1

Морейн Стеклодув пробирался впотьмах по заброшенному фабричному складу. Тонкие струйки стекали с мокрых жестких волос за ворот плаща. Он чихнул. Да, ненастно для середины июня. С Нового моря дует студеный ветер. Даже погода в Многоцветной Земле и та словно взбесилась, горестно размышлял он.

Скорей бы прилетал Село со своим корректором! Морейн в отчаянии сверлил глазами черное небо. Может, все-таки раскрыть маленький психореактивный зонтик? Баловство, конечно, однако железная выдержка – не единственное достоинство тану, а разумная осторожность вовсе не признак трусости и морального разложения.

Он снова чихнул, и невидимый зонтик тут же раскрылся над головой. На всякий пожарный Морейн навертел вокруг промокших ног небольшой инфракрасный кокон. Что могло задержать Село? Уже час назад он обещал быть здесь. Не то чтобы Морейну не терпелось избавиться от своего подопечного, нет, Стеклодув почитал великой честью заботиться о Стратеге и был горд его похвалами. Ноданн радовался как ребенок, когда он раздобыл редкостные элементы для починки Меча, отреставрировал доспехи, изготовил новую латную рукавицу на деревянную руку. Ох уж эта рука!

Но по мере того, как к нему возвращались силы. Стратег все больше томился вынужденной пассивностью. Во время пересменок на соляных рудниках он стал потихоньку выползать из тайного каземата в траншеи. Заметить его могли только рамапитеки, а они болтать не умеют. Но поскольку Ноданн, тренируя свой ослабленный психокинез, принялся помогать мартышкам в погрузке и разгрузке тележек, возникла опасность привлечь внимание серого мастера. Морейн положил конец этим забавам, и тогда Стратег от безделья пристрастился играть с мышами. Тучи грызунов, поселившихся в сточных канавах у крепостных стен, проникали на фабрику, и не раз потрясенный Морейн заставал совершенно невероятную картину: сидя на куче стеклянного лома и являя собой карикатурный образ Аполлона Сминтея, Ноданн командует своим миниатюрным воинством, а маленькие хвостатые твари маршируют взад-вперед – занимаются строевой подготовкой.

Да, пора ему перебираться в Афалию, наращивать себе руку, чтобы дурные предзнаменования не подтвердились.

Хотя ноги согрелись. Стеклодува вдруг охватил леденящий ужас. Однорукий воин! Согласно вековым преданиям тану, это самое верное знамение Сумеречной Войны, Прихода Мрака.

«Морейн», – прозвучал в мозгу тихий оклик.

«Наконец-то! Сюда, Село! Я здесь, внизу!»

Два темных всадника начали по спирали спускаться вниз; кожаные плащи и тела иноходцев поблескивали в слабом освещении окутанного туманом города. Несколько секунд – и они очутились на территории склада.

– Привет тебе, Брат Творец! – поздоровался Морейн с лордом Афалии, когда тот спрыгнул с седла.

Затем повернулся к другому всаднику, и кровь застыла у него в жилах. Ошибки быть не может: хрупкая фигурка явно принадлежит человеку, женщине, а ум хотя и плотно зашторен, однако нетрудно догадаться, что никакой она не корректор. Морейн не вчера на свет родился, чтобы не узнать Сестру по гильдии.

Она подняла забрало шлема, и Морейн не сдержал громкого восклицания:

– Ваше Королевское Величество! Вы живы! А говорят… Мы оплакивали вас… и других жертв чудовищной Фелиции…

– Необходимая предосторожность, – объяснила Мерси. – Проводите меня к мужу.

– О да, конечно!.. – Морейн дважды чихнул. – Чтобы ввести в заблуждение узурпатора… Понимаю! Извольте следовать за мной.

Они привязали иноходцев к ограде и вошли в барак, набитый устаревшим оборудованием. Морейн открыл потайную дверцу, и все трое очутились в подземном переходе, каких много пролегало под городом стеклодувов. Путь им освещало только психокреативное пламя, сверкавшее на пальце Морейна; с пустыря, где рамапитеки разрабатывали кристаллический углекислый натрий, доносилось журчание соленых ручьев.

Вскоре они проникли в дымное помещение, наполненное оранжевым сиянием. Белые и пастельно-розовые отложения были подернуты сажей, напоминая адские фрески, оживающие в неверном свете. От ручейков исходили зловонные испарения. Маленькие мартышки с огромными блестящими глазами в дубленых шкурах и защитных рукавицах обрубали тесаками из небьющегося стекла щелочные сосульки, нагружали их в тележки и катили к подъемнику.

– Ну и дыра! – заметила Мерси. – Бедные зверушки!

– Они работают посменно, не более шести часов, – попытался оправдаться Морейн. – А запах серный, неядовитый, к тому же есть доступ свежего воздуха. Эти шахты, высокочтимая леди, просто рай по сравнению с золотыми приисками Амализана.

– И он все время торчит здесь? – не слушая его, потрясенно спросила Мерси.

Туннель уходил все глубже. Воздух спертый, за стенами непрерывный гул

– то ли от водопада, то ли от каких-то машин.

– Всемилостивая Богиня! – пробормотал Селадейр, стягивая с головы капюшон. – Настоящая душегубка! Далеко еще, а, Мори?

Стеклодув наконец остановился у запертой на засов двери. Доски слегка вибрировали от доносившегося изнутри шума.

– Туда! – Стеклодув снова воспламенил кончик пальца, взглядом отодвинул засов и распахнул дверь, что, казалось, вела в Тартар.

Перед ними открылся огромный люк. Оттуда воняло, как из клоаки; воздух стал градусов на пятнадцать холоднее. Мерси ахнула, а Селадейр опять надвинул капюшон и опустил забрало.

– Ступайте за мной, только осторожно! – предупредил Морейн, Шагнув на узкий настил и засветив поярче палец. – Это подземный отрезок реки Вар. По ней мы спускаем промышленные отходы в континентальный шельф. Когда-то это был участок в несколько сот лиг, а теперь Новое море прибывает, и он становится короче с каждым днем… Здесь направо.

Они наконец свернули в ответвление тоннеля, где было сухо. Морейн отпер последнюю дверь, и несколько десятков мышей выскочили из-под ног.

Мерси, оттолкнув Стеклодува, ворвалась в каморку, чуть больше прорубленной в солончаках ниши, освещенную и обставленную крайне скудно. Посреди каморки стоял Ноданн, бледный, осунувшийся, золотая голова упирается в потолок, на исхудалых плечах белая шерстяная туника. Он протянул Мерси руки – одну из плоти, другую из дерева.

Она разразилась слезами. Ноданн обнял ее, прижал к груди, в которой билось пылающее сердце, и сказал Селадейру и Морейну:

– Оставьте нас. Подождите наверху. Я знаю дорогу.

Как только оба рыцаря затворили за собой дверь, Ноданн оторвал свою возлюбленную от пола и нашел ее губы. Умы их издавали бессловесные возгласы, что были по ту сторону счастья и боли. Они живы, они вновь соединились, но душевный голод, испытанный за все прошедшие студеные месяцы, едва ли можно было утолить первым объятием. Слишком мало было у них времени, слишком долгий предстоял путь, чтобы они решились растратить на банальный экстаз столь необходимую жизненную силу. И потому объятие демона было легким, как вздох, а блаженство его возлюбленной – кратким, точно взмах ресниц под слепящим лучом солнца. Они стояли вплотную друг к другу, отогреваясь в нежном слиянии умов.

– Как изменило тебя материнство, – заметил он. – Ты просто кладезь утешения.

– Да, для тебя, – уточнила она. – Теперь я не покину тебя даже ради Аграйнели. Она – только моя плоть. А ты – душа моя, мой ум, моя жизнь! Как могла я усомниться в том, что ты жив? Как могла принадлежать другому? Ты простишь мне мою измену?

– Если ты простишь мою. – Он рассказал ей про Голду. – Я изменил не по своей воле, но не скрою – от этого греха испытал необъяснимое наслаждение. А теперь жалкая полукровка носит первого сына в моем потомстве, сына, которого я должен был подарить тебе, Розмар!..

– Не печалься, любимый. Теперь мы вместе, и все снова встанет на свои места.

Она почувствовала, как напряглось его тело. Он чуть отстранился, две горячие руки – мягкая и жесткая – сильнее стиснули ее плечи.

– Вот что… Тебе, возможно, придется вернуться к нему.

– Нет! – выкрикнула она, и ужас ножом полоснул ее по сердцу. – Зачем? Что ты задумал?

Он отвернулся, начал снимать тунику. Потом из-под матраса своей походной койки извлек два узла – один со стеклянными доспехами, другой – с исподним.

– Он законно провозглашен королем, и низложить его будет не так-то легко. Оставим пока в стороне вопрос о том, получу ли я поддержку всего нашего воинства, и рассмотрим чисто стратегический аспект. Ты ведь знаешь, Мерси, он грозный противник. Я его не улавливаю… Даже когда не носит защитных приспособлений, он все равно слишком силен, чтобы я мог проникнуть в его мозг. Только с твоей помощью я сумею его отследить – ты будешь рядом с ним и подашь мне сигнал.

Ум королевы все еще был окутан туманной завесой. Глаза глубже, чем море, тоже затуманились слезами.

– Мы едва обрели друг друга, а ты уже меня гонишь!

– Я не гоню, – вымолвил он с тоской в голосе.

Она вдыхала экзотическое тепло его обнаженной груди, вслушивалась в стук его сердца.

– Я сделаю, как ты хочешь, любовь моя, но только… мне было видение…

Прядь длинных золотистых волос упала ей на лицо. Все тело содрогалось под плащом из шкуры молодого олененка. Стараясь унять эту дрожь, он еще крепче прижал ее к себе.

– И что ты видела?

Она открыла ему свои мысли:

«В нем моя смерть. Он убьет меня, хотя и любит. Точно такое же видение было связано у Кулла с Фелицией». (И как странно, что мы, двое приговоренных, смогли утешить друг друга!)

– При чем тут Кулл?.. Я верю, что Эйкен тебя любит, но убить?.. Вздор! Как он может убить леди Творца, чья энергия несет жизнь?

– Она несет жизнь тану, – прошептала Мерси, – но не людям. Вспомни Брайана, ведь он умер по моей вине.

В тоне Ноданна прозвучала циничная насмешка.

– Но твой Сиятельный утверждает, что в его жилах, как и в твоих, течет кровь тану. Если сам он верит собственным россказням, то едва ли посмеет поднять на тебя руку.

– Это как посмотреть. Мое творчество сильнее, потому что оно направлено на созидание, а его – на разрушение. Быть может, он завидует. Да и вообще Эйкен из тех, кто, не задумываясь, принесут любовь в жертву власти. Он уже раскаивается, что полюбил меня. Со мной он не чувствует себя в безопасности, а значит, мне лучше умереть.

– Ну, не такое же он чудовище, как Фелиция.

– Нет, – произнесла Мерси. – Он мог бросить Кулла ей на растерзание и таким образом спастись, но не сделал этого. Знаешь, Эйкен сам чуть не погиб и до сих пор еще не восстановил свои силы.

– Знаю, – удовлетворенно кивнул Ноданн. – И рассчитываю на это.

Она в конце концов подняла на него глаза.

– Так ты настаиваешь, чтобы я вернулась? О мой демон, конечно, я это сделаю. – Глаза ее дико сверкнули. – Я почту за счастье умереть за тебя.

Он просунул голову в вырез нательной рубахи.

– Даже если Эйкен заподозрит, что я жив, он все равно не причинит тебе зла. Ни один мужчина в здравом уме не станет убивать ту, которую любит.

– Ни один тану, – невесело усмехнулась она. – Люди, сердце мое, совсем иначе устроены… Но ты не обращай на меня внимания. В Содружестве всякие предчувствия, предзнаменования считались пережитками. Кое-кто им все же доверял, но таких записывали в разряд шарлатанов. И ваши ясновидцы тоже немногого стоят. Подумать только, Бреда заявила, что Элизабет – главнее всех в мире! Эта никчемная, вечно неуверенная в себе особа! Я-то знаю, кто в мире самый главный. Ты!

Ноданн быстро облачился в золотисто-розовые доспехи; выражение его лица оставалось серьезным.

– Ну, скорей уж, тот загадочный оперант из Северной Америки, Аваддон. По сравнению с ним Эйкен и я просто дети.

В глазах у Мерси мелькнул испуг.

– Этот ведет какую-то свою игру. Село подозревает, что он хотел погубить Эйкена вместе с Фелицией. Говорит, во время метаконцерта он заметил странные умственные всплески. Впрочем, не мне об этом судить. Меня накрыло обломком скалы, и я бы не выбралась, если б не Селадейр. Он мне помог, и мы вместе решили разыграть мою гибель. Я спряталась, а Село предъявил всем мой шлем.

Ноданн задумался.

– Значит, Аваддон хотел натравить Фелицию на Эйкена? Гм, вполне вероятно… Может, мне удастся заключить с ним соглашение?

– Попробуй, – ответила Мерси. – Его дочь в Афалии.

– Что?!

Мерси кивнула.

– Ей раздробило тазовую кость, и корректоры решили не отправлять ее в Горию, а сперва подлечить во дворце Село. – Она лукаво прищурилась. – Смотри, Стратег! Клу Ремилард – потрясающий психокинетик и неплохой корректор. Когда поправится, она ничем не уступит Великому Магистру. Шикарная блондинка. Как раз в твоем вкусе.

Аполлон откинул золотую голову и захохотал. Потом взял ее лицо в ладони.

– В моем вкусе только одна женщина, я ждал ее восемьсот лет. – Его прекрасные глаза блеснули, и он поцеловал Мерси в ложбинку меж бровей.

Она ухватилась за его настоящую руку.

– Позволь мне остаться в Афалии, ну пожалуйста! По крайней мере до твоего окончательного выздоровления. Не отправляй меня к нему, пока мы хоть чуть-чуть не заполним пустоту внутри.

– Ладно, – согласился он. – Только ненадолго. Чтобы нарастить новую руку, надо провести девять месяцев в Коже, а этого я позволить себе не могу. Я выступлю против Эйкена сразу же, как соберу силы. Пока ум его не окреп.

Мерси отпрянула.

– Ты что, собираешься сражаться с ним одной рукой?

– Чтобы держать Меч, и эта сгодится. – Он сжал в кулак деревянные пальцы. – Правда, выглядит неказисто, но служить может.

Она пощупала протез.

– Дерево? О нет! Такой материал не для тебя, мой демон. – Глаза ее пошарили по стенам комнаты. – Тебе бы золото подошло, но у нас только два торквеса! – Потом она перевела взгляд на посуду, из которой Морейн кормил высокого гостя. – Серебро! Леди Творец в знак своей любви подарит Стратегу серебряную руку.

Она тряхнула кудрями, и тускло поблескивающие тарелка, кувшин, кружка вдруг засветились, расплавились и, слившись в бесформенное, искрящееся облако, осели на вытянутую деревянную ладонь.

– Серебро! – опять воскликнула Мерси. – Ноданн Серебряная Рука!

Дело сделано. Грубое приспособление, выточенное Айзеком Хеннингом, исчезло. На его месте красовалась точная копия недостающей руки, отшлифованная до зеркального блеска и так ладно подогнанная, что даже стык не был виден. Мерси наклонилась, поцеловала каждый серебряный палец, затем ладонь.

– Буду ее носить, пока не расправлюсь с Эйкеном Драмом, – пообещал Ноданн. – Пока не сяду на трон Многоцветной Земли рядом с моей королевой.

Он надел латные рукавицы и распахнул перед, ней дверь. На обратном пути через тоннель они даже не замечали витающего в нем зловония, и света им было не надо, потому что их сияющие лица рассеивали мрак.

 

2

– Эй, вы там, готовы? – донесся изнутри гулкий голос Бетси.

– Так точно! – отозвался Уклик, разматывая провода.

– Проверь магнитную гидродинамику в третьем отсеке, – приказал Бетси.

Технику были видны только пышные юбки на облицованном металлокерамикой полу; верхнюю часть туловища, казалось, поглотил экзотический механизм, над которым колдовал Бетси.

– Вроде нормально, – доложил Уклик.

Из люка высунулась и повисла в воздухе рука с наманикюренными ногтями.

– Ну, теперь либо починим, либо доломаем. Давай сюда термоиглу номер десять, вон ту розовую, с ихним кодом.

– Держи! – Уклик проворно положил устройство на ладонь инженера.

Послышался странный шипящий звук. Струйки дыма обвили туго затянутую корсетом талию. Затем визгливый фальцет выдал целую серию красноречивых эпитетов елизаветинской эпохи.

– Черт, жабо припаял!

Он оторвал обугленные кружева, поправил унизанный жемчугом парик, надвинул маску и снова нырнул в чрево машины.

Опять что-то зашипело, и раздался странный перезвон.

– Слава Богу! – Голова Бетси вновь появилась на поверхности. – Теперь посмотрим внешнюю оплетку.

Техник с нарастающим волнением стал изучать перфокарту.

– Ажур, Бетс!

– К полету готовы?! – заорал Бетси.

– Готовы! – проворковала баронесса.

– Включить зажигание!

Задраив люк, Бетси услышал резонирующий гул всех шестнадцати генераторов экзотической машины. Он облизнул накрашенные ногти и ухмыльнулся.

– Чарли, слышишь меня? Включить сеть-Икс!

– Есть включить сеть-Икс, – отозвалась баронесса. – Эй, ребята, мы полетим наконец или опять наземные испытания?

Бетси стряхнул с себя пыль. Роскошное парчовое платье абрикосового цвета было в нескольких местах разодрано, от рюшей на манжетах остались одни ошметки. Но жемчуга над глубоким декольте, отороченным золотистыми кружевами, переливчато сияли. Он снял маску, засунул ее в ридикюль.

– Огни для дураков дают добро, – объявила баронесса Шарлотта Амалия фон Вайсенберг-Ротенштейн. – И сеть, как видите, надежная. Голосую за полет. До ужина еще есть время.

Бетси скосил глаза на причудливо раскинутые крылья машины, вспыхнувшие лиловым светом ро-поля.

– Ладно, была не была! Взлетаем!

Пальцы баронессы замелькали над приборным щитком, Бетси, шумно выдохнув, рухнул в кресло, Уклик облокотился на бак для горючего, задумчиво покусывая усы и не сводя глаз с перфокарты.

Машина без малейшей вибрации вертикально ввинтилась в небо и медленно полетела над кромкой кратера по направлению к стоянке остальных птиц.

Из микрофона донесся голос связиста:

– Ого! Добро пожаловать, номер Двадцать Девятый! Ты уже на ходу?

– Скоро выясним, – кратко откликнулась баронесса. – Держи нас на экране, Понго.

Небо за стеклами машины из кобальтового стало фиолетовым, потом черным. Люди на борту не ощущали движения или ускорения; лишь стремительное мелькание по левому и правому борту да экзотические приборы свидетельствовали о том, что они находятся на краю земной атмосферы и движутся со скоростью двенадцать тысяч километров в час. Баронесса лихо управлялась с рычагами управления и скоростей, и машина в ответ совершала головокружительные зигзаги.

Затем она ринулась назад, к земле, и зависла над кратером, раскинувшимся к северу от плиоценового Дуная, как скорбная отметина: тысячу лет назад здесь разбился Корабль Бреды.

Матово-черная ракета теперь больше, чем когда-либо, напоминала птицу. В свободном скольжении она изящной ласточкой покачивалась над озерной гладью. Внизу, по южному берегу чаши, выстроились двадцать восемь других длинноногих экзотических птиц, опустив крылья и уткнувшись носом в землю, как бы в глубокой задумчивости. Кое-где края Риса обвалились, из опаленной растительности торчали осколки металлокерамики. Несколько машин не выдержали испытаний. Одна взорвалась на старте, другие не удалось отремонтировать, поэтому их «раздели» и каркасы сбросили в озеро. Из сорока двух аппаратов, обнаруженных месяц назад бастардами Бэзила, этот двадцать девятый был последней машиной, спасенной благодаря упорству Бетси и его команды. Реабилитация экзотических птиц стоила жизни двоим пилотам и четверым техникам, а инженер Шеймус Максуини однажды ночью, набравшись во время смены, вывалился из люка и сломал обе ноги.

Если не считать этих издержек, экспедиция оказалась на удивление успешной.

– Возвращаемся, – сообщила баронесса радисту. – А хороший ход у этой двадцатьдевятки.

– Чарли! Наконец-то! А мы, признаться, уже поставили на ней крест.

Бетси глубоко вздохнул и сказал во второй микрофон:

– Я тоже, Понго. Если б Дмитрий не придумал этот финт в третьем отсеке, мы бы так и не оторвались от земли. У меня чертов драндулет уже в печенках сидит.

– Как бы там ни было, Бетси, такое, кроме тебя, никто бы не сделал, – раздался другой голос.

– Это ты, Бэзил? – спросила баронесса.

– Да, малышка, я наблюдал за вами на экране. Великолепное шоу. Праздничный стол накрыт. Антилопье жаркое под соусом из дикого чеснока.

Уклик часто задышал.

– Все. Последний птенец из гнезда вылетел, – пробормотала баронесса-пилот.

Легкий толчок обозначил соприкосновение ро-поля с посадочной площадкой. Сухая трава задымилась, и машина ткнулась носом в землю. Баронесса погасила фиолетовую сетку, отключила все системы и откинулась в кресле, рассеянно глядя на мертвые приборные щитки.

– Я танцева-а-ать хочу-у…

Бетси ободряюще похлопал ее по плечу. Уклик уже откинул люк.

– Пойдем, Чарли, дорогая. Наш благородный вожак, поди, заждался. А мне не терпится узнать, где он намерен спрятать нашу эскадрилью.

– Улететь бы на край света! – сказала баронесса. – И никогда не возвращаться в это проклятое место. В плиоценовой Австралии или в Китае небось нет ни фирвулагов, ни наших психов, мечтающих стать королями Вселенной. Ох, Бетси, как хочется украсть эту машину!

– Твои настроения многим известны. И Бэзилу тоже, имей в виду.

– Да уж, недаром он выставляет охранение – якобы от фирвулагов. Бэзила не проведешь.

– А ты как думала? – Бетси разгладил эспаньолку и заговорщически подмигнул обведенным фиолетовыми тенями глазом. – Хватит с него Шеймуса.

– Шеймуса?.. Да не может быть!

– Почему не может? Он рисковый малый. Да и специалист, каких поискать. У них с Тонгзой наверняка сговор был. Вот только они просчитались, посвятив в свои планы Софронисбу Джиллис. Вот поистине верная душа.

Баронесса загоготала.

– Так это Фронси выкинула старину Шейма из люка в ту ночь? Думаешь, он предложил угнать машину?

Бетси пожал плечами.

– Бэзил не отстранил бы от работы инженера только из-за пьянства. А его закадычный дружок пилот после того случая стал как-то пугливо озираться. И я его понимаю: когда такая дама, как мисс Джиллис, следит за каждым твоим шагом, поневоле заробеешь.

– Фронси в роли вышибалы? Боже мой!

– Бэзил – настоящий лидер и любит своих бастардов. Но за долгие годы, проведенные в академических джунглях, он достаточно хорошо изучил человеческую натуру, чтобы понять: летательные аппараты – соблазн для любого из нас, даже самого преданного.

Они направились к люку.

– Тэффи Эванс тоже служит сторожевым псом. И Назир. И работяга Бенгт Сэндвик. Да, теперь припоминаю, они глаз не спускали с нас во время испытаний, особенно когда становилось ясно, что машина полетит. Ну и ну!

Баронесса зацепилась каблуком за какой-то шнур. Холеная рука елизаветинского трансвестита проворно и твердо подхватила ее, хотя дама весила на добрых пятнадцать килограммов больше его. Она удивленно заглянула в его блестящие зеленые глаза.

– А может, и ты этим спортом увлекаешься?

– Ужин стынет, – отозвался Бетси и кивком указал на люк. – Только после вас, мадам.

Первая машина спустилась на десять тысяч метров над ослепительно сверкающим узором горных пиков.

– Фантастика! – воскликнул Понго Уорбертон и выровнял ход машины. – Бэзил, какова ж их высота?

Бэзил и Альдо Манетти несколько минут колдовали над экзотическим индикатором, фиксируя на карте все подъемы и спуски центральной части массива.

– Самая высокая вершина, Монте-Роза, девять тысяч восемьдесят два метра, – взволнованно сообщил бывший профессор Оксфорда. – Соседние – около восьми тысяч.

– Это что, выше Эвереста? – поинтересовался Понго.

– Эверест доходит до восьми тысяч восьмисот пятидесяти, – заявил Альдо. – В зависимости от того, сколько выпало снега и как давно убирали мусор, оставленный туристами со всего света.

Пилот опустил машину еще ниже.

– Потрясающе! – прошептал Бэзил.

– Девственная красота! – добавил Альдо. – Ей-Богу, сейчас заплачу!

– И выше точки в плиоценовой Европе нет? – допытывался Понго.

– Нет, – откликнулся Бэзил. – Геологи утверждают, что в этот период Альпы были выше Гималаев. Позже они значительно понизятся – ледники, тектонические утряски и все такое. Бедная Монте-Роза уступит свой приоритет Монблану. В Содружестве она числится только второй по высоте в Европе, и лишь местные жители да такие заядлые скалолазы, как мы с Альдо, знают это название…

В наушниках послышался голос радиста:

– Первый, первый, я двенадцатый. Высота двенадцать километров.

– Держи ее, – сказал Бэзил. – Любуйся пейзажем, пока мы с Альдо отыскиваем для птичек подходящую холодильную камеру.

– Неужели будем высаживаться? – Бэзил не узнал голоса на связи – настолько тот был искажен отчаянием.

В первой переправе поневоле участвовали все бастарды. Только проводник от ревунов Калипин остался на кратере.

– Да, – отрезал Бэзил. – Таков мой план.

В ответ послышалось странное истерическое хихиканье.

– Эй, девочки, кто собирается прыгать с нашей птички, не забудьте меховые комбинезоны и ледорубы.

– Ну и льдины! – уныло откликнулся чей-то голос. – Легче растопить сердце Фронси.

– Главное преимущество этого места в его неприступности, – пояснил Бэзил. – Ни один гуманоид, даже летающий всадник, сюда не доберется. А зверей отпугивают разреженный воздух и холод.

– Кое-кто из тану умеет летать и без иноходцев, – возразил Тэффи Эванс. – И эта сволочь Эйкен Драм – тоже.

– Разумеется, стопроцентной безопасности мы обеспечить не можем, – признал Бэзил. – Но если правильно выбрать укрытие, машину быстро засыплет снегом, и обнаружить ее с помощью… э-э… сканирования будет очень трудно. Кроме того, карта маскировочной площадки в единственном экземпляре будет храниться только у лидера первобытных. Когда нам понадобятся машины, мы легко растопим наст слабым лучевым пламенем.

Радиоперекличка продолжалась, пока Бэзил и Альдо производили разведку на местности. Их машина села в горной долине, возле северного склона Монте-Розы; с него сошли ледники, но в середине июля он был все еще покрыт свежим снегом. Скалолазы хорошо акклиматизировались на больших высотах и вдобавок сравнительно недавно прошли омоложение, поэтому, наказав Понго Уорбертону не высовываться, они оделись потеплее и начали, как дети, бегать по сугробам, обследуя поверхность звуковыми бурами.

Наконец Манетти присел отдохнуть на уступе и поднял глаза к вершине.

– Идеальная площадка для начала восхождения, а?

– Согласен. Здесь над уровнем моря… постой-ка… пять тысяч девятьсот двадцать четыре метра – что ж, разбег вполне приличный. – Он слегка понизил голос. – Знаешь, я ведь затем и прибыл в плиоцен, чтобы найти и покорить Монте-Розу. Вот и добрался.

– Может, война долго не продлится?

Бэзил поднес к глазам подзорную трубу и начал обозревать долину.

– Н-да, комфорта маловато. Заходить на посадку можно только с севера. Не представляю, как мы будем подвозить сюда припасы.

– Да очень просто. Мы же решили спрятать две машины в Вогезах. А позже, когда обучим летный состав, можно будет переправить в более удобное место всю замороженную эскадрилью. Это, конечно, не моего ума дело, но тебе не кажется, что твои опасения насчет угона несколько преувеличены? К чему такая перестраховка?

– Приказ старика Бурке. Я только выполняю приказы, как библейский центурион, и готов быть им до конца дней.

Альдо встал, потянулся.

– Ну, давай сажать остальных? Нам же еще возвращаться за второй партией. Думаю, сегодня мы без труда переправим всех.

– Надо будет выставить дополнительный дозор у кратера, – сказал Бэзил уже на пути к самолету. – Ведь случись что-нибудь – домой не на чем будет добираться… Правда, как заметит в далеком будущем твой земляк Ювенал, «quis custodiet ipsos custodes?»

– Может, и я бы не устоял, если б умел обращаться с этими штуковинами, – засмеялся Альдо и добавил: – И если б не соблазн залезть в один прекрасный день на Розу – с тобой, compare mio .

– Мы так близки к цели, Альдо. Теперь особенно обидно будет, если произойдет что-нибудь непредвиденное…

– Что может произойти? Да не волнуйся ты, завтра будем дома!

Бэзил, казалось, не разделял его оптимизма.

– У меня есть причины для волнений, поверь.

– Неужели опять Тонгза? – Альдо презрительно выпятил губу. – Не думаю. Фронси такого страху нагнала на этого провизора, что он теперь в отхожее место один не пойдет.

– Нет, боюсь, дело посерьезней будет. Хотя незачем тебя этим обременять. Я руководитель экспедиции и должен справиться сам.

– Да уж, доля центуриона незавидна. Если не ошибаюсь, им иногда приходилось и отдавать приказы.

Некоторое время они шагали молча. Оказалось, что и в снежной стране солнце припекает вовсю. Уже на подходе к машине они стащили через голову вязаные шлемы и расстегнули спасательные жилеты.

– Будь здесь вождь Бурке, – снова заговорил Бэзил, – уж он бы не стал медлить. А мою кровь, видно, разжижили столетия цивилизации. Можно я задам тебе гипотетический вопрос?

– Валяй, – растерянно проговорил Альдо.

– Предположим, прошлой ночью наш испытанный товарищ в разговоре с другим испытанным товарищем попытался склонить его к измене. Второй, будучи моим… ммм… тайным осведомителем, притворился, что клюнул на приманку, а сам доложил обо всем мне.

– Господи Иисусе Христе!

– Предположим, до сих пор гипотетический изменник вел себя образцово. Допустим, это человек выдающихся способностей, очень нужный нам человек, но не пилот, потому и надеялся совратить пилота…

– Но, ради всего святого, с какой целью?!

– Чтобы выдать координаты места стоянки Эйкену Драму… за обычных тридцать сребреников.

– Оставим твой вопрос в области гипотез, – пробормотал Альдо. – Итак, у тебя два выхода. Numero uno: ты без лишних слов кончаешь с этим ублюдком, не дожидаясь, пока он найдет более податливого пилота. Numero due: если он действительно нужный нам человек, ты сажаешь его в колодки, как бывало на Лилмике, и говоришь ему, что он жив, покуда не рыпается.

Бэзил стиснул зубы и кивнул.

– И какой из двух выходов, по-твоему, благоразумнее?

– Трудно сказать… пока, насколько я понял, дальше слов дело не зашло, так?

– Да. Предложение моему информатору было сделано в крайне осторожной форме, однако намерения вполне ясны.

– Черт его знает… А если твой агент неправильно понял? Или у него свой камень за пазухой? – Манетти утер пот со лба.

– Я уже думал об этом.

– Почему бы не понаблюдать за предателем? Не намекнуть ему, что ты в нем сомневаешься? Возможно, он пойдет на попятный, решит, что игра не стоит свеч. И тогда он тебе еще пригодится. Здесь, в плиоцене, специалисты на дороге не валяются.

– Верно. Спасибо за совет, Альдо, ты мне очень помог. Другой на моем месте вряд ли пошел бы на компромисс. Но мы, альпинисты, в душе неисправимые романтики. Я считаю, что каждому необходимо дать шанс.

Уже взбираясь по трапу, Альдо глянул через плечо и улыбнулся профессору.

– Умение найти психологический подход порой важнее увесистого кулака.

– Надеюсь, ты прав, – отозвался Бэзил. – От души надеюсь.

Бэзил застонал, заворочался на своем надувном матрасе. Кто-то тряс его за плечо. Снаружи доносились отрывистые голоса и отчаянные всхлипы.

– Бэзил, проснись, – повторил Бенгт Сэндвик. – У нас ЧП.

– Проклятье!

Вожак бастардов заставил себя подняться и взглянул на ручной хронометр. Почти четыре. Голова кружилась (видимо, горная болезнь). Слова Бенгта доходили до него с трудом. Он нащупал ботинки и сунул в них гудящие ноги.

– …треснул по башке Назира и хотел увести Единицу. К счастью, мистер Бетси подоспел с шоковым ружьем…

– Кто? – устало спросил Бэзил, хотя уже знал ответ.

– Альдо Манетти. Он уговорил баронессу сесть за штурвал.

Бэзил натянул рубаху и вышел из палатки. Тэффи Эванс скрутил руки альпинисту; тот все никак не мог прийти в себя – выстрел оглушил его. Баронесса Шарлотта Амалия находилась в стальных объятиях Фронси Джиллис. Бетси сменил свой роскошный наряд на летный комбинезон на молнии, в котором чувствовал себя гораздо мобильнее, однако парика не снял. Стоя чуть сбоку, он держал обоих пленников под прицелом «Гускварны».

Бэзил подошел поближе к Альдо.

– Стало быть, выход numero due тебя не устроил?

Альдо не смог собрать необходимых сил для плевка: слюна потекла по загорелому подбородку.

Бэзил отвернулся и опять взглянул на часы.

– Скоро рассвет. Пора сниматься с якоря. – Он окинул взглядом два высоких черных силуэта машин, четко выступавших на фоне сереющего неба и кратера. – Жаль, нет деревьев. Впрочем, сойдет подножка люка.

– Что ты задумал? – взвизгнула баронесса.

– Привяжите их к шасси Единицы. Всем готовиться к полету.

– Что ты задумал?!

– Задумал повесить тебя, моя радость, – ответил Бэзил и вернулся в палатку, так как впопыхах не успел одеться.

 

3

Бодуругал, главный корректор Афалии, закрыв глаза, сидел на стуле посреди темной реабилитационной камеры, полностью сосредоточившись на работе. Такого успеха даже он не ожидал. С тех пор как ему пришла идея совместить великолепно сочетающиеся мозговые функции пациентов под своим корректирующим контролем, у обоих наступило значительное улучшение. В частности, произошла полная регенерация атрофированного правого полушария мужского мозга под влиянием женского. Одновременно и женщина стремительно выздоравливала. Восторг Бодуругала не поддавался описанию, причем к чисто научному триумфу примешивалась некая сентиментальная радость.

Тела стояли бок о бок в одних набедренных повязках, недвижимые, как алебастровые статуи, обернутые плотно прилегающей прозрачной Кожей. Однако между рыцарем тану, женщиной и корректором происходило активное общение. И кроме того, пациенты в Коже разговаривали друг с другом на интимном калане.

Клу. Неужели вы не видите, что ваше поколение постигла та же участь? Родители все за вас решили. А вам не только не дали слова, но и лишних вопросов велели не задавать. В точности как нам.

Кугал. Могло ли быть иначе? Наши отцы покинули Дуат ради свободы своих убеждений, ваши тоже, насколько я понял.

Клу. Да, во всяком случае, так они утверждали. А мы долгие годы верили им.

Кугал. И в конце концов изверились… Что ж, и среди нас есть еретики.

Клу. Критическое восприятие действительности вовсе не ересь… Разумеется, если ты способен мыслить свободно.

Кугал. Хотите сказать, что мы на это не способны?

Клу. Не только вы. Мое поколение было в равной мере сковано невежеством, пассивностью, страхом. Но в жизни рано или поздно наступает момент, когда мы обязаны разрешить наболевшие вопросы, как это ни опасно.

Кугал. Простите, я не понимаю.

Клу. Рассказать вам нашу историю?

Кугал. Да… Время у нас есть. Возможно, мы тоже проявили невежество и пассивность в отношениях с вами. О вашем обществе мы могли судить лишь по малой его части – по волонтерам, путешественникам во времени. Тех, кто не был наделен метафункциями, мы использовали в сфере обслуживания, а латентных приняли в свою духовную семью. И лишь Ноданн предчувствовал угрозу в развитии наших связей, но в большинстве своем мы не слушали его предостережений. Слепота и глухота удобнее, знаете ли.

Клу. Знаю.

Кугал. Но я вас перебил. Начните с самого начала. Расскажите, как среди вас возникли операторы. И как зародилась идея Мятежа.

Клу. Вам известно, что население Старой Земли крайне медленно культивировало свои естественные метафункции, до тех пор, пока племена гуманоидов не вышли с ним на связь и не побудили примкнуть к Содружеству.

Кугал. Припоминаю. Нам об этом рассказывал человек, бывший у нас Главным Генетиком.

Клу. Операторы, жившие в конце двадцатого столетия, начали стремительно приближаться к статусу умственного Единства. Но по мере возможности они скрывали свои таланты от обычных людей. Одни – в особенности это касается Принудителей и Творцов – занимались совершенствованием собственных метафункций. Другие, настроенные альтруистически, изучали умственную деятельность, ставили опыты на себе и на других оперантах и впоследствии выработали специальную технику, которая позволила целому ряду одаренных людей достичь максимальной близости к Единству. Эти ученые слепили маленькую и несовершенную копию Единого Ума Содружества и заявили о своем открытии. Содружество восприняло это как сигнал тревоги, подтолкнувший его к Великому Вторжению две тысячи тридцатого года. Оно было начато несмотря на то, что основная часть человечества находилась пока на очень примитивном уровне психологической зрелости. Повыше, конечно, чем тану, но по сравнению с пятью расами Единства мы были самыми настоящими варварами.

Кугал. Так мы с вами варвары? Вот, значит, в чем тайна совместимости наших генов?.. Но извините, я опять вас перебиваю.

Клу. Одним из главных центров метапсихологии на Земле стало отделение Дартмутского колледжа в Северной Америке. До Вторжения его возглавляли Дени Ремилард и Люсиль Картье. Оба обладали высокой степенью мегаактивности и принадлежали к схожим этносам. Совместная работа сблизила их, и вскоре они поженились. Это были мой прапрадед и прапрабабка. Из семерых детей Дени и Люсили самым мощным оператором был младший – мой дед Поль. Он родился через год после Вторжения и прошел метапсихическую подготовку еще в утробе матери – тогда эта техника считалась неслыханной, потом стала стандартной. Поля называли «Человеком, который продал Нью-Гемпшир», поскольку именно его стараниями маленькая североамериканская область стала межпланетным центром мегаактивности в составе Содружества.

Кугал. И ваш род укрепил свои позиции.

Клу. Безусловно. Поля первым из людей избрали в Консилиум, руководящий орган Галактического Содружества, куда входили исключительно Великие Магистры, то есть люди, изрядно поднаторевшие в психоанализе и решении этических задач. Поль также произвел на свет блестящую плеяду оперантов. Его старший сын сделался Великим Магистром первого класса, одним из величайших умов галактики.

Кугал. Это ваш отец, человек по прозвищу Аваддон?

Клу. Да… Такую кличку ему присвоили во время Мятежа. В нашем Священном Писании есть глава, где говорится о конце света, когда силы добра и зла вступят в последнее единоборство. Аваддон возглавляет армию демонов. У него есть и другие прозвища: Ангел Бездны, Разрушитель. Мой папа…

Кугал. Единоборство перед концом света! В нашей религии оно тоже есть. Мы называем его Сумеречной Войной, Приходом Мрака. Тану и фирвулаги были изгнаны с Дуата, их родной планеты на краю галактики, именно за то, что собирались ее развязать. Но вмешалась Бреда, и ее муж Корабль доставил нас сюда. А теперь Селадейр и его приспешники уверены, что Сумеречная Война произойдет в Многоцветной Земле!.. Простите, Клу, я все время вас прерываю. Вы хотели рассказать о Мятеже вашего отца.

Клу. Я мало что знаю о нем. Мне был только год, а моему брату Хагену

– два. Наши родители составили какой-то колоссальный заговор с целью учредить абсолютную власть человечества в Содружестве. Папа со своими сотрудниками – доктором Стейнбреннером и другими – выработал план, согласно которому мы, их дети, со временем должны были стать сверхчеловеками, ультрапсихологами. После переворота мятежники намеревались ввести план в действие, но, разумеется, затея провалилась. Папа никогда подробно не рассказывал о том, какие виды имел на нас, а все записи тщательно стерты из памяти компьютеров. Но думаю, план его был ужасен, потому что мама…

Кугал. Можете не продолжать. Я и так вижу. Мне очень жаль.

Клу. Нет, папа нас любит. Я не верю, что он мог бы сознательно причинить нам зло.

Кугал. И все же чем кончилась та история?

Клу. Мятеж вспыхнул в две тысячи восемьдесят третьем году. Военные действия длились меньше восьми месяцев. В нем участвовали практически все операторы, а также миллионы обычных людей. Потери были огромны не только на Земле, но и на захваченных мятежниками планетах. Против папы выступили брат Джон – он на четырнадцать лет моложе – и его жена Доротея. Джон Ремилард был мутантом. Когда он достиг совершеннолетия, у него уже не было тела, а только обнаженный мозг, который по усмотрению владельца мог принимать какие угодно формы. В моем описании дядя выглядит чудовищем, но в Содружестве его причислили к лику святых, после того как ему удалось подавить Мятеж. Жена Джона также была Великим Магистром и специализировалась на метаконцертах. В результате несчастного случая она лишилась половины лица, но не пожелала его регенерировать, поскольку ущербность стала своеобразным символом ее власти. Она носила алмазную маску.

Кугал. Джек Бестелесный и Алмазная Маска… Я слышал о них от Гомнола.

Клу. Они оба умерли, а папа жив. После поражения он провел уцелевших через врата времени… В том числе меня и Хагена.

Кугал. Вовек не забуду тот черный день, когда мы сражались с ними в Пустынных пещерах. Они разделали нас под орех, а потом ушли на запад, за океан. Король Тагдал повелел вычеркнуть этот эпизод из нашей истории.

Клу. Да, папа переправил нас в Северную Америку. Он вовсе не хотел с вами сражаться. Многие получили тяжелые ранения, да и сам он чуть не умер от ожогов мозга. Мы поселились на сказочном острове под названием Окала. Все дети, кроме нас с Хагеном, родились уже там.

Кугал. И почему же вы покинули его, раз он такой сказочный?

Клу. Пока были детьми, мы поневоле следовали за нашими родителями. Папа перетащил в плиоцен кучу всякого оборудования. Сразу после выздоровления он построил обсерваторию и начал обследовать звезды в поисках другой метаактивной расы. Он убежден, что если найдет ее, то сумеет основать новое Единство и таким образом осуществит свою грандиозную идею о владычестве над миром здесь, в плиоцене. Многие из его соратников верят, что он на это способен. Папа кого угодно убедит… Но шли годы, тысячи звезд были обследованы без какого бы то ни было результата, старики начали отчаиваться, вплоть до того, что начались самоубийства… Кого-то папа вынужден был убрать, кто-то пристрастился к наркотикам, иные просто устранились. И все это происходило у нас на глазах. И мало-помалу мы решили, что пора жить своим умом, а не папиными бесплодными мечтаниями. Сперва была сделана ставка на Фелицию, хотя мы заинтересовались вами еще до ее появления в плиоцене. С помощью довольно грубых приборов, расширяющих ясновидение, мы постоянно следили за тем, что делается в Европе.

Кугал. Ну да, детки от скуки наблюдают за низшими формами жизни! Как за муравьями, правда, Клу? И однажды вам пришла в голову мысль: а что, если взять да и залить муравейник водичкой?..

Клу. Нет!

Кугал. А для чего тогда вы помогли Фелиции разрушить наш мир?

Клу. Нам нужна была Многоцветная Земля. Не сама по себе, а как ступень для возвращения в Содружество.

Кугал. В Содружество? Назад через врата времени?! Но это же невозможно!

Клу. Почему? Элаби Гатен… он погиб в сражении с Фелицией… уверял, что можно создать дубликат машины времени, установленной в Содружестве. На компьютере мы изготовили полный комплект чертежей. Но мой брат вместе с другими бежал с Окалы и забрал с собой все оборудование и все карты минеральных месторождений.

Кугал. А ваш отец? Как он к этому отнесся?

Клу. Поначалу резко отрицательно. А теперь… не знаю даже… Кажется, мы заставили его пересмотреть свои взгляды. Во всяком случае, он понимает, что на Окалу мы не вернемся, что у нас есть право идти своим путем. После всего, что случилось с Фелицией и Эйкеном, папа, вероятно, даже поможет нам. А заодно и вам.

Кугал. Что вы имеете в виду?

Клу. Папа насильно высадил Хагена и других на побережье Африки. Сидя там без дела, они внимательно изучили ход битвы с Фелицией и по телепатической связи сообщили мне свои выводы. Тану в силу своей примитивности вряд ли отдают себе отчет в том, как странно развивались события на реке Хениль. Надеюсь, и Эйкен Драм ничего не заподозрил.

Кугал. Объяснитесь!

Клу. Хорошо. Давайте рассмотрим составленную папой программу метаконцерта. Конечно, мы тоже слишком неопытны, чтобы до конца в ней разобраться, но одно совершенно очевидно: папа хотел, чтобы в этом сражении погибли и Фелиция, и Эйкен.

Кугал. Всемилостивая Богиня!

Клу. При всем папином могуществе ему далеко до Фелиции. Он сознавал, что, даже собрав все умственные силы в метаконцерте и бросив их против нее, ходит по лезвию ножа. А если бы им удалось наладить фотонное Копье, то опасность увеличилась бы вдвое… Ну так вот, в проведении наступательного метаконцерта есть целый ряд вариантов. Но во всех случаях солист рискует гораздо больше прочих. Папа выдал Эйкену программу, которая предусматривала выжимание из их связки всей психоэнергии без остатка. Вздумай Эйкен использовать ее целиком – как он, вероятно, и поступил бы в случае паники – удар такой мощности, пройдя через мозг, убил бы его, как и Фелицию. Но после пробного взрыва на горе Эйкен испугался и потому смягчил первый удар. А папу это поначалу ввело в заблуждение: он решил, что с Фелицией покончено.

Кугал. Да-да, помнится, Аваддон передал, что ее масса и энергия равны нулю. Но потом… честно говоря, я толком не понял, что это значит… он сказал, что Фелиция… транслировалась.

Клу. Ретранслировалась. На нашем специфическом жаргоне это означает, что она переместилась в другое измерение. На такое даже в Содружестве способны лишь единицы. Иначе это называется телепортацией.

Кугал. Корабль Бреды!

Клу. Что?

Кугал. Гигантский живой организм, ее супруг… Корабли достигали сверхсветовой скорости при помощи одной силы ума. И вы хотите сказать, что Фелиция…

Клу. У нее это могло получиться бессознательно, просто защитная реакция. Но Хаген считает, что она все время следила за лучом папиного ясновидения, и пока тот находился на внешнем модуле, сбила его с толку!

Кугал. Разве она не за Эйкеном охотилась?..

Клу. Все произошло в долю секунды. Когда Фелиция вновь возникла в небе прямо над головой Эйкена, папа немного изменил тактику. Он руководил тылами, но в момент первого удара быстро переключился на внешний модуль наступательного канала. После ретрансляции защитный экран начал рушиться. Оуэн Бланшар умер на месте. Судя по форме пробоин в экране, его убила папина вспышка. А потом папа сумел сгруппироваться и поддержать распадающуюся оборону, прежде чем принял участие в завершающем ударе.

Кугал. Значит, Фелиция не нанесла никакого ущерба вашему отцу?

Клу. Ну да, не нанесла! Нет, он тоже пострадал, иначе почему не выходит на связь уже больше месяца?

Кугал. Но он ведь продолжал действовать после ретрансляции?

Клу. Вот именно, и его закрутило в мозговом энергетическом вихре, по мощности не уступающем водородной бомбе. Но папа Великий Магистр и умеет наращивать потерянную энергию. Правда, когда он снимает скафандр и отключает искусственную нервную систему, у него начинается головная боль. Хаген в этом понимает лучше меня. По его словам, на сей раз боль была такой сильной, что папе пришлось отправиться в барокамеру. Вот почему эфир между Европой и Северной Америкой в последнее время был подозрительно чист.

Кугал. Какая удача для вашей команды!

Клу. И для вашей тоже.

Кугал. То есть?..

Клу. Слушайте и постарайтесь понять. Я уверена, что у тану, у нас и у папы теперь общие цели. Если мы еще хотим пожить на этом свете, всем надо объединиться.

Кугал. А Эйкен Драм?

Клу. Он должен был умереть. Но не умер. Бьюсь об заклад, Фелиция сама в последний момент отвела от него удар. Бог знает как и почему. Она мертва и уже ничего не объяснит. А Эйкен живехонек, только ослабел немного. Теперь у него есть программа, и он в состоянии обойтись без посторонней помощи. Он уже может сам устраивать метаконцерты, причем не подвергая себя ни малейшей опасности. Поэтому, как только он чуть-чуть оправится, то выступит против вашего брата Ноданна и его клики, а поджарив ваши мозги, займется папой.

Кугал. Или вами.

Клу. Мы хотим всего лишь вернуться в Содружество, и все. Помогая нам, вы ничего не теряете. А у нас есть что вам предложить.

Кугал. Это я уже заметил.

Клу. Ну, в данном случае помощь была обоюдной. Я почти здорова, причем исцелилась в три раза быстрей, чем в нашей барокамере.

Кугал. Я думал, идея Бодуругала – сущий бред. Потеря брата-близнеца мне казалась невосполнимой. Считалось, что биотехнические возможности Кожи не распространяются на полушария головного мозга. А вышло вон что…

Клу. Да, налицо дополнительная адаптация. В человеческой медицине известны случаи, когда левое полушарие с успехом выполняет функции правого и наоборот.

Кугал. Быть может, вы не только регенерировали мой мозг, но и научили меня человечности.

Клу. Боюсь, до этого еще далеко. Впрочем, ничего невозможного нет.

Бодуругал открыл глаза и улыбнулся. Исполняемый пациентами дуэт психокинеза и коррекции оказался на удивление гармоничен. Собственно говоря, его вмешательство стало уже излишним. Он поднялся со стула и подошел к двум неподвижным фигурам – мужской в золотом торквесе и женской в венце золотистых волос.

– Пожалуй, пора оставить вас наедине. Еще неделя – и будете как новенькие. Весьма обнадеживающее начало.

Наклонившись, Бодуругал чуть поправил Кожу на уровне точеной ножки Клу Ремилард.

– Весьма обнадеживающее, – повторил он, выходя из палаты интенсивной терапии.

 

4

Когда Мерси в конце июля вернулась в Горию, здоровье Эйкена, подорванное схваткой с Фелицией, постепенно пошло на поправку. Мозговые травмы затягивались. Рассказанная королевой легенда была в общих чертах такова: после того как ее затянуло в оползень, она утратила память и бродила одна по лесам восточнее Хенили, пока на нее не наткнулись неокольцованные собиратели цветов и кореньев; они, разумеется, ее не узнали и доставили в Афалию, лишь когда отыскали редкую разновидность орхидей для оранжереи леди Пеннар-Йа, жены Селадейра. Хотя история выглядела малоправдоподобной, Эйкен принял ее без оговорок и не сделал ни одной попытки проникнуть в мозг жены. Мерси вернулась живой и невредимой, на его страсть отвечала с прежним пылом – ему этого было достаточно, да и ее устраивало.

Погожим августовским днем они отправились на берег пролива Редон посмотреть на испытательные полеты, которые проводил Йош Ватанабе, готовясь к Великому Турниру. Король, королева и большая свита придворных удобно расположились под огромным тентом, наслаждаясь свежестью бриза. На пикнике лилось рекой охлажденное медовое вино, а потешные сражения были увлекательны и порой опасны.

Первыми в воздухе появились легкие ромбовидные змеи из Нагасаки. Несущие поверхности были покрыты осколками стекла и ярко разукрашены красными, белыми и голубыми узорами. Когда один змей прорвался сквозь оборону противника, хорошо обученные рыцари тану хором прокричали традиционное: «Кацуро!» и рассчитались по ставкам, в то время как Йош, сияя и раздувая щеки, излагал дальнейший ход событий.

Подхваченные ветром большие воздушные змеи свободно парили на фоне стоящего в зените солнца. Среди них были десятиугольники «Саньо» почти в половину роста тану с изображением отважных самураев и драконов на крыльях, и прямоугольные «О-дако» размером семь на пять метров, украшенные сказочными рыбами, птицами и образами японского фольклора. Тяжеловесные боевые аппараты с экипажем от пяти до десяти человек не отличались большой маневренностью и могли участвовать лишь в лобовых схватках. Побежденный змей, сотрясаясь, терял управление, и победитель увлекал его за собой на землю, нарушая таким образом весь строй. Последний приземлялся плавно и торжественно, тогда как его незадачливый противник летел вверх тормашками, превращаясь в скомканную массу разорванной бумаги и беспорядочное нагромождение бамбуковых палок.

Как только ветер окреп, на берег вынесли двух настоящих гигантов, коим отводилась роль не в отборочном, а в главном турнире. Параметры «О-дако» достигали четырнадцати с половиной на одиннадцать метров и восьмисот килограммов. Бесчисленными канатами они были привязаны к временным помостам, а на другом конце каната сплетались в один толстенный, накрученный на тяжелую лебедку. Авиатор висел на нижней раме с легким противовесом и управлял полетом при помощи специальных постромок; однако основные маневры осуществляла с земли команда из пятидесяти человек посредством свободно висящих канатов, которые крепились к несущим частям змея огромными карабинами.

Когда все было готово к запуску, Йош в своем роскошном самурайском облачении подошел доложить об этом королю. Его сопровождал помощник по имени Вилкас, угрюмый литовец в сером торквесе и не менее живописных, чем у начальника, одеждах.

Йош церемонно поклонился Эйкену и Мерси.

– Позвольте предложить вашему вниманию первую демонстрацию воздушного боя. – Он подал королю для осмотра несколько странное оружие – кривое лезвие, насаженное на длинный шест. – Это нагината. Сейчас мы с Вилкасом будем биться им в воздухе. Учтите, что бой чисто тренировочный. Воины будут без страховки, тогда как в настоящем бою вся конструкция, включая бамбуковую раму и бумажное покрытие, защищена страховочной сеткой.

– Опасная, должно быть, игра, – сочувственно заметила Мерси.

Юная принудительница, нянчившая Аграйнель в отсутствие королевы, подошла с ребенком на руках и встала позади раскладного трона. Мерси взяла у нее девочку и принялась тихонько ее покачивать, в то время как Йош продолжал свои объяснения.

– Да, для обычных людей, таких, как Вилкас и я, действительно есть риск. Но мы сводим его к минимуму и тем самым увеличиваем зрелищность мероприятия, привлекая к делу мощных психокинетиков. – Японец почтительно поклонился человеку в золотом торквесе, что стоял рядом с высокой и статной Олоной. – Лорд Салливан-Танн любезно согласился поддерживать Вилкаса в полете.

Эйкен рассеянно перевел взгляд на Салливана.

– А трудно быть наземным тягачом?

Плюгавый психокинетик пожал плечами и самодовольно усмехнулся.

– На мой взгляд, совсем просто.

– И как проходит игра? – спросил Эйкен Йоша.

– Тягач дает телепатические установки не только спортсмену, но и наземной команде. Ему также дозволено порождать ветер, но только для своего змея. Противодействие аппарату противника становится основанием для дисквалификации. Поэтому манипуляция с ветром ограничена периодами, когда воины находятся довольно далеко друг от друга, если, конечно, ветродуй не обладает поистине отточенным мастерством. Думаю, вам понятно, что тесная связь с наземной командой улучшает управление в моменты клинча. Если игрок запутался в постромках, обязанность тягача не дать ему грохнуться наземь. Вот почему лоцманами в данной игре могут быть только психокинетики.

Эйкен кивнул. Улыбка его казалась вымученной, а глаза-щелочки горели лихорадочным огнем на пергаментно-бледном лице. На нем были золотые джинсы и черная рубаха, расстегнутая у ворота.

– Итак, твоего противника сегодня поведет Салливан. А кто же будет твоим ведущим?

– Я надеялся, вы окажете мне эту честь, Эйкен-сама.

– О Ваше Величество, соглашайтесь! – пропищала Олона. – Я уверена, победа будет за вами!

Салливан побагровел перед лицом такого предательства со стороны своей молодой супруги, но тоже выдавил из себя:

– И я прошу вас, мой король, возьмите второго змея.

Эйкен заколебался.

– Но я еще не в форме…

– Если меня собьют, – сказал Йош, – то вам не придется держать весь аппарат. Достаточно спустить на землю меня. А я со всеми потрохами вешу шестьдесят четыре килограмма.

С видимым усилием Эйкен поднялся.

– Черт с вами, попробую. Ты проделал большую работу, Йош. Продолжай в том же духе!

Йош ухмыльнулся.

– Не сомневайтесь, босс. – И вместе с Вилкасом поспешил к стартовой площадке.

Эйкен снова сел, глядя на суетящихся спортсменов. Жара усиливалась по мере того, как заходящее солнце нависало все ниже над тентом. Салливан и Олона вполголоса пререкались, Аграйнель капризничала, а Мерси прилагала умственные усилия к тому, чтобы успокоить и развеселить ее.

Наконец королю надоело это нытье.

– Ты что, не видишь. Мере, ребенок голоден! Пусть Олона ее покормит.

– Ах ты, бедная крошка! – запричитала принудительница, охотно принимая ребенка и вытаскивая из выреза голубого шифонового платья налитую продолговатую грудь. – Проголодалась, Гранечка! Ну иди к няне!

Ребенок начал жадно сосать. Раздражающее блеянье перешло в восторженные всхлипы.

– Отойди с ней в глубь навеса, милочка, – сказала Мерси. – Там попрохладнее.

– Слушаюсь, моя королева. Принести ее обратно, когда она насытится?

Выражение лица Мерси было отсутствующим, почти отрешенным.

– Найди какой-нибудь тихий уголок и убаюкай ее. Она, очевидно, перевозбудилась. Наверно, не надо было ее брать сюда, но… мне так не хотелось с ней разлучаться.

Кормилица, словно боясь, что Мерси передумает, отвесила поспешный поклон и удалилась.

– Жена любит Аграйнель как собственную дочь, моя королева, – заметил Салливан.

– Вижу. Я несказанно благодарна ей за то, что она кормила малышку, пока я… отсутствовала. Думаю, именно подспудная тревога за Аграйнель помогла мне преодолеть амнезию в джунглях Конейна.

Эйкен тихонько хмыкнул.

– Ну, ясное дело, не за меня же!

Он с преувеличенным вниманием наблюдал за приготовлениями на берегу. Из-под двух огромных змеев убрали помосты, и их теперь удерживали два туго натянутых каната. В окраске змея, порученного Салливану, преобладали алые и золотистые тона, а его эмблемой был великолепный японский воин, нарисованный на фоне цветущих вишневых деревьев. Змей Эйкена выглядел более строго – голубая цветовая гамма в изображении волны цунами, готовой разбиться о скалистый островок.

Салливан изо всех сил старался сохранить светскость, но помимо его воли она была оттенена зловещими умственными обертонами.

– О великая королева, когда Олона вызвалась кормить ваше драгоценное дитя, моему удивлению не было предела. Я думал, что это невозможно для женщины, которая сама не рожала. Не правда ли, тану – загадочная, магическая раса? Так близки людям и столь очаровательны в своей непохожести! Эта странная удлиненная грудь нашла отражение в фольклоре нескольких европейских стран… Эллефольк и Скогра в Скандинавии, Фе во Франции, немецкая Никсен, Агуана в Итальянских Альпах, Джана Сардинии…

– Да-да, у всех фей длинные груди, – мягко перебила Мерси. – А в кормлении нет ничего загадочного, дорогой Танн. Стоит очень сильно захотеть, и гормон пролактина будет выделяться наряду с другими даже у бездетных. Женщина или тануска – никакой разницы. Любовь и желание – вот и вся магия.

– Точней не скажешь, – последовала насмешливая реплика Эйкена. – Но есть и обратная зависимость. Так что нам с Аграйнелью обоим повезло.

Салливан вспыхнул, попятился; из плохо защищенного мозга выплеснулись унижение и бессильная ярость.

Мерси обратила печальный взор к мужу.

– Это верно, у меня уже нет молока. Я была больна, морально раздавлена и не нашла в себе жизненных сил для моей бедной девочки… А на тебя их как будто до сих пор хватало. Или я не права?

– Я… пойду, пожалуй, на берег, – промямлил Салливан. – Ставьте на моего змея… Разрешите… Простите… – Он почти бегом выбрался из-под навеса; полы золотисто-розового кафтана трепетали на знойном ветру.

– Как жестоко с твоей стороны выставить его на посмешище, – упрекнула Эйкена Мерси. – Думаешь, он ничего не видит?

– Он идиот. Кастрат… – проговорил Эйкен и устало закрыл глаза. Темно-рыжие вихры взмокли от пота и облепили правильный округлый череп. – Он бы не задумываясь продал меня первому встречному, если б знал, что это сойдет ему с рук. И потом… тебя так долго не было… – Он разомкнул веки и посмотрел на нее ничего не выражающим взглядом. – Мне сказали, что ты погибла, Мерси.

– А правда, что ты обливал слезами мой изумрудный шлем? – В ее голосе проскользнула едва уловимая насмешка.

Он отвернулся.

– Правда. Всю дорогу до Гории я пластом лежал в каюте и не выпускал его из рук. Все мои мысли были о тебе. Хотя шлем искупался в водах Хенили, он все еще хранил запах твоих духов. Да, малышка, я действительно плакал… хотя и знал, что ты жива.

– Вот как?

– Я не думал, что ты вернешься. Это была его идея, не так ли?

На берегу раздавались восторженные восклицания:

– Эге-гей!

– Поднимается!

– Глядите! Глядите!

Вся знать тану высыпала из-под навеса, чтобы получше рассмотреть, как золотисто-алый боевой змей медленно возносится в раскаленное небо, а за ним длинным хвостом тянется его человеческий экипаж. Спустя мгновение змей-цунами тоже воспарил. Йош направил королю телепатическое послание:

«Жду указаний, босс!»

«Начинай», – скомандовал Эйкен.

Два огромных змея словно бы поклонились друг другу и ринулись в первую схватку. Серебряная нагината блеснула на солнце. Каждая команда держала канат толщиной в руку, пока лебедчики ликвидировали люфт.

Эйкен глянул на небо, оценивая силу ветра, потом опять повернулся к Мерси.

– Видимо, ты получила задание наблюдать за мной и доносить обо всем ему. Иначе как он прорвется сквозь мои щиты?

С надменным, неприступным видом она откинулась на подушки; золотистые волосы рассыпались по загорелым плечам и составляли ослепительный контраст с зеленым платьем.

– Я буду рядом с тобой, пока нужна тебе. Нужна или мне уйти?

Голубой змей, поднявшись метров на десять выше алого, неожиданно нырнул вниз. Молнией сверкнуло лезвие нагинаты; Йош перерубил одну из постромок противника. Алый змей отлетел в сторону, и все увидели, как Вилкас поспешно вяжет узел.

– Боишься меня, – заметил Эйкен. – До страсти боишься! Никуда ты не уйдешь. Ты так же дико хочешь меня, как после танца вокруг майского дерева. Я могу дать тебе больше, чем он. И люблю сильнее. Скажешь, нет?

Алый змей раскачивался, точно взбесившийся маятник, уклоняясь от ударов голубого. Вилкасу удалось вывести из строя несколько постромок, но Йош, казалось, даже не почувствовал этого. Он нацелился на правое крыло противника и резал постромки, отхватывал клочья бумаги, пока раскрашенное лицо самурая не исчезло из виду. Алый змей спустился совсем низко, несмотря на титанические усилия подъемной команды, и болтающиеся ноги Вилкаса едва не задевали чахлые ветви деревьев, росших на верхушках самых высоких дюн.

Эйкен изобразил на лице улыбку. Он больше не глядел на Мерси, но она занимала все его мысли и знала это.

– Ноданн теперь собирает в Афалии своих приверженцев, – небрежно проронил он. – Рассылает депеши реакционерам, обиженным, человеконенавистникам, призывая их под свое солнцеликое знамя. Как думаешь, скольких ему удастся завербовать? И сколько будут весить их мозги, вместе взятые?.. Он сам, Село, его брат Кугал, если ему склеят череп, возможно, старая задница Туфан из Тарасии… Неужели он всерьез надеется свалить меня с таким отребьем?.. Или задумал починить свою пушку и сразиться со мной на Великом Турнире? Как будто речь идет об избрании сельского старосты.

Зрители разразились громом приветствий. Алый змей вздрогнул; его отбросило назад воздушным потоком, когда Йош перерезал последнюю пару постромок. Вилкас бросил нагинату и вцепился в сетку противовеса. Змей стремительно приближался к заполненной народом песчаной косе и, казалось, вот-вот прихлопнет пилота, словно подхваченная ураганом якорная подушка. Отчаянный умственный крик литовца, усиленный серым торквесом, потряс Эйкена и Мерси. Толпа металась по берегу, команды побросали канаты.

– Черт бы побрал этого Салливана!

Король в ярости вцепился в плетеные подлокотники трона, прищурился, и лицо его исказила мучительная гримаса. Вилкас, запутавшийся в каркасе змея, уже готов был впечататься в упругий влажный песок. А змей Йоша потерял управление, поскольку разбежалась команда, и его быстро уносило в открытое море.

Эйкен глухо застонал.

Вилкас, держась за противовес, вдруг дернулся в сторону и сумел таким образом увернуться от падения. Спустя несколько секунд он мягко спланировал на землю. Голубой змей, откликаясь на внезапный порыв психокинетического ветра, отклонился от своей опасной траектории и теперь парил на такой высоте, какую позволяла привязь. Лебедчики, позволившие канату раскрутиться, вновь подскочили и вместе с перетрусившей командой спешно задействовали тормозной механизм для плавной посадки. Издалека донеслись радостные крики знати, занявшей наблюдательный пост на вершине дюны, и едва слышные извинения Салливана-Танна на личном телепатическом канале короля.

Мерси встала и, склонившись над Эйкеном, явственно увидела, каких огромных усилий все это ему стоило. Она вытащила из рукава шелковый платок, утерла мужу пот, ручьями струящийся по восковому лбу и заливающий глаза. Когда же его тяжелое свистящее дыхание выровнялось и он, откинув голову, расслабился, она в растерянности проговорила:

– А я и не знала… Это что, все Фелиция?

– Кто же еще? – Он взглянул на нее прищуренными, затуманенными болью глазами. – Теперь знаешь. И можешь его обрадовать. Только напомни ему про Копье, оно работает как новенькое… и про диковинки, припасенные в подвале на случай, если он вздумает нанести нам дружеский визит.

Мерси промолчала.

– Скажи, чтобы не медлил, – добавил Эйкен. – К вашему сведению, Огненная леди, я очень странное существо. Всякий раз после ночи с тобой силы мои удваиваются. Олона тоже кое-чем помогла, но ты – мое главное лекарство. Оставаясь со мной, ты готовишь его поражение. И свое собственное!

Пальцы Мерси коснулись его туго обтянутых кожей скул и длинного, прекрасно вылепленного носа. Потом она опустилась на колени среди валявшихся у трона подушек и с нежностью поцеловала тонкие, почти бескровные губы. Приподняв умственную завесу, дала ему почувствовать острый вкус страха, неразрывно связанного с желанием.

– Аваддон! – прошептала она. – Роковой властелин моего тела!

– Но не души. Она никогда не будет принадлежать мне.

– Все по-прежнему, все как в Майской роще. Бери все, самозванец, все, что тебе надо. Бери, пока не поздно, ведь когда меня не станет, другой такой ты себе не найдешь.

 

5

В конце пути, подыхая от голода и жажды, от бесконечного взбрыкивания вьючных животных, от садистских умственных приемчиков поработителей-гуманоидов. Тони Вейланд крикнул что было сил:

– Я солгал вам! Никаких птиц нету! Я все это выдумал, чтобы вы не искромсали меня на куски, как других. Это была ложь! Я солгал, говорю вам! Убейте меня! Умоляю, убейте!

Перед его ослепленным взором заклубилось огненное облако. Оттуда выглянуло чудовище с одутловатой мордой и прочирикало:

– Всему свое время, первобытный. Умник выискался! Лжет, говоря, что солгал! – Монстр нанес ему страшный удар по нервам, расколов огнедышащую иллюзию на тысячи крохотных оранжевых искр. – Погоди, предстанешь перед Их Величествами, тогда всю правду скажешь, не будь я Червь Карбри!

Видение и впрямь превратилось в червя, в тысячи мерзких червей, что через ноздри заползали в череп Тони. Он захлебывался, визжал, клялся, что больше не будет, и наконец потерял сознание.

Ровена, его нареченная из племени ревунов, подошла, стала утешать.

Порой она была волнующе прелестна, порой принимала свое настоящее обличье, не прикрытый веками глаз смотрел прямо из середины лба, спина и локти были покрыты чешуей, а волосы на голове и в других местах напоминали песцовый мех.

– О Тони, что они с тобой сделали? – говорила она. – Я помогу тебе, любимый. На, попей, поешь. Не бойся, скоро ты обретешь спокойствие в моих объятиях, я буду охранять твой сон, и ничего плохого с тобой больше не случится.

Он почувствовал ее пылкий поцелуй, два ряда жемчужных зубок, никогда не причинявших боли, а словно бы излучающих любовь…

– Ровена, где ты?

Он опять очнулся на спине прыгающего по камням элладотерия и вспомнил: его везут в Высокую Цитадель. Глаза по-прежнему не видели, а тело было крепко-накрепко перевязано веревками, как брауншвейгская колбаса.

– Ровена, где ты, мой цветочек! – стонал он. – Зачем я тебя покинул? Зачем?

– Нетрудно догадаться, зачем, верно, ребята? – прозвучал насмешливый голос Карбри.

Остальные фирвулаги встретили это заявление непристойным гиканьем, фырканьем и гоготом.

– Надо было побольше чеснока есть и трюфелей. Эх ты, слабачок!

– Или жареную ежатину!

– Или корень мандрагоры! Наших баб не так-то легко ублажить! А ревуны, они ведь тоже наши, хоть и страхолюдины.

– Какое там, говорят, у ревунш промеж ног мясорубка!

Веселые чудовища еще долго высказывали свои похабные предположения, но Тони их не слышал. Слезы не могли пробиться сквозь восковые нашлепки на глазах. Ремни из сыромятной кожи до крови врезались в запястья и лодыжки. Подпрыгивание элладотерия перетряхивало все внутренности. Он молил Бога о том, чтобы снова лишиться чувств.

Брошенная Ровена осталась в Нионели и, наверное, до сих пор сотрясает своим ревом стены их уютного гнездышка на краю льняной лужайки; ее преданное сердце разбито. Бедняга Дугал, с неохотой согласившийся сопровождать своего хозяина, должно быть, убит, и тело его валяется теперь где-нибудь в овраге. Остальные, все, кого он предал, тоже, скорее всего, погибли… Орион Блу, Джиро, Борис и Каролина. Все они его жертвы! А когда он будет ползать на коленях перед монархами фирвулагов (а он, разумеется, будет, если дотянет до конца пути), то это принесет смерть всем, кто сейчас трудится над летательными аппаратами в Ущелье Гиен.

– Я – подлец! – завопил Тони Вейланд. – Подлец! Сволочь! Мой серебряный торквес… зачем они отняли его?

Тело его корчилось в таких неистовых судорогах, что даже глупый элладотерий испуганно зашатался. В конце концов Карбри треснул его как следует по загривку и даровал желанное забвение.

Тони упал, но летел не долго и приземлился мягко – на опилки, или прелые листья, или какую-то дубленую кожу, отдающую хвойным маслом.

– Развяжите его, – произнес незнакомый, острый как бритва голос. – Отмойте немного, а потом втащим внутрь.

– Будет сделано, Устрашительница, – отозвался один из его конвоиров-чудовищ.

Когда ремни были перерезаны, тело его обмякло, почти парализованное. Потом возникло ощущение, будто в лицо направили инфракрасную лампу. Восковые затычки в глазах начали таять. Чьи-то когти поскребли ему переносицу, затем послышался жуткий щелчок. Тони лишился всех ресниц, но зрение вернулось к нему. Стон его был так, слаб, что его едва можно было расслышать в гомоне толпы:

– Воды! – Он протер глаза грязной ладонью.

Солнце слепило нещадно. На ярком фоне выделялся силуэт карлика в пропыленных обсидиановых доспехах – одного из тех, что подстерегали его в засаде, – и великана явно более высокого ранга, чьи черные доспехи были подбиты золотом и усыпаны огромными драгоценными камнями. Глаза последнего напоминали медленно гаснущие угли – должно быть, не инфракрасная лампа, а излучение этих глаз устранило его временную слепоту.

– Дайте ему попить.

Только теперь он понял, что это не великан, а великанша. Кто-то поднес к губам рог с прохладной жидкостью, и Тони благодарно присосался к нему. Второй карлик подошел с тазиком и, намочив тряпку, обмыл лицо и руки, затем грубо помассировал занемевшие конечности, чтобы восстановить кровообращение.

Он огляделся вокруг. Его запихнули в какую-то конюшню. В дверном проеме виднелась переполненная народом площадь – похоже на ярмарку. По периметру площади высились валуны и каменные обломки, которые Тони сперва принял за естественный рельеф. Но вскоре заметил мириады маленьких окошек, распахнутых дверей, террас, обсаженных альпийскими цветами балкончиков, откуда более состоятельные представители маленького народа созерцали чернь на переполненной площади.

Карликовый рынок был заставлен сотнями ломящихся прилавков под навесами; повсюду реяли знамена с изображением тотемических символов. Торговцы наперебой предлагали пищу, одежду, домашнюю утварь, украшения, ковры, оружие, травы, спиртное, духи и лекарства. Большая толпа собралась у помоста, где продавали с молотка гиппарионов, маленьких резвых лошадок с восторженными и чуть испуганными глазами. Еще одно скопление народа наблюдалось перед входом в яркий шатер, где стояли в почетном карауле два гиганта, держа в руках штандарты, увешанные гирляндами позолоченных черепов. Воздух вибрировал от криков и смеха торговцев, покупателей, зевак, от музыки бродячих карликов-музыкантов.

– Поднимите его, – приказала красноглазая великанша в черных доспехах.

Тони подняли на ноги. Он стоял, превозмогая дрожь в коленях и растерянно хлопая глазами. Маскировочный костюм из оленьей кожи, который он выбрал себе перед побегом из Нионели, был весь заляпан кровью и грязью.

Великанша покачала головой:

– В таком виде его нельзя показывать великим. Во имя Тэ, раздобудьте какую-нибудь попону или плащ, чтобы прикрыть это убожество.

– Сей момент, капитанша!

Один из карликов нырнул в толпу и быстро вернулся с почти чистым пончо из зеленой кожи. Его натянули на голову Тони; Устрашительница Скейта придирчиво оглядела пленника и кивнула, сделав знак подчиненным следовать за нею. Два карлика подняли черные зазубренные алебарды и повели его сквозь шумную толпу. Откуда ни возьмись появился Карбри Червь и милостиво ответил на поклоны низкорослых оруженосцев. Он успел почиститься и освежиться, сменил полевые доспехи на парадные и теперь сиял почти таким же великолепием, как сама Скейта.

– Молодец, Карбри, славная добыча, – похвалила она его вместо приветствия. – Ум у него как решето – все видно. Одной Тэ ведомо, что Королевские Величества выудят из этого ума, но уж потешимся всласть.

– От первобытных никогда не знаешь, чего ждать, – снисходительно усмехнулся Карбри. – Нам повезло наткнуться на их отряд на быстрине Глубокой реки. Обычно мы не заплываем по ней дальше чем на двадцать лиг, главного пути держимся – вдоль Пликтола. Но тут решили свернуть. Один из наших парней прослышал от кого-то, что там на берегу кореньев больше, чем блох у охотничьей собаки… А вместо кореньев вон какая добыча попалась.

Они пробирались к королевскому шатру. Карлики прокладывали им дорогу алебардами и кричали:

– Дорогу, голодранцы! Дорогу великой капитанше Скейте и герою Карбри Червю!

Под гомон и смешки толпа зевак рассыпалась. Все строили рожи Тони, передразнивали его походку, поскольку он едва волочил ноги. Затем их небольшая группа оказалась внутри большого павильона, полного фирвулаговой знати – кто в доспехах, кто без. Рев толпы стал глуше, и Тони расслышал, как доложили об их прихода. Жуткий монстр, которого Скейта почтительно именовала Медором, подошел к ним и сообщил:

– Сейчас ремесленники принесут Поющий Камень. А затем ваша очередь. Подходите сюда, поближе. Ей-ей, не пожалеете!

Карлик подтолкнул Тони в спину, и тот очутился у заграждения из красных и золотых канатов. За ним на помосте восседали король Шарн и королева Айфа в окружении знаменосцев. Монархи были в легких одеждах с голубыми, зелеными и серебристыми полосами, а на головах у них красовались одинаковые серебряные диадемы. То и дело к ним подходили пажи с блюдами фруктов и сластей, бутылями пива и сидра, стоявшими в ведерках со льдом, и другими дарами от ищущих королевских милостей. По левую руку от Их Величеств сидел королевский писарь, принимая петиции, жалобы, предложения и доносы.

Вперед выступил главный герольд и громко провозгласил:

– К удовольствию Верховных Властителей и Карликового совета фирвулагов Гильдия Ювелиров и ее предводитель Ючор Кропотливая Лапа представляют на рассмотрение всего племени Великий Трофей!

Собравшиеся фирвулаги испустили единый благоговейный вздох. Коротышки, увешанные регалиями гильдии, пробились к тронам с огромным подносом, на котором стоял Поющий Камень. Это был огромный прозрачный голубовато-зеленый берилл, вырезанный в форме походного стула, какими пользовались фирвулаги и тану на королевских акколадах в ходе Великой Битвы. Сиденье изгибалось мелкой дугой; стул был без спинки, но с витыми подлокотниками. Ножки тоже витые, с украшениями в виде геральдических существ – крылатых драконов Дуата. Резьбу подчеркивала филигрань из платинородиевого сплава. Зеленая шелковая подушечка была расшита нитью из тех же металлов. Где-то в самой глубине камня слабо мерцал свет.

– Отныне и до скончания мира, – продолжал герольд, – Великий Трофей станет новым символом соперничества между маленьким народом и его гнусным врагом!

Последовали приветствия, воинственные кличи, проклятия: «Смерть тану!», «Илахайл Эйкену-Луганну!»

Король и королева подняли руки, призывая к тишине, и герольд закончил свою речь:

– Поющий Камень будет присужден победителю Турнира, что состоится в нынешнем году на Золотом поле фирвулагов. Он исполнит радостную песнь на его голосов, но только в том случае, если на него усядется истинный Верховный Властитель Многоцветной Земли. А вздумай на него взгромоздиться какой-нибудь выскочка или рыцарь менее высокого ранга, его ждет не торжественное пение, а смерть!

По Тронному залу снова прокатился гром. Многие фирвулаги напялили свои иллюзорные обличья; смешные и кошмарные видения появлялись то тут, то там в толпе нарядно одетых великанов и карликов.

Президент Гильдии Ювелиров приблизился к помосту, куда перед этим его приспешники поставили Трофей.

– Ваши Королевские Величества! Полноправные Властители Высот и Глубин, Монархи Адской Бесконечности, Отец и Мать Всех Фирвулагов, Владыки Всем Известного Мира, извольте лицезреть!

Сияя улыбкой, карлик отступил в сторону, указывая на драгоценный стул. Шарн с любопытством взглянул на Трофей, но не двинулся с места.

Айфа строго ткнула пальчиком в достопочтенного Ючора:

– Ты уверен, что устройство работает?

Мастер сорвал с себя шапку и бухнулся на колени.

– О да, моя королева!

– Только после тебя, милый, – оборотилась королева к мужу.

Шарн величаво прошествовал к Поющему Камню, остановился, повернулся и медленно опустил на него монаршее седалище.

Под сводами шатра прозвучало восемь нот. Они гудели, как огромные колокола, вобравшие в себя множество экзотических голосов. В воздухе словно бы ощущалось чье-то физическое присутствие, и фирвулаги не только услышали, но и прочувствовали их; одна нота отражала и оттеняла другую чудесными гармоническими вибрациями. Казалось, мелодия вызвала отклик всей земли – от окружающих скальных монолитов до самых костей слушателей. Каждая реприза музыкальной фразы была громче, торжественнее, проникновеннее предыдущей.

Клише. Ноты.

Не в силах опомниться от первого потрясения, Тони Вейланд расхохотался. И хотя пение Камня заглушало все звуки, король Шарн все равно расслышал его и встал. Музыка стихла раскатистым диминуендо, а безумное хихиканье Тони все звучало шокирующим контрапунктом, пока он не осознал, что все умы гуманоидов в негодовании устремлены к нему.

Поперхнувшись смехом, он пробормотал:

– Мм, э-э, видите ли… это… то есть… – И промурлыкал в том же ключе какой-то напев, странным образом слившийся с еще звенящим эхом песни Камня. – Ну, это что-то вроде шутки… Вроде розыгрыша проклятого Денни Джонсона или еще кого-то… Колпак под колпаком, под колпаком колпак!

Гигантский альбинос с просвечивающими внутренностями навис над несчастным Тони, а следом за ним Карбри, Скейта и все карлики.

– Заткнись!

Карбри пожал плечами.

– Ваши Величества, он малость обалдел с дороги. Погодите, он вам все расскажет.

Шарн завертелся волчком, принимая нормальное обличье. Затем поднял руки, и яростное бормотанье, послужившее аккомпанементом неуместному выступлению Тони, стихло.

– Благодарим наших верных слуг из Гильдии Ювелиров и ее президента Ючора Кропотливая Лапа за добросовестную работу, – вымолвил в наступившей тишине король. – Пусть Поющий Камень отнесут в королевскую сокровищницу, где он будет храниться в неприкосновенности до Великого Турнира, который состоится через десять недель.

Раздались аплодисменты. Айфа нахмурилась, глядя на съежившегося от страха металлурга. Крепко держа за руки, конвоиры скрестили под его подбородком стеклянные алебарды.

– Кто этот ублюдок? – поинтересовалась королева.

– Сейчас допытаемся, – сказал король.

– Я люблю ее всей душой, но она так ненасытна, – рассказывал Тони Вейланд. – Я понял, что мне надо хоть немного передохнуть – иначе конец. То есть… будь у меня мой серебряный торквес, я бы сдюжил. Но с голой шеей…

К счастью, у меня был друг, Дугал, он тоже выбрал себе невесту из племени ревунов на Великой Любви и тоже был на последнем издыхании, поэтому однажды темной ночью мы удрали, решив пробираться в Горию, к Эйкену Драму. Говорят, он дает торквесы всем, кто станет под его знамя… И вы слыхали?.. Что, не дает?.. Ну надо же, никому нельзя верить?..

Так вот, мы с Дугалом держались в стороне от Нонола и Пликтола: на их берегах непременно встретишь ревунов. Вместо этого мы выбрались к Протосене, реке, которую ваш народ называет Зиколом. Понимаете, мы ничего не знали про гиен.

Мы шли вверх по течению день или два, а потом углубились в какую-то адскую чащу. Около полудня наконец набрели на самшитовую рощу – почти открытое место с большими деревьями. И там-то увидели птиц – летательные аппараты, я имею в виду. Боже, я чуть не свихнулся! Огромные махины на ходулях прятались среди ветвей, а люди что-то с ними делали – Бог их ведает! Мы решили дождаться сумерек в кустах, а потом незаметно улизнуть. Но, наблюдая за людьми, мы поняли, что одну птицу готовят к взлету… Разве можно было пропустить такое зрелище? Будь я проклят, если это не магнитно-гравитационный аппарат, действующий на основе ро-поля, то есть по тому же принципу, что яйцеобразные машины в Галактическом Содружестве. Как они попали в плиоцен – ума не приложу!

– Правда?.. На такой же разгромили Финию?.. Черт подери!

– Ну, словом, поглядели мы, как она взлетела и приземлилась. К тому времени совсем стемнело, а в темноте оттуда не выберешься. Ночью на нас напала стая гиен и не разорвала на куски только благодаря Дугалу, который как фокусник владеет мечом. Пока отбивались от гиен, наделали столько шуму, что и мертвых можно было разбудить. Из лагеря первобытных подоспели люди и помогли нам расправиться с остатками стаи.

Но, на мое несчастье, один из первобытных меня узнал…

В Финии я носил серебряный торквес. Первобытные захватили меня в плен, срезали торквес и предупредили: или, мол, буду работать на них, или мне выпустят кишки. Пришлось согласиться, но мы с Дугалом улучили момент и сделали ноги. Мы еще тогда решили бежать к Эйкену Драму, но нас поймали ревуны, и… черт… что толку повторяться!

Короче, этот первобытный – Орион Блу – узнал меня, назвал изменником, и они уж было собрались вздернуть нас с Дугалом без лишних разговоров. Но вмешался Бэзил, их вожак в золотом торквесе, и приказал доставить нас в Скрытые Ручьи, на суд вождя Бурке.

Наутро мы тронулись в путь. Нас сопровождали Блу и трое других первобытных. В дороге напоролись на вашу засаду. Остальное вам известно. Когда я увидел, как бедняга Дугал упал и остальных тоже прирезали, я понял: надо спасать свою шкуру. Ну и завопил про самолеты. Ваш подданный, Карбри, решил доставить меня сюда. Уверен, вы счастливы принять такого гостя.

А теперь жрите мои мозги и будьте прокляты!

Что?.. Да, там было только две машины. Одна на ходу. Другая, наверно, тоже, поскольку вся трава вокруг нее выжжена. Люди таскали туда-сюда какое-то оборудование.

Сколько их было?.. Да мы не считали. Человек тридцать пять, а может, больше… Ну да, как же без охраны? Часовые с железными копьями и стрелами, а один черномазый верзила с шоковым ружьем, ей-Богу!.. При мне они своих планов, разумеется, не обсуждали. Ведь я, если помните, грязный изменник. Двуликий Тони! Сперва предал тану, выбрав жизнь и позволив первобытным срезать мой торквес. Потом первобытных – сбежав с ихних рудников. Потом ревунов и свою жену. А если вы меня сразу не прикончите, то и вас продам! Так-то, тра-ля-ля, лю-лю, ха-ха!

– Ну, что вы скажете? – подала голос Айфа, после того как стражники увели Тони.

– Мы знали, что первобытные снарядили экспедицию на восток, к Могиле Корабля. А теперь знаем, что она увенчалась успехом.

– Как поступим, Ваши Величества? – спросила Скейта. – В Сумеречной Войне и речи быть не может о союзе фирвулагов с первобытными. Они направят машины против нас.

Против короля и королевы за маленьким столом сидели Скейта и ветеран Медор. Они уединились за ширмой в королевском шатре, чтобы взять интервью у Тони, а теперь, когда аудиенция была окончена, задумчиво потягивали охлажденное пиво из высоких стеклянных стаканов.

– Хочу обратить ваше внимание на тот факт, что Ущелье Гиен находится в непосредственной близости от Нионели, – вымолвил король.

– Думаешь, ревуны участвовали в угоне птиц? – усомнился Медор, вытирая пену с потрескавшейся верхней губы.

– Наверняка, – ответил властелин фирвулагов.

– Мы опасались подобного исхода после истории с невестами, – угрюмо проронила Айфа. – Фитхарн Деревянная Нога все разнюхал во время своей дипломатической миссии в Нионели. У нас имеется его подробный отчет, который мы завтра представим на Карликовом совете. Номинально Суголл хранит верность Высокой Цитадели. Его подданные трудятся, как бобры, наводя блеск на Золотом поле. Но на их поддержку в Сумеречной Войне можете не рассчитывать. Все племя ревунов переметнулось к людям – это голый факт.

– Но с птицами надо что-то решать, – не унималась Скейта. – И дело не из легких. Слыхали, что сказал тот ублюдок? Первобытные железом охраняют машины.

– Если мы станем прорываться туда силой, – сказал Медор, – то раньше времени насторожим Суголла… Или Эйкена Драма.

– Да хрен с ними! – взревела Скейта. – Вот бы захватить эти машины и летать на них самим!

Медор сочувственно посмотрел на нее.

– Разбежалась! Из первых пришельцев и в живых-то, почитай, никого нет, не говоря уже о тех, кто управлял машинами, когда мы покидали Корабль Бреды. Не думаю, что теперь кто-нибудь из нас способен на такое. Лично я не могу, клянусь Тэ, а ведь во всем Совете я единственный хоть что-то смыслю в технике. Нет, птицы нам без надобности.

– Ну, не скажи. – Огромная пасть Шарна медленно растягивалась в улыбке. – Пораскиньте-ка мозгами. Власть в стане врага перешла к ничтожному человечишке, и он засел в Гории прочнее, чем этого хотелось бы Ноданну и Село. Никогда, помяните мое слово, им не выбить Эйкена из Стеклянного замка с горсткой рыцарей. Даже если у них будет священный Меч.

– Наш Меч! – напомнил Медор.

– Нашел кому объяснять! – огрызнулся Шарн. Как будто не прапрадед моего прапрадеда сражался им в первом Великом Поединке у Могилы Корабля! А придет Сумеречная Война, я возьму его в руки… Если идея моя принесет плоды.

– Я, кажется, догадалась! – воскликнула Айфа. – Ноданн знает, что такое слово чести, не будь он принцем высокожопых! Он никогда не нарушит обещания.

– Кто? – не поняла Скейта. – Какого обещания? Кому?

– Мы расскажем Ноданну о машинах, – объяснил Шарн. – Враг лучше нас в электронике разбирается. Селадейр Афалийский и Туфан – неплохие творцы и оба из первых пришельцев. Более чем вероятно, что они по памяти смогут поднять в воздух птиц. А память подведет, так у них есть технические библиотеки.

– А если тану заберут аппараты себе, тогда сверху нам ничто не будет угрожать! – взволнованно добавил Медор. – Ноданн слишком благороден, чтобы использовать их в Сумеречной Войне.

– А для битвы с Эйкеном это как раз то, что ему нужно, – заметила Айфа.

Медор откинулся в кресле и захохотал во всю глотку.

– Ноданн устроит на коротышку славную Летучую Охоту, не дожидаясь Великого Турнира! И станет королем тану! Вот здорово! А в обмен на нашу помощь…

– Он отдаст мне Меч, – закончил Шарн. – Отдаст, как только завоюет Горию и вырвет Копье из мертвой руки узурпатора.

На лице великанши Скейты было написано благоговение.

– О властитель, мудрость твоя не знает границ!

– Да ладно тебе! – Он отхлебнул пива и подмигнул королеве. – Но временами у меня и вправду бывают наития…

– Когда ты свяжешься с Ноданном? – спросил Медор.

Король напустил на себя таинственность.

– Да вот, выберу ночку потемнее… Он наверняка клюнет – ставлю свою корону! Завтра доложим на Карликовом совете.

Медор поднялся.

– Сказать Карбри, чтобы кончал этого парня… Тони?

Скейта задумалась.

– Дайте-ка его мне на время. – Она улыбнулась в ответ на изумленные взгляды остальных. – Вы что, не знаете меня? Я консервативна до мозга костей. И все же… надо выяснить поподробнее, что на уме у этих ревунов.

Шарн, Айфа и Медор были явно шокированы.

– Попытка не пытка, – рассудительно заметила Устрашительница.

 

6

В Афалии почти рассвело, и первый прилив эйфории после переговоров с королем фирвулагов уже схлынул.

Ноданн, Кугал и Селадейр сидели в разоренной библиотеке замка и попивали кофе с бренди.

Пол был весь усеян поисковыми кристаллами – следами маниакальной погони за инструкциями и учебниками по пилотированию древних летательных аппаратов. Наконец их обнаружили – совершенно не в том отделе, и теперь Селадейр, прихлебывая ароматный напиток, манипулировал с видеодисплеем, а двое других пытались выработать порядок действий.

– Вы только взгляните! – говорил Селадейр, демонстрируя на экране увеличенные схемы внутренних отсеков самолета. – Я совсем позабыл о большом багажном отделении в хвостовой части. На борт можно взять около двухсот воинов. А в двух машинах четыреста – неплохой десант, верно? Послезавтра из Тарасии прилетит Туфан со своими, и у нас будет вдвое больше голов.

– Благодарение Тане, старик обучен пилотажу, – задумчиво проговорил Ноданн. – Но ты, Село…

– Я прошел шестичасовую подготовку на Дуате! – запротестовал ветеран.

– Кто еще может этим похвастаться?

– Когда ты ее прошел? – скептически бросил Кугал. – Тыщу лет назад?

– Так ведь в учебнике все черным по белому написано, – возразил Село.

– Управление предельно простое – никаких вывертов. Держи ее на высоте, прикрывай щитом, а после с короткого радиуса – бац по золотому ублюдку из Меча! Поглядим, как ему теперь поможет сигма-поле!

– И все-таки, по-моему, лучше, если кто-нибудь из молодых творцов…

– Да когда их готовить, твоих молодых? – бушевал Село. – Сам справлюсь! Напичкайте меня перманганатом кальция, пущай Бодуругал со мной поработает, освежит старые рефлексы – и полечу, словно мне перо в задницу вставили! А старый Громоперд меня подстрахует, когда вылетим из Ущелья Гиен.

– Если вылетим, – хмурясь, уточнил Ноданн и плеснул себе еще бренди в чашку с кофе. – Думаю, самое трудное в этом предприятии – начало. Надо увести машины так, чтоб Эйкен не пронюхал.

– Да, у малыша везде шпионы, – согласился Село.

– А Шарн сказал мне, что вожак первобытных носит золотой торквес. Они, конечно, предпочтут у власти Эйкена Драма, нежели меня. Малейшая оплошность в Ущелье Гиен – и они успеют его предупредить. Если нападение на Горию утратит элемент внезапности, это станет нашей роковой ошибкой.

– Чего там, истребим их всех на корню, – уверенно заявил Селадейр. – Вычистим с нашей земли под гребенку, как в старые добрые времена!

В смехе Аполлона прозвучала горечь.

– Я уже не тот Стратег, как в старые добрые времена, а первобытные – не та глупая дичь, как в прошлом году. Они хорошо вооружены. Птиц охраняют человек сорок – не меньше. Причем ни одному из них нельзя позволить даже подать сигнал тревоги – не то что сбежать. К тому же операцию должен провести совсем небольшой отряд. У меня здоровья не хватит, чтобы перенести Охоту в полном составе из Конейна в Герсиньянскую пустыню, а и хватило бы, мне все равно надо экономить энергию, иначе в Гории буду как выжатый лимон.

– Может, повременим, пока ты не окрепнешь… – начал было Селадейр.

Ноданн безнадежно махнул рукой.

– Каждый день проволочки означает, что Эйкен Драм все больше набирает силу. Мерси подробно информирует меня о его состоянии. Она даже… способствует его выздоровлению, хотя и помимо своей воли. Нет. Если мы хотим победить узурпатора, надо выступать как можно скорее.

– И каково же твое решение, брат? – спросил Кугал.

– Надо отобрать небольшую группу самых сильных. На север полетим без иноходцев, на крыльях метапсихического ветра, затем нанесем умственный удар первобытным в Ущелье Гиен – никакого рыцарского противостояния, никакой Охоты. – Ноданн улыбнулся в ответ на мгновенно подавленную ярость, вспыхнувшую в мозгу старого чемпиона. – Ну вот. Село, видишь, как низко я пал? Однако первобытные не находятся в шорах нашей воинской религии, потому и я буду биться всеми правдами и неправдами.

Селадейр немного помешкал и выпалил:

– Если ты будешь сражаться с Эйкеном такими же нечестными приемами, народ тебя не поймет. Ведь он – избранник Мейвар Создательницы Королей и утвержден конклавом.

– С узурпатором я встречусь по всем правилам искусства, – разуверил его Ноданн. – Меч против Копья, как дрались на Серебристо-Белой равнине, да не окончили из-за потопа.

– Ну, тогда все в порядке! – просиял старый творец. – Что до угона самолетов… предложение твое любопытно, но как его осуществить? Ведь стоит первобытному в золотом торквесе передать одну фразу – и вся операция насмарку.

– Ох, был бы Кулл жив! – вздохнул Стратег. – В такой переделке воин-корректор нужен как воздух. Он бы рассортировал чужеродные умы, успокоил подозрения, заглушил крики.

– Самые способные умокруты переметнулись к Эйкену или – еще того хуже

– к Дионкету и пацифистам. Мой Бодуругал – превосходный целитель, но в стрессовых ситуациях теряется. А из его подручных ни один корректор не имеет достаточного опыта для работы с голошеими. Адски трудно дурить мозги первобытным, если они не носят серых и серебряных торквесов. А уж как справиться с золотым, я и вовсе не представляю!

– Мерси бы сюда! – продолжал мечтать Ноданн. – Чтобы справиться с людьми, нужен человек.

Чашка Сотрясателя Земли тихонько звякнула о блюдце. Лицо его вдруг просветлело.

– Конечно! – прошептал он. – Конечно!

Клу. Я сделаю это.

Хаген. Совсем сбрендила! Быстро же ты забыла беднягу Элаби ради гуманоида!

Клу. Скотина! (Импульс боли.) Хаген. Ох, черт! Прости… Но ты не должна так рисковать. Ведь мы уже близки к цели. Завтра, если сможем починить гусеницу, пересечем гряду Риф. Жду не дождусь полюбоваться на знаменитый водопад! А после переплывем Средиземку, проберемся вдоль Балеарского полуострова – и вот она, твоя Афалия! Я хочу, чтобы ты встретила нас там, детка, а не пускалась в какой-то бессмысленный рейд со своим новым любовником.

Клу. Я обеспечу Ноданну летательные аппараты для нападения на Эйкена Драма, разве это бессмысленно? При моей коррекции никто из человеческих охранников не забьет тревогу. К тому же для меня это еще важнее, пускай тебе и наплевать, – я спасу человеческие жизни. Я всех надежно отключу, и мы возьмем их на борт как пленников, вместо того чтобы уничтожать, как планировали вначале гуманоиды. А сама я ничем не рискую… Ну, разве что подстрелят из «Гускварны».

Хаген. Из «Гускварны»?! Боже, Клу! Откуда у первобытных настоящее оружие? Я думал, у них все больше луки да стрелы…

Клу. Точно не знаю. Но здесь его очень много, и пользуются им не только первобытные, но и гвардия Эйкена Драма.

Хаген. Вот сучество!

Клу. В маленьком сценарии Кугала и Ноданна мне отводится главная роль, и в то же время опасность для меня минимальна.

Хаген. Что ж, удачи тебе, сестренка. Но смотри: в замок Эйкена ни ногой! Ни под каким видам, слышишь?

Клу. Да ладно, ладно, не бойся.

Хаген. Подумай о нас и о временнОм люке. Мы все рассчитываем на тебя. Только ты можешь быть посредником между нами и отцом. Выйдет же он когда-нибудь из барокамеры… если он действительно там. И когда вернется к жизни, то уж не станет торчать на Окале, а свалится прямо нам на голову, будь уверена. Если кто и способен на него повлиять, так это ты.

Клу. Я все время вызываю его, и никакого толку. Скорей всего, он в барокамере. Если, конечно… Слушай, Хаген, а не могло так случиться…

Хаген. Не будь идиоткой!

Клу. Но ведь Фелиция чуть не убила Эйкена. И если она ретранслировалась в Северную Америку, то могла, невзирая на экраны, заявиться прямо к папе в обсерваторию под прикрытием его внешнего луча…

Хаген. Да жив он, жив, черт бы его побрал!

Клу. Тебе не удалось пробиться к Маниону?

Хаген. Нет. Вейко все время пытается, но не может собрать необходимую мощность для скрытого канала… Все-таки он во многом уступает покойному Вону. А работать открытым текстом мы не рискуем. Но, кроме Алексиса, никто на Окале не скажет нам правды.

Клу. Они здесь. Мне пора идти.

Хаген. Будь осторожна, детка, очень тебя прошу!

Клу. И ты тоже… Не сочти за труд, сделай для меня несколько стереокадров Гибралтара. Стоящее, должно быть, зрелище.

Охотники на бекасов из лагеря в Ущелье Гиен наткнулись на Дугала. Через неделю после засады фирвулагов он был все еще жив, но без сознания. Тело его превратилось в кровавое месиво ран и укусов насекомых. Ему удалось проползти около двадцати километров, прежде чем он потерял сознание на болотах чуть южнее самшитовой рощи, где были спрятаны летательные аппараты.

– С восторгом в гроб я лег бы, как в постель! – пробормотал Дугал, когда спасители вытащили его из грязи. – О мавританка! Так горькою своей судьбой измучена, что жизнь на карту хоть сейчас поставлю!

– Самой иногда так тошно – хоть ложись да помирай! – откликнулась Софронисба Джиллис. – Ну, выкладывай, сучий потрох, как ты ускользнул от Ориона и остальных.

Но речь Дугала перешла в бессвязный лепет. Уже когда его приволокли в лагерь, он на миг очнулся при виде двух запаркованных машин и простонал:

– Увы! Гордые соколы пойманы и растерзаны… – И тут же снова погрузился в транс.

Фронси и ее спутники отнесли бесчувственного Дугала в лазарет. Сгустились сумерки, чуть щербатая луна посылала свои поисковые лучи сквозь густые ветви самшитовых деревьев и серебрила черную обшивку экзотических птиц. Все бастарды Бэзила, кто нынешней ночью не был в дозоре, собрались возле палатки. Но опытные лекари Тонгза и Магнус Белл никак не могли привести пленника в чувство.

– Думаю, это безнадега, – сказал Магнус Бэзилу. – Парень в шоке. Ко всем поверхностным ранам у него почти наверняка прободение селезенки. Одному Богу известно, как он вообще еще жив.

– Пошли все вон отсюда! – распорядился Тонгза.

Бэзил повел всех на залитую лунным светом поляну.

– Надо непременно выяснить, что сталось с партией, конвоировавшей пленников, – на ходу говорил он Софронисбе. – То ли Дугал просто сбежал, то ли они нарвались на людей Эйкена, то ли на фирвулагов. Ты уверена, что он не сказал ничего осмысленного? Ни намеком не сообщил, что наше укрытие рассекречено?

Чернокожая женщина-монолит пожала плечами.

– Да нет, обычный словесный понос. Все Шекспира цитирует. Когда мы притащили его сюда, он что-то лопотал про машины. Называл их «гордыми соколами» или еще как-то.

Бывший профессор Оксфорда вытаращил глаза.

– Что он сказал? Дословно?

Вперед выступил один из охотников за бекасами.

– Я запомнил! Он сказал: «Гордые соколы пойманы и растерзаны».

Взгляд Бэзила остановился на длинноногих летательных аппаратах с опущенными крыльями и кабинами, напоминающими склоненные птичьи шеи. Он продекламировал:

Был гордый сокол пойман и растерзан Охотницею на мышей Ты был затравлен и убит совой.

– О Аллах! – выдохнул техник Назир.

– Н-да, в точности мои собственные чувства. – Бэзил погладил свой золотой торквес. – Как ни туманно, однако, боюсь, цитата Дугала допускает одно-единственное толкование. И стало быть…

– Стой! Стрелять буду! – раздался крик с противоположной стороны каньона.

Послышались другие голоса и топот ног; среди густых теней за второй машиной вспыхнули лучи электрических фонариков.

– Кому говорю, стоять, не то уложу на месте! – вопил Тэффи Эванс.

Пятна света скользнули по стволу красного дерева, к которому прижалась хрупкая женская фигурка. Инженер в кринолине и круглом жабо наставил на нее копье с железным наконечником, и незваная гостья отчаянно разрыдалась.

Бэзил и все бастарды застыли как громом пораженные.

– Не убивайте меня! – всхлипывала женщина. – Пожалуйста, не убивайте!

Охрана, обступив пленницу, двинулась к Бэзилу.

– По крайней мере человеческой породы, – сообщил мистер Бетси, – а не ихний поганый оборотень!

– Да, да, я человек! – подхватила женщина и споткнулась.

Тэффи Эванс быстро переложил в другую руку шоковое ружье и поддержал незнакомку. Она благодарно улыбнулась ему.

– Не спускай с нее прицела, Тэфф! – предупредил бдительный трансвестит в маске королевы Елизаветы Первой. – Одно неловкое движение – и ты взлетишь на воздух!

– Да будет тебе, – отмахнулся пилот.

Когда пленница ступила в полосу лунного света, она показалась всем настолько безобидной, что даже охранники заметно помягчели. На ней были белые полотняные шорты, клетчатая рубашка, завязанная узлом под грудью, и небольшой рюкзак за плечами. Белокурые волосы, перехваченные на затылке узкой ленточкой, отливали чистым блеском луны. Несмотря на испуганный вид и слезы, она была так ангельски хороша, что у бастардов дух захватило.

Бэзил шагнул вперед; в открытом вырезе рубахи-сафари сверкал золотой торквес. Клу Ремилард подошла к нему вплотную и проговорила:

– Вы, надо думать, профессор Уимборн!

– Боюсь, я не имел чести… – начал было альпинист, но вдруг на него нахлынули боль и досада.

«Как же я мог не узнать Алису?» – подумал он. Взрослую и быстроглазую Алису с лебединой шеей, сбежавшую из Страны Чудес и теперь прикладывающую пальчик к его губам. Одновременно он почувствовал, как глохнет ум, готовый выплеснуть в эфир сигнал тревоги.

– О нет, не надо! – мягко произнесла Клу.

Корректирующие импульсы, точно щупальца морской звезды, потянулись ко всем умам. Бастарды окаменели, точно статуи под августовской луной. «Гускварна» и все железное оружие посыпались на землю. В глазах мистера Бетси, казавшегося разряженной восковой куклой мадам Тюссо (если не считать неуместных усов и козлиной бородки), стояли слезы бессильной ярости.

Оба врача, повинуясь непререкаемой команде корректора, бросили пациента, вышли из палатки и присоединились к остальным.

– Есть еще кто-нибудь? – спросила Клу, глядя куда-то вверх, и, видимо, получила отрицательный ответ. – Стойте, еще не время! – заявила она тоном, не допускающим возражений. – Пока на нем торквес, возможен выброс адреналина.

Бэзил в трансе смотрел, как она сбросила заплечный мешок и развязала тесемки, затем извлекла оттуда остро заточенные кусачки. Абсолютно лишенный воли, Бэзил опустился на колени и подставил шею. Одним движением Клу перекусила обруч, и альпинист без чувств повалился на землю.

– Все, теперь можно, – сказала она.

Парализованные люди не могли издать ни звука: голосовые связки не повиновались им. Но все видели, как в лунном свете материализовались четыре высоких привидения и затмили ночное светило сиянием стеклянных доспехов. Двое излучали зеленоватое свечение творцов, третий был окутан бледными соляными парами психокинетика, а четвертый, возвышавшийся над всеми, сверкал, точно полуденное солнце. Летчики, инженеры, врачи и просто головорезы пришли в страшное отчаяние при виде этого четвертого. Ноданн, первый враг человечества, поклявшийся избавить Многоцветную Землю от всех путешественников во времени – неважно какой ценой.

– Ты обещал, – напомнила ему Клу Ремилард.

– Да, – вздохнул Аполлон.

Почти безболезненным касанием девушка погрузила всех своих пленников в спасительную тьму, и ни один из бастардов (не говоря уже о бредившем Дугале) не очнулся раньше чем через двое суток, проведенных в подземелье афалийского замка; за это время спор между двумя Стратегами уже разрешился.

 

7

Мерси застала Салливана-Танна в захламленном помещении на самом верху северо-западной башни Стеклянного замка за чтением «Essais de sciences maudites» и смакованием «Стреги» из венецианского кубка самой что ни на есть непристойной формы.

– Великая королева! – Он поспешно захлопнул книгу; спрятать кубок было, к сожалению, некуда.

Лицо Мерси поразило его своей бледностью, а мозг, прикрытый не полностью, был объят пламенем неистовых чувств.

– Прости, Танн, что нарушила твое уединение, но у меня к тебе дело жизненной важности.

– Все, что смогу… – Он вдруг изменился в лице. – Что?! Что он сделал? Оскорбил вас? – трусоватый психокинетик внезапно исполнился благородного негодования, бросился к Мерси, обнял ее за плечи и усадил в кресло перед окном, в которое вливался свежий ночной бриз.

– Он не сделал ничего из ряда вон выходящего, – угрюмо отозвалась она. – Но еще до исхода ночи я отомщу… Если ты поможешь мне, Салливан.

– Я готов! – без колебаний заявил тот.

– Ты можешь открыть любой замок?

– Без проблем!

– Даже те секретные, в подвалах замка?

Салливан-Танн выпучил глаза.

– Как?! В подвалах, где хранится оружие из Содружества?

– Да. Можешь?

Чтобы не пугать его до срока, она сдерживала свои огромные принудительные и творческие силы, способные по одному ее желанию уничтожать и высвобождать энергию. Замок был заковыристый и не поддавался ее умственным волнам. Тут нужен талант психокинетика, поэтому в своей попытке потихоньку от Эйкена нейтрализовать тайный арсенал она сделала последнюю ставку на Салливана-Танна.

– Я… Я попробую, леди Творец.

Мерси вскочила с кресла; ее зеленое газовое платье с серебряной тесьмой трепетало на ветру, как парус.

– Постарайся, Салливан. Ради справедливого возмездия. Ведь ты ненавидишь его так же, как я. Но очень скоро, быть может на рассвете, он полной мерой заплатит за все свои грязные проделки. Надо спешить, пока он еще спит, насытившись мною. – Схватив влажную руку психокинетика, она сильно сжала ее; глаза сверкали дикой яростью. – За мной! – крикнула она и устремилась по винтовой лестнице.

Салливан-Танн семенил следом, домашние кожаные туфли глухо шлепали по стеклянным ступеням, полы вишневого халата раздувались, белобрысые волосенки на макушке встали дыбом от страха. В Стеклянном замке было тихо. Они промчались по внутреннему дворику, где позвякивали ветряные куранты и шелестел маленький фонтанчик. Из темного угла навстречу хозяйке выскочила огромная белая собака; Салливана чуть удар не хватил.

– На место, Дейрдра! Быстро! – прошипела Мерси, и собака послушно исчезла.

Перед ними открывались наполненные звенящей тишиной залы, освещенные маленькими гирляндами волшебных лампочек. Высоко в небе плыла луна, пронизывая зловещим светом стеклянную крышу галереи и разливая под ногами лавандовые, розовые, янтарные лужицы. Маленькие рамапитеки с метелками из перьев и тряпками упархивали прочь при звуке их шагов, точно вспугнутые птицы. Из людей они не встретили никого, кроме пожилого стражника в сером торквесе; застыв на пороге тронного зала с поднятым кверху мечом из небьющегося стекла, он напоминал гранитную скалу.

Наконец они проникли в королевские покои. В глубине вестибюля горели масляные факелы и уходила вверх еще одна винтовая лестница – в спальню. Мерси указала Салливану на неприметную бронзовую дверь.

– Взломай! Постарайся не наделать шума!

Он сосредоточился, сжал губы, наморщил лоб. Раздался приглушенный щелчок. Дверь распахнулась, словно бы в адскую тьму.

– Совсем не сложно. – Салливан выдавил из себя улыбку.

– Настоящая работа будет внизу. Скорей, дружище! Он может проснуться в любую минуту.

Она соорудила огненный шар и заскользила по грубо вытесанным из камня ступеням. Сырости и плесени почти не ощущалось, но спуск по лестнице, рассчитанной на длинные ноги гуманоидов, все равно был опасен. Салливан задыхался и лишь психокинетическим усилием предохранял себя от падения. Чувствуя, что вот-вот начнет считать ступеньки, поднимался в воздух наподобие воздушного шара.

Наконец они спустились в подвал. Вот и арочная дверь с батареей экзотических кодовых замков. Салливан подошел, чтобы осмотреть их, и по спине у него побежали мурашки.

– Здесь еще и силовое поле, моя королева. Слава Богу, не сигма. Должно быть, оно направлено против сырости… – Он судорожно глотнул и добавил с нервным смешком: – А также против воров и злоумышленников.

– Открывай! – приказала Мерси, сохраняя полнейшую невозмутимость.

Он приступил к выполнению задачи. Пот градом струился по лбу и спине. Каждый код состоял из огромного скопления микроскопических пузырей, наполненных психочувствительными химикалиями. В глазах у Салливана двоилось. Он сфокусировал зрение и начал взламывать, сгибать, колоть.

Вроде получается. Сначала обследуй хорошенько. Ага, последовательное соединение. Неплохо! А в основании рассыпаны нули…

Что-то загудело. Все, силовое поле взрезано!

Та-ак… Уже хорошо. Ну, дави, тяни, толкай, скручивай!

Запоры с грохотом падали. На миг наступила тишина, потом дверь отворилась.

– Ура! – Оттолкнув его, Мерси влетела в помещение и зажгла свет. – Все это надо сохранить для Ноданна, но привести в такое состояние, чтобы он ничем не мог воспользоваться, когда мой возлюбленный демон нанесет удар!

С минуту она оглядывала длинные проходы с плексигласовыми стеллажами, тысячи разных предметов, упакованных в прозрачную пленку, стены, обшитые толстой водонепроницаемой изоляцией, компьютер с инвентарной описью, робота-ищейку, стоящего у самой двери.

– Начнем с вас! – Мерси выпустила из ладони изумрудный луч.

Робот и компьютер задымились; из них потекла вонючая пузырчатая жидкость.

– Боюсь, мой король, ваш следующий шоп-тур будет неудачным. Что дальше?.. Надо сделать все оружие непригодным до тех пор, пока его тщательно не промоют и не прочистят специальными растворами. Их формулы составит для Ноданна какой-нибудь химик из Содружества.

Салливан Танн в ужасе пятился к двери. Мерси взглянула на его искаженное страхом лицо и рассмеялась.

– Все в порядке, Салливан, душка. Теперь беги отсюда, ты сделал свое дело. Улепетывай, если жизнь дорога. А я буду варить адское зелье в ведьмином котле и окуну туда все оружие, чтобы Эйкен Драм не смог обратить его против моей любви!

Страшный взрыв сотряс каменные стены. Зловонная жижа все прибывала.

– Полимерное покрытие! – воскликнула Мерси, надежно защищенная психокреативной сферой. – Никто, кроме меня, не сумеет так расплавить, растянуть, сплющить длиннющие молекулы полимеров. Я – хозяйка органической материи. Из навоза я делаю цельные питательные продукты. А еще могу сварить дьявольский клей и намертво запечатать пакеты, ящики, свертки. Потом напущу сюда ядовитых газов, чтобы наши враги и близко не подошли к этой чертовщине.

Жуткая магма заполняла каждый уголок складского помещения. Мерси выплыла из двери и взглядом затворила ее, дико смеясь. Весь подвал уже пропитался отравленными испарениями, поэтому она быстро взлетела на верхнюю площадку, где ее ожидал Салливан. Бронзовая дверь, ведущая в подземелье, с треском захлопнулась, и оба, тяжело дыша, прислонились к ней, ощущая вибрацию воздуха.

У подножия винтовой лестницы сидел Эйкен Драм и смотрел на них.

– Дело сделано! – ликуя, воскликнула Мерси. – А он уже на пути сюда! Ты, жалкий шут, будешь биться с ним в честном бою, потому что на приведение в порядок всего этого барахла из Содружества уйдут недели. Бери Копье, король Эйкен-Луганн. Включай свой обугленный мозг, если сможешь. Ноданн скоро будет здесь! И это конец!

– Да, – согласился Эйкен. Потом небрежно кивнул Салливану Танну. – Эй ты, отойди от нее.

Психокинетик взмыл в воздух и полетел через огромный вестибюль во двор. Но вдруг его тело словно бы наткнулось на невидимую преграду. Послышался сдавленный крик.

– Далеко не уходи, – предупредил Эйкен.

Салливан повис на иллюзорной стене. По лицу его текла кровь, челюсть отвисла, разбитые зубы оцарапали нижнюю губу. Из горла вырывались булькающие хрипы.

Затем его пятки начал лизать огонь.

– Нет! – крикнула Мерси.

– Это дело твоих рук, – спокойно возразил Эйкен.

Дым извивался, густел. Тело корчилось, звуки, исходившие из ума и глотки, были не менее ужасны, чем сползающая клочьями кожа. Одежда вспыхнула мгновенно; пламя распространилось выше колен; на месте ступеней и лодыжек уже торчали голые кости.

– О Боже! – взвизгнула Мерси и метнула маленький сверкающий шар, поразив заживо горящего человека прямо в мозг.

Умственные, крики прекратились. Тишину нарушали только потрескивание огня да приглушенные всхлипы Мерси.

– Пойдем наверх.

Эйкен подал ей руку. Она медленно подошла к нему, лишь теперь заметив, что он весь в черном; даже золотые сполохи мыслей потухли в этой страшной, волнующей черноте.

Мерси оперлась на руку, согретую человеческим теплом.

– Ну?.. – В голосе ее звучала веселость обреченной на смерть. – И как ты это сделаешь, Амадан-на-Бриона?

– Пойдем, – сказал он. – Увидишь.

Копье.

Золотое на фоне обступившей их темноты, кровожадное, полное горячей энергии. Вовсе не стеклянные, как она думала, а живой ствол из плоти и крови. Он выпустил жгучий болевой заряд, а потом вобрал в себя всю ее энергию, всю жизненную силу, всю радость и горе, всю память, все мысли, все, что было задумано и выполнено. Поглотил ее, и она исчезла.

А сам он засиял еще ярче.

Как ни странно, взглянув на останки, он почти не испытал боли.

 

8

Ноданн повелел приблизиться к Гории со стороны моря, подальше от заходящей полной луны, хотя было ясно, что узурпатор не только знает о вторжении, но и приготовил своему главному противнику великолепный прием.

Город был залит огнями, и все небо создавало перламутровый фон мерцающему многоцветью, зданий. На огромной крепостной стене пылало ожерелье оранжевых костров, с каждого бастиона светили на море фиолетовые и голубые прожекторы. Стоящий на высокой скале фасадом к морю Стеклянный замок, казалось, парил в воздухе короной сверкающих аметистов, сапфиров, топазов в обрамлении колонн и филигранных шпилей с золотыми искрящимися звездами.

Оседлав ночной ветер, над крепостью взметнулись змеи на золотых и серебряных канатах.

Их были сотни – от овальных и ромбовидных титанов двадцатиметрового диаметра до мощных сороконожек и японских драконов всех боевых типов и форм. Огромные, озаренные крошечными огоньками конструкции (на сей раз без пассажиров) несли на крыльях изображения кривляющихся самураев, восточных демонов, мифических чудовищ.

Ноданн взревел при виде такой зловещей эскадрильи. Два летательных аппарата под прикрытием психокреативных щитов подлетели к крепостным стенам и зависли на высоте в несколько тысяч метров; десантники ожидали приказа.

– Что будем делать, Стратег? – послышался в динамике голос Туфана. – Воздух так и кишит этой саранчой.

Ноданн стоял за спиной Селадейра, ведущего Единицу, и пытался дальним зрением охватить это безумное барражирование.

– Бумага, хлипкий шелк и бамбуковые палки! – наконец вынес он свой приговор. – Наше ро-поле сожжет их как сушняк. Правь прямо на них! Всем приготовиться! Как только я поражу Мечом королевские покои, будем садиться.

– Слушаюсь, – сказал Туфан.

В прорези стеклянного забрала мелькнула торжествующая ухмылка Селадейра, и, приняв на себя рычаг управления, он почти на скорости звука врубился в гущу змеев.

Две магнитно-гравитационные машины, летящие бок о бок, одновременно запутались в сверхпроводящих тросах. Змеи вспыхнули и в момент сгорели, но их золотые и серебряные хвосты плотной паутиной облепили черное металлокерамическое оперение ро-птиц, и силовой поток с трудом пробивался сквозь эту сетку, расчерчивая небо дымными дугами плавящихся проводников. Возникала угроза утечки энергии и потери гравитационного равновесия.

В эфире зазвенел телепатический смех шута, перекрывая скрежет задыхающихся генераторов ро-поля, треск разрываемых проводов и громовое шипение ионизированного пара над бурлящим внизу морем.

– Прыгайте! – крикнул Ноданн своим рыцарям. – Всем срочно покинуть машины!

– Брат! – завопил в ответ Сотрясатель Земли. – Люк заклинило!

Мощным психокинетическим усилием Ноданн взрезал вакуумный замок и проложил защитный тоннель для десантников. Тех, кто не умел самостоятельно держаться в воздухе, Стратег и Кугал опускали на парапет набережной, словно поток радужных метеоритов. Увидев благополучно приземлившегося Селадейра, Ноданн, сжимая фотонный Меч, последним выбросился из люка.

Его тут же отнесло в сторону, и он увидел, как машина вздрогнула, медленно повернулась вокруг своей оси и стала падать в море, окутанная фиолетовыми клубами.

– Туфан! – загрохотал штормовой голос. – Прыгай, Туфан!

Пассажиры второго корабля в панике молотили по заклинившему люку стеклянным оружием и бесплодными психокреативными импульсами. В умственной сумятице Стратег едва расслышал мысль первого пришельца:

«Прости, Стратег, садиться опасно… Благородным рыцарям тану никогда не постичь низменных хитростей науки…»

На самой высокой башне Стеклянного замка заплясала искорка, вытягиваясь сверкающей иглой. Сноп зеленого света, выпущенный из Копья, пронзил безвольно застывшую экзотическую птицу. Ноданна оглушило взрывной волной. Над морем мучительно медленно вздулся огненный шар вторичной детонации, испещренный лиловыми кристаллами разорванного силового поля.

Ноданн приземлился. Слишком поздно! Когерентный луч, двойник разрушившего машину, превратил верхушку башни в пар. Воздух задрожал от взрыва.

И от смеха.

«Попробуй еще раз», – достигла его сознания обидная издевка шута.

Вне себя от ярости, Ноданн смел всю башню до основания. Но, разумеется, Эйкена там уже не было; лишь звенело эхо его насмешек.

Ноданн обследовал главный бастион крепости. Двести уцелевших рыцарей выступили навстречу врагу. Верные королю силы тану во главе с Чемпионом Елейном и Альбораном Пожирателем Умов готовились к наступательному метаконцерту. Третьим выстрелом из фотонного оружия Стратег отколол большую глыбу фасада и обрушил ее во двор на защитников крепости.

– Назад! – крикнул Блейн, мгновенно переключившись на оборонительный психокинетический модуль.

Три десятка тану под его командованием сумели отвратить удар; задело очень немногих. Но рыцари Ноданна теснили их, и в пылу рукопашной схватки дисциплина, потребная для скоординированного умственного усилия, была нарушена. Возобладал древний боевой инстинкт расы; защитники и нападающие противопоставили друг другу стеклянное оружие и разрозненные мозговые усилия.

– Сплотить умы! – взывал Альборан.

Юные лоялисты сомкнулись вокруг гибрида-принудителя, вновь применив эффективную тактику метаконцерта. Сраженные массированным умственным напором воины Стратега либо погибали на месте, либо получали множественные мозговые травмы. Однако Ноданн сумел воспользоваться преимуществом создавшейся суматохи. Самых слабых рыцарей он отправил на передний двор, а наиболее доблестным велел прорываться в покои. Разбившись на три отряда (первый возглавил он сам, второй – Кугал Сотрясатель Земли, третий – Селадейр Афалийский), они углублялись в чрево замка.

– Ищите Эйкена Драма! – Стратег пылал благородным негодованием. – Рассыпаться по всей крепости! Но кто найдет его – помните: он мой!

Обычного ясновидения было недостаточно, чтобы обнаружить узурпатора, чьей маскировкой служили не только природная хитрость, но и переносное устройство двадцать второго века, с которым он не расставался. Ноданн понимал, что легче выманить его на открытую схватку, чем отыскать в закоулках дворца.

Селадейр в сопровождении семидесяти с лишним рыцарей пробился в отведенное людям крыло замка, преодолев отчаянное сопротивление серых и серебряных стражников. Окольцованные оказались бессильны перед натиском воинов тану, способных оказать на них принудительное воздействие через торквесы. Отряд за отрядом серые под командованием серебряных офицеров натыкались на властные посылы врага, побуждавшие их бросать железное оружие и покоряться грозной силе стеклянных мечей.

– Перебить всю первобытную свору! – рявкнул лорд Афалии. – Стереть с лица земли!

Он повел свой отряд к казармам, полагая, что Эйкен укрылся среди представителей собственной расы. По ходу рыцари убивали всех голошеих, серых и серебряных. Но стоило им выйти из-под эгиды Ноданна, как на пути у них вырос отряд золотой королевской гвардии, должно быть, поджидавшей в засаде.

Первобытные были при полном рыцарском облачении, которое отражало, впрочем, лишь слабые психокреативные удары, и держали в руках казавшееся до странности хрупким оружие. Их было всего-то два десятка во главе с командиром Конгривом, чей доспех сиял голубоватым светом метапсихической энергии. На скрытом канале он четко отсалютовал Селадейру.

– Эй, Конгрив! – прорычал Селадейр. – Ты же был верным слугой Стратега, пока золотой червяк не задурил тебе мозги. Бросай оружие! Переходи к нам!

– Сдавайся, лорд Афалии, – ответил Конгрив. – Король Эйкен-Луганн пощадит вас.

Селадейр и его рыцари расхохотались, потрясая мечами.

– Да ведь нас втрое больше, – попытался образумить его старый творец.

– Слышь, даю тебе пять секунд!

– Готов, Джерри? – тихо спросил Конгрив.

– Ах, так?! – взревел Село и пальнул по мозгам наглых первобытных.

Но Конгрив даже не шелохнулся. Тогда из задних рядов, словно Ангел Божий, вылетел психокинетик и навис над людьми, размахивая огненным мечом.

– Убери его, Джерри, – досадливо поморщился Конгрив.

Гвардеец положил палец на спусковой крючок лазерного карабина. Тут же послышалось какое-то чириканье, сверкнул алый луч и надвое разрезал психокинетика прямо через доспехи. Тот рухнул на каменные плиты метрах в двух от Селадейра.

– Сдавайтесь, – повторил Конгрив.

На миг тану оцепенели. Затем вперед выскочили четыре принудителя и творец. Первая шеренга гвардейцев выстрелила по ним из карабинов «Мацушита»; лучи были тоньше игольного ушка. Пятеро атакующих один за другим попадали, пораженные в сердце или в мозг. На каменных плитах пола послышался погребальный звон доспехов.

– Сдавайтесь. – Голос Конгрива звучал устало. – Мы получили приказ по возможности сохранить вам жизнь. Король Эйкен-Луганн просил напомнить вам, что соперником в Сумеречной Войне будут не люди, а фирвулаги.

Селадейру вдруг почудился пронзительный вой, доносящийся из внутренних покоев вместе со звуками ожесточенной схватки. В полном отчаянии он послал мольбу Стратегу:

«Помоги, мы погибаем!»

Ответа не последовало. Позади него еще один меч со звоном полетел на пол – рыцари падали, не успевая оплакать рухнувшие надежды. Селадейр медленно разжал пальцы, расслабил мышцы руки, и его сверкающий меч с позором шмякнулся оземь, моментально потемнев.

Командир золотых отдал приказ:

– Карабины убрать! «Гускварны» на изготовку!

Селадейр, словно в полусне, увидел, как гвардейцы быстрым движением передвинули за спину легкое оружие и ухватились за стволы более мощных винтовок.

Не веря глазам своим, он крикнул:

– Но мы же сдались!

Конгрив отозвался чуть ли не виновато:

– К несчастью, у нас нет времени! Приготовиться! Пли!

И «Гускварны» просвистели свою песню, что повергла в забвение лорда Афалии и всех его рыцарей.

Нашел ее Сотрясатель Земли.

Взламывая двери, заглядывая в альковы, шаря за ширмами, наводя ужас на лакеев и горничных, истребляя путающихся под ногами серых охранников, он наконец очутился перед позолоченной двустворчатой дверью. Над нею висел гербовый щит, покрытый эмалью в оправе из алмазных завитков; стилизованный узор отдаленно напоминал геральдическую фигу узурпатора.

– Это его покои! – воскликнул Кугал.

Один взгляд – и дверь с гулким звоном надломилась по шву.

Размахивая золотисто-розовым мечом, он ворвался внутрь, а за ним сорок рыцарей. Вначале они попали в прихожую, обставленную легкой плетеной мебелью и выходящую на широкий, посеребренный луной балкон; за прихожей были две гардеробные, до отказа набитые одеждой, далее – внутренний салон, откуда одна дверь вела в роскошную ванную, выложенную ониксом и золотом, а другая – в королевскую опочивальню. Здесь гирлянды фиолетовых и янтарных лампочек освещали огромное круглое ложе под золотистым балдахином и покрывалом из черного атласа.

На нем покоился бледный силуэт.

Лишь через несколько минут Кугал смог собрать силы для телепатического сигнала:

«Брат! Ноданн, ко мне!»

Стратег мгновенно очутился рядом и наполнил комнату солнечным сиянием. Кугал сделал знак своим воинам удалиться и сам вышел, оставив Ноданна одного.

– Моя Мерси-Розмар! – прошептал Аполлон, склоняясь над нею.

Дорогие ему очертания остались нетронутыми: хрупкие руки – одна откинута, другая покойно вытянута вдоль тела; ноги с удлиненными ступнями, ямочки на коленях, изящный изгиб бедер, темная загадочная расселина ее женственности, небольшая упругая грудь жемчужно-серого оттенка, слегка выгнутая шея с похолодевшим золотым торквесом, нежная линия расслабленного подбородка. Лицо излучает покой, губы слегка приоткрыты и все еще подсвечены теплым сиянием, однако на волосы и ресницы уже легла прозрачная снежная пелена.

– Твоя ненасытная жажда жизни вселила в него ужас, – промолвил Ноданн. – Теперь он обратит твои жизненные силы на мою погибель. Ах, Мерси, ведь ты знала, ты предупреждала меня!.. Постой…

Он снял розовую стеклянную рукавицу. Серебряная рука быстро прошлась по телу Мерси, и оно рассыпалось в пыль; остались только торквес и пушистые кольца на черном атласе…

Заходящая луна вместо серебра плеснула в окно расплавленным золотом. И чей-то внутренний голос скомандовал:

«Выходи!»

Они сошлись высоко в небе над бушующим морем, и защитой им, как того требовал ритуал, служили только собственные умы.

Когда сверкнула зеленая сигнальная молния и гром раскатился по уступам горы, все прочие схватки разом прекратились. Всем не терпелось лицезреть поединок титанов. Даже мирные жители города, до той поры прятавшиеся в подвалах, высыпали на бастионы и затесались в толпу безмолвных рыцарей в стеклянных доспехах.

По чьей-то команде погасли все метапсихические огни; масляные светильники тоже догорали в предрассветных сумерках, и Гория теперь походила на город-призрак. Над проливом Редон то и дело мелькали зеленые вспышки, затмевая два сверкающих силуэта.

Кое-кому из зрителей довелось стать свидетелем первого поединка между Эйкеном и Ноданном, что был прерван потопом в Серебристо-Белой равнине. Они могли отметить некоторые отличия в боевой тактике противников: маленький человечек держался более осмотрительно, избрав оборонительную тактику; богоподобный Ноданн, напротив, дрался самозабвенно и яростно, что было совсем не в его стиле.

Да, Стратег проявлял необычайную агрессивность. Розовый нимб стал багровым, и Стратег бомбил врага непрерывными очередями фотонного Меча. Звездные вспышки сотрясали защитный экран шута, вспыхивающий то голубым, то желтовато-зеленым, то пунцовым пламенем.

– Выскочка! – ревел ураганный голос Ноданна. – Самозванец! Я – наследник короля Многоцветной Земли, старший сын Тагдала и Нантусвель. А кто твои родители? Стерильная посуда в генетической кухне? Пробирки для смешивания замороженной спермы и тухлых яиц мертвой бабы? Какой из тебя король?..

Чудовищные валы прокатывались по взбаламученной поверхности моря. Фигурка в черных доспехах с золотым подбоем совсем потускнела.

– Что молчишь? – бушевал Ноданн. – Или твоей храбрости хватает лишь на женщин? Испугался ее страсти, гнида? Спрятался, как слизняк от солнечного света? Конечно, куда тебе затмить солнце!

Эйкен хранил безмолвие за медленно разрушающимся умственным щитом. Обвинения, казалось, не доходили до него; вся ярость их тонула в темной воде.

– Отвечай же, черт побери! – гремел Ноданн изнутри своей ауры, струящейся, как хвост кометы. – Или ты ищешь смерти?.. Думал за ее счет заткнуть трещины в своем мозгу? Не вышло, да? Ты и сам понимаешь, что твой жалкий умишко не стоит мизинца единственной женщины, которую ты любил!

Ноданн нажал верхнюю кнопку на рукояти Меча. Счетчик питания показывал, что в батарее хватит энергии еще только на один залп такой мощности.

– Утомился, поди, сидеть на троне! Твои подданные ненавидят и презирают тебя, а ты ничего не можешь поделать – кишка тонка! Ничтожество! Шут! Заговорщик! Противник чести, благородства, красоты!

Вспышка невероятной силы вырыла кратер в волнах, и Эйкен вместе со своим щитом скрылся из виду. Потом вдруг заклубился, зафонтанировал вихрь мощных испарений, и где-то в глубине его пульсировало слабое золотое сияние, перемежаясь с приглушенно-карминным светом морских глубин.

Стратег выжидал. Наконец из клубов пара выделился небольшой шар совершенной формы и цвета густеющей крови. Его едва хватало, чтобы обволакивать фигурку в доспехах и тусклое стеклянное Копье.

– Выходи! – призывал Аполлон. – Хватит прятаться, король шутов!

Шар напоминал череп, туго обтянутый блестящей алой кожей, а глаза точно утонули в глубоких колодцах.

Ноданн приготовил Меч.

– Так и умрешь, не сказав ни слова? Ну смотри, дело твое!

В последний залп Ноданн вложил всю мозговую энергию в сочетании с полной мощностью фотонного оружия. Вспышка получилась ослепительно белой, а отдача раскатилась нескончаемым эхом между холмами Арморики и Бретани.

Золотой шут стоял напротив во всей своей незащищенности.

– Нет!.. – прохрипел Стратег.

Сиятельный улыбнулся и широко распахнул ум. Ноданн в отчаянии осознал, что все было заранее спланировано, чтобы измотать его и позабавить зрителей, даже тех, которые не обладали даром ясновидения, поскольку исход поединка просматривался невооруженным глазом.

Эйкен, не торопясь, отстегнул перевязь и поднял Копье на вытянутой руке. Ноданн почувствовал, как коварный психокинетический импульс подтачивает силу его мышц. Мгновение – и ремень соскользнул с плеча, а рукоять выскользнула из невольно разжавшихся пальцев. В тот же миг Эйкен бросил Копье.

Ноданн снял шлем. Защитный нимб испарился во время завершающего удара, но стан Аполлона вобрал в себя сияние восходящего солнца.

Эйкен же походил на обнаженную звезду.

– Мне и твой мозг пригодится, – только и вымолвил он.

Аполлон вспыхнул и сгорел как свечка, оставив после себя серый пепел, угасающую насмешливую мысль и серебряную руку, что стремительно падала в море.

Король подхватил ее на лету. Из-за крепостных стен вставало солнце, и народ Многоцветной Земли пел Песню в его честь.

«Неплохо сработано», – подумал он и отправился восвояси.