Я забрался ему на колени и высунул голову в открытое окошко. Воздух казался тяжелым от переполнявшей его соли, так что «сюрприз» Боба уже давно не был для меня сюрпризом. Соль так и липла к моему вываленному из пасти языку и влажному носу. В общем, я уже знал, куда мы едем, и был очень рад.
Боб приподнял одну бровь, глянув на меня. Бровь показалась над оправой черных очков.
– Вот оно! Песчаная дюна, бесконечно длинная, бесконечно прекрасная.
Машина подъехала к дому, состоящему почти сплошь из окон.
– Как тебе местечко, приятель? Не слишком занюханное?
Занюханное? Я озадаченно потянул носом воздух. Нет, вроде не слишком.
Берег так и манил меня к себе. Мне не терпелось побегать по нему, утопая в песке.
– Погоди минутку, ладно? – Боб застегнул на мне ошейник. – Нам надо поговорить.
Далее последовал привычный монолог на тему, как себя должна вести воспитанная собака и что бывает с теми псами, которые ведут себя плохо.
– Смотри мне! – Боб погрозил пальцем перед моим носом.
Я смачно чихнул.
В этот момент из дома выскочило довольно странное существо с короткими волосами. Голова у него была маленькой, как у ребенка, губы были накачанными, огромными, глаза таращились кругло, все лицо казалось утянутым назад, словно кожу перетянули. Конечно, это была женщина, хотя и не слишком привлекательная, на мой взгляд. Интерес представляли разве что две огромные груди, конусами торчавшие под черным топом.
– Добро пожаловать в mi casa! – Она гостеприимно распахнула объятия, обняла руками, похожими на тонкие кнуты, моего хозяина и расцеловала в губы.
Мне это не понравилось.
Видимо, я тоже не понравился существу, потому что, заметив меня, оно нахмурилось:
– А что это такое? Что за штуку ты привез?
Впервые меня называли «штукой». Обращение меня изумило.
– Эту штуку зовут Майлс. Я же предупреждал, что приеду с ним, Оливия.
– Но, дорогой, я решила, что ты шутишь!
– Едва ли. У тебя аллергия на собак?
– Нет, но я только-только устроила генеральную уборку. Дом просто сияет. И мне покрасили стены во всех комнатах. Теперь они песочно-белые. А собака оставит следы грязных лап на моих коврах и…
«На заднице тебе оставить бы следы грязных лап!» Я был оскорблен.
– Я запрещу ему ходить туда, где есть ковры.
– Надеюсь, он не писает в доме?
– Майлс очень чистоплотен. Он ходит только на улице. Он аккуратней, чем я сам.
Женщина расхохоталась. Издаваемые ею звуки напоминали гусиный гогот. Я мысленно обозвал ее Гусыней. Мы направились к дому.
Нас с Бобом провели по всем комнатам. Я путешествовал у хозяина на руках. Нам показали «великолепный дизайн» от «лучшего дизайнера» Саутгемптона.
Лично мне (и полагаю, Бобу тоже) было накласть три кучи на этого «лучшего дизайнера», но мы всем видом являли внимание и восхищение.
Что меня действительно потрясло, так это то, как близок был к дому океан. Он виднелся из каждого огромного окна, пах, шумел, звал так сильно, что, казалось, песок уже хрустел под лапами.
– А это моя маленькая лужа, – сказала Оливия, выходя к бассейну и маня нас за собой.
– Ничего себе «маленькая», – присвистнул Боб. – Здоровущая штука!
– И у тебя тоже… здоровущая. – Оливия метнула в Боба короткий многозначительный взгляд. – Насколько я помню. – И она откровенно глянула ему между ног.
– Да, отличный бассейн, – торопливо похвалил хозяин, не желая поддерживать скользкую тему.
– Угу, неплохой, – кивнула Гусыня Оливия. – Плитку привезли из Марокко, а поручни на бортике заказывали в специальной мастерской. Этот бассейн придумал один талантливый корсиканский художник.
Я не мог дождаться конца этого глупого трепа. «Давайте же уже носиться по песку», – хотелось заорать мне.
– Что с твоим животным?
«Меня раздражает твоя болтовня, вот что!»
– Я обещал дать Майлсу побегать по пляжу. Думаю, ему не терпится потоптать лапами песок.
А то!
– Тогда пойду наверх, переоденусь. И тебе советую.
