю заново, станете другой?

– Думаю, что да, – ответила девушка, разглаживая руками вышивку. Если бы у нее был выбор, то кем бы она предпочла стать? – Я всегда была дочерью Филиппа Кью, а потом еще и невестой Саймона Кросби. Но никогда прежде мне не удавалось быть самой собой.

Прошел всего лишь час после того, как рассвело, а Алекс уже поймал две рыбины. Пальцы на руках и ногах все еще болели. Сейчас он стоял и грелся у печи, ожидая Фиби, которая вышла на двор по нужде. Когда она вернулась и села за стол, то выглядела куда бледнее обычного. «Похоже, она больна», – подумал Алекс. Он хотел что-то сказать, но постеснялся спрашивать ее о здоровье. Если с мисс Кью действительно было что-то не так, она все равно ничего бы ему не сказала.

Но уже не впервые Хосмен замечал, что после завтрака Фиби тошнит. Он не мог не вспомнить о том неприятном разговоре с Грозным Риком в день эвакуации с острова. Что касалось Ричарда, то он редко когда ошибался.

Алексу стало не по себе. Беременна? Только не Фиби! Ну как такое могло приключиться? Она ведь так невинна и, судя по всему, неопытна. Ей-то даже прикоснуться к мужчине страшно. Да этого просто не могло быть.

Но она собиралась замуж, и, судя по всему, это была всего лишь очередная выгодная сделка Кью. Когда девушка узнала из телеграммы отца, что «более непригодна для брака», то воскликнула, что «уничтожена». Неужели она имела в виду именно это?

Симптомы были слишком очевидны. Алекс попытался вспомнить, отстирывала ли она ежемесячно свое нижнее белье, и как назло, не смог припомнить такого случая.

«Черт подери! Если Фиби Кью и впрямь беременна, то зимовка вместе с ней на острове превратится в настоящий кошмар, – Алекс нервно потер руки, сделав вид, что полностью поглощен процессом согревания. На самом деле он печки даже не видел. – Фиби? – мысленно спрашивал он себя. – Беременна?»

– Я хочу тебя кое о чем спросить, – выпалил Хосмен, поворачиваясь лицом к девушке.

Фиби поморщилась, уловив в его тоне грубые нотки. А он сейчас чувствовал себя полным идиотом. Молодой человек смотрел на ее до боли милые глаза, рот, который он осмелился поцеловать лишь однажды, да и то не по-настоящему. Ее поцелуй был неопытен. Тогда Алекс ощутил в ней шок, ярость, страх. А также мягкость и сладость, которые теперь никогда не забудет.

– Что такое? – переспросила девушка. Ничего не оставалось, кроме как спросить напрямую.

– Ты не на сносях?

Фиби невольно вскрикнула, вцепившись побелевшими пальцами в край стола. У нее был такой вид, будто бы она проглотила живую жабу. Глаза ее широко распахнулись, а губы сложились в удивленное «о». Создавалось впечатление, что ее вот-вот стошнит.

– Что-что? – еле слышно прошептала девушка.

– Это не праздный вопрос, а потому не злись на меня. Просто я должен знать… ты беременна? Она бросилась к порогу.

– Бер… ере… – язык ее явно не слушался.

– Не знаю, может быть, не в правилах твоего воспитания произносить это слово вслух, но мы застряли здесь надолго, и потому я должен знать правду. Так беременна ты или нет?

Словно слепая, Фиби на ощупь схватилась за дверную ручку. Она стояла, неподвижная как ледяная статуя. «Ну, скажи нет», – молил про себя Алекс. Но девушка оставалась безмолвной, и лицо ее абсолютно ничего не выражало.

– Ну? – подсказал Хосмен. – Ведь это очень простой вопрос. Скажи «нет».

Он ждал, затаив дыхание.

– Я… я не знаю, – выдавила из себя девушка.

Мрачное удивление охватило Алекса. Он с трудом удержался от того, чтобы не выругаться, и постарался придать своему тону как можно больше нежности и мягкости:

– Так, значит, подобная вероятность не исключена.

И тут случилось то, чего молодой человек ожидал меньше всего. Еще мгновение назад Фиби была каменной статуей, истуканом, и вот теперь она превратилась в само отчаяние. Девушка проливала слезы с силой настоящего урагана.

Алекс Хосмен не боялся оказаться в самой гуще сражения. Ему приходилось спасаться от пробудившихся от зимней спячки медведей. Он выдержал не один шторм на море, выжил в смертоносном снежном буране, прошел несколько миль по снегу. Но вот теперь, глядя на Фиби Кью, он понял, что столкнулся с самой страшной и ужасающей вещью на свете – плачущей женщиной.

Алекс чувствовал себя совершенно беспомощным. Он совершенно не знал, что в подобных случаях следует предпринять, а потому просто подошел к ней и неловко похлопал по плечу. В страхе девушка отскочила от него, чуть не потеряв равновесие.

– Ну не надо, – прошептал Хосмен. Слезы ручьем лились из ее прекрасных глаз, и потому мужчине пришлось повысить голос.

– Прекрати! Хватит! Ради всего святого, прекрати эту истерику!

С трудом уняв слезы, Фиби пролепетала:

– Я не могу.

Алекс протянул ей полотенце.

– На, вот, утрись.

Она взяла полотенце и снова разрыдалась. Но через некоторое время рыдания ее стихли.

Сейчас Алексу больше всего хотелось оказаться за много миль отсюда. Но вместо этого он усадил Фиби на стул и сам сел рядом.

– Не смотри на меня, будто я – уродец из цирка, – всхлипнула она.

– Да не смотрю я. – Нет, смотришь.

– Только не как на урода, а как на женщину, которая должна мне кое-что объяснить.

Фиби собралась с духом и, наконец, спросила:

– А как ты догадался?

– Да нехорошо тебе, особенно по утрам. Подобное как раз и происходит с беременными женщинами.

– Неужели?

Алекс понял, что в пансионе мисс Олборн эту девушку подобным вещам не учили.

– Грозный Рик тоже это заметил и подумал, что я и ты, что мы… ну, в общем…

Молодому человеку вдруг стало нестерпимо жарко.

– Но я сказал ему, что между нами ничего не было. А потом подумал, ведь ты же собиралась замуж… И, может быть, уже жила со своим…

На лице Фиби отразился ужас.

– Ну почему я должна говорить… об этом, – еле слышно пробормотала она.

– Да потому что это снедает тебя, черт подери.

– Но я не знаю, как объяснить. Хосмен искренне рассмеялся.

– Что-что, а говорить ты умеешь. И потому, прошу тебя, выговорись. От разговоров еще никогда не было никакого вреда.

– Но это очень личное, – прошептала, успокоившись, девушка. – Поклянись, что никому и никогда…

– Какие проблемы, – заверил ее Алекс. – Можешь верить моему слову. Ты просто выговорись. Не мучай себя.

 

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ

Неужели Алекс не понимал, что она не может говорить? Неужели не сознавал, что нет таких слов, чтобы поведать о том, что она скрывала от него все это время? У Фиби было такое чувство, будто Хосмен тащит ее через длинный темный тоннель, и вся ее суть восставала против этого. Ведь она так старалась не вспоминать о пережитом кошмаре, и, тем не менее, боль и стыд не покидали ее.

Девушка не выдержала после очень простого вопроса.

– А ты не на сносях?

Но она не могла спрятаться от прошлого, потому что прошлое было частью ее. Она должна была вернуться. Вернуться к той ночи, к тому моменту, к тому случаю, который полностью изменил ее жизнь. Фиби понимала, что обязана рассказать об этом, но ей необходимо было время, чтобы собраться с мыслями.

Алекс Хосмен просто ждал. Он ничего не требовал, но явно не собирался отступать. Закрыв глаза, девушка попыталась оживить свои воспоминания о ночи, что предшествовала гибели ее дома в Ипсуиче.

Саймон повел ее в оперу, но представления Фиби почти не видела. Она, конечно, слышала музыку, но в уставленном цветами салоне, находившемся за личной ложей Кью.

Быть может, она должна была позвать на помощь, но ее всю жизнь учили быть спокойной и вежливой. Податливой. Даже тогда, когда ужас и паника разрывали ее на части. И потом, в конце концов, ведь это был Саймон. Мужчина, который обещал на ней жениться. У нее не было причин его бояться.

Он взял ее за руку и, игнорируя приглушенные протесты, потащил в шикарный салон. Среди ипсуичских богачей украшение личных салонов стало своего рода соревнованием, но Филипп Кью превзошел всех. Он нанял французского оформителя, создавшего миниатюрную копию Зеркального зала в Версале.

Газ еле мерцал в настенных светильниках из меди и хрусталя. Золоченые зеркала покрывали стены, и Фиби могла видеть бесконечные отражения ее и Саймона. Сейчас они походили на обнимающуюся парочку, но разница была в том, что девушка вовсе не обнимала своего жениха, а, наоборот, пыталась оттолкнуть.

Он утверждал, что хочет продемонстрировать, в чем именно будут заключаться ее супружеские обязанности. Он хотел дать ей отведать тайных восторгов брака.

«Оставь меня в покое», – сначала Фиби произнесла это довольно игривым тоном. Честно говоря, она была слегка заинтригована. Как и все будущие невесты, девушка часто размышляла о первой брачной ночи. Но она и подумать не могла, что Саймону захочется получить удовольствие раньше положенного срока. Она была абсолютно уверена, что Кросби, в конце концов, отстанет от нее, посмеется вместе с нею, и они вернутся досматривать оперу.

– Ах, моя дорогая. Теперь ты уже никогда не будешь одна.

Он шептал эти слова, казавшиеся ужасно романтичными, Фиби на ушко. Но его обещание тревожило девушку точно так же, как и его шаловливые руки.

Она посмотрела на лицо Саймона, прекрасное лицо с дагерротипа, что висел в рамочке над ее трюмо. Фиби чувствовала, как он сжимает ей запястье, слышала, как бормочет что-то несвязное, ощущала его запах – смесь рома и бриолина, от которой ее тянуло на тошноту.

Саймон посмеялся над ней, а потом окончательно потерял терпение. Он дал волю своим рукам, стал чрезвычайно настойчив. Если бы молодой человек был груб, девушка бы возмутилась, постояв за свои честь и достоинство. Но Кросби был просто самим собой, мужчиной, общественное положение которого позволяло ему наслаждаться чем угодно. И именно такими мужчинами Фиби учили всю жизнь восхищаться.

«Ну, хватит, Саймон, пожалуйста», – это было ошибкой. Она не должна была говорить этого слова. Девушка умоляла его, просила остановиться. Вместо этого он с силой надавил ей на плечи, заставив встать на колени.

– Ты так мило умоляешь, моя милочка, – зловеще прошептал он. – Мне это нравится.

Он смеялся и целовал ее, а потом буквально отшвырнул в угол салона.

– Тебе это нравится, не так ли? – Не унимался Саймон. – Спорю, тебе хочется ускорить наше бракосочетание.

Фиби почувствовала, как его рука полезла под юбки. От потрясения девушка онемела. Она не могла ни пошевелиться, ни вымолвить даже слово. У нее перехватило дыхание.

«Именно для этого ты и была создана».

Грубым движением Саймон порвал на ней нижнее белье.

«Вот она – единственная обязанность женщины».

Ария главной героини стала подходящим аккомпанементом для ее дефлорации.

«Вот что делает жена».

Он тихонько посмеивался, и Фиби стало стыдно за то, что когда-то она считала Саймона привлекательным, его мелкие черты лица милыми, а личность – потрясающей.

Лишь в этот миг, когда в ушах гудела опера Беллини, а на лице ощущалось влажное дыхание Саймона, девушка поняла, что столкнулась с большой ложью, ложью, что держала женщину в неведении об истинной цене брака.

«Это уже не смешно, Саймон. Прекрати! Я хочу, чтобы ты немедленно прекратил!»

В тот вечер она узнала правду, но было уже слишком поздно. Мужчина, с которым Фиби связывала свое будущее, сделал ее слишком послушной. Ей так нравились его ухаживания, и девушка так радовалась, что отец одобряет их союз.

Многие из ее подруг уже были обещаны старикам, у которых уже были взрослые и отвратительные дети или же какие-то сомнительные титулы. Они завидовали Фиби. Фиби, выбравшей себе Кросби из первейшего семейства в Ипсуиче. И пока других английских наследниц, упирающихся изо всех сил, посылали в мрачные замки к обнищавшим дворянам, девушка думала о будущем с молодым, красивым, жизнерадостным мужчиной, который часто смеялся, умело льстил и преследовал удовольствия с чарующей небрежностью.

Беда была в том, что представление Саймона об удовольствии несколько изменилось.

Его руки бесстыдно шарили по ее телу. Грубо целуя Фиби, мужчина овладел ею. Когда же девушке удалось освободиться от поцелуя, это молодое тело, которым она когда-то так восторгалась, продолжало совершать ритмичные движения.

Она лишилась дара речи. Не от потрясения, хотя, безусловно, поведение Саймона глубоко шокировало, и не от ярости, хоть ненависть сейчас и переполняла ее сердце.

Нет, молчать, словно лишенную языка рабыню, Фиби заставляла вежливость, чувство, если она сейчас позовет на помощь, то ей будет потом так стыдно и неудобно, что лучше пока терпеть все, что вытворял с ней Саймон.

Она оказалась слишком вежливой для того, чтобы вовремя остановить своего жениха. Всю жизнь девушку учили сохранять спокойствие и быть послушной. Она и представления не имела о том, что ее готовят именно к этому. Ведь это всегда было такой большой тайной. О, великая ложь!

– Тебе ведь это нравится, ты этого хочешь, ты ведь этого ждала, – шептал Саймон.

Фиби не знала, что ей ответить и что предпринять, и потому бездействовала и… сгорала от стыда. Она доверилась мужчине, который оказался способным на такое.

Девушка словно онемела. А когда, наконец, стала вырываться и кричать, то поняла, что это только в мыслях. В действительности она лежала на диванчике и делала то, что заставлял ее делать Саймон.

Оперные арии резали ее ножом. Девушке казалось, что душа ее рассталась с телом. Она была уничтожена, раздавлена, убита.

И лишь когда Саймон наконец-то остановился, Фиби дала волю слезам. Ее плач привел мужчину в ярость, но когда чуть позже в ту ночь он отвез ее к мисс Олборн, то выглядел чрезвычайно самодовольным и гордым.

– Я избавил тебя от дискомфорта первой брачной ночи, дорогуша, – хвастался Кросби. – Отныне ты будешь находить в этом лишь удовольствие.

Фиби сидела напротив него в фаэтоне, недвижимая и бесчувственная как соляной столб. Молодой человек застал ее врасплох, зная о том, что она совершенно не способна действовать. Неужели она всегда была такой?

Саймон, конечно же, продемонстрировал свою… девушка не знала, как это назвать. Скорее всего, наглость. Она надеялась, что он попросит прощения и поднесет ее руку к своим губам, и мир опять исправится.

Но Кросби не выказывал ни малейших угрызений совести. А Фиби так и не поняла, что же именно с ней случилось. В этом не было никакого здравого смысла. Девушка чувствовала лишь стыд и унижение да и вспышки бессильного гнева. Ей казалось, что теперь эти чувства уже никогда ее не покинут.

Прежде Фиби обожала оперу и любила все, что было с ней связано. Теперь при первых же аккордах ее одолевал страх. И все из-за Саймона. Это он сделал так, что теперь она боялась прикоснуться к любому мужчине.

И именно в этот момент девушка осознала, насколько серьезную травму ей нанес Саймон Кросби.

Она заставила себя успокоиться. Ведь все было кончено. Хоть и против своей воли, но Фиби оказалась в таком месте, где Саймон ни за что ее не найдет.

Но Фиби понятия не имела, как же объяснить все случившееся Алексу?

«Беременна. О Господи, а что если и впрямь?»

Она посмотрела в глаза Хосмену. Конечно же, он мало походил на исповедника, но именно этому мужчине ей сейчас захотелось довериться.

Вздохнув, Фиби начала рассказ.

 

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ

Алекс терпеливо ждал.

И вот, очень медленно, словно подстреленная птица, Фиби повернулась к окну. Из скрытых уголков ее души нехотя полились слова.

– В ту ночь перед пожаром, – запинаясь, прошептала она, – я пошла в оперу вместе с моим же… с Саймоном Кросби. Мы сидели в личной ложе моего отца.

Пальцы ее дрогнули.

Хосмен мало что знал об опере. Какая-то театральная постановка, где много поют и скачут. Чудесные костюмы и декорации и битвы на деревянных мечах. И ради этого горожане готовы выкладывать деньги и соответствующе наряжаться. Ему легко было представить Фиби Кью разодетую, как сказочная принцесса, в сопровождении ипсуичского денди в модном фраке.

– Наша свадьба уже была спланирована до последних мелочей, – продолжила девушка, не глядя на Алекса.

Она все еще смотрела в окно, но Хосмен прекрасно понимал, что сейчас девушка не видит лежащих за ним заснеженных полей.

– И я думаю, что именно поэтому я… мы… Она смолкла, закусив губу.

Алекс ждал. Ему было любопытно, как же это все-таки произошло. Неужели Фиби загляделась на своего милого и ее обуяла похоть? А может, он уговорил ее при помощи шампанского и комплиментов?

Хосмен стиснул зубы, прекрасно понимая, что никогда не будет для нее таким мужчиной, как этот Кросби. А может быть, ей сейчас стыдно за свои желания? Или же между тем, что она познала, и тем, чего хотела, оказалась большая разница?

– И вот во время оперы Саймон попросил меня уединиться вместе с ним в салоне. Видишь ли, каждая личная ложа имеет примыкающий к ней приватный салон, где мужчины могут покурить, а женщины вволю посплетничать. В тот вечер там оказались только я и Саймон. Конечно, со мной должна была быть его кузина, но в последний момент она заболела. А может, он просто попросил ее уйти, чтобы мы остались наедине. В тот вечер Саймон был особенно любвеобилен, ума не могу приложить, с чего бы?

Алекс мысленно рассмеялся. С чего бы? Да прежде всего потому, что у Фиби были лицо и тело, заставлявшие мужчин вспоминать о первородном грехе. И была в ее прекрасных глазах такая неуловимая меланхолия, что невольно хотелось ее обнять. А может, все дело в искрящемся водопаде ее каштановых с рыжими прядями волос, благодаря которым она так походила на сказочную принцессу?

– Ну, он, прежде всего мужчина, – хладнокровно ответил Хосмен. – А ведь даже самые слабые представители моего пола становятся любвеобильными, когда рядом такая женщина, как ты.

Фиби побледнела, и у Алекса возникло такое чувство, что он сболтнул лишнее.

– Могу биться об заклад, – сказал он, – что и ты, соответственно, настроилась на амурный лад.

Девушка проглотила застрявший в горле ком.

– Теперь я думаю, что именно так и решил Саймон, но точно так же, как и ты, он заблуждался.

Алексу было не по душе, что у него хоть что-то общее с этим Кросби. Не нравилось молодому человеку и то, что, несмотря на многие недели совместного проживания, эта женщина по-прежнему оставалась для него загадкой.

– Так, значит, ему хотелось любви, а тебе нет, – бесстрастно констатировал он.

Теперь картина стала проясняться. В таких случаях, как это обычно бывает между любовниками, мужчина получал свое. Во всяком случае, это подтверждал личный опыт Хосмена. Мужчина всегда знает, как уговорить сомневающуюся женщину.

– Верно, – кивнула Фиби, и он почувствовал, как девушка вновь отдаляется от него, погружаясь в свои воспоминания.

– В общем, он обнял меня и поцеловал. И сквозь занавес салона до меня долетало душераздирающее сопрано. Мне даже порой казалось, что это я так кричу, – Фиби перевела взгляд на побелевшие костяшки пальцев. – Но я, конечно же, не кричала. Это было бы слишком абсурдно. И даже жестоко. А я никогда не была жестокой, и тот вечер не стал исключением. И потому я просто… лежала, пока Саймон пыхтел и давил на меня и сделал… просто не знаю, как это и назвать-то…

Внезапно Алекс понял, что именно произошло тогда. С ужасом он осознал, что Кросби не просто соблазнил свою будущую супругу, он ее изнасиловал.

Конечно, у девушки не находилось слов, чтобы описать, что проделал с ней этот сукин сын. Воспитанная без матери и целой армией слуг, всегда готовых исполнить любой ее каприз, она никогда не была сама собой. Не ведала, что способна, а что не способна вынести.

Вероятно, Кросби это прекрасно знал. И, как большинство мужчин, этим воспользовался. Фиби была молода и прекрасна, невероятно богата и в скором времени должна была стать его женой. Так что ничего страшного мерзавец в своем поступке не видел. С такими людьми Алекс не раз сталкивался в армии. От подобных личностей Хосмена тошнило.

– Так значит, ты говоришь, что он был с тобою груб?

Хосмен понятия не имел, как это сделать. Просто знал, что обязан вытащить из нее правду-

Фиби откашлялась.

– Он был так скор… У меня просто не было времени подумать. Я словно находилась где-то далеко и не знала, что сказать. И потому я ничего не сделала, ничего не сказала и, в конце концов… все было кончено…

Алекс ничего не ответил. Девушка описала ему именно изнасилование, но сделала это так деликатно… Мрачная ярость обуяла мужчину. Он не задавался вопросом, почему лезет в ее тайны. Да, он был в ответе за то, что Фиби осталась зимовать на острове, но не за то, что натворил Саймон Кросби. Теперь ее странному поведению в последние недели нашлось объяснение. Девушка вела себя, как контуженый солдат, именно потому, что и впрямь пострадала. Правда, ранили ее не на поле брани – рану нанес человек, которому она полностью доверяла.

– И единственное, что я до сих пор не могу понять, почему я все-таки досмотрела оперу вместе с ним… Я просто привела в порядок свои волосы и села рядом с Саймоном досматривать последний акт…

Алекс живо представил себе Фиби сидящей в золоченой оперной ложе рядом с мужчиной, который только что ее изнасиловал. И самое худшее заключалось в том, что после случившегося девушке пришлось Вести себя так, будто ничего не произошло. Да, таким вещам в пансионах не учат. Там не учат, что делать, когда человек, которому ты верил, тебя насилует. – После этого воспоминания мои спутаны, – Фиби вздохнула. – Оказавшись в пансионе я легла спать и проспала почти до обеда, а потом просто не хотела вставать. А в тот день должно было состояться очень важное общественное мероприятие, на котором я обязательно должна была присутствовать. Евангельские чтения. Мои подружки по пансиону мисс Олборн так их ждали. Саймон должен был там со мною встретиться. Но когда пришло время собираться, я вдруг поняла, что не смогу никуда пойти. И тогда я поехала в город, чтобы встретиться с отцом.

– Ты собиралась рассказать ему о том, что случилось?

Девушка побледнела и откашлялась.

– Нет… как же я могла. Я только сказала папе, что передумала и не собираюсь выходить замуж за Саймона Кросби. Конечно же, отец не воспринял мои слова всерьез. Данный брак значил для него слишком многое, а то, что Саймон просто ужаснул меня, не играло никакой роли.

Впервые за время этого откровенного разговора Фиби посмотрела Алексу в глаза. При виде застывшей на ее лице скорби ему захотелось убежать из хижины, и молодой человек с трудом подавил это желание.

– Так что вот ответ на твой вопрос, – подытожила девушка. – Да, вполне вероятно, что я беременна, потому что вовремя не остановила Саймона.

– Послушай, – начал, запинаясь, Алекс, – а после той ночи месячные у тебя были?

Фиби густо покраснела.

– Пока ты не спросил, я как-то об этом не думала… – она встала и отвернулась, собираясь уйти в спальню. – Прости, я внезапно почувствовала такую усталость…

От того, что ей пришлось пережить, Алексу Хосмену стало не по себе. Обуявшая его ярость не находила выхода. Встав, он вышел во двор, не удосужившись надеть ни куртки, ни перчаток. Алекс стал колоть дрова, пытаясь хоть как-то успокоиться.

Тот факт, что Саймон Кросби изнасиловал Фиби, объяснял очень многое. И ее продолжительное молчание, и нервную реакцию на его прикосновения.

Но одно дело – понять ее, а совсем другое – помочь. Нарубив дров, Хосмен уставился на свой обмороженные шелушащиеся руки. Он тяжело дышал, выпуская изо рта белые облака пара.

«Нанесенная ей рана никогда не затянется», – у Алекса не было ни малейшего желания копаться в душе принцессы Кью.

 

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ

Фиби приложила руки к животу и постаралась представить, как там, внутри, растет ребенок. Но у нее не получилось. «Ничего – попыталась успокоить себя девушка, – быть может, я вовсе и не беременна».

Инстинкт подсказывал Фиби, что Алекс Хосмен уже никогда не будет смотреть на нее прежними глазами.

На следующий день после ее непростительной истерики и исповеди девушка уже вспоминала разговор с Алексом со стыдом, смешанным с паническим ужасом. Да как она вообще могла говорить вслух о том, что произошло между нею и Саймоном Кросби? Ведь это было так интимно, и ей вовсе не стоило выдавать свои тайны постороннему мужчине.

Хотя Хосмен вовсе не посторонний. Алекс… был Алексом. Ее похитителем. Ее защитником. Единственной человеческой душой, которую ей суждено увидеть до весны.

Фиби не могла думать о молодом человеке, как о чужом, потому что за время, проведенное вместе, узнала его, как никого другого.

Все еще недоумевая, как она решилась рассказать этому мужчине о том, что произошло между ней и Саймоном, девушка не могла не признать, что чувствует себя намного легче.

Теперь Алекс знал ее тайну. Знал о том, что в отличие от остальных женщин она уже никогда не насладится любовью с мужчиной.

Причесав волосы, Фиби не стала заплетать их в косы.

Хосмен уже сидел за столом.

– Кофе готов, – бросил он, не поднимая глаз.

Девушка не могла понять, что прозвучало в его голосе: скрытое презрение или свойственная ему грубость. Не спеша, она налила себе кофе. Возникла неловкая пауза, пока Фиби, сгорая от стыда, не высказала мучившие ее сомнения.

– Если окажется, что я и впрямь, как ты выразился, «на сносях», что ты будешь делать?

– Думаю, что не буду спать всю ночь, – размышляя об этом, буркнул Алекс.

Подобное признание ошеломило Фиби. Насколько ей помнилось, она еще никогда никого не лишала сна.

– Ну а дальше?

Закрыв глаза, она ждала ответа, пытаясь представить себе, каково это – иметь ребенка. Прежде девушке еще ни разу не приходилось видеть беременную женщину. Единственное, что ей помнилось, так это что беременных служанок увольняли сразу же.

«Вот для чего ты была создана, – всплыл в памяти голос Саймона. – Вот она – единственная обязанность женщины».

– Ну а если тебе понадобится помощь в твоем положении, – продолжил Алекс, – то я доберусь до лагеря на юге и, вполне возможно, приведу женщину, которая в этом разбирается.

Фиби содрогнулась, живо представив себе повивальную бабку. – Я не хочу, чтобы ты меня покидал, – невольно вырвалось у нее. – Думаю, нам следует подождать, чтобы точно убедиться в том, что это правда.

– В таком случае, нам ничего не остается, кроме как ждать весны, – подытожил Хосмен.

Девушка заставила себя выпить кружку сидра, хотя сейчас ей совершенно ничего не хотелось. Шло время, и внезапно ей овладело какое-то странное чувство. Прежняя Фиби уплывала в никуда, вытесненная чем-то иным и новым.

Ее жизнь так изменилась, что она стала чужой самой себе. Трудно было поверить, что прежде Фиби была беззаботной девчонкой, проводившей лето на озере, посещавшей балы и концерты и веселившейся с подругами.

Падение ее было поистине драматичным. Сентябрь девушка начала в высшем свете, в надежде выйти замуж за настоящего принца и дать своему отцу пропуск в элиту английского общества. А теперь она застряла на всю зиму на практически необитаемом острове и, вполне вероятно, беременная.

– С тобой все в порядке? – спросил Алекс. Молодая женщина уставилась на дощатый пол.

– Я просто подумала, как отреагирует на все это мой отец.

– Ты думаешь, что ребенок от Саймона осчастливит старого выродка? – с усмешкой спросил Хосмен.

Она помедлила с ответом.

– Не думаю, что мой отец знает, что такое счастье. В жизни его больше всего интересовал процесс достижения определенной цели, причем любой ценой. Когда он добивается своего, то, безусловно, испытывает определенное удовлетворение, – Фиби налила в кружку еще сидра. – Так что ты тоже должен быть доволен, потому что не дал ему достигнуть самой желанной своей цели. Ведь у него была единственная дочь, которую обстоятельства сделали непригодной для брака.

– Но, похоже, ты об этом не особо жалеешь.

– Нет-нет, – внезапно девушка ощутила необыкновенную легкость. – Странно, но теперь я чувствую себя свободной. Мне не надо выходить замуж за Саймона, переезжать в Лондон, мне не надо посещать эти многолюдные общественные мероприятия. Теперь я вполне могу стать пионером, покоряющим дикий Запад, или миссионеркой в какой-нибудь экзотической стране.

– Ты действительно этого хочешь?

– Не уверена. Но до пожара и того, что случилось потом, у меня просто не было выбора. Бог знает, что я не годилась на роль жены.

Она произносила это легко, скрывая тоску и опустошение, что терзали ее душу. Фиби становилось как-то не по себе, когда она размышляла о своем будущем в качестве миссис Саймон Кросби из Чансери Лейн, Лондон. А от мысли, что миллионы ее отца поправят финансовое положение Саймона, девушка испытывала настоящее омерзение. Ей хотелось мужа, который бы крепко ее обнимал, любил и делился самыми сокровенными мыслями, с которым можно было бы создать крепкую семью и спокойно состариться.

Насколько было известно Фиби, жены и мужья ее круга вели совершенно независимые друг от друга жизни. Но, конечно, как многие наивные девушки, она была уверена в том, что у нее все будет по-другому.

– И как прикажешь понимать твою фразу о том, что ты не годишься на роль жены? – спросил Алекс.

От отчаяния девушка готова была расплакаться.

– Прошлой ночью я рассказала тебе о том, о чем мне следовало промолчать. Ты что, невнимательно меня слушал?

– Клянусь, я помню каждое твое слово!

– Тогда ты, должно быть, слышал, что мой первый опыт близости с моим женихом, мужчиной, которому я верила столько лет, заставил меня задуматься о фундаментальной ущербности моего характера.

– Минуточку, что ты имеешь в виду?

– А то, что сама близость между мужчиной и женщиной, лежащая в основе всякого брака, для меня просто отвратительна. И судя по всему, объясняется это тем, что у меня просто не было матери, которая…

– Бог мой! – перебил Фиби Алекс. – Да ты, я вижу, так ничего и не поняла!

Его резкий тон привел ее в замешательство.

– О чем ты? – еле слышно прошептала девушка.

– О той ночи, о которой мне поведала.

– Пожалуйста, я не хочу больше это обсуждать…

– Нет, мы будем обсуждать это до тех пор, пока ты, наконец, не поймешь, в чем дело!

– А что тут понимать?! Быть может, мне посчастливилось осознать свою неполноценность, прежде чем я вступила в брак с Саймоном.

– Я тебе не верю, – Алекс встал из-за стола. – Ты обвиняешь себя лишь потому, что этот сукин сын тебя изнасиловал!

Изнасилование. Это было культурное гаденькое словечко, которое даже учитель закона Божьего произносил шепотом, рассказывая библейские истории. Фиби изучала классическую историю и знала, что вестготы и варвары также совершали изнасилования наряду с грабежами и поджогами. И в том, и другом случае изнасилование было актом ненависти и жестокости, вследствие которого жертва либо умирала, либо сходила с ума. В поэмах Овидия женщины, как правило, кончали жизнь самоубийством после того, как их насиловали.

– Нет, – неторопливо произнесла она. – Ты ничего не понимаешь. Саймон был моим женихом, а значит, никакого из…

Фиби так и не смогла произнести этого слова вслух.

– Так, значит, он тебя не насиловал?

– Да, но…

– Не задирал на тебе юбки, не рвал трусики, не входил в тебя против твоей воли?

Каждое слово Хосмена было хуже пощечины, и внезапная боль сжала девушке виски.

– Я больше не буду об этом говорить.

– Тогда ответь мне всего лишь на один вопрос, Фиби!

Алекс почти никогда не называл ее по имени.

– Какой?

– Ты говорила ему, чтобы он прекратил?

– Шепотом, – призналась она. – Но…

– То, что он заставил тебя сделать, то, что ты не хотела, – бесспорный факт. То был акт насилия. Изнасилование, черт его дери, а ты продолжаешь во всем винить себя!

– Саймон никогда не относился ко мне жестоко. Он никогда не поднимал на меня руки, не делал больно…

– И даже в ту ночь? – не унимался Алекс. – Ты можешь поклясться, что тебе в ту ночь не сделали больно? То, что после него не осталось синяков, еще не значит, что он не причинил тебе боли.

Действительно, Саймон не оставил на ее теле никаких следов. И содеянное им не имеет никакого оправдания. Кросби ранил ее душу, прекрасно зная, что этого никто никогда не заметит.

Фиби захотелось убежать куда-нибудь подальше, но взгляд Хосмена словно пригвоздил ее к месту.

– Почему ты обо всем этом меня расспрашиваешь? – не выдержала девушка. – Почему это для тебя так важно?!

– Потому что я вижу, что ты теперь ненавидишь себя за то, что совершил с тобой этот подонок.

– Он просто показал мне, в чем состоят обязанности женщины перед ее супругом. И не его вина в том, что я почувствовала… – Фиби запнулась и направилась к выходу из кухни.

– Что ты почувствовала?! То, что тебя предали?! Изнасиловали?! Конечно же, именно это, женщина! Он набросился на тебя и сделал свое грязное дело, не спросив твоего согласия. И теперь тебе отвратительно, потому что он тебя изнасиловал, а не потому, что в тебе какая-то неполноценность! – Алекс встал из-за стола и стал метаться по комнате, словно загнанный в клетку зверь. – Ты что, думаешь, я не видел, как ты вздрагивала, когда я к тебе прикасался? – спросил он. – Сукин сын научил тебя бояться мужчин.

– Итак, ты считаешь, что мой жених – жестокий человек, причинивший мне боль?

– Да.

– И теперь ты предполагаешь, что мне от осознания этого стало лучше?

– Насколько я вижу, хуже тебе не будет. Она прижала руки к губам и покачала головой.

– Ты ничего не понимаешь.

– Ну, тогда объясни мне все. Я ведь внимательно тебя слушаю.

Фиби тяжело вздохнула.

– Если он и впрямь насильник, то это значит, что я совершенно не разбираюсь в людях. А если нет, то жены из меня точно не получится. В любом случае я оказываюсь в проигрыше.

 

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ

Алекс с головой ушел в работу. Необходимо было сделать очень много, чтобы обеспечить хижину всем необходимым на время зимовки. Кроме того, работа не оставляла времени на мрачные размышления. Рубить дрова, расчищать от снега тропинку, что вела к складу, топить снег для пополнения запасов воды, ставить капканы на кроликов и ловить рыбу – все это было просто жизненно необходимо.

А с Фиби дело обстояло совершенно иначе. Алекс просто ума не мог приложить, как вернуть девушку в нормальное состояние.

Спустя две недели после того, как Хосмен вывел ее из себя, заявив, что ее суженый был насильником, они стали абсолютно чужими людьми, живущими под одной крышей. Будучи вынужденными питаться вместе и прекрасно сознавая, что до весны ни одной человеческой души не увидят, молодые люди почти не разговаривали и даже не смотрели друг на друга.

«Так оно лучше», – внушал себе Алекс. Ведь когда они беседовали, он всегда говорил то, что думает, чем очень возмущал девушку. Это было тем более странно, что теперь Хосмену вовсе не хотелось понапрасну гневить такую женщину, как Фиби Кью. Каким же он был идиотом, когда пытался убедить ее в том, что мужчина ее мечты вовсе не являлся настоящим джентльменом. К тому же Алекс мог ошибаться. Да и не его ума это было дело.

Однако Хосмен инстинктивно чувствовал, что именно случилось в опере. Но он не был уверен в том, что Фиби поверила его объяснениям. Алекс уверял себя, что это его не касается, но все же свершилась несправедливость.

«О, если бы она сама это поняла!»

Сейчас Алекс испытывал такую же бессильную ярость, как и тогда, когда на шахте произошел взрыв. Главное, чтобы ярость эта не свела его с ума, как это было в Ипсуиче.

Но как заставить Фиби понять?! Как объяснить, что совершенный по обоюдному согласию акт любви прекрасен и не стоит его бояться?! Хосмена бесило то, что в изнасиловании девушка винила себя.

Конечно, она абсолютно неправильно поняла то, что с ней произошло. И, как всегда, не поняла того, что он пытался объяснить. Алекс просто не знал, как следует разговаривать с такими женщинами.

Откидывая снег от дверей склада, он бормотал что-то невразумительное себе под нос. Последние четыре дня мела метель, прекратившаяся лишь вчерашней ночью, когда холодная высокая луна вышла из-за туч, заставив сверкать снежинки молочно-голубым светом.

Ночью окружающий пейзаж был невыразимо чудесен. Но наступил день, означавший работу, и, надо признаться, что молодой человек был несказанно ему рад.

Понадобился целый час на то, чтобы откопать складские двери. Засовы и петли замерзли и жутко скрипели, когда он открывал факторию. Чистый зимний солнечный свет осветил несколько бочек с диким рисом, мукой, сахаром, кофейными бобами и молочным порошком. Конечно, припасов было не так много, поскольку Алекс не планировал оставаться зимовать на острове, но все же их должно было хватить.

Мужчина не спеша открывал бочки и клал продукты в холщовый мешок. Аккуратно запечатав бочки, чтобы в них не заползли какие-нибудь жучки, он вышел на улицу, закрыв за собою двери.

А в доме Фиби, как обычно, сидела у печи и вышивала, а дворняга спала на половичке у ее ног. Свет, пробивавшийся из окна, сейчас падал прямо на девушку. Когда она посмотрела на вошедшего Алекса, у того перехватило дыхание.

Где-то в глубине своего подсознания он как раз представлял себе именно такую картину. Это было то, о чем он мечтал, когда лишился семьи, будучи ребенком.

– Вот, принес кое-что из припасов, – грубовато пробурчал Хосмен, скрывая овладевшие им эмоции. – Рис и все такое…

Иголка сверкнула в ее руках.

– Отлично, будешь сейчас ужинать?

– Нет, пойду проверю свои капканы, пока еще светло.

– Хорошо.

Фиби посмотрела в окно.

– На улице так хорошо, когда затишье.

– Вот именно.

Простые слова. Ни к чему не обязывающий разговор. Однако, подобно подводному течению, за словами этими скрывался совершенно иной смысл.

Она вздохнула.

– Я хочу… – девушка не договорила, снова сделав глубокий вдох.

– Чего?

– Да так, глупости…

– Ну, скажи мне…

– Порой мне хочется просто прогуляться, – призналась Фиби. – Когда светит солнце и все так прекрасно, у меня появляется желание выйти в этот белый мир, – горькая усмешка заиграла на ее губах. – Но мои руки и ноги сразу же замерзают, когда в выхожу за дровами. Я и двух минут не могу выдержать на снегу.

Похоже, ответа на эту тираду девушка не ждала, и потому Алекс предпочел просто подбросить в печку очередное полено. Надев меховую куртку, он направился к дверям.

– Алекс, – позвала она еле слышно, и Хосмен мгновенно повернулся к Фиби.

– Что такое?

– Да ничего, – прошептала она, густо покраснев. – Просто я уже забыла, что хотела тебе сказать.

– Я вернусь до наступления темноты, – бросил Алекс и вышел из хижины. Сердце его учащенно билось, и он прекрасно понимал почему. Впервые она назвала его по имени. Она назвала его Алексом.

На Рождество Фиби целых два часа потратила на стирку одежды и постельного белья. Стиснув зубы, она жалела о том, что знает, какой именно сегодня день. Проводить Рождество в качестве прачки? Нет, это было уже слишком.

Девушка зачем-то по-прежнему вела счет дням, проведенным на острове Мей, и потому, когда проснулась под утро в пустой хижине, прекрасно знала, что сегодня Рождество.

Алекса Хосмена, как обычно, нигде не было видно. Фиби подумала, что должна быть благодарна ему за то, что он был таким сильным и так много делал для того, чтобы здесь было тепло и хорошо и чтобы на столе всегда стояло что-нибудь съестное. Но время от времени девушке просто хотелось его общества. Ей не нужен был кролик для жаркого или дрова – она просто мечтала о приятной беседе.

Фиби прекрасно понимала, что не должна проявлять любопытства, но просто ничего не могла с собой поделать. Ведь Алекс вызывал у нее столько вопросов. Девушке хотелось, чтобы он говорил с ней о Кристиане, о войне, и каково это – вырасти на острове Мей. Но она ума не могла приложить, как об этом спросить.

Фиби изо всех сил терла свое нижнее белье, и мыльная вода стекала по ее рукам. Едкое мыло жгло уколы и царапины, оставшиеся после ее многочасовых занятий вышивкой. Но все эти мелкие ранки казались полной ерундой в сравнении с куда большей угрозой скуки и безделья, а шитье успокаивало.

Закончив стирку, девушка развесила белье у печи, чтобы оно быстрее высохло. Против своей воли она вдруг вспомнила про другие Рождественские праздники. Украшенную елку в особняке своего отца и горящие повсюду свечи.

В канун Рождества празднества и званые вечера достигали своего апогея. Когда дело касалось Рождества, экстравагантность ее отца не знала границ. В прошлые годы он дарил ей живого пони, редкостную белую канарейку в позолоченной клетке, бриллиантовую корону и серебряные расчески.

В ответ она презентовала ему трость, украшенную драгоценными камнями, отделанное серебром седло из Марокко, массу шелковых галстуков и великолепные золотые часы.

Но подарки отца не заменяли внимания. Для Филиппа Кью радость дочери была вторична по отношению к самим подаркам. Кью даже держал личного секретаря, единственной работой которого было сделать так, чтобы его имя стало известно всем мало-мальски значимым «нужным» людям. Благодаря экзальтированным посланиям Грэга Локса в ипсуичские и лондонские газеты весь мир знал, что именно подарил на Рождество своей дочери Филипп Кью.

В тот год, когда Фиби исполнилось десять, в канун Рождества между ними возникло хоть какое-то понимание. Как-то раз она на цыпочках неслышно вошла в зимнюю гостиную отца. Он сидел в полном одиночестве, с хрустальной рюмкой бренди в одной руке и маленькой овальной фотографией в другой. Комната освещалась лишь мерцавшим в камине огнем. Фиби затаила дыхание, сразу же узнав фотографию. Обычно она стояла на высоком комоде в личных апартаментах папы и предназначалась исключительно для его глаз. Он никогда не узнает, как часто пробиралась в его комнату дочь, чтобы полюбоваться на портрет своей матери, посылавшей ей привет из глубин вечности. Фиби глядела на нее часами, пытаясь вдохнуть жизнь в неподвижный плоский образ, стараясь вспомнить материнский запах, звук ее голоса, улыбку.

Но прежде девочке и в голову не могло прийти, что отец испытывает ту же жуткую тоску. Ей захотелось подойти к нему, сказать что-нибудь, но она этого не сделала, потому что отчетливо видела, как отец плакал.

Прежде Фиби еще никогда не видела его плачущим и теперь поняла, что никакими подарками не заполнить той жуткой пустоты, что воцарилась в его душе. Быть может, именно в тот вечер она решила что отныне во всем будет слушаться своего отца и всячески ему угождать.

Взбираясь на чердак, Фиби попыталась успокоиться и вернуться к суровой реальности.

Собрав одежду и постельное белье Алекса, она спустилась вниз и снова принялась за работу.

Выливая потом грязную мыльную воду на улицу и дрожа от холода, девушка мысленно продолжала снова и снова возвращаться к тому, что сказал Хосмен по поводу инцидента с Саймоном. Она еще раз перечитала имеющуюся у Алекса потрепанную копию Ветхого Завета и постепенно пришла к выводу, что Саймон и впрямь ее изнасиловал. Ведь Амнон, надругавшийся над родной сестрой, тоже был сыном царя Давида. Даже с лучшими из семей происходили страшные вещи. Однако осознание того, что суженый изнасиловал ее, было слабым утешением.

Чтобы избавиться от мрачных мыслей, Фиби все утро проработала, непокладая рук. К обеду она приготовила жаркое с маринованными помидорами, рис и рыбу, которую удалось поймать Алексу. Ее мастерство поварихи совершенствовалось с каждым днем, хотя запасы продуктов и были ограничены.

Хосмен вернулся к полудню, принеся с собой аромат сосен и снега. Даже в своей комнатке Фиби прекрасно слышала, как он стряхивал с сапог снег.

– Пахнет чем-то вкусненьким, – обрадовался Алекс.

– Это твой обед. Все будет готово через пару минут.

Она заправила свою постель, внезапно удивившись, что когда-то даже понятия не имела, как это делается.

Войдя в большую комнату, девушка испытала настоящее потрясение. Там стояла маленькая сосенка, которую украшали рождественские свечи. Маленькие огоньки отбрасывали волшебные отблески.

– С Рождеством! – пробасил Алекс.

На какое-то мгновение Фиби лишилась дара речи. А потом совершенно неожиданно ее лицо осветила улыбка.

– Я и не думала, что ты вспомнишь.

– А я думал, что это ты захочешь об этом забыть, да только не сможешь.

И как это получилось, что этот мужчина узнал ее настолько хорошо. Этот странный, странный Алекс Хосмен. Он мог быть безумным и неуправляемым, но никогда бы не причинил ей боли. Он был посторонним, но тем не менее знал секреты ее сердца куда лучше любимых подруг. Конечно, он был грубияном с северного острова, но на его силу можно было положиться. Странно было думать так о мужчине, целившемся из револьвера в голову ее отца.

– Для меня это настоящий сюрприз, – проговорила девушка, счастливо улыбаясь. – Сейчас я накрою на стол.

– Спасибо, – ответил улыбкой на улыбку Алекс, вешая на крючок свою куртку. Фиби поставила на стол блюдо с рыбой.

– Должно быть, ты проголодался, проведя все утро на морозе.

Как обычно, они запивали еду теплым сидром и молчали. Ведь всякий долгий разговор, как правило, превращался в спор. Фиби очень хотелось рассказать Алексу, как они праздновали Рождество в Ипсуиче, и расспросить его, как он встречал праздники вместе с Кристианом. Но девушка боялась причинить мужчине боль. Ведь это было первое Рождество Алекса Хосмена без Кристиана.

После того как они закончили трапезу, Фиби убрала со стола грязную посуду. Когда она вновь повернулась к столу, то увидела на своем стуле приличного размера мешок, перевязанный грубой веревкой.

Девушка нахмурилась.

– Что это?

– Рождественский подарок, – у Алекса был такой вид, будто бы он готов провалиться сквозь землю.

– Для меня?… – растерянно переспросила девушка.

– Несомненно… Давай, открывай.

Когда она развязывала веревку, ее руки дрожали.

– А я вот тебе ничего не приготовила. Детская улыбка осветила его обветренное лицо.

– Мне подарки не нужны, принцесса. Развязав мешок, Фиби невольно вскрикнула.

– О, мой Бог, они прекрасны!

Она почувствовала несказанное удовольствие, когда у нее в руках оказались самые красивые меховые рукавицы и унты из тех, которые девушке когда-либо приходилось видеть. Она засунула руку в одну из рукавиц и закрыла глаза, ощущая шелковистое тепло.

– Откуда все это?

– Сам сделал, – просто ответил Алекс. – Ну, как, хорошо сидят?

Девушка развязала свой башмак и обулась. Ощущение было просто божественным. Обувь мягко обволакивала ногу до колена, а кожаный мысок и подошва создавали такое чувство, будто бы идешь босиком по теплому песку.

– Они просто великолепны, Алекс.

«Как глупо, – подумала она, – проявлять подобную сентиментальность по поводу столь простых подарков».

Когда-то Фиби получала в подарок бриллианты и жемчуга и не испытывала по этому поводу совершенно никаких эмоций, а тут из-за каких-то отделанных кроличьим мехом унт на ее глаза наворачивались слезы. Если бы девушка прошла в них по улицам Ипсуича, ее подняли бы на смех. Но Ипсуич был где-то очень далеко, а здесь над ней никто не смеялся.

– Отлично, – Хосмен встал на колени и коснулся ее ноги руками, тут же ощутив, что Фиби напряглась. – Не бойся, я просто хочу их зашнуровать.

Неторопливыми движениями он подвязал унты длинными кожаными ремешками.

Девушку бросило в жар. Ей мучительно хотелось прижаться к Алексу.

Не ведая ее мыслей, мужчина протянул ей куртку и надел свою.

– Хочу тебе кое-что показать.

Фиби помедлила, прежде чем выйти во двор. Ведь ей так часто хотелось погулять, но она почему-то была уверена, что замерзнет насмерть, не пройдя и десяти шагов. А теперь с Алексом это оказалось возможным. С ним было возможно все.

На улице ее ожидал очередной сюрприз.

– О! – воскликнула девушка. – Ты расчистил тропинку!

Дорожка шла от самого крыльца прямо к лесу, болоту и озерцу. Пушок выбежал из хижины первым и понесся впереди. Алекс протянул Фиби руку в меховой рукавице, когда она спускалась с крыльца. Не раздумывая, девушка взялась за нее и почувствовала, что Алексу это необыкновенно приятно.

Она радовалась и улыбалась, когда они направились к лесу. Прогулка обещала быть приятной, ведь в унтах и меховых рукавицах было так тепло. Фиби любовалась на холодное зимнее солнце и ярко-голубое небо.

Лес напоминал хрустальный дворец. Замершие ветви образовали живописную арку над тропинкой, и девушке казалось, что она попала в сказку. Уже было далеко за полдень, и солнце отбрасывало на тропинку отблески розоватого света. Снежный ковер сверкал, подобно алмазам. Свисавшие с деревьев сосульки преломляли солнечный свет в радуги.

Фиби шла по расчищенной дорожке, любуясь на лесные своды. Чувство бесконечного покоя наполняло ее.

– Обычно на Рождество я ходила в церковь, – прошептала она. – Но здесь, в лесу, великолепия и величественности куда больше, чем в любом из храмов, построенных человеческими руками.

– Не припомню, чтобы я когда-либо заходил в церковь, – ответил Алекс.

– Но сейчас ты и так в огромном соборе, созданном самой природой. Думаю, что именно в такой день и родился Спаситель. Спасибо тебе за все, Алекс. Но мне как-то неловко. Ведь я тебя ничем не порадовала.

– Ну почему же. Ты приготовила мне шикарный обед и даже вымыла посуду и постирала мое белье.

Вспомнив об истинной причине, подвигшей ее на стирку, Фиби прикусила губу и почувствовала себя ужасно неловко.

– Ну, в общем-то, кое-что вроде подарка для тебя есть, то, что ты так хотел знать… – Ну?

Густо покраснев, девушка опустила глаза.

– Этим утром я обнаружила, что точно не беременна.

Хосмен молчал так долго, что девушка не выдержала и посмотрела на него. На лице Алекса играла улыбка.

– Вижу, ты рад этой новости, – пролепетала Фиби.

– О, да, – рассмеялся молодой человек. – С тобой и так столько проблем, принцесса, ну а если бы ты еще была с животом, то тогда пиши пропало.

Девушка уже собралась обидеться, но почему-то передумала. Алекс устроил ей праздник, несмотря на все тяготы, а она осчастливила его, решив их самую большую проблему. Какое-то время они просто смотрели друг на друга, улыбаясь непонятно почему.

– Так что, похоже, я зря перед тобой исповедалась.

– Не совсем. С тобой случилась беда, и если ты поделилась ею с кем-то, то тебе стало чуть легче.

Впервые за долгие недели Фиби ощутила необыкновенную легкость. Поступок Саймона погрузил ее душу во мрак, а теперь, похоже, Алекс был настроен любой ценой вывести ее к свету.

– Зачем ты все это делаешь? – спросила девушка.

– Что именно?

– Превращаешь Рождество в настоящий праздник, помогаешь разобраться в том, что произошло между мной и Саймоном? Почему?

Хосмен взял в руки немного снега и слепил снежок.

– Да потому что притащить тебя сюда было моей величайшей ошибкой. Я хотел отомстить твоему отцу, но у меня ничего не получилось. Не надо было мне тебя в это впутывать.

– Значит, тобой руководит чувство вины?

– Похоже, что так.

– Понятно.

Не торопясь, Фиби пошла по тропинке вглубь леса. Здесь было куда холоднее. Поймав на себе его любопытный взгляд, девушка сказала:

– Ты не должен переживать из-за меня.

И произнеся эту фразу, она поняла, чего именно больше всего желала. Ей хотелось его доброты, потому что Алекс ей нравился и потому что она была ему небезразлична.

– Да, все было куда проще, когда я была простой заложницей, – призналась девушка.

Хосмен отбросил снежок в сторону болота, спугнув стаю ворон.

– Женщина, ты никогда не была простой… Она подошла к краю болота и залюбовалась на открывшуюся ее взору картину: его поверхность покрывал толстый слой льда, очищенный от снега ветром. – А ты когда-нибудь катался на коньках? – внезапно спросила Фиби, повернувшись к Алексу.

– Да, зимой детям особенно нечем было заняться… А ты?

– Само собой. Ведь каждую зиму в Центральном парке Ипсуича устраиваются настоящие катки.

Молодой человек посмотрел на внезапно потемневшее небо.

– Будет лучше, если мы вернемся назад.

В полной тишине они возвращались домой, и только снег скрипел под ногами. Подойдя к хижине, Фиби с удивлением обнаружила, что держит Алекса за руку.

– Еще раз большое спасибо.

– С Рождеством, принцесса…

Он взял ее за плечи и коснулся губами ее лба. Теплое дыхание. Мягкие губы. Совсем не похоже на тот поцелуй на пароходике. И в следующее мгновение все было кончено. Хосмен отступил на шаг, на лице его играла улыбка.

– Не смотри на меня, будто я серый волчище. В конце концов, это был всего лишь поцелуй.

– Но… но…

– Ну да ладно, сейчас еще покажу. Алекс коснулся ее рук и на сей раз нежно поцеловал девушку в губы. Фиби закрыла глаза и ощутила внутри себя блаженное тепло. «Не думай ни о чем, – мысленно говорила она себе. – Просто чувствуй». Щетина на его щеках. Прохладные губы, быстро согревающиеся от ее дыхания. Уверенные объятия. И вдруг в памяти девушки всплыло нечто, заставившее ее отшатнуться.

– Нет! – в панике простонала она, – не делай этого…

Алекс смерил Фиби спокойным и решительным взглядом.

– Я не он, – медленно проговорил он. – Я не тот ублюдок, что напал на тебя.

– Знаю… но мне… Мне это просто не нравится, – пробормотала девушка дрожащим голосом и поспешно направилась к дому. – Мне не нравится, когда меня обнимают, целуют.

– Да нет, – отрицательно покачал головой Алекс. – Тебе это просто необходимо. Быть может, я вовсе не тот мужчина, но тебе надо поучиться получать удовольствие от близости. Ты не должна бояться мужчин только потому, что один из них тебя изнасиловал.

– Ну почему? Почему я должна научиться любить это… эту…

– Потому что потому, – нетерпеливо ответил Хосмен. – Без этого ничто не имеет смысла.

Фиби старалась побороть желание довериться ему полностью. Она не должна была ему верить. Она уже как-то доверилась Саймону, и он нанес ей самую страшную рану. – Не знаю, что тебе и сказать. Девушка быстро прошла в дом. А там в печи весело потрескивали дрова и стояла рождественская елка.

– Я просто никогда не нахожу нужных слов…

– Нет, что-что, а говорить ты умеешь, – Алекс рассмеялся, отряхивая снег с сапог.

– Я совсем другое имела в виду. Ты слишком обыденно говоришь об этом, – Фиби погладила невероятно мягкий мех новых рукавиц. – Больше всего я боюсь, что не смогу все оценить правильно. Я ведь собиралась выйти замуж за Саймона. Я слепо хотела отдаться мужчине, который меня унизил. Так неужели теперь ты будешь обвинять меня в излишней осторожности?

– Послушай, – ответил Алекс. – С тобой все в порядке. Помнишь того шкипера с пакетбота? Ты правильно сделала, что не поплыла с ним. Он плохой человек. И ты хотела выйти замуж за Кросби лишь потому, что твое окружение убеждало тебя в том, что это будет самым разумным и правильным. Всю жизнь тебя учили, что говорить и как думать. Тебе никогда не приходилось решать за себя.

– Да что ты знаешь о моей жизни?! – воскликнула Фиби.

– Просто у меня есть глаза. Бьюсь об заклад, что если бы право решать было предоставлено тебе, то ты ни за что на свете не согласилась бы вступить в брак с Саймоном. А теперь думай, что хочешь… – он зажег свечи на маленькой сосенке. – Говори, что хочешь… Может, и сама удивишься.

Неизвестно почему, но сейчас девушка думала только о его поцелуе. Она размышляло о его мягкости и о том, каков он на вкус. Она вспоминала о тех первых потрясающих мгновениях, когда позабыла о страхе.

Фиби думала об этом и когда отходила ко сну. Перед тем как погрузиться в объятия Морфея, она представляла себе Алекса Хосмена, зажигающим свечи на сосенке. Грубые черты его лица смягчались их отблесками. В разгар самой и мрачной и холодной зимы он подарил ей Рождество.

 

ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ

Хотя дни зимовки на острове и приобрели вполне предсказуемый ритм, Алекс ощущал нечто подспудное, чего между ним и Фиби прежде не было. Обняв и поцеловав девушку, он пересек незримую границу, и теперь для него уже не было обратного пути.

Ему хотелось пойти еще дальше, хотелось обнимать и целовать ее. Он мечтал заняться с ней любовью, ощущать ее обнаженную кожу, шептать на ухо самые сокровенные слова. Но это было еще не все. Алекс хотел остаться с Фиби навсегда, хотел видеть, как годы изменят ее лицо и цвет волос.

Хосмен был безумно влюблен. Сначала он считал, что сможет побороть себя. И потому пытался излечить временно овладевшее им безумие разного рода полезной работой – охотой на кролика для ужина, подъемом засветло, чтобы нагреть горячей воды, ежедневной расчисткой тропинки, чтобы Фиби могла совершать прогулку, когда захочет, или же установкой на стене очередной масляной лампы, чтобы ей было лучше читать и рукодельничать. Однако желание сблизиться с ней просто снедало Алекса, кроме того, судя по всему, девушка хотела того же. Порой Хосмен замечал, как она засматривается на него, но прежде чем отвернуться, Фиби всегда мило ему улыбалась. Это длилось какие-то мгновения, но при этом Алекса одолевало невероятное желание.

Он понимал, что ему и Фиби не суждено прожить жизнь вдвоем, но это вовсе не значило, что они должны были игнорировать друг друга до наступления весны.

Как-то днем в январе Алекс принес в хижину свое очередное изделие и положил его на стол рядом с большим куском воска.

– Что это такое? – поинтересовалась Фиби. – Что ты такое делаешь?

– Это коньки, – гордо ответил он, и стал натирать воском деревянные лезвия. Сделаны они, конечно, были грубо, но от всего сердца. Девушка внимательно наблюдала, как Хосмен приспосабливал на каждый конек кожаные ремни-завязки.

– Ну что, готова? – спросил наконец Алекс. Ее не нужно было спрашивать дважды. Фиби поспешила надеть подбитый мехом плащ, унты, рукавицы и завязала на шее пуховый шарфик. Алекс улыбался, видя, как ей не терпится выйти на улицу. Конечно, девушке было скучно сидеть дома. Чуть ли не вприпрыжку она выскочила на крыльцо. Молодой человек вышел следом, перекинув коньки через плечо.

– Какой прекрасный погожий день, – воскликнула Фиби, всплеснув руками. Она поспешила к заболоченному пруду. Почти весь снег был сметен со льда ветром, и поверхность его была чистой, как зеркало. Это сделал Алекс, выливший сюда утром несколько кадушек воды.

– Садись сюда, – сказал он, указывая на лежавший на берегу валун. – Я надену тебе коньки.

Она повиновалась беспрекословно, что не могло не удивить Алекса. Хотя они не ссорились в последнее время, но девушка обычно держалась от него на расстоянии. Сегодня же она была просто счастлива, и Хосмен надеялся, что ему это не мерещится.

Он встал перед ней на колени прямо в снег и взял ее ногу. У. Фиби были такие маленькие изящные ножки и такое по-детски свежее лицо…

Алекс завязал коньки и протянул руку.

– Готова?

Девушка поднялась с камня, слегка пошатываясь, и сразу же схватилась за руку мужчины.

– Да.

– А ты уверена, что и впрямь умеешь кататься на коньках?

– Конечно же.

Неуверенной походкой, поддерживая друг друга, они вышли на ледяную гладь пруда. Алекс начал катание первым, попеременно отталкиваясь ногами и озираясь на Фиби. Но он зря волновался. Девушка скользила по льду с подлинной грацией лебедя.

– Мы катаемся на коньках! – весело кричала она. – Это так здорово!

Рука об руку они сделали полный круг по ледяному зеркалу, спугнув белоногого зайца в прибрежных камышах. Снегири испуганно порхали в кронах обледенелых деревьев.

«Когда она рядом, – подумал Алекс, – то больше ничего и не надо».

***

Никогда прежде катание на коньках не приносило Фиби такой радости. В отличие от степенных пар, круживших на катке городского парка, они с Алексом радовались, как малые дети.

– А не хочешь прибавить скорости? – поинтересовался Хосмен.

– Давай соревноваться наперегонки, – бросила вызов девушка, отпуская его руку. – Ну, это, конечно, если тебе не будет стыдно проиграть женщине, – она показала на противоположный конец пруда. – Тот, кто придет вторым, будет готовить ужин…

Фиби покатилась вперед, значительно обгоняя Алекса. Раскинув руки, девушка громко смеялась, слыша серебристое эхо своего голоса, отдающегося в заснеженном лесу. Такой живой и счастливой она еще никогда себя не чувствовала. Морозный воздух наполнял ее легкие.

Алекс поравнялся с нею и стал обгонять. Фиби ничего не оставалось, кроме как вцепиться в его меховую куртку.

Они потеряли равновесие и упали на самом краю пруда, врезавшись в колючий терновый кустарник, и девушка оказалась в объятиях лежавшего на спине молодого человека.

Отдышавшись, она спросила:

– Ты ничего себе не сломал?

– Нет, со мной все в порядке, – проворчал он и был не прав. Когда Алекс поднял руку, девушка увидела трехдюймовую колючку, насквозь пронзавшую рукавицу.

– Только не говори мне, что она прошла насквозь, – ужаснулась Фиби. Зубами Хосмен стащил рукавицу с неповрежденной руки, схватился за колючку и быстрым движением выдернул ее.

– Теперь уже нет.

Он снял другую рукавицу, быстро осмотрел ранку и сунул руку в снег.

– Ты такой храбрый, – проговорила девушка. – Неужели ты ничего не боишься?

Стряхнув с ладони снег, Алекс снова надел рукавицу, одарив Фиби кривой усмешкой.

– Больше всего на свете я боюсь тебя, принцесса.

Внезапно она поняла, что практически лежит на Хосмене. Их лица были так близко, что Фиби даже могла ощутить тепло его дыхания и столь характерный для него запах сосен и снега. Будучи не в состоянии шелохнуться и отвести взгляд, девушка смотрела Алексу в глаза. Они были безумно красивые, темно-карие, с длинными ресницами. А какие у него были губы! Она до сих пор помнила тот рождественский поцелуй.

– Ну же, сделай это, – прошептал он.

– Что именно? – тихо спросила Фиби, чувствуя, как по ее телу разливается приятное тепло.

– Поцелуй меня… Ведь ты именно об этом сейчас думала.

– Да… то есть нет… Кровь прилила к ее лицу.

– Поцелуй меня, Фиби, и скажи, что это тебе не понравилось.

– Я не могу.

Но ей так хотелось это сделать.

– Обманщица, – проворчал Алекс. – Я вот тебе никогда не вру. Я все время думаю о том, как бы тебя поцеловать. Мне ведь хочется это попробовать. Очень-очень.

От его слов девушку бросило в дрожь. От страха или от волнения? Ей захотелось вырваться и убежать.

– Ты что, боишься? – спросил он.

– Да.

– Ничего не бойся.

А Фиби понятия не имела, как избавиться от страха. Однако искушение было слишком сильным, чтобы ему противостоять.

Она приблизилась к Алексу, коснувшись его рта уголками губ. И он ответил жарким, долгим поцелуем, надеясь заставить ее страх исчезнуть. Закрыв глаза, девушка ощутила, как его язык осторожно раздвинул ее зубы и начал ласкать ее язык. Новые ощущения вызвали отчаянный жар в ее теле, и Фиби застонала от удовольствия.

Окруженные божественной тишиной диких лесов, они целовались долго и страстно, и к тому времени, когда девушка, наконец, оторвалась от Алекса, в голове у нее была необыкновенная легкость и удивление тому, что ей так захотелось чего-то еще. Неужели именно такие чувства должна испытывать женщина по отношению к мужчине? Столь яростную жажду?

Хосмен пристально посмотрел ей в глаза, и девушка прочла в них нежность, чувство столь невероятное для такого большого и грубого мужчины.

Фиби заговорила прежде, чем хоть что-то успела сообразить.

– Мне хочется большего, чем просто тебя целовать.

– Я знаю, – ответил Алекс.

– Откуда?

Он рассмеялся.

– Не все нужно объяснять словами. Девушка ощутила, как в ее душе созрело твердое решение. То было желание, незнакомое прежней Фиби, и тем не менее оно казалось ей естественным, как глоток свежего воздуха.

– Тогда почему бы нам не…

Алекс слегка отстранился от девушки.

– Ты не понимаешь, о чем просишь.

– Нет-нет… Я все прекрасно понимаю. Он замолчал.

Фиби представила себе его руки на ее теле, и огонь разгорался еще сильнее.

– Ну, пожалуйста, – услышала она собственный шепот. – Ты ведь сам сказал, что я больше не должна бояться.

Мужчина молча поднялся и подал ей руку, помогая встать. Нервозность и волнение охватили девушку, когда Алекс помог ей снять коньки. Сейчас Фиби думала о какой-то чепухе: о том, что водяная крыса пробила во льду лунку, чтобы полакомиться водорослями, что тяжелые и мрачные тучи обещают сильный снегопад и очень скоро станет совсем темно, а если снегопад кончится, то они вполне смогут увидеть звезды.

Алекс, между тем, проявлял сдержанность. По дороге домой он держал девушку за руку, а когда они пришли, стал растапливать печь, пока в комнате не стало тепло и уютно. Фиби сняла верхнюю одежду и повесила ее сушиться. Она лихорадочно размышляла о том, что ей предстоит, и не испугается ли она в самый неподходящий момент.

– Ну что, не передумала? – с нежностью в голосе спросил молодой человек.

– Нет, – девушка поспешила ответить, действительно боясь передумать.

Хосмен подбросил в печь очередное полено.

– Я тебя не обижу, не бойся… Не хочу показаться самоуверенным, но еще ни одна женщина не жаловалась на меня…

Фиби вновь охватила нервозность, и на какое-то время она лишилась дара речи. А когда смогла заговорить, то крайне удивилась своим словам:

– Неужели?

– Дорогая, – мягко улыбнулся Алекс. – Доставлять женщине удовольствие – один из моих талантов. – Он протянул руку. – Пойдем.

Помедлив, Фиби коснулась его ладони. Нет, она совершенно не боялась этого мужчину. Быть может, столь длительное совместное проживание сроднило их?

Алекс усадил девушку возле огня и, встав на колени, стал снимать с нее унты.

– И вот почему ты не должна бояться, – объяснял он, не сводя с Фиби глаз, – я не буду заставлять тебя делать то, что тебе не нравится. И если захочешь, чтобы я прекратил, тот так и скажи – я тотчас остановлюсь. Даю честное слово.

Взяв девушку за руку, он подвел ее к кровати.

– Не знаю, что делать, – срывающимся голосом прошептала Фиби.

– Любовь моя, – не спеша расстегивая ее платье, прошептал Алекс. – Доверься мне… Тебе ничего и не надо делать.

– Но почему ты меня раздеваешь? Саймон этого не делал…

– То, что делаю я, не имеет никакого отношения к тому, что сделал он. Ничего общего. Это нечто совершенно иное. Я хочу любить тебя всю.

Она стояла, словно зачарованная, удивляясь тому, как Хосмен сумел так быстро справиться с маленькими пуговицами платья. Когда Алекс стал снимать с нее юбки, девушка задрожала.

– Тебе холодно? – спросил он.

Фиби стояла перед ним совершенно обнаженная.

– Нет.

– Все еще боишься?

– Наверное, – призналась она. – Немножко… Но тем не менее я этого хочу.

Желание стало еще сильнее, когда Алекс усадил ее на кровать и, встав на колени, начал целовать ее ноги. То, что он делал, противоречило всем представлениям Фиби. Вот он грех, о котором твердят на воскресных проповедях, запретный плод, который ведет прямо в ад. Но сейчас ей так хотелось туда, так хотелось…

Алекс целовал ее ногу, нежно щекоча языком так, что у девушки перехватило дыхание.

– Такая крохотная, – прошептал он, – ты не можешь себе представить, какая ты красивая и миниатюрная, любовь моя… Ложись… я сейчас, на минутку…

Фиби поудобнее устроилась на кровати, но при этом у нее было такое чувство, как будто бы это происходит не с ней, а с кем-то другим.

Алекс быстро разделся, а когда он снял штаны, девушка попыталась заставить себя отвернуться, но так и не смогла этого сделать. Вместо этого она невольно прошептала:– О, Господи…

– Ну, случалось, что меня и хуже обзывали, – мужчина усмехнулся, заключая ее в объятия.

Взяв ладонь Фиби, он положил ее на свою грудь.

– Я не причиню тебе боли, – произнес Алекс. – Можешь трогать меня, где и как тебе будет угодно. Кроме того, ты можешь остановить меня, когда захочешь.

Фиби понравилось касаться Хосмена. Ей понравились соприкосновения ее гладкой кожи с его твердыми мышцами и потрясающая разница в устройстве их тел. Ей понравилось, как Алекс целовал ее, по-новому, медленно, проникая языком в рот. Его рука, поначалу ласкавшая ее грудь, опустилась ниже, вызывая в Фиби незабываемое и прежде неизвестное ощущение. Алекс целовал ее шею, делая девушку беспомощной и заставляя забыть обо всем и в то же время доказывая, что она вовсе не холодное и безответное существо, а та, что воспламеняется и способна гореть огнем страсти.

Вся прелесть была в том, что робкие прикосновения Фиби производили на молодого человека не меньшее впечатление.

– Ну как, милая, – прерывисто шепнул Алекс ей на ухо, – готова ты или нет?

– К чему?

– К… – он вновь поцеловал девушку и стал раздвигать ей ноги коленом. Но когда Хосмен оказался слишком близко, Фиби охватила паника.

– Прекрати, – простонала она, почувствовав себя загнанной в угол ужасом.

– Сейчас?

Руки Алекса дрожали, когда он отстранялся от нее.

– Я не могу этого сделать, – прошептала девушка, а Хосмен лишь нежно поцеловал ее в ответ.

– Помни, я не он. Я не причиню тебе боли. Обещаю.

Осторожно прикоснувшись к Фиби, он тихо сказал:

– Ты ведь красавица, и потому выбор за тобой. И ты должна это сделать, ты и сама это знаешь…

– Что я должна?

Алекс поцеловал ее великолепные волосы.

– Довериться мне. Ведь прежде мне еще никогда не приходилось обмораживаться из-за женщины. И все это потому, что ты для меня не просто женщина. Ты – настоящая принцесса.

Его искренность, его человечность тронули Фиби куда больше, чем присущее ему чувство юмора. Она заметила, что на лбу у Алекса выступили капельки пота, а мышцы плеч напряжены. В его глазах девушка прочитала глубокую привязанность.

– Алекс… – еле слышно пробормотала она, чувствуя, как к ней возвращается прежняя уверенность. Обняв мужчину за плечи, Фиби поцеловала его и притянула к себе, обхватив ногами его бедра. Она почувствовала, как он коснулся ее самого сокровенного местечка и спустя мгновение ощутила, что они с Алексом стали близки.

Волна необъяснимого восторга захлестнула девушку. Удивившись отсутствию боли, Фиби поняла, что Алекс Хосмен отличается от других. Они стали единым целым, и она забыла, что подобное происходит с ней не впервые. Нежность Алекса и его неторопливый ритм заставили Фиби почувствовать себя желанной и любимой. Его ласки мгновенно воспламенили все тело.

И тут с Фиби произошло нечто странное и прекрасное. Она почувствовала, что поднялась на вершину, где парила, подобно небесной птице, на крыльях света. А затем ее унесло в чувственный водоворот, и девушка вскрикнула, изо всех сил прижимаясь к Алексу. Он ускорил свои движения, и она двигалась в такт ему. Маленькая хижина наполнилась приглушенными стонами двух совершенно обезумевших от страсти людей…

Прошла целая вечность. Алекс лег рядом с Фиби, накрыв ее одеялом. Согретая теплом его мощного тела, она попыталась хоть что-то сказать, но у нее ничего не получилось. Вместо этого девушка разрыдалась.

Алекс тихонечко чертыхнулся.

– Что не так? Я причинил тебе боль?

– Нет. – Фиби утерла слезы.

– Тогда в чем дело?

– Я должна была прийти к тебе чистой и девственной, а не оскверненной тем, что сделал со мной Саймон.

Хосмен приподнялся на локте и посмотрел ей в глаза.

– Он не осквернил тебя. Никто не сможет тебя осквернить. Ты чиста и невинна. И вот почему… – снова чертыхнувшись, он продолжил. – И вот почему ты должна выкинуть из головы подобные мысли.

Алекс поцеловал девушку в висок.

– Ты должна отдохнуть. А я соображу что-нибудь на ужин.

– Не хочу я отдыхать, да и есть не хочу. Я хочу говорить.

– Ну, говори, – вздохнул он, чувствуя, что ничего хорошего она не скажет.

– Мне интересно, а стал бы ты заниматься со мной любовью, окажись я девственницей?

– Что-что?

– Может, ты решил, что теперь я готова на все…

– Ради Бога!

– Это правда?

– Нет!

С того момента, как Фиби впервые встретила Алекса Хосмена, он никогда ей не лгал. И поэтому ей ничего не оставалось, как поверить ему.

– Спасибо, – прошептала девушка и спрятала лицо у него на груди.

Ее мучил вопрос, а знает ли Алекс, как она ему благодарна, понимает ли он, что именно ей дал? Он доказал ей, что в искусстве любви она полноценна, научил не бояться мужчин. Но Фиби не могла прямо сказать ему об этом, а потому молчала до тех пор, пока молодой человек не встал с кровати. Поцеловав ее, он стал одеваться, чтобы затопить печь и приготовить еду.

«Вот она – суть жизни», – подумала девушка. Теперь ей не нужны были ни званые вечера, ни общественные мероприятия, ни модные наряды. А нужны были только эти невероятные чувства, и нужны навсегда, как и Алекс Хосмен.

Но у Фиби и Алекса не было впереди вечности. Весна должна была наступить неизбежно.

 

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ

Несколько последующих недель Алекс старался ни о чем не думать. Думать было просто опасно. Он и Фиби жили в созданной ими сказке, проводя дни в трудах, а ночи в любви.

И каждый раз это трогало его до глубины души своей неописуемой красотой. Страхи и сомнения уже давным-давно покинул Фиби, и теперь она обнимала Алекса с восторгом, наполнявшим его любовью и нежностью.

Когда в кленах пошел сок, они набрали его в большую банку, а потом кипятили на костре во дворе. Часть горячего сиропа Алекс вылил на холодный снег, где тот стразу же застыл в настоящие леденцы. Молодые люди долго гуляли по лесу, и когда Хосмен останавливался, чтобы поцеловать холодные губы Фиби, они были слаще любого леденца. Они ходили на пруд кататься на коньках, а по вечерам Алекс читал ей вслух, пока девушка занималась вышивкой.

В тот день, когда Кристиану должно было исполниться 15 лет, наконец-то выглянуло солнце, и они прокопали тропинку к старой шахте, чтобы установить памятную табличку, которую Алекс вырезал для своего приемного сына. Прибив табличку к дереву рядом с кустом диких замерзших роз, Хосмен предался скорби и горьким воспоминаниям. Фиби обняла его, и, почувствовав ее тепло, Алекс вновь ощутил себя живым. Он все еще испытывал болезненную тоску по мальчику, однако близость девушки помогала забыть о постигшем его горе.

В марте она закончила вышивать покрывало и расстелила его на ложе, которое они делили. На вышивке были изображены летящие к звездам птицы. Лежа под этим покрывалом, Алекс размышлял о том, что Фиби вновь удалось совершить невозможное. Она вернула ему любовь.

Это было ужасно – любить женщину и не сметь сказать ей об этом. А потом Алекс решил просто любить ее без лишних слов, ведь это всегда получалось у него лучше философских рассуждений.

Более всего сейчас они напоминали погрузившихся в зимнюю спячку лесных зверей, которые жили в теплой подземной тьме, вдалеке от яркого суматошного мира. Ничто не могло потревожить их покоя, кроме прихода весны. Как только снег растает, им снова придется смотреть на мир, который их разлучит.

Они были двумя абсолютно разными видами, привыкшими обитать в противоположных средах.

Подобно парниковой тропической орхидее, Фиби была слишком хрупка и экзотична, чтобы выжить на диком севере.

Молодые люди предпочитали не говорить о том, что их ждет. Они также знали и о том, что Фиби рискует забеременеть, но на эту тему тоже не распространялись. Обезумевший от страсти Алекс отказывался об этом думать. Его любовь к Фиби была спокойной. Она выражалась во взглядах и жестах, а долгими ночами они занимались любовью и засыпали под вышитым девушкой покрывалом. Но с каждым днем не думать о том, что ждет их впереди, становилось все труднее.

Алекс знал, что всю жизнь искал недосягаемого, и потому жизнь у него так и не сложилась. Следовательно, ему надо было довольствоваться тем, что есть. По глупости Хосмен уже как-то завербовался в армию, и все ради того, чтобы вскоре осознать, что эта самая армия уничтожила в нем душу. Однажды он усыновил Кристиана, считая по наивности, что мальчик будет вместе с ним в тепле и безопасности. И теперь он понимал, что если попытается сделать Фиби своей – своей женщиной, своей женой, то ничего хорошего из этого не выйдет.

Как-то утром Фиби Кью разбудил новый звук – то была весенняя капель. Сначала девушка не обратила на нее никакого внимания – ей очень не хотелось вылезать из теплой кровати. С улыбкой на устах она обнимала своего любимого.

Алекс почувствовал, что Фиби уже проснулась, и еле заметно вздрогнул. Они не говорили. Их заговор молчания лишь добавлял остроту чувственности Фиби.

Каждое утро Хосмен знал, что сейчас она захочет заняться с ним любовью.

В тот день он как обычно снял с девушки рубашку и стал ласкать ее грудь, пробуждая в ней неслыханное желание. Она уже не стеснялась его трогать и радовалась, когда доставляла мужчине удовольствие. Почувствовав всю силу его страсти, Фиби охнула, когда сильные руки схватили ее за талию и усадили сверху. Задавая ему ритм, девушка полусонно улыбалась. Его руки скользили по ее животу. Фиби закрыла глаза и, откинув назад голову, позволила чуду произойти.

Когда она вернулась из мира чувственности и бросила взгляд в окно, то снова увидела, как с крыши льет вода. Было в этом зрелище нечто необычное. Нежно поцеловав любимого, девушка надела юбку. Доски пола были ледяными, когда она, босая, подошла к окну. Скрип кровати возвестил о том, что Алекс тоже встал с постели. Сейчас он затопит печь и нагреет воды, чтобы она смогла умыться.

А из окна, вместо обычно серого неба и легкого снежка, Фиби увидела, как со стороны озерца поднимается густой туман. Что-то молниеносно промелькнуло в воздухе.

– Алекс, смотри, по-моему, это жаворонок…

– Первый признак весны, – ответил он, натягивая сапоги.

Быстро одевшись, они выбежали во двор.

Первый признак весны.

Обычно эти слова светились надеждой. Но не сегодня. А ведь было время, когда Фиби никак не могла дождаться весны. Теперь она ее боялась. Однако зрение ее не обманывало. Лед и впрямь таял. Воздух был напоен влагой, а температура значительно поднялась. Снег хлюпал под ногами, когда они шли по дороге мимо покинутых домов.

Молодые люди дошли до гавани.

– Алекс, что же теперь будет?

– Первым делом в гавань придет Грозный Рик, – ответил Хосмен, – а уже после вернется весь наш рыболовецкий флот, и жизнь в поселке начнется заново…

Она знала, чего он не произнес вслух. Что-то действительно начнется, а что-то и закончится.

***

Филипп Кью всегда привык ходить с гордо поднятой головой, но в ту среду, когда он вошел в клуб, на душе у него лежал камень. И кто бы мог подумать, что он станет так по ней тосковать? Даже теперь, когда прошло столько времени?

Кью пришел к выводу, что совершенно забыл, как любит свою дочь. Он любил ее точно так же, как когда-то любил Эми, просто за то, что она есть на свете. В погоне за успехом он задвинул это чувство на задний план. Кью стало стыдно.

Проведя Рождество в полном одиночестве, он наконец-то понял, что совершил чудовищную ошибку, отказавшись от родной дочери. В январе он отправил на поиски Фиби сыщика детективного агентства Алдервика Питера Уикса. Однако ничего утешительного так и не удалось узнать. Какой-то бродяга в Данбаре выдал агенту, что девушка осталась зимовать на острове Мей. Уикс навел справки и об Алексе Хосмене. Оказалось, что это заслуживший немало наград участник англо-бурской войны и весьма уважаемый человек на севере. Филиппу Кью оставалось только молиться, чтобы он не причинил дочери никакого вреда.

В феврале, когда несколько сгоревших кварталов Ипсуича стали отстраивать, Филипп слег с сердечным заболеванием. Пролежав не меньше месяца в постели, он все же нашел в себе силы выздороветь.

Без особого труда ему вновь удалось восстановить свое прежнее положение в ипсуичском высшем обществе. Кью не был вполне уверен, почему и каким образом это случилось, но его вновь стали приглашать в самые приличные дома. Самое смешное, что теперь это его уже совершенно не волновало. Он уже окончательно понял, что готов заплатить любую цену для того, чтобы вернуть Фиби.

На дворе стоял март, и, пожалуй, самое потрясающее за этот месяц приглашение заставило Филиппа приехать в город на деловую встречу. Приняв от официанта стакан виски и сигару, Кью откинулся в кожаном кресле и стал ждать.

Саймон Кросби появился, подобно блудному сыну, с протянутой для рукопожатия ладонью и застенчивой улыбкой, игравшей на губах.

– Не знаю, как и благодарить вас за то, что вы соизволили прийти, Филипп.

Теперь Кью стало ясно, почему двери высшего света вновь распахнулись для него. Должно быть, все это устроил Саймон. Ему хотелось рассердиться на Кросби за то, что тот отказался от его дочери, но ведь и сам Филипп поступил подобным образом.

– О чем вы хотели поговорить со мной?

Кивком головы Кросби приказал официанту принести еще выпивки. В этом клубе его очень хорошо знали.

– О вашей дочери, – произнес тот, – поверьте мне, сэр, я не перестаю думать о ней.

Кью вспомнил о последней сплетне, которую слышал.

– А мне казалось, что вы позабыли о Фиби с тех пор, как были помолвлены с мисс Палмер. Еще одна богатая наследница. Конечно; не такая красивая, как моя девочка, но что делать.

– Это ошибка, – скривился Филипп, потягивая бурбон. – Эта особа внезапно разорвала помолвку. Женщины забыли о своем месте. А я был таким дураком, Филипп. Ведь мне всегда была нужна только Фиби.

– Фиби или ее состояние? – напрямую спросил Кью. Бровь Кросби в удивлении поползла вверх.

– Вы делаете мне больно, сэр. Но если вы даже и решили не благословлять нашего брака, я не изменю своего решения. И мне плевать, что ее осквернили и искупали в грязи. Вы даже можете лишить ее наследства. Все равно я хочу ее вернуть.

«Великолепная речь», – подумал про себя Филипп, но, несмотря на весь цинизм, на сердце у него стало легче. Саймон Кросби прекрасно понимал, что теперь за Фиби дадут куда большее приданое…

– В таком случае, мы договорились, – промолвил он. – Я тоже хочу вернуть свою дочь.

В начале апреля, лежа в объятиях Алекса, Фиби услышала какой-то шум. Не открывая глаз, она попыталась угадать, что же это такое. Пушок угрожающе зарычал.

Весенняя распутица наступила так быстро, что почти каждый день происходило нечто новое. Например, вчера, разлившийся ручей смыл бобровую плотину.

Почувствовав, как вздрогнул Алекс, девушка еще крепче прижалась к нему. Алекс всегда старался вставать с первыми лучами солнца. И потому она всегда пыталась найти какой-нибудь способ, чтобы задержать его в постели подольше. Особой сложности это не представляло. Пару сонных поцелуев, подсказывающие ласки – и он вновь начинал предаваться любовным утехам вместе с ней. Потом они опять уснули, и Фиби совершенно забыла рассказать молодому человеку о том утреннем незнакомом звуке. Быть может, это сосулька упала с крыши.

Но когда девушка услышала этот звук во второй раз, то поняла, что это не сосулька.

Она вскочила с постели, натягивая ночную рубашку. Собака громко залаяла. Алекс, надев штаны, бросился к дверям.

Но было уже слишком поздно. В хижину ворвались четверо мужчин и три пистолета нацелились в грудь Хосмена. Он попятился, прикрывая собой испуганную девушку.

На мгновение все затаили дыхание.

– Отец! – еле слышно проговорила Фиби. Он очень сильно изменился. В длинном черном плаще Филипп Кью казался куда меньше ростом, чем был раньше. Его прежде цветущее здоровьем лицо теперь побледнело. Девушке сразу же пришло на ум, что отец болен.

Она выступила вперед, заслоняя Алекса, но он оттолкнул ее в сторону, и тотчас раздался звук взводимых курков.

– Нет! – закричала Фиби, пытаясь встать рядом с любимым. Ей было все равно, что она в неглиже и ее отец и трое посторонних мужчин видят ее сейчас босой и простоволосой.

– Ты не посмеешь, – прошептала девушка. – Ты не посмеешь открыть здесь стрельбу. – Посмотри внимательно, принцесса, – сказал Алекс, – они смогут сделать все, что им заблагорассудится.

Он попытался высвободиться из ее рук.

– Пусти меня. Они пришли за мной.

– Ни за что, – Фиби крепко сжала руку Хосмена. – Я не позволю им тебя застрелить!

Встретившись с яростным взглядом отца, она поняла, что Филипп Кью сейчас способен на все. Будучи безоружным, Алекс не смог бы себя защитить, а отец не пощадил бы его.

– Похоже, ты прячешься за женскую юбку, – презрительно процедил Кью, обращаясь к Алексу.

– Скажи своим людям, чтобы они вышли! – выкрикнула Фиби.

– А какого черта ты здесь делаешь, Кью? – поинтересовался Алекс.

– Я прибыл сюда, чтобы забрать то, что принадлежит мне.

– А почему же ты не пришел раньше? – резонно спросила Фиби.

– Я не веду переговоров с преступниками, – ответил Филипп.

– Даже если они представляют мои интересы? – с дрожью в голосе переспросила Фиби.

Пушок угрожающе зарычал. Отец смотрел на нее так, словно перед ним был совершенно незнакомый человек.

– Я могу себе только представить, что тебе пришлось вынести. Пока ты находилась в руках этого сумасшедшего. Поедем домой, дочка… – он потупил взор. – Я был в большом смятении после того, что произошло в ночь пожара. Прости меня, Фиби. Прости и возвращайся домой. Прежнее послушание как будто бы вновь ожило в ее душе. Ведь голос отца звучал так искренне, так убедительно… Девушка понадеялась, что они с отцом, в конце концов, простят друг друга.

– Прикажи своим людям выйти вон, – повторила она. – Я с места не сдвинусь, пока ты это не сделаешь.

Фиби почти физически почувствовала, как у отца перехватило дыхание от прежде неслыханной непримиримой твердости в ее голосе. Он в нерешительности помедлил, а потом громко стукнул тростью об пол. Мужчины опустили револьверы, но тем не менее держали курки взведенными. В тусклом утреннем свете девушка узнала в них людей Джона Алдервика – наемных сыщиков. Интересно, сколько заплатил им отец, чтобы они приплыли сюда?

– Как ты меня нашел? – спросила Фиби. -Откуда ты узнал, что мы остались зимовать на этом острове?

– Я провел частное расследование.

Да, Алдервик и впрямь знал свое дело. Быть может, они даже шантажировали Грозного Рика.

– Я болен, – еле слышно промолвил отец. – Ты нужна мне сейчас как никогда. Поехали домой, дочка.

Она посмотрела на его ввалившиеся щеки и черные круги под глазами.

«Ведь это мой отец, – внушала себе Фиби. – Мой отец». Он был человеком, доброта которого крылась в сокровенных глубинах души. Его еще можно было спасти.

– Пойдем, – повторил Кью, указывая тростью на дверь.

– Алекс поедет со мной, и на этом закончим.

– Ни о чем не волнуйся, – заискивающе улыбнулся отец. – Все, что тебе понадобится, уже находится на борту моего парохода.

– Делай, что он говорит, – прошептал Алекс. – А там видно будет.

Они быстро оделись. Сыщики были безмолвны и безлики, словно иностранцы, однако не сводили с Хосмена глаз. Когда они вышли на крыльцо, Фиби все еще держала любимого за руку.

У причала стоял огромный пароход.

– Не отходи от меня, – прошептала девушка Алексу.

Внутри у нее все похолодело. Отец сказал, что на пароходе она найдет все необходимое, но он ни словом не обмолвился об Алексе.

Конечно, девушке не хотелось верить в коварство родного отца, и тем не менее она внезапно остановилась, как вкопанная.

– Я хочу, чтобы ты посмотрел на свою шахту, – сказала Фиби, поворачиваясь к отцу. – Ту самую, что должна была сделать этот поселок процветающим.

«И откуда в ней появился этот властный, уверенный тон?»

Девушка поймала на себе удивленный взгляд отца и решила, что не только будет тянуть время, но и заставит человека, виновного в гибели восьмерых людей, посмотреть на то, что он натворил.

Толкая впереди Алекса, мужчины шли почти что строем. Они шагали по хлюпающей весенней грязи. Хосмен не знал, зачем Фиби решила привести сюда своего отца, и все время старался быть начеку. Инстинктивно ему хотелось повернуться и затеять драку, но риск был слишком велик. Он боялся за Фиби. К тому же нежелательно было, чтобы его пристрелили прямо у нее на глазах.

С тех пор, как они устанавливали доску для Кристиана, снег уже значительно стаял. Восемь голых могильных холмиков возвышались на холодном ветру. С деревьев капало. Собака носилась, как угорелая, явно смущенная прибытием чужаков с большой земли.

Зияющий провал шахты смотрелся, как заснеженная рана на промерзшей земле. Филипп Кью подошел к краю забоя, жестом приказав своим телохранителям оставаться на месте. Он стоял там довольно долго, и вид у него был куда более человечный, нежели мог себе представить Алекс. Сощурившись, Кью прочел слова, вырезанные Хосменом на памятной доске.

Повернувшись к Алексу, Филипп едва заметно кивнул, и стало ясно, что дело добром не кончится.

– Не скажу, чтобы я сожалел, потому как это все равно не поможет, – еле слышно промолвил Кью. – Но мы все-таки заплатим те суммы, что вам необходимы.

Алекс посмотрел в глаза человека, погубившего столько душ, и не испытал при этом абсолютно ничего. Убийственная ярость прошла. К тому же Филипп Кью подарил жизнь Фиби. Как хорошо, что он не убил его в Ипсуиче. Кью не стоит погибели вечной души.

– Откупиться тебе не удастся, – процедил Хосмен. – Ты будешь гореть в аду, и неважно, кто тебя туда отправит.

Кью и бровью не повел. Лишь костяшки сжимавших трость пальцев побелели.

– Ты обесчестил мою дочь, ублюдок…

– Отец, прекрати! – закричала Фиби. Растрепанная, она походила на вагнеровскую валькирию. – Хватит об этом. Алекс Хосмен спас меня от бесчестья. К сожалению, я не могу тебе всего рассказать. Он относился ко мне с честью и уважением, достойных салонных джентльменов. И я люблю его, папа!

Алекс замер от удивления. Он догадывался об этом, но никогда не думал, что услышит от девушки такие слова. Но Хосмен прекрасно понимал, что признание любимой ничего не изменит.

– Вы воспользовались наивностью моей дочери, – обратился к нему Кью. – Но зачем? У вас ведь нет будущего, и вы ничего не сможете ей предложить. Сам решай, как будем: по-плохому или по-хорошему, – едва сдерживаясь, произнес Кью, переходя на шепот. – Пусть она с грустью вспоминает о времени, проведенном здесь, но только не разбивай ей сердце. Отпусти ее, черт тебя дери…

И в этот миг Алексу стали очевидны две вещи: хладнокровный Кью и впрямь заботится о своей дочери, да еще хочет завести его, Алекса, подальше в лес и пристрелить там, как собаку.

Хосмен промолчал и отошел от края шахты. За спиной он слышал неуверенные шаги Кью.

– Доставьте мою дочь на борт, – крикнул сыщикам отец Фиби.

Девушка бросилась к Алексу.

– Я не оставлю его! Он поедет со мной… Самый высокий сыщик с черной повязкой на глазу встал у нее на пути. – Не надо усложнять ситуацию, – проговорил Кью, беря ее за руку. – Если ты мирно уйдешь отсюда, мы оставим ему жизнь. А если ты будешь и дальше меня сердить, то это отразится на его здоровье.

– Иди, – скомандовал Алекс. – Зиме пришел конец. Ты не можешь далее оставаться здесь.

Фиби словно получила пощечину.

– Да нет же, я вполне могу остаться…

– Твой отец прав, – с трудом выдавил из себя Алекс. – Ты ведь здесь чужая… Всему, что здесь было, теперь пришел конец.

Не веря, она вглядывалась в лицо мужчины и плакала. Хосмену так хотелось успокоить ее, сказать, чтобы она не боялась, не переживала за него. Алексу был известен лишь один способ, как это сделать, – солгать. Ибо если он скажет правду, Фиби будет страдать до конца своих дней. А этого Алексу хотелось меньше всего на свете.

– Прибереги свои для слезы для кого-нибудь другого, принцесса. Для меня ты была всего лишь возможностью отомстить.

От удивления девушка открыла рот. Лицо ее побледнело.

Алекс в последний раз посмотрел на Фиби. У нее был просто ангельский лик. Трудно было поверить, что еще утром он проснулся в ее страстных объятиях. Подумав об этом, Хосмен отвернулся.

Фиби удивилась тому, что два сыщика остались на острове, в то время как она с отцом села в одну из шлюпок, стоявших у причала. Они поплыли к ожидающему в гавани пароходу.

Оказавшись на палубе, девушка вцепилась в ледяные поручни ограждения борта. «Ты была для меня лишь возможностью отомстить…» Алекс, ни разу не солгавший ей, произнес эти слова с ужасающей твердостью. Сейчас она его ненавидела.

Ненавидела за то, что он солгал. Он любил ее. Любил ее и тем не менее заставил уплыть.

Услышав, как подошел отец, Фиби посмотрела на него ничего не выражающим взглядом.

– Я тебя никогда не прощу!

– Дорогая, все это лишь ради твоего счастья, Вот увидишь. А теперь пройди в каюту, там тепло и…

Со стороны острова донесся приглушенный звук выстрела. Собака с остервенением залаяла.

– Что это? – спросила Фиби.

– Сама понимаешь, этот сумасшедший представлял большую опасность, – нервно зашептал отец. – И если бы мы оставили его в живых, у нас возникло бы немало проблем.

Девушка превратилась в каменное изваяние. Она видела, как два оставшихся на острове сыщика сели в шлюпку и стали быстро грести к пароходу. Испустив пронзительный крик, Фиби попыталась броситься за борт.

Чьи-то сильные руки не позволили ей этого сделать. Девушка кричала, царапалась и отбивалась, но, в конце концов, ей заткнули рот. От резкого запаха хлороформа у нее потекли слезы. Море превратилось в сверкающую бесконечность, и Фиби показалось странным, что она тонет, несмотря на то, что ей так и не удалось прыгнуть в воду.

 

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ

Фиби проснулась в шикарных апартаментах на борту личной яхты отца. Тяжелые красные занавески драпировали альковную кровать. Какое-то время из-за сильного головокружения девушка не могла ни на чем сосредоточиться. Еще девочкой она провела здесь немало счастливых часов во время длительных круизов по морю, когда папа развлекал своих гостей.

И тут она все вспомнила. Жизнь уже больше ей не принадлежала. Фиби встала с кровати, но ей пришлось держаться за стенку, чтобы не упасть. Действие хлороформа давало о себе знать. Необходимо было поскорее прийти в себя. «Алекс, – мысленно говорила себе девушка. – Алекс».

Еще утром будущее казалось ей дивным сном. А потом приплыл отец и поймал ее, как паук муху. Фиби пришлось отдать свою свободу в обмен на жизнь любимого. Какой же она была глупой, посчитав своего отца человеком честным и благородным.

Он нанял убийц, чтобы те застрелили Алекса Хосмена. Умер ли он сразу? Или же медленно истекал кровью, лежа на снегу, пока не замерз насмерть?

Девушку сильно тошнило, она направилась к дверям каюты и обнаружила, что заперта. Ее вновь сделали пленницей, птичкой, предназначенной для золоченой клетки мира ее отца.

Фиби подошла к маленькому иллюминатору. Мрачные очертания островных хребтов предстали ее взору. Следовательно, без сознания она была недолго. Девушка слышала, как кочегары подбрасывают уголь в топки. Очень скоро паровая яхта тронется.

– Нет! – крикнула она, но свист паровых котлов заглушил ее голос. Даже если они заберут ее на большую землю, она все равно сюда вернется. Но зачем? Ведь Алекса больше нет. Нет.

Девушка упала на колени возле умывальника, и ее стошнило. Головокружение прошло, и теперь Фиби чувствовала лишь, как разрывается от тоски ее сердце.

Она хотела помнить об острове Мей как о месте, где была по-настоящему счастлива, а не как об отрывке из ночного кошмара. И вновь отец отнял у нее счастливые воспоминания.

Однако Фиби вовсе не хотелось, чтобы боль покинула ее. Она хотела помнить, чувствовать. Ибо этому она научилась здесь. Ведь жизнь ничего общего не имела со светским расчетом. На самом деле она являлась постижением красоты и очарования живой природы, тепла подлинной дружбы, боли и радости настоящей любви. И все это она обрела на этом острове и теперь навсегда потеряла.

Глядя на изрезанную береговую линию, Фиби вспоминала о мгновениях, проведенных с Алексом. О том, как он многозначительно молчал и выразительно смеялся. О том, как внимательно вслушивался в ее слова. Как ласкал, когда занимался с нею любовью. Как шептал на ушко какие-то глупости по-французски, когда по ночам они страстно отдавались друг другу. О том, как он всегда пытался сказать ей нечто важное, но так и не успел этого сделать.

Иллюминатор запотел от ее прерывистого дыхания. Как же она теперь будет жить без Алекса?

Мужество. Спасти Фиби теперь могло только мужество. Она стала храброй. Куда храбрее той неприспособленной к жизни, слабой и избалованной девчонки, что оказалась на борту «Лаки». Целая вечность, казалось, пропита со времени пожара в Ипсуиче. Девушка многому научилась у Алекса Хосмена. Он потерял Кристиана, но нашел в себе силы жить. Нашел силы радоваться этой жизни и вновь обрести любовь. И несмотря на его прощальные слова, Фиби понимала, что он любил ее, как никто другой.

Теперь и она должна была найти в себе силы продолжить эту жизнь. Она должна была найти справедливость не только для Алекса, но и для всех островитян, пострадавших по небрежности ее отца. Фиби понимала, что должна действовать осторожно, но была уверена в том, что настанет день, когда отец и нанятые им убийцы окажутся на скамье подсудимых.

Внезапно девушка услышала, как в замочной скважине повернулся ключ. Пушок зарычал. Дверь распахнулась и тотчас же закрылась. Фиби отвела взгляд от иллюминатора.

Взглянув на вошедшего в каюту мужчину, она испытала настоящее потрясение. Перед ней стоял Саймон Кросби.

– Вот тебе и сюрприз, дорогая, – промолвил он.

Отзвуки былого ужаса эхом отдались в душе Фиби. Вот тот, кто ее изнасиловал. Он превратил ее в испуганное, исполненное страха и сомнений создание.

Неужели она и впрямь когда-то считала Саймона Кросби красавцем? Фиби не могла этого вспомнить, потому что уже не была той легкомысленной молодой особой, которая считала брак главной целью своей жизни.

– Что ты здесь делаешь? – спросила она безрадостно.

– Я приехал сюда, чтобы помочь твоему отцу забрать тебя домой, – подобострастно ответил Саймон. – Если бы не я, он вообще бы сюда не поехал. Видишь ли, дорогуша, твой папенька уже на тебе крест поставил. Он почему-то был уверен в том, что после твоих приключений с дикарем из Северного моря ты мне уже не понадобишься.

Фиби вспомнила о телеграмме, гласившей, что родная дочь уже не представляет никакой ценности для Филиппа Кью. Да, папа недооценил алчность Саймона и его стремление во что бы то ни стало завладеть богатым приданым.

– Да, – продолжал Кросби. – Он собирался оставить тебя гнить здесь вместе с этими туземцами. Но я убедил его в том, что являюсь человеком слова. Я ведь пообещал на тебе жениться, а Кросби никогда не отказываются от своих обещаний. И то, что тебя угораздило попасть в грязные лапы этого варвара, отнюдь не повод, чтобы отказываться вести себя благородно.

– Какая забота, – цинично проговорила Фиби. – Скажи мне, а ты не просил отца утроить сумму приданого?

Саймон искренне рассмеялся.

– А кто теперь тебя, кроме меня, возьмет замуж? Весь Ипсуич знает о том, что дикарь тебя обесчестил. Но я ведь человек рассудительный… – И именно поэтому ты и прятался на пароходе, опасаясь ступить на берег острова? – Уже задавая этот вопрос, девушка прекрасно знала ответ. Саймон Кросби был труслив, как шакал.

– Поскольку во время нашего последнего свидания мы поссорились, я опасался того, что ты до сих пор на меня сердишься, а потому решил до поры до времени не показываться тебе на глаза.

– Мы не ссорились, – перебила его Фиби, ощутив внезапный приступ ярости. Она посмотрела ему прямо в глаза. – Ты напал на меня, Саймон. Ты меня изнасиловал!

Он вновь рассмеялся.

– Ты так считаешь? Моя дорогая, я дал тебе то, о чем мечтает каждая невеста. Привил вкус к радостям брачной постели. И не моя вина, что по неопытности ты не смогла по достоинству это оценить.

Его взгляд скользнул по ее простенькому платью и растрепанным волосам.

– Может, Алекс Хосмен и впрямь сделал мне одолжение, превратив тебя в свою шлюху. Может быть, теперь ты сможешь по достоинству оценить настоящего джентльмена…

– Я горжусь тем, что была его любовницей! Глаза Саймона сверкнули неподдельной яростью. Он попытался подойти к девушке, но Пушок вновь предупреждающе зарычал.

И тут Фиби осенило. Саймон показал себя, хладнокровным и жестоким. Но где? На пароходе ее собственного отца, где он мог чувствовать себя в полной безопасности. Отец ей теперь не поможет. Он слишком ослеплен желанием пробиться в высший свет.

– Убирайся! – громко и властно приказала дочь Кью. – Я не желаю тебя больше видеть.

Но мужчина продолжал надвигаться на нее. Фиби успела разглядеть револьвер с перламутровой ручкой, который был при нем в ночь пожара. Лучше бы ей было тогда у него украсть его и держать при себе. Но в то время она была еще столь нерешительна.

– Уходи, Саймон, – повторила она, отступая на шаг. И это оказалось ошибкой. Сзади стояла кровать.

– Не будь дурой!

Схватив Фиби за плечи, он приблизился к ее лицу.

«Вот для чего ты была создана», – долетел до боли знакомый шепот.

– Вот пример того, что ждет тебя после того, как мы поженимся.

Вновь повторялось то, что уже было в опере. Эти грубые похотливые руки, этот рот, изрыгающий грязную ложь. Это тело, наваливающееся на нее. Фиби была слишком потрясена, чтобы оттолкнуть его.

– Ложись, – приказал Саймон. Отважная дворняга вцепилась в его брюки, но Кросби просто отпихнул ее ногой. Затем он разорвал на Фиби ночную рубаху.

– Ну, давай, раздвинь ноги, поиграй со мной в шлюху, как играла с этим дикарем.

Воспоминания об Алексе вновь всплыли в памяти девушки.

– Нет! – закричала она и из последних сил молниеносно ударила мужчину коленом в пах.

Саймон задохнулся от боли и согнулся пополам, схватившись за низ живота. Воспользовавшись моментом, Фиби ударила его ногой по лицу. Горячая кровь полилась из носа Кросби.

Когда он стал обзывать ее последними словами, девушка схватила Саймона за отворот сюртука и вытащила торчавший из нагрудного кармана револьвер. Он был такой маленький и тяжелый. Перепуганная собака забилась под кровать. Фиби не знала, заряжено ли оказавшееся в ее руках оружие. Она поняла это по выражению глаз мужчины, когда прицелилась в его окровавленное лицо.

Теперь она представляла, каково было Алексу Хосмену, целившемуся в ее отца. Не было никакого оправдания для убийства человека.

Девушка нацелила револьвер на горку пуховых подушек и выстрелила единственный раз, призывая на помощь. Револьвер содрогнулся в ее руке, изрыгая пламя. Саймон бросился к Фиби, схватив ее за запястье. Ему удалось выбить оружие в тот момент, когда едкий дым заполнил каюту.

– Да ты с ума сошла, – прошептал он посиневшими губами. – Да как ты посмела поднять на меня руку…

Внезапно дверь каюты распахнулась, и на пороге появился Филипп Кью.

– Что здесь происходит?! – грозно спросил он, закашляв от револьверного дыма. – Саймон, что значит эта кровь?!

– Это, – холодно ответила Фиби, – мой ответ на его предложение.

Она попыталась прикрыть свою наготу. Увидев разорванную ночную рубашку, Кью все понял.

– О, Господи, я еще тогда должен был прислушаться к твоим словам, дочка… Ах ты, сукин сын, – прорычал Филипп, поворачиваясь к Саймону. – В конце концов Фиби оказалась права.

Выражение лица Кросби совершенно не изменилось, когда он дважды нажал на курок. Старик схватился за грудь. Темная кровь потекла по его пальцам. Бросив прощальный взгляд на дочь, Филипп Кью рухнул на пол.

Дальше девушка уже ничего не помнила. Она очнулась в луже крови. Голова отца лежала на ее коленях. До нее долетали какие-то крики и топот ног, доносившийся с палубы.

Рука отца потянулась за пазуху, и через мгновение он протянул Фиби мамин медальон, залитый кровью. Глаза Кью были уже закрыты, но он все еще продолжал шептать какие-то бессвязные слова.

– Ошибка… Он любит тебя. Любит…

«О, Господи, – подумала девушка, – даже теперь он верит не мне, а этому негодяю Кросби».

– Папа, пожалуйста, не трать силы. Помощь уже близка.

– Слишком поздно, дочка. Ты оказалась права. Ты всегда была права… Я не сделал того, о чем ты подумала…

Совершенно неожиданно ей вдруг вспомнился день из ее далекого детства. День, когда глаза папы еще лучились от счастья, отражая белые облака на ярко-голубом летнем небе. Именно таким был ее отец, совершенно не похожий на страшного старика, умиравшего у нее на руках.

– Я не…

Он захлебнулся кровью.

– Ты была права…

Наконец-таки до нее дошел смысл его слов. Слезы полились из глаз Фиби.

– Насчет Алекса… – договорила она, прекрасно понимая, что именно отец только что попытался ей сказать.

Судорога прошла по телу Филиппа Кью, и он обрел вечный покой.

У девушки не было времени на то, чтобы предаваться скорби и отчаянию. Она почувствовала дуло револьвера, приставленное к виску. Металл все еще был горячим после тех двух выстрелов, что убили ее отца.

– Представь себе, – шептал Саймон. – Ты его единственная наследница. Так что теперь у тебя миллионное приданое.

Больше не было Алекса, больше нет отца… Внезапность постигших ее утрат заставила Фиби позабыть о страхе. В один миг она вскочила с пола. Но Саймон на сей раз оказался проворнее и приставил револьвер к ее шее.

– Научилась у дикаря? – процедил он сквозь зубы. – Ну так значит, мне надо быть с тобой грубым! Должен ли я обращаться с тобой как с туземной шлюхой?!

Схватив девушку свободной рукой за волосы, Кросби швырнул ее на кровать. Она попыталась перехватить пистолет, но он ловко увернулся.

Когда она была с Саймоном в оперном театре, то пострадала исключительно из-за своей порядочности и терпеливости.

«Хватит, – подумала Фиби, – хватит терпеть эту дрянь!»

– Убийца, – закричала она, стуча кулаками в его грудь.

Револьвера она уже не боялась. Саймон не посмеет убить ее, потому что ему очень нужны ее деньги.

И вдруг на пороге появилась какая-то огромная тень. От душераздирающего стона задрожал воздух.

– Алекс?! – не поверила своим глазам девушка.

Оттолкнув ее, Саймон открыл беспорядочную стрельбу. В едком пороховом дыме Фиби практически ничего не могла разглядеть. Каждая секунда казалась ей вечностью.

И вдруг сухой щелчок сказал о том, что патроны у Кросби кончились. В дыму появился Алекс Хосмен, заключивший девушку в объятия. Через мгновение в каюту ворвались люди Алдервика.

– Хватайте его! – закричал Саймон. – Я пытался спасти мистера Кью, но негодяй успел его застрелить, а затем попытался убить и меня!

Фиби подошла к детективу, один глаз которого закрывала черная повязка.

– Саймон Кросби убил моего отца, – сделала она официальное заявление. – И теперь вы об этом знаете.

– Это дикарь подучил ее так говорить, – пискнул, пятясь к дверям, Кросби. Похоже, он забыл, что до сих пор держит в руке дымящийся револьвер. – Он сделал ее шлюхой! Трахал всю зиму, пока она не спятила!

Мужчина с черной повязкой сделал еле заметный кивок головой. Его товарищи прижали Саймона к стене, и один из них вырвал из рук убийцы револьвер, словно игрушку.

– Уведите его! – крикнул Алекс. – Уберите его подальше от ее глаз!

Фиби еще крепче прижалась к любимому. Мучительная радость разлилась по ее телу.

– А я – то думала, что они тебя застрелили, – шептала она. – Я думала, что тебя уже нет.

– Именно в этом и состояла их цель, а на самом деле они просто выстрелили в воздух.

Алекс окинул взглядом залитый кровью пол.

– Так захотелось твоему отцу. Он хотел, чтобы у нас не было надежды, но даже он не захотел обагрить свои руки моей кровью. Даже он…

Фиби села на пол рядом с безжизненным телом отца и погладила дрожащими пальцами его седые волосы. Она знала, что перед лицом смерти любовь его оказалась сильнее ненависти.

– Он узнал… Перед смертью он узнал… Обо мне и Саймоне… Но было уже слишком поздно…

Девушка прижала к губам холодную руку отца. За свою жизнь Филипп Кью совершил немало отвратительного, но тем не менее по-своему искренне любил дочь.

Фиби встала.

– Ты не ранена? – спросил ее Алекс.

– Нет, – срывающимся голосом ответила девушка.

Она забыла обо всем в его крепких объятиях. Она помнила своего отца лишь любящим человеком, единственным недостатком которого было то, что он хотел подарить ей целый мир. А ей вовсе не это было нужно. Напоследок отец отдал ей то, что останется с ней на всю жизнь. Медальон. Память о маме.

Алекс понимающе посмотрел на нее.

– Пойдем… Позволь мне увести тебя отсюда.

Они вышли на палубу, держа друг друга за руки. Морской ветер был чист и прохладен.

 

ЭПИЛОГ

То был самый холодный ноябрь. Практически не переставая дул пронизывающий ледяной ветер. Резкое похолодание заставляло стряпух затапливать печь еще задолго до рассвета. Щеки детворы заметно порозовели. Работяги, устраивая перекуры, поднимали воротники и замечали, что. как ни крути, а придется еще закупать дрова.

И трудно было поверить в то, что в ипсуичском пожаре погибло восемьдесят семь человек. Куда больше народа оказалось без крыши над головой, но дом, в конце концов, можно было отстроить заново.

Ипсуич неумолимо поднимался из обугленных руин. Море вновь ощетинилось лесом мачт и пароходных труб. Ожили жизненно важные железнодорожные артерии. Деньги из благотворительных фондов Англии буквально полились рекой. Через несколько дней после пожара началось восстановление уничтоженных огнем кварталов города.

Из окна своих апартаментов, находившихся на шестом этаже только что отстроенного отеля «Сент Пол», Фиби смотрела на городские новостройки. Наибольший интерес у нее, безусловно, вызывал дом, который должен был стать самым высоким строением в Ипсуиче. Открывавшееся глазам зрелище восхищало, но не радовало. Девушка все еще тосковала по громадным елям и соснам северного острова.

Кто-то тихонько постучал в дверь. Дремавший у камина Пушок сразу же встрепенулся и залаял.

– Войдите, – сказала Фиби.

Ее лицо осветилось радостью, когда она увидела Сьюзи, Гвенду и Белинду, державших в руках какие-то пестрые коробочки.

– Посмотреть на тебя, – рассмеялась Сьюзи, – так ты буквально пышешь здоровьем.

– Само собой, – ответила девушка. – Я была больна, но сейчас…

Она показала подругам кружевной розовый сверток.

Белинда сразу же прослезилась.

– Какая красота. Я на свете ничего лучше не видела.

– Это не красота, гусыня, – язвительно заметила Сьюзи. – Это малышка.

– Девочку я назвала Хелен, – сказала Фиби.

– Можно мне? – протянула руки Гвенда.

– Конечно.

Подруги Фиби обступили младенца. Господи, какой же дивной сказкой стала ее жизнь.

Когда прошлой весной они вернулись в Англию, Фиби еще не знала, что беременна…

Подобно сказочным волхвам, Сьюзи, Белинда и Гвенда разложили свои подарки перед малышкой. Одеяльце из ангорской шерсти от Белинды, серебряный крестик от Гвенды и великолепно проиллюстрированная книга басен от Сьюзи.

– Кое-что для ее души, кое-что для тела и кое-что для ума, – проговорила Фиби. – Спасибо вам.

– Ну, а где же он? – полюбопытствовала Сьюзи, окинув взглядом комнату.

Девушки еще не видели Алекса, хотя и встречались с Фиби за неделю до рождения ее первенца.

Они, раскрыв рот, слушали историю ее любви с того момента, как подругу взяли в заложницы в самый разгар пожара, до леденящей душу сцены на яхты отца. Особое удовольствие Фиби доставлял рассказ о том, как, несмотря на все свои связи и положение в обществе, через три недели после убийства был повешен Саймон Кросби.

Сьюзи, Гвенде и Белинде очень хотелось познакомиться с тем самым Алексом Хосменом, что увез их любимую Фиби в лесную глушь, а потом сделал женой, матерью и женщиной, знающей себе цену.

Обретя Алекса и Хелен, Фиби Кью наконец-то поняла, что жизнь ее сложилась.

Она мило улыбнулась, когда из рабочего кабинета вышел муж.

– О, Господи, – прошептала Белинда. – Да он красавчик!

– Алекс Хосмен, – представился мужчина, поочередно поцеловав руку каждой из девушек. – Наконец-то познакомились.

Фиби с гордостью любовалась Алексом. Хоть на нем и был сейчас модный городской сюртук, он навсегда останется для нее дикарем с острова. Словно почувствовав его природную мужскую силу, Сьюзи, Белинда и Гвенда засмущались и опустили глаза.

Подобного брака для богатейшей наследницы Ипсуича никто не мог даже предположить. Фиби и ее муж собирались прожить эту жизнь в свое удовольствие. Они решили, что теплые летние месяцы будут проводить на острове Мей в компании столь близких им людей. А когда Хелен повзрослеет, она будет носиться там вместе с местными ребятишками. На зиму вся семья будет возвращаться в Ипсуич, чтобы встречаться со старыми друзьями и вести бизнес, оставшийся в наследство от Филиппа Кью.

Фиби по большей части продала промышленные предприятия своего отца, полностью посвятив себя созданию благотворительных фондов. Также был основан и специальный фонд для шахтеров и их семей, что пострадали на острове Мей. Там планировалось построить новую церковь.

После получасового визита подруг Фиби не смогла сдержать зевоту. Материнство оказалось весьма утомительной работой. Поняв, в чем дело, Алекс вежливо попрощался с молодыми леди и принял Хелен из рук Гвенды. Малышка казалась столь крохотной в его больших руках, но Фиби знала, что это самые ласковые руки на свете.

– Иди сюда, любимый, – прошептала она, протягивая к нему руки.

Девушка почувствовала, как теплые губы Алекса ласкают ее волосы, и в ответ нежно обняла мужа одной рукой, прижимая к груди спящую малышку.