С этими словами Гусыня Оливия облизнула свои перекачанные губы, словно собиралась закусить моим хозяином.
– Да-да, – рассеянно покивал Боб.
– Насколько я помню, ты носишь боксеры, – загадочно улыбаясь, сказала Оливия. – А почему не плавки?
– Я лучше умру, чем буду застукан на пляже в узеньких плавках.
Гусыня загоготала. Я даже зажмурился от неприязни.
– А вот я всегда предпочитала носить стринги. Так что будь готов к моему откровенному купальнику.
– Приготовь нашатырный спирт, чтобы меня откачивать, – буркнул Боб, выдавив улыбку.
– Га-га-га, – загоготала Оливия.
Мы с Бобом посмотрели друг на друга. Ясно было, что хозяин не слишком рад тому, как развиваются события.
Когда мы вернулись к бассейну, Оливия лежала, распластавшись, в шезлонге.
– Вот это я называю сексуальными мужскими ногами, – пропела она.
– Не смущай меня, Оливия. К тому же ноги у меня белые, как у снеговика.
– Зато весьма волосатые. Волосатые мужские ноги сводят меня с ума.
– Может, пойти побрить их? Га-га-га.
– Моя кухарка спрашивала, не нужна ли… э-мм… Милтону вода.
– Уверен, что Майлс, – мягко поправил Боб, – не откажется попить. Равно как и я.
– Мария!
Оливия заорала так сильно, что я прижал к голове уши. Из дома выскочила совершенно круглая и смуглая женщина.
– Да, мисс Оливия?
Увидев меня, она охнула, прижала руки к груди и закатила глаза. Я испугался, что она упадет замертво.
– Ах, какой песик! Вылитый мой Тито Бандито!
– Тито Бандито?
– У меня была помесь чихуахуа в Мехико. Внеплановая вязка, если понимаете.
– В крови Майлса тоже половина чихуахуа.
– Как и в крови Тито. – Женщина всплеснула руками. – Я так любила этого песика! Вы меня понимаете?
– Да, конечно.
Гусыня приподнялась в шезлонге.
– Прошу прощения, Мария, что лезу в ваш в высшей степени интеллектуальный диалог, – саркастично процедила она, – но мистеру Мастерсу и мне нужно по стакану зеленого чаю. И холодной воды для животного.
– Нет проблем, мисс Оливия. Я тотчас же вернусь с напитками. Пойдем со мной, песик. Я дам тебе попить. Как его зовут?
– Мартин.
– Майлс. Как Майлса Дэвиса. – Боб взглянул на хозяйку дома. – Оливия, неужели ты не знаешь такого джазиста? Он играл на трубе. «Король блюза» и тому подобное…
Вопрос отскочил от Гусыни, словно предназначался вовсе не ей. Она пристально смотрела на Марию.
– Пойдемте со мной, мистер Майлс, – настаивала кругленькая женщина. – Я дам вам водички. И может, чего-нибудь вкусненького.
Боб ободряюще мне кивнул, предлагая следовать на кухню. Я побрел за Марией. Она налила мне в чашку ледяной воды, а потом дала пару кусочков сыра и ломтик ветчины на маленькой тарелочке.
– Мы ведь подружимся, да?
Ну, если смотреть на Марию с ракурса тарелочки с лакомствами, она определенно имела все шансы. Она присела рядом на корточки.
– Поцелуемся, маленький?
И хотя мой живот радостно согласился, мозг решил не торопить события.
– У, какой ты суровенький. – Мария фыркнула носом. – Прям как мой Тито. Он тоже был суровенький. Но когда он проникался к кому-то доверием, потом было клещами не оторвать. Понимаешь, о чем я?
Вообще-то не слишком, но Марии хотелось доверять.
– Пошли, я отведу тебя к твоему папочке.
Я последовал за ней к бассейну. Боб и Гусыня сидели за столом под огромным зонтом. Мария поставила перед ними поднос со стаканами. Прежде чем уйти, она наклонилась к самому моему уху и прошептала:
– Обещаю пожарить для тебя кусочек мяска. Хочешь?
«Конечно, хочу!»
Боб сидел за столом и лениво смотрел в свой стакан. Он словно позабыл про обещание дать мне побегать по песку.
«Пошли же! Пошли скорее!»
– А теперь чего ему надо?
«На пляж пойти, тупая Гусыня!»
– Собаки как дети, Оливия. Они считают, что если постоянно ныть и чего-то требовать, им это предоставят.
– Хочешь сказать, Марвин чего-то требует, и ты его понимаешь?
Боб мигнул.
– Ну, почти так. Может, он и молчит, но если бы у него было желание, я уверен, он мог бы разговаривать не хуже Уильяма Сафира.
– Кого?
– Уильяма Сафира. Ну, бывший комментатор нью-йоркской «Тайме»… не помнишь такого? Эксперт по семантике, консервативный политикан…
– Прости. В «Тайме» я проглядываю только колонку моды. А еще читаю шестую страницу «Пост».
Боб сделал большой глоток чая.
– Тогда ладно. Думаю, стоит все же пройтись. – Он встал и задвинул стул. – Присоединишься к нам?
Только бы она сказала «нет»!
– Я никогда не хожу на пляж.
– Серьезно?
– Я не подставляю кожу открытым солнечным лучам. Это для нее губительно.
– Но ты выглядишь такой загорелой.
– Это автозагар, дорогой. Я наношу его каждую неделю. Это обходится мне в целое состояние.
– Ты меня разыгрываешь, правда? Скажи, что это так! Ты живешь почти на пляже и никогда на него не ходишь?
– Совершенно верно. Я не хожу на пляж, потому что берегу кожу от солнца.
– А после заката? Тогда ты выходишь?
– Нет, разумеется. Песок портит педикюр, дорогой.
Боб снова мигнул. Помолчал.
– Что ж, тогда мы идем с Майлсом вдвоем.
– Не задерживайтесь там долго. Я буду по тебе скучать, сексуальный красавчик.
Боб ничего на это не ответил.
– И, дорогой, по возвращении тебя будет ждать «Маргарита», можешь ее выпить.
– Думаю, мне понадобится цистерна «Маргарит», чтобы дожить до конца выходных, – пробормотал Боб сквозь зубы.
Мы бродили по пляжу очень долго. Нам не хотелось никаких гусынь, никакого трафика, никаких пустых разговоров. На мне не было ошейника, а Боб скинул сандалии. Слышались только шелест океана и шорох песка под ногами. Не знаю, бывает ли большее счастье на свете.
Жаль, с нами не было Джейн.
Когда мы все-таки вернулись к дому Гусыни Оливии, она по-прежнему сидела под зонтом. На ней было больше одежды, чем до того, но сиськи были все так же обтянуты тоненькой тканью.
– Я уже начала волноваться. Вас не было почти два часа.
– Не может быть! Мне показалось, прошло минут тридцать. И Майлсу тоже. Правда, ушан? – Боб повернулся ко мне и подмигнул.
Если бы я умел, я бы подмигнул ему в ответ.
– Поверь мне, дружище, мне и самому этого хочется, но тебе с нами нельзя.
Но что бы он там ни говорил, я оставался глух и горд. Сидел, отвернув морду в сторону, как прекрасное изваяние.
Появилась мисс Гусыня в обтягивающем платье. Не знаю, как она могла дышать и двигаться в столь узком наряде. Тело было туго затянуто в ткань и создавало прекрасный ансамбль с перетянутым лицом.
– Нам пора, дорогой, водитель уже подал машину.
– Кто?
– Мой шофер. Я специально вызвала его, чтобы мы могли веселиться на полную катушку, не думая о том, кто после сядет за руль.
– Отличный план, ты так предусмотрительна. Га-га-га.
Я предпринял последнюю попытку оставить Боба дома. Я засвистел носом. Увы, усилия оказались тщетными. Он все равно ушел и бросил меня одного.
«Вернись!» – засвистел я еще сильнее, затем заскулил.
Ко мне подкатилась Мария:
– Не волнуйся, детка, мы хорошо проведем время и без него. Пошли со мной, ладно?
Нет. Я хотел остаться, чтобы изнывать от жалости к самому себе.
Нужно ли сообщать вам, что я позабыл о Бобе, едва уловил доносящиеся из кухни ароматы?
Собрав лапы в лапы, я бросился на кухню, в это святилище радостей желудка.
– Я знала, что этот стейк поможет тебе забыть о грусти. Я даже подала его тебе на лучшем фарфоре мисс Оливии. Мы ведь ей об этом не расскажем, правда? Обещаешь, Майлс?
Дать такое обещание было легче легкого.
Мария отнесла две тарелки в столовую и настояла, чтобы я забрался на стул рядом с ней. Мы ели при свете свечей, на заднем фоне играла приятная музыка. Я быстро смел стейк, оранжевые морковки, рис и бобы. Вылизал тарелку до блеска, сначала свою, потом Марии. Даже мой вместительный желудок был готов лопнуть от количества проглоченной пищи.
Мария налила себе рюмочку какой-то «текилы» и опустошила емкость одним глотком. Затем она встала из-за стола, прибавила звук и начала пританцовывать, на все лады подвывая под музыку. Слов я не понимал, но это было совершенно не важно. Меня тоже охватило ощущение абсолютного счастья.
Ау-у, ау-ау! Я взвыл что было мочи.
– Бог ты мой! Ты поешь не хуже моего Тито Бандито!
Мария промокнула глаза и снова наполнила рюмку.
– Как я скучаю по Тито! И по семье тоже. Ты понимаешь, о чем я?
О да, я понимал. Я тоже кое по кому скучал.
– Твой хозяин, мистер Боб, кажется, хороший. Нужна ему эта противная мисс Оливия!
Да уж, связался с мерзкой гусыней.
– Может, она делает хороший минет? У нее такой большой рот!
Ха-ха-ха!
Вымыв тарелки, Мария заявила, что пора посмотреть «здоровущий телик» мисс Оливии. Я не стал спорить, и мы отправились в гостиную.
– Забирайся ко мне, малыш. – Мария похлопала рукой по белой обивке дивана.
Стоило мне залезть на диван, как на меня навалилась ужасная сонливость. Вскоре голова Марии начала клониться на грудь, а затем она и вовсе уснула. Довольный вкусным ужином и приятной компанией, я последовал ее примеру.
Боб! Боб! Боб!
Мария подскочила на месте от неожиданности. У нее так широко распахнулись глаза, что я испугался, как бы они не выпали из орбит.
– Ой! Ой-ой, мисс Оливия!
Она бросилась шарить по дивану в поисках пульта, который затерялся между подушками. Выключив телевизор, Мария принялась отряхивать диван, бормоча себе под нос нечто неразборчивое. Затем толстушка бросилась вон из гостиной.
Я же потрусил к двери. Боб только вошел и сразу же об меня споткнулся. Я запрыгнул к нему на руки и облизал лицо, чтобы показать, как я соскучился. Подумаешь, слюни повисли на носу, ерунда какая!
– Фу, – скривилась Гусыня. – Почему ты позволяешь ему это делать? Это же гадко!
– Ерунда, – сказал Боб, чмокая меня в хрящик уха. – Это же приятно. Собачья нежность.
– Каждому свое, видимо. Прошу меня извинить, мне надо кое-что проверить.
Спустя всего несколько секунд я услышал, как Гусыня орет в холле. Наверное, ее было слышно даже в Нью-Йорке.
– Мария! Немедленно в гостиную! Сейчас же!
Мария появилась со скоростью света. На ее несчастном лице застыло выражение паники.
– Да, да, мисс Оливия, я уже тут.
– Разве я неясно выразилась по поводу просмотра моего телевизора?
– Но я его не смотрела, мисс Оливия.
На самом деле мы смотрели его вдвоем. Мне было бесконечно жаль толстушку.
– Неужели? Может, это я смотрю мексиканские сериалы?
– Нет, мисс Оливия.
– А это что? Неужели собачья шерсть? На моем белом диване! Только не говори, что эта мерзкая маленькая шавка клала свои мерзкие грязные лапы на мой диван стоимостью двадцать пять тысяч долларов?!
– Я думала…
– Ты неправильно думала, Мария!
– Да, мисс Оливия.
– Неужели от тебя пахнет алкоголем?
– Простите… мисс Оливия…
– Ты ценишь эту работу, Мария?
– О да, мисс Оливия. Очень, очень ценю.
– Тогда больше никогда… слышишь? Никогда не проделывай ничего подобного! Или я вышвырну тебя из Америки в грязную Мексику! И это случится быстрее, чем ты успеешь сказать «мисс Оливия».
Боб посмотрел на меня. Я – на него. Кажется, нам обоим требовалось срочно отлить.
Когда мы вернулись с прогулки, Гусыня приветствовала нас так, словно ничего не произошло.
– Простите за ту сцену. В наши дни надо постоянно проверять персонал.
Боб промолчал.
– Может, выпьем по чашке чаю на ночь? Или чего-то покрепче? У меня есть бутылочка пятилетнего портвейна, которая так и ждет, чтобы ее откупорили.
– Неплохая идея. К тому же меня слегка продуло, а при моем графике нельзя просто взять и слечь с простудой.
Гусыня упорхнула за выпивкой, а мы с Бобом остались в гостиной. Боб сел на диван. Я, понятное дело, остался сидеть на полу.
– М-м-м, – протянул Боб, прикрыв глаза. – Слышишь, как шумит прибой?
Я прислушался. Шум волн умиротворял.
К сожалению, Гусыня Оливия вернулась слишком быстро. На ней было очередное платье, не оставлявшее простора воображению.
– Ух, ну и наряд, Оливия.
– Это «Ла Перла». Тебе нравится, Бобби?
– Ты выглядишь очень… притягательно.
Я давно знал Боба, так что понял, что он врет. Гусыня наклонилась к нему, выставляя напоказ декольте, подала стакан.
– Выпьем за любовь, – провозгласила она, чокаясь с Бобом.
– И за Кубок мира, – добавил Боб.
Гусыня провела пальцем по его подбородку:
– Мне нравится твоя ямочка.
– Она досталась мне в наследство от деда.
– Она меня заводит.
Оливия оставила напиток, скользнула рукой по бедру Боба, расстегнула ему ширинку и наклонилась. Я в ужасе следил за ее открывающимся ртом.
Господи, она сейчас откусит Бобу член!
– Да что с твоей дурацкой собакой?
Видимо, зарычав, я ее напугал, потому что Гусыня дернулась всем телом назад, задела плечом стакан с портвейном и…
– Мой диван! Мой белый диван!
Она забегала по комнате, а потом бросилась за Марией, велев той немедленно ликвидировать пятна.
– Бутылка пятилетнего портвейна, – причитала она. – Это сотня баксов. Платье от «Ла Перла» – еще триста, белый диван – двадцать пять тысяч…
– Выражение морды Майлса, – подхватил Боб, вытирая глаза от смеха, – бесценно.
– Оливия, прости, но я лучше буду спать в другой спальне.
– Не глупи, Боб, дорогой. Почему? Просто потому, что вечер не сложился?
Вечер точно не сложился, потому что меня начало тошнить.
– Просто сегодня неудачный день. Может, нам вообще не стоит спать вместе?
И тошнило все сильнее.
– Как ты можешь так говорить? Ведь у нас уже был когда-то секс. Ну же, не отказывайся, я вся горю. – Гусыня прижалась к Бобу и коснулась рукой его паха.
Содержимое моего желудка вращалось все быстрее.
– Перестань, Оливия.
Я с трудом сглатывал слюну и пытался удержать рвоту.
– Да что с твоей собакой?
– О нет! – простонал Боб. – Кажется, Майлса сейчас… Уже…
– … вырвет!
Именно это я и сделал. Блеванул на прекрасный белый ковер Гусыни Оливии.
Боб и я проснулись от звука капель, барабанящих в стекло.
– Еще так рано. Наверное, с утра льет, – пробормотал Боб. – Что ж, дружище, давай выбираться отсюда.
Дважды меня просить не пришлось. Когда мы тихо спустились по лестнице, к нам на цыпочках подошла Мария.
– Вы уезжаете, мистер Боб?
– Да, Мария. Мне неловко, что из-за нас у тебя вчера были неприятности. Как тебе удается ладить с этой женщиной?
– Это нелегко, можете поверить. Иногда мисс Оливия ведет себя отвратительно. Но она и платит хорошо. Наверное, именно деньги ее и портят, кто знает…
– Да. Порой деньги творят странные дела. Иногда хорошие, иногда, увы, плохие. Что ж, Мария, спасибо тебе за все. Особенно за заботу о Майлсе.
– Это доставило мне радость, мистер Боб. Хотите, сделаю вам небольшой завтрак на дорогу?
Я радостно вильнул хвостом.
– Нет, Мария, спасибо. Ты очень добра, но мы перехватим чего-нибудь по дороге.
Прежде чем мы уехали, я сделал большую лужу перед спальней Гусыни.
Это стало моим прощальным подарком